Финн, Джейк и Волшебный Камень (джен)

Теперь-то уж Снежный точно знал, что нужно для действительно хорошей вечеринки. Насколько он знал, на вечеринках всегда весело. Играет веселая, громкая музыка, танцуют свою неведомую польку темные силуэты, в большой компании всем хорошо настолько, что любая шутка, пусть даже совсем не смешная, будет встречена с одобрением. Это чувство веселья, смешанного с единением, иногда было настолько ярким, что Снежному казалось, что это когда-то происходило с ним. Хотя это и невозможно: вечеринки, смех, веселье и дружба — это привилегия героев, он же злодей, и его вечный удел — одиночество.

— Быть может, если на моей вечеринке будет крутая музыка, то она всем запомнится? — спросил Снежный Гюнтера. Пингвин, как и ожидалось, не ответил, лишь посмотрел на хозяина бесконечно грустными и совсем человеческими глазами. Король задумчиво погладил Гюнтера по голове.

Когда-то он умел играть на гитаре. На гитаре и на барабанах. Впрочем, барабанная установка до сих пор покоится в одном из укромных углов его безгранично вместительного дома, покрываясь пылью. Отчего-то Снежный вот уже долгое время не может пересилить себя и сыграть хотя бы простенький ритм. Стоит ему присесть и занести палочку, в голову тотчас же начинают лезть всяческие неприятности. Что-то об одиночестве, о том, что когда-то он был совсем не таким, как сейчас, что ему нужно больше времени проводить на воздухе и не красть принцесс. Странные мысли. Странные и словно принадлежащие не ему, а какому-нибудь зануде в круглых очках.

Однако сегодня Снежный определенно пересилит себя и поиграет на любимых, неоднократно чиненных барабанах. Старик подошел к установке и задумчиво провел пальцем по когда-то звонкой тарелке, снимая слой пыли. Нет. С одной установки хорошей песни не получишь.

— Кажется, был у меня где-то тут синтезатор, была и гитара, — пробормотал Снежный, взлетел и, на секунду зависнув в воздухе для того, чтобы вспомнить маршрут, направился в комнату Воспоминаний.

Комната Воспоминаний наверняка есть в каждом доме. Обычно это темный, маленький, заставленный разномастными цветными пыльными коробками чулан, в который заходят очень редко, разве что если отправить на свалку воспоминаний ещё что-нибудь. Обычно это такие вещи, которые вроде бы и не нужны, а выкинуть жалко: первый молочный зубик старшей дочери, туфли, в которых она пошла на свой первый и единственный выпускной бал, школьные тетрадки мамы, где она примерно выполняла домашние задания и терпеливо выписывала неизменное "Мама мыла раму". Найдется там место и для отцовского спиннинга, и для дедушкиных медалей, и для материнского старого платья, в котором она выходила замуж. Как иногда приятно зайти в такой чулан, долгое время сидеть на пыльном полу, перебирать старые, ненужные уже вещи и предаваться ностальгическим воспоминаниям.

У Снежного такая комната тоже была и, пожалуй, в данном вопросе он не выделился ничем, разве что воспоминаний у него было много, соответственно, и комната была побольше среднего чулана и занимала практически все ледяное подземелье. Хранились там, в общем-то, странные на первый взгляд вещи: старинный дорожный знак въезда в город с загадочной надписью "Novgorod", клетчатая рубаха совсем уж странного фасона, мужские брюки с дырой на колене, детская игрушка с вылезшим пухом, — это то, что было видно сразу, остальные же вещи терялись в общем буйстве антиквариата. Привлекал внимание толстый альбом, лежащий на почетном месте — в центре орехового стола с давно уже подкашивающимися ножками, что завален разночинными бумагами неясного вида и предназначения. Альбом с цветистой, тщательно сделанной обложкой, на которой заботливой рукой выписано "Мои воспоминания" витиеватым почерком с нестандартным левым наклоном.

Наверное, будь Снежный немного в другом настроении, он непременно засел бы в этой комнате надолго. Перебрал бы старинные вещи, рассмотрел бы, как следует, альбом, потерялся бы в различных вырезках из газет, фотографиях, рекламных проспектах пятизвездочных отелей, строящихся на века и давным-давно рассыпавшихся в прах. Ощутил бы невнятную, ностальгирующую грусть, смешанную с тоской по былому. Наплыли бы неровными волнами воспоминания, как яркие вспышки, наплыли — и забылись бы в ближайшие пять минут, вытесненные более нужными вещами.

Но настроение у Снежного сейчас болталось немного на другой волне, поэтому он, не отвлекаясь ровно ни на что, принялся рыться в куче старинного антиквариата, выискивая то, что ему так сейчас нужно.

— Где же она? Неужели я подарил ее Марселине, она ведь так долго на нее облизывалась... Невозможно! — Снежный с торжествующим криком вытащил за гриф из груды никому не нужной грязной пыльной одежды старинную гитару. Лак ее совсем облупился и пошел пузырями, струн давным-давно уже не было, а по грифу пошла мелкая сетка трещин. Снежный по-отечески заботливо погладил деку, заглянул в розетку и на всякий случай потряс — не закатилось ли чего за столько лет? Словно в подтверждение, из розетки выпал огромный комок серой пыли, который Снежный брезгливо отфутболил куда подальше.

Снежный подхватил гитару под мышку, вылетел из подвала и положил гитару на блестящий холодный пол.

— Бедняжка, как ты там, в холоде, в пыли и в темноте, одна... Не волнуйся, сейчас тебя починят, — Снежный наклонился над гитарой и словно впал в какой-то транс. Пусть он и не помнил, как обращаться с гитарой, зато его руки помнили. Действуя чуть ли не отдельно от хозяина, руки заботливо протерли гитару, всю, от грифа до дек, залили трещинки крепко держащим, но пахучим столярным клеем, покрыли лаком и высушили горячим воздухом фена, не давая ему пойти пузырями, вытащили из кухонного шкафчика новый набор струн, поставили их и настроили, даже не прислушиваясь.

Снежный снова погладил гитару и провел рукой по новым струнам, извлекая звуки, и преданный инструмент отозвался веселым гулом.

* * *

Бонни отложила книгу, наконец намереваясь выйти и прогуляться. Марси ушла и все ещё не вернулась, а потому делать Жвачке во дворце определенно было нечего. Пора, в конце концов, подышать свежим воздухом, отдохнуть ото всех забот, свалившихся на ее многострадальную голову в последнее время, посидеть на мягкой розовой травке и понежиться в лучах ласкового солнышка...

Она поднялась на основной этаж дворца, зашла в ванную и умылась. Чистая, холодная ключевая водичка приятно освежала, упорядочивала мысли, делая голову ясной. Бонни вытерла раскрасневшееся лицо вафельным полотенцем с аляповатыми цветочками и собиралась спуститься на улицу, как вдруг в окно постучали. Жвачка подняла глаза и нарочито устало вздохнула.

— Опять ты, Снежный? Что тебе нужно на этот раз?

— Добрый день, принцесса! Обещаю, я не похищу тебя сегодня, мне нужна... — Снежный ненадолго замялся, — нужна твоя помощь.

— Моя помощь? — Бонни скептически подняла брови. Неужели наступил тот день, когда Снежный король научился похищать принцесс более хитро? Неужели это его новая уловка?

— Я даже гитару принес! — Снежный торжествующе тряхнул головой, при этом тяжелая металлическая корона чуть не свалилась с него, раскрыл окно и ввалился в комнату, поддерживая невообразимо старую и невообразимо странную гитару рукой. — Я присяду, хорошо? На этом инструменте играют сидя!

— Хорошо, — принцесса Жвачка пожала плечами и указала рукой на ближайший к Снежному стул, обитый розовым в лиловый кружочек ситцем. Снежный уселся на стул, устроил гитару на тощих, выпирающих из-под синего халата коленях, размял руки и, сделав вдохновленное лицо, принялся играть.

It was a teenage wedding*

Did truly love the mademoiselle...

Бонни обхватила себя руками. Шутка ли, но Снежный действительно изобрел более изощренный способ похищения. До него никто никогда не пел ей песен. И пусть голос его дребезжал, пальцы порой соскакивали с ладов, запарывая некоторые моменты, а струны звенели, Бонни казалось, что это лучшая песня на свете. Песня, которую для неё пел безумный старик.

"C'est la vie", say the old folks

It goes to show you never can tell.

Снежный еще раз брякнул по струнам, и веселая, бесшабашная песенка оборвалась, и тишина стала натянутой и звенящей.

— Ну и как тебе? — он улыбнулся, улыбнулся дико, оголяя неровные желтоватые длинные зубы, и Бонни поежилась. — Я старался. Я ведь давно не играю...

— Знаешь, Снежный, — Жвачка вздохнула и присела рядом, — если бы ты не вышибал стекла и не похищал принцесс, а играл бы им на гитаре, то от подруг у тебя давным-давно не было отбоя.

Снежный кивнул и зачем-то провел пальцем по носу, словно поправляя очки, каких у него сроду не водилось.

— Ты поможешь мне, принцесса? Я...

— Хорошо, — Бонни улыбнулась. — Тебе повезло, что у меня хорошее настроение, да и гитарой своей ты меня впечатлил.

* — использован фрагмент песни You Never Can Tell Чака Берри.