Ты крутись, крутись, колечко... (джен)

— Что ты натворило? — севшим голосом поинтересовался Трандуил. Дверь за Тауриэль захлопнулась минуту назад, но его всё ещё колотило, а уши предательски горели.

— Ничего такого, чего бы вы сами не хотели, — весело отозвалось кольцо. — Я лишь слегка подтолкнуло… И не говори, что тебе не понравилось! Ты напоминал мне Пирожка, ещё немного и также утробно бы заурчал! А Рыжая-то так разошлась, что я думал ещё немного и она тебя прямо на этот стол и завалит! Девка не промах, но даже я такого напора, право, не ожидало…

— Ты хоть понимаешь, что Леголас теперь меня возненавидит? — прорычал король, стискивая кольцо так, словно желал его расплющить.

— Зато ни у него, ни у его очаровательной подруги не возникнет больше и тени той дурной мысли, что ты возомнил себя новым Тёмным властелином. По их наивному мнению, темные — этакие кровожадные нелюди, в принципе не способные на что-то напоминающее то возвышенное чувство, что они именуют любовью. Более того, теперь у них прибавится столько новых проблем, что и копать под нас — станет не возможным.

— О чём ты? — признавать правоту Единого не хотелось, но где-то в глубине своего разума, Трандуил это видел.

— Положим, старый пропойца, которого ты по недоразумению держишь дворецким, никому не скажет, ибо есть у него одно достоинство и это верность тебе, но ты сам дал пищу для слухов, выгнав Тауриэль… Представляешь, о чем сейчас судачит стража, видевшая, как, пронесся мимо едва показавший нос, осоловевший Галион, который чего только у тебя на службе не повидал, и как сразу после от тебя вылетела красная и взмыленная секретарша. О чувствах Леголаса к ней, хорошо, если в Одинокой горе ещё не знают, здесь же картина и вовсе вырисовывается интересная.

— Что я старый совратитель, так мерзок, что увёл у сына любимую? — дрожащей рукой Трандуил щедро плеснул себе вина.

— Какая-то часть так и подумает, но несомненно меньшая, ибо почти всё в этом дворце либо ненавидят Тауриэль, либо завидуют, либо и то и другое вместе. Что эльфы, что люди — никто не любит выскочек… твоя рыжая воспитанница таковой и видится. Ни роду, ни племени, а благодаря дружбе с твоим сыном, стала капитаном стражи в столь юном возрасте, в обход более родовитых и пожилых. Я уж и не говорю о том, что она дева… Потом её финт с гномом и предательство короны, после которого ты её не только не наказал, но и в сущности только больше возвысил. Итог — мужчины хотели бы занять её место в плане карьеры, женщины всё бы отдали, чтобы вместо неё стать любовным интересом принца, а тут эта вертихвостка ещё и на святое покусилась! На самого короля глаз положила — не порядок!

— Выходит, все шишки Тауриэль, — задумчиво пробормотал Трандуил.

— Не все, Леголасу тоже достанется. От недовольных тем, что тот сбежал и бросил королевство. Скажут, что принц только затем и вернулся, дабы захватить власть и возлюбленную, но в последний момент одумался или испугался, а потому от взрыва тебя и закрыл.

— Иди ты в пекло с такими предположениями! — взбесившись, Владыка швырнул кубок, отчего тот, отскочив от двери, жалобно звякнул покатившись по полу…

— Ты сам знаешь, что я прав, — спокойно возразило Единое. — Однако теперь никто и не подумает, что в лесу ты скрываешь нечто темное и недостойное светлого эльфийского владыки. Мы ведь обсуждали тот вариант, где доблестный принц вернулся и тут же отрыл нечто неприглядное? Теперь эта опасность устранена.

— Какой ценой… Ты подставило моего сына и… — Трандуил замолчал, понимая, что и на отношение публики к Тауриэль ему далеко не всё равно.

— Договаривай, — усмехнулось кольцо. — Брось, Рыжая сильная. И вообще-то ты можешь им помочь хоть что-то исправить и обезвредить часть слухов.

— Как? — уже, впрочем, зная ответ, зачем-то спросил Трандуил.

— Помолвка. Народной любви Тауриэли не прибавит, но Леголаса спасёт. Тогда стремительный вылет Рыжей из твоих покоев можно списать на шок от сей замечательной новости. Ну и обозначить срок в год. Как раз хватит, чтобы передумать и, рискнув отношениями с сыном, забрать девушку себе… Ох, молчу, дело хозяйское, конечно!

— Думаешь, они согласятся?

— Куда ж они денутся? Как наслушаются голубчики о себе новостей, так сразу… И пары часов хватит, чтобы они на всё согласились. Засекай.

— Я прав, и это доставляет тебе удовольствие? — закатил глаза Трандуил, вновь прикладываясь к кувшину с вином. — Скорее бы в Мордор уже…

— Потерпи немного, эльф. Сейчас тут немного волна уляжется да Лориэн зашевелится, и всё — ноги в горсти и вперёд. Свадьбе точно не бывать…

— Так им и скажешь.

* * *

«Что. Это. Было???» — набатом звучало в голове у Тауриэль, пока она, не разбирая дороги, не видя и не слыша ничего, следовала ей самой неведомому пути.

Усталость и другие, казавшиеся ей теперь смехотворными проблемы остались где-то там за порогом королевских покоев. Потому что вспыхнувшее так внезапно наваждение никуда не исчезло, словно всегда было с ней, игнорируемое, обсмеянное, но пустившее корни в её искалеченную душу.

Он был всюду — в мыслях, поступках и разлитом воздухе. Горькое вино и аромат пряных лесных трав давно впитались в её существо, сделав её зависимой. Только сейчас вкусив этого больше обычного, Тауриэль осознала всю глубину пропасти, в которую сама себя загнала.

Как же жестоко она ошиблась, думая, что жизнь её кончена в столь юном возрасте и что хуже быть уже не может. Её чувства к Кили были подобны яркой вспышке, опалившей душу и заставившей искать исцеления в холодном равнодушии короля. В результате жизнь дала новый виток, показав, что всё не то чем кажется.

Огонь былой любви прогорел, но на его месте тлело что-то новое. То, что она глупая совершенно упустила из вида, не веря в саму такую возможность. Теперь же эта возможность сама вышибла из неё воздух, заставляя тщетно хватать его губами. И то, что должно было стать лекарством, обернулось ядом, распространившемся по венам и ударившим в её дурную голову.

Потому что она полюбить посмела короля. Насколько было бы проще, случись это с Леголасом, но нет. Тауриэль влекло именно к этому, бывшему её старше на тысячи лет ископаемому… к прожженному цинику, без раздумий скормившему бы её волколакам, завись от этого его репутация… к этому самовлюбленному, сочащемуся ядом позёру, к этому патологическому любителю различных цацок с убитой напрочь бурными возлияниями печенью… к этому жадному до власти и денег глубоко несчастному эльфу!

Закончив последнюю мысль, Тауриэль едва не налетела невидимую стену. Да, всё перечисленное было правдой, но то лежало на поверхности. Её же приворожило другое, нечто скрытое вглуби, то, что и Леголасу оказалось рассмотреть не под силу.

Жертвенность, готовность идти до конца ради того, что действительно важно; любовь к лесу, ко всем его травинкам и живым существам, будь то даже страшный волколак… чувство глубокой ответственности за вверенное ему государство и то решительное бесстрашие, так несвойственное ему, с которым тот ухнул в мордорскую авантюру… и наконец начавшая проступать сквозь боль пережитой потери любовь к сыну.

Король — не идеал, далеко нет, но он и не досягаемая статуя изо льда, а значит его можно было любить. Пусть даже она для него глупая девчонка, в которую по недоразумению влюблен принц. Только надо было быть не только бесконечно глупой, но и слепой и глухой неразумной девчонкой, чтобы не заметить то, что все эти годы о ней заботились. По-своему, конечно, но без издевок Владыки Тауриэль бы из своей депрессии не выбралась бы. Он держал её в тонусе, учил выживать в мире рухнувших надежд. В результате Трандуил подпустил её слишком близко, настолько, что ей захотелось большего.

Сегодня он почти принадлежал ей, ещё немного, и даже король при всех его талантах не смог бы сделать вид, будто между ними ничего не было и нет. Он слишком долго измывался над нею, чтобы Тауриэль могла вот так просто выкинуть то восхитительное пьянящее чувство власти над ним. Если бы не Галион…

Мысли Рыжей вновь потонули в бесконечной дали от мыслей приличной девы. Сама не заметив, она пришла в темницы. Те с момента гномьего побега, как и долгие сотни лет до этого, стояли пустые. Идеальный темный угол — то, что нужно.

* * *

К четырем часам после полудня Леголас стараниями целителей чувствовал себя практически хорошо. Обработанная различными мазями спина почти не ныла, а голову ему неплохо вправил отец, так что после двухчасового сна прошёл и остаток дискомфорта связанного с нею.

О глубоком шраме на шее, напоминало лишь само его наличие, сокрытое, впрочем от посторонних глаз. Леголас периодически ощупывал его, силясь понять, а верит ли он словам короля. По всему выходило, что он очень хотел верить, но что-то внутри упрямо сопротивлялось.

Принц горестно вздохнул, время, когда можно было спокойно обо всем поразмыслить проходило. Следы лихорадки почти исчезли и его готовились отпустить к себе. По возвращению следовало засесть за объяснительную для отца и отчет для Совета.

Учитывая же, что событий в его странствиях произошло больше, чем обычно помешается в ежестолетний отчет Лихолесья, то потратить бумаги Леголасу предстояло немало. И ладно бы дело ограничилось одним экземпляром… Королю придется изложить наиболее полную и правдивую версию, которую затем придется бесконечно долго приводить к такому виду, в котором та удовлетворит непраздное любопытство Совета. Первая и последняя редакция, скорее будут отличаться, друг от друга, как отличается орк и эльф.

Но не это волновало его больше всего. После произошедшего Владыка имел все основания злиться, а потому стоило ожидать от него какой-то каверзы. Будь то, к примеру, растаптывание их хрупкого договора и, соответственно, ссылка «куда подальше» на «куда подольше» или даже домашний арест. Что из этого хуже принц не знал. Очевидно было, что в обоих случаях отец постарается свести с ним контакты к минимуму, а значит, уличить его хоть в чем-то станет невозможно. Последнему стоило бы радоваться, не чувствуй его сердце тревогу.

Если Радагаст прав насчет Единого, то опасность нависла не только над их королевством. И его долг остановить отца пока не стало слишком поздно. Нужно было взять себе в руки, успокоиться и не думать о том, что, возможно, уже стало.

Стоило Леголасу выйти из медицинских палат, как на него обрушился целый шквал слухов, один другого ядренее. Самый безобидный из которых затрагивал лишь честь Тауриэль, остальные же примешивали туда и его с королем.

Не сложно догадаться, что до своих покоев принц добрался, словно весь грязью облитый. Он догадывался, что поклонников у его подруги после Битвы Пяти воинств немного, но что всё настолько плохо… Леголас полагал, что найдутся недовольные его отлучкой, но что эльфы способны помыслить о нём такое… Нет! Отцеубийство ради власти и сердца Тауриэль — да они всё травы Радагаста обкурились, не иначе!

И всё-таки было в этом зерно истины. И плавало оно на самой поверхности. Тауриэль была неравнодушна к его отцу да и совсем уж на пустом месте слухи бы не возникли, значит, кто-то что-то видел. Последнее сводило Леголаса с ума.

И все-таки идти прямо к королю, и требовать объяснений он не решился. И правильно, потому что вскоре тот сам пришёл к нему.

Вид у Владыки был какой-то не такой, словно он впервые в чем-то всерьез сомневался. И правда, судя потому, как Трандуил начал, тщательно подбирая слова, дело было дрянь.

— Леголас… Ты, наверное, уже слышал, чем обернулся твой полночный пассаж. Пострадала не только честь Тауриэль, но и репутация короны. Я с этим мириться не намерен, потому… — король набрал в грудь побольше воздуха, но Леголас не дал ему закончить.

— В том, что говорят о тебе и Тауриэль есть хоть капля правды?

— Леголас…

— Отвечай! — требование вырвалось прежде, чем принц успел себя одернуть. Потому ему больше ничего не оставалось, кроме как мучительно закусив губу, наблюдать, как постепенно вытягивается побледневшее лицо короля.

— Хорошо! — гневно зашипел отец. — Хочешь правды? Твоя подружка сегодня распустила свои орочьи лапы, это и увидел случайно бездельник Галион. Ты доволен?

— В каком смысле распустила руки? — тихо ужаснулся Леголас. Такого он не ожидал, скорее, он рассчитывал услышать, что это Владыка под дурным влиянием кольца совратил его Тауриэль, но… Сейчас отец ему не врал. Просто не договаривал.

— Отчасти я сам виноват, — хмуро признал Трандуил. — Позволил ей… попробовать исцелить мою мигрень.

— Помогло? — не удержавшись, съёрничал Леголас.

— Да, — пришибил его отец предельно честным ответом, после которого в комнате повисло неуютное молчание.

— И что теперь делать? Ты ведь не думаешь в самом деле, что тот взрыв устроил я? Я, конечно, не одобряю того, что между вами происходит, но я бы никогда… — Леголас сконфуженно замолчал, поймав полный разочарования в его умственных способностях взгляд.

— Слухи эти можно пресечь только одним способом. Взорвать снаряд покрупнее. Взорвать в фигуральном смысле, — прибавил король, заметив, как дернулся принц. — Я объявлю о вашей помолвке. Не перебивай! Жениться не обязательно, скоро всем будет не до вашей разнесчастной свадьбы. Близится поход на Мордор, но до тех пор необходимо подчистить твою репутацию и повернуть общественное мнение в нужную нам сторону.

— И как скоро? — новость о «мнимой» помолвке быстро улеглась под эффектом разорвавшейся бомбы от упоминания Мордора.

— Пока точно не знаю, но меньше года. Ты должен найти Тауриэль, сын. Убеди её в необходимости данной меры… Меня она, боюсь, ещё долго видеть не захочет. Хотя кто её спрашивал, — напоследок совсем не весело усмехнулся король и скрылся за дверью, оставив вопросов куда больше, чем до своего появления.