nordwind

#книги #длиннопост #история и немножко #техника

Кай-Ове Кесслер. Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство. Азбука-Аттикус, 2024.

Самый первый шум, который случился примерно 13,8 млрд. лет назад, — Большой Взрыв — был бесшумным, так как не существовало среды, в которой могли бы распространиться звуковые волны. И только через 380 000 лет взрыва раздался низкий, загадочный звук. Зато его физическое эхо можно уловить даже сейчас: это фоновое излучение, которое равномерно заполняет пространство Вселенной. Такой низкий, что его не может услышать ни одно живое существо. Его уловили только приборы: крошечный обрывок частотой 1 Гц. Мир как бы ворчит спросонья.
Шум Большого Взрыва. Запись смонтирована проф. Дж. Крамером:
https://yandex.ru/video/preview/9915189971024152814

#книги #история #длиннопост
Трехтомник профессора МГИК Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя» (2012–2014, переизд. 2024) — отличное пособие для попаданцев в дореволюционную Россию (ну, и для авторов оных попаданцев). Его преимущества:
• упор делается не на общие сведения, которые обычно помещаются в учебниках, а на образ жизни и быт разных слоев общества;
• богатый и подробный материал, с опорой на документальные источники и мемуары современников;
• факты и цифры сочетаются с живым изложением (оценочные суждения автора могут разделять не все, но от них нетрудно абстрагироваться).
Структура трехтомника:
I. «Изба и хоромы» — о повседневной жизни старой русской деревни. Связь среды обитания с национальным характером; изба (строительство, планировка, интерьеры и т. п.), двор, деревня, домашний и социальный быт крестьянина, полевые и прочие деревенские работы, культурные традиции; помещичья усадьба (устройство и образ жизни обитателей), отношения господ и рабов, жизнь богатых бар и мелкопоместных дворян.
II. «На шумных улицах градских» — о жизни города. Его внешний вид, инфраструктура городского хозяйства, промышленность и торговля, общественные заведения, жилая застройка, городская улица, транспорт, связь; духовная жизнь и развлечения горожан, городская толпа.
III. «От дворца до острога» — быт общества по сословиям. Императорский Дом и двор, чиновничество, офицерство, светское общество, лица свободных профессий (специалисты и интеллигенция), духовенство и вера, купечество, мещанство и цеховые, рабочие, прислуга, нижние чины, учащиеся и учащие, «отверженные» (люмпены, тюрьма и каторга).

Дайджест тут не сделать, так что привожу только примеры информации, которую можно почерпнуть из этого издания.

Крепостных (помещичьих) крестьян по России было чуть больше ⅓ всего сельского населения. Еще ⅓ — крестьяне государственные, ¼ — удельные, работавшие только на себя, а государству и уделам платившие оброк. Но это в целом. Были губернии «помещичьи», вроде Рязанской, где крепостные составляли более ½ сельского населения. В Вятской, Вологодской и Олонецкой их было мало, а в Астраханской и Архангельской губерниях помещиков, а значит и крепостных, вообще не имелось.

И по обычаю, и по закону женщина любого сословия была независима в имущественном отношении. Дворянка, получившая в приданое деревню с крепостными, сама управляла ею, и муж даже не имел права въезда в эту деревню без позволения жены. Обычно жены давали мужьям доверенность на управление имуществом, которую, однако, могли и аннулировать. По смерти жены ее приданое переходило к дочерям, а если она была бездетна, то возвращалось в ее прежнее семейство; муж практически ничего не получал. Жена же по смерти мужа получала седьмую «вдовью» долю его имущества.
Заработок крестьянки вне круга обычных полевых и домашних работ тоже был ее собственностью: деньги за собранные и проданные ягоды или грибы были ее деньгами. Каждый член семейства имел свой сундук, и муж не имел права залезть в бабий сундук, вынуть деньги или холсты и продать их, даже если требовалось заплатить подати или купить хлеба, чтобы накормить ту же жену.

Вся народная одежда носилась с кушаками. Ходить без кушака было неприлично, вдобавок кушак был оберегом: в русских монастырях много ткалось покромок с вытканными на них молитвами. Кушак делал одежду — одеждой: женщина в неподпоясанной рубахе считалась как бы в исподнем, а подпояшется — и можно идти в одной рубахе куда угодно, это уже как бы платье. Беспорточные ребятишки бегали в одних длинных рубахах, но подпоясанными.

Публикация уже подписанных Положений 19 февраля 1861 г. была перенесена на Прощеное воскресенье: опасаясь бунта, полагали, что народ, выдохшийся после широкой масленицы, да в такой день, встретит «волю» спокойно.

Дети во всех сословиях в ту пору были париями. К ним относились как к взрослым низкого социального статуса. В доме им отводились худшие помещения, на антресолях или в мезонине: небольшие душные комнаты с низкими потолками и маленькими окнами над полом. Зимой детей, во избежание простуды, старались лишний раз на улицу не выпускать, и понятие о пользе прогулок и чистого воздуха отсутствовало полностью. За столом им тоже доставались далеко не лучшие куски.
Утром детей приводили к маменьке и папеньке поздороваться и поцеловать ручку, вечером — попрощаться и поцеловать ручку. К родителям обращались только на «вы».
Наиболее мягким наказанием было лишение ребенка сладкого, ужина или обеда. Далее следовал широкий набор колотушек и розги. Даже воспитатель будущего императора Николая I, генерал Ламсдорф, широко практиковал телесные наказания, а однажды, рассвирепев, схватил мальчика за шиворот и ударил его головой о стену с такой силой, что тот потерял сознание.

Владельцы собак обязаны были покупать ошейники с номерками и держать собак во дворах, лучше — на привязи. Собака, бегавшая по улицам без присмотра, считалась бродячей и подлежала уничтожению полицией или частными лицами (люди обладали правом свободного приобретения и ношения огнестрельного оружия: против собак даже выпускались специальные револьверы). При обнаружении на убитой собаке ошейника с номером с ее владельца брался внушительный штраф.

Городской бюджет Петербурга в 1825 г. составлял 1 млн. руб., в 1894 – 10,7 млн., а в 1907 г. — уже 25 млн. 27 % этих средств шло на содержание транспорта, освещения, водопровода, телефона; 34,5 % — на благоустройство города, пожарные команды, медицинскую помощь, санитарный надзор, общественное призрение; 9,5 % — на народное образование; 7,5 % — на содержание полиции, войсковые квартиры и содержание административных учреждений; 14,5 % — на уплату городских долгов и процентов по займам.

Отличие магазина от лавки, кроме количества и качества товаров, составляли цены priх-fix — фиксированные, без возможности поторговаться, но и без «запроса»; на стенах даже и плакатики висели: «Priх-fix». (Новое — хорошо забытое старое!)
В мелких лавках на ярлыках стояла цена, которая и объявлялась покупателю. Но вслед за ценой стояли какие-то буквы, означавшие действительную себестоимость товара, ниже которой продажа могла быть убыточной. Только знавший ключ шифра мог безошибочно определить, сколько запрошено сверх стоимости.

В николаевскую эпоху вход в рестораны, трактиры и кофейни запрещался солдатам, прислуге в ливреях и женщинам. В 1852 г. женщинам разрешили посещать для трапез гостиницы, постоялые дворы и подворья. И только с 1861 г. запрет для женщин был снят, сохранившись, однако, для солдат и матросов. Дворяне, поступившие в полк юнкерами (а с 1874 г. — вольноопределяющимися), считались «нижними чинами», и будь ты хоть граф, хоть князь, а в ресторан — ни ногой, и в статское платье тоже не моги переодеться.

Про знаменитые и ненавистные «мундиры голубые».
Третье отделение при Императорской канцелярии — специальный орган политического сыска — было создано в 1826 г; прочие отделения Канцелярии занимались учетом чиновников и их службой, законодательством, благотворительностью и пр. Однако штат III Отделения при его возникновении составлял всего 16 человек и почти не расширился в дальнейшем. Говорят о существовании тайных осведомителей, да вот никто никогда и никаких документов на сей счет пока не видывал.
В помощь III Отделению был создан Отдельный корпус жандармов. Однако же тайной полицией жандармерию назвать никак нельзя: это была тяжелая кавалерия, носившая яркую форму голубого сукна, с красными воротниками и обшлагами, серебряные эполеты и аксельбанты. Ходить в статском платье жандармам было строго запрещено.
Железнодорожная жандармерия следила за безопасностью на дорогах. Собственно же жандармы занимались: слежкой за подозрительными иностранцами, сбором разведданных в приграничных губерниях, делами по разбоям на дорогах, изготовлению фальшивой монеты, крупным пожарам, наводнениям и другим стихийным бедствиям, контролем за местами ссылки и каторги, за чиновниками и за помещиками, дабы те не слишком превышали свои полномочия, и, наконец, контролем «за состоянием умов», т. е. собственно политическим сыском. Жандармам принадлежала также театральная цензура, и они даже должны были наблюдать за целостностью семьи!
С 1880-х гг. (в Петербурге — с 1866 г., после покушения Каракозова) создавались специальные Охранные отделения (пресловутая «охранка»). C 1902 г. они учреждены во всех городах. В самом крупном — Петербургском — отделении служило 600–700 человек: 200 филеров, 200 охранников, 50 канцеляристов, 12–15 жандармских офицеров, 5–6 чиновников для особых поручений, остальные — секретные сотрудники.
Для поступления в корпус жандармов от офицеров требовалось: потомственное дворянство; окончание военного или юнкерского училища по I разряду; не быть католиком; не иметь долгов и пробыть в строю не менее 6 лет. Затем надо было выдержать предварительные испытания, прослушать четырехмесячные курсы в Петербурге и сдать выпускной экзамен.
Тем не менее в образованном обществе жандармов презирали. Жандармским офицерам не принято было подавать руки, их не приглашали в офицерское собрание, а с офицерами, прельстившимися высоким жалованьем и перешедшими в жандармскую службу, нередко порывали отношения сослуживцы и друзья, а изредка и родственники. Это отношение распространялось даже на членов семьи жандарма.

Типичный стол небогатых горожан: в скоромный день — щи, забеленные молоком, в постный — каша с толикой льняного или подсолнечного масла (скоромное масло было дорого и нередко заменялось бараньим жиром). Чай самый дешевый — утром и после вечерен, с черным хлебом, что заменяет завтрак и полдник. По постам — щи со снятками, горох или каша. По воскресеньям и праздникам — пирог с гречневой кашей или пшеном и луком, за обедом — щи с говядиной, каша или жареный картофель.

Все помнят «Кому на Руси жить хорошо» — как Некрасов горевал о народном пьянстве? В действительности деревня выпивала 25–30 % водки, а остальное приходилось на долю города — это при том, что горожане составляли очень небольшую долю населения! В 1899 г. в Новгородской губернии в городах потребление водки на душу составляло 2,18 ведра в год, а в уездах — 0,36; в Псковской, соответственно — 2,27 и 0,29, в Смоленской — 2,24 и 0,43 ведра.
В среднем же водки (в 50-градусном измерении) приходилось 6 литров на душу населения, как и в трезвой цивилизованной Швейцарии. Россия в этом плане отставала от таких стран, как Дания и Австро-Венгрия (14 л), Бельгия, Франция, Германия, Голландия и Швеция (8,5 — 9,5 л). По виноградному вину она, естественно, была на одном из последних мест (3,8 л), тогда как в Италии выпивалось по 95 л на душу, а по пиву обгоняла только Италию — 5 л в год на человека, тогда как в Бельгии выпивалось 183 л пива. (Конечно, потребление в России домашнего легкого крестьянского пива и браги не могло быть учтено.)

По уставу 1803 года тот, кто закончил низшее учебное заведение, мог переходить в следующее без всяких препон, вплоть до университета (известные университетские профессора и деятели культуры Мерзляков, Погодин, Никитенко были выходцами из крепостных). Прямо запрещено было принимать в гимназии, университеты и пр. только крепостных без предоставления им отпускных от помещиков, поскольку окончание средней и высшей школы давало право на чины, а это никак уж не вязалось с крепостным состоянием. В 1833 и 1834 г. воспрещено было также обучать в уездных и приходских училищах кантонистов (для них были свои школы), а в 1837 г. — незаконнорожденных, находившихся в ведении приказов общественного призрения.
После смерти Николая I все ограничения были сняты, и русская школа, от начальной до высшей, стала бессословной — разумеется, исключая некоторые специальные учебные заведения, вроде институтов благородных девиц, Училища правоведения, некоторых военно-учебных заведений (Императорский Пажеский и Морской корпуса); вообще до последней четверти столетия военно-учебные заведения были исключительно дворянско-сословными.
В 1823 г. в университетах было принято постановление, что студенты должны слушать не менее восьми профессоров. Сюда входила и небольшая группа обязательных дисциплин, прочие же можно было избирать даже на других факультетах. Так что на лекции к знаменитому историку или цивилисту ходили нередко медики, а на медицинский факультет бегали юристы.
Для плохо подготовленных разночинцев проблему составляло преподавание профессорами-иностранцами на иностранных языках. Латынь уже уходила в прошлое, зато на 1806 г. в Московском университете курсы натуральной истории и сравнительной анатомии, естествознания, народного права, химии, нравственной философии и астрономии были объявлены на французском языке, а «высокой геометрии», ботаники и немецкой литературы — на немецком. Вот и учись тут при отсутствии учебников: единственной возможностью для овладения наукой было восприятие на слух лекций на чужих языках и их конспектирование.

В Новочеркасской гимназии в 1904 г. детей дворян и чиновников училось 265, духовного сословия — 33, городских сословий (купцов и мещан) — 94, сельских сословий (крестьян) — 101, иностранцев — 7. А в Рыбинской мужской гимназии в 1900–1901 г. детей дворян и чиновников — 162, городских сословий — 170, сельских сословий — 37, духовного сословия — 26, иностранцев — 3. При этом в 1887 г. был издан известный циркуляр «о кухаркиных детях», в котором говорилось, что дети из бедных семейств, особенно лиц «услужающих», напрасно учатся в гимназиях, а потому их и не следует туда принимать. Эту меру встретило в штыки общество, и циркуляр исполнялся не строго.
На начало ХХ века программа была откорректирована по сравнению с прошлым, когда учащихся душили изучением мертвых языков. Отныне латынь начиналась не с 1-го, а с 3-го класса, изучение греческого стало факультативным. Ввели преподавание природоведения, географии и истории, расширялось изучение физики, значительное время было выделено на преподавание новых языков — немецкого с 1-го класса и французского со 2-го. Географии, истории и природоведения отводилось по 2 часа в неделю, Закону Божию тоже 2 часа, по 5 — на русский язык и арифметику, 2 — на рисование и по часу на пение и гимнастику.
Тем не менее и в начале ХХ в. классическим языкам в гимназии (классической) отдавался 41 % учебного времени; русскому и новым языкам, литературе, истории и географии, вместе взятым, — тоже 41 %, а на физику, математику и естествознание приходились остальные 18 %.
В «реальной» гимназии основу программы составляли точные и естественные науки. Но они не давали права поступления в университет. А если в городе была одна гимназия, то в ней учились представители всех сословий, независимо от того, была она классической или реальной. (В частности, по этой причине будущий автор «Детей подземелья» В.Г.Короленко вынужден был вопреки своим гуманитарным склонностям поступить в Технологический институт: в Ровно, где служил его отец, просто не было классической гимназии.)

Известная песенка «Чижик-пыжик, где ты был? — На Фонтанке водку пил» была сложена о правоведах: Училище правоведения находилось на Фонтанке, а студенты носили прозвище «чижи» за желтые воротники мундиров и околыши фуражек. Училище это, собиравшее сливки дворянства, отличалось не столько суровостью, сколько царившим здесь пьянством и развратом, в том числе противоестественным.

Императорский Эрмитаж, куда изначально могли ходить и где могли копировать картины ученики Академии художеств, в 1852 г. стал общедоступным, хотя он был расположен в царском дворце, резиденции императора (и на этих императоров с 1860-х гг. без конца организовывались покушения).
Огромная часть населения имела возможность бесплатного посещения музеев и выставок, которые давали это право или определенным категориям публики (школьники, учителя, солдаты), или в определенные дни, или всем и всегда. Основную массу посетителей и составляли те, кто проходил бесплатно.

Специфической деталью зимней улицы большого города были костры, горевшие на перекрестках и возле театров, ресторанов и т. п. общественных заведений. (В «Евгении Онегине», в описании выхода Онегина из театра: «Еще, прозябнув, бьются кони, / Наскуча упряжью своей, / И кучера, вокруг огней, / Бранят господ и бьют в ладони…»)
Костры эти разводились по распоряжению полиции — прежде всего для кучеров и извозчиков, ожидавших седоков, для прохожих, пьяных и бездомных; в сильные морозы по улицам даже посылались конные разъезды — смотреть, не замерзает ли где-нибудь заснувший извозчик, пьяненький или нищий. Обычно костры горели по ночам, но в лютые морозы их жгли круглосуточно, и полиция требовала держать открытыми днем и ночью чайные, чтобы люди могли погреться. Дрова для костров поставляли соседние домохозяева, а также, по просьбе гревшихся или приказу полиции, по несколько поленьев сбрасывались с дровяных возов.

Длинные волосы говорили о «вольнодумстве» человека из социальной верхушки, а короткая стрижка — о том же у женщины (см. «Заячий ремиз» Лескова). Государственным служащим, да и неслужащим дворянам полагалось чисто брить лицо, и допускались только «приличные» бакенбарды «котлеткой». Пышные бакенбарды (как у Ноздрева) были признаком неблагонадежности и склонности к лихим похождениям.
В XVIII в. военным рекомендовалось носить усы, хотя требование было не слишком жестким. Павел I предписал непременное ношение усов: у кого они росли плохо, в строю приходилось носить накладные, а светлые усы ваксились. С начала XIX в. ношение усов офицерами было строго запрещено, кроме гусар и улан. В 1820 г. усы были разрешены всем кавалерийским офицерам, а в 1832 г. — всем офицерам вообще, в том числе и в отставке. Солдат эти ограничения не касались. Во второй половине XIX в. можно было носить усы с подусниками, т. е. переходящие в бакенбарды, как у Александра II, а с воцарением носившего бороду Александра III можно было вообще не бриться (а вот борода у дворянина в николаевскую эпоху могла привести его в полицию!). В это время бритое лицо стало признаком людей с низким общественным статусом: лакеев с официантами и актеров, которым борода и усы мешали гримироваться: бытовало даже выражение «по-актерски бритое лицо» (все вспомнили Кису Воробьянинова!).

Даже в таком чиновном городе, как Санкт-Петербург, дворянство на 1801 г. составляло всего около 6,5 % населения (13,2 тысячи человек), и, несмотря на его значительный численный рост (до 42,9 тысяч), в 1881 г. относительный удельный вес его не достиг 10 %. В Москве дворян в 1882 г. было 7,4 %.
В провинциальной Самаре на 1899 г. дворяне и чиновники вместе составляли около 4,4 % населения. Правда, в более ранний период (в 1860-х гг.) в той же Самаре его было примерно 7 %, а в такой «дворянской» губернии, как Рязанская, дворяне в губернском городе составляли даже около 20 % населения.

Характерно изобилие домашней прислуги в обществе, не успевшем избавиться от крепостнических привычек. В Лондоне в конце XIX в. из каждой тысячи женщин состояло в качестве прислуги 42, а в Петербурге — в 4 ½ раза больше. На 1000 петербуржцев-мужчин к прислуге принадлежало 59 человек, а в Лондоне — только 7.

Про взятки, по которым так ехидно прокатились наши сатирики: Гоголь, Островский, Щедрин… С ними не всё просто.
Во второй четверти XIX в. в гражданской палате Московского губернского суда архивариус получал 11 ½ руб. серебром, коллежские секретари — по 10 руб., губернские секретари — от 14 до 30 руб., канцелярские служители — от 8 до 22 руб. Письмоводитель Московского губернского правления получал 4 руб. 75 коп. жалованья и 5 руб. на наем квартиры. А писец уездного суда в середине XIX в. получал 3 руб. 60 коп. в месяц — 12 копеек в день! На эти деньги нужно было снимать жилье, приобретать мундирное платье и кормиться. Даже холостяку, учитывая тогдашнюю дешевизну, нормально прожить на эти деньги было невозможно. С семейством же, не беря взяток, оставалось только умереть с голоду.
Между тем за комнату брали 12 руб. ассигнациями в месяц — почти 3 ½ руб. серебром (как раз всё жалованье писца уездного суда). Пара сапог стоила от 20 руб. ассигнациями, сюртучная пара — от 40 руб. Ржаной хлеб стоил ¾ коп. за фунт, а ситник — 3 коп. Если жить впроголодь и питаться только ситным хлебом с чаем (чай и сахар были дороги), то и тогда на день нужно было хотя бы копеек 15, что в месяц составляло 4 ½ руб.
В результате служебные комнаты присутственных мест к вечеру нередко превращались в спальни для холостых мелких чиновников: снимать квартиру, одеваться, обуваться и питаться на казенное жалованье было мудрено.
Это понимали все просители. Каждый сам нес «положенное». Честным считался чиновник, не требовавший лишнего и быстро и точно исполнявший обещанное. (Собственно, в пьесе Островского «Доходное место» герой-чиновник объявляет это открытым текстом.)
Но брали, разумеется, и те, кто был «наверху» этой лестницы, — просто потому, что могли брать. В конце 1840-х гг. Николай I приказал жандармам узнать, кто из губернаторов не берет взяток вообще, даже с откупщиков. Из более чем пятидесяти таковых оказалось всего двое: киевский И.И.Фундуклей и ковенский А.А.Радищев (сын автора «Путешествия…», бывший жандармский полковник). Император меланхолически заметил: «Что не берет взяток Фундуклей — это понятно, потому что он очень богат, ну а если не берет их Радищев, значит он чересчур уж честен!»

Ябедой по-старинному называли жалобу, заявление, судебный иск. Некоторые сутяги заваливали все инстанции таким количеством ябед, по большей части необоснованных, что выведенный из терпения Сенат издал Указ о заведомом ябедничестве. Представители власти при понятых изымали с квартиры сутяги чернила, перья и бумагу, и впредь всем учреждениям запрещалось принимать от него любые прошения, с публикацией о сем в «Ведомостях».

Гоголевский Поприщин, как известно, занимался очинкой перьев. Это было не столь уж простым делом — как, впрочем, и само приготовление пера. Только в детских книжках, сбив на лету стрелой гуся, герой вырывает из крыла перо и, очинив его кинжалом, пишет записочку любимой: такое перо просто не держало бы чернил.
Наиболее ценились перья из левого крыла: они благодаря изгибу лучше ложились в правую руку. В противность тому, что показывают в кино и музейных экспозициях, частично срезалась бородка, а верхняя часть пера обрезалась: длинное перо мешало бы, утыкаясь в лицо. Перья сначала обезжиривались в горячей золе, а затем, после удаления кончика, из трубочки вытаскивали тонкую пленку, выстилающую внутренность пера. В таком виде перья связками поступали в продажу. Далее перо очинялось острым перочинным ножичком: оно накосо срезалось, в нем делался небольшой продольный разрез, а затем оно раскалывалось на нужную длину, после чего обрезался микроскопический кончик.

Кого принимали в гвардию? В престижных полках (например, Преображенском или Кавалергардском) носить громкую старинную дворянскую фамилию и обладать средствами и придворными связями было еще далеко не достаточно. Туда мог попасть только безупречно воспитанный юноша, о репутации и поведении которого полком собирались тщательные справки. А кавалергарды в некоторых случаях еще и копались в родословной кандидата и проверяли бабушек и прабабушек. Так же собирались сведения о невестах: достойна ли она по происхождению и репутации личной и семейства войти в круг «полковых дам». Буде девушку признавали недостойной, командир не давал разрешения на заключение брака, если же офицер настаивал на своем, он должен был выйти из полка.
В XVIII в. даже нижние чины гвардейских полков отличались богатством. Например, в 1776 г. только в лейб-гвардии Семеновском полку 182 нижних чина имели в Петербурге собственные дома. До 1748 г. все гвардейские унтер-офицеры держали своих лошадей и экипажи, и в 1758 г. последовало специальное запрещение унтер-офицерам и солдатам гвардии ездить в каретах!
В XIX в. положение в гвардии изменилось. Рядовой состав, за исключением юнкеров из дворян, комплектовался только из рекрутов, да и среди офицерства, особенно после войны 1812 г. и заграничных походов, многие разорились. Особенно небогаты были офицеры полков «молодой» гвардии, сформировавшейся после наполеоновских войн.
Служба в гвардии офицером была крайне убыточна. Требовалось приобретать за свой счет 6 или, по крайней мере, 4 лошади, новую карету каждые 2–3 года, несколько мундиров, каждый из которых стоил не менее 120 рублей, оплачивать квартиру, стол, прислугу… так что офицеры небогатые залезали в долги и разорялись. Важно иметь в виду, что роскошный светский образ жизни был не модой, а официальным требованием! В итоге гвардейцы, кроме самых богатых, должны были экономить на питании, а дефицит бюджета покрывать приватными заработками: репетиторством, счетоводством в лавочках и даже изготовлением бонбоньерок для кондитерских.

С 1722 г. было запрещено ставить на духовные должности лиц недуховного происхождения, а выход из духовных учебных заведений в светские или в гражданскую службу был весьма затруднен. Семинаристы, как правило, могли жениться только на девицах духовного звания. За сыновьями священников сохранялись места их отцов, а неофициально по традиции место умершего отца сохранялось и за дочерью: сирота священника или дьякона являлась в семинарию и просила отца ректора назначить ей жениха из выпускников; тот приглашал несколько подходящих семинаристов, рассказывал о приходе, куда предлагалось поступить избраннику, и предоставлял девице выбор; при взаимном согласии вскоре заключался брак, молодой муж рукополагался в сан и уезжал в унаследованный женою приход. (Описано в «Очерках бурсы» Н.Г.Помяловского.) В 1869 г. эта фактическая наследственность состояния была отменена.
Вообще в диаконы и священники рукополагались только женатые люди (неженатые рукополагались не ранее 40 лет от роду), а в случае смерти жены требовалось либо сложить сан, либо постричься в монахи; только священнослужители преклонных лет могли продолжать служение, будучи вдовыми. Вторичные браки не допускались.

По русским законам владельцы торговых фирм, просуществовавших сто лет, автоматически получали дворянство. Но обычно было принято отказываться от подобного перехода из сословия в сословие.
Купеческие роды, в отличие от дворянских, были неустойчивыми: среди 153 первогильдейских фамилий конца XVIII века 43 функционировали на протяжении одного поколения, 56 — двух, 46 — трех, всего 6 — четырех, и в двух случаях состояние в купечестве растянулось на 5 поколений. По московским первогильдейцам середины столетия картина примерно та же: из 103 фамилий 47 оставалось в гильдии на протяжении одного, 39 — двух, 12 — трех, и только 5 — четырех поколений. (Механизм постепенной деградации такой фамилии описан в «Деле Артамоновых» Горького.)

Кроме того, из трехтомника можно узнать:
• Как ставится изба; типы избы и ее внутреннее устройство
• Изба с завалинкой и изба на подклете; тесовая крыша и соломенная, окна волоковые и косящатые
• Как плелись лапти — и как носились коты (женская обувь)
• Чем сельцо отличается от села
• Какая древесина для каких целей использовалась
• Как пахали, сеяли, веяли и т. д.
• Тонкости работы лесоруба, плотника, бурлака
• Как мостились и освещались улицы; типы дорожного покрытия; праздничная иллюминация
• Модели тогдашних «тачек»: кареты, дормезы, тарантасы, брички, дрожки, коляски, таратайки, долгуши или роспуски, возки и кибитки и т. д.
• Городской общественный транспорт. Разница между ямщиком, кучером и извозчиком; разные категории извозчиков (ваньки, голубчики, «вейки» и лихачи) и их клиентура
• Как выглядел письменный стол с приборами для письма и рабочий кабинет помещика
• Как обстояло дело с «удобствами» в дворянских особняках и квартирах
• Каким наказаниям помещик имел право подвергнуть своего крепостного
• Что такое «зерцало», находившееся в присутственных местах, и какова была его функция
• Как выглядела торговля вразнос «на перекус», что и где продавали
• Категории «предприятий общественного питания» и их клиентура
• Как в разное время обстояло дело с торговлей спиртным
• Как готовили пунш, и какую роль в русском быту играл чай (спойлер: исключительно важную)
• Разновидности хлеба, муки и пирогов, каши, рыба, овощи, постная и скоромная пища… продукты и блюда, бывшие в ходу среди разных слоев общества; что сколько стоило (в разное время), как хранилось, как готовилось и т. п.
• Какие деньги были в ходу, и что нужно учитывать при счете на ассигнации и на серебро
• Как было поставлено рекламное дело; вывески XIX века
• Устройство городской канализации
• Какие уличные зрелища можно было наблюдать
• Как ставились спектакли: режиссеры, актеры, публика
• Одежда разных сословий — штатская, а также мундиры и униформы; чем отличался мундир от вицмундира, где носился «ключ камергера», кто такой коммерции- или мануфактур-советник; как одевалось дворянство городское и поместное; как отличить по костюму горничную от няньки; важность роли тростей, зонтиков и перчаток, типы головных уборов, в чем могло проявляться щегольство душек-военных, почему кавалерийская походка — «шаркающая» и т. п.
• Табель о рангах, права и привилегии каждой ступени; как к кому полагалось обращаться
• Как воспитывались и чему учились в детстве члены императорской фамилии
• Почему городничие часто были инвалидами — и можно ли считать взяточником судью Ляпкина-Тяпкина
• Правила производства в офицерские чины
• Как проводили время в клубах и кого в них принимали
• Почему карточный долг считался «долгом чести»
• Чем отличаются друг от друга типажи вельможи, джентльмена и «грансеньора»; петиметра, денди и «шалуна»
• Какие вина к какому блюду полагалось подавать
• Как правильно пользоваться визитными карточками
• Как и сколько носился траур
• Какие ограничения существовали для иноверцев
• Разница между купцом и человеком, получившим право на торговлю: какие преимущества предоставляло купеческое сословие
• Нормы пищевого довольствия солдат и матросов
• Какие наказания применялись в гимназиях
• …и многое другое

#русский_язык #этимология #длиннопост
Происхождение и распространенность фамилий.

В России XVII века в состав именования могло входить несколько компонентов:
1) указание на место рождения или этническую принадлежность
2) профессия
3) личное имя
4) имя, прозвище или профессия отца (патроним)
5) индивидуальное прозвище
Женщины именовались по отцу, мужу, брату. Ср.: «Москвитин Истомка Феофанов сын прозвище Лабза» — и «столоначальника Ивановская жена Федорова сына Поливанова вдова Ульяна Петрова дочь».
Основная масса патронимических фамилий восходит к личным именам — календарным (Иван, Петр), некалендарным (Черныш, Миляй) и прозвищам (Курятник, Запруда).
Распространенных некалендарных имен было около 70, самых популярных — 5: Богдан, Истома, Томило, Ждан, Третьяк.
Несколько реже встречались: Бессон, Бажен, Воин, Волк, Дружина, Жук, Меньшой, Некрас, Нечай, Первой, Пос(т)ник, Пятой, Русин, Черной, Шестой.
За ними следовали: Булгак, Бурой, Бык, Беляй, Вешняк, Воробей, Ворона, Второй, Голова, Горяин, Губа, Девятой, Добрыня, Замятня, Заяц, Злоба, Козёл, Козарин, Кривой, Курбат, Лобан, Малыш, Молчан, Мороз, Неклюд, Немир, Неустрой, Нехороший, Онтоман, Поспел, Путило, Смирной, Субота, Сухой, Толстой, Угрим, Ушак, Чудин, Шарап, Шишка.
Перечисленные имена могли быть и внутрисемейными. Но для различения людей одного внутрисемейного имени было недостаточно. Так возникали прозвища: Шумило Швец, холоп; Пятой Моромец, стрелец; Первуша Черепан, крестьянин («черепан» — житель Череповца).
Для князей различительным признаком были названия вотчинных земель. Со временем они превратились в фамилии: Тверской, Милославский, Одоевский, Пронский, Ромодановский и др. Всего в XVI в. было более 50 княжеских фамилий на « ский».
Княжеские фамилии, существующие до сих пор: Барятинский, Белосельский-Белозерский, Вадбольский, Волконский, Вяземский, Елецкий, Масальский, Мещерский, Оболенский, Ростовский, Трубецкой, Ухтомский, Шаховской.
Вымершие роды: Воротынский, Глинский, Курбский, Мезецкий, Пожарский, Прозоровский, Хованский, Шуйский.
На Руси помимо вотчинного землевладения было и дворянское. Первоначально земельные наделы, пожалованные за цареву службу, не закреплялись по наследству: при неблагоприятных обстоятельствах они могли отойти другому человеку. Вследствие этого названия поместий, как правило, не становились источником дворянских фамилий. При Петре I поместья уравниваются с вотчинами, но к этому времени у помещиков уже были наследственные патронимические фамилии: Салтыков, Тургенев, Куракин и т. п.
Существуют также дворянские некняжеские фамилии на «-ский»: Вердеревский, Волоцкий, Дубровский, Каменский, Нелединский, Ржевский, Тухачевский и т. п. Префикс «за‑» указывал на местоположение имения: Заболоцкий, Запольский, Зарецкий...
Мода и традиции требовали, чтобы дворянский род начинался от предка-иноземца, приехавшего служить к русскому государю. Бестужевы, например, считали своим предком англичанина по имени Габриэль Бест (‘лучший’), хотя такая английская фамилия неизвестна. А фамилию Козодавлев ее носители выводили от якобы ливонского предка Кос фон Далена.
Около половины современных русских фамилий образовано от личных имен (в разных формах) православного календаря.
100 наиболее распространенных русских фамилий:
1 десятка: Иванов, Смирнов, Кузнецов, Попов, Васильев, Петров, Соколов, Михайлов, Новиков, Федоров
2 десятка: Морозов, Волков, Алексеев, Лебедев, Семенов, Егоров, Павлов, Козлов, Степанов, Николаев
3 десятка: Орлов, Андреев, Макаров, Никитин, Захаров, Зайцев, Соловьев, Борисов, Яковлев, Григорьев
4 десятка: Романов, Воробьев, Сергеев, Кузьмин, Фролов, Александров, Дмитриев, Королев, Гусев, Киселев
5 десятка: Ильин, Максимов, Поляков, Сорокин, Виноградов, Ковалев, Белов, Медведев, Антонов, Тарасов
6 десятка: Жуков, Баранов, Филиппов, Комаров, Давыдов, Беляев, Герасимов, Богданов, Осипов, Сидоров
7 десятка: Матвеев, Титов, Марков, Миронов, Крылов, Куликов, Карпов, Власов, Мельников, Денисов
8 десятка: Гаврилов, Тихонов, Казаков, Афанасьев, Данилов, Савельев, Тимофеев, Фомин, Чернов, Абрамов
9 десятка: Мартынов, Ефимов, Федотов, Щербаков, Назаров, Калинин, Исаев, Чернышев, Быков, Маслов
10 десятка: Родионов, Коновалов, Лазарев, Воронин, Климов, Филатов, Пономарев, Голубев, Кудрявцев, Прохоров
(Варианты см. в комментарии под постом.)

От одного слова или имени может произойти много фамилий, особенно если используются его варианты и местные формы. По 35 фамилий образуется от имен Юрия и Григория, 40 — от Василия, 57 — от Кирилла, 60 — от Павла, по 70 — от Александра и Алексея; целых 100 — от Ивана.
Так, от имени Пётр наряду с Петровым происходят также Петриков, Петрищев (Петрищин), Петруков, Петрунин, Петрухин, Петрушин, Петрушев, Петрушенков, Петин, Петькин, Петюнёв, Петюнин, Петренко, Петрушкин, Петрейкин, Петрин, Петровых, Петрунькин, Петрягин, Петряев, Петюшкин, Петяев, Петякин, Петяшин, Петровичев, Петровский, Петрик, Петрище, Петрук, Петруня, Петруха, Петруша и т. д. Сюда присоединяется и ряд фамилий топонимического происхождения, в основе которых лежит это же имя: например, Петрашевский — от названия дер. Петрашевка.
В ряде случаев даже не сразу можно определить, что та или иная известная фамилия произведена от крестильного имени. Примеры усечений:
Авилов ← Вавило
Асафьев ← Иоасаф
Зотов ← Изот
Лактионов ← Галактион
Лавренев ← Лавр(ентий)
Лейкин ← Фалалей
Лимонов. ← Филимон
Харламов ← Харлампий
Примеры фонетического упрощения:
Андропов, Антропов ← Евтропий
Аничков ← Аничко ← Аникей
Анциферов ← Онисифор
Барков ← Боркó ← Борис, Борислав, Боримир
Гаршин ← Гарша ← Герасим
Горин ← Гóра, Гóря ← Георгий
Гринёв ← Гриня ← Григорий
Доронин ← Дороня ← Дорофей
Карцев ← Карпец ← Карп
Кирсанов ← Крисан ← Хрисанф
Куприн ← Купря ← Купреян ← Киприан
Кураев, Куранов ← Курил, Кур, Курьян ← Кирилл, Кир, Кириан
Липатов ← Ипат (вставлено протетическое Л)
Лунин ← Луня ← Лука, Лукьян
Максаков ← Максак ← Максим
Мелехов, Мелихов ← Мелех, Мелих ← Мелентий, Мелетий, Емельян
Мичурин ← Мичура ← Дмитрий
Мишулин ← Мишуля ← Михаил
Нахимов ← Нахим ← Анхим (метатеза) ← Анфим
Нелидов ← Нелид (др.-рус., метатеза) ← Ле(о)нид
Оленин ← Оленя ← Александр
Останкин ← Останко ← Евстафий
Ошанин ← Ошаня ← Осип ← Иосиф
Паустовский ← Пáуст (укр.) ← Фавст
Полуэктов ← Полиевкт
Сатин ← Сата, Сатя ← Саторнил, Сатурнил
Свиридов, Свирин ← Свирид ← Спиридон
Селиверстов ← Сильвестр
Савинков ← Савинко ← Савва
Сапрыкин ← Сапрыка ← Софрон
Радищев ← Радище ← Родион
Сахнов ← (Алек)саха ← Александр
Фетисов ← Фетис ← Феоктист
Фурцев ← Фурсец ← Фирс
Иногда фамилиям не везло, и из имени Елевферий получался Олухов, а из Пантелеймона — Пентюхов.
Одна и та же фамилия может иметь разное происхождение. Например, Мичурин — не только от имени Дмитрий, но и от др.-рус. «мичура» (угрюмец, брюзга). Чуриков — как от имени Кирилл (Чурил), так и от «чурик» (раб, слуга, оруженосец). Фамилия Гавриков может восходить к сокращению от имени Гаврила (Гавриил) либо к одному из диалектных слов, причем в орловских говорах Гаврик — это ‘простак’, в тульских — ‘щеголь’, а в пензенских — ‘хитрец’. Поскрeбышев — и от прозвища невзрачного человека, и от имени последнего (позднего) ребенка. И так далее.
Соответственно, фамилия может указывать на разное происхождение. Крестьяне, освободившиеся после реформы, могли получить ту же фамилию, что и их помещик: от имени собственной деревни.
Также ни один из суффиксов, которые в быту считаются маркером принадлежности фамилии той или иной славянской нации (фамилии на –ко, -ич, -ин, -ов, -ский и др.), в действительности за нею не закреплен: можно говорить только о различной частоте бытования. В русских фамилиях доминирует -ов / -ев (>70%), заметно отстает -ин / -ын (<20%), за ним с большим отрывом следует -ский / -цкой (≈ 4%). Прочие еще более редки.

Фамилии от прозвищ образуются по названиям:
• черт характера: Благинин, Богомолов, Водопьянов, Говорухин, Задорнов, Лежнев, Лихачев, Лиходеев, Милюков, Мягков, Полежаев, Распутин, Ревякин (реветь), Смеляков, Тараторкин, Хлынов (мошенник), Щеголев
• физических характеристик: Горбачев, Курчатов, Корзунов (корзýн — человек без передних зубов), Маленков, Моргунов, Остроухов, Прыгунов, Рыков, Рябушкин, Скороходов, Слепцов, Товстоногов, Толстой, Тучков
• частей тела: Безруков, Безухов, Боков, Бородин, Жилин, Лыткин (икра ноги), Мокроусов, Носов, Рожин, Языков
• отношений родства: Бабушкин, Батюшков, Мамин, Пасынков, Сиротин, Вдовин
• социальных характеристик: Безыменский, Бирюков, Выборнов, Голиков, Горемыкин, Князев, Королев, Раскольников, Старостин, Терпигорев
• профессий: Бондарев, Бочаров, Гончаров, Дьяконов, Казаков, Калашников, Крашенинников, Писарев, Пономарев, Рыбаков, Сабашников (← собачник), Санников, Ткачев, Уланов, Шаповалов
• фауны: Балабанов (порода сокола), Блохин, Гагарин, Галкин, Карасев, Кнуров (кабан), Коровин, Петухов, Ремизов, Рыбин, Соловьев, Сурков, Шмелев, Щукин
• флоры: Горохов, Капустин, Крапивин, Лопухов, Можжухин (можжевеловая шишка), Ракитин, Репин, Рощин, Рябинин, Пшеницын, Соломин, Шишкин, Яблочкин
• орудий, домашней утвари и проч.: Багров, Горшков, Гребнев, Кольцов, Корчагин, Крючков, Лемешев (лемех), Лопатин, Обручев, Обухов, Пушкин, Хлудов (жердь), Шелгунов (сумка, котомка)
• тканей, одежды и обуви: Буркин, Голенищев, Лаптев, Лыков, Мочалов, Рогожин, Плетнёв, Скуратов (шкура, кожа), Чулков, Шубин
• построек: Балаганов, Бартенев (улей), Овсянников (род сарая), Храмов, Чердаков
• средств передвижения: Лыжин, Колесов, Салазкин, Спицын, Телегин
• продуктов: Дёжнев (простокваша с толокном), Кашин, Киселев, Лапшин, Маслов, Пирогов, Сахаров, Сметанин, Суслов, Плюшкин, Поскрeбышев
• отвлеченных понятий: Говоров, Долин, Потехин, Смехов, Страхов, Халтурин
• природных явлений: Громов, Морозов, Погодин, Потемкин, Сумароков (сумрак)
Есть фамилии от названий денег (Рублев, Копейкин), музыкальных инструментов (Бубнов, Дудин), драгоценностей (Алмазов, Аметистов) и т. д.
Отдельная группа — фамилии, образованные от женских имен: от личного (Аннушкин, Марьин, Ольгин, Оленин / Еленин), от именования по прозвищу или профессии мужа (Токарихин, Воронихин) либо по отчеству (Петровнин, Егоровнин). Сюда же относятся фамилии типа: Мамин, Княжнин и т. п.

В результате изменения значения некоторых слов отдельные фамилии стали жертвами языковых преобразований. Например, фамилия Блатов образована, конечно, не от «блата», а от старой неполногласной формы «болото»; Каюков — от областного обозначения долбленой лодки; Жуликов — от владимирского «жулик» — ‘чернорабочий’ или костромского ‘ножик’; Воров —  от старого значения ‘бунтовщик’ («вор Емелька Пугачев»); собственно же вор в старину назывался «тать» (Татищев).
На основе топонимов образовывались фамилии:
• от нарицательных обозначений мест: Бродский, Луговской, Об(о)лонский (оболонь — поёмные луга), Озеров, Полевой, Рощин
• по названиям мест: Белозерцев, Волгин, Галич, Ростов, Уралов
• по названиям жителей: Архангельский, Веневитинов, Достоевский, Дудинцев, Казанцев, Калужников, Костромитин/ов, Молоховец, Москвичев, Пермяк, Рязанов, Смольянинов, Сызранцев, Устюжанин
• от этнических названий: Башкирцев, Волохов, Волошин, Евреинов, Литвинов, Мордвинов, Немцев, Половцев, Поляков, Татаринов, Чехов
Опять же, фамилия конкретно А.П.Чехова произошла не от слова «чех», а от имени Чох, которым в старину могли назвать ребенка, чтобы уберечь его от простуд. От таких «охранительных» имен произошел целый ряд фамилий вроде Дуров, Злобин, Ненашев, Некрасов и др.
Фамилии Китай и Китаев известны издавна, но восходят они к имени-прозвищу XV—XVI вв.: Китай, Китаец (с нарицательным значением ‘укрепление’, ‘крепость’).
Образованные от глагольных основ фамилии обычно совпадают с формами повелительного наклонения (Держикрай, Нечай); иногда они прирастают суффиксами (Клюев, Наливайко, Покусаев, Чуйко).
Около 600 русских фамилий омонимичны именам прилагательным: Беленький, Благой, Броневой, Буденный, Задорожный, Малеванный, Непомнящий, Подгорный, Светличный, Яровой и др.
Фамилии на ‑ых/‑их — северные. Им присуще значение ‘из дома, из семьи таких-то’: Белы́х, Широ́ких, Седы́х и т. д. Еще до того, как эти фамилии вышли из употребления на русском Севере, они были занесены колонистами в Сибирь и теперь считаются сибирскими.
Еще одна категория «прилагательных» фамилий с характерным окончанием является типично дворянской: Дурново, Хитрово, Живаго, Мертваго, Чернаго и т. п. На древность их указывает сохранившаяся архаическая флексия родительного падежа: она употреблялась в те времена, когда фамилиями обладали только дворяне.
У русского дворянства нередко встречались двойные и даже тройные фамилии. Это помогало размежеванию отдельных ветвей разросшихся древних родов: Воронцовы-Вельяминовы, Воронцовы-Да́шковы и просто Воронцовы, Мусины́-Пушкины, Бобрищевы-Пушкины, Шафериковы-Пушкины и просто Пушкины…
Род Голенищевых-Кутузовых происходил от Василия Голенища, потомка Кутузы. Полководец Кутузов получил почетный титул князя Смоленского и стал Голенищевым-Кутузовым-Смоленским. Тройную фамилию — Голенищев-Кутузов-Толстой — имел его внук по женской линии.
Фамилия Муравьев-Апостол появилась, когда один из Муравьевых женился на единственной наследнице угасающего рода украинского гетмана по фамилии Апостол и прибавил фамилию жены к своей.
Опять же, далеко не всегда двойная фамилия — гарант дворянского происхождения. Такие знаменитые русские фамилии, как, например, Овсянико-Куликовский или Лаппо-Данилевский, возникли из желания увековечить память о матери и ее роде. Случались и банальные писарские ошибки: ничего не стоит, например, переделать в Лаппо прозвище Лапа. А художник Петров-Водкин и вовсе обязан своей фамилией прозвищу деда-сапожника — горького пьяницы.
Двойные фамилии могут возникнуть в результате объединения подлинной фамилии и псевдонима: Бестужев-Марлинский, Салтыков-Щедрин, Мамин-Сибиряк, Мельников-Печерский.
Двойные фамилии, обе части которых начинаются на один и тот же слог или звук, чаще всего польско-литовско-белорусского происхождения: Тур-Тубельский, Грум-Гржимайло, Бялыницкий-Бируля, Серб-Сербин, Миклухо-Маклай, Чернова-Черная, Серно-Соловьевич, Ян-Янчевецкий, Мехико-Мешковский, Доливо-Добровольский, Тарле-Тарновская, Равикович-Раневский, Бонч-Бруевич, Плющик-Плющевский. Они возникали на территориях с неоднородным национальным составом в результате различной по времени письменной фиксации. Так, если в одних документах кто-то из семьи был записан Драко, а в других — Дракон, при окончательной фиксации фамилии записывались оба варианта, объединяясь в целое: Драко-Дракон, Зельма-Зельманович, Сокол-Соколовский.

В XVIII—XIX вв. незаконнорожденным детям дворян нередко давали измененные фамилии отцов: Бецкой ← Трубецкой, Пнин ← Репнин, Мянцев и Умянцев ← Румянцев, Верстовский ← Селиверстов, Агин ← Елагин, Луначарский (нарком) ← Чарналуский.
Искусственные фамилии также принимали иностранцы, натурализовавшиеся в России: иногда путем сближения по созвучию, иногда — «переводом». Германского феодала Герхардта фон Клеве летопись именует «князь Григорий из заморья Клевьский», шведского посла Кристера Лёве — «Костянтин лютый зверь» (как в те времена называли льва). Русский лингвист А.X.Востоков происходил из немецкой семьи Остенек. Его русская фамилия — перевод слова Osten.
К числу искусственных относятся псевдонимы артистов, типа Яхонтов, Гиацинтов, Лиров. Фамилии от красивых слов придумывали себе и воспитанники сиротских приютов: Розов, Пальмов, Кипарисов, Самоцветов, Золотов.
Много новых фамилий возникло после революции: Первомайский, Октябрьский, Бастионов, Гранитов, Комиссаров…

Духовенство — очень своеобразная в этом отношении социальная группа. Создание искусственных фамилий было характерно лишь для великорусского духовенства.
При поступлении в семинарию или в духовное училище ученикам, ранее не имевшим фамилий, давались (либо присваивались вместо уже имеющихся) новые фамилии. Они часто играли роль награды или наказания. Например, двоечника Ландышева переименовали в Крапивина, а ученика Пьянкова — в воспитательных целях — в Собриевского (sobrii — ‘трезвый’).
Советский композитор Аедоницкий свою фамилию унаследовал от прадеда-семинариста, прекрасно певшего в хоре: αηδόνι (греч.) — ‘соловей’. Но в принципе эту же фамилию мог получить и русский Соловьев, т. к. исконные фамилии учеников нередко просто переводили на латынь или на греческий:
Бобров → Касторский
Городецкий → Урбанов
Песков → Аренский
Благоволин → Беневоленский
Преображенский → Реформатский
Крестовский → Ставровский
Первенцев → Протогенов
Петухов → Алекторов
Великов → Магницкий
Ключарев → Кустодиев
Надеждин → Сперанский
Воробьев → Струтинский
Хлебников → Артоболевский
Церковные фамилии, произведенные от личного имени, отличаются от мирских использованием полной формы: Иоаннов (а не Иванов), Дионисиев (а не Денисов) и т. п.
Широко использовались существительные и личные имена, связанные с античной традицией: Амфитеатров, Палимпсестов, Пирамидов, Урнов, Беллерофонтов, Демосфенов, Аполлонский…
Встречаются даже фамилии от географических названий (Гороблагодатский) и от научных терминов (Минералов).
Другой разряд церковных фамилий связан с библейскими событиями (Иорданский, Коринфский, Критский), названиями церковных праздников и икон: Богоявленский, Успенский, Рождественский, Троицкий, Казанский, Богодуховский и др.

Происхождение некоторых известных фамилий:
АБАЛКИН. Абалка, обалка (псковск. диал.) — охапка, вязанка
АДУЕВ. Адýями дразнили жителей Одоевского уезда Тульской губернии
АЗИМОВ. 1) άζυμο — опреснок (греч.), фамилия семинарская; 2) имя Азим (арабск.) — великий; 3) Озим(ый) — имя ребенка, родившегося накануне зимы
АКСАКОВ. Аксак (татарск.) — хромой
АЛЯБЬЕВ. Алаба, алабыш, алябья — виды пирожков и блинчиков
АПУХТИН. Опухтый (рязанск. диал.) — опухший, одутловатый
АРАКЧЕЕВ. Арак — водка (тур.); аракчи́ — выпивоха
АРГУНОВ. Аргунами называли знаменитых владимирских плотников. Было также личное имя Аргун
БАГРОВ. Багор — прозвище ухватистого мужичка, склонного подбирать все, что может пригодиться в хозяйстве
БАЖОВ. Бажить (сев. диал.) — ворожить, предвещать, накликать
БАЗЫКИН. Базыка (сев. диал.) — сварливый, придирчивый человек; болтун
БАКУНИН. Бакуня, бакуля — 1) говорун, краснобай; 2) от Абакум (Аввакум)
БАКШЕЕВ. Бакшей (татарск.) — писарь
БАЛАБАНОВ. Балабан — 1) пустомеля, балаболка, шалун, повеса, шутник, острослов; 2) порода соколов, используемая для травли зайцев
БАЛАКИРЕВ. Балáкирь — 1) глиняный кувшин или горшок; низенький толстый человек; 2) от «балакать» — шутник, веселый рассказчик
БАРУЗДИН. Барýздить — шуметь, кричать, бредить
БАРЫШНИКОВ. Барышник — перекупщик, мелкий торговец
БАСКОВ. Баскóй (диал.) — красивый, нарядный, хороший
БАСМАНОВ. Басман (тюркск.) — хлеб, выпекаемый для царского двора в XV–XVI вв.
БАТАЛОВ. 1) Ботáло — погремушка на шее лошади или коровы; пустозвон, легкомысленный человек. 2) от имени Батал (тюркск.) — медлительный, неповоротливый
БЕРДЯЕВ. Бердяй (новгородск. диал.) — трус
БЕРСЕНЕВ. Берсень (др.-рус.) — крыжовник
БЕСТУЖЕВ. Безстужий — незябкий; иногда — бесстыжий. «Стыд», «стужа», «студить» — родственные слова
БОЛДЫРЕВ. Бóлдырь — ребенок от смешанного брака
БОТКИН. Ботка, ботало (псковск. диал.) — шест, которым хлопают по воде, чтобы загнать рыбу в сети. Прозвище высокого худого человека
БРЕЖНЕВ. Бéржний — живущий на берегу.
БРУСИЛОВ. Бруси́ть — говорить неразборчиво; Брусило — человек, страдающий дефектом речи.
БУЛАХОВ. Булак (татарск.) — подарок, награда
БУЛГАКОВ. Булгак — беспокойный, суматошный
БУЛЫЧЕВ. Булыч — плутоватый
БУНИН. Буня — спесивый, гордый человек
БУРКОВ. Буркó — конь бурой масти; прозвище по цвету волос
БУРМИН. Бурмить — невнятно говорить; Бурма — косноязычный
БУСЫГИН. Бусóй, бýсый (диал.) — серый, седой; иногда пьяный или хвастун
БУТЛЕРОВ. Бутлер (нижненем.) — раздатчик провианта на корабле или сельский шинкарь
БУТУРЛИН. Бутурлá — пустомеля, говорун
БУХАРИН, БУХАРОВ. Бухáра (сев. диал.) — жалящие насекомые: пчела и шмель. В древности — личное имя.
БУШМИН. Бýшма — брюква или репа; прозвище толстяка или толстушки
ВАЛУЕВ. Волуй — воловий или коровий пастух; вялый, неповоротливый человек
ВЕЛЬТИСТОВ. Семинарская фамилия: βέλτιστος (греч.) — наилучший
ВЕРЕСАЕВ. 1) Нецерковное имя Верес — ‘можжевельник’ (сев. диал.); 2) вересить — ‘дымить, курить’ (диал.)
ВЕРЕЩАГИН. Верещага — болтун, говорун, тот, кто без умолку верещит.
ВИДОВ. Вид — обрубок распространенного в старину среди русских имени Давид
ВИЦИН. Вица — прут, хлыст, длинная ветка. Прозвище рослого худощавого человека
ВОЖЕВАТОВ. Вожеватый — обходительный, вежливый
ВОЛОШИН, ВОЛОХОВ. 1) Влах, волох — румын или молдаванин; 2) Волóша, Волóшка ← Володимер
ВОНЛЯРЛЯРСКИЙ. Дворянская фамилия. Предки — выходцы из Германии — именовались по своему владению von Laar. Перейдя на службу в Польское королевство, фон Ляры прибавили к фамилии польский ее вариант и стали писаться фон Ляр-Лярски. С 1655 года они служили русскому царю и стали Вонлярлярскими
ГАЕВ, ГАЕВСКИЙ. 1) Гай — роща (укр.); 2) имя Га(и)й, от γήινα (греч.) — земной
ГИЛЯРОВ, ГИЛЯРОВСКИЙ. 1) от имени Гилар(ий); 2) фамилия семинариста веселого нрава: ἱλαρός (греч.) — веселый
ГЛАДИЛИН. Гладила (курско-орловск. диал.) — бабник, повеса
ГОДУНОВ. Годун — 1) воспитатель, опекун (укр., белорус.) 2) безрассудный (тюркск.)
ГОЛЬЦЕВ, ГОЛЯДКИН. Голéц, голядка — бедняк
ГРАНИН, ГРАНОВ. 1) Граня ← Евграф; 2) granum (лат.) — зерно
ГРИБАЧЕВ. Грибака, грибач, грибуня — толстогубый; от обл. «грибы» — губы
ГУМИЛЕВ. Семинарская фамилия: humilis (лат.) — низкорослый
ДЕРБЕНЕВ. Дербéнь — грубый льняной холст. Прозвище неуклюжего, мешковатого человека
ЕГУНОВ. Егунами дразнили тех, кто произносил местоимение «его» не «ево», а так, как оно пишется: через Г (белорусы, часть смолян)
ЕЛЬЦИН. Éльца — ель (владим. диал.) или борона (смоленск. диал.)
ЕСЕНИН. От «осень» (др.-рус. и рязанск. диал.). Есенний — осенний. Имя ребенка, родившегося осенью
ЖЕЛЯБОВ. Жилявый — сильный, жилистый
ЖИТКОВ. Жидкий — тщедушный, слабый
ЗАГОСКИН. Загоска — кукушка
ЗАМЯТИН. Замятня — вьюга, метель; беспокойство, волнение
ЗАЦЕПИН. Зацепа — задира, тот, кто «цепляется»
КАВЕРИН. Ковéрить — кривляться; ковéра — тот, кто дразнит, паяц
КУЙБЫШЕВ. Кайбыш, Куйбыш ← Хайбулла (тюркск.) — ‘тайна аллаха’
КАЛЕДИН. Каледá — тот, кто клянчит. От обычая колядовать
КАЛИТИН. Калитá — мешок с деньгами
КАЛЯГИН, КАЛЯЕВ. 1) Каляга, Коляга, Каляй, Коляй (простореч.) ← Николай; 2) каляга — вид брюквы (диал.)
КАРАКОЗОВ. Каракóз — черноглазый (тюркск.)
КАРАМАЗОВ. Карамазый (диал.) — смуглый, черномазый
КАРАМЗИН. От родоначальника, крещеного татарина Карамурзы
КАРАНДЫШЕВ. Карáндыш, карáндаш — низенький человек
КАРАТАЕВ. Коротáй — короткий, низкорослый
КАРБЫШЕВ. Кáрбыш — хомяк; прозвище невысокого, но плотно сложенного человека
КАТАЕВ, КАЧАЛОВ. Катать, качать (обл.) — гулять, кутить. Катáй, Качало — гуляка, мот
КЛЮЕВ. Клюй — человек с клювообразным носом
КНУРОВ. Кнур (диал.) — кабан
КОКОРЕВ. Кóкорь — вывороченный пень. Прозвище тяжелого, упрямого человека, а также скупца
КОКОРИН. Кокóра — дерево, вывороченное с корнем. Прозвище сутулого или кривоногого
КОНЕЦКИЙ. Так называли людей, живущих в конце (на краю) деревни
КОРЗУХИН. Корзýха — ворчливая старуха
КОРЧАГИН. Корчáга — большой глиняный или чугунный сосуд. Прозвище полного, крупного человека.
КОСТОМАРОВ. Костомара — большая кость. Прозвище крупнокостного человека
КОСЫГИН. Косыга — косоглазый
КРАМАРЕВ, КРАМАРОВ. Крамар(ь) — мелкий бродячий торговец-коробейник
КРОПОТКИН. Кропоткий — 1) кропотливый, брюзгливый, ворчун; 2) трудолюбивый, усердный (диал.)
КУЛИГИН. Кулига — 1) кулик, бекас; 2) поляна, расчищенная для земледелия («у черта на куличках»)
КУРАВЛЕВ. Результат описки, вместо «Журавлев»
КУРАКИН. Курак (тюркск.) — высохший. Человек пустой, бессодержательный, а также скупой, жадный, задумчивый, мечтательный или мрачный
КУРБАТОВ. Курбат, курбатый (диал.) — малорослый толстяк
КУСТОДИЕВ. Custos (лат., род. падеж custodis ) — сторож. Такую фамилию могли дать семинаристу — сыну церковного сторожа
КУТУЗОВ. 1) Кутуз (тюркск.) — бешеный, вспыльчивый; 2) подушка для плетения кружев; толстяк
ЛАЖЕЧНИКОВ. Искаж. Ложечников — мастер, изготовляющий ложки
ЛАНОВОЙ, ЛАНСКОЙ. Лан (тульск. и воронеж. диал.) — поле
ЛЕВИТОВ, ЛЕВИЦКИЙ. Левит (др.-евр.) — священник
ЛЕМЕШЕВ. От «лемех»; лемешить — ходить вперевалку, как за плугом. Как прозвище — либо острый, напористый человек, либо ходящий вперевалку
ЛИВАНОВ. Ливан — 1) сокращ. от Селиван или Ливаний; 2) от церк.-слав. «ладан» либо от страны Ливан, где рос «кедр ливанский»
ЛЯДОВ. Ляд — одно из прозваний дьявола («на кой ляд он мне»)
МАЙДАННИКОВ. Майдан — также и место, где гнали деготь. Майданник — дегтяр
МАЙКОВ. Майкó (рязанск. диал.) — горемыка, тот, кто много мается
МАМАЕВ. Мамай — буян, драчун
МАМОНТОВ. От имени Мамáнт, а не от мамонта
МЕНЬ. Мень — рыба налим; неуклюжий, неповоротливый человек
МУСАТОВ. Мусат — огниво, кресало; вспыльчивый человек
МУСОРГСКИЙ. Мусóрга ← μουσουργός (греч.) — музыкант
НАБОКОВ. Набокий — кривобокий
НАГИБИН. Нагиба (онежск. диал.) — долговязый человек, который вынужден нагибаться, обращаясь к кому-либо
НЕВЗОРОВ. Невзóра (диал.) — невзрачный, неказистый
НЕВРЕВ. Нéвря — тот, кто не врет, правдолюб
НЕЁЛОВ. Неёла (костромск. диал.) — нерасторопный, неудачник
НЕЖДАНОВ, НЕЧАЕВ. Неждан, Нечай — младенец, появление которого для родителей было неожиданным
НЕКЛЮДОВ, НЕХЛЮДОВ. Неклюд, нехлюд — неуклюжий, нескладный
ОЖЕГОВ, ОЖИГОВ. Óжег / óжиг — кочерга. Прозвище долговязого человека
ОКОЁМОВ. Окоём — окаянный, негодный, проклятый, отверженный. Иногда так называли раскольников
ОЛЕЙНИКОВ. Олейник — человек, изготовляющий растительное масло
ПАРАТОВ. Порóтый — бойкий, сильный, быстрый
ПЛАСТОВ. Пласт (волжск. диал.) — рыба судак
ПЛЕЩЕЕВ. Плещéй — плечистый
ПРИМАКОВ, ПРИВАЛОВ. Примак, привал — зять, принятый в дом тестя
ПУГАЧЕВ. Пугач — большой ушастый филин
ПУКИРЕВ. Пукирь, пухирь (диал.) — пузырь. Прозвище малорослого толстяка
РАХМАНИНОВ. 1) Рахманный (диал.) — вялый, хилый; веселый, полный, красивый, самодовольный и т. п. 2) имя Рахман (арабск.) — милосердный
РАХМАТОВ, РАХМЕТОВ. Рахмáт, Рахмéт (тюркск.) — спасибо
РОМАДИН. Ромада — простой, необразованный человек
РЫЛЕЕВ. Рылей — старинный музыкальный инструмент, украинская лира
РЮМИН. Рюма — плакса, рева
САЛТЫКОВ. Салтык (татарск.) — хромой
СЕЧЕНОВ. Сеченый — тот, кому рассекли или отсекли в бою какую-то часть тела
СМОКТУНОВ. Смоктун — тот, кто имеет привычку причмокивать
СМЫСЛОВ. Семинарская фамилия для талантливых воспитанников. Из того же ряда — Умов, Мудров, Способин, Остроумов
СОЛЛОГУБ. Салогуб (укр. ) — торгаш. Фамилия впоследствии стала дворянской и «облагородила» написание
СОЛОУХИН. От «соловый» — серо-коричневая или пегая масть лошади
СТРОГАНОВ. Фамилия от родоначальника, получившего увечье в бою (также Колотов, Рубанов, Резанов и т. п.)
ТЕНДРЯКОВ. Тендряк ← тендéря (диал.) — робкий, нерешительный
ТИМИРЯЗЕВ. От имени татарина Тимир-Газа (‘железный воин’)
ТРОЕКУРОВ. Троекур — владелец «трех куров» (петухов). Дворянский род, родоначальником которого, тем не менее, явно был крестьянин
ТУРБИН. 1) Турбá — морда у кошки и собаки; кличка человека с неприятным лицом; 2) Диал. — хлопоты; прозвище беспокойного человека
ТУРГЕНЕВ. Турген, тюрген (тюрко-монгольск.) — быстрый, скорый, вспыльчивый
ФУРМАНОВ. Фурман — возчик на фуре, большой конной повозке
ХАЛТУРИН. Халтýра — побочный легкий заработок у священников и певчих. Прозвище человека, увлекающегося такими приработками
ЦИОЛКОВСКИЙ. От ciotek (польск.) — теленок, бычок
ЧАПАЕВ. Дед полководца, работая старшим на лесосплаве, любил покрикивать на медлительных артельщиков: «Чепай!», то есть зацепляй бревно багром
ЧАПЫГИН. Чапыга — тот, кто чапает (хватает), хваткий
ЧАЯНОВ. Чáяний — долгожданный. По смыслу совпадает с фамилией Жданов и антонимично фамилии Нечаев
ЧААДАЕВ, ЧЕГОДАЕВ. Чегодай, Чагатай (тюркск.) — ‘храбрец’
ЧЕЛИЩЕВ. Чели́ще ← чело. Прозвище лобастого человека
ШАДРИН. Шадрá, шедрá — рябой
ШАРАПОВ. Шарап (татарск.) — честь, благородство
ШЕРЕМЕТЕВ, ШЕРЕМЕТЬЕВ. 1) Шеремéт ( тюркск.) — имеющий скорый, легкий шаг; 2) грубый, вспыльчивый
ШОЛОХОВ, ШОРОХОВ. Шолóхий, шорóхий — шероховатый лицом, рябой
ШУКШИН. Шукшá — волокна, остающиеся после трепания и чесания льна. Прозвище последнего, поздно родившегося ребенка
ШУЛЬГИН. Шульгá — левша

Характерные «семинарские» фамилии. Около половины из них отметилось в нашей истории и культуре!
Аедоницкий, Аллилуев, Альбов, Амфитеатров, Аренский, Архангельский, Астров, Барсов, Басов, Беневоленский, Благовещенский, Богородский, Богословский, Богоявленский, Борисоглебский, Введенский, Вельтистов, Веселовский, Ветринский, Вигилянский, Виноградов, Воздвиженский, Вознесенский, Востоков, Всесвятский, Гиацинтов, Гиляровский, Глаголев, Горизонтов, Грацианский, Гумилев(ский), Делекторский, Десницкий, Дианов, Добровольский, Добролюбов, Духовской, Елеонский, Знаменский, Зодиев, Иорданский, Кардовский, Кастальский, Касторский, Кедров, Кесарев, Космодемьянский, Колокольников, Кондаков, Крестовский, Кустодиев, Лебединский, Левитов, Левицкий, Лентовский, Лентулов, Ливанов, Ляпидевский, Лауданский, Магдалинский, Магницкий, Макавеев, Меморский, Миловидов, Митропольский, Мягков, Назаретский, Нардов, Нисский, Орлеанский, Орнатский, Палладин, Пальмин, Петропавловский, Победоносцев, Покровский, Померанцев, Предтеченский, Преображенский, Приоров, Райский, Разумовский, Реформатский, Рождественский, Розанов, Розов, Сергиевский, Синайский, Славинский, Слонов, Смехов, Смыслов, Соллертинский, Софийский, Спасский, Сперанский, Сретенский, Ставровский, Страхов, Тезавровский, Тихонравов, Транквилицкий, Трезвинский, Триодин, Троицкий, Тропарев, Туберозов, Успенский, Фаворский, Фальковский, Фивейский, Фигуровский, Флавицкий, Флоринский, Формозов, Цареградский, Цветов, Цветков, Цветаев, Часовников, Эвентов, Якиманский

#книги (источники):
Федосюк Ю.А. Русские фамилии. М., 2009.
Унбегаун Б.Г. Русские фамилии. М., 2016.
Суперанская А.В. Современные русские фамилии. М., 2020.
Журавлев А.Ф. К статистике русских фамилий // Вопросы ономастики. 2005. №2. (Приводится 500 фамилий с обоснованием принципа выборки.)

#книги #ГП
Л.М.Бопп. Удивительные факты о мире Гарри Поттера. «Аванта», 2022.
Издание больше рассчитано на тинейджеров, так что откровений особых нет, да и сами «факты» разбросаны в полном беспорядке (моя попытка их систематизировать имела слабый успех). Кое-что выписала для любимого сайта, но половину из этого вообще-то знала и раньше.

У Джоан Роулинг нет второго имени. Дополнение было сделано по просьбе ее издателя. Он беспокоился, что книга, написанная женщиной, не будет хорошо продаваться. Чтобы скрыть свой пол, Джоан пришлось использовать только инициалы. И поскольку Дж. Роулинг звучало слишком скучно, была добавлена буква «К», по имени ее бабушки Кэтлин. <А казалось бы, со времен Джордж Элиот и Жорж Санд уже чуть не двести лет прошло…>
Кстати, одно из первых писем поклонников, которые Роулинг получила после публикации, начиналось со слов: «Уважаемый сэр...»

#книги #история #нам_не_дано_предугадать #длиннопост
Залесская М.К. Людвиг II: калейдоскоп отраженного света. М., 2018 (ЖЗЛ)
Что могут короли, или Странная жизнь и загадочная смерть Людвига Баварского.

Прозвище Король-Луна он получил по аналогии со своим кумиром и тезкой Людовиком XIV — Королем-Солнцем.
Антитеза закономерная: эпоха Людовика XIV — расцвет абсолютизма; время Людвига II Баварского — даже не закат, не сумерки богов, а уже ночь европейской монархии. Французский король был тем недостижимым идеалом, к которому Людвиг стремился всю жизнь: Луна, отчаянно нуждающаяся в Солнце. И чем настойчивее он старался приблизиться к цели, тем сильнее отдалялся от нее.
Подобно Луне, которая светит лишь отраженным светом, Людвиг Баварский — последний отблеск ушедших эпох, средневековой рыцарской романтики.

#книги #литература (филология) #рекомендации
Х.-Л. Борхес, известный мистификатор, в своем эссе «Аналитический язык Джона Уилкинса» уверяет, будто китайская энциклопедия «Небесная Империя благодетельных знаний» классифицирует животных следующим образом:
Примерно таким же образом люди (даже пишущие) обыкновенно употребляют термины из области теории литературы. Эти словечки застревают в памяти со школьных времен, и они даже как бы понятны… но у учителей обычно нет времени нормально объяснить их наполнение, и в лучшем случае всё ограничивается наизусть заученным, плохо понятым, а позже и забытым казенным определением из учебника.
Достаточно, например, поглядеть на список фандомных «жанров», чтобы увидеть, что наряду с собственно жанрами туда свалены и художественные методы, и пафос, и стиль, и мотивы, и тематические комплексы, и литературные роды, и названия целых научных дисциплин… именно по принципу, описанному Борхесом.
Так как в пределах своих задач этот список, вероятно, нормально работает, то, как говорится, «какие тут могут быть» — да никаких. Но:

• если у кого-нибудь есть желание получить более точные и систематизированные сведения
• не только о несчастных жанрах, но вообще о законах и терминах литературы,
• по возможности приближенные к материалу вузовского курса «Теория литературы»,
• но написанные живым и общепонятным языком,
• то можно обратиться к книге профессора Игоря Николаевича Сухих «Структура и смысл: Теория литературы для всех». Азбука, 2016.
Это тот редкий случай, когда доступность изложения идет в связке с компетентностью.
Оглавление, чтобы было понятно, что оттуда можно почерпнуть:

333 слова-объяснения <по сути, Предисловие>
I. ПРАКТИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА
Произведение — текст — система — структура
Структура литературоведения. От службы понимания до риторики кроссовок <чем занимается и зачем нужно литературоведение>
Структура искусства. За и подле в глобальной деревне <место литературы среди других искусств>
Структура литературы. В словесном лабиринте
▪Литературные роды. Репортаж, стенограмма, дневник
▪Литературные жанры. Тексты в клетке
▪▪Эпические жанры. По ступенькам повествования
▪▪Жанровые разновидности романа. Литературное «всё»
▪▪Драматические жанры. От трагедии до беспредела
▪▪Лирические жанры «О! Вы!», «Увы…» и «Ах…»
▪Пограничные жанры: словесность и литература. Где начинается документ?
▪Пограничные жанры: жанровые семейства. Морфология тайны, фантазии, смеха
▪Пограничные жанры: жанры на границах родов. Смешать или разделить?
▪Предельные и запредельные жанры: жанровая лестница и жанровая матрица. Вверх и вниз — по обе стороны границы
▪Теоретическое, историческое и авторское определение жанра. Кто устанавливает имена?
Структура литературного произведения. Вертикали и горизонтали
▪Базовые уровни художественного мира. Булгаковская коробочка
▪Художественная речь
▪▪Стилистические пласты. Идем по шкалам
▪▪Тропы. Идем по лестнице
▪▪Стихотворная речь. Стих или не стих?
▪▪▪Метр и размер
▪▪▪Рифмы
▪▪▪Строфика
▪▪▪Интонация
▪Пространство и время (хронотоп)
▪▪Пространство. Как изобразить ничего?
▪▪Художественное время. Бежит или тянется?
▪▪Хронотоп. Большая пятерка
▪Действие
▪▪Сюжет и фабула. Как устроено действие?
▪▪Сюжеты фабульные и бесфабульные. Как сделана «Курочка Ряба»
▪Персонажи (герои)
▪▪Определение и номинация литературного персонажа / героя. От Скотинина до Иванова
▪▪Портрет и типология литературного персонажа / героя. От бедной Лизы до «внутреннего человека»
▪▪Персонаж / герой в структуре художественного мира. Родные, двоюродные, вечные…
Вертикальные уровни произведения
▪Мотивы и приемы. Он, она и некто в сером
▪▪Формы повествования. Кто рассказал историю?
▪▪Композиция текста и мира. Как сложить целое?
▪Автор и смысл: тема, идея, архитектоническая форма. «Чего хочет автор сказать этим художественным произведением?»
▪Лирический мир: трансформации и принципы анализа. Орнамент или телефонная книга?
▪Категории-интеграторы: автор, жанр, стиль, метод / направление. Квадратура круга
Структура литературного процесса. По ступенькам эпох
Служба понимания: анализ и интерпретация

II. ИЛЛЮСТРАЦИИ <имеются в виду иллюстрации «литературные», т. е. авторы и их тексты — своего рода мини-статьи с разборами>
Иван Тургенев: вечные образы и русские типы
«От жизни той, что бушевала здесь…» Ф. И. Тютчева
Художественный мир Фета: мгновение и вечность
Чехов: биография как проблема (Несколько положений)
Чехов и Толстой в свете двух архетипов (Несколько положений)
Два скандала: Достоевский и Чехов
Жизнь и судьба чеховского подтекста
Добычин и Чехов: два «события» и метафизика прозы
Чеховед Скафтымов: размышления о методе (Несколько положений)
Поэтический образ как архетип («Соловьиный сад» Блока и «вечный дом» Булгакова)
Осип Мандельштам: поэзия как поэтика (Несколько положений)
«Новая проза» Варлама Шаламова: теория и практика (Несколько положений)
Сон: эстетическая феноменология и литературная типология
Список литературы

https://docs.yandex.ru/docs/view?url=https://www.phantastike.com/ru/struktura_i_smysl/doc/
https://vk.com/wall-68171501_67784

И.Н.Сухих принадлежат также научно-популярные книги:
Русская литература для всех: в 3-х томах
• Т.1 — От «Слова о полку Игореве» до Лермонтова
• Т.2 — От Гоголя до Чехова
• Т.3 — От Блока до Бродского
Русский канон: книги ХХ века. От Чехова до Набокова
Русский канон: книги ХХ века. От Шолохова до Довлатова

#книги #история #культура #образование #длиннопост
Если бы мы родились в императорском Китае…
Как бы нам пришлось сдавать экзамены?
На какое медицинское обслуживание мы могли бы рассчитывать?
И каких грехов пришлось бы сторониться, чтобы не попасть в китайский ад?
Рассказывают ученые, дипломаты и путешественники, жившие в Поднебесной в XIX веке.

В старинных китайских повестях часто действуют персонажи, именуемые «сюцай», «цзюйжэнь» и т. п. В целом обычно понятно, что это какие-то ученые личности, но чем они отличаются друг от друга — и в чем их ученость, собственно, заключается?
Эрнст фон Гессе-Вартег. «Китай и китайцы». СПб., 1900.
Автор — австрийский путешественник и писатель, оставивший содержательные заметки о быте старого Китая, — описал давно сложившуюся и все еще существовавшую на конец XIX века экзаменационную систему. Которую мы можем (надеюсь, с чувством глубокого удовлетворения) сравнить с нашими ЭГЭ и ОГО. Не говоря уже о ВАК.

Высшая цель в жизни китайца — получение ученой степени. Не сдав экзамены, нельзя сделаться чиновником, мандарином, министром… А всякий выдержавший экзамен не только получает в этом плане перспективы, но и освобождается от телесных наказаний, преклонения колен и битья челом перед судьей, а также обзаводится правом повесить над дверью дома табличку со своим званием.
Ах да. Еще одно бесценное преимущество: получив звание, ученый кандидат спешит нацепить очки, даже при наличии превосходного зрения. Очки — символ статуса; их нельзя носить в присутствии вышестоящего — и уж вовсе никому не дозволено пребывать в очках пред лицом императора.
Но пока до вожделенных очков еще далеко. Итак, где начало тернистого пути старокитайской учености?
Казенные учебные заведения есть лишь в немногих главных городах; в основном образование начинается с частных школ, начальных и средних.
Занятия в начальной школе идут с рассвета до заката, без выходных и каникул, за исключением Нового года.
Сводятся они к заучиванию правил чтения и написания иероглифов, а затем — заучиванию конфуцианских изречений, в которых ученики не понимают ни слова, т. к. написаны они на древнекитайском. Только после того как китайский мальчик выучит наизусть канон «девятикнижия», учитель объясняет ему смысл написанного… по комментариям времен крестовых походов.
Итак, на данном этапе: обучение чтению и письму, классическому стилю и китайской каллиграфии, а также зубрежка сочинений Конфуция и Мэн-цзы.
В высших школах проходят древних классиков и подробные комментарии к ним, изящный стиль, стихосложение и корреспонденцию (заучивание наизусть как можно большего числа ритуальных оборотов и фраз). Иные науки в учебную программу не входят. Только единичные «вузы» в Пекине и Нанкине преподносят некоторые сведения по математике, географии (отечественной), истории и живым языкам.
Далее. Китаец в любом возрасте имеет право подвергнуть свои знания публичному испытанию, которое проводится дважды в 3 года в больших городах. Экзамены письменные, и проверяют их специально назначенные чиновники. Кандидаты, представившие лучшие работы (обычно около 10% экзаменующихся), удостаиваются желанного шарика на шапку и звания «сюцай», т. е. ‘бутон гения’.
Но это лишь первая ступень на китайский Парнас.
Дальнейшие испытания производятся в «больших испытательных храминах»: это обширная площадь, огороженная старыми стенами. Внутри — ряды низеньких пронумерованных келий, больше всего похожих на хлевы, с крошечным входным отверстием и без окон, размером 2 х 3 шага, с двумя узкими стенными нишами и без какой-либо мебели. Во время сдачи экзамена в эти ниши вставляются доски, и одна из них служит столом, а другая — скамьей.
На сентябрьские экзамены собирается 15–20 тысяч человек. Рано утром в назначенный час кандидаты с удостоверениями личности, а также со своими родственниками и друзьями (которых, впрочем, внутрь никто не впустит) толпятся у ворот храмины, нагруженные платьем, одеялами, едой, походными таганами, чайниками, чашками и прочей утварью, так как им предстоит находиться в этих камерах 9 суток на полном самообеспечении.
У входа их строго обыскивают на предмет шпаргалок и прочих запрещенных предметов. Затем они являются к мандаринам, которые вручают каждому «абитуриенту» по листу бумаги со штемпелем, его именем и номером отведенной ему кельи.
Далее кандидаты напряженно ожидают маленьких красных записочек с темами, которые им предстоит раскрыть: за 2 дня надо написать 3 сочинения в прозе и одно — в стихах. Все сочинения должны состоять из 300–400 (не более и не менее) иероглифов и максимум 100 иероглифов примечаний.
Сдав эти сочинения, кандидаты могут покинуть храмину на одну ночь. По возвращении их снова обыскивают, и они получают еще 3 дня на подготовку пяти новых сочинений на классические темы.
Потом еще одна свободная ночь, новый обыск — и следующие 3 дня они пишут третью серию сочинений, на сей раз на темы произвольные и иногда даже современные (по государствоведению, отечественной географии, математике и т. п.).
Сдав и эту серию, кандидаты свободны. Но результата им придется ждать еще несколько недель. <Вот оно как — а нам-то приходилось по ночам добивать всю эту писанину, чтобы к рассвету можно было отдать ее на расшифровку и отправляться в постельку в аудиторию проводить очередной экзамен!>
При таких, прямо скажем, малокомфортных условиях нередко случались смерти экзаменующихся от переутомления и сопутствующих ему расстройств. В таких случаях приходилось проламывать для выноса тела главную стену, ибо входные ворота по закону открываться не могли ни при каких обстоятельствах. (Впрочем, условиями испытания эти трагические события никто и никогда не объяснял: бытовало мнение, будто причиной таких случаев являются злокозненные действия неупокоенных душ и тому подобных гостей «оттуда».)
Каждая из представленных работ — до 30 тысяч — проверяется следующим образом: чиновники «шифруют» сочинения, заклеивая полосками бумаги имена авторов, и отмечают работы номерами. Затем все эти тысячи текстов переписываются (!) красными чернилами, и мандарины 3-го класса приступают к проверке.
Лучшие опусы поступают на просмотр высших экзаменаторов, назначенных самим императором: им приходится иметь дело примерно с 10%, т. е. с 2–3 тысячами отобранных сочинений, написанными 800–1000 кандидатов. На долю каждой провинции выделяется квота учено-литературных степеней (конкурс!), так что из 1000 экзаменующихся необходимо выбрать 70–80 наиболее достойных.
Отобранные на этом этапе работы подвергаются еще одной проверке — императорского прокурора или цензора: он и принимает окончательное решение.
Злоупотребления все же иногда случаются: сторожей подкупают, запретные книги проносят, а иногда и сами сочинения пишутся подставными кандидатами. Экзаменаторов не так легко склонить к нарушениям: был случай, когда мандарина 1-го класса и великого секретаря обезглавили за поблажку родному племяннику, а в 1894 г. был казнен за попытку подкупа один из соискателей.
Многие кандидаты пробуют свои силы неоднократно — и иногда хоть под старость удостаиваются степени «цзюйжэнь», т. е. ‘произведенный человек’ (нечто вроде «кандидата» для автора заметок, а также в дореволюционной России; для нас же, скорее, где-то между магистром и кандидатом наук). Богатые родители или земляки могут закатить пир по этому случаю или даже воздвигнуть в честь счастливца триумфальные ворота.
Из иных преимуществ — только право занять когда-нибудь (!) скромную чиновничью должность.
Если же цзюйжэнь желает пристроиться вернее и скорее, он должен подвергнуться третьим испытаниям, проходящим раз в 3 года в столице. Сами экзамены организованы аналогичным образом, единственное отличие — питание на казенный счет, но все прочие расходы соискатель несет сам. Требования к сочинениям пропорционально возрастают: они должны быть блестящими, а стихи — безукоризненными. Число кандидатов достигает 14 тысяч, и опять же лишь 10% получает вожделенную степень «цзиньши» — ‘готовый ученый’ (соответствующую магистерской — для автора статьи, а для нас, пожалуй, кандидату или — по нынешним нестрогим временам — даже доктору наук).
Удостоенные звания цзиньши обычно вскоре возводятся в мандарины с соответствующими постами.
Те, кому и этого мало, могут подвергнуться четвертому испытанию, которое производится в Пурпурном дворце. Выдержавшие их становятся членами Ханьлиньской академии и получают титул поэтов и историографов императорского двора.
Достойнейшие из них, после еще одного испытания, получают от императора титул «чуан-юань» — что-то вроде поэта-лауреата — и назначаются императорскими экзаменаторами в провинции или на другие столь же важные должности.
(Для сравнения: о том, как обстояли на сей счет дела в Японии, см. в конце поста.)
Таким литературно-селекционным путем формировался китайский институт «мандаринства». Хотя «мандарин» — не китайское слово: оно образовано через португальское посредство от санскритского «мантрин» — ‘советник’. Китайское же именование императорского чиновника — «гуань».
К слову, чиновников в Китае было на порядок меньше, чем в Европе. Гигантское Серединное царство управлялось всего 2100 мандаринами, делившимися на 9 классов. <В одном только моем родном вузе их, по-моему, столько же, благослови их Небо.>
Впрочем, мандарином быть — не то чтобы сахар.
Во-первых, им нельзя было получать место в родном округе, окружать себя подчиненными из числа родичей и даже служить с ними в одной и той же провинции (долой семейственность). И каждые 3 года их переводили на новое место, чтобы они не пускали корней.
Во-вторых, они получали места обычно после долгого ожидания, а так как кандидатам на государственные должности зазорно заниматься торговлей или ремеслами, то до этого приходилось жить в счет будущих окладов. В должность, в случае удачи, они вступали уже обремененные долгами. Кроме того, на получаемый оклад мандарин обязан был содержать целую армию секретарей, писцов и слуг, которые от правительства жалованья не получали.
В-третьих, этот пост отнюдь не был синекурой. Мандарин во вверенном ему районе являлся не только представителем правительства, но главным полицмейстером, судьей, податным инспектором, «предводителем дворянства» и нотариусом.
В-четвертых, он отвечал за все, что там творилось. При этом от него требовалось всеведение и даже предвидение: никакие отговорки не учитывались. Любые нежелательные эксцессы, вплоть до уголовщины, были в глазах властей прежде всего свидетельством дурного управления мандарина. По этой причине ему приходилось содержать целый штат шпионов и доносчиков — и в то же время ограждать от доносов себя самого.
Податями он облагал население по своему произволу, но знал, что если зарвется, то действия его могут быть обжалованы перед высшим начальством и это грозит ему огромным штрафом. Если же мандарин и тогда не образумится, могло случиться, что ему «поднесут паланкин», т. е. подвластное население явится торжественной процессией в ямынь, предложит мандарину сесть в паланкин и вынесет его за городские ворота <какой полезный обычай — вот бы у нас такой ввести>. В подобных случаях правительство, заботясь о поддержании спокойствия в стране, обычно брало сторону населения и назначало нового мандарина.
Вот тут и думай, стоит ли рваться в мандарины…
Что же до китайского дворянства, то жаловалось оно за личные заслуги, причем исключительно военные. Дворяне, как и чиновники, делились на 9 классов. Каждый класс носил на одежде лоскуты ткани с вышитыми шелком изображениями соответствующей его чину птицы или зверя (аналоги погон).
Обладатели высших титулов могли передавать их потомству, но не бесконечно: титул «герцога» наследовался в 26-ти поколениях, а дворянское достоинство 8-го класса — лишь в одном. Так что дворянство мало-помалу вымирало. Потомственное дворянство в Китае составляли лишь прямые потомки Конфуция и Кохсинга (завоевателя Формозы, т. е. Тайваня) да 8 старейших маньчжурских княжеских родов.

Как обстояли дела при подобном уклоне образования с такой сферой, как медицина?
Рассказывает русский дипломат, врач, китаевед и ботаник Александр Алексеевич Татаринов: «О состоянии медицины в Китае». СПб., 1853.

Медицина была «свободным искусством». Умеющий врачевать мог занимать какую-нибудь иную должность в государстве, военную или гражданскую, а мог и просто быть «вольным художником». Между частными врачами можно было встретить и разжалованных чиновников, и продавцов аптекарских лавок, поднатаскавшихся в выписывании рецептов, и неудачливых живописцев, и крестьян (особенно практикующих иглоукалывание)… Нередко врач по совместительству был астрологом.
Рядовой китайский врач знал наизусть какую-нибудь сокращенную медицинскую книгу — обычно сборник рецептов. Некоторые из них были, вероятно, эффективными, но более типичны рекомендации вроде следующей: «При переломе конечности пережгите до пепла панцирь краба и размешайте пепел в вине; полученную смесь пейте и натирайте ею место перелома».
В простонародье к фамилиям врачей часто присоединяли прозвища в соответствии с их пристрастиями к тем или иным методам лечения, рецептам и пр., например: Горячительный Ван или Укрепляющий Лю. <А весело, должно быть, жить с прозвищем вроде Слабительный Ху!>
Только при минской династии был учрежден медицинский приказ, но он открывал врачам дорогу исключительно на придворную службу. Для этого нужно было, опять же, сдать экзамен (рассуждение на заданную тему о какой-либо болезни и ее лечении). Выдержавшие его имели право через несколько лет сдать еще один экзамен — и лучшие из них принимались в придворный штат. Впрочем, вскоре эти экзамены стали проводиться только формально, и должности раздавались по связям.
Частные же врачи выезжали за счет разных «секретных лекарств», которые охотно раскупались жаждущими чудесных исцелений. Чем таинственнее состав и нахальнее его реклама, тем больше народу на него клевало.
Над воротами дома врача обычно висели доски (предполагалось, что они поднесены в знак благодарности больными) с хвалебными надписями, выполненными золотыми или другими яркими красками: «храм благодеяния», «узнает болезни как дух» и т. п. Чем больше досок, тем громче слава врача, поэтому нередко они делались на заказ.
Для врача очень важно красноречие, ибо китайская медицина базируется на тех же общефилософских представлениях, что и вся наука в целом: «инь», «ян» и т. д. Поэтому пациент обыкновенно рассуждал и даже спорил с врачом о болезни, ее причинах и лечении. Всякий китаец, даже не будучи врачом, знал, какая болезнь происходит от гнева, какая внутренность пострадает от известного рода привычек, как выражается преобладание в теле холода (хань-ци) или жара (жэ-ци) и пр. — и что надо принимать во всех этих случаях. Никакой больной не сомневался, что боль в левом подреберье означает страдание печени, произошедшее от гнева.
Редко к больному звали одного и того же врача. Обычно если прописанный им рецепт не помог сразу, то приглашали другого. Бывало, что врачей звали одного за другим — и потом сравнивали рецепты: те, в которых было больше сходства, считались лучшими. Если сходства не было, прибегали к ворожбе и полагались на ее результат.
Обычай, не позволявший врачу посещать больных без повторного приглашения, чтобы наблюдать за течением болезни, мешал развитию медицины в Китае, равно как и запрет на анатомирование и запрет на какой-либо осмотр женщин (особенно знатных), за исключением пульса, по которому и приходилось ставить диагноз, и т. д.
Врачи не принадлежали к «благородному» сословию, хотя и имели право перейти в него (в отличие от такой отъявленной черни, как цирюльники или актеры). Но для подобного взлета по социальной лестнице врачам опять-таки нужно было сдать экзамен — отнюдь не по медицине, а по тому же классическому конфуцианскому канону.
Тем не менее китайцы уважали успешных докторов, даже если те были «лаовай» — иностранцами. Описан случай, когда в британское консульство приехал за сотни верст китаец: во исполнение воли умирающего отца, которого когда-то излечил иностранный врач, он привез подарки со следующим примечательным адресом: «Его превосходительству великому английскому дьяволу, консулу NN».
Вот где настоящая вежливость.

И животрепещущий вопрос о том, как избежать загробных неприятностей.
Его освещает российский и советский ученый-востоковед Ипполит Гаврилович Баранов, автор работы «Загробный суд в представлениях китайского народа» (Харбин, 1928).

«Книга яшмовых правил», созданная около 1900 лет назад, была предназначена для малообразованных людей — ибо «образованные в таких наставлениях не нуждаются».
Среди прочего она сообщала, что у человека есть две души: одна неотделима от тела и после смерти может превратиться в темную сущность гуй, если человек при жизни был невыдающейся личностью. Именно этой душе, чтобы ее умилостивить, нужны те предметы, которые кладутся в могилу, и последующие жертвоприношения.
Духовная же душа хунь после смерти от тела отделяется и попадает на небо, если человек был уважаем и занимал определенный пост, или — в противном случае — в ад. Полагали, будто простые люди вообще не имели этой души — либо она играла незначительную роль.
Также считалась неполноценной душа маленького (лет до восьми) ребенка, и если такие дети умирали, то их не хоронили на семейном кладбище, а бросали в «детские башни» — сложенные из кирпича массовые гробницы. А душа умершей роженицы попадала в чистилище, и нужны были особые очистительные жертвы, чтобы вызволить ее оттуда. <Так что рожать надо было со всей ответственностью, не вводя семью в лишние расходы…>
В китайском аду тоже 9 кругов <информация Данте подтверждается>. Кары, которые приходится там претерпевать грешникам, похожи, да и многие грехи, по нашим понятиям, вполне ожидаемые.
Однако — внимание! — опасность попасть туда в случае отсутствия деятельного раскаяния угрожает также тем, кто:
• Делал добро неискренне
• Из-за ничтожной причины сердился на другого человека
• Давал больному неясные советы о лекарстве и брал за это деньги <«чудо-средства» и их реклама имеют историю в веках, да…>
• Не уступал дороги калекам и старикам
• Думал, будто император не заботится о подданных <мыслепреступление!>
• Выбрасывал на улицу разбитые стекла и осколки посуды
• Выбрасывал на улицу навоз домашних животных <и безответственно гулял с собачками по утрам>
• Подговаривал другого затеять судебную тяжбу
• Произвольно разрушал стены жилища <это о вас, мои дорогие соседи со своим вечным ремонтом>
• Посылал анонимные письма
• Лил соленую воду на землю, где растет трава <а что насчет современных гербицидов типа «а перед нами всё цветет, за нами всё горит»?>
• Самовольно называл себя большим чиновником
• Бранил злых духов <а вот не надо портить отношения, не надо!>
• Не слушался старших родственников и с посторонними осуждал их
• Занимался пересудами
• Не платил налогов <и не спал спокойно>
• Не исполнял государственных законов
• Подвергался наказанию от государства <еще и на том свете догонят и добавят>
• Будучи осужденным преступником или ссыльным, бежал из тюрьмы или ссылки
• Ходил в кумирни и ставил там свечи с целью прогуляться и посмотреть на толпу <это тебе не клуб, понимаешь!>
• Вышивал на своей одежде и занавесях солнце, луну, звезды, дракона и феникса
• Нарушил правила фэн-шуй
• Жаловался на погоду <внимание, мы все в зоне риска!>
• Рисовал порнографические картины и писал порнографические книги
• Хранил такие книги и не сжег их
• Непочтительно обращался с писаной бумагой и книгами
• Знал, о чем говорят хорошие книги, но не исправлял своего дурного поведения
• Учитель, который учил нестрого, из-за чего ученики потеряли даром много времени <вот она, правильная точка зрения>
• Ученый, который не любил объяснять хорошие книги женщинам и детям
• Недобросовестные буддийские и даосские монахи, а также ученые, в аду продолжают читать свои книги, чтобы не терпеть других наказаний… но при плохом освещении! <вот где подстава так подстава>

Бонус.
Для тех, кому интересно сравнить, — ситуация с образованием в Японии XIX века.
Источник — Масатаро Саваянаги. Конкретную работу указать не могу, ибо сие взято из книги «Всё о Японии» (М., 2008), редакторы которой забили на все правила издания: нет даже аннотации, из которой можно было бы узнать, что это сборная солянка из публикаций XIX века.
Интернет сообщает, что Масатаро Саваянаги (1865–1927) — реформатор японской системы образования, педагог, психолог, социолог, министр образования Японии, бывший последовательно президентом университетов Тохоку, Киото и Тайсё. Он стал также президентом Института преподавания английского языка.

В средние века образование в Японии распространялось на небольшой круг людей и ограничивалось китайской и японской литературой, а также воспитанием нравственности. Правда, в эпоху Токугавы ситуация в этом отношении постепенно улучшалась, и к 1872 году, когда начались реформы, около 43 % мальчиков и 15 % девочек в возрасте 15 лет уже умели читать. Это был неплохой показатель даже по европейским меркам.
Реставрация Мэйдзи сопровождалась резким скачком, в результате которого была выстроена многоуровневая система образования «западного» типа.
1-Й УРОВЕНЬ: элементарная школа.
Тут обучались дети в возрасте от 6 до максимум 14 лет.
Простая элементарная школа (бесплатная) — 4 года. Преподаваемые предметы: учение о нравственности (преподается как чисто светское, без религиозного элемента), японский язык, арифметика и гимнастика. «Местный компонент» может включать еще несколько предметов, вроде рисования, пения и рукоделия; для девочек — еще и шитье.
Высшая элементарная школа (за умеренную плату) — еще 2–4 года. К указанным выше предметам прибавляется японская история и «науки». Для мальчиков могут быть добавлены сельское хозяйство, торговля, ремесла, английский язык. На этот уровень переходило около 60% учеников (похоже на старую советскую систему: 8 и 10 классов).
Число классов в элементарных школах не превышало 12-ти, а число учеников каждого класса — 70-ти (для 1-й ступени) и 60-ти (для 2-й).
70 учеников в классе… Ну, с японской дисциплиной это, может и представимо… Зато преподаватель, прослуживший 15 лет, уже имел право на пожизненную пенсию, которую его семья продолжала получать даже после его смерти. (Позавидуем?)

2 УРОВЕНЬ: «лицеи».
Городские школы для мальчиков средних классов общества.
Примерно соответствовали западным лицеям. Обучение минимум 5 лет. Преподаваемые предметы (в скобках указано число условных ЗЕТ — зачетных единиц трудоемкости за все 5 лет):
Нравственные науки (5), японский и китайский языки (32), другие иностранные языки (33), история и география (15), математика (20), естественная история — т. е. биология (6), физика и химия (7), основы права и политэкономии (2), рисование (4), пение (3), гимнастика (15).
При этом книги религиозного характера, входившие в программу, подлежали предварительной проверке японского Минпроса <опиум для народа — только по государственным рецептам!>
В 1902 г. городские школы посещало 102 тысячи учеников.
Высшие женские курсы — аналог городских школ, только для девушек.
Обучение продолжалось 5–7 лет. Преподается все то же, что и для юношей, кроме физики, химии, права и политэкономии. Добавлялись иногда педагогика и рукоделие. Для желающих были факультативы по курсу искусства (от 2 до 4 лет).
В 1902 г. высшие женские курсы посещало 17,5 тысяч учениц.
<По-моему, вполне продвинутая программа для начала ХХ века, хотя от тогдашнего населения страны это в сумме всего 2,66%.>

3 УРОВЕНЬ: учительские семинарии.
Обыкновенные семинарии готовили учителей для элементарных школ. Туда поступали в возрасте 15-20 лет. Курс обучения был рассчитан на 4 года (для мужчин) и на 3 (для женщин). Расходы на обучение несли местные кассы; взамен выпускники обязаны были по окончании курса отработать в школе: мужчины 10 лет, а женщины — 5 (ну точно советская система распределения!). Число студентов в группе — не более 40.
В перечень дисциплин к уже названным выше добавлялась педагогика; для мужчин — коммерческие науки, для женщин — домоводство. В программе предусматривалась также «педпрактика» в школе!
В целом это соответствует отечественному пединститутскому факультету начального образования.
В 1902 г. в таких семинариях обучалось 12 тысяч мужчин и 2 тысячи женщин.
Высшие семинарии, которых было только две — в Токио и Хиросиме, — готовили учителей городских школ, высших женских школ, а также кадры для себя.
Программа обучения:
Подготовительные курсы (1 год): нравственные науки, японский язык, китайская литература, английский язык, математика, логика, рисование, музыка и гимнастика.
Главный курс (3 года): японский, китайский и английский языки, история, география, физика, химия.
Специальный курс (1 год). (Тоже соответствует структуре современных вузовских образовательных программ: т. наз. блок спецдисциплин.)
В программе также была «школьная педпрактика». Расходы студентов оплачивались прикрепленными школами, и после выпуска требовалось в возмещение отработать 7 лет.
Высшая гимназия для женщин, единственная в Японии, делилась на 3 курса: литературный, научный и курс искусств, к которым присоединялись родственные науки. Существовал также дополнительный спецкурс и курс для получения ученой степени.
Выпускницы были обязаны отработать в системе женского образования минимум 5 лет.
В 1903 г. в высших семинариях обучалось 807 мужчин и 361 женщина.

4 УРОВЕНЬ: высшие школы.
Их цель — подготовка к поступлению в императорский университет. Необходимость в этом уникальном, чисто японском звене образовательной системы диктовалась тем, что одного японского языка было недостаточно для обучения в университете: лекции читались на европейских языках. Учащиеся должны были выбрать два из трех языков: английский, немецкий или французский. Основной упор делался не на разговорную речь, а на чтение литературы.
Курс длился более 3 лет и имел 3 отделения: 1) юридическая и литературная деятельность; 2) инженерное искусство и сельское хозяйство; 3) медицина.
Существовали и другие подготовительные школы — к примеру, при Военной академии. Директором этой школы на одном из этапов своей карьеры как раз был Масатаро Саваянаги; успел он также побывать и руководителем Высшей коммерческой школы.
В 1903 г. в высших школах обучалось 4781 студентов.

5 УРОВЕНЬ: императорские университеты.
Они состояли из университетских аудиторий, имевших целью облегчить изучение искусств и наук, и высших школ.
Университетов было два: в Токио и Киото. Университет в Киото состоял из 4 факультетов: юридического, медицинского, историко-филологического и естественного с инженерно-научным. В Токио факультетов было 6: инженерный и естественный существовали раздельно, и добавлялся еще сельскохозяйственный.
До поступления нужно было пройти 14-летний школьный курс: 6 лет элементарной школы, 5 лет лицея и 3 года высшей специальной школы.
Курс учения для юристов и медиков составлял 4 года, а для прочих факультетов — 3 года. В 1903 году в императорских университетах обучалось 4076 студентов (0,01 % населения страны).
А в 1907 г. открылся еще и университет Тохоку, президентом которого стал все тот же Масатаро Саваянаги. В 1913 г. он первым в стране начал принимать женщин и иностранцев.

СПЕЦИАЛЬНЫЕ ШКОЛЫ.
Туда можно было поступить после окончания «лицея», т. е. средней (или высшей женской) школы. В числе правительственных специальных школ было 5 медицинских, одна школа иностранных языков, одна школа искусств и одна музыкальная академия. В специальных школах, основанных местными властями или частными лицами, чаще всего изучалась медицина, юриспруденция и литература.
Минимальный срок обучения — 3 года. (Примерно соответствует нашим колледжам.)

ТЕХНИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ.
Они совершенствовали учащихся по трем направлениям: промышленности, земледелия и торговли. В каждой из таких школ было 3 класса: низший, средний и высший.
Абитуриенты (не моложе 14 лет) должны были иметь как минимум 8-летнее образование. Всего таких школ было 7, обучение занимало время в диапазоне от 6 месяцев до 4 лет. (Профтехобразование, что-то вроде наших ПТУ и ВТУЗов.)

СМЕШАННЫЕ ШКОЛЫ.
Они могли быть учреждены городскими общинами или частными лицами с разрешения и под наблюдением правительства. В 1902 г. таких школ существовало 1474 (из них, кстати, 15 — для слепых и немых), и в них обучалось более 96 тысяч человек.

#книги #русский_язык #этимология
Несколько выписок из книги: Н.М.Шанский. Лингвистические детективы. М., 2020.
И еще об одной типичной ошибке, касающейся буквы Ё.

Название Волга образовано от праславянского прилагательного *vъlga — ‘влажная, мокрая’ (ср. польск. wilgość — ‘влажность’). Оно сохранилось в глаголе волгнуть (‘становиться влажным’), прилагательном волглый и в существительном влага.
А у нашего Новгорода есть тёзка в Италии, и это Неаполь: neos / nea + polis. <Из серии абсолютно очевидных фактов, о которых как-то не задумываешься.>

Народная этимология (ошибочное объяснение происхождения слова в результате фонетической ассоциации):

#книги #история #магия #длиннопост
С.Зотов, Д.Харман. Средневековая магия. М.: АСТ, 2022.

ХРИСТИАНСТВО ПРОТИВ МАГИИ
У древних египтян и жителей Месопотамии не существовало отдельного слова для религии, а отдельного для магии (как и для науки). Первыми, кто заговорил о магии как о чем-то отдельном от религии, были древние греки.
Римляне, как и греки, считали магию чужеземным, злым и лживым искусством. Уже в «Законах двенадцати таблиц» (V в. до н.э.) за колдовство полагалась смертная казнь; позже появились законы, запрещавшие любовные напитки, ритуалы, наводящие порчу, книги с рецептами зелий...
Христианская церковь, естественно, была настроена категорично по отношению к демонам.
Святой Франциск на фреске Джотто «Изгнание демонов из Ареццо»:

#книги #культура #философия #психология #цитаты #длиннопост

Михаил Эпштейн. Первопонятия. Ключи к культурному коду. Азбука-Аттикус, 2022.
В целом особых откровений нет, но красиво сформулировано.
В книгу входят следующие статьи: Безумие, Бессмертие, Будущее, Вера, Вечность, Вещь, Вина, Власть, Возможное, Возраст, Гений. Глубина, Грусть, Дом, Душа, Желание, Жизнь, Жуткое, Игра, Интеллигенция, Интересное, Книга, Легкость, Любовь, Малое, Молчание, Мудрость, Мышление, Народ, Настроение, Ничто, Новое, Обаяние, Обида, Оболочка, Образ, Письмо, Пошлость, Поэтическое, Пустота, Реальность, Ревность, Родина, Слово, Смерть, Событие, Совесть, Сознание, Судьба, Творчество, Тело, Тоска, Удивление, Ум, Умиление, Человек, Чистота, Чтение, Чувство, Чудо.

Ниже приводятся несколько статей, в сокращении: Безумие, Интересное, Обаяние, Пошлость, Совесть, Ум, Мудрость.

БЕЗУМИЕ
Если в безумии можно искать следы утраченного ума, то в уме чересчур властном и упорном («упертом») — потенциальные признаки безумия. С этой точки зрения у каждого философского ума есть своя возможность безумия. Платон сошел бы с ума иначе, чем Аристотель, Гегель — иначе, чем Кант…
Один из методов прочтения великих текстов — угадывание тех зачатков безумия, которые могли бы развиться за пределом этих текстов в собственную систему. Один из самых острых критиков начала ХХ века — Корней Чуковский — толковал творчество писателей-современников (Мережковского, Горького, Андреева, Сологуба и др.) именно как таких носителей идефикс. Мережковский «сдвинут» на антитезах, персонажи Андреева — мономаны, и т. д.
Безумие методичнее здравомыслия, постоянно готового на логические послабления и увертки. Сумасшедший знает наверняка и действует напролом. Та ошибка, которую мы часто допускаем, когда пишем «сумашествие», пропуская букву «с», по-своему закономерна: сумасшедший шествует со всей торжественной прямолинейностью, какая подобает этому виду движения, тогда как здравый ум петляет, топчется, ищет обходных путей.
Множество примеров можно найти в книге «Безумные грани таланта. Энциклопедия патографий».

ИНТЕРЕСНОЕ
Наименее интересны теории:
1) либо доказывающие самоочевидный тезис;
2) либо приводящие шаткие доказательства неочевидного тезиса;
3) либо, что хуже всего, неосновательные в доказательстве очевидных вещей.
Интересность — это соотношение, образуемое дробью, в числителе которой — достоверность доказательства, а в знаменателе — вероятность доказуемого. Чем менее вероятен тезис и чем более достоверен аргумент, тем интереснее идея.
Этот же критерий интересности можно распространить и на литературное произведение. Интересен такой ход событий, который воспринимается с одной стороны как неизбежный, с другой — как непредсказуемый. Логика и последовательность сочетаются с неожиданностью и парадоксальностью.
Вот почему известное изречение Вольтера — «все жанры хороши, кроме скучного» — применимо и к научным жанрам и методам. Скучность метода — это не только его неспособность увлечь исследователя и читателя, но и признак его научной слабости, малосодержательности, когда выводы исследования повторяют его посылки и не несут в себе ничего неожиданного.
«Интерес» происходит от лат. «inter esse», буквально — ’быть между, в промежутке‘. И в самом деле, интересно то, что находится в промежутке двух крайностей: порядком и свободой, достоверностью и невероятностью, логикой и чудом, системой и случаем.
Интересность — это свойство, которое скрепляет «очевидное» и «невероятное», не позволяя им оторваться друг от друга. Как только один момент начинает резко преобладать над другими (например, старательно доказывается очевидное или провозглашается и не доказывается невероятное), интерес утрачивается, переходя в скуку согласия или досаду недоверия.
Романтическое интересно, поскольку оно обнаруживает свою рациональную сторону, и наоборот. Эдгар По или Борхес — интереснeйшие писатели именно потому, что у них тайна поддается рационалистической расшифровке, но и сама расшифровка не упраздняет, а усиливает чувство какой-то еще более объемлющей тайны. Нас интересует не просто странность или безумие, но такое безумие, в котором есть своя система, и такая идея, в которой, при рациональном зерне, есть что-то безумное, выходящее за границы здравого смысла.

ОБАЯНИЕ
Обаяние — личная притягательность, способность вызывать симпатию и эмпатию.
Если для красоты можно установить объективные критерии — например, золотое сечение в математике и архитектуре или стандарты, которыми руководствуются на конкурсах красоты, — то для обаяния нет никаких стандартов.
«Обаяние» происходит от «обаивать» — ‘околдовывать словами’ (от «баяти» — ‘говорить’). Происхождение слов «очаровательный» и «обворожительный» тоже указывает на магическую силу воздействия. Разница между колдовством и обаянием только в том, как именно «заговаривают»: намеренно или непроизвольно.
Обаяние — это колдовство, в котором нет ничего насильственного и сверхъестественного, нет даже никакого умысла — ни злого, ни доброго. Это неосознанный гипноз, когда человек чарует окружающих без намерения — просто потому, что полон жизни, которая своей энергетикой невольно заражает других. Это беззащитность, которая обезоруживает, совокупность милых проявлений открытости, наивности, вызывающих желание помочь, поделиться своим теплом. Это слабость, преисполненная достоинства, внутренней силы, или внутренняя сила, которая не боится проявить свою слабость.
В отличие от красоты, обаяние присуще только одушевленным существам. Оно заметно уже в животных. Какая-нибудь шустрая дворняжка может превосходить обаянием красавца добермана-пинчера.
Красота в людях, если она не сопряжена с обаянием, может производить впечатление чего-то застылого. Правильность и совершенство привлекают в кристаллах и цветах, но могут отчуждать в человеческих лицах. Красота напряжена необходимостью «соответствовать», удостаиваться признания и похвал. Обаяние раскрепощает: ему никто ничего не должен, оно расточает себя, ничего не ожидая взамен.
Впрочем, некоторые «обаятели» сознательно пользуются своими чарами для овладения сердцами людей или их кошельком (тип Остапа Бендера).
Нужно отличать обаяние от харизмы — дара подчинять себе волю людей и вести их за собой; как правило, харизма служит инструментом подавления личности и овладения душой коллектива. Обаяние непосредственно и непроизвольно, а харизма — это волевое самоутверждение, свойственное лидерам тоталитарного типа. Если обаяние — это сила слабости, то харизма — это сила силы. И все-таки даже харизме трудно обойтись без обаяния.
Обаяние — и в этом его общность с красотой — по ту сторону добра и зла. Наташа Ростова совсем не добродетельна — в отличие, например, от Сони, которая послушна голосу морали, но не обаятельна («пустоцвет»). Обаяние лишено моральной окраски.
Печорин — малоприятная личность, но его душевная маета, воля к жизни, которая не угадывает своей цели, увлекается чем-то ненужным, сознает свою тщетность и тем не менее заново устремляется на поиск приключений, — именно она делает Печорина обаятельным.
Таким образом, у обаяния есть и своя темная сторона, отрицательный магнетизм.
В обаятельных людях часто поражает их никчемность, «лишность». Таковы герои фильмов «Жил певчий дрозд», «Полеты во сне и наяву», «Географ глобус пропил»... Такие деятельные бездельники бывают особенно обаятельны, хотя в конце концов их, как правило, съедает пустота и бесцельность.
От вражды, гнева, обиды, насилия нас часто удерживает простое, необъяснимое, внеморальное и внерелигиозное нечто, чему мы легче всего сдаемся в людях, при этом не чувствуя себя побежденными: их обаяние.
<Мне сразу вспомнился один персонаж Алтеи…>

ПОШЛОСТЬ
Пошлость — это прокламация некоей сверхистины, это глубокомыслие, глубокочувствие, глубокодушие на мелких местах. По словам В. Набокова — «не только явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность».
Пошлость — это претензия на «сверх». Это эстетство, морализм, сентиментальность, мессианство. Это «лебедь горделиво изгибает свою изящную шею» или «клянемся свергнуть гнет кровавого деспотизма».
Самый характерный типографский знак пошлости — восклицательный. Кстати, нигде в мире не употрeбляют столько восклицательных знаков, как в России. В английском языке он почти полностью вышел из употрeбления (да и появился впервые на пишущих машинках лишь в 1970-е годы). В британском английском «!» используется в основном как знак иронии и сарказма, чтобы избытком пафоса подчеркнуть прямо противоположный смысл.
Есть два схожих типа деградации личности: пошлость и занудство.
В обоих есть инерция повтора, стертости, безвкусия и безмыслия. Но пошляк повторяет чужое (общее, известное), а зануда — свое (зацикливается на любимой мысли). Пошляк утверждает с пафосом прозрения, что Волга впадает в Каспийское море, а зануда объясняет, что Каспийское море вовсе не море, а озеро, поскольку окружено со всех сторон сушей. Зануда высшего ранга поправляет обоих: в Каспийское озеро впадает не Волга, а Кама, притоком которой является Волга (и гидрографически он совершенно прав: в месте слияния Камы и Волги первая мощнее второй).
Пошляк с энтузиазмом повторяет за другими, как если бы это было свое, а зануда скучно твердит свое, как если бы это было интересно другим. Пошляк стремится к красоте, а зануда — к истине. На вопрос: «как дела?» пошляк отвечает бравым: «лучше всех!» или рифмованным: «как сажа бела», а зануда начинает подробно рассказывать о своих делах. Пошляку важен эффект, а зануде — деталь. Пошляк претенциозен и самодоволен, зануда тщателен и назидателен.
Романтизм вырождается в пошлость, а реализм — в занудство. Гоголь, подводя итог романтизму, открыл «пошлость пошлого человека», а Чехов, подводя итог реализму, — занудство занудного. Его самые характерные герои, вроде Ионыча или Беликова из «Человека в футляре», не столько пошляки, сколько зануды. Пошлость вызывает ухмылку, иронию, сарказм; занудство — скуку, тоску и меланхолию. Пошлость склоняется к преувеличению, гиперболе, а занудство — к детализации, литоте, перечислению. Пошлость — восклицательный знак, тире или многоточие; занудство — запятая, двоеточие, точка с запятой.
<И тут я с опаской приглядываюсь к своему пунктуационному репертуару…>

СОВЕСТЬ
Аристотель считал добродетель серединой между двумя порочными крайностями. «…Избыток и недостаток присущи порочности, а обладание серединой — добродетели».
Казалось бы, верная путеводная нить: не будь трусом — и не будь безрассудным смельчаком; а то, что посредине между этими крайностями, — как раз и есть зрелое, рассудительное мужество.
Однако тот же Аристотель отмечал, что между двумя крайностями может быть несколько середин. Одна середина больше отстоит от одного края, а другая — от другого. Если излишек боязни — это трусость, а недостаток боязни — безрассудство, то между ними размещаются и две середины, две добродетели: мужество, которое дальше отстоит от трусости, и благоразумие, которое дальше от безрассудства.
Так что диапазон «правильного поступка» не фокусируется в одной центральной точке, а описывается большим ценностным промежутком между мужеством и благоразумием. Точно так же между двумя пороками — скупостью и расточительством — размещаются две добродетели: щедрость, которая дальше от скупости, и бережливость, которая дальше от расточительности.
Обобщая, можно указать на два полюса любых добродетелей: самоотдачу и самосохранение. Мужество, щедрость, жертвенность — действовать во имя других, отказываясь от себя. Благоразумие, осторожность, бережливость — сохранять, выращивать и приумножать себя. Иначе и нечем жертвовать, нечего отдавать другим. Какая стратегия окажется морально выигрышной, невозможно заранее предсказать: это зона полнейшего риска. Можно отдать себя, не успев себя еще взрастить, — отдать почти задаром. И можно всю жизнь взращивать, укреплять, лелеять себя — и так и не дожить до акта отдачи.
Наконец, есть две «сверхдобродетели», которые регулируют отношение между прочими: мудрость и совесть.
Мудрость взвешивает и соотносит ценности самоотдачи и самосохранения в каждый момент времени, подсказывая способ наибольшей ценностной самореализации. Она подталкивает к мужеству в моменты малодушия и нашептывает советы благоразумия в моменты героического безрассудства.
Совесть также регулирует отношения между добродетелями. Но в отличие от мудрости, которая радуется на путях к целому, совесть болит и мучится оттого, что не в силах достичь идеального равновесия.
Совесть — это орган страдания, который здоров, когда болит. Место совести в системе нравственных ценностей можно сравнить с местом сомнения в системе познавательных ценностей.
Есть два противоположных и хорошо понятных человеческих типа: бессовестный циник и совестливый идеалист.
Но эти понятия: идеализм и совесть, цинизм и бессовестность — далеко не синонимы. Есть гораздо более интересные, промежуточные типы: совестливый циник и бессовестный идеалист.
Совестливый циник знает жизнь без прикрас — как смесь похоти, жадности, жестокости — и принимает правила игры. Но при этом надеется когда-нибудь подняться до раскаяния или просветления:
Совестливый циник знает цену не только всему, но и своему знанию этой цены. И у него есть пределы, которых он не переступит, будь то мать или «святое ремесло». Чем глубже он погружается на дно, тем сильнее что-то его оттуда выталкивает.
Бессовестные идеалисты — те, кто свято верует в высшие принципы и под них все безжалостно подминает: и себя, и других. Отвлеченный и надменный в своей чистоте Идеал отчасти или даже вполне заменяет им совесть.
Собственно, две эти фигуры — совестливый циник и бессовестный идеалист — и составляют главный контраст и коллизию в Евангелии. Конечно, там есть и просто бессовестные циники, вроде Иуды, и совестливые идеалисты — прежде всего тот, кого Иуда предал.
Но тонкая морально-психологическая интрига евангельского сюжета разворачивается между мытарями и фарисеями: закоренелыми грешниками, которые порой вздыхают и бьют себя в грудь, и закоренелыми праведниками, которые знают, как надо, и делают то, что надо, не мучаясь угрызениями совести, потому что совесть им заменяют вера, закон, догмат, «человек для субботы».
Великая вера может сдвигать горы, но не должна этим заниматься — иначе ее успешно заменил бы бульдозер. Поэтому смысл притчи о горé — не в том, чтобы двигать гору, а в том, чтобы пробуждать совесть, осознавать постоянную нехватку своей веры.

УМ
Ум — способность мыслить, обобщать, выводить закономерности из множества фактов, хорошо понимать людей и извлекать пользу и смысл из взаимодействия с ними, разграничивать главное и второстепенное, находить оптимальные стратегии жизненного поведения, правильно соотносить близкие и дальние цели и наличные средства их воплощения.
Ум — это обаяние смысла в человеческой речи и поведении. Он может восприниматься на взгляд, чисто физиогномически. Особенно показательно совместное выражение глаз и губ, когда человек начинает говорить. Ум — правильный и вместе с тем подвижный баланс вхождения / исхождения. Глупое лицо похоже либо на фонтан, непрерывно что-то из себя извергающий, либо на вату, которая пропитывается чужой влагой и быстро разбухает. Умное же лицо — это «подвижная губка», которая вбирает и изливает, все время что-то перерабатывает в себе.
Ум есть умение соразмерять: 1) силу убеждений и утверждений; 2) значимость и уместность предмета; 3) кругозор и вовлеченность собеседника. Человек, который вкладывает гулливеров труд в общение с лилипутами или обсуждение лилипутьих тем, вряд ли так уж умен.
Умный человек знает, где проходит граница ума вообще и своего в частности, и старается ее не переступать — даже под угрозой быть недооцененным. Умнее отделаться пустыми словами, чем пускаться в препирательства о том, что не достойно обсуждения. Мандельштам на просьбу начинающих авторов отозваться об их скромных дарованиях обычно отвечал: «Это вам присуще». И был в большинстве случаев прав, поскольку ничего, кроме «себе-присущности», большинству пишущих не присуще: в этом оправдание как их писательских проб, так и сжатости их оценки у мастеров.
Признак дурака вовсе не в том, что он неискусно пляшет или неискренне плачет, а в том, что он плачет на свадьбе и пляшет на похоронах, и чем больше блеска и сноровки он вкладывает в свои действия, тем менее ума они обнаруживают. Умствование потому само по себе не умно, что обнаруживает избыток ума на предмете, вовсе его не достойном — или достойном иного отношения: эмоционального, эстетического, морального, религиозного, а не интеллектуального. Кстати, так уж судил русский язык, что «умниками» называет только представителей сильного пола, склонного к умствованиям, а даром настоящего ума наделяет «умниц» — хотя слово это и общего рода, но по окончанию больше идет к женскому. Женщины потому часто оказываются умнее, что придают уму меньше значения.
У одного и того же предмета может быть несколько уровней, или граней, значимости и, соответственно, разных способов умного обращения с ним. Глупость возникает тогда, когда эти уровни смешиваются: например, когда робкий опыт начинающего автора бранно или хвалебно оценивается по меркам классики, в контексте мировой литературы. Столь же неумными бывают моралистические подходы к вещам эстетическим или, напротив, эстетские — к вещам моральным. Вот почему Пушкин, страдая от благонравных и морально взыскательных глупцов, настаивал, что «поэзия выше нравственности — или совсем другое дело». И вместе с тем заклинал свою Музу «не оспоривать глупца». При этом он же утверждал, что «поэзия, прости господи, должна быть глуповата». Это была вполне умная защита «глуповатой» поэзии от натиска умников, которые желали бы превратить ее в рупор прогрессивных идей или склад книжной премудрости.
Эрудиты не всегда бывают умными людьми, поскольку они знают почти все, а значит, им трудно отличить важное от неважного. Понимание этих различий резко уменьшило бы степень их эрудиции и освободило бы ум от множества второстепенных фактов для самостоятельной работы над понятиями и идеями. Не стоит обольщаться надеждой, что у полиглота, умеющего говорить о погоде на сотне языков, или у футбольного фаната, держащего в уме результаты всех игр на мировых и национальных первенствах, — ума палаты. Ум — это соразмерность знания предмета и его значения: глупо знать много о незначительных вещах и стыдно знать мало о значительных. Кроме того, многознайка редко размышляет, потому что считает себя всезнающим, а мысль обычно рождается из удивления и нехватки знания, как способ его творческого возмещения.
Но и многодумный человек не всегда умен, поскольку склонен придавать чрезмерное значение целенаправленной и сознательной мысли, а лучшие мысли часто «случаются» врасплох, почти бессознательно.
Бывает, что человек умен только в одном или немногом. Есть люди с умными руками (мастера), или с умными ушами (музыканты), или с умными глазами (художники) — и такие люди во многом другом не обнаруживают особого ума.
Эта неравномерность легла в основу теории множественного интеллекта, предложенной Г. Гарднером в 1983 году. Он выделил 9 типов интеллекта: вербальный, логико-математический, телесно-кинестетический, визуально-пространственный, музыкальный, межличностный (понимание других), внутриличностный (понимание себя), натуралистический (понимание природы), экзистенциальный (понимание общих целей и смыслов жизни).
Однако у Гарднера речь идет не столько об уме как таковом, сколько об интеллектуальных наклонностях и способностях, которые применимы в разных профессиональных областях. Понятие ума не сводится к проявлениям интеллекта в разных специальностях. Блестяще одаренный музыкант или математик в целом может быть глуп, а человек, лишенный каких бы то ни было специальных способностей, чрезвычайно умен.
Ум — не какое-то фиксированное свойство, как отметка роста на дверном косяке. Это скорее интервал, амплитуда колeбаний, у которой есть верхний и нижний пределы. У каждого человека есть верхняя и нижняя границы ума (которые в свою очередь подвижны). Скажем, в Ташкенте зимой может быть холоднее, чем в Якутске летом, но никак не скажешь, что Якутск более теплый город, чем Ташкент. Так и умный человек может повести себя глупее, чем глупый ведет себя в благоприятной для своего ума ситуации. Важно учитывать всю амплитуду колeбаний «от» и «до». И при этом особое внимание обращать на нижний предел. То есть мера ума определяется не тем, сколь умную вещь человек способен сказать, а тем, до какой глупости он не способен докатиться.
Умными или глупыми могут быть не только личности, но и стратегии, тактики, методы. Например, судить о произведении по тому, что в нем не сказано (не выражено, не изображено), — признак методологической глупости, поскольку выдает неспособность критика вступить в диалог с самим произведением и его автором. Пушкин по поводу «Горя от ума» замечает, что «драматического писателя должно судить по законам, им над собой признанным», то есть не прилагать к нему неких общих законов, а извлекать «метод» из единичности самого произведения и индивидуальности писателя.
Пример такой методологической глухоты у далеко не глупого критика: Белинский обвинял повесть Гоголя «Портрет» в недостатке современного взгляда на действительность и провозглашал, что для исправления этого недостатка лучше было бы писателю обойтись вообще без портрета.
Умный подход избегает жесткого методологизма, а живо реагирует именно на то, что отличает одного автора или произведение от других. Основатели методологий, вроде Гегеля и Маркса, Ницше и Фрейда, Фуко и Деррида, бывают весьма умны и дразнят своих последователей зигзагами своей вполне живой мысли. Но по закону возрастающей последовательности и стандартизации любая методология постепенно превращается в рассадник эпохальной глупости. Тогда Пушкин как «выразитель» чего-то классового оказывается неотличим от Лермонтова, а Шекспир как «носитель» мужского шовинизма — от Гёте…
Обаяние умного человека заключается в способности устанавливать связи далеких вещей и проводить различия между близкими, чтобы каждая вещь получала меру своей единственности — и своего единства с другими. Как писала мадам де Сталь —
Поэтому ум помертвевший, нашедший «рецепт» или «метод», тут же превращается в глупость, пусть даже благоглупость, которая, весело отплясав на свадьбе, не может удержать пляшущих ног и с размаху врезается в похоронную процессию с добрым пожеланием: «Носить вам — не переносить!»
Живой ум не прекращает процесса мышления и не подменяет его актом обретения полной истины или великого прозрения, якобы посланного свыше. Живоумие важнее для судеб разума, чем глубокомыслие, среди плодов которого и доморощенная эсхатология, углядывающая конец света за каждым углом, и конспирология, подозревающая повсюду всемирный заговор.

МУДРОСТЬ
У мудрости и ума имеется общая противоположность: глупость. Это непонимание меры, несоблюдение границ между вещами, подмена одного другим.
Но мудрость следует отличать от ума. Это особый склад ума, понимающего свои собственные границы и место ума в мире, его ограниченность. То, что выглядит безумием для ума, может быть оправдано мудростью.
Ум может быть математическим или политическим, ограничиваясь одной сферой или специальностью (шахматы, театр, новые технологии и т. д.), тогда как мудрость относится сразу ко всему объему человеческого: это высший ум как основа главного умения — умения жить. Мудрость — это ум ума, способность умно им распоряжаться.
Мудрость позволяет человеку возвышаться над дробностью и отдавать приоритет живому существованию над абстракциями и химерами ума.
Суетность — основной противник мудрости, как глупость — противник ума. Если глупость есть неразличение вещей, непонимание их меры, то суетность есть зависимость воли от тех вещей, которые ум признает несущественными. Суетность — это когда минуте уделяется забота дня, дню — забота года, жизни — забота вечности. Умный человек может быть суетным, и подчас именно ум вовлекает его в наибольшую суету, поскольку он критикует ничтожные вещи, недостойные даже критики, и поправляет дела, от которых лучше вообще отказаться.

#книги #длиннопост #история
Майкл Эдвардс. Повседневная жизнь Древней Индии. М., 2021.
Сохранилось мало достоверных источников по Древней Индии. Отсутствие исторических хроник объясняется не безразличием к предмету или низким уровнем культуры, а укоренившимся ощущением единства прошлого и настоящего. В сохранившихся работах придворных поэтов и летописцев реальные события мифологизированы.

#книги #цитаты #длиннопост
К.В.Душенко. История знаменитых цитат. Азбука, 2018.
О том, какие удивительные метаморфозы со временем происходят в массовом сознании с представлением об авторстве тех или иных крылатых выражений. Всего в книге приводятся 233 истории; 10 из них пересказаны ниже, в сокращении.

АНГЕЛЫ НА КОНЧИКЕ ИГЛЫ
Порою даже в ученых трудах пишут о том, что это была одна из тем схоластических дискуссий: сколько ангелов может одновременно уместиться (или: танцевать) на кончике иглы?
Что же было на самом деле?
Пародийный роман XVIII века «Записки Мартинуса Скриблеруса» высмеивал среди прочего псевдоученые диспуты схоластов. Здесь имелся список вопросов, взятых из «Суммы теологии» Фомы Аквинского. И в 1823 г. И.Дизраэли, автор книги «Литературные курьезы», упоминая этот роман, помянул и «танцующих ангелов».
Но этих странных ангелов не было ни в «Записках…», ни в «Сумме теологии».
Фома Аквинский ставил вопрос иначе: «Могут ли несколько ангелов находиться в одном и том же месте одновременно?» И отвечал: «Нет. В одном месте может находиться только один ангел».
(Очень любопытен его ответ на вопрос о том, могут ли ангелы перемещаться из одной точки в другую, не проходя через среднюю точку между ними. Пространственное движение ангелов, по мнению Фомы, может быть как непрерывным, так и дискретным. Эта мысль нашла понимание у физиков XX века как предвосхищение парадоксов теории элементарных частиц.)
А вот «ангелы на кончике иглы» родились самостоятельно — из игры слов английского языка. Обличая католическое богословие, протестанты воспользовались каламбурным сближением выражений «needles point» («кончик иглы») и «needless point» («бесполезный вопрос»).
В 1619 году в Лондоне вышло «Комментированное изложение Первого послания к Фессалоникийцам» англиканского священника У.Слейтера. Здесь высмеивались темы схоластических дискуссий:
В 1651 году Э.Уиллан в проповеди «О христианском милосердии» подхватил:
В оригинале сплошная игра слов: «…How many Angels might stand upon a needles point at once? It was but a needlesse point to stand upon. Let not us stand upon such needlesse points…»
В полемическом трактате У.Чиллингуорта «Религия протестантов — верный путь к спасению» (1638) уже прямо утверждалось, будто католические богословы спорили о том, «может ли миллион ангелов поместиться на кончике иглы».
Танцующие ангелы упоминаются чуть позже — в трудах философов-неоплатоников Кембриджской школы. Неоплатоники, в отличие от Фомы Аквинского и от своего современника Декарта, полагали, что духовная субстанция имеет пространственную протяженность. Они не считали вопрос об ангелах на кончике иглы бессмысленным — они утверждали лишь, что он неверно поставлен.
А в XIX веке фраза об ангелах на кончике иглы уже стала ходячим речением, и в достоверность диспутов на эту тему уверовал каждый мыслящий человек.
Вот так, слово за слово…

БУДЬ ГОТОВ!
В книжке-малышке под названием «Будь готов!» (1924) Н.К.Крупская так объясняла детям происхождение лозунга:
Надежда Константиновна лукавила. В 1922 году она написала брошюру «РКСМ и бойскаутизм» и отлично знала, что пионерский девиз, вместе с отзывом, заимствован у русских скаутов («юных разведчиков»).
Отсюда же создатели пионерского движения взяли почти все атрибуты и организационные принципы, приспособив их к своим целям. Например, зеленый скаутский галстук стал красным, а три лепестка лилии скаутского значка — тремя языками костра.
Девиз «Будь готов!», как и скаутское движение, носит интернациональный характер. Он был выбран британским офицером Р.Баден-Пауэллом:
Долг скаута — помогать другим, например: «Будь готов к несчастным случаям», т. е. к оказанию помощи пострадавшим.
А этот девиз, в свою очередь, восходит к английскому переводу Евангелия от Матфея (24:44), где сказано «be ye <…> ready» — «вы будьте готовы». В синодальном переводе: «Потому и вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, приидет Сын Человеческий».
Не позднее XVII века в Англии появился латинский девиз «Semper paratus» — «Всегда готов». Он восходит к тому же месту Евангелия от Матфея в латинском переводе: «vos estote parati» — «вы будьте готовы».

ВСЕ МЫ ВЫШЛИ ИЗ ГОГОЛЕВСКОЙ ШИНЕЛИ
Это замечание, которое периодически цитируется в литературной критике, приводят чаще всего со ссылкой на Достоевского.
Однако в достоверных высказываниях Достоевского нет ничего похожего. А в своей Пушкинской речи (1880) он, по сути, выводит современную ему русскую литературу из Пушкина.
Впервые фраза про гоголевскую шинель появилась в серии статей французского критика Эжена Вогюэ «Современные русские писатели», позднее вошедших в его книгу «Русский роман» (1886). В первом русском переводе книги Вогюэ (1887) она передана путем косвенной речи:
Но уже в 1891 году в биографии Достоевского, написанной Е.А.Соловьевым, появляется канонический текст: «Все мы вышли из гоголевской “Шинели”», — причем здесь фраза безоговорочно приписана Достоевскому.
Писавшие об авторстве изречения не задумывались о его форме. Между тем до перевода книги Вогюэ оборот «Мы вышли из…» не встречался по-русски в значении: «Мы вышли из школы (или: принадлежим к школе, направлению) такого-то».
Зато именно этот оборот мы находим в классическом произведении французской литературы — причем в форме, весьма близкой к формуле Вогюэ. В романе Флобера «Госпожа Бовари» (1856) читаем:
Имелся в виду хирургический фартук знаменитого анатома и хирурга М.-Ф.Биша. Переводчикам «Госпожи Бовари» оборот «sortie du tablier de Bichat» представлялся настолько необычным, что «фартук» они просто выбрасывали (в классическом советском переводе — «Ларивьер принадлежал к хирургической школе великого Биша»).
С высокой степенью вероятности формула «выйти из (некоего предмета одежды)» в значении «принадлежать к школе такого-то» была создана Флобером и 20 лет спустя использована Вогюэ применительно к Гоголю. Вполне возможно, что кто-то из русских писателей говорил ему нечто подобное, однако словесное оформление этой мысли в любом случае родилось на французском языке.
В 1970-е годы в эмиграционной публицистике появился оборот «выйти из сталинской шинели». А с конца 1980-х он стал осваиваться российской печатью.
Впрочем, «шинель», «пальто» и т. д. в этой формуле давно уже не обязательны — теперь «выйти» можно из чего угодно. Например, в интервью художника Г.Хабарова: «Все мы вышли из квадрата Малевича».

В РОССИИ ДВЕ БЕДЫ: ДУРАКИ И ДОРОГИ
Эта вездесущая фраза сопровождает нас, кажется, уже очень давно.
Между тем самое раннее цитирование ее относится к 15 декабря 1989 года, когда на II съезде народных депутатов СССР депутат В.П.Филиппов заметил:
Версия об авторстве Гоголя наиболее популярна, хотя изречение приписывалось и другим: Салтыкову-Щедрину, Карамзину, Петру Вяземскому. А в журнале «Россия XXI» (2010, № 2) утверждалось:
Фразу «Расстояния — бич России» Николай I действительно произнес в беседе с французом де Кюстином в июле 1839 года, но о дураках и дорогах государь дипломатично умолчал.
Жалобы на дороги обычны у наших классиков — достаточно вспомнить «Евгения Онегина»:
Сетования по поводу дураков тоже не были редкостью. Самая известная цитата, где в одной строке встречаются «Россия» и «дураки», принадлежит Некрасову:
Как видим, мухи и котлеты дороги в русской литературе были отдельно, а дураки — отдельно.
Ближе всего к искомой формуле подошли Ильф и Петров: «Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!» — но они в качестве предполагаемых авторов не называются из-за всеобщего убеждения в древности этой сентенции.
Однако автор у этой фразы есть. И мы хорошо его знаем.
Это… Михаил Задорнов. В конце 1980-х годов, в разгар перестройки, он с успехом читал с эстрады сатирический монолог «Страна героев» (в печати он появился в 1989 году). Согласно Задорнову,
Ничего подобного Гоголь, разумеется, не писал: ссылка на классика должна была послужить охранной грамотой подцензурному советскому сатирику и придать его мысли бо́льшую авторитетность. Эта цель была блестяще достигнута: версия об авторстве Гоголя стала основной.
Из задорновской цитаты вскоре исчезло необязательное слово «есть», а «дороги и дураки» были вытеснены ритмически более точным «дураки и дороги». Повальное распространение этой формулы стало возможным как раз благодаря ее замечательному фонетическому оформлению: она врезается в память мгновенно.
Фраза Задорнова породила множество других. Вот некоторые из них:
В 2006 году журнал «Профиль» процитировал замечание воронежского градоначальника Александра Ковалева <как по мне, то довольно хамское>:
В День дурака 1 апреля 2012 года в городах России прошли акции «Дороги без дураков», имевшие целью ударить по разгильдяйству дорожных служб.
А годом раньше группа «Ундервуд» сочинила песню «Дураки и дороги», из которой видно, что ундервудовцы тоже считали авторство Гоголя несомненным.

ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕДИ
5 февраля 1975 года в лондонской «Дейли миррор» появилась статья о М.Тэтчер, которая тогда возглавляла консервативную оппозицию. Статья называлась «Железная дева», что звучало не слишком-то лестно: так именовали старинное орудие пыток. (Отсюда взято также название «металлической» группы «The Iron Maiden».) Однако широкого распространения это прозвище не получило.
Год спустя, 19 января 1976 года, Тэтчер выступила на одном из собраний консерваторов с речью «Пробудись, Англия!», где призывала к неустанному укреплению НАТО.
24 января «Красная звезда» ответила на это статьей капитана Юрия Гаврилова «Железная дама стращает…». «Железной дамой», утверждал капитан, именуют Тэтчер в ее собственной стране.
На другой день в лондонской «Санди таймс» «Железную даму» перевели как «The Iron Lady», и это прозвище утвердилось немедленно.
Тэтчер оно не понравилось. Но потом она подумала, подумала… и для своей избирательной кампании 1979 года выбрала слоган: «Британии нужна Железная леди». И преуспела.
Капитан Гаврилов вышел в отставку в звании подполковника. В 2006 году к нему приезжали британские журналисты, изучавшие историю оборота «Железная леди». Беседа прошла в теплой, дружественной обстановке.

ЖИВЫЕ ПОЗАВИДУЮТ МЕРТВЫМ
Кто это сказал? В ходу три основные версии:
1. Одноногий Джон Сильвер в «Острове сокровищ».
2. Апостол Иоанн в Апокалипсисе.
3. Никита Хрущев во время Кубинского кризиса.
<Живописная компания подобралась.>
Все три версии верны — и все три неверны.
Открыв «Остров сокровищ» (1883) в переводе Н.Чуковского, читаем слова Джона Сильвера:
Последняя фраза запомнилась по советским экранизациям романа, а было их целых четыре.
Однако у Стивенсона нет ни слова «живые», ни слова «позавидуют». В оригинале сказано: «Them that die’ll be the lucky ones» («Тем, кто умрет, еще повезет»). Эта фраза включается в англоязычные словари цитат.
Зато у русских писателей…
Еще в 1803 году в повести Карамзина «Марфа-Посадница» Марфа предупреждает новгородцев перед битвой с московским войском: «Если возвратитесь побежденные, тогда живые позавидуют мертвым!»
Позже, в «Истории государства Российского» (IV, 1), Карамзин напишет о нашествии Батыя: «Живые завидовали тогда спокойствию мертвых».
В Библии этих слов нет, хотя есть нечто очень близкое:
Однако ближайшим источником этого выражения в России был, по-видимому, перевод одной из позднейших версий греческого «Слова о скончании мира и о Антихристе» (гл. 27):
Наконец, «Иудейская война» Иосифа Флавия — излюбленное чтение в Древней Руси. При описании жесткостей, которые творила в осажденном городе фанатичная группировка зелотов, говорилось: «живыи блажаху умроших» — «живые восхваляли [участь] мертвых» (кн. IV, гл. 6). А в раннем английском переводе (1767) — «это заставляло живых завидовать мертвым».
На Западе же это изречение стало по-настоящему популярным с появлением водородной бомбы. В 1960 году вышел в свет трактат американского футуролога Г.Кана «О термоядерной войне». Его 2-я глава называлась: «Будут ли выжившие завидовать мертвым?» Вопрос этот рассматривался обстоятельно, с таблицами и диаграммами, а ответ давался, в общем-то, отрицательный: окончательной катастрофы не произойдет, процент погибших от прямых и отдаленных последствий войны будет гораздо меньше, чем думают. Кан, вероятно, хотел дать отпор «пораженческим» настроениям в западных обществах («Лучше быть красным, чем мертвым»).
Гораздо дальше шел председатель Мао. На съезде китайской компартии в мае 1958 года он выразил готовность пожертвовать двумя третями человечества, чтобы оставшиеся жили при коммунизме.
Кубинский кризис, поставивший мир на грань ядерной войны, случился осенью 1962 года. А 19 июля 1963 года Хрущев, уже окончательно рассорившийся с Мао, заявил:
Хрущев не запугивал американцев, а возражал китайцам. Это заявление было встречено на Западе с пониманием. После убийства Джона Кеннеди его вдова Жаклин писала Хрущеву: «Он не раз цитировал в своих речах Ваши слова: “В будущей войне оставшиеся в живых будут завидовать мертвым”».
На Западе этот оборот еще и теперь нередко считают цитатой из Никиты Сергеевича.
У нас же решительно преобладает мнение об авторстве одноногого Сильвера.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОСТИТУТКА
В 2004 году ведущий программы «Намедни» Л.Парфенов заметил: «Известно, что В.И.Ленин называл Троцкого политической проституткой».
Позднее это попало даже в викторины: «кто и кого назвал…» и т. д.
О «проститутках» Ильич действительно говорил часто и с удовольствием: «проститутки освобожденства», «проститутки капитализма», «проститутки буржуазного либерализма»… Однако «политической проститутки» мы у него не найдем.
Зато в выпуске «Правды» от 2 января 1918 года, после покушения на Ленина в Петрограде, заявлялось:
О Троцком, разумеется, речь пока не шла. «Политической проституткой» он был назван гораздо позже: в журнале «Под знаменем марксизма», 1934, № 3:
В народ (анекдоты о Ленине) это выражение пошло еще позже, после выхода на экран фильма «Ленин в Октябре» (1937). Здесь Ленин, прочитав «предательскую» статью Каменева и Зиновьева накануне октябрьского выступления большевиков, тычет пальцем в газету:
А свое происхождение «политическая проститутка» ведет… с Запада. У немецких социал-демократов был в ходу смягченный вариант — «Mädchen für alle», первоначально — «прислуга за всё» (исполняющая все работы по дому); потом стало обыгрываться буквальное значение этого оборота: «девушка на все услуги».
Англичане были менее стеснительны: у них выражение «политические проститутки» («political prostitutes») стало обычным на рубеже XVIII–XIX вв. Несколько десятилетий спустя оно проникло в стены британского парламента, а один из памфлетистов назвал «политической проституткой» лорда Пальмерстона — великого, что ни говори, государственного мужа.
Так что Троцкий оказался не в такой уж плохой компании.

РАЗВЕСИСТАЯ КЛЮКВА
В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н.Ушакова (1934) сообщается, что она пошла от описания России, в котором «поверхностный автор-француз пишет, что сидел под тенью величественной клюквы».
В справочнике Н.С. и М.Г.Ашукиных «Крылатые слова» (1955) выражение «à l’ombre d’une klukva» — «смесь французского с нижегородским» — отсылает к статье М.Каткова, влиятельного публициста эпохи Александра II и Александра III. В передовице редактируемых им «Московских ведомостей» от 16 ноября 1871 года цитировалась статья о Москве, опубликованная в парижском еженедельнике «L’Illustration». Там «самым древним из религиозных памятников, построенных в ограде Кремля» был назван незавершенный к тому времени долгострой — храм Христа Спасителя, никакого отношения к Кремлю не имеющий. Ярый русский патриот Катков не упустил случая подколоть французов:
Место безымянного туриста вскоре занял Дюма-отец. побывавший в России в 1858–1859 гг. У Салтыкова-Щедрина в «Помпадурах и помпадуршах» (1873) упоминается приехавший из Франции «le prince de la Klioukwa» («князь де ля Клюква́) — пародия на путевые заметки А.Дюма «Из Парижа в Астрахань» (1858).
А в 1879 году А.П.Лопухин, будущий профессор Петербургской духовной академии, жестоко раскритиковал книгу британского журналиста Г.Марри «Россия сегодня», сравнив ее с «Впечатлениями о путешествии в Россию» того же Дюма (1860), где будто бы утверждалось, что «русские поселяне в жаркие летние дни любят прохлаждаться в тени вековых деревьев клюквы» (in the shade of a secular klukva tree).
Но не только развесистую клюкву приписали Дюма-отцу. В книге барона Б.А.Фитингоф-Шеля «Мировые знаменитости. Из воспоминаний» (1899) читаем:
Этой легенде была суждена долгая жизнь. В № 1 почтенного журнала «Наука и жизнь» за 1971 год утверждалось:
В истинности этого фантастического утверждения еще и сегодня убеждены многие наши соотечественники.

РОСКОШЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕНИЯ
К концу 1960-х годов выражение вошло в пословицу. Но откуда оно взялось, оставалось загадкой для подавляющего большинства цитирующих.
Книга Сент-Экзюпери «Terre des hommes» (1939) впервые вышла по-русски в 1957 году, под заглавием «Земля людей», в переводе Г.Велле. В главе «Товарищи»:
В 1964 году появился перевод Норы Галь — «Планета людей»:
Здесь слышится отзвук «Тараса Бульбы»: «Нет уз святее товарищества!»
Во французском оригинале: «…il n’y a qu’un luxe véritable et c’est celui des relations humaines» — «есть лишь одна настоящая роскошь, и это роскошь отношений между людьми».
Годом раньше, в 1963 году, в серии ЖЗЛ вышла книга М.Мижо «Сент-Экзюпери» в переводе Г.Велле. Книга открывалась эпиграфом:
Первый перевод Велле и перевод Норы Галь, пожалуй, точнее передают мысль автора: «связи» («узы») и «общение» — не одно и то же. Однако в русской речи прижился второй перевод Велле, где использован оборот «настоящая роскошь».
Между тем во Франции эта цитата не слишком известна, не включается в словари и приводится обычно лишь в связи с жизнью и творчеством автора «Земли людей».

ЧЕЛОВЕК РОЖДЕН ДЛЯ СЧАСТЬЯ, КАК ПТИЦА ДЛЯ ПОЛЕТА
Мнение об авторстве Горького было широко распространено в советское время — вероятно, по ассоциации с «Человек — это звучит гордо».
На самом деле эта сентенция взята из рассказа В.Г.Короленко «Парадокс» (1894), причем приведена не полностью — и является перефразировкой более раннего источника.
Главный персонаж «Парадокса» — «феномен», безрукий от рождения калека, который зарабатывает на жизнь, демонстрируя свои поразительные способности перед случайной публикой. В частности, он научился писать ногой — и именно так выводит на листке бумаги этот афоризм.
Отец рассказчика со смехом замечает:
И под конец с горечью прибавляет, обращаясь к мальчику (рассказчику):
«Парадокс» — едва ли не самое сумрачное произведение Короленко. Незадолго до написания рассказа умерла в младенчестве его дочь Леля.
В латинском тексте Библии сказано: «Homo ad laborem nascitur et avis ad volatum». Это можно перевести двояко: «Человек рождается для страдания, а птица для полета» — или же: «Человек рождается для (тяжкого) труда, а птица для полета». Однако в Книге Иова речь идет как раз о страдании — не случайно этому стиху предшествует: «Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда».
В синодальном переводе нет ни «птицы», ни «полета». Там сказано: «…Человек рождается на страдание, как искры — чтобы устремляться вверх». Гораздо ближе к латинскому тексту церковнославянский перевод: «…Человек рождается на труд, птенцы же суповы [т. е. коршуна] высоко парят». «Искры» и «птицы» — различные толкования многозначного древнееврейского оригинала.

#книги #кино #Рикман #длиннопост
Лилия Шитенбург. Алан Рикман. Творческая биография. М.: Эксмо, 2024.
Он родился в 1946 году в Лондоне, в районе Хаммерсмит, в семье фабричного рабочего. Когда Алану было 8 лет, отец умер — и матери пришлось в одиночку поднимать четверых малышей.
Тут можно было бы представить себе тяжелое нищее детство будущей звезды, но это не голливудский сюжет, а вполне английский: мальчик пошел в обычную школу, где учили, однако, по системе, развивающей творческие навыки, — и в 11 лет выиграл стипендию в престижной школе Латимер. Там, помимо прочего, его серьезно обучали рисованию и всячески приветствовали очевидные способности по классу театра и драмы.

#книги #язык #перлы
Дмитрий Шерих. «А» упало, «Б» пропало… Занимательная история опечаток. — Центрполиграф, 2004.

Опечатки неистребимы.
Вскоре после изобретения печати в обычай вошло помещать в конце книги т. наз. «errata» — список замеченных опечаток. Рекорд по их числу принадлежит, кажется, Фоме Аквинскому (XIII век). Самый знаменитый из его трудов — «Сумма теологии», где приводятся легендарные пять доказательств бытия Бога. В 1578 году, при очередном переиздании, оно сопровождалось 108 страницами замеченных опечаток.
А в 1631 году увидело свет издание Библии, где в седьмой заповеди случилась опечатка банальная, но от того не менее печальная: из набора выпала частица «не». И осталось просто: «Прелюбодействуй!»

#книги #язык #этимология #русский_язык #длиннопост
Мария Елифёрова. # панталоныфракжилет. М.: Изд-во АНФ, 2020.
Про судьбы языковых заимствований.

Адмирал Шишков всем известен тем, что он изобрел слова… которых на самом деле не изобретал!
По возможности очистить родной язык от варваризмов он действительно призывал, и весьма активно. Но вот ни «мокроступов», не «шароката», ни «хорошилища» и т. п. он не придумывал: все эти слова взяты из сочинений авторов, полемизировавших с Шишковым методом пародирования его идей. «Мокроступы», например, принадлежат Белинскому: он изобрел это слово в статье «Сто русских литераторов», где применил против Шишкова известный прием — «доведение до абсурда».
Впоследствии пародии на Шишкова выросли в миф о самом Шишкове. Впрочем, и сам адмирал в споре с оппонентами использовал нечестные приемчики: в своей статье против карамзинистов — «Рассуждение о старом и новом слоге» — Шишков цитирует не Карамзина и его последователей, а забытого ныне графомана, имевшего к ним мало отношения. <Но статья эта давным-давно канула в Лету, а вот «мокроступами» и «топталищем» Шишкова и сегодня только ленивый не попрекнул.>

Есть страна, которая по части языкового пуризма перещеголяла Шишкова.
Это Исландия. Вот у них-то «мокроступов» — пруд пруди.
Процент заимствованной лексики там всегда был низок, а после обретения страной независимости ее целенаправленно принялись изгонять, изобретая им искусственные замены на местной основе.
Например, geimfari “космонавт” слепили из geimur “небесное пространство” и fari “ездок”, а “микроскоп” — из smár “маленький” и sjá “смотреть”. <Даже покруче, чем «мелкоскоп» в лесковском «Левше»!>
Но всего чаще исландское новообразование состоит из компонентов, которые описывают обозначаемое ими понятие по-своему, а не калькируют соответствующее иностранное слово. Вот примеры таких слов:
С другой стороны, английский язык никто не пытался лечить от иностранных заимствований. Их количество там огромно: из 1000 самых частотных слов английского языка половина — заимствованные на том или ином этапе истории. Что не мешает ему быть самым популярным и влиятельным.
Плюс исландского пуризма — сохранение исконного лексического запаса языка. Например, электричество (от греческого ḗlektron “янтарь”) — это “сила янтаря” (rafmagn, от raf “янтарь”, magn “сила”).
Но можно усомниться, что для самих исландцев конструкции вроде «сила янтаря» более прозрачны по смыслу, чем для нас «электричество»: ведь знание о том, что электричество впервые получили путем трения янтаря, для современного человека совершенно неактуально.
Да и всегда ли нужна этимологическая прозрачность заимствований ? Например, наше слово «гимназия» происходит от греческого gymnós — «голый»: древние греки, как известно, занимались физическими упражнениями в обнаженном виде, а помещения для тренировок назывались, соответственно, гимнасиями. Но то, что мы называем гимназией, не имеет ни малейшего отношения к этим практикам.
Английскому, самому успешному языку международного общения, эти проблемы незнакомы, однако с ним свои сложности — утрата языковой преемственности со старой литературой. Литература до эпохи Шекспира практически непонятна англичанину наших дней без перевода на современный язык.
Так что языки могут идти разными путями в том, что касается отношения к заимствованиям. Как исландский с его доведенным до крайности пуризмом, так и свободно вбирающий в себя заимствования английский вполне жизнеспособны и продуктивны в культурном отношении. А между этими двумя полюсами существует бесчисленное множество оттенков.

Глагол «ксерить», если проследить до истоков, восходит к «ксерографии» (от греч. «сухая печать»). Общедоступный прибор, появившийся в 1960 г., вышел под маркой «Xerox», но сам прибор назывался и называется «photocopier». Однако русский язык выбрал для его названия торговую марку.
Это не первый такой случай: наше слово «унитаз» тоже происходит от названия торговой марки: Unitas — «единство» (a вовсе не «универсальный таз»).

Иногда заимствованное слово неожиданно совпадает с исконным. Классический пример — компьютерный термин «кликнуть» (от to click — «щелкнуть»),

Как признак заимствованного слова часто называют букву Ф.
Действительно, слова, содержащие Ф, как правило, оказываются иностранными: фанера, афера, буфет, фрак, фурнитура, фига, конфитюр, фрезеровщик, фосфор и т. д. Однако, наряду с междометием фу, которое явно не заимствовано, существительные филин и фуфайка несколько портят картину: их этимология неизвестна, и найти иностранные “прототипы” на данный момент никто не смог.
Зато буква Э существует почти исключительно для обозначения некоторых особенностей произношения иностранных заимствований. Единственные исконно русские слова с ее использованием — междометия вроде «эх!» и местоимения «этот», «этак»; но еще и в XIX веке допускалось написание «етотъ».
С точки зрения лингвистики достаточно надежным признаком заимствования является А в начале слова. Если открыть словарь на букву А, мы увидим целую череду явно иностранных слов: абажур, аббат, аббревиатура и т. д.
В то же время рядовой носитель языка вряд ли сочтет звук и букву А «нерусскими». Есть некоторые слова с начальным А, которые воспринимаются как старинные русские: ад, агнец, алчный. Но первое из этих слов заимствовано из греческого (Аид), а второе и третье — из старославянского. <Если что, старославянский — это южнославянская ветвь, и его не следует путать с древнерусским.> В болгарском ресторанном меню до сих пор блюда из баранины — «агнешки». В русском языке вместо «агнца» — «ягненок», с Я в начале слова (др.-рус. “ягня”).
А что же со словом «алчный»? Сейчас его исконно русский вариант утрачен, но в древних рукописях он встречается: «лачьнъ». Отсюда же слово «лакомство». Старославянский глагол «алкать» к «алкоголю» — слову арабского происхождения — отношения не имеет. Зато он родствен нашему слову «лакать», которое тоже применяют к пьянству. Так что народная этимология странным путем пришла почти что к научным данным о происхождении слова. Но все-таки исторически восточные славяне не «алкали», а «лакали». Такая перестановка звуков называется метатезой.
Выходит, даже там, где в других славянских языках есть начальное А, русский язык его по какой-то причине избегает: либо подставляет j (что отражается на письме в виде буквы Я), либо переставляет А на второе место в слове.
Самый замечательный пример — местоимение Я, которое в русском языке оказалось не первой буквой алфавита, как в старославянском, а последней.
В итоге единственными исконно русскими словами на А оказываются союз «а» и междометия «ах» и «ай»!

Язык может обойтись с заимствованием и вовсе бесцеремонно, совершенно изгладив его иностранные черты.
Например, слово «противень». Против чего он предназначен? Или — напротив чего его ставят? Вроде бы русские предлоги «против» или «напротив» не имеют никакого отношения к выпечке пирогов. И никогда не имели: слово «противень» — это искаженное немецкое Bratpfanne, “жарочная сковорода”.
Словосочетание «малиновый звон» ассоциируется с чем-то старинным, традиционным и глубоко русским. Но малина тут ни при чем. Слово происходит от названия бельгийского города Малин (по-немецки Мехелен). Этот город издавна был знаменит колокольным литьем и школой колокольной музыки, и оттуда Петр I импортировал стандарт звона, который вместо малинского стал малиновым. Сыграло важную роль и то, что слово «малина» в просторечии к XIX в. стало означать высшую степень блаженства.
Слово «верблюд». Самое раннее написание — «вельбудъ». Вследствие народной этимологии появилось второе Л — слово было переосмыслено как состоящее из двух корней: «вель» («большой, великий») и «блуд». Так что получился «вельблудъ», а Р возникло позднее для удобства произношения.
А вот одна распространенная сегодня конструкция:
Кажется, что предлог «от» здесь чисто русский и никакого отношения к заимствованиям не имеет. Но зачем вставлять его в эти словосочетания, если можно просто сказать «рубашка “Ямамото” и джинсы “Диор”»? И почему, собственно, «джинсы от Диора», но никто не говорит: «джинсы от Левиса» — а только «джинсы Левис»?
Обратим внимание, что предлог «от» фигурирует только в сочетании с именами престижных производителей, но не масс-маркета: он оказывается знаком статусности.
Дело в том, что словосочетания типа «от Диора» были образованы по модели галлицизма «от кутюр». Где «от» вовсе не предлог, а прилагательное: haute couture («высокая мода»). Но русское ухо в словосочетании «от кутюр» расслышало предлог.
Английский язык тоже не отстает по части народной этимологии. Почему таракан по-английски «cockroach»? Cock означает “петух”, roach — “плотва”, на гибрид птицы и рыбы таракан уж никак не похож… Любителям музыки ответ подскажет название старого танца — «Кукарача». Cucaracha и значит по-испански «таракан». Англичанам это слово было непонятно, и жажда слышать что-то понятное оказалась сильнее логики и смысла.

Известен миф о происхождении слова «бистро». Все слышали, что появилось оно после взятия Парижа союзными войсками в 1814 г., когда солдаты Александра I требовали накормить их «быстро»; в результате bistro стало первым специальным обозначением закусочной быстрого обслуживания.
Однако французский этимологический словарь Robert квалифицирует эту версию как чистую фантазию, связывая слово «бистро» с диалектным bistouille (пойло, плохой алкоголь).
Зато слово «пистолет» исконно славянское. Пистолет изобрели в Чехии во время гуситских войн. Чехи называли его píšťala — «дудка», потому что его дуло похоже на дудочку, а стрельцы XVII века — «пищаль». Отсюда слово попало в английский: pistol. И через посредство французского, с уменьшительным суффиксом –et, вернулось в русский язык.

Общее происхождение имеют слова «роза», «русалка» и «рожа» (заболевание).
По-немецки болезнь, как и цветок, называется Rose: такие ассоциации вызвало покраснение кожи при воспалении. От немцев это название перешло к чехам и полякам, которые произносят в этом слове вместо З — Ж (среди восточных славян так говорят белорусы: «ружа»). На русской почве это название было переосмыслено по созвучию с «рожа» (неприятное лицо).
История русалок еще длиннее. Они известны в поверьях всех славян, но только в России называются русалками: их исконное название — вилы.
«Русалки» — обратное образование от названия праздника Русальной недели (первая неделя после Троицы). Духи Русальной недели получили название русалок. Сама же неделя первоначально называлась Русалии (от лат. rosaliae — «праздник роз»: в более теплых краях именно розы использовались для празднования Троицкой недели).
А слово «мандарин» вначале означало только китайского чиновника: название фрукта возникло из усеченного словосочетания «мандаринский апельсин».

Английское слово bus вообще образовано не от корня, а от латинского окончания -ibus.
Первый общественный транспорт, появившийся в начале XIX в., по-русски в просторечии назывался «конка»: это был вагон, передвигавшийся по рельсам, который тянули кони. Официальное же его название было «омнибус» (лат. omnibus — «для всех»). Со временем омнибусы принялись делать паровыми, электрическими, а потом и бензиновыми. Автомобильный омнибус тут же сократили до «автобуса».
А после появления троллейбуса (от trolley — «тележка») было уже делом техники выделить в этих названиях одинаковый элемент «bus».

Когда-то христианские миссионеры на Руси поленились создавать собственный перевод Библии и воспользовались готовым кирилло-мефодиевским <так называемый церковнославянский язык — один из изводов старославянского, который, в свою очередь, восходит к солунскому диалекту староболгарского языка>.
Отличия языка Библии от русского разговорного стали восприниматься как признак его особой сакральности, а неполногласные слова, войдя в русский литературный язык, образовали особый стилистический пласт возвышенной лексики, не имеющий аналогов в большинстве европейских языков: брег, злато, врата, страж, млечный и т. д.
Реже встречаются примеры, когда возвышенным стал, наоборот, исконно русский полногласный вариант: «ворог» (нейтральное — «враг») и «полон» (нейтральное — «плен»). Однако у этих слов специфическая окраска, связанная с фольклором или стилизацией под фольклор.
Более интересная судьба у слова «очи», общего для всех славянских языков. Для украинцев и болгар это до сих пор обычное разговорное слово. А в русском языке оно оказалось вытеснено в сферу возвышенной лексики. Место нейтрального названия заняло слово «глаза». Оно — вот уж неожиданность! — является германским заимствованием, родственным английскому glass — «стекло».
Зафиксировано это слово (в форме «глазки́») впервые в «Повести временных лет», причем для древнего летописца оно имело значение “стеклянные бусы”:
Вероятно, среди этих бус были и такие, на которых действительно изображены глазки — археологи называют их глазчатыми, и они часто попадаются на территории России, особенно в Ладоге. Такие украшения относятся к эпохе викингов и во времена летописца (начало XII в.) были уже археологической древностью. Происхождение их было неизвестно, и неудивительно, что все думали, будто бусы падают из тучи. Несомненно, слово «глазки» было перенесено впоследствии на глаза живых существ по аналогии с бусами. Мы и сейчас часто сравниваем глаза детей и животных с бусинами.

Энтони Берджесс в своем романе «Заводной апельсин» вывернул русскую жаргонную систему наизнанку и заставил своих героев в футуристической Англии вставлять в речь русские слова, написанные латиницей: moloko, droog, devotchka, nozh, molodoy, koshka, brosay (т. е. «бросай») и т. д. Сам этот язык в романе называется Nadsat (“Надцать”) — «teen».
За год до написания романа Бёрджесс побывал в Ленинграде, где слыхал и кое-что из нарождающегося сленга. Должно быть, носителю английского языка было очень забавно слышать, как привычные ему слова используются в чужом языке в качестве жаргона. Решение проделать то же с русским языком пришло само собой!

Известный нам морской жаргон состоит по преимуществу из английских и нидерландских заимствований, иногда претерпевавших любопытные переосмысления. Так, английское «Ring the bell» превратилось в «Рынду бей», а слово «рында» оказалось переосмыслено как название колокола.
Однако у англичан, обитателей морской державы, морской жаргон отсутствует! Язык, на котором общаются моряки, к примеру, в «Острове сокровищ», совершенно прозрачен.
В английском языке нет «кока», а есть cook (просто повар). Нет «бимса», а есть beam (балка). Нет «топселя», а есть topsail (верхний парус). А словом line, от которого происходит наше «линь», называют веревку для сушки белья. На английском корабле очень мало слов, которые не были бы интуитивно понятны домохозяйке.
А вот русскому языку зачем-то понадобился целый словарь особого жаргона, составленного из иностранных слов. Несложно догадаться, что появился он при Петре I, вместе с созданием российского флота.
В петровское время русский язык был переполнен и другими заимствованиями, которые не задержались в нем, — мы не говорим, например, «виктория», предпочитая слово «победа». Но, очевидно, мореплавание у нас воспринимается как занятие для посвященных, требующее особого магического языка. Англичанам же, которые плавают уже полторы тысячи лет, не нужно доказывать свою причастность к эзотерическому таинству.

Многие современные шведы носят имя Магнус, и оно воспринимается как типично шведское. Но по происхождению оно латинское, от прилагательного magnus (великий), и у него есть точная дата рождения — 1024 год.
В этом году Альфхильда, англосаксонская наложница норвежского короля Олафа, тогда еще не Святого, родила от него ребенка. Будь младенец рожден в законном браке, он получил бы одно из династических имен предков, но внебрачным детям могли давать необычные имена. А малыш к тому же родился слабеньким. Это означало, что надо срочно крестить.
Король в это время спал. Опасаясь королевского гнева, скальд Сигват не стал его будить, решил провести крещение сам — и, выбирая имя, решил щегольнуть ученостью: вспомнил об императоре Карле Великом (Carolus Magnus). Вот только знание латыни у королевского скальда хромало, и он принял слово Magnus за второе имя.
Так ребенок и стал Магнусом. Король Олаф поначалу был несколько шокирован таким самоуправством, но Сигвату удалось убедить его в правильности своего поступка.
Много лет спустя внебрачный королевский сын, обязанный своим именем переводческому ляпу, в силу исторических превратностей взошел на престол и стал королем Магнусом Добрым.
С этого времени имя Магнус стало чрезвычайно популярным в скандинавских династиях, а впоследствии вошло в обиход и у рядового населения.
А вот еще одна замечательная история подобного заимствования имени, тоже в Скандинавии, только в более позднее время.
Все ли помнят, как на самом деле зовут Малыша в книге Астрид Линдгрен? Его полное имя упоминается всего один раз: Сванте Свантесон.
Как ни удивительно, это имя, которое кажется типично шведским, на самом деле славянского происхождения. Малыш — тезка нашего Святополка. Только Святополк, давший это имя множеству шведских мальчиков, происходил не из Древней Руси, то есть не из восточных славян, а из Поморья, балтийского региона, где в Средневековье жили западные славяне. В западнославянских языках и в наше время сохраняются носовые звуки. Поэтому имя Святополк латиницей записывалось как Svantepolk. Сокращенно — Svante.
Отцом этого Святополка был Кнут, герцог Ревельский, внебрачный сын датского короля Вальдемара II. Общая закономерность: туда, где в родословную затесались незаконнорожденные, заимствованные имена проникают гораздо легче. О матери неизвестно почти ничего, кроме того, что она была славянкой.
Подпорченная родословная не помешала Святополку-Свантеполку жениться на родственнице шведских королей. Он умер в 1310 г., а имя осталось в шведской традиции и дожило до наших дней. Судя по тому, что и фамилия Малыша — Свантесон, его предки тоже носили это имя.

#книги #история #длиннопост #картинки_в_блогах
Д.С.Лихачев. Поэзия садов. Л., 1982 (переизд. 1991 и 1998).
Сад во всех культурах — образ утраченного Эдема, микромир в его идеальном выражении. Какова культура, таков и сад.
Микромиром являются и многие книги. Поэтому сад часто, особенно в средние века, уподобляется книге, а книги называются «Вертоградами» (от готск. aurtigards — «сад, огород») или «Лимонарями» (от λειμών — «цветник»). Ср. также «Гюлистан» и «Бустан» Саади, «Цветочки святого Франциска Ассизского» и т. п. Книга, как и сад, открыта для всех, и каждый находит там то, что ищет.
В начале XII века св. Ансельм утверждал, что пагубность вещей пропорциональна числу чувств, на которые они воздействуют, и потому считал опасным сидеть в саду с розами, услаждающими зрение и обоняние, или внимать песням и рассказам, услаждающим слух. Но позднее церковь признала сад предвкушением рая. Персидское слово «парадиз» означает «огороженное стенами место».

#книги #экология #цитаты
Паронджанов В.Д. Почему мудрец похож на обезьяну, или Парадоксальная энциклопедия современной мудрости. М., 2007.

Один из парадоксов взаимоотношений экономики и экологии заключается в том, что истощение природных ресурсов не отражается на измеряемой части национального дохода. Точнее, отражается «не в ту сторону». Идеи Дж. М. Кейнса, на которых во многом основана современная макроэкономика, разрабатывались под влиянием озабоченности Великой депрессией 1929-33 гг. Главные составляющие кейнсианского анализа — потребление, сбережение и инвестиции. Цены на сырье всегда были низкими, а проблемы экосферы заботили Кейнса меньше всего на свете.

#книги #длиннопост #история #культура винопития (и пивопития тоже)
ЧРЕЗМЕРНОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЯ ВРЕДИТ ВАШЕМУ ЗДОРОВЬЮ
Е.А.Мишаненкова. Пьяное Средневековье. Средневековый алкоголь: факты, мифы и заблуждения. Изд-во АСТ, 2022.
https://kniga-online.com/books/prikljuchenija/istoricheskie-prikljuchenija/301070-pyanoe-srednevekove-srednevekovyi-alkogol-fakty.html

Уже в свитках папируса с бухгалтерией со строительства пирамид в Гизе есть информация, что строители получали 1 ½ галлона пива в день (ок. 5,68 л). Делали его в основном из ячменя. Пиво было не только средством восполнения жидкости, но и важнейшим источником калорий.

#книги #наука умеет много гитик #длиннопост
Яна Хлюстова. Шнобелевская премия: самые нелепые изобретения, и не только. М.: АСТ, 2021.

Шнобелевская / Игнобелевская премия (Ig Nobel Prize) — своего рода пародия на Нобелевскую — учреждена в 1991 году Марком Абрахамсом, редактором шуточного научного издания «Журнал невоспроизводимых результатов» (позднее преобразившегося в «Анналы невероятных исследований»). Название журнала объясняется просто. Рост научного знания происходит по экспоненте, и наивно надеяться, что бдительные рецензенты и редакторы гарантируют достоверность всей информации. Значительная часть результатов опубликованных наблюдений невоспроизводима: то есть если другая группа ученых поставит такой же эксперимент, то итог получается иной.

#книги #история #длиннопост
Зои Лионидас. Кухня Средневековья: что ели и пили во Франции. Изд-во АСТ, 2023.
https://biblioteka-online.info/book/kukhnya-srednevekovya-chto-eli-i-pili-vo-frantsii/
Сначала о запретах.
ПОСТ (церковный)
В Библии не существует заповеди, осуждающей чревоугодие. Ни Моисей, ни Христос не касались этой темы, так что церковникам для подтверждения принципа поста приходилось изыскивать косвенные указания.
В частности, если Исав продал право первородства за чечевичную похлебку: не значит ли это осуждения чревоугодия? А Ной, опьянев, предстал перед сыновьями в непристойном виде: не значит ли это осуждения пьянства? Да и вкушение от запретного плода не было ли скорее грехом чревоугодия, чем гордыни?