Ты крутись, крутись, колечко... (джен)

Примечания:

Глава специально для AgentSolt! Поздравляю)))

Иди на север. Найди Дунэдайн. Есть среди них молодой Следопыт. Ты должен с ним познакомиться. В тех местах его называют Странник.... Его истинное имя ты должен узнать сам.

(Трандуил)

Опасное это дел, Фродо, выходить за порог: стоит ступить на дорогу и, если дашь волю ногам, неизвестно куда тебя занесёт.

(Бильбо)

Леголас хоббитом не был, но выходить за порог и ему было не по себе. Лесных эльфов нельзя было назвать заядлыми путешественниками, как, впрочем, эльфов в целом. Его народ всегда был склонен к некоторой изолированности. Исключение — гонимые нолдор да имеющий в себе значительную часть их крови лорд Элронд.

И всё же владычица сокрытого Лориэна Галадриэль вмешивалась в судьбу Средиземья более чем активно. В то время как его король и отец уютно расположился в своей пещере, потакая чревоугодию и заливая нереализованные амбиции вином.

Принц давно не без оснований подозревал, что тому выгодно нынешнее положение дел. Что кишащие пауками леса прекрасно отпугивают от владений Трандуила — гномов, людей и даже других эльфов.

Они переселили всех нандор с южных окраин в глубь королевства. Меньшую территорию — проще охранять и легче контролировать, это факт. Вот только Леголас не был уверен так ли это необходимо, в их силах было собрать войска и отбросить орков. Да, те бы вернулись, но время они бы купили. Его король не стал рисковать. Жертв было бы не избежать.

Впрочем, их не избежали и так. Судьба семьи Тауриэль тому доказательство. То, что случилось с её поселением, заставило остальных прислушаться и оставить места, где родились и выросли тысячелетия назад.

Тогда Леголас промолчал. Он ещё был слишком молод, и авторитет отца был для него абсолютен. До той поры. Тогда он впервые задумался о пути, по которому ведет их король.

Трандуила волновало лишь одно. Благо его королевства. Даже сам Леголас занимал его именно как наследник, вариант на случай, если что-то пойдет не так. Его дед Орофер объединил некогда разрозненные племена, и по сей день не было никакой гарантии, что королевство выстоит, не раздробится на мелкие кусочки после прерывания его рода.

Выживание. Именно на это нацелен был его отец, точнее король. Тихо, незаметно от остального мира, пожертвовав амбициями, которых у Трандуила было не счесть, зато сыто и относительно безопасно.

Леголасу говорили, что раньше его отец был другим. Те немногие синдар, кто пришли вместе с Орофером, твердили, что Трандуила изменило падение Дориата. Те из нандор, кто пережили войну Последнего союза, утверждали, что принца изменила смерть отца и корона. И наконец, эльфы чуть старше самого Леголаса, а также и те, кто помладше, были убеждены, что короля изменила гибель королевы.

В любом случае принц знал лишь того короля, каким Трандуил был сейчас. Этот король походил на ледяную статую, что по каким-то непостижимым причинам, элегантно очерчивая шаг, передвигалась по дворцу, отдавая приказы застывшим, не терпящим неповиновения голосом.

Король много работал. Пожалуй, даже слишком. Однажды в далеком детстве Леголас пристал к дворецкому Галиону с одним очень важным для него на тот момент вопросом: «А когда у папы закончатся дела?», и получил честный и совсем не детский ответ: «Никогда».

Часто, коротая ночи в карауле с Тауриэль, где она была на посту, а принц убивал время, он замечал, как приходят срочные донесения и загорается в окне королевской опочивальне свет, который бывало и не затухал всю ночь.

У его отца всегда были дела, а когда их не было, было вино. Много вина. Неизвестно, что именно им глушил король — тоску по возлюбленной, тоску по своей жизни, наполненной лишь обязанностями, или же пустоту собственного сердца. Места для Леголаса в этом круговороте не оставалось.

Они виделись лишь за приемами пищи, и то не всегда. Бывало Трандуил перекусывал прямо за рабочим местом. Он король, а королю можно всё. Принц же был обязан, если не был на посту, или в отъезде, являться в малую трапезную. Потому как иначе они с отцом вряд ли бы вообще где-либо пересекались, кроме как ненароком в коридоре, всё же их покои располагались на одном уровне.

За столом король по обыкновению устраивал ему небольшой, но обстоятельный допрос. К слову, совершенно ненужный. Ему и так докладывали обо всём, что происходило во дворце. Телодвижения же наследника входили в вопросы первостепенной важности для короны.

Им Трандуил и требовал объяснений, затем, выслушав его неловкие оправдания, начинал разглагольствования о долге, о короне, заканчивая всё тем, что разжевывал ему «надлежащее поведение наследного принца».

Порой Леголаса так и подмывало спросить, а был ли сам, Трандуил, идеальным принцем или же нет? Но эти мысли быстро уходили, привычно разбившись о холодную надменность и неживую идеальность последнего.

Ему сложно было поверить, что его отец когда-то был другим. Не глыбой льда, что с высоты своего трона, плевать хотела на то, что Леголасу всё это не по душе. Что он охотно отдал бы всё, что имел, лишь бы иметь нормальную семью. Лишь бы гулять по лесу, среди дивных трав и деревьев, а не постоянно учиться, чтобы быть умнее, быстрее и сильнее всех в королевстве. Лишь бы играть с другими детьми, а не учить имена королей людей, коих было столько, что и эльфийская память всех не упомнит.

Он не хотел рождаться принцем. Не хотел, чтобы родной отец обращался с ним строже и требовал больше, чем от всех остальных подданных. Даже спасенной королём Тауриэли повезло больше.

Мысль о том, что однажды и он, может, стать таким, заставляла Леголаса холодеть даже посреди самого знойного дня. И потому он ушёл, чувствуя, как начинает покрываться корочкой льда его израненное неразделенной любовью сердце.

Оставшись в Лихолесье, где всё напоминало бы о ней, и имея пред собой живой пример отца, Леголас и сам бы со временем превратился в идеального наследника, чьи чувства убил жестокий мороз. По крайней мере, так ему казалось, глядя на раскинувшуюся под Вороньей высотой занесенную снегом землю и реку, что почти сковал лёд. Принц не хотел замерзать, а потому должен был уйти и исцелиться.

Вот только куда и зачем? Всю жизнь над ним довлел долг и внимательный, выжидающий взгляд, нет, не отца, а короля, готовящего из него преемника.

И вот Леголас свободен. Король и долг остались далеко позади, за заснеженным полем, где сегодня погибло столько его сородичей, а также людей и гномов. Все они смертны, и все живут в одном мире, и враг тоже один… А мир, мир он такой большой!

Раньше принц выбирался лишь в ближайшие окрестности, ограничивающиеся Дейлом. И то большая часть вылазок имела тайный характер. В Эреборе с посольством он не был никогда. Отец никогда не брал его с собой, аргументируя это тем, что один из них всегда должен оставаться в королевстве на случай, если переговоры провалятся.

И вот, когда Тауриэль сбежала, оставив пост за своим гномом, принц последовал за ней. Про гнев отца он тогда старался не думать. Если наследник отцу и был нужен, то рыжая непослушная наследница… Именно ему следовало вернуть Тауриэль. Пусть король никогда не одобрит этот неравный брак, пусть она сама и вполовину не посмотрит на него так, как на этого проклятого гнома, пусть! Зато его любимая будет рядом, под присмотром.

Вот только вместо того, чтобы вернуть её, Леголас лишь окончательно потерял. Нет, Тауриэль не умерла, по крайней мере физически, но… Стало ясно, это не помешательство, это стерва любовь, и она была настоящей, и, увы, не с ним.

А ещё мысли, много нехороших мыслей, от которых авторитет отца не просто треснул, а зашатался во все стороны. Орки никогда так близко не походили к их границам. И король всегда видел, чувствовал свой лес — он не мог не знать о поджидающих сбежавших гномов орках. Скорее наоборот, он знал. И ничего не сделал, потому что… Не хотел, чтобы те ушли и разбудили дракона? Это было отвратительно, подло и… разумно.

Как и все действия короля. И всё же, глядя на гибнувший в огне Озерный город и чувствуя, как ухает куда-то в бездну сердце, стоит гигантскому смертоносному смерчу пронестись над головой, Леголас почти его понимал, но не принимал.

Немало старых демонов разбудил их с Тауриэлью последний поход. В том числе и того, кто связывался с той оборванной нитью, за которой пряталась его мать. Неясный светлый образ, такой теплый и ласковый, что порой он сомневался в его реальности.

Леголас едва помнил её лицо, и то во многом благодаря высеченному из камня лику. Поющий голос, расплывался где-то между сном и явью, выцветая перед пробуждением и заставляя гадать, а не пригрезился ли он.

И порой казалось, что всё это обман, искусно сплетенная ложь, призванная скрыть от него жестокую правду. «Она погибла в Гундабаде, » — вот всё, что сказал ему отец, не прибавив к этому ничего. Ни дат, ни обстоятельств, по которым он не сумел обеспечить безопасность своей королевы. Ничего.

И эта последняя брошенная им невесть зачем фраза: «Твоя мать любила тебя больше всего на свете. Больше жизни, » — наводила на крайнее нехорошие мысли. Что если правда такова, что это Леголас виновен в её смерти? Что если это не орки, а он сам… Что если он никогда не видел лица матери и не слышал голос, потому что она умерла, произведя на свет его? Что если отец потому ненавидит его…

И теперь получил повод ненавидеть ещё больше. Леголас следовал зову сердца, а его сердце было там, где Тауриэль, которую отец все-таки изгнал. Тогда Леголас опустился до шантажа, и это должно было помочь, ведь наследник, в отличие от сына, королю был нужен. Это бы сработало, но…

Он увидел пред собой не ледяную статую. Ожидаемо явившийся поживиться гномьим золотом и попавший теперь в смертельную ловушку, король был в бешенстве, и эта обжигающее холодная ярость вот-вот грозила сорваться на отнявшую у короны наследника рыжую голову. Принц не думал, он сам был вне себя от переполняющего его праведного гнева. Отец мало того, что не позволял им быть вместе, мало того, что изгнал своего приемыша, так ещё и готов был вот-вот снести ей голову, его любимой…

Король был в шоке. Иначе бы Леголасу не удалось выбить его клинок, не из рук, но хоть в сторону от горла Тауриэль… Он спиной чувствовал его непонимание, в которое перерастал гнев, и поспешил убраться с возлюбленной. Хоть на край света, хоть дракону в глотку, но подальше, от вновь открывшего для себя чувства, причем довольно неприятные, отца.

Трудно выходить за порог… Но ещё сложнее остаться. И Леголас не смог бы, даже если бы захотел.

Он не пошёл на Север к следопытам, как велел отец. Довольно. Время его заветов прошло. Ведь если Леголас хочет исцелиться, и однажды, быть может, вернуться, то ему не следует делать то, что тот бы от него хотел.

Так начались странствия сбежавшего принца одной маленькой, но гордой северной страны. Без медяка в кармане, если уж быть совсем честными, ибо покидал он дворец, догоняя Тауриэль налегке и в страшной спешке. И без стрелы и верного лука — хорош воин…

Леголас совершенно не знал, куда ему идти. Поначалу соблазн вновь довериться решениям отца и позволить ему управлять своей жизнью был велик, но принцу удалось побороть его.

Куда идти и что делать? — вопрос был открыт. Ясно было только, что не к гномам, те вряд ли обрадовались эльфу, да и сам Леголас после случившегося с Тауриэль на них даже смотрел-то и то с трудом. Эльфы Лориэна также не подходили, у них с Лихолесьем отношения были сложными. Хотя отец и был родичем владыке Келеборну, однако с женой его Галадриэль Трандуил, если и не был в открытой ссоре, то в крайне холодном мире. Нет, изолированный ото всех Лориэн не подходил, хотя ему скорее и дали бы там приют, за спиной посмеявшись над его отцом.

Был ещё Гондор, привыкший к самой разнообразной публике. Пожалуй, туда стоило заглянуть, но перед этим не мешало разжиться хотя бы луком, не говоря уже и о коне, что наводило на Рохан.

И всё же всем этим он разжился, не покидая поля недавней битвы. Да, принц чувствовал себя мародером, но… Глупо отправляться в дальнюю дорогу, имея лишь кинжал.

В ближайшем встретившемся ему людском селении Леголас разменял прекрасного белого лихолесского коня на какого-то более простого и куда менее быстрого бурого конька неизвестной породы, одежду попроще, немного сухарей, щепотку соли и пару медяков. Негусто, но лучше, чем ничего. За полтора месяца, проведенных на собственно пойманной и убитой дичи, Леголас и этому был несказанно рад.

Тем более, что там он обрел теплый приют до весны. Всё же отправляться в путь зимой было плохой идеей. То, что эльфы не мерзнут — миф популярный среди людей и не развенчанный самими эльфами.

Эльфы мёрзнут. Ещё как мерзнут, просто не дрожат и не синеют. У них сразу отваливаются уши. Ну, по крайней мере, так думал Леголас, стуча зубами в очередной медвежьей норе, куда он, пользуясь своей бесшумностью, проник, чтобы хоть немного согреться. А порой норы и не встречалось. И спать приходилось, зарывшись в снег…

Человек бы умер. Гном бы, возможно, тоже. У принца же просто потрескалась кожа на руках, и почти потеряли свою чувствительность кончики ушей. Увидь его сейчас отец — вряд ли бы вообще узнал.

Исхудавшего, всклокоченного с красно-синим распухшим лицом и почти синими ушами… С замершей соплей у носа он смотрелся поистине по-королевски. Отец был бы в шоке.

Забавно, что он бежал от того, чтобы не превратиться в ледяную статую в метафорическом смысле, а сам едва не стал ею в буквальном. О, если бы не те двое охотников… Они с Ягодкой (эльфийский конь, которого он позаимствовал с поля битвы) могли бы и не пережить эту зиму. Всё же поистине удивительную породу вывел его народ, выносливую и верную. Расставаться с Ягодкой было жаль, но… Те люди спасли их.

Раньше принц никогда не взаимодействовал с людьми так тесно, не знал, как устроен их быт, каковы их горести и радости. Оказалось, что жизнь тех, у кого не было той вечности в запасе, что при удачном раскладе имел любой эльф, куда более стремительная и яркая. Словно вспышка упавшей звезды…

Охотники сперва не признали в нем эльфа, что ж принц и сам бы не признал. Спасибо, хоть за орка не приняли и не угостили стрелой… А когда признали, оказалось, что селение это столь глухое, что эльфы здесь считались сказкой.

Вот тогда-то его и стали одолевать рассказами, а когда состояние его лица стало постепенно выправляться, благодаря растиркам местной бабки-знахарки… Тогда и местные девицы стали особенно часто приходить и угощать чем-то вкусненьким, прося рассказать историю о давних временах и драконах. О да, местные девы любили слушать о драконах…

Таких поселений на его пути оказалось несколько. И везде его встречали примерно одинаково, лишь в одном вождь ни с того ни с сего объявил его колдуном, обрюхатившим его жену, и попытался зарубить топором. Леголас до сих пор с содроганием вспоминал, как улепетывал оттуда в одной рубашке с луком наперевес…. Штаны он взять с собой успел, но вот натянуть…

В целом, добравшись-таки к середине лета до Гондора, принц чувствовал, что пережил куда больше приключений, чем за добрых шестьсот лет в родном Лихолесье.

Море. Именно в Минас-Тирите Леголас впервые увидел его, и оно сразу впечатлило его, настолько, что захотелось непременно побывать в Линдоне. Возможно, инкогнито подрядится на один из кораблей и… О том, что «и» принц не думал, нет, уплывать его пока не тянуло. Не в характере это лесного эльфа, да и домой он был намерен вернуться, всё же долг не был забыт до конца.

Ну, а пока в Гондоре наш бравый стрелок промышлял тем, что подряжался на случайные работы, притом никогда не берясь за такую, что могла опорочить его честь. Впрочем, к эльфам здесь относились настороженно.

Однако пару раз он участвовал в охране торгового каравана и поиске пропавших людей. Правда, один раз, смекнув, что кредиторы, принц отпустил должника. Но в целом же… В Гондоре Леголас прожил год, за это время перепробовал немало новых алкогольных напитков (отцу бы там понравились), пережил с сотню непристойных предложений (Вот, где были глаза у Тауриэль?), узнал много крепких словцов и окончательно убедился, что морской воздух ему вполне-таки по душе.

Ещё год он убил в пути к Гаваням, притом стараясь не думать о том, что ноги сами так и норовят повернуть домой… За это время кожа его успела страшно загрубеть и загореть — это вам не северное, тенистое Лихолесье… А волосы ещё сильнее выцвести — отец был бы в шоке.

Более того, кое-где принц научился прятать уши под повязку, а волосы собирать в хвост, так он мало походил на эльфа и привлекал меньше внимания.

И всё же больше всего в походе его убивала еда. В Лихолесье она была славная. Здесь же о сахаре понятие имели весьма отдаленное, а потому Леголас мучился от тоски по десертам, жадно бросаясь на каждый встреченный по пути куст малины.

В Линдоне принцу понравилось. Море, солнце, вода — для лесного эльфа это был бы шок, но Леголас нормальным не был, да и какая-то часть его крови скорее принадлежала к тэлери. Работу на верфях он получил почти без вопросов. Имя взял вымышленное, на всякий случай. Он назвался Хелег, была в этом какая-то злая ирония…

Вскоре стало ясно, что принц не был создан для работы руками. К этому его никогда не готовили, и было тяжело. Заметили это и остальные, потому, не пройдя и четверти курса обучения, его попросили.

Леголас не унывал. Потому как слышал, что в береговую стражу требовались лучники, а уж это он умел. Там он и нашёл себе место на долгих двенадцать лет. Странно, но служба другому эльфийскому владыке пошла ему на пользу.

Облик Тауриэли не совсем выцвел перед глазами, но подернулся легкой дымкой, а мягкий бриз унёс груз печали. Бывало во снах он видел её… Они, как прежде охотились на пауков в родных местах и были почти счастливы.

В Гаванях было спокойно. Даже слишком. Редкие пираты, ещё более редкие орки… Принц почти скучал по настоящей заварушке. Новостей из Лихолесья не было, как впрочем, и всегда. Доходили слухи о возродившемся Дейле, о процветающей в нём торговле, но это были только слухи.

Принц ещё не чувствовал в себе сил вернуться домой, но и оставаться в Линдоне больше не мог. Слишком велик был соблазн остаться здесь, если не навсегда, то до отплытия на Запад. Многие из народа эльдар уходили, причем с каждым годом их становилось всё больше.

Леголас не знал, что за зов влечет их за собой, но он почти ощущал его отголоски в себе. И он боялся, что снившемуся ему шуму ветвей и крикам совы недолго удастся заглушать зов моря.

Решение повернуть в Имладрис пришло само по себе. Знакомиться с другими эльфийскими культурами в живую оказалось очень познавательно. Легенда же отправившегося повидать мир линдольского лучника легла очень хорошо. Леголас имел характерный бронзовый загар, выцветшие окончательно волосы и вообще был почти не узнаваем.

В Ривендейле и некому было его узнавать. Эльфийские владыки последнюю тысячу лет общались только в письмах. Потому Леголаса могли узнать, разве что птицы.

Владыке Элронду не хватало воинов, в то время, как его сыновья после случившегося с их матерью весьма активно сокращали численность и без того поредевшего войска, охотясь, главным образом, на местных орков.

К близнецам он и поступил на службу. Подписав что-то вроде срочного договора на год с возможностью продления. Да, принц стал наемником, но, наконец, он занимался тем, к чему привык. Хотя масштабы и было не сравнить с кишащем разной нечистью Лихолесьем. И никакой бумажной работы, к которой тщетно пытался приучить его отец.

Принц с трудом заводил друзей, отчего воспоминания о тех, кого он оставил дома становились особенно болезненными. Немало эллет отмечали его своим вниманием, но принц старался их не замечать, хотя возможно и следовало бы. Клин клином, но пока его сердце ныло так, что при мысли о ком-то другом становилось не по себе.

Тем более, эллет, что здесь, что в Линдоне были другие. Они казались ему какими-то ненастоящими. Чересчур беззаботными, милыми и утонченными, словом, нереальными. То ли дело Тауриэль, его огненный вихрь, что и за словом в карман не полезет и уж точно не станет краснеть и смущаться от прямого мужского взгляда. Нет, орды пауков и орков им и не снились… Леголас вообще сомневался, что те хоть раз видели смерть. Слишком чистые, наивные… Они принадлежали к другому миру.

И всё же он подружился с сыновьями Элронда. Элладан и Элрохир были другими. Они, как и он, ощутили вкус пепла на губах, пусть и жили в куда более благословенном краю. Леголас не знал. Что хуже не знать матери совсем или же потерять её… Хотя Келибриан не умерла, она лишь отплыла туда, где могла исцелить свою душу, бросив троих детей и мужа… Сложно представить, чтобы кто-нибудь из лесных эльфов, будь даже у них такая возможность, поступили бы также. Всё же их культуры были слишком разные.

Несмотря на то, что сам Леголас получил лучшее образование, и в его кругу общения было много «просвещенных эльфов» из синдар, что прибыли с Орофером, всё равно какие-то мелочи выдавали его с головой. Так, сопровождая однажды леди Арвен в прогулке у озера по просьбе её братьев, он, заслышав шорох, повалил дочь Элронда на траву, а сам натянул лук.

Оказалось, это был не орк, не паук, а всего лишь секретарь владыки. Перепуганный до смерти секретарь, потому как в лоб ему смотрела стрела, а все тело принца переключилось в режим мгновенного убийства. Жизнь в Лихолесье приучила его к постоянной бдительностью и к тому, что, увы, пауки выползают из чащи значительно чаще, чем зайчики и лисички.

Также некуда было деть и язык, который, как известно, часто работает против своего владельца. Синдарин был для Леголаса родным, но к нему примешалось множество диалектных форм нандорина, которые, порой, всплывали в разговоре. Особенно сильно запалился он на ужине с владыкой Ривендейла, куда его пригласили за особые заслуги перед короной, а точнее за спасение одной вечно лезущий на рожон морды.

Осторожность близнецами была давно позабыта, потому случай спасти Элрохира представился Леголасу весьма скоро. И вот на ужине у владыки, несмотря на в целом добродушный вид лорда Элронда, принц испытывал острое дежавю. Ибо расспрос этот хоть и носил более мягкую форму, чем отцовский, но всё заставлял поеживаться.

К тому же владыка Имладриса явно был, куда проницательней своих сыновей, а потому в уроженца Гаваней верил слабо с самого начала. Возможно, он даже связался с Кирданом… Всё могло быть, как и та невероятная возможность, что отец разыскивал его… Леголас прокололся глупо. Совсем глупо. Морготовы травоеды! Попросил передать чашу с кислицей, когда здесь его называют щавель….

С горем пополам принц отмазался матерью нандор, увезенной из родных мест ещё до Последнего союза. Вряд ли ему поверили. Скорее сделали вид.

И всё же в Имладрисе было хорошо. Местами скучно, местами хотелось мяса, но его Леголас всё же доставал, уходя на охоту и зажаривая затем зайчатинку на костре в гордом одиночестве. Раз его спалили близнецы и к его удивлению с радостью присоединились к нему. Так незаметно прошли три года.

Пока не пришёл Гэндальф и не спалил его окончательно. Слова лорда Элронда до сих пор не шли у Леголаса из головы: «Я приятно удивлен, что у владыки Трандуила вырос такой славный сын». Его отца здесь не жаловали. И это, мягко говоря, лесного короля осуждали, справедливо предполагая, что численность его войск в разы превышает их собственные, в то время, как он даже собственный лес очистить от скверны не может.

Да, здесь некогда Зеленолесье, совсем недавно ещё Лихолесье, уже именовали не иначе, как Темнолесье. Это невольно наполняло сердце принца легкой обидой. И тревогой, причем довольно сильной.

Потому, когда Гэндальф предложил ему исполнить небольшое поручения, оказав помощь следопытам, принц согласился. Это возвращало его к наставлению отца, которое он проигнорировал и… После него он намеревался вернуться домой. Вряд ли его ожидает теплый прием, но он должен.

Леголас оставил дом в трудные времена. Ещё сильнее устыдиться заставила его переданная Гэндальфом вещь, тот носил её все эти семнадцать лет. Неизвестно на какие уловки пошёл отец. Чтоб достать её у гномов, возможно, он даже её украл, но волшебник передал Леголасу кольчугу из мифрила. Прочнейший материал, притом такой легкий, что не вызывал потери в скорости и ловкости. Это был идеальный подарок, которого блудный принц был не достоин, но всё же не мог не принять. Пока Элберет хранила его, но кто знает, когда окончится его везение, умирать же в чужих землях, так и не поговорив со своим королем и отцом Леголас не хотел.

Среди Дунадайн он нашёл, к своему удивлению, того самого Странника, о котором говорил отец, судя по юному виду которого, принц нисколько не припозднился. Возможно, отец вновь узрел будущее. Как бы там не было, но в лице молодого следопыта Леголас обрёл настоящего друга. Врожденное благородство, глубокое знание эльфийской культуры, всё это наводило его на мысли о таинственном воспитаннике Элронда из рода людей, что отправился в свободное плавание незадолго до прибытия в Имладрис самого Леголаса.

Почти шесть лет провёл среди следопытов Леголас, побывав в самых разных уголках Средиземья по поручениям мудрого Митрандира. Тот не был похож на Радагаста, но тоже вызывал в Леголасе чувство симпатии и уважения. Вскоре их дороги со следопытами ненадолго разошлись и он вместе со Странником, оказавшимся потомком Исильдура Арагорном, отправился в путь. Арагорн на историческую родину — Гондор, а Леголас наконец чувствовал, что готов вернуться домой, настолько насколько это вообще возможно в его ситуации.

Пройдя вместе часть пути, они разошлись в разные стороны, но Леголас чувствовал, что это ещё не конец, что их совместные приключения ещё не закончены.

Он возвращался спустя двадцать три года и восемь месяцев. Стояла жара, принц ехал по старому эльфийскому тракту. Он не охранялся и оттого был куда опаснее, зато можно было не опасаться быть обнаруженным раньше времени. Леголас сильно похудел, стал более поджарым, даже щёки и те заметно опали — можно было сказать, что он похорошел, если бы не измученный долгими скитаниями вид: обветрившаяся кожа, на один тон загорелее, выцветший некогда болотный кафтан и неухоженные пряди волос, что начали сечься без шампуня по рецепту Радагаста.

Впрочем, внешность последнее, что его сейчас волновало, хотя он и был похож скорее на бродягу, чем на наследного принца. Родной лес казался чужим. Почерневшие, искривленные деревья зловещее скрипели своими голыми ветвями. Мотки паутины закрывали почти весь путь, потому дорогу приходилось буквально прорубать.

Диво странное дело, но ни один паук ему так и не встретился. Дорога оказалось долгой, но удивительно безопасной. Другим неожиданным открытием оказалось то, что тьма не продвинулась ни на метр, с того, какой он запомнил её. Несмотря на всё слухи и усугубившуюся зону поражения в сторону Лориэна, границы охраняемого Лихолесья оставались прежними.

Волна облегчения затопила сердце принца. Он боялся, действительно, боялся обнаружить лишь жалкий охраняемый кусочек земли около дворца и разоренные, потемневшие родные земли. Темнолесье оказалось лишь фикцией, и, пожалуй, Леголас был впервые рад обнаружить подобный обман.

Притворись слабым и затаись, наращивая мощь для удара — прекрасная стратегия. Возможно, тут отец прав.

В королевство он входил уже ночью, прекрасно зная местонахождение всех постов, принц рассчитывал пробраться незаметно. Его ожидал сюрприз, менявшиеся обычно раз в пятьдесят лет посты, вдруг оказались изменены. Леголас чудом скрылся от взглядов стражей.

Всё же королевство охраняли от орков, пауков и, быть может, гномов и людей, но эльфы… Эльфы были бесшумны. И отлично видели в темноте.

Леголас скрылся, замечая, что посты усиленны почти в три раза. В глаза бросилось также и какие-то новые постройки, смахивающие на… кузни. Более того, там, где полагалось быть садам, теперь на некогда клубах с цветами зрели… овощи. Всё выглядело так, будто король готовился то ли у длительной осаде, то ли, наоборот, неожиданному удару. Но милитаризация всего королевства становилась очевидной, по мере того, как продирался ко дворцу принц. Так, среди стражи стало мелькать всё больше эллет, и в целом лица, словно обновились. Кое-где появился молодняк младше ста лет…

Дворец выглядел неизменным. Вскарабкавшись в собственное окно, благо принц позаботился о том, чтобы то открывалось с внешней стороны довольно хитрым способом, он огляделся. Там ничего не изменился, только толстый слой пыли лёг на брошенную на кровати одежду и оставленные на столе карты. Про уже перегнивший кусок лимонного пирожного Леголас предпочитал не думать и не вдыхать по возможности запах.

В шкафу пыли было не так много, потому, найдя что-то более менее чистое, он переоделся, оставил лук и, тяжело вздохнув, отпер дверь изнутри. Коридор был пуст. Покои отца — соседние, судя по замеченному им свету, он ещё не спал. Скорее всего, король даже знал, что он здесь.

К чему Леголас не был готов, так это к вышедшей из королевских покоев Тауриэль. Причем так уверенно, будто она делала это каждый день, и по сотни раз на дню. Его словно ударили под дых, выбив из тела весь воздух.

Тауриэль. Она изменилась. Волосы собраны в высокую косу, на лице холодная отстраненность, которую он часто видел у отца, но никак не ожидал увидеть на ней… Новый костюм — элегантный, приталенный, со спрятанными кинжалами, но без лука. Он шёл ей. В руках какие-то бумаги… Неужели она секретарь? Его огненный вихрь… Его маленькая любопытная лисичка перекладывает бумажки по поручениям его отца? Пожалуй, лучше бы тот не отменял изгнание. Или… Зато Тауриэль жива и невредима, стоит и смотрит на тебя, словно на привидение.

Леголас и сам чувствовал, что не в силах пошевелиться, когда… Рыжая отмерла первой и бросилась ему на шею так, как это бы сделала старая Тауриэль. И всё же она даже пахла иначе. Не лесом и ягодами, как прежде, а «цветами из банки», этим бичом придворных дам — духами. Неуклюже обняв подругу в ответ, принц попытался привести мысли в порядок. Получалось плохо. Уж кого-кого, а её здесь встретить он не ожидал.

Тауриэль отстранилась первой, сделала ровно два шага назад и, мягко улыбаясь, почти как прежде, произнесла:

— Добро пожаловать домой! Кор… мы… я за тебя волновалась!

— Со мной всё в порядке, — чувствуя, как с трудом прорезается голос, ответил Леголас. — Как вы? Как тут вообще… Всё так изменилось.

— Да, это точно. Всё изменилось, — кивнула Тауриэль.

— И ты тоже, — не спрашивал, утверждал принц.

— И я, — согласилась она. — Слушай, Леголас, прости, что я…

— Ни какие владыки мира, ни мы сами не властны над нашими чувствами. Всё в порядке. Я переболел. Надеюсь, мы по-прежнему друзья? — сам не веря в свои слова, осторожно спросил Леголас.

— Конечно! Леголас, я так рада, что ты… — заметно расслабилась рыжая. — Мне тебя не хватало, — наконец, прибавила она, сверкая глазами почти как раньше, вот только в глубине их виделся, сковавший её лёд.

Всё-таки это заразно.

— Король у себя? — буквально заставил себя Леголас вернуться к более насущным делам.

— Да, — кивнула Тауриэль и уже в спину ему прибавила: — Ему тоже тебя не хватало.

Стража у покоев так удивилась, что пропустила его без доклада, либо король знал о его прибытии, что было вероятнее.

Кабинет почти не изменился, прибавились только бумаги и пара диковинных безделушек, судя по виду гномьих. Леголас слышал, что торговля с Эребором идет хорошо. Была там и вытисненная из дерева фигурка дракона, подозрительно смахивающего на Смауга, которого пронзало черное копье — видимо, подарок из Нового Дейла.

Створки окна были приоткрыты, пуская ночную прохладу, что знойным летом ценилась сильнее всего. Горел лишь один из пяти светильников, потому Леголас не сразу заметил отца. Король притаился в глубоком кресле у камина, виднелись лишь его длинные ноги, растянувшиеся на пуфике.

Принц замер, ожидая то ли приглашения, то ли чего-то ещё, но заставить себя сделать первый шаг и увидеть его целиком, Леголас не мог. В полумраке слышалось лишь учащенное дыхание самого Леголаса и едва слышное шевеление в кресле, после которого послышался звук отставляемого кубка.

— Садись, — голосом, к которым к нему обратились, можно было заморозить парочку кубов льда.

Принц подчинился, опустившись в кресло напротив. Отец не изменился, по крайней мере, внешне. Впрочем, то могла быть иллюзия. Леголас слишком хорошо знал, что можно быть хоть трижды королем, но бессонные ночи на всех оставляют одинаковые следы.

Король тем временем придирчиво осматривал его, и, судя по тому, как задрожали его брови, результат его точно не удовлетворил.

— Ты мог хотя бы немного подождать… Я бы придумал тебе тайную дипломатическую миссию по эльфийским королевствам со всем причитающимся довольствием, возможно, даже инкогнито и без раздражающего тебя сопровождения, но всё-таки… Ты мог подождать, а не скитаться без медяка за пазухой немытым оборванцем, позоря меня на всё Средиземье! — Трандуил, разом утрачивая напускное спокойствие, подался вперед. — Ты хоть представляешь, какой стыд я испытал, получив послания сначала от владыки Кирдана, а затем от лорда Элронда? И это мой единственный сын!

— Мой король, мне нет…

— Молчать! — грубо рявкнул Трандуил, чьи ноздри опасно затрепетали, выдавая верхнюю степень бешенства. — Я отправил тебя на Север! На Север, а не в морготов Гондор, где ты служил наемником у мелкого торгового жулья! Думаешь, тебя никто не узнал? Битва пяти воинств была громкой, и там был и Гэндальф, а светловолосых эльфов, вдруг объявляющихся у людей. не так много! Объяснить твои более чем нелогичные действия тайной миссией с каждым разом становилось всё сложнее, ты знаешь, кем считают тебя мои морготовы советники? Я тебе скажу, трусом, едва ли не предателем, поднявшим оружие на своего короля и затем сбежавшим, наплевав на долг и честь перед королевством!

— Отец, я…

— О, значит, уже отец? — осклабился король, откидываясь назад в кресло, чтобы затем горько рассмеяться. — Хорош сын, что за двадцать четыре года не удосужился прислать самой короткой вести, — после этого Трандуил замолчал, словно вдруг осознал, что позволил лишнего.

Леголас тоже молчал, пристыжено глядя себе под ноги. Он ожидал справедливой ярости, ожидал обвинений, но никак не в последнем. Отец казался слишком эмоциональным… слишком живым. Даже отчасти уязвленным, что совсем не было свойственно той ледяной глыбе, что он изображал из себя, стремясь срастись с каменной статуей королевы. Это открытие так удивило его, что заготовленная покоянная речь застряла в горле. За все эти годы он узнал много полезного из внешнего мира, что могло бы задобрить и короля, и совет, но вот как быть с неожиданно очнувшимся от зимней спячки отцом? Принц не знал.

— Ты мог замерзнуть в ту зиму, — наконец бесцветным голосом продолжил Трандуил. — Ты ушёл, даже не удосужившись посетить завхоза и взять теплые вещи. Ты ушёл… Медведи потом рассказали мне о странном госте, гревшемся в их берлогах. Ты мог умереть и сотни раз после этого. Я знаю, Гэндальф нашёл тебя только шесть лет назад. Всё это время ты подставлялся под стрелы и клинки, не нося никакой защиты…

— Неправда, в береговой страже и в Ривендейле у меня были легкие доспехи, — наконец поднял глаза Леголас. Король смотрел на него со странной смесью горечи, разочарования и чего-то ещё, что принц никак не мог определить.

— Которые ты носил только на смотрах и иных проверках… Я тебя знаю, сын мой. Знаю лучше, чем ты думаешь… Ты нашёл, что искал?

— Да, я нашёл Странника и узнал его истинное имя. Оказалось, ты увидел будущее, а не настоящее. Я благодарен тебе за это, Арагорн стал мне хорошим другом, и я верю, впереди у него великие свершения.

— Я не о наследнике Исильдура, — устало прервал его король, вновь поддаваясь вперёд, он больше не выглядел разгневанным, скорее опечаленным. — А о твоем сердце. Ты исцелил его?

— Насколько это возможно, — глухо ответил Леголас, чего он не ожидал, так это задушевных разговоров с королем.

— Хорошо, потому что я позаботился о Тауриэль. Она славная эллет, может, и не идеальный вариант, при её-то характере и родословной, но… Голова у неё работает, как надо, в дела она вникла даже, лучше тебя. Так, что если захочешь, я благословлю ваш брак, — на последнем слове отец едва заметно коснулся его руки.

— Прости… Что? — Леголас смотрел в серьезное лицо отца, и все равно гадал, а не смеется ли он. Зло и совсем не к месту. Потому что это… это…

— Разве это не то, чего ты хотел? — продолжал тем временем король, сурово нахмурив брови.

— Я… Я… — от шока принц не знал, что сказать. — Я хотел этого двадцать четыре года назад! И ты был против, все те без малого пять сотен лет, что я был в неё безответно влюблен. А теперь…

— Именно, что безответно. Тогда не был готов не ты, а она. Теперь же, когда её единственная и безумная любовь умерла, Тауриэль поняла, что отношения, построенные на дружбе, порой оказываются куда крепче и долговечнее нежили стерва-любовь.

— Это ты ей внушил? — не выдержал и сорвался, повысив голос, Леголас.

— Всего лишь намекнул, — не стал отпираться король.

— Значит, ты решил, что раз я такой непутёвый наследник, то нужно меня заменить? Желательно на внука, а в качестве бонуса, привлечь мою жену, оказавшуюся толковее меня, к государственным делам? Это твой план? — принц поднялся с места и, возвышаясь над бледной фигурой отца, едва ли не в ухо ему это проорал. На лице короле заиграли желваки, брови свелись к переносице, а в следующий момент… Леголас едва успел отпрянуть, потому что отец также вскочил во весь свой немалый рост и яростно практически прошипел:

— Значит, такого ты обо мнения? По-твоему, я бесчувственный манипулятор? Так зачем же ты тогда вернулся? Если я тиран, деспот и самодур?

— Я так не говорил! — сбавив напор, всё-таки ощетинился Леголас.

— Но думал, — коротко бросил ему отец, прежде, чем отвернуться. И принц мог поклясться, что впервые различил в его голосе… муку.

— Я… — и принц замолчал, не зная, что сказать, сбитый всем этим. И он и правда так думал… — Мне жаль.

— Как и мне. Я сам виноват… в таком отношении к себе. Я должен был побороть себя, должен был… — голос короля сорвался на бессвязный шепот, будто он обращался не к Леголасу, а к кому-то ещё.

Окончательно потерявшийся в происходящем, принц смущенно смотрел на непривычно опущенные гордые плечи и застывшее на беспристрастном холодном лице потерянное выражение. Хотелось кричать, хотелось выть, лишь бы согнать его…

— Заткнись! — вдруг резко крикнул Трандуил и бросил в угол что-то золотое.

— Отец, — снова начал, уже не на шутку встревоженный Леголас, но был прерван.

— Иди спать, поговорим позже, — холодно бросил ему король, и взметнув полы мантии, отправился в спальню, однако на середине пути замер, словно хотел ещё что-то сказать, но вместо этого вернулся и, подобрав брошенное золотое кольцо, не говоря ни слова, ушёл.