Трилогия «Соперница» (гет)

Без редакции беты

Ветер задувал за воротник мантии и ерошил волосы. Их вьющиеся непослушные пряди то и дело били по щекам, пока Лия смотрела вниз, крепко сжимая каменный край Астрономической башни. Она подгадала момент, чтобы здесь не было урока астрономии, и пришла сюда в ночь на ближайшее воскресение. В сознании склеивались картинки из прошлого: она, заставляющая тело взобраться на зубья и кинуться вниз, и она, позволяющая инстинкту вести себя прочь от гибели. Одна она думала, что разобьется, другая она знала, что полетит. Обе оказались неправы: полет был медленным падением. Эмили боялась умереть, но ее душа еще не знала, как сотворить из этого страха магию, а Волдеморту не оставалось времени, чтобы обучить ее этому, — чары Замедления душа маленькой девочки приняла быстрее.

Лия подтянулась на руках, аккуратно закидывая ногу на низкий край зубчатой стены. Она обеими руками держалась за боковые зубья и, больно опираясь коленями, смотрела вниз. Ничего: ни земли, ни головокружения, ни волнения. Она смотрела вниз уже долгие полчаса, а в животе до сих пор не зародилось предупреждающего прыжок чувства опасности.

Лия представила, что прыгнула вниз, что летела, раскинув руки, а земля неумолимо приближалась, но ничего не почувствовала. Дух не щекотала близость бездны, не пугала возможность сделать шаг и перейти границу миров. И только разум, осознающий, что страха перед смертью больше нет, удерживал Лию от того, чтобы разжать руки. Она бы не полетела. Лорд Волдеморт больше не умеет летать.

И «крылья» не единственное, что сожгло раскаяние.

Четыре дня назад Лия сидела на холодном мокром полу и прислонялась к статуе Салазара Слизерина. Сидела с закрытыми глазами, в руках стискивала волшебную палочку, которая несколько минут назад не пожелала выполнить некоторые темные заклинания и до сих пор недовольно гудела. Так же ныло что-то в груди, противясь ужасающей магии.

За час до разговора с Люциусом, Добби отыскал в подвалах замка несколько грызунов. Все, что не причиняло им видимой боли, получилось почти сразу. Империус легко заставил грызунов подчиняться ее воле, но Круциатус и незапрещенные болевые заклятия давались с трудом. Лии было больно вместе с крысами, и в конце концов палочка отказалась исполнять ее приказы. С ощутимым стоном освобождения пронесла она через себя смерть и ярким зеленым лучом подарила грызунам покой, но повторная Авада Кедавра, не подстегнутая болью от животных мук, застряла в горле и вышла из палочки жалкой искрой, а затем та и вовсе оставалась лишь деревяшкой, не воспринимавшей приказы убить живое существо. Лия поняла закономерность после неудавшейся попытки взлететь: она разучилась причинять боль и чувствовать смерть — вещи, которые составляли значительный пласт темных искусств.

Готовясь обнаружить, что какие-то темные чары стали теперь снова закрытыми для ее души, Лия заранее знала, что возобновить общение с Пожирателями Смерти придется по-другому. После долгих разговоров сначала с Люциусом, а потом с Чарли, у Лии сложилось впечатление, что встреча с изменившимся Темным Лордом принесла им облегчение. На долю секунды ее даже посетила мысль, что потерянные и приобретенные чувства не сделали ее слабее. После того, что она видела в своих двух жизнях, ей меньше всего хотелось возвращаться к бессилию.

Эта мысль исчезла, когда выяснилось, что она не может подняться в воздух и сделать множество других вещей, обучению которых в прошлом были потрачены годы страшных и изнурительных душевных испытаний. Лия опасалась, что именно это не позволяет ей мысленно отыскать Второго Волдеморта, что сшившее два осколка ее души и целую новоприобретенную душу раскаяние развело ее со своей другой версией настолько, что они перестали относиться к одному и тому же изначальному существу. Пробыв долгое время в Тайной Комнате, поговорив со своими Пожирателями Смерти и испытав ряд заклинаний, Лия все-таки уловила прежнее состояние и создала мост, но и оно было призрачно.

Разговор со своим осколком, тем не менее, прошел плохо. Лия вышла из связи как раз перед тем, как прислониться к статуе. Не открывая глаз, она некоторое время размышляла над тем, как повела себя. Ей следовало взять чувства под контроль. Она зря вспылила и разозлилась. Мысли дневниковой себя взяли вверх, а Лия слишком лично восприняла все, что творилось с ее первым крестражем, чтобы остаться в стороне и не защитить его. Были и другие чувства. Общаясь со Вторым Волдемортом, Лия частью сознания понимала, каково ему. Даже злость, перенятая от Дневника, не смогла подавить в ней сочувствие и заставить злорадствовать. Пришлось прекратить разговор и быть более резкой, чем она намеревалась быть сначала.

Сейчас где-то в глубине сознания Волдеморт продолжал говорить с ней, сотрясать ментальные щиты, спешно возведенные против него. Лия вытесняла его из своих мыслей всеми известными ей способами, надеясь, что в этот раз она не нырнет в его мысли так сильно, чтобы считать их своими, как это произошло с ней в этом теле и с ней в Дневнике. В этом смысле пропасть между их душами была как нельзя кстати.

В конце концов она решила, что все не так плохо. Ей следует взять паузу, а проложенной связью она воспользуется в более спокойном настроении, если к тому времени Волдеморт не прекратит штурмовать ее мысли.

На лестнице в башню послышались шаги, будто кто-то бежал по ступеням. Приближалось как минимум две пары ног. Лия последний раз кинула равнодушный взгляд вниз и слезла со стены. Скрытая под чарами невидимости, она лишь отошла в сторону от двери, чтобы успеть прошмыгнуть, пока та не закроется за входящими.

Вход в башню открыли осторожно, ночные нарушители вели себя теперь тише и переговаривались шепотом. Лия приготовилась сделать маневр, но, узнав в вошедших на площадку Маркуса и слизеринку-блондинку, с которой недавно застала его, стушевалась и пропустила удачный момент. Она вытянула руку с палочкой, чтобы задержать дверь, но Маркус остановился и вгляделся в то место, где она должна была стоять, скрытая дезиллюминационными чарами.

— Появись, — грубо произнес он, оттесняя рукой свою девушку и нацеливаясь в пространство.

Лия сочла за лучшее показаться и стукнула палочкой по голове. Как только горячие струйки магии сняли с нее маскировку, она шутливо приподняла руки:

— Спокойно, это всего лишь я.

Маркус тут же расслабился, и черты его лица стали во много раз привлекательнее, чем когда он свирепо бегал глазами по воздуху.

— А чё не в мантии? — спросил он, прикрывая дверь на лестницу.

Блондинку, прятавшуюся за его спиной, он представлять не стал — Лия не стала о ней спрашивать, лишь еще раз скользнула взглядом по ее лицу.

— Неудобно с ней. Возни много. А что, меня сильно видно?

— Не сильно. Но мантия круче. Особенно, как мне помнится, твоя. Артефакты, знаешь, порой не так просты. Делают чуть больше, чем ты от них ожидаешь. Твоя точно прятала тебя лучше, не сравниться с дезиллюминацией. Но у тебя для третьекурсницы потрясающе выходит!

Он оглянулся на блондинку, и Лия поймала в его настроении некоторую нервозность.

— Спасибо. Ладно, я оставлю вас, — хмыкнула она, занося палочку над головой, чтобы обратно набросить на себя чары невидимости. — Какие-то продвижения есть уже?

— Небольшие, — коротко ответил Маркус. — В понедельник подробнее расскажу.

Лия поспешно вышла на лестничную площадку. Она и не ожидала, что после сегодняшнего первого обсуждения дальнейших планов, на которое некоторые слизеринцы во главе с Маркусом позвали и ее, будет какое-то продвижение. У всех были выходные на то, чтобы разнести весть из рук в руки, прежде чем в понедельник оценить, кто на что рассчитывает и что может сделать, чтобы избежать кары Наследника Слизерина.

Она не успела зайти за угол коридора, как лицом к лицу встретилась с профессором МакГонагалл. Та была рассержена и стремительно направлялась в сторону коридора, из которого только что вышла Лия. МакГонагалл прошла мимо и свернула к Астрономической башне. Лия краем сознания скользнула по мыслям профессора и убедилась, что та намеревается настигнуть кого-то из учеников, которых недавно заслышала, пока дежурила в коридорах.

Быстро прикинув, что ей вряд ли что-то сделают за нарушение школьных правил, в то время как декан Гриффиндора всерьез могла наказать Маркуса, Лия вновь сняла с себя чары и с силой врезалась в ближайшие рыцарские доспехи, сделав вид, будто нечаянно с ними столкнулась.

МакГонагалл стремительно развернулась на оглушительный лязг. Лия стояла посреди коридора и закусывала губу, чуть склоняя голову с напускным виноватым видом.

— Простите, профессор, — проговорила она, придавая голосу высоких нот, и направила палочку на доспехи, чтобы водрузить их обратно на пьедестал с помощью магии.

— Ох, мисс Поттер, это вы, — произнесла МакГонагалл отчего-то дрогнувшим голосом.

Лия вгляделась в нее, но на этот раз мысли профессора не лежали на поверхности. Та подобралась и смотрела на нее с едва видимым смятением.

— Вам следует находиться в своей постели, мисс, — наконец собралась она и напустила на мельком растерянное лицо строгости.

— Да, профессор. Извините, профессор. Я как раз туда направлялась, — закивала Лия.

МакГонагалл поправила очки и нервно пригладила собранные в аккуратный пучок волосы.

— Идемте. Я провожу вас. В школе по-прежнему может прятаться Наследник Слизерина. Вам бы стоило осторожнее вести себя, нарушая школьные правила. Мне казалось, уж ученики Рейвенкло с большей ответственностью подходят к дисциплине.

Лия беспрекословно последовала за МакГонагалл, отводя ту от Астрономической башни. Но неснятые баллы, как и то, что МакГонагалл так заволновалась, удивили ее. Это считывалось легко, но непосредственные мысли прикрывались. Лия хотела было молча пробраться в сознание, но посчитала лучшим завести разговор.

— Профессор, а вам самой не страшно ходить по коридорам после недавнего нападения? — спросила она, поспевая за быстрым шагом профессора. — Я думала, снова привидения начнут патрулировать вместе с дежурными.

— Профессор Дамблдор говорит, что Наследник надолго залег на дно, если не прекратил свои гнусные дела.

— В этот раз на чистокровную напали… Это тоже гнусно?

— Разумеется, — раздраженно ответила МакГонагалл. — Вы ведь сами едва не стали жертвой. Удивлена вашему вопросу, мисс.

— А откуда у профессора Дамблдора такая уверенность? Ну, что Наследник прекратил нападения в этот раз.

— Спросите у него самого, — отрезала МакГонагалл. — Кстати, вот он. Господин директор!

Дамблдор дежурил в параллельном коридоре, за много футов от того места, где они остановились, чтобы позвать его. Он удивленно повернулся на голос и медленно зашагал к ним навстречу.

Лия почувствовала легкую тревогу. Они до сих пор не виделись, он ничего у нее не спрашивал и мало чего говорил в своих объявлениях сам.

— У нас нарушитель? — добродушно спросил он, приблизившись к ним размеренным шагом, будто прогуливался в погожий день.

— Профессор Дамблдор, вам давно следовало поговорить с ученицей, подвергшейся нападению. Кажется, мисс не осознает опасность блуждания по ночному замку, особенно в сложившейся ситуации.

Лия искоса поглядела на нее, заметив, что в нотках МакГонагалл сквозило едва прикрытое обвинение. Но не по отношению к Лии — обвинение было адресовано Дамблдору. Профессора некоторое время буравили друг друга взглядом, после чего Дамблдор улыбнулся в усы, смиренно склонил голову и мягко ответил:

— Что ж, в таком случае позвольте, профессор, мне поговорить с ученицей с глазу на глаз. Раз уж мы оба не спим и бродим по коридорам в одиночестве.

Лия переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять подтекст, чувствуя, что говорят о ней, но имея в виду что-то, лежащее выше блуждания в школе, якобы рискуя встретиться с Наследником Слизерина. МакГонагалл, удовлетворенно вздернув подбородком, оставила их посреди коридора и ушла дежурить в то крыло, которое только что покинул Дамблдор.

— Извините, сэр. — Лия вышла в свет факелов. — Я знаю, уже ночь... Я просто…

Дамблдор улыбнулся ей и сделал шаг навстречу. Лия напряглась, но не отступила и посмотрела прямо ему в лицо, вызывая наверх сознания самые безобидные планы тринадцатилетнего подростка.

— Не так уж мало учеников бродит ночью по замку. Я и сам люблю школу в это время суток. Коридоры так загадочны и таинственны, что грех не изучить их в полном одиночестве. Лишь бы не попасться снующим тут и там дежурным.

Лия смотрела ему в глаза, но в его мыслях была тишина. Это пугало ее. Может быть, он ничего такого не подозревает и видит только непослушную ученицу. Но может, он лишь проверяет ее.

— Да, сэр, — только и ответила она, посмотрев под ноги. В точности, как пятьдесят лет назад, когда ей приходилось пересекаться с Дамблдором, тогда еще профессором трансфигурации.

Они несколько мгновений стояли молча, слыша лишь далекие шаги кого-то из дежурных. Дамблдор, посмотрев на нее сверху вниз, первый прервал молчание:

— Странно видеть, что ты не используешь мантию Джеймса Поттера. Как профессор МакГонагалл обнаружила тебя?

— А откуда вы?.. — Лия осеклась, вспомнив косой почерк. Записку она давно выбросила и помнила ее смутно, но теперь, подумав о ней, догадывалась, чей именно был этот почерк. — Это вы ее прислали?

Дамблдор кивнул. Лия краем сознания подумала, что наконец знает, кто виноват в испорченном Рождестве того года, но обиды на это давно уже не было.

— Я… Я задержалась в библиотеке. Забыла мантию в общежитии, — ответила она на ранее заданный вопрос, хоть он и был, скорее, риторическим. Хотелось чем-то заполнить паузу и поговорить об отвлеченном. — А почему вы сразу не признались, что это вы прислали? Почему отправили мантию анонимно?

— Извини, мне казалось, будет лучше, если моя ученица не будет думать, что директор слишком тесно с ней связан. Моего визита на Привит-драйв было достаточно. Что ж, идем, провожу тебя до башни.

Он развернулся, и Лия пошла рядом. Отсутствие у него вопросов беспокоило ее все сильнее. Может быть, он ждет их от нее и то, что она сама ничего не спрашивает, говорит ему больше, чем вопросы, которые могла бы задать якобы пережившая нападение девочка?

— Вы поэтому не приходили ко мне после нападения?

— Да. Мне показалось, что тебе лучше забыть об этом поскорее, достаточно было расспросов министра и твоих друзей.

Лия заволновалась. Откуда он знает о расспросах? Неужели Мадам Помфри и в этом ему отчитывается? И как много она подслушала?

— Сэр, — начала она, но голос ее подвел. — Как вы думаете, кто Наследник Слизерина?

— Это лорд Волдеморт.

Лия остановилась. Щеки вспыхнули жаром, а мысли перенеслись в далекий сорок третий, когда Том Риддл ловил на себе хмурые взгляды Дамблдора, который только и ждал повода обвинить его в нападении на Миртл. У него не было доказательств, никаких.

— Откуда вы знаете? Ведь вы даже не спросили меня, что я видела… Почти неделя прошла, но вы ничего не спросили…

Дамблдор обернулся к ней, тоже остановившись, и всплеснул руками:

— Ах, прости старика! Иногда забываю, что не всем очевидно то, что доступно моему сознанию. Видишь ли, лорд Волдеморт когда-то был моим учеником. Я знаю его почерк.

— Значит, он вернулся? Кажется, он оставил профессора Квиррелла и скрылся.

— Все верно, скрылся. В этот раз он действовал через третьих лиц.

Лия внимательно слушала, пытаясь понять, сколько он знает о Дневнике. Они двинулись дальше, держась друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Лии казалось, что на дворе сороковые, что до выпуска всего год, и если бы она приложила руку к груди, она почувствовала бы под пальцами холодный металл значка старосты школы. Но они прошли мимо окна, и Лия, повернув к нему голову, увидела блеклое отражение темно-рыжей девочки с галстуком факультета Рейвенкло и вернулась обратно в девяносто третий.

— Ты права, мне стоило прийти раньше… — произнес внезапно Дамблдор. — Намного раньше. Ты, должно быть, хочешь о чем-то мне рассказать? Я и в самом деле не знаю, что произошло. И, признаться, я боюсь навредить своими расспросами. Никто не знает, куда делся Наследник. Если он будет думать, что я ни о чем не подозреваю, он может оставить тебя в покое. Понимаешь, о чем я?

Лия скосила на него взгляд и неопределенно дернула плечом.

— Последнее, что он сделал, — убрал за собой свое первое предупреждение. Я уж и не надеялся от него избавиться, Попечительский совет так и не выделил деньги на то, чтобы скрыть его. Я беспокоюсь, что Наследник явится стереть надпись и в Большом зале.

Дамблдор говорил так просто, будто между ними, ученицей и директором, не было пропасти. Но сложнее всего было игнорировать пропасть другую, корни которой уходили в первую их встречу в приюте Вула.

— Вам она не нравится, сэр?

— Она лучше первой, — согласно кивнул Дамблдор. — Если бы только не обстоятельства, при которых она появилась.

— Аппетит ни у кого не пропал, как я заметила, — тихо проговорила Лия, внимательно следившая всю эту неделю за реакцией остальных учеников на слова над преподавательским столом.

— Похоже, Наследник поменял приоритеты.

— Он их уточнил, — не удержавшись, поправила его Лия.

Дамблдор улыбнулся в бороду.

— Ты считаешь это уточнение справедливым?

— Вполне, — на этот раз кратко ответила Лия. — А вы? Сэр.

— А я считаю, что можно было сделать это более безопасно.

— Я видела ту слизеринку. Кажется ее, как и Миссис Норрис, не собирались убивать. Это было лишь предупреждение.

— За которым последовали вполне серьезные нападения, — заметил Дамблдор, но в словах его по-прежнему не было слышно угрозы. — Боюсь, как бы Наследник не стал нападать на учеников в этот раз. Теперь под удар, как мы видим, может попасть каждый, кто ему будет неугоден.

Лия лишь кивнула, не сказав ни слова. А что может сказать третьекурсница, попавшая в число жертв?

— Мне на время удалось успокоить министра, родителей. Но Наследника так или иначе придется найти, а если начнутся нападения, есть риск поймать не того. Знаешь, эту Комнату открывали пятьдесят лет назад. Печально тогда вышло… Школа была на грани закрытия, и виновник подставил хорошего мальчика. Ты его знаешь. Рубеус Хагрид, наш лесничий. Мне бы не хотелось, чтобы нынче повторилось что-то подобное.

Лия не понимала, обращается ли он к ней, к Наследнику, или к ней, к ученице школы, чуть не ставшей жертвой. Первое вполне можно было ожидать, и в таком случае становилось страшнее от того, что Дамблдор говорил сейчас.

— А вы знаете, как отличить Наследника от подставного? — аккуратно поинтересовалась она, решив, что до самого конца будет делать вид, что не понимает подтекста.

— Разумеется. Только Наследник может управлять змеем, спрятанным в той комнате. Во время истерии на такие очевидные вещи мало обращают внимание, к сожалению, и виновные выходят чистыми из воды, а через полсотни лет возвращаются в свет и продолжают свои темные дела.

— Да, жаль, — кивнула Лия. — Я думаю, на этот раз Наследник будет настороже. У меня осталась его вещь. Вы видели ее, да ведь? Мне сказали, вы помогли избавиться от нее.

— Помог, в каком-то смысле, — очень тепло улыбнулся Дамблдор. — Но здесь велика твоя личная заслуга, Эмили.

Лия шла, а внутри все холодело. Она вспоминала голос, твердивший ей о живой Матильде. Это был Дамблдор? Лия чувствовала, как внутренности падали куда-то вниз, оставляя в животе зияющую страхом пустоту.

— Правда? Я ничего не помню, — вымолвила она, едва передвигая онемевшими губами. — И я самого Наследника тоже не видела. Не видела его лицо. Так что, если он решит разобраться со мной, чтобы я молчала, я даже не узнаю, что это он.

Дамблдор замолчал. Лия оглянулась на него, а за его очками глаза будто померкли, и во лбу пролегла хмурая складка.

— Жаль, что ты этого не помнишь… Ты проявила небывалое качество, которое и уберегло тебя от Наследника.

— Да? И какое? — спросила Лия, предчувствуя, что Дамблдор скажет что-то о ней такое, что будет полезно другой ее части — Волдеморту, который поверил пророчеству, но который не смог убить девочку лишь потому, что нарушил свое обещание, данное слуге, и поплатился за это.

— Я видел, как милосердна была твоя душа, — тихо произнес директор.

Лия ощутила, как жар в очередной раз прилил к щекам.

— Что это значит?

— Это величайшая магия.

— Что? Жалеть кого-то? — Лия чуть скривила губы, вспоминая, как они с Дамблдором в последний раз виделись в приемлемых отношениях в его кабинете. Помнила каждое слово, которое Дамблдор тогда сказал ей о ее неосведомленности в других областях магии.

— Сострадать. Я был сам поражен, не ожидал такого. Я знал, как велика сила любви, но и на шаг не приблизился к ней так, как это сделала ты.

— Я не понимаю… — Лия покачала головой, отступая на шаг. — Причем тут любовь?

Самой ей было очень страшно. Дамблдор почти что признавался ей, что знает, что это она напала на Матильду и едва ее не убила… Лия зло сощурилась, припоминая события того вечера. Она увидела мертвую Матильду в голове у Снейпа. Неужели это все было разыграно? Только кем? Сам ли Снейп это придумал или Дамблдор обманул и его? По прошедшему в пятницу занятию зельеварения нельзя было точно сказать, переменилось ли что-нибудь в Снейпе. Он по-прежнему игнорировал ее и вел себя как обычно. Да… тогда он посмотрел прямо на нее и обнажил сознание с ложными мыслями. Она до того погрузилась в восприятие Дневника и маленькой Эмили, что опыт своей бытности Темным Лордом, который и без того лежал на дне сознания и редко выныривал на поверхность в то время, не прозвенел и не напомнил, что именно Снейп был Пожирателем, просившим пощады для Лили, и что для замены воспоминаний Снейп был превосходным окклюментом.

Выходит, Снейп теперь с Дамблдором. Вполне закономерно: Лили все-таки погибла, несмотря на обещание. Надо будет разобраться с ним как можно скорее. И значит, Дамблдор знает про активную Метку… Значит, он и правда говорил тогда с ней, когда она умирала от раскаяния.

Что ж, может быть, он просто думает, что Волдеморт управлял ею, а она все это видела и сбросила его чары. Вот почему он сказал, что она одна из жертв… Очевидно, что он не хотел, чтобы жертвой она выходила как человек, действовавший под чужой волей.

Он мог не связать затихший Дневник и Метку с ней. Или мог? Ведь он видел, как Дневник тек в нее. Нет, Дамблдор ничего не знает о крестражах, успокоила она себя. Он просто бережет ученицу.

Но что же он, в конце концов, хочет от нее? Какого признания?

Лия украдкой вытерла некстати покатившиеся по щекам слезы и отвернулась от Дамблдора. Теперь она шла перед ним.

— Любовь… Может быть, я не прав, используя такое сильное слово. Но я увидел в тебе силу, которая помогла тебе справиться с лордом Волдемортом. Уже трижды.

— И как я это сделала? — деланно удивилась Лия.

— Ты дала отпор его тьме, ты не поддалась ей, но пронесла через себя. Изменила ее.

Лия ощутила болезненный удар в груди, вспомнила раскаяние, которое должна была испытать десятки лет назад.

— Всего-то… — сорвалось с языка.

Дамблдор будто вздрогнул. Лия, заметив краем глаза это едва уловимое движение, оглянулась на него полностью и испугалась того, как Дамблдор посмотрел на нее. В его глазах за очками-полумесяцами смешались огорчение и разочарование. И Лия злилась на себя за то, что эти глаза так сильно вдавили ее в пол и заставили чувствовать, что она сказала что-то неправильное.

— Лорду Волдеморту неизвестно чувство, которое помогло тебе справиться с тем, что тебя гложило. Ему немыслимо чувствовать хоть долю сопереживания и эмпатии. И чем больше он погружался в темную магию, тем сильнее уродовал свою душу, лишая себя и шанса когда-либо полюбить. А ты справилась. Любовь защищает твою душу от тьмы, — с тихой горечью произнес он.

— Откуда вы знаете, что он мог и чего не мог? — чуть резче, чем следовало, спросила Лия.

— Я был его учителем. Я знаю, на что он способен.

— Тогда почему не научили? Милосердию и всему прочему, чего, по-вашему, ему не достает. Или вы учили? Учили, но он не послушал?

Она пытливо вглядывалась в голубые глаза, в которых грусть перетекала в усталость и некое подобие вины. Дамблдор прикрыл веки, прежде чем ответить:

— Не хочешь ли ты сказать, что сочувствуешь Волдеморту?

— Вы учили его милосердию? — повторила она.

— Нет… я не учил.

— В таком случае я ему сочувствую.

Они замолчали. Некоторое время стояли, не глядя на друга, а потом Лия сделала вид, будто последних фраз не было.

— Сэр… Тот Дневник… Он ведь стал пустым, да?

— Да, — Дамблдор склонил голову, будто изучая ее. — Кажется, лорд Волдеморт снял с него чары раньше, чем я успел добраться до него самого.

Вот, значит, какую легенду он хочет ей навязать. Это было не самое плохое объяснение того, что произошло, — Лия была не против поддержать его. Она молчала, перебирая в голове слова, и задумчиво водила пальцем по пыльной каменной стене.

— Если вы так говорите… Про любовь и защиту… Я, наверное, сделала ему больно? Помните, на первом курсе на меня напал профессор Квиррелл? Им управлял лорд Волдеморт. Я этого никому не говорила… Кроме друзей, правда. Ну, вам не говорила, а теперь, думаю, стоит кое-что еще сказать.

Дамблдор внимательно посмотрел на нее и пригнулся, будто жаждущий выслушать ее откровения. Он даже ухом не повел, услышав, что в Квиррелле прятался Волдеморт… Должно быть, знает что-то об этом. Что ж, в том состоянии она еще не могла знать обо всем, что происходило между ним и Волдемортом.

— Тогда он тоже пытался овладеть мной, но не смог. Что-то помешало ему, не впустило в мою душу… Это тоже была любовь, как по-вашему?

— Очень вероятно! — горячо воскликнул Дамблдор, взгляд его повеселел.

— Ну и… он улетел куда-то, да?

— Да, по моим сведениям, он сейчас где-то в лесах Албании.

Лия приложила все усилия, чтобы ни один мускул не дрогнул при этой новости. Дамблдор знает, где находится еще один Волдеморт. Волдеморт, начисто лишенный какой-либо силы, беззащитный. Ее Волдеморт. Ее душа.

— Где-то? Разве нельзя узнать точно? — поинтересовалась она и добавила: — То есть… разве нельзя добраться до него и м-м-м… уничтожить?

— Увы… Волдеморт окружен такой магией, с какой не справится ни один из существующих волшебников.

— Даже вы? — спросила Лия и жадно ждала ответ.

— Я мог бы, — к ее огорчению ответил Дамблдор. — Но для этого мне придется убить невинного человека. Я не хочу этого делать.

Лия с застывшим взглядом смотрела на него. Реальность поплыла перед глазами. Нет-нет, уговаривала она себя, Дамблдор не знает о крестражах и о том, что она тоже является якорем для всех своих частей, в том числе и для того, кто сейчас сидит в Албании и вот уже несколько дней молит ее о спасении.

Она повернулась на деревянных ногах и продолжила путь. Дамблдор двинулся следом.

— Ну, хорошо, не убить… Но заточить ведь его можно, разве нет?

— Для этого придется пожертвовать людьми тоже, — грустно ответил Дамблдор. — Люди, которые знают от меня лично, что Волдеморт не ушел навсегда, проследили его путь до безопасных для себя границ леса. Есть риск потерять хороших людей. Там территория Волдеморта, все пронизано убийственной магией. Он слаб и не вылезет оттуда, и никто к нему не доберется в ближайшие десятилетия. Квиринус Квиррелл был глупцом, но на свете мало таких глупцов, на самом деле. Так что, пока он не беспокоит нас, можно найти способ, как навсегда избавиться от него, не прибегая к лишним жертвам.

— И как же?

— Видишь ли… Никто не может убить душу, которую что-то держит на земле. Но сама душа может сделать это с собой. Ты была близка к этому, даже если не помнишь. Ты могла умереть, не пожелав жить. Но в тебе хватило той самой силы, благодаря которой ты снова разожгла в себе жизнь.

— Душу может убить только та же душа? — переспросила Лия, переложив эту загадку на себя и свое второе я, бродившее по Албании.

Они опасны друг для друга… Никакие крестражи их не спасут и ее не спасли бы. Раскаяние убивало ее, и она была готова умереть. Она просто могла не захотеть спасти себя. Как чертова Меропа... Вот откуда нечувствительность к смерти: Лия была слишком близко к ней, чтобы теперь бояться.

— Именно так, — сказал Дамблдор, отчего-то довольно сверкнув глазами.

Лия запомнила этот блеск. Она знала этот блеск. Он означал, что она поняла нечто, что Дамблдор и хотел, чтобы она поняла. Зачем ему ее понимание того, что она может убить себя в любой момент и никакой крестраж не спасет ее? Неужели он хочет, чтобы она убила себя и?.. Мерлин, да! Он хочет, чтобы она пожертвовала собой! Конечно, сначала нужно, чтобы она убрала за собой и отделившийся осколок. Но этому не бывать.

Кажется, эти мысли отобразились в ее обозленных глазах, потому что дамблдоровский искрящийся взгляд потух и его место заняло беспокойство.

— Ты что-то хотела рассказать про нападение, или мне показалось? Мы немного отошли от темы.

— Да… — выдохнула Лия. — Волдеморт на первом курсе ушел и не возвращается. Как думаете… ну, не помню точно, что со мной было… мог Наследник тоже уйти? От того, что я дала ему отпор.

Дамблдор чуть приподнял уголки губ.

— Думаешь, нападения прекратились навсегда?

Лия замялась. Насчет «навсегда» она уверена не была, но в ближайшее время не планировала форсировать принятие магглорожденных таким способом. Люциус уже выступил от лица Попечительского Совета и сказал все, что ей хотелось услышать. Ни к чему разводить панику, ведь самые главные ненавистники магглорожденных знают, что на их детей в любой момент может напасть Чудовище из Тайной Комнаты. Пока все идет неспешно, но в верном направлении.

— Да, я надеюсь на это, — ответила она наконец.

— Я тоже на это рассчитываю, — лучезарно улыбнулся ей Дамблдор.

Они давно дошли до подножия лестницы, ведущей в башню Рейвенкло, и стояли у разных стен.

— Что ж, тебе пора подниматься. Что-то я задержал тебя своими разговорами. Вижу, тебе совсем не страшно говорить о Волдеморте и о нападении… Хорошо, что ты справляешься с этим. Непростая ноша… я бы с радостью забрал ее у тебя, если бы имел хоть какой-то на это шанс… Если вспомнишь что-то или захочешь обсудить, я на третьем этаже за горгульей. На этой неделе люблю пряничных человечков.

Дамблдор опустил голову и говорил совсем тихо. Лия впервые за весь разговор почувствовала тепло от его слов. Потом вспомнился рыжеволосый Дамблдор, который всю ее первую школьную жизнь вел себя так, словно она не достойна понимания и принятия, и тепло потухло. Теперь, видите ли, она проявила сочувствие, а он уже готов приглашать ее к себе и говорить на равных. Как ей не хватало этого раньше…

Они тихо попрощались. Лия медленно поднималась в башню, потяжелевшая от мыслей и чувств, которые вызвала в ней сегодняшняя ночь. Она завернула достаточно, чтобы ее не было видно снизу и сверху, медленно опустилась на холодные ступени и зарылась лицом в руки.

Было очевидно, что Дамблдор знает очень много. Много того, чего знать не должен был ни при каких обстоятельствах. Кажется, он даже знал больше, чем она думала, что он знает. И хуже всего было то, что, когда она находилась в Дневнике, отчаявшаяся, желавшая выбраться обратно любой ценой, она знала, что Дамблдор руководит Хогвартсом, но полувековое пребывание взаперти словно выгладило в ее памяти образ этого человека и того, как он к ней всегда относился. К ней примешивались чувства осколка от оставшегося Тома, который злился и на Малфоя, не сдержавшего обещание хранить Дневник, и на Дневник, который знал, как опасно вылезать без подготовки, но решил, что сможет совладать с Дамблдором или обвести его вокруг пальца. Глупая-глупая она шестнадцатилетняя… И Лия не знала, как сейчас ответить за все, что пришлось сделать.

Она ходила по краю. Она ни в чем прямо не призналась Дамблдору, но знала, что ей не удалось его обмануть. Черт возьми! Опять. Вечно только его одного нельзя было покорить, обольстить и обмануть. А ей теперь, вновь несовершеннолетней, как на днях проверил Люциус, никуда не деться из школы, которая принадлежит Дамблдору, где каждый портрет, каждый домовик, каждый рыцарь в доспехах доложит о каждом ее шаге и чихе. Ведь так он мог узнать про все ее замыслы, про передвижения Добби. Конечно, это все осознавалось и раньше, но тогда казалось, что она всесильна, что она способна провести Дамблдора. И вот она снова ошиблась.

Больше всего задевало, что сейчас он по какой-то причине давал ей шанс. Шанс, который нужен был Тому Риддлу, но который достался ей, только лишь потому, что она, видите ли, может сочувствовать. А она выть готова от этой человечности, которую познала лишь в жизнь Эмили Поттер. Которая после раскаяния развеяла множество усвоенных способностей, ради которых приходилось переживать тяжелейшие тренировки. Она помнит каждую из них и каждого учителя, который стоял над ней и выбивал из нее страх. Стоит ли нежность к Дурслям и Маркусу с Робертом десятка лет, потраченных на то, чтобы окончательно и бесповоротно стать Темным Лордом и вернуться в Британию, желая поделиться магией с единомышленниками?

Стоило ли? Ведь она совершила еще одну глупость из-за этой человечности. Она, помня о своем бессилии в Дневнике, решила наладить связь со своим албанским осколком. Проложила канат, как делала когда-то в дневнике со своей душой в этом теле. Этот канат держит их, даже если она делает все возможное, чтобы закрыться от Волдеморта и не пускать его в свои мысли. Но она его слышит. Слышит каждое слово, которое он хочет донести до нее. И если бы захотела, услышала бы каждую мысль, которую он не обращает к ней; увидела бы мир бессилия его глазами. Она снова вспомнила бы о времени, проведенном в Дневнике, и прониклась бы сожалением. А ее страшило это сожаление. До чертиков пугало, потому что она знала: Волдеморт выдерет из нее все, зацепившись за эту человечность.

Ей оставалось лишь каждую ночь, когда защищаться приходилось сильнее, игнорировать его провокации, делать вид, что она ни черта не слышит. Но все же слышать и каждое утро лежать разбитой в кровати и размышлять, что милосерднее будет сделать: оставить его там и разорвать связь; помочь и показать то, что она пережила, и открыть для него ту область знаний, которую сама едва ли полностью осознает; или же наведаться в Албанию и заключить осколок души в предмет?

Лия размышляла, но так и не приходила к окончательному решению.