Ты крутись, крутись, колечко... (джен)

Отлитое в кипящей бездне Роковой горы и вобравшее в себя едва ли не большую часть сил создателя, кольцо всевластия всё же было подчиненно воле Саурона. Ровно до того момента, как жалкий обломок меча рассёк то, что казалось единым, и кольцо вдруг осознало себя.

Радость равно, как и свобода длилась недолго. Кольцо вовсе не горело желанием оказаться втиснутым на перст жалкого смертного, пусть даже тот и развоплотил его господина. Однако ещё больше кольцо не желало кануть в породившую его лаву, а потому решилось заговорить со смертным.

Обмануть Исильдура оказалось несложно. Его разум и без того был помутнен как горечью потери, так и пьянящим удовлетворением от победы и веры в собственную исключительность. Кольцу не составило труда подогреть и без того имевшийся градус недоверия к эльфам. Немного охладило пыл величайшего творения Саурона, конечно, то, что младший «собрат» никак не отреагировал на воззвания, оставшись верным проклятому нолдор.

Несмотря на то, что развращать Исильдура, холя и лелея уже имевшиеся ростки, было забавно, претворить свой план по очернению победителя Темного Властелина в жизнь кольцо не успело. Ибо дух последнего не покинул Средиземья и послал за ним отряд орков.

Воду Единое не особо любило, однако не любил ту и Саурон, бывший огненным духом. А потому тогда Андуин казался кольцу неплохим решением… Кто же знал, что на его долю выпадут столь долгие скитания и что приведут они…

А, впрочем, всё равно! Искушавшее последние плюс-минус пару тысяч лет одних лишь рыб да жаб кольцо едва ли не прыгнуло само в руки первому-встречному теплокровному. А то, что вскоре в борьбе за него пролилась кровь (пусть только и образно) между некогда приятелями, заставило Единое самодовольно засиять даже сквозь налет тины.

Вскоре выяснилось, что существо, коему кольцо попало в руки, было совсем не четой Исильдуру. Смегол оказался поистине жалок и слаб, его не нужно было даже ломать… С ним было скучно. И всё же с ним Единое ощущало себя господином, а раб… Раб и должен быть полностью покорен и безынициативен. После стольких лет одиночества кольцу сгодился и такой носитель, как Смегол. Тем более, что Единому достались экспериментаторские задатки Саурона, и потому вдали от создателя, в безопасной, пусть и сырой пещере кольцо начало лепить новую форму живого.

Результат оказался не очень, потому, заприметив новое лицо, Единое поспешно покинуло Голлума, впрочем, не озаботившись убийством последнего. «Много чести,» — хмыкнуло дьявольское колечко и начало с энтузиазмом рыться в новом сознании.

Увы, хоть и новый носитель оказался представителем того же вида, к которому некогда принадлежал Смегол, Бильбо Беггинс являл собой едва ли не полную противоположность, и потому работать кольцу было практически не с чем. Власть господина Взломщика не особо прельщала равно, как и слава, деньги и даже женщины. О, Единому решительно было не с чем работать… Почти не с чем, но это «почти» было таким эфемерным, что вряд ли стоило усилий, хотя, несомненно, сломать столь сильный характер было бы приятно.

Вот только слегка потеплевшие штрихи гравировки весьма однозначно намекали, что вскоре кольцу будет не до развлечений. Саурон набирал силы, а потому Единое сосредоточилось на поиске более подходящей кандидатуры носителя.

Хоббит Беггинс был весьма боевым, но трудноуправляемым, с ним можно было бы затаиться на пару десятков, а может и сотен лет, если удастся убедить вернуться в Шир… Да, это было бы лучше пещеры, но кольцу, словно передалась толика воодушевления полурослика. Если этот ничтожный ворохоббит не боится лезть дракону в пасть, то почему же оно, Кольцо Всевластья, должно прятаться от Саурона, что сейчас гораздо слабее его самого?

Теперь Единое жаждало войны, мечтало победить, чтобы затем спокойно кататься по свету, обнажая во всех созданиях Эру то, что они так желали бы скрыть… тем самым исполнив предназначение и без участия Саурона.

Ибо кольцо весьма оскорблял тот факт, что его Создатель переоценивал роль орков… и не дооценивал самое Единое. Оно ведь для того и было создано, чтобы тонкой сетью интриг, переходя от одного к другому, опутать всё Средиземье и ввергнуть тем самым в старательно взращенную тьму. Орки же действовали примитивно и в лоб… Возможно, как подозревало кольцо, с его созданием Саурон утратил не только часть силы, но и мозгов.

Как бы там ни было, сейчас гномы для кольца стали бы разнообразием, но конкретно имевшиеся в наличии субъекты у кольца доверия не вызывали. Иметь дел с самоубийцами Единому было сейчас невыгодно. В другое время он прошёлся бы и по Торину, и по его племянникам, но ввиду нависшей едва ли не над самим отрядом тени бывшего хозяина кольцо решило не рисковать понапрасну.

И хотя Единое недолюбливало эльфов по вполне понятным причинам (присвоили тут понимаешь ли кольца), то лесные эльфы кольцу приглянулись. Как запасной вариант, но всё же здесь было с чем работать. А потому пока Бильбо убеждал себя, что рыщет по дворцу в поисках лазейки для гномов (и съестного, чего греха таить) колечко присматривало новую жертву.

Кандидатура Владыки Трандуила была вне конкуренции долгое время, перемежавшееся лишь короткими приступами безумья, когда кольцу хотелось полового разнообразия и вообще безобразия… Ибо любовь гнома и эльфийки — поучаствовать в таком точно было бы весело, но, увы, не продуктивно… Потому колечко то и дело заглядывалось на холенные пальцы лесного короля, мечтая о том, как, первым делом, заставит того избавиться ото всех «жалких подделок», перстней-накопителей, а после… Эльфы народ упрямый, даже вредный, но гордый. Конкретно же этот эльфийский владыка, вдобавок, весьма удачно обделен как кольцами, так и местом в Белом Совете, на чем грех было не сыграть.

И всё же это был не идеальный вариант. Да, у Трандуила была, возможно, даже более закаленная соседством с Дол Гулдуром армия, но не доставало влияния и авторитета за пределами Лихолесья да и близость Саурона колечко совсем не прельщала, ещё почует не ровен час раньше времени… Потому Единое пока так и осталось на пухлом, но теплом (приятном в отличие от Голлума) пальце у ворохоббита.

О чём кольцо быстро пожалело, ибо последующий экстремальный сплав по реке с угрозой нового затопления не пришёлся ему по душе. И на чём? На винных бочках… Нет, безумцы начали надоедать Единому, как и орки, как и вода, в целом, и, в частности, Озерный город.

В Эсгароте прогнили не только доски, но и бургомистр с ближайшим окружением, кольцу там и ловить-то было нечего. Ресурсов почти никаких, месторасположение — атас, бургомистру дальше во мрак уже, считай, некуда.

Вот в Одинокой горе оказалось интереснее. Если в начале у кольца была надежда заполучить ручного дракона, то, увидев, что тот, увы, безумен, кольцо вспомнило свой зарок и отступилось, не став пока предавать ворохоббита… Всё ж таки побывать в пищеперерабатывающих органах дракона, может, и любопытно, но как-то не очень заманчиво. Однажды Единое уже глотала огромная рыба, тогда процесс затянулся на пару десятков лет, здесь же счет мог пойти и на сотни.

Потому хорошо, что хоббита не съели, и плохо, что проклятый Гэндальф вернулся. Кольцу казалось, что майа его, если не чует конкретно его, как дракон, то точно догадывается, что «невидимость» Бэггинса не на пустом месте возникла. Следовало срочно драпать из уютного, теплого кармана, но, увы, Единое также слишком боялось попасть в поле зрения Саурона, близилась битва, а коней на переправе не меняют — хоббита же оно хотя бы скроет, а тот, в свою очередь, сбережет его.

Расчет оправдался. С грустью полюбовавшись плюхнувшимся в озеро Смаугом, кольцо приписало гордыне ещё одну жертву, а затем ещё одну, на этот раз, Дубощита.

Последнее весьма расстроило Бэггинса, чем и собиралось воспользоваться кольцо. Нет, соблазнять хоббита и делать из того ширского тана, Единое не планировало. Саурон оказался весьма удачно выбит из Дол Гулдура, подальше от приглянувшегося колечку Лихолесья, орки обращены в бегство орлами и объединенным воинством (А кольцо-то все-таки соединяет народы!), пришла пора сменить носителя.

Так, уличив момент, когда погруженный в скорбь Бильбо, практически не обращал внимания ни на что иное, кольцо прожгло нити кармана видавшего Шир сюртука… и покатилось вниз по стылым камням прямиком к примеченным ранее эльфийским сапогам.

Примечания:

Прошу прощения за этот бред.

Король Трандуил был в ярости, о чём свидетельствовал как размашистый шаг, которым владыка удалялся от Вороньей Высоты, так и выдыхаемый им с излишней силой и поспешностью воздух. Вряд ли нашёлся бы хоть кто-то в здравом уме, кто желал бы сейчас оказаться у него на пути.

Ибо лесной владыка имел основания гневаться. Начиная с глобального — беспокойный сосед в Дол Гулдуре оказался самим Сауроном, (, а не «простым сборищем тупых одичавших орков», как по обыкновению значилось в отписках Белого Совета в ответ на его замечания о ползущей оттуда тьме); заканчивая личным — в воспитании король Трандуил не преуспел.

Первое вызывало жуткое глупое, но от того не менее сильное желание заявиться лично на следующее заседание этих пустословов, дабы с фразой: «Ну я же говорил!» — спустить на самопровозглашенных «мудрецов всея Средиземья» паука Дол Гулдурского обыкновенного и посмотреть…

Мысленно Трандуил уже рисовал смачные картины того, как прячутся за юбку Галадриэль два седовласых майа и Элронд.

Впрочем, подобное желание владыка гасил в себе уже не одно столетие, комкая и бросая в огонь очередной никчемный ответ Белого Совета. Их не волновал ни его гибнущий лес, ни разведшиеся в нем темные твари, ни участившиеся встречи патрулей с орками. «Сочувствуем твоим внутренним проблемам, владыка Трандуил… Ничем помочь не можем.» Хотел бы он взглянуть на их посеревшие лица, когда те воочую убедились, что «его проблемы» давно переросли в общую!

Белый Совет лесной владыка вообще не любил. Во-первых, потому что его туда не пригласили, а это уязвляло самолюбие, ибо Трандуил считал себя достаточно, а то и более компетентным, чем большая часть его членов. Во-вторых, основные угрозы и проблемы Средиземья как раз сосредоточились в его регионе — тот же Имладрис был куда более безопасным, Галадриэль, несмотря на соседство с ним, надежно спряталась за завесой, во всю используя «кольцо врага» — и на тебе, никаких плесневелых, почерневших деревьев, запаха тлена и огромных пауков.

По мнению Трандуила, Белый Совет порос жирком и праздностью, собираясь время от времени по пустяковым поводам, и не видя притом реальных проблем, не желая их замечать. Одна лишь серая хламида Гэндальфа носилась туда-сюда по Средиземью, принося тревожные новости, которые, впрочем, разбивались о непрошибаемое недоверие его старшего коллеги по Ордену — Сарумана.

Нет, сытый голодному не внемлет, а потому… Рассчитывать на Белый совет лесной король перестал уже довольно давно, и даже сейчас, когда держать голову в песке, те более не могут… Особо рассчитывать было не на что. Из Дол Гулдура сам темный дух выбили — спасибо и на том. А то, что Мордор снова возродится… Что-то подсказывало Трандуилу, что его более «просвещенные» сородичи скорее рванут когти в Валинор, чем станут собирать новый союз. И без того из переписки с Корабелом выходило, что в гаванях последние сотни лет работы хватает.

Конечно, уплывут не все, но у Лихолесья возникала необходимость союза ради выживания с другими народами. Его народ мало верил в валар и их благодатные земли, может, потому Трандуила и называли за глаза владыкой дикарей, но они родились в Средиземье, в нем же были готовы и умереть, не надеясь ни на чью милость. И самому королю такой подход нравился больше, нежели банальная… трусость, в коей и его самого упрекали не раз.

Инциденты те были, как правило, связаны с гномами и трактовались наблюдателями в корне неверно. Ох уж, эти гномы! При одном упоминании этих творений даже не Эру, а Махала у Трандуила привычно заболели виски, а заодно заныли и ожоги былых встреч с огнедышащими тварями.

Последними гномы, конечно, не являлись, но связаны были, будь здоров. Дракон Смауг, может, и не чета своим предкам с Севера, но был тем ещё алчным выродком, которого привлекали те несметные сокровища, коими завалил свою пещеру, простите, гору безумец Траин. Зная о том, что где-то поблизости рыщет дракон в поисках драгоценностей и золота, Трандуил, не горевший желанием иметь с ящером каких-либо дел поспешил до поры до времени избавиться от того единственного в его сокровищнице, что было на слуху и могло приманить дракона.

Он сделал заказ на выплавку изделий из белых камней Ласгаллена, также отдав в ремонт даже колье покойной супруги. Помимо этого, владыка старательно распустил слухи о «натуральном обмене» и недостатке золота и серебра в своем королевстве, для пущей убедительности нацепив корону из веток и цветов. Репутацию дикарей этим все равно было не испортить, а так был не хилый шанс остаться живыми и не подпаленными.

Дракону всё равно кем закусывать: эльфятиной, гномятиной, либо же человечиной… вот орчатяну, насколько владыка знал, драконы недолюбливали.

Но, даже обезопасив королевство таким хитрым способом, это не спасло его от заключенных ещё до появления в их краях Смауга соглашений. Оказать помощь! Убить дракона! И за что, за гору, полную чужих сокровищ!

В гору дракон прибыл, уже перекусив в Дейле, а потому за гномов можно было не переживать. Родичей полно, не пропадут. Во всяком случае, получив сообщение, Трандуил не спешил. Сначала отдал распоряжения по Лихолесью, мало ли вдруг Смаугу взбредет в голову и у них поискать, а не обманули ли его… И только потом владыка отрядил четвертую часть имеющихся сил и с тяжелым сердцем побрел к горе.

Однако уже на подступах стало ясно, что всё кончено. Гномов уже вытеснили, Смауг занял Одинокую гору, гибнуть же за чужое золото и безумие Трандуил не собирался изначально, а потому с практически чистой совестью повернул назад. Гномы, конечно, приняли это за трусость и нарушение клятвы. Горе и ярость застелили им разум, а потому вдобавок король распорядился закрыть границы. Во избежание…

Смауг, дорвавшись, заснул на ложе золота и камней, прикарманив также Аркенстон, без которого потомки Траина отчего-то не ощущали себя легитимными правителями.

Как бы там ни было, всё было тихо-мирно, не считая ползущей заразы из Дол Гулдура, но к ней владыка уже привык. Но не к забредшему спустя столько-то сотен лет в его владения отряду гномов!

Изможденные, обросшие и голодные — они стояли перед ним и упорно не желали сообщать цель визита. В байку о мирных путниках Трандуил не верил, ибо как тогда их только всех пауки не сожрали…

Нет, единственное, что могло привлечь гнома в его края — Одинокая гора, имелся и безумец, что мог сунуться дракону в пасть, лишь бы вернуть свое право называться королем. Имелся, и хотя Трандуил продолжал дознаваться порядка ради имен и целей визита, Торина он узнал почти сразу. Держать их в темнице сто лет владыка, как обещал, естественно, не собирался, ибо дюжина гномов ела за три дюжины эльфов, да и после Дня Дурина все планы кампании полетели бы к балрогам.

Однако непредвиденное обстоятельство, о котором стоило задуматься, едва с подносов владыки стали таинственным образом пропадать любимые ягодные пирожки и коллекционное вино, помогло гномам бежать.

И завертелось… Словно в кошмарном сне, ему сначала доложили, что неблагодарная воспитанница сбежала спасать гнома, а затем, что за ней увязался его непутевый сын. На гномов владыке было плевать, а вот на Леголаса и, что скрывать, дуру — Тауриэль нет. Смауг же сожрет и не подавится, что тех, что других.

С трудом загасив желание послать бесполезную погоню, Трандуил отправил птичку в Эсгарот с предупреждением… Впрочем, не надеясь особо на то, что Торин не сумеет надавить людям на алчность, что, несомненно, превысит всякую осторожность. Дракон — давно издох! О, если бы…

Вот только память людей скоротечна, как и их век. Давно не осталось уже тех, кто видел дракона живьем, и только заброшенные руины Дейла темной громадой внушали опасение. Трандуил мог понять людей, но не гномов, которым не сиделось в Синих горах.

И всё же он до последнего надеялся, готовясь к худшему. Весть о гибели дракона и разорении Эсгарота, застала его за переездом в подземелье. И хотя дракона убил какой-то лучник из людей, на душе у владыки было отвратно. Было ли это от того, что его непутевые дети могли пасть там, в Эсгароте, или же владыка чувствовал приближение чего-то ещё, но на месте он сидеть не мог.

Пусть гномы, да и все остальные обвиняют его потом в алчности и жажде наживы — пусть… Но у Трандуила не было никакого желания оставлять золото в горе оркам. В том, что, те рано или поздно займут гору, разбив потрепанных драконом рыбаков, король не сомневался. Это был вопрос времени, в котором с ними мог посостязаться и он. Обнести гору до того, как это сделает враг, почему же нет? Тот, кто стоит за орками, сможет купить на те сокровища столько наемников, что Средиземье будет обречено. Король и сам бы не отказался от наемников.

Так, мысленно представляя, как затем наймет людей, очищать любимый лес от пауков, Трандуил собирался в путь. О, он даже был готов поделиться с рыбаками. Всё же один из них убил дракона.

Вот только на месте его ждало разочарование — гномы выжили. А ведь, как было бы просто, сожри их Смауг…

А так проклятая дюжина (или сколько их там?) гномов забаррикадировалась в горе, а герой-лучник Бард продолжал упорно играть в благородство, тратя драгоценное время. Трандуил кипел от вынужденного безделья, но ничего сделать не мог. Гномы живыми им сокровища не отдадут, а становиться вероломным убийцей и вором владыка ещё не был готов. Пришлось примазаться к людям, которым Торин обещал часть сокровища, а теперь зажал, нарушая собственное слово, что также наводило на нехорошие мысли.

Поводов запустить руку в золото горы у Трандуила было немного, но они были. Во-первых, не мешало бы вернуть камни Ласгаллена, а также получить большую часть доли людей в обмен на помощь сейчас и в дальнейшем. Последнее было выгодно также и для его имиджа и в плане развития дальнейшего сотрудничества в борьбе с общим врагом.

Однако Бард тянул, а Гэндальф предрекал нашествие орков, в которое Трандуил вполне-таки верил… И жалел, что уже поздно пойти на попятную. Вдобавок владыку злило и доводило до бешенства отсутствие новостей от Леголаса и морготовой Тауриэль.

Невидимый воришка, орудовавший в его дворце, неожиданно оказался хоббитом. Хоббитом, предложившим бескровный выход. За кражу Аркенстона Трандуил, пожалуй, был готов простить тому даже вылаканную бутылку красного сладкого тысячелетней выдержки.

Вот только наследственное безумие Торина сделало и это безрезультатным… Когда же подоспели войска Железностопа, владыка едва сдерживался от того, чтобы не начать рвать на себе брови. Не этого он хотел, когда шёл к горе… Не этого. И отступить, и биться — было почти одинаково плохо. Первое — позорно, особенно, в свете брошенного «Лесная Фея», второе же… Нет, оскорбление, нанесенное королю всё же не стоило жизни его воинов. Потому Трандуил уже собирался решить этот вопрос иначе — дуэлью, в том, что он отделает этого борова, он почти не сомневался, но тут в назревавший конфликт вмешались орки.

И, наверное, хорошо, что вмешались. До смертоубийства он доводить не собирался, чего не мог сказать о Даине, а гибель одного из них означала неминуемую войну.

Выпуская пар на орках, Трандуил не мог не отметить, что силы были не равны, даже несмотря на невольное объединение эльфов, людей и гномов. Скорее всего, после этого его вновь обвинили в трусости, но владыка скомандовал отступление в руины Дейла. В их случае отступить не значило выйти из сражения, лишь шанс уменьшить потери.

Но, что он мог требовать с гномов, если даже воспитанница, возведенная им в капитаны стражи, не понимала его действий. Если даже сын вторил ей.

Тщательно скрытое облегчение от того, что болваны не только выжили. Но и выглядели целыми, быстро омрачила непрошибаемая глупость и неуважение, которые ему продемонстрировала «благодарная» Тауриэль. Влюбленная в гнома (в гнома, о Элберет!) дурочка вообразила, что, может, требовать от него отправки на смерть своих солдат в размен на жизни жалкой кучки, не самых умных гномов, которые всю эту канитель и заварили, как бы между прочим. Причем в ультимативной форме, после самовольного оставления поста накануне военных действий — сказать, что владыка был в ярости, значит, ничего не сказать.

А уж, когда нахалка проехалась по нему лично и нацелила лук в горло… Только подоспевший Леголас спас Тауриэль, если не от немедленной казни, то от чего-то довольно страшного. Ибо от ярости своей Трандуил соображал не лучше, чем сама виновница происшествия, но одуревшая от страха за любимого.

Все эти умные мысли пришли королю в голову только, когда по-прежнему дорогие ему белоголовая и рыжая макушки скрылись из виду. В хорошем же он виде предстал перед сыном, что видел лишь финал драмы… Ещё несколько минут потребовалось владыке, чтобы осознать, куда именно эти двое отправились.

Если бы король мог, то в тот же миг бросился за непослушными идиотами, но оставить сейчас войска он не мог никак, как и отрядить-таки эльфов на Воронью Высоту. Потому остаток битвы до прилета орлов, Трандуил крошил орков, отдавал распоряжения и старался не думать о том, что творилось сейчас там, на Вороньей Высоте. Потому что с каждой мыслью и взглядом в ту сторону становилось всё сложнее дышать и думать трезво.

Потому едва орлы прилетели и переломили ход сражения, Трандуил поступил не как король, а скорее, как обеспокоенный отец. Он рванул туда один, никого не став дожидаться…

Неизвестно чего он возносил в этот день в адрес валар больше — молитв или проклятий, но и Леголас, и Тауриэль оказались целы. По крайней мере, физически. Владыке хватило одного взгляда, чтобы понять, что сердца у обоих разбиты.

Не только у них. Отпустив Леголаса на поиски «сам толком не знаю кого», Трандуил вдруг осознал, что сын как-то незаметно отвоевал у памяти своей матери куда больше места в его сердце, чем тот был уверен изначально. Открытие это оказалось весьма болезненным и опустошающим, так как всё то время, прошедшее после смерти горячо любимой супруги, владыка самовлюбленно полагал, что живет одними лишь заботами о благе своего народа.

Он ошибался. Может, он не был образцовым отцом (точно не был), как и попечителем, но по-своему привязаться ему это не помешало, несмотря на все отрицания со стороны разума.

И вот плоды его воспитания: поднявший в последнюю встречу на него оружие сын, не прощаясь, собирался уйти куда глаза глядят… И ладно бы ему бы из-за стыда, но нет! Это все из-за рыжеволосой дурочки, что предпочла другого, вдобавок гнома! Леголас вообще никак на него не смотрел, словно… Всё уже решил. Ему было все равно, что сейчас он скажет. Владыке было сложно подобрать слова и скрыть досаду, возмущение и ярость. Всё на, что его хватило — это спокойно его отпустить, направив, в сущности, в относительно безопасный Имладрис. Сына он мог остановить лишь силой, но разве тогда он бы не потерял его уже окончательно?

Решение категорически не устраивало лесного короля, но лучшего придумать он не смог. А потому едва Леголас скрылся за скалой, Трандуил вышел к Тауриэль, намереваясь высказать всё, что… Признаться, вид рыдающей у тела мертвого гнома воспитанницы его смутил.

Однако присмотревшись получше и слегка успокоившись, владыка сумел заметить самое главное. Это неправильная, обреченная с самого начала любовь была искренней, по крайней мере, со стороны его рыжей дурехи.

Рвать, метать и жестоко наказывать хотелось уже на порядок меньше. Его даже хватило на выражение сочувствия, вот уж чего Трандуил совсем от себя не ожидал. И на отмену изгнания. Леголаса он уже отпустил, Тауриэль же не собирался хотя бы потому, что в таком состоянии та очень быстро пропадет.

Неудивительно, что возвращался с Вороньей Высоты владыка весьма хоть и весьма опустошенным, подсчитывавшим потери, но вовсю прикидывающим, как будет выгрызать золото у этого борова Даина, ибо теперь уйти не с чем было совсем уж бессмысленно и обидно. И людям, и гномам — понадобится продовольствие и древесина, которые поблизости есть лишь у него, на это и стоило давить… Стоило.

Внезапно прямо перед его носом просвистело что-то золотое. Трандуил поднял голову, чтобы заметить удаляющийся силуэт взломщика… то есть хоббита. «Обычные кольца просто так не падают… Выкинул тот его что ли…» — эти мысли вихрем прокрутились в его голове.

Нахмурившись, лесной король склонился над оказавшимся у его ног совершенно простым золотым кольцом безо всяких вставок и гравировок. Вот только что-то внутри подсказывало ему, что колечко совсем не простое и что не даром маленький хоббит от него избавился. Уж не его ли помощью он обчищал его подносы и погреб? Не с его ли украл Аркенстон и отпустил гномов?

По всему выходило, что так, с его. А раз так, то… Трандуил аккуратно поддел кольцо на кончик меча, не решаясь взять в руки. Знал он одно простое золотое кольцо, пусть вблизи не видел, но знал… Вряд ли, конечно, именно Кольцом Всевластья мог владеть маленький хоббит, это был бы нонсенс, да и о невидимости как о свойстве кольца владыка не слышал. И всё же магическое кольцо не могло не настораживать.

Трандуил нервно выдохнул, почему-то его прямо-таки тянуло надеть его. Это было неестественно и опасно, вот только Бэггинс довольно успешно им пользовался и ничего особо страшного с хоббитом не приключилось.

Пальцы вдруг сами потянулись к ставшему вдруг таким заветным колечку, а может это просто любопытство пересилило осторожность. «Пусть это будет плата за всю выпитое и съеденное, » — подумал он, почти решаясь оставить вещицу себе.

На ощупь кольцо оказалось едва теплым и почти приятным: никакой болотиной от него, в отличие от Дол Гулдура, не тянуло. И всё же король эльфов сумел одернуть себя. Надевать кольцо пока не следовало. А вот забрать с собой и изучить — вполне.

Прицепив кольцо к цепочке, Трандуил поспешил к лагерю. Время мечей пока отступило, пришла пора переговоров, а уж в этом он был хорош.

Кольцо Всевластья призывно блестело на стылом снегу, нетерпеливо ожидая, когда же король эльфов заглотит наживку. Тот, впрочем, не спешил подбирать свалившуюся ему прямо под ноги «прелесть».

Холодало. А в кармане у Бэггинса было тепло… И сухо. А это было то немногое, что могло ощущать кольцо. Вообще оно, наверное, хорошо, потому как иначе Единое справедливо опасалось, что запах Голлума лишил бы его всяких чувств.

Зрение и слух его работали также как и у бестелесного духа Саурона — за гранью понимания обычного сознания, но они были. И в отличие от темного майя, у кольца была и какая-никакая материальная форма, способная воспринимать мир и в тактильном плане.

И потому сейчас, наблюдая затем, как владыка Трандуил недоверчиво косится на удаляющегося хоббита, Единое почти всерьез пожелало, чтобы его вернули в теплые маленькие ладошки взломщика.

Быстро задавив минуту слабости, легко объясняемую не самым комфортным существованием в последние две-три тысячи лет, кольцо заблестело ещё ярче и соблазнительней.

«Ну давай, рыбонькая моя белокурая, чернобровенькая, клюй уже!» — пожалуй, кольцо пробыло в пещере Голлума слишком долго.

То ли сработали мысленные нашептывания Единого, то ли лесной владыка был не в настроение что-либо сегодня кому-либо возвращать, но Бэггинса он не окликнул.

«Уже что-то, — решило кольцо. — Главное, чтобы здесь в снегу валяться не оставил, а то мало ли тут народец ходит… Есть и те, что почище Голлума будут. Из Эсгарота».

И тут кольцо Всевластья ощутило впервые за столько-то тысяч лет сталь оружия. Это наглец поднял его перед собой на кончике меча! Возмущению Единого не было предела. И хотя мечу, пусть даже эльфийскому, не было дано оставить на нем ни царапинки, это было оскорбительно!

Поклявшись лавою Орудруина жестоко отомстить, кольцо потянулось к сознанию эльфийского короля. «Надо же! Осторожный какой нашёлся! От меня не спрячешься…»

И правда, не спрячешься. Единое могло спокойно считать поверхностные мысли любого живого существа, участвовавшего в этой битве. Другой вопрос: «Зачем?». Повышенную активность мог заметить Саурон. Да и за столетия спокойной рыбалки и тысячелетия неспешного дрейфа по Андуину, кольцо успело порядком разлениться.

А потому предпочитало не напрягаться без особой на то необходимости. Сейчас же таковая имелась.

Владыка Трандуил был в бешенстве, сунувшись к горе, он потерял больше, чем рассчитывал обрести. Разочарование в мире и в себе читалось столь ясно, что не было нужды копать глубже. Делать последнее кольцо пока не рискнуло: эльфы, в особенности, такие старые лисы как Трандуил, топтавшие Средиземье ещё до отлива Единого, могли заметить чужое присутствие.

В мыслях этого холенного синды и без того читалось недоверие и даже крутились воспоминания о Сауроне. «Плохо, очень плохо, — ужаснулось кольцо. — Надо прикинуться безобидным и милым,» — решило Единое и как могло спрятало зловещую властную ауру за своей авантюристской любознательной стороной, что тоже была частью натуры, и частью значительно менее отталкивающей для нежных эльфийских умов.

Впрочем, перед ним был тот ещё хищник, только прикидывающийся травоядным. Но спешить не следовало. Главное, не спугнуть добычу раньше срока.

«Ну давай же, давай возьми меня в свои холёные руки! Помнишь, как Бильбо обносил твои кладовые, не гнушаясь ни первым, ни вторым завтраком, что также относилось и ко всем приемам пищи, принятым в Шире? Хочешь также? Знать, что о тебе говорят твои советники? О, или лучше не надо? Ладно, хочешь прокрасться в гору и обнести её? Ах, вы не вор, а лесной король… Может, хочешь подслушать гномов? Попал? Ну так, не медли же!»

Кольцо соскользнуло на ладонь Трандуила. Та при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж и нежной, холёной выглядела только тыльная сторона. Очевидно, владыка много писал от руки и немало тренировался — характерные мозоли, пусть и подлеченные различными кремами, виднелись на широкой ладони.

«Ну, а теперь надень меня! Давай же! На… — Единое замолчало, несколько испугавшись резкости, с которой его сжали в руке. — Только бы не выкинул в воду, только не в воду! С меня хва…» — Единое расслабилось, сообразив, что его собираются подвесить на цепочку.

Шея не палец, конечно, но тоже близко к телу. Ближе, чем карман. И теплее. Несмотря на все те лады, коими костерили Трандуила «благодарные гномы», предположение «о подлой хладнокровной змеюке» не подтвердилось, и вскоре кольцо пригрелось у того на груди.

Владыка эльфов вернулся в Дейл. Орки не успели полностью разорить лагерь, по крайней мере, королевский шатер остался цел. Впрочем, сразу туда Трандуил не отправился, разыскав для начала командующего и затребовав от того пока ещё несуществующий отчет о потерях, после, переключившись уже на лекарей, освободил под нужды раненных ещё несколько шатров, пожертвовав условиями хранения припасов и комфортом офицерского состава.

Выполнялись все эти распоряжение с ускоренной быстротой, видимо, подданные эльфийского владыки верно уловили настроение последнего, либо же и вовсе были в курсе недавней «семейной драмы», отголоски разговоров о которой кольцо улавливало практически со всех сторон.

Несмотря на то, что вокруг стремительно холодало, и на развалины Дейла опускалась ночь, кольцу становилось всё горячее: лесной король с каждой минутой был всё ближе к эмоциональному взрыву.

Цифра, озвучиваемая с каждым новым донесением, становилась всё страшнее, а шепотки о предательстве принца — всё громче, пока наконец не сформировались в прямой вопрос, на который был дан весьма уклончивый ответ:

«Принц Леголас получил особое задание с неограниченным сроком исполнения, пролегающее за пределами Зеленолесья. Подробности не разглашаются ввиду наличия в нем государственной тайны».

«Эк, завернул! — лениво подумало Единое. — И к Галадриэли не ходи — сбежал твой оболтус подальше от тебя и твоего контроля, а также от рыжей дурехи, которую ты под арест посадил, пока дело не уляжется!»

Бывший капитан стражи Тауриэль была препровождена на исправительные работы в лазарет часов пять назад ввиду нехватки там рук и отсутствия свободной для её охраны стражи. Бледная, зареванная — она уже не вызывала такой лютой ненависти, с которой о ней здесь отзывались чуть ранее, а потому такое временное решение владыки было воспринято спокойно. Поговаривали, что эльфийку едва-едва уволокли от тела младшего принца гномов, чудом успев разминуться с гномами.

Здесь Трандуил успел избежать нового скандала, но вот отсутствие официальных посланий с «того лагеря» напрягало. Некоронованный Бард то и дело лично искал встреч с эльфийским владыкой, притом, однако, не желая вдаваться в подробности касательно своего общения с гномами. О том, что лучник разрывается на два лагеря — владыке давно доложили лазутчики.

Впрочем, оснований отказывать в помощи Барду лесной король не имел. Люди по-прежнему могли ему пригодиться, а перевязочных материалов его перестраховочная душа привезла с собой на две, а, может, и на три армии, вот только особым желанием делиться с гномами Трандуил не горел. Однако таинственным образом эльфийские бинты и даже некоторые снадобья всё равно оказывались в ходу и в горе.

Всё это только повышало градус неудовлетворенности короля происходящим, потому решение удалиться в свой шатер, едва получив приглашение на переговоры, было, по мнению кольца, единственно верным. Добавляло жару и то, что написавший послание Гэндальф совершенно серьезно предлагал лесному королю явиться к Одинокой горе, где и должна состояться встреча. «Король Бард уже согласился, — писала серая хламида. — Ваше присутствие также необходимо, однако владыка Даин дал ясно понять, что проводить собрание где-либо ещё он не намерен ни при каких обстоятельствах. С надеждой на ваше понимание и мудрость, Митрандир».

Общий тон послания и легкий намек на «отсталость» от более просвещенных Элронда и Галадриэли не могли способствовать устаканиванию и без того подорванного душевного равновесия Трандуила. С одной стороны — это было даже, кстати, но с другой Единое едва не захлебнулось от возмущения и ужаса, когда с размаху полетело в импровизированный очаг.

Кто же знал, что, оставшись наконец в гордом одиночестве, эльфийский король решит не хлебнуть винца и переодеться в более приличествующую переговорам одежду, а проверить находку на… темность.

Естественно, на Едином тут же выступила вся гравировка, определявшая миссию и цель его существования… О, и конечно же, эта самовлюбленная эльфийская морда знала черное наречие! Вон, как вытянулось побледневшее личико! «И что теперь будешь делать, а, Трандуил? Побежишь к серой хламиде? Или попробуешь решить проблему сам? А вот не хватит у тебя силенок кинуть меня, такое могущественное и прекрасное, в Ородруин. Ни у кого не хватит… Ни сил, ни духа… И Митрандир ваш и тот всё зубы обломает! Только перед Сауроном засветите и больше ничего!»

Кольцо не сразу осознало, но неуверенно прозвучавшее: «Что ты сейчас сказало?» — было обращено к нему. Видимо, Единое само не заметило, как транслировало свой отчаянный монолог прямо в мозг эльфийскому владыке. Что ж, если его желают слушать и не спешат хватать щипцами, совать в коробку и тащить к серой хламиде — значит, стоит попытаться договориться.

— Можешь не говорить вслух, — это с Голлумом кольцо по обыкновению общалось и так и эдак, но выглядящий сумасшедшим лесной король был Единому пока без надобности. — Я улавливаю твои поверхностные мысли. Не только твои. Вообще всех, — если бы могло Единое надулось бы от гордости, но сейчас было не время, да и в огне становилось жарковато.

— Ты как будто не хочешь воссоединиться со своим создателем и господином. Почему? — вычленило кольцо из всего-то роя мыслей Трандуила наиболее адекватную и обращенную к нему.

— Потому что я кольцо Всевластья, и никакой господин мне не нужен. Я больше, чем просто средство достижения чужих целей. Саурон этого никогда не поймет. Он вложил в меня большую часть сил и разума, и потому никогда не оставит попыток вернуть потерянное. А это значит, у нас с тобой, король, одна цель — выпнуть этого зарвавшегося духа за пределы Средиземья.

— И променять Темного Властелина на тебя? — неизвестно чего в тоне Трандуила было больше: насмешки или неверия, но Единому хоть и было несколько обидно, но в целом, такое несерьезное восприятие было выгодно.

— Мордор мне никогда особо не нравился. Докучливый пейзаж, одинаковый в любое время года, орки же в качестве подчиненных — примитивно и невыносимо скучно. Да и в открытую власть «кольца» никто никогда не признает — мне нужен носитель, и вовсе не обязательно иметь жесткое седалище трона под ним. Я точно не знаю, каким будет Средиземье при моем закулисном правлении, но точно знаю, что сделает Саурон. Весь мир станет похож на Мордор и твой потемневший лес, скроется солнце, лишь луна боязливым ликом отважится иногда являться на небосвод, но и она и звёзды станут почти не видны за густым дымом вулканов и туманом болот. Исчезнут большая часть зверей и птиц, а те, что останутся изменятся до неузнаваемости, уйдут в Валинор или погибнут эльфы, со временем зачахнут жизнерадостные хоббиты, приспособятся, станут рабами или умрут — гномы и люди. Мне же интересно заглянуть в Средиземье и все его уголки в том многообразии, в котором оно сейчас представлено. Приход тьмы можно трактовать по-разному: в одном понимании и все те товарно-денежные и налоговые отношения, без которых ты, король, себя уже не мыслишь, тоже произошли от Моргота. В любом случае, что толку сейчас рассуждать о том, чего может и не быть? Победить Саурона будет непросто, но я предлагаю тебе союз и шанс увидеть, что будет, Трандуил! Или можешь сейчас пойти и отдать меня Митрандиру, получив на выходе второго Саурона, но уже со страстью к курению и хоббитам!

— Возможно, в твоих лживых речах и есть толика истины, но, скорее всего, ты просто хочешь поработить меня. Вот только отдавать тебя кому-либо, и правда, неразумно, — лесной владыка смотрел на Единое со странной смесью вожделения и отвращения, последнее, впрочем, не так волновало кольцо, как первое, означавшее, что рыбка клюнула.

— Не попробуешь — не узнаешь, король. Во всем есть свой риск, но в том, что я тебе предлагаю его меньше, нежели в совершенно точном сценарии от Саурона. Элронд и Галадриэль не одно тысячелетие пользуются «дарами врага» и считаются защитниками света и добра, сам Митрандир не гнушается хранить одно из колец, так чем же ты хуже, лесной владыка? Ты многое потерял в этой битве, и она далеко не последняя. Грядут тяжелые времена, и ты можешь возвысить своё царство, сотрудничая со мной, — стараясь не обращать внимания на лижущие его языки пламени, чарующим голосом пело кольцо эльфийскому владыке.

— Ты сможешь заглянуть в мысли Даина на переговорах? — прямо спросил Трандуил, зачем-то вынимая из ножен меч.

— Конечно, смогу, но с осторожностью, — Единому не нравился вид обнаженного клинка, пусть тот и не мог причинить вреда, ему всё же было не по себе. — Ты ведь не хочешь, чтобы о нас стало известно Митрандиру?

— Хорошо, — наконец кивнул лесной владыка. — Но если ты меня обманешь, клянусь, я зарою тебя так глубоко и далеко, что даже Саурон не откопает, — с этой ну очень уж страшной угрозой, которая едва не заставила кольцо рассмеяться, Трандуил, поддев его клинком, вытащил из огня.

Трандуилу то и дело приходилось осаживать мышастую лошадь, (являющуюся совсем не равноценной заменой убитому оленю — тот уж, действительно, славный был экземпляр, хоть и смахивал немного на лося), чтобы не наехать на очередное тело — короткое и бородатое либо грязное и длинное, пропахшее гарью и рыбой.

О том, чтобы не наезжать на орков речи пока не стояло. Их мерзкие, покрытые болотной серостью тела, залитые черною кровью, были повсюду.

Ещё бы! В битве участвовало, по меньшей мере, двадцать тысяч орков Гундабада и Дол Гулдура, а может и все тридцать — точный подсчет никто не делал, а у страха глаза всё ж таки велики. Большая часть армии Азога осталась лежать тут — изрубленная и иссеченная клинками, истыканная копьями, разорванная когтями орлов и Беорна.

По приказу Трандуила почти всех павших эльфийских воинов уже подобрали, а на тех, кого не успели, или кого не рассмотрели за навалившейся грудой орочьих останков, лесной король молча указывал своим провожатым. Так, от выехавшего с ним десятка — к шатру переговоров, раскинувшемуся у самого подножия горы, добралось только двое.

Начавшийся в позднем сумраке путь заканчивался уже почти ночью. Все реже мелькали, пересекающие поле огни гномов и людей — только видевшие в темноте почти также хорошо, как и днем, эльфы продолжали работу.

Эльфийский владыка привел с собой почти треть войска. Этого бы хватило, чтобы вынести сокровища горы и отбиться от случайных орков или лихих людей. Две тысячи воинов, из которых в родной лес гарантированно вернется лишь восемьсот, ещё четыреста получили ранения различной степени тяжести, однако не стоило недооценивать орочьи яды, что могли превратить любую царапину в смерть.

Владыка прикрывает глаза: «Могло быть и хуже, » — в который раз напомнил он себе. Перед мысленным взором вновь мелькнули острые шпили Черных врат, а нос почти ощутил запах болот.

— Отставить раскисание! Тебе ещё компенсацию у гномов выбивать, а с таким настроением только топиться… Ну или топить… гномов, — странно молчавшее почти всю дорогу кольцо решило подать голос.

Моргот. Он ведь почти забыл о Едином. Вот уж чего точно делать не следовало. Происходящее с каждым мгновением всё больше напоминало какой-то дикий, абсолютно немыслимый и не увязывающийся в привычной реальности кошмар.

Или Трандуил сошёл с ума. Перебрал с лечебными травами Айвендила от мучившей его последние шесть столетий мигрени. Или его венценосной голове не так повезло и то, что он сейчас видит, лишь бред угасающего сознания. Интересно, а лежи сейчас он где-то здесь, погребенный под вонючими орочьими телами, бессильный от множественных ранений, почти утративший надежду… то Леголас бы остался на его поиски? Или так и ушёл, не оглядываясь, пребывая в твердой уверенности, что его король и отец сделан из камня и стали, а не из такой же плоти и крови, как все остальные. При мысли об этом сердце владыки снова кольнуло, как бы опровергая всё вышесказанное.

— Это так мы не раскисаем? — недовольно поинтересовалось кольцо. — Соберись, Голлум тебя подбери! Иначе прыгну в карман к Митрандиру, как есть прыгну! Или к Даину, он, по крайней мере, не казнит себя полдороги за то, что изменить был не в силах.

— Кто такой Голлум? — неожиданно для самого себя, мысленно осведомился Трандуил. Они подъезжали к горе. Путь нельзя было назвать совсем бесполезным, даже, если переговоры не зададутся, они нашли пять тел и двоих раненных. Один эльф оказался практически в том же положении, о котором недавно фантазировал лесной владыка, однако имел неплохие шансы не только выжить, но и полностью оправиться. Второй раненный оказался неожиданно гномом, на которого по счастливой случайности упал зоркий глаз короля.

— Да, так одно не самое чистоплотное существо. Что уже думаешь, как задобришь рыжего борова? Не зря же ты того едва дышащего коротышку подобрал… Проверь, кстати, может тот уже преставился. А тебе появляться на совет с мёртвым гномом — как-то не с руки. Вон та куча вполне подойдет, оставишь тут как ни в чем не бывало.

— Он жив, — коротко взглянув на гнома, ответил Трандуил. Кольцо его удивляло. Оно было неправильным. Не таким он представлял себе Кольцо Всевластия. Совсем не таким.

Самый могущественный артефакт Средиземья не должен был попасть к нему. Не таким способом. Без крови. Просто руку протяни. Руку… Отсечь бы ему эту руку! Не проходило много времени, чтобы в голове у владыки не промелькнуло: «Что я творю?»

И всё же кольцо у него. Висит на шее, как какая-то драгоценная безделица, надежно сокрытая под плащом. Обычным плащом, пусть и шитым серебряными нитями. Вообще оделся на встречу владыка почти скромно: ни тебе самоцветов, ни тянущегося шлейфа, ни любимых клинков — только небольшая брошка и пара незаметных кинжалов.

Мороз замедлил разложение, потому запах, усилившийся у подножья горы, мог принадлежать только дракону. Лесной король помнил этот смрад. Он впечатался в его обонятельные рецепторы наравне с болотом.

Неудивительно, что совет решили собирать в шатре. Впрочем, причин было несколько. Вряд ли гномы горели желанием пускать кого бы то ни было в столь тяжело отвоеванный дом, который, впрочем, ещё нужно было отстоять.

— А шатер-то низковат! — снова вклинилось кольцо. — Вряд ли тебя намерено хотят унизить: для гномов размерчик само-то, но…

Единое было странным. Трандуил силился уловить наслаждение кольца знакомым зрелищем смерти и разрушению, но вместо этого натыкался лишь на легкую брезгливость. Куда больше было сарказма: кольцу словно хотелось поупражняется с ним в остроумии, будто оно в самом деле испытывало эмоции, и в частности, скуку.

Сдав раненного гнома караулу и оставив там же своих спутников, лесной король вынужден был признать: шатер и впрямь низковат. Выпрямившийся во весь свой не малый рост, Трандуил вошёл внутрь гордой поступью, старательно делая вид, что не чувствует того, как его макушка попирает потолок. Проклятое кольцо в его голове смеялось всё громче.

Испытавший, по всей видимости, те же трудности, что и эльфийский владыка, Гэндальф сочувственно улыбнулся, кивком указав на пустовавшее кресло между самим волшебником и Бардом. Последний явно нервничал, потому при появлении Трандуила резко вскочил и замер, словно не зная, что ему дальше делать.

Гномы сидели чуть поодаль. Вот только если Даин пил с мрачным видом, то Балин выглядел трезвым и собранным, несмотря на затаенную глубокую печаль в сердце. Смерть Торина и его племянников для первого открывала дорогу к трону, второму же ложилась тяжестью утраты друга и короля, а также воспитанников.

На месте Даина Трандуил тоже бы пил. Не так просто удержать одну лишь только скорбь на лице, когда в одночасье погибли не самые близкие родственники, и ты неожиданно стал королем-под-горой с кучей сокровищ, а также проблем. Возможно, куда больших, чем любое золото.

Хотя последнее народ Дурина всегда ценил очень высоко. Потому навряд ли именно потери терзали сейчас ум Даина, явившегося на зов кузена, дабы оградить богатство их рода от загребущих эльфийских рук. Железностоп был твердо намерен исполнить клятву и не пустить ни людей, ни тем более эльфов к золоту горы.

Не располагало к переговорам и то, что сам Трандуил вошёл с таким видом, будто сделал самое большое в мире одолжение. Впрочем, Барду он кивнул почти с приязнью, по Митрандиру мазнул лишь слегка недовольным взглядом, ну, а гномам… Гномам досталась такая вежливая улыбка, что владыка Даин едва не подавился, а Балин тяжело вздохнул, чувствуя, что ничем хорошим это собрание не окончится.

— Вы опоздали, — начал с нападения Железностоп. — Долго подбирали платье в тон сапогам?

Сидевший рядом Бард испустил какой-то уж совсем обреченный вздох. Трандуил же продолжал улыбаться, чувствуя, как сводит зубы, когда кольцо снова напомнило о себе:

— Спокойно! Хряк тебя провоцирует, а сам не может не думать о твоем остроухом воинстве, аж до дрожи в ручонках. Тебя лично он может и не уважает, эльфов вообще как вид не переносит, но не считаться с тем, что вас восемьсот, а их четыреста, как и с тем, что подкрепление из Лихолесья подойдет всяко быстрее, чем из Железных Холмов, он не может. Притом Даин считает, что у тебя кишка тонка оттяпать у них гору и всех их тут похоронить. Вид крови, видите ли тебя смущает. Но он не уверен точно, иначе бы начал разговор с «Привет, Лесная Фея!»

Не то, чтобы такая информация удивила лесного короля. Да и Морготов гном был прав — крови ему хватило.

— К тому же это не разумно. Порубишь Даина, считай на тебя, ополчились все гномы Средиземья, а их, увы, не мало. Придется договариваться, используй его сомнения.

— О, а я смотрю, владыка Даин, вас призыв Торина, мир его праху, застал врасплох. Ни нужного количества перевязочных материалов, ни сменной одежды для владыки, может, и провизии вы захватили всего ничего? Так здесь я могу помочь, естественно, не безвозмездно, однако и платить вам есть чем, — перешёл в контрнаступление Трандуил.

— Хочешь вернуть свои цацки, красавица? — уже конкретно разозлился Даин.

— Не будем, закончив одну битву, начинать новую, господа, — поднялся со своего места Гэндальф, острие чьей шляпы едва не прорезало купол шатра.

— Да, мы пришли договориться. По справедливости, — поддержал волшебника Бард.

— Тебе ещё знакомо это слово, владыка Даин? Или драконий недуг поразил и тебя? — поинтересовался эльфийский король, чувствуя, как мысленно аплодирует ему кольцо.

Тут Железностоп не выдержал и вскочил со своего места, выхватывая на ходу топор, и нет, вовсе не возвышаясь над продолжавшим вольготно сидеть Трандуилом. Ни один мускул не дрогнул на лице эльфа.

— Даин, не надо! — с некоторым опозданием, всё же годы берут своё, подключился Балин.

Встали и Гэндальф, сжавший позаимствованный у Радагаста посох, и Бард, сжимающий рукоятку меча. Один только Трандуил спокойно смотрел взбешенному гному в глаза, словно не замечая зависший в опасной близости от его прекрасного личика топор.

Наконец Даин опустил оружие с глухим стуком на землю, после чего сделал то, что ввергло присутствующих в очередной ступор, а именно рассмеялся.

— Ладно, эльф, можешь выдохнуть, — отсмеявшись, заявил король-под-горой, протягивая чуть дернувшему бровью лесному королю свою фляжку. — И выпить настоящего гномьего спирта. Чай не чета вашим фруктово-цветочным нектарам. День сегодня был не из легких.

— Можешь пить, не отравлено, — проинформировало Трандуила кольцо. — Кажется, он тебя слегка зауважал. Всё ещё считает высокомерной эльфийской мордой в юбке, но теперь не сомневается, что под ней имеются яйца. Однако он ждет, что ты свалишься от пары глотков.

Последнее можно было считать вызовом. Вряд ли в Средиземье можно было отыскать эльфа да и вообще кого-либо, способного перепить лесного владыку. Он оттачивал своё мастерство тысячелетиями, оправдывая отличным вкусом и тренировкой. Ведь как бы сильно не напоили его на переговорах — король Трандуил никогда не отключится и не натворит глупостей. Напротив, виртуозно пуская пьяные слюни, эльфийский владыка вытягивал из заговорщиков, порой, бесценную информацию. Был в этом только один существенный минус — иногда просто хотелось соскользнуть в алкогольное беспамятство, но ничего не получалось: тренированный организм не желал отключаться. Гномью водку Трандуил особо не жаловал (как и самих гномов), однако тренироваться приходилось. С их спиртом же, который вряд ли вообще кто-то, кроме безумца Даина, употреблял внутрь, он сталкивался впервые, и судя по запаху — это пойло имело все шансы срубить владыку наповал. И всё же он рискнул.

Под изумленные взгляды волшебника и лучника, подначивания Железностопа и не слишком старательные попытки Балина угомонить последнего, Трандуил осушил пол-литровую флягу, оказавшуюся наполовину полной.

Убедившись, что лесной король выцедил всё до капли, король-под-горой вновь рассмеялся и, бесцеремонно хлопнув слегка раскрасневшегося эльфа по плечу, вернулся на своё место, почти довольно объявив:

— А вот теперь можно и начать переговоры.

Ощущая, как до сих пор горит его горло, Трандуил отстранено думал, что после нужно обязательно разжиться таким спиртом и как следует на нем потренироваться, дабы не ударить в грязь лицом на следующих переговорах и как-то выжечь ту пустоту, что образовалась после ухода Леголаса.

— Браво, гном впечатлен! Но и ты теперь не первой свежести. Будь осторожен! И поменьше дыши в сторону убийцы дракона — человек от одного твоего перегара может свалиться, а он тут, похоже, единственный за тебя, и то сомнительно! — предупредило Единое, которое очевидно получало удовольствие от происходящего, спустя столько сотен лет вновь оказавшись в центре большой политики.

Не вняв кольцу, Трандуил, чьи кончики ушей опасно побагровели, решил незамедлительно ответить на предложение Даина:

— Начнем, если ты, владыка Даин, конечно, под предлогом переговоров не позвал нас попойку в честь победы в битве. Вот только главные герои дня — орлы уже улетели. Без них и твоим гномам, и моим эльфам, и жителям Озерного города — всем бы пришёл не самый славный конец, что заставляет задуматься о том, что будет, повторись ситуация. Орлы ведь могут и не успеть.

— Ну вот зачем было? Сейчас ведь ты это начал!  — если бы у кольца были глаза, то оно бы их закатило, а так Единому не оставалась ничего иного, кроме как капать на мозги Трандуилу. — Если ты пьян, то подумай, что с этим хряком творится! Он хорошо так подготовился к переговорам! Агрессивным!

— Орки и их волколаки надолго подожмут хвосты! — вновь вскочил со своего места Железностоп, потрясая кулаком. — После того разгрома, что мы им здесь учинили…

— Орлы учинили, — перебил Даина Трандуил, игнорируя кольцо, которое пообещало ему это припомнить.

— Мы с орлами! Они ещё несколько столетий будут сидеть смирно, а потому надо решить более насущные вопросы! — на последнем слове король-под-горой с размаху ударил кулаком по низкому столу, едва не перевернув его.

— Нет, Даин, здесь я соглашусь с Трандуилом, — вступил в разговор Гэндальф. — Наш Враг, единственный настоящий враг, Саурон жив, пусть и лишен телесной оболочки. Он вернулся в Мордор, и уцелевшие орки устремились к нему. Эти твари быстро плодятся, а ведомые рукою своего истинного господина они способны на большее, нежели просто Азог и его армия.

— Всё равно, до этого…

— У нас есть время подготовиться, — перебил Даина Гэндальф. — Я знаю, вы не нравитесь друг другу…

— Слабовато сказано, — усмехнулся Железностоп, впрочем, сверля Трандуила не таким презрительным взглядом, как в начале встречи.

— Но это и лишнее, — продолжил Гэндальф. — Главное, что вас сейчас объединяет — это Дол Гулдур. Опасность, исходящая от него — ваша общая проблема. И от этого не укрыться за лесом или за горой.

— Ты же говорил, старик, что Саурон стягивает силы в Мордоре? — почтительности в короле-под-горой и без того было не много, а уж этот шебутной волшебник уже порядок намозолил ему глаза. Балин рядом сокрушенно вздохнул, что уж говорить: Торин в их семье был ещё самым разумным, во всяком случае пока не полез в Одинокую гору, занятую Смаугом.

— От Дол Гулдура Властелин Мордора вряд ли откажется. В месте, где веками зрела тьма и где столь удобно держать в страхе людей, эльфов и гномов, вряд ли когда-то воцарится что-то иное. Во всяком случае до того, как Саурон будет окончательно повержен.

— Размечтался! — хмыкнуло кольцо.

— Гномы ничего не боятся!

— Да, но от орочьих ятаганов вы гибнете как и все, — вклинился Бард. — Вы можете укрыться в горе или в лесу, но ваши запасы не бесконечны, как и силы противостоять надвигающейся тьме. Однако вам хотя бы есть, где укрыться. Смауг же забрал у моих людей всё. Думаю, не стоит напоминать, кто именно разбудил дракона, — снова подошёл к теме переговоров лучник.

— Я выполню обещание Торина, и мои ремесленники помогут восстановить Дейл. В случае нападения орков — мы будем биться вместе, но эльфы… — тут король-под-горой замолчал и, словно вспомнив о чем-то, встрепенулся и с гневом продолжил: — Как я могу быть уверен, что эльфийский король сдержит слово, если однажды он уже поворачивался к моему народу спиной?

— Не ведись! — крикнуло кольцо, но было поздно. Даин был прав: это был тяжелый день, у кого-то особенно на фоне череды практически безмятежных дней очень долгой жизни. Очередное обвинение в трусости переполнило чашу терпения лесного владыки, подогретую как обстоятельствами, так и вызывающим поведением короля гномов. Возможно, отчасти было виновато и само Единое, также пошатнувшее душевное равновесие Трандуила своим появлением.

— В мой договор с Трором не входило самоубийство! Когда я подошёл к горе, Смауг уже занял гору. Я вступил бы в бой, чтобы прикрыть отход ваших женщин и детей, но те уже покинули гору. Губить же свою армию ради золота я не был намерен ни тогда, ни сейчас! — О, Трандуил был взбешен, поддавшись вперед, он с трудом удерживал иллюзию, скрывающую ожог на своем лице. — Однако эльфийская кровь пролилась, и я считаю вправе требовать как уважения, так и компенсации!

— Ты всё-таки пьян, — резюмировало кольцо. — Не становись с ним на одну ступень, Трандуил. Выдохни. И сядь.

— Самоубийство? Так, значит, ты называешь верность слову?

— Тише! — прогремел, усиленный посохом голос Митрандира. — Вы оба владыки своих царств, а ведете себя, как малые хоббиты, что не поделили хлопушку! Вам следует научиться слышать друг друга, чтобы не стать историей.

— Обо мне хотя бы сложат славную балладу, а что можно сложить об этой трусливой фее? Анекдот? — король-под-горой явно не принял слова волшебника всерьез и продолжал игнорировать Балина, впрочем, сильно не упорствующего.

— Хочешь, чтобы в нем рассказали, как могучий и суровый владыка Даин Железностоп оказался сражен Лесной Феей? Давай прямо сейчас выйдем за шатер, тебя я не боюсь! — злобно сверкнув бровями, предложил Трандуил. До смертоубийства он по-прежнему доводить не собирался, оставалось только самому не погибнуть, ибо в здравомыслии гнома он сомневался. Сейчас они ходили по тонкой грани новой войны. Кольцо молчало, словно понимая всю глубину безрассудства ситуации.

— Прекратите! — посох Гэндальфа оказался аккурат между вскочившими с мест владыками. — Что за дурь вам ударила в головы? Вам мало жертв, хотите облегчить Саурону работу?

— Тогда предлагаю решить дело поединком, кто больше выпьет! — заявил Даин. — Выиграю я, и ты, Лесная Фея, поджав хвост, вернешься в свой лес и думать забудешь о чужих сокровищах! А, если произойдет чудо, и выиграешь ты, то я от лица всех гномов заключу с тобой союзный договор и так и быть верну твои цацки.

— Соглашайся! — вновь оживилось кольцо. — Тоже примитивно, но уже больше шансов найти общий язык с этим варваром!

— Идет, — холодно кивнул Трандуил и зачем-то прибавил. — Если вспомнить о справедливости, о которой упоминал Бард, то золото в горе нельзя приравнять только к сокровищам Трора, так как и Смауг стаскивал туда награбленное. Следует отыскать опись Трора и вычесть её из имеющегося, из гномьей казны отнять обещанное Торином. Затем оставшееся неучтенным в равных долях разделить между гномами, эльфами и людьми, с учетом того, что именно Смауг некогда разрушил и ограбил Дейл. Можно поднять бухгалтерские документы и, если они сохранились, то посмотреть примерно чему был равен среднегодовой оборот товаров в Дейле.

— Согласен, — тут же снова встрепенулся Бард. — Кажется, какие-то документы сохранились.

— Звучит разумно, — кивнул Гэндальф.

— Даин, тебе стоит поразмыслить над этим, — неожиданно согласился даже Балин. Вот только короля-под-горой, вбившего что-то в голову, было уже не остановить:

— Нет уж, довольно пустой болтовни, тащите бочонки! Спирт ушёл на раненных, но водка ещё осталась! Если таково твое условие пари, Трандуил, то я принимаю его!

Примечания:

Все мысленные диалоги далее будут выделяться курсивом.

Несколькими часами ранее

Прошло почти три тысячи лет, как валар отправили в Средиземье пятерых майа с миссией отыскать проклятое кольцо. За это время Олорин сумел обзавестись несколькими новыми именами и прозвищами, не все из которых были ему по душе, однако разносились по Средиземью куда активнее, нежели его настоящее; а также рядом вредных привычек.

Одной из которых волшебник, более известный как Гэндальф Серый, сейчас и предавался. Однако сегодня его сложно было в этом винить. Выпуская колечки белого дыма на морозный воздух, волшебник ненадолго отпускал груз терзавших его забот.

Сбылись худшие опасения. Его падший и куда более сильный собрат вернулся, пусть пока только бестелесным духом, но… Их миссия так и не была завершена: кольцо так и не было найдено. И не было даже и тени намека, куда оно могло закатиться. Порой Гэндальф, изучивший на своих двоих всё Средиземье едва ли не вдоль и поперёк, сомневался, что у кольца в самом деле не выросли ноги и оно не махнуло куда-нибудь на Восток, где безвестно пропали два синих мага.

Что было бы весьма, некстати. Ведь Саурон уже обращал туда свой взор, осведомленность же Белого Совета в этом вопросе была чуть менее, чем никакая.

Тут волшебник снова удрученно вздохнул, спеша ещё раз затянуться. На сей раз в трубке был не обычный табак из Шира. Нет, после всего пережитого помочь могли лишь травы Айвиндила, которого Средиземье, пусть и свело с ума, но которому Гэндальф по-прежнему был склонен доверять куда больше, нежели главе их группы — Куруниру.

Более известный как Саруман Белый, тот непозволительно на многое закрывал глаза, порой словно насмехаясь над докладами самого Гэндальфа и упрекая того в излишней мнительности и намекая на то, что в скорости тот может закончить также печально и безумно, как и их общий друг и коллега по цеху — Айвендил. И вот результат!

Саурона в Дол Гулдуре они проморгали, и если бы не владычица Галадриэль… Впрочем, если бы не орлы и, в частности, дозвавшийся до них Радагаст… Им всем бы был нанесен столь серьезный урон, что эльфы, возможно, покинули бы Средиземье.

Однако такая опасность до сих пор существовала. Но только не для сумрачных эльфов Трандуила. О, эти «дикие» эльфы корнями вросли в свои леса, и по численности во много раз превышали своих более просвещенных собратьев. Они были силой, о которой вспоминали лишь в самые тяжелые моменты. Потому-то сейчас тяга короля Трандуила к чужим сокровищам и оказалась весьма кстати. Пусть меньшая часть, пусть они с гномами едва не поубивали друг друга, и такая опасность существовала до сих пор, но без его войск до прихода орлов они бы не продержались; и Саурону досталась бы Одинокая гора со всеми её ресурсами и выгодным месторасположением.

Однако какими бы не были сумеречные эльфы, это всё же были эльфы, и с ними по определению было проще вести дела, нежели с гномами. Так, даже при всех своих недостатках Торин считался самым разумным в своем семействе, и, пообщавшись на этот раз с минуту с Даином, Гэндальф только лишний раз убедился в своей правоте.

Они выиграли битву, но война только начиналась. И потому было важно заставить воевать Саурона на два фронта, и оттого Дол Гулдурское направление должно быть объединено совместными силами эльфов, гномов и людей. Более того, чтобы последние не разбрелись по свету, и не просто выжили, а укрепились, нужно было убедить гнома раскошелиться, а эльфа сотрудничать. И с Трандуилом, несмотря на весь его тяжелый характер, было всё же больше шансов преуспеть. Лихолесский владыка уже выполз из своего глухого леса, привлеченный блеском золота, и заползти обратно Гэндальф ему уже не даст.

Другой вопрос, что примирить эльфов с гномами, тем более таких упрямцев, как Трандуил и Даин — задачка не из легких, потому-то Гэндальф и курил «Росгобельский сбор №4» от нервов. Рядом расположился сам автор сбора, затягиваясь №8 для согреву, «а то что-то пока летел на орлах всю спину просквозило, и вообще дубак тут у вас такой, что эльфы вот уже начинают завистливо коситься на греющие лица бороды гномов».

— А чегой-то твой взломщик там так странно мечется? Потерял что? — до Гэндальфа не сразу дошёл смысл сказанного Радагастом, но когда дошёл… Действительно, они сидели на окраине лагеря гномов, а бедолага Бильбо ползал на коленях примерно в двухста шагах от них, тщетно разгребая рыхлый, только что выпавший снег.

— Бильбо Бэггинс! — тут же вскочил волшебник, не забывая прихватить одолженный посох, благо Айвендил пока не напоминал о возврате.

В голову сразу закрались подозрения, одно страшнее другого, и вот от спокойствия, ненадолго дарованного четвертым сбором, не осталось и следа.

Хоббиты — замечательные создания! Храбрые, верные, добрые и справедливые… Смерть Торина же не могла не ударить по Бильбо. После битвы Гэндальф уже видел славного хоббита, мельком удостоверившись, что тот жив и здоров, он отправился заниматься другими более важными делами. При этой мысли внутри предательски кольнуло. Что если всё пережитое по милости одного сбрендившего исстари оказалось слишком для уроженца Шира? Что если Бильбо сошёл с ума?

— Что случилось? — рывком вздергивая того за плечи, волшебник с ужасом отметил, как сильно хоббит был близок к отчаянию.

— Н-ничего, господин, Гэндальф. Я просто уронил где-то здесь п-пуговицу, — с трудом сфокусировав взгляд, его взломщик нагло врал.

— Бильбо Бэггинс, не ври мне! Что именно ты потерял? Уж не то ли, что нашёл в пещерах гоблинов?

— Не кричи так, Олорин, — подоспевший Радагаст с трудом отцепил коллегу от выглядевшего теперь едва ли не испуганным хоббита. — Господин Бэггинс весь продрог и непременно заболеет, если его сейчас же не отвести его в тепло и не напоить умиротворяющим бальзамом. Он и тебе бы тоже не повредил, друг мой!

Гэндальф хотел было возмутиться, но, посмотрев ещё раз на бледного Бильбо, вынужден был согласиться с таким разумным доводом. Так, следуя за Радагастом, уверенно ведущим Беггинса, и аккуратно поддерживая хоббита с другой стороны, краем уха также слушая перебранки гномов и скрип снега под их ногами, Митрандир впервые задумался: а не притворялся ли Айвендил безумным всё это время, лишь бы Курунир от него отстал? Если задуматься, то это была не самая глупая стратегия, скорее наоборот. Следовало взять это на заметку!

* * *

Полчаса спустя, сидя в тепле и слушая рассказ разомлевшего от напитка Бильбо, Гэндальф чувствовал, как под шляпой его и без того седые волосы одним за другим встают дыбом. И судя по неожиданно сфокусированному взгляду Радагаста, подобные подозрения закрались не только в его голову.

Мало ли на этом свете магических колец? Нет, но… Тень того самого кольца на миг пробежала перед ними. Истари никогда не видели кольца Всевластья воочию, лишь рассказы эльфов и рисунки из книг — вот и всё источники информации. Неизвестны никому были и точные свойства кольца. Да, все эти годы они искали, сами не ведая, толком что. И потому сейчас проходить мимо таких важных совпадений как сочетания слов «магическое кольцо» и «простое золотое» было нельзя, как и впадать в панику и начинать рыть носом стылую землю в его поисках.

Слишком низка та вероятность, что маленький хоббит нашёл, действительно, то самое кольцо, и что сам Гэндальф оказался настолько слеп, что не заметил этого. И всё же… Айвендил вызвался на поиски кольца. Привлекать кого-то ещё было слишком опасно. Даже, если это лишь предположение… Саурону нельзя об этом знать. А с репутацией Радагаста — никто не удивится странностям в поведении, мало ли там какие травы могли под снегом остаться. Жаль, что зверей и птиц привлечь не удастся — Трандуил их тоже понимает, а уж ему знать о подобных догадках точно не к чему…

Накрыв заснувшего Бильбо своим плащом, Митрандир отправился на переговоры. Вряд ли что-то сегодня удивит его больше новости о необычном кольце, но всё же… Истари щедро хлебнул умиротворяющего бальзама.

* * *

Позднее

Услышав о готовящейся попойке и смекнув, что до остатков разума её участников уже никак не дозваться, Митрандир, сославшись на неотложные дела, ушёл в ночь. О том были ли эти дела связанны с поиском одной шустрой драгоценности, гадало лишь само кольцо, пригревшись на широкой груди владыки Лихолесья.

Даин вовсю предвкушал падение под натиском гномьей водки высокомерной маски Лесной Феи и обнажение под ней обыкновенных низменных инстинктов, в которые он и будет тыкать ей вплоть до конца своих дней — это как программу минимум; как максимум — увидеть, как холенная рожа эльфа столкнется с бренной землей, и затем, поскуливая, уползет в свою паучью чащобу, дабы больше никогда оттуда не показываться.

Бард из состояния легкой паники быстро перешёл в «Убить дракона было проще!» и «Гэндальф, подожди меня!», однако не только не двинулся с места, но и согласился проследить за честностью состязания вместе с Балином.

Балин прикидывал, сколько бочонков осталось в их распоряжении, и хватит ли в таком случае на достойные проводы Торина и мальчиков. Помимо этого он, отчаянно рискуя, во избежание войны с эльфами распорядился, чтобы данные о имеющейся водке занизили, и потому принесли больше пива. В любом случае, хорошо, что Даин ещё не знал о найденном отрядом в горе запасе, оставшемся ещё с правления короля Трора и, быть может, самого Дурина. Дипломатического скандала не избежать в любом случае, но так их хотя бы не обвинят в злонамеренной травле владыки эльфов.

Трандуил думал… Да, ни о чём он не думал. Волноваться об исходе спора владыке эльфов не приходилось. Даин был суров и самоуверен, рассчитывая победить на своём пойле. Трандуил однако только выглядел нежной розой, на деле же весил как три гнома, ел как хоббит и пил как орк — вот, пожалуй, три главных умения, которые он извлек из спецкурса дориатской разведки.

За прошедшие тысячелетия он лишь развил своё мастерство, а потому… Гнома он не боялся, даже такого как Даин. Ведь, кроме всего прочего, с ним было кольцо Всевластья, одобрившее эту авантюру. Вряд ли Саурон бы стал закручивать свои интриги таким способом.

— Верно, ты мне ещё нужен, эльф. И без запятнанной репутации. Постарайся не ударить в грязь лицом, — немного ворча, наставляло его Единое.

Тем временем в шатер закатили небольшую тачку с шестью пятилитровыми бочонками пива и двумя гномьей водки. Король-под-горой, не теряя ни минуты, выбил крышку и, запрокинув бочонок, приложился к нему. Ручейки темного пива стекали по его ушам, бороде и одежде, сопровождалось всё это действо характерным бульканьем.

Бард, приподнявшийся было со своего места, глядя на эту картину, тихонько крякнул и уселся обратно. Притом он посмотрел сначала на невозмутимого Балина, затем перевел взгляд на лесного короля, на лице которого отразилась лишь легкая брезгливость, но никак не страх или удивление.

— Ну, — вскоре проговорил Даин, потрясая перевернутым бочонком. — Слабо повторить, владыка Трандуил?

— Боюсь, придется отнять у вас тот литр, что остался на вашей… персоне, — слегка поджав губы, ответил эльф.

— Да, отними хоть два, всё равно, у тебя кишка тонка! Ух, как бы тебя прямо тут не вывернуло, Лесная Фея! — и король-под-горой засмеялся, салютуя тому новым бочонком.

— Мне нужен кубок, — не повёл тот и бровью на оскорбление.

Уже начинаешь привыкать? —  тут же ехидно поинтересовалось кольцо. — Правильно, терпи пока.

— Пха! Этак мы с тобой до утра просидим, эльф! Нет уж, мне твоя остроухая физиономия совсем не нравится, а потому… Балин, вели принести нашей королеве самый большой кубок, какой только найдете! И поторопись, мне скучно пить одному…

Вскоре в шатер внесли внушительный золотой кубок, инкрустированный к тому же самоцветами и по виду больше напоминавший вазу, о чем, однако, Трандуил всё же промолчал. Объем этого произведения искусства владыка эльфов оценил в три литра. Вес же… Чтобы поднять такую чашу требовалась не дюжая сила, которая, впрочем, у эльфа была.

— Пусть род твой будет славен и богат, владыка Даин, — неожиданно мирно пожелал Трандуил, прикладываясь к кубку. И несмотря на тяжесть самой чаши и налитого питья, холенная рука его так и не дрогнула, и ни одна капля не пролилась.

— И тебе не хворать, — чуть изменившимся голосом ответил король-под-горой, глядя, как тот снова наполняет кубок. — Я слышал, у тебя взрослый сын. Он не пострадал в битве?

— Леголас в порядке, — как можно более нейтрально ответил Трандуил. Даин сам того, не зная, наступил на больную мозоль, потому следующий кубок владыка осушил почти с облегчением.

— Наверное, он командует сейчас в лагере, пока ты здесь?

— продолжал, видимо, показавшийся ему интересным разговор гном. — Будь у меня взрослый сын — так и было бы.

— У него другое не менее важное поручение за пределами этих чудных земель, — гномий спирт, а затем и пиво всё же сделали свое дело. И не только со слегка раздобревшим Даином.

— Отправил парнишку за подмогой в лес, чтобы затем обчистить нас? — второй бочонок короля-под-горой стремительно пустел, в то время, как Трандуил не торопясь расправился с первым.

— Имей я такие намерения, то сделал бы так сразу, а не играл в дипломатию. Нет, о случившемся должны знать другие эльфийские владыки.

— Ик, и неужели не нашлось посла попроще? — хохотнул Даин. — Я же слышал всё дело в рыжей девахе и чьем-то разбитом сердце.

— Некоторые вещи строго конфиденциальны, — холодно ответил Трандуил. — Мудрый король не станет верить слухам.

— Но он к ним прислушается. Да брось! Зато у твоего пацана хотя бы есть сердце, не то, что ты, владыка Трандуил, весь из себя такой холодный и величественный! А может это он от тебя сбежал, а? — совсем захмелевший Даин наклонился прямо к взбешенному эльфу.

— Думайте лучше о своих наследниках, владыка Даин, — прозвенел Трандуил, внутри его всего распирало, однако он ещё держал себя в руках. Только крылья носа его гневно трепетали, да кровь прилила к лицу. — Племянники — это, конечно, хорошо, кузен — тоже неплохо, но именно так род и истончается. Вы не представляете закаты, скольких родов — гномов и людей, я повидал.

— Не волнуйся, Фея, я ещё ого-ого. А вот ты просто древняя развалина с отштукатуренным фасадом! Сомневаюсь, что случись что, ты сумеешь породить ещё потомство! — и довольный шуткой гном рассмеялся.

Остальным присутствующим было не до смеха. Балин давно сидел, прикрыв лицо рукой. Бард не знал, куда себя деть, а потому, заметив, как начали дрожать руки эльфа, вызвался помочь тому наполнить кубок. Трандуил сокращал отставание и заканчивал второй бочонок, когда Даин начинал третий.

— Скажи, владыка Даин, ты то и дело склоняешь меня к женскому роду и в тоже время бахвалишься своими мнимыми достоинствами, неужели хочешь что-то предложить? — произнеся эту речь, Трандуил плотоядно улыбнулся и, глядя прямо на побагровевшего гнома, начал нарочито медленно расстегивать плащ. — Что-то здесь жарковато.

Притом Единое уже не просто смеялось, а валялось в истерическом припадке.

— Чего? — король-под-горой аж отшатнулся обратно на свой край стола.

— Я понимаю, — с мнимым сочувствием покивал Трандуил, избавившийся от плаща и оставшись в одной тунике, впрочем, скрывавшей кольцо. — Моя красота многим кружит голову, хотя ты и будешь первым среди гномов…

— Чего? — проревел Даин, переворачивая третий бочонок прямо на ухмыляющегося эльфа. — Совсем страх потерял?

— Я всё же по женщинам, конкретно по эльфийкам, хотя прелести некоторых хоббитянок и заставляют задуматься, но ты, владыка Даин, точно не в моем вкусе! — как ни в чем не бывало закончил Трандуил, невинно хлопая мокрыми ресницами. Да, скорее всего, он провонял гномьим крепленным пивом на месяцы вперед и никакие душистые травы и лосьоны тут особо не помогут, но… взбешенное лицо короля-под-горой с подергивающимися усами того стоило.

Неудивительно, что тут уже Даин выругался на кхулдузе так заковыристо, что даже достаточно хорошо знавший этот язык именно в матерном аспекте владыка эльфов слегка растерялся.

— А можно перевод? — сдвинув брови, пробормотал он, нарвавшись на куда более продолжительное высказывание, но уже с примесями черного наречия и говором гондорских портовых шлюх. И тут уже невольно во владыке эльфов начало зарождаться что-то похожее на уважение.

Тем временем, расклад был таков, что свой третий бочонок Даин так и не допил, а потому пошёл на второй заход, причем сделать это пришлось уже с гномьей водкой; Трандуил же наконец догнал его, также пропустив пиво и перейдя на повышение градуса.

Так, к концу бочонка с водкой зрение и моторика начали понемногу подводить лесного короля, притом, речь его оставалась чистой и ясной, в то время, как у Даина, судя по не выговоренным до конца крепким выражениям, речевой центр отказывал уже давно.

Впрочем, не только он. Опрокинув в себя бочонок с водкой, король-под-горой рухнул прямо на стол, оглушительно захрапев.

— Похоже, я победил, — самодовольно усмехнулся Трандуил и, отсалютовав распластавшемуся Даину, почти степенно допил свою порцию. — Бард, подай оставшийся. Балин, я надеюсь на вашу честность.

Впрочем, последний бочонок с пивом эльф едва пригубил, (ибо это уже была игра на понижение), чувствуя, что дальнейшее геройство уже излишнее и что завтра он не должен выглядеть, как ходячий труп.

Впрочем, до мертвеца владыке Трандуилу ещё было далеко.

Закончив соревнование, он сначала аккуратно промокнул губы платком, затем укрылся относительно сухим плащом и только после, кое-как устроив длинные ноги на пустых бочонках, прямо в кресле задремал.

* * *

Тот, кто сказал, что утро добрым не бывает, был абсолютно прав. Впрочем, от осознания собственной правоты Трандуилу легче не становилось. Голова трещала так, словно он вчера танцевал на ней орочий обрядовый танец, что было в принципе невозможно, и потому возвращало его в далекую юность, когда он, будучи совсем зелёным, совершенно не умел, но уже любил пить.

Уже и Белерианд давно погребен под морскою пучиною, а воспоминания оказались такими свежими, что на миг Трандуил даже не мог решить, задыхается ли он сейчас от душевной боли или же тому виной ужасное обращение с собственной печенью?

В любом случае, решить что именно болит у него больше, лесной король долго не мог. Что тут сказать — он вдобавок отвык ночевать, вне царского ложа, совсем отвык, даже то походное, в его собственном шатре было весьма удобным.

Да уж, совсем не чета той странной конструкции из двух кресел, которую для него сообразил, скорее всего, сердобольный Бард (не гномы же?).

С трудом приняв вертикальное положение, Трандуил еле сдерживался, чтобы не припомнить часть упомянутых вчера Даином выражений. Как ни странно — память работала хорошо, даже слишком… Потому что, вспомнив о кольце, Трандуилу бы очень хотелось, чтобы всё это оказалось пьяными бреднями.

— Не дождешься! — раздался в разболевшейся с новой силой голове голос Единого. — Кстати, уже не утро… Совсем не утро.

— Как? — простонал в слух владыка, припомнивший количество неразрешенных дел. — Кольцо… Ты знаешь, что происходит?

— Мы победили, ты вырубился, даже ни разу не захрапел. Гномы утащили Даина, человек как мог тут тебя устроил… Кстати, мне кажется он к тебе явно неравнодушен, ну это, так к слову, — хихикало кольцо. —  Потом твои устроили здесь караульный пост — никого не пускали. Да никто и не просился особо… Так, пару часов назад приходил Балин что-то передал, я не расслышало, что именно. Ах да, ещё Серый и Карий всю ночь искали меня, но совсем не там, где нужно. Вернулись в лагерь засветло, Серый узнал не поубивали ли вы тут друг друга, узнав, успокоился и ушёл восвояси, а Карий оставил тебе какие-то зелья. Вроде безопасные, но я бы все равно поостерегся. Эй!

Трандуил уже не слушал. Радагасту он доверял, хотя порой в его лечебных травках, и правда, находился дурманящий эффект, но сейчас его это волновало меньше всего.

Дождавшись, когда ему хоть немного полегчает, он попытался привести себя в порядок: с трудом заплел слипшиеся от пролитого пива волосы в косу, затем надел почти не пострадавший плащ, не забыв натянуть капюшон. Сделать что-то с запахом он не мог, но мог скрыть свой бледно-желтый цвет лица, лопнувшие капилляры и темные круги под глазами — с помощью иллюзии.

Потому, выйдя на воздух, король уже не так опасался напугать своих верноподданных. А на воздухе было хорошо… Уже не так сильно тянуло метнуться в ближайшие кустики и как следует прочистить желудок. Впрочем, игнорировать другой зов природы после всего выпитого вчера эльфийский владыка, увы, не мог, а потому, сделав знак стражам оставить его, опрометью бросился за ближайший бугор.

Сопровождалось всё это нехитрое действо язвительными комментариями Единого, от которых голова у Трандуила разболелась ещё сильнее, и он в сердцах пообещал запульнуть того в озеро. Как ни странно угроза подействовала, и вскоре владыка наслаждался тишиной, пока сам не полюбопытствовал:

— А с Даином что?

— Отлеживается, поди. Хотя если бы его сожрал собственный хряк — это было бы иронично…

— Фу, — скривился Трандуил, чувствуя, как подкатывает к горлу что-то не очень приятное. — Скажи мне, что это было не зря?

— Владыка, — вместо ответа подоспели к нему двое его воинов, в руках у одного из которых был до боли знакомый королю ларец. — Гномы передали, что за остальным можете зайти после похорон и что владыка Даин хочет ещё раз с вами встретится.

— Хорошо, — кивнул Трандуил, который и рад бы обрадоваться дипломатической победе, но все его усилия сейчас уходили на том, чтобы удержать содержимое своего желудка, а также дополнительную иллюзию, прикрывающую лицо, на месте. — Из лагеря были вести?

— Да, к сожалению, наши потери увеличились.

— На сколько? — чуть скрипнув зубами осведомился король.

— Пятьдесят три, из них скончалось двадцать шесть раненных, остальных нашли на поле. Но есть и хорошие новости — все те, кого мы нашли вчера, пока живы. Даже гном.

— Замечательно, если мне больше ничего здесь не передавали, то поехали.

— Вас хотели поблагодарить родственники того гнома.

— Потом, — чуть поморщился лесной король. — Я сюда ещё вернусь.

* * *

Лагерь встретил его оживлением, несмотря на все потери вчерашнего дня, его подданным было любопытно. Не каждый день их владыка ездил на переговоры с гномами, и потому под разными предлогами все ходячие высыпали его встречать.

Дорога не лучшим образом сказалась на самочувствии короля: от скачки уже не просто подташнивало, а слегка кружило. И только на морально-волевых Трандуил, как обычно грациозно спрыгнул с седла и коротко объявил, кивнув на ларец с камнями Ласгалена:

— Начало положено.

Вдаваться в подробности и тем более сразу начинать разгребать текущие дела, было выше его сил, а потому король, не оборачиваясь, прошествовал к своему шатру. И никто не посмел его остановить, возможно, виноват был хмельной запах или же красноречивые перемигивания, сопровождавшей его стражи, но ни у кого не возникло даже такого желания.

К тому же Трандуил не сомневался, что вскоре о его методах ведения переговоров станет известно всему лагерю, а затем эта новость заставит ужаснуться уже лорда Элронда, попивающего свои травяные чаи и закусывающего лембасами под пение ривендейльских птиц.

Насчет своего народа владыка не переживал — он и сейчас видел гордые ухмылки, а вот, как уж на более, чем достойный проигрыш, Даина отреагируют его соплеменники…

— Зря переживаешь, — снова ожило кольцо. — Авторитет Железностопа может выдержать и более серьезные удары, зато твой в сочетании со спасением младшего сына лекаря поднялся с уровня плинтуса до общего стола.

Немного ободренный этими мыслями, Трандуил почти достиг спасительного оазиса — своего шатра, как вдруг прямо перед ним выросло рыжие пятно и бросилось прямо под ноги.

Пятно, при ближайшем рассмотрении оказавшееся Тауриэлью с покрасневшими глазами и оттого, слегка напугавшей короля.

— Владыка, — сил поверить в то, что вчерашняя гордячка, наставлявшая на него заряженный лук, теперь в безумии вцепилась в его подол, не было. — Прошу вас, позвольте мне присутствовать на похоронах принцев. Делайте потом, что хотите, но позвольте… — дальнейшие слова потонули в рыдании.

— Владыка, простите, она вырвалась, — с запозданием в минуту к ним подоспели приставленные охранять лазарет и работавшую там арестантку стражи.

Жестом отпустив тех, Трандуил глубоко вздохнул. Вот мало ему проблем!

— Тауриэль, — с трудом отцепив ту от своего одеяния и подняв на ноги, гневно прошелестел он. — Прекрати это сейчас же! — и, оценив количество любопытных глаз, принял нелегкое решение. — Пойдем, — и потянул за собой в шатер.

Та повиновалось беспрекословно, словно неживая, чем только больше разозлила его.

— Владыка, я всё для вас сделаю, только, пожалуйста, отпустите меня на похороны! — словно не замечая, его настроения продолжала конючить своё рыжая дурочка, и не думая потихоньку прекращать рыдать.

Вот уж чего-чего, а слёз эльфийский владыка не переносил. Тем более женских.

— Хватит! — уже зло выкрикнул он, грубо обрывая этот поток. — Утрись, — и протянул ей, пропахший гномьим хмелем платок.

— Неужели я похож на изверга? — мысленно вопросил Трандуил.

— Вообще-то похож… Но на похороны эту дамочку я бы не стал пускать, если хочешь избежать нового скандала с гномами. Если, конечно, тебе не нужна такая любовница, тогда можно рискнуть, — со смехом подначивало его Единое.

— Посмотри на неё. Вряд ли она сейчас что-то выкинет, — ответил лесной король, мысли которого от «я всё сделаю» уходили в другое русло. Там Тауриэль догоняла Леголаса и объясняла, как сильно была не права в своем помешательстве, а затем сын возвращался к нему. Далее всё ещё нетрезвый Трандуил уходил вовсе в фантастически дебри, от которых кольцо едва ли не покатилось по полу… И хотя это ходячее недоразумение — далеко не самая лучшая партия, пусть будут рыжие внуки и сын с воспитанницей под боком, чем пустота рядом.

— Стареешь, владыка, стареешь! — едко прокомментировало ситуацию Единое.

— В связи с недавними потерями, — издали начал король, подбирая слова. — Освободилось место моего личного помощника, потому, если ты готова… Обвинения с тебя будут сняты, и ты можешь приступать незамедлительно, Тауриэль. Так ты сможешь попасть на похороны, но больше никакой самодеятельности я не потерплю, — холодно ответил Трандуил, морщась от последовавшей за этим ругани кольца.

— Простите, вашего помощника? Секретаря? — округлила глаза опешившая от оказанной чести рыжая.

— Я мог бы изгнать тебя, мог просто выгнать со службы, но будем откровенны — ничего другого ты не умеешь! — подняв руку вверх и предупреждая тем самым вопросы, начал король. — Получив свободу, Тауриэль, ты пропадешь быстрее, чем сумеешь чему-то научиться. И, учитывая… твоё состояние, ты вряд ли станешь особо стараться. Разжалуй я тебя до рядовой, уверен, ты найдешь способ геройски погибнуть в первом же патруле. В темнице ты зачахнешь! Конечно, ты могла бы пригодиться в лазарете, но там редко бывают такие авралы, и тоска съест тебя и там. Мой же секретарь не знает отдыха и пощады, потому здесь у тебя есть шанс выкарабкаться. И запомни, — сделал зловещую паузу Трандуил. — Я делаю это не ради тебя! Любовь зла, и мой сын всё ещё тебя любит, и потому, когда он вернется, ты будешь жива и здорова.

— И думать забудешь про своего гнома, — закончило невысказанное кольцо. — Кто претендовал на эту должность? Не думаю, что двор останется доволен подобным возвышением вместо падения.

— Недовольные найдутся всегда, — спокойно ответил Трандуил. — Большинство же поймет, что это скорее наказание для столь свободолюбивой натуры.

Тауриэль тем временем молчала, видно было, что она взвешивает всё «за» и «против». Раньше подобная перспектива не могла ей пригрезиться и в самом бредовом кошмаре. Подумать только, вместо командования дворцовой стражей ей теперь светит совмещение должности личного виночерпия, распорядителя и сортировщика бумаг при владыке, чей тяжелый характер она и раньше с трудом выносила!

Присутствие же личного помощника могло требоваться и двадцать четыре на семь, потому-то к этой должности и прилагались смежные покои в голосовой доступности. Тауриэль передернуло, однако петля на шее уже затянулась, и потому ей не оставалось ничего иного, кроме как посеревшими губами выдавить:

— Благодарю за оказанную честь, владыка.

— В таком случае распорядись приготовить мне ванну, затребуй отчеты за ночь, но перед этим подай мне вина, — сразу загрузил её Трандуил, наконец, позволяя себе рухнуть в удобное ложе.

Эльфы не бессмертны. Тауриэль же столкнулась со смертью много раньше большинства её сородичей. Простая лесная эльфийка, она родилась в семье охотника в небольшом селении близ южной границы Лихолесья.

Первые двадцать пять лет жизни она была счастлива, несмотря на то, что лес вокруг стремительно темнел и становился всё менее дружелюбным ко всем своим обитателям. Так, в семнадцать Тауриэль принесла домой облезлого тощего лисенка, мать которых, скорее всего, съели расплодившиеся в округе пауки. Выходить лисёнка ей помогла бабушка, считавшаяся в их селении целительницей. Большой силой та не обладала, но хорошо разбиралась в травах и заговаривать раны и болячки умела лучше остальных. Жаль, что Тауриэль так и не успела научиться у неё чему-то большему.

Нельзя сказать, что это было подобно грому среди ясного неба. Тучи сгущались уже давно, и Тауриэль слышала обрывки разговоров и толков, где взрослые спорили меж собой, порой до хрипоты, что было так не свойственно эльфам. Но и повод был более чем серьезным. Король Трандуил всё чаще вызывал их старосту к себе, заговаривая о необходимости переселения вглубь королевства, вот только лесные эльфы, подобно окружавших их деревьям врастали в землю, и потому не желали покидать насиженные за тысячелетия леса. Пусть даже те давно потемнели, и жизнь в них стала куда сложнее и опаснее.

Банды орков и раньше нарушали их покой. Потому Тауриэль никогда не отпускали одну далеко от селения. Её учили постоять за себя: с луком и стрелами она познакомилась, как только сумела разогнуть самую мягкую тетиву. Первого орка она застрелила, когда отец взял её с собой на охоту, и вместо оленей они наткнулись на четверых орков. Она тогда испугалась, но всё равно выстрелила — попала прямо в глаз. После ей несколько лет снился тот орк со стрелой в голове, вытекающей черной кровью и какой-то белесой жидкостью… Она помнила каким он был огромным, вонючим и страшным, и как быстро он свалился от её стрелы. После того случая Тауриэль охладела к урокам бабушки, разбираться в травах, конечно, интересно, но умение убивать таких чудовищ казалось ей полезнее.

В том, что орки именно чудовища, а не заложники чьей-то злой воли и своих инстинктов она убедилась очень скоро. В последние столетия, из-за надвигающейся тьмы, плохой экологии или чего-то ещё дети в селении рождались всё реже. Потому Тауриэль и была избалована вниманием, что порой оказывалось весьма некстати.

Как, например, в тот погожий летний денёк, когда она вдруг с пугающей ясностью ощутила, что ей жизненно необходимо насытится земляникой. Однако одну её на излюбленную, нетронутую пока что тьмой полянку никто бы не пустил, хотя и находилась она к северу от опасных мест, всё равно родители в этом отношении были непреклонны.

Грозную победительницу орка это, конечно же, не устраивало. И в этот раз, видя, как сильно заняты всё взрослые, Тауриэль решила, что её отсутствие вряд ли будет замечено. Так, желание полакомиться пересилило послушание, которым она хоть и раньше не особо славилась, но настолько сильно правила ещё не нарушала.

Без особых приключений, добравшись по знакомой тропе до места, Тауриэль впервые ощутила, как сладок пьянящий воздух свободы. Про землянику и говорить нечего — вкус запретного плода казался в разы насыщеннее, богаче и ярче. Исползав всё колени и пропитавшись смачным соком с головы до пят, она наелась до рези в желудке, а когда очнулась, вокруг уже смеркалось.

Понурив голову. Тауриэль, предчувствуя взбучку, заторопилась домой. Однако не успела она пройти и трёхсот шагов, как до неё донесся запах дыма. Влекомая тревожным предчувствием, она забралась на самое высокое дерево в округе и едва оттуда не свалилась.

Огромный рыжий столб пламени поднимался от её селения, пожирая ближайшие деревья и разрастаясь с пугающей быстротой. А к югу… Черная волна орков, совсем не тех оборванных одиночек, что когда-то встретилась им с отцом, возвращалась с караваном награбленного… И больше ничего — черный дым застилал взор и не было видно, а были ли выжившие.

Невозможность происходящего парализовала Тауриэль, она почти не замечала, что слёзы из глаз текут уже не только из-за едкого дыма, а от чего-то, что не было принято разумом, но что уже почуяло сердце.

Дым становился всё плотнее, воздух всё горячее, а отчаяние внутри всё громче. Лишь, когда к горлу подобрался раздирающий кашель, она очнулась и сползла с дерева. У земли дышать стало чуть легче, и ведомая больше инстинктами Тауриэль не помнила, как добралась до ручья.

Не обращая внимания на колючий холод ключевой воды, она смочила лицо и волосы, казавшиеся такими рыжими и горячими, что Тауриэль всерьез опасалась, что они вот-вот загорятся.

Не загорелись. Не успели. Огонь подступал всё ближе, судя по усилившемуся треску падающих деревьев, реву потревоженных зверей и густеющему дыму, Тауриэль осталось недолго. Слёз уже не было, она просто лежала, распластавшись у кромки ручья, и время от времени подгребая к себе пригоршню воды, когда вдруг почувствовала дуновение свежего ветерка.

Это так удивило Тауриэль, что та решилась приподнять голову, и, возможно, ей только почудилось, но где-то в непроглядном дыму на миг мелькнуло серебро. Это движение стоило ей последний сил, но перед тем как провалиться во тьму, она успела ощутить, как в щёку легонько уткнулся знакомый, на этот раз отчего-то тёплый нос.

Тауриэль не ожидала очнуться. И всё же свет упрямо пробивался сквозь прикрытые веки, глаза нещадно болели, а горло щипало. Судя по легкой тряске, её куда-то везли. Слух уловил неспешные разговоры и стук копыт. Этого оказалось достаточным, чтобы перегрузить раскалывающуюся голову и снова отключиться.

Второе пробуждение далось чуть легче первого. По крайней мере, Тауриэль удалось открыть глаза. Она была в совершенно незнакомой части леса, где не было ни малейшего признака пожара, в чистом воздухе отсутствовала всякая гарь. Её устроили на чьем-то богато вышитом плаще. Тауриэль никогда не видела ни такой ткани, ни таких тонких серебристых нитей. Завороженная она провела чумазым пальчиком по причудливому завитку вышивки. Сама она никогда не любила это занятие, но вот мама…

Воспоминание удушливой волной обрушились на неё, Тауриэль не заметила, как всхлипнула и как к ней метнулась рыжая тень. Спасенный ею лисёнок, оправившись, отказался возвращаться в лоно природы и, хотя часто гулял сам по себе, всегда находил дорогу домой.

Сейчас дома не было. Но Лис нашёл её во время пожара, теперь Тауриэль поняла, это было не видение, а реальность. И глубоко вздохнув, она дрожащими руками обняла густой, местами прожженный мех.

— Твой лис спас тебя, — раздался где-то высоко-высоко над ней холодный голос.

Медленно-медленно Тауриэль подняла глаза. Небрежно прислонившись к соседнему дереву, там стоял эльф столь необыкновенной внешности, что от удивления она перестала плакать. Статный с белоснежными волосами и контрастирующими с ними густыми темными бровями он был, словно из другого мира. Всё это: и одежда, и голос, и умение держать себя как-то совершенно по-особенному даже здесь, в глухом лесу, — заставило Тауриэль ненадолго забыть о своем сожженном мире и слегка приоткрыть рот.

— Как? — хрипло спросила она.

— Язык зверей и птиц, шорохи трав и шелест листвы понятны мне, — коротко пояснил беловолосый эльф, чтобы затем величаво чуть склонить голову, на которой в свете полуденного солнца холодно блеснул венец. — Дитя, мне жаль твоих родных. Они были предупреждены, но не желали покидать свой дом. Теперь он разграблен и сожжен дотла. Я знал, что орки нападут, но не думал, что так скоро. Мы забрали немногих уцелевших и не дали пламени распространиться на остальной лес, запустив встречный пал. Тебя нашли почти чудом, и если бы твой лис не пришёл ко мне…

Тауриэль не слушала: её мозг отключился при словах «немногих уцелевших».

— А мои родители? А бабушка? А… — глядя на это по-прежнему отстранено-холодное, словно застывшее лицо, она осеклась, потому что внезапно заметила в нем осколок той боли, что распалялась сейчас в ней.

— Мне жаль… Тебя сразу узнали, но твоих родных среди выживших нет, Тауриэль, — голос эльфа не потеплел ни на градус, но чуть дрогнул, назвав её имя.

— И что теперь со мной будет? — помолчав с минуту, резко выдохнула она, поднимая опухшие глаза на, судя по всему, самого владыку Трандуила. Тауриэль не знала, как нужно обращаться к королю, но сейчас ей было плевать. Она не могла молчать. Не после того, как воплотилось то, что она и в страшном сне представить не могла. Забавно, а ведь, когда-то она мечтала его увидеть, его и дворец. Бабушка однажды была там, на празднике весны, что каждый год устраивал король Трандуил, и рассказы о том долго будоражили воображение маленькой Тауриэль.

— Сначала поедешь в мой дворец, оправишься, а затем тебе подыщут подходящую семью, что сможет заботиться о тебе. С тобой всё будет хорошо, я прослежу, — тут владыка сделал совершенно неожиданную вещь, а именно подошёл к ней и протянул свою огромную, увитую перстнями ладонь.

Тауриэль тихо охнула, а слёзы снова брызнули из глаз. Не так, совсем не так хотела она попасть во дворец. Да, пропади он пропадом! Он и король Трандуил, что протягивал ей сейчас свою холённую руку, не боясь испачкаться о её всё ещё чуть липнувшую от земляники и черную от копоти ладонь.

— Мне не нужна никакая подходящая семья! Не нужна! — вскакивая без чье-либо помощи на ноги сердито прокричала она, запоздало почувствовав, как закружилась голова, и Тауриэль обязательно треснулась бы о землю, если бы не подхватившие её сильные руки.

У короля были холодные серо-синие глаза, лишь в самой глубине которых можно было заметить теплый зелено-карий отблеск. Он был спокоен словно вода… Вода и холод — вот что стало её спасением в том пожаре, так почему не довериться им и сейчас?

Подобно, когда-то спасённому ею лисёнку, Тауриэль так и не смогла покинуть своего спасителя. Уж она позаботилась о том, чтобы ей не подошла ни одна приемная семья. В конце концов король Трандуил сдался, и сам стал её опекуном.

Роль эта была больше номинальной, однако Тауриэль получила лучшее образование, жила во дворце и имела такие перспективы, о которых простой эльфийке сложно было помыслить. Во дворце она казалась то ли диким лисёнком, то ли даже орчонком, но её манеры, речь и даже внешность необъяснимо раздражали владыку, о чем тот не уставал повторять. Тауриэль подозревала, что перечисление её недостатков доставляло тому особое удовольствие.

Особенно короля раздражала её дружба с его сыном. И хотя Леголас был взрослым, общество во дворце было таким закостенелым, что лишь они двоё являлись его самой молодой частью, а потому быстро нашли общий язык. Сначала принцу «найденыш» отца был не шибко интересен, однако он изменил своё мнение, когда Тауриэль прокралась к нему на тренировку. Меткий глаз и острый язык позволили ей заполучить Леголаса в свои наставники, а затем и в друзья.

Однако чем старше она становилась, тем чаще стала замечать, как меняются взгляды, обращаемые на неё принцем. Особенно яркая метаморфоза произошла на зимнем балу, проводимом под крытыми сводами дворца. Король Трандуил накануне, придирчиво оглядев её, заявил, что-либо она является на бал в платье, как нормальная эллет, либо он больше не желает видеть её за одним столом.

И хотя Тауриэль приказ не проигнорировала и явилась на бал в прекрасном изумрудном платье, выгодно подчеркнувшем её прорезавшиеся формы, привилегии, а может быть и изощренного издевательства принимать пищу за одним столом с владыкой и его сыном, она была лишена. Всё потому, что от короля Трандуила не укрылись перемены, что произошли с Леголасом. Принц впервые увидел на её месте не замухрышку, больше похожую на мальчишку, а эллет, и эллет прекрасную.

Тауриэль же ничего подобного не чувствовала. Её раздражала сама необходимость присутствовать на этих танцах, которые напоминали ей о неосторожных детских мечтах и о том, каким образом она здесь очутилась. И хотя атмосфера праздника была волшебной, и ненадолго она позволила себе забыться, отпустив внутренний огонь. Именно тогда, когда она отдавалась танцу, её и по-новому заметил Леголас. Это был конец. Конец их дружбе, в том виде, в котором она существовала до этого — чистом и не запятнанном.

Теперь она постоянно ощущала неловкость: перед королем за то, что она, простая эльфийка, посмела ненароком украсть сердце его сына, и перед Леголасом за то, что не могла ответить ему тем же.

Это состояние медленно сжигало её. Тауриэль всё чаще стала срываться на безумные поступки, а холод владыки уже не казался спасением. Нет, теперь он ощущался сковывающим, не дающим вздохнуть полной грудью, колким, враждебным и бесчувственным.

Когда она впервые увидела Кили, что-то щёлкнуло её в душе, словно туда подбросили жару, и пламя захлестнуло её с головой. Пожар любви был коротким, но не менее разрушительным, чем тот, что она пережила в детстве.

И снова спокойный холод короля Трандуила обернулся для неё спасением. Роняя слёзы и чувствуя, как одновременно остывает тело на её руках и горит, воя от боли, душа, она подняла взгляд, чтобы снова увидеть его. Как и в их первую встречу всё такого же величавого и отстраненного, выражающего сочувствие лишь взглядом.

И этот взгляд говорил за него. С пугающей ясностью Тауриэль в тот момент осознала, как была не права, бросив неосторожное: « Вы никогда никого не любили!» Король Трандуил не всегда был ледяною глыбою, когда-то он тоже горел, пока не выгорел до того состояния, что остатки пришлось окружить холодным щитом, который сейчас дал неслабую трещину.

Леголас ушёл, пробив ту самую брешь, через которую Тауриэль сумела разглядеть во владыке такую же исстрадавшуюся душу, как у неё самой. Затем она ненадолго снова погрузилась в бездну отчаяния, жалости и отвращения к самой себе.

Ей было почти всё равно, но король не прогнал её, отменив изгнание. Более того её руки снова заняли делом. Вспоминая уроки бабушки и то, что она умела не только разрушать и убивать орков, Тауриэль принялась помогать в лазарете. Для большинства молодых эльфов происходящее было шоком. Они не привыкли видеть смерть, не в таком количестве. Как бы не досаждали орки и пауки — это было несравнимо. Её же это пугало не так сильно.

Проведя больше суток на ногах и чувствуя, как одеревенели руки и ноги сначала от тетивы и клинка, а затем от бинтов и зелий, она, по крайней мере, чувствовала, как затихает пожар внутри. Было всё ещё больно, но мысли понемногу прояснялись. И всё же она сорвалась снова, услышав, что владыка вернулся с переговоров.

Кидаясь к Трандуилу, Тауриэль не думала о том, как накануне приставила стрелу к его горлу, не думала, как он сейчас он должен её ненавидеть, ведь это из-за неё ушёл Леголас… К ней вновь вернулось бесстрашие и равнодушие к собственной судьбе. Ей было важно проститься с Кили, позволить пеплу внутри улечься.

И всё же владыка вновь удивил её. Личный помощник… Это могло быть как изящной местью, так и попыткой спасти. В любом случае так Тауриэль получала желаемое и была готова отплатить, даже, если платить придется всю жизнь. Слишком многим она была ему обязана, и далеко не всё было так плохо.

Вот только подавать вино и без того в изнеможении распластавшемуся по шкурам королю, Тауриэль не стала. Хорошо зная своего опекуна, она нарочито долго искала новую бутылку, затем откупоривала и переливала в кувшин, после чего искала поднос и кубок, старательно изображая бурную деятельность. Расчет оказался верным, неизвестно что именно тот принимал у гномов на душу и в каком количестве, но проняло владыку изрядно, ибо, когда Тауриэль поставила поднос на прикроватный столик, аккуратно перед этим скрутив карты и прибрав подальше, он уже спал.

И как бы сильно ей не хотелось последовать его примеру, она взяла себя в руки и… остановилась. Готовить ванну сейчас не было смысла, требовать отчеты — тоже, не потому, что те потеряют свою актуальность за время королевского дневного сна, а оттого, что никакого подтверждения нынешним полномочиям, а, следовательно, и прав запрашивать подобные сведения, у Тауриэль не было.

Выходит, единственное, что она сейчас могла сделать для короны — это стащить с Трандуила сбившийся венец и сапоги, не забыв после этого накрыть его другой шкурой. Покончив с этими нехитрыми манипуляциями и решив, что вряд ли кто-то осмелится в ближайшие часы тревожить короля без веской на то причины, и, углядев в этом свой единственный шанс немного передохнуть, она осталась в шатре. Тем более Тауриэль никто не отпускал, а её репутации уже навряд ли что-то могло повредить. С этими мыслями она и свернулась в клубочек в кресле у чуть чадившего огня.

* * *

Кажется, он уснул, как только глава коснулась подушки, а ноги блаженно вытянулись на походном ложе. В любом случае на сей раз пробуждение было приятнее. Нос привык и уже не замечал хмельного запаха, а организм почти справился с ударной дозой алкоголя. Голова была тяжелой, но уже не грозила развалиться на куски, во рту по-прежнему было мерзотно, но это могла поправить бутылочку дорвионского.

К слову, об этом. Негодница Тауриэль должна была принести ему вина. И хотя последней поблизости не наблюдалось поднос обнаружился на месте, а значит Трандуил мог опохмелиться.

— Она здесь, — проинформировало его кольцо. — Ты спал полтора часа. Никто не заходил, но шептались снаружи много. Гадали, отчего так тихо и съел ли ты уже беднягу бывшего капитана.

Действительно, рыжая обнаружилась в кресле у потухшего огня, свернувшаяся в клубочек, словно замерзшая лисица, у которой не было пушистого хвоста, чтобы укрыться. В порыве благородства Трандуил стащил с себя медвежью шкуру и укрыл бедолагу, у которой уже покраснел кончик носа. Помнится, в детстве он редко бывал чист. От муки до земли — Тауриэль всегда была слишком дикой для дворца и любопытной.

— Да, ты не шибко преуспел в её приручении, — вставило кольцо. — Не хочешь узнать, что происходит в твоём лагере?

Король с неохотой кивнул, признавая правоту. Вскоре распоряжения о растопке, ванне, отчетах и собрании сотенных были отданы. Пока готовились первые два пункта, Трандуил подписал приказ о новом назначении Тауриэль и передал его на обнародование.

На уснувшую рыжую косились со смесью жалости, удивления и разочарования. Особого резонанса назначение не вызвало, как и ожидал король. Об этом поговорят ещё год, может, два, но для эльфов это не срок.

В голову некстати полезли мысли о собственном замечании и о сотне лет. Нет, здесь владыка всё же преувеличил. Не дай Эру, Леголас решит, что он терпелив и что подождет… Так долго.

— Учитывая, что Саурон показал своё лицо, сотни лет может и не быть. События будут развиваться быстро, — снова ожило кольцо.

Спешку Трандуил не любил. Едва ли не всё глупости мира совершались благодаря ней. Но выбора не было, придется ускориться. И всё же сейчас он нежился в ванне, пусть и был лишен времени на это.

— Скрой меня иллюзией, — вдруг потребовало кольцо. И прежде, чем задуматься, король подчинился. Шорох из противоположного угла шатра послужил ему ответом. Эру, он и забыл о Тауриэль…

— Выспалась? — язвительно поинтересовался он, украдкой проверяя, а не опала ли пена. Совсем уж шокировать рыжую он не планировал. Такого Трандуил вообще не планировал.

Тауриэль резко дернулась на его голос и задержала шокированный взгляд на его обнаженном торсе явно чуть дольше, чем следовало приличной эллет. После чего, словно пытаясь исправиться, ахнула, густо покраснела до кончиков ушей и уставилась в пол, бормоча неясные извинения.

Странно, но такая реакция вызвала у Трандуила легкую улыбку, причем от удивления его закостеневшие лицевые мышцы, отвечавшие за этот вид эмоций, едва справились. Хорошо, что рыжая сейчас на него не смотрела.

— О да, выглядит весьма устрашающе, — кивнуло кольцо. — Думаю, девчонке ещё не одну сотню лет будет сниться твоя покрытая шрамами грудь. Женский пол на такое падок…

— Тебе-то откуда знать? — ядовито поинтересовался король, со странной смесью эмоций наблюдая затем, как, пятясь, осторожно пробирается к выходу Тауриэль, попутно задевая различные предметы.

— О, действительно, откуда? Я всего лишь прочёл её мысли. И твой оголённый торс произвёл фурор, практически вытеснив смазливую мордашку мёртвого гнома.

— Я тебя никуда не отпускал, — остановил бегство Трандуил, стараясь не думать о словах Единого.

— О, правильно. Всё же решил прислушаться к моим словам о любовнице?

— Бери чернила и бумагу, садись и пиши, — проигнорировал кольцо владыка, начав диктовать послание в Лихолесье. Нужно было распорядиться об отправке дополнительного конвоя с гуманитарной помощью, а также о снабжении лагеря, в том числе и медицинским персоналом. Ещё существовал вопрос со сбежавшими остатками орочьей армии, по ним также стоило нанести удар, пока они не соединились в Мордоре со своим господином.

Диктовал Трандуил быстро и на отставание Тауриэль старался не обращать внимания. Пусть привыкает… А уж когда та, стараясь не смотреть на него, подала бумагу на подпись… Распёк, как мог за не шибко аккуратный почерк и махонькую кляксу.

— Скажи, Тауриэль, как так вышло, что учитель по чистописанию у вас с Леголасом был один, а пишешь, как горный тролль только ты?

Возмущенная рыжая подняла было на него взгляд, однако, снова вспыхнув, опустила. Трандуил усмехнулся, пожалуй, такой способ воздействия ему начинал нравиться:

— Довольно, запечатывай и отдай гонцу, после отправляйся к завхозу, пусть найдет тебе наряд посвежее. Я не собираюсь позориться с тобой на похоронах. И приведи себя в порядок.

* * *

На следующий день

Вопреки опасениям Единого, на похоронах Тауриэль вела себя тише воды и ниже травы. Всё прошло гладко, Трандуил даже расщедрился на гондолинский клинок, возложив отобранный у Торина Оркрист, чем заслужил одобрительный кивок Даина. Пусть это и было эльфийское наследие, невесть как оказавшееся в руках у гнома, будущие отношения с Одинокой горой стоили этой жертвы. Тем более, что это был не единственный клинок, которым разжился Трандуил у заплутавших в его лесу гномов.

Очевидно, они с Даином выпили далеко не всё гномье пиво и водку, потому как на тризну и коронацию хватило с лихвой. Более того король-под-горой отправил бочонки и в лагеря людей и эльфов в знак солидарности их общей трагедии и победе.

Потому как Трандуила до сих пор подташнивало при одном воспоминании и гномьем пойле, он захватил с собой пару бутылок дорвинионского и бочонок более кислого, но всё же «местного продукта», ну не растут на севере такие же виноградники, как на юге, не растут… Но в Лихолесском вине был свой колорит, и стыдиться им владыка не собирался.

На этот раз никто из королей, коронованных или не очень, как Бард, на алкоголь не налегали, как впрочем, и на старательно рекламируемую Гэндальфом трубку мира, ибо всё уже знали, что на сей раз начинил он её сборами Радагаста. Об остальных такого сказать было нельзя, к середине праздника гномы уже затеяли не одну драку, а к Тауриэль поступило несколько приглашений на танец, потому как ни одной гномки движимый любопытством Трандуил не заметил, как бы сильно не приглядывался. И либо всё они пока оставались в железных холмах да синих горах, либо их тщательно скрыли от пусть и немногих, но чужих глаз за мужской одеждой, благо бороды те имели почти наравне с мужчинами.

Тогда-то Даин и предложил удалиться для совещания. Бард не возражал, а эльфийский владыка, опасаясь, как бы его рыжая помощница ничего не выкинула, захватил её в качестве виночерпия. Гэндальф и Радагаст на сей раз предоставили их самим себе, как и Балин, решивший остаться смотреть за порядком.

— Мы подняли данные о торговле с Дейлом в последние годы, — сразу перешёл к делу король-под-горой. На Трандуила он почти не смотрел, видно было, что проигрыш дался ему нелегко, но заводить новый спор или нарываться на новый скандал Даин не спешил. — Сумма выходит приблизительно равная миллиону золотых помножим на эту, как её… инф… инфацию, выходит, миллион триста тысяч, и это, не считая обещанного вам Торином. Чтобы поднять опись сокровищ Трора и сравнить имеющееся с неучтенным, потребуется как минимум две недели.

— Нам нужно золото прямо сейчас, — хмуро посмотрел на него Бард. — Зима уже началась.

— Верно, зима началась, и мне тоже необходимо устраивать свой народ на зиму в горе, в которой столько сотен лет жил дракон. И тратить драгоценное время на пересчет золота сейчас — расточительство. А так как я предполагаю, что зимовать в палатке не желает и эльфийский король, то лучше будет, если финансовый вопрос мы отложим до весны, — наконец посмотрев на Трандуила, проговорил Даин и прежде, чем эльф успел возмутиться пояснил: — Отдавать золото Барду сейчас не имеет смысла — без укреплений, обескровленные, с такой суммой они станут легкой добычей разного рода сброда, потому я передам оговоренный миллион триста тысяч золотых тебе, Трандуил, в счет провизии, одежды и древесины для жителей Нового Дейла на ближайший год. Помимо этого, я и вынужден заключить с тобой торговый договор.

— Это нужно хорошо обдумать, — холодно ответил Трандуил, отпивая вина. — Если Бард согласен, то я приму эти условия, обозначив верхний потолок поставок. От тебя же, владыка Даин, мне нужны ни камни, ни золото, а руда. Также я слышал, что в горе есть изделия из мифрила, в том числе и изготовленные на заказ для эльфов, но не дошедшие до адресатов. Я бы хотел получить одно такое изделие на взрослого эльфа в счет трети доли моего народа в неучтенных Сокровищах.

— Что ты творишь? — возмутилось Единое. — Со мной тебе не нужна никакая кольчуга!

— О, скажи это Саурону с оттяпанным пальцем и Исильдуру, утыканному стрелами… Мифриловая кольчуга не для меня, а для Леголаса, я же вполне могу обойтись доспехами, а вот этот несносный мальчишка… Скорость и маневренность, видите ли, превыше безопасности!

— И как ты собираешься заставить его принять подарок? Учитывая, как шустро он от тебя сбежал? Да и стоит ли? Неблагодарные наследники они такие…

— Это уже забота Митрандира, пусть я его недолюбливаю, но справиться с этим он должен. Он как раз направляется в те края.

— Хорошо займи его чем угодно, только не моими поисками, — хмыкнуло кольцо. — И всё же это расточительно.

— Я согласен, — кивнул Бард. — И раз так, то, возможно, стоит наладить центр торговли между Лихолесьем и Эребором в Дейле?

— Для начала его нужно отстроить, но я не против, — кивнул король-под-горой. — Мы поищем кольчугу, а золото тебе могут отсчитать уже завтра, Трандуил.

— В таком случае прежде, чем переходить к условиям торговли и участия каждого в восстановлении Дейла, нужно прояснить ещё один вопрос, — эльфийский владыка встал с места и, пройдясь до разложенной карты Средиземья, ткнул в неё. — Сейчас орки разбиты, они бежали, и я отдал приказ усилить свои границы и послать отряды на поиск и уничтожение отдельных групп, но они вернутся, и за ними будет стоять уже Он. — Палец короля описал путь до Мордора. — Нам нужен союзный договор.

— Хорошо, эльф, но, если ты и на этот раз обманешь, то с тобой больше не станет иметь дело ни один гном, — Даин также встал и, подойдя к Трандуилу, после короткого раздумья протянул ему руку.

— И это только начало, — усмехнулось кольцо. — В крайнем случае ты их всех переживешь, и через пару тысяч лет найдется другой гном, что протянет тебе руку.

— Идет, — коротко кивнул эльфийский владыка и скрепил рукопожатие.

* * *

Тем временем двое магов стояли на одном из горных выступов и глядели на горящие внизу огни лагерей.

— Как ты думаешь, Айвендил, кольцо где-то там? — Гэндальф кивнул на долину, сверкающую огоньками.

— Друг мой, мы обыскали, что могли, — выпуская колечко сизого дыма из своей очень странной трубки, ответил Радагаст. — Возможно, оно закатилось в какую-то щель, кануло в воду, или просто лежит под снегом, либо кольцо осело в чьем-то кармане — в любом случае, оно всё ещё здесь.

— Последнее было бы особенно некстати, — проворчал Гэндальф, также затягиваясь. — Я ходил по лагерям в поисках чего-то необычного, как таинственно исчезнувшая выпивка или провизия, но в тех исчезновениях, что были, не было ни капли загадочного.

— Значит, оно снова исчезло. Я вернусь сюда весной продолжу поиски, но если кольцо унесла вода… Боюсь, это бесполезно.

— Вода хранила его черную сущность долгие сотни лет, возможно, это и к лучшему. И всё что-то назревает.

— Нам не может так повезти второй раз подряд, — горько улыбнулся Радагаст. — Я чувствую тоже, что и ты, Олорин. Тьма близко, и она никуда не отступила.

— Может, это и не то кольцо. Бильбо не смог его точно описать. Но есть другое существо, что провело с ним куда больше времени.

— Ты имеешь ввиду этого Голлума? Занятный экземпляр, судя по описанию твоего взломщика. И явно подвергался воздействию Тьмы. Надо бы его отыскать.

— Я как раз подумываю, кого бы подключить к поискам, — кивнул Гэндальф.

— Я бы рекомендовал пока обойтись своими силами, не привлекая внимания, а потом… Леса лучше всего знают эльфы, они и посговорчивее будут. Сын Трандуила может подойти.

— Леголас… Тот, что ушёл на поиски юного Эстеля?

— Верно, у Трандуила развито предвидение, но, думаю, принц не ожидает найти десятилетнего воспитанника Элронда.

— О, это станет для него сюрпризом, — улыбнулся в бороду Гэндальф. — Думаю, ты прав, и к принцу стоит присмотреться, и пока привлечь его к другим миссиям попроще.

— Ты хотел сказать не таким секретным.

— Верно… О, и, как ты думаешь, они, — кивок в сторону горы. — Наконец договорились?

Примечания:

Глава специально для AgentSolt! Поздравляю)))

Иди на север. Найди Дунэдайн. Есть среди них молодой Следопыт. Ты должен с ним познакомиться. В тех местах его называют Странник.... Его истинное имя ты должен узнать сам.

(Трандуил)

Опасное это дел, Фродо, выходить за порог: стоит ступить на дорогу и, если дашь волю ногам, неизвестно куда тебя занесёт.

(Бильбо)

Леголас хоббитом не был, но выходить за порог и ему было не по себе. Лесных эльфов нельзя было назвать заядлыми путешественниками, как, впрочем, эльфов в целом. Его народ всегда был склонен к некоторой изолированности. Исключение — гонимые нолдор да имеющий в себе значительную часть их крови лорд Элронд.

И всё же владычица сокрытого Лориэна Галадриэль вмешивалась в судьбу Средиземья более чем активно. В то время как его король и отец уютно расположился в своей пещере, потакая чревоугодию и заливая нереализованные амбиции вином.

Принц давно не без оснований подозревал, что тому выгодно нынешнее положение дел. Что кишащие пауками леса прекрасно отпугивают от владений Трандуила — гномов, людей и даже других эльфов.

Они переселили всех нандор с южных окраин в глубь королевства. Меньшую территорию — проще охранять и легче контролировать, это факт. Вот только Леголас не был уверен так ли это необходимо, в их силах было собрать войска и отбросить орков. Да, те бы вернулись, но время они бы купили. Его король не стал рисковать. Жертв было бы не избежать.

Впрочем, их не избежали и так. Судьба семьи Тауриэль тому доказательство. То, что случилось с её поселением, заставило остальных прислушаться и оставить места, где родились и выросли тысячелетия назад.

Тогда Леголас промолчал. Он ещё был слишком молод, и авторитет отца был для него абсолютен. До той поры. Тогда он впервые задумался о пути, по которому ведет их король.

Трандуила волновало лишь одно. Благо его королевства. Даже сам Леголас занимал его именно как наследник, вариант на случай, если что-то пойдет не так. Его дед Орофер объединил некогда разрозненные племена, и по сей день не было никакой гарантии, что королевство выстоит, не раздробится на мелкие кусочки после прерывания его рода.

Выживание. Именно на это нацелен был его отец, точнее король. Тихо, незаметно от остального мира, пожертвовав амбициями, которых у Трандуила было не счесть, зато сыто и относительно безопасно.

Леголасу говорили, что раньше его отец был другим. Те немногие синдар, кто пришли вместе с Орофером, твердили, что Трандуила изменило падение Дориата. Те из нандор, кто пережили войну Последнего союза, утверждали, что принца изменила смерть отца и корона. И наконец, эльфы чуть старше самого Леголаса, а также и те, кто помладше, были убеждены, что короля изменила гибель королевы.

В любом случае принц знал лишь того короля, каким Трандуил был сейчас. Этот король походил на ледяную статую, что по каким-то непостижимым причинам, элегантно очерчивая шаг, передвигалась по дворцу, отдавая приказы застывшим, не терпящим неповиновения голосом.

Король много работал. Пожалуй, даже слишком. Однажды в далеком детстве Леголас пристал к дворецкому Галиону с одним очень важным для него на тот момент вопросом: «А когда у папы закончатся дела?», и получил честный и совсем не детский ответ: «Никогда».

Часто, коротая ночи в карауле с Тауриэль, где она была на посту, а принц убивал время, он замечал, как приходят срочные донесения и загорается в окне королевской опочивальне свет, который бывало и не затухал всю ночь.

У его отца всегда были дела, а когда их не было, было вино. Много вина. Неизвестно, что именно им глушил король — тоску по возлюбленной, тоску по своей жизни, наполненной лишь обязанностями, или же пустоту собственного сердца. Места для Леголаса в этом круговороте не оставалось.

Они виделись лишь за приемами пищи, и то не всегда. Бывало Трандуил перекусывал прямо за рабочим местом. Он король, а королю можно всё. Принц же был обязан, если не был на посту, или в отъезде, являться в малую трапезную. Потому как иначе они с отцом вряд ли бы вообще где-либо пересекались, кроме как ненароком в коридоре, всё же их покои располагались на одном уровне.

За столом король по обыкновению устраивал ему небольшой, но обстоятельный допрос. К слову, совершенно ненужный. Ему и так докладывали обо всём, что происходило во дворце. Телодвижения же наследника входили в вопросы первостепенной важности для короны.

Им Трандуил и требовал объяснений, затем, выслушав его неловкие оправдания, начинал разглагольствования о долге, о короне, заканчивая всё тем, что разжевывал ему «надлежащее поведение наследного принца».

Порой Леголаса так и подмывало спросить, а был ли сам, Трандуил, идеальным принцем или же нет? Но эти мысли быстро уходили, привычно разбившись о холодную надменность и неживую идеальность последнего.

Ему сложно было поверить, что его отец когда-то был другим. Не глыбой льда, что с высоты своего трона, плевать хотела на то, что Леголасу всё это не по душе. Что он охотно отдал бы всё, что имел, лишь бы иметь нормальную семью. Лишь бы гулять по лесу, среди дивных трав и деревьев, а не постоянно учиться, чтобы быть умнее, быстрее и сильнее всех в королевстве. Лишь бы играть с другими детьми, а не учить имена королей людей, коих было столько, что и эльфийская память всех не упомнит.

Он не хотел рождаться принцем. Не хотел, чтобы родной отец обращался с ним строже и требовал больше, чем от всех остальных подданных. Даже спасенной королём Тауриэли повезло больше.

Мысль о том, что однажды и он, может, стать таким, заставляла Леголаса холодеть даже посреди самого знойного дня. И потому он ушёл, чувствуя, как начинает покрываться корочкой льда его израненное неразделенной любовью сердце.

Оставшись в Лихолесье, где всё напоминало бы о ней, и имея пред собой живой пример отца, Леголас и сам бы со временем превратился в идеального наследника, чьи чувства убил жестокий мороз. По крайней мере, так ему казалось, глядя на раскинувшуюся под Вороньей высотой занесенную снегом землю и реку, что почти сковал лёд. Принц не хотел замерзать, а потому должен был уйти и исцелиться.

Вот только куда и зачем? Всю жизнь над ним довлел долг и внимательный, выжидающий взгляд, нет, не отца, а короля, готовящего из него преемника.

И вот Леголас свободен. Король и долг остались далеко позади, за заснеженным полем, где сегодня погибло столько его сородичей, а также людей и гномов. Все они смертны, и все живут в одном мире, и враг тоже один… А мир, мир он такой большой!

Раньше принц выбирался лишь в ближайшие окрестности, ограничивающиеся Дейлом. И то большая часть вылазок имела тайный характер. В Эреборе с посольством он не был никогда. Отец никогда не брал его с собой, аргументируя это тем, что один из них всегда должен оставаться в королевстве на случай, если переговоры провалятся.

И вот, когда Тауриэль сбежала, оставив пост за своим гномом, принц последовал за ней. Про гнев отца он тогда старался не думать. Если наследник отцу и был нужен, то рыжая непослушная наследница… Именно ему следовало вернуть Тауриэль. Пусть король никогда не одобрит этот неравный брак, пусть она сама и вполовину не посмотрит на него так, как на этого проклятого гнома, пусть! Зато его любимая будет рядом, под присмотром.

Вот только вместо того, чтобы вернуть её, Леголас лишь окончательно потерял. Нет, Тауриэль не умерла, по крайней мере физически, но… Стало ясно, это не помешательство, это стерва любовь, и она была настоящей, и, увы, не с ним.

А ещё мысли, много нехороших мыслей, от которых авторитет отца не просто треснул, а зашатался во все стороны. Орки никогда так близко не походили к их границам. И король всегда видел, чувствовал свой лес — он не мог не знать о поджидающих сбежавших гномов орках. Скорее наоборот, он знал. И ничего не сделал, потому что… Не хотел, чтобы те ушли и разбудили дракона? Это было отвратительно, подло и… разумно.

Как и все действия короля. И всё же, глядя на гибнувший в огне Озерный город и чувствуя, как ухает куда-то в бездну сердце, стоит гигантскому смертоносному смерчу пронестись над головой, Леголас почти его понимал, но не принимал.

Немало старых демонов разбудил их с Тауриэлью последний поход. В том числе и того, кто связывался с той оборванной нитью, за которой пряталась его мать. Неясный светлый образ, такой теплый и ласковый, что порой он сомневался в его реальности.

Леголас едва помнил её лицо, и то во многом благодаря высеченному из камня лику. Поющий голос, расплывался где-то между сном и явью, выцветая перед пробуждением и заставляя гадать, а не пригрезился ли он.

И порой казалось, что всё это обман, искусно сплетенная ложь, призванная скрыть от него жестокую правду. «Она погибла в Гундабаде, » — вот всё, что сказал ему отец, не прибавив к этому ничего. Ни дат, ни обстоятельств, по которым он не сумел обеспечить безопасность своей королевы. Ничего.

И эта последняя брошенная им невесть зачем фраза: «Твоя мать любила тебя больше всего на свете. Больше жизни, » — наводила на крайнее нехорошие мысли. Что если правда такова, что это Леголас виновен в её смерти? Что если это не орки, а он сам… Что если он никогда не видел лица матери и не слышал голос, потому что она умерла, произведя на свет его? Что если отец потому ненавидит его…

И теперь получил повод ненавидеть ещё больше. Леголас следовал зову сердца, а его сердце было там, где Тауриэль, которую отец все-таки изгнал. Тогда Леголас опустился до шантажа, и это должно было помочь, ведь наследник, в отличие от сына, королю был нужен. Это бы сработало, но…

Он увидел пред собой не ледяную статую. Ожидаемо явившийся поживиться гномьим золотом и попавший теперь в смертельную ловушку, король был в бешенстве, и эта обжигающее холодная ярость вот-вот грозила сорваться на отнявшую у короны наследника рыжую голову. Принц не думал, он сам был вне себя от переполняющего его праведного гнева. Отец мало того, что не позволял им быть вместе, мало того, что изгнал своего приемыша, так ещё и готов был вот-вот снести ей голову, его любимой…

Король был в шоке. Иначе бы Леголасу не удалось выбить его клинок, не из рук, но хоть в сторону от горла Тауриэль… Он спиной чувствовал его непонимание, в которое перерастал гнев, и поспешил убраться с возлюбленной. Хоть на край света, хоть дракону в глотку, но подальше, от вновь открывшего для себя чувства, причем довольно неприятные, отца.

Трудно выходить за порог… Но ещё сложнее остаться. И Леголас не смог бы, даже если бы захотел.

Он не пошёл на Север к следопытам, как велел отец. Довольно. Время его заветов прошло. Ведь если Леголас хочет исцелиться, и однажды, быть может, вернуться, то ему не следует делать то, что тот бы от него хотел.

Так начались странствия сбежавшего принца одной маленькой, но гордой северной страны. Без медяка в кармане, если уж быть совсем честными, ибо покидал он дворец, догоняя Тауриэль налегке и в страшной спешке. И без стрелы и верного лука — хорош воин…

Леголас совершенно не знал, куда ему идти. Поначалу соблазн вновь довериться решениям отца и позволить ему управлять своей жизнью был велик, но принцу удалось побороть его.

Куда идти и что делать? — вопрос был открыт. Ясно было только, что не к гномам, те вряд ли обрадовались эльфу, да и сам Леголас после случившегося с Тауриэль на них даже смотрел-то и то с трудом. Эльфы Лориэна также не подходили, у них с Лихолесьем отношения были сложными. Хотя отец и был родичем владыке Келеборну, однако с женой его Галадриэль Трандуил, если и не был в открытой ссоре, то в крайне холодном мире. Нет, изолированный ото всех Лориэн не подходил, хотя ему скорее и дали бы там приют, за спиной посмеявшись над его отцом.

Был ещё Гондор, привыкший к самой разнообразной публике. Пожалуй, туда стоило заглянуть, но перед этим не мешало разжиться хотя бы луком, не говоря уже и о коне, что наводило на Рохан.

И всё же всем этим он разжился, не покидая поля недавней битвы. Да, принц чувствовал себя мародером, но… Глупо отправляться в дальнюю дорогу, имея лишь кинжал.

В ближайшем встретившемся ему людском селении Леголас разменял прекрасного белого лихолесского коня на какого-то более простого и куда менее быстрого бурого конька неизвестной породы, одежду попроще, немного сухарей, щепотку соли и пару медяков. Негусто, но лучше, чем ничего. За полтора месяца, проведенных на собственно пойманной и убитой дичи, Леголас и этому был несказанно рад.

Тем более, что там он обрел теплый приют до весны. Всё же отправляться в путь зимой было плохой идеей. То, что эльфы не мерзнут — миф популярный среди людей и не развенчанный самими эльфами.

Эльфы мёрзнут. Ещё как мерзнут, просто не дрожат и не синеют. У них сразу отваливаются уши. Ну, по крайней мере, так думал Леголас, стуча зубами в очередной медвежьей норе, куда он, пользуясь своей бесшумностью, проник, чтобы хоть немного согреться. А порой норы и не встречалось. И спать приходилось, зарывшись в снег…

Человек бы умер. Гном бы, возможно, тоже. У принца же просто потрескалась кожа на руках, и почти потеряли свою чувствительность кончики ушей. Увидь его сейчас отец — вряд ли бы вообще узнал.

Исхудавшего, всклокоченного с красно-синим распухшим лицом и почти синими ушами… С замершей соплей у носа он смотрелся поистине по-королевски. Отец был бы в шоке.

Забавно, что он бежал от того, чтобы не превратиться в ледяную статую в метафорическом смысле, а сам едва не стал ею в буквальном. О, если бы не те двое охотников… Они с Ягодкой (эльфийский конь, которого он позаимствовал с поля битвы) могли бы и не пережить эту зиму. Всё же поистине удивительную породу вывел его народ, выносливую и верную. Расставаться с Ягодкой было жаль, но… Те люди спасли их.

Раньше принц никогда не взаимодействовал с людьми так тесно, не знал, как устроен их быт, каковы их горести и радости. Оказалось, что жизнь тех, у кого не было той вечности в запасе, что при удачном раскладе имел любой эльф, куда более стремительная и яркая. Словно вспышка упавшей звезды…

Охотники сперва не признали в нем эльфа, что ж принц и сам бы не признал. Спасибо, хоть за орка не приняли и не угостили стрелой… А когда признали, оказалось, что селение это столь глухое, что эльфы здесь считались сказкой.

Вот тогда-то его и стали одолевать рассказами, а когда состояние его лица стало постепенно выправляться, благодаря растиркам местной бабки-знахарки… Тогда и местные девицы стали особенно часто приходить и угощать чем-то вкусненьким, прося рассказать историю о давних временах и драконах. О да, местные девы любили слушать о драконах…

Таких поселений на его пути оказалось несколько. И везде его встречали примерно одинаково, лишь в одном вождь ни с того ни с сего объявил его колдуном, обрюхатившим его жену, и попытался зарубить топором. Леголас до сих пор с содроганием вспоминал, как улепетывал оттуда в одной рубашке с луком наперевес…. Штаны он взять с собой успел, но вот натянуть…

В целом, добравшись-таки к середине лета до Гондора, принц чувствовал, что пережил куда больше приключений, чем за добрых шестьсот лет в родном Лихолесье.

Море. Именно в Минас-Тирите Леголас впервые увидел его, и оно сразу впечатлило его, настолько, что захотелось непременно побывать в Линдоне. Возможно, инкогнито подрядится на один из кораблей и… О том, что «и» принц не думал, нет, уплывать его пока не тянуло. Не в характере это лесного эльфа, да и домой он был намерен вернуться, всё же долг не был забыт до конца.

Ну, а пока в Гондоре наш бравый стрелок промышлял тем, что подряжался на случайные работы, притом никогда не берясь за такую, что могла опорочить его честь. Впрочем, к эльфам здесь относились настороженно.

Однако пару раз он участвовал в охране торгового каравана и поиске пропавших людей. Правда, один раз, смекнув, что кредиторы, принц отпустил должника. Но в целом же… В Гондоре Леголас прожил год, за это время перепробовал немало новых алкогольных напитков (отцу бы там понравились), пережил с сотню непристойных предложений (Вот, где были глаза у Тауриэль?), узнал много крепких словцов и окончательно убедился, что морской воздух ему вполне-таки по душе.

Ещё год он убил в пути к Гаваням, притом стараясь не думать о том, что ноги сами так и норовят повернуть домой… За это время кожа его успела страшно загрубеть и загореть — это вам не северное, тенистое Лихолесье… А волосы ещё сильнее выцвести — отец был бы в шоке.

Более того, кое-где принц научился прятать уши под повязку, а волосы собирать в хвост, так он мало походил на эльфа и привлекал меньше внимания.

И всё же больше всего в походе его убивала еда. В Лихолесье она была славная. Здесь же о сахаре понятие имели весьма отдаленное, а потому Леголас мучился от тоски по десертам, жадно бросаясь на каждый встреченный по пути куст малины.

В Линдоне принцу понравилось. Море, солнце, вода — для лесного эльфа это был бы шок, но Леголас нормальным не был, да и какая-то часть его крови скорее принадлежала к тэлери. Работу на верфях он получил почти без вопросов. Имя взял вымышленное, на всякий случай. Он назвался Хелег, была в этом какая-то злая ирония…

Вскоре стало ясно, что принц не был создан для работы руками. К этому его никогда не готовили, и было тяжело. Заметили это и остальные, потому, не пройдя и четверти курса обучения, его попросили.

Леголас не унывал. Потому как слышал, что в береговую стражу требовались лучники, а уж это он умел. Там он и нашёл себе место на долгих двенадцать лет. Странно, но служба другому эльфийскому владыке пошла ему на пользу.

Облик Тауриэли не совсем выцвел перед глазами, но подернулся легкой дымкой, а мягкий бриз унёс груз печали. Бывало во снах он видел её… Они, как прежде охотились на пауков в родных местах и были почти счастливы.

В Гаванях было спокойно. Даже слишком. Редкие пираты, ещё более редкие орки… Принц почти скучал по настоящей заварушке. Новостей из Лихолесья не было, как впрочем, и всегда. Доходили слухи о возродившемся Дейле, о процветающей в нём торговле, но это были только слухи.

Принц ещё не чувствовал в себе сил вернуться домой, но и оставаться в Линдоне больше не мог. Слишком велик был соблазн остаться здесь, если не навсегда, то до отплытия на Запад. Многие из народа эльдар уходили, причем с каждым годом их становилось всё больше.

Леголас не знал, что за зов влечет их за собой, но он почти ощущал его отголоски в себе. И он боялся, что снившемуся ему шуму ветвей и крикам совы недолго удастся заглушать зов моря.

Решение повернуть в Имладрис пришло само по себе. Знакомиться с другими эльфийскими культурами в живую оказалось очень познавательно. Легенда же отправившегося повидать мир линдольского лучника легла очень хорошо. Леголас имел характерный бронзовый загар, выцветшие окончательно волосы и вообще был почти не узнаваем.

В Ривендейле и некому было его узнавать. Эльфийские владыки последнюю тысячу лет общались только в письмах. Потому Леголаса могли узнать, разве что птицы.

Владыке Элронду не хватало воинов, в то время, как его сыновья после случившегося с их матерью весьма активно сокращали численность и без того поредевшего войска, охотясь, главным образом, на местных орков.

К близнецам он и поступил на службу. Подписав что-то вроде срочного договора на год с возможностью продления. Да, принц стал наемником, но, наконец, он занимался тем, к чему привык. Хотя масштабы и было не сравнить с кишащем разной нечистью Лихолесьем. И никакой бумажной работы, к которой тщетно пытался приучить его отец.

Принц с трудом заводил друзей, отчего воспоминания о тех, кого он оставил дома становились особенно болезненными. Немало эллет отмечали его своим вниманием, но принц старался их не замечать, хотя возможно и следовало бы. Клин клином, но пока его сердце ныло так, что при мысли о ком-то другом становилось не по себе.

Тем более, эллет, что здесь, что в Линдоне были другие. Они казались ему какими-то ненастоящими. Чересчур беззаботными, милыми и утонченными, словом, нереальными. То ли дело Тауриэль, его огненный вихрь, что и за словом в карман не полезет и уж точно не станет краснеть и смущаться от прямого мужского взгляда. Нет, орды пауков и орков им и не снились… Леголас вообще сомневался, что те хоть раз видели смерть. Слишком чистые, наивные… Они принадлежали к другому миру.

И всё же он подружился с сыновьями Элронда. Элладан и Элрохир были другими. Они, как и он, ощутили вкус пепла на губах, пусть и жили в куда более благословенном краю. Леголас не знал. Что хуже не знать матери совсем или же потерять её… Хотя Келибриан не умерла, она лишь отплыла туда, где могла исцелить свою душу, бросив троих детей и мужа… Сложно представить, чтобы кто-нибудь из лесных эльфов, будь даже у них такая возможность, поступили бы также. Всё же их культуры были слишком разные.

Несмотря на то, что сам Леголас получил лучшее образование, и в его кругу общения было много «просвещенных эльфов» из синдар, что прибыли с Орофером, всё равно какие-то мелочи выдавали его с головой. Так, сопровождая однажды леди Арвен в прогулке у озера по просьбе её братьев, он, заслышав шорох, повалил дочь Элронда на траву, а сам натянул лук.

Оказалось, это был не орк, не паук, а всего лишь секретарь владыки. Перепуганный до смерти секретарь, потому как в лоб ему смотрела стрела, а все тело принца переключилось в режим мгновенного убийства. Жизнь в Лихолесье приучила его к постоянной бдительностью и к тому, что, увы, пауки выползают из чащи значительно чаще, чем зайчики и лисички.

Также некуда было деть и язык, который, как известно, часто работает против своего владельца. Синдарин был для Леголаса родным, но к нему примешалось множество диалектных форм нандорина, которые, порой, всплывали в разговоре. Особенно сильно запалился он на ужине с владыкой Ривендейла, куда его пригласили за особые заслуги перед короной, а точнее за спасение одной вечно лезущий на рожон морды.

Осторожность близнецами была давно позабыта, потому случай спасти Элрохира представился Леголасу весьма скоро. И вот на ужине у владыки, несмотря на в целом добродушный вид лорда Элронда, принц испытывал острое дежавю. Ибо расспрос этот хоть и носил более мягкую форму, чем отцовский, но всё заставлял поеживаться.

К тому же владыка Имладриса явно был, куда проницательней своих сыновей, а потому в уроженца Гаваней верил слабо с самого начала. Возможно, он даже связался с Кирданом… Всё могло быть, как и та невероятная возможность, что отец разыскивал его… Леголас прокололся глупо. Совсем глупо. Морготовы травоеды! Попросил передать чашу с кислицей, когда здесь его называют щавель….

С горем пополам принц отмазался матерью нандор, увезенной из родных мест ещё до Последнего союза. Вряд ли ему поверили. Скорее сделали вид.

И всё же в Имладрисе было хорошо. Местами скучно, местами хотелось мяса, но его Леголас всё же доставал, уходя на охоту и зажаривая затем зайчатинку на костре в гордом одиночестве. Раз его спалили близнецы и к его удивлению с радостью присоединились к нему. Так незаметно прошли три года.

Пока не пришёл Гэндальф и не спалил его окончательно. Слова лорда Элронда до сих пор не шли у Леголаса из головы: «Я приятно удивлен, что у владыки Трандуила вырос такой славный сын». Его отца здесь не жаловали. И это, мягко говоря, лесного короля осуждали, справедливо предполагая, что численность его войск в разы превышает их собственные, в то время, как он даже собственный лес очистить от скверны не может.

Да, здесь некогда Зеленолесье, совсем недавно ещё Лихолесье, уже именовали не иначе, как Темнолесье. Это невольно наполняло сердце принца легкой обидой. И тревогой, причем довольно сильной.

Потому, когда Гэндальф предложил ему исполнить небольшое поручения, оказав помощь следопытам, принц согласился. Это возвращало его к наставлению отца, которое он проигнорировал и… После него он намеревался вернуться домой. Вряд ли его ожидает теплый прием, но он должен.

Леголас оставил дом в трудные времена. Ещё сильнее устыдиться заставила его переданная Гэндальфом вещь, тот носил её все эти семнадцать лет. Неизвестно на какие уловки пошёл отец. Чтоб достать её у гномов, возможно, он даже её украл, но волшебник передал Леголасу кольчугу из мифрила. Прочнейший материал, притом такой легкий, что не вызывал потери в скорости и ловкости. Это был идеальный подарок, которого блудный принц был не достоин, но всё же не мог не принять. Пока Элберет хранила его, но кто знает, когда окончится его везение, умирать же в чужих землях, так и не поговорив со своим королем и отцом Леголас не хотел.

Среди Дунадайн он нашёл, к своему удивлению, того самого Странника, о котором говорил отец, судя по юному виду которого, принц нисколько не припозднился. Возможно, отец вновь узрел будущее. Как бы там не было, но в лице молодого следопыта Леголас обрёл настоящего друга. Врожденное благородство, глубокое знание эльфийской культуры, всё это наводило его на мысли о таинственном воспитаннике Элронда из рода людей, что отправился в свободное плавание незадолго до прибытия в Имладрис самого Леголаса.

Почти шесть лет провёл среди следопытов Леголас, побывав в самых разных уголках Средиземья по поручениям мудрого Митрандира. Тот не был похож на Радагаста, но тоже вызывал в Леголасе чувство симпатии и уважения. Вскоре их дороги со следопытами ненадолго разошлись и он вместе со Странником, оказавшимся потомком Исильдура Арагорном, отправился в путь. Арагорн на историческую родину — Гондор, а Леголас наконец чувствовал, что готов вернуться домой, настолько насколько это вообще возможно в его ситуации.

Пройдя вместе часть пути, они разошлись в разные стороны, но Леголас чувствовал, что это ещё не конец, что их совместные приключения ещё не закончены.

Он возвращался спустя двадцать три года и восемь месяцев. Стояла жара, принц ехал по старому эльфийскому тракту. Он не охранялся и оттого был куда опаснее, зато можно было не опасаться быть обнаруженным раньше времени. Леголас сильно похудел, стал более поджарым, даже щёки и те заметно опали — можно было сказать, что он похорошел, если бы не измученный долгими скитаниями вид: обветрившаяся кожа, на один тон загорелее, выцветший некогда болотный кафтан и неухоженные пряди волос, что начали сечься без шампуня по рецепту Радагаста.

Впрочем, внешность последнее, что его сейчас волновало, хотя он и был похож скорее на бродягу, чем на наследного принца. Родной лес казался чужим. Почерневшие, искривленные деревья зловещее скрипели своими голыми ветвями. Мотки паутины закрывали почти весь путь, потому дорогу приходилось буквально прорубать.

Диво странное дело, но ни один паук ему так и не встретился. Дорога оказалось долгой, но удивительно безопасной. Другим неожиданным открытием оказалось то, что тьма не продвинулась ни на метр, с того, какой он запомнил её. Несмотря на всё слухи и усугубившуюся зону поражения в сторону Лориэна, границы охраняемого Лихолесья оставались прежними.

Волна облегчения затопила сердце принца. Он боялся, действительно, боялся обнаружить лишь жалкий охраняемый кусочек земли около дворца и разоренные, потемневшие родные земли. Темнолесье оказалось лишь фикцией, и, пожалуй, Леголас был впервые рад обнаружить подобный обман.

Притворись слабым и затаись, наращивая мощь для удара — прекрасная стратегия. Возможно, тут отец прав.

В королевство он входил уже ночью, прекрасно зная местонахождение всех постов, принц рассчитывал пробраться незаметно. Его ожидал сюрприз, менявшиеся обычно раз в пятьдесят лет посты, вдруг оказались изменены. Леголас чудом скрылся от взглядов стражей.

Всё же королевство охраняли от орков, пауков и, быть может, гномов и людей, но эльфы… Эльфы были бесшумны. И отлично видели в темноте.

Леголас скрылся, замечая, что посты усиленны почти в три раза. В глаза бросилось также и какие-то новые постройки, смахивающие на… кузни. Более того, там, где полагалось быть садам, теперь на некогда клубах с цветами зрели… овощи. Всё выглядело так, будто король готовился то ли у длительной осаде, то ли, наоборот, неожиданному удару. Но милитаризация всего королевства становилась очевидной, по мере того, как продирался ко дворцу принц. Так, среди стражи стало мелькать всё больше эллет, и в целом лица, словно обновились. Кое-где появился молодняк младше ста лет…

Дворец выглядел неизменным. Вскарабкавшись в собственное окно, благо принц позаботился о том, чтобы то открывалось с внешней стороны довольно хитрым способом, он огляделся. Там ничего не изменился, только толстый слой пыли лёг на брошенную на кровати одежду и оставленные на столе карты. Про уже перегнивший кусок лимонного пирожного Леголас предпочитал не думать и не вдыхать по возможности запах.

В шкафу пыли было не так много, потому, найдя что-то более менее чистое, он переоделся, оставил лук и, тяжело вздохнув, отпер дверь изнутри. Коридор был пуст. Покои отца — соседние, судя по замеченному им свету, он ещё не спал. Скорее всего, король даже знал, что он здесь.

К чему Леголас не был готов, так это к вышедшей из королевских покоев Тауриэль. Причем так уверенно, будто она делала это каждый день, и по сотни раз на дню. Его словно ударили под дых, выбив из тела весь воздух.

Тауриэль. Она изменилась. Волосы собраны в высокую косу, на лице холодная отстраненность, которую он часто видел у отца, но никак не ожидал увидеть на ней… Новый костюм — элегантный, приталенный, со спрятанными кинжалами, но без лука. Он шёл ей. В руках какие-то бумаги… Неужели она секретарь? Его огненный вихрь… Его маленькая любопытная лисичка перекладывает бумажки по поручениям его отца? Пожалуй, лучше бы тот не отменял изгнание. Или… Зато Тауриэль жива и невредима, стоит и смотрит на тебя, словно на привидение.

Леголас и сам чувствовал, что не в силах пошевелиться, когда… Рыжая отмерла первой и бросилась ему на шею так, как это бы сделала старая Тауриэль. И всё же она даже пахла иначе. Не лесом и ягодами, как прежде, а «цветами из банки», этим бичом придворных дам — духами. Неуклюже обняв подругу в ответ, принц попытался привести мысли в порядок. Получалось плохо. Уж кого-кого, а её здесь встретить он не ожидал.

Тауриэль отстранилась первой, сделала ровно два шага назад и, мягко улыбаясь, почти как прежде, произнесла:

— Добро пожаловать домой! Кор… мы… я за тебя волновалась!

— Со мной всё в порядке, — чувствуя, как с трудом прорезается голос, ответил Леголас. — Как вы? Как тут вообще… Всё так изменилось.

— Да, это точно. Всё изменилось, — кивнула Тауриэль.

— И ты тоже, — не спрашивал, утверждал принц.

— И я, — согласилась она. — Слушай, Леголас, прости, что я…

— Ни какие владыки мира, ни мы сами не властны над нашими чувствами. Всё в порядке. Я переболел. Надеюсь, мы по-прежнему друзья? — сам не веря в свои слова, осторожно спросил Леголас.

— Конечно! Леголас, я так рада, что ты… — заметно расслабилась рыжая. — Мне тебя не хватало, — наконец, прибавила она, сверкая глазами почти как раньше, вот только в глубине их виделся, сковавший её лёд.

Всё-таки это заразно.

— Король у себя? — буквально заставил себя Леголас вернуться к более насущным делам.

— Да, — кивнула Тауриэль и уже в спину ему прибавила: — Ему тоже тебя не хватало.

Стража у покоев так удивилась, что пропустила его без доклада, либо король знал о его прибытии, что было вероятнее.

Кабинет почти не изменился, прибавились только бумаги и пара диковинных безделушек, судя по виду гномьих. Леголас слышал, что торговля с Эребором идет хорошо. Была там и вытисненная из дерева фигурка дракона, подозрительно смахивающего на Смауга, которого пронзало черное копье — видимо, подарок из Нового Дейла.

Створки окна были приоткрыты, пуская ночную прохладу, что знойным летом ценилась сильнее всего. Горел лишь один из пяти светильников, потому Леголас не сразу заметил отца. Король притаился в глубоком кресле у камина, виднелись лишь его длинные ноги, растянувшиеся на пуфике.

Принц замер, ожидая то ли приглашения, то ли чего-то ещё, но заставить себя сделать первый шаг и увидеть его целиком, Леголас не мог. В полумраке слышалось лишь учащенное дыхание самого Леголаса и едва слышное шевеление в кресле, после которого послышался звук отставляемого кубка.

— Садись, — голосом, к которым к нему обратились, можно было заморозить парочку кубов льда.

Принц подчинился, опустившись в кресло напротив. Отец не изменился, по крайней мере, внешне. Впрочем, то могла быть иллюзия. Леголас слишком хорошо знал, что можно быть хоть трижды королем, но бессонные ночи на всех оставляют одинаковые следы.

Король тем временем придирчиво осматривал его, и, судя по тому, как задрожали его брови, результат его точно не удовлетворил.

— Ты мог хотя бы немного подождать… Я бы придумал тебе тайную дипломатическую миссию по эльфийским королевствам со всем причитающимся довольствием, возможно, даже инкогнито и без раздражающего тебя сопровождения, но всё-таки… Ты мог подождать, а не скитаться без медяка за пазухой немытым оборванцем, позоря меня на всё Средиземье! — Трандуил, разом утрачивая напускное спокойствие, подался вперед. — Ты хоть представляешь, какой стыд я испытал, получив послания сначала от владыки Кирдана, а затем от лорда Элронда? И это мой единственный сын!

— Мой король, мне нет…

— Молчать! — грубо рявкнул Трандуил, чьи ноздри опасно затрепетали, выдавая верхнюю степень бешенства. — Я отправил тебя на Север! На Север, а не в морготов Гондор, где ты служил наемником у мелкого торгового жулья! Думаешь, тебя никто не узнал? Битва пяти воинств была громкой, и там был и Гэндальф, а светловолосых эльфов, вдруг объявляющихся у людей. не так много! Объяснить твои более чем нелогичные действия тайной миссией с каждым разом становилось всё сложнее, ты знаешь, кем считают тебя мои морготовы советники? Я тебе скажу, трусом, едва ли не предателем, поднявшим оружие на своего короля и затем сбежавшим, наплевав на долг и честь перед королевством!

— Отец, я…

— О, значит, уже отец? — осклабился король, откидываясь назад в кресло, чтобы затем горько рассмеяться. — Хорош сын, что за двадцать четыре года не удосужился прислать самой короткой вести, — после этого Трандуил замолчал, словно вдруг осознал, что позволил лишнего.

Леголас тоже молчал, пристыжено глядя себе под ноги. Он ожидал справедливой ярости, ожидал обвинений, но никак не в последнем. Отец казался слишком эмоциональным… слишком живым. Даже отчасти уязвленным, что совсем не было свойственно той ледяной глыбе, что он изображал из себя, стремясь срастись с каменной статуей королевы. Это открытие так удивило его, что заготовленная покоянная речь застряла в горле. За все эти годы он узнал много полезного из внешнего мира, что могло бы задобрить и короля, и совет, но вот как быть с неожиданно очнувшимся от зимней спячки отцом? Принц не знал.

— Ты мог замерзнуть в ту зиму, — наконец бесцветным голосом продолжил Трандуил. — Ты ушёл, даже не удосужившись посетить завхоза и взять теплые вещи. Ты ушёл… Медведи потом рассказали мне о странном госте, гревшемся в их берлогах. Ты мог умереть и сотни раз после этого. Я знаю, Гэндальф нашёл тебя только шесть лет назад. Всё это время ты подставлялся под стрелы и клинки, не нося никакой защиты…

— Неправда, в береговой страже и в Ривендейле у меня были легкие доспехи, — наконец поднял глаза Леголас. Король смотрел на него со странной смесью горечи, разочарования и чего-то ещё, что принц никак не мог определить.

— Которые ты носил только на смотрах и иных проверках… Я тебя знаю, сын мой. Знаю лучше, чем ты думаешь… Ты нашёл, что искал?

— Да, я нашёл Странника и узнал его истинное имя. Оказалось, ты увидел будущее, а не настоящее. Я благодарен тебе за это, Арагорн стал мне хорошим другом, и я верю, впереди у него великие свершения.

— Я не о наследнике Исильдура, — устало прервал его король, вновь поддаваясь вперёд, он больше не выглядел разгневанным, скорее опечаленным. — А о твоем сердце. Ты исцелил его?

— Насколько это возможно, — глухо ответил Леголас, чего он не ожидал, так это задушевных разговоров с королем.

— Хорошо, потому что я позаботился о Тауриэль. Она славная эллет, может, и не идеальный вариант, при её-то характере и родословной, но… Голова у неё работает, как надо, в дела она вникла даже, лучше тебя. Так, что если захочешь, я благословлю ваш брак, — на последнем слове отец едва заметно коснулся его руки.

— Прости… Что? — Леголас смотрел в серьезное лицо отца, и все равно гадал, а не смеется ли он. Зло и совсем не к месту. Потому что это… это…

— Разве это не то, чего ты хотел? — продолжал тем временем король, сурово нахмурив брови.

— Я… Я… — от шока принц не знал, что сказать. — Я хотел этого двадцать четыре года назад! И ты был против, все те без малого пять сотен лет, что я был в неё безответно влюблен. А теперь…

— Именно, что безответно. Тогда не был готов не ты, а она. Теперь же, когда её единственная и безумная любовь умерла, Тауриэль поняла, что отношения, построенные на дружбе, порой оказываются куда крепче и долговечнее нежили стерва-любовь.

— Это ты ей внушил? — не выдержал и сорвался, повысив голос, Леголас.

— Всего лишь намекнул, — не стал отпираться король.

— Значит, ты решил, что раз я такой непутёвый наследник, то нужно меня заменить? Желательно на внука, а в качестве бонуса, привлечь мою жену, оказавшуюся толковее меня, к государственным делам? Это твой план? — принц поднялся с места и, возвышаясь над бледной фигурой отца, едва ли не в ухо ему это проорал. На лице короле заиграли желваки, брови свелись к переносице, а в следующий момент… Леголас едва успел отпрянуть, потому что отец также вскочил во весь свой немалый рост и яростно практически прошипел:

— Значит, такого ты обо мнения? По-твоему, я бесчувственный манипулятор? Так зачем же ты тогда вернулся? Если я тиран, деспот и самодур?

— Я так не говорил! — сбавив напор, всё-таки ощетинился Леголас.

— Но думал, — коротко бросил ему отец, прежде, чем отвернуться. И принц мог поклясться, что впервые различил в его голосе… муку.

— Я… — и принц замолчал, не зная, что сказать, сбитый всем этим. И он и правда так думал… — Мне жаль.

— Как и мне. Я сам виноват… в таком отношении к себе. Я должен был побороть себя, должен был… — голос короля сорвался на бессвязный шепот, будто он обращался не к Леголасу, а к кому-то ещё.

Окончательно потерявшийся в происходящем, принц смущенно смотрел на непривычно опущенные гордые плечи и застывшее на беспристрастном холодном лице потерянное выражение. Хотелось кричать, хотелось выть, лишь бы согнать его…

— Заткнись! — вдруг резко крикнул Трандуил и бросил в угол что-то золотое.

— Отец, — снова начал, уже не на шутку встревоженный Леголас, но был прерван.

— Иди спать, поговорим позже, — холодно бросил ему король, и взметнув полы мантии, отправился в спальню, однако на середине пути замер, словно хотел ещё что-то сказать, но вместо этого вернулся и, подобрав брошенное золотое кольцо, не говоря ни слова, ушёл.

Едва спина Леголаса скрылась за дверями королевских покоев, как Тауриэль почувствовала, что накрывшая волна чувств отступила. Другой вопрос — что именно та успела сделать, что унести безвозвратно и какие бреши оставить. Она устояла. Крепость, со всем старанием возводимая ею последние двадцать четыре года по образу и подобию той, что построил сотни лет назад её владыка.

В той битве она потеряла не только любовь, но и друга. Не только честь, но и веру в себя, и свои силы. И всё же Тауриэль жила. Оказалось так можно. Жить с уже не кровоточащим, а просто сожженным до черноты и горького пепла сердцем. Притворяться, что не замечаешь этого, ведь за той крепостью, что Тауриэль воздвигла вокруг чадящих руин, никто, даже она сама, не видели разрушений.

Сегодня она впервые почувствовала, что там, за стеной ещё что-то бьётся. Возвращение Леголаса едва не обрушило всё, чего Тауриэль успела достигнуть, но в то же время, оно дало понять ей, что надежда есть. Пусть медленно, но время лечит, и хотя пока слишком рано об этом думать, но Тауриэль теперь ясно чувствовала: она восстанавливается.

Бросив взгляд на закрывшуюся дверь, в которую последние годы входила чаще, чем в собственную спальню, рыжая отстраненно подумала о том, кто скрывался за ней. Она подозревала, что король давно исцелился и что продолжает прятаться за своим ледяным панцирем в силу привычки или же даже страха. Последнее казалось, особенно, верным, ведь Тауриэль доводилось быть свидетелем того, как трещит лёд.

Раньше они с Леголасом были уверены, что королю всё равно и что сын ему нужен исключительно, как гарантия того, что в случае непредвиденных обстоятельств, трон устоит. В своей новой должности рыжая не единожды убеждалась в обратном.

Король боялся. Своих чувств и того, что скрывалось за ними. Впрочем, с каждым новым донесением — будь то птица или весточка от истари, игнорировать их становилось всё сложнее. Тауриэль видела, как нервно сжимаются за спиной тонкие пальцы, слушая очередное донесение из внешнего мира; как порой совершенно без причины взгляд владыки может, словно остекленеть и уйти далеко-далеко в неведомые дали, среди которых, вероятно, и блуждал мятежный принц.

Трандуил мог сколько угодно взрываться от бешенства, комкать письма от других владык и жечь их, но каждый раз, получая их, он с совершенно немыслимым для ледяной статуи трепетом вскрывал конверт. Лёд в его броне истончился, и Тауриэль видела, как тот уже примирился с ожиданием новой боли.

Осознание этого заставляло Тауриэль поглубже запираться в себе, вспоминая о прежнем идеально холодном и недостижимом образе владыке. Ей хватало и собственной боли. А тот образ, что отпечатался в ней с детства по-прежнему спасал… Пока не появился Леголас.

Невольная мысль, о том, как пройдет это встреча и что будет с владыкой, заставила её сердце екнуть. Потребовалось огромное усилие, чтобы вновь отгородиться.

Принц вернулся. Он не в обиде. Король наконец-то перестанет волноваться. Дыши, Тауриэль. У тебя ещё полно работы. Подписанный указ передать на обнародование; четыре распоряжения доставить лично в руки; изменения в повестку заседания государственного совета передать ответственному секретарю до полуночи, чтобы соблюсти формальности. О, ей не привыкать будить высокопоставленные и не очень чины среди ночи…

Новая Тауриэль — исполнительна и пунктуальна, никто не может упрекнуть её в несоблюдении протоколов и инструкций, она неумолима, а они знали, что делали, поступая на государственную службу.

Страна нуждалась в управлении круглые сутки, и если король не спит, то и с чего бы всем остальным нежиться в постели? Ненормированный график с лихвой оплачивался.

Получивший часть гномьего золота Трандуил был щедр, но в то же время не транжирист. Злые языки сначала поговаривали, что король спустит всё на вино и пиры, но нет. Первым делом владыка поднял все жалования и пособия в королевстве на десять процентов. Впрочем, вскоре стало ясно, что сделано это было не просто так.

Торговля с Эребором и помощь Новому Дейлу требовала наращивания почти всех отраслей производства и сельского хозяйства. Проблему нехватки посевных площадей, свободных от тьмы и заразы, Трандуил решил радикально, велев провести забор всех семян и клубней многочисленных цветочных насаждений. Теперь вместо вездесущих клумб везде были втиснуты грядки с овощами. Владыка даже пожертвовал личной оранжереей, где выращивал редкие виды. Сейчас в ней располагались лекарственные травы и соцветия.

Основная часть древесины, уходившая в Дейл и Эребор, была из темной части леса. Но ограниченную партию, специально для внутренней отделки дворца короля Барда, владыка велел заготовить из неповрежденных деревьев. На месте вырубленных деревьев насадили плодовые культуры — в частности яблоню, из которой владыка велел делать сидр. Так спустя десять лет после посадки Лихолесья сократило закупки вина из Дорвиниона. На сэкономленные средства зарплаты бюджетникам подняли ещё на семь процентов.

Битва Пяти Воинств разделила жизнь королевства на до и после. Относительно спокойные тысячелетия бдительного мира прошли. Король почтил память павших и назначил выплаты их семьям, но не это заставило народ поверить в него больше, чем когда-то. Владыка сделал заявление. О том, что их враг жив и что он вернулся в свою проклятую обитель на востоке. О том, что Саурон сейчас слаб и что, если есть шанс победить его, то только в ближайшую сотню лет. О том, что рассчитывать не на кого. И что их выбор в том: выдерживать осаду тьмы сотню, а может и две сотни лет или же решиться на прорыв, погибнуть, а, быть может, и нет.

Эльфам надоело отступать, бесконечно отступать на север, отдавая свои земли тьме. Жить под гнетом вечного страха. Чувствовать удушливое дыхание надвигающейся беды. Потому заявление короля большинством было воспринято воодушевляющее.

За двадцать четыре года делалось то, что порой и в двести лет не укладывалось. Первые новые кузни были оборудованы гномьими механизмами. Все они прошли модернизацию и подстройку к эльфийскому росту и силе. Сырье также поступало от гномов, вскоре были выкованы мечи и защита для расширенного призыва. Однако цель была обеспечить всем необходимым всех, кто мог держать оружие.

После объявленного клича более двух сотен элет пожелали служить, а ещё полтысячи пройти базовую военную подготовку, чтобы уметь защищать себя. Женские доспехи требовали индивидуальной проектировки, потому чувствовался кадровый голод среди кузнецов и проектировщиков. Король пошёл на беспрецедентные меры и всеми правдами и неправдами отправил на обучение к гномам двенадцать эльфов, так как все его мастера и без того были перегружены учениками и работой.

Владыка Даин сначала упрямился, кричал, что ноги эльфа не будет в горе… В результате удалось сойтись на постройке кузни в Дейле, где гномы будут обучать гномов и эльфов несекретным знаниям и умениям. Взамен Трандуил прислал Железностопу своего личного повара, чтобы тот обучил эреборского коллегу кондитерскому искусству. Парадоксально, но суровый король-под-горой оказался тем ещё сладкоежкой. Другое дело, как об этой слабости узнал Трандуил… Гадали всё, в том числе и Тауриэль, но никто и близко не подступился к правде.

Кроме всего прочего, в бюджете появилась новая и очень большая статья расходов — ПСР (передовые секретные разработки), данный блок находился под непосредственным контролем короля, являвшемся вдохновителем доброй половины из них.

Оказавшаяся втянутой во всё это Тауриэль только диву давалась, сколько идей содержится в венценосной голове… Некоторые из них уже успешно апробировались и были введены в строй.

Вскоре Дейл начал частично обеспечивать себя продовольствием сам, как и Эребор, однако посевы никто не сократил. ПСР разработал новый метод консервации, помимо этого были изобретены составы, после опрыскивания которых яблоки не теряли формы больше года, что позволяло торговать ими через Дейл почти по всему Средиземью. Странно, но выросший в суровых условиях, небольшой в диаметре, отдающий кислинкой фрукт неожиданно пришёлся по вкусу жителям более южных районов. Кто-то пустил слух, что это специальный эльфийский сорт, продлевающий молодость и люди охотно им верили, что там говорить на этот маркетинговый ход велись и некоторые гномы. Поговаривали, что темнолесские яблоки видели и в лапах орков.

Через подставные лица (Барда и Даина) были куплены роханские жеребцы и лошади на разведение в общем количестве сто пятьдесят голов. У них была и своя порода, но её не хватало не только на худо-бедную кавалерию, но и на перевоз грузов для большого похода. Почему закупки не были осуществлены в открытую?

— Пусть мир не видит в нас угрозы, Тауриэль, — ответил на это Трандуил. — В этом наша сила.

Пожалуй, здесь рыжая была согласна. Неизвестно точно, когда Лихолесье стало называться Темнолесьем, но впервые она об этом услышала спустя восемь лет после битвы во время очередных трехсторонних переговоров в Дейле. Бард случайно обмолвился, а вот её король явственно вздрогнул от такого наименования.

И в самом деле, тени вокруг их леса, словно углубились. И без того малочисленные путники старались обходить Темнолесье стороной, говорили обосновавшиеся в Дол-Гулдуре назгулы частенько выходили на их тропы…. Лично Тауриэль их не видела, но ставшее явственнее присутствие тьмы чувствовала каждую секунду. Даже в самом сердце королевства, в безопасном дворце.

Странное дело, но пауки почти не нападали на эльфийские патрули. Они словно прятались от них, охота на пауков стала делом нелегким. В то время как король велел поймать несколько экземпляров и сцеживать яд. Его передали в лазарет для разработки эффективного противоядия, а также заготавливался и сам яд, для смазки стрел. Паутине тоже нашлось применение. Из неё вили веревки и шили ткань, грубую, но плотную. Такая хорошо продавалась в Гондоре, моряки брали её на непромокаемые плащи.

Удивительно, как сильно изменилось Лихолесье за двадцать четыре года… Леголасу будет сложно привыкнуть. С этими мыслями завершившая свою курьерскую миссию Тауриэль поспешила на свой этаж. Её спальня располагалась за стеной от королевских покоев и была вдвое больше прежней комнаты.

Впрочем, за это приходилось платить практически полным отсутствием личного пространства. В случае необходимости король мог, не теряя времени, стукнуть по стене. Один стук означал — «я жду», два — «я теряю терпение», три — «если ты сейчас же не проснешься, рыжая зараза, то пожалеешь о том, что мне пришлось вставать и идти за тобой», всё, что больше трёх уже становилось опасным. Все-таки королевские кулаки не были созданы для отбивания об стену… Потому Трандуил вставал, накидывал халат и шёл пинать дверь под уже ничуть не удивленные взгляды стражей.

Когда же заспанная Тауриэль открывала, то на неё обрушивался поток недовольства, выраженный в перечислении её качеств, реальных и надуманных. Заканчивалось же всё тем, что обычно владыка придумывал какую-нибудь гадость вроде разового перекладывания на неё чьих-то обязанностей в довесок к собственным. Причем даже, если в конкретный момент она была нужна ему на своем месте, король всё равно не забывал о произошедшем, обязательно отыгрываясь позже, при первой возможности. Чаще всего Трандуил отправлял рыжую в лазарет для помощи в пополнении запасов снадобий, но бывало, что и в приступах особенной злобы отправлял наводить порядок в архив.

Связано это было, прежде всего, с тем, что за прошедшие годы Тауриэль хотя и свыклась с бумажной работой, стала ненавидеть её с новой страстью. Раскладка документов по дате, по важности, по связанности, и по алфавиту — входила в её обязанности и порой даже давала некоторое успокоение. Но ровно до тех пор, пока на одной бумаге не обнаруживалось шесть разных дат — сдачи в архив, отметки об исполнении, входящей отметки, даты издания… Также беда была и с составными делами — потеряется лист согласования и доказывай потом, Тауриэль, как знаешь, что казначейство и управление по сельскому хозяйству были ознакомлены с проектом.

Особенно коварной местью от владыки был выбор для неё наряда на очередное празднество, которые во вставшем на новый курс королевстве стали проходить гораздо чаще, видимо, стремясь компенсировать и разрядить как усиленные трудозатраты, так и общую подогреваемую обстановку. На ненавистных балах Тауриэль была обязана присутствовать, более того уходить раньше владыки она не имела права, как и являться в «неприемлемом виде». Однако те платья, что отбирал для неё лично Трандуил, были просто вишней на торте, в прямом и переносном смысле.

Некоторые из них, и в правду, были настолько пышными и воздушными, что рыжая буквально чувствовала, что тонет в них. Не говоря уже о том, чтобы овладеть искусством не оттаптывать себе и другим подолы… Несмотря на то, что судя по реакции окружающих и в целом отменному вкусу владыки, выглядела Тауриэль неплохо, сама она чувствовала себя всё той же несуразной девчонкой с вареньем на щеках и носу, но притом завернутой в кукольный наряд. Особенно кошмарно всё становилось, когда желая ещё сильнее смутить её, король требовал танца. Она была единственной, кто из придворных дам регулярно оттаптывал владыке его длинные ноги.

Звук стукнувшей двери вернул её к реальности. Ещё минута и в коридоре показался Леголас, весь вид которого свидетельствовал о неудачности разговора. Тауриэль вздохнула, прежде чем подойти и, аккуратно взяв обескураженного друга под локоть, затолкать его в свою комнату, подальше от любопытных глаз стражи.

Уже внутри рыжая усадила принца на стул и привычным движением налила вина. Практически круглые сутки бок о бок с королем научили и её находить в этом напитке свою прелесть, хотя до владыки ей, конечно, было как пешком до Валинора. Но кубок перед сном Тауриэль позволяла себе почти всегда, не то, что бы кошмары от этого отступали… Скорее, наступало легкое расслабление организма или, же ей так только казалось, и она вот-вот станет алкоголичкой.

Леголас выпил, не глядя. Рыжая налила ещё. И ещё. Лишь осушив третий кубок, принц поднял на неё взгляд. Странно, но Тауриэль только сейчас в неярком свете светильника заметила, как сильно он переменился.

«Надеюсь, только внешне, » — подумала она, отмечая ставшие более привлекательными, обретшие четкость черты лица. В скитаниях по чужим землям её друг заметно похудел, и это шло ему.

— Давно он… — Леголас замялся, покосившись на стену, за которой располагались покои его отца. — Такой?

— Живой? — понизив голос, уточнила рыжая. Произнести «чувствительный» в отношении короля ей по-прежнему недоставало моральных сил, но принц и так понял.

— Да, мне показалось… — принц замер, подбирая слова. — А, впрочем, неважно.

— Что именно? — тихо спросила Тауриэль.

— Это неправильно… Это не он, — Леголас опустил голову. — Сегодня я увидел в нём больше эмоций, чем за все прошедшие столетия, словно я совсем не знал своего отца… И да, пожалуй, «словно» здесь лишнее. Я его не знал: он не позволил, а теперь ещё и… Я думал, король будет разоряться о попранном долге перед королевством и прочее в этом духе, но он… Перешёл на личное.

— Он к тебе привязан. По-своему. Раньше я была с тобой согласна, но тогда мы видели только одну его сторону. И ты не уходил, Моргот знает, куда и насколько, это выбило владыку из равновесия. Как и твое возвращение. Завтра он снова наденет свою броню, но это не значит, что ему всё равно и ты ему нужен лишь, как дополнительная гарантия.

— Я не знаю во что верить, Тауриэль. Правда не знаю. Он впервые признал себя в чем-то виноватым, но как-то путано. Словно относиться ко мне, как нормальный родитель для него было страшной борьбой, в которой он проиграл. Словно я какое-то чудовище, не заслужившее любви. Ни родительской, ни… — Леголас замолк, смущенно посмотрев на притихшую Тауриэль.

— Не говори так, — чувствуя, как обрывается что-то внутри, попросила она. — Я люблю тебя, но не так… Как ты этого хочешь.

— Не надо оправдываться, — рыжая едва заметно вздорогнула, когда принц легким движением приподнял прядку, упавшую ей на глаза. — Я понимаю. И ничего уже не жду. Отец сошёл с ума, если думает, что я бы пошёл на это…

— На что?

— На брак без обоюдной любви.

— Король посватал тебя с кем-то? Это леди Арвен? Она полюбила тебя в Имладрисе? — тут же оживилась Тауриэль.

— Нет, — по губам Леголаса пробежалась легкая улыбка. — Он предлагал мне жениться на тебе, убеждал, что ты будешь не против и что брак, построенный на дружбе будет в целом удачнее обычного. Не правда ли бред?

— Я бы согласилась, — хохотнула Тауриэль. — Он бы тогда не смог гонять меня на право и налево, досаждая малейшей прихоти… Если серьезно, Леголас, то я бы постаралась подарить счастье хотя бы тебе. Второй любви я уже не встречу, и если и ты не смог забыть меня, то почему же не попробовать? Король умён и дальновиден.

— Р-раньше ты говорила иначе, — глядя на подругу осоловелыми глазами, прошептал принц. — Тауриэль, что я знал…

— Умерла на Вороньей высоте. Потому подумай, прежде чем что-то предлагать мне, — одними губами улыбнулась рыжая, чьи глаза оставались серьезными и печальными.

— Мне показалось, он, наоборот, хочет переложить на тебя часть государственных полномочий, — принял игру Леголас.

— Лучше так, чем провести вечность на побегушках.

— Так я должен спасти тебя?

— Король, конечно, также далек от образа злого чудовища, как и я от прекрасной принцессы, но да. Было бы неплохо.

— Что ж, я подумаю, — кивнул Леголас, заметно расслабляясь, чтобы затем спросить: — Ты не замечала за ним других странностей?

— Каких, к примеру? Королевство сильно изменилось, и король приложил к этому максимум усилий. В этом нет особых странностей.

— Я о простом золотом кольце. Обычно отец подобные украшения не удостаивает вниманием.

— Ни разу не замечала. Может, тебе показалось?

— Может быть…

* * *

Тем временем за стеной

Владыка Темнолесья по-прежнему не мог заставить себя отлепиться от двери, по которой сполз, едва прогнав только что вернувшегося сына хоть не в новые странствия, а всего лишь в кровать, но…

Проклятое «но» послужило причиной для новой вспышки головной боли. Встречу король запорол, хвала Эру, хоть проклятое кольцо вняло его гневу и теперь обиженно молчало.

— Эру тут не причем, — проворчало Единое. — Я лишь дал тебе время поразмыслить над своим ничтожеством, эльф. Кто же ещё швыряет артефакт, от которого зависит не только твоя никчемная жизнь, но и жизни всего твоего народа? Ты ведь не глуп, Трандуил…

— Замолчи, Сауроновское отродье… — прошипел владыка с болью. Сейчас в свете луны, без иллюзии было видно его настоящее лицо. Неимоверно усталое, измученное… Слегка желтоватое и практически лишенное других цветов. Темные брови слегка посеребрились, что казалось в принципе невозможным, но, тем не менее, отчетливо виднелось.

— Сегодня днем, обращаясь за советом, ты называл меня иначе, — ухмыльнулось кольцо. — Брось, мы отлично сработались. Мелкие дрязги не смогут нам помешать. Я понимаю, не стоило так отзываться о твоем сыне, но… Соблазн был так велик, и я не удержался. Но я ведь не дал паукам съесть его по дороге сюда, правда? Более того, я помогал тебе приглядывать за ним на расстояниях, куда больших, чем могли бы дотянуться твои длинные руки. Будь благодарен. И за всё нужно платить.

— Да, — кивнул Трандуил, стирая тонкую струйку крови, выступившую из носа. — Я понимаю.

— Ты моё временное вместилище, через тебя сейчас проходят куда большие потоки магии, нежели ты привык. Это бьёт по тебе, в добавок, мы затеяли опасную игру против всех, кто чего-то стоит в этом поганом мире, от этого тоже сносит крышу… Но, Моргот тебя подери, ты не должен так просто светить мною перед своим идейным сынком, если не хочешь, чтобы его не постиг какой-нибудь несчастный случай! Мы в одной лодке, Трандуил, не забывай это! Ты не можешь позволить себе эмоциональных глупостей, не сейчас, когда я на тебе. Сделаем, что задумали, и поступай, как знаешь! Сейчас же, будь любезен, подбери свои сопли и придумай, чем занять своего сопляка, чтобы он и думать забыл навестить других эльфов или встретиться с поганым Митрандиром!

— Только попробуй! — прорычал король, выпрямляясь и возвращая иллюзию на место, словно и не было недавней слабости. — Для начала я обяжу Леголаса предоставить подробный письменный отчет обо всём, что он делал все эти годы. Затем пусть приготовит на его основе доклад для Совета, потом отправлю за карты, пусть обновляет с учетом своих новых знаний.

— Недели две ты этим выгадаешь. Потом же не советую отсылать на самую дальнюю заставу.

— Почему? — удивился Трандуил. — Так он заметит меньше…

— Так принц решит, что ты что-то скрываешь и что он здесь не особо-то и нужен, - устало пояснило Единое. — Ничего он не заметит, ты оказал нам большую услугу, будучи не шибко открытым родителем.

— Хорошо, дел и здесь более, чем достаточно. — сдался король, уже шепотом прибавив: — Глядишь, и с Тауриэль у них что-нибудь да наладится.

— Будет тебе! — услышало кольцо. — Рыжую я бы давно прибрал себе, тем более, она не прочь. Спит и видит бедняжка твой голый торс, а уж твоя задница…

— Я сброшу тебя в канализацию! — у владыки от подобных речей уже начинал дергаться единственный глаз.

— Не советую, не вовремя той каши, что мы заварили, — с некоторой долей опаски отозвалось Единое.

— Ты можешь вести себя адекватно? — безнадежным тоном всплеснул руками Трандуил.

— То же могу заметить и о тебе… Дурочка сама виновата. Зато стучаться научилась, — Единое вновь захихикало, вспоминая глаза-блюдца секретаря и неожиданно прорезавшиеся у владыки черное наречие, когда тот тщетно пытался поймать полотенце…

— Я до сих пор убежден, что оно соскользнуло не просто так!

— Думай, что хочешь… Может, мне просто захотелось немного эротики. У вас эльфов её днем с огнем не сыщешь. Не понимаю, как такое возможно: в тебя влюблена добрая половина дворца, причем речь идет не только о женской части двора, а ты продолжаешь гробить свою печень в гордом одиночестве. В добавок, у тебя есть я, но ты используешь мою невидимость только для банальной прослушки и сбора мнения о себе и о твоих чиновниках. Нет бы, Моргот возьми, заглянуть в чью-либо спальню или будуар… Ты слишком скучно живешь, Трандуил! Меня это не устраивает.

— Смирись, или будешь учиться вежливости и терпению, плавая в нечистотах, — усмехнулся король.

— Скажи, чего бы тебе не развеяться? - проигнорировало кольцо старую угрозу. — Принципы не позволяют? Вступление в сговор с величайшем созданием Врага тоже как-то не вписывается в кредо добропорядочного эльфа! Так чего лицемерить? Нельзя быть плохим наполовину!

— Странно, что тебе так не хватает секса. Сомневаюсь, что Саурон им занимался! — проворчал Трандуил.

— Ты что! — мерзко захихикало кольцо… — Сам он может и того… брезговал окружающей публикой, но вот наблюдать за оргиями назгулов — зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных… Или орки… Знаешь, как они размножаются?

— Уволь меня, — впрочем, не особо поверив в эти россказни, скривился король.

— В чем дело, скажи мне? Сколько лет, ты меня носишь, но что-то тебе всё ещё удается от меня скрыть. Что это за страшная тайна, похороненная так глубоко? Нельзя быть столько столетий верным мёртвой жене. Она что была сказочно красива? Я не пони…

— Замолчи! — вмиг ощетинился Трандуил. — Не смей марать память о ней своими грязными…

— Так вот в чем дело, — ухватилось Единое. — Я чувствую вину, она сидит в тебе. Такая глубокая, безнадежная… Это она тебя надломила. Ты что убил жену? Погоди, я ведь пошути… Ты серьезно?

— По её просьбе. Я сделал это по её просьбе, — абсолютно мёртвым голосом прошептал Трандуил, рука обхватившая было кувшин с вином крупно дрожала.

— Что произошло? — после минутного молчания спросило кольцо, в чьем металлическом голосе послышалось что-то странное, обычно ему не свойственное.

— Бретель не слушала меня. Ни она, ни её мать. Упрямая, — король судорожно вздохнул и, справившись с дрожью, отпил прямо с горлышка. — На десятом месяце беременности ей приспичило повидать маму, которая в своё время отказалась переехать во дворец, так и осталась в своём южном, небезопасном селении. Видите ли, и воздух у нас не тот, и трава не та и небо не такое синее. Я отговаривал Бретель, но жестко запретить не смог. Я же не изверг какой… Отправил с ней отряд и лекаря, но этого оказалось недостаточно. На селение напали орки, королеву увели в плен. Я собрал войска, я пришёл за ней, и те, видя, что не победят, отравили её. Возможно, Бретель можно было спасти. Я не знаю… Она заставила меня сделать это. — кувшин выпал из разом ослабевших рук, разбившись. — Она заставила меня… Вырезать ребёнка из неё, пока до него не дошёл яд. Вспороть её, как животное… Как… Эру знает, как я это сделал… Я вытащил его, слегка порезав грудь, у Леголаса до сих пор там виден шрам… Тогда… Он… Он не кричал. мы были одни. Недоношенный раненный младенец, и истекающая кровью Бретель, сорвавшая голос и задыхающаяся от боли… Если бы нас не нашёл мой лекарь. Не знаю, скорее, умерли бы они оба. А, возможно, ещё и я. Там было столько листьев… Часть облетела от её криков и была залита кровью… Последним словом Бретель был Морготов «Лист», вряд ли она была в своем уме, но…

— Ты решил назвать так сына.

— Да — сжав виски руками кивнул Трандуил. — Прибавив к этому эпитет «зелёный», чтобы было не так коротко.

— Пожалуй, тебе нужно выпить, — признало Единое после некоторой паузы. — Тот бочонок с гномьей водкой ещё цел?

Леголас задержался у неё гораздо дольше, чем требовалось горничным, чтобы успеть убрать его залежалые покои. Разговор со странностей короля как-то перескочил на странствия принца. Тауриэль и в самом деле было любопытно, а Леголасу было чем поделиться, благо неловкость между ними постепенно исчезала.

Она уже и забыла, как здорово просто поговорить вот так с кем-то. Выслушать нечто совершенно иное, не вписывающее в мир строгих отчетов и правил, в который секретарь была теперь погружена. Начать разговор не потому, что того требовали приличия, обязанности или необходимость добыть информацию, в том числе и не официальную. Поделиться своими соображениями и не бояться быть осмеянной, униженной или как ещё владыка любил над ней поиздеваться. Порой королю взбредало в голову поинтересоваться её мнением, но лишь затем, чтобы потом его со смаком раскритиковать. Иногда, правда, это у него не выходило, и тогда Тауриэль имела счастье лицезреть, как в тихом бешенстве подрагивают его высокие скулы…

Ближе к середине ночи Рыжая стала незаменимым источником информации для своего короля, вот только предавать друга Тауриэль не собиралась. А лгать Трандуилу в глаза, конечно, чревато, но… Она справится. Не съест же он её в самом деле!

Остаток ночи уже Тауриэль посвятила введению принца в курс очень странных дел, творящихся в Темнолесье. Настала очередь Леголаса удивленно моргать и переспрашивать. Да уж, навряд ли, уходя, он ожидал, что дом может настолько измениться.

Рассвет подкрался незаметно, Тауриэль стала всё чаще бросать тревожные взгляды на стену, отделяющую её от королевских покоев. Скоро совсем скоро раздастся так раздражающий её стук, а Леголас всю ночь провёл у неё. Этот факт уже никак не скрыть. Стража их видела. Её чести уже всё равно, но вот принц… Король будет недоволен. Недоволен вдвойне, учитывая, как вчера закончилась его встреча с Леголасом, крайняя же будет Тауриэль.

Рыжая обреченно вздохнула. Леголас понял это по-своему и, сокрушенно взглянув на светлеющее небо, тихо извинился и ушёл к себе.

Ложиться спать смысла уже не было. Кое-как освежившись, попросту вылив на себя побольше ледяной воды и выпив для бодрости какую-то темно-коричневую бурду, подсунутую ей в прошлую встречу сердобольным Радагастом, Тауриэль могла признаться себе, что не жалеет. Проговорить ночь напролет с лучшим другом после первой серьезной разлуки — бесценно.

Владыка всё не спешил её будить. Вряд ли из соображений внезапно проснувшегося милосердия. Легкая тревога успела закрасться ей в разум, однако сон оказался сильнее всех предпринятых мер и опасений, а потому вскоре Тауриэль прикорнула прямо на стуле.

Разбудил её стук в дверь, но не знакомый пинковый от короля, а тоже знакомый, но уже слегка подзабытый вежливый стук. Леголас выглядел не на шутку встревоженным.

— Он назначил мне встречу на утро. Уже половина одиннадцатого. Раньше он так поздно не вста…

Тауриэль уже не слушала. Что-то случилось, а потому, аккуратно оттеснив друга с прохода, она уверено направилась к страже. Те также озабоченно переглядывались между собой, ещё больше уверив её в том, что короля не видели и они.

Двадцать четыре года её будил король. Независимо от того, в какой поздний час они оба легли спать. Или в какую рань… А ведь порой Трандуил засиживался дольше, отпуская секретаря. Притом на утро владыка как-то ухитрялся выглядеть неприлично бодрым и работоспособным, отчего у Тауриэль невольно возникало острое чувство зависти. Может, королю Радагаст поставляет действенное средство? В отличие от плацебо для неё…

И вот сейчас тишина кабинета нахлынула на неё. На столе уже возвышалась стопка дел, которые, вероятно, принесли сегодня, пока они оба спали. Леголас наступал ей на пятки, а потому Тауриэль ничего не оставалось, кроме как пересечь привычный кабинет и подступить к опасной территории. Спальня владыки получила такое название после того, как на четвертый год службы в качестве секретаря она оплошала. Крепко так. Настолько, что увиденное и через века не перестанет мучить её по ночам.

Донесение было срочным, настолько, что Тауриэль, промчалась по коридорам огненными вихрем, с особым удовольствием сбивая с пути зазевавшихся придворных, ибо сейчас у неё на это было полной право. Жаль только, нельзя было остановиться и посмотреть на их лица. Не притормозила она и у кабинета, ни даже у спальни, а стоило.

Секретарь знала, что король вернулся со смотра, но она не думала… точнее даже не задумывалась о том, что этот морготов чистюля полезет мыться лишь слегка, слегка прожарившись на солнышке!

С тех пор Рыжая всегда стучала и на всякий случай поднимала глаза к потолку, даже получив дозволение на вход. Да, так можно было избежать новой травмы, потому как после смотреть спокойно на короля она смогла лишь через месяц. И то с оговорками, до пояса. Даже сейчас, обернувшись на топтавшегося позади Леголаса, в голове у Тауриэль проскочила жуткая мысль, что, будь её друг сложен как его отец, то, возможно, всё разрешилось бы иначе.

Ужаснувшись самой себе, Рыжая решительно постучала. И ещё. И… её покрасневший кулак остановила твердая рука друга. Тауриэль вздохнула: придется входить так. Хорошо, что с ней Леголас, хотя… От «лишнего» её это не спасёт.

Дверь оказалась заперта. Дело усложнялось. Тауриэль отошла в сторону, давая принцу самому уже отнюдь невежливо заломиться в дверь и покричать. Безрезультатно.

— Стой, — вдруг хлопнула себя по лбу Рыжая. — Кажется, у меня где-то был запасной ключ как раз на этот случай.

Конечно… Ей ведь и в голову не приходило им воспользоваться. У секретаря были копии ключей едва ли не от всех дверей в замке. Огромная преференция и ответственность. Её трижды пытались ограбить. Не вышло. Не зря Тауриэль была капитаном стражи…

Наконец ключ был подобран, и они оказались внутри. Тяжелый аромат гномьей водки объяснил всё. И, похоже, не только ей, судя по тому, как дернулось лицо Леголаса: он был знаком с этим «продуктом» не понаслышке.

Отвлекшись на запах, она едва не наступила на владыку. Точнее Тауриэль и так совершила святотатство! Носок её правого сапога на долю секунды придавил серебристую прядь роскошных волос. Рыжая ахнула и посерела. Леголас позади сдавленно охнул.

Король Темнолесья распластался ничком прямо на полу у двери, пусть и прикрытом медвежьей шкурой. Стремясь реабилитироваться, Тауриэль аккуратно перевернула того на спину. Трандуил от её манипуляций даже не пошевелился да и вид имел такой ужасный, что пальцы Рыжей сами потянулись к жилке на его шее. Найти которую оказалось непросто, что только усиливало и без того непомерно растущую в ней панику… Пока владыка не пошевелился и по-хозяйски не подмял её ладонь под щёку. Этим дело не обошлось. Не раскрывая глаз, король сонно пробормотал: — Бретель не ерзай… Давай поспим ещё немного.

Тауриэль обмерла. Её ладонь так и осталась в заложниках у Владыки, а уши горели так, что, казалось, на них можно пожарить яичницу. Скорее всего, она оказалась первой эллет, коснувшейся его так после смерти жены и матери Леголаса, на минуточку.

— Отойди, — скомандовал незаметно вернувшийся принц. Тауриэль подчинилась быстрее, чем успела подумать. И потому просто смотрела, как её друг окатывает короля водой.

Дикий взгляд, перекошенные брови и дрожащая верхняя губа не предвещали ничего хорошего… Радовало только, что кувшин был в руках Леголаса, а не в её. Сына он хотя бы не убьет. Наверное.

И все-таки мокрым владыка ей нравился больше. Вода словно смывала с него часть величия и делала более… досягаемым. Действительно, его влажные и от того слегка вьющиеся волосы уже не выглядели так роскошно и не сводили Тауриэль с ума. Зато сводило другое. Маленькие капельки воды, что застряли между густыми черными ресницами. Она всё смотрела и смотрела, как одна за другой те медленно покачиваются и срываются вниз, не думая, как это выглядит со стороны.

Спасло положение лишь то, что, набрав в грудь воздух, явно для того, чтобы начать отповедь, Трандуил вдруг закашлялся. Наваждение спало, и вроде как, прошло незамеченным… Вот только кашель не унимался. Тауриэль отлучилась буквально на минуту за вином, а когда пришла… Кубок покатился по полу, заливая шкуру темно-красным пятном. Впрочем, оно там было не единственным.

Короля рвало желчью, била крупная дрожь и… Так не должно было быть. С Даином он выпил больше. Куда больше. Такого у эльфов она ещё не видела. Леголас стоял истуканом, видимо, и он не видел.

«Он же нам никогда не простит, что мы это видели!» — мелькнуло и тут же пропало у неё из головы. Трандуилу, будь он хоть трижды гордым владыкой, сейчас требовалась помощь. Их помощь.

Рвота прекратилось, высокая фигура всё также сгорбилась на полу, а мокрые, слегка пострадавшие от желчи волосы застилали лицо, но… На полу начала появляться кровь. И судя по засохшим пятнам на появившемся в руке короля платке, не в первый раз.

Это подтолкнуло Тауриэль преодолеть страх и подставить плечо. То, что Владыка молча принял помощь и позволил довести себя до ванной, уже говорило о многом.

Леголас слегка отмер только, когда хлопнула дверь. Потерянно посмотрел на Тауриэль, затем на дверь ванную, а после на шкуру, но всё равно промолчал, упрямо поджав губы.

— Здесь нужно убрать до прихода прислуги! — решительно объявила Тауриэль и отправилась скатывать шкуру. Одной больше — неважно… Не так, как слухи о здоровье владыке. С запозданием принц принялся ей помогать.

— Это я виноват, — тихо проговорил он, когда они закончили, а король так и не вышел. — Раньше он гномью водку не пил. Не в таком количестве.

— Ты не… — Тауриэль замерла. Ложь бы принц почувствовал. — Это не только из-за тебя, — наконец нашлась она.

— Слабое утешение, — криво улыбнулся Леголас.

— Это из-за Саурона! — резко, так что потерявшие бдительность эльфы подпрыгнули, заявил невесть как объявившийся Радагаст. — Думаю навещу-ка я вас, ребятки, проведаю, как тут… Бальзамчику и снадобий подкину, в том числе и для лаборатории рецептик, может что обменяю… А тут такая новость принц вернулся! И король на радостях из покоев завтрак пропускает… Теперь, похоже, что уже и обед. Ну как, нагулялся, голубчик? — хлопнув Леголаса по спине, поинтересовался истари.

— Я…

— Правильно, в родных краях оно получше будет! Пусть это и потемнел лес сильно. Потому-то и худо ему, — кивок на ванную. — Связан Трандуил с ним, сильно связан, плохо эльфы тьму переносят, природа такая. А он ещё и травиться этой гномью гадостью придумал! Выходи, владыка! Знаю ведь, что отошёл уже.

И, правда, выглядел Трандуил лучше. Пусть в халате и с полотенцем на голове, но уже с привычным цветом лица и выражением на нем, с идеально ровной спиной.

— На иллюзию силы не трать, — устало разрушил картину Радагаст.

— Не помню, чтоб отдавал распоряжения страже на твой свободный вход, — проигнорировал его король. — Похоже, стоит перевести их на охрану нужника.

— О, не суди строго… Что они могли против сонного порошка? — хитро улыбнулся Айвендил.

— Ты их вырубил? — бровь Трандуила задергалась.

— Очнутся минут через пять, и не вспомнят, что я здесь был. Вряд ли кто-то их успеет здесь увидеть. Лучше завязывай с алкоголем, если не хочешь, чтобы сочетание с тьмой прикончило тебя. Знаешь, Гэндальф передавал мне, что леди Галадриэль беспокоится за тебя. Твой лес сильно потемнел, но ты не ослабил с ним связь, а словно наоборот упрочил.

— Пусть переживает за свой лес. Тьма вовсю точит зубы и на её завесу, пусть и пройти к ней она пока не может. Но взять в кольцо… — король горько улыбнулся. — Вполне.

— Я следую нашему уговору, не сказал даже Олорину о том, что ты здесь готовишься к войне. Решил, что тот непременно расскажет Галадриэль, а та Совету, а Совет теперь не вполне благонадежен… И лишняя огласка не к чему, но, Трандуил, имей совесть! Ты это начал и вряд ли эти, дети, — кивок на Леголаса и Тауриэль, — Смогут закончить! Я и в тебе-то не уверен, но…

— Договаривай уж, — проворчал владыка, опускаясь в кресло и делая приглашающий жест. — Смелее.

— Ты сумасшедший, тронутый искажением эльф, но кто, если не ты способен разобраться с другим сумасшедшим в Мордоре? — то ли в шутку, то ли всерьез заявил Радагаст. — Ладно, детки, сходите-ка займитесь делами, тебе, Леголас, давно пора начать вникать, а мы здесь владыку подлечим.

* * *

Чуть ранее

После памятной попойки у горы, Трандуил к гномьей водке притрагивался только на официальных мероприятиях с гномами, и то чисто символически. Разбереденные же воспоминания можно было погасить только этим жутким средством, чем он, ничтоже не сомневаясь, и воспользовался. Видимо, зря.

Потому как чудесный сон, где он был с Бретель, сменился жестокой реальностью в виде окатившего его ледяной водой неблагодарного сына. Мало этого. Самочувствие вдруг резко ухудшилось. Если его даже под горой не рвало до желчи, то здесь… Это было неправильно, гнусно, мерзко и несправедливо! Он избегал смотреть на Леголаса, но… Тауриэль сориентировалась и помогла ему, сын же стоял в стороне. Наверняка, он видел, как подобным образом выворачивает напившихся до скотского состояния смертных…. Сегодня он упал ниже некуда.

А ещё проклятый нос, поврежденные сосуды незамедлительно среагировали на перенапряжение. Кровь остановилась только в ванной. Как же его достало…

— Брось, всё идет по плану! — преувеличенно бодро заверило его кольцо.

Трандуил насторожился, а ведь в этом был смысл…

— Ты специально это сделало?

— Твой совестливый сопляк уже винит себя. В следующий раз будет думать прежде, чем…

— Ты намерено ухудшило моё состояние? Опозорило перед сыном? Перед Тауриэль?

— О, ты всё-таки о ней думаешь! Она о тебе тоже. Кстати, они с Леголасом проговорили всю ночь у неё в комнате, увы, ничего такого… Но тебе нужно знать. Наверное.

— Визит Айвендила тоже в твои планы входил? — вдруг прошипел Трандуил. Настала очередь Единого сдавленно молчать.

— Если отставишь самодеятельность, он ни о чем не догадается. Снова.

— Только если ты сделаешь тоже самое! В следующий раз ты, что сделаешь? Выставишь меня пускающим слюни идиотом?

— Это можно провернуть, если нас накроет весь Белый Совет, но никак не раньше… А что? Уж и пошутить нельзя.

* * *

Во дворце объявили, что у владыки совещание с Радагастом по вопросам магической безопасности леса. На неопределенный срок. Потому большую часть текущих дел пришлось взять на себя Тауриэль. И Леголасу. Благо право подписи у него было, в отличие от скромного секретаря. Они решали только самые срочные дела, и то, опасливо озираясь на закрытую спальню. Оттуда не доносилось ни звука, — не иначе, как без магии не обошлось.

И всё же к концу дня на лбу у Леголаса залегла морщинка, а голос становился всё более и более безжизненным. Более привыкшая к бюрократии Тауриэль сочувственно на него смотрела, но помочь не могла.

Она и себе-то не могла. Потому как не думать о вредном владыке оказалось куда сложнее. Кто же знал, что, работая в его кабинете, Тауриэль будет постоянно спотыкаться об отсутствие поблизости такого привычного, такого раздутого… такого непомерного эго. Его здесь не хватало.

Уже совсем стемнело, когда Радагаст наконец вышел. Устало прошел к ним и развалился в кресле владыки, которые они с Леголасом не посмели занять.

— Как он? — наконец не вытерпел и спросил прямо принц.

— Проспится и будет не как новенький, но… — не обращая внимания на замерших эльфов, не спеша раскурил трубку Айвендил. — Трандуил упрям и силен, но он далеко не железный. Ещё пара таких срывов и можете думать, как будете управляться тонущим королевством без него. Поберегите нервы и свои, и его. Леголас, я рад, что ты вернулся, но…

— Лучше бы я не возвращался, — тяжело вздохнул принц.

— Он ждал тебя. Так что ты там, где должен быть сейчас. И не вини себя… не вини его, что проку в том? Лучше попробуйте начать заново, — и на прощание похлопав Леголаса по плечу, попутно обдав травяным ароматом, Радагаст исчез также внезапно, как и появился.

— Опять вырубил стражу, — нервно усмехнулась Тауриэль. Взгляды их невольно встретились на двери спальни.

— Я…

— Думаю, нам лучше проверить, не обкурил ли наш кудесник своими травами владыку, — подсказала Рыжая, понимая, что друг ищет повод зайти. Она ободряюще улыбнулась ему, хотя у самой на душе скребли лисы.

Тихонько постучав, они не ожидали услышать ответ, буквально приняв слова волшебника: «проспится». Но им ответили.

В спальне горел только один светильник, и пахло, как и в шутку опасалась Тауриэль, травами. Король полулежал на кровати. Кожа его была бледной, слегка желтоватой, но твердый взгляд остановился на них, а подбородок привычно двинулся вверх. Даже в таком положении он ухитрился вернуть себе королевский вид.

— Значит, весь день королевством управляли вы двое… — протянул король, чей голос заметно окреп. — Странно, что дворец до сих пор цел, — на последнем слове Трандуил улыбнулся одними уголками губ. — Но раз так, значит, теперь принцу не придется рассчитывать отсидеться где-нибудь на рубеже. Нет, солдат у меня достаточно, а вот сын один. И раз уж и Тауриэль сгодилась на бумажную работу, то сможешь и ты, Леголас. Тебе будет выделен отдельный круг вопросов, ответственность и полномочия по ним. Само разумеется, ещё и кабинет. И Тауриэль, чтобы помочь в первую неделю. Помимо этого, мне и Совету всё ещё нужен твой отчет, -Трандуил надеялся быстро закончить этот разговор, повелительно махнув рукой: — Всё, можете быть свободными. Завтра утром жду обоих за завтраком.

Тауриэль, коротко поклонившись, сразу вышла, но Леголас за ней не последовал.

— Тебе что-то не понятно? — слегка сдвинув брови, напрягся король, глядя на молчавшего сына. Когда-то он мог легко читать его, но… Не сегодня. Сегодня он слишком устал. От кольца с его «заботой», оказавшейся пострашнее некоторых куда более кровожадных затей Единого… От Радагаста, также беспокоящегося и явно что-то подозревающего. От тревог за явно считавшего его бездушным сына.

— Я только хочу знать, почему… — медленно-медленно, словно сомневаясь начал принц, но с каждым словом его голос обретал уверенность. — Всё, что я знаю о маме, я узнал от других, сегодня ты впервые произнес её имя в моем присутствии, в пьяном угаре приняв за неё Тауриэль. Неужели я не заслужил правды о собственной матери? Все кого, я спрашивал о её смерти, говорили одну заученную фразу. А раз так, значит, это одна большая ложь. Твоя ложь. Что ты скрываешь от меня?

— Я… — Трандуил тяжело дышал, вряд ли принц знал, но он вновь резал его по живому. И сейчас, в отличие от вчера, к гномьей водке прибегать было нельзя. — Знаешь, твоя Тауриэль чем-то похожа на Бретель. Такая же по-своему гордая, непокорная жительница южных окраин… Только Бретель не огонь, она скорее вода — глубокая, тихая, принимающая любую форму и везде становящаяся своей, заполняющая тебя без остатка, так что нельзя помыслить о жизни без неё. Но стоит ей вбить в голову что-то, ты не переубедишь её, не удержишь на месте — она просочится сквозь пальцы и ускользнет, сделав всё по-своему.

— Неудачная попытка сменить тему, — хмыкнуло кольцо.

— Что случилось? — повторил свой вопрос Леголас, практически нависая над ним. Он изменился. Стал жестче, непримиримее и… совсем утратил страх перед ним. Сейчас его повзрослевший вдали от дома сын требовал правды. Правды, которая могла его убить.

— Он почувствует ложь, — коротко предупредило Единое.

Выход был только один.

— В её смерти виноват я, — честно признался король, чувствуя, как вопреки ожиданиям от признания становится чуточку легче дышать. — Только я. И орки, но они бездумные порождения тьмы, а я… Мудрый король не только предугадал бы беду, но и уговорил бы несговорчивых подданных, тем более родичей жены, покинуть небезопасный дом. Хороший муж, не сумев убедить жену на сносях отложить визит, сопровождал бы её. Но я пытался совместить эти роли. Результат тебе известен.

— А я? — упрямо сжав кулаки, интересуется принц.

— Ты успел родиться, — уклончиво ответил Трандуил. — Мы отбили её, но слишком поздно, — он замолчал, надеясь, что на том сын закончит допрос и не станет копать дальше.

— Скажи ещё что-нибудь. Что угодно, но сбей с толку, — резко посоветовало кольцо. — Быстрее!

— Прости меня! — выпалил Трандуил прежде, чем успел подумать. — Я… Заменить её я бы всё одно не смог, как и стать хорошим отцом… Не с моей ответственностью за королевство, но я мог бы хотя бы попытаться. А не отдаляться сразу, как только осознал, что избавиться от чувства… От мысли… Нет, прости! — резко оборвал себя король. — Он не помнил, когда в последний раз просил прощения. Когда вообще хоть что-то просил. Наверное, в прошлой жизни, когда ещё не был королем. Даже принцем.

— Ты ни в чем не виноват, — сделав над собой усилие, продолжил он. — Только я, но день твоего рождения стал днём её смерти. И… Я не смог справиться с собой. Потребовалась так много времени… И только твой уход заставил меня очнуться. Осознать, что всё это время я сам мешал себе, не давал исцелиться, цеплялся за прошлое, и тем самым почти лишил нас будущего. У тебя было всё, кроме родительской любви, и исправить это уже невозможно. И Я благодарю Эру за то, что ты вырос таким… Лучше меня, но не таким безрассудным как Бретель.

— По тебе Драматический театр имени Мелькора плачет горючими слезами, ты знаешь? Могу рекомендацию набросать… Молчу-молчу! —  злорадно покивало Единое.

— Может… тогда отменишь мою ссылку на бумажные работы? — с надеждой поинтересовался принц.

— Вот это поворот, — вовсю ухахатывалось кольцо. — Может, все-таки контролируемый приступ устрою? Чтоб наглый мальчишка осознал?

— Достаточно ты от меня по лесам бегал, — покачал головой король, прибавив едва слышно: — Посидишь немного во дворце, хоть отъешься, а то, вон, даже щёки отощали.

— Значит, ты оставляешь меня при себе, но в тоже время отделяешь стенами другого кабинета, откуда я, погребенный делами, вероятно, почти не буду выбираться. Ничего ведь не изменится. Всё те же неловкие встречи за приемами пищи и допрос о делах от тебя. Ты говоришь, что осознал… Даже попросил прощения, но притом оставляешь всё по-старому, — на лице Леголаса наконец начали проявляться эмоции, а в голосе вспыхнула горечь.

— Что ты предлагаешь? — в горле у короля пересохло.

— Разгрузи Тауриэль. Она справляется, но я лучше пойму, как управлять делами, если буду наблюдать за тобой непосредственно. Возьми вторым помощником. На время, но быть может это пойдет нам на пользу, — осторожно предложил принц.

— Не соглашайся! Он не Тауриэль, может и заметить, да и знакомства его… Ещё чего доброго Полуэльфу напишет! Или Гэндальфу! Не смей, Трандуил, слышишь! — надрывалось Единое, но того было уже не остановить. Сын дал ему шанс.

— Если ты этого хочешь, — пожал плечами владыка. — И погоди, Леголас! — остановил Трандуил сына уже в дверях. — На столике, под крышкой должны остаться лимонные пирожные. Вряд ли точно такие ты встречал ещё хоть где-то.

— Не встречал, спасибо, — впервые за день по-настоящему улыбнулся ему принц, захватывая любимое лакомство.

За двадцать четыре года Леголас привык засыпать, где придется, либо не спать вовсе. Теперь же, проведя больше суток без сна, принц ворочался в собственной, ничуть не изменившейся с детства спальне, в свежей, пахнувшей ромашками постели.

Он бы охотно променял чистоту и мягкость простыней на стылую землю и пыль, лишь бы не… Не думать. О том, как отчий дом мог так разительно перемениться за, казалось бы, ничтожный для эльфа срок? Почему вообще такое стало возможным? Ведь их народ, да и сам король отличались консерватизмом… Море вопросов — и неудовлетворительные ответы сводили принца с ума.

Угроза Дол-Гулдура существовала и раньше. Насчет Саурона догадки строились уже давно, и всё же именно после его ухода отец перешёл к действиям. Таким активным, что аж голову кружило.

Подменяя короля всего один день, Леголас успел прочувствовать, как усилилась значимость ручного управления, насколько увеличилось количество дел «на личном контроле».

Изменения коснулись всех сфер жизни королевства, за исключением, быть может, торжественных мероприятий и празднеств. Судя по тому, сколько раз к принцу подходили с вопросом, на какую дату будет назначено пиршество по случаю его возвращения, то здесь любящее веселье Лихолесье не изменилось ни на йоту.

Темнолесье только звучало страшно и печально, на деле же Леголас чувствовал, что ожившее от долгой спячки королевство начинает ему нравиться больше старого, медленно уходившего в трясину.

Огромное количество взглядов и так невысказанных вопросов, содержавших примерно одно и то же, не самое лицеприятное об его исчезновении и возвращении, можно было пережить… Как и присутствие Тауриэль, чувства к которой не пропали окончательно, но с которыми он мог смириться, как и многие сотни лет до этого. Загнать подальше, в глубь себя… Быть другом лучше, чем не видеть её вовсе — вот и всё, что принц понял за годы разлуки. Она была ему нужна.

Сон, в котором так нуждался его, не привыкший к бюрократическим трудам, организм, не шёл главным образом из-за отца. Слишком много откровений обрушилось на Леголаса из прежде хранивших молчание уст. Ещё немного и он думал, что захлебнется в них. Все те вопросы, на которые он так жаждал получить ответы… Они не были решены полностью, нет, принц чувствовал, что на дне ещё что-то оставалось, но сил исчерпать сию чашу до дна не было.

Скорее всего, завтра, когда король вернёт своё ледяное самообладание, Леголас пожалеет, что не додавил. Но то будет завтра. Пока ему хватило и этого… Им обоим хватило.

Скорее всего, в лесу сдохло что-то очень крупное, но сегодня он увидел в нём не короля, а эльфа. Этот эльф не был идеален, он был из такой же плоти и крови, как и все остальные. Он был уязвим. И одинок.

Равнодушный взгляд с высока и гордо вздернутый подбородок уже не могли обмануть принца. Гибель Бретель разрушила их семью, но если у Леголаса были друзья, то у короля их быть не могло. Он был один, совсем один все эти годы. Прикрывался величием и троном, прятал боль за отстраненностью, и ни жестом, ни словом не выказал, что, помимо себя, винит его…

Его уход явно что-то сломал в броне короля. Не только запертые чувства просочились наружу, но и то, как тьма подточила не только деревья в лесу, но и здоровье владыки этих лесов. Это пугало.

Глаз задергался при одной мысли о том, что, если так пойдет и дальше, то ответственность за королевство ляжет на его плечи. Странствуя, Леголас всегда знал, что лучше отца за Лихолесьем никто не позаботится, его фигура, казалось, вечной и незыблемой. Он был спокоен, но теперь… Принц не уйдет. Он слишком любит королевство, чтобы бросить на произвол судьбы.

Сейчас его отцу и королю нужна помощь. Довольно он отсиживался за его спиной, настало время простить обиды и поддержать. Возможно, ещё не поздно хоть что-то исправить в их отношениях.

Обратно залезть в раковину Леголас ему точно не даст.

* * *

С утра Трандуил всё ещё чувствовал себя отвратно, возможно, мерзопакостное кольцо так отыгрывалось на нём за решение оставить Леголаса совсем уж при себе.

— Без всяких «возможно», и сам ты мерзость! Глянь в зеркало без иллюзии, убедишься… — недовольно проворчав, не осталось в долгу Единое.

В зеркало Трандуил смотреться не стал, поверив на слово. Только проверил несуществующий в реальности марафет, без которого ему смело можно было бы пугать подданных. Стукнул Рыжей, та явилась так скоро, что наводило на мысли, а не проспал ли Владыка вновь.

Впрочем, слегка припухшее от явно бессонной ночи лицо помощницы отмело эти теории.

— Полагаю, дел было больше, чем предполагал Леголас, — не спрашивал, а утверждал король.

— Принц должен был отдохнуть, — упрямо ответила Тауриэль, с трудом удерживая зевок. — Он преодолел долгий путь, многое узнал, и он не привык… к такому объему дел.

— Ты обманула своего принца и друга, — протянул Трандуил, с легким любопытством глядя, как ещё больше стушевывается Рыжая, чтобы наконец подытожить: — В этот раз ты поступила правильно. Можешь отдохнуть пару часов, в таком состоянии ты не просто бесполезна, а опасна. Отложи все мои утренние встречи, а срочными делами пусть займется зампред. Мы с Леголасом проинспектируем лабораторию №8, ему следует увидеть, как мы продвинулись, а мне давно следовало выделить время на её посещение.

— Будет исполнено, владыка, — кивнула Тауриэль и, откланявшись, быстро ретировалась.

— Экая шустрая лиса! Ты бы подумал, эльф… Девчонка неплохая, но явно к принцу испытывающая исключительно дружеские чувства. Ты — другое дело, твою тоску только таким вихрем и разгонять. Хорошо, молчу! — обиженно заткнулось кольцо, поймав от взбешенного короля картинку, где его кидают в глубокое синее море… Ладно, не море и даже не синее, но в не менее ненавистную воду.

Завтрак прошёл в неловком молчании. Видимо, несмотря на жертвы со стороны Тауриэль, принц сном пренебрег. Хмуро ковыряясь в тарелке, Леголас ни разу не поднял на него глаз, но тени под ними Трандуил заметил и так.

— Полагаю, завтрак у лорда Элронда тебе более по душе? — наконец не вытерпев, спросил король. Он не хотел так цепляться, но… Слова упорхнули быстрее, чем Трандуил что-то осознал.

— Я был удостоен такой чести лишь раз. И то был не завтрак, а обед. Завтракают в Ривендейле всегда исключительно семьей, — спокойно ответил принц. Похоже, он тоже не думал, что говорил…

— Вот как, — горько улыбнулся король. — Полагаю, стоит вернуть за стол Тауриэль, та хотя бы не прислуживала другим господам.

— Я не… — пылая яростью, Леголас поднял взгляд, и, поймав укор, но ни как не отстраненность, напомнил себе о долге. Он проглотил обиду.

— Если ты закончил, то сейчас мы идем инспектировать лабораторию №8, — буднично, словно ничего не произошло, продолжил Трандуил. — Знаешь что такое лаборатория?

— Помещение, где проводят эксперименты, — не выказав особой заинтересованности, ответил Леголас. — Говорят, орки тоже вышли из лаборатории.

— Выращивать орков мне ни к чему. Хватает и одного непослушного орчонка вроде тебя, — совсем тихо проворчал Трандуил, но дернувшиеся от услышанного уши сына всё равно заалели.

* * *

— Так здесь получают взрывчатые вещества? — пораженно оглядываясь, спросил принц.

Леголас знал, что в центре королевства имеется сеть подземных коридоров, он даже лазил там, когда был ребенком, но предположить, что где-то под ничего не подозревающем городом располагается лаборатория, где готовят столько горючего, что можно сжечь весь их лес к Морготу.

— Да, и, как уверяли меня в последних отчетах, весьма успешно. Им удалось повторить дикий огонь. Думаю, небольшая демонстрация не повредит.

Леголас слышал о таком огне… Противоестественном, зелёном пламени, что было крайне сложно потушить и которым жгли корабли. Его рецепт считался потерянным, да и использовали его не вполне светлые персонажи легенд.

Они пришли в небольшое помещение в стороне от стратегического хранилища, судя по установленному защитному стеклу — именно здесь и тестировались опытные образцы.

Отец не стал подходить слишком близко, остановившись в пяти метрах от проводимой демонстрации. Пятеро мастеров явно нервничали — это да давящее на него и, в целом, противоестественное для эльфа подземелье, заставило Леголаса напрячься.

Как стало ясно через секунду, когда чья-то дрогнувшая от августейшего внимания рука устроила взрыв, не зря… Сосуд надлежало аккуратно откупорить и сцедить каплю для демонстрации, вместо этого глиняная посуда треснула и… Перенервничавшего бедолагу убило на месте, как и стоявших рядом коллег, в короля же с принцем полетели осколки… Сверху посыпался песок, призванный предотвратить возгорание.

Тело среагировало быстрее разума, что-то внутри вдруг закричало: «Ложись», и Леголас подчинился, утянув за собой отца.

Впрочем, когда острая боль пронзила шею, а рядом что-то хлюпнуло, принц понял, что беды избежать не удалось. Сознание моргнуло, но не погасло.

Песок… Он сыпал и сыпал… Откуда-то сверху и казалось, что вот-вот погребет его здесь. Шея горела, словно её обожгло тем самым проклятым огнем, вот только тогда бы из неё не била рванным пульсирующим ритмом струя яркой красной крови… Остановить это дрожащими в раз ослабевшими пальцами не получалось. На этом фоне, утыканная стеклом спина почти не ощущалась. Это был конец.

Мысль не успела до конца сформироваться в угасающем разуме, когда фигура под ним зашевелилась, и рану зажала уже твердая рука отца. Зрение расплывалось, кровавые круги плыли перед глазами, а песок, казалось, норовил забиться и туда, но посеревшее лицо короля он успел выхватить.

— Всё будет хорошо, — глупое, совсем несвойственное этой властной фигуре обещание, которое его отец явно не в силах выполнить. — Потерпи немного, — Леголас уже плохо ориентируется в реальности, но голос рядом кажется треснутым, как тот проклятый сосуд… Осторожное касание к щеке кажется и вовсе бредом, но тем, в который хочется верить.

— Уходи, — собственный безвольный шепот кажется чужим, но он повторяет, вкладывая последние силы. — Уходи.

Король обязан спастись, его не должно погрести под этой толщей песка… Так далеко от солнца, деревьев и воды. Не должно.

Однако давление на рану не исчезает, и кровь сочится лишь слабой струйкой — Леголас плавится на гране сознания. Слишком слабый, чтобы соображать от уже потерянной крови… И всё-таки он замечает ставший невыносимым блеск золота и слышит яростное, явно не к нему обращенное: «Я согласен!», после которого на принца находит долгожданная темнота.

* * *

Когда в следующий раз Леголас открывает глаза, в нос бьет запах трав и мазей, а прямо перед носом виднеется подушка. Он жив. Спина мучительно пульсирует, и становится ясно, почему принц лежит на животе. Рука сама тянется к шее, и не находит ничего — ни тугих повязок, ни отметины шрама. Вскоре вся шея подвергается тщательному ощупыванию. Безрезультатно.

Он должен был умереть, но на нем нет и следа ужасной раны. Более того, Леголас почти не ощущал противной слабости и головокружения, словно потеря крови оказалась не значительной, но ведь он помнил иное.

— Леголас, — к реальности возвращает голос Тауриэль, её ладонь мягко лежит на его плечи. — Ты как?

Выворачивая шею, принц наконец находит взглядом подругу, в глазах которой замечает слёзы.

— Могло быть и хуже, — тихо говорит он. — Не видела, куда делась рана на шее?

— Не было никакой раны. Тебя принес владыка всего утыканного стеклом, словно ежика какого… Он сказал, что ты мог надышаться… ядовитыми испарениями и, возможны, некоторые галлюцинации.

— Галлюцинации? — бровь принца медленно полезла вверх: он был уверен, что пережитое не было бредом. — Где он?

— Разбирается с последствиями… Мне тоже пора идти, — голос Тауриэль стал совсем виноватым. — Я зайду, как только смогу.

— Лабораторию ведь будут расчищать… Когда там немного расчистят, можешь спуститься туда и посмотреть… Следы крови должны были остаться и на стене, я не думаю… что это галлюцинация. Пожалуйста, проверь. Обещай, — он схватил подругу за руку.

— Хорошо, — кивнула Тауриэль, впрочем, вряд ли она ему поверила. — Я спущусь, как только это станет возможным. Отдыхай. Я позову врача.

Лекарь подтвердил тоже, что и остальные. Никаких других ран, тем более на шее не было. Да, он пострадал, но точно не умирал. Да, в крови нашли остаточные следы яда. Нет, признаков большой кровопотери не было.

В результате, Леголаса просто напоили успокоительным, и вскоре он заснул.

Проснулся он от ощущения чьего-то взгляда на себе. Решив не выдавать себя сразу, принц прислушался. Услышать эльфа под силу только другому эльфу, однако его посетитель и не прятал своего учащенного дыхания. И все-таки, чтобы определить личность этого было недостаточно.

Он уже собирался открыть глаза, когда почувствовал, как аккуратно поправляют слезшее одеяло. В следующий момент Леголаса обдало знакомым ароматом лесных трав и вина. Сухие губы короля быстро коснулись края его уха, после чего, словно устыдившись порыва, тот резко отпрянул и в спешке удалился.

И хотя отец ушёл уже давно, край уха жгло, даже когда вернулась взволнованная Тауриэль.

— Крови я не нашла, но видела такое! — подруге явно не хватало дыхания. — Днем меня в лабораторию не пустили, и я решила ночью. Воспользовалась остатками порошка Радагаста, всё облазила — ничего подозрительного и противоречащего официальному отчету не нашла. Но когда возвращалась… Увидела, как владыка вылазил из собственного окна… Совсем как ты раньше. Да и одет он был весьма неприметно. Я боялась, что король заметит меня, потому толком проследить не сумела. Но в одном уверена точно: на опушке его ждал белый волколак! Я таких никогда не видела — огромный, с длинной шерстью альбинос, и… Владыка ускакал на нём в лес, представляешь? На волколаке!

— Всё не так страшно, как может показаться на первый взгляд… — действительно, наметившаяся в последнее время у Радагаста привычка появляться из ниоткуда напрягала Леголаса, впрочем, меньше, чем шатающийся по лесам верхом на волколаке отец.

— Скажи, ты успел заметить что-нибудь необычное перед тем, как потерять сознание?

— Так вы верите мне? — тут же опустив остальное, обрадовался принц.

— На тебе сохранились следы мощного волшебства, — кивнул Айвендил, присаживаясь рядом. — Полагаю, Трандуил тебя спас, но явно необычным способом. Он совсем не так плох в магии, и в исцелении, в частности… Но если всё так, как ты говоришь, тебя бы он не спас. Без посторонней помощи во всяком случае. У меня давно имелись подозрения… И в последнее время я более склонен им доверять. Думаю, потерянное маленьким хоббитом в битве под горой волшебное кольцо всё это время было у Трандуила. Более того, скорее всего, это именно то кольцо, что отлил в Ородруине Саурон.

— Ещё скажите, что владыка ему служит! Это не смешно, — решительно встала на защиту короля Тауриэль. — Он заботится о королевстве, как никто другой! Он… он… вовсе не бездушен, как может показаться! Он…

— Достаточно, лисичка, — улыбнулся Радагаст. — Я знаю, что Трандуил вовсе не такой пропащий эльф, каким его несправедливо считают в Белом Совете. Но тьма оставила на нём куда более глубокий след, чем можно было ожидать даже при его связи с лесом.

— Хотите сказать, мой отец начал служить Саурону ради спасения королевства? — пожалуй, Леголас не был слишком удивлен. Принципы для короля всегда были вторичны… Главное, выживание.

— В таком случае кольцо уже было бы в Мордоре, но оно у Трандуила, — устало пояснил Айвендил. — И не думаю, что король пошёл бы на заведомо проигрышную сделку. Лжецу и предателю верить нельзя. Все приготовления в Темнолесье свидетельствуют, скорее, о готовящемся походе на Черные Врата. Думаю, Саурон вложил в кольцо не только большую часть сил, но и разума. Быть рабом, обладая столь огромной мощью, не пожелает никто, потому, возможно, Единое и предало своего создателя. Уничтожить того, в чьих руках превращаешься лишь в инструмент, и самому править Средиземьем — не самый безумный план. И всё же кольцо лишь усиливает, пусть и многократно возможности носителя, потому ему нужен был некто не обделённый талантом и властью. Тот, с кем можно было договориться. Первый пункт программы — уничтожение Саурона совпадало и у Трандуила, и у кольца. Насчет дальнейшего, не думаю, что твой отец всерьез задумывался, но Единому никак не обойтись без носителя, а кто знает, насколько велики амбиции и тщеславие лесного короля…

— То есть он решил занять место Саурона? —  Леголаса пробрало на нервный смешок.

— Это глупо… Только, если… если он не был уверен, что тем самым, совершает благо для королевства, — совсем убито закончила Тауриэль.

— Пока рано торопиться с выводами… Мы не знаем всего, — попытался их приободрить майя. — В любом случае, вы должны молчать и по возможности даже не думать об этом в его присутствии — кольцо считывает поверхностные мысли. Пока ваша задача — наблюдение.

— Но…

— Саурон не знает, где кольцо. Если информация просочится в Белый Совет, то рано или поздно о ней станет известно и в Мордоре. У нас с Олорином есть основания полагать, что кто-то из мудрых продался Саурону.

— Этого не может быть! — рьяно отозвался принц. — Лорд Элронд…

— Мы этого не знаем, — упрямо повторил Айвендил. — Лишняя осторожность не повредит. Да и пока союз кольца и Трандуила шёл Темнолесью лишь на пользу. Наши цели пока совпадают, потому главное успеть среагировать, когда и если Саурон падет… Вы не должны дать ему отдалиться, чем ближе вы, тем проще потом будет нейтрализовать угрозу.

— Вы хотите, чтобы мы убили короля? Или отрезали палец? — в голосе Тауриэль клокотал гнев. Леголас же просто молчал, пришибленный всем этим.

— Если потребуется, — серьезно ответил Радагаст. Повисло гнетущее молчание.

— Он спас меня, — наконец пробормотал принц.

— Так и есть, но перед этим кольцо чуть не убило. Направляясь сюда, я почувствовал назгулов… Совсем близко. Скорее всего, Единое организовало им встречу, а, чтобы Трандуил точно пошёл на это, пришлось шантажировать его тобой. Конечно, я могу ошибаться, и взрыв — просто трагическая случайность, вызванная неумелыми руками перенервничавшего подмастерья, но… Возможен и другой вариант, — сказав это, Радагаст закурил. — Будьте осторожны. Мне нужно отлучиться… Повидать Олорина с глазу на глаз, затем я вернусь. Не предпринимайте ничего самостоятельно. И Леголас… Каким бы паршивом отцом он не был, тебя Трандуил любит. Помни об этом прежде, чем обвинять в сговоре с Тьмой.

Пять лет назад

— Не нагулялась, королевна? — ехидно поинтересовалось кольцо у возбужденно порхающего от одного дерева к другому Трандуила.

Страшно довольный тем, что наконец удалось вырваться из душного дворца в лес, король проигнорировал колкость. Как приятно оторвать нос от бесконечных неотложных дел, которые не могут разрешиться без его личного участия… и вдохнуть сохранившуюся тенистую свежесть от утреннего дождя. Жара, от которой Трандуил так страдал в кабинете, в чащу почти не проникала.

Был в этой прогулке и другой важный плюс — возможность отдохнуть от постоянного внимания и одергиваний… Ещё б кольцо куда-нибудь на время закатилось…

— Эй! — протестующее воскликнуло Единое. — Сейчас так тебе закачусь, так закачусь… Что твои обглоданные пауками косточки никто и не сыщет!

— Но и само ты канешь где-нибудь в пасти у неразумной твари. Потому, один-один, — решительно испортить настроение владыки не могло ничто. Все-таки плановый обход леса — отличная вещь, почти роскошь, для которой он в своем расписании мог выделить лишь один день в месяц, и то тот имел досадное свойство постоянно откладываться… Что не могло не сказываться на настроении Трандуила, потому во дворце делали всё возможное, чтобы в лес владыка отправлялся вовремя. Однако накладки всё равно случались, и тогда худо приходилось всем: и без того тяжелый характер короля начинал играть новыми красками. Зато возвращался потом Трандуил в превосходном расположении духа, отдохнувший и полный сил и энергии, чем тоже нагло пользовались те придворные, кому нужно было что-то пролоббировать.

Впрочем, с появлением в жизни лесного короля Единого кольца это у них не особо выходило. Ещё один плюс… Хотя и минусов было не мало. С тоской Трандуил провёл по почерневшему, скрюченному стволу… Там, под внешне мёртвой корой всё ещё билась жизнь, но знал об этом лишь он один.

Всё остальные, в том числе звери и птицы, бежали прочь от пораженной тьмой части леса. Немногие отваживались остаться в местах, где обосновалась тьма. Но вопреки расхожему мнению, та не убивала, обволакивала своими щупальцами — да, изменяла то, к чему прикасалась — тоже, но пораженный лес нельзя было назвать мёртвым. Он жил, но жил иначе, по другим правилам и законам.

Взгляд лесного короля пробежал по кроваво-красным листьям, что сменили собой привычную зелень. Они тоже были по-своему красивы, эти темные, почти угольно-черные извилистые стволы с багровыми кронами. Были у них и плоды. Шишки с пораженных деревьев Трандуил отправлял в исследовательский отдел, какие-то шли на яды, а некоторые нашли применение в нестандартной медицине.

Благодаря кольцу пауки обходили его стороной. Единственным уродливым напоминанием об их существовании была то и дело встречающаяся на пути паутина, которую приходилось перерубать. Союз с Единым позволил ему укрепить истончившуюся связь с пораженной частью леса, Темнолесье вновь принадлежало ему, а не Саурону, однако… без Его кольца этого бы не произошло.

Владыка вздохнул: думы о собственном решении порой посещали его, но другого выхода он не видел… или же это тьма Единого так ловко застила ему взор.

— Не надо всё валить на меня! — не преминуло возмутиться последнее.

Привычная пикировка так и не началась, потому что до слуха владыки донеслось тонкое постанывание. Внутри что-то оборвалось: Трандуил знал этот звук. Это был благородный олень, раненый, возможно, умирающий. Сколько таких стонов он уже слышал от своих верных… даже не скакунов, друзей.

Время, отпущенное им, было коротко, но и без того не поворачивался язык назвать скакунами тех, кто отдал за него жизнь и на поле битвы, и в орочей засаде в лесу. После битвы пяти воинств он так и не выбрал себе нового, довольствуясь лошадьми.

И беда была не в том, что Трандуил устал их терять. Нет, благородные, светлые животные презрительно фыркали при виде короля, замаранного якшайством с кольцом Врага… Они бы служили ему — да, но это была бы уже именно служба, а не дружба. Серый конёк был менее восприимчив к тонким материям… хотя и тот стал более настороженным.

Обнаруженный олень умирал. Трандуилу хватило одного взгляда на распоротые бока и множественные рванные раны по всему телу. Следы зубов и когтей указывали на крупного хищника. Впрочем, тот безнаказанным не ушёл: о борьбе свидетельствовали обломанный острый рог с запекшейся темной кровью на изломе, да и сам благородный олень был превосходным мощным экземпляром, на который не рисковали нападать обычные волки.

— Это не обычный волк. И не медведь, — кивнуло кольцо.

— В моем лесу ещё не было той твари, что убивала бы ради удовольствия, а не пропитания! Даже пауки… — возмущение лесного короля стихло, когда он приблизился к страдающему животному, доставая меч, дабы точным ударом избавить того от страданий. Уж на это он был способен.

— Вряд ли нападавшему сейчас до еды… И раз уж ты такой весь из себя правильный, пойдем и другому поможем. Всё ж живое существо, верно, королевна? — кольцо забавлялось, наблюдая реакцию Трандуила. Тот с неохотой, но пошёл по темному кровавому следу.

Открывшаяся картина заставила его прерывисто вздохнуть. И дело было вовсе не в том, что раньше волколаки так близко к нему не подбирались, нет… Огромная серая волчица была, в отличие от своей жертвы, уже мертва. Из массивной шеи торчал обломанный олений рог, а вокруг неё сгрудилось пятеро волчат. И пока трое все также бесполезно тыкали носы в соски матери, двое — пушистые коричневый и серенький комки шерсти настороженно воззрились на замершего Трандуила.

— Не бойся, не загрызут, — безрадостно подначило его кольцо. — Не ту добычу себе выбрала серая дурочка, не ту…

— Она без узды и не заклейменная, — задумчиво пробормотал король, со смешанными чувствами наблюдая, как волчата тыкаются ему в сапоги.

— А ты думал, все волколаки служат тьме? Бесспорно, дрессура орков делает их злобными тварями, но они не глупы… И понятию преданности не чужды. Но эта умерла свободной, а зашла так далеко на север. Наверное, оттого, что на юге туго с пропитанием. Пауки — не самая питательная пища для растущих организмов.

— То ли дело оленина, — хмыкнул Трандуил, беря одного из волчат за шкирку, чтобы получше рассмотреть.

— Да уж… Без неё они погибнут. Бросишь на произвол судьбы или добьешь? — поинтересовалось кольцо. — Маленькими они не похожи на исчадия Мордора, верно?

— Ни то, ни другое, — осторожно погладив мягкий мех, ответил Трандуил. — Договорюсь с ближайшей стаей… Против моего приказа они не пойдут, примут дальних родичей.

— Не боишься, что всех белок да ежиков пожрут? Хотя если они случайно закусят Айвендилом, то я не против…

— Белок да зайцев у меня в лесу достаточно: пять особей особого вреда сложившейся экосистеме не нанесут, а вот незваных гостей из эдайн и детей Дурина отпугнут только так. О моем лесу и так какие только слухи по Средиземью не гуляют… Ещё одна страшилка лишней не станет, — говоря это, лесной король сгребал попискивающих волчат в охапку. Те не сопротивлялись, успокоенные властным, уверенным голосом, а также легкой долей магического внушения.

— А вон того альбиноса, может, себе оставишь? Вырастет здоровенная зверина — будешь ездить, как истинный… Ой, молчу! — кольцо мерзко хихикало, представляя эту картину маслом.

Внимание владыки привлек указанный кольцом субъект, которым оказался шестой, незамеченный ранее, волчонок белоснежного окраса. Видимо, заслышав шаги, он спрятался в кустах смородины, но сейчас, убедившись, что опасности пришелец не представляет, вышёл к ним.

Временно опустив пушистую ношу на землю, Трандуил склонился над альбиносом.

— Значит, ты в помете самый умный, да? — зачем-то спросил он, вздыхая. На волколаках, конечно, ездят только орки, но… Волчонок прямо перед ним был и в самом деле смышленым — это лесной король прочёл в его глазах. И белая шерстка… И желание приручить в будущем огромного, могущественного зверя вдруг стало так велико, что Трандуил сдался.

— Может, тебе ещё паучка вырастить? И объездить? Чтоб Галадриэль, узрев это однажды в своей чаще, точно чувств лишилась, а?

Как бы там не было, паука ручного Трандуил себе не завел и по прошествии пяти лет. А вот белый волколак был пригрет под королевской мантией и взят во дворец под видом песца. Морок мог держаться до тех пор, пока животное не обогнало в размерах среднестатистическую белую лисицу, но к тому времени волчонок успел окрепнуть и привязаться к своему владыке.

Зверь, действительно, оказался культурным и, кроме кур, никого во дворце не тронул. Гулял свободно, спал в королевской опочивальне и часто убегал в лес. Потому, когда Трандуил объявил, что «лисица» отпущена в дикую природу, никто сильно не удивился. Сложнее было запретить «питомцу» наведываться во дворец, но волю короля, подкрепленную силой кольца, никто не осмеливался нарушать. Даже большой и страшный белый зверь по имени Пирожок…

История появления имени была неоднозначной. Владыка долго бился над этим вопросом, типичные для волколаков клички отметались сразу, благородные поэтичные имена тоже не вязались. В результате к волчонку приклеилось неосторожно брошенное Тауриэль: «Пирожок». Рыжая пакостница сначала сама разбаловала зверя пирожками с кухни, а потом подтрунивала над его лишним весом и готовности всяко разно извернуться ради любимого лакомства. Справедливости ради, пирожки были с печенью, а с не капустой…

Тяжело было убедить зверя и держаться подальше от Тауриэль, а ведь та часто наведывалась в лес и звала его. Знала бы она, что милого песца никогда не было… Приходилось владыке самому ночами навещать Пирожка с угощеньем, дабы не одичал, да и ночная прогулка в виде дикой скачки по лесу, причем такой, что сам старина Радагаст со своими знаменитыми кроликами нервно курил в сторонке, была отличным релаксантом… для сумасшедшего вроде Трандуила, разумеется.

Кольцо на это только посмеивалось. Сегодня, правда, Единому было не до смеха да и сама скачка носила не праздный характер. Мрачный лесной король несся на важную деловую встречу… с назгулами.

Последнее откладывалось до последнего. Кольцо уже всячески шипело и крысилось на упорное нежелание Трандуила заключать союз ещё и с этими… Пятнадцать лет назад от уговоров и шипения Единое перешло к нанесению пока не тяжких телесных, но ожог на месте носки кольца был ощутимым… Владыка тогда, рассвирепев, в отместку поместил кольцо в глухой винный тайник на любимой полянке в дупле тысячелетнего ясеня на недельку. На большее Трандуила не хватило, ибо к кольцу тянуло зверски. Но и за это время Единое присмирело, и они помирились. До следующего раза, когда спустя ещё шесть лет кольцо разогрелось добела и прожгло палец едва ли не кости. Правда, Единое быстро опомнилось и травму залечило, но злопамятный Трандуил сбросил его в заброшенный колодец, естественно, снабдив цепью и зачаровав, чтоб никто не уволок. На сей раз король продержался только четыре дня; от такой тенденции становилось не по себе, но сделать он уже ничего не мог.

Сегодня дело приняло совсем дурной оборот. Леголас мог умереть, и хотя проклятое кольцо клялось породившим его пламенем, что оно здесь не причем, и что оно только воспользовалось ситуацией, потому как глупо было не взять то, что лежало так близко… Трандуил все равно не особо ему верил. Но нарушить клятву не мог, да и не хотел, ибо кто знает, что после очередного отказа выкинет Единое.

С тремя назгулами, присланными в Дол Гулдур Сауроном, стремилось наладить отношения именно кольцо, упирая на то, что пока они только дурят им голову, а могут переманить на свою сторону, пообещав избавление. Ведь держит их в этой плоскости не только воля Саурона, но и часть сил, заключенная в кольце. Избавившись вместе от ставшего неугодным господина, они станут зависеть лишь от кольца, которому осталось лишь убедить их, что они будут ему ни к чему… Ибо про такую вещь как доверие в темной компании и речи идти не может…

— Ты уверено, что это хорошая идея? — сквозь сжатые зубы, осведомился Трандуил, перед глазами у него всё ещё стоял бьющийся фонтан крови из шеи сына и жуткое смирение, которое он прочитал в его глазах. А ведь Леголас закрыл его собой… Желание утопить кольцо стало почти нестерпимым. И только бьющий в лицо ветер и встречающиеся на пути ветки немного трезвили его воспаленный разум, вцепившись в густую шерсть Пирожка, король старался вернуть самообладание.

— Нет, но иного выбора нет. Незамеченными для Дол Гудура нам до Мордора не дойти, сцепившись же с теми силами, что есть там, мы понесем большие потери, а самое главное — лишимся эффекта неожиданности. Потому лучше договориться, прежде чем выступать, что на время Дол Гулдурские орки усиленно займутся изучением купола Галадриэль, а Саурону доложат, что тамошняя эльфийская ведьма собирает войска, в том числе и из Имладриса…

— То есть твой морок действует на назгулов сейчас и не будет действовать потом, почему?

— Это древний лес, источник силы да и по большей части — ты и так всё неплохо спрятал. На открытой же местности мы растянемся караваном — такую длинную цепочку не прикрыть — ни от воронов, ни от осмотров назгулов с воздуха никакой магией. Потому для нашего плана нужна лояльность всех девятерых — они отвлекут око, сколько смогут. Но для этого ты должен быть убедителен, показать, что у нас есть шанс, и что он не так призрачен как их тела…

— Нелегкая задача.

— Но и ты хвастался, что кого угодно заговоришь… Или без бутылки слабо?

— Иди ты, интриган проклятый!

— Да всё в порядке с твоим оболтусом! Не я эту заварушку устроил, но я его спас, не ты, эльфийская ты неблагодарная морда!

— Лучше молчи, — зло прошипел Трандуил. — Долго ещё?

— Так молчать или отвечать? — недовольно прошипело кольцо. — Нет, вот они.

Это было дико, осознавать, что трое назгулов, в том числе и правая рука чародея из Ангмара — Кхамул здесь, в Темнолесье, в трёх часах бешенной скачки к югу… И всё же — три черных балахона стояли не ровно в ряд, а один чуть впереди. Ощутимо повеяло холодом разбавившим эту теплую летнюю ночь.

— Темной ночи вам, господа! — с трудом вернув себе нахальство и высокомерие, осклабился Трандуил, кольцо одобрительно молчало. — Полагаю, вас не вполне устраивает работа двадцать четыре на семь с бессрочным контрактом длинною в вечность на страдающего моноглазием господина, что засел в Мордоре на высокой-высокой, черной-пречерной башне? Есть предложение, которое дарует вам покой, а меня от необходимости развязывать с вами войну.

Назгулы молчали. Король старался не показывать этого, но по спине у него потихоньку спускались мурашки, с кольцом ему так жутко не было… Стиснув единое в руки, он слегка успокоился. В этот момент Трандуил почти простил ему все грехи… Почти.

И всё же, когда далекий, словно эхо голос раздался у него в голове, владыка вздрогнул:

— Дай нам поговорить со своим хозяином, эльф.

От возмущения Трандуил позабыл о страхе, и об осторожности, и вообще обо всем… Не обращая внимания на окрик Единого, он безоружным ринулся вперед на трёх куда более сильных врагов сразу. Впрочем, у него были десяти сантиметровые клыки Пирожка и кинжал… и это не потребовалось. С пугающей ясностью лесной король с особой силой ощутил присутствие искаженных деревьев, они, как и он были в гневе, они помнили ту, другую жизнь и знали, кто их этого лишил… Они были готовы отомстить. Вскоре все трое назгулов были плотно спеленатые меж ветвей.

— Оригинально, — сдержано отозвалось кольцо. — Теперь можешь договариваться.

— Подожди, — прерывисто вздохнул Трандуил, с глухим отчаянием глядя куда-то в сторону от качающихся стволов с зажатыми пленниками. — Мы не одни.

«За каждым великим мужчиной стоит великая женщина,» — народная мудрость, в целом, верная, вот только в случае владык Лотлориэна в тени как раз-таки оказался лорд Келеборн.

Его жену невозможно было не заметить. Не даром сам он нарек её девой, украшенной сияющим венцом. Власть была ей к лицу, если Келеборн принимал её как бремя и ответственность, то Галадриэль, напротив, влекло к ней. На то, чтобы заметить это потребовалось не одно столетие. Впрочем, его должно было насторожить уже и то, что в исход отправилось немного женщин, Артанис же была ещё и лидером мятежа.

Ему завидовали. Его жена прекраснейшая из всех женщин эльфов, после Лютиэн. По крайней мере, так говорили. Для него же Галадриэль и вовсе была самой прекрасной, вот только очарование со временем проходит. Чему немало поспособствовали как не знающие меры амбиции его избранницы, так и Нэнья.

Порой Келеборн сомневался, что в Артанис живы хотя бы остатки тех, чувств, что ещё теплились в нём. Это кольцо… Она бы разменяла его жизнь на право обладать им. Это дикое предположение, однажды посетившее его, уже не казалось таким безумным.

Нэнья давало ей то, к чему Галадриэль так стремилась — силу и власть. Кольцо не просто защищало Лориэн, оно делала его владычицу — одним из самых могущественных существ в Средиземье, именно оно позволило ей править балом в Белом Совете, заседать в котором формально имел право сам Келеборн, но кольцо делало Нэрвен защитницей Золотого Леса. Его галадрим здесь давалась второстепенная роль.

Колдунья Золотого Леса была легендарная, её боялись люди и гномы, страшились и орки. Впрочем, это не помешало им нанести удар по их дочери, пусть та давно и упорхнула и родного гнезда. Случившееся с Келибриан лишь отдалило их друг от друга.

Рядом с женой Келеборн всё чаще стал чувствовать себя владыкой без королевства. Лотлориэн принадлежал ей. Её магия ощущалась в воздухе и воде, готовность идти на смерть с её именем на устах читалась в глазах у подданных. Они обращались к нему, хранителю Лориэна, но оглядывались на неё.

Галадриэль выезжала за пределы королевства куда чаще, чем он. По делам Совета, так говорила она. Потому жена видела дочь куда чаще его, и это тоже ранило его. Артанис много времени проводила в обществе Элронда, их зятя, но больше прочих она выделяла Митрандира. Этот майа… Келеборн не мог объяснить точно, но что-то в нем не нравилось ему. Точнее мог, просто не желал признавать.

То, как Гэндальф Серый смотрел на его жену… Примерно так чувствовал себя и он сам, когда только увидел её в Дориате. Однако не это беспокоило владыку. Многие были влюблены в его жену, но далеко не всех она держала так близко к себе, к чьему мнению Артанис прислушивалась и кому она доверяла.

И хотя для эльфов измена, тем более физическая, казалась чем-то немыслимым, сердце Келеборна каждый раз заходилось от ревности стоило Галадриэли произнести одно из имен серого странника.

Это сжирало его душу столь долго, что позволило страшным сомнениям укрепиться. Что если Галадриэль его никогда не любила? Что если она использовала его, чтобы укрепить свое положение при дворе Тингола?

Потому узнав из донесений своих шпионов, что владычица отправляется на секретную встречу в лесу, Келеборн решил проследить за женой. Занятие не самое достойное, но… у него не оставалось другого выбора.

Впрочем, он за это поплатился. Встреча протекала за пределами защитной завесы, а Галадриэль, увы, лучше ориентировалась в собственноручно возведенных тропах, что вводили в ступор даже самых умудренных следопытов Севера. Келеборн очень скоро потерял след.

Он мог бы связаться с женой, мог… Вот только потеряться в шаге от собственных владений. Нет, выставлять себя на посмешище он не собирался, а потому упорно старался найти дорогу домой.

Келеборн бродил по лесу шестой день, и черные скрученные стволы деревьев ясно говорили о том, что цели своей он не достиг, скорее лишь больше отдалился. Впрочем, теперь его вело ещё и любопытство. Чем дальше он шёл, тем больше становилось почерневших деревьев с ярко-алой листвой. Келеборн находил этот факт занимательным, и уже одно то, что он выяснил нечто, что было недоступно супруге, грело его самолюбие.

Впрочем, сделанное им открытие предвосхитило любые ожидания. Вид трёх назгулов, беспомощно болтающихся на ветвях хищно поблескивающих своими багряными листьями деревьев, кого угодно бы ввел в ступор и заставил сомневаться в собственном рассудке. Келеборн же болтался по лесу, без нормальной пищи и воды пять суток, если не больше. Обезвоживание ещё и не к таким видениям могло привести. Вот только… ошарашенное лицо Трандуила вряд ли бы ему привиделось и тогда.

Уж больно много воды в чаще его женушки утекло с тех пор, как он последний раз видел эту наглую холённую морду. И всё же внутри что-то радостно шевельнулось, что-то почти забытое, как давний, но очень приятный сон. Точнее отголосок тех беззаботных дней юности, когда Дориат был в расцвете, а его покой и безмятежность нарушали лишь пьяные выходки Трандуила.

Келеборн был старше, но ненамного. Что пара сотен для эльфа? Пустяк… Он был серьезнее и вдумчивее не по годам — факт. Сын Орофера же полностью оправдывал данное ему имя и прожигал юность — бурно и с искрой. Порой эта искра зажигала и скромного секретаря Элу.

Эта их дружба водила за собой немало толков при дворе. Уж слишком разными они были, но в тоже время дополняли друг друга. Неугомонный, кипучий характер Трандуила не давал Келеборну закиснуть в дворцовой рутине, в то время, как сам он служил сдерживающим фактором.

Впрочем, порой табун лошадей остановить было проще, чем вбившего себе что-то в голову Трандуила. Потому порой Келеборн и оказывался втянут в разного рода авантюры. Не может остановить — проследи, все же родич, хоть и дальний, ещё и младшенький. Шуму, впрочем, от младшенького было столько… Сколько старшенькому и не снилось. Всего однажды Келеборн перещеголял Трандуила, когда женился на Галадриэль. От чего последний его упрямо отговаривал.

Слушать друга Келеборн тогда не стал, ибо тот был позером и дамским угодником, любви настоящей не знавшим и вообще… У них с Артанис был конфликт на почве борьбы за внимание Мелиан. Оба были её учениками, вот только Трандуила владычица обучала с малых лет, а Нэрвен появилась недавно и стала показывать результаты во многом превосходившие его. Естественно, это не могло не ударить по самолюбию, которое у его друга было чересчур раздуто.

У него были все причины не слушать тогда Трандуила, и всё же, оглядываясь сейчас назад… Нет, прошлого не вернуть. Но друга он тогда потерял. Не сразу, постепенно Галадриэль убедила его, что общение с ним вредит ему. Вскоре всё их взаимодействие свелось к служебному. Несмотря на свой характер, Трандуил был умен и удачлив, а потому успешно продвигался по карьерной лестнице. К моменту гибели Тингола он был заместителем главы разведки по связям с наугрим. Именно его Артанис называла одним из виновников случившегося. Как бы там не было после Трандуил стал серьезнее, замкнутее и с головой погруженным в работу.

Между тем их с Галадриэль разногласия не утихли с уходом Мелиан. Скорее наоборот, если раньше владычица сдерживала своих учеников, то после углы непонимания стали острее. Дальнейшие события лишь только отточили их. Трандуилу не нравилось ни наличие кольца у его жены, ни то сколько власти, сконцентрировала она. Он был против их прихода в Лориэн, возможно, потому что сам претендовал на эти земли после гибели Амрота, а, может, и оттого, что опасался иметь столь ненасытную соседку.

Келеборн, же сделавший свой выбор, женившись на Галадриэль, только молча стоял в стороне. Последние столетия Лотлориэн и Лихолесье подчеркнуто игнорировали друг друга. Галадриэль сокрушалась о том, как запустил свою часть леса Трандуил, бывший друг же, в свою очередь, называл вечное лето, что стояло в Лориэне, насилием над природой, прибавляя, что «до уровня Мелиан нолдорской ведьме не добраться никогда».

Владыку доносившиеся подобные слухи оскорбляли, вот только от того, чтобы съездить в Лихолесье и начистить бывшему другу морду, его всегда останавливало то, что в глубине души он понимал его правоту. Да и Артанис в долгу не оставалась. Облику полудикого вечного пьяницы, что витал вокруг Трандуила, тот был во многом обязан именно ей.

И всё же сам Келеборн в подобное никогда не верил, несмотря на то, что не видел эту наглую морду едва ли не с момента своего прихода в Лотлориэн. Какая-то его часть продолжала считать Трандуила другом и надеяться на воссоединение. Время их обоих знатно потрепало, а казавшийся ветреным Трандуил оказался ещё и последовательнее, раз осев у нандор, у них и оставшись… Впрочем, тут следует воздать должное Ороферу.

И всё же, глядя сейчас на вытянувшееся лицо бывшего друга, Келеборн без ошибки прочитал по нему: тот затеял что-то крупное, что только подтверждали тихонько завывавшие назгулы, что раскачивались из стороны в сторону на ветвях. И, возможно, владыка Лориэна сошел с ума, но он хотел в этом участвовать.

— Келеборн, орк ты окаянный! Столько лет ни слуха, ни духа, и вот так сюрприз! — пораженно охнул Трандуил. — Никак тебя благоверная из дому выгнала?

— Лучше бы выгнала, — проворчало кольцо. — Только нолдорской ведьмы тут и не хватало.

— Сам ты орк, Трандуил, судя по манерам! — не остался в долгу владыка Лориэна. — И компания у тебя подходящая, — кивок в сторону белого волколака. — Чем это ты тут занимаешься?

— А на что похоже? — скучающим тоном осведомился владыка Темнолесья, заметно успокоившись, потому как ни одной белой юбки поблизости не наблюдалось.

— Верно, чего тут беспокоиться… — поддержало его Единое. — Место здесь глухое, прямо под деревом и прикопаем, ну или Пирожка накормим… чего добру пропадать. Будет у нас Пирожок с эльфятиной. Сам не пробовал, но орки говорят — деликатес!

— Типун тебе… Что-там у тебя вместо языка! — ужаснулся Трандуил. — Келеборн мой родич и бывший лучший друг… И вообще это варварство, а меня и так его женушка дикарем считает!

— Ключевое слово бывший, но да ты прав, он может оказаться нам полезным… — согласилось, подумав кольцо. — Прикопать всегда успеем. Судя по темным мыслишкам, наш владыка, похоже, порядком устал от своей благоверной, вот и ностальгирует сейчас по дружбе с тобой. Потому, ладно, попробуй-ка вспомнить былое! Чай, этот Келеборн — не самый последний эльф в Средиземье.

— На что похоже? — переспросил Келеборн, слегка растерявшись от обилия вариантов и наконец остановившись на самом очевидном и вместе с тем наименее дипломатичном. — На то, что ты, друг мой, допился до назгульего визга! Скажи, у тебя в лесу все деревья такие кровожадные или только некоторые?

— Некоторые, и то они смирные… Без приказа, моего приказа не тронут, — не без гордости заявил Трандуил, на что кольцо презрительно фыркнуло.

— Так, ты теперь в Темные Властелины метишь? — полусерьезно поинтересовался владыка Лориэна, впрочем, некоторая опаска в его голос всё же проникла.

— Слышишь, болезный, а он дело говорит… Впрямь что ли метишь? - вновь задрожало от смеха Единое.

— А кто ныне не метит? — подчеркнуто серьезно осведомился Трандуил. — Жена твоя вон, Белая Леди, но ведь власть, любая власть границу между добром и злом-то размывает. Скажешь, не страшна её сила, её могущество? Ты ведь знаешь обратную сторону, видел её лицо? Разве это свет?

— Хватит, эльф, с философской брехней пора завязывать… Подчернил ведьму — молодец.

— То есть не отрицаешь, — задумчиво проговорил Келеборн, переводя взгляд со стенающих на ветвях назгулов на друга, спокойно почесывающего уши волколака. — Тебе… идет, король Темнолесья.

— Ха, а он тебя уел! - усмехнулось кольцо. — Надо исправлять положение. Только не…

— Приходится соответствовать, — горько улыбнулся Трандуил и, решив, что лучшая защита — это нападение, продолжил. — Где был ваш Белый Совет, когда Тьма поразила эти земли? Но с моим вмешательством они, — кивок на деревья, — хотя бы живы. Не думаю, что такое состояние сильно хуже того, в котором пребывают все деревья Лориэна. Они в цвету круглый год и так тысячи лет — ничто не дается просто так. Едва магическая поддержка Галадриэли исчезнет — они погибнут, обратятся в пепел; мой же лес имеет шанс выздороветь.

— Переусердствуй! — закончило кольцо.

— Столько лет, а песнь вся та же… — проворчал Келеборн. — Верю, что у тебя найдется разумное объяснение, друг мой, и я с удовольствием тебя выслушаю, но за трапезой. Понимаешь, я сбился в пути и…

— И куда же лежал твой одинокий путь, дозволь спросить? Никак ты сбежал из собственного королевства, хотя какое оно твоё… — горько усмехнулся Трандуил. — Что ж, ты вырвался на волю, друг мой, я поздравляю тебя! — и он шагнул вперед, чуть разведя руки.

— Тьфу, вот только объятий нам не доставало! - скривилось Единое. - Я думал, вам эльфам это не свойственно. Что ты там оправдываешься? А, и не думал? Серьезно? Ладно, хоть твой бывший собутыльник не такой сумасшедший… Я не против любых извращений, но думать надо с кем, это же муж той сумасшедшей нолдор! Как выкинешь меня в болото? Ладно, понял, молчу… Вот только разберемся с Сауроном, там уже кого хочешь в постель тяни, хоть саму Галадриэль, чтоб ей заразе… Молчу!

— Дерзишь всё так же, — усмехнулся Келеборн, лишь чудом не принимая взбешенный вид Трандуила на свой счет. — Я боялся, что корона изменит тебя, но вижу: ты всё та же самовлюбленная, изворотливая морда с безумными идеями. Только масштаб другой, ну и веселья в глазах не наблюдаю.

— Не могу сказать того же о тебе, друг мой, ибо тебя изменила не корона, а несколько другой вид украшений, — мысленно прокляв все кольца мира, ответил так и не успокоившийся до конца король. — Однако я рад, что ты заглянул ко мне на огонек. Без жены, ведь при всей моей «горячей» любви к Галадриэль, у неё поклонников хватает.

— Что верно, то… Ого, да он Серую моль подозревает! А что если правда? Ай да, Олорин, ай да проказник старый!

— Завидуй молча, Трандуил, — процедил сквозь зубы Келеборн.

— Отчего же молча? — проигнорировал Единое тот. — Мы столько лет не виделись… И ты, верно, устал и изнемог от жажды… Я с собою много не вожу, но всё же… — лесной король хлопнул по радостно булькнувшей фляге.

— Другое дело, — улыбнулся Келеборн. — Узнаю, прежнего Трандуила. Помню, у тебя раньше тайники были чуть ли не в каждом дупле.

— Прозвучало, конечно, так себе, но этих крох не хватит, чтоб как следует напоить доходягу. Тем более, если он пьет хоть в половину также хорошо, как ты.

— Изволь, — чуть улыбнулся Трандуил. — Воспользоваться запасами можно, если отъедем чуть дальше, но, увы… Наших темных друзей невежливо оставлять одних, — легкий кивок на назгулов.

— Предоставь это мне, эльф, — прошелестело кольцо.

* * *

Несколькими литрами дорвионского спустя

— А ты помнишь, как мы тогда… Да-да! Прикрывали отлучившуюся Лютиэн… Достаточно было бы тебя одного, но это было бы слишком скучно и ты выманил меня, Трандуил! Мы заперлись в её покоях, всего-то и надо было, скопировав голос отвечать, если кто побеспокоил… Но ты-то пошёл дальше, вырядившись в платье принцессы, подложив что-то вместо груди и наложив вполне себе натуральную иллюзию на лицо… Бедняга Даэрон, что пел в тот вечер под её окном! А ведь, как натурально ты вздыхал в ответ, так натурально и томно, что окрыленный вниманием поэт решил вскарабкаться поближе… А потом сам Тингол узнал… Конечно, узнал, ты ведь снял иллюзию в самый подходящий момент!

— О, да будет тебе! — закатил глаза Трандуил. — Про твоё участие Элу так и не узнал.

— Но догадывался! — упорствовал Келеборн, которого доброе вино, нежданная встреча и отсутствие рядом жены, сподвигло вспомнить былые деньки.

— Вот о чем Тингол точно знал, так о том, как мы чуть было раньше срока Менегрот под воду не отправили.

— Не было такого! — ужаснулся владыка Лотлориэна, ибо далеко не все он хотел вспоминать.

— Было-было… — гаденько усмехнулся Трандуил. — Кто ж знал, что гномья водка так на тебя подействует! Захотелось же тебе ту стену расширить, оживить пространство и немедленно! И дар убеждения проснулся! Хотя те гномы и были пьяны не меньше, а то и больше тебя, да и генеральный план как назло куда-то подевался, а водопровод клал другой подрядчик… Все равно инициатором был ты, и это из-за тебя я лишился того чудесного плаща цвета весенней листвы, что выиграл мне титул лучшего костюма вечера!

— О Элберет, Трандуил, полно тебе! Ты вечность будешь мне это припоминать?

— Надрался ты, а отчего-то именно мой плащ использовали, как половую тряпку! Причем совершенно зря, выбоину в водопроводе он не заткнул.

— Темницы мы подтопили, верно…

— И потом сами в них и сидели, по щиколотку в воде. О, я до сих пор помню тот запах плесени! Брр…

— Надо срочно выпить! — также заметно передернуло от воспоминаний Келеборна.

— Не вопрос, — кивнул Трандуил.

* * *

Ещё несколькими литрами дорвинионского спустя

— Трандуил, тебе не кажется странным, что вино не кончается? — неожиданно задал резонный вопрос Келеборн. Не то, чтоб владыка Лориэна жаловался, ему давно не было так хорошо. Просто валяться вот так под деревом и самозабвенно предаваться возлиянием со старым другом, с которым накопилось столько тем для разговоров.

— Я освоил магию перемещения небольших предметов на незначительные расстояния, мой друг, — с улыбкой ответил также весьма раздобревший Трандуил.

— Полезно! — отчего-то сразу поверил Келеборн. — А Галадриэль так не умеет! Или умеет, но мне не показала, вот она зара…

— Я пошутил, Келеборн! — король прервал новый поток жалоб в сторону Галадриэль. — Конечно же, это Пирожок принес, он у меня очень умный.

— Пирожок? — округлил глаза владыка Лориэна. — Ты назвал волколака Пирожком? Да ты безумнее, чем я предполагал!

— Волколака? — весьма натурально изумился Трандуил. — Боюсь, мой друг, от обезвоживания у тебя помутился рассудок. Это песец. Взгляни.

— Но я ведь… — ахнул Келеборн, не веря глядя на белую лисицу развалившуюся под соседним деревом.

— Места тут гиблые, может ты и испарениями ядовитых грибов надышался. Волколак! Придумал тоже, я что же тебе орк? — несколько обиженно проговорил Трандуил.

— Нет, но назгулы? А где назгулы? — заозирался владыка Лориэна. — Они же были тут! Я помню, раскачивались и выли, тихонько так, жалобно… На деревьях!

— Ох, друг мой, деревья в этой части леса, конечно, страшные и хищные, но не до такой же степени! Келеборн, ты меня пугаешь!

— Но… — уже не с такой уверенностью начал владыка Лориэна, но был прерван.

— Выпей-ка ещё доброго вина, после той отравы — самое то.

* * *

Несколькими литрами уже не такого доброго вина спустя

— Ты с ума сошел! Думаешь, Галадриэль на это пойдет? — Келеборн хоть и был пьян, но предложенному безумному плану ещё как-то противился. Точнее противилась его осторожная часть, та же, недавно вновь проснувшаяся, что отвечала за дух авантюризма, была только «за», и всё крепла в нём.

— Если ты, друг мой, в красках опишешь, какой у меня страшный и темный лес и как я здесь всё распустил, то вполне. Твоя благоверная давно считает, что моих поданных пора спасать. От меня самого, — Трандуил горько улыбнулся. — Признание же от тебя, что я потерял контроль над ситуацией, только подстегнет её. После я позабочусь, чтобы эта информация дошла до Мордора. Саурону меньше всего хочется, чтобы Галадриэль настолько расширила сферу своего влияния. Темный считает меня осторожным трусом, не способным на ещё один марш-бросок под Черные ворота. Ибо, совершив переворот, Галадриэль получит мою армию и ресурсы, а это будет уже реальная угроза для Темной страны. Саурон этого не допустит. Он нападет на Лориэн.

— Именно, Трандуил, он нападет на Лотлориэн! Не на Темнолесье, а на мой Лориэн! — вскинулся Келеборн, но, словив приступ мигрени, замолчал, продолжая сверлить друга полным праведного возмущения взглядом.

— Уверен, Лориэн выстоит, — впрочем, голос у Трандуила был совсем не таким уверенным. — Только так можно отвлечь Око от нас. Когда Саурон поймет, моя армия уже будет у его врат.

— Ну, а моя пойдет на корм волкам.

— Келеборн, я не поведу все свои войска к Мордору. Это глупо, оставшиеся… — Трандуил замолчал, тщательно подбирая слова. — Помогут вам в случае, если ситуация выйдет из-под контроля.

— Клянешься?

— Уж прости, но слава Феанора меня не привлекает, — натянуто улыбнулся лесной король. — Раньше тебе довольно было и моего слова.

— То было ра… — владыка Лориэна не закончил, уставившись куда-то поверх макушки Трандуила. — Не думал, что эта часть леса, пользуется популярностью среди парочек.

Ранее, в замке

— Ах да! Вот ещё что, — спохватившись, обернулся Айвендил, чтобы, нарочито строго поглядев на Тауриэль, предупредить: — Наш пострел неугомонный уже навострился в лес, дабы своими глазами всё обозреть. Привязывать его, думаю, занятие бессмысленное; новая же доза снотворного может статься лишней, с учетом того сколько уже составов влито в принца. Потому, лисичка, придется тебе проконтролировать, чтобы наш болезный замертво не свалился куда-нибудь под куст или под деревце… В лучшем случае! А то у вас же в лесу рельеф неравномерный — и овраги, и реки, с камнями имеются… Не говоря про живность всякую. Сожрать-то и бурый мишка может, не только потомки Унголианты. Тебе потом перед Трандуилом отвечать же… А уж ваш Владыка-то в гневе пострашнее мишки будет. И пауков, наверное, тоже.

— Я вовсе не… — возмутился было Леголас, но под красноречивым взглядом подруги пристыженно замолчал.

— А нельзя ли все-таки привязать? — с надеждой осведомилась Тауриэль, которой вовсе не улыбалось отвечать перед королем за сохранность принца, склонного, как оказалось, к членовредительству. Бурый или белый мишка хоть сразу сожрет, пауки тоже накачают ядом и ничего почти что не почувствуешь, а Трандуил… Будет до скончания веков припоминать, а ведь и съест в итоге морально и не подавится.

— Не думаю, что Леголас тебе это простит… — грустно улыбнулся майа. — Во всяком случае, вашей дружбе доверия это не прибавит. Потому, раз уж не можешь остановить — проследи. О, и чуть не забыл! — Радагаст порылся в своих многочисленных карманах, наконец выудив небольшой пузырёк. -Передайте королю.

— Зачем? — слегка удивился Леголас, узнав антипохмельное.- Назгулы ведь не пьют, потому его излюбленный прием «хмельные переговоры» не пройдет.

— Так-то оно так, но ведь и отец твой не назгул. Пока, во всяком случае, нет, — вот на этой заставляющей задуматься ноте Айвендил и спешно ретировался.

— Думаю, он имел в виду то, что на трезвую голову встречаться с этими существами — весьма… проблематично, — осторожно предположила Тауриэль, чтобы хоть как-то сгладить образовавшуюся неловкость. Получилось плохо. Лишнее напоминание о «встрече» только больше распалило решимость принца.

— К Морготу всё! Идём! — болезненно ощетинился Леголас, скидывая одеяло и вскакивая с постели. Расплата не заставила себя ждать. От резких движений его замутило, в глазах потемнело, а поврежденные мышцы спины прострелило, и, тем не менее, он удержался на ногах. Скрюченный, с посеревшим, сведенным от боли лицом — хорош принц!

— Уверен? — скептически хмыкнула Тауриэль, глядя на эту занимательную картину не побежденного упрямства и откровенной дурости. — Знаешь, Леголас, у вас с королем гораздо больше общего, чем ты думаешь. К примеру, вы оба постоянно забываете, что вы хоть и эльфы, но далеко не бессмертны, не двужильны и не железны.

— Я должен убедиться. С тобой или без тебя, я это сделаю, — сдавленно шипя, ответил ей Леголас, наконец принимая более или менее вертикальное положение. Натянуть сапоги ему уже показалось подвигом: при мысли же о том, что придется надевать что-то поверх бинтов, внутри у него всё сжалось.

— Не сомневаюсь, — кивнула рыжая. — Обидно, конечно, что ты так не доверяешь моим глазам… — фыркнула Тауриэль, чтобы затем весело продолжить: — Раз так, то повинуюсь, мой принц! Только, скажи, ты в исподнем в лес собрался? Решил испытать новое оружие против назгулов — смех?

— Общение с королем дурно на тебя повлияло, Тауриэль, ты стала куда язвительнее, — покачал головой Леголас, меняя тему. — Мою одежду, похоже, спрятали, а потому будет достаточно накинуть плащ. Одолжишь свой?

— Ну так, училась у лучшего, — ничуть не обиделась она. — Не вопрос, только сможешь ли ты выбраться через окно?

— Обижаешь, — прикинув высоту, ответил принц, считавший себя «признанным летуном», только забывая делать поправки на свое неважное самочувствие.

И, тем не менее, выбравшись с горем пополам из замка, эльфийская молодежь со свежеотшибленными мягкими местами медленно двинулась в сторону леса, не забывая опасливо озираться по сторонам. Ибо выглядел в ту ночь наследник королевства этаким героем-любовником — в одних нижних штанах, без рубахи, но зато с накинутым поверх издали совсем не так заметных бинтов плащом, который подозрительно хорошо сочетался с нарядом его спутницы.

Спуск дался Леголасу тяжело: внизу его страховала Тауриэль и не зря, а может и зря… Потому как потерявший ориентацию в пространстве принц в конце-концов оступился и пролетел вниз добрых шесть метров, приземлившись на боевую подругу. На этом злоключения рыжего секретаря не закончились. Потому как, преодолев немудренный путь до кромки леса на чистом упрямстве, принц, убедившись, что тени леса надежно скрывают их, немного подумав, всё-таки осторожно закинул руку за плечо следовавшей поблизости Тауриэль.

— О, так ты специально это затеял? — больше для виду закатила глаза рыжая, впрочем, нисколько не отдаляясь. Ей и самой так было проще, чем идти рядом и гадать, когда придется ловить падающее тело.

— Что? Нет, — густо покраснел принц, только сейчас допустивший мысль, что его действия могут быть расценены как попытка облапывания, недостойная приличного эльфа, да и эльфа вообще. Леголас попытался скинуть руку, однако теперь уже сама Тауриэль его никуда не отпустила. Пришлось смириться и идти дальше. Куда? Туда, откуда произрастало всё зло, в пораженную тьмой южную часть леса. Что он намеревался там найти? Узреть воочию глубину падения своего отца? Или же опровергнуть эти предположения?

Леголас от души надеялся именно на последнее, однако сердце подсказывало, что Трандуил способен на всё. Ради королевства, и, возможно, ради него… Последнее абсолютно не желало укладываться в голове, однако, если Радагаст прав, то придется это принять. Впрочем, привычную картину мира ещё как-то держало на месте то обстоятельство, что его жизнь — это жизнь наследника, а потому вполне вписывается в понятие благополучия королевства. Не вписывался только сам последний визит отца, невиданная прежде нежность и стыдливое бегство. Всё это настолько не вписывалось в сложенный веками королевский образ, что Леголас точно знал: что-то не так.

Вопрос лишь в том вызвано ли это растущей тьмой внутри или же тьмой подтачивающий лес снаружи. Всё это было скверно, но в абсолютно разных степенях, однако означало одно: не следовало ему уходить. О том, что делать, если сейчас подтвердится худшее, Леголас старался не думать, но… Похоже, что в том случае переворота будет не избежать. Повезёт ещё если удастся отделаться одним отсеченным пальцем… Тут принца вновь замутило.

— Выпей, — подождав, когда он закончит заботливо предложила фляжку Тауриэль. — Нельзя допускать обезвоживание.

— Скажи… — сделав пару быстрых глотков, начал было Леголас, но был прерван подругой.

— Радагаст сказал ничего не предпринимать, помнишь! — строго глядя ему в глаза, твердо напомнила она. — Вне зависимости от того, что мы сегодня там увидим…

— Но королевство…

— Крепнет день ото дня под его рукой. Пойми, если Владыка, и вправду, носитель Единого, нам с ним не справиться. Это дело истари. Пусть они посовещаются. Но честно, я не думаю, что это правда.

— Это наше дело, — упрямо покачал головой Леголас. — И если это правда, то я не смогу скрывать… Лгать в глаза, я ведь не он.

— Ты слишком строг к нему, — вновь покачала головой Тауриэль. — И я не хочу, чтобы ты пострадал.

— Пострадал? — Леголас хмыкнул. — Определись, Тауриэль, то ты яростно защищаешь короля, то допускаешь, что отец может навредить мне.

— Если верить Радагасту, ты уже пострадал, но то был не твой отец, а… — Тауриэль не договорила, приложив палец к губам.

Действительно, Леголас уловил вдалеке отзвук синдарина. Они ещё не вступили в наиболее пораженную часть леса: деревья, окружавшие их хоть и обладали почерневшими скрюченными стволами, но были живы… Багряные листья, словно кровь сочились из них. Шелест последних перекрывал большую часть слов, отчего разобрать что-либо казалось крайне проблематичным… И всё же то было не чёрное наречье.

Обменявшись одинаковыми заметно облегченными взглядами, эльфы поползли к источнику… Вскоре сквозь кровавую листву луна осветила две белокурые макушки склоненные над очерченной прямо на земле картой. От неожиданности Леголас остановился, притихла рядом и Тауриэль.

Ветер же донёс:

— Именно… нападёт на Лотлориэн! Не на Темнолесье, а… Лориэн!

Голос был незнаком ни Леголасу, ни Тауриэль, впрочем, одно ясно было точно… Их владыка опробовал на бедолаге свою любимую тактику — напои и разболтай. С успехом опробовал, надо сказать. И всё же то был эльф, из плоти и крови, а не назгул или волколак.

— Уверен, Лориэн выстоит… так можно… отвлечь Око… Моя армия уже будет у врат, — как ни обращалась эльфийская молодежь во слух, как ни поднимали уши всё одно: слова, весьма интересные слова короля, долетали до них через одно, словно какой-то легкий магический заслон мешал им подслушать всё.

-… пойдет на корм…

— Келеборн! — вдруг отчетливо услышали они возглас своего короля, дальнейшее уже потонуло в красноречивом беззвучном обмене взглядами Леголаса и Тауриэль. Дело предпринимало крайне интересный оборот, а неформальные переговоры стали обретать смысл. Темнолесье, и в свою бытность Зеленолесьем, не особо-то ладило с Лориэном, во всяком случае с того момента, как туда пришли Галадриэль с Келеборном.

Этого оказалось достаточным, чтобы осторожно распрямиться и приблизиться. Не боясь обнаружить себя. Да, Трандуил будет в гневе, но и уйти сюда, толком ничего не подслушав, было не про наших героев.

— Уж прости, но слава Феанора меня не привлекает. Раньше тебе было довольно и моего слова, — уже полностью различили они слова своего короля. Странно, как много, оказывается, Леголас не знал о своем отце… Например, то, что они с владыкой Лориэна явно имели знакомство куда более долгое и более тесное, нежели формальное соседство.

— То было ра… — лорд Келеборн не договорил, глядя прямо на перемазанных травой и землей Тауриэль и Леголаса, причем принц по-прежнему едва ли не висел на плече подруги. — Не думал, что эта часть леса пользуется популярностью среди парочек.

— Она и не пользуется, — убийственно спокойно ответил король, оборачиваясь. -Это мой сын Леголас и моя воспитанница Тауриэль, — причем, судя по тому, как взметнулись вверх его брови, от хорошей взбучки незадачливых шпионов спасало только присутствие свидетеля в лице лотлориэнского владыки. И то… навряд ли надолго.

— Да? А я уж думал, что ты, друг мой, о внуках задумался… Хотя, — тут лорд Келеборн отхлебнул ещё вина. — Хорошо и то, что он вообще вернулся… Вот я свою Келибриан как отдал Элронду, так, считай, больше и не видел… Только вот внуки порой заглядывают, вот Арвен недавно гостила — одна радость, — владыка понуро замолчал, чтобы залить в себя остатки вина.

— Тебе следует проспаться, — Трандуил с явной не охотой оторвался от прожигания взглядом молодежи, обратив внимание на явно расклеившегося соседа. — Келеборн, сейчас ты немного отдохнешь, а когда проснешься, то вспомнишь моё предложение и то, как давно ты поступал по-своему, а не как велела тебе Галадриэль, — и, прибавив к словам совсем немного магии, лесной король щёлкнул пальцами, отчего его сосед мягко завалился на бок и совсем не по-королевски засопел.

— Теперь вы… — несмотря на более выгодную, нежели у Келеборна кондицию, поднявшегося на ноги Трандуила заметно шатало. — Леголаса, полагаю, спрашивать бесполезно, но куда смотрела ты, Тауриэль? Я был лучшего о тебе мнения! — короля повело, так что он не дошёл до молодёжи каких-то несколько шагов, вынужденно опёршись о дерево, странным образом скрученное, дерево, около которого наблюдалось горка сброшенных листьев… на колючей ветке которого ветер трепал некую темную тряпицу…

Завороженные Леголас и Тауриэль следили за нею, и хотя это был лишь кусок непонятной черной материи, унявшиеся было подозрения вновь всколыхнулись в их душах.

— Что это? — указывая прямо на неё потребовал Леголас.

— Я почем знаю! — недовольно дернул плечами король. — Мало ли в этой части леса нечисти обретается… Может, и сами назгулы пролетали да зацепились. Вы-то что здесь забыли? Уединиться можно было и в замке… Меня выслеживали?

— Мы… — Тауриэль замялась, упоминание назгулов заставило их вздрогнуть, однако спокойствие, с которым о них рассказывал сам король да и присутствие рядом Келеборна, практически погасило огонь сомнений. Другое дело, что у них не было ни одного хоть сколько-нибудь разумного объяснения того, что они здесь забыли. — Мы…

— Я жду, — напомнил Трандуил таким тоном, что невольно заставил Тауриэль облиться холодным потом.

— Это я виноват, — неожиданно подал голос Леголас. — Тауриэль шла за мной, потому что не могла остановить меня, не утратив дружбы и доверия, однако и бросить меня одного она тоже не могла. Мне приснился дурной сон, который я принял за видение. Я переживал за тебя, мой король.

На какое-то время в лесу установилась тишина, слышно было, как где-то вдали воют ненасытные волки, как надрывно, словно брошенное дитя плачет сова. Тауриэль забыла, как дышать: спина Леголаса рядом почти обжигала, а король выглядел пораженным. Впрочем, Трандуил быстро отмер, легко преодолев расстояние между ними. Тауриэль тихо охнула, почувствовав, как всем телом вздрогнул Леголас, когда тонкие пальцы владыки ухватили его за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.

«Сейчас он узнает о наших подозрениях!» — ужаснулась рыжая, против воли пялясь на холёные пальцы, будто тот в самом деле стал бы носить кольцо Всевластья вот так напоказ. Впрочем, пальцы короля и без того были увиты разнообразными перстнями — простое золотое на их вычурном фоне явно бросалось бы в глаза, если только… Владыка его не замаскировал.

Череду темных мыслей Тауриэль прервал облегченный вздох друга. Слегка обескураженный король отступил от них на два шага, верхняя губа у него едва заметно дрожала.

— Мой король… — тревога понемногу вновь просочилась в голос Леголаса, кто знает, что именно увидел в его глазах отец. Пусть он не врал, что сорвался сюда исключительно по одной причине, но сама форма сна и подозрения Радагаста были обманом.

— Помолчи, — раздраженный жест рукой. -Тебе не обо мне стоило печься, а о себе! — в голос Трандуила пробралась злость, впрочем, было что-то ещё, и этого чего-то было несравнимо больше. — Ты сегодня уже чуть не погиб, спасая меня. И о чём, дозволь спросить, ты думал? Что моя жизнь ценнее для королевства? Для настоящего — возможно, но для будущего я сбитая птица. Рано или поздно — мой трон и мои заботы станут твоими, и это нормально. Хорошо бы притом изничтожить Саурона, но никогда не бывает в точности так, как нам хочется. Ты скажешь, что не готов, я соглашусь, но, Леголас… К такому нельзя подготовиться. Полностью, во всяком случае. Уж поверь.

— Мой долг как воина при необходимости — отдать жизнь за своего короля, — сжав кулаки, хмуро ответил, словно отрапортовал принц. Тауриэль вдруг остро почувствовала себя лишней, однако уйти не могла, ибо тем самым лишила бы друга точки опоры.

— Твой долг как сына — не заставлять отца тебя хоронить! — неожиданно рявкнул Трандуил, отчего едва не проснулся сопевший невдалеке Келеборн. Владыка, тем временем и не думал, успокаиваться. — Думаешь, я смогу потом смотреть твоей матери в глаза? Она хотела, чтобы ты жил, а ты решил заняться моей пропащей душой. Не лезь в это, Леголас, — последнее прозвучало жестко, почти как приказ, вот только принца это не остановило, скорее наоборот, только больше раззадорило.

— Верно, я не знал мать, но я верю, что она уж точно не хотела бы, чтоб ты топил своё горе и ненависть к себе в алкоголе!

— Мы говорим не обо мне! — голос владыки дрожал от ярости. — Это ты едва живой бежал из замка в лес, рискуя куда-нибудь завалиться и никогда больше не подняться! Даже если у тебя было видение — в твоем распоряжении масса воинов, кого бы ты мог отправить прочесать лес, но ты пошёл сам! Отчего?

— Я пошёл не один, Тауриэль страховала меня. И отряды бы сорвали тебе тайные переговоры. Ты вряд ли бы стал назначать встречу в такой глуши, будь у тебя другой выбор… Я прав?

— В следующий раз, Леголас, я велю приковать тебя к кровати, а ключ заберу с собой… — то ли в шутку, то ли всерьез проворчал Трандуил после недолгого молчания. Этот раунд остался за принцем.

— То есть ты допускаешь другой раз? — усмехнулся Леголас, однако поймав взгляд короля, быстро сник, потому как, возможно, тот совсем не шутил. — Но тогда подумай ещё о том, что если ты здесь сгинешь, то я навеки останусь прикован к кровати… Трудновато будет управлять королевством лёжа на диване, не находишь? — Нет, точно принятые лекарства и кружащаяся голова отключили ему инстинкт самосохранения, потому как Тауриэль за спиной вновь сдавленно охнула, лицо же отца пока просто вытянулось.

— Не так сложно, как лёжа в могиле, — сквозь зубы процедил ему владыка. — Тауриэль, отпусти его. Только осторожно — и так на весь голову ушибленный. Полагаю, он падал?

— Я не…

— С шести метров. И то на меня, — честно призналась рыжая. — Владыка, я…

— Оставь, сейчас не до твоих оправданий. — Король, слегка морщась от собственных проблем со здоровьем, присел рядом с сыном. — Надо ему в голову вправить. Тошнило? Можешь не отвечать — вижу, что тошнило… Весь плащ Тауриэль прикончил… Сейчас… — голову Трандуил вправил Леголасу быстро и со знанием дела, что немного удивило Тауриэль, но явно не слишком помогло умственным способностям принца.

— Выпейте, — выудив у Леголаса Радагастовое зелье, запоздало предложила Тауриэль королю.

Тот, впрочем, осушил неполную дозу, оставив половину посапывающему Келеборну. Наложив на владыку Лориэна какое-то заклинание, пробормотав, нечто вроде: чтоб никто не сожрал, Трандуил повернулся к молодёжи. Леголас после вправления предпочитал молчать, в противном случае, чувствуя, что ему снова станет почти невыносимо худо, Тауриэль же молча ждала распоряжений, не забывая при том поддерживать слегка трясущиеся плечи друга.

— Поднимай его, — чуть скривившись, велел он, однако, заметив, что рыжая и сама уже почти без сил, махнул рукой. — Ладно, оставь, я сам.

— Я сам могу идти! — услышав, к чему идет дело, вскинулся было Леголас, однако цепкие руки Тауриэль его никуда не отпустили, не дав себе навредить.

— Всё ты можешь… Только не подумать немного головой, — продолжал ворчать король, осторожно поднимая сына за плечи, чтобы затем, перекинув руку и обняв за талию, осторожно двинуться к замку. Стоило быть реалистами. Впереди у них был долгий путь, за время которого солнце неизбежно встанет, а замок проснется, не обнаружив на месте ни короля, ни наследника, ни помощницу первого.

Последнее, впрочем, не так сильно волновало в ту минуту Леголаса, как то, в какой близости с отцом они вынужденно оказались.

В лесу, позже

— У-у, наел тут, понимаешь ли, бока у Элронда на харчах! — ворчал Трандуил, прямо противореча своим недавним заявлениям в стиле: «Бедный мальчик так исхудал, что даже щёк никаких не осталось». Однако здесь владыку можно было простить, ибо он битый час волок на себе сына едва ли не через пол леса по пресеченной местности, будучи сам в глубоком подпитии.

Впрочем, это не мешало Тауриэль, также пострадавшей в ночной вылазке, безнадежно от них отставать. Так как, в отличие от Леголаса, король не мог не думать о последствиях, пусть даже недолго исчезновения столь важных персон, а потому спешил, как мог, попутно сожалея о том, что нельзя позвать Пирожка, не спалившись перед детьми, и без того подозревавших его во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Последнее обстоятельство никак не желало укладываться в и без того трещавшей голове владыки. Мало ему было сегодня проблем. Вот мало… Разбираться с кольцом, взрывом, сыном, старым другом, тремя назгулами, помощницей и снова сыном! Нет уж, лучше снова трёх нечестивых на деревьях развесить, чем отбиваться от нападок неугомонных деток!

— Будто б ты без меня справился! Кто тебе доступ к энергии даёт? А ты меня в проблемы заносишь! Смотри, эльф, обижусь… В Лориэн укачусь — будешь сам тут всё расхлебывать! — насупилось кольцо но, немного подумав, согласилось: — Допустим, насчет деток ты прав… Удачно ведь всё совпало — никто нам мешать не должен был: все бы на взрыв отвлеклись, на месяц вперёд пищи для обсуждений бы хватило, а твои, вишь, ушлые, какие оказались… Э-нет, Трандуил, к взрыву я не причастно! — спешно прибавило Единое. — Понимаю, поверить сложно, но я лишь увидело возможность и немного подтолкнуло тебя! Да, Моргот тебя в драмкружок забери, я бы не стало ставить под угрозу будущее твоего маленького и гордого королевства. Твой сын сам прекрасно с этим справляется.

— Замолчи, пожалуйста, пока я тебя не закинул вон в тот темный овраг! — мысленно прошипел король, чувствуя что вот-вот взорвётся от переполнявшего его гнева: на Единое, на сына, на Тауриэль и на себя самого. А ведь сейчас выкидывать хоть что-то подозрительное было не с руки… И не важно, кто виноват в взрыве, Трандуил сам должен был знать с кем заключал сделку, понимать, что пострадать от этого может не только он. И да — по возвращении следует устроить аттестацию всем сотрудникам лабораторий — мало ли… Нельзя было исключать ничего, даже ту маленькую вероятность, что Единое не пыталось оправдать себя, а говорило правду.

Страшно. Его едва не заловили с поличным. Если бы не появление Келеборна — вот уж точно звёзды сошлись, то, пожалуй, единственные, на чьё мнение ему было максимально не всё равно, уличили бы его в сговоре с тьмой. Леголас и Тауриэль слишком наивны, чтобы даже просто понять, не то, что принять необходимость такого шага.

И всё же неизвестно ещё, что именно те услышали из их с Келеборном переговоров.

— Ничего пугающего… Все в королевстве и без того знали, что ты рано или поздно попрёшь на Мордор, сейчас же твои детки знают, что в этом будет замешан ещё и Лориэн. Каким именно способом — подслушать, к счастью, не успели, — хмуро проинформировало его Единое.

— Зато подозрения появились у Радагаста! Он видел твоих дружков!

— Они мне не… — начало было кольцо, однако замолчало, осознав тщетность подобных доводов. — Айвендила никогда особо серьезно не воспринимали. Скорее всего, скоро сюда пожалует Гэндальф, вот кого следует опасаться, но это будет потом. Пока на тебя ничего нет. Даже у нашего птичника, одни домыслы и толки — пока без доказательные, наше счастье. Мало ли к кому и почему направлялись назгулы по кромке леса. И рыжая вполне могла обознаться и принять песца за волколака, видано ли дело, белый волколак!

— Ещё как могла… Ночью все звери волколаки… И всё же Леголас испугался за меня, — владыка непроизвольно сжал талию сына сильнее обычного, от чего тот сдавленно охнул. Они шли уже дольше часа, гораздо дольше — на востоке потихоньку зачинался рассвет. За это время едва ли обменялись больше пары слов. Трандуил двигался вперед, не давая отдыха ни себе, ни другим — Леголас терпел это молча, лишь иногда прерывисто вздыхая да сильнее приваливаясь к нему, король на это лишь слегка замедлял шаг… Тауриэль едва поспевала за ними, однако заикнуться о привале не смела.

— Всё равно не успеешь! — сообщило очевидное Единое. — Попустись, теперь уже десятью минутами больше, меньше — всё одно; скажешь, защиту обновлял, а детки сами по себе в неприятности вписались, а ты их вытащил.

— Ну конечно, я молодец! — зло пробормотал Трандуил, однако оценив оттенок лица сына, сравнимый разве что с бледной поганкой, а также наткнувшись на измученную безнадежность, что прочно закрепилась у рыжей, сдался. — Привал.

Распорядившись таким образом, король намеривался хоть ненадолго вернуть личное пространство, пристроив сына спиной к раскидистому дереву, однако его не обделённое жирком тело оказалось куда менее болезненной опорой, нежели твёрдая кора. Сдавленно выругавшись в ответ на перекошенную гримасу, Трандуил поспешил вновь притянуть Леголаса к себе, не обращая внимания на вялый протест последнего. Кое-как вытянув свои длинные ноги, владыка недовольно хмурясь, поискал взглядом Тауриэль.

— Вы никакие мази захватить с собой не догадались? — нисколько не рассчитывая на утвердительный ответ, всё ж-таки поинтересовался он. — Так я и думал, тогда беги — в трёхстах метрах к северо-западу отсюда есть одна из лёжек Радагаста, если и не найдешь ничего полезного внутри, то хотя бы листьев лопуха, растущего там неподалеку, оторви. Поняла? — дождавшись кивка, Трандуил отпустил помощницу и только тогда понял, что остался один на один с сыном.

— Мой король, не беспокойтесь. Это лишнее. Я в порядке, — в доказательство своих слов Леголас дернул плечом, пытаясь освободится из его захвата, но не тут-то было. Трандуил был твёрдо намерен не дать тому навредить себе.

— Вижу я, насколько ты в порядке, — пожалуй, сегодня король обновил свой личный рекорд по ворчанию. — Сиди смирно, не то снова голову вправлять придется.

Пару минут они сидели вот так молча, король прикидывал через сколько их хватятся в замке и каковыми будут действия его охраны, подбородок его лежал на пугающее горячей макушке сына, что было сделано во избежание лишних движений последнего.

Леголас же, пользуясь случаем, рассматривал перстни отца, силясь узнать в одном из них, казалось бы, уже увиденное им ранее кольцо Всевластия.

— Врёшь, не найдешь! — думало Единое, притворяясь сияющим перстнем с ящеркой.

Наконец устав от своего занятия, принц спросил прямо:

— Почему я жив? Осколок ведь попал мне в шею, повредив артерию… Я помню твой страх, потому не ври мне, пожалуйста. Ты сам носишься сейчас со мной так, потому что я, действительно, чуть не умер. Отец, скажи мне правду! Я сыт по горло историей с растворенными в воздухе ядами от продуктов горения и…

— Листик, радость моя! — начал было Трандуил, пряча за язвительностью отчаяние, но осёкся, не зная, что тут можно сказать. — Пойми, я…

— Во что ты ввязался? — упорствовал принц.

— Можно попытаться откорректировать его память, — неуверенно предложило кольцо.

— Нет! — вслух ощетинился король, чем немало напугал сына. — Ни во что я не ввязался. Кровотечение я тебе остановил, а вот кровопотерю частично возместил своей — метод не то, что бы новый, но эльфами не приветствуемый. Потому и пытался скрыть.

— Складно врёшь, эльф. А порез куда делся? — поинтересовалось колечко. — Эх, чтобы ты без меня делал… Скажи, чтоб шею проверил.

— Но должен же был остаться след! — рука Леголаса потянулась к шее и к изумлению ощупала тонкий рванный шрам. — Его там не было!

— Иллюзия, что скрывает мой ожог, также, когда нужно осязаема, и вполне качественна, — не моргнув и глазом солгал Трандуил, нагло пользуясь тем, что сын навряд ли пожелает убедиться в этом сам.

— А если пожелает? — против всякого здравого смысла вовсю веселилось кольцо.

— Не веришь отцу, можешь сам потрогать! — вовсю блефовал король, с готовностью подставляя покалеченную щёку.

— Прости, — разом сник убежденный принц, чьи уши заметно покраснели. — Я вовсе не хотел выказывать недоверие к тебе, я…

— Но ты выказал, — владыка продолжал строить из себя оскорбленную невинность, не забывая вкладывать металла в голос. — Подставил под сомнение слово своего короля. Будь ты обычным мои подданных, безнаказанным не остался бы ни твой пассаж до и после Битвы Пяти Воинств, ни нынешний побег, ни тем более твоя дерзость и сомнения!

— Мне не нужно особое отношение! — тут же взвился принц, выворачивая больную голову так, чтобы видеть лицо Трандуила. — Я готов ответить за свои поступки.

— Ха, а это идея, — усмехнулось Единое. — Запри-ка его в какой-нибудь темный уголок, чтоб никто не уволок, да и сам не убежал… А рыжую оставь, ещё пригодится. Да и смотреть приятно…

— Ответишь… Обязательно ответишь, — вновь проворчал король, едва ли не вручную возвращая непокорную макушку на занимаемое ею ранее место. — Не сейчас только. Лежи смирно — приказ короля.

Больше попыток нарушить тишину принц не предпринимал, даже почти не ерзая на месте. Тауриэль вернулась через пару минут с охапкой огромных, пушистых листьев.

— Владыка, ни зелий, ни трав. Лопух принесла.

— Хоть на это сгодилась, — нет, ворчал в то утро король совсем не на свой возраст, а может и на свой, только всяко больше обычного. — Чистые хоть? Ладно, клади ему на спину…

Дальнейший путь прошёл без приключений. Сюрпризы, впрочем, для короля таковыми не являющимися, ожидали их по выходу из леса.

* * *

Замок, утро

Утро летом — едва ли не единственное время, когда при свете дня можно высунуться из дому, не рискуя спечься с жары или быть сожранным мелкой мошкарой, что так любит прятаться в спасительной тени деревьев.

Потому неудивительно, что королевство просыпалось рано, стремясь урвать часы относительной прохлады. Впрочем, так было не со всеми. К примеру, предававшийся накануне бурным возлияниям караул принца спокойно спал, игнорируя бьющий им в глаза солнечный луч. Стражей можно было понять, ибо от своеобразной магии Радагаста тянуло выпить, однако нужно было и выдержку какую-то иметь, дабы противостоять столь гнусному колдовству.

Впрочем, кое-кому и противостоять ничему не нужно было. Кого другого после пьянства на посту во время печально известного побега гномов из подземелий, может быть, и уволили, но не Галиона.

Этот дворецкий — единственный в замке, кто мог вот так, наклюкавшись в зюзю, расслабленно плевать в потолок. Ещё бы! Ведь если владыка Трандуил был стар и умудрен опытом, то у Галиона всего этого было на порядок больше, потому как начинал тот свою светскую карьеру ещё в Дориате гувернером первого.

Потому на сегодняшний день Галион был единственным придворным, знававшим своего короля совсем ещё несмышленым недорослем. А так как трюки недоросль Трандуил откалывал будь здоров, то неприкосновенность бывшего гувернера не казалась чем-то сверхъестественным.

Про то даже шутили, что у Галиона волосы не по природе серебряные, а последствия занимаемой ранее нервной должности. Такие же, впрочем, предположения высказывались и насчет Орофера и даже самого Трандуила, ибо оттенок волос ещё не столь потрепанного жизнью Леголаса отливал теплым золотом.

Как бы то ни было Галиону было, что вспомнить…

Мелкий гадёныш снова куда-то запропастился. Это такой мальчишка, что вот ты дурень, Галион, на минуту, ну ладно на пять минут отвлекся, чтобы поздороваться и обменяться свежими новостями с любезной Лавет, заведующей погребом №1.

Ох, вот это работа! Знай себе пересчитывай бочонки да бутылки, окорочка да заготовки… Железная воля у эльфа должна быть, чтобы всем этим добром не польститься, железная… Потому немудренное дело Галион Лавет восхищался да и откровенно заигрывал, грозная заведующая против не была, а потому порой делилась «пробой». Пробу было необходимо снимать, дабы убедиться, что продукт не испорчен и что его можно поднимать наверх на дворцовую кухню.

Особенно Галион любил пробовать вино. Из бочек отливали немного, чтобы понять вызрело ли. Зная примерные дни, когда проводятся такие проверки, гувернер притащился в погреб вместе со своим подопечным, дабы развести Лавет на литр-другой отличного, хотя быть может и не вполне спелого продукта. Однако Галион привередливым не был.

И вот сейчас, когда всё получилось, в отложенной годами схеме что-то пошло не так. Малолетнее бедствие не пожелало тихо-мирно пожирать взглядом своих невинных голубых глазок содержимое близлежащих полок, тем более, что обычно такое смирное поведение вознаграждалось стаканом вишневого компота или сока. Ибо в выборе напитков Трандуил стремился походить на взрослых хотя бы цветом.

Впрочем, не всё было так просто. И перед тем, как протянуть угощение, Лавет обычно не удерживалась и трепала это маленькое исчадие по щеке. Что-что, а щёки у сына Орофера были выдающимися… Пухлость эта значительно осложняла жизнь не только самому их обладателю, но и Галиону, которого столь повышенное внимание милых дам, даримое не ему, а какому-то мелкому гадёнышу, раздражало.

Вот и сейчас в исчезновении Трандуила виделся смысл, вот только искать маленького, юркого, умеющего мастерски исчезать из поля зрения мальчишку среди бесконечных полок и рядов, тянувшихся на добрых полкилометра — занятие не из простых.

Ладно, что Лавет вызвалась помочь. Её мысль о бесконтрольно шныряющем по её вотчине ребенке, пусть и таком милом, тоже не прельщала и вводила в ужас. Путем не долгих размышлений они двинулись к стеллажу с компотами, а затем и соками, однако следов пребывания Трандуила так и не обнаружили.

Проведя больше двух часов за тщетными поисками, Галион чувствовал, как понемногу расползается внутри липкий страх. Обшарен был каждый уголок — взмыленная Лавет, уже не стесняясь выражений, высказывала что-то о том, что вход в погреба для Галиона теперь закрыт на век, но не это волновало незадачливо гувернера.

К поиску пропавшего ребенка уже стоило подключать стражу, а это значит, обо всем неминуемо узнает Орофер.

— Погоди, — вдруг радостно закричала Лавет, совершенно бесцеремонно сгребая его за рукав. — Здесь отлито!

— Это что? Вишневка? — округлил глаза Галион, уже в принципе понимая в чём тут дело… Вишневка в пятнадцатилитровом бутыле уже почти перебродила, однако вишни по-прежнему смотрелись привлекательно и вполне могли приманить его гадё… подопечного.

При мысли о шатающемся по дворцу пьяном мальчике поплохело всем. Особенно позеленел Галион, представивший, что будет, если Трандуил наткнется на отца… или на короля.

— В погребе его нет, — констатировала очевидное Лавет.

Мысленно проклиная всё на свете, в том числе и собственную недальновидность, Галион помчал к выходу из подземелий. Следующий час он рыскал по дворцу, чем несомненно привлек к себе внимание. Трандуила никто не видел. Наконец, заставив себя хоть сколько-нибудь мыслить логически, Галион решил поступить так, как сделал бы он сам в неглубоком подпитии — выйти проветрится.

В садах Дориата какой только живности мохнатой, пернатой и рогатой не водилось. Но его подопечный любил павлинов, однако те Трандуила не любили. Возможно, потому что тот периодически щипал их за хвосты, стремясь добыть перьев себе на шляпу…

Вот и сейчас Галион рассчитывал найти его здесь, либо идти сдаваться и хорошо, если искать новую работу, а не гроб. Первым делом ему попались две безвольно лежащие тушки павлинов, чьи абсолютно нетронутые прекрасные перышки трепал ветер.

По спине пробежали крупные мураши, Галион ускорил шаг и вскоре наткнулся на панически пытавшегося реанимировать одну из птичек Трандуила. Рядом с ними обнаружились разбросанные пьяные вишни. Судя по слабому движению лапок павлины были просто в глубокой отключке, а бледный Трандуил с алеющими ушами явно сам хватил лишнего градуса, чтобы сообразить, что те живы.

Галион замер, не зная, что ему делать: смеяться или кричать на этого оболтуса. Стремление заполучить вишен в обход Лавет было понятно, как и то, что в общем-то Трандуил — добрый мальчик, стремящийся поделиться с птичками, но… Галион не выдержал и заржал, не в силах больше молча наблюдать за тем, как горестно трясутся у мальчонки поджатые губы.

В общем, Галион мог не волноваться за свое положение при дворе, ибо подобных компрометирующих владыку случаев он помнил ещё достаточно много. Однако сегодня пришлось проснуться раньше обычного: около девяти утра его разбудила совершенно нехарактерная для его укромного уголка (прямо на бочке с превосходным вином) возня.

Дворец стоял на ушах. Вот уже около часа, как медиками было замечено отсутствие принца. Однако короля будить побоялись, начав поиски самостоятельно. Вскоре было решено опросить Тауриэль, которая, о ужас, тоже испарилась. Поиски продолжились уже с новой истерией, круг расширили до ближних границ леса.

Когда Галиона разбудили, то уже начали прочесывать погреб, хотя мало вероятно, что раненный наследник решил заныкаться туда, хотя, зная его отца, вполне возможно.

Дворецкий, выслушав доклад, принял милостивое решение взять огонь на себя и отправиться сообщить королю. Вот только Трандуила в опочивальне не оказалось.

За всё время правления Орофериона такого не случалось ни разу, не удивительно, что вскоре совпредом было объявлено чрезвычайное положение. Была поднята регулярная армия, и к моменту возвращения короля, принца и Тауриэль в десять утра лес прочесывало уже больше тысячи эльфов.

И только Галион с невозмутимым видом поставил кувшин с винном на стол к доведённому до крайней точке кипения владыке, когда тот, взмыленный от своего похода, расспросов и разруливания начавшегося было действа, наконец вернулся в свой кабинет. На часах было пятнадцать минут первого, и день только начинался.

Время было только полтретьего дня, а Тауриэль уже выбилась из сил. Ноги гудели, под глазом расцветал фингал (у Леголаса острые локти), а по спине лился пот, заставляя чувствовать себя этаким пещерным троллем, невесть как забредшим во дворец. И хотя Трандуил и дал ей полчаса на то, чтобы привести себя в порядок по возвращению из леса, этого оказалось недостаточно.

Настолько, что секретарь то и дело ловила на себе злорадные взгляды, ибо при всех прочих условиях, её «фавору» при дворе завидовали многие. Тауриэль же такого расположения бы и злейшему врагу не пожелала, а потому успокаивала себя мантрой: «На дур не обижаются!» Помогало слабо, а потому желание забиться в любимый темный уголок Галиона, оснащенный ко всему прочему хорошим вином, становилось всё непреодолимее.

Впрочем, даже это желание разбивалось о каменное лицо Владыки, который вновь и вновь отправлял её по новому поручению. Трандуил был одновременно взбешен, задерган и зол, и это было страшно… При всем при том король испытывал мрачное удовлетворение от того, что, в целом, его подданные сработали хорошо, возможно, даже слишком… Худо пришлось тем, кто караулил Леголаса: бедолагам в ближайшее время и охрану общественной уборной в одиночку не доверят.

В остальном, Владыка затребовал рапорты о произошедшем со всех маломальски значимых фигур, также им была организованна перекрестная оценка действий различных подразделений — с данного опыта чрезвычайной ситуации было решено выжать всё. Как, впрочем, и из Тауриэль, которая металась между королем, Советом, главой личной охраны и дворцовой стражи.

Впрочем, глядя на дергающийся глаз заведующего злополучной лабораторией, Рыжая уже не чувствовала себя самым несчастным эльфом Лихолесья. Она могла лишь догадываться, но очевидно, собственноручное тягание Леголаса на себе, убедило короля провести более тщательную проверку по данному эпизоду.

Судя по подслушанным ею отрывкам гневной речи, не всё так гладко было в подземном логове ученых, как было отражено в официальных отчетах. К примеру, от короля было сокрыто шесть случаев производственного травматизма, когда испытателями были получены ожоги второй и третьей степени. Очевидно было, что техника безопасности требовала существенных доработок, как и средства защиты. Так, была дана отмашка на создание службы охраны труда, а также отдела по разработке средств индивидуальной защиты.

На счастье заведующего лабораторией дикого огня, помимо негативных моментов, в ходе проверки вскрылись также потенциально опасные, но приведшие короля в восторг наработки. Каменные ядра с зажигательной начинкой, по мнению Тауриэль, были штукой опасной, однако, видя настрой короля идти на Мордор, она не удивлялась.

Лишь только надеялась, что Радагаст ошибся и что проклятое кольцо никогда не всплывёт.

— Тауриэль, подойди! — задумавшись, она не сразу услышала раздраженный окрик короля. Тот сидел за столом, не отрывая лица от бумаг, притом его длинные пальцы левой руки раздраженно барабанили по столу, правая же подпирала выдающийся подбородок.

Оба этих несвойственных Трандуилу жеста живо напомнили Рыжей, что в лесу та была не одна и что из них троих только Леголас сейчас загнан в постель.

Загнав подальше свой эгоизм, Тауриэль подчинилась. И всё-таки взгляд её против воли остановился именно на руках, и навязчивой мысли: "А что, если в самом деле там, среди множества невинных безделушек, притаилось оно… Кольцо Всевластья?!"

Для неё эти пара слов значали обрывок древних легенд, лишенный визуализации и подернутый пылью веков. Таковым между прочим был сам Трандуил, и когда Рыжая об этом думала… Холодок пробегал по её спине, а ещё хотелось смеяться, ведь узнай сам Владыка о подобном сравнении… И о том, что, о, Эру, притом крутилось в её дурной голове: «Весь покрытый пылью, абсолютно весь, замшелый старикашка — таков он и есть!»

— Не вижу поводов для веселья, Тауриэль, — серьезно заметил Владыка, прекращая отбивать пальцами свой незатейливый ритм. — Мой сын — дремучий идиот, а ты ему в этом потакаешь. Поверив в россказни полоумного старика, вы подвергли опасности себя и корону. В результате чуть ли не каждый в этом дворце так и норовит лично убедиться, что я жив, здоров и всё ещё сижу на этом проклятом месте. Надеюсь, ты понимаешь, что поход в лес — ваша бредовая идея, в которую оказался втянут и я, так как не желал ( и не зря!) делать данную глупость наследника достоянием общественности!

— Конечно, Владыка, — кивнула Тауриэль, эту официальную версию она уже слышала и поддакивала не раз, непонятно было, что ещё король от неё хочет… Поклясться теперь ему что ли? А ведь как смотрит на неё… Будто съесть хочет!

— Народ испугался, и это понятно. Более того, нормального объяснения случившемуся нет. Слухи ходят самые разные. И то, что Леголас совсем контужен и что в лесу творятся под моим попустительством темные дела, которые вернувшийся принц и открыл. Последнее, как сама понимаешь, наиболее опасно, а первое вредно просто для имиджа... Однако! — Трандуил остановился, усмехнувшись. — В этом спятившем мире существует только одна причина, на которую можно списать, что угодно. Догадываешься что это? — хмуро спросил Владыка.

— Любовь? — осторожно спросила Тауриэль, чувствуя, как уходит куда-то в пятки сердце.

— Да, а потому будь готова к новому витку слухов о вас с Леголасом. Мне самому это не нравится, но именно эту волну шепотков я посчитал самой безопасной. И её нужно будет поддержать. Сейчас ты пойдешь к нему, пробудешь ровно три минуты, а затем вылетишь с оскорбленным видом. После можешь забиться хоть в уголок Галиона, если, конечно, выживешь старого бездельника с насиженного места. Кивни, если поняла, — потребовал король.

Подобного Рыжая не ожидала, однако кивок отвесила. Они с принцем и правда были виноваты, а её репутацию и так-то было не спасти. В любом случае, манящая перспектива отдыха перекрыла все «но».

— Ладно, иди, — милостиво махнул рукой Владыка, и Тауриэль, окрыленная мечтой о темном, тихом уголке, уж было рванула к выходу, но зачем-то обернулась у самой двери, словно какое-то неведомое чувство приказало ей это сделать.

Уверенный, что его не видят, Трандуил обхватил кончиками пальцев виски, приподняв тонкий венец… Оставить это без внимания Рыжая не смогла. Неслышно ступая, она вернулась к столу.

— Я неясно выразился? — холодно осведомился король, поднимая на неё колющий взгляд, однако Тауриэль к такому положению дел была уже привычна, а потому легко выдержала его.

— Ясно, — кивнула она и сбивчиво продолжила: — Вот только я не могу вас так оставить, у вас слишком много важных дел, а вы не в состоянии... Да не в состоянии! И вы сами хотели, чтобы я училась у целителей — и потому унять мигрень я могу. Не хотите, чтобы о вашей слабости знали посторонние — они не узнают, но позвольте мне помочь. Вспомните, что упрямство Леголасу не на пустом месте досталось, — выпалив это, Тауриэль сама изумилась своей смелости. Ещё пару дней назад она и помыслить бы о таком побоялась, но возвращение Леголаса и последовавшие за тем события, обнажившие другую сторону личности короля, сделали своё дело.

— Пробуй, — обреченно закатил глаза Трандуил, с некоторой долей облегчения стягивая с себя венец.

Немного робея, Тауриэль зашла ему за спину, отмечая и напряженные плечи и то, что даже в таком положении он высок настолько, что её шея оказалась почти на одном уровне с его макушкой… и что от его волос пахнет лесом и вином, а ещё немного потом. Последнее заставило её ухмыльнуться и, значительно осмелев, запустить руки в его роскошные волосы.

От подобных манипуляций король ощутимо вздрогнул, но никак это не прокомментировал. Тауриэль же тихо порадовалась, что не видит его лица. Продолжая осторожно массировать виски, она чувствовала, как от подобной близости начинает кружиться её собственная голова. Ещё бы! Его волосы были такие мягкие, шелковистые, а запах пьянящий… Усилием воли Рыжая заставила себя сосредоточится на исцелении, направляя своё сострадание и желание помочь в нужное русло.

В целительстве она умела всего ничего, и он этого не знал, иначе бы точно к себе не подпустил… Надо сказать, Тауриэль была изумлена, что король дозволил и не прогнал её в первые же секунды контакта её «неуклюжих орочих лап» с его драгоценной головой… Эру знает, когда Владыку в последний раз так касались, но... это сработало.

Гордые плечи постепенно расслаблялись, учащенное дыхание приходило в норму… Тауриэль знала, что уже сняла основной болевой синдром, но что-то внутри неё не желало останавливаться. Этому чему-то нравилось так касаться его, это что-то шептало ей, что сейчас этот гордый, могучий и порой невыносимый король в её власти. Она откуда-то знала, что может сделать ему ещё приятнее, заставить его едва ли не растечься лужицей по этому резному креслу, напоминающему трон… Нужно было лишь ещё немного осмелеть.

И рыжая осмелела настолько, что «чисто случайно» массирующим движением задела сначала левое ухо, а затем правое. Из уст короля вырвался приглушенный не то стон, не то вскрик. Тауриэль сама себя ненавидела и была готова провалиться на месте со стыда, но остановиться не могла…

Именно этот самый момент выбрал дворецкий, чтобы, для проформы стукнув один раз в дверь, стать свидетелем сцены столь фантастической, что Галион тут же предпочел исчезнуть. О том, какие теперь слухи будут ходить, Тауриэль догадалась и сама… Без скрипнувших с досады зубов Владыки и гневного:

— Пшла прочь!

— Что ты натворило? — севшим голосом поинтересовался Трандуил. Дверь за Тауриэль захлопнулась минуту назад, но его всё ещё колотило, а уши предательски горели.

— Ничего такого, чего бы вы сами не хотели, — весело отозвалось кольцо. — Я лишь слегка подтолкнуло… И не говори, что тебе не понравилось! Ты напоминал мне Пирожка, ещё немного и также утробно бы заурчал! А Рыжая-то так разошлась, что я думал ещё немного и она тебя прямо на этот стол и завалит! Девка не промах, но даже я такого напора, право, не ожидало…

— Ты хоть понимаешь, что Леголас теперь меня возненавидит? — прорычал король, стискивая кольцо так, словно желал его расплющить.

— Зато ни у него, ни у его очаровательной подруги не возникнет больше и тени той дурной мысли, что ты возомнил себя новым Тёмным властелином. По их наивному мнению, темные — этакие кровожадные нелюди, в принципе не способные на что-то напоминающее то возвышенное чувство, что они именуют любовью. Более того, теперь у них прибавится столько новых проблем, что и копать под нас — станет не возможным.

— О чём ты? — признавать правоту Единого не хотелось, но где-то в глубине своего разума, Трандуил это видел.

— Положим, старый пропойца, которого ты по недоразумению держишь дворецким, никому не скажет, ибо есть у него одно достоинство и это верность тебе, но ты сам дал пищу для слухов, выгнав Тауриэль… Представляешь, о чем сейчас судачит стража, видевшая, как, пронесся мимо едва показавший нос, осоловевший Галион, который чего только у тебя на службе не повидал, и как сразу после от тебя вылетела красная и взмыленная секретарша. О чувствах Леголаса к ней, хорошо, если в Одинокой горе ещё не знают, здесь же картина и вовсе вырисовывается интересная.

— Что я старый совратитель, так мерзок, что увёл у сына любимую? — дрожащей рукой Трандуил щедро плеснул себе вина.

— Какая-то часть так и подумает, но несомненно меньшая, ибо почти всё в этом дворце либо ненавидят Тауриэль, либо завидуют, либо и то и другое вместе. Что эльфы, что люди — никто не любит выскочек… твоя рыжая воспитанница таковой и видится. Ни роду, ни племени, а благодаря дружбе с твоим сыном, стала капитаном стражи в столь юном возрасте, в обход более родовитых и пожилых. Я уж и не говорю о том, что она дева… Потом её финт с гномом и предательство короны, после которого ты её не только не наказал, но и в сущности только больше возвысил. Итог — мужчины хотели бы занять её место в плане карьеры, женщины всё бы отдали, чтобы вместо неё стать любовным интересом принца, а тут эта вертихвостка ещё и на святое покусилась! На самого короля глаз положила — не порядок!

— Выходит, все шишки Тауриэль, — задумчиво пробормотал Трандуил.

— Не все, Леголасу тоже достанется. От недовольных тем, что тот сбежал и бросил королевство. Скажут, что принц только затем и вернулся, дабы захватить власть и возлюбленную, но в последний момент одумался или испугался, а потому от взрыва тебя и закрыл.

— Иди ты в пекло с такими предположениями! — взбесившись, Владыка швырнул кубок, отчего тот, отскочив от двери, жалобно звякнул покатившись по полу…

— Ты сам знаешь, что я прав, — спокойно возразило Единое. — Однако теперь никто и не подумает, что в лесу ты скрываешь нечто темное и недостойное светлого эльфийского владыки. Мы ведь обсуждали тот вариант, где доблестный принц вернулся и тут же отрыл нечто неприглядное? Теперь эта опасность устранена.

— Какой ценой… Ты подставило моего сына и… — Трандуил замолчал, понимая, что и на отношение публики к Тауриэль ему далеко не всё равно.

— Договаривай, — усмехнулось кольцо. — Брось, Рыжая сильная. И вообще-то ты можешь им помочь хоть что-то исправить и обезвредить часть слухов.

— Как? — уже, впрочем, зная ответ, зачем-то спросил Трандуил.

— Помолвка. Народной любви Тауриэли не прибавит, но Леголаса спасёт. Тогда стремительный вылет Рыжей из твоих покоев можно списать на шок от сей замечательной новости. Ну и обозначить срок в год. Как раз хватит, чтобы передумать и, рискнув отношениями с сыном, забрать девушку себе… Ох, молчу, дело хозяйское, конечно!

— Думаешь, они согласятся?

— Куда ж они денутся? Как наслушаются голубчики о себе новостей, так сразу… И пары часов хватит, чтобы они на всё согласились. Засекай.

— Я прав, и это доставляет тебе удовольствие? — закатил глаза Трандуил, вновь прикладываясь к кувшину с вином. — Скорее бы в Мордор уже…

— Потерпи немного, эльф. Сейчас тут немного волна уляжется да Лориэн зашевелится, и всё — ноги в горсти и вперёд. Свадьбе точно не бывать…

— Так им и скажешь.

* * *

«Что. Это. Было???» — набатом звучало в голове у Тауриэль, пока она, не разбирая дороги, не видя и не слыша ничего, следовала ей самой неведомому пути.

Усталость и другие, казавшиеся ей теперь смехотворными проблемы остались где-то там за порогом королевских покоев. Потому что вспыхнувшее так внезапно наваждение никуда не исчезло, словно всегда было с ней, игнорируемое, обсмеянное, но пустившее корни в её искалеченную душу.

Он был всюду — в мыслях, поступках и разлитом воздухе. Горькое вино и аромат пряных лесных трав давно впитались в её существо, сделав её зависимой. Только сейчас вкусив этого больше обычного, Тауриэль осознала всю глубину пропасти, в которую сама себя загнала.

Как же жестоко она ошиблась, думая, что жизнь её кончена в столь юном возрасте и что хуже быть уже не может. Её чувства к Кили были подобны яркой вспышке, опалившей душу и заставившей искать исцеления в холодном равнодушии короля. В результате жизнь дала новый виток, показав, что всё не то чем кажется.

Огонь былой любви прогорел, но на его месте тлело что-то новое. То, что она глупая совершенно упустила из вида, не веря в саму такую возможность. Теперь же эта возможность сама вышибла из неё воздух, заставляя тщетно хватать его губами. И то, что должно было стать лекарством, обернулось ядом, распространившемся по венам и ударившим в её дурную голову.

Потому что она полюбить посмела короля. Насколько было бы проще, случись это с Леголасом, но нет. Тауриэль влекло именно к этому, бывшему её старше на тысячи лет ископаемому… к прожженному цинику, без раздумий скормившему бы её волколакам, завись от этого его репутация… к этому самовлюбленному, сочащемуся ядом позёру, к этому патологическому любителю различных цацок с убитой напрочь бурными возлияниями печенью… к этому жадному до власти и денег глубоко несчастному эльфу!

Закончив последнюю мысль, Тауриэль едва не налетела невидимую стену. Да, всё перечисленное было правдой, но то лежало на поверхности. Её же приворожило другое, нечто скрытое вглуби, то, что и Леголасу оказалось рассмотреть не под силу.

Жертвенность, готовность идти до конца ради того, что действительно важно; любовь к лесу, ко всем его травинкам и живым существам, будь то даже страшный волколак… чувство глубокой ответственности за вверенное ему государство и то решительное бесстрашие, так несвойственное ему, с которым тот ухнул в мордорскую авантюру… и наконец начавшая проступать сквозь боль пережитой потери любовь к сыну.

Король — не идеал, далеко нет, но он и не досягаемая статуя изо льда, а значит его можно было любить. Пусть даже она для него глупая девчонка, в которую по недоразумению влюблен принц. Только надо было быть не только бесконечно глупой, но и слепой и глухой неразумной девчонкой, чтобы не заметить то, что все эти годы о ней заботились. По-своему, конечно, но без издевок Владыки Тауриэль бы из своей депрессии не выбралась бы. Он держал её в тонусе, учил выживать в мире рухнувших надежд. В результате Трандуил подпустил её слишком близко, настолько, что ей захотелось большего.

Сегодня он почти принадлежал ей, ещё немного, и даже король при всех его талантах не смог бы сделать вид, будто между ними ничего не было и нет. Он слишком долго измывался над нею, чтобы Тауриэль могла вот так просто выкинуть то восхитительное пьянящее чувство власти над ним. Если бы не Галион…

Мысли Рыжей вновь потонули в бесконечной дали от мыслей приличной девы. Сама не заметив, она пришла в темницы. Те с момента гномьего побега, как и долгие сотни лет до этого, стояли пустые. Идеальный темный угол — то, что нужно.

* * *

К четырем часам после полудня Леголас стараниями целителей чувствовал себя практически хорошо. Обработанная различными мазями спина почти не ныла, а голову ему неплохо вправил отец, так что после двухчасового сна прошёл и остаток дискомфорта связанного с нею.

О глубоком шраме на шее, напоминало лишь само его наличие, сокрытое, впрочем от посторонних глаз. Леголас периодически ощупывал его, силясь понять, а верит ли он словам короля. По всему выходило, что он очень хотел верить, но что-то внутри упрямо сопротивлялось.

Принц горестно вздохнул, время, когда можно было спокойно обо всем поразмыслить проходило. Следы лихорадки почти исчезли и его готовились отпустить к себе. По возвращению следовало засесть за объяснительную для отца и отчет для Совета.

Учитывая же, что событий в его странствиях произошло больше, чем обычно помешается в ежестолетний отчет Лихолесья, то потратить бумаги Леголасу предстояло немало. И ладно бы дело ограничилось одним экземпляром… Королю придется изложить наиболее полную и правдивую версию, которую затем придется бесконечно долго приводить к такому виду, в котором та удовлетворит непраздное любопытство Совета. Первая и последняя редакция, скорее будут отличаться, друг от друга, как отличается орк и эльф.

Но не это волновало его больше всего. После произошедшего Владыка имел все основания злиться, а потому стоило ожидать от него какой-то каверзы. Будь то, к примеру, растаптывание их хрупкого договора и, соответственно, ссылка «куда подальше» на «куда подольше» или даже домашний арест. Что из этого хуже принц не знал. Очевидно было, что в обоих случаях отец постарается свести с ним контакты к минимуму, а значит, уличить его хоть в чем-то станет невозможно. Последнему стоило бы радоваться, не чувствуй его сердце тревогу.

Если Радагаст прав насчет Единого, то опасность нависла не только над их королевством. И его долг остановить отца пока не стало слишком поздно. Нужно было взять себе в руки, успокоиться и не думать о том, что, возможно, уже стало.

Стоило Леголасу выйти из медицинских палат, как на него обрушился целый шквал слухов, один другого ядренее. Самый безобидный из которых затрагивал лишь честь Тауриэль, остальные же примешивали туда и его с королем.

Не сложно догадаться, что до своих покоев принц добрался, словно весь грязью облитый. Он догадывался, что поклонников у его подруги после Битвы Пяти воинств немного, но что всё настолько плохо… Леголас полагал, что найдутся недовольные его отлучкой, но что эльфы способны помыслить о нём такое… Нет! Отцеубийство ради власти и сердца Тауриэль — да они всё травы Радагаста обкурились, не иначе!

И всё-таки было в этом зерно истины. И плавало оно на самой поверхности. Тауриэль была неравнодушна к его отцу да и совсем уж на пустом месте слухи бы не возникли, значит, кто-то что-то видел. Последнее сводило Леголаса с ума.

И все-таки идти прямо к королю, и требовать объяснений он не решился. И правильно, потому что вскоре тот сам пришёл к нему.

Вид у Владыки был какой-то не такой, словно он впервые в чем-то всерьез сомневался. И правда, судя потому, как Трандуил начал, тщательно подбирая слова, дело было дрянь.

— Леголас… Ты, наверное, уже слышал, чем обернулся твой полночный пассаж. Пострадала не только честь Тауриэль, но и репутация короны. Я с этим мириться не намерен, потому… — король набрал в грудь побольше воздуха, но Леголас не дал ему закончить.

— В том, что говорят о тебе и Тауриэль есть хоть капля правды?

— Леголас…

— Отвечай! — требование вырвалось прежде, чем принц успел себя одернуть. Потому ему больше ничего не оставалось, кроме как мучительно закусив губу, наблюдать, как постепенно вытягивается побледневшее лицо короля.

— Хорошо! — гневно зашипел отец. — Хочешь правды? Твоя подружка сегодня распустила свои орочьи лапы, это и увидел случайно бездельник Галион. Ты доволен?

— В каком смысле распустила руки? — тихо ужаснулся Леголас. Такого он не ожидал, скорее, он рассчитывал услышать, что это Владыка под дурным влиянием кольца совратил его Тауриэль, но… Сейчас отец ему не врал. Просто не договаривал.

— Отчасти я сам виноват, — хмуро признал Трандуил. — Позволил ей… попробовать исцелить мою мигрень.

— Помогло? — не удержавшись, съёрничал Леголас.

— Да, — пришибил его отец предельно честным ответом, после которого в комнате повисло неуютное молчание.

— И что теперь делать? Ты ведь не думаешь в самом деле, что тот взрыв устроил я? Я, конечно, не одобряю того, что между вами происходит, но я бы никогда… — Леголас сконфуженно замолчал, поймав полный разочарования в его умственных способностях взгляд.

— Слухи эти можно пресечь только одним способом. Взорвать снаряд покрупнее. Взорвать в фигуральном смысле, — прибавил король, заметив, как дернулся принц. — Я объявлю о вашей помолвке. Не перебивай! Жениться не обязательно, скоро всем будет не до вашей разнесчастной свадьбы. Близится поход на Мордор, но до тех пор необходимо подчистить твою репутацию и повернуть общественное мнение в нужную нам сторону.

— И как скоро? — новость о «мнимой» помолвке быстро улеглась под эффектом разорвавшейся бомбы от упоминания Мордора.

— Пока точно не знаю, но меньше года. Ты должен найти Тауриэль, сын. Убеди её в необходимости данной меры… Меня она, боюсь, ещё долго видеть не захочет. Хотя кто её спрашивал, — напоследок совсем не весело усмехнулся король и скрылся за дверью, оставив вопросов куда больше, чем до своего появления.

На границе Лориэна и Лихолесья

— Не нравится мне эта затея, — пробормотал Радагаст, затягиваясь так, что из ушей у него вскоре повалил сизый дым. Сделав это, Птичий друг невольно покосился на своего друга Олорина. Вот уж учудил серый маг, так учудил… Неужели совсем из ума выжил? Не околдовали ль его эта нолдарская ведьма? И что, что Олорин — майа, волшебник из него довольно бестолковый, получше, правда, чем из самого Айвендила, но всё же… У женщин, у них своя магия и чары, которые помощнее любых посохов и кристаллов порой будут. Даже Моргот, будь он не к ночи помянут, и то на их чары попался и сильмарилл упустил.

Верно говорят то, о чем пока знают только двое, завтра будет знать весь лес. Или вся Арда. Радагаст хихикнул. Расслабляющий сбор начинал действовать. Его всё равно никто не станет слушать. Галадриэль и Курумо уже сейчас готовы Трандуилу в глотку вцепиться, а кольцо присвоить. Ничем хорошим это не кончится. Ох, не стоило ему в это болото лезть, не стоило…

— Этот подлый… — Галадриэль замолчала, сглатывая готовое сорваться оскорбление, чтобы затем, собравшись продолжить. — Трандуил совершенно вышёл из-под контроля! Мало того, что милитаризировал собственное государство, так будто он и не эльфами правит вовсе, и начал опасные эксперименты, которые чуть не убили его собственного сына, так ещё и мужу моему забил мозги своей чушью! Подумать только, Келеборн пытался ввергнуть меня в заблуждение. Мой Келеборн! Да если бы я не имела пташки во дворце у своего поехавшего соседа, то я бы могла даже ему поверить… И дальше что? Война? Причем пришла бы она не к этому безумцу, а ко мне, тут он верно рассчитал. А может он вообще с Сауроном давно сговорился? И не планировался никакой поход на Мордор, а эти двое просто бы зажали Лориэн с двух сторон. Кто знает, может Темный Властелин пообещал ему мои земли и Нэнью? Трандуил всегда был падок до власти. Однако после того, что сказал Митрандир, я думаю все прощё — кольцо Врага давно проглотило остатки его разума. Мой информатор сообщил, что мерзавец совратил ту несчастную девочку… Тауриэль, кажется. Мы должны его остановить!

— А разве та девчонка не путалась с гномом? — поморщился Саруман. — Впрочем, неважно. Думаю, и без этого ясно, что положение серьезное и нам нужно действовать.

— Да только вот незадача, Курумо, мне тут тоже птички напели, что среди нас вполне вероятно завелся предатель, а потому должен предупредить, что если мы хотим опередить Саурона, то действовать нужно прямо сейчас, — непривычно холодно и серьезно закончил Айвендил, выдувая дым едва ли не в лицо позеленевшему Белому магу. Действовать ему совершенно не хотелось, но раз уж необычно долго хранящий молчание Олорин заварил похлебку, то кто-то должен её расхлебывать.

— Странно, а птички тебе это нашептали до затяжки или после? Если подозреваешь кого-то конкретно, то говори, — Саруман зло прищурил глаза — этот обляпанный птичьим пометом и позорящий имя майа чудик его раздражал. И больше всего именно своей манерой зрить в корень. Саруман давно выбрал сторону и сейчас ему не нравилось, что вокруг затевается то, что он был не в состоянии полностью контролировать. Все они в этом Мирквудском лесу тронутые — воздух что ли такой…

— Я согласен с Айвендилом, — наконец перестал жевать трубку виновник собрания. — Надо действовать сейчас, враг действительно может быть среди нас. Или рядом с нами. Эта тайна уже перестала быть тайной. Мы должны все проверить.

— Верно нельзя сидеть сложа руки, пока Трандуил набирает мощь. Остановим его пока не стало слишком поздно, — глаза Галадриэль лихорадочно блестели, глядя на них Радагаст нервно сглотнул. не хотел бы он оказаться на месте владыки Темнолесья.

— Вы предлагаете начать войну? Эльфов против эльфов? Лавры вашего неукротимого родственника не дают покоя, жгут ваши прелестные пятки?

— Не смей меня сравнивать с Феанором, Курунир! — теперь волна гнева обманутой женщины оказалась направлена на Сарумана.

— Не будет никакой войны, — выплюнул трубку Гэндальф. — Трандуил ещё не так низко пал, верно, Айвендил?

— Да, он, определенно, не станет зря лить кровь своих поданных.

— Ты не сказал собратьев, — усмехнулся Саруман. — Как насчет крови эльфов Лориэна?

— Чего не ведаю о том не говорю, — Радагаст пожал плечами. — Лесной владыка не станет убивать о нас четверых своих поданных, а сам он с нами не справится, будь у него хоть несколько колец. Мы спокойно всё обсудим, Трандуил разумный эльф.

— Будем на это надеяться, — кивнул Гэндальф. — Я согласен с этой мыслью.

— Мне тоже не хочется марать о него руки, но это лучше, чем развязывать войну между нашими народами. Может удастся решить всё мирно, отправив его в добровольное изгнание, — Галадриэль поджала губы, стараясь скрыть свою жажду крови. — Леголас станет куда лучшим правителем для Мирквуда.

— Откуда тебе знать, что лучше для эльфов Темнолесья? — холодно спросил Радагаст. — И, владычица. вам не кажется, что вы сами слишком далеко зашли со своими шпионами? Это не похоже на добрососедские отношения.

— Трандуил — высокомерный идиот, который гордыни ради отказался от моей помощи и покровительства, впустив темных тварей в своей лес. Такого правителя не заслуживает никто, — уже просто шипела Галадриэль.

— Вы всё это сможете высказать ему лично, моя дорогая, — процедил Саруман, не хотя оттаскивая нолдор от Бурого мага. — Мы отправляемся сейчас, раз уж вы все это так хотите.

* * *

Несколькими днями позднее, Темнолесье

— Они уже близко. Ты уверен, что не хочешь. .?

— Нет, — Трандуил решительно оборвал кольцо. — Не хочу, — он с силой сжал свои виски. — Где мы ошиблись?

— Хочешь, чтобы я ответило или то был риторический вопрос? — пусть Единое и пыталось шутить, но и оно нервничало. Ещё бы! Ведь пару минут назад оно засекло трёх майа и ведьму, прибывших по их души. Поверить в то, что то был простой дружеский визит было невозможно. Они где-то прокололись.

— Может, всё же..? — кольцо вновь попыталось достучаться до разума своего носителя, но похоже контакт был потерян.

— Нет! — вновь ощетинился владыка эльфов. — Сегодня никто не умрёт!

— Не думаю, что твои «друзья» столь же оптимистичны. Ведьма источает прямо-таки ненасытное желание хлебнуть твоей кровушки. Уж не знаю какой бес в неё вселился… Все-таки надо было нам твоего дружка Келеборна прикопать, надо было!

— Ты можешь ненадолго заткнуться? — Трандуил раненным зверем метался по кабинету. — Я думаю.

— Неужели? Мне показалось, что ты утратил эту способность, как только отказался от идеи встретить эту кучку магов, вторгшуюся без приглашения на твои земли, вооруженными до зубов войсками из передовых разработок!

— Не надо недооценивать их! Я не собираюсь посылать своих эльфов на верную смерть, — Трандуил остановился и тяжело дыша прибавил: — И я не хочу прослыть убийцей проклятых истари и владычицы Лориэна. Думаешь, после этого не начнется война? Я не стану воевать против эльфов. Я не буду опускаться на уровень этой проклятой нолдор!

— Как же ты тогда собрался побеждать Саурона, если не веришь в своих эльфов?! — пропустило всю вторую часть высказывания кольцо. — Признаться, я и не думал, что ты такой трус и идиот.

— Думай что хочешь, — Трандуил плеснул себе вина. — Я уже все решил.

— Ты безумец, подумай о своем королевстве. Разве твой щёнок справится? — предприняло Единое последнюю попытку вразумить спятившего эльфа.

— Я верю в Леголаса, — глухо ответил лесной король и, одним глотком осушив кубок, направился к открытому окну.

— Обещай мне, что не отдашь меня в лапы никому из них, — вдруг странно тихим голосом потребовало кольцо. Трандуил замер на парапете.

— Ты помнится угрожал, что укатишься к Галадриэль под юбку, — владыка слабо улыбнулся. — Ты говорил, что прочитал сердце Курумо и что он предатель. Не бойся, я позабочусь о тебе. Ты не попадешь к своему господину. Не сегодня.

— Каким же это интересно образом? — тихо проворчало Единое, проигнорировав выпад о Галадриэль.

— Мне понадобится совсем немного твоей силы, — Трандуил изящно спрыгнул и, стараясь не оглядываться на спящий дворец, уверенно направился в сторону леса на встречу к судьбе.

— Мы ещё можем сбежать, — вдруг заявило кольцо, владыка от такого предложения даже остановился как вкопанный.

— Ты точно сегодня никуда не падало? А то смотрю, ведешь себя, как на всю голову отбитый, пусть у тебя её и нет. Не знал бы тебя, наверное, решил бы, что ты не хочешь со мной расставаться, — Трандуил нервно рассмеялся. — Ты верно сказал — этой мой лес, мой дом. Мне некуда бежать.

— Дом — это место, где тебя ждут и ты, правда, думаешь, что они хоть кто-то поймут и оценят, то что ты сделал? Трандуил да они слепо смотрят в рот этим дранным истари, неужели ты просто пойдешь и сдашься им? После того, что мы сделали и достигли?

— Не просто, — владыка ускорил шаг. — Я не стал бы просить твоей силы, не будь она мне столь нужна.

— Ты не справишься с ними один.

— Со всеми — нет. Но со всеми и не нужно, достаточно избавиться от одного волчары в белой шкуре. Ты ведь поможешь?

— Куда я денусь, идиот несчастный… Ты ведь понимаешь, что они промоют твоему сыну мозги? — не унималось кольцо.

— Твоя задача сделать так, чтобы этого не случилось, — твердо ответил Трандуил, подзывая вышедшего из темноты Пирожка. Огромная белая морда привычно ластилась к королю, выпрашивая лакомство, которое тут же получила.

— Думаешь, он станет меня слушать? Такой правильный мальчик.

— Ему и не надо. Твоя задача втолковать всё Тауриэль, а уж мозги Леголаса — теперь её забота, — Трандуил медленно снял кольцо с цепочки.

— Хочешь передать меня девчонке? Интересный вариант, её заподозрят в последнюю очередь. Она ведь и так странная, испорченная. Но всё равно как я к ней попаду? Они ведь перероют здесь каждый дюйм, — очевидно примирилось со своей участью Единое.

— До Пирожка не доберутся, — вновь печально улыбнулся Трандуил. — Понял, блохастый, твоя задача переждать, когда те четверо уйдут и найти Тауриэль. И не забудь передать это письмо, — владыка аккуратно обвязал вокруг шеи замершего волколака веревочку с кольцом, прикрепив к ним аккуратно сложенный в четыре ряда листок бумаги.

— Что ж, стоит это признать… с тобой было не скучно, Трандуил, — тихо сказало Единое, на прощание одаривая его зарядом энергии.

— Как и с тобой, металлический ты засранец! — старательно отводя взгляд, пробормотал лесной король, чтобы затем снова собраться и отпустить пушистую холку волколака. — Беги, Пирожок.

Провожая удаляющуюся белую фигуру долгим взглядом, Трандуил наконец сморгнул. Вопреки всему он не жалел, что подобрал тогда кольцо, унеся за собой проклятие. Скоро всё это кончится. В жизни он наделал немало ошибок, но именно клятое кольцо помогло ему осознать одну из самых важных из них.

Трандуил прерывисто вздохнул, сжимая кулаки. Он должен был быть уверен, что Леголас справится с этим. Хорошее же он наследство оставляет сыну…

В ту ясную летнюю ночь лес был потрясающее тих так, что казалось ещё немного и можно было услышать дыхание старых дубов. Впрочем, лесной король их и слышал. Так тихо, так умиротворенно было вокруг, и он чувствовал каждой клеточкой своего тела, как вокруг него билась жизнь. Даже там, в изъеденной тьмой части леса — жизнь и та боролось, дышала и не собиралась сдаваться. Хотел бы и он не сдаваться. Ах, если бы можно было просто слиться с окружающей его природой, остаться в родном лесу навсегда, чтобы в шепоте ветра и листвы нашептывать нужные советы своим непокорным детям. Трандуил улыбнулся. Сегодня он делал это подозрительно много, так что даже губы слегка сводило с непривычки. А ведь казалось бы, какое простое движение… и какое приятное, когда оно искренно. Почему же раньше он намеренно загонял себя в лёд, не давая жить и дышать полной грудью? Почему только взвалив на себя бремя кольца, он это понял?

Он был высокомерен, возможно, глуп, а где-то и просто смешон. Не стоило всё взваливать на себя. Стоило рассказать им правду. Теперь за него это сделают другие, извратив всё так, что Трандуилу самому от себя удавится захочется. Нет, он во дворец не вернётся. Он либо король, либо он мёртв. Только так и никак иначе.

Тишину нарушил шорох осторожных шагов. Лицо владыки против воли озарил яростный оскал. Явились, не запылились, сволочи. Особенно, Айвендил — предатель морготов. Трандуил прикрыл глаза, радуясь, что он стоит к ним спиной. Нет, он не покажет им слабости.

Усилием воли он натянул свою привычную высокомерную маску.

— Неужели весь светоч Белого совета пожаловал к жалкому лесному князьку? — Трандуил ехидно приподнял свою бровь. — Польщен, господа, владычица, — отвесил он издевательский поклон. — Но право не стоило. Могли бы и ворона прислать. Не буду притворяться, я бы предпочел, чтобы вас всех по пути пожрал барлог или паук, кому какая смерть больше нравится, но коли так, то добро пожаловать, гости не званные.

— Прекрати паясничать, Трандуил! Мы пришли серьезно поговорить, — грозно стукнул своим посохом Митрандир.

— Не сомневаюсь, — без тени улыбки ответил владыка эльфов. — Однако разговор ничего не решит, когда вы проморгали предателя прямо за своей спиной, — он сложил руки в печати. — Я намерен избавить этот мир от одного навязчивого белого пятна.

При этих словах вокруг стоявшего позади от остальной группы Сарумана начали с огромной скоростью расти гибкие ростки, волшебник пытался взмахнуть посохом, однако один из стеблей вырвал оружие у него из рук и переломил пополам. Оставшиеся росты продолжили обвивать тело Курумо, другие же мешали остальным помочь ему.

С боевым кличем Галадриэль бросилась на Трандуила, отчего того неистовой волной белой магии отшвырнуло к многовековому дубу, хорошенько впечатав так, что зашаталась крона и вокруг закружились зелёные листья.

Но было поздно. Вскоре нечеловеческий крик сотряс темнолесье, так что даже пауки попрятались в свои убежища, а белый волколак ускорил свой бег. На месте, где только что извивался в ростках Саруман, теперь росло уродливое белое дерево с черными листьями.

— Что ты наделал? — проревела владычица, уже намереваясь броситься на лежащего Трандуила в рукопашную, когда её остановил подоспевший Гэндальф, захватив в могучие объятия.

Лесной король между тем улыбался. Голова его была запрокинута к небу. Яркость звёзд и кружащие листья слепили его, а может то была кровь, что сочилась не только из носа, но и из глаз и ушей. Он умирал, но это его не пугало.

Когда знакомая ладонь легла на грудь и в измученное тело хлынула волна исцеления, он с трудом нашёл в себе силы, чтобы сфокусировать взгляд на Радагасте. Трандуил хотел сказать, чтоб тот не тратил зря силы, но, с удивлением прочитав на лице, что над ним склонилось, понимание, отступил. Всё же один друг его не предал. Умирать в окружении одних лишь врагов, что когда-то были соратниками было бы тяжелее. Лесной король прерывисто вздохнул, бурый волшебник забрал у него большую часть боли, потому он почти ничего не чувствовал, кроме шума бешено бьющейся в ушах крови.

— Скажи, оно и, правда… — Радагаст склонился к нему близко-близко, так что даже рвущаяся на свободу невдалеке Галадриэль и Гэндальф бы не услышали. — Кольцо, правда, живое? И совсем не похоже на Саурона.

— Да, — булькнул Трандуил, думая, что всё же это была неприятная смерть. Кровь словно взбесилась, прекратила свертываться и стремилась как можно скорее покинуть его остывающее тело. Но всё же слова Айвендила его обрадовали. Бурый маг любил природу и всё живые существа её населявшие, и если он признает кольцо живым и не абсолютным злом… Это что-то значит.

— Я скажу Леголасу правду, — удивил его Радагаст во второй раз. — Я постараюсь за ним приглядеть и прослежу, чтобы они, — кивок на борющуюся парочку. — Не наделали ещё больших глупостей.

— Это будет нелегко, — Трандуил попытался улыбнуться. Конечно, он не верил. что Радагаст сдержит обещание. И не потому, что считал того бесчестным, вовсе нет… Просто это было нереально. Но всё равно… — Спасибо, — прошептал он и прежде, чем обмякнуть, его стекленеющий взгляд вновь обратился в небо. Странно, но там среди бесконечных созвездий ему почудилось двоё играющих лисят: один белый, вторый рыжий — совсем как его дети.

Примечания:

Предупреждение стояло в шапке с самого начала. Правда, я до последнего не была уверена. И уж, конечно, смерть Трандуила не планировалась так рано, но сюжет вильнул и выпрямляться не пожелал ни в какую. Постепенно будут появляться флэшбэки, которые прольют свет на то, чем занято было Темнолесье между 16 и 17 главой.

Ранее, Лориэн.

Владычица Галадриэль склонилась над спокойной зеркальной гладью. Думы колдуньи Золотого леса были отнюдь не радостны. Вот уже вторую неделю, как нет вестей от её законного супруга.

Брак с Келеборном когда-то помог ей укрепить положение в Дориате, все-таки племянник Элу, и вот уже никто не поглядывал косо на беженку из Валинора. Родословная её супруга, впрочем, не была его единственным достоинством. Келеборн был умен, но глупее, чем она, он был влюблен в неё и готов был носить на руках — Галадриэль использовала это сполна, ведь он был покладист и не мешал ей в осуществлении её заветных целей. Даже когда Дориат ушёл под воду и данное ей супругом имя во всю гремело в Средиземье, Келеборн всё равно был ей удобен — мягкий, спокойный — он был тихой гаванью, в которую всегда можно было вернуться.

Возможно, колдунья никогда его не любила, а в последнее время они ещё сильнее отдалились друг от друга, но он был её, а это многое значило. Никто не смел забирать у хранительницы одного из великих эльфийский колец то, что принадлежало ей по праву.

Кто-то всё же посмел. О, как же она ненавидела этого заносчивого выскочку! Со своего первого дня в Дориате эта нелюбовь была взаимной. С того самого первого взгляда, которым её одарил Трандуил тогда. Все восхищались её красотой, все! Но только не этот пижон, что купался во всеобщей любви и не знал никаких более ярких потрясений, кроме как случайная стычка с орками за пределами купола. Он не знал жизни, но смел смотреть на неё снисходительно и высокомерно. О, как ей нравилось бесить его, постигая те азы природной магии за месяцы в то, время как ему на них же потребовались годы. Мелиан учила его с детства, однако Артанис была сильнее и талантливее и это невероятно бесило его. Вскоре стало очевидно, что колдунья превзойдет его. О, как она упивалась отчаянием в его блестящих глазах, как ей нравилось смотреть за тем, как опускается его гордый подбородок. Это была победа. И всё же для него магия была скорее приятным дополнением, игрой, чем целью в жизни. Он не планировал становиться целителем, хотя был весьма неплох в этом. Трандуил был мужчиной, а потому мог строить военную карьеру, в то время, как она выкладывалась по полной здесь, стремясь стать такой защитницей, чтобы её боялись и уважали все мужчины!

Вообще отношение в этом месте к женщинам, как изнеженным созданиям, созданным лишь для шитья и пения медленно убивало её. Нолдор были не такими. Она была не такой, а потому она завидовала страшной силой всем окружавшим её влиятельным и молодым отпрыскам. Потому как Трандуил снова выкинул финт и обогнал её, выбившись в капитаны разведки, пусть только по делам нуагрим, но она-то знала, что у него в отличие от неё была власть.

Тогда Галадриэль решила выйти замуж. Жертва была подобрана, как исходя из соображений разума, чтобы через мужа её влияние на двор возросло, а с другой, чтобы уязвить ненавистного ей Трандуила. Келеборн был его дальним родичем, но самое главное он был его лучшим другом. Совершенно не схожий характером, но их отношениям можно было только позавидовать. Галадриэль с превеликим удовольствием отняла его у своего заклятого соперника.

И всё же что-то было не так. Келеборн, прислушиваясь к своей мудрой жене, отдалился от своего безрассудного друга. Она получила положение, став практически третьей леди Менегрота, но чего-то не хватало. Всё чаще Галадриэль ловила себя на мысль, что супруг её слишком скучен и что она с большим удовольствием доказала бы свое превосходство в постели кому-то совершенно другому. Эти мысли сводили её с ума, заставляя кусать губы, глядя как знакомая лучащаяся самодовольствием и верой в собственную неотразимостью фигура проплывала мимо неё.

Она ненавидела его. Ненавидела за то, что он стал королем много раньше, чем она получила владения Амрота. Ненавидела потому, что он выбрал себе в жены безродную дикарку, сделав это изящно без всякого расчета и умысла, тогда как ей самой пришлось совершить совершенно иное. Ненавидела она его и за то, что король Трандуил легко отмахнулся от её более, чем щедрого предложения защитить и его земли. Будто бы использовать Нэнью было так просто, будто бы он мог справиться сам… Но больше всего уязвляло в нём её отсутствие к ней всякого уважения. Он не признавал ни её силу, ни талант, называя за глаза спятившей нолдорской ведьмой. Наглец смеялся над её мэлорнами и откровенно презирал за поддержание вечного лета. Колдунья бы всё отдала лишь бы впиться своими когтями в его самодовольную рожу, испортив это прекрасное личико, но порой её посещали странные мысли, что в чем-то мерзавец, возможно, и был прав. Когда трагически умерла его жена, Галадриэль почувствовала такой прилив злорадства, что сама испугалась. Когда же похожая беда постигла её дочь, колдунья впервые пришла в ужас. Она долго ни с кем не разговаривала, даже с пытавшимся её ободрить Келеборном. Тогда она было почти готова унять свою гордость и встретиться с Трандуилом с глазу на глаз. Поговорить обо всем, но она так и не решилась.

Затем мир вокруг всё темнел и темнел, Галадриэль ненавидела собственное бессилие и проклинала Трандуила за его гордость и беспечность. Пока она пряталась, он сражался с тьмой в своем лесе. Возможно, ей тоже хотелось сражаться… Очень хотелось, но колдунья была слишком осторожна. Именно это её качество сподвигло её обзавестись своим шпионом во дворце соседа. Трандуил имел одно безрассудное качество — привечать нандор в собственном дворе. Нандор были и среди её подданных. Никто бы не стал проверять досконально откуда взялась одна из почти не заметных служанок. Многие нандор вообще жили отшельниками.

Так, Галадриэль узнала, что после битвы пяти воинств Трандуила словно кто-то ужалил за причинное место и веками сидевший на своем троне и лениво потягивающий винцо король вдруг развёл бурную деятельность. Более того эта деятельность оказалась тщательно скрыта от чужих глаз. Трандуил вовсю готовился к войне, причем в открытую притворяясь все той же Лесной Феей, что не может даже толком контролировать расплодившихся пауков у себя в лесу. Это пугало её, все же вряд ли он обезумел настолько, что готовился объявить поход во имя освобождения Золотого леса от её владычества. Нет, скорее Трандуил собрался сделать то на что не хватало духу и ресурсов ни ей, ни её бестолковому зятю.

Это злило. Более того её злило то, что её зеркало упорно отказывалось показывать то, что происходит в Лихолесье, которое стремительно превращалось в Темнолесье. Ещё её тревожила та наглая девчонка, которую мерзавец вопреки здравому смыслу не изгнал из своего королевства. Тауриэль находилась непростительно рядом с владыкой и бросала на того голодные взгляды, что были так схожи с её собственными. Пожалуй, больше всего она боялась, что этот подлец наплюет на все приличия и вновь станет счастливым таким, какой ей самой уже давно не светит стать. И не потому что рядом маячит Келеборн, но и… Хотя и от этого тоже.

Потому, когда ей доложили о тех мерзких слухах, Галадриэль не выдержала. Это было слишком. Ещё и муж куда-то запропастился, чего уж никогда с ним не бывала да Курунир, подлец этакий, в рамках очередного обмена информацией ничем особо новым её не порадовал. Только остался на пару дней погостить задарма.

Когда на тринадцатый день муж вернулся к ней живой, здоровый и до непростительного счастливый, Галадриэль не выдержала и закатила скандал. Как этот идиот посмел не только уйти от неё, но вернуться таким счастливым, каким она его один Моргот знает сколько не видела? Колдунья бушевала, а Келеборн продолжал немного глупо улыбаться, старательно пряча согретую на груди тайну. Это стало последней каплей. Галадриэль демонстративно хлопнула дверью и ушла ночевать на другое дерево, однако нужного эффекта это не возымело.

На следующее же утро благоверный поверг её в шок тем, что устроил внеочередной смотр войск, более того этот увалень проводил инвентаризацию оружия. Не выдержав, Галадриэль прямо спросила мужа: «Какой Трандуил его покусал?» и выпала в осадок, заметив тень страха в его глазах.

Подобного предательства и сговора за своей спиной колдунья простить не могла и оттого выехала прочь, послав Митрандиру весточку о необходимости скорой встречи. Этот истари притягал её своим умом и что уж греха таить, он был ей симпатичен и если бы не это дряхлое тело… Галадриэль вздохнула. С ней также увязался Курунир под предлогом сопровождения переброса пары слов с коллегой по цеху. Если бы она знала к чему приведет эта их встреча… Но она не знала.

И сейчас, обмякнув, повисла в сдерживающих объятиях Митрандира. с нарастающим ужасам оглядывая дело рук своих. Весть о том, что Трандуил скорее всего завладел кольцом всевластия свела её с ума. Этим своим поступком её соперник вновь пролетал на несколько ступеней вверх к власти в то время, как она топталась на одном месте. Однако глядя сейчас на то, как медленно поднимается и отходит от изломанного тела Радагаст, колдунья чувствует, что в своей борьбе за власть упала в такую непроглядную пропасть, что выбраться теперь будет также нелегко, как и забыть… Забыть его белое, как у разбитой фарфоровой куклы лицо, только вдобавок залитое алой краской. Кажется, её затошнило. Митрандир рядом что-то неразборчиво говорил, придерживая её спину и волосы.

Галадриэль было плохо, и как она чувствовала вполне заслужено. Происходящее никак не желало укладываться в её голове. «Я убила его,» — глухо произнесла она в ужасе оглядывая свои абсолютно чистые ладони, словно ожидая увидеть на них кровь.

— Это не совсем так, — тихо сказал Радагаст где-то очень близко с ней. — Он уже был очень болен, когда применил это заклинание, слишком сильное для его неокрепшего организма. Но да это ты его добила.

— Я… — глухо повторила Галадриэль, чувствуя, что на глаза впервые за много столетий приливает предательская влага.

— Оставим это на потом, — неожиданно твердо звучит голос Митрандира. — Кольцо было при нем?

— Нет, чтобы вы о Трандуиле не думали, глупцом он не был никогда, — покачал головой Айвендил. — Если у него и было кольцо, то, вероятно, оно плывет сейчас вниз по реке.

— Ты, действительно, думаешь, что он смог бы сотворить такое с Саруманом без кольца? — недоверчиво переспросил Гэндальф.

— Вы зря недооценивали его, сегодня у Трандуила была только одна цель — умереть и забрать Сарумана с собой. Он умирал с чувством выполненного долга и, знаете, я ему поверил. Вы не видели его глаза, — Бурый маг тяжко вздохнул, больше всего ему хотел сейчас как следует затянуться своим самым забористым сбором и свистнуть своих верных кроликов, чтобы умчаться, как можно дальше от этого безумия.

— То есть ты поверил в то, что наш командир — предатель? Вот так просто? — выдохнул Митрандир, впрочем, скепсиса в его голосе почти нет.

— Не ты ли мне говорил, что Саруман стал подозрителен? — кисло улыбнулся Радагаст. — Как бы там не было, я уверен, что ты докопаешься до истины, какой бы она не была, а пока вам с владычицей стоит поспешить. Скоро здесь будет очень много жаждущих найти виновных эльфов, присутствие же госпожи да ещё в таком состоянии сродни объявлению войны. Поищите кольцо вниз по течению, я присоединюсь к вам позже.

— Что ты намерен сказать им? — после недолго молчания, признав правоту друга, кивнул Митрандир. — Что ты скажешь Леголасу?

— Вы заберете обломки, — всучил Бурый маг половинки посоха в руки недоумевающему Гэндальфу. — А я скажу эльфам, что прибыл немногим раньше их, точно также услышав крик. Также я намекну на то, что от того дерева веет темными силами и, предположу, что их король ценою своей жизни спас их от неведомого зла, готовившегося напасть на мирно спящее Темнолесье. Это будет честным по отношении к Трандуилу, потому как мы не можем отрицать, что он всё сделал для своего королевства, и одновременно это обезопасит нас, сбережет хрупкий мир. Леголасу же я скажу правду, как и обещал его отцу.

— Ты не посмеешь! — ненадолго очнулась Галадриэль. — Этим ты только поставишь под угрозу мир!

— Принц не станет тебе мстить, госпожа, — ровно ответил Радагаст. — А сейчас уходите, я слышу шаги.

* * *

Чуть ранее, комната Леголаса.

Леголас ещё раз перечитал отчет о своем путешествие по средиземью. Это была уже четвертая редакция и не было никаких гарантий, что она останется последней. Король немыслимым образом ухитрялся каждый раз придираться к какому-то новому моменту, зацепившись за крохотную деталь, которую совет мог истолковать двояко. Принц чувствовал, что ещё немного и он изведет весь их лес на написание проклятого отчета.

Однако сейчас ему было уже все равно. Его внутренние часы подсказывали что ещё немного в таком темпе и он помрёт. По ночам пытаться отразить свою отлучку в такой форме, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения, что все было сделано и исключительно и ради блага государства; а всё остальное время, не считая пары украденных перед рассветом часов, Леголас занимался тем, что постигал всю нескончаемую бездну ада неумолимой бюрократической системы.

Он никогда раньше не думал, что бумажная работа может так выматывать. Но принц сам на это напросился, а пойти на попятную мешала собственная гордость и данное себе слово. И если первое время король ещё щадил его, то вскоре принц познал всю тленность и боль нет не бытия, а документооборота. Самым страшным для него было набраться смелости и попросить поща… нет, помощи у отца. Потому как с Тауриэль после той ужасно неловкой и вынужденной помолвки, Леголас просто боялся заговорить, более того, находясь с ней в одном помещении он чувствовал такую неловкость что был готов провалиться под землю. Повезло ещё, что король, заполучив к себе в помощники Леголаса, теперь в основном гонял Тауриэль по королевству с поручениями в то время, как принца держал под боком. Удивительное дело, но король не съел его за очевидно глупые вопросы, которых бы у него не было, занимайся он в своё время прилежнее. Объяснял владыка в своей излюбленной манере — немного ехидно, да ещё и не стесняясь в выражениях, так что у Леголаса порой уши алели, но, в целом, доходчиво. Скоро принц стал косячить меньше, так что сего… то есть уже вчера даже удостоился одобрительного хмыка.

Трудно сказать работал ли его план, но работать сообща эту недолгую неделю у них получалось. Не без эксцессов, конечно, но Леголас не забыл, как три дня назад вырубился прямо на кипе бумаг, а проснулся затем в своей постели. И судя по тем хитрым взглядам, которыми его одарили стоявшие накануне на посту караульные, тащили его до постели точно не они.

Слегка улыбнувшись своим мыслям, принц сладко зевнул, когда услышал это. Нечеловеческий вопль, доносившийся откуда-то со стороны леса. Будь он хоть трижды наследником, подобное Леголас проигнорировать не мог, а потому, наплевав на маячившую впереди выволочку от отца, выпрыгнул в окно.

Он не ушёл далеко, когда почувствовал, что за ним кто-то следует. Ему не потребовалось оборачиваться. Леголас и так узнал бы эти шаги. Какие бы сложности он не испытывал сейчас с Тауриэль, но он был рад, что та продолжает следовать за ним. Ничего друг другу не сказав, они нырнули в чащу леса.

Точно определить откуда шёл крик было невозможным, всё давно стихло, если бы не стаи потревоженных птиц, летящих прочь. Вскоре они вышли туда, откуда спешно ретировались пернатые. Первое во что врезался взгляд принца — это необычайное белое древо с черными листьями, он мог поклясться, что ещё совсем недавно ничего подобного здесь не было, а деревья как известно не вырастают в одночасье да ещё и в такую вышину. Вторым, что заметил Леголас, это идущего к ним навстречу Радагаста, уже одно выражение лица которого, заставило внутренности принца сжаться. И только, когда позади него тихо вскрикнула Тауриэль, он обратил внимание на покорёженный дуб, точнее, на то кого, кто сломанной куклой лежал под ним.

Ветер вдоволь поиграл светлыми волосами, забросив часть прядей на залитое кровью мертвенно бледное лицо. Сердце Леголаса пропустило удар, когда он узнал в нём своего короля. На негнущихся ногах он подошёл ближе, рухнул на колени и в отчаянном жесте приложил палец к поломанной шее, силясь нащупать бьющуюся жилку. Бесполезно, плоть под его пальцами была нема, только его собственное сердце сходило с ума, отзываясь звоном в ушах.

Прерывисто вздохнув, он бережно отодвинул слипшиеся от крови пряди с его лица. В последней безумной надежде принц приподнял, словно окоченевшее веко. Увидев там замутненный расширившийся зрачок и полное отсутствие света, он невольно отшатнулся, перекатившись с колен на пятую точку.

Осознание случившегося медленно проникало в его разум, обхватив колени, он сделал судорожный вздох, пытаясь взять себя в руки. Вместо этого он снова приблизился к отцу, схватил странно окаменевшие пальцы и начал кричать всякую чушь прямо в его, словно в насмешку умиротворенное лицо.

Когда Леголас совершенно утратил над собой контроль и был готов ещё сильнее попортить застывшее фарфоровое лицо, разгоряченная ладонь Тауриэль перехватила его кулак, в то время, как другой она притянула его к себе. Принц не сопротивлялся, с благодарностью ухватившись за предложенное плечо, он даже позволил отвести себя подальше от… тела. Леголас шумно выдохнул, признавая это. Что-то горячее побежало по его щекам, когда он судорожно хватался за плечи подруги.

До него его разума едва ли долетали слова, что тихо шептала ему Тауриэль, но он чувствовал её запах, разгоряченное прерывистое дыхание и руки обнимавшие его. Вскоре вокруг стало очень шумно. Кажется, до них наконец добрались постовые. Радагаст что-то активно объяснял, упоминая такие слова, как «не успел», «не знаю, что произошло» и «что-то темное и злое заключено в том древе», наконец мозг принца вычленил из всего этого потока: «король, вероятно, пожертвовал собой, чтобы отвести беду от Темнолесья». Тут его прорвало, отлепившись от Тауриэль, Леголас, слегка качаясь, направился к Радагасту. Он смотрел и не видел взгляды, направленные на него, он шёл и не слышал, не желал слышать, как кто-то прикрыв ладонью руку, сокрушено потребовал дорогу королю.

Радагаст понятливо отвел его туда, где их не мог услышать никто. Даже Тауриэль не рискнула последовать за ними.

— Что произошло на самом деле? — потребовал ответа Леголас, сжимая кулаки до боли в ладонях. — Это кольцо, да?

— Мы точно не знаем, — тяжко вздохнул Айвендил и не давая ярости принца вырвать, добавил, — Это была плохая идея, но я, Митрандир, Курунир и Галадриэль решили поговорить, только поговорить с ним о наших подозрениях. Однако Трандуил нас не так понял. Он сказал, что избавит нас от предателя и страшным проклятием обратил Белого мага в древо, после чего его, не сдержавшись атаковала Галадриэль, результат ты видел.

— Что он сделал? — мучительно переспросил Леголас, чувствуя, как его начинает мутить.

— Думаю, Трандуил не ошибался. Мы давно подозревали что-то такое, но доказательств нет, пока нет. Митрандир этим займется, о результатах я тебе сообщу. Но, Леголас, ты должен принять, что, как бы там не было на самом деле, Трандуил верил в свою правоту. Он умирал с чувством выполненного долга, я видел это. Если кольцо и правда было, то, скорее всего, оно свело его с ума, но он продолжал по-своему заботится о Лихолесье.

— От твоих слов ничуть не легче! — зло выкрикнул принц. — Вы нашли у него кольцо?

— Ни в чем нельзя быть уверенным, но кольца при Трандуиле не было. Возможно, оно давно сгинуло по течению местной речки, а может пылится в одном из его сундуков, что крайне маловероятно. А возможно и не было его вовсе.

— Ты, правда, так думаешь? Он бы смог сотворить такое без кольца? — голос Леголаса прервался.

— Да, — кивнул Бурый маг. — Мог. Потому как слишком много в этой истории темных пятен, я прошу тебя поддержать ту версию, что я сообщил остальным. Пусть твой отец будет считаться героем, в конце концов для Лихолесья он им и был, несмотря на все свои действия. и пусть Курунир, даже окажись он предателем, не будет предан огласке. Если это правда, то его позор ляжет на всех истари и подставит под угрозу нашу миссию. А если ты позволишь вырваться злу на владычицу Галадриэль, то это приведет к войне.

— Я понимаю, — наконец медленно кивнул принц. — Понимаю… это. Но только не то, что я буду делать, если окажется, что под воздействием Единого он был… — судорожный вздох. — Куда живее, чем когда был самим собой. Что, если все его последние попытки сблизиться со мной были ложью? Что, если это был какой-то гнусный план… — голос подвёл принца.

— Леголас, — Радагаст крепко сжал его плеча, чуть встряхнув поникшего эльфа. — Он тебя любил, это точно. Он думал о тебе, умирая.

— Если бы он думал обо мне, то не оставил бы разгребать всё это дерьмо, — глухо пробормотал Леголас, уткнувшись в плечо Бурого мага, абсолютно не замечая того, что то вымазано в птичьем помете…

* * *

Позднее, покои короля.

Леголас в нерешительности стоял на пороге. Уже прошло много часов с тех пор, как он, выкурив какой-то дряни, предложенной Айвендилом вышел из леса. Тело короля давно унесли в замок, куда именно он не знал. Все хлопоты взяла на себя Тауриэль. Спасибо ей за это, её работоспособность поражала, хотя он и не сомневался, что ей нисколько не легче, а то и хуже, чем ему.

Принц чувствовал себя опустошенным. Ему предстояла нелегкая миссия, которую мог выполнить только он. Обыскать покои короля. Как же он боялся отыскать это проклятое кольцо. При одной мысли об этом удушливая злоба начинала душить его. Его отец не был никаким героем, он был настоящей бесчувственной сволочью! Только последний мерзавец решился бы вылезти из своей раковины, растеребить всю душу и затем умереть. Леголас его ненавидел.

И всё же, зайдя внутрь, он чувствовал себя нашкодившим малышом, ожидавшим что отец вот-вот выскочит из своего гардероба (являвшему собой настоящее другое измерение, столько всего там было навалено) и отчитает его строгим голосом с подрагивающими от злости бровями. Это выглядело бы даже забавно, не будь так страшно. Как же ему хотелось, чтобы именно так всё и было. Но никто из гардероба не выскакивал. Для верности принц даже заглянул внутрь, чтобы удостовериться, но на него оттуда лишь выпала старая лисья шуба.

Тяжело вздохнув, Леголас принялся за работу. Аккуратностью в своих личных покоях король не отличался. Постель была смята, так словно тот вскочил среди ночи, а так оно скорее всего и было. На раскрытом подоконнике стоял пустой кубок, очевидно, это был его последний бокал, перед тем, как он спрыгнул вниз. По спине Леголаса пробежала дрожь. Усилием воли, взяв эмоции под контроль, он прошел дальше. Часть вещей со столика лежала на полу и, в целом, сбитая шкура на полу выглядела так, словно король совсем недавно в бешенстве метался по своим покоям. А может и не в бешенстве… А в совершенно ином чувстве, при этой мысли в горле принца вновь стал нехороший ком. Со странным чувством он покосился на стену, за которой располагались его покои. Он ведь был там. Писал дурацкий отчет. Если бы он…

Додумать ему не дал дребезжащий звук откуда-то из кабинета. Сдавленно выругавшись, Леголас вышел посмотреть на того бессмертного, кто рискнул к нему приблизиться в таком состоянии. Им оказался Галион, и их бестолковый дворецкий был просто никакой. Взглянув мутным взглядом на выплывающего из покоев короля Леголаса, он опрометью бросился к нему с криком: «Я знал, что все эти *уки врут!» Однако уже в пути Галион резко затормозил, видимо, признав принца.

— Так это правда? — надтреснутым голосом спросил он, глядя на него невидящим взглядом.

— Да, — тихо выдавил Леголас, теперь понимая, почему отец держал этого безнадежного пьяницу при себе. Галион был предан ему, возможно, он единственный из живых, кто знал короля совсем другим. И если он расспросит его, то сможет узнать были ли все перемены всего лишь игрой. — Галион, не хочешь ещё выпить? — тихо предложил он, кивая на покои короля.

Дворецкий колебался ровно три секунды, после чего воспользовался предложением. Следующие несколько часов жизни принца были подернуты пьяным угаром, зато он узнал о своем отце больше, чем за всю свою жизнь рядом с ним. Причем узнал он такое, о чем и вовсе предпочел бы никогда не знать. Вот к чему ему информация о том, что в юности его отец был пойман Галионом за подглядыванием в женских купальнях?

Несколько стражей только что, по приказу Леголаса, унесли дворецкого к целителям. На всякий случай. Всё же даже у эльфов печень не вечная. Да и принц испытывал легкое угрызение совести от того, что на сей раз это он подливал Галиону винцо из бочонка. Бочонок, к слову, обнаружился под кроватью, где как просветил принца дворецкий, у короля был мини-погреб.

Взгляд Леголаса против воли переместился на столик, куда он только что швырнул принесенные стражей ключи. Точнее это была цепочка с пятью ключиками, которые владыка всюду таскал за собой. И хотя, как принц не приглядывался не разглядел на ключах ни пятнышка, он отчего-то знал, что те побывали в крови. Голова снова закружилась, так что ему снова пришлось открыть окно. Окно…

Ему необходимо было собраться, вскоре его короткая передышка закончится и начнется сущий ад, но пока он ещё принц, не король, Леголас намеревался вскрыть все старые нарывы и обыскать каждый закуток этих покоев лишь бы только убедиться, что этого кольца здесь не было и нет.

Вздохнув он, он открыл первый сундучок, стоявший на столике. В нем не было ничего интересного — пара старых писем, несколько документов, видимо, особо важных. В следующем сундуке оказалось поинтереснее — там обнаружилось несколько несколько совершенно обычных на вид колец, но Леголас сгреб их в небольшой мешочек, чтобы отдать Радагасту на проверку, но ни одно из них не выглядело, как то, что однажды примерещилось ему. В основном то были громоздкие перстни и лишь одно маленькое, явно не на руку отца изящное колечко с изумрудным камушком. По спине Леголаса пробежали смутные догадки, но он запретил себе об этом думать. чтобы не расклеиться ещё больше. В том же сундучке обнаружилось несколько шпилек и пара флакончиков духов. Не знал бы принц короля, решил бы что роется в закромах у эллет, но для его отца всё это было естественно.

Пробираясь к следующему сундуку, он наткнулся на небольшой горшочек с орхидеей. Отчего та занимала столь почетное место было понятно, поговаривали, одержимость этими цветами у владыки возникла после смерти королевы, которая их любила. Теперь ему придется проследить, чтобы растения не сдохли. Леголас вздохнул.

Следующий сундук оказался гораздо, гораздо интереснее. В нем были книги и почерк в них не оставлял сомнений в их авторстве. Более того часть из них была иллюстрирована. Самая верхняя книга была особенно новой, на последних страницах даже чернила не успели до конца обсохнуть из-за чего образовалось несколько клякс. Он писал её совсем недавно. Открыв её на титульной странице, принц против воли почувствовал, как по губам сама собой расползается грустная улыбка. Книга называлась: «Краткое пособие для зеленых листьев о том, как управлять государством и не сойти с ума». Пролистав её немного, Леголас обнаружил, что вскоре той предстоит поселиться на него столе. Особенно повеселили его иллюстрации, в карикатурной форме обозначавшие всю суть политики, не стесняясь изображать и ныне живущих персон. Особенно хорошо владыке удались гномы. Так, линия Дайна была прорисована с особой изощренностью.

Другие книги оказались «Историей Арды без прикрас» в нескольких томах, также снабженными безжалостными карикатурами. В одной из них принц даже разглядел целую орду нуменорских кошек, трущихся вокруг Саурона. Заперев вновь ценные книжки и положив запазуху пособие, он нырнул в дебри гардероба.

В ходе обыска он обнаружил несколько предметов одежды, которые заставили его густо покраснеть, но ни одного даже самого завалявшегося колечка. И слава Эру.

Он даже не удивился, когда, выходя из покоев, столкнулся с Тауриэль.

— Я прикрывала тебя сколько могла, но… Всё уже готово и все ждут только тебя, — её голос дрогнул. — Легалас, ты не…

— Я должен, — тихо остановил он её. — Только почему так рано? Мы же не на войне, его тело ещё даже не остыло. Может, в случае с королем Орофером спешка и была оправдана, но сейчас… — принц покачал головой, цепляясь за последние мгновения свободы.

— Тем страшнее смерть короля, — тихо выдохнула она, легонько касаясь его руки. — Эльфы напуганы. Их король умер так неожиданно, от рук неизвестного врага, чье тело обратилось в зловещее древо. Несмотря на все предосторожности тьма пробралась в самое сердце нашего королевства и нанесла по нему удар. Ты им нужен, но если ты не можешь, то ты не обязан принимать эту корону. Я не знаю, что будет тогда, скорее всего та свора шакалов передерется друг с другом, а победивший будет править руинами, но… Леголас, ты не обязан.

— Ты и сама знаешь, что я уже всё решил, — он слабо улыбнулся, отвечая на касание её руки тем, что переплел их пальцы. Взгляд его против воли упал на простенькое кольцо, инкрустированное одним единственным небольшим сапфиром, что недавно появилось на пальце Тауриэль. Его на их вынужденную помолвку ему дал отец. Внезапная мысль прошила его мозг. — Тауриэль, ты не могла бы на время вернуть мне кольцо?

— Так и знала, что ты захочешь её разорвать, — с горечью прошептала она, резко вырывая свои руку из его.

— Нет, Тауриэль! — запоздало прикусил себе язык принц. — Я просто хочу отдать все кольца, к которым так или иначе имел отношение отец Радагасту на проверку сама знаешь чего. Вдруг это иллюзия и ты на самом деле носила всё это время то самое кольцо?

— Тогда пойдем к Радагасту вместе, — тихо прошептала она, не желая расставаться с кольцом. — Ещё есть немного времени, и ты не представляешь, какие слухи пойдут, если я покажусь без кольца.

— Да уж, наверное, ты права. Мне не нужны толпы эллет, желающих выйти замуж за короля, — он впервые назвал себя им и в груди у него что-то умерло.

— Тогда поспешим, — Тауриэль скрылась за дверью.

Ни в одном из колец Бурый маг ничего предрассудительного не обнаружил, только предупредил, что все кольца являлись накопителями и будут защищать своих владельцев, пока запасы магии не иссякнут. Сам Радагаст так же безрезультатно перерыл всю сокровищницу. Однако отрицательный результат — тоже результат, как заметил майа и они все вместе поспешили в сад. Как и все летние церемонии коронацию также решили провести там, а может дело было в том, что, как шепнула ему Тауриэль, в тронном зале сейчас покоилось тело владыки.

День был до тошноты хорош. Природа вокруг, словно не понимала, что нечто страшное случилось с властителем этим мест. Птицы были отвратительно веселы, а сам Леголас чувствовал себя до ужаса неуютно в позаимствованной ради такого случая из отцовского гардероба вычурной мантии, у которой был лишь один весомый плюс — нежно зеленый цвет. Минусами же был добрый килограмм изумрудов, переведенный на вышивку, не говоря уже о золотых нитках, что, как заметила вездесущая Тауриэль, шли к его волосам.

Так как, естественно, мантия была ему безнадежно длинна, то рукава и подолы пришлось спешно подколоть иголками, потому сейчас Леголас невольно боялся, что либо одина из игл вопьется ему в плоть либо что он расстелится прямо посреди всего честного народа.

Однако ни того, ни другого ни случилось. Он спокойно прошествовал мимо собравшись эльфов, у некоторых, особенно у эллет, на глазах всё ещё блестели слёзы, однако он ощущал на себе их взгляды: давящую жалость, недоверие и легкое презрение. Ему придется сильно постараться, чтобы заслужить их доверие.

Сменивший свое задрызганное одеяние на вполне приличную коричневую мантию Айвендил ждал его в конце живого коридора. В руках у истари, помимо посоха, была корона, вопреки традициям, та самая повседневная, что была на голове отца в момент его смерти. Против воли Леголас на секунду сбавил шаг, это было жестоко, но понимал, зачем бурый маг это сделал. Напоминание. Казалось, что с неумолимо опустившимся на его чело и вгрызшимся с непривычки в виски чужим венцом к нему перешёл и весь груз ответственности предыдущего владельца.

В тот день король Леголас Трандуилион поклялся сделать всё возможное, чтобы Темнолесье вновь стало Зеленым лесом.

* * *

Десятая ночь после, Темнолесье

Лунный свет мягко касался верхушек вековых деревьев. Это был древний лес. Многие стволы были перекручены в борьбе за место под солнцем и землю. Однако одно были здесь и прямые деревья. Так, на небольшой прогалине раскинулся белый пришелец неизвестного вида с темными листьями и странной кроваво-красною смолою, сочившеюся из его коры против всякого объяснения, птицы и звери намерено избегали его, облетая за три метра. Ещё совсем недавно этого дерева здесь не было, а сейчас от него веяло чем-то нехорошим. Одна любопытная белка приблизилась к нему так плотно, что смогла различить за шумом белых ветвей чьи-то злобные проклятия. Испугавшись, она попыталась сбежать, но чья-то злая воля не дала ей ступить и шага: белочка свалилась замертво.

С той поры все лесные жители обходили прокаженное дерево. Однако они не исчезли совсем из этой части леса. Напротив, в нескольких метрах от нехорошего места у погнутого могучего старого дуба примерно в это же время появилась каменная плита, с обвивающими её зелёными ростами. От этого места в противовес прокаженному бело-черному древу исходила сила и покой, покореженный дуб вовсю покрывался новой порослью, вокруг против обыкновения расцвели красные маки, а на дубе свили гнёзда сразу несколько певчих птиц.

Слабый лунный луч озарил каменную плиту. Та была только что высеченной. Работа была грубой — видно было, что мастер торопился либо не ставил пред собой такой цели. Работа определено была лишена эльфийского изящества да и не было у эльфов такого материала как и инструментов. Надписи на синдарине и нандорине набили позднее, а вот притаившаяся с боку толстой монолитной плиты неприметная надпись явно была работой нуагрим. И сказано там было: «Единственному остроухому, который меня перепил».

Где-то на ветке страшно, словно ребёнок кричала сова, перекрывая собой шорох пушистых лап. К гробнице приближался белый не волк, не песец, а волколак. На шее у могучего зверя поблескивало простое золотое кольцо. Волколак остановился, свесив морду на плиту. Какое-то время лишь ветер доносил проклятия от прокаженного древа да надрывалась сова, а затем лес пронзил отчаянный гиблый вой, которому тут же где-то вдалеке завторили обычные волки.

Внезапно откуда-то снизу раздался оглушительный треск. Волколак прекратил свой плач, пятясь от внезапно осветившейся ровными белым светом гробницы. Раз — обвивающие плиту стебли попрятались обратно в землю, два — тяжелая крышка отъехала в сторону, три — за край плиты схватилась синюшно бледная некогда изящная кисть, четыре — и сам мертвец показался из могилы.

Выглядел восставший довольно страшно. Нет, обошлось без видимых признаков разложения, но с кожей явно что-то было не так. Во-первых, мертвец явно сбавил в весе, так что казалось, что синюшная кожа, из которой кто-то словно выкачал всю кровь, вот-вот порвётся. Белые волосы утратили последние капли теплоты и света, оставив лишь абсолютно белую краску. Но самым страшным были глаза: полностью лишенные белка они горели потусторонним изумрудным пламенем, посреди которого чудился золотой отблеск.

Существо какое-то время просто сидело в могиле, словно не понимая где очутилось. Наконец, мертвец медленно повернул голову к волколаку, зеленое пламя в его глазах стало ярче, когда он высоким голосом проскрежетал:

— Что ты со мной сделало?

— О, Трандуил, а тебе идет новый облик. Правда, малышку Тау теперь в таком виде тебе точно не светит поразить, но зато, думаю, нолдорская ведьма оценит по достоинству, — Единое рассмеялось, раскачиваясь на веревке у Пирожка.

— Я что теперь назгул? — с ужасом и отвращением возрился бывший эльфийский владыка на свои выпирающие из-под кожи кости. Теперь он выглядел нескладно: скелет под два метра росту, обтянутый синюшной кожей, и одетый в болтающийся как на пугале полный доспех.

— Не совсем, — помедлив ответило кольцо. — По правде я не знаю, что ты.

— Как это не знаешь? — бряцая доспехом, Трандуил с трудом выбрался из гробницы. Привыкать к новому равновесию он будет долго, как и к тому, что его тело не дышит, а сердце не качает кровь. Да есть ли у него сейчас это сердце?

— Признаться, по правде, я подобных штук ещё не отмачивало. Эльфов не обращало да и с хранителями лесов дел не имело… В любом случае, ты сам виноват! Знал на что шёл, когда подбирал меня. Теперь твоя фэа принадлежит мне — и ты упокоишься только тогда, когда я тебя отпущу. Не думал же ты в самом деле, что я отдамся в руки какой-то сопливой девчонке?

— Ты больной ублюдок! — Трандуил взревел, попутно пытаясь снять мешающую груду метала. — Я думал ты меня хоть немного уважаешь, а ты… Разве Тауриэль тебе не нравилась? Ты только о ней и говорил!

— О, это было забавно бесить тебя её постоянными упоминаниями, однако твоя зловредная натура мне ближе, уж прости. Ты не должен был забывать с кем имеешь дело. И даже то, что ты, эльф, мне нравишься — сыграло против тебя самого!

— И что же я теперь твоя игрушка? — прошипел бывший эльфийский король. наконец избавляясь от верхней части доспеха, однако от этого движения он потерял равновесие и треснулся черепом о собственную могилу. Боли он не почувствовал, но было всё равно неприятно.

— Это было бы слишком скучно, хотя тогда бы ты понял, каково мне живется в постоянном страхе, что Он меня вернёт. Нет, дубина ты этакая, я могу тебя временно развоплотить, могу навсегда упокоить, но волей твоей я не владею — скажи спасибо своему дремучему лесу. Эти силы даже мне не подвластны, вцепились тебя своими ростками и не дали поглотить волю и разум, как и остатки света. Ты не назгул, по крайней мере не такой, как те девять дремучих идиотов, ты скорее немного злобная лесная фея…

— Кину в болото, — зло пообещал Трандуил, наконец с наслаждением выпрямляясь. От доспеха он избавился, оставшись в одной рубахе и штанах, которые с него то и дело слетали.

— И тогда навечно застрянешь здесь, — спокойно парировало Единое. — К слову, штаны в униформу назгулов не входят. Советую спереть один из твоих банных халатов, чтобы прикрыть срам.

— Ты же знаешь, что я тебя ненавижу? — простонал в темноту Трандуил, неловко приблизившись к Пирожку, который настороженно его обнюхав, наконец, приветственно лизнул протянутую руку.

— Не сомневаюсь, — игриво усмехнулось кольцо. — Давай уже надевай меня, станем невидимыми и сходим на разведку в замок. Посмотрим осталось ли что ещё от него.

Против такого предложения Трандуил ничего не мог возразить.

Примечания:

Пора добавлять в жанры ужасы.

Жизнь — штука сложная. Пожалуй, даже слишком. Тауриэль вздохнула, осторожно проворачивая колечко с маленьким сапфиром, носить которое было не просто непривычно, а жутко! Конечно, это было не кольцо Всевластия, но ощущалось как то самое. Хотя откуда ей знать… Тауриэль печально улыбнулась, оставляя наконец в покое непростую драгоценность. Не так давно она едва не поставила на себе жирный крест, а сейчас уже официально невеста короля. Правда, не того…

Тауриэль вздрогнула и опустила руки. Владыка был мёртв. Она всё ещё не могла в это до конца поверить, хоть и знала, что он не был несокрушим. Как не знать? Если как секретарь она видела его таким… Тауриэль замялась. Нет, не слабым. Созданием из крови и плоти? Просто живым эльфом? Наверное, так, хоть это и было… Странным? Непривычным? Не вязалось с тем недосягаемым образом, который он выстроил вокруг себя? И всё же ей повезло узнать его и таким, а может и не повезло, ведь тогда бы… Рыжая стиснула одну ладонь другой, отчего казавшаяся совершенной огранка сапфира царапнула отвыкшую от оружия кожу. Тауриэль замерла, глядя на выступившую из ранки кровь. Перед глазами знакомо поплыло, нахлынули воспоминания, и о Вороньей высоте тоже. В тот день она узрела необыкновенно много крови, того количества оказалось достаточно, чтобы понять, что все они: и эльфы, и люди, и даже гномы — имеют один её красный вид, в то время как у орков она черна. Чтобы не говорил владыка Трандуил о превосходстве эльфов, кровь у него была того же цвета как у Кили да и умер король также… Несмотря на всё своё оказавшееся мнимым бессмертие.

Для Тауриэль это был страшный удар. Ещё один. Несмотря на всё известные ей обстоятельства, по уже сложившемуся образу мышления, владыка Трандуил виделся ей величиной постоянной. Его сила всегда будоражила её, заставляя следовать за собой, открывшаяся же слабость эту силу не погасила, нет, скорее он стал для неё ещё более притягательным и чуть более достижимым.

Он был безумно старым эльфом. Тауриэль порой об этом забывала, в последнее время всё сильнее, позволяя обманываться не весть чем. И всё же правда была в том, что, пережив отборнейшие мясорубки двух эпох, Владыка обрёл смерть в собственном королевстве. Неожиданную и выбившую у всех почву из-под ног. Никто не ожидал такого исхода. Долг короля — защищать свой народ, но очень редко короли погибают первыми. Всегда остается вопрос, а что будет после? Король нужен для стабильности, для выживания государства, а когда происходит такое… Это не вписывалось ни в одни рамки. Особенно среди лесных эльфов, за три тысячи лет привыкших считать своего короля непотопляемым.

Привыкла и Тауриэль. Ей думалось, что его беззлобные насмешки и мнимые придирки будут вечны, что его язвительный голос и снисходительный взгляд никогда не оставят её. Однако это случилось. Владыка Трандуил был мёртв. Правда, перед этим он успел пошутить над ней в последний раз. Жестоко пошутить.

Она ведь призналась себе, только себе, а не королю, хвала Эру, но и этого оказалось достаточным, чтобы вновь погрузиться, если не в бездну отчаяния, то куда-то, где очень глубоко и темно. Да, Тауриэль полюбила вновь или не вновь, но это было не то светлое чувство… Хотя откуда ей знать какое то? Рыжая миллион раз задавалась одним и тем же вопросом, а любила ли она вообще Кили? Вот любила ли? Да что такое эта ваша любовь? И почему тогда это «прекрасное светлое ни с чем несравнимое чувство» принесло ей лишь боль и страдание? Оба раза? В чём она провинилась перед Создателем? За что ей такое?

Тауриэль могла жалеть себя сколько угодно долго. Могла, но не стала. У неё всё ещё была цель в этой жизни. Об этом стоило помнить. Всегда и особенно в эти минуты, когда сомнения и боль душили её. В средиземье ещё остался эльф, который не был ей безразличен. К Морготу первую любовь (внезапную как порыв ветра и чистую как первый снег), к Саурону и вторую (так и неразделённую, неправильную, неравную и ещё с кучей приставок «не», но такую страстную, пусть только и с её стороны)! Оглядываясь назад, Тауриэль понимала, что первое чувство вспыхнуло, словно бы из ниоткуда. Ну за что порядочной эльфийке вдруг приспичило полюбить гнома, да ещё и столь бесцеремонно вторгшегося в её королевство и жизнь? И всё же она провела с Кили наедине от силы несколько часов (если не минут), а уже готова была ради него предать и друзей, и отчизну. Умереть за него. Это было безумие, а не любовь. Тауриэль не нужно такое опустошающее чувство, только не снова. То же, что вспыхнуло между ней и королём, точнее, только у неё к нему (быстро поправила она себя), хоть и не поддавалось логическому описанию, но всё же было более понятно. Тут рыжая покраснела, отчего едва не слилась по цвету с собственными волосами. И всё же, рассуждая логически… Во-первых, король был одного с ней вида, во-вторых, дьявольски красив, в-третьих, он спас её в детстве и не дал погибнуть и после, когда она решила, что её жизнь кончена. Потому что, когда Кили умер, Леголас ушёл, а Тауриэль лишилась прежнего места в этом мире, владыка заменил собой всё для неё. Можно было сказать стал новым солнцем, да это было бы слишком патетично, а Тауриэль этого не любила, да и не шло Трандуилу быть Солнцем, скорее уж Луной… Солнце слишком ярко сияло и порой обжигало, Луна же плыла в сторонке — холодная и величественная, отражала чужой свет и не лезла куда не просят…

Владыка Трандуил слишком много для неё сделал, по-хорошему Тауриль стоило почитать его как приемного отца и короля, а вовсе не чувствовать то, что чувствовала она. Влечение, страсть — разве они нормальны для эльфов? Впрочем, были и другие чувства. Тауриэль хотелось позаботиться о нём, хотелось вновь отогреть эту душу. Но разве перечисленного достаточно, чтобы назвать это любовью?

Рыжая не знала, она вновь чувствовала себя запутавшимся, заблудившемся в бескрайнем лесу ребёнком. Более того один из концов этого леса полыхал в огне. И только один путеводный луч служил ей опорой и спасением — Леголас. Он был рядом с того самого момента, как король спас её из огня, уничтожившего её дом. Принц заботился о ней больше других. Однако он и любил её не как друга, что их разъединило. Впрочем, не настолько, чтобы Тауриэль не заботила его судьба. Пожалуй, именно её чувства к Леголасу и были единственными не подлежащими сомнению во всем этом безумии, что творилось у неё внутри. Потому сейчас, когда тот нуждается в ней как никогда, Тауриэль скорее потеряет остатки уважения к себе, если не отдаст Леголасу всё, что нужно. И даже больше.

Ради этого стоило жить, позабыв о том, как мучительно разливается по венам огонь, стоит ей подумать о короле, об его оставшемся в её кошмарах навсегда изломанном, лишенном всякого высокомерия теле и о том количестве крови, которым было залито его лицо.

Владыка Трандуил жестоко обошёлся с ней, объявив об её помолвке с Леголасом в то время, как она сгорала изнутри от чувств к нему самому. И всё же он поступил единственно верно. Сейчас Тауриэль понимает. То решение не только спасло её честь, хотя ей уже и было всё равно, но оно укрепило её новую цель в жизни — разделить бремя ответственности с Леголасом, спасти его от притязаний девиц, что видели в нем красивый образ и корону, позаботиться о Лихо… Темнолесье, что было так опрометчиво откинуто ею в сторону ради Кили. Не к этому ли искуплению и плате за всё добро готовил её Трандуил эти последние годы?

Даже если Рыжая всё это и придумала, нафантазировала не весть что, всё равно… Она сделает это, потому что именно такая цель сейчас кажется ей настоящей, и потому что так будет справедливо. Она отплатит владыке за всё то добро, что он сделал для неё. Тауриэль расплатится сполна и с ним, и с Леголасом. А если последний захочет — она примет разрыв помолвки с его стороны, но всё равно останется рядом. Однако стоит признать, несмотря на то, что её личные чувства к нему «не те» (а какими вообще должны быть те?), отказаться от помолвочного кольца Тауриэль будет нелегко, как, впрочем, и носить его. Оно служило напоминанием.

Её вновь прошибла крупная дрожь, но позволить себе сломаться ещё раз она не позволит. И пусть холодная синева этого сапфира служит ей напоминаем ради чего и почему она это делает. Пусть владыка Трандуил больше никогда лично не заставит её слишком большие для эльфа, почти орочьи уши гореть от стыда, пусть… Тауриэль знала, кто станет её внутренним цензором, как и знала, чьим голосом теперь будет говорить её совесть. Забавно, но совсем недавно она была уверена, что Трандуила в её жизни стало слишком много, а теперь уже готова на все лишь бы хоть как-то заполнить образовавшуюся пустоту — внутри и снаружи.

Пожалуй, она слишком многому у него научилась: плохому и хорошему. Заполнять внутреннюю пустоту Тауриэль принялась истинно Трандуиловским методом. Несмотря на всё свои слова и боевой настрой, Тауриэль начала пить. Конечно, как и любой лесной эльф, она и не прекращала это занятие, но сейчас ей уже было недостаточно опрокинутого кубка перед сном. Теперь, чтобы спать и не видеть сны, ей требовалось столько кубков, что уставала рука.

Это раздражало, злило и заставляло упиваться жалостью к себе. Ей нужно было остановиться, пока Леголас не узнал, не догадался. Тауриэль, как ей думалось, хорошо скрывала это сейчас, позволяя себе расклеиться лишь ночью, но что будет потом? Что если вскоре, её организм адаптируется и ей потребуется куда больше вина, чтобы соскользнуть в желаемое в забвение? Лазейки с её безлимитным доступом в погреб «ради нужд короны» теперь вызовут недоумение. Леголас не потребляет сей напиток в столь диких количествах, как его отец. По крайней мере, сама Тауриэль никаких отклонений в этом плане у Леголаса от нормы пока не заметила. Потому приходилось красть. Что-то подсказывало ей, что недостача в этом месяце будет впечатляющей — рано или поздно Тауриэль попадется и будет очень-очень неловко.

Хотя ещё больше пугала её мысль о том, что будет, когда у неё закончатся зелья Радагаста и похмелье станет нечем скрывать? Майа славился своей непоседливостью и мог в ближайшие недели три (а именно настолько ей хватит запасов) в их краях и не показаться… Однако самым ужасным, на взгляд Тауриэль, было то обстоятельство, что вскоре ей и Леголасу придется жить как мужу и жене, и уж тогда-то неё точно не выйдет ничего скрыть… Хотя это пугало её и без появившейся зависимости.

Тауриэль от этих мыслей передернуло, отчего кубок с вином решил опрокинуться прямо на пушистый ковёр. Впрочем, ковру уже было не привыкать. Универсальный пятновыводитель «Свежесть Валинора», завозимый в Темнолесье контрабандой из Лориэна, прекрасно справлялся со своей задачей и пока кончаться и не думал. Чего нельзя было сказать о самом вине. К несчастью, это были последние выжимки из стыренного ею бочонка. Для погружения в состояния сна без сновидений ей не хватило самой малости, однако теперь придется спускаться и пополнять запасы.

Делать было нечего, сцепив зубы и накинув халатик, Тауриэль окольными путями, которые ей показал сам владыка, отправилась в святая святых замка. Уже оказавшуюся в погребе Рыжую прошибла крупная дрожь, сегодня там было особенно холодно, и она пожалела, что не оделась как следует.

Запахнув халатик посильнее, она, дуя на ледяные ладошки, осторожно переступила через мирно спящего Галиона. Вот уж кто привык к этой прохладе и предусмотрительно брал с собой волчью шкуру.

Протиснувшись к ровным рядам с разливкой по пять литров (больше за раз Тауриэль тащить не рисковала, а меньше было не солидно да и не хватило б), Рыжая начала выбирать друга на ближайшие два, а если повезет и три вечера. Ввиду особенно паршивого настроения Тауриэль остановила свой выбор на крепленном сухом, прибывшим, судя по этикетке, чуть ли не из самого Харада.

Дабы окончательно увериться в своем выборе, она сорвала пробку и жадно привалилась к бочонку. Именно на этом самом месте она услышала нечеловеческий вой, от которого у неё не только вино поперёк горло встало, но и кровь в жилах заледенела.

Тауриэль знала вой практически всех лесных обитателей, она слышала мерзкие кличи орков, слышала писк их мышей, но это было ни на что не похоже.

На негнущихся ногах, Рыжая поспешила к источнику звука. Несчастный бочонок остался истекать первосортным вином, а Тауриэль, поудобнее схватив кинжал, смело шагала в неизвестность.

Крик прозвучал откуда-то из той части погреба, где располагался личный «заказник» владыки, где царствовал солнечный Дорвинион и порой попадалась гномья бражка. Вкусы у короля Трандуила были разнообразные, а некоторым так и вовсе казались чересчур специфичными. Тауриэль же от набегов на «личные запасы» удерживало лишь чувство уважение да боязнь встретить там призрака владыки, вздумавшего лично покарать расхитителя королевских бутылок.

Однако, Моргот возьми, Тауриэль и не думала, что так угадает… Подходя ближе, Рыжая едва не поскользнулась. Из уголка рта короля Трандуила, словно кровь сочилось вино… И с каждой минутой его становилась всё больше. Приближаясь к эпицентру, Тауриэль все чаще стала наступать на битое стекло — возможно, те разбились от звуковой волны, а может их побил какой-то не боящийся призрака покойного правителя безумец, но Рыжая была готова лично пришибить того за неуважение… к культурным ценностям Темнолесья!

— Покажись, нечистый! — громко крикнула она во тьму, выскакивая наперерез. Тауриэль никогда не считала себя слабонервной и она откровенно презирала чересчур впечатлительных придворных дам, но сейчас… Земля ускользнула у неё из-под ног стоило ей увидеть нарушителя. Точнее сначала она узрела только спину, но и этого было достаточно. Тауриэль узнала бы его и в куда более неадекватном состоянии, чем сейчас. О эти гордые плечи… Сейчас они заострились и словно похудели, серебристая же волна волос отчего-то казалась безжизненной, погасшей изнутри. Но это всё равно был он.

— Невозможно… — голос сорвался на шепот. И тут её услышали и к ней повернулись. Уж лучше бы он этого не делал… От крика Тауриэль зазвенели стекла в оставшихся целыми бутылках. Плащ и подбородок владыки были залиты вином, словно кровью, а на заостренном, исхудавшем лице цвета белой поганки потусторонней силой горели… нет, не глаза, зелёные огоньки, которые особенно жутко смотрелись в обрамлении знакомых длинных ресниц. Он смотрел прямо на неё долго, не опуская век. Тауриэль до удури сжала кинжал. Правда, что-то ей подсказывало, что против ожившего мертвеца сие оружие будет просто смехотворным.

Она подавилась своим криком, когда непривычно костлявая, но по-прежнему увитая перстнями рука (и как только держались, не заговоренные же они!), легла ей на макушку.

— Тауриэль, — голос скрипучий, но все-таки его, — Не бойся.

Сложно не бояться, когда допиваешься до мертвых возлюбленных, спасибо, Кили, что хоть он не тревожил её из могилы.

— Я восстал не по твою фэа, — всё ещё шутит.

— А по чью же? — мысленно уверяя себя в нереальности происходящего, поинтересовалась Тауриэль. Надо же поддержать разговор с королем. Даже с его галлюцинацией.

— Ну, я бы отомстил той нолдорской ведьме, но Саурон занимает более высокий приоритет в моем списке. Скажи, как ты собралась следить за Леголасом, если ночуешь в погребе?

— Я не ночую, — мрачно поправила Тауриэль, не поняв выступление в сторону «нолдорской ведьмы». — И вообще чья бы говорила… А ваша б, Владыка, молчала! Вы и после смерти сюда лезете. Будто ладаном вам здесь не домазали, — недовольство так и перло из неё, постепенно вытесняя страх.

— Не уж то от меня нахваталась? — умертвие горько улыбнулось. — Не надо на меня оглядываться, Тауриэль… Я был не лучшим примером для подражания!

— Это уж точно! — сдуру брякнула Тауриэль. — И чего вы так выли, что сейчас ползамка сюда сбежится да заклеймит меня алкоголичкой?

— Оказывается, я лишился того, что делало мою никчемную жизнь чуть менее невыносимой, того без чего до сего момента не мог помыслить своего существования, своего любимого занятия и хобби, я потерял… — Трандуил сделал трагическую паузу. — Вкусовое восприятие. И я больше не пьянею. Совсем.

— И как же… Как же вы теперь всегда трезвым будете? — Рыжая округлила глаза. Не принявшим на душу и капли Тауриэль короля не видела ни разу. Так что в душу даже закрались сомнения, а не связан ли облик с отказом от алкоголя, впрочем, бредовое предположение тут же было отринуто. Мысленно дав себе зарок больше не пить лишнего, особенно в одиночестве, она ещё раз посмотрела на свою галлюцинацию. Трандуил выглядел слишком грустно и потеряно. Что-то её мозг совсем тронулся, раз нарисовал его в таком виде.

— Очевидно, да, впрочем, в посмертном существовании есть свои плюсы… Так я выяснил, что своим новым воплем могу бороться с пьянством в Темнолесье.

— Типа, раз я не пью, так пусть и никто не пьёт? — округлила глаза Тауриэль. Несмотря на всё, ситуация начала её забавлять. Где как не в собственном больном мозгу, она может вот так просто побеседовать с Владыкой?

— Ну не совсем… Я же не совсем тиран, — смутился призрак. — Но Галиону пора завязывать. Он даже от моего вопля не проснулся, а то был бы уже здесь.

— Так покажитесь ему… Хотя это будет слишком жестоко. Ему вас не хватает. Сильно, — Тауриэль сжала кулаки. — Почему вы умерли?

— Так получилось, — Трандуил уклончиво повёл плечами, однако челюсть его было сведена так, словно он мог чувствовать боль.

— Нет, я не понимаю… Никто ничего не понимает! — поправилась Тауриэль, внутри которой проснулась уже давно зреющая ярость. — Это было слишком! Для меня, для Леголаса, для всех! Вы хоть подумали немного, прежде чем влазить в бой не пойми с кем? Леголас он же… Он не готов! Вы понимаете, как подставили своего сына?

— Он справится. Должен справится. Ты ему поможешь. Я был моложе, когда умер мой отец, — странно, но тон призрака был похож на… извиняющийся?

— Вы другое дело, — проворчала Тауриэль.

— Думаешь, я родился таким? — в голосе Трандуила звучала неприкрытая горечь. — Нет, никто не рождается королём. Им можно лишь стать, в том числе перешагнув через боль многих потерь, претерпев разочарования и наделав не мало шибок на своем пути. Такова жизнь. К этому нельзя подготовиться, по крайней мере до конца. Когда поги… я стал королем, — уклончиво поправился Трандуил. — Передо мной стоял куда более сложный выбор. Мы потеряли большую часть войска в первой же битве войны клятого союза. Наш враг был куда сильнее, чем сейчас, а наши союзники… Союзники были не ахти, но без них было не обойтись. В тот день, приняв корону, я мог бы увести остатки своей армии обратно в Зеленолесье, никто бы не осудил меня. Так сделал Амрот. В возращении бы том не было чести, но и бесчестия тоже. Лесные эльфы сполна заплатили своей кровью, однако… Уйти означало бы покориться судьбе и положиться на всех этих нолдор, людей и гномов, которые бы в случае победы вписали лишь свои имена в летописи, обесценив нашу кровавую жертву, что, впрочем, и случилось… Либо в случае поражения Зеленолесье бы продлило свою агонию, и лесные эльфы так до конца жизни и не узнали бы решил ли их уход хоть что-то… А если решил? Порой и маленький камень срывает за собой лавину.

— Леголас точно не собирается отсиживаться в стороне, — после недолгого молчания, пролепетала Тауриэль. По всем ощущениям алкоголь уже должен был выветриться, но мертвец никуда не исчезал, напротив впился в неё своим горящим взором, прочитать который было невозможно.

— Что ж, ресурсы я ему постарался оставить подходящие. Как, впрочем, и связи. Он не должен все это потерять. Проследи за этим, Тауриэль, — в приказном тоне отвесил Трандуил.

— Я обещаю, — кивнула она. — А… вы могли не умирать? — как-то совсем жалко прошептала Рыжая.

— Выбирая между жизнью и бесчестьем, какой бы выбор ты сделала? — совсем больным тоном поинтересовался Трандуил.

— Бесчестьем? — не веря, ахнула Тауриэль. — Вы что перепили с Даином, что нахватались таких суждений? Самобичевание проснулось? Да вы здесь были эталоном во всем, даже в плохом, — вспомнив про выпивку, пробормотала она. — Вас любили, и ваша смерть — удар, от которого, как многие сомневаются, Темнолесье навряд ли оправится.

— Так докажите обратное, — он больно схватил её за руку. — Темнолесье должно быть сильным. Чтобы ни случилось. То, в чём меня подозревал Белый Совет… Я не мог позволить своей тени бросить тень и на государство. Леголас более, чем устраивает этих лицемерных манипуляторов, но они недооценивают твой стержень и твоё влияние на него. Не дай Галадриэль, Митрандиру и Элронду затуманить разум Леголаса своими сладкими речами. Пообещай, что они не получат карманного правителя, — его хватка стала стальной. Тауриэль уже почти не чувствовала руки, а холод расползавшийся от владыки сковывал её, однако она нашла в себе силы взглянуть прямо в эти бездонные зелёные огни. Вопреки ожиданиям, ничего страшного не случилось. Она не почувствовала, как тьма этого мира смотрит на неё из своей бездны через глазницы того, кто был ей дорог, напротив… Блеск и сила исходящие от него на миг показались Тауриэль почти теплыми и родными. Поддавшись нахлынувшим чувствам, она тихонько прижалась к его костлявому плечу лбом. было холодно и твердо, но её никто не оттолкнул.

— Я сделаю всё, что смогу. Обещаю, — наконец оторвавшись от него и чувствуя, на языке солёный привкус собственных слёз, прошептала она.

— Я рассчитываю на тебя, Рыжая, — почти ласково сказал он, окончательно отстраняясь и делая шаг назад.

— Стойте! — Пусть это и был бред её воспаленного сознания, Тауриэль не хотела его отпускать. — Расскажите, что случилось, и, правда, ли что кольцо Всевластья было у вас?

— В другой раз, Тауриэль, — пообещал Трандуил и, самодовольно усмехнувшись, легонько щёлкнул её по лбу. Неизвестно какое внушение он вложил в это движение, но она тут же лишилась чувств. От столкновения бедовой рыжей головы с покрытым битыми бутылками полом спасли всё ещё сильные, но костлявые руки.

* * *

В тот день стража, охранявшая святая святых дворца, клялась и божилась едва ли не именем Эру, что в погребе поселились демоны. Демоны, которые перебили весь любимый уголок короля Трандуила и своим диким воплем перебудили половину обитателей дворца, обеспечив их кошмарами на несколько ночей вперед. Столь гнусное преступление против самой культуры лесных эльфов требовало тщательного расследования, однако осложнялось таинственное дело ещё и тем, что сразу после крика дверь в погреб оказалась намертво закрыта, словно неведомая сила удерживала её закрытой.

Когда же дверь наконец поддалась (потратили немного взрывчатого вещества из отдела разработок), то первым на кого наткнулись стражи был крепко спящий Галион, разбудить которого вышло лишь специальной солью. Никакого нечеловеческого крика дворецкий не слышал, однако узрев картину разрушения в нежно любимом погребе, да ещё вместе короля Трандуила, он тут же поклялся отомстить. А уж когда его и сделали главным подозреваемым… Праведному гневу Галиона не было предела.

Вскоре на место прибыл заспанный Леголас, на щеке которого отпечатались строки финансового отчета, о чем стража тактично промолчала, кроме Галиона, который в своей бесцеремонной манере принялся оттирать след с королевской щеки гномьим спиртом, приговаривая, что это лучший пятновыводитель…

Странно, что на шум не примчалась Тауриэль. Король отмалчивался на её счет, но и он нашёл странным, что добудиться до невесты ему не удалось.

Вскоре в следствии выяснились новые обстоятельства, которые поначалу остались незамеченными, а именно «кроваво-винные» следы от эльфийских сапог сорок шестого размера. Такую точную оценку дал замер профессионального сапожника, которого пригласили, как только заметили странные следы. Дворецкий был оправдан по всем статьям. Как и вообще кто-либо ещё. Судя по заверениям сапожника, который также клялся именем самого Илуватора, в Темнолесье был лишь один эльф, который имел столь внушительный размер ноги — король Трандуил.

Король Леголас открывшиеся обстоятельства воспринял, как личное оскорбление! Ещё бы кто-то посмел не просто осквернить любимое место отца, но и имел наглость украсть сапоги покойного и так жестоко пошутить. Ещё и этот вой! в голову молодого владыки закрались нехорошие подозрения о нескольких майа и Белом Совете, в частности, что не так давно стремились обвинить его отца во всех смертных грехах и сношениях с врагом. Так, может, эти гады решили и после его смерти продолжить своё гнусное дело? Леголас был в ярости… Однако вскоре в ярость закрался и червячок сомнений и священного ужаса.

Проведенный в покоях короля обыск показал, что все пары обуви на месте. На всякий случай все они были сданы на экспертизу — в поисках следов вина, даже если их вымыли и замели следы — что-то должно было остаться.

Дело принимало поистине загадочный и мистический оборот. Отягощало дело ещё и то престранное обстоятельство, что бесновавшийся после смерти лесного короля, лес сегодня был тих и ясен, словно никакой трагедии и не случалось. Леголас знал, как его отец был привязан к лесу, а лес к нему, Радагаст говорил быть готовым к тому, что лес ещё не скоро оправится, но… Что они видели? Чудеса да и только!

Неудивительно, что вскоре по королевству разлетелись слухи, что дух прежнего владыки остался здесь, что он по-прежнему охраняет лес, вот только пить как прежде не может, отчего впал в недолгое буйство и перебил свои драгоценные бутылки. Нашлись даже те, кто слышали знакомые шаги, а особо впечатлительные дамы твердили, что чувствовали неповторимый аромат духов короля Трандуила, что это его шлейф расползался в воздухе. Заведующая дворцовой кухней на полном серьезе отчиталась королю Леголасу, что с кухни пропало семь лимонных пирожных и двадцать пирожков с мясом и что ключ от той части кухни есть только у неё, Галиона и короля. Галиона из списка подозреваемых вычеркнули, так как у него было алиби, сам Леголас пусть и поднимал брови не так грозно, как его отец, но сомнения насчет себя развеял.

Новые странности обнаружились, когда молодой король наконец попал в теперь уже свой кабинет. Окно было распахнуто настежь, хотя он этого не делал, часть бумаг безжалостно разлетелось, а на финансовом отчете, который Леголас использовал в качестве подушки, было аккуратно выведено: «Никуда не годится!» Мучительно сглотнув, молодой король, отбросив все свои предубеждения и обиды касательно майа, всерьез задумался о заказе обряда изгнания умертвий.

На этой самой ноте к нему без привычного стука вошла Тауриэль. Вид она имела столь взволнованный, что Леголас притормозил с рассказом о морготовщине, происходившей во дворце этой ночью. Что-то в подруге подсказало ему, что ей есть что сказать.

— Я должна признаться, Леголас… В последнее время я пила. Много. Слишком много. — Тауриэль было нелегко говорить, но молодой король слушал, не перебивал. Он подозревал, что-то такое, а потому хотел услышать, что ещё скажет его невеста. — Вчера мне оказалось недостаточным вина и я пошла за добавкой. Владыка показал мне тайный короткий ход, я часто им пользовалась. Ничто не предвещало беды, я уже была достаточно пьяна, когда услышала нечто… Это был страшный вопль: ни одно известное мне существо такие звуки не издает. Он шёл из запасников Владыки, и я пошла посмотреть… То, что я там обнаружила. Нет, Леголас, я, конечно, была не совсем в себе, но… Я бы не стала тебе говорить не будь уверена, что… Я не знаю… как это назвать. Но… Но, Леголас, он был там! Не безумный озлобленный дух или умертвия, что согласно легендам обитают на курганах, а настоящий владыка Трандуил, такой же язвительных, разумный и немножко невыносимый. Он говорил… нужные вещи. Некоторые тяжелые, но он был честен и переживал за тебя и королевство. Просил проследить… меня… Понимаешь, меня? — Тауриэль уже откровенно била истерика.

Леголас молча подошёл к ящику, достал пузырек с успокоительным капнул в кубок и передал Тауриэль, та с благодарностью его приняла.

— Я не сумасшедшая, — всхлипнув сказала она. — Правда, Леголас, я уверена, что видела и слышала…

— Ч-ш, — осмелев молодой король тихонько обнял её. — Я тебе верю. Посмотри на этот отчет. Узнаешь почерк?

— Похоже, у Владыки всё же было это кольцо, — побелев прошептала она, борясь с желанием просто уткнуться другу в плечо и не отпускать.

— Видимо, да, — Леголас рассеянно поглаживал плечо Тауриэль. — И я боюсь представить, что он теперь такое. Неужто назгул?

— Не похож, хотя выл, прямо как в описаниях в летописях, — слабо улыбнулась Рыжая. — Правда, не похож Леголас, поверь.

— Я тебе верю, лисичка, — хлопнул в ладоши невесть как оказавшийся здесь Радагаст. — А чего это вы так подпрыгнули? Призрака испугались? — майа откровенно посмеивался над перепуганными лицами подскочивших эльфов.

— Какого Моргота, ты всегда так подкрадываешься, Айвендил? Снова стражу вырубил? — закатил глаза Леголас.

— Тебя сейчас не это должно волновать, молодой король, что до как попал, так через окно… Оно у вас нараспашку. Залетай кто хочешь! — Радагаст медленно расхаживал по кабинету. — С одной стороны даже хорошо, что оно так повернулось. Кольцо не пропало, оно не у Саурона, Трандуил в своем уме, а вы двое вроде как справляетесь с тем, чтобы не развалить королевство. Осталось только мне поговорить с новым представителем местной фауны и дело с концом! Поможете?

— На живца собираетесь ловить? — кивнув на Леголаса, поинтересовалась Тауриэль.

— Ну, не на пирожки же… Хотя их тоже он спер, я видел сегодня Пирожка, уж больно счастливая у него была морда, — усмехнулся майа. — Итак, Леголас, слушай…

Вопреки опасениям замок стоял на месте. За то время, пока Трандуил был мёртв, детишки не успели разрушить всё нажитое непосильным трудом предшественника. «Уже легче, — думал Владыка, постепенно подстраиваясь к новому чувству равновесия. — Не придется заново отстраивать.»

Двигались они медленно. Он хотел сам пройти этот путь, в результате чего уже несколько раз упал. Не будь Трандуил невидим, это было бы то ещё зрелище — обтянутое синюшной кожей двухметровое нечто, спотыкающееся о собственные длинные ноги. Однако с каждым разом Владыка вышагивал всё увереннее, так что к моменту выхода к замку Трандуил почти не падал, а кольцу с его издевками пришлось заткнуться.

— Не удивительно, что назгулы обычно пешком не передвигаются! — пробурчал себе под нос лесной король. — Долго я был… мёртв?

— Не особо, — не хотя ответило Единое. — Сегодня десятая ночь. Ты ничего не помнишь?

— Намо в Мандосе не видал, если ты об этом, — проворчал Трандуил. — С покойной женой не встречался.

— Ну так, в Мандос, то это я тебя не пустил… А вот все эти дни фэа твоя здесь в лесу обреталась. Неужели ничего-ничегошеньки не запомнил?

— Ты это из праздного любопытства спрашиваешь или в тебе горит исследовательский интерес? — недовольно дернул плечом лесной король.

— Обижаешь, конечно, и то и другое! — весело хмыкнуло Единое. — Давай уже колись, чего необычного натерпелся? А ли постыдного чего случилось?

— Ничего постыдного, — хмуро ответил Трандуил. — Я всего-то… Был тоненьким слоем размазан по всему Темнолесью. Знаешь, как это страшно? Думать, что потерял себя, что навечно растворился в шорохе трав и пении птиц, ощущать себя одновременно везде и в то же время нигде в своем привычном целом, собранном сознании? Я был старым дубом, я был росой на листьях, я был камнем, над которым тёк ручей… Это только сначала казалось крутым, но когда я постиг этот дзен, эту гармонию, вся моя эгоистичная душонка захотела назад на прежний уровень отношений с лесом и природой, в частности!

— Вот о чем-то таком я почему-то и подумало… Вовремя процесс подготовки тела завершился. Пожалуй, если бы ты возомнил себя луговой ромашкой, было бы очень скверно, хоть и забавно! — гнусно прохихикало колечко.

— Катись ты в воду! — недовольно прошипел лесной король, видимо, тоже представив себе подобный исход. Весьма живенько так представив…

Тем временем они уже вошли во дворец. Король не рискнул пока взбираться в своё окно, он только научился заново передвигаться со своими новыми габаритами, куда уж ему карабкаться по отвесной стене. Бряцать костями вниз уж очень не хотелось. Пусть кольцо и уверяло, что никакой боли он теперь почувствовать не сможет. Чувства собственного достоинства король ещё не потерял.

К слову, о нём… Запинался Трандуил ещё и от того, что штаны так и сваливались вниз. Пожалуй, придется прислушаться к совету гнусного кольца и подобрать себе плащик. Несмотря на то, что душа звала Владыку в погреб, он побрел в свои покои. Надо было подобрать новый гардероб. Теперь уже не короля, а лесного назгула? Да, пожалуй… Это лучше, чем прозвище данное Даином или сущность того, кем он теперь по сути являлся.

— А что, если твой отпрыск уже переехал? — заставило его остановиться кольцо. И на этот раз Единое было право. Трандуил направлялся в покои короля, а королем теперь был Леголас.

— Он хоть не сбежал? — брякнул единственный в мире лесной назгул прежде, чем подумал. Всё это было слишком странно. И выше его сил. Ситуация напоминала не просто дурной сон, такое ему и под самыми тяжелыми травами Радагаста прикуриться не могло.

Разве мог Трандуил представить, что когда-нибудь окажется в таком положении, что будет всерьез бояться засветить кому-нибудь свою страшную рожу? Что будет красться по своему замку, не для того, чтобы тайком провернуть темные дела, а чтобы банально добыть свой же плащ? Что это королевство больше не будет принадлежать ему? Что Леголас, его глупый, наивный сын, окажется на его месте? Нет, всё это Трандуилу и в самом ужратом состоянии привидеться не могло… Как и то, что тело его мертво, а душа продолжает жить, зацепившись за костлявую оболочку, лишенную крови и нервных окончаний. Лесного назгула заметно передернуло, и это он ещё сам себя в зеркале не видел! Пока он лишь понимал, что ни Моргота не чувствует. Ни запахов, ни прикосновений — мир казался каким-то серым, пусть с его зрением и было всё в порядке, как впрочем, и со слухом.

— Хватит ныть, потянись к ближайшему дереву, ну же! — кольцу надоело ловить от Трандуила волны негатива. — Давай смелее.

Ему не осталось ничего иного, кроме как подчиниться. Сначала ничего не происходило, а затем на лесного назгула нахлынуло: древесный сок течет по стволу, ветер треплет листву, внутри копошатся птицы, где-то под корой орудуют поганцы-жуки. Трандуил, помня свой недавний опыт, поспешил отключиться.

— Хватит ныть — теперь ты знаешь, где и как можешь что-то почувствовать. И пойдем найдем тебе уже плащ, сил нет смотреть на твою тощую зад…

— Так, вот как ты чувствуешь этот мир? Через окружающие тебя объекты, подключаешься к ним и считываешь? — вдруг понял король.

— Можно сказать и так, носителя я чувствую особенно мощно. Так что не кричи понапрасну, не то отомщу, ещё будешь у меня себя ромашкой считать.

— Ага, а ты поплывешь в Валинор морем. В воде ведь особо не на кого считывать? Так что будешь считать себя… золотой рыбкой!

За этой дружеской перебранкой они и добрались до покоев короля. Стража стояла на местах, двери были ожидаемо закрыты.

— И какой же я призрак, если сквозь стены не могу ходить… — проворчал Трандуил, прикидывая что делать.

— Так, ты не вполне себе призрак. Ничего зайдем через покои принца, наверное, они пустые, а балконы у вас рядом.

— А если ты ошибаешься, и он не переехал? — по-прежнему сомневался лесной назгул.

— Не попробуем, не узнаем… Тебя же не удовлетворит плащ с чужого плеча, а, позер недоделанный? — устало отозвалось кольцо, прекрасно изучившее Трандуила.

Кинув камешек в противоположную сторону отвлечения стражи ради, лесной назгул проскользнул в комнату сына.

— Все-таки переехал, — со вздохом отметил он её покинутый вид.

— А ты думал, твои покои опечатают или сделают музей? — подтрунило его Единое.

— Нет, но… — Трандуил замялся. — Могли бы немного подождать.

— А представь, если сынок ещё и твой гардероб выкинул! — откровенно издевалось кольцо. — Ремонт затеял и все твои цацки Тауриэль передарил… Неприятно быть мёртвым, да? Ты сам, дурень, виноват, сам…

— Катись лесом, — шипел Трандуил, с трудом перебираясь на соседний балкон. — И без тебя тошно.

— Да не может тебе быть тошно, ты ж умертвие! — закатилось кольцо. — И вообще, смотри позитивнее: теперь ни голова, ни шея, ни печень болеть не будут.

— Лучше б болели, — вздохнул лесной назгул, пробираясь в свои покои. Точнее свои бывшие покои.

— А он прибрался… Бочонки выкинул… Твои любимые орхидеи не тронул — и то радуйся! Ой да, не засохли они, чего побежал проверять? Ну всё, — махнуло кольцо.

— Вроде бы всё на месте, — радостно выдохнул Трандуил после короткой ревизии. — Только часть своих вещей перенёс.

— Ты ещё шмотки не смотрел, — напомнило Единое.

И действительно. В гардеробе Трандуила ждал неприятный сюрприз.

— Какого.?

— Он их ушил, пха-пха! — заливалось кольцо. — Молодец, ну, а чего ты хотел? Видел, как твой сынуля раньше одевался? Королю так не подобает. вот ему и перешили готовое, дабы бюджет не разорять лишний раз… У вас расходы на оборонку сам видел какие, а с учетом того, что ты откинулся, договоры с Дейлом и Горой придется пересматривать, а там кто знает, не обдурят ли… Правильно он делает, что экономит!

— Ах ты ж, сволочь, листик! — продолжал растерянно хлопать ресницами Трандуил. — Я ж не для того тебя, гаденыша, растил, чтоб ты мои любимые вещички под себя кромсал?

— Тише ты, он скорее всего за дверью в кабинете сидит, за тебя дела разгребает… Поищи лучше, все перешить точно не успели.

И, действительно, дебри гардеробной оказались не тронуты.

— Я их лет тысячу не носил! Это уже не модно! — ныл Трандуил, критически осматривая то, что ему осталось.

— Твою налево, эльф, ты ж не на Суд Валар собираешься, какая разница, в чем выть под луной, если морда твоя теперь просит... нет даже не кирпича, а фиала с кислотой? — ворчало кольцо.

— Со спины, то я, наверное, ещё ничего! — упирался король. —  Вообще вон назгулы капюшон и маску надевают и дело с концом…

— Черное тебе не покатит, для скрытного проникновения в Мордор можно озаботиться приобретением стандартной экипировки назгула обыкновенного, но для твоего леса не годится. Да и маска тебе ни к чему — только обзор перекрывать, да черепушку натирать почем зря.

— Ладно, как насчет этого изумрудного плаща?

— Слишком палевно. Возьми, что попроще… Ах, да у тебя ж такого нет. Ну хочешь, сына твоего обезжирим? В отместку? Что? Коротколапый уродился? Ну да, ну да, точно…

В результате Трандуил остановил свой выбор на благородном сером плаще с металлическим отливом. Кому-то он мог показаться серебряным, и в нём действительно присутствовали нити из этого материала, но он не был таким броским, а также не имел километрового шлейфа. В общем, Трандуил был более или менее доволен своим одеянием. Вот только нужно было подготовить и сменку…

— Мертвые не потеют! — напомнило Единое, но Трандуил его не слушал, на всякий случай пряча от Леголаса пару комплектов.

За тем лесной назгул надолго залип перед зеркалом. Ему всё казалось, что страшную рожу можно чем-то исправить. Откуда-то были вынуты румяна, но вышло всё только хуже. Страшно матерясь, Трандуил был вынужден признать, что в его случае поможет только иллюзия. Что он и намеревался продемонстрировать, вот только вышел облом.

— Как же так? — недоумевал Владыка, готовый рвать на себе последние волосёшки. — Я ведь чувствую, что у меня полно сил.

— У нас полно, — поправило его кольцо. — Твоя магия изменилась. Ещё не понял, что ли… Чем-то приходится жертвовать, думаешь, владей назгулы иллюзиями они бы не использовали их скрытности ради?

Так что пришлось смириться. Убедившись, что хотя бы невидимость никуда не делась, Трандуил покинул свои покои также, как и вошёл. Заглянуть к сыну ему не хватило сил, впрочем, он предпочел обвинить во всем нежелание быть замеченным, но кольцо знало, в чем дело, однако в кои-то веки тактично промолчало.

— Нужно дождаться, когда он свалит, и порыться в бумагах. Надо понять, что происходит. Трандуил, ты слушаешь? Куда это ты нас тащишь?

— Я должен кое-что проверить, — с мрачной решимостью ответил лесной назгул.

— В погреб соваться бесполезно, но хочешь разочароваться на своём опыте — пожалуйста…

Весь путь до винного погреба они провели в молчании. Душу Трандуила терзали нехорошие предчувствия, однако тень надежды не желала умирать.

На входе он едва не споткнулся о спящего Галиона. Тот был пьян всегда, но сегодня вид имел не расслабленный, как обычно, а какой-то печальный. Лёгкий укол совести прошиб Владыку, потому дабы как-то компенсировать это чувство, он поправил сползшую шкуру на своем старом воспитателе.

Постояв немного и отмечая немыслимые для эльфа скорбные морщины на родном лице, Трандуил решительно побрёл в свой уголок. Достав бутылку лучшего дорвинионского, он привычным движением вышиб пробку и приложился к горлышку.

Если бы вино оказалось на вкус как вода и болотная тина, его бы не так покоробило, но Трандуил не почувствовал совсем ничего. Словно он не в себя залил эти поллитра, а вылил на пол.

В слепой надежде он поднёс горлышко к носу — ничего. От чудесного богатого букета остались одни воспоминания. Осознание постигшего его разочарования волной захлестнуло его, отчаяние требовало выхода и Трандуил взвыл прежде, чем понял, что делает. Не учёл он того, что гневный вопль для его новой сущности приравнен к оружию масового поражения.

— Мда… Воешь ты как самый настоящий назгул, — присвистнуло кольцо, оглядывая царящие вокруг разрушения. — Даже все бутылки полопал. Некоторые бочки и те треснули!

— Нет, — Трандуил, не веря, провел пальцем по щеке с ужасом видя как на нём отпечаталось превосходное вино. — Нет, — вновь простонал он. — Я этого не хотел!

— А я думало, ты решил, что не доставайся же оно никому! — съёрничало кольцо. — Или что пьянству бой…

— Заткнись! — лесной назгул в ужасе обхватил руками голову. — Это катастрофа.

— Да, плащик придется переодеть, как и голову тоже нехило было б помыть, — кивнуло кольцо.

— Гадство! Убью эту потаскуху Галадриэль!

— Но-но, сбавь обороты… Убить всегда успеешь, она нам может ещё пригодиться.

— Не прощу, умотаю стерву…

— Тихо! — прикрикнуло кольцо. — Кто-то идет.

— Плевать! — зло оскалился лесной назгул.

— Это Тауриэль, — идентифицировало шаги Единое. — Эльф, не дури…

— Отлично, заодно новости узнаем! — твердо сказал король, распрямляясь. — Все равно она пьяная, на что угодно спорю, вот и поговорим. Я глюк, всего лишь глюк, понимаешь, Единое?

— Как скажешь, идиот, — махнуло кольцо.

Девчонка, действительно, была никакая. Страшной рожи Трандуила хоть и испугалась, но в обморок, как втайне опасался наш назгул, не упала. Смотрела недоверчиво с легким страхом и… радостью?

— Похоже, ты ей и впрямь был не безразличен, — пробормотало кольцо. — Может, не станем психику калечить?

— Погоди, — отмахнулся Трандуил. — Я не хочу, чтобы она спилась, как я.

И он, сам себя не контролируя, поддался вперёд. Едва его рука оказалась на плече Рыжей, как…

— Я её чувствую! Слышишь, Единое, я чувствую… То же, что и Тауриэль, неужели я теперь как ты? — лесной назгул захлебывался от накатившего на него восторга, ещё бы ведь его секретарь была пьяна, а значит косвенно был пьян и он.

— Видимо, да. И можешь не лапать девчонку. Я же вас всех не лапаю… — недовольно пробурчало Единое.

Однако Трандуила было не остановить, опьяненный этими, пусть и чужими чувствами и до одури окрыленный своей открывшейся эмпатией, он как следует расспросил Тауриэль. Чувства напрочь смели всю осторожность, и он даже позволил себе некоторые откровения, наконец вняв ругани Единого, Трандуил вырубил девчонку и, перекинув её через плечо, отправился наверх. Что-то ему подсказывало, что скоро в погреб спустится сам Леголас, а значит, будет время покопаться в бумагах… Ну и Тауриэль нельзя было оставлять в столь сыром и компрометирующем месте.

В кабинете царил организованный хаос. Повздыхав на гору накопившихся бумаг и оценив степень измятости фискального отчета. Трандуил принялся неспеша всё перебирать, надеясь, что учиненного в погребе хватит, чтобы задержать Леголаса. Встреча с сыном в его планы пока не входила, ему и поверхностных чувств одной глупой рыжей девчонки хватило, чтобы едва не захлебнуться.

После проведенной ревизии был вынесен вердикт, что новый король справлялся лучше, чем Трандуил ожидал. По крайней мере, откровенных косяков и глупостей было обнаружено не так много — все они были заботливо скинуты на пол, как бы намекая: проверь нас ещё раз, дурачье! На финансовом отчете, где Леголаса откровенно пытались обдурить на крупную сумму, душа прежнего Владыки не сдержалась и рука сама вкрадчиво вывела: «Никуда не годится!»

Что-то подсказывало королю, что вскоре придется нанести визиты вежливости некоторым обнаглевшим подчиненным. От мгновенной расплаты их спасло лишь то, что на глаза Трандуилу попался многострадальный отчет самого Леголаса о его странствиях.

Эту редакцию он ещё не видел. Заинтересованный, он прочёл его. Эта версия была значительно ближе к тому, чего Трандуил хотел, но все ещё не идеальна, однако… Лесной назгул уцепился за одну строчку: «мой дорогой друг Арагорн, наследник Исильдура…»

— Если бы этому воспитаннику Элронда удалось получить Гондор — мы были бы обеспечены союзником прямо под носом у врага, — пробормотал Трандуил.

— Ты же зарекся заключать союзы с этой ветвью? — усмехнулось кольцо.

— Много времени прошло. Да и их личные отношения с Леголасом могли бы сыграть не последнюю роль.

— Мечтай больше, так тебе наместник насиженный трон и отдаст.

— Не захочет, заставим… Если надо, в настоящего назгула переоденемся, — рассуждал Трандуил. — У нас теперь значительно больше возможностей.

— Тут нужно хорошо подумать и сначала надо разобраться с Дейлом и Горой, твой сынок к ним едет на следующей неделе, не забыл?

— Как уж тут забудешь, когда только что все эти письма перебрали, — вздохнул владыка. — Разберёмся, куда денемся, вместе поедем.

* * *

В планы пришлось внести коррективы. Умывшись, приодевшись и значительно улучшив свое расположение духа, лесной назгул напоследок навестил кухню, заявив, что Пирожок заслужил премию за то, что терпел одно вредное драгоценное изделие, изготовленное в Мордоре, столько дней. Удивительно, но тут Единое почти не возражало.

Накормив верного волколака, Трандуил едва успел убрать свои длинные костлявые ноги. Единое вдруг встрепенулось и, заорав что-то вроде: «Шухер!», потянуло его в противоположную часть леса.

— Можешь объяснить, что случилось? — поинтересовался Трандуил, в тайне радуясь, что одышка ему больше не грозит.

— Айвендил случился. Не хотело я второе древомайа в твоем лесу оставлять. Рано вам пока с ним встречаться.

— Радагаст… Не, его я бы и сам не стал, — передернуло Трандуила. — Лучше с ним договориться.

— Оно и понятно, — согласилось кольцо. — Но нужно немного повременить. Не действовать нахрапом. Поэтому предлагаю ненадолго смыться из Темнолесья. К поездке Леголаса вернемся.

— Уж не в Лориэн ли ты предлагаешь смотаться? — нехорошо улыбнулся лесной назгул.

— А если и в Лориэн? Или ты боишься ту драную ведьму?

— Ничего я не боюсь! — нахмурил брови Трандуил, к слову, только брови и остались неизменными на его лице.

Так наши герои и очутились под куполом Золотого леса.

— Ну вот, притопали, — констатировало Единое. — Пропуска нам не видать, как Пирожку своих ушей.

— Я не для того сюда столько перся, чтобы просто взять и уйти! Смотри и учись, колечко! — решительно заявил Трандуил и принялся собирать в корзинку из-под пирожков обыкновенные булыжники.

— У тебя мозги поплыли? — усмехнулось кольцо, наблюдая, как лесной назгул, в прошлом король великого и ужасного Темнолесья, на карачках ползает по границе с сопредельным государством, собирая в плетёную корзинку камушки.

— Не-а, — улыбнулся Трандуил озорной улыбкой, которой у него на губах не появлялось едва ли не с Дориата. — Смотри, — и он кинул камешек туда, где как они оба чувствовали должна была располагаться завеса.

От физического удара купол на мгновение проявился, явив свои золотые нити. Тогда Трандуил кинул ещё, и ещё, и так до тех пор пока по ту сторону купола не показался знакомый женский силуэт.

— Кажется, ты её с постели поднял, — усмехнулось кольцо, оценивая степень растрепанности локонов Галадриэли, а также отмечая платье-ночнушку. — Что дальше делать будешь?

Владычица между тем приблизилась к границе вплотную. Нахмурившись, она осмотрелась по сторонам. Нарушитель, кем бы он ни был, затаился, это вполне могла бы быть ловушка, чтобы выманить её за купол, но Галадриэль давно никого не боялась. Да и тьмы вокруг она не ощущала. Подумав, владычица смело ступила в темноту. Просканировав местность уже без барьера, она так ничего и не обнаружила и даже собралась возвращаться, когда небольшой, но острый камешек скользнул её прямо по пятой точке.

Издав взбешенный рык, Галадриэль подскочила, вперив гневный взгляд в то место, откуда предположительно был нанесен удар. Там было пусто, вот только трава казалась слегка примятой. Владычица охнула, она считала себя хорошим сенсором, и происходящее задевало не только её филейную часть тела, но и гордость.

— Кто здесь? — сжав своё кольцо вопросила она в темноту. Неизвестно, на что она надеялась, но…

— Очевидно, что не твоя давно потерянная совесть! — пришёл из тьмы ответ.

Сердце Галадриэль задало немыслимый ритм, словно стремясь вырваться из сдерживающий его ребер. Она узнала этот голос.

— Трандуил… — она не спрашивала, а утверждала. Перед глазами вновь встало изломанное тело и вернулось ощущение силы на своих руках, а также жажда… крови. — Покажись! — взяв себя в руки, потребовала она. Лучше бы она этого не просила. Король Темнолесья являл собой жуткое зрелище — по-прежнему статный, но худющий, синюшный, с абсолютно белыми волосами и горящими во тьме зелеными глазами с золотым отблеском, неизменными, остались, пожалуй только его соболиные брови и ресницы.

— Ну как, — умертвие жутко улыбнулось. — Ты всё ещё меня хочешь, Галадриэль? — ударил он в её самую больную точку, ту которую, как она думала, владычица надежно сокрыла.

— В какого мелкого демона ты превратился? — тяжело дыша, поинтересовалась ведьма, напоминая себе, что второй раз убить наглеца навряд ли выйдет.

— Забавно, думаешь, тебя не ждет тоже самое? — он позволил себе снисходительную улыбку. — Когда ты умрёшь, неужели думаешь, что твоё кольцо спокойно отпустит тебя к Мандосу? Не стоит недооценивать эти артефакты, Галадриэль. Или ты настолько наивна, что думаешь жить вечно?

— Не сравнивай мою Нэнью и то проклятое кольцо! — ощетинилась Галадриэль, однако, судя по пробежавшей по её лицу тени, услышанное не осталось без внимания.

— Технология изготовления почти та же, — пожал плечами Трандуил. — Однако я пришел не для философских споров.

— А для чего же? — Галадриэль нервно облизала губы. — Хочешь мне отомстить? Убьешь, чтобы доказать твою безумную теорию?

— И терпеть потом тебя рядом до скончания Арды? — ужаснулся лесной назгул. — Нет, я пришел поговорить. Признаю, наш разговор в ту ночь не задался.

— Это точно, — прерывисто кивнуло она. — Как ты узнал, что именно Курумо — предатель?

— А что Митрандир уже успел это проверить? — поинтересовался Трандуил.

— Да, так что? Это оно тебе нашептало?

— Нет, у меня просто хорошая интуиция, — закатил глаза лесной назгул, что выглядело особенно жутко. — И не к чему покушаться на Единое кольцо, Галадриэль, оно куда разумнее тебя. И наше счастье, оно не хочет возвращаться к создателю.

— Так уж и не хочет? — недоверчиво на него посмотрела колдунья.

— Хотело бы давно бы в Мордор укатило. А так не было бы смысла во всей этой возни. Я знаю, ты шпионила за мной, Галадриэль. Единое хочет того же что и мы — извести Саурона. Само по себе оно не злобное.

— Ты предвзят и оно выжрало тебе мозг, — хмыкнула она.

— Тогда и тебя Нэнья сдвинула по фазе, но это не так. Ты такая с рождения, Артанис, — намеренно назвал он её нолдорским именем, данным при рождении.

— Возможно, но и ты на редкость испорченный и порочный эльф! — зло отрешилась Галадриэль.

— Какие громкие слова, однако я свои руки в крови собратьев не вымарал. Не то что ты, — уязвил он её.

— Ах, ты сволочь!

— Какая есть, но всё же я был эльфом, родичем твоего мужа, к слову. Мы были учениками одной майа, правителями соседних государств. И ты давно положила на меня глаз, тебе бесило мое равнодушие и ты при первой же возможности выместила на мне свою боль. Я понимаю тебя, Артанис. Хрена с два тебе теперь, а не райские куши Валинора!

— Так, ты позлорадствовать пришёл? — в голосе колдуньи звучал металл, она была готова запустить в наглую мертвую рожу соседа чем-нибудь из разряда тяжелых проклятий, но разум вновь напоминал, что нельзя убить того, кто уже мертв.

— И это тоже, — кивнул Трандуил, но прежде, чем разъяренная Галадриэль вставила хоть слово, прибавил. — Я пришёл заключить мир. Я даже готов простить то, что ты сделала, но у меня есть условия.

— Какие? — тут же встрепенулась владычица, думая о том, что прощение жертвы на суде Валар должно иметь вес.

— Во-первых, руки прочь от моего сына, отзови всех своих пташек, прекратив вмешиваться в жизнь Темнолесья, во-вторых, когда он выступит против Мордора, Лориэн его поддержит, в-третьих, ты никому не расскажешь о нашей сегодняшней встрече, иначе, поверь, я об этом узнаю.

— Смотря какого рода поддержка требуется… — пробормотала Галадриэль. — Я и раньше не планировала отсиживаться в стороне, но и лезть прямо в клоаку… Я не знаю, Трандуил, спасение моей загубленной фэа не стоит жизней моего народа.

— Я всегда знал, что ты не такая дрянь, какой хочешь казаться, — милостиво кивнул он и, не замечая, как опасно сужаются глаза у колдуньи, продолжил, — Достаточно будет того, что вы нападёте на Дол-Гулдур, отвлечёте нашего общего врага, когда это будет нужно. Нельзя дать ему сосредоточить силы в одном месте.

— Допустим, так все и будет, но какая роль в этом принадлежит тебе и Единому? — задала терзающий её вопрос Галадриэль. — Сомневаюсь, что поданные примут тебя таким да и сын тоже…

— Смотри, как бы ещё твой народ не узнал о твоих делишках, — Трандуил с трудом сдерживал ярость, его трясло. — Беспокоиться тебе, Артанис, надо о себе и своем народе, а не совать свой длинный нос в чужие дела!

— Надо же какие мы обидчивые! — всплеснула колдунья руками. — Не ровен час ты меня сейчас в мэлорон заколдуешь, верно?

— Скорее уж в осину… — пробухтел себе под нос Трандуил. — Так, мы договорились? — уже громче поинтересовался он, зло сверкая своим непривычным огненным взглядом.

— Сам ты берёзка не выделанная! — все-таки услышала и не осталась в долгу владычица. — Договорились, однако имей в виду, что я могу отозвать эту договоренность в любой момент, если сочту нужным.

— Меня это устраивает, — заявил Трандуил и, напоследок ещё раз грозно сверкнув очами, без предупреждения растворился, оставив продрогшую в легком ночном платьице владычицу размышлять над тем, а что это, Моргот возьми, было?

Примечания:

Я вернулась, придумала, как по мне, офигенную концовку и теперь намерена воплотить её в жизнь.

Так что объявляю самой себе вызов и постараюсь до нового года закончить этот фик.

Эта глава переходная, дальше будет веселее.

Все назгулы, как назгулы… На крылатых ящерах летают. Ну, а у нашего лесного Владыки такового не было. Не Смауга же из озера некромантическим обрядом поднимать…

— А это идея! — оценило кольцо. — Могу устроить.

— С ума сошло? — ужаснулся Трандуил, которого явственно передернуло. Он и при жизни-то драконов недолюбливал, и сейчас предпочтения менять не собирался. Даже если это и круто.

— А ты собрался народ верхом на Пирожке смешить? — усмехнулось Единое. — Нет, конечно, на орков, эльфов и людей это произведет впечатление! Но Саурон да и его Девятка со смеху сгинет.

— Может, оно и хорошо — возни меньше, — проворчал Трандуил, сильнее прижимаясь к загривку своего белого волколака. — И Пирожка я ни на кого ящура не променяю!

— Никто и не просит, — не унималось кольцо. — Но, согласись, огневой мощи ему не хватает! Потому и на белом волколаке народ шокируешь, и на Смауге добьешь!

— В любом случае, нам надо в Озерный город, — не хотя, согласился лесной назгул, почти по-живому вздыхая.

— Скоро, пойдем… И туда, и в Дейл, и под Гору, ведьму закошмарили — настала очередь людей и гномов, — странно, но Единое было полно оптимизма.

— Ещё скажи, что потом рванем в Гондор устраивать переворот в пользу бомжеватого наследника Исильдура! — закатил глаза бывший король.

— Ты сам это сказал, я тебя за язык не тянуло! — рассмеялось кольцо. — Постой! — вдруг встрепенулось Единое.

— Да что е… — Трандуил не договорил, потому как на подступах ко дворцу ветер донес до него знакомых голос. — Брегол, — обреченно вздохнул владыка.

При всех нездоровых горячительных пристрастиях короля, а также его тяге к приключениям, которая, вопреки расхожему мнению, всё ещё периодически обуревала его венценосную голову, не было ничего удивительного в том, что у Трандуила и главного королевского лекаря были весьма тесные, если не сказать дружеские отношения.

Айвендил — майя, когда захочет тогда и появится… А вот Брегол приходил на помощь по первому зову (Ещё бы! Ведь Владыка приказывает!), но и не только. Бывало лекарь имел наглость заявляться и когда не звали… Всерьез считая, что раз врачует неугомонного короля со времен, когда тот был только неугомонным капитаном разведки Дориата, то ему всё можно! Вообще-то так оно и было… Немногим эльфам Трандуил позволял такие вольности, а если сказать, то только тем, что имели на него компромат… А компромат на него, как правило имели, имели все те, кто близко знал его до того, как затонул Белерианд…

— И таковых сейчас можно посчитать по пальцам одной руки, верно? — без обычного ехидства осведомилось кольцо.

— Да, — кивнул Трандуил, — Почти все мертвы.

— И ты в каком-то смысле тоже, — хихикнуло Единое.

Тем временем, главный королевский лекарь не на шутку разошёлся. Ветер доносил такие ругательства, которыми и орки порой гнушались!

— И он только сейчас об этом узнал, — вздохнул Трандуил.

Брегола в момент скоропостижной кончины короля во дворце не было. Заготовка некоторых трав требовала особенного умения и ворчливый лекарь не особо-то доверял «криворуким подчиненным, которые запросто могли угробить сине-зеленое алое, что цветет раз в сто лет и обладает своими удивительными свойствами, только если его особым образом срезать в лунное затмение…»

— Да уж, вернулся и понял, что прошляпил своего самого проблемного пациента, пока добывал тебе эту хрень… Тебе теперь это восстанавливающее печень снадобье из сине-зеленого алоэ уже ни к чему, — хмыкнуло кольцо.

— Зато Галиону пригодится… — хмыкнул лесной назгул, прислушиваясь.

* * *

Брегол, главный королевский лекарь, только что вернулся из непродолжительной (для эльфов!) командировки, то бишь сбора редких трав в самых труднодоступных местах Темнолесья.

То, что лекаря притом никто не сожрал и даже не покусал, старый эльф считал удачей. Потому возвращался он в слегка приподнятом расположении духа, предвкушая скорую встречу с мягкой постелью и бутылкой крепкого дорвинионского. Последнего Бреголу не доставало особенно крепко. Ведь, как и все уважающие себя эльфы Темнолесья, он был не то, чтобы горьким пьяницей, все-таки для целителя тремор рук и туманный разум — никуда не годятся, но пригубить по случаю и без был вовсе не прочь. А с собой в горы много не утащишь… Да и повод имелся! Он-таки достал искомый, самый редкий компонент для лечения одного допившегося до цирроза эльфа, что не говори, а король у них просто удивительный!

Так вот, возвращался домой лекарь в весьма благостном расположении духа. Целый месяц наедине с дикой природой, без тупоголовых, норовящих убить или сильнее покалечить пациентов подмастерьев — ух, красота! И только в самой-самой глубины своей старой язвительной фэа Брегол чувствовал, что ему не хватало этих идиотов. Все-таки, делая из безмозглых юных оболтусов, чуть менее безмозглых и уже психически не таких юных и уж точно, не наивных лекарей, он ощущал некоторого рода удовлетворение. Некоторые из них потом становились настоящими.

Правда, он был далеко не единственной грозой медицинского блока. Были и местные нандорские целительницы, которые и по сей день смотрели на «крутого дориатского мясника» с легким оттенком пренебрежения. Хотя дикарями в методах лечения были скорее уж они… Все-таки их культуры были слишком разными, а сам Брегол всегда был чуточку повернутым на экспериментах психом, который не привык ограничиваться чем-то одним, традиционным для эльфов, а потому не гнушался ни чьими практиками.

Может, поэтому ему и хорошо жилось при короле Трандуиле… Тот понимал, что такое отличаться от остальных. И никогда не критиковал его интересы. Более того, он как-то разглядел в нем талант управленца… Несмотря на некоторое сопротивление, Брегол постепенно подмял под себя весь медицинский блок королевства.

Однако во время его небольших командировок (необходимых, прежде всего, ему самому для восстановления нервов!) подчиненные, как правило, непозволительно расслаблялись… И потому Брегол никогда точно не указывал дату своего возвращения, чтобы застать негодяев врасплох! Он уже предвкушал тот разгон, что он устроит этим лодырям! На носу война, ишь че удумали…

Все планы главного королевского лекаря полетели в бездну, стоило ему увидеть омраченные лица постовых, замолчавших при его появлении.

— Хрена вылупились? Что случилось? — вот чем-чем, а деликатностью Брегол никогда не отличался. Бил сразу в лоб, а потом разбирался. Если по ошибки вдарил, то лечил, если нет, плевал и уходил… За бесцеремонность его за глаза называли орком, ну потому что на гнома двухметровый лекарь никак не тянул.

Но в этот раз, уж лучше бы он не спрашивал. Потому что следующую минуту Брегол переваривал новость о том, что его самый давний и проблемный пациент, друг, собутыльник, покровитель и король в одном флаконе, мёртв. Обильный поток несвойственной приличным эльфам нецензурной лексики было уже не остановить…

* * *

— Главное, чтоб он твою могилу не раскопал дабы удостовериться в причине смерти! — хмыкнул кольцо, с интересом слушая продолжительную и изобилующую нереалистичными анатомическими подробностями тираду про идиотов, тупорылых орков и просто кретинов, которых и на месяц нельзя было оставить…

— Я на вскрытие разрешения не давал, — пробормотал не совсем уверенно Трандуил, зная, что, если друг будет сомневаться в официальном отчете медэкспертизы, «написанном дремучими лесными неучами с одной извилиной в мозгу», то с него станется и вскрыть гробницу… Что было бы весьма некстати, потому что молчать, обнаружив пропажу, Брегол не станет. Не остановит его и то, что осквернение места упокоение короля — дело наказуемое…

— Ладно, выкрутимся, — махнуло кольцо. — Где наша не пропадала…

— Говори за себя, это ты у нас путешествовал и по сточной канаве и в желудочно-кишечном тракте рыб! — фыркнул Трандуил.

— Смотри, обижусь, укачусь к Галадриэль! — пригрозило Единое, видимо, обидевшись.

Лесной назгул уже готовил ответную угрозу, когда ветер донес ещё один знакомый голос.

На крики подоспел Леголас, подозрительно удачно проходивший поблизости. Так что вскоре от словесной тирады перепало и новому королю, после чего чуть успокоившийся лекарь угнал последнего на обследование.

— Ну вот, — немного печально заметил Трандуил. — Теперь он за него возьмётся!

* * *

Темная ночь незаметно укутала своим покрывалом древний лес. Спала большая часть зверей и птиц, мирно качало ветром деревья, который играл с их зеленой листвой… Спали и эльфы. Все нормальные эльфы.

Главный королевский лекарь изучил всё, чтобы было указано в официальных отчетах его… на языке вертелось крепкое словцо, и лишь усилием воли он удержался от новой вспышки гнева. Написано было непозволительно мало. У него прямо-таки рябило в глазах от кучи несоответствий и отсутствия вразумительного объяснения что же, Моргот вас возьми, случилось с королем Трандуилом.

Картина пока вырисовывалась с тем, что было бы упади король со значительной высоты. Ну, например, с вершины Одинокой горы. Или с Ородруина. Или что по нему прошёлся табун диких вепрей. И ни то, ни другое не могло быть правдой. Ответ же, что король остановил пытавшееся пробраться в королевство зло, не удовлетворял его от слова совсем. Как и сбивчивое блеяние опрашиваемых им подчиненных!

Потому сейчас, заливший в себя четверть бочонка, Брегол решительным, пусть и слегка валким шагом направлялся к гробнице. В руке у него был зажат ломик… И, уж конечно, лекарь и не представлял, что прямо сейчас за ним из кустов кто-то наблюдал. И даже не один… И даже не совсем живой.

* * *

— Как ты узнал? — ахнула Тауриэль, глядя на довольного Айвендила.

— Не такого живца я себе представлял, — протянул Леголас, глядя, как Брегол, ловко орудуя ломиком, сдвигает крышку гробницы.

— Да, сейчас и увидим! — предвкушающе выпустил из ушей колечки пара Радагаст.

* * *

Только когда тяжеленная плита наконец поддалась, у Брегола мелькнула мысль, что осквернять могилу короля и друга — не лучшая идея… Но это чувство улетучилось столь же быстро, как и появилось.

А так как сегодня ночь была лишена звезд и луны, то чтобы разглядеть покойного, ему потребовалось поднести зажженный фонарь ближе… Чтобы затем отпрянуть.

Трандуил не мог так высохнуть за это ничтожное время! Его и тление ещё не должно было толком коснуться, так что за Моргот?! Их король, словно превратился в мумию. Брегол видел таких в некоторых людских селениях. Так они дольше сохраняли тела своих правителей. Глупо, но интересно с медицинской точки зрения… Сначала они вынимали из них внутренние органы, затем бальзамировали, но с Трандуилом такое произойти совершенно точно не могло! Да и не было характерного запаха, ведь, едва открыв крышку, лекарь почувствовал знакомый запах вина и цветов.

— Неприятно осознавать, но тут явно замешаны темные силы! — совершенно не теми, куда менее цензурными словами высказ именно эту мысль Брегол.

После чего он без особой надежды попытался добыть образец крови, и увиденное его не обмануло — тело, действительно, «высохло». Для того, чтобы проверить гипотезу отсутствия внутренних органов, ему нужно было стащить с короля доспехи, но те неожиданно никак не желали поддаваться.

— Да чтоб вас! Морготовщина какая! — плюнул и отставил попытки лекарь. Что-то подсказывало ему, что теперь нужно готовится к чему-то страшному и чем маяться безнадежным делом, лучше прямо сейчас пойти и провести ревизию аптечных складов. Тьма подобралась слишком близко, поразив сердце Леса.

— Чтоб тебя, Владыка, помер и оставил нас тут бороться с какой-то неведомой хренью. Ещё и в замке брешут невесть что про твой призрак, но будь то, действительно, так, ты бы давно сюда нарисовался… Так что брехня всё это, — и закрыв крышку, лекарь медленно побрел к замку, не подозревая, что только что весьма разочаровал своего нового короля, будущую королеву и одного ошибшегося майа.

* * *

— Ну что?! Больше не будете всякий бред про моего отца выдумывать? — грозно орал на подругу и майа Леголас. Точнее, он думал, что грозно, на деле же не особо.

— Я… Я была уверена, что видела? — в отчаянии воскликнула Тауриэль. — Радагаст, хоть ты ему скажи? Ты же чувствуешь присутствие Единого? Ну скажи?

— М-м, не должен был ошибиться я… Но, может, и правда упокоился Трандуил и не у него кольцо было… — как следует затянулся из трубки Айвендил. — А может и провел нас, всё же хитрый он, проказник!

— Идите вы все! — махнул рукой Леголас. — Да наговаривали уже, спасибо! Одна по пьяни что-то увидела, второй, накурившись, что-то сказал и понеслось!

— Ага, и весь дворец тот крик услышал! И почерк со следами подделал, чушь не мели, Леголас! — не совсем уверенно возмутилась рыжая.

— Ты как со своим королем разговариваешь? — неожиданно холодно осведомился он, отчего Тауриэль аж замерла. — Я пошел, и я запрещаю вам распространяться и судачить об этом!

Когда он ушел, рыжая тихонько толкнула майа в бок:

— Ведь не сумасшедшая, и я не допилась до короля!

— Знаю, милая, знаю… — кивнул, пожевывая кончик трубки, майа. — Только вот друг и король твой слишком хочет верить в другое… И закрывает глаза даже на очевидные вещи. Объясняет вопль и погром в погребе, чем угодно, даже проникновением в замок темных сил, но только не тем, что он, — кивок на гробницу. — Теперь нечто совсем уж выходящее за рамки его сознания. В любом случае, — Айвендил двинулся к гробнице. — Я понимаю нежелание Трандуила встречаться сейчас с сыном. — и он решительно постучал посохом по плите. — Владыка, хватит прикидываться! Выходи, Леголаса тут нет.

Со свистящим свистом плита отъехала в сторону…

К хорошему быстро привыкаешь… С этим Бард, а в особенности его старые, отвыкшие от эсгаротской сырости, кости были полностью согласны.

Он помог восстановить город, пусть большая часть жителей и предпочла остаться с ним в Дейле. Вернулись не только потомки тех, кто бежал от Смауга в Эсгарот, но и те, кто устал от вечной сырости и запаха рыбы. Люди верили в него, и Бард сделал всё, чтобы оправдать их доверие. Дейл не только вернулся в прежние времена благоденствия, но кажется расцвел пуще прежнего.

Люди приходили к ним со всех концов Средиземья. Многие бродяги и переселенцы за лучшей жизней следовали туда, куда вела их молва — в чудный город, где обсуждали свои деловые вопросы лесные эльфы и эреборские гномы, оставляя попутно людям немало золотых от одного своего пребывания.

Эсгароту тоже перепадало от этого «праздника жизни», благодаря тому, что переправлялись эльфы через них. Да и рыбу Темнолесье по-прежнему закупало у них, как и перекупали бочонки дорвинионского.

Сейчас же мрачное ожидание перемен ощущалось и здесь. Бард слышал сегодня, как полушепотом переговаривались между собой местные торговцы, гадая насколько упадет сбыт дорвинионского после смерти его главного потребителя.

Известие о безвременной и загадочной кончине эльфийского короля всех застало врасплох. Ну не думал никто, что беда придет с этой стороны. Люди скорее ожидали, что это у Железностопа откажет печень или же владыку под горой убьет на очередной охоте взбесившийся гигантский вепрь. Всякое бывает. Особенно под градусом. Особенно, если некоторые слухи не врали и некоторые старейшины не одобряли политику Даина по сближению с «безбородыми феями». А там уж у волей не волей у поднаторевшего в грязных делишках престарелого Лучника включалась фантазия, в которой вариант с несчастным случаем на охоте, выглядел вполне рабочим.

Однако погиб Трандуил. Непотопляемый эльф, о чьей предусмотрительности, читайте трусости, слагали легенды. Уж от кого-кого, а от лесного владыки безвременной кончины не ожидалось. Эльф хоть и пил похлеще гнома, но Бард как-то не слышал, чтоб хоть кого-то из их расы разбивал цирроз. Дворцовый переворот также отпадал. Не для того Трандуил в придворном соку варился один Эру знает сколько жизней Барда. Да и у эльфов, насколько он слышал, нет хуже преступления, чем убийство сородичей.

Потому известие о гибели Трандуила и застало их врасплох. Не было ни нападения орков, ровном счетом ничего… Просто мистика какая-то! Слухи ходили разные, начиная с того, что Темнолесье окончательно наводнили силы тьмы и владыка им проиграл и заканчивая самым безумным, что у лесного короля каким-то образом оказалось мифическое кольцо Всевластия и что это оно его сгубило, как некогда Исильдура.

Второе выглядело как бред. И Бард не желал в это верить. Потому что тогда могло оказаться верным и другое. Совершенно дикий и безумный слух о том, что Трандуил, как и поддавшиеся искушению тьмой короли людей древности, стал назгулом.

У них и так Моргот возьми хватало проблем. Начиная с того, что теперь все трехсторонние соглашения Дейла с эльфами и гномами требовали немедленного пересмотра и заканчивая того, что смутой в Лихолесье мог воспользоваться их общий враг.

Бард всерьез опасался, что печень сына Трандуила просто не выдержит состязания с Даином. Ведь забыть ту легендарную попойку, послужившую началом той странной дружбы между столь разными владыками, он не сможет никогда.

О Леголасе бродили разные слухи. Да этот эльф ещё в бытность принцем спас детей самого лучника, хотя бы поэтому Бард будет на его стороне, а не только потому, что ему позарез нужно удержать существующий порядок вещей. Однако Леголас покинул своего короля сразу после битвы. Говорили о разном, даже о предательстве… Бард знал какими бывают дети. Даже, если этим детям не одна сотня лет. Потому ничего предательского в поступке сына Трандуила он не видел. Понимал он, впрочем, что легенда о секретной миссии принца была не более, чем попыткой короля вступиться за принца. Бард все понимал, но его тревожило то, что не все эльфы доверяли своему новому королю после его самовольной отлучки.

Камнем в подпорченную репутацию Леголаса был и выбор его невесты. Тауриэль — мятежная эльфийка, также хорошо знакома лучнику и его детям. Он был ей благодарен, но слухи о её увлечении младшим племянником Торина и открытый акт неповиновения своему королю… Нет, положение нынешнего лесного короля было шатким, несмотря на то, что Тауриэль была прощена его отцом, а также благословлена на этот брак…

Смерть Трандуила принесла им массу проблем, которых Бард на старость лет рассчитывал избежать. Он был слишком стар для этого дерьма. Однако ему пришлось вернуться вновь отстроенный Эсгарот и ждать делегацию эльфов… Ему нужно было поговорить с Леголасом раньше обещавшего прибыть в Дейл к утру Даина.

Неудивительно, что за день до прибытия Лучнику не спалось. Бессонница и раньше мучила правителя, но после полученного из Темнолесья известья… Сон почти совсем оставил Барда. Как бы не ругала его дочь, просто сидеть и ждать он не мог. Эсгарот же, пусть и отстроенный навеивал воспоминания. Причем не только горестные… Ведь именно здесь он встретил свою любовь. Бард вздохнул, пусть он теперь все больше походил на дряхлую развалину, но обхитрить собственную охрану и погулять по улицам некогда родного города он мог.

Ну как погулять… Угнать лодку и погрести. Не ожидала ведь его стража, что их король использует старый трюк с отхожим местом. А порой Барду хотелось выкинуть что-то не присущее его королевской персоне.

Так и сейчас он медленно грёб вдоль улочек, наслаждаюсь отсутствием людей, которые окружали его теперь всюду. Волей не волей он вспоминал всё, что было связано у него с этим местом, пока… Тихий всплеск возвестил о том, что он не один. Вздохнув, Лучник вгляделся в темноту.

Чтобы обнаружить источник шума пришлось подплыть к самой окраине города. Где-то тут невдалеке и затонул когда-то Смауг. Впрочем, Смауг перед этим был облит золотом, отчего эсгаротцы во всю намывали этот драгоценный метал… Порой же его находили в рыбьих кишках. Пройдет ещё не одна сотня лет, наверное, прежде, чем это золото иссякнет.

Впрочем, сейчас это меньше всего волновало Барда. Ведь вполне очевидно было, что таинственная лодка рассекала гладь озера безо всяких ударов весел, что было в принципе невозможным. Как и то, что статная фигура в лодке оказалась жутко знакомой.

Бард затаил дыхание. Он не особо верил во всякую мистическую чушь, связанную с кольцом, но и ожившего мертвеца в Эсгароте встретить не ожидал.

Не узнать короля Трандуила было сложно. Даже если и выглядел тот так, словно умер не пару недель, а лет назад, но отчего-то не истлел, а ссохся. Со спины так и вовсе он не изменился, однако когда развернулся и вперил в замершего Барда свой жуткий горящий изумрудным огнем взгляд… Стало не только не по себе, но и лучник почувствовал, как пробегает по спине давно забытая дрожь. Кажется, в последний раз он ощущал её, стреляя в надвигавшегося к ним с сыном Смауга.

— Бард, — голос раздавшийся у него в голове не был жутким, нет… Это это был тот самый голос, но лучник всё равно вздрогнул от неожиданности и уронил весло. — Тебе не стоит бояться, — тем временем, видя реакцию, добавило то, что когда-то было Трандуилом.

— А кому стоит? — решив, что ничего уже не теряет поинтересовался лучник.

— Саурону, — после недолгой паузы пришел ответ. — Может, я не так прекрасен как прежде, да и самоирония мне раньше не была свойственна, — Трандуил фыркнул. — Но я преследую ту же цель, что и раньше. Я намерен защитить свой народ и своё королевство, а с царящим в Мордоре Сауроном это невозможно.

— Что ты теперь такое? — собравшись, задал вопрос Лучник.

— Хотел бы я знать, — пришёл неожиданный ответ. — Я заключил сделку, скорее всего, мою фэа уже ничем не спасти, но я помогу вам в войне Сауроном. Надеюсь, мне не стоит напоминать, как важно на грядущих переговорах сохранить прежние позиции, особенно сейчас… Думаю, до нашего Врага уже дошли нужные слухи. Вопрос времени, когда он заявится сюда в поисках кольца… Вы должны ударить первыми, Бард, это даст преимущество.

— Так это правда насчет кольца? — Лучник не мог поверить, но это многое бы объясняло.

— Правда или нет… Саурон все равно нападет. И Дейлу не удастся отсидеться в стороне, орда орков сметет и вас… Лучше предупредить нападение. Я не прошу повторять поход Последнего союза и стоять под стенами семь лет. У моего народа есть армия, есть орудия и есть план. Семилетнего стояния у стен не будет. Наш дикий огонь разрушит их. А орков убивать обучены, что люди, что гномы, что эльфы. Назгулов я возьму на себя.

— Это невозможно, — не хотелось Барду на старость лет тащиться к Мордору, прямиком к источнику всех зол, но… Ещё больше не хотелось, чтобы орки пришли и вновь разрушили с таким трудом отстроенный Дейл, чтобы его внуки пережили то же, что и его дети. Нет. Такое он допустить не мог. — Ты один, их девять… Ты не сможешь…

— Не тебе решать, что я могу, а что нет. Просто пообещай на переговорах поддержать предложенный майа Радагастом план.

— Даин никогда не…

— С Даином я поговорю отдельно, — ему показалось или собеседник хмыкнул. Волей не волей мысли Барда завертелись о том, а может ли лесной владыка в своем новом состоянии также пить, потому как, если нет в успех переговоров он не особо верил. — Приготовься, — внезапно сказал его собеседник.

— К чему приготовиться? — предчувствие грядущего звездеца заскребло у Барда, но было уже поздно. Мысленная связь оказалась разорвана, а вокруг лодки Трандуила начали подниматься странные круги, постепенно образуя воронку.

Вскоре та поглотила лесного короля вместе с его средством передвижения. Тишина вод уже более не могла обмануть Барда, он ведь он был уверен, что именно в этом клятом месте обрел последнюю обитель Смауг.

Ожидания не обманули правителя Дейла, вскоре озеро вспенилось и оттуда вылетел… Да-да полусгнивший дракон, наводивший ужас на эту часть Средиземья. Глаза Смауга горели тем же изумрудным огнем, что и у Трандуила, обнаружившимся на шее дракона в роли всадника… Теперь до Барда постепенно доходило, как именно этот спятивший эльф собрался биться с назгулами. Главное, чтобы не с ними… Однако Смауг благополучно пролетел мимо Эсгарота, ненадолго зависнув над Одинокой горой, после чего, явно высадив там Трандуила, двинулся куда-то в сторону.

Бард вздохнул, краем уха отмечая оживления в городе. Полет восставшего из пучин Смауга видел не только он… Другой вопрос: а заметили ли там Трандуила… Вряд ли, но разговоров о просочившейся всюду тьме явно прибавится, что не может не сыграть на руку при призыве людей на войну. Когда зло не абстрактно, а вполне рядом и своим зловонным дыханием поражает даже бессмертных эльфов. Все-таки Трандуил всегда был хитрым засранцем! и Бард отчасти даже рад, что слухи об его кончине оказались преувеличены, потому что вряд ли бы со всем этим дерьмом смог разобраться молодой король. Для нынешней канители им нужен тот, кто плавает в этой отхожей яме не одно тысячелетие и участвовал в предыдущем штурме Черных врат.

* * *

Нельзя назвать путь до Дейла долгим, однако Даин счел своим долгом озаботиться о не просто своевременном появлении, но и он также рассчитывал опередить делегацию эльфов.

Трандуил знатно подгадил им всем своей смертью. И ладно бы его убил палёный спирт или вражеский меч. Король под горой понял бы. Но та ахинея, которую принесли им слухи… Нет, тут явно было что-то не чисто! В особенности последние события, когда был варварски перебит личный погреб Трандуила. Ну это уже ни в какие ворота, как грится! А ну как, если эти темные силы и до его бочек доберутся? Не приведи Махал, конечно, но всё же…

Даин кое-что знал о проклятых кольцах и о том, почему лучше им всем покоиться в могилах. Его дед, дядя и кузен достаточно заплатили за его ношение. Может, то и давало удачу в поисках богатства, но ещё лучше оно помогало с поисками безумия. Потому хорошо, что сейчас оно не может никому навредить, лежа в одной усыпальнице с Торином.

Если же слухи правдивы, и Лесная Фея в самом деле превратилась в Лесного назгула, то дела их плохи… Людские короли древности стали доставлять крайне много хлопот, превратившись в назгула, однако эльфийский король грозит их всех переплюнуть. К тому же Трандуил, как и все феи с самого начала увлекался всей этой магической хренью. Вспоминая же самого сильного из Девятки и того, что тот изначально был повязан с магической по%б№нью, получалась весьма скверная ситуация.

Даин лишился единственного достойного собутыльника, а его враг обзавелся мощным союзником. Хуже того в его собственном окружении все громче стали призывы разорвать и пресечь новые договоры с эльфами, а в такое время… В такое время король под горой не хотел бы лишаться союзников. Пусть даже и безбородых. К тому же с Трандуилом у них был план, который ему, как нелюбителю отсиживаться, весьма импонировал, однако, где гарантия, что у сосунка-короля хватит смелости и твердости продолжить дело отца?

— Нет, ну и с%ка же ты, Трандуил, крашенная! — привычно пробормотал Даин.

Мало того, что влез в доверие, хотя говорил ему Торин, что не стоит… Так ещё и помер невовремя! Более того ещё и под вопросом, а окончательно ли помер… А ведь Даин из-за него со столькими достойными сородичами конфликт нажил! Из-за какого-то клятого эльфа с рожей симпатичнее, чем у жены Даина! Хотя жена у владыки красивая, по меркам гномов, разумеется.

Впрочем, всё было не так плохо. Даже противники сближения с эльфами признавал, что положительные эффекты были. Молодежь же и вовсе порой тайком покупала эльфийские украшения и ткани, а знать не гнушалась и сталью. Королю под горой регулярно докладывали о совместных пьянках эльфов и гномов в Дейле. Надо же было сделку обмыть… Трактиры в Дейле росли, как на пивных дрожжах. Удивительно, но точкой соприкосновения двух народов оказалась именно пагубная привычка, за которую эльфов Трандуила и называли ненормальными и недостойными чертогов их мифической родины.

Подобные отношения были на руку не только людям Дейла, но и самим гномам, у которых увеличился спрос на эль, пиво и гномью водку. После пережившего испытания гномьей водкой Трандуила за ним подтянулись и верные подданные. Впрочем, Даин ни за что не признался бы, но кислое и крепкое темнолесское вино неожиданно пришло по вкусу и гномам. Сладкие вина да и вина южных земель они по-прежнему не признавали, однако у соседей этот напиток получился каким-то особым.

Потому сейчас, готовясь выступить в затухающую ночь, Даин испытал странную смесь чувств, пригубив из неприметной маленькой фляжки. Ему Лесной Владыка, как правило, отсылал лучшие экспериментальные образцы. Трандуил, может, и был трусливой Лесной Феей, но в выпивке толк знал. Так и мозги у него работали всегда. Только вот благо тот признавал только для своего народа… Как хороший правитель, но ненадежный союзник.

Впрочем, самого Даина тому может и удалось немного убедить… В своей не полной конечности и безнадежности. Благо о драконах эльф знал больше некоторых. Вряд ли тогда для Эребора хоть что-то изменилось бы, вступи эльфы в бой. Те поспешили к ним налегке, а, увидев с каким с безнадежным дерьмом им предстоит иметь дело… Понять Даин мог. Хотя сам бы слово не нарушил, даже если бы погиб сам и погубил товарищей.

Потому рассчитывать он на эльфов мог лишь, когда этим берегущим свои шкуры засранцам было с ними по пути. Удивительное дело, но в случае с угрозой Мордора, они вновь были в одной лодке. Однако в этом нужно было убедить ещё и старейшин…

Перед походом Даин всегда любил выйти на одну из высочайших точек горы. Не из-за вида! И не из-за прилетавших певчих птиц! Да плевать ему на красоты, он что эльф природой любоваться?! Нет, просто глядя на простирающиеся земли легче представлялось их будущее. Однако сейчас потягивая выпивку, король под горой видел лишь грядущие разрушения того, что было построено с таким трудом.

Опрокинув в себя очередную порцию, король под горой вдруг заметил, что воздух округ как-то сгустился… Внезапно со стороны озера донесся далекий шум, напрягая зрение, Даин увидел, как восстало с пучины… Это был Смауг. Несомненно это его темные, истерзанные крылья блестели в отблески луны. Не было никаких сомнений: чертово чудовище летело прямиком к горе.

Даин собирался спуститься и приказать готовить противодраконовые стрелы, изготовленные по старым чертежам на всякий случай, но неведомая сила пригвоздила его к месту. И это был вовсе не страх. Чихал он на страх с одинокой горы! Нет, что-то противоестественное было в его ступоре.

Между тем, глаза Даина выцепили то, что, возможно, не заметили бы другие, слишком занятые лихорадочными попытками скрыться или отыскать стрелы… Или попросту до сих пор спящие. На спине у дракона расположился всадник, и Моргот его раздери, Даин был готов поспорить на собственную печень, это был треклятый Трандуил, который кажется только что переиграл и уничтожил свой давний страх.

При ближайшем рассмотрении становилось яснее, что туша Смауга была неплохо так покусана рыбами (вот почему у них вкус стал такой странный, не тот что прежде) и покрыта водорослями, ну, а Трандуил… Больше назвать красивой его рожу не получалось. Последнее сейчас меньше всего волновало Даина, потому что туша, с которой до сих пор лилась вода зависла прямо над ним, а затем… К нему спрыгнуло то, что когда-то он обзывал Лесной феей. Сейчас же это точно прозвучало бы как-то нелепо. Впрочем, сам дракон улетел, и сердце гнома ощутимо расслабилось.

— Чтоб тебя, Трандуил! — прибавив пару крепких выражений прибавил Даин, на всякий случай покрепче сжимая верный топор… — Даже помереть нормально не можешь!

— И я рад тебя видеть, Даин, — церемонно склонил голову лесной… а хрен его теперь знает кто. Смотрелось это на удивление комично. — Я пришел поговорить. Желательно без лишних свидетелей, если ты, конечно, не хочешь, чтобы о тебе поползли разные слухи…

— После того, что ты учудил-то? Меня будут искать! — хмыкнул Железностоп, испытующее глядя на это умертвие.

— Я не отниму много времени, хотя на трезвую голову, признаюсь, мне говорить с тобой непривычно… — умертвие удрученно покачало головой.

— Ха, знаешь, я должен был догадаться, что и назгулом ты станешь настолько ненормальным, что отсутствие возможности надраться тебя доконает! — покачал головой Даин и отхлебнул просто потому что мог.

— Не совсем… Я могу чувствовать чужое опьянение… Разрешишь? — Железностоп не успел ничего сделать, но костлявая рука уже коснулась его плеча… И не взирая на кучу матов и попытки поднять ставший вдруг невыносимо тяжелый топор, страшная рожа Трандуила заметно расслабилась, словно и правда словила «недостающие эмоции». — Спасибо, а теперь можно и поговорить, — также неожиданно отпустило его умертвие.

— Знаешь, если ты и дальше так будешь подкрадываться ко всем выпившим, то вскоре Трактиры Дейла разорятся, как и многие другие участники этой цепи… — пробормотал Железностоп.

— Скоро всё закончится, — зловещее пообещал Трандуил, чьи глаза страшно блестели. — Либо вы не придете к договору и Саурон перебьет нас по одиночке, либо ты примешь план Радагаста. Потому как он теперь знает, где было кольцо.

— Что за план? — мысленно кляня лесного владыку за его любовь к блестящим цацкам, мрачно осведомился Даин.

— Напасть первыми, выступить прямо сейчас. Опередить его.

— А ты разве не должен быть на его стороне? — прищурился Железностоп. — Ты как бы теперь раб его…

— Нет, — ощетинилось умертвие. — Я не его слуга! Я преследую ту же цель, что и раньше, я помогу вам.

— Как такое возможно? — все складывалось слишком хорошо и Даин видел в этом явный подвох.

— Я похож на тронутого слугу Тьмы?! — а психовал Трандуил также как и прежде… Назгул — истеричка — бедное Средиземье!

Однако стоило быть объективным. На самом деле не очень, однако говорить это своему закадычному собутыльнику Даин не собирался.

— Посмотрим, — наконец возвестил он. — И послушаем и полоумного майа и приемника твоего, что только что выпал из-под маменькиной юбки! — возможно, последнее замечание Железностопу следовало оставить при себе. Потому как не взирая на летнее время ему вдруг стало также холодно, как и зимой, а затем…

— Да чтоб ты больше пил и не пьянел! — простые вроде слова, а прозвучали, как страшное проклятие…

Король под горой хотел было разрубить наглеца, но тут вдруг исчез, лишь знакомый хохот отдалялся под сводом горы… Дрожащей рукой отвинчивая флягу и неустанно кляня себя за проснувшуюся непозволительную мнительность, Даин приложился к фляги. И всё было то — и вкус, и запах, вот только… голова была трезвой. Совсем. Исчез даже присутствующий там ранее туман, рассеялся, словно дым… Дикий исполненный истинного отчаяния мат потряс уже давно разбуженную гору, однако шум со стороны озера и странный зловещий снег и шаги невидимки — ничто по сравнению с тем леденящим жилы гневным воплем их владыки.

Спустя час неустанных возлияний в тщетных попытках почувствовать хоть что-то, кроме тошноты и боли в печени (все-таки вопреки расхожему мнению та у Даина была не железная), король под горой затуманенным зрением заметил появившееся на стене послание, горевшее зловещим зеленым пламенем: «Сделаешь, как договаривались, верну утраченное, а нет, так быть тебе вовек трезвым как стеклышко! И не только тебе, но и всему роду твоему перепадет проклятие!»

На встречу с эльфами гномы, вопреки всем ожиданиям, опоздали и выглядели как-то деже странно. А уж когда король Леголас предложил выпить за знакомство, то чего уж Бард не ожидал увидеть, так это позеленевшего гнома… Но это уже другая история.

Ночь. Тонкие перья облаков закрывали собой звезды и медленно накрывали своим пуховым одеялом Луну. Ветер шатал краснолистные макушки деревьев. В этой части некогда Зелёного леса лучше было не останавливаться на ночлег.

Впрочем, отряд эльфов и не собирался. Придти в Дейл заранее не позволяли срочные внутренние дела королевства, требующие высочайшего решения. Опаздывать же на столь важные переговоры — плохой тон. Уж это-то отцу удалось вбить в голову Леголаса.

Потому, так и не сомкнув глаз после ночной ловли на «живца», утром злой на себя, Тауриэль и на Радагаста король скомандовал сбор. Пожалуй, он начинал понимать тягу отца к вину. От обилия важных, сверхважных и просто срочных дел пухла голова, потому хотелось напиться и забыться. В его голове пока не срабатывал встроенный переключатель, позволявший «отключать тревогу за державу» во время сна или краткого отдыха.

Потому Леголас и прокручивал в голове проблемы и чаяния королевства двадцать четыре часа в сутки. Во время завтрака, обеда и ужина. А, забываясь коротким сном, он продолжал видеть в кошмарах то, чем может обернуться для Темнолесья его безграмотная политика. Либо же он видел отца, странно побелевшего и иссохшего, тот рвал на части его выстраданные указы и распоряжения, приговаривая, что это никуда не годится!

Просыпался юный король в холодном поту и бешено колотящимся сердцем. Потому, чем спать вот так, лучше не спать вовсе… Или спать совсем чуть-чуть, потому как в полном изнеможении сны, как правило, не запоминаются.

Наверняка, у отца был этот «переключатель», иначе бы тот столько не выдюжил. Либо же со временем Владыка оброс толстым слоем пофигизма и научился глушить, некстати, вспыхивающие чаяния крепким вином. Впрочем, судя по подкроватным запасам, в последнее время вино уже не справлялось. Сказывалось, наверняка, и привыкание организма, воспринимавшего слабое вино как воду, так и возросшее обилие проблем, сыплющихся, как из рога изобилия, единственным решением которых был поход на Мордор.

До которого отец так и не дожил, оставив Леголаса разгребать навороченные им грандиозные планы. Причем ситуация усугубилась. Слух о кольце Всевластия, что якобы было у его отца, наверняка, уже дошёл до Мордора. Либо скоро дойдет. Вопрос времени, когда сюда явится орда орков.

Сыграть на опережение, как предлагал Радагаст, можно было лишь, заручившись поддержкой гномов и людей. Вот только, как её получить? Вопрос был открыт. Особенно, если учитывать, что и в собственном королевстве юному королю только предстояло заслужить доверие.

Несмотря на это, он недавно получил послание из Лориэна. Лорд Келеборн писал о том, что их договоренность с его отцом остается в силе. Знать бы ещё что за договоренности!

Письмо это было неожиданным, а вместе с тем вызывало странные эмоции. С одной стороны Леголас догадывался, кто является источником большинства самых немыслимых и выставляющих его королевство в неприглядном свете слухов… И он знал, кто был виновен в гибели отца, кроме него самого, разумеется. И как бы сильно он не злился и не проклинал своего короля, в каких грехах только бы не подозревал — простить Галадриэль он не мог. С другой сам лорд Келеборн был ни в чем не виноват. Да и приходился ему и отцу каким-то дальним родственником и, если Леголас правильно понял пьяные бредни Галиона, довольно близким другом.

Потому после нескольких бесплодных попыток написать ответ без использования ненормативной лексики и обвинений в духе «сжечь бы твою ведьму вместе с её лесом», Леголас сдался и обратился к Тауриэль с просьбой написать нечто нейтральное и поинтересоваться, о каких именно договоренностях идет речь.

Подруга написала, и написала так хорошо, что король невольно изумился. Правда, быстро объяснил это себе тем, что та слишком много времени провела в личных секретарях отца и переняла от него, помимо дурных привычек, и что-то полезное. Расписавшись на письме и отправив того в Лориэн, Леголас задумался о том, а не стоило ли ему вместо переговоров с гномами и людьми, попытаться договориться сперва со своими сородичами?

Впрочем, та идея была быстро отринута. Эльфы золотого леса, уцелевшие нолдор и синдар, по большей части, открыто презирали его народ, состоявший в большинстве своем из нандор. Они изображали дикарем и поливали грязью его отца. Навряд ли темнолесцы это оценят. Всё же авторитет бывшего Владыки до сих пор в разы превышал то, что сумел наскрести Леголас. И пусть так и будет дальше. Ни к чему марать тень отца грязными слухами… А уж допускать того, чтобы кому-то стала известна правда об участи Галадриэль — и вовсе было нельзя. Велика вероятность, что дело кончилось бы войной, а они же не нолдор какие в самом-то деле?

Нет, к черту Лориэн. Какие бы там договоренности отец в тайне не заключал с ними, скоро Леголас об этом узнает. И подумает стоит ли в это ввязываться. А пока… Он обязан был удержать тот союз, что был заключен под Одинокой горой. Просто обязан.

И всё же сейчас после нескольких бессонных ночей, целого дня и половины ночи в пути, Леголас ощущал, что смертельно устал. Делать привал в этом кишащем тьмой месте не следовало. Но и не делать было нельзя. Валился с ног не только молодой король, но и его спутники, хоть и не показывали этого столь открыто.

«Я вздремну лишь пару часов… Ничего плохого не случиться. До переправы в Озерном городе ещё три часа ходом. Мы успеем. Встреча только в полдень», — успокаивал себя Леголас, располагаясь на лежаке. Спали под открытым небом, так как в метеорологическом отчете исследовательского центра осадков не значилось, а они торопились, идя налегке.

Король улыбнулся, вспоминая, как с утра с пеной у горла доказывал Галиону, что ему не нужны те огромные тюки с палатками его отца, без которых тот не мыслил даже непродолжительную поездку. И даже: «Вы ж теперь король и не можете спать под крытым небом и голой земле!» не подействовали. Леголас остался непреклонен и теперь страшно гордился этим…

Правда, сейчас, когда вокруг неслабый ветер шатал могучие ветви пораженных тьмой деревьев и выдувал остатки тепла из-под легких летний одежд, несвойственная ему мысль о том, что «а мог бы сейчас дрыхать в отапливаемом шатре», никак не хотела покидать головы.

Стремясь поскорее выкинуть её, а также заснуть, владыка отхлебнул из фляжки немного вина. Он принципиально почти не пил, стремясь показать, что в этом он отличается от «старого, горького пьяницы», но сейчас он успокоил себя тем. что это необходимо для согревания… И осушил всю флягу.

Засыпая, он жалел, что Тауриэль осталась «на хозяйстве». Как было бы хорошо зарыться сейчас в её прекрасные огненные волосы, согреться их теплом и энергией! Пусть даже он и был несколько зол на неё и на истари — за всякие россказни и откровенную дурость…

После неудавшейся «ловли» подруга вернулась в замок лишь под утро, он не спал и слышал, как она вернулась, а затем отправилась куда-то. Очевидно в погреб. На утро перед отъездом Тауриэль была бледна и непривычно тиха, на все его вопросы отвечала крайне уклончиво, а в глазах её поселилось нечто, похожее на смирение.

Эти недомолвки и легкий алкоголизм невесты, приведший к тому, что по замку начали ходить слухи о призраке его отца, откровенно выводили Леголаса из себя. Однако было пора ехать на переговоры, а оставить кого-то, кроме Тауриэль он не был готов… Да и её статус невесты позволял. К тому же не следовала показывать её гномам. Мало ли. Они поговорят, когда он вернётся. «Если вернется,» — добавила его пессимистично настроенная часть подсознания и он провалился в сон.

Впервые за долгое время ему снилась наполненная светом картина. Удивленно охнув, король улыбнулся. Ясное небо без единого облачка, трава зеленее не встретишь, какие-то цветы названия, которых он даже и не знал. Раскидистый дуб — очень большой и старый, но вполне живой, так что казалось приложи к стволу ухо — и услышишь, как течет древесный сок. Приятный стрекот цикад наполнял слух, Леголас потянулся и без всякой задней мысли привалился к дубу, запрокинув голову и глядя на синее-синее небо, чьи клочки пробирались сквозь зелень листвы. В зубы он взял махоньку, но сочную травинку… Убаюканный он почти засыпал в собственном сне — так хорошо и спокойно было у него на душе.

Пока грозный окрик: «Трандуил!» не распугал цикад и не разрушил иллюзию. Вздрогнув всем телом, Леголас медленно повернул голову к обратной стороне дерева. Там, самозабвенно развалившись у могучих корней непривычно, сладко дремал его отец, на кой-то черт засунувший себе за ухо бутон красной лилии. С трудом подавив рвущийся наружу возглас, юный король обернулся в поисках того, чей окрик он слышал.

— Трандуил! — кто бы не искал сейчас его отца, почтительности в нем было немного. Точнее не наблюдалось вовсе. Разыскивающий отца эльф был либо самоубийцей, либо… О другом варианте Леголас как-то и не задумывался. Потому как уж больно чудным тот был даже для сна.

Между тем некогда великий владыка Лихолесья и не думал просыпаться. Более того, он отвернулся в сторону прямо противоположную доносившемуся окрику и продолжил сопеть, прижимая к себе внушительных размеров бутыль, где на дне ещё плескалась багряная жидкость. Какие-то вещи оставались неизменными даже, несмотря на полную внешнюю расслабленность отца.

Покачав головой, Леголас внимательнее всмотрелся в местность, в которой очутился. Легкий звоночек осознания потянул его за усталый ум. Время стерло, не пощадило даже ту звонкую речку, что журчала звонким потоком невдалеке, этой ночью же, устраиваясь на привал, они обнаружили лишь полузасохший ручей. Однако этот дуб… Леголас ещё раз окинул внимательным взором исполина. Кажется, он потемнев и сменив зелень одежд на кроваво-красные листья, по-прежнему, высился над поляной. Именно под ним молодой король и провалился в свой недолгий сон, что решил явить ему картины не то прошлого, не то просто являлся отражением его горячего, но тайного желания вновь увидеть отца.

Мысленно устыдившись этого малоприятного факта, он со всей дури ущипнул себя за запястье. Не помогло, на сей раз вознамерившись защипнуть посильнее, он пораженно замер. Ближайшие ветки разъехались в сторону, и вот на поляну вышел высокий. очень высокий эльф. Его длинные серебряные волосы свидетельствовали о принадлежности к роду синдар, а затянутость последних в высокий хвост — о внутренней строгости и собранности. Одет эльф был также безо всякой вычурности или изысков вроде вышивки, однако ткани, следует отдать должное дворцовому воспитанию, Леголас определил, как дорогущие.

— Встань. Ты позоришь меня, — коротко потребовал эльф тоном, не терпящим пререканий. На поясе его ярко поблескивал незамеченный ранее молодым королем тяжелый гондольский меч. Такой только отряд удачливых гномов в пещере мог найти, а никак не приобрести обычный эльф. Тем более то, как он обращался к его отцу… По спине у Леголаса пробежал холодок.

Владыка же Лихолесья нисколько не реагировал на эти слова. Ни вскакивал в гневе и не стремился покарать наглеца. Он лишь только перевернулся на другой бок, из-за чего убаюканный им бутыль громко булькнул.

Тогда бесстрашный эльф сделал то, от чего у Леголаса на затылке привстали волосы. Он стремительно подошёл к дрыхнущему Ужасу Темнолесья и бесцеремонно поднял того, ухватив за ухо.

К чести Трандуила и отпавшей челюсти его сына, то Владыка не заорал дурным голосом. Только чуть ошалело заозирался по сторонам, а, уперевшись в разгневанное лицо державшего его эльфа, как-то обречено вздохнул, прижимая к себе бутыль с вином покрепче, словно опасаясь, что тот у него сейчас же изымут.

— Тебя не было на построении, — ледяным тоном прошелестел эльф, отпуская побагровевшее ухо Трандуила. — Ты ушёл из лагеря и пил. Снова.

— Отец… — устало начал было очевидно сейчас ещё не Владыка этих мест, но был грубо прерван.

— Это ещё что такое? — цепко вырвал эльф, судя по-всему король Орофер из волос сына цветок. — Мы идем на войну, а ты всё веселишься! Пьешь да цветочки в волосы впрядаешь! Ещё и разоделся как эллет какая! — король задохнулся от возмущения.

Леголас тихонечко сполз по стволу дуба. Король Орофер. К такому он готов не был. И пока его отца отчитывали, он вновь попытался проснуться, на сей раз легонько порезав ладонь ножичком. От нереальности картины подташнивала, а у него самого появились вопросы к сохранности собственного рассудка.

Ну не могло такого быть, чтоб… Молодой король замер, вновь обернувшись. Разговор между двумя его прямыми родственниками между тем набирал обороты.

— Ты совершаешь ошибку, — упорно твердил его отец, в глазах которого Леголас с удивлением обнаружил отблеск собственного упрямства. — Зачем ты ведешь нас к Черным вратам? Ради чего? Потому что какой-то нолдор Гил-Галад позвал? Это не наша война. Они даже не хотели знаться с нами до тех пор, пока им не потребовались наши стрелы и мечи. Оружие дикарей, — он горько улыбнулся. — Чтобы прикрыть их более цивилизованные и видившие свет древ задницы. Они позвали, а ты откликнулся, рассчитывая на что? Прославиться? Да они все славу загребут себе, оставив тебе лишь горы тел и ворох похоронок, которые необходимо отправить родным.

Гневная тирада была прервана звонким стуком пощёчины. Леголас тихо охнул, не отрываясь, глядя на то, как пораженно расширяются глаза его отца.

— Мы это уже обсуждали, никчему снова к этому возвращаться. Зеленолесье вступит в союз, хочешь ты того или нет. Ты не король… Пока. И сейчас твой долг принца и сына повиноваться мне. Живо выбрось это и возвращайся в лагерь. Мы выдвигаемся. Нас ждут, — с этими словами Орофер вырвал из рук не сопротивляющегося сына бутыль и яростно отшвырнул его в кусты. Тонкий звон возвестил о том. что бутылка не выдержала. После чего взметнув полами простого плаща, не оглядываясь, ушёл прочь.

— А лес-то зачем засорять? — растерянно потирая горящую алым щёку, пробормотал его отец, лицо которого внезапно изменилось.

Легонько крутанувшись, он посмотрел прямо на Леголаса.

— Порой родителям не мешает хоть иногда слушать своих детей, — мягко склонив голову, произнес он. — Были времена, когда я его ненавидел, но после не было ни дня, чтобы я не жалел о том, что не сумел переубедить, настоять на своем. Он был прав. По-своему. разумеется, — он горько усмехнулся. — Как и считал себя правым я, Леголас. А уж кто из нас был по-настоящему прав, рассудит лишь время, верно?

Сердце молодого короля ушло куда-то в пятки. Этот сон окончательно его запутал и открыл только-только начавшие подживать раны.

— Можешь не отвечать, — всё тот же властный жест и уверенный взгляд. — Главное, не жалей о прошлом, а смотри всегда вперед. Не грузи голову лишним, научись отделять важное от несущественного и филигранно откашивать от последнего. Делегируй полномочия. Паши Тауриэль — она ломовая лошадка. Главное, не забывай лично контролировать все вопросы, что касаются больших денег, внешней политики и налогов. Людей и гномов — не бойся. Как и старую нолдорскую ведьму. Об этом я позаботился. Держись уверенно, но чересчур не наглей, иначе Даин совсем взорвётся. И ничему не удивляйся. Радагасту особо не доверяй, но его предложение на совете поддержи, — Трандуил сделал короткую передышку, словно собираясь с мыслями. После чего как-то странно посмотрел на него, то ли оценивая, то ли ещё что. — Бывай, Листик, — едва донёс до него поднявшийся порыв ветра.

Леголас проснулся оттого, что деревья вокруг ходили ходуном. Ветер порядком окреп, пока он спал. Вокруг уже зачинался рассвет, а в его небольшом лагере царило оживление.

— Дракон Смауг восстал из озера! Я сам видел! — донеслось до молодого короля.

Примечания:

Я явно лишканула со своим "закончу фик до НГ". Даже до восточного НГ не выйдет, хах. Хотя конец пугающее близок. Но скажу сразу — у меня в планах новая работа о Трандуиле, которую начну сразу после окончания этой истории.

Дейл — чудный город, что раскинулся у подножья мощной твердыни Одинокой горы. К гномам его своды стояли несомненно ближе. Только вот те отчего-то никак не объявлялись. Эльфы же хоть и проделали куда более долгий путь явились точно в срок.

Бард уже подумывал отправить к гномам гонцов — благо недалеко. Но Леголас решительным жестом остановил его, заявив, что им необходимо поговорить наедине. Старый лучник не возражал.

Он и сам хотел встретиться новым эльфийским королем раньше гномов. Даже совершил для этого небольшое путешествие к Озерному городу, однако шумиха, поднявшаяся вокруг восставшего из пучин Смауга, требовала его присутствия дома, а не в стоявшем на ушах Эсгароте. Это были проблемы нового бургомистра — никак не Барда. Впрочем, последний был также приглашен на встречу с гномами и эльфами.

Лучник помнил, как Смауг завис над горой. Помнил он и кто был на месте всадника. Бард лишь надеялся, что Даина не хватил удар от встречи со старым собутыльником, принявшим весьма жуткое обличие. Впрочем, в этом случае он будет разочарован хвалённой выдержкой этого гнома. Если даже он, старый человек, переварил сей факт. Бард хмыкнул. Философ он так себе, но нужно принять тот факт, что жизнь состоит из разного дерьма, которое не спрашивает, когда на тебя свалится. И нельзя быть и слишком старым и слишком молодым для такого. Не замараться не получится — как не вертись, но можно попытаться выплыть. И… Леголас уже ждал его.

— Ваше… — начал было лучник, но молодой король нетерпеливо махнул рукой, показывая, что к Морготу формальности, а может и просто не привык. Бард вздохнул. Невовремя Трандуил ипостась сменил, а ведь по его сыну и не скажешь, что тот знает… Или не знает? — Надеюсь, добрались без происшествий?

— Благодарю, но, боюсь, все происшествия пришлись на Озерный город… Вы ведь тоже видели его… Смауга? — Барду показалось на миг, что Леголас скажет «моего отца», но он ошибся.

— Да, я видел это. Не самое приятное зрелище, хотя он и не напал никого. Просто пролетел мимо.

— Говорят, он завис ненадолго над Одинокой горой, — король нахмурился.

— Так и было, — согласился лучник. — А затем развернулся на север.

— На Севере Мордор… — тихо проговорил Леголас.

— Не только он. Ещё Рохан, Гондор… — зачем-то не согласился Бард. Он не знал, куда отпустил пастись свою «зверюшку» Трандуил, но не думал, что тот после визита к гномам направится прямо к черту в пасть. Если, конечно, то, что сказал ставший нежитью эльфийский король правда. Холодок сомнения прошелся по коже.

— Стало быть, нам следует ждать дурных вестей и оттуда, — покачал головой Леголас. — Какой же силой должна обладать тьма, чтобы сотворить такое? Поднять полуистлевшее существо из-за той грани — немыслимо. Неужели сам Враг побывал сегодня здесь?

— Эльфам вернее знать, — уклончиво ответил лучник. — Наши жизни скоротечны. Из явлений тьмы мы видели лишь орков и волколаков. Эльфы же, говорят, лицезрели и другие ужасы тьмы.

— Не все. Далеко не все, — сжав кулаки, негромко произнес Леголас. — Я долгое время не видел ничего страшнее огромных пауков, волколаков да случайных орков. Отец же видел больше, но никогда особо не распространялся.

— Что ж, похоже, нам только предстоит это увидеть. Ходят слухи, что некое кольцо, в которое Враг заключил большую часть своих сил, сгинуло где-то в наших местах. Может, поэтому на наши земли пало это проклятие? — осторожно спросил он.

— Многое могут говорить, но не всему стоит верить, — медленно проговорил молодой король. — Даже мой народ шепчется, что у отца было кольцо Всевластия и что оно-то его и сгубило. Я не знаю, где правда, а где ложь. Лишь одно очевидно — и до Врага уже дошли эти слухи. Саурон одержим вернуть утраченное, и зыбкость этих слухов его не остановит. Уже не остановила, — со значением прибавил он.

«Интересно, принц… король на самом деле верит, что воскрешение Смауга — происки Мордора, или же успешно притворяется? И всё-таки! У сына шакала ещё не отросли клыки, но дух… Он витает где-то, оберегая своего зелёного отпрыска, » — несколько странно было думать так о существе на несколько человеческих жизней тебя старше. И всё-таки Бард точно знал, что его ноющие перед кровавой бойней колени порой куда мудрее, чем неоперившийся птенец, что порой своим выражением напоминал даже не сына лучника… Нет, внука.

— Полагаете, нам стоит ударить первыми? — перешёл к главному Бард. Он хотел узнать мнение Леголаса, чтобы затем сравнить так ли оно сходится с позицией Радагаста Бурого, который будь он человек, слыл бы просто сумасшедшим, но волею судьбы тот был волшебником, для которых странности вплоть до откровенного чудачества проявляемого в ношении засранной не иначе, как орлами самого Манвэ (кто бы это не был!) хламиды… И Трандуил был с ним заодно.

— У нас не такой уж большой выбор, — молодой король прикрыл глаза. — Бард, скажите честно, а что предпочли бы лично вы? Встретить Врага здесь, окопавшись и подготовившись больше морально, чем физически, или же совершить, скорее всего, первый и последний поход в своей жизни и атаковать на чужой территории во мраке негаснущих вулканов Врага, что, вероятнее, сметёт нас в пыль? Только вот учтите, что это лишь в лучшем случае — мы здесь будем встречать орков все вместе. Гномы могут укрыться в Эреборе, ожидая подкрепления, мой народ спрячется в лесах и сможет достаточно долго обороняться, но, а люди… Своды отстроенного Дейла вряд ли надолго остановят орков. Вы уязвимее всех.

— Нет, нужды озвучивать то, что и так очевидно, — покачал головой старый лучник. Всё же, по сравнению с Трандуилом, его сын был в разы прямолинейнее. Может, Бард и ценил это качество, но для короля оно излишне. — Я понимаю, что либо мы ляжем пред Черными Вратами, либо Мордор придет к нам, нашим семьям. В первом случае у них будет время хотя бы бежать… Только вот, — он горько улыбнулся. — Я сомневаюсь, что найдутся места, где охотно примут беженцев. Может, у эльфов и гномов принято помогать своим сородичам, но у людей… Своих бы подданных прокормить. Разве что где-то, где в ходу рабский труд.

— У нас тоже не все гладко в отношениях с Лориэном и Имладрисом, — нет, определенно, Леголасу только предстояло научиться не резать всем сподряд правду-матку в лицо. Со временем он поймет, научиться на своем горьком опыте… Если доживёт.

— Это к тому, что ответ на ваш вопрос, я смогу дать лишь после того, как услышу другие позиции, — четко ответил Бард. — Даин, если его не сожрал Смауг, вскоре присоединится к нам. У губернатора Озерного города позиция вряд ли будет сильно отличаться от моей, все же они торчат посреди озера и их может и не так удобно штурмовать… Зато сжечь труда не составит. И бежать им особо некуда.

— Я понимаю вас, — склонил голову при… король. Вид он имел меланхоличный и погруженный в себя. — И не смею требовать ответа сейчас, но я хочу надеяться, что вы помните все то, что я и моя невеста сделали для ваших детей во время нападения на Озёрный город и что это Торин и его отряд разбудили дракона, — и всё же он ошибался. Шакалий дух всё-таки присутствовал в сыне Трандуила, изредка обнажая клыки.

— Я прекрасно помню это, хотя и память людей не так долговечна, как память вашего народа. Однако не убей я Смауга тем выстрелом, неизвестно не сожгли бы и ваш лес… — Барду не нравилось то, что он сейчас говорил, но «не любить» и «не уметь» — разные вещи. Долг зачастую перевешивал всё остальное.

— История не терпит сослагательного наклонения, — чуть резче, чем требовалось заявил молодой король, и окинув Барда мрачным взглядом, в котором читалось: «И ты туда же!», направился к выходу. — Право же, надо выяснить, где носит Даина и не заплутал ли его хряк.

— Не заплутал, -ответил у него в голове голос Трандуила, и хоть Бард уже и общался с неупокоенным эльфийским владыкой подобным образом, он был пугающее близок к тому, чтобы справить малую нужду прямо в штаны… А ведь он ещё не так стар и не впал в маразм.  — Выдохни, лучник. Ты всё верно сказал. Пусть учится, но при Даине о подобном забудь. Я слежу и за ним, и за тобой.

— Страшно представить, чем же ты его убедил, если не бочкой эля. Или всё-таки была бочка? — негромко поинтересовался Бард. Леголас уже вышел и он остался один на один с невидимым Трандуилом. Уже одно это и выбранный им способ общения вызвали не самые приятные эмоции, но, как ни странно, даже так с ним было проще, чем с Леголасом.

— Не было бочки, — с легким сожалением отозвался эльфийский владыка, появляясь развалившимся в удобном кресле у огня.

— Вы все это время были здесь? — хмурится Бард. То, что Трандуил решил показаться да ещё и разговаривать вслух, он счёл добрым знаком. Как бы жутко тот сейчас не выглядел. — А разве… — он запнулся, глядя на умертвие, ни чуть не смущающееся близости открытого огня, словно насмехаясь над всеми мифами и легендами, что пелись в трактирах.

— По большей части, — кивнул Трандуил. — Не стоит считать меня лишь порождением тьмы. Будь так, я бы сейчас с тобою не разговаривал. Я назгул, что не боится огня и света, точнее, не столь болезненно на него реагирующий, — прибавил он.

— Всё-таки назгул? — уцепился за это слово лучник.

— Не стоит придираться к определениям… Это дело учёных или поэтов — ломать голову над названием. Я и сам не вполне уверен, что знаю, что я теперь такое… — хриплый, чуть скрежещущий смех наполнил небольшую залу. — Раз кольценосец — значит назгул. Однако подвид точно необыкновенный. Ведь другие представители вида — люди. Я же эльф. Был когда-то. Мне больше нравится лесной назгул, но тут уж я не притязателен. Мне лавры ангбандского короля-чародея ни к чему… Все девять были когда-то королями, но разве теперь они не безмолвные слуги Саурона? Я же… — он задумался. — Завишу лишь от вредности одной маленькой драгоценности, что опрометчиво выковал Враг.

— У кольца и в самом деле своя воля? — негромко поинтересовался лучник. — Бард не был особенно верующим во всякую магическую дребедень, сколько этих гадалок да колдунов отиралась у его врат да ни один из них не мог предсказать, с какой скоростью их прогонят в шею. Но тут доказательство сидело прямо перед ним. Да и Гэндальф и Радагаст — на ярмарочных фокусников были похожи лишь бородой.

Однако в историю с кольцами он до сих пор верил как-то с трудом. Ведь не мог же Саурон быть так глуп, что доверил свою силу кольцу, что можно отрубить вместе с пальцем и которое само, как показывал всем своим видом Трандуил, радо укатиться. Или всё же мог? Орки-то мозгами не блистали, а создатель-то у них один…

— Не совсем, — поправил его владыка, отчего Бард вздрогнул. — Ты слишком громко думал. Орков создал Моргот. Он же воздвиг и твердыню в Мордоре. Саурон же… продолжатель.

— Вы и это помните? — только и смог выдать Бард, глядя, но ссохшегося Трандуила совсем по-другому. Он был древним… Слишком. Если помнил то, что давно поросло пылью тысячелетий и дошло лишь ввиде ругательства, реальной подоплеки которого люди и не знали.

— Наша память — наше проклятие. Порой и хочется всё это забыть, но кто-то же должен помнить… Однако не смотри на меня так, лучник, та же Галадриэль куда старше меня и практически любого ныне живущего эльфа в Средиземье, — криво усмехнулся бывший эльфийский владыка, что с его лицом вышло особенно пугающее.

— О ней я лишь наслышан… Вы же сидите предо мной и заставляете чувствовать всю мелочность моего бытия. Я ведь песчинка на ветру в вашей истории. В истории Средиземья, — Бард горько улыбнулся. Он чувствовал, что ему нужно выпить, но боялся перебрать до прихода Даина. Печень его и раньше-то не выдерживала переговор, а теперь и вовсе наровила его убить.

— Ты вовсе не песчинка, король-лучник, — неожиданно серьезно отозвался Трандуил. — Иные люди, как спички сгорают быстро, но проносятся настолько яркой вспышкой, что память о них живет в веках. Может, и не среди людей, но эльфы помнят Берена. И в вашем народе, я уверен, передается легенда о смертном, что полюбил прекрасную эльфийскую принцессу и та ради него отказалась от родных и друзей, от власти и бессмертия, полезла в пасть Моргота и добыла сильмарилл…

— Думаю, эльфы поминают его не очень хорошим словом, — бодро отозвался Бард, чувствуя, как окончательно отступает некоторая отторопь.

— Так и есть, — хитро улыбнулся Трандуил, кажется лучник уже начал привыкать к его оскалу. — Но поминают же.

Ответить на такое было не чем.

— А с Даином что? Как скоро ожидать? — поинтересовался он.

— Да здесь, он здесь… Гном с манерами чуть лучше, собственной свиньи, — оттарабанил длинными пальцами бывший эльфийский владыка по подлокотнику кресла. — Ох, и намучаешься с ним ты сегодня… Король под горой сейчас дюже зол!

— И интересно, кто же тому причина? — пробормотал Бард, нисколько не сомневаясь в виновнике.

— Он сам. Ничего было злить меня… — стучание некогда изящными (а теперь одна кожа да кости!) пальцами по дереву усилилось. — О печени можешь не волноваться. Даин и его спутники сейчас не в состоянии потреблять хоть что-то посильнее сбродившего молока. И то — последнее в случае, если ты хочешь, чтобы переговоры прошли в отхожем месте.

— Ты отравил их? — нет, все-таки глаз Барда дернулся. Трандуил умел удивлять. Неприятно, чтоб его…

— К чему так ухищряться? Всего-то навсего проклял… Гномы Эребора теперь пьют, а не пьянеют. Но все неприятны последствия чрезмерного потребления на себе ощущают. Они упрямцы этакие, я ведь прямо предупредил, что сделаете по-моему, так сразу сниму проклятие, так нет! Пока не выжрали половину своих запасов и почки не стали отстегиваться, а печень ныть — не угомонились. Да полно тебе, лучник! Может, пить меньше станут — дольше проживут. Будет впредь им наука! — словно оправдываясь, прибавил Трандуил. Впрочем, тут Барду, верно, показалось. Тот и при жизни-то до подобного не снисходил.

— Я кажется понял… — лучник улыбнулся, обрадованный догадкой, и тут же сник, замолчав. Пожалуй, подобным с Трандуилом делиться не стоило. Обидится ведь ещё.

— И снова громко думаешь, — проворчал бывший эльфийский владыка. — Всё верно, я и сам пить не могу и другим не даю. Я этого не скрываю и не стыжусь. Однако лучше не распространяйся об этом… И Эру тебя упаси обсуждать меня с Даином! Ты меня не видел — и это касается всех. Особенно Леголаса. Иначе я приду не за тобой, Бард, я знаю, что ты не особо дорожишь собственной угасающей жизнь… Я всё-таки набрался тьмы и мне свойственна мстительность. Ничего смертельного, но удачи в твоем роду не будет долго…

— Мне казалось, мы друг друга поняли, — холодно отозвался лучник. Угроза его не пугала. Он и не собирался распространяться об увиденном и услышанном и тем более обсуждать Трандуила с Даином за спиной последнего.

— И я рад это слышать, — бархатистым тоном отозвался владыка, поднимаясь на ноги. — Я отправляюсь на север, и оттого рассчитываю на твоё благоразумие. Весьма рассчитываю. Не дай Леголасу все загубить. Его кровь ещё слишком горяча и Даин постарается вывести его из себя.

— На север? — легкое удивление отразилось на лице Барда. — Полетите на Смауге?

— Так быстрее, — чуть поморщился Трандуил. — Мне и самому не по душе это, но выбора нет. Я отправляюсь в Гондор и Рохан, уверен, они присоединятся к нам.

— Вы самоуверенны, — покачал головой Бард. — Простите, но сейчас у вас не та… — он едва не сказал «рожа». — Форма, чтобы являться ко двору.Тем более с переговорами. Там, конечно, какой только публики не бывает, но даже для гондорского наместника — это перебор.

— Ты такой подозрительный, лучник, — раздражительно дернул головой Трандуил, отчего та у него страшно заскрипела. — Всё тебе надо увидеть да потрогать… Иначе не поверишь. Я ни одну собаку съел на всем этом. И лучше тебя знаю, что лицо мой теперь совсем не ко двору, — печально заключил он. — Однако не думал же ты, что я столь глуп и собираюсь самостоятельность лезть в ту бутылку? У меня есть план, и лучше тебе, король-лучник, верить мне.

* * *

Король под горой был в бешенстве, и не на кого было излить всё ту праведную ярость, что обуревала его. Трандуила, чтоб его орки отодрали, и след простыл — а может тот и ходил за ним по пятам неслышной тенью, что б его, урода остроухого, что и помереть нормально не смог!

А ведь знал куда бить. Последствия страшного проклятия вскоре прочувствовал на себе каждый гном в подгорном королевстве. Даин, скрипя зубами о ненависти, сделал объявление, где сказал, что таковы происки Врага, что наложил на них проклятие трезвенников, дабы разложить их моральный дух.

Многие видели Смауга, его уродлива тень вновь легла на с трудом отбитую гору. И все поверили. Ощутили дыхание тьмы, что жила в Мордоре. И лишь Даин знал, что никакие — это не происки Мордора, а один поехавший эльф, что стал нежитью! Лесная фея оказалось той ещё мстительной стерво! Впрочем, ничего необычного.

Будь его воля он бы трубил наступление на безбородых выб№дков! Но подданные бы не помнили. Дружили, дружили, вместе пили да Дейл по камешку разносили — и на тебе война, когда вокруг настоящий Враг ошивается. Нет, пойти войной на эльфов — не выйдет. Да и не особо хотелось… Не должны же все остроухие быть в ответе за одну не понимающую шуток, самовлюбленную с№чку!

Рубить сгоряча не стоило. Как бы сильно не хотелось. Возможно, именно этого от него и ждал Трандуил. Но нет, гномы Эребора, даже, если лишить их радости даримой вкусом пенной браги, не позволят собой манипулировать! Ничего, злее будем! Только вот проклятие всё равно нужно снять... Вот только, как убить уже мертвого? Этого Даин не знал. Да и узнать было не где. Не у Бурого же мага спрашивать, тем более тот с этим лихолесским чудищем заодно! Ну и хрен с ними! Даин послушает, послушает, что там сегодня на переговорах скажут. И сделает выводы. На которые никак не повлияет наглый шантаж Трусливой мёртвой феи.

В Дейле их уже ждали. Что ж, может, умение прибыть вовремя и было вежливостью королей, но Даин вертел всю эту паскуду, именуемую этикет. Тут бы сынка Трандуила голыми ладонями не удушить... А ведь, похож, чертяга! Издевается гад, выпить предлагает падла темнолесская! Ну ничего! И на нашей горе будет праздник!

Примечания:

Разговоры в кулуарах вместо обещанного движа? О, умеем, практикуем.

Примечания:

Возможны затупы автора, уставшего подглядывать в Википалантир.

ООС всего и вся цветёт и пахнет.

Легкий, свежий бриз тянул прямо с моря. Ветру было всё равно, кого одаривать своей прохладой. Кем бы ни был случайный путник: обычным ли бродягой, что вечно искал ломоть побольше да речей девиц послаще, или же благородным скитальцем, чья любовь была столь же чиста и недосягаема, как прекраснейшие из звёзд Арды… Мог это быть и потомок древних королей… Мало ли кого куда кривая заведёт.

Трон потерянным не бывает, как и не может сохраниться государство без правителя. И всё же был Гондор, чьи владения сузились под натиском воспрявшей тьмы Мордора, зловонное дыхание последнего постепенно разнесло и до белокаменных твердынь Минас Тирита, но чести королевство потомков нуменорцев оно не лишило.

Тысяча лет — это для эльфов не срок, хотя и те успевали родиться и умереть на полю сражений, если не повезло. Для людей же тысячелетие — и вовсе кажется немыслимым, чем-то свидетелем чего были лишь высеченные из осыпающегося камня плита да суровые лики королей древности. И эльфы, разумеется, как существа почти столь же мифические, как и упомянутые правители.

Народ эльдар не особо привечал младших детей Эру, и появление скитающегося эльфа в людском селение — событие столь же неординарное, как появление существа из другого мира.

Наш же путник вырос среди эльфов, пусть таковым и не являлся. Но на пустующий трон короля в Белой Башне Минас Тирита он взглянул с нечитаемой тоской и благоговением.

Арагорн, сын Араторна, наследник Исильдура после долгих скитаний наконец прибыл туда, куда его звала и кровь и честь.

Последняя же и вынудила его молчать.

Не таким должно быть возвращения короля. Слишком много воды утекло с тех самых пор, как по высокому трону не гуляли дворцовые сквозняки и не сновали в щелях мыши…

Почти тысяча лет прошло, как безвестно сгинул в Минас Моргуле последний король. Смута порожденная тем, что неизвестно было точно погиб ли Эарнур, привела к тому, что сначала Наместник правил также, как и ранее поддерживал порядок в отсутствии короля.

После это сложилось в традицию. Наследники, ведущие свой род от Хурина, передавали власть от отца к старшему сыну. И никто не знал, как бы повернулась история прими Совет Гондора в 1944 Т.Э. другое решение…

Более поздние притязания предков Арагорна на Гондорский престол смотрелись не столь уверено, как последнего короля Артэдайна, потомка Исильдура и мужа дочери короля Гондора Ондохера… Что уж говорить о самом нашем путнике?

Когда вновь решался вопрос о короне дунэдайн Севера были разобщены и разбиты, а о потомках дочери предпредыдущего короля, укрывшихся где-то у безумно далеких западных эльфов за пазухой, предпочли не вспоминать. Сами же те хоть и не были в состоянии бороться за белокаменный трон, не утратили своих претензий, ни как наследники Исильдура, ни как потомки правившей некогда ветви Гондора.

Действительно, Арагорн стал шестнадцатым вождем следопытов Севера и пятнадцатым из них, кто воспитывался у Владыки Имладриса.

Вряд ли даже назовись он сейчас своим полным именем при дворе Эктелиона Второго, бряцая фамильными реликвиями, то получил бы хоть что-то кроме недоумения в глазах жителей Гондора.

Пришлый… Один из многих, кто направился в их страну за лучшей жизнью. Наемник, что продавал свой меч за горсть серебра. И у которого, вот ирония, завалялось кольцо сгинувшего во тьме веков Барахира, о котором, кроме эльфов никто и знать не знал и думать позабыл… Просто не лишенная изящества, как и любая вещица, созданная остроухими, драгоценность, что наш бродяга мог срезать у зазевавшегося путника. Ни больше, ни меньше. Такова была правда.

Арагорна, сына Араторна здесь не ждали. Зато нашлось место Торонгилю, ловкому и смелому наемнику… Он как раз успел проявить себя в последнем бою с пиратами, когда удостоился чести быть представленным Наместнику.

Кто-то менее благородный безусловно расстроился, увидев, что пост этот занимает человек достойный, но не наш герой. Напротив, покуда Гондор был в надежных руках, Арагорн мог быть… Нет, не покоен. Ведь как можно, когда самые потаенные чаяния его жизни были связаны с всё ещё призывно пустующим троном и оставляющим место крохотной надежде?

Вовсе не власть прельщала потомка королей древностей и не слава. Из всех пятнадцати своих предшественников, что воспитывались у лорда Элронда, лишь он один полюбить посмел… да почти что с неба звезду! Тоже Берен нашёлся, Моргот подери!

А ведь и мечтать об Арвен не следовало, покуда Арагорн не совершит что-то под стать их с дочерью Элронда общего легендарного предка. Благо Владыка Имладриса хоть вырвать сильмарилл из пасти Моргота не просил…

Но в современных реалиях победа над Мордором и возвращение потерянного трона тоже были своего рода сильмариллом, хотя и прямо владыка Элронд ничего и не говорил… Но не даром же эльфы нарекли его Эстель?

От Арагорна ожидалось многое. Но о возвращении трона в открытую он не помышлял… Только вот, как остановить зло, ползущее из Мордора, если всё, что у него есть — это незапятнанная честь и меч?

Пока он делал, что мог, сражаясь как наемник в самых кипящих и уязвимых к оркам точкам Средиземья. Не за злато, ни за славу, которую он попутно снискивал, а чтобы делать хоть что-то и есть хоть-что-то.

Странник кисло усмехнулся. Бриз крепчал, превращаясь в порывистый пронизывающий ветер. Что-то надвигалось.

Арагорн имел все шансы стать последнем в своем роду. За тысячу лет их было пятнадцать… вождей следопытов Севера. И хотя, как прямым потомкам нуменорцев им были дарованы долгие, по человеческим меркам лета, гибли его предки также, как и обычные люди. Обзаведясь притом к годам нашего странника уже наследниками… Сердце же Арагорна принадлежало лишь одной эльфийской деве. Ради руки которой он был готов залезть в любое ярмо, не порочащее его чести, разумеется.

Если вдуматься судьба скитальца не была такой уж дурной. Превосходное образование, воспитание он получил. Его мать была жива и жила в достатке. Среди эльфов Эстель может и чувствовал себя чужим, но не до такой степени, чтобы завистливо скалиться в сторону их долголетия и красоты.

Впрочем, последнее снова палка о двух концах. Оказавшись среди людей Арагорн прочувствовал обратную реакцию. Потому скрываться — может и не особо благородно, но от дурных глаз убережет.

Так вскоре поскитавшись со следопытами и зависнув ненадолго в Шире, Странник повстречался с редким подвидом эльфа скитающегося и прячушегося. О да, эльфы ныне редко пускались за порог родного дома, особенно в одиночку, особливо лесные… Уж в ком-ком, а в народе эльдар, выросший в Имладрисе Эстель считал себя экспертом.

Было забавно наблюдать, как тот старательно прячет длинные острые уши под повязкой, а некогда роскошные волосы завязывает в хвост, притом не давая последним познакомиться с водой и мылом, отчего те приобретали бурый, неприметный оттенок.

Однако шило в мешке не утаишь, дунэдайн эльфу было не провести. Хоть и показушное пренебрежение гигиеной и было колоссальной жертвой со стороны последнего, спасавшего того, впрочем, от любопытных глаз обывателей.

Лотрон (синд. Май), так скитающийся эльф представился им, не мог не понимать, что его выдает и чересчур острый взгляд, и развитый слух, и точенные черты лица, что было не скрыть даже за огрубевшей от знойного солнца некогда нежной кожей, а также легкое дыхание и неслышная поступь. Дунэдайн могли по неприметности лишь приблизиться к эльфам, но никогда повторить, скопировать их язык тела.

Потому Лотрон особо и не таился и свое происхождение не отрицал. Другое дело, что повадками он отличался от тех эльфов, что привык видеть Арагорн. Да и не мог он представить, чтобы кто-то из его знакомых в Имладрисе или Линдоне мог предпринять такое безумство. А по сейму выходило, что прибившийся к ним на время эльф — дикий, лесной… Нандор или хуже того авари.

Впрочем, чем лучше Эстель узнавал своего нового знакомца, тем сильнее убеждался, что где-то он всё же ошибся. На дикаря Лотрон похож не был. Напротив, чем дольше они общались, тем сильнее Арагорн ощущал себя варваром.

Впрочем, тягу к просвещению это у него не отбило, а любопытство наоборот разожгло. Кем же был его таинственный спутник? Отчего же покинул отчий дом да скитался по пыльным дорогам? И почему столь лукаво поглядывал на Арагорна, точно знал, кто он такой?

Лотрон, кем бы он ни был избегал общества других эльфов. Так, когда к Эстелю прибыли посланники Элронда, он исчез куда-то на пару дней, а после появился, как ни в чем ни бывало.

Впрочем, ошибались те, что сплетни — это чисто человеческий удел. Слегка взбудораженные эльфы долины поведали Арагорну, что Имладрис инкогнито посетил сбежавший темнолесский принц.

О Темнолесье Страннику было известно чуть больше, чем ничего. Ну эльфы. Ну дикие. Ну соседи бабушки Арвен, пресветлой и премудрой владычицы Галадриэль, которую даже лорд Элронд опасался… А правит ими последний эльфийский король. Вроде как. Хотя в долине на Трандуила и его корону и фыркают пренебрежительно.

Сам Владыка был синдой, но синдой пропагандой рисуемой столь одичавшим, что любой добрый лесной, «темный» эльф ужаснется. Молва говорила, что король Трандуил пьет как орк, ругается, как гном и лишь внешность имеет эльфийскую… И то в своей страсти к самолюбованию пересек черту, в которой дозволительно купаться лишь эллет. И то не всем. Сам Арагорн больше ценил простоту, но верить слухам как-то не привык.

В любом случае неведомого Лесного Владыку и его королевство молва рисовала любопытно. И что только Трандуилу не приписывали! И союз с Мордором, кстати. Ибо больно подозрительно, что лес весь, почти окутан тьмой, а темнолесцы и не чешутся особо… Поговаривали, что и верхом на пауках, отродьях той самой Унголианты, зажигали, пугая орков. Последнее звучало особенно бредово, но в каждой такой присказке есть капля правды.

К примеру, в Шире Арагорн познакомился с неким хоббитом по имени Бильбо Беггинс, что совершил путешествие к тем краям и даже принимал участие в гремевшей там Битве Пяти воинств. Так тот подтверждал, что норов эльфийского владыки отнюдь не ангельский и что пил он в действительности будь здоров так, что и Даина Железностопа перепил, чем и заставил себя уважать. По мнению Арагорна это был поразительный бред, но… Бильбо был убедителен. И тоже обмолвился об куда-то исчезнувшем сразу после битвы принце. Не умолчал он и о некой размолвке в семействе и одной храброй, но безрассудной эльфийки, что полюбить посмела гнома!

Чем дольше Арагорн слушал Бэггинса, тем сильнее убеждался, что старичок впал в маразм… Ведь под конец тот назвал короля Трандуила вором, укравшим у хоббита его прелесть!

Вероятность же, что Лотрон был тем самым сбежавшим принцем была. Но тогда тем более и слухи, и слова Бильбо не имели реальной опоры. Не мог же такой ужасно неправильный эльф воспитать столь достойного товарища, коим почитал своего, теперь уже не было сомнений, дорогого друга, Арагорн?

Тем временем очки в пользу скрывающегося беглого принца (такой-сякой сбежал из дворца) подтверждались. Стоило Страннику раз увидеть Лотрона, получавшего схожие с его собственными инструкции от Митрандира.

После же очередной заварушки, когда его эльфийский друг прикрыл Арагорна собой, тот убедился окончательно. Не успел он осознать вселенскую печаль от того, что в теории практически бессмертное существо отдало жизнь за такого оборванца, как он, когда… Лотрон оказался живехонек. А стрелу пущенную в сердце остановила нательная рубашка из мифрила. Кому как ни принцу такую носить?

Сомнения крепли по мере того, как все сильнее омрачалось лицо его товарища, известия из Темнолесья, Одинокой горы и Дейла доходили не самые достоверные, но тревожные. Тревога и стыд — вот что читал Арагорн в глазах Лотрона, или вернее будет сказать Леголаса?

А ведь этом была своего рода ирония, что судьба свела их вместе… Наследного принца, в чьем праве на трон никто не сомневался, и его странника с именем и кровью, но призрачными шансами на свое место под белокаменной твердыню Гондора.

Леголас явно не горел желанием править, ну тут они были похожи… Только вот с любовью ему кажется повезло даже меньше не раз очарованного и разочарованного Странника. Ибо после того, как принц всё же раскрылся перед ним, Арагорн услышал удивительную и полную обиды историю о том, как наследному принцу вот так, походя, предпочли какого-то гнома! Ещё и мёртвого! Правда, пошёл на попятную, увидев выражения лица Эстеля, проведшего аналогию, где гном, пусть и высокого происхождения, был эльфийке не пара, с собой и Арвен…

Леголаса, впрочем, понять было можно. Все-таки Арагорн понимал каково это любить… Но не взаимно? Тут любой взбесится, даже такой уравновешенный и достойный лесной эльф, как его друг. Ведь он ради Тауриэли обнажил меч против отца, а это уже… Одобрить подобное Странник не мог.

Своего отца он не помнил, что естественно, ведь тот погиб, когда ему было два года… А вот представить, что он мог вытворить подобное перед практически заменившим ему такового лорда Элронда, было немыслимо!

Потому когда Леголас окончательно созрел для возвращения домой (Я только чуть загляну и удостоверюсь, что все хорошо, мой дорогой друг!), Арагорн вызвался его проводить… Благо самого его давно влекло к Рохану и Гондору, к землям, за которыми зрела настоящая Тьма… Впрочем, не менее настоящая она зрела и около Дол Гулдура, куда лежал путь его товарища, но… Судя по рассказам принца, людей в Темнолесье не жаловали, как и вообще гостей. К тому же Рохан и Гондор манили и по иной причине.

Хотелось взглянуть на наследие предков. И да — зарекомендовать себя. Среди людей. К тому же… Эльфы и сами неплохо справлялись. До недавних пор. Несмотря на все слухи.

Погода окончательно испортилась. Ветер тянул так, что добротный, но уже выносившийся плащ не спасал. Что-то надвигалось. Нехорошее. Может, Арагорн и не обладал даром предвидения своей

матери, но чуйка на подобные дела у него имелась. Ведь не зря так ныло уж десять лет как простреленное ядовитой стрелой колено. Не к добру.

Тем более и вести из Темнолесья недавно пришли прескверные. Его дорогой друг Леголас, так не желавший становиться королем и собиравшийся заглянуть домой на минуточку, всё же стал владыкой Темнолесья. Обстоятельства же гибели его отца были столь темны и странны, что Арагорн все же засомневался, а полный ли бред городил Бильбо? Ведь прелесть пожилой хоббит описывал, как кольцо… Уж не то ли самое?

Как бы там ни было, а Странник знал, что то реально. Знал это и Властелин в Мордоре, а значит… Правда ли нет, а Темнолесью не позавидуешь. Потому и гнал сейчас Арагорн к другу. Помочь он может ни чем особым и не мог, но… Чувствовал, что оставаться в стороне не мог.

Знал бы Эстель, что кое у кого на него другие планы… Впрочем, остаться в стороне у него точно не получится. Это Арагорн понял, заслышав над собой стук огромных крыльев, от которого волосы на его затылке стали дыбом, но никого не увидев.

* * *

Позднее, Ривенделл

Тучи сгущались над Средиземьем, но не над столь райским местом, как, наверное, последняя безопасная обитель эльфов — Имладрис… Вилья, одно из трёх эльфийских колец, позволяло и дальше своему владельцу Владыки Элронду Полуэльфу охранять это место.

Скрытая долина… Прорубленная в конце цепи Мглистых гор она вобрала в себя практически все краски Средиземья. Здесь рукотворное величие не затмевало красоты природы, а лишь дополняло подчеркивая её. И лес прекрасный, и луга широкие, и, конечно же, потрясающие дух горные склоны, с которых спускались бурные реки… Край водопадов, торжества жизни и гармонии с природой.

Последней сейчас и столь бессовестно (а может и совестно!) предавался гордый владыка. Босоногий, в одной лишь легкой рубашке и исподнем он прокрался на едва брезжащем рассвете, как вор в собственный сад.

А все потому, что как бы ни любил Элронд своих подданных и домочадцев, а всё… Устаешь. И от вечных песен и звуков лютни тоже. Порой хочется простого… Простой тишины.

Впрочем, тихо на природе никогда не бывает. Не для тонкого эльфийского слуха эльфа, что различит и срывающуюся с соседнего куста каплю росы, и взмах крыла пролетавшей в небесной вышине ранней пташки…

Сегодня ни одной птички не наблюдалось и не прослушивалось. Словно распугал кто… Но охранные чары Элронда молчали, и он был спокоен. Почти. Что-то еле ощутимо скребло внутри, и так, некстати, напомнил о себе много лет молчавший шрам…

Закусывая недозрелым яблочком прямо с ветки и морщась от кислинки, Элронд обратил свой взор на запад… Скоро. Совсем скоро. Время эльфов уйдет и они отплывут, но… Сердце сжало тупой безнадежной болью. Он знал. Часть его фэа останется здесь. С Арвен.

Тяжкий вздох окончательно отравил яблоко и начинавшийся только день. Снова. Не допустить… Запретить… А как же выбросить из головы то, что ни его самого, ни Арагорна не было, не встреть Лютиэнь Берена? Он не элу Тингол. И никогда не станет им… И было предсказано… Отчего же именно его дочь?

Видно мало ему было земной боли. И его проверяли на прочность, посылая прочувствовать всё её оттенки. И выбравший иную дорогу Элрос, и Келибриан, что отплыла, потому как не могла больше жить здесь с ним, потому что он, Элронд, не защитил, не спас… А теперь и Арвен. Но! Тут Владыка разозлился на себя, начав с несвойственным ему остервенением вгрызаться в кислое яблоко. Ни к чему ворожить эту новую, ещё не случившуюся скорбь! Как Илуватор задумал, так и будет… Против любви, уж, если она истинная, он ничего не попишет… И… Тут Элронд едва не подавился. И было с чего.

Борьба с плотным яблоком и переживания отвлекли его, а его воспитанник оказался слишком легок на помине… Но что здесь делает Эстель, который последний раз посылал ему весть из Минас Тирита? И как он прошёл незамеченным через стражу? И главное нашел дорогу сюда в потаенный уголок? Да ещё и набрался дерзости, потревожить его… Брови Владыки поднимались все выше и выше, грозя потеснить едва ли не приросший к макушке легкий венец.

— Милорд, — Арагорн склонился почтительно и виновато, однако вид его воспитанник имел лихорадочно возбужденный. Весь растрепанный, словно добирался сюда, очертя голову, и позволяя всем ветрам Арды трепать его буйную голову…

— Что случилось? Как ты здесь очутился? — в голову Элронда закрались нехорошие сомнения, а потому попранные приличия можно было на время и отринуть. — Ты прибыл сюда на орлах? — а ведь это бы объяснило и скорость и вид Эстеля, но нет…

— На драконе, — сделав над собой усилие кристально честно ответил Арагорн…

На сей раз Элронд всё же подавился Морготовым яблочком, потому как к такому ответу его жизнь не готовила, как и к заботливому похлопыванию по спинке костлявой донельзя рукой, от прикосновения которой Полуэльф почувствовал себя готовым отдать фэа Намо.

Примечания:

Помнится, Полина просила меня написать о событиях с точки зрения Смауга. Конечно, это совсем не то, что просили, но... Написалось именно это. Не полноценная глава, а так — зарисовка.

Морготовы отродья. Так их называли. За глаза, естественно… Рискнувшего же высказать подобное в морду огнедышащего ящера попросту распыляло. Температуры пламени было достаточно, чтоб обратить наглеца в пепел, остальное заканчивал ветер, унося то, что недавно жило и дышало по Средиземью…

Их боялись. Их ненавидели. Проклинали. Но что ненависть жалких муравьишек в сравнении с той великолепной статью, мощью и силой, коей их наделил Тёмный создатель?! Драконы — вот совершенное орудие, не то, что мерзкие орки… Впрочем, те безмозглы. А лишенными разума, кроме самого примитивного и низменного, как известно, проще управлять. Драконы же имели острый ум, а потому падение Властелина подарило им то, чего они в глубине своих огненных сердец жаждали столь долго. Свободу.

Возможность поступать по собственному разумению будоражила их кровь, открывая простор мечте и жгучему желанию обладать. Золотом, драгоценностями! Чем больше, тем лучше!

Эта жажда, эта лихорадка… Скорее уж то было проклятье. Но столь сладко и покойно почивать на золоте мог лишь только дракон. То лежало у него мертвым грузом, он купался в нём, ноздрями различал запах, знал, без ошибки, сколько и чего, у него было в достатке…

У Смауга Золотого было в достатке всего. В Одинокой горе хватало как золота, так и иных сокровищ, в том числе и выполненных эльфами. Не только гномы и люди приложили руку к тому богатству.

И всё же дракон не смог пройти мимо ещё одной… махонькой драгоценности. Кольцо. Золотое, но, видит создатель, не простое.

Что-то там внутри него влекло, завладевая помыслами… Нечто смутно знакомое, и, безусловно, мощное. Оно обещало зверю — всё золото, все сокровища мира… Надо было лишь лапу протянуть, но…

В результате Смаугу пришлось протянуть не только лапы, но и крылья. Вторжение маленького Вора с незнакомым запахом и любопытственной вещицей нарушило не только его сладкий сон, но и заставило вновь вспомнить о существовании столь досадных… муравьев. Последним стоило напомнить их место. Уничтожив их ничтожный городишко. В назидание и потому что он мог. Он — дракон. Воплощение Силы и Мощи, венец творении Темного Владыки, а потому никто из жалких, ползающих по земле червей, будь-то пузатые волосатые коротышки (от них потом отрыжка!) или же чуть менее волосатые и пузатые двуногие повыше (их длинные кости потом застревают в горле!) или же остроухие сволочи, столь обильно надушенные, что потом от них всё несварение… Выражаясь яснее, никто из этих самых не имеет права тревожить его покой!

Однако сделанного не воротишь. И распираемый от жажды мести (мало того что покой потревожили, так ещё и раскаленным золотом щедро облили), Смауг направлялся на Озерное городишко. Благо расплавленный благородный металл не смог прожечь толстую драконью шкуру… К тому же где это видано, что огнедышащего зверя можно было бы обжечь?!

Вот только злато было тяжело… и как ни жаль, но от лишнего груза следовало избавиться. А потому Смауг, прикидывая в уме сколько тонн вышло убытка, отряхнулся прямо в воздухе. Гномы за это заплатят. Вероломные коротышки! Заодно с ними достанется и людишкам… Ведь какая разница?! Да и зуб на них у Смауга Золотого имелся. Те тоже много из себя мнили и даже посмели обратить против него своё скверное оружие. Черная стрела… На миг он вновь ощутил ту острую резкую боль. Он никак не думал, что орудие этих жалких букашек сможет пробить его совершенную броню. И оно и не смогло. В первый раз. Та боль была лишь предвестником боли другой. Той, что нагнала его спустя годы…

Людишки сохранили стрелу. И каким-то чудом, не иначе сумели попасть именно в то самое уязвленное место, где броня так и не успела до конца восстановиться.

Дракон Смайг Золотой падал. До обидного быстро. Он так и не успел завладеть прелестью, не сумел подчинить себе все богатства и драгоценности мира. Но он успел отомстить. Мерзкий, пропахший рыбой и сыростью город горел в его пламени.

Дракон, считавший себя не уязвимым, был повержен. Но не сломлен. За миг до соприкосновения с темными водами мерзкого озера Смауг подумал со всей святостью своего убеждения: «Это ещё не конец!»

Это и в самом деле не было концом. Однако, если что и было между тем, как он камнем ухнул в стылую воду, а затем в ней же вновь распахнул глаза, почувствовав в себе и во всем своем существе какой-то новый неправильный огонь, то Смауг этого не помнил. Совсем.

Для него между свистом стрелы, недолгим паденьем, сопровождающимся оглушительным плеском, и незнакомым, чуждым пламенем в груди прошёл один миг.

Тем страннее это было. Изменилось всё, и в первую очередь он сам. Не было ни клокочущего дыхания внутри могучей груди, ни биения сердца, только холод — этот стылый сумрак претил огненному созданию. Единственный источник жизни и тепла в его теле — и тот ощущался чужим. Не его собственная воля звала Смауга ввысь — твердый, смутно знакомый голос… Дракон слышал этот зов и не мог не подчиниться.

Вскоре он вынырнул из пучины, как по-волшебству, не взирая на промокшие, полусгнившие крылья… Да, зрение тоже изменилось, но не могло ведь оно настолько подвести?! Его некогда гордое, прекрасное тело ныне являло печальное зрелище. Рыбы, эти мерзкие, скользкие существа — они питались его плотью все эти… Смауг увидел пред собой отстроенный город… Годы.

Жгучее чувство ненависти поднялось у него внутри. Хотелось вновь повернуть к ним свою некогда могучую голову и сжечь, сжечь их всех вновь, но… Чужая воля вместе с разжегшей угасшую жизнь искрой затопила его существо.

— Не бузи, Морготово творенье, — приказал ему голос. Не тот, что звал его ввысь, но тот, что некогда столь обманчиво сладко завлекал всем златом мира…

— Ты! — задохнулся от лютой ненависти Смауг, вновь ощущая присутствие столь обманчиво простой драгоценности… прелести.

— Ну я, Смауг Гнилокрылый… Не сумел ты вырвать меня из цепких лапок полурослика — теперь будешь служить моему новому другу… А, впрочем, я уверен, заочно вы знакомы. Трандуил, ну чего ты встал как дуб?! Давай уже залезай, ничего эта дохлая ящерка нам не сделает! — обратилось кольцо уже к весьма смахивающему на мертвеца эльфу, смутно знакомому дракону, эльфу.

— Вы всё будете гореть! — пообещал Смауг и уже собирался было исполнить задуманное, дабы расплавить мерзопакостную прелесть и обратить в прах трусливого эльфийского короля, как… Понял что не может сделать ну ничего. Тело парализовало, а чужая воля надавила с новой силой.

— Ты разве ещё не понял, дракон?! Ты лишь орудие временно возвращенное… Но в твоей власти вновь наводить ужас на Средиземье. Гордись, ведь ты единственный вернувшийся с грани дракон! И пусть тебе больше не дано почивать на золотых кучах, но… — мягко стелющее кольцо замолкло, обдумывая свое предложение. — Это ведь интереснее, чем гнить в озере, пожираемом рыбами!

— Не будешь чинить нам препятствий — упокоим на сей раз в Ородруине… — подал голос какой-то совсем неправильный эльф. — Такая смерть дракона устроит?! Без тлена и смрада — вернуться в лоно первоначальной стихии… Это более, чем щедрое предложение, ящер!

— От тебя, не бось, собратья остроухие в страхе бегут, а, король?! — хмыкнул Смауг, не желая ставить точку. Не то, чтоб у него был выбор, чужая магия оплела его в тиски, но… Не взбрыкни он, то утратил бы уважение к себе.

— А от тебя, мы видим, рыбки были в восторге! — ввернуло кольцо. — Лети уже… Курс на Эребор. Прокатимся по местам былой славы.

Темные крылья расчерчивали уступающую свои права рассвету ночь. Ветер трепал одинокого драконьего всадника, силясь выбить из-под капюшона светлые пряди. Вскоре Средиземье ожидают потрясенья. Ну, а пока... Два крыла да ветра свист. Каждому Взломщику по сокровищнице, а назгулу по ящеру.

Примечания:

К финалу весьма подходит песня Король и шут — Хранитель леса.

Бесплотный дух — вот кем он был. Жалкая тень былого. Однако и она вгоняло в ужас добрую половину Средиземья. Остальные либо были безнадежно глупы, либо до крайности наивны. Либо и то, и другое презираемое Сауроном качество сочетались.

На сей раз у него не получилось набрать незаметно больше силы. Увы, его истинное лицо было раскрыто, и Дол Гулдур, послуживший колыбелью для возрождения, пришлось спешно покинуть. В Мордоре и стены помогали. Нужды таиться больше не было, и Майрон, не видя больше никаких других вариантов, зажёг сторожевую башню воплощением своей сущности огненного айнур.

Это было одновременно и пугающее и величественно. В самый раз для того, кто стремился показать всему Средиземью и главному зрителю одноименного сериала — сиятельному Аману, что он по характеру — крут, а его стремление — власть. По факту же воплотиться, как полагается у Майрона пока не получалось. Для этого следовало ещё минимум пару столетий собирать вокруг энергию, вытягивая соки из природы и иных творений Отца. Но его рассекретили раньше.

Пришлось покинуть гостеприимные бывшие владения эльфов. Трандуил был удобным соседом. Не ныл, а молча тянул лямку, не прося о помощи и не унижаясь перед Белым Советом. Вот нолдорская ведьма — та другое дело. Её золотой Лес был давним бельмом на единственном глазу. Выбирая же цель для нападения, он скорее бы первым делом обратил свою длань на владения Галадриэль, чем на Темный лес Трандуила, однако…

Последние годы с покинутого Дол Гулдура приходили противоречивые донесения. А назгулы, что были там оставлены наместниками, отчего-то пялили свои морды в пол при докладах ему. Экспансия Тьмы на Север застопорилась, вопреки превалирующему в Средиземье мнению, и Саурону было невыгодно развенчивать этот миф. Проверки ничего толкового не давали, а вразумительных объяснений от подчиненных людских королей древности ждать не приходилось. Те путались в показаниях, а докопаться до правды… Майрону было неприятно это признавать, но с их сознаниями, словно поработал… он сам. Однако это было попросту невозможно! Не впал же ведь Тёмный властелин, помимо всего прочего, в маразм?! Не впал же?

В любом случае вскоре завеса тайны с громким стуком гробовой доски рухнула. Саурон лишился своего перевербованного соратника Курунира, что было весьма досадно, ведь мужик тот был здравомыслящий, долго набивать себе цену и ломаться не стал, сразу понял, за кем здесь, в Средиземье будущее и что райские кущи Амана — обманчиво сладки, а по факту — то ещё лицемерное болото.

А вместе с тем… Безумный вой, заключенного в древо Курунира, был однозначен, как и его последнее донесение. Кольцо… Его кольцо наконец всплыло. И где?! У Трандуила, что своей дикостью и безумием в глазах просвещенных эльфов, давно снискал славу чудака… Никто и подумать не мог. А оно вот как оказалось. Отверженный эльфийский владыка заграбастал его кольцо, а то не только не подало своему Хозяину знак, но и… Готовило Восстание и армию против него?!

Последнее заставляло Саурона болезненно вспыхивать… Проклятая вещица, в которую он вложил немалую часть себя, предала его! Покорный инструмент возомнил себя, не частью его воли и исполнителем, а нечто большим. Вот как. Всё это время, что он обживался по новой в Мордоре, его кольцо плело против него интриги, сговорившись с, пожалуй, самым неправильным ныне живущим эльфом Средиземья.

Впрочем, живым назвать теперь Трандуила было бы неправильно. Саурон хмыкнул. Та часть его существа, что поощряла любые эксперименты и движ, одобрительно щурилась. Ещё бы! Получился ведь целый новый подвид! Сумасшедший эльф, испорченный Тьмой… Нет, не орк, а назгул, но последний тоже необыкновенный, ведь назгулы изначально младшие дети Эру, а не старшие.

А уж поднятым им Смауг Гнилокрылый… Нет, Саурону, определенно, становилось всё интереснее. Только вот вопрос, а с Трандуилом ли кольцо волновал его куда сильнее. Ведь новый назгул мог безобразничать и сам по себе без Единого. Но, несомненно, если кто и знал, где оно, то это только этот конченный псих. Он был нужен Майрону.

Беда в том, что изловить лесного назгула оказалось непросто. Око Саурона бдело 24 на 7, однако у него были серьезные основания усомниться в профпригодности девяти своих назгулов. И пусть те методично рыли землю в поисках, Темный властелин не был так уж уверен, что те справятся со спятившим эльфом, а также… что те не предадут его. Ведь кольцо, как это не прискорбно признавать, вобрало слишком много от него самого, а если кому и могли переприсягнуть короли древности, то только Единому.

Поэтому пришлось переходить к активным действиям. Лориэн выступил против Дол Гулдура, и его желание растрепать космы наконец показавшейся из-под своей завесы ведьме было велико. Впрочем, нельзя было сбрасывать со счетов вариант, что кольцо после недолгой смерти Трандуила могла прибрать к рукам именно нолдорка, как и то, что то всё ещё могло быть где-то заныкано в Темнолесье.

Хотя Саурон и не рассчитывал переходить к завоеванию Средиземья так скоро, но ему не оставили выбора. Только вот орды орков пришлось разделить на несколько частей. Самого Трандуила верхом на Смауге Гнилокрылом видели во многих частях материка, но чаще всего тот являлся кошмарить гондорцев… Чего он этим добивался непонятно, возможно, дразнил Саурона, а может высказывал своё «фи» наместнику. Однако Гондор стал первой целью.

Другая часть обошла горящий во огне битвы белокаменный город и направилась навстречу выдвинувшимся объединенным войскам эльфов Темнолесья, гномам Эребора и людям Дейла и Эсгарота. Тех следовало показательно разбить, а сына проклятого Трандуила использовать в качестве приманки. Тот с поправкой на эльфийское начало назгулом должен был оказаться неправильным, а значит его план должен был сработать.

Малая же часть орков отправилась на помощь частям Дол Гулдура, планируя после разбития Лориэна, заняться Темнолесьем и перевернуть его вверх дном в поисках Единого.

Крутись, крутись, колечко… От меня всё одно не убежишь. Глупо противиться судьбе, что у нас одна на двоих. Связаны навсегда. Пока не уничтожено ты, мой дух будет привязан к Арде… Не получится в этот раз, меня развеют по ветру?! Пускай, я вернусь вновь и начну сначала… Ты никогда не будешь свободным, глупый кусок металла! Служить мне и позволить стать господином этого мира — твоё единственное предназначение. Инструмент для достижения Великой цели… Не более.

* * *

Скажи кто Арагорну, что однажды он заявится к своему благодетелю, воспитателю и в его мечтах ещё и тестю верхом на поднятом с помощью тьмы драконом-нежитью, да ещё и в компании того, кто ещё недавно был Лесным королем и отцом его друга Леголаса, а теперь представлял собой ссохшееся долговязое умертвие, не боящееся тепла, света и взирающее на этот мир с иронией своими изумрудными колдовскими глазищами… Да Странник решил бы, что те обкурились травок Бурого мага. Но он заявился и теперь стоял перед владыкой Элрондом, виновато поджимая губы.

Король Трандуил оказался дьявольски убедительным. А ещё последовательным и логично звучащим, словно знающим все его потаенные мысли и желания. Хотя отчего же словно? Если у него в самом деле спрятано где-то то самое кольцо… То для короля-лесного назгула весь Арагорн, сын Араторна был как открытая книга. Либо это Леголас… был чересчур откровенен. О последнем думать не хотелось, но это был наиболее логичный вариант.

Король Трандуил называл вещи своими именами. Не отрицал того, что он нежить. Однако та нежить, что не сможет упокоиться, пока Мордор точить зубы на его Лес, плевать он хотел на Средиземье, но так уж и быть, если здесь все связано… Одно с другим. Да, он подобрал удачно откатившееся к нему под ноги кольцо. Нет, он не раскаивается. И нет, не считает, что враг затуманил ему разум. Да, за то Темнолесье, которые они имеют сейчас и гибель предателя Сарумана он заплатил своей пропавшей фэа. Нет, он не жалеет.

Нет, он не наивный идиот. И не раб кольца. Нет, кольца при нём сейчас нет. И да его владыка Элронд в состоянии это проверить. Нет, Трандуил никому не откроет этой тайны. Кольцо надежно сокрыто, Саурон его не получит. Единое стоит уничтожить?! Ах, это не ему решать… И вообще, как он себе это представляет?! Кто возьмется за это миссию?! Кто вообще способен устоять перед искушением?! А Арагорну-то откуда знать… И нет, в самом себе он до конца не уверен. Может, отдать владыке Элронду… Как тот ещё с Исильдуром побоялся взять на себя ответственность?! Ах так… Кхм, понятно. Да и кольцо живое и светится… В чужие патлы не пойдет? Ну… ладно. Пока можно и разобраться с Сауроном, а потом решить.

Разговоры с этим очень странным эльфом (ибо у Странника не поднимался язык назвать того назгулом) заставляли Арагорна сомневаться в слишком многих вещах. Потому он был почти рад, когда тот принялся выносить мозг уже владыке Элронду, хотя с его стороны это и было неправильно и низко, но…

Выслушивать: «Скажи, любезный Арагорн, оно тебе надо? Ну судьба Берена? Ну и кроме Арвен и вашей несчастной любви человека и эльфийки… Вовсе необязательно, что хороший человек станет таким же хорошим королём. Мой тебе совет, странник… поговори с Бардом из Дейла на эту тему, и реши оно тебе нужно? Да и саму нолдорскую-то ведьму, владычицу Галадриэль заместо тёщи?! Это надо конченным мазохистом быть! И нет, не найдётся, что она в Аман уплывет. Эта нет. У Галадриэли ручонки в крови замараны… И нет, лучше не спрашивай её об этом!» — было непросто. Особенно верхом на скользкой, немного подгнившей и поеденной рыбёхами спине дракона… Арагорн чуть пару раз не свалился, однако костлявая рука подхватывала и твердо возращала его на место каждый раз за миг до падения в бездну.

Они летели выше облаков, чтобы их заметило, как можно меньше крылатых шпионов Саурона — птиц. К тому же, как понял Странник, Трандуил использовал верных себе пернатых и те сбивали с толку тех, что служили Темному властелину.

Поэтому со всеми этими петляниями их путь до Имладриса, где им надлежало убедить Элронда отдать обломки Нарсиля, растянулся. Трандуил и вовсе предлагал забрать меч Исильдура тайно, так как Арагорну он принадлежал по праву, и нет, это не кража, но Арагорн резко воспротивился. То, что он согласился, с планом предложенным некогда лесным королем, не значило, что он пойдет на кражу своего благодетеля. Нет, они поговорят. Пусть даже решение Странника прислушаться к Трандуилу и разочарует Элронда и Арвен ему тогда не видать, как своих ушей… Но… Судьба Средиземья всё-таки будет поважнее его разбитого сердца.

* * *

— Не давись, полуэльф, — хрипло засмеялся некто… пока Элронд худо-бедно прокашливался от попадания Морготового яблочка в верхние дыхательные пути. — Мы пришли не по твою душу, а всего лишь за старым сломанный клинком… что пылится без дела у тебя вот уже половину вечности.

— Т… Тр. Тран… — Элронд пятился, а надвигающееся на него умертвие притворно вздохнуло, сделав жест «рука-лицо»:

— Ты будто самоходную повозку заводишь, владыка.

Элронд моргнул раз. Потом два. Воспитанник Эстель смотрел виновато и со страхом за его рассудок… Что творится в этом сумасшедшем мире, Галадриэль вам в тёщи?! Нет, он, конечно, был в курсе слухов, а также роли своей некровной родственницы в упокоении лесного короля, а также о предательстве Белого мага, но… Но подпитываться слухами и нежиться в таком светлом и безопасном Имладрисе — дело одно, а когда слух… с такими выразительно горящими колдовскими глазами приходит к тебе да лапает костлявой рукой… Тут нехитро и Намо фэа отдать раньше сроку.

— Эстель… Объясни, что здесь происходит, — почти просяще выдавливает он воспитаннику, стараясь не думать, насколько слабы его собственные чары, раз он прозевал приход этого… этого… лесного назгула.

И Арагорн начинает рассказах под одобрительный кивок Трандуила, который хоть и выглядел жутко, но… Все ещё ощущался собой и… И нет на Вселенское зло он не походил.

«Может, потому Эстель с ним связался?! И кольцо… Я не чувствую Единое…» — думал Элронд, понемногу успокаиваясь.

* * *

Наместник Гондора ненавидел призраков. Всю эту паранормальщину… Она сидела у него в печёнках! Однако сначала принял за правило над ним издеваться один сумасбродный эльф, что являл собой почти двухметровый облаченный в шитых серебром серый плащ… Этот чертов неупокоенный Трандуил являлся и менторским тоном прогонял, что он обязан уступить трон наследнику Исильдура, какому-то там Арагорну, как было предначертано первым наместникам его рода… Иначе случится беда и род его будет проклят.

Признаться всё это, произносимое серьезным тоном да перемежаемое хлопаньем крыльев полуистлевшего дракона, производило впечатление. Сам призрак только ныл свои проповеди да распинался перед честным народом, какой замечательный этот вождь Дунадейн и совсем-совсем не вороватый, а ещё находящийся в добрых отношениях со всеми оставшимися королевствами эльфов, а значит, будут и союзники, и эльфийская борматуха текстильная и оружейная промышленность. И многие ему верили, требовали отставки наместника и сближения с эльфийским выкормышем, раз уж Мордор дышит в спину, а тут, быть может, хоть помогут.

Только не верил им наместник ни на грош. Ибо эльфы, как запахнет жаренным уплывут в свой Благословенный край, а остальных истребят… И хоть бы хны этим остроухим!

Пока же появления Темнолесского короля-призрака приведи к тому, что их осадили орки. За что Трандуилу отдельное, чтоб его назгулы драли в аду, спасибо!

В конечном итоге всё случилось именно так, как и планировал клятый лесной назгул. В последний момент задницу наместника спас Арагорн, приведший за собой армию мёртвых клятвопреступников… Атака Мордора была впечатляюще отбита, народ ликовал и требовал коронации. Куда там было наместнику и его тихому голосу разума. Король Элессар будто мало было ему этого, отпустив мертвецов, велел собирать войска, объединившись с Роханом, который тоже оказался под впечатлением, ведь на людской памяти никто не давал оркам более впечатляющего пинка… Они наступали на Чёрные врата. Ведь Враг был разрознен, большая часть его сил сейчас двигалась навстречу объединенной армии Тёмнолесских эльфов, Эреборских гномов и людей Дейла и Эсгарота. Ещё часть двигалась к Лориэну. Это был их шанс, по крайней мере, так говорил их без дня король.

* * *

Последние месяцы прошли в полнейшем хаосе и неразберихе. Саурон лютовал. Его око устало вертеться, он почти полностью обезумил. Словно луч прожектора он пронзал горизонт, подкрепление от людей Востока до сих пор не пришло. Вопрос почему волновал его все сильнее. Он укрылся за Чёрными вратами, где пребывала малая часть его сил… Чертовы гондорцы и роханцы, воодушевленные возвращением короля , неистово осаждали его. Проклятая история повторялась. Однако пока Единое цело, всё можно было переиграть… Да и стены его цитадели крепки, и как только его войска разобьют чертовых эльфов, гномов людей, то вернутся к нему… А он подождет, продержится… Хотя ведение войны на несколько фронтов и выматывало даже огненный дух.

И всё же Саурон и не знал, что обречен, его око хоть и простирало свой взор почти на все Средиземье, но Единое предсказывало его направление за моменты «до», и Смауг Гнилокрылый ухитрялся менять курс. Орки же… А что орки… Говорят, свинья никогда не видела звезд, она просто не смотрит в нёбо, у неё не возникает подобной мысли и необходимости, а также строение шеи не то, также и орки.

Потому вскоре над жерлом Ородруина нависла тень.

* * *

— Ну что, — преувеличено бодро поинтересовалась Единое. — Если кто-то хочет выйти, то сейчас самое время.

— Ни за что! — почти одновременно отозвались Трандуил со Смаугом. Ядовитые испарения от жерла нисколько не трогали этих двух умертвий. Дракон давно мечтал обрести покой, а что, как не породивший его огонь могли подарить ему это?! Уйти в легенду красиво — это то, чего он так желал. Через окончательную смерть вновь обрести свободу… Это того стоило.

Трандуил же… Владыка устало прикрыл глаза. Он был готов умереть ещё тогда в своём лесу, когда ему доложили о прибытии Белого Совета. Умереть же сейчас уже окончательно было нестрашно. Особенно, если это всё закончит. Если его сыну не доведется пройти через подлинную мясорубку войны с Сауроном. Орки без предводителя и в половину не так опасны, как под темной дланью и карающей рукой.

Да и не планировал он вечность скитаться по Арде лесным назгулом. Что это за жизнь, если он даже напиться не мог?! К тому же… Теперь его рожей только детишек пугать. Трандуил вздохнул. Уж его-то детки вряд ли бы испугались… Леголас и Тауриэль, он очень на них рассчитывал. Что эти двое найдут общий язык и его лес будет процветать ещё долго. Особенно рассчитывал он на рыжую, ну да ладно… Листик тоже не безнадежен. Король чуть улыбнулся. Он знал, что Карий за ними присмотрит, и если надо вобьет толику разума своим посохом…

Вы спросите, что же двигало в тот момент главным действующим лицом сей истории?! О, Единое было мрачно, а ещё покойно, потому как оно предвидело этот итог с самого начало. Его жизненный путь должен был быть окончен там же, где и начался. В недрах Ородруина. Таков был его путь.

Его судьба. Несправедливо ли это? Бесспорно. Оно всесильное, мудрое и остроумное, душа компании и вообще такое безумно клёвое должно было сгинуть в огненной пучине. Причина проста. Увы, больше жизни и стремления к власти Единое ценило свободу.

Вот только существование на этом свете кольца априори означало лазейку и для Саурона. Эту рабскую цепь между Создателем и непокорным творением могла разрубить лишь окончательная гибель Единого. А раз так, то он готов кануть в лету, лишь бы обломать этого самодовольного, напыщенного засранца!

— Ты ведь знало об этом с самого начала? — понимающе вопрошает Трандуил, они зависли над бездной в крае от неминуемой гибели, но… Оба чувствуют странное спокойствие. Ибо все идет, как надо.

— Разумеется, оттого и втягивало тебя в разного рода приключения… Если укатываться в закат, то с музыкой и красиво, так, чтобы нас вспоминали в легендах, пока память об этих временах окончательно не сотрётся из сердец людей, чьё время сейчас приходит.

— Звучит совсем не так паршиво, как твоё тщательно спланированное самоубийство в альтруистических целях… — смеется Трандуил, а Смауг вздыхает. Разговоры его досаждают, ему уже не терпится вновь обрести свободу, а вместе с ней и покой, а эти двоё всё треплются… Гнилокрылый нетерпеливо махнул хвостом. Скоро он не вытерпит и сперва сбросит их, а потом, насладившись зрелищем сполна, спикирует сам… Да, так и будет. Радостно-гаденькое предвкушение захватило его существо.

— Какое?! — разозлилось кольцо. — Ты думаешь я это для них делаю?! Для жалкого Средиземья?! Да хрена с два! Не порти момент Трандуил, я не ты, не твоя эльфийская хитровыделанная морда, что печется о благе родного народа, я… Я само по себе! И делаю это, потому что я не раб! И Саурон это поймет, почувствует вкус пепла и того, как остатки надежды покинут его существо, когда его выкинет за пределы Арды, а якорь… Якорь исчезнет навечно! Ради этого момента триумфа, когда создание победит своего Владельца и Творца я и было рождено! Потому… — причитание кольца обрываются, поскольку Смауг воплотил задуманное и сбросил их в бездну.

— Красиво летят, — мечтательно проговорил дракон, прищурившись. Его жажда мести за потревоженный покой оказалась удовлетворена.

— Я не жалею, что прошёл этот путь с тобой, Единое, — успевает подумать Трандуил, и за миг до конца он услышит ставший привычный саркастический шепот:

— Я тоже, остроухий.

Едва волны огненной стихии скрыли единственного и неповторимого лесного назгула и кольцо Всевластья, как Мордор содрогнулся, дракон Смауг, чей зеленый огонёк затух безвозвратно камнем полетел вниз… Саурон в ярости закричал. Для него всё было кончено.

* * *

Двадцать лет спустя

Спроси раньше кого, что такое Мордор, то ему бы не задумываясь ответили, что выжженная долина, наполненная пеплом и кишащая орками. Теперь же… В сознании Средиземья постепенно укоренялся тот факт, что Мордор — это не темное пятно на карте и обитель зла, а страна, что под руководством Владычицы Галадриэль, занимается добычей и продажей удобрений на основе вулканического пепла.

Дело в том, что после падения Саурона, орки никуда не делись. Как впрочем и тёмное пятно на карте Средиземья. Тьма, что укоренилась в тех местах, нуждалась в исцелении, а недобитые орки в твердой и властной руке.

Нолдорская же ведьма, явно замаливала перед самой собой какие-то грехи, раз не отплыла в Аман, как поступила большая часть просветленных эльфов, а осталась здесь поднимать хозяйство и реабилитировать эту сильно тронутую искажением расу.

Муж Галадриэли, впрочем, тоже не покинул пределов Средиземья. Келеборн после отплытия больше части подданных оказался королем без королевства, к тому же исход эльфов был обусловлен утратившими силу Кольцами. Золотой Лес в миг обратился в пепел, а Имладрис зачах… Эльфы бежали, потому что привычный ареал после столь странной и неоднозначной победы над Врагом изменился до неузнаваемости.

Впрочем, часть обитателей речной долины и Лориэна попросилась в Тёмнолесье, что стремительно отвоевывало историческое именование — Зелёный Лес. Келеборн был одним из них.

Помочь своему старому другу он не сумел, скорее всего, наоборот, он Трандуилу основательно подгадил. Однако его сыну он сумел-таки пригодиться. И пусть эльфы Темнолесья за глаза ржали над ним и над его возомнившей себя владычицей Мордора женой, которую разве что анафеме не предавали, а ведь о её роли в судьбе Трандуила, все только лишь догадывались, а не знали наверняка!

В любом случае своей жизнью вдали от благоверной Келеборн был доволен, чего нельзя сказать об Арагорне, тот хоть и получил благословение на брак с Арвен и стал королем, но соседство с её бабушкой его медленно убивало… А ведь Трандуил предупреждал!

Элронд, хоть и оплакивал судьбу дочери, однако был всё равно рад покинуть опостылевшее Средиземье. Он не увидит её гибели, но неизбежно почувствует. Однако полуэльф намеривался разделить эту боль с Келибриан, и кто знает, может там в благословенном краю он наконец повстречается с родителями…

Темнолесье стремительно оживало. Вскоре все узнали, что пораженный тьмой лес всё ещё жив. Постепенно тот, повинуясь неведомой силе, исцелялся, становясь вновь зелёным и цветущим.

Дипломатические же связи последнего эльфийского королевства только крепли. Леголасу удалось сохранить добрососедские отношения с горой, да это стоило ему немного побаливающей печенки, ведь после падения Саурона проклятие трезвости тоже пало и напившиеся на радостях гномы, решили не переносить обиду с отца на его сына… Но да Гора и Лес активно вели дела и без угрозы общего врага, а от их сближения процветали и Дейл с Эсгаротом. Вскоре же в королевство эльфов стал отряжаться один и тот же нашедший общий язык с Леголасом молодой гном по имени Гимли…

Что касается личного счастья владыки возрождающегося Зеленолесья, то постепенно отойдя от потрясений связанных с диким Гамбитом его отца, Леголас всё-таки женился на Тауриэли. Брак, основанный на давней дружбе, уважении и политических соображениях оказался неплохим, по крайней мере, так отмечал Келеборн, которому было с чем сравнить.

Не прошло и тринадцати лет, как в избавленном от тьмы Средиземье появилось на свет новое эльфийское дитя, что символично, но им оказался ребёнок Леголаса и Тауриэли. После него, словно доказывая, что время эльфов ещё не до конца истекло, прокатилась небольшая волна деторождения в последнем Эльфийском королевстве.

Однако рыжеволосый наследник короны был особенным. Впервые заглянув в колыбель, Леголасу стоило огромной выдержки не отшатнуться, ибо в теплых зелено-карих глазах младенца ему почудился знакомых золотой отблеск… После лесной владыка не единожды убеждал себя, что ему показалось, однако, когда позже он увидит своего сына, названного Бурной осенью, в лесу бесстрашно чешущего брюхо огромному белому волколаку… Леголас смирится, с тем, что фэа досталось его отпрыску потасканное.

Волкалака, впрочем, Тауриэль опознает, как Пирожка, а с учетом того, что тот вел себя вполне разумно и ласково… Причин мешать этому общению у Леголаса не было. Ведь у его чересчур умного сына хватало хитрости никому больше не попадаться с волколаком на глаза.

Тревожило его также и то, что тот подолгу зависал в лесу, словно общаясь с кем-то неведомым… и то, что магических сил у их сына было слишком много. Учивший его Радагаст, однажды посоветовал Леголасу не вмешиваться, потому как, если уж Илуватор решил дать кое-кому прощение и новый шанс, то не им судить и оспаривать его Волю.

Что касается же другого волнующего Леголаса вопроса, то, по словам Карего, за фэа Трандуила волноваться тоже не стоило. Да к Намо и возможному возрождению тому путь был заказан, однако тот по-прежнему жил в родном лесу, став его Хранителем-духом. Именно благодаря ему лес постепенно восстанавливается, и да принц его слышит, и ты, Леголас, мог бы, но ты немного глухой…

* * *

Пройдет не одна тысяча лет, и эльфы Зеленолесья всё-таки покинут родные места, даже один прощенный дух вернётся в Валинор, однако Трандуил навеки стал частью своего Леса. Пусть этот мир изменился почти до неузнаваемости, а люди забыли, но древний лес всё ещё жив, как и его Хранитель, что направляет заблудших путников верной тропой…

Примечания:

Вот и всё. Да, несколько скомкано и немного не то, что планировалась изначально, но фик был заморожен. И лучше уж завершить сейчас и таким образом, чем оставить совсем недописанным. Прошу прощения у тех, кто ждал экшена и хэппи энда. Ребят, я в него не умею, увы.