Октавия, черт возьми, Малфой! (джен)

— Ты действительно применила непростительное?

Я сидела за столом Слизерина в Большом зале и час ковыряла запеканку, которая стала больше походить на кашу. Аппетита совершенно не было, впрочем, как и желания разговаривать, но мой брат не относился к понимающим родственникам.

Скорпиус в принципе не знал, что такое эмпатия.

— Будто тебя там не было, — фыркнула я, напоминая, что мы все ещё двойняшки, все ещё одного возраста и все ещё на одном курсе.

— Нет, я не люблю дуэли в принципе, Тавия, — спокойным тоном произнес брат, отворачиваясь к своей тарелке. — Хоть и профессор Палмер уговаривала меня принять участие.

Ладно, я не буду врать, что была удивлена. В другое время — да — удивилась бы, обвиняла, возможно, даже разозлилась бы, но сейчас внутри просто была пустота.

Пустота — и ничего больше.

— Ты тоже будешь ненавидеть меня? — таким же пустым взглядом я посмотрела и на брата.

Он лишь на секунду перестал жевать, но ответил быстро, не давая времени усомниться в искренности его слов:

— Нет. Потому что я поступил бы также.

Может, он всё-таки знает, что такое эмпатия.

* * *

Естественно, каждый, кто подходил ко мне, начинал разговор об одном: как ты могла применить непростительное к Поттеру и бла-бла-бла. Я знала, что, вероятнее всего, в «Пророке» мое фото красуется на обложке с каким-нибудь кричащими заголовком, и принципиально не прикасалась к газете.

Мне было плевать, что думают другие. Но я совершенно не понимала, как сама оцениваю свой поступок. Я ведь совершила что-то ужасное. Или… нет?

Что вообще хорошо, а что — плохо? Почему мир не делится на чёрное и белое? Почему меня все считают злодеем, а я чувствую себя — жертвой?

Когда-то я впервые спросила у папы значение слова «пожиратель», которое соседский мальчик употреблял в отношении моей семьи.

— Это не плохое слово, — объяснил тогда папа, ласково потрепав меня по голове. — Оно означает, что у человека когда-то отняли выбор.

— Отняли выбор? — моя маленькая голова ещё не понимала значение его слов.

Зато сейчас я понимаю. В отличие от всех остальных.

— Слышал, что произошло в дуэльном зале.

Вздрогнув, я подняла взгляд на Тома. Он всегда подкрадывался незаметно, словно змея.

В свете огня его скулы выделялись сильнее, отчего парень казался старше своего возраста… впрочем, красоту это ему только прибавляло.

— Хочешь поговорить об этом? — я нахмурилась, пряча руки в карманы мантии.

Тому, в отличие от брата, дважды повторять было не нужно.

— Вовсе нет, — он взмахнул палочкой, разжигая огонь сильнее, и смело сел на диван, вплотную рядом со мной. — Это просто повод начать разговор. Я хотел пригласить тебя на бал, принцесса.

Бал.

Его проводили в Хогвартсе каждые три года, в память о когда-то существующем Турнире Трёх Волшебников. Сейчас его отменили из-за повышенной травмоопасности — к счастью или сожалению — но традицию танцев решили сохранить.

— И ты хочешь?.. Чтобы я?.. — слова не сразу нашлись. На миг я даже почувствовала себя влюбленной дурочкой, которая так глупо упускает свой единственный шанс.

Но спустя пару вдохов я взяла себя в руки, чего не скажешь о вспыхнувших и до сих пор горящих щеках.

— Именно это я и сказал, — слизеринец улыбнулся самой очаровательной улыбкой и мягко убрал локон волос с моего лица. — Согласна, принцесса?

О, Мерлин. Почему я не расчесалась сегодня?..

— Если меня не отчислят к моменту бала — с удовольствием составлю тебе компанию, принц.

Сердце сделало кульбит.

«Принц». Могла ещё тупее придумать, Октавия? Не забудь стукнуть себя по голове, когда «принц» уйдет».

Том же словно не заметил обращения. Лишь улыбнулся. А затем его рука вдруг опустилась ниже и коснулась моей.

— Ты не монстр, Октавия. У тебя просто не было выбора.

Парень легко сжал мою кисть, легко поднял ее, легко коснулся губами кожи и, кивнув, ушел, оставляя меня с ощущением бабочек внизу живота и совершенной, полной беспомощностью.

* * *

Джеймс не появлялся ни на лекциях, ни в большом зале, и по следом пропавшему Альбусу я сделала вывод: родители забрали их из школы. Вероятно, временно, но без общества лучшего друга я чувствовала себя слишком одиноко.

Скорпиус по-прежнему не горел желанием общаться со мной, хоть и поддерживал, как мог, а Тома я и вовсе видела редко. Только когда он сам этого хотел.

Окончательно заскучать мне не давали вечные оскорбления.

— Малфой, зачем ты ходишь на занятия?

Это была очередная Уизли. Я даже не успевала запоминать их имена: порой казалось, что каждый третий в Хогвартсе носит эту фамилию и рыжую шевелюру. Кажется, курносая была дочерью Рона и его маггловской пассии.

— Уж точно не для того, чтобы видеть твою рожу, Уизли, — огрызнулась я, не подумав, чем это может обернуться.

Профессора Макгонагалл в классе не было, а девяносто девять и девять процентов Гриффиндора — не особо умные и слишком дерзкие львята — были настроены против меня. Слизеринцы бы не стали защищать меня, если не хотели оказаться такими же изгоями.

А этого они точно не хотели.

— Октавия, порой мне кажется, что тебя ошибочно определили на Слизерин, — прошипела девушка в ответ, вынимая палочку из кармана мантии. — Тебе явно место среди ничего не усваивающих хаффлпаффцев.

Ком в горле стоял давно, а сейчас он с особым усилием рвался наружу. Я же смотрела в карие глаза гриффиндорки и ничего, кроме гнева, там не находила.

Ей было, за что меня ненавидеть.

— Тебя ошибочно определили в Хогвартс, — несмотря на протестующее против язвительных ответов сознание, я проглотила ком и поджала губы. — Таким, как ты, Уизли, место среди магглов.

Ее палочка смотрела прямо мне в лоб. А я была совершенно безоружна. И даже этот факт не помешал мне гордо понять подбородок и смотреть ей прямо в глаза.

— Повтори, Малфой, — словно плюясь ядом, она сделала очередной шаг ко мне.

Уизли, Поттер, Малфой… Ненавижу все эти фамилии. Ярлыки.

Поттеры — герои, избранные, неповторимые;

Уизли — дружные, добрые, искренние;

И Малфои…

Что ж, пора соответствовать своей фамилии.

— Тебе место среди магглов, Уизлетта, — выплюнула я, совершенно не обращая внимания на палочку в миллиметре от моей шеи. — Тебе, и всей твоей семейке.

Прежде, чем ответить, я увидела в глазах гриффиндорки вспыхнувший, яркий огонь. Огонь гнева, злости и ненависти.

— Это за Джеймса, — прошептала она, а затем отрезала: — Круцио.