3000 дней невиновности (гет)

Несколько секунд никто не двигался. Ни Люциус, застывший на пороге, как вкопанный, ни Драко, впервые за восемь лет увидевший собственного отца, ни Джинни, испытывающая крайнюю неловкость, как и любой посторонний человек, появившийся совершенно не к месту.

— У нас мало времени, — тихо произнесла она. — До рассвета Драко должен вернуться в свою камеру в Министерстве.

Её слова привели остальных в движение, сбрасывая оцепенение. Люциус сделал шаг в сторону, пропуская их внутрь и не сводя глаз со ссутуленной фигуры сына. Драко и Джинни двинулись и вошли в тёмное фойе. Домовой эльф неслышно проскользнул за их спинами и проворно закрыл дверь, но Джинни оказалась единственной, кто это заметил. Эльф поклонился ей и так же бесшумно засеменил прочь.

Глаза Драко были широко распахнуты, его взгляд метался вверх-вниз, беспокойно разглядывая высокую фигуру отца, словно он в рекордно короткое время пытался запомнить его внешний вид до мельчайших подробностей. Драко весь дрожал, в слабом свете ламп было видно, что в его глазах блестят слёзы. Джинни украдкой направила палочку на его запястья и наколдовала Приори Инкантатем, освобождая его от наручников.

— Я думал, что ты мёртв, — прошептал Драко.

Люциус не произнёс ни слова в ответ.

Драко тяжело сглотнул и снова заговорил:

— Я… Я годами пытался представить…

— Что с тобой? — рявкнул Люциус. — Выпрямись! Ты что, забыл, как держаться с достоинством? Расправь плечи, ступай гордо. Ты же Малфой, не стоит забывать об этом.

Джинни моргнула, почувствовав, как Драко невольно выпрямился.

— Он не…

Люциус взглянул на неё своими холодными серыми глазами.

— Думаю, ваши услуги нам больше не понадобятся, мисс Уизли, — надменно заявил он.

— Совсем наоборот, моя работа только началась, — возразила Джинни. — Я не оставлю Драко одного ни на секунду до того самого момента, как он будет сопровождён обратно в Министерство завтра на рассвете. Пока мы с вами сейчас беседуем, мой брат Рон патрулирует окрестности. Если мне покажется, что вы нарушаете нашу договорённость, я вызову его, не раздумывая.

— В таком случае…

— У нас есть строго десять часов и ни минутой больше, — с нажимом произнесла Джинни. — Если в двух словах, то Драко потерял память. Он не помнит ни вас, ни вашу жену. Именно поэтому он пропал на такой долгий срок.

Люциус резко перевёл взгляд на сына, разглядывая его ещё более пристально, чем до этого.

— Как тебя зовут? — бесцеремонно спросил он.

— Бен Га… То есть Драко Маллой, — ответил Драко. — Э-э… Малфой.

Лицо Люциуса вмиг помрачнело.

— Когда ты родился?

— Я… Ну…

— Сколько тебе было, когда тебе подарили первую метлу?

— Метлу? — переспросил Драко, совершенно сбитый с толку.

— Прекратите, пожалуйста! — воскликнула Джинни, делая шаг вперёд. — Вы можете просто поверить мне? Он не помнит ничего до ноября девяносто восьмого. Ни войну, ни Хогвартс, ничего…

— Я помню птиц, — пробормотал Драко. — Больших белых птиц в саду. Я не помню маму…

— Для тебя она «мать», — оборвал его Люциус. — Определённо, ты…

— И вы — мой отец? — Драко неуверенно шагнул ему навстречу. — У меня ваши волосы… Я похож на вас внешне. Они сказали, что мой отец — Люциус Малфой, полагаю, это и есть вы.

Именно в этот момент первый проблеск эмоций промелькнул на лице старшего Малфоя, настолько слабый, что Джинни показалось, будто это всего лишь игра света. Ладони Люциуса непроизвольно сжались в кулаки, но он тут же медленно разжал их.

— Да, Драко, — хрипло отозвался он. — Я твой отец.

Драко хохотнул и спрятал лицо в ладонях, в его нервном смехе слышались одновременно радость и отчаяние.

— Я так долго представлял себе этот момент, — всхлипывая, выдавил он. — Снова встретиться с тобой… — он поднял голову и опять взглянул на Люциуса, на его щеках блестели слёзы. — Честно говоря, я предполагал, что наша встреча пройдёт немного иначе… Мы не…

Звон колокольчика оборвал его на полуслове, разносясь по всему поместью. Люциус мгновенно обернулся на звук.

— Твоя мать, Драко, — спокойно сказал он. — Нам следует её навестить.

— Что с ней такое? — спросил Драко. — У неё рак?

Люциус презрительно усмехнулся.

— Чистокровная ведьма, страдающая от отвратительной маггловской болезни? Нет, она… — он вдруг словно вспомнил, что Джинни всё ещё находится здесь, и искоса взглянул на неё, прежде чем снова повернуться к сыну. — Ты должен быть куда более осмотрительным в присутствии посторонних, Драко. Наши личные дела касаются только нас — и никого более.

— Куда бы вы ни собирались вести Драко, я пойду вместе с ним, — напомнила Джинни.

Люциус одарил её таким свирепым взглядом, что Джинни ни миг снова почувствовала себя глупой маленькой девочкой.

— Мне что, стоит повторить?

— Нет, но мне, по всей вероятности, стоит, — смело ответила она на его взгляд. — Либо я везде следую за Драко, либо я вызываю Рона. Условия предельно просты.

— Ладно, — рявкнул Люциус. — Вы останетесь стоять у стены, там, где Нарцисса не сможет вас заметить. Вы не скажете и не сделаете ничего, чтобы потревожить её, вы меня поняли?

— У меня нет ни малейшего желания лезть в ваши дела.

— В таком случае мы пришли к консенсусу, — коротко кивнул Люциус.

Драко подошёл к нему, по-прежнему внимательно изучая лицо отца.

— Стоит ли мне рассказать ей всё?

— Нет, — ответил Люциус. Теперь, когда они находились в полуметре друг от друга, а не прожигали друг друга взглядами с разных концов комнаты, Джинни сразу заметила сходство, о котором говорил Драко — они действительно были похожи. Люциус выглядел как старшая версия Драко, с той же подтянутой фигурой, пепельно-белыми волосами и царственной осанкой. — Ты сделаешь вид, будто помнишь её… И меня… Я тебе помогу, — голос Люциуса дрогнул, и он кашлянул, чтобы вернуть себе самообладание. — Целитель сказал, что ей осталось совсем немного. Она может не дожить до утра.

Драко склонил голову и кивнул.

— Ты сделаешь всё, чтобы последние мгновения её жизни были как можно более счастливыми, — сказал Люциус. — Она ждала восемь лет, чтобы наконец увидеть тебя.

— Так же, как и я, — тихо отозвался Драко, и слёзы заструились по его щекам.

Джинни показалось, что Люциус потерял дар речи, он просто стоял и смотрел, как Драко плачет. Ей захотелось накричать на старшего Малфоя или пнуть его, чтобы привести в чувство — это же его сын, сын, которого он не видел восемь лет, — но Люциус вёл себя, как ни в чём не бывало. Глядя на плачущего Драко, он наконец потянулся и осторожно коснулся его плеча, ободряюще сжав его. Драко издал приглушённый всхлип и бросился в объятия отца, они отчаянно сцепились, пытаясь окончательно не утратить самообладание. Джинни заметила, как Люциус несколько раз моргнул, но его глаза тем не менее остались сухими, пока он шептал Драко на ухо успокаивающие слова так тихо, что ей едва удалось их расслышать.

— Ты дома, — говорил он ласково. — Ты вернулся к нам. Ты дома.

Джинни перевела взгляд на паркетный пол, подальше от насыщенной эмоциями сцены, невольной свидетельницей которой стала. Услышав звук их шагов, она снова подняла голову и увидела, что Люциус, обняв Драко за плечи, ведёт того к ступеням на второй этаж. Спрятав палочку в рукав мантии, Джинни молча последовала за ними.

Они прошли по знакомому коридору, в котором она уже бывала в свой прошлый визит сюда — неужели прошла всего неделя с того дня, когда она в последний раз была здесь? Неужели всего неделю назад они с Драко были в Брайтоне, смеясь и целуясь в ярких лучах солнца?

Ночью Малфой-мэнор выглядел будто дом с привидениями — как только они свернули в очередной коридор, факелы на стенах вспыхнули светом, освещая путь, но сразу погасли, как только они прошли мимо. Тени танцевали в каждом углу, но обстановка казалась на удивление неподвижной, словно застывшей, неживой, лишённой тепла. Джинни не удивилась бы, увидев облачко пара, вырывающееся изо рта при дыхании.

— Неужели обстановка не кажется тебе знакомой? — тихо спросил Люциус.

Драко, с жадностью рассматривавший каждую деталь интерьера, лишь покачал головой.

— Такое ощущение, будто… Будто я должен помнить. Но… нет, ничто не выглядит знакомым.

— Это пройдёт, — заверил Люциус. Джинни удивилась его оптимизму, она-то думала, что Люциус Малфой привык красить действительность в чёрные тона. — Пройдёт время, и воспоминания вернутся к тебе.

Драко горько хмыкнул:

— То же самое мне говорили восемь лет назад.

Люциус протянул с издёвкой:

— Вряд ли можно положиться на маггловскую медицину. Нет ничего удивительного в том, что тебе не смогли помочь, ведь ты волшебник.

— Так мне и сказали, — ответил Драко.

Дверь в покои Нарциссы оказалась слегка приоткрыта, но внутри было даже более темно, чем в коридоре. Драко остановился на пороге, вытер следы высохших слёз со своих щёк и пригладил волосы, в то время как Люциус шагнул внутрь. Драко последовал за ним. Джинни проскользнула в покои Нарциссы последней, тихо прикрыв за собой дверь.

Тёмно-фиолетовая обстановка комнаты выглядела ещё более гнетущей, освещаемая лишь одним источником света — стоящей на столике рядом с кроватью лампой, украшенной орнаментом из вьющихся лоз и цветов. Тяжёлые фиолетовые портьеры были частично задёрнуты, чтобы не пропускать слабый свет, и там, среди множества снежно-белых подушек, лежала Нарцисса Малфой в простой ночной сорочке, ещё более хрупкая и прозрачная, чем когда-либо видела её Джинни. Её глаза были прикрыты, а пепельно-белые волосы разметались по подушке. Джинни рассматривала Нарциссу с десяток секунд, просто чтобы убедиться — по едва заметно вздымающейся и опадающей при медленном и лёгком дыхании груди — что та ещё жива

Люциус подошёл к краю кровати жены, кивнув молчаливому целителю, сидевшему на расположенном неподалёку стуле, и взял тонкую с проступившими синими венами ручку Нарциссы в свои руки.

— Цисси, любовь моя, — прошептал он. — Посмотри, кто пришёл тебя проведать.

Её ресницы слабо затрепетали, но леди Малфой всё же открыла глаза. Джинни видела, как сначала её взгляд сосредоточился на Люциусе, а потом скользнул чуть в сторону, к Драко, присевшему рядом с отцом.

Она выдохнула одно-единственное слово:

— Дорогой.

Драко снова склонил голову, его плечи вздрагивали.

— Прости меня, пожалуйста, мама, — сказал он. — Прости, я…

— Ох, ты на самом деле здесь, — её руки дёрнулись в нежном порыве, слишком слабые, чтобы выполнить простейшее движение, пока Драко не взял их в свои ладони и не стал целовать их снова и снова. Улыбка озарила её лицо, столь лучезарная, что на миг она совсем не выглядела больной. — Я знала, что ты придёшь, дорогой. Мой милый, прекрасный мальчик.

— Если бы… Если бы я только знал, — запинаясь, бормотал Драко. — Если бы хоть кто-то… Кто-то сказал мне…

— Теперь это уже неважно, — промолвила Нарцисса. — Ты здесь. — Она немного повернула голову, чтобы Люциус тоже оказался в поле её зрения. — Два самых важных человека в моей жизни… здесь, со мной. Мы снова втроём, вместе, именно так, как я и надеялась.

— Прошло так много времени с тех пор, как мы в последний раз были вместе, — задумчиво произнёс Люциус. — Восемь лет.

— Ты только посмотри на него, Люци, — прошептала Нарцисса. Она нежно коснулась ладошкой щеки сына, лба, провела рукой по его длинным волосам. Даже глядя на него со спины, Джинни могла понять, что Драко плачет, и этого оказалось достаточно, чтобы слёзы заструились и по её щекам. — Посмотри, каким он вырос без нас. Он больше не маленький мальчик, разве нет?

— Совсем нет, — согласился Люциус.

— Такой красивый, — отметила она, улыбаясь. — У меня ещё нет внуков, я полагаю, или?..

Драко слабо хохотнул.

— Нет, насколько мне известно.

— Ах, ладно. Можно ведь женщине и помечтать, — отозвалась Нарцисса, смеясь вместе с ним.

Люциус склонился ближе.

— Цисси, тебе нельзя слишком волноваться, целитель сказал…

— Ой, не хочу даже слышать о целителе, — раздражённо выдохнула Нарцисса. — Я хочу узнать обо всём… У меня такое чувство, словно мы встретились впервые. Восемь лет, Люциус, и он вырос таким хорошим. Не уверена, что мы смогли бы вырастить его таким, если бы были с ним всё это время.

— Я бы хотел, чтобы вы были, — сказал Драко. — Мне совсем не нравилось расти одному.

Нарцисса снова подняла руку и пробежала пальцами по его волосам.

— Теперь ты больше не один.

— Я люблю тебя, мама, — прошептал он.

В глазах Нарциссы блестели слёзы.

— Дорогой, ты — свет моей жизни, центр всего моего мира. Я люблю тебя с того самого момента, как впервые взяла тебя на руки, с тех пор я полюбила тебя навсегда.

Драко ничего не ответил, лишь снова склонил голову и взял её ладони в свои дрожащие руки.

— Как ты себя чувствуешь, Цисси? — спросил Люциус. — Может, попросить целителя дать тебе ещё зелья?

— Мне не нужно зелье, — слабо отозвалась она. — Перед тем, как вы вошли, я видела дочь Андромеды.

Люциус в ужасе отпрянул:

— Цисси…

— Она простила меня, Люциус. Я видела её, она улыбалась мне из-за окна, прямо оттуда. Она ждёт меня.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — сказал Драко.

— Но мы все когда-то уйдём, дорогой, — ответила Нарцисса. — Я ждала лишь, чтобы увидеть тебя… Не сомневаюсь, ты — единственная причина, по которой я прожила так долго. И теперь ты здесь, и я тебя увидела, и не могу не гордиться, глядя на тебя, на мужчину, которым ты стал. — Она ещё раз нежно провела рукой по его волосам. — Расскажи мне обо всём, дорогой. Я так хочу узнать.

Джинни опустила голову и вытерла слёзы, отчаянно моргая, чтобы смахнуть их. Вряд ли она смогла бы сказать, сколько часов простояла в тёмном углу, пока Малфои разговаривали о жизни Драко и о том, как он потерял память. Только боль в ногах, которую она бессовестно игнорировала, и гнетущая тяжесть век наводила на мысли о прошедшем времени.

Джинни не смогла больше смотреть, когда глаза Нарциссы закрылись, и Драко стал умолять её не уходить, так что Люциусу пришлось помочь ему отойти от кровати матери. Он отвёл его на другую сторону комнаты, когда её сердце перестало биться.

— Я пришёл только сейчас, — бормотал Драко. — Я так долго ждал…

— Она ушла, отправилась в лучшее место, — тихо прошептал Люциус.

— Я по-прежнему не помню, — воскликнул Драко c лицом, покрасневшим от гнева, разочарования и скорби. — Она для меня — незнакомка. Я ничего к ней не чувствую. Она ведь моя мать! Но я не помню ничего! — он привалился спиной к стене, пряча лицо в ладонях.

У Драко было всего несколько часов, чтобы вместить в них двадцать шесть лет жизни с матерью. И в этом была вина Джинни.

В этот момент ей больше всего на свете хотелось тоже перестать что-либо чувствовать.