Lasse Maja

Мать перестала задыхаться сразу после рассвета. Мы услышали крик, похожий на крик маленькой птицы, а затем тишину. Я снова задремала перед огнем и не просыпалась, пока Сьюзен не коснулась моей руки.
— Пойдем, Детка, — сказала она. — Пойдем посмотрим.
— Пойдем посмотрим на что? — спросила я сонно.
— На Детку, глупая.
На мгновение я не могла понять, что она говорит — я была Детка, я была прямо здесь, я же не могла пойти посмотреть сама на себя — а потом поняла. Новый ребенок. Да. Конечно.

Мы прокрались наверх. Ступеньки были очень высокими, и нам приходилось карабкаться по ним постепенно. Мать перешагивала их по две за раз.

Мать спала, обняв младенца. Он выглядел очень маленьким, не больше кролика, зажатый в сгибе руки Матери.
— Он такой маленький, — глупо сказал я.
Сьюзен пихнула меня.
— Она, — сказала она. — Она не он. Она наша сестра.

Только тогда нам пришло в голову задуматься, куда ушла наша другая сестра.
Мы искали в саду, в сарае, где спала Рут, на крыше. Мы зашли за деревья вокруг дома. Темные птицы теперь в основном спали, лишь изредка раздавалось «oh-die-will!», а голубые сойки переругивались друг с другом на деревьях.
Мы не прекращали поиски, пока не услышали как Мать зовет нас обратно в дом.
— Где Рут? — спросила Сьюзен, выглядывая из-за лестницы. — Мы не можем ее найти.
Мать закатила глаза.
— Она ушла в город, — раздраженно сказала она. — За новыми семянами.
Мы с Сьюзен переглянулись.
Насколько нам было известно, никто из нас никогда не ездил в город. На самом деле, мы даже не знали, в какой стороне находится город.
— Когда она вернется? — спросила Сьюзен.
— Понятия не имею, — коротко ответила Мать. — Позже. Никогда. Я не знаю. Иди, завари еще чаю.
Сьюзен вышла к насосу, чтобы набрать воды. Я поставила чайник на огонь и достала из шкафа горшочек с чайными листьями.
Когда вода закипела, я бросила в нее горсть листьев и наклонилась над ними, вдыхая запах мяты и пчелиной пыльцы.
— Ты беспокоишься о Рут? — требовательно спросила Сьюзен.
Я попыталась проигнорировать ее. Запах трав был в моих ноздрях, и, возможно, если я смогу втянуть этот запах достаточно глубоко в легкие, он прогонит внезапный страх.
— Детка!
— Да, — устало сказала я.

Не было смысла пытаться бороться с Сьюзен. Она всегда будет доставать тебя, пока не получит желаемый ответ. Она была упрямой и смелой, той, кто крепко стискивал зубы и готовился к драке.
Я была мягкой, миротворцем, и всегда бегала за ней, чтобы сгладить ситуацию, остановить ее ссоры с Рут или подколы над Матерью.
Я прекрасно знала, что Сьюзен презирает меня за мягкость, но это было нормально. Даже я презирала себя за это, но не было смысла пытаться что-то изменить. Просто таков был порядок вещей. Нас в семье было недостаточно, чтобы кому-то было позволено экспериментировать с разными ролями.
Я принесла матери чай, тихонько прокравшись по скрипящим полам. Отец молчал в подвале, не ревел и не скребся, но я все равно не хотела его будить.
Мать выглядела усталой, ее серое лицо было в морщинах, как старое полотенце, когда она лежала в своем гнезде из одеял и шкур. Все, что я могла видеть от ребенка, был его затылок.
Она взяла чай.
— Спасибо, Сьюзен.
Я не была Сьюзен, но, похоже, не стоило беспокоиться об этом.
— Это девочка? — спросила я.
— Это всегда девочка, — устало сказала она, откидываясь на шкуры. — Уходи.
Я снова сползла по лестнице вниз.

§

Рут не вернулась в ту ночь. Мы засиделись допоздна, ожидая ее. Она не вернулась и на следующий день, хотя мы со Сьюзен остались в саду, наблюдая за дорогой.
На грядках взошел крупный золотистый мангольд, верхушки листьев торчали над землей, как желтые кулаки. Мы выдергивали пучки травы и фиолетовые цветки дикой фиалки. Стая птиц на деревьях вокруг дома пела, их голоса то поднимались, то опускались, как прерывистое дыхание.
Сьюзен выдергивала большие горсти фиалок, не говоря ни слова. Я думала, что она, возможно, плачет, но я не хотела спрашивать, потому что тогда узнала бы точно.
Я не хотела, чтобы она плакала.

Пчелы роились по краям сада. Я играла с одной в салки, гоняясь за ней, а затем отступая обратно за линию. Она жужжала надо мной, зависая в воздухе, но не приближалась. Пчелы никогда не пересекали невидимую границу, до которой могла падать тень от дома. Даже в солнечный день, когда солнце стояло в зените. Это раздражало, потому что нельзя было сажать ничего, что нуждается в пчелах, рядом с домом. Рут иногда ворчит по этому поводу. Вместо этого мы там складываем дрова, по обе стороны от окон.
Но корнеплоды растут в тени, и это нормально. Мухи не обращают внимания на дом. И осы тоже. По крайней мере раз в сезон Рут должна была взять длинный-длинный шест и сбить осиное гнездо. Она действительно хорошо справлялась с этим — она могла сбить гнездо двумя ударами, а затем бросить шест и убежать, не будучи ужаленной.
Мне было интересно, кто будет сбивать осиные гнезда теперь, когда Рут ушла.
В какой-то момент последнего дня мне в голову пришло, что Рут не вернется. Поэтому Сьюзен плачет. Сьюзен — храбрая, умная, свирепая. Она бы знала. Если она плачет, значит, Рут ушла навсегда.
— Куда, как ты думаешь, она ушла? — спросила я.
Это был неправильный вопрос, а может, и правильный. Сьюзен села на пятки и провела по лицу рукой, оставляя на нем зеленые полосы. Она сказала, сердито всхлипывая:
— Я не знаю, Детка. Но почему она не взяла нас с собой?!
— Как ты думаешь, она ушла ночью? — спросила я. — Я не помню, чтобы она уходила. Может, она не хотела нас будить.

Мы вернулись в дом, когда уже начало темнеть. Мать спала, поэтому мы ее не будили.
— Нам ее покормить?
— Она не звала, — только сказала Сьюзен, и все.
У нас был овощной суп с горстью проса. Просо было единственным зерном, которое мы могли выращивать, помимо кукурузы. Неподалеку от дома был болотистый участок, на котором по мнению Сьюзен, мы могли бы выращивать рис. Вот только у нас его не было.
Все, что мы знали о выращивании продуктов, мы узнали из потрепанного тома под названием «Книга ответственного фермера». Рут научила нас читать по нему. Сьюзен читала лучше меня. Я не видела в этом особой пользы — мы все и так выучили книгу наизусть, да и какой смысл изучать такие вещи, как снежный горошек, если у нас нет семян, из которых его можно вырастить? Поэтому я просто цитировала книгу, когда она указывала на строку, вместо того, чтобы пытаться разгадать каждую букву одну за другой.
Рут сказала, что в мире есть и другие книги, но это казалось необычайно сложным. Написание моего имени занимало у меня целые минуты. Написание такого слова, как «ответственный», заняло бы целую вечность. Когда автор закончил писать каждое слово в «Книге ответственного фермера», он, вероятно, умер от истощения.
(Была, конечно, семейная Библия, но люди не писали Библий. Ее написал Бог, и Бог, по-видимому, был превосходным писателем и имел в своем распоряжении целую вечность, чтобы расставить все слова в правильном порядке.)
Рут не видела никаких других книг. Лили видела и рассказала ей. Она рассказала нам все истории Лили, передавая их как Евангелие. Лили сказала, что есть дома с десятками книг в них. Лили сказала, что есть океан и города больше, чем наш город.
Но Лили ушла, возможно, вернулась в тот самый город.
Мать ходила в город, может быть, раз в год. Она не брала нас и возвращалась в отвратительном настроении, но иногда у нее были новые семена. В последний раз, когда она была там, то купила чудесные пятнистые бобы.
Даже сейчас, раскалывая стручки и видя ряды пятнистых бобов, я чувствовала себя богатой.
В этом году она не ездила в город. Возможно, именно поэтому мы так долго верили, что Рут могла уйти без нас.

§

— Рут еще не вернулась, — сказала Сьюзен на следующее утро.
— Она не вернется, — сказала Мать. Она нахмурилась, глядя на ребенка. — Теперь ты Рут.
Сьюзен уставилась на нее. Ее лицо было пустым. Она явно ничего не понимала, а когда она чего-то не понимала, она начинала злиться.
— Что?
— Иди, завари чай, Рут.
— Мама, это Сьюзен, — поспешно сказала я, пытаясь вникнуть в суть происходящего.
— Нет, ты Сьюзен, — сказала Мать. — А это Детка.
Сьюзен повернула голову туда-сюда, не совсем покачав — скорее, она пыталась найти способ посмотреть на это, чтобы все понять.
— Мама, я Детка, — сказала я.
— Теперь ты Сьюзен, — сказала она. — Это Детка. Вот как это работает. Перестань ныть и принеси мне супа.
Я взяла Сьюзен за руку — или, теперь, Рут, полагаю, — и оттащила ее, прежде чем она успела разразиться яростной руганью. Бесполезно злиться на Мать. Она будет игнорировать тебя, пока не прекратишь, а затем ударит тебя в ухо, и ничего не изменится.
Из подвала послышался скребущийся, дребезжащий звук. Мать посмотрела на нас поверх головы ребенка.
— Иди, покорми его.
Мы вместе спустились по лестнице.
— Теперь твоя очередь, — сказала я.
Сьюзен — Рут — могла бы поспорить со мной, я думаю, но она напряженно думала. Между ее бровями образовалась морщинка.
Она вышла через заднюю дверь к бочке с корнеплодами и достала охапку. Это были последние из тех, что были внизу, и они уже начинали превращаться в кашу. Скоро мы получим новые с грядок в саду.
Люк загрохотал, когда она его открыла, и она выругалась. Я подбежала и придержала его, пока она спускалась по лестнице, держа в одной руке свеклу.
Грохот усилился на мгновение, затем прекратился. Я услышала рычание, слишком низкое, чтобы разобрать, а затем слова сестры:
— Ни за что. Ты не получишь меня так легко, — и звуки хруста свеклы, когда он ел.
Она всегда была храброй.
Когда она поднялась по лестнице, то выглядела уставшей, и я почувствовала себя виноватой за то, что заставила ее кормить отца.

Мы вышли в сад. Сестра села на плетень и болтала ногами, не рассеянно, а сердито и нервно. Морщинка между ее бровями была похожа на шрам.
Я взяла палочку и написала на земле «S-U-S-A-N». На это потребовалось некоторое время. Я так и не смогла вспомнить, начиналась ли черта в середине буквы «Н» сверху или снизу, и мне пришлось несколько раз стирать ее рукой.
— Она не может просто заставить нас сменить имена! Я не Рут!!
Я уставилась на имя в грязи и подумала, немного раздраженная, что потратила кучу времени на то, чтобы научиться писать «B-A-B-Y», а теперь все это впустую. А «S-U-S-A-N» было намного сложнее. «S» скользили, как змеи, и я никогда не была уверена, в каком направлении они хотели ползти.
Я могла написать «B-A-B-Y», вот так. Мне даже не приходилось думать об этом. А теперь мое имя изменилось.
— Может быть, так оно и есть, — сказала я наконец. — Может быть, все меняют свои имена. Я имею в виду... Мать не всегда могла быть Матерью, не так ли? Она должна была быть кем-то другим, прежде чем у нее появились мы. И я больше не ребенок, так что, может быть, я не могу быть Деткой. Наверное, это нормально.
Она хмыкнула.
Птицы кричали в лесу, одна за другой.
— Как ты думаешь, как теперь будут звать Рут — я имею в виду старую Рут? — спросила я, надеясь поднять ей настроение.
Она долго молчала. Ее руки сжимали плетень из расщепленных прутьев, и я видела, как занозы впивались в мозолистые кончики ее пальцев.
— Я не думаю, что это имеет значение, — тихо сказала она. — Я не думаю, что ее вообще будут как-то называть.

§

Вот еще одна история из Евангелия от Лили. В той старой зеленой стране были камни, больше, чем жернов, торчащий во дворе.
— Выше, чем Мать! — сказала Рут.
— Выше, чем Отец? — скептически спросила Сьюзен.
Рут колебалась. Никто из нас не знал, насколько высоким будет Отец, если он когда-нибудь выйдет из подвала, но это были камни Лили, и поэтому они были исключительными.
— Выше, — наконец сказала она. — Намного выше. Выше деревьев. И никто никогда не снесет и не выкопает их, потому что в них живут маленькие люди.

Лили ушла из страны камней и переплыла море на лодке.

Море было также и в Библии, а «Книга ответственного фермера» рекомендовала морские водоросли в качестве подкормки в местах, где они были доступны, хотя их нужно было хорошо промыть, чтобы удалить соль. Таким образом, все три наших Евангелия подтверждали друг друга, и я думаю, только Сьюзен беспокоило, что никто из нас не имел ни малейшего представления о том, как выглядит море, кроме того, что оно соленое.

§

Я рассказываю о нас так, будто мы никогда не видели других людей. Это неправда. Вы не можете жить в сельской местности и никогда никого не видеть. Охотники, например, приходили в любое время года, охотясь на дичь или собирая грибы. Фермеры выпускали своих свиней в лес откармливаться желудями, а осенью гнали обратно на фермы. Еще были лудильщики, которые приходили чинить горшки, и мы платили им едой, потому что это было все, чем мы могли заплатить.
И, конечно, всегда были благотворители. Они приходили обычно на Рождество, с пальто и заштопанными одеялами и апельсином для каждой из нас, и говорили, что сегодня день рождения Иисуса. Рут лучше всех умела разговаривать с ними. Сьюзен задавала вопросы, которые заставляли благотворителей чувствовать себя неловко. Рут умела быть по-настоящему благодарной, и это им нравилось.
Еще был торговец, который приходил дважды в год. Мать всегда выходила из дома чтобы встретить его. Последний раз он был здесь уже давно. Однако с большинством людей имели дело мы сами. Мать не может выйти, говорили мы благотворителям, лудильщикам и бродягам, предлагающим помочь по хозяйству. Она такая хрупкая.

Я уже почти выросла, когда узнала, что "хрупкость" означает мягкость и слабость. Мать не была ни хрупкой, ни слабой. В то время она была, вероятно, около девяти футов ростом, хотя часть этого роста пришлась на последнее время.
— Боже мой! — сказал торговец, когда он приходил в последний раз. — Ты так выросла!
— Бывает такое, — тихо сказала она, и торговец подняв руку похлопал ее по боку, как лошадь, и рассмеялся.
— Ты не видел Рут? — спросила Сьюзен, стоя в дверях сарая.
Торговец рассеянно взглянул на нее.
— Что?
— Заткнись, Рут, — сказала Мать.
Она взяла торговца за руку и повела его в дом.

§

В Евангелии от Лили говорится, что она прибыла сюда на лодке, которая была больше дома.
— Это был Ковчег? — спросила я.
— Больше, — сказала Рут. — На Ковчеге было всего по два вида животных.
— И семь штук некоторых из них, — сказала Сьюзен.
— Ладно, и семь.
Рут закатила глаза, когда ее перебили. На лодке были сотни людей, может быть, тысячи, они шли с зеленой земли на эту. Многие из них были больны на лодке, и она попала в шторм и ходила вверх и вниз, вверх и вниз, пока Лили не перестала понимать, где верх, а где низ.
— И женщина заботилась о ней, — сказала Рут. — Старая женщина с седыми волосами. Она держала ее за руку три дня, и Лили стало лучше.
— А на третий день? — резко спросила Сьюзен.
— Они пришли и забрали женщину, — сказала Рут. — Она умерла сидя, держа Лили за руку. Они завернули ее в простыню и бросили в море.
— Она была святой? — спросила я.
— Наверное, — сказала Рут, когда я спросила ее в первый раз. — Да.

С тех пор в Евангелии от Лили старушка стала святой, которая исцелила Лили и приняла за это мученическую смерть, когда ее завернули в простыню и сбросили вниз, чтобы утолить голод моря.

§

Когда мы прокрались обратно, в доме было темно. Мать сидела на полу перед огнем. Стулья ей больше не подходили. Она выглядела уставшей, а волосы спутались от грязи. Она съела весь суп.
— Мама? — окликнула Сьюзен.
Мать взглянула на нее.
— О, — сказала она. — Сьюзен. Это ты.
Сьюзен странно замерла. Я видела, как напряглись мышцы ее спины.
— Где ребенок?
— Ребенок умер, — сказала Мать. — Иди принеси дров. Огонь почти погас.

Потребовалось много времени, чтобы собрать достаточно дров, и к тому времени было уже слишком поздно для супа. Я не была голодна. Настала моя очередь спуститься и бросить отцу корм. Я спустила две охапки корнеплодов с лестницы, затем бросила их в темноту.
Его было достаточно легко кормить. Просто не подходи слишком близко. Мать объяснила, что он плохо видит и может оторвать нам руки, не задумываясь. Я не знаю, правда это или нет.
Я слышала, как он жует своими огромными скрежещущими зубами. Я хотела сказать ему, что ребенок умер, но, может быть, Мать уже сказала ему. Может быть, это было не мое дело.

Мы с Сьюзен лежали на крыше той ночью, достаточно близко к дымоходу, чтобы согреться. Мы не разговаривали. Говорить было нечего. Я немного поплакала, но не знаю, о чем.

В предрассветные часы я проснулась.
Сьюзен зажимала мне рот рукой. Я видела ее лицо в лунном свете. Она приложила палец к губам, призывая к тишине.
Я кивнула, хотя не знаю, почему это имело значение. Темные птицы кричали так громко, что я сомневаюсь, что кто-то мог услышать если кто-то из нас заговорит, и козодои кричали вместе с ними, создавая ужасную какофонию.
Сьюзен жестом пригласила меня следовать за ней. Мы подползли к краю крыши, оставаясь в тени дымохода, и когда Сьюзен посмотрела вниз, я сделала то же самое.

Темная фигура скребла землю позади дома. Это была Мать.

Я прижала губы к уху Сьюзен.
— Что она делает?
— Копает.
Мать остановилась, оглядываясь. В ее движениях было что-то скрытное, как будто она пыталась никому не попасться на глаза. От кого она могла прятаться?
Она повернулась, и я увидела, как ее рука исчезла в земле до запястья. Она вытащила горсть земли, затем еще одну, а затем взяла что-то в другую руку и положила в ямку.
— Что это...
— Я думаю, это ребенок.
Я больше не задавала вопросов.
Мать засыпала могилу боковой частью ступни, в три длинных взмаха, а затем наступила на землю, чтобы утоптать ее. Она снова подняла глаза, осмотрев крышу, но мы со Сьюзен лежали в тени, стараясь не дышать.
— Oh-die-will! — закричали темные птицы, кружась в воздухе вокруг нее. — Oh-die-will!
Козодои отвечали им из леса.
Мать издала звук отвращения и отмахнулась от них, как от комаров. Стая, словно сгустки теней, распалась на части в лесу.
Она вернулась в дом. Я слышала, как она двигалась под крышей, стук от ее ног, поднимавшихся по лестнице, пока она не оказалась прямо под нами. На мгновение у меня возникло безумное чувство, что она протянет руки сквозь деревянные балки, схватит нас и спустит вниз, чтобы убедиться, что мы ничего не видели.

§

Последнее Евангелие от Лили было создано, когда она жила здесь. Она работала в саду, и к забору подошел мужчина, мужчина с темной кожей и испуганными глазами.
— Спрячь меня, — умолял он ее. — Они меня ищут.
— И она спрятала? — спросила я, зная ответ, но зная, что это моя работа — спрашивать.
— Спрятала, — сказала Рут. — Она спрятала его...
— В сарае! — выкрикнула Сьюзен.
— И когда мужчины, от которых он сбежал, пришли, чтобы найти его, Мать вышла и напугала их, — сказала Рут. — Они были маленькими по сравнению с ней. Она не знала, что он там прячется, и прокляла их за то, что они бродили вокруг ее владений. И они снова ушли, и Лили выпроводила его той ночью, и он скрылся на севере, среди звезд.
— Я бы на ее месте ушла с ним, — сказала Сьюзен.
— Она не могла, — сказала Рут. — Он был беглым рабом, и они убили бы его, если бы поймали. А Лили не могла убежать. Ей пришлось ждать, пока ее контракт не закончится, и тогда бац! — Она развела руки перед собой. — Она... ушла.

§

Сьюзен ждала до следующей ночи. Луна взошла и почти совсем стемнело, когда я проснулась и обнаружила, что ее нет рядом.
Я прислушалась. Мать храпела. Отец тоже. Козодои затихли, и только темные птицы пели. А внизу, со двора доносились звуки чего-то, скребущего по земле.
Я спустилась по лестнице, по одной ступеньке за раз, все еще прислушиваясь. Затем свернула за угол дома, и там...
— Что ты делаешь? — прошипела я.
— Проверяю кое-что, — прошептала Сьюзен, вонзая лопатку в землю.
— Но ведь именно там похоронен ребенок!
Она подняла на меня глаза. Ее взгляд был холодным и отчужденным, а в глазах отражался лунный свет, как у темных птиц.
— Я знаю, — сказала она и снова вонзила лопатку в землю.

Это было чудовищно.

Это была моя сестра.

— Если не хочешь помогать копать, то покарауль, — сказала она.
Я отвернулась, чтобы не смотреть, как она оскверняет могилу, и уставилась в темноту, ожидая каких-то звуков от нее, когда она докопается.
Но слышно было только звуки летней ночи. Даже дыхание Отца было ровным и размеренным под нашими ногами.
Я услышала, как изменились звуки копания, и подумала о том, куда могла ударить лопатка. Мое горло словно сжала судорога.
— О-у-у-у, — шептали темные птицы. — О-у-у-у.
Копание прекратилось.
Я не осмелилась обернуться. Это был грех в его самой темной, глубинной форме. Библия даже не помышляла о таких грехах, а если и помышляла, я не могла вспомнить, чтобы читала о них.
Все, что я могла вспомнить, это строчка «В те дни на земле были великаны». Я всегда предполагала, что они имели в виду людей, подобных Отцу, которые прятались в подвалах с корнеплодами, но что, если были другие великаны, что, если земля была полна ими?
Что, если Сьюзен полезет в могилу нашей сестры, а чья-то рука потянется из земли и заберет ее? Гигант, еще больше и голоднее, чем Отец?
Я поняла, что больше не слышу ее дыхания.
— Сьюзен? — прошептал я. — Сьюзен, ты все еще там?
— Конечно, — грубо сказала она. — Где же еще мне быть?
Она выдохнула, как будто затаила дыхание, и я снова услышал звуки копания.
— Что ты делаешь?
Она молчала несколько минут. Темные птицы все кричали и кричали на деревьях, а Отец перевернулся во сне.
— Хороню нашего брата, — наконец сказала она.
Она отшвырнула лопатку и исчезла в темноте.

§

Брат.

Для меня это имело очень мало смысла. У Матери были дочери. Она всегда говорила так. Были и другие до нас — она упоминала о них Лили, я думаю, и Рут передала это как часть Евангелия. Но это всегда были дочери.

— Ты уверена? — спросил я Сьюзен на следующий день, когда мы пошли к ручью за водой.
Мне не нужно было говорить, в чем именно. Я боялась говорить об этом дома, из страха, что Мать проснется и услышит. Это был грех Сьюзен, выкапывать мертвецов, но я не остановила ее, и это сделало все и моим грехом тоже.
— Конечно, я уверена, — сердито сказала она. — Я достаточно хорошо знаю, что у меня между ног. Он был как Отец, а не как мы.
Я прислонилась к дереву. Черви проложили по нему осторожные тропы сквозь кору, которые закручивались вокруг, как слова, которые я не могла прочесть.
— Тогда почему она сказала, что он дочь? — спросила я.
Сьюзен дернула себя за волосы.
— Не знаю, — сердито сказала она. — Если только она не хотела, чтобы кто-то узнал.
— Я бы не возражала против брата, — тихо сказала я. Я понятия не имела, чем это будет отличаться от сестры.
Наклонилась и провела ведром по воде. Зеленые нити водорослей плавали в ней, как волосы.
Через минуту я сказала:
— Ну, значит будет еще одна, да?
Мать никогда не скрывала, что до нас были другие девочки, и что они ушли в мир. Как Рут, наверное. Мне было интересно, встречались ли они вместе и говорили о старых деньках, теплых местах на крыше и о том, как птицы кричали по ночам.
Сьюзен уставилась на меня.
— Ты не понимаешь, — сказала она. Ее голос был странным и медленным, как будто она сама только сейчас поняла это. — Не нужно заботиться о ребенке. Мы можем уйти.
— Уйти! — повторила я. — Куда уйти?
— Куда угодно. В город. В зеленую землю. На север. Туда, где ее нет.

Сначала я буквально не могла понять, что она говорит. Потом идея начала укореняться во мне, медленно, как семя, разворачивающееся и запускающее корни в землю.

Уйти. Уйти. Пройти дальше между деревьев и продолжать идти, не оборачиваясь.

Это возможно?

— Почему мы никогда не уходили раньше? — яростно спросила Сьюзен. — Почему мы не уходили? Я не знаю! Может это заклинание, как ты думаешь?
— Но… но мы же умрем с голоду, да? Если у нас не будет сада? Мы заблудимся… и Мать…
— Проклятая Мать! — прошипела Сьюзен.
Ее богохульство было слишком ошеломляющим. Я уставилась на нее, как рыба, вытащенная из ручья. Крик темных птиц то усиливался, то ослабевал, словно дыхание.
— Сьюзен! Ты не можешь!
— Я могу, — сказала она. — И ты пойдешь со мной.

§

Если бы мы ушли тогда, эта история была бы другой.

Если бы мы ушли тогда, возможно, Сьюзен рассказала бы ее вместо меня.

Но мы вернулись в дом, потому что Сьюзен подумала, что нам понадобятся припасы, а Мать ждала в тени дровяного сарая.
Ее руки были огромными, такими же большими, как голова Сьюзен. Она схватила ее за голову, как женщина, выдергивающая сорняки из земли.
— Что ты задумала, девочка? — прорычала она, пока Сьюзен отплевывалась и сопротивлялась. — Ты рыскала вчера ночью и совала свой нос в то, во что не следовало бы.
— Мама! — закричал я. — Мама, опусти ее!
Я без всякого толку хватала ее за руки.
— Ты думаешь, я дура? — прошипела Мать. — Ты думаешь, я не вижу, как ты крадешься здесь? Думаешь, ты такая умная?
Она трясла ее на каждом слове, и я слышала, как щелкают зубы Сьюзен, когда ее голова мотается вперед и назад.
Возможно, если бы Сьюзен все отрицала, мы бы справились. Но Сьюзен никогда не была миротворцем, никогда не была той, кто сглаживает углы, и когда Мать перестала ее трясти, она подняла голову и выкрикнула:
— Почему ты не сказала нам, что это мальчик?!
После этих слов наступила глубокая тишина. Никто не дышал.
А затем из-под земли Отец сказал:
— Ааааааууууххх…?
— Oh-die-will! — хором закричали темные птицы.
Мать перехватила Сьюзен за шею и отшвырнула меня в сторону свободной рукой.
Она шагнула в дом, волоча за собой мою старшую сестру к люку в подвале. Я побежала рядом с ней, хватаясь за нее, пытаясь замедлить, хотя моя голова все еще звенела от пощечины.
— Мать-мать-остановись, остановись!
Она распахнула дверь и спустилась по лестнице. Я стояла наверху, открыв рот, и слышала, как Отец смеется в темноте.
— Что, время пришло? — прохрипел он. — Ааааааааа…
— Нет! — прорычала Мать. — Не пришло! Теперь ешь и заткнись!

Я услышала крик Сьюзен, а затем я услышала звук, похожий на тот, когда Отец ел свеклу, но хуже.
Крики прекратились.

Голова Матери появилась в проеме люка. Я схватила за створку и со всей силы хлопнула ею.
Я просто пыталась остановить ее. Я не ожидала, что ударю ее. Деревянный люк отскочил от ее черепа, и она издала рев, как Отец, когда он был голоден, подняла руку и сорвала люк с петель.

Я побежала.

Я выскочил за дверь и за угол, ничего не думая, только пытаясь уйти. Я была на полпути к лестнице на крышу, когда подумала: «Это же глупо, куда ты идешь, другого пути вниз нет», — но было слишком поздно.
Лестница была достаточно маленькой, и ей пришлось быть осторожной, поднимаясь по ней. Верхняя перекладина ритмично стучала о край крыши.
Я отползла назад. Если бы пришлось, я бы прыгнула вниз. Больше я ничего не могла сделать.
Ее лицо появилось из-за края.
Темные птицы набросились на нее волной тел, как вороны, нападающие на ястреба. Она ударила себя по лицу, и я услышала, как хрустнули их крылья, но их становилось все больше и больше, они целились ей в глаза, и громко кричали высокими голосами, и она все шире раскачивалась на слишком маленькой лестнице, а ее руки разжались, когда она дернулась назад.

И она исчезла.

— Oh-die-will! — кричали темные птицы. — Умри-умри-умри!

Я подкралась к краю крыши.

Мать лежала, растянувшись в саду, окруженная темными птицами, живыми и мертвыми. Она ударилась головой о жернов. Ее кровь смешалась с кровью темных птиц, и земля под ними медленно почернела.

§

Мне пришлось спрыгнуть с крыши на бочку с водой, и я поцарапала руки и голени. Мне следовало бы пойти в сад, но я подумала о Сьюзен в подвале и что, возможно, отец знал ее слишком хорошо, чтобы есть ее, и, возможно, он понял, кто она такая. Может быть, она сейчас лежит раненая в темноте.
Мне нужно было проверить.
Я спустилась на три ступеньки лестницы в подвал и прошептала:
— Сьюзен?
— Все закончилось, — сказал отец. Его голос был хриплым и булькающим от редкого использования. — Все закончилось. Тебе ничего не осталось.

Я чувствовала себя так, будто висела в воздухе, и если бы я поднялась или спустилась по лестнице хотя бы на одну ступеньку, слова ударили бы в меня, и я бы их поняла. Если бы я их поняла, мне пришлось бы их почувствовать. Если бы я что-то почувствовала… хоть что-то… я бы умерла, потеряла сознание или упала с лестницы и была бы съедена.
— Мать умерла, — резко сказала я.
— Она умерла? Аааа…
Я слышала, как он шевелится, шорох плоти, звон цепи.
— Да. Как и должно быть. Когда они начинают… извергать мальчиков… время настало.
— Время? — тупо сказала я.
— Для новой Матери, — сказал он.
Я молчала. Было слышно только его дыхание и снаружи крики темных птиц.
— Обычно… это Рут… — сказал он и рассмеялся. — Ты всего лишь вторая… Детка… которая займет ее место…

Я говорила тебе в начале, что не все Рут были полными дурами. Мне тогда не приходило в голову, что некоторые из них могут быть монстрами.

— Тащи… старую… сюда, — предложил он. — Я съем ее… когда проголодаюсь…
— Ты хочешь, чтобы я стала новой Матерью?
Он снова рассмеялся. Я слышала, как его зубы царапают фундамент.
— А для чего еще… ты думала… ты была?

Я поднялась по лестнице.
Мать лежала в саду. Я посмотрела на нее и подумала, была ли она Рут или Сьюзен, и имело ли это какое-то значение.
На вершине жернова сидела темная птица. Она смотрела на меня глазами цвета лунного света, и было что-то в том, как она наклонила голову, как будто она ждала от меня…
— Сьюзен? — прошептала я.

Стая спустилась. Они сидели у меня на плечах, на голове, вдоль моих рук. Их твердые черные лапы кололи как швейные иглы. Мои сестры. Сотня Рут, Сьюзен и Деток.
Была ли одна из них Лили? Или только дочери людоеда, будучи пожранными, становились темными птицами?
И сколько из них были Матерями?
Я судорожно вздохнула, но у меня не было времени плакать. Я не могла рисковать, чтобы Отец узнал о моих планах.
Я подошла к поленнице и начала вытаскивать из нее дрова, полено за поленом, складывая их вокруг дома.
Я не знала, что произойдет после того, как я зажгу огонь. Возможно, дым задушит его. Возможно, огонь медленно его поджарит. Возможно, пол сгорит, а цепи, удерживающие его, расплавятся, и он сбежит в мир.
Я не хотела быть там, чтобы узнать это.
Птица Сьюзен окрикнула меня властным тоном.
— Да, — ответила я.
Опустилась на колени и дула на искры, пока они не разгорелись, затем встала и стряхнула щепки с рук.
— Да, я знаю. Я иду.

(с) Ursula Vernon «The Dark Birds», перевод Lasse Maja

#цитата #переводческое #хоррор #horror #семейные_ценности

У моей матери рождались дочери год за годом, и отец пожирал нас одну за другой.
В семье разрешалось иметь только три имени и только трех детей. Старшую, которую всегда звали Рут, и среднюю, которую всегда звали Сьюзен. Младшая была «младшей» или просто Деткой.
Когда рождалась новая дочь, она становилась Деткой. Бывшая Детка становилась Сьюзен, а Сьюзен становилась Рут, а Рут исчезала.
Когда я рассказываю эту историю сейчас, может создаться впечатление, что мы знали, что происходит. Но мы не знали. Я рассказываю вам это сейчас, чтобы это не стало для вас шоком, каким это было для меня.
Рут, я полагаю, в основном понимали, что происходит что-то странное. Доверчивые верили рассказу Матери о том, что прежняя Рут сбежала с проезжим торговцем. Подозрительные смотрели, прикрыв глаза, и думали, что в последнее время они не видели никаких торговцев... но с другой стороны, кто знает, на что была готова предыдущая Рут, чтобы сбежать из этого дома?
И к тому же всегда был новый ребенок, который быстро забирал все мысли и энергию, которые оставались у прежней Рут. К тому же, в зависимости от ее возраста, Сьюзен могла вообще не оказывать существенной помощи. Даже самые подозрительные могли полностью потерять ориентиры, постоянно просыпаясь ночью, чтобы перепеленать рыдающую сестру.
Тем не менее, я не могу сказать, что каждую Рут съел наш отец. Из стольких дочерей людоеда, конечно, не каждая была полной дурой.

Я совершенно уверена, что Рут непосредственно передо мной не была дурой. Она выбрала момент, сбежала и забрала свою Сьюзен с собой. Остался только новый ребенок, который был совсем маленьким. Мать родила ее и рухнула без сил, а проснулась при остывшем сером очаге и пустом доме, и голодный Отец ревел из подвала.

То есть, я думаю, что так все и было. Мать никогда бы не рассказала нам так много. Тем не менее, я могу представить это более четко, чем мне хотелось бы.

Так вот, между дочерьми часто были промежутки. Мы появлялись с разницей в четыре или пять лет. Иногда Мать теряла детей. Так что временные промежутки были обычным явлением. Но такой разрыв, когда старший ребенок внезапно оказался Рут, а никакой Сьюзен вообще не было, — это ввергло семью в смятение.
Мать стала худой и осунувшейся, с впалыми щеками, с костяшками пальцев, как красные грецкие орехи. Отец рычал и скрежетал зубами о фундамент дома.
Новая Рут едва могла ходить и, конечно, не могла одновременно ухаживать за садом и заботиться о ребенке.
Наша мать ходила взад и вперед с младенцем на груди, ее седые волосы растрепались по плечам, и наконец она сказала:
— Мы должны нанять девушку. У нас нет выбора.
Наш отец ответил из подвала голосом, похожим на голос земли и камней:
— Сделай это. Самую толстую!
— Нет, — сказала Мать, притопнув ногой, чтобы перекрыть его голос. — Не толстую! Это не для тебя. Это было так давно, они, должно быть, забыли, но они быстро вспомнят, если ты съешь ее!
— Орраааахаахаа… — сказал Отец, смеясь, и тряс дом, пока пыль не посыпалась с потолка.

(Я слишком ясно вижу это во сне. Птицы, должно быть, рассказали мне, я полагаю.)

И вот Мать оделась, пошла в город и наняла девушку, чтобы она помогала по дому.

§

Эту часть на самом деле я не могу себе представить. Она, должно быть, купила контракт бедной девушки, потому что любой, кто мог бы уйти, сделал бы это. Но она пришла, худенькая девочка с волосами, похожими на тряпки, и сломанными ногтями после плавания на корабле. Одна из ее ног была больна, и она не могла бегать, поэтому, вероятно, мать вообще могла позволить себе выкупить ее документы.
Она жила в сарае, рядом с поленницей. Она могла бы спорить, но я думаю, что ей достаточно было услышать звуки из подвала, чтобы благодарить судьбу, что она живет не в самом доме.
Иногда я думаю, как моя мать объясняла эти звуки?
Моя Рут росла, разговаривая с девушкой-контрактницой, которую звали Лили. Именно от Рут я слышала все истории, передаваемые как притчи. Евангелие от Лили, более драгоценное, чем все, что было написано в семейной Библии.
Она исчезла однажды ночью, вскоре после рождения новой дочери. Мать сказала, что ее контракт закончился, вы не можете держать служанку вечно, и это было вот так просто.
Новая девочка стала Сьюзен в том же году. А ребенок, который родился после...
Ну. Это был я.

§

Мать рожала сама, по собственному распорядку.
— Я уже это делала, — рычала она. — Оставьте меня в покое.
Моя сестра Сьюзен посмотрела на меня, а я на нее, и мы вышли из дома и сели в саду. Был ранний вечер, и Рут полола огород.
Она подняла глаза, когда мы вышли.
— Она уже все?
Я покачала головой.
— Ну, тогда иди помоги мне полоть.

Я помогала ей, пока не стало слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Ягнятник, мокрец и дикая горчица были в одной куче, трава и подмаренник в другой. Одни травы мы съедали, а другие выбрасывали через забор.
Я едва могла вспомнить время, когда у нас были куры и как я кормила их сорняками, но это было слишком давно. Теперь кур не было, и мать пришла в ярость, когда мы предложили завести еще.
— Куры не растут на деревьях! — прорычала она. — Мне придется продать тебя, чтобы получить цыплят. Может, стоит так и сделать, и как тебе это понравится?

Честно говоря, я не знала, каково это — быть проданной. Быть наемным слугой звучало плохо — Рут объяснила, что это такое, что иногда ты попадаешь в ужасные места и не можешь уйти. Сьюзен сказала, что так она, по крайней мере, увидит другие места, но я слишком боялась думать об этом долго.

Наконец Рут села на пятки, а я села опершись спиной на жернов. Это была большая тяжелая круглая штука, наполовину зарытая в землю. Мать как-то сказала, что жернов был там, когда отец построил дом. Он был слишком тяжел, чтобы утруждать себя его перемещением. Он был прохладный даже в жару, и на него можно было опереться спиной, как на стул.
Я понюхала пальцы. Они пахли зеленью, как солнце и трава, и немного как земля.
— Скоро нас будет четверо, — сказала я. — С новым ребенком.
Рут повернула ко мне голову. Я не могла разобрать выражение ее лица.
— Будет ли? — сказала она. — Интересно.

А потом мама крикнула, попросив чаю, и я встала, чтобы идти в дом, а это значит, что последние слова, которые я в этой жизни сказала своей старшей сестре, были глупостью, а последние, которые она мне задала, были вопросом, на который она уже знала ответ.

§

Роды у мамы, как она сказала, были легкими, но она же любила говорить, что даже легкие роды достаточно тяжелы. Я приносила ей чай три раза. Она спала и просыпалась, иногда кричала, а мы сидели у камина и ждали.
Это заняло много времени, так что мы заснули у камина, чего обычно не делали. Отец становился беспокойным, когда кричала мама, и однажды он ревел, сотрясая фундамент. Жестяная крыша дребезжала и звенела от шума.
Наступила и прошла полночь.
— Принесите воды, — сказала мама. — Детка, Сьюзен… идите к ручью.
Это был долгий путь в темноте. Кричали ночные птицы. У некоторых из них были низкие, пульсирующие голоса, как у горлиц, а другие были высокими и пронзительными, как у ястреба. Большинство из них, однако, издавали повторяющийся трехнотный крик, как у козодоев — Oh-die-will! Oh-die-will! Ночью они все вместе начинали кричать, козодои, цапли и темные птицы вокруг дома, создавая такой громкий шум, что вы едва могли услышать собственные мысли.
Они беспокоили Отца, когда кричали. Лето нравилось мне за обильную еду и светлячков, летающих над опушкой, но не за птиц.
В такие ночи мы с Сьюзен спали на крыше. Рут спала в сарае у поленницы. Думаю, она могла бы позволить нам присоединиться к ней, но там едва ли было достаточно места для одного человека, не говоря уже о троих. Она была той, кто знал Лили, поэтому она была той, кто хранил ее святилище.

Мы с Сьюзен сняли ведра с гвоздя на стене дома. Луна ярко светила над головой. Козодои обычно затихали в самую глубокую часть ночи, но сегодня темные птицы продолжали: Oh-die-will! Oh-die-will! Время от времени к ним присоединялись другие птицы, но вы едва могли услышать их, если не стояли рядом, так что это было просто хором громких пожеланий умереть.
Темные птицы были похожи на грачей, с глазами цвета лунного света вместо золотых. Иногда они сидели вдоль садовой ограды, но не приближались к дому.

Мы добрались до ручья при лунном свете, спотыкаясь о корни деревьев всего один или два раза. В это время года ручей был мелким, и вода, которую мы зачерпнули, казалась черной в лунном свете.
— Как думаешь, он высохнет в этом году? — спросила я. Это уже случалось однажды, и каждый день приходилось долго и изнурительно идти за водой.
— Не знаю, — сказала Сьюзен.
Я повернулась к дому и увидела на тропинке темную птицу. Она странно двигалась для птицы — порхала вверх и вниз, словно была ранена. Она была похожа на черную тряпку, зацепившуюся за веревку. Я отступила на шаг.
— Что это? — спросила Сьюзен, едва не врезавшись в меня.
— Птица. Она на земле.
— Лови ее, — сказала Сьюзен. — У нас давно не было мяса. — Она поставила ведро и начала крадучись идти к ней, протянув руки. — Иди с другой стороны.
— Oh-die-will! — пели темные птицы на деревьях. Птица на земле хлопала крыльями.

§

— Oh-die-will! — пели темные птицы на деревьях.
Птица на земле отчаянно хлопала крыльями. Я попыталась подкрасться к птице сзади. Под ногами хрустнули прошлогодние листья. Птица крикнула — не трехнотную песню, а высокий крик тревоги.
Сьюзен бросилась вперед. Птица выскочила из ее рук и взмыла в воздух. Она покинула луч лунного света, и я на мгновение потеряла ее из виду, затем она ударила меня в грудь, отскочила и влетела в нижние ветви дерева позади меня.
— Дура! — прошипела Сьюзен. — Она полетела прямо на тебя!
— Я не... я не ожидала, что она...
Сьюзен застонала.
— Ох, Детка...
— Мне жаль!
— Неважно. — Она подняла свое ведро. — Давай просто вернемся.

Вот история из Евангелия от Лили — она пришла из прохладной и зеленой земли, где поля были открыты и не превращались в леса, как только вы поворачивались к ним спиной. Ей не нравилось это место, от края до края заросшее шиповником, плющом и диким виноградом. Оно было недостаточно зеленым.
— Но здесь зелено, — сказала Сьюзен, когда Рут рассказала эту историю. — Все зеленое. Зеленый — единственный цвет здесь.
— Она сказала, что это не тот зеленый цвет, — сказала Рут.

Я росла, мечтая о той другой зелени, не в силах ее себе представить, гадая, похоже ли это на яркое солнце сквозь тополя или на глубокую зелень листьев каштана в тени, или же на плоские первые подушечки на прорастающем семени.

Рут на самом деле не знала. Иногда она придумывала что-то, чтобы сделать историю лучше, но она не могла вызвать в памяти цвет, которого никто из нас не видел...

To be continued...

(с) Ursula Vernon «The Dark Birds», перевод Lasse Maja

#цитата #переводческое #хоррор #horror #семейные_ценности

ЖАБЬИ СЛОВА
Когда я говорю, с моих губ наземь падают лягушки. И жабы тоже.

Раньше это было проблемой. Виной всему один случай, который произошел со мной, когда я была юной, сердитой и по горло сытой родительскими ожиданиями. У моей сестры, официально Хорошей, с губ падают золото и драгоценные камни, но поскольку я не могла быть ею, пришлось пойти другим путем.

Поэтому появились лягушки. Такое случается.

Блогожители тут как-то писали, что не придают значения названиям, не смотрят и не запоминают. Лень было писать, но подумалось, что я с таким подходом не ушла бы дальше "Каштанки", потому что в детстве читать не любила х_х) Особенно что заставляют. Но в некоторых названиях есть своя ̶м̶а̶р̶к̶е̶т̶и̶н̶г̶о̶в̶а̶я̶ магия. Я с давних, бумажнокнижных времён оттачиваю умение определять увлекательность книги по названию.
Тогда это было необходимо чтоб не пропустить интересную книгу среди развалов уценки на барахолке, к примеру. Или на лотке с покетбуками перед дальней дорогой. И вообще полезно для начинающего книголюба в доинтернетные времена. Вот критерии годных названий, пожалуй, не назову. Это сродни интуиции: иногда не срабатывает. Проще идти от противного. Например, под названием в формате "Кто-то для Кого-то" скорее всего будет фуфло. С другой стороны у меня самой есть заявка, которую можно было бы назвать "Бухгалтер для Темного Лорда", так что хз %)
Некоторые названия просто говорят типа: "ОТКРОЙ И ПРОЧИТАЙ, БЫСТРО!"
"У Фольксхалле поезд не останавливается"
"Дело о свалке токсичных заклинаний"
"Кто заплачет по тебе"
"Под знаком мантикоры"
"The Boy Who Lived A Bit"
"Черная книга"
"If They Haven't Learned Your Name"
"Разбойничья злая луна"
"Розовая книга радости"
"Хоббит, или туда и обратно"
"Погибель душ"
"Дневники Киллербота" и т.д.

В общем, примерно таким образом я набрела в сети на Урсулу Вернон. По названиям книг в списках новинок мира фантастики.
"A Wizard's Guide to Defensive Baking"
"Nettle and Bone"
дилогия хорроров "What Moves the Dead" & "What Feasts at Night"
Это просто... ПОТРЯСАЮЩЕ! *_* Мило, и стильно, честно и местами пугающе, а главное очень хорошо написано. И я бы ничего об этом не знала, если б не рылась в сети в поисках последних публикаций Марты Уэллс.
А самое забавное, с чем сталкиваешься прочитав первые чисто на глаз выхваченные книги из числа доступных - это уверения обзорщиков, что они-то и есть самые лучшие х_х) Аааа...
И все же мой читательский "глазомер" не всегда бьёт идеально в точку, например у того же Алексея Пехова есть потрясающий воображение цикл с простым названием "Страж", а у Дэвида Брина афигенный научно-фантастический триллер "Глина", хотя название прям не намекает. А у Урсулы Вернон есть, как оказалось, роскошный "A House with Good Bones", написанный ещё лучше более ранних историй! Но это в принципе вычисляется проще когда уже знаешь в какую сторону рыть. И ничто из этого не объясняет отчего такая забористая годнота почти что никак не переводится? Я б с удовольствием перечитала ::) И рекомендовала б другим!

#читательское #писательское #переводческое #размышлизмы

There's no going back - Уж нет пути назад
My presence fades to black - Моя реальность тает во тьме
Yeah there's no going back - Да, нет пути назад!
My anxiety attacks - Мои тревоги растут.

Bye mom, bye dad - Пока, мам, пока, пап,
Meow cat please meow back - Мяу кот, мяукни в ответ
Don't cry just dance - Не надо плакать, давайте танцевать!
Rim Tin Tagi Digi Dim Tim Tim - Рим-тин-таги-диги-дим-тим-тим!


#музыка #евровидение #переводческое

Из коллекции моих любимых идиом и поговорок английского языка ::)
Укуси меня (bite me), переводится в духе "иди нахрен!"
Купить ферму (buy the farm) - разбиться при десантировании, погибнуть в ходе осуществления авианалета и т.п. Бессмертная хайнлайновская классика))
Лучший из бананов (top banana) - деловая колбаса / большая шишка, просто ми-ми-ми)
Забрать (чью-то) козу (to get someone’s goat) - подгадить специально, разозлить, испортить настроение;
Это выше моей зарплаты! (It's above my pay grade!) В общем понятно о чем речь) Мне очень нравится, можно свободно русифицировать, ящитаю.
В общем, их много, и классических идиом, и прикольных поговорок в текстах англоязычных книг, некоторые даже гугл транслейт узнает. Но некоторые прям украшают историю:)

#переводческое #читательское

Минутка внезапной переводческой эротики (?) %) Слушаю английскую речь, и ухо без сомнений распознает фразу "Ebony can be fluffy sometimes". Перегретый к пятнице мозг недоумевает: в каком это месте черные могут быть пушистыми?? Наоборот, очень гладкая кожа, во всяком случае у тех, кого я знаю достаточно близко. Во всяком случае на открытых участках тела. Но, может... *моск подкидывает варианты О_о Много причудливых вариантов!*
В общем. "A banny can be fluffy sometimes"...

#пятница #переводческое #эроблоги

Стоило только медленно и спотыкаясь дочитать "Witch King" в оригинале, как вышел внезапный перевод на русский. Реально внезапный, я не видела или не заметила его в планах издательств, и к тому же Марта Уэллс не самый переводимый англоязычный автор. Но. Это все равно был интересный опыт. Триста новых оттенков описаний чудовищ, злого колдунства и демонов! %) Плюс яркий, образный текст - без идиом и поговорок О_о
И вся история очень красиво перекликается с "Лордом-демоном" Роджера Желязны и Джейн Линдсколд. Может даже немного с "Хрониками Амбера" ::) Во-первых, в том как главгерой расследует собственное убийство. Во-вторых, много демонов! В-третьих, главгероя тоже зовут Кай)) В-четвёртых, могущественные и пздц странные добрые друзья. В-пятых - политика! Много геополитических интриг, и я боюсь, что половину просто не втупила. Или что-то подразумевалось, а пропустила, потому что часть расклада политических сил с референдумом оказалась для меня довольно внезапной. Штош. Тем интереснее будет перечитать уже в нормальном переводе на русский))) Я вообще часто перечитываю Марту Уэллс...

#книги #graphic_design #переводческое

Который раз подряд снится сон, в котором я говорю с кем-нибудь на английском. Причем ладно бы сномагическим образом, типа как летаю)) Хрен там. Во сне все так же плохо, как в реальности. Пару раз даже просыпалась от того, что забыла какое-то слово, и не могу вспомнить х_х Невроз прям какой-то.
В реале никаких актуальных англоговорящих собеседников нет. Если не считать кое-какой переписки, перевода абстрактов и странных вопросов с кроссрефа. Разве что невроз в реале почти точно такой же, только не с языком.

#глюконавтика #переводческое

"Переводчики / Les traducteurs" 2019 г., реж. Режис Руансар, в ролях Алекс Лоутер, Ламбер Вильсон, Ольга Куриленко
Слегка передержанная драма о суровых реалиях издательского бизнеса. Группа переводчиков из разных стран получает выгодное предложение поработать над супербестселлером в обстановке глубокой секретности. Но дальше вместо герметичного детектива с загадочным убийством в запертой комнате, начинается насилие совершенно незагадочное, но от того не менее ужасное. Вроде как создатели фильма иллюстрируют самоочевидную истину о том, что большой бизнес убивает литературу, если не получится иначе, то прям в буквальном смысле))) Но в то же время тут есть что-то от плутовского романа, экшна, детектива и истории о творчестве. Только акценты, имхо, расставлены неправильно. А замысел превосходный.

#кино #писательское #переводческое

Немного романтики и самореклама: перевод "зонтичной" серии Около половины одиннадцатого (Just About Half-Past Ten) и Забудь про свой зонт! (Leave Those Umbrellas At Home) в эфире:)

18+ #марвел #картинки #переводческое #слэш #Зимний_Солдат

WordsCloud - определенно самый забавный способ понять что чисто технически текст получился слегка тово)))) И!! %) С другой стороны, хорошо хоть не "парень" или там "блондин"))

Картинка по первой главе "Погибели душ" (The Ruin of Souls). Оригинал emptycel.

#wordscloud #переводческое #шерлок #картинки

Тадаааммм))) Получила подтверждение уровня внимания читателей к своим переводам %) Давеча в помрачении поставила неправильный номер главы римскими циферками, вдвое больше нужного. Поставила и поставила. Заметила через две недели. Ни одного замечания, никаких камментов, как так и надо.

Штош. Нынче снова вписала неверный, уже от балды %) Снова ништяк!

В общем. Что я хочу сказать. Надо это не забыть как-то обыграть при случае)))))

#переводческое #писательское #лытдыбр

Ноябрь по-турецки (и большинстве родственных языков) зовется Касым. То же самое - нормальное традиционное мужское имя в соответствующем регионе, свидетельствующее о понятном стремлении родителей упростить задачу именования детей в многодетной семье.
С другой стороны, как подумаешь что целого главу сопредельного государства официально именуют НОЯБРЬ - так сразу непроизвольно начинает казаться, что это какой-то совсем уж пессимистичный вариант... Месяц-то сам по себе не самый веселый.

#осень #переводческое #размышлизмы

#meanwhile Искренне страшно читать свои переводы. Потому что я же открою редактуру и закопаюсь в правки, а время-то не резиновое! Опубликованное в бумаге открывать вообще - кошмар, поэтому лучше больше и не читать, разве что глянуть рецензии)) А вот собственные тексты почему-то читать не страшно. Их я сразу открываю "редактировать" и включаю буквоеда на всю катушку... #переводческое #писательское #лытдыбр #всякое

Если душа лежит к ноябрьской мистике - можно приложиться к флаффному мистическому триллеру от мастера жанра - emptycel ::)
Ангелы и демоны, поющие сатанисты и нехитрые радости из жизни практикующего экзорциста:) Большая часть истории уже на русском! https://ficbook.net/readfic/12579262
И здесь: https://archiveofourown.org/works/42531003/chapters/106826973
коллаж by RatL #шерлок #фанарт #переводческое

В английском языке слово «спасибо» ("thank you") происходит от глагола «думать» ("think"). Изначально оно означало «я буду помнить о том, что ты для меня сделал», что, как правило, было неправдой; но в других языках (португальское "obrigado" – хороший тому пример) стандартный термин соответствует выражению «премного обязан», т. е. означает «я перед тобой в долгу». Французское "merci" еще более показательно: оно происходит от слова «милосердие», мольбы о милосердии; произнося его, вы символически отдаете себя во власть своего благодетеля, поскольку в конечном счете должник – это преступник. Говоря «не стоит благодарности» ("you're welcome") или «не за что» ("it's nothing") (французское "de rien", испанское "de nada") – последнее выражение, по крайней мере, обладает тем преимуществом, что зачастую это правда, – вы уверяете человека, которому передали соль, что не записываете это действие в колонку долгов в вашей воображаемой счетной книге нравственности. То же относится к выражению «с удовольствием» ("my pleasure") – произнося его, вы говорите: «Да нет, это кредит, а не долг, вы мне сделали одолжение, поскольку, попросив передать соль, дали мне возможность сделать жест, сам по себе доставляющий мне удовольствие!».

Расшифровка негласного подсчета долгов («Я вам должен», «Нет, вы мне ничего не должны», «Если кто-то кому-то и должен, так это я вам» – словно в бесконечной бухгалтерской книге делаются бесконечно мелкие записи, а затем вычеркиваются) помогает понять, почему такого рода вещи рассматриваются не как квинтэссенция нравственности, а как квинтэссенция нравственности среднего класса. Сегодня в обществе действительно доминирует эмоциональность среднего класса. Но все еще есть люди, которые находят ее странной. Верхушка общества часто полагает, что учтивость должна проявляться прежде всего к лицам, стоящим выше по иерархической лестнице, и считает идиотизмом, когда почтальон и кондитер пытаются общаться друг с другом, словно два мелких феодальных сеньора. На другом конце шкалы находятся те, кто вырос в среде, которую в Европе называют «народной», – в мелких городах, бедных районах и тому подобных местах, где все еще считается, что люди, не враждующие друг с другом, должны друг о друге заботиться. Они сочтут за оскорбление, если им постоянно будут говорить, что есть вероятность, будто они могут не выполнять свою работу официанта или таксиста должным образом или не угостить гостей чаем. Иными словами, этикет среднего класса подчеркивает, что все мы равны, но делает это по-особому. С одной стороны, он требует, чтобы никто никому не давал приказов (ср. громила-охранник в торговом центре, который обращается к человеку, зашедшему в запрещенную зону, со словами: «Чем я могу вам помочь?»); а с другой – расценивает как форму обмена любой жест, в котором проявляется то, что я назвал «базовым коммунизмом».

#цитата Дэвид Гребер "Долг: первые 5000 лет истории" #переводческое #их_нравы

У меня тут случился интересный опыт в международном фан-сообществе: автор текста, который я зарилась перевести удовольствия ради, по ходу беседы промежду прочим запретила мне публиковать ее переводы в форме книг. Бумажных книг. Мол, конечно, переводить для себя, выкладывать в блоги, сайты - да, но никаких бумажных публикаций, иначе у нее возникнут проблемы с законом. Чьерт побьери, да мне даже в голову не приходила такая возможность О_о Что можно насобирать какого-нибудь нехренового фанфикшна, перевести и опубликовать у себя О_О Так вообще кто-то делает? Ну кроме как случая с тем нудным самопиаром Юдковского... #фанфикшн #переводческое #разное

Знаете как в турецкой локализации произносится название сериала (и фандом) Агенты «Щ.И.Т.»? Agents of J.E.N.G.A.! Как при этом не представлять фигуры, в которые складываются агенты ткскзть на рабочем месте? На время, да)) Соревнуясь между отделами, с общей таблицей очков и переходящим знаменем команды-победителя:) Думаю, такая игра тоже есть - нечто подобное описывает silentwalrus в первой части "body in the garden" %) #марвел #переводческое #картинки #Турция

Минутка рекламы: хотите немного упоротой альтернативной космической шерлокиады? Как специально для вас - "Задача двух тел (The Kepler Problem)" от kinklock!
Очень modern!AU, космические охотники за головами, дайверсити, альтернативная анатомия и все такое)) Слэш.

#Шерлок #фанфикшн #переводческое