Колдун из Азкабана (гет)

Гарри шагал по сырой тропинке густо засаженного парка, еще хранящего запах недавно прошедшего дождя. Растущие вдоль пустынной аллеи высокие кусты то и дело задевали его мокрыми ветвями, оставляя на мантии влажные пятна. Наверху, почти у хмурящегося неба, под сильным ветром кланялись друг другу своими куцыми кронами столетние деревья, поскрипывая толстыми стволами. Периодически в глубине парка робко мелькало бело-серое пятно резиденции министра.

Мартовское утро выдалось холодным, мрачным и тоскливым, как будто несчастный предвестник грядущих перемен. У Гарри закралось суеверное сомнение, что, может быть, сегодня не лучший день для первой встречи с министром, но глупые мысли, навеянные мрачной погодой, оставили его разум, уступив место впечатлениям, едва Гарри добрался до резиденции. Открывшийся перед ним вид был неожиданным, разочаровывающим и захватывающим одновременно.

На побеленных стенах двухэтажного здания темнели влажные разводы, оконные проемы с деревянными ставнями зияли черными впадинами. Над эркером первого этажа располагался небольшой балкон с прикрепленными к металлической, местами поржавевшей ограде, бледно-красными горшками, в которых виднелись занявшиеся ростки.

Гарри обошел дом кругом, но и другие стороны соответствовали фасаду простотой, граничащей с бедностью. Зато на заднем дворе обнаружился радующий глаз сад с низенькой беседкой, прудиком и любовно устроенными альпийскими горками.

Скудность отделки имения удивила Гарри, одновременно вызвав в нем чувство неловкости за свой роскошный особняк. Аскетизм был крайне необычным качеством для волшебников, способных взмахом кисти придать лоска любому элементу интерьера. А уж министры магии и вовсе не отличались сдержанностью, коль скоро роскошь не требовала огромных трат бюджетных средств.

Еще одним отличием от традиций волшебного мира явилось отсутствие эльфа. На его стук в дверь из дома донеслось короткое: «Входите!».

Гарри остановился в тесной прихожей, нерешительно вертя в руках подарочный набор коллекционного чая. Спустя несколько секунд из ближайшего дверного проема показалось упитанное задорное лицо хозяйки. Окинув гостя взглядом, она жизнерадостно улыбнулась, и у ее глаз появились добрые лучики-морщинки.

— Раздевайтесь, мистер Поттер, проходите внутрь! Обед сейчас будет готов!

Гарри поблагодарил, снял пальто и прошел мимо кухни в просторную гостиную-столовую, где у дальней стены увидел стоящего к нему спиной мужчину, сосредоточенно подрезавшего листья у комнатного куста.

— Здравствуйте, господин министр, — поздоровался Гарри, направляясь к нему.

— Добрый день, мистер Поттер, — раздался ответ, но почему-то из-за спины.

Гарри удивленно обернулся и увидел спускающегося по лестнице министра. Он оглянулся на мужчину у стены, который в этот момент оторвался от своего занятия и внимательно разглядывал гостя с настороженностью и, как показалось Гарри, даже с некоей враждебностью.

Они были необычайно похожи, министр, однако, при внимательном рассмотрении, отличался несколько более резкими чертами лица, был шире в плечах, чуть выше ростом и выглядел старше. Его атлетическое телосложение угадывалось сквозь домашнюю одежду — футболку, трикотажные брюки и мягкие тапочки. Держался он, несмотря на свою должность, без вызова и апломба — руки в карманах брюк, расслабленные плечи, а глаза наполнены нескрываемой заинтересованностью.

Квин подошел к растерявшемуся Поттеру, пожал руку и поблагодарил за чай, затем познакомил его со вторым мужчиной по имени Ян Портер. Квин представил его своим управляющим, но рукопожатие Портера было неожиданно крепким для человека, работающего с документами, кожа ладони грубой и твердой, как у людей рабочих профессий. В скупых, но плавных движениях угадывались решительность, ловкость и твердость, свойственные профессиональным спортсменам, у которых за годы тренировок тело на рефлекторном уровне приобретает привычку беречь энергию. Самой выдающейся же деталью его внешности были карие глаза, а точнее взгляд, который словно бронебойный выстрел прошивал насквозь, заставляя почти физически ощущать внимание своего хозяина.

Пожимая руки, Поттер и Портер за несколько мгновений пристально изучили друг друга. Неприкрытая угроза во взгляде управляющего сменилась снисходительной усмешкой, а затем холодное, самоуверенное безразличие легкой занавесью подернуло карие глаза, как бывает у тех, кто полностью уверен в безоговорочном превосходстве над потенциальным соперником. После этой взаимной оценки у Гарри больше не осталось сомнений относительно настоящей профессии Яна Портера.

— Дорога вас не утомила? — любезно поинтересовался министр, прерывая затянувшееся рукопожатие гостя и управляющего.

— Нет, что вы, — ответил Гарри, увлекаемый Квином к обеденному столу. — Я так редко бываю на свежем воздухе, что прогулка по парку была мне только в радость.

— В таком случае вы один из немногих, кто еще ценит покой и умиротворение природы. Чаще всего я слышу упреки, что заставляю гостей ходить пешком, — беззлобно рассмеялся Квин.

Хозяйка тем временем закончила сервировку стола, после чего покинула комнату. Вслед за ней скрылся и Портер. Министр подал пример, первым приступив к пище. Ел он быстро, практически не пережевывая, отправляя в рот ложку за ложкой, словно вечно голодающий нищий. Гарри старался соответствовать, поэтому с горячим в виде обычного шотландского супа-пюре из лука, чернослива, чечевицы и бекона они покончили довольно быстро и перешли ко второму блюду, состоявшему из отлично приготовленных клапсшота и хаггиса.

Несмотря на то, что Гарри предпочитал традиционной шотландской кухне европейскую, он вынужден был признать, что хозяйка министра великолепно знает и соблюдает традиционную рецептуру. К стыду всех ресторанных поваров, чаще всего в кулинарных заведениях хаггис подавали с жутким количеством специй или с нарушением процесса варки потрохов, из-за чего печень в ливере теряла свой характерный привкус, больше пропитываясь соками сала и насыщаясь солью. Именно поэтому, если турист желает попробовать настоящего шотландского хаггиса, ему не стоит идти в ресторан, а попытать счастья и обратиться к истинным хранительницам традиций этого ветреного края — домохозяйкам.

Гарри выразил восхищение прекрасно приготовленным обедом, однако министр, видимо уже привыкший к таланту своей хозяйки, отреагировал вяло и снова сосредоточился на еде. В итоге они закончили с горячим и вторым блюдом еще до того, как хозяйка принесла десерт и чай.

— Вас смутил мой управляющий? — Квин, закончивший с приемом пищи быстрее гостя, терпеливо дождался, когда Гарри доест.

— В некоторой степени, — ответил Гарри, отложив приборы и протерев губы столовым полотенцем.

— Вы, должно быть, подумали, что я — это он?

— Нет, господин министр, я подумал, что он — это вы.

— Весьма распространенный конфуз.

— Неудивительно, ведь вы очень похожи. Он ваш брат?

— Нет.

— Неужели сын? — спросил Гарри и заметил, как едва заметная тень на мгновение омрачила лицо министра. Он тут же отвел взгляд, надеясь, что Квин, который в этот момент задумчиво смотрел в окно, не заметил столь беззастенчивого внимания с его стороны.

— Мистер Поттер, мы не родственники.

— Тогда остается двойник.

— Вы так думаете? — Квин изогнул бровь. — Может, пари?

— Я лучше предпочту поверить вам на слово, господин министр.

— Я считал, что верить на слово неприемлемо для начальника Собственной Безопасности.

— Это зависит от обстоятельств.

— И каковы обстоятельства сейчас?

— Позвольте уточнить, господин министр, кого вы пригласили на обед — меня или мою должность?

— Интересно, как вы разделяете понятия личности и профессии. В таком случае вынужден задать встречный вопрос — а к кому вы пришли, мистер Поттер?

— В моем понимании министр в любой обстановке остается министром, в то время как среднему классу надлежит разделять работу и быт.

— Вы очень скромны, но отнюдь не неправы. Однако же любопытно, что вы причисляете себя к среднему классу.

— У меня невысокая должность, господин министр, и несмотря на обширные полномочия, они все же не добавляют того веса крупного чиновника, при котором необходимо даже в быту оставаться при исполнении. Я ценю эту возможность отделить рабочее от личного, и не забываю о чести, оказанной мне этим назначением.

Райли одобрительно кивнул и улыбнулся. Тем временем хозяйка принесла десерт, забрала пустую посуду и закрыла за собой дверь. Райли аккуратно разрезал кусочек торта на две половинки и отправил одну в рот. На этот раз тщательно пережевывая, он при этом абсолютно беззастенчиво разглядывал Поттера. Гарри решил дать министру возможность изучить себя и старательно делал вид, что не замечает прилипшего к нему взгляда.

Закончив с десертом, они некоторое время поговорили на отвлеченные темы. Оппозиционный настрой, с которым Гарри пришел на обед, слабел. Министр казался приятным человеком и «своим» парнем — незаурядный ум и отличное воспитание позволяли ему умело вести беседу, чувствуя стиль собеседника и подмечая перемены в его настроении. Тем не менее, несмотря на складывающееся впечатление, Гарри прекрасно понимал, что министр явно прощупывает почву, прицениваясь к гостю, как хозяин мясной лавки выбирает поросенка на забой.

Приглашение на обед для Гарри не стало неожиданностью. Специфика его репутации сама собой подразумевала, что министр рано или поздно пожелает встретиться с национальной гордостью, однако факт, что министр решил познакомиться с Гарри Поттером спустя почти два года пребывания в должности, тоже говорил о многом.

Гарри предполагал, что причина кроется в цепочке непопулярных и радикальных решений, принятых в последнее время министром, от которых пострадал его рейтинг. Квин, судя по всему, откладывал знакомство до нужного момента, когда ему понадобится поддержка одной из самых популярных в магическом обществе персон.

Следовательно, Гарри в этой ситуации имел преимущество.

Министр поднялся и жестом предложил Гарри следовать за собой. Они поднялись на второй этаж и зашли в средних размеров комнату. Роскошь ее отделки и явно выполненный на заказ тяжелый бильярдный стол в центре резко контрастировали с общим скромным убранством резиденции. По темно-коричневому дереву каркаса стола струились тонкие золотые нити, причудливо переплетаясь между собой и образуя единый гармоничный узор. Массивные ножки, покрытые лаком, тускло поблескивали на свету бледного мартовского солнца. Гарри пригляделся и увидел выточенные на них профили.

Заметив интерес гостя, Квин подвел Поттера к каждой из восьми ножек и рассказал о запечатленных личностях. Из озвученных исторических и политических деятелей Гарри слышал лишь о Черчилле, Кромвеле и Бонапарте, остальные имена были ему незнакомы. С особым чувством Квин отозвался об Акбаре Великом, и Гарри сделал себе мысленную пометку при возможности найти информацию о монгольском правителе.

Министр также признался, что порой он во время партии невольно отождествляет стол с Британией, которая зиждется на столпах многовековой истории и учений великих мужей, а забивая шары в лузу, министр как будто достигает поставленных целей.

— Интересная ассоциация, — оценил Гарри, проведя рукой по теплому дереву борта. — Вполне возможно, что когда-нибудь и ваш профиль будет выточен на чьем-нибудь столе.

— Наверняка по соседству с вашим, — вернул лестный комплимент министр.

— Вы преувеличиваете. Я, как мы уже обсуждали, отношусь к среднему классу и вряд ли достоин увековечивания на подобного рода шедеврах столярного дела. Действительно, господин министр, этот стол — нечто потрясающее.

— Это моя гордость, — улыбнулся Квин. — Все в этой комнате, начиная от стенных панелей и заканчивая сукном на столе — ручная работа. Даже шары я скрупулезно отливал из фенолформальдегидной смолы на производстве в Бельгии. Девять лет труда, ни капли магии, все истинное и настоящее.

— Невероятно, — изумленно выдохнул Гарри.

— Благодарю. Не желаете ли партию?

Квин подал ему кий. Даже в таком нехитром изделии, как деревянная палка, чувствовалась рука мастера и любовь преданного игрока. Аккуратный, идеально сбалансированный, средней тяжести, он удобно ложился в руку и становился ее продолжением.

Квин подробно объяснил правила «русского» бильярда и его отличия от «американского» пула. Играть решили в Свободную пирамиду, или, как с иронией заметил министр — «американку» на «русском» столе.

Квин начал партию и с первого удара забил «свояк» в угловую лузу.

— Расскажите мне о вашей работе, мистер Поттер, — попросил министр, прицеливаясь для следующего удара.

— Ее много, она непроста и в какой-то степени опасна, — после некоторого раздумья ответил Гарри.

— До меня доходили тревожные слухи о конфликтах внутри коллектива. Что-то серьезное?

— Ничего особенного, рабочие моменты, — равнодушно пожал плечами Гарри, вспомнив скандал с увольнениями. — Давняя история.

Квин забил еще один шар.

— Значит, инцидент все же имел место. Прошу прощения, что не уделил должного внимания.

— Не переживайте, все уже улажено. Уверен, у вас были дела гораздо важнее.

— Вы недооцениваете значение Собственной Безопасности в моих глазах. Впредь я буду более внимателен к вашим проблемам.

— Спасибо, господин министр, — поблагодарил Гарри, выругавшись про себя.

— А как с нагрузкой?

— Жаловаться на дефицит работы точно не приходится, если вы об этом.

— Неужели?

— Учитывая, что в Министерстве работает почти тысяча волшебников — разумеется.

— И что, много нарушений? Кстати, ваш ход, — подсказал Квин, промахнувшись.

Гарри неопределенно пожал плечами и наклонился над столом, прицеливаясь. Квин поправил ему руку, объяснил теорию и механику удара, однако, Гарри пришлось довольствоваться лишь киксом.

— Когда как. В основном приходится проводить инспекции и проверки, отрабатывать мелкие правонарушения. Бывают, конечно, дела и серьезнее, — Гарри выпрямился и отошел от стола. — Мы выявили интересную закономерность — количество проступков прямо пропорционально количеству сотрудников в дивизионе. А тяжесть наоборот.

— Вполне закономерная тенденция, — согласился министр. — Вы справляетесь?

— С переменчивым успехом. И заночевать иной раз случается.

— Не хватает рук? Может, увеличить штат?

— В моем понимании плоха та система, для функционирования которой необходим полк надзирателей.

— Не все так однозначно, мистер Поттер. Водителям на дороге тоже нужна разметка, чтобы избежать аварий.

— Я и не претендую, господин министр. Однако пытаться устранить проблему таким способом все равно, что закрыть яму на дороге картонкой и надеяться, что в нее больше никто не провалится.

— Это было бы крайне безответственно, — ответил Квин. Он прицелился, широко замахнулся и мощным ударом отправил «чужой» через весь стол в дальнюю лузу. Лязгнув об отбойник, забитый шар провалился в вязаную сетку. Гарри уважительно поджал губы и, достав шарик, положил его на полку министра, который тем временем высматривал следующий удар.

— Что же, на ваш взгляд, нам нужно делать с этой ямой? — спросил Квин, наклоняясь над столом.

Гарри некоторое время молчал, размышляя над истинным смыслом вопроса. Он не очень-то любил вести разговоры с политиками, которые имеют обыкновение спрашивать вовсе не о том, о чем спрашивают. А потому и ответ не должен давать однозначного ответа.

— Скажем так, у нас уже есть и картонка, и даже ограда. А яма все равно осталась.

— Строители просят лопату? — понимающе усмехнулся министр, несколько раз замахнулся, но передумал и снова выпрямился.

— Что-то в этом роде, но, боюсь, все несколько сложнее.

— Например?

— Чтобы правильно заделать яму, нужен хороший бригадир.

Министр несколько раз обошел стол, явно заметив что-то интересное в расположении шаров. Затем нагнулся, долго прицеливался, и, наконец, плавным замахом забил «чужой» в среднюю лузу от противоположного борта. Гарри, оценив красоту и кажущуюся простоту удара, покачал головой.

— Это называется дуплет, мистер Поттер, — пояснил министр, прицеливаясь для следующего удара. — Хитрость в правильном угле отражения и верном направлении вращения.

— В вас чувствуются годы практики.

— Так и есть. Бильярд — игра грубой силы, тонкой психологии и глубочайшего расчета. Большинство видит в ней лишь палки и шарики, я же вижу тонкие нити причин и следствий. В моей жизни мне довелось лишь дважды сойтись с достойными соперниками, понимавшими философию игры. Как вам кажется, мистер Поттер, вы — понимаете?

— Не совсем, — признался Гарри, не горевший желанием входить в реку философских рассуждений и мутных метафор. Он уже сейчас сомневался, говорит ли Квин о бильярде, или о чем-то еще.

— Честный ответ. Большинство отвечает по-другому, даже если и не думают, что понимают.

— У меня нет привычки пытаться выставить себя лучше, чем я есть.

Квин удивленно моргнул и широко улыбнулся. Его улыбка оказалась столь искренней и заразительной, что Гарри, находясь в смятении от реакции министра, тоже смущенно улыбнулся. Квин подошел и одобряюще похлопал Гарри по плечу.

— Жан Боден говорил — несчастен тот властитель, приблизивший льстеца. Уверен, что если вы одарите меня своим доверием, я буду самым счастливым властителем.

— Вы меня переоцениваете, господин министр, но благодарю.

Квин склонился над столом, но после недолгого прицеливания промахнулся.

— Предлагаю вернуться к предыдущей теме, — министр отошел от стола, уступая место Гарри. — Так в чем ваша мысль?

— Мысль в том, что нам не хватает специалистов в сфере собственной безопасности. Очень сложно переоценить человеческое несовершенство, но порой преступления столь глубоки, что даже самый острый взгляд не способен разглядеть дна. Откровенно говоря, периодически приходится принимать весьма спорные решения, в долгосрочной перспективе способные повлечь неприятные последствия.

— Собственная безопасность существует не первый год, как же так вышло, что специалисты не компетентны?

— Объем и сложность работы перешли на новый уровень. Одно дело раскрывать преступление, другое дело искать его.

— Чтобы поймать преступника, надо мыслить как преступник? — ухмыльнулся Квин, потирая мелком набойку.

— Необязательно. Мы как младенец в теле взрослого — после реорганизации министерства создался юридический вакуум, а потому мы не до конца осознаем наших возможностей.

— Вы хотите контроля? Строгих форм отчетности, как у других отделов и управлений?

— Я хочу порядка, прежде всего. Сложно работать, когда оказываешься за границами правового поля.

— Должность начальника отдела сводится больше к управлению.

— Тем не менее, вы же не поставили на все руководящие посты управленцев, — возразил Гарри. — Я сам склонен больше к действию, чем к руководству.

Квин походил по комнате, задумчиво нахмурив брови. Гарри не мог понять, вызваны ли недовольные размышления министра его словами или же чем-то еще — тем, что министр, в силу своей прозорливости, разглядел в их диалоге.

— Я сознательно развязал вам руки выводом подразделения из состава департамента Лоуренса, — произнес Квин, оборачиваясь к Гарри. — А ваш, так называемый, «юридический вакуум» есть не что иное, как мотивация. Если это единственное, что вас волнует, то я призываю вас самому заполнить образовавшуюся пустоту. Если же вы считаете, что корона слишком тяжела, то я считаю, что в вашей работе нет специалистов, потому что до сегодняшнего дня собственная безопасность не работала так, как ей полагается. А назначить на вашу должность управленца, означает подвергнуть риску всю структуру СБ.

— Господин министр, я не утверждаю, что из браконьера получится лучший егерь, если вы об этом. Я говорю о том, что сражение с коррупцией несправедливо, коль скоро враг берет деньги без оглядки на последствия.

— Вы недооцениваете человеческую жадность.

— При всем уважении, скорее вы ее переоцениваете.

— Что поделать, я — политик, а нам свойственно возводить плохое в людях в абсолют. Но вы, кажется, не закончили мысль, прошу вас, продолжайте.

— Скажите, что, по-вашему, может побудить чиновника рискнуть своим положением, если у него есть власть и хороший оклад?

— Отличный оклад?

— Сколько, на ваш взгляд, нужно заплатить начальнику департамента, или управления?

— Тысяч пятьдесят?

— Нет.

— Сто?

Гарри иронично улыбнулся.

— Двести? — снова попытался Квин.

— В деле, которое мы сейчас ведем, пятнадцать. Пятнадцать тысяч, господин министр! Это чуть меньше полугодового оклада начальника управления! А вы говорите о жадности.

Квин задумался, перекидывая кий из одной руки в другую. Гарри прицелился и атаковал среднюю лузу — первый шар провалился в кошель, даже не задев бортов, а второй подкатился следом и остановился в отверстии.

— Хороший расчет, мистер Поттер.

Гарри поблагодарил и закатил удачно остановившийся шар в ту же лузу.

— Лично я думаю, что основной причиной выступает неопределенность завтрашнего дня, — сказал Гарри, смотря на стол и планируя следующий удар. — Волшебник сегодня не знает, в каком государстве он проснется завтра. Потому и стремится, пока он у руля, обеспечить свое будущее. Потому и не дорожит своим местом.

— А вы дорожите?

— Я не беру взяток.

Квин помолчал недолго, затем неожиданно спросил.

— Вы курите, мистер Поттер?

— Случается.

— Присоединяйтесь, — пригласил Квин, присаживаясь на обитый темной кожей стул около небольшого столика с пепельницей. — Я позволяю себе иногда покурить.

Гарри отставил кий и сел напротив министра. Квин пододвинул к себе деревянную коробочку и достал из нее две сигары.

— Говорите — неопределенность? Но ведь она была, есть и будет, согласитесь. Уж по крайней мере сейчас неопределенности гораздо меньше, чем во время войны.

— Это лишь мое мнение, господин министр. Я вполне могу ошибаться, и если это так, то другой причиной может служить безнаказанность.

— Я был вполне уверен, что у вас достаточно длинные руки.

— Это так, — кивнул Гарри, поднеся сигару к носу, чтобы оценить ее аромат. — Размотать клубок не так сложно, а вот заставить чиновника уровня начальника отдела, не говоря уже об управлении, предстать перед судом и доказать его вину несравнимо сложнее. Да и что им грозит? Пара лет в Азкабане, где для них отведут отдельную камеру с коврами на стенах?

Квин обрезал кончик сигары гильотиной и достал из коробочки длинные спички. Подождав, пока спичка разгорится, он поднес кончик сигары к пламени и с полминуты аккуратно поворачивал ее, пока табак на конце не начал равномерно тлеть по всей окружности. Тогда он зажал сигару губами и, поднеся пламя, начал потягивать, продолжая вращать. Раскурив сигару, он погасил спичку и откинулся в кресле, выпустив облачко серого дыма.

Гарри наблюдал за этим ритуалом со смущением невежды, но, решив, что он с легкостью сможет повторить процесс раскуривания, взял в руки гильотину и обрезал кончик своей сигары. Дальнейшие действия он воспроизвел с удовлетворительной точностью и, в конце концов, тоже откинулся в кресле, потягивая сигару.

— В моем понимании ужесточение наказания не ведет к искоренению преступности. В Великобритании пару веков назад казнили за самые мелкие проступки, в том числе и за карманную кражу. И что же? Больше всего краж было как раз во время казни. Так что магловскому правительству пришлось со временем отказаться от этой системы.

— Вы же понимаете, что это не аргумент?

— Отчего же? Есть другие методы искоренения коррупции, воровства и прочего.

— Например?

— Вы будете смеяться, но поверьте, я абсолютно серьезен. Я говорю об изменении сознания взрослых граждан и воспитании юных волшебников. Большинство министров Магии считают меня эдаким забавным оригиналом, но у них нет того, что есть у меня.

— Господин министр, я надеюсь, вы сейчас не продолжите каким-нибудь клише, — насмешливо вскинул брови Гарри, на что министр ответил полуулыбкой.

— Будьте спокойны. Более того, я предпочту вовсе не продолжать. Тем не менее, я вас услышал, мистер Поттер, но, как я уже сказал, ужесточение наказания не есть причина снижения преступлений.

— Если наказание применяется к невиновным, то вы бесконечно правы, — заметил Гарри, рассматривая прожилки на оберточном листе табака.

— Но отчего я слышу недовольство в вашем голосе! Чем же я еще вам насолил? — издал ироничный смешок министр и набрал в рот дыму.

— Господин министр, вы позволите говорить открыто?

— Перейдем, наконец, к делам?

— А только что мы чем занимались? — удивился Гарри.

— Разминались, — усмехнулся Квин. — У политиков много способов вести беседу, но о делах лично я предпочитаю говорить прямо. Так что прошу вас, не стесняйтесь. Мы оба здесь преследуем свои цели.

Квин замолчал и затянулся, смакуя вкус сигары. Гарри же сигару отложил, посидел несколько секунд, собираясь с мыслями, наконец, решился и, все же немного волнуясь, машинально снова занял руки сигарой.

— Я недоволен вашей политикой относительно чистокровных, в частности — детей Пожирателей. Меня удивляет, с какой настойчивостью вы, добиваясь социального равенства, еще больше усугубляете расслоение общества.

Квин выдохнул дым, выпрямился и, сидя до этого полу боком, развернулся к Гарри лицом, устремив на него тяжелый неприязненный взгляд. Гарри на мгновение оторопел, но тут же собрался и не менее решительно вонзил в министра лезвие зеленых глаз. Эта внезапная борьба длилась секунд пятнадцать, после чего Квин уважительно кивнул головой и затянулся.

— Наконец-то хоть у кого-то появились яйца, — выдохнул министр и добавил так тихо, что Поттер не мог слышать его. — Впрочем, чего еще ждать от человека, бросавшего вызов Темному Лорду…

Квин еще раз затянулся и, погоняв дым во рту, выпустил струйку дыма.

— Мне знакомы эти упреки, мистер Поттер, так что вы не оригинальны в своем якобы благородном стремлении. Признаться, я несколько разочарован, что и вы присоединились к лагерю этих фальшивых гуманистов, — Квин сделал паузу и сцепил пальцы в замок. — Знаете, меня не перестает забавлять задавать каждому подобному борцу за права и свободы один вопрос — а на что лично вы готовы пойти ради них, какие жертвы готовы принести?

— Не понимаю, к чему этот вопрос.

— К тому, что прикрываться духовностью, любовью к ближнему своему или черт знает, чем еще — есть законченное лицемерие, а вы, по вашим же словам — не лицемер.

— Некоторым из них нет и двадцати. Призывать детей к ответственности за грехи родителей — неправильно, вам не кажется?

— Я — политик. А для политиков понятия правильно и неправильно весьма субъективны. Не могу не спросить — а каков ваш интерес? Обостренное чувство справедливости?

— Я не так представлял себе будущее, когда шел против Волан-де-Морта.

— Давайте не будем переходить на лозунги, — недовольно поморщился министр, помахивая сигарой. — Сдается мне, у вас есть личный интерес.

— Даже если так, это лишь еще одна причина быть недовольным…

— Разумеется, особенно учитывая, что вы лоббируете интересы чистокровного сообщества.

— С чего вы взяли?

— Вас в детстве учили, что пытаться усидеть на двух стульях — опрометчивая затея?

— Господин министр, я вас не понимаю.

— Вы везде пытаетесь быть своим, — терпеливо пояснил Квин. — Стараетесь удержаться не на двух, а сразу на нескольких стульях. В каждой фракции вы — желанный гость, и все с нетерпением ждут, когда же Гарри Поттер сделает выбор.

— Я лишь делаю свою работу, — хмуро ответил Гарри. В тишине бильярдной комнаты было слышно, как тлеет табачный лист сигары под давлением затяжки министра, внимательно смотревшего на Поттера. Немного погоняв дым в ротовой полости, Квин выдохнул струю дыма и тихо продолжил.

— Ваша работа является основой безопасности моей. Я выдал вам кредит доверия, мистер Поттер, когда пошел навстречу инициативе Лоуренса.

— И потому я усердно выполняю свои обязанности. Но я не вижу, как ваш кредит доверия соотносится с моими политическими взглядами.

— Вы входите в круг высокопоставленных чиновников, отвечаете за внутреннюю безопасность и правомерное функционирование всей системы Министерства. А значит, вы входите в состав моей команды.

— Вы вынуждаете меня присягнуть вам на верность? — попытался отшутиться Гарри.

— Вы уже это сделали, — невозмутимо ответил Квин. — Когда согласились стать начальником. Пора бы вам начать понимать, как работает политика, в частности подобного рода сделки.

— Я все же склонен считать себя аврором, а не политиком.

— Вы мыслите не теми категориями, мистер Поттер, — вздохнул министр, со странной смесью снисходительности и раздражения. — Постарайтесь взглянуть на обстановку в стране с высоты вашего положения, и вы наверняка обнаружите свою роль.

— Моя роль не важна, коль скоро именно вы диктуете правила и формируете пресловутую обстановку, не считаясь с договоренностями и не ища компромиссов.

— Я не ищу тех компромиссов, которые ставят под угрозу будущее нашей страны, мистер Поттер. Чистокровному дворянству все равно, кто сидит в кресле министра, они хотят видеть престол, а на нем помазанника божьего, короля, монарха, называйте, как хотите, но который восстановит традиции привилегий по праву рождения. Вы, к сожалению, не видите всей картины с высоты вашего положения в моей системе, но уж с высоты вашего положения в чистокровной системе вы обязаны разглядеть, что ваши правители не гнушаются даже иностранной интервенции в своих целях.

— Господин министр, вы же не пытаетесь меня убедить, что лорды Высочайшего круга ведут переговоры об иностранной военной поддержке?

— Именно в этом я вас и убеждаю. Мы же условились разговаривать открыто.

— Это смешно, — не удержавшись, фыркнул Гарри. — Есть же, в конце концов, официальные политические договоры, пакты. Как вы себе представляете реакцию Конфедерации на подобное посягательство? Зачем тогда нам дипломатический корпус?

— Вторая мировая война наглядно продемонстрировала цену политическим договорам, мистер Поттер. В сентябре тридцать девятого года Польша призывала союзников на помощь, но Великобритания и Франция своей нерешительностью определили судьбу целого государства. Толку от дипломатии немного, когда в твою страну вторгаются реальные солдаты с настоящими автоматами. Отрицать вероятность новой войны безответственно в любое время.

— Простите, господин министр, но ваши слова уж очень похожи на теорию заговора.

— У меня нет прав и времени на предположения, мистер Поттер. То, о чем я говорю — не просто домыслы параноика, это — факты, основанные на исключительных разведданных.

Если бы Квин повысил голос, или его повествование сопрягалось с большими эмоциями, это произвело бы на Гарри куда меньшее впечатление, чем та абсолютная невозмутимость, с которой министр излагал свои мысли. Но глава государства был спокоен, холоден и выдержан, как кусок мрамора, и непоколебимая уверенность его интонаций убеждала Поттера лучше любых свидетельств и хорошо поставленной речи. Тем не менее, сама ситуация была настолько абсурдна, что Гарри не удержался и удивленно развел руками.

— Допустим, я поверил, что чистокровная аристократия планирует использовать иностранные войска для вооруженного государственного переворота. Как вы себе это представляете? К нам вторгнется легион солдат, захватит министерство и заставит вас отречься от должности? А потом объявит, что мы возвращаемся к монархии и назначит короля? Вы понимаете, что пока мы возимся в междоусобном болоте, борьба проходит за кулисами, но как только начнется интервенция, все население магической Британии, закаленное в двух магических войнах, поднимется с палочками в руках против захватчиков. Этот сценарий настолько очевиден, что даже я — человек, плохо понимающий в политике, разгадал его.

— Я вижу, что мои слова не имеют эффекта. Спросите вашего друга Кингсли, что заставило его передать мне полномочия министра Магии. Задайте ему вопрос о судьбе британского агента Фредди Голдштейна.

— Если он ответит правду, то поведайте мне ее сейчас.

Квин иронично изогнул бровь, смерил Гарри взглядом, словно сомневаясь, но, после недолго молчания, рассказал события двухлетней давности.

Фредерик Голдштейн работал в министерстве Магии в отделе международных связей. Фредерик не отличался умом, не проявлял инициативы и не рвался к звездам, коллеги считали его весельчаком и обычным, посредственным человеком, довольствующимся тем, что имеет и которому суждено всю жизнь прожить под третьим номером. За глаза его называли «пуфик» — прозвище, отлично описывающее его податливый, мягкотелый характер и небольшую тучность в паре с маленьким ростом. Фредерик добросовестно исполнял свои обязанности, за что прослыл рабочей лошадкой и заслужил пару повышений, в частности — назначение в дипломатическую миссию в Италию.

Несмотря на очевидную заурядность, у Фредерика, как и любого, даже самого серого человека, тем не менее, была особенность. Он часто оказывался не в то время и не в том месте, а присоединив к этой поразительной способности его абсолютную обычность, получался гремучий коктейль, ведь все зависит лишь от точки зрения.

Итак, Фредерик служил дипломатом английского представительства в Италии. После работы он обычно заходил выпить чаю и отведать джелато — изумительного итальянского мороженного в одной из аутентичных итальянских забегаловок. И вот как-то раз, мистер Голдштейн сидел в своей любимой траттории, когда его срочно вызвали обратно в консульство. Не успев доесть, расстроенный Фредерик попросил перелить его недопитый чай с молоком в картонный стаканчик и выбежал на улицу.

Прямо перед ним из подъехавшего такси вышла ухоженная итальянка коренной внешности с черными, как вороново крыло волосами, и выразительными большими глазами. Одежда строгого офисного стиля на ее точеной фигурке смотрелась не как необходимость, продиктованная политикой компании, а как изысканный наряд, в котором не стыдно было бы показаться и на вечернем приеме.

Фредерик с удивительной для его полноты скоростью метнулся к двери такси, но будучи неуклюжим, что свойственно большинству толстых людей, споткнулся и чуть не сбил с ног итальянку, которая вовремя успела отскочить. Фредерик же, растерянно взмахнув руками в попытке удержать равновесие, совсем забыл, что держит стаканчик с чаем с молоком, который, подчиняясь законам физики, благополучно вылетел из стаканчика и пропитал бежевую блузку итальянки.

После непродолжительных криков и безуспешных извинений, мистер Голдштейн, протирая взмокший от волнения лоб, сел, наконец, в такси и поехал на работу. Возвращался он уже далеко за полночь, и, не пожелав нарушить традицию, снова зашел в любимую тратторию. Насладившись второй порцией джелато, Фредерик решил прогуляться по ночному городу и добраться до дома пешком.

Шагая по набережной и по узеньким тротуарам, огибая выставленные на террасах столики и наблюдая за ночной жизнью города, он остановился перед одним из пешеходных переходов. В этот момент к переходу с мягким рычанием двигателя подъехал мотоциклист в закрытом шлеме и остановился на красный сигнал светофора.

В другой раз мистер Голдштейн и не обратил бы внимания на самого мотоциклиста, ведь когда рядом с нами по-хозяйски занимает пространство двухколесный зверь, мы чаще всего обращаем внимание именно на него, открыто любуясь стройностью линий стального коня, а затем задумчиво провожаем взглядом, втайне завидуя свободе и дерзости хозяина.

Но в этот раз водителем была женщина, что всегда добавляет грации этому союзу человека и воплощения инженерного гения. Поэтому Фредерик скользил взглядом не только по мотоциклу, но и по элегантной хозяйке, одетой в черные брюки и бежевую блузку.

В другой раз, Фредерик, полюбовавшись недолго тандемом женской нежности и силы железного зверя, пошел бы дальше, созерцая пейзаж набережной и звездного неба.

Но в этот раз мотоцикл остановился прямо под фонарем, и Фредерик заметил, что на блузке, несмотря на очевидно принятые меры, в ярком свете фонаря видны едва заметные разводы. Фредерик, вспомнив события трехчасовой давности, решил извиниться перед итальянкой еще раз.

В другой раз, Фредерик, извинившись, позабыл бы об этом неприятном инциденте, как забывал о тысяче других мелочей в повседневной жизни. Бывало даже, что он, проспав, выходил из квартиры в мятой рубашке, за что в его личном деле числился выговор, а один раз он даже забыл почистить зубы.

Но в этот раз, едва он сделал первый шаг, из-за поворота с визгом покрышек выскочил второй мотоциклист, остановился напротив итальянки, передал ей конверт, после чего с ужасающим ревом своих четырех цилиндров скрылся в глубине улицы.

Получив конверт, итальянка, так и не сняв шлема, заметила порыв Фредерика, повернулась к нему и застыла, словно приглядываясь. Фредерик, решив, что она ждет, когда он подойдет, сделал шаг, но женщина вдруг показала средний палец и уехала в ту сторону, откуда приехал ее таинственный партнер.

— Откуда столько подробностей? — спросил Гарри, подозревая изрядную долю художественного вымысла во всей этой истории.

— О, поверьте, подвиг Фредерика Голдштейна был изучен вдоль и поперек, основываясь на его дневнике и показаниях задержанных преступников, — ответил министр и продолжил рассказ.

Вернувшись домой, Фредерик действительно записал произошедший с ним конфуз в мельчайших подробностях, а после поведал об этих довольно забавных событиях некоторым своим друзьям.

Все бы так и осталось лишь историей о неуклюжести мистера Голдштейна, если бы через полгода он в составе группы английских дипломатов не был отправлен в Каир для урегулирования международного кризиса, связанного с массовым уничтожением какой-то там популяции магических животных.

Все бы так и осталось историей о неуклюжести мистера Голдштейна, если бы в состав группы французских дипломатов не была включена некая Валери Морель, по совместительству та самая, кого Фредерик принял за итальянку.

Голдштейн воспринял это знаком свыше и по возвращении в Италию начал обхаживать мадемуазель Морель. Получив несколько отказов, Фредерик осознал, что кавалерийский наскок здесь не пройдет, и начал изучать объект своего обожания.

Первым делом он сдал на магловские права и купил мотоцикл, что позволило ему эффективнее следить за Валери. Кто-то назвал бы это домогательством, преследованием, нарушением личных свобод, но, как уже было озвучено, Фредерик был настолько незапоминающимся человеком, что та же Валери, порой замечавшая своего воздыхателя, не узнавала его и, следовательно, не беспокоилась.

А стоило бы, потому что одним прекрасным тихим утром Валери передала очередной конверт своему таинственному другу на мотоцикле. Фредерик, конечно же, был неподалеку, и наблюдал за своей любимой. Через пару минут после этого в посольстве объявили сбор, и мистеру Голдштейну пришлось оставить слежку. Добравшись до места работы, он парковал свой мотоцикл, когда заметил, что тот самый таинственный мотоциклист въехал на подземную парковку.

Фредерик хоть и был небольшого ума, а смекнул, что раз у этого незнакомца есть место на подземной парковке консульства, то он входит в состав дипломатической миссии. А это значит, что английский дипломат ведет тайную переписку с французской стороной, что в свою очередь являлось преступлением.

Еще Фредерик путем нехитрых рассуждений сделал вывод, что раз незнакомец только что получил конверт и был вызван в посольство, то конверт должен быть при нем.

Что это значило для Фредерика? Что, обратившись в собственную безопасность, он изрядно насолит конкуренту за сердце очаровательной французской леди, а то и вовсе выдворит его из страны.

Что это значило для магической Британии? В собственной безопасности, получив донос, лишь посмеялись над горе-любовником и, с серьезным видом пообещав разобраться, сели дальше пить итальянский кофе, есть спагетти, и смотреть магловские фильмы. А через три месяца громыхнул скандал об участии ряда английских аристократов в государственных итальянских инвестиционных фондах. При этом переговоры о финансировании интересов Италии деньгами англичан обсуждались на территории Бельгии. Тут-то собственная безопасность итальянского дипломатического ведомства и вспомнила о доносе мистера Голдштейна. Отдавая должное аврорам, хоть сначала они и не придали значения доносу Фредерика, спохватившись, сработали впоследствии быстро и профессионально. Через два месяца того самого таинственного мотоциклиста, который оказался начальником дипломатической группы, арестовали и депортировали.

Место посредника в переговорах англичан и французов занял подставной агент Особого Управления, но теперь вся переписка проходила через разведку. Фредерик, который не знал своего вклада в национальную безопасность, сделал еще пару доносов, в этот раз на агента Управления. В итоге добился лишь того, что его самого вызвали обратно в Британию. Чтобы не мешал.

— А вот информация, которую получила разведка, уже строго засекречена, — произнес министр. — Впрочем, ее часть я вам все же озвучил.

— У меня несколько вопросов, — ответил Гарри, который терпеливо слушал рассказ. Министр сделал приглашающий жест. — Я так понимаю, раз вы упомянули Особое Управление, то это события двухлетней давности? Ведь их расформировали, если не ошибаюсь. Тогда возникает еще один закономерный вопрос, откуда вы знаете о сегодняшних планах чистокровных, если Управления больше нет?

— Управление действительно ликвидировали, но неужели вы думаете, что регулярная армия — единственный наш щит?

— Не виляйте, мы договаривались разговаривать открыто, — напомнил Гарри.

— Я дал вам честный ответ.

— Вы ответили вопросом на вопрос, что является не только признаком дурного тона, но при наших договоренностях настоящей грубостью.

— Не обижайтесь, — усмехнулся Квин, похлопав Гарри по руке. — Не на все ваши вопросы я могу ответить. Не забывайте, вы в моей команде де-юре, но не де-факто.

— Хорошо. А что с судьбой Фредерика Голдштейна? И почему вы в начале назвали его агентом?

— Агентом его называют в шутку те, кто посвящен в эту тайну. Согласитесь, он провел не самое плохое оперативное мероприятие, — рассмеялся министр, затем снова стал серьезен. — А вот судьба его сложилась не лучшим образом. Имя Фредерика где-то неудачно мелькнуло в отчетах Управления, поэтому, когда Темный лорд раскрыл у себя агентурную сеть, он не только сжег старый корпус, но и послал ко многим сотрудникам убийц. В общем, Фредерику не повезло.

Гарри полминуты переваривал полученную информацию. Новых вопросов он решил не задавать, поскольку министр явно дал понять, что уже рассказал все, что хотел.

— Допустим, я поверил. Но это все равно не объясняет, чего вы хотите от меня.

— Мистер Поттер, вы действительно не понимаете, почему основные репрессии направлены на чистокровных? Почему заморожены счета, с которых деньги переводились напрямую, нагло, без прикрытия? Почему конфисковано имущество?

— А вы сами понимаете, зачем вы посадили моих однокурсников в Азкабан? Зачем…

— Вы заблуждаетесь, они были вашими однокурсниками. Повторюсь — пора бы вам уже разобраться, что такое политика, — перебил Гарри министр. Его голос, прежде громкий, сильный, теперь звучал тихо и проникновенно. — Иначе вас сожрут. Будут манипулировать, а потом спустят всех собак. Советую обратиться к вашему другу Кингсли Брустверу, пусть натаскает.

Комнату вновь наполнила тишина — гнетущая и тяжелая. Квин улыбался, не моргая смотря на Гарри. Но эта улыбка напоминала скорее оскал хищника, который вот-вот вцепится в шею жертве. Даже дым от его тлеющей сигары, несмотря на то, что в комнате не было и малейшего намека на ветерок, неприятно ударил Поттеру в ноздри, заставив его поморщиться.

Гарри молчал, отсутствующим взглядом уставившись на край стола. Примерно этого он и опасался — что министр загонит его в угол и обведет вокруг пальца. Дамблдор поступал примерно так же, с той лишь разницей, что вообще не выпускал из угла.

— Вы хотели говорить открыто — я поддержал вашу инициативу, — взгляд министра, до этого острый, как копье, сменился задумчивым и печальным взором человека, принимающего бескорыстное решение. Он помолчал еще немного, потом со вздохом добавил. — Я не прошу ничего от вас взамен, но помните, что вы получаете новый кредит, не погасив старый. Вы просите меня вернуть на сцену наследников древних родов. Я подумаю, как это сделать без риска. Есть ли у вас кто-то, с кого следует начать?

— Элессар Лиммертайл, — не раздумывая ответил Гарри, поражаясь про себя великодушию министра.

Квин покачал головой.

— Вы говорили о другом.

— Хотя бы выпустите его из тюрьмы до суда.

Министр промолчал, но его взгляд не оставил сомнений.

— Тогда Дафна Гринграсс.

— А вот и личный интерес, не так ли? — улыбнулся Квин, и в его глазах заблестели хитрые искорки. Не дав Гарри ответить, он продолжил. — Гринграсс-Гринграсс… Позвольте я припомню… Белокурая красавица, не сумевшая вслед за родителями сбежать во Францию, не так ли? Отец во время войны соблюдал видимый нейтралитет, но когда запахло жаренным, бросил дочерей и смылся с женой к ее родственникам. Воистину поступок, достойный благородного дворянина!

Изумленный Гарри даже не заметил, что начал таращиться на министра. Тот, видя замешательство своего гостя, развел руками.

— Что поделать, когда угроза со стороны аристократов стала ощутимой, я озаботился изучением чистокровных!

— Я не ожидал, что настолько подробно.

— Я политик, мистер Поттер, мне непозволительно тратить время на изучение бесполезной информации и тратить время на поверхностное изучение полезной. Гринграссы входят в Высочайший круг, Марк — хранитель Кодекса. С моей стороны было бы безответственно пренебречь подобными знаниями, — рассудительно ответил Квин, аккуратно очищая серебряным ножичком конец погасшей сигары. — Но вернемся к нашим делам. Итак, Дафна Гринграсс. Хорошо, начнем с нее. Не обещаю, что процесс будет быстрым, но обещаю, что займусь.

— Благодарю, господин министр.

— Не стоит, это полностью ваша заслуга. Я умею слышать и слушать. Но попрошу лишь об одном, уверяю, для вас это будет сущий пустяк.

— Я слушаю.

— Признаюсь, я хотел бы видеть вас в своей команде. Нет! Подождите, — остановил открывшего рот Гарри министр и продолжил. — Вы видите — я человек дела и не даю пустословных обещаний. Я прекрасно понимаю, что я не тот министр, которого бы вы хотели видеть на посту, но вот моя просьба — в следующий раз, когда мои действия покажутся вам излишне преждевременными или даже радикальными, вспомните, что за тем, на что падает свет, всегда есть тень.

— Я запомнил, господин министр.

Квин замолк и сосредоточился на прикуривании сигары. В комнате пахло горелым табаком с нотками вишни, остатки дыма тонкими невесомыми нитями плавали по комнате, добавляя атмосфере таинственности. Тишина, нарушаемая лишь треском листьев табака, властно захватила пространство, но неловкости не было. Наоборот, перерыв в разговоре сейчас казался наиболее уместным.

Гарри поднялся, взял кий и вернулся к столу. Окинув его взглядом, он заметил прижавшийся к борту шарик прямо около средней лузы. Он прицелился, невольно подражая действиям своего более опытного оппонента, и осторожно толкнул биток. Шарик, словно не желая подчиняться непонятной ему могущественной воле игрока, медленно подкатился к своему собрату, с печальным стуком ударился об него и провалился в вязаную решетку мешочка.

— Филигранная атака, мистер Поттер, — похвалил его министр, доставая светло-розовый шар из лузы.

— Благодарю вас, — немного смутился своей удачи Гарри и снова склонился над столом. Перед угловой лузой стоял прямой «чужой», и Гарри наполнился решимостью заколотить и его. Он целился секунд пятнадцать и после широко замаха ударил по битку. Шар, словно гончая учуявшая жертву, сорвался с места и врезался в бок выбранному Гарри шару, отчего тот, весело тренькнув, полетел в борт даже не рядом с лузой.

— Не отчаивайтесь, все приходит с опытом, — на лице Квина застыло выражение типичного преподавателя во время лекции. — Вы утопили локоть перед ударом, поэтому и промахнулись. Вам нужно чаще тренироваться, мистер Поттер.

Гарри, разгадав не особо скрываемый намек министра, промолчал. Они продолжили партию, потом сыграли еще одну, выкурили по сигаре, и за все это время Квин больше ни словом не обмолвился, ни о политике, ни о работе. Он рассказывал Гарри события магловской истории, советовал книги для чтения, они обсуждали последние достижения в науке, откуда Гарри, не особо следивший за этой темой, открыл для себя несколько интересных разработок и расспросил министра о будущих инновациях.

Разговор их был тем примечателен, что Квин в обычной жизни обнаружился общительным человеком, охотно шел на контакт и делился своими мыслями и идеями, коих у него было великое множество, как и подобает всем действенным правителям. Несмотря на то, что министр признавал право Гарри на оппозиционные взгляды, он то и дело спрашивал его мнение и не стеснялся высказываться на ту или иную тему.

Покидая скромную обитель министра в четыре часа дня, Гарри испытывал смешанный набор чувств, как обычно происходит в моменты вытеснения старого новым. Его врожденная консервативность цеплялась за образ Квина, как тирана, узурпировавшего власть, который явил Гарри лишь одно из сотни лиц, чтобы завлечь его на свою сторону. Разум же отвечал, что действия Квина характеризуют его как нельзя лучше любых мнений и слов. Впрочем, и слова министра отличались цепкостью, остротой и разнообразием. Начитанность, эрудиция и живой ум в этом человеке отлично сочетались с решительностью и энергией.

В тот день Гарри впервые задал себе вопрос, на чьей же он стороне. Но, устыдившись, отогнал от себя неподобающие сомнения. Он — человек Кингсли, а то, что Квин считает его частью своей команды… Ну что поделать, пусть считает, коль скоро это приносит Гарри приятные сюрпризы.

Уже вернувшись в свой особняк, где утром проходил отбор бойцов в Вентру, Гарри прошелся по дому, но никого не обнаружил. Тогда, переодевшись, он отправился на прогулку в парк и, наконец, позволил себе расслабиться. В прекрасном настроении, напевая популярную песню, он шагал по ухоженным дорожкам и подводил итоги встречи.

Первое место, как самое важное для юного сердца, занял, конечно же, успех дела Дафны. Пусть и несколько преждевременно, но Гарри был полон оптимизма насчет ее скорого освобождения. Вместе с Кингсли они давно боролись за отмену приговоров детям Пожирателей, но все было безрезультатно. А теперь, когда министр Магии обещал ему заняться этим вопросом, Гарри уже не шел — он парил над дорожкой, окрыленный надеждой. В своих мыслях он представлял себе счастливое лицо Дафны и ее изумление, когда она узнает, что именно Гарри Поттер добился ее свободы.

Единственное, что немного смущало Гарри, это та легкость, с которой министр пошел ему навстречу. Какие цели он преследовал на этом обеде? Заручиться поддержкой Гарри? Похоже на то, но, как бы там ни было, только время могло дать ответы. Сдержит ли Квин свои обещания? Неизвестно, ведь как он сам часто повторял — он политик.

Весь в мыслях, юный волшебник не заметил, как ноги вынесли его из парка на террасу дома, где он чуть не поцеловал Эстель на новогоднем приеме у Андромеды. Сожаление кольнуло его сердце, и Гарри, в своей счастливой радости раздумывавший только об успехах, вдруг вспомнил и о провале.

Лиммертайл останется за решеткой как минимум до суда. И, судя по выражению сегодняшнего взгляда министра, судом его срок не закончится. Это тревожило Поттера, который относился к Лиммертайлу, как к старшему брату. Если даже Квин настроен против него, то Гарри не представлял, какие силы нужно привлечь, чтобы вытащить друга из Азкабана.

Его печальные мысли прервала Гестия, с хлопком появившаяся на террасе в десятке метров от Гарри.

— Эй, босс! — она помахала ему рукой и подошла ближе. — Давно вернулся? Как прошло?

— Да с полчаса назад, — пожал плечами Гарри. — Ничего особенного, ты лучше расскажи, как прошел отбор. Рон устроил тебя в Вентру?

— Ты шутишь?! — удивленно воскликнула Гестия. — Встреча с министром Магии и ничего особенного?! А ну давай колись, какой лапши он тебе навешал на уши! Хотя постой, сейчас придут Рон, Кингсли и Джордж, вот тогда и расскажешь. Я, кстати, сегодня снова займу гостевую комнату. Завтра утром первая тренировка у новеньких. Блин, что-то холодно, пойдем-ка в дом!

В подтверждение своих слов Гестия чихнула, и Гарри любезно открыл перед ней дверь. Пропустив волшебницу вперед, Гарри, предчувствуя допрос с пристрастием, хмуро посмотрел на скрывающееся за верхушками деревьев парка солнце, зевнул и поплелся вслед за Гестией.