Октавия, черт возьми, Малфой! (джен)

Я ничего не чувствовала, произнося непростительное. Ничего не ощущала, когда секунду назад смеявшийся Поттер упал на колени, а его лицо исказила гримаса боли. Следом был крик, которого я не слышала: лишь видела, как гриффиндорец открывает рот, а в ушах — пустота.

Я слышала лишь чёртов звон и биение собственного сердца, но не крики Джеймса. Нет.

Сколько прошло времени? Не больше минуты? Для меня прошла вечность, прежде, чем осознание достигло мозга, и рука выронила палочку. Та с глухим стуком упала на пол, когда крики толпы вонзились в уши.

— Малфой сошла с ума!

Впервые я была согласна с ними, потому что не могла оторвать взгляда от Джеймса, все ещё стоящего на коленях, упершегося руками в пол. Парень тяжело дышал, чёлка прилипла ко лбу, по шее стекал пот…

Я не успела сделать и шага к нему, как чья-то ладонь крепко сжала моё плечо и тут же потащила в сторону. В этот момент Поттер поднял голову, встречаясь взглядом с моим.

Я до сих пор не понимаю, что в нем читалось. Ненависть? Сожаление?

Боль?

* * *

Лишь сидя в кабинете директора, под пристальным взглядом Макгонагалл, я осознала, насколько устала. Непростительное было совершенно неподходящим заклинанием для пятикурсницы, едва выучившей базу. Руки немели и покалывали, отдышка все ещё не прошла, а перед глазами словно бы стояла дымка.

А ещё из головы не выходит скорчившийся от боли Джеймс. Мерлин, что я натворила?..

— Мисс Малфой, вы собираетесь отвечать, или мне применить сыворотку правды? — строго и достаточно громко отчеканила профессор Макгонагалл, вырывая меня из мыслей. Я лишь сильнее сжалась, обнимая себя, желая поскорее провалиться сквозь землю.

— Да, мэм, — казалось, будто я сорвала голос — настолько он был тихим и вялым, что совершенно не вязалось в голове; как эта тень голоса может принадлежать громкой Октавии Малфой. — М-можете повторить вопрос?

Професор лишь сильнее сжала губы и покачала головой.

— Вы понимаете, что только что сделали?

Произнесла непростительное? Пытала Джеймса? Держала под самым ужасным проклятием сына Избранного на глазах у всего Хогвартса?

Оправдала звание дочери пожирателя?

Не решаясь произнести согласие вслух, я лишь кивнула и понурила голову.

— Непростительные не просто так называются непростительными, юная леди. Вы ведь знаете это?

Я нахмурилась, резко поднимая взгляд на женщину. Что она пытается сказать? Чего добивается, говоря мне до боли очевидные вещи?

— Я знаю.

Знаю. Знаю. Знаю.

Ничерта я не знаю, профессор. Ни-чер-та.

* * *

Я ожидала, что они вызовут родителей. Прежде всего. Но никак не могла ожидать, что увижу в камине не светлую макушку отца, а неопрятные кучерявые волосы матери.

— Миссис Грейнджер-Малфой, — уголки губ директора невольно дрогнули при виде бывшей ученицы.

Я же содрогнулась вся, наткнувшись на разъяренный взгляд мамы. Она всё ещё была в парадной мантии — главный советник министра обязан был ходить в ней почти все рабочее время, — но ни один мускул на ее лице не дрогнул, когда она обменивалась любезностями с профессором; лишь после этого мама подошла ко мне.

— Это правда, Октавия? — ровным тоном спросила она, глядя мне прямо в душу. Я сразу же сдалась и увела взгляд, не желая видеть в ее глазах разочарование.

— Да. — В последний год я поразительно честная. Может, просто не было другого выхода, но факт оставался фактом.

С секунду мама молчала, обдумывая ситуацию, а затем резво качнула головой.

— Кто посмел обидеть мою дочь?

Тут челюсть отвисла не только у меня: даже портреты директоров позволили себе ахнуть и сильнее навострить уши.

— Простите? — Макгонагалл тоже не скрывала удивления. Хмурясь, она вновь скользнула по мне взглядом и поправила рукава мантии.

Мама же спокойно продолжила:

— У Октавии, действительно, могут быть проблемы с агрессией. Но она моя дочь.

Ее рука мягко опустилась мне на плечо и легко то сжала, словно говоря: я рядом. Ничего не бойся.

— Октавия Грейнджер-Малфой не стала бы использовать непростительное совершенно без причины. Уверяю вас, профессор.

Макгонагалл продолжала хмуриться, но не позволяла себе прервать бывшую студентку факультета. Лишь когда пауза затянулась, она прочистила горло.

— Они давно не ладят со студентом Гриффиндора. Старшим сыном Поттера.

Не ладим — совершенно неподходящее слово. У нас война.

— Джеймс? — мама сильнее сжала мое плечо, прежде, чем отпустить его и подойти к директору. — Гарри придет?

Очередное неловкое молчание давало понять, что разговор явно не предназначен для моих ушей. Это, впрочем, совершенно меня не смущало: не было никакого интереса к взаимоотношениям мамы с бывшими друзьями, а она же в ответ на лезла со своими советами.

— Мистер Поттер сообщил, что не может прийти.

Ну кто бы сомневался.

Я знала лишь, что после свадьбы Золотая Троица распалась окончательно. Гарри не принял выбор мамы, Рон Уизли влюбился в маггла и редко появлялся в магической Британии и… И все. Так закончилась крепкая дружба.

— Но Джиневра обещала появиться.

Точнее, прервалась. Я ведь знаю, как сильно мама скучала за своими школьными друзьями, с которыми они прошли через многие события. Пошли через войну. Через потери. Через боль.

Они были намного больше, чем просто друзьями.

— Джинни?.. — на секунду ее глаза сверкнули, но мама тут же взяла себя в руки и отвернулась, возвращая прежний нейтральный тон. — Если она не против, я бы обсудила с ней некоторые моменты.

«Моменты». Ох, как чувствовала, что разговор будет не из лёгких.

* * *

После небольшой дискуссии по поводу того, что же со мной следует сделать, мама и профессор остановились на варианте строгого дисциплинарного наказания с изъятием палочки на неопределенный срок, а также слушанием в министерстве.

Если перевести на человеческий язык: это все очень и очень плохо, но вполне могло быть и хуже. Мамина позиция в министерстве и хорошие взаимоотношения с директором явно сыграли свою роль.

Я вышла из кабинета словно выжатый лимон — уставшая и помятая, и правда не хотела натыкаться на кого-либо в таком виде. Но желание не изменило того факта, что передо мной стоял Джеймс. Вместе со своей матерью.

Джиневра Поттер — высокая, красивая, с коротко постриженной рыжей шевелюрой женщина, у которой действительно был убивающий взгляд. По крайней мере, когда тот был обращён на меня.

— Октавия, — она растянула мое имя, отчего внутри стало некомфортно, — здравствуй.

Джинни тоже меня ненавидела. Не нужно было быть предсказательницей, чтобы понять.

— Здравствуйте, миссис Поттер, — я все же почтительно склонила голову, чувствуя, что сил на книксен мне не хватит.

Взгляд неосознанно скользнул по Джеймсу: он, впрочем, выглядел не лучше меня. Даже минута круциатуса забирает бешеное количество жизненной энергии. Или дело не только в заклинании?

— Джеймс, милый, я, кажется, забыла сумку у камина. Можешь принести?

К чему такие сложности? Она ведь взрослая — легче использовать Акцио.

Джеймс, видно, тоже засомневался, но все же решил не тратить время на разговоры и молча отправился в сторону лестниц.

Некоторое время мы обе смотрели ему вслед, но стоило гриффиндорцу скрыться за поворотом — его мать вдруг резко схватила меня за руку, наклоняясь, чтобы оказаться со мной на одном уровне.

— Можешь притворяться кем угодно, но я вижу тебя насквозь, — почти прошипела она, сжимая мое предплечье.

Я не испугалась. Лишь непонимающим глазами уставилась на Джинни.

— Я не хотела причинять ему боль, — прикусила губу, стараясь не разреветься здесь и сейчас. — Не такую.

Женщина фыркнула, явно не веря не единому моему слову, и лишь уменьшила дистанцию между нами.

У Джеймса ее глаза.

— Гермионе следовало послушать меня, когда она выходила замуж за хорька, —выдавила она и тут же добавила: — Бывших пожирателей не бывает.

Нос предательски защипало. Нет. Не заставляйте меня слушать все это ещё раз.

— Воспитывает новое поколение Реддлов, — ее ногти больно впивались в кожу. — Как только я увидела появившихся на свет двойняшек — уже знала… Я знала, что то пророчество про тебя.

В моих глазах давно стояли слезы, и уже было все равно на то, что говорит эта чокнутая Поттер. У них вся семейка со странностями.

Но на моменте с предсказанием я шмыгнула носом, осознавая, что щеки вдруг стали влажными и солеными, но слезы продолжали их жечь.

— Вы считаете меня монстром? Просто потому, что я родилась? — я больше не пыталась скрыть эмоции. Не пыталась сдерживать себя, понимая, что сосуд, в котором я копила и прятала чувства, дал трещину. — Потому, что мои родители полюбили друг друга? В этом моя вина, миссис Поттер?

На секунду она ослабила хватку, и я одним движением выдернула руку, отходя на шаг.

— Не знаю, о каком предсказании вы говорите, но я не обязана быть плохой лишь потому, что так сказала какая-то провидица. Не обязана быть плохой лишь потому, что мои родители совершали ошибки в прошлом, — я вытерла щеки рукавом мантии, отходя ещё на шаг назад. И ещё. — Оставьте меня в покое! Я ребенок! Я все ещё ребенок!

В этот момент дверь открылась; профессор Макгонагалл вместе с моей мамой замерли в проходе. Они некоторое время переводили взгляд с меня на Джинни. Я же очень надеялась, что глаза не настолько красные, чтобы понять, в каком состоянии находилась секунду назад.

Но мама лишь улыбнулась при виде софакультетницы, не сдержав тихого «Давно не виделись».

Миссис Поттер же каким-то отстранённым взглядом посмотрела на меня, выдавила улыбку бывшей подруге

…а затем первой нарушила тишину:

— Шрам. У Гарри снова болит Шрам.

Послышался глухой стук. Джеймс, неизвестно сколько простоявший за поворотом, выронил палочку.