Палочка для Рой (джен)

— Ты пыталась поднять мятеж? — спросил Роули.

Я молча смотрела на него. Я привыкла, что приходится смотреть на всех снизу вверх, но Роули был очень большим, и явно привык использовать свой размер для запугивания людей. Он нависал надо мной, стоя чересчур близко, хотя я заметила, что руку он тщательно удерживает вдали от палочки.

Такое вообще не должно было работать. Даже самый малюсенький волшебник мог одолеть самого огромного из маглов. Тем не менее, человеческую природу было не изменить, и очевидно, данный прием выручал его достаточно часто, так что Роули продолжал его использовать.

— Вы и правда считаете, что арест и отправка в Азкабан пойдут вашим одноклассникам на пользу?

— Они не...

— Если бы я был тем, кем вы меня считаете, я бы отправил их в Азкабан или, может быть, домой, в сосновых гробах, — сказал он. — Я не Дамблдор, но многие пали бы от моей руки.

Если бы он и правда был настолько уверен в своих силах, то не вёл бы себя так осторожно со мной... если только я не являлась неизвестной для него величиной. Было известно, что я убила шестерых Пожирателей Смерти, и Роули не видел меня в бою. Такого рода осторожность говорила в его пользу, она означала, что он был менее глуп, чем некоторые волшебники.

Или же он просто не слишком-то верил в навыки волшебников, которых выпускает Хогвартс, что было ещё одним доводом в пользу того, что Роули не глуп.

— Министерство только что пыталось убить нас, — сказала я.

— Согласен, — отозвался он.

— Что?

— Дементоры не нарушают установленных запретов, пока не появится искушение, перед которым они не могут устоять, или пока им не прикажут. Не могу представить, чтобы кто-то из маглорожденных сейчас был особенно счастлив, не при нынешней политической обстановке... и это означает, что как цель они недостаточно лакомы.

— Вы знали...

Он покачал головой и нахмурился.

— Не знаю, почему вы считаете нас своими врагами. Большинство чистокровных не согласны со всей этой показухой. Маглорожденные — тоже волшебники, они не маглы.

Я решила не обращать внимания на эту ремарку. Он не ответил на мой вопрос.

— В правительстве есть люди, несогласные с тем, что маглорожденные заслуживают равных с остальными прав, — продолжил он. — Я не знал, что они решат зайти так далеко, но подозревал, что что-то да произойдёт.

— Именно поэтому вы уже направлялись к нам? — спросила я.

Нахмурившись, он покачал головой.

— Я просто знал, что оставить без присмотра класс, в котором больше сотни детей — ужасная идея, — ответил он. — Повезло, что вы не сожгли замок дотла.

— Вы не слишком-то высокого мнения о детях, да?

— Когда-то я сам был ребёнком, — непреклонно ответил он. — И этого с лихвой хватило. Откуда, по-вашему берётся зло в Пожирателях Смерти и подобных им? Они так и не смогли избавиться с возрастом от того, что впитали, будучи детьми.

Ага. Так значит, дети — зло.

— Так что вы намерены теперь предпринять? — спросила я. — Они только что попытались убить, пожалуй, четверть от числа оставшихся в Хогвартсе учеников. Что бы там ни думали о маглах, по-вашему, они оставят своих детей в школе, как только узнают о случившемся?

— Никто не пострадал, — заметил он.

— С точки зрения волшебника, — произнесла я. — Ведь волшебники могут излечиться практически от чего угодно. Маглы более хрупкие, а значит, они намного сильнее беспокоятся за детей. Если вы мне не верите, спросите хоть профессора...

Он взмахнул руками:

— Я подумаю, что можно сделать. Важно, чтобы вы не распространяли слухи, что я имею какое-то отношение к случившемуся.

— Почему? — спросила я. — Это, вероятно, повысило бы вашу популярность в правительстве.

— Меня она не волнует, — ответил он. — Я пришёл сюда, дабы мальчики вырастали в мужчин, а девочки — в женщин, а не чтобы убивать их.

И, видимо, сделать нас менее злыми?

Я оценивающе взглянула на него. Возможно, я в нём ошиблась... Уверенности до сих пор не было.

— Министерство уберёт дементоров? — спросила я.

Он пристально взглянул на меня, затем ответил:

— Я подам протест, но они будут настаивать, что это была трагическая ошибка, что они делают всё, что в их силах, для обеспечения безопасности учеников.

— Тогда научите нас заклинанию Патронуса, — предложила я.

— Это заклинание высшего порядка, — ответил он. — Его трудно изучить. Попросите Локхарта.

— Вы и правда думаете, что Локхарт сможет его наколдовать?

Его лицо скривилось самую чуточку, прежде чем вернуться к прежней безучастности.

— Возможно, Флитвик научит ему на своих занятиях, — сказала я. — Всех, кто сможет выучить, но особенно маглорожденных, раз уж мы стали мишенями.

Он нахмурился, затем кивнул.

— Я поговорю с Филиусом, — ответил он. Посмотрел на меня. — Что же касается вас, то вам мне придётся назначить отработку.

Глянув на свисающие позади него цепи, я покачала головой.

— Не цепи, — пояснил он. — Они для наихудших из наихудших... для Уизли, если сможем поймать их на горячем. Но если я не накажу вас, то у меня не останется никакого авторитета.

Я ощутила, что меня трясёт.

— Что не так? — спросил он.

Он дотянулся, ухватил меня за руку и зашипел.

Вытащив палочку, он направил её на меня. Я немедленно ощутила, как меня обволакивает теплом.

— Рядом с дементорами холодно, — призналась я. — И как только я прекратила двигаться...

Это тело было меньше прошлого, и холод в него проникал быстрее. Чтобы не давать самой себе замёрзнуть, мне не хватало жира в теле. Холод пробрал меня до костей, и даже с согревающим заклинанием я ощущала озноб.

— Мы спустимся к Помфри, — сказал он. — Вам нужен шоколад?

— Шоколад? — переспросила я.

Он что, был как Дамблдор? Меня всегда интересовало, не подмешано ли чего-нибудь в эти конфетки, которые он всем предлагал. Возможно, что я и ошибалась на этот счет.

— Чтобы справиться с последствиями того воздействия, которое дементоры оказывают на людей, — пояснил он. Посмотрел на меня пристально. — Вы же вообще ничего не почувствовали, правда?

— Чтобы им было что красть, для начала нужно иметь счастливые воспоминания, — отозвалась я. Встретила его взгляд. — И их у меня было не так уж много, с того момента, когда я перебралась в этот мир... мир волшебников.

— А до этого? — спросил он.

— Я выросла в опасном районе, — ответила я. — Уже долгое время я не была счастлива, и знаю, как с этим справляться.

Кажется, я его не убедила, но он жестом показал следовать за ним, и мы направились в медпункт.

Комната была забита всхлипывающими учениками. Всё это смахивало на зону боевых действий. Часть учеников во время паники потоптали остальные, бежавшие прочь, часть пыталась справиться с эмоциональными последствиями случившегося.

Как только мы вошли в комнату, в нашу сторону начали оборачиваться, и голоса стихали, хотя откуда-то позади всё ещё раздавались стоны учеников.

Все пристально смотрели на меня.

Гермионы здесь не было — сражавшихся и не получивших ранений учеников отослали обратно по своим спальням. Здесь были те, кто остался лежать на земле, раненые и наиболее уязвимые.

Моя рука дернулась к палочке, когда я заметила внезапное движение слева. Я не успела её вскинуть и оказалась в крепких объятиях Колина Криви. Он всхлипывал мне в блузку, бормоча что-то, вероятно, благодарности.

Я стояла скованно в его объятиях. Холод или усталость, должно быть, повлияли на скорость моей реакции. Я ощущала себя внезапно опустошённой, словно пробежала марафон. Колин медленно отстранился от меня, посмотрел, и через миг я прочла выражение в его взгляде.

Выражение признательности.

Один из учеников, я не рассмотрела кто, начал хлопать.

Остальные, кто мог, поднялись, и все они тоже захлопали. Под звуки их аплодисментов мне всё стало понятно.

Странное ощущение.

В моей прошлой жизни были такие моменты. Тогда, в школьном кафетерии, когда ученики, создав из себя живой щит, заступились за меня, выступив против всемирно известных героев.

Но в этом мире такое случилось впервые. Здесь было больше неприятия в мой адрес, чем дома; за то, что я грязнокровка, за жестокость, за то, что отличаюсь. Подобная реакция не должна ничего для меня значить — это просто дети, и, казалось бы, что мне их мнение? Но почему-то в горле стоял ком.

Роули, должно быть, ощутил моё беспокойство, потому сказал:

— Выступать за правое дело зачастую означает, что никто этого не замечает или что это никого не волнует. Но затем случаются такие вот моменты... цените их, пока они есть.

Роули подождал, пока стихнут аплодисменты, после чего сделал жест в сторону мадам Помфри.

— Мисс Эберт застудилась во время сражения с дементорами, — сказал Роули. — Оставляю заботу о ней на ваше усмотрение.

— Вы ранены, мисс Эберт? — спросила Помфри, внезапно придвигаясь ко мне. — Я слышала невероятные истории о вас.

Я пожала плечами.

Большинство историй обо мне были невероятными, а некоторые так и вовсе нелепыми. Эта Луна до сих пор считала меня какой-то разновидностью боггарта-мутанта.

— Ничего непоправимого, — ответила я.

Она направила на меня палочку, любому другому волшебнику я бы такого не позволила, по крайней мере без объяснений.

— Небольшое окоченение в мышцах, — сказала она. — Синяки на левой руке и правом колене. Температура тела низкая, поэтому тебя и трясёт.

Помфри сделала несколько пометок на клочке бумаги, который протянула мне. Я взглянула на него, но ничего не поняла, за исключением того, что там присутствовали очертания человеческого тела, немного схожие с тем, что рисуют на мишенях в тире. Она сделала пометки в тех местах, где я предположительно была ранена.

— Немного времени, и со мной всё будет в порядке, — отозвалась я. — Почему бы вам не помочь тем, кто в этом нуждается?

— Ученики шестого и седьмого годов помогают с незначительными растяжениями и ранами, — пояснила она. — А тем, кто эмоционально более стабилен, раздают шоколад. Прилягте, мисс Эберт, и кто-нибудь вскоре к вам подойдет.

Все кровати оказались заняты, так что я уселась на один из стульев для гостей.

Ученики немедленно окружили меня, протягивая руки, чтобы коснуться, и одновременно с этим благодаря, снова и снова. У некоторых из них были вопросы.

Такое вот столпотворение вокруг мне не понравилось; посреди всех этих доброжелателей кто-нибудь легко мог проскользнуть и напасть на меня.

— Сдайте назад, — услышала я мужской голос.

Это оказался один из семикурсников, и он проталкивался через остальных.

— Ей нужна помощь, так же, как и любому из вас, так что расступитесь, чёрт вас дери!

Потребовалось некоторое время, но, кажется, все уловили подсказку. Они расступились, оставив вокруг меня три метра пустого пространства.

— Прошу прощения за всё это, — сказал он. — Кажется, все сейчас немного не в себе.

Он вытащил палочку и, глядя на мою бумажку, начал наколдовывать заклинания на те части моего тела, что оказались ранены. Внезапно я ощутила отсутствие боли, которую даже не осознавала.

— Не знаю, что и сказать о тебе, Эберт, — произнес он. — Всё, что я там смог сделать, так это бегать от дементоров, а ты... они словно совсем на тебя не влияли.

— Не следует поддаваться отчаянию, — сказала я некоторое время спустя, осознав, что он ожидает какого-то ответа. Все сбившиеся в кучку вокруг нас тоже его ждали. — Ты преодолеваешь его и побеждаешь.

Я знала, что не всё так просто. Я видела депрессию отца, и в моей жизни бывали моменты, когда депрессия наваливалась так, что было трудно даже двигаться. Но этим детишкам требовалось нечто большее, чем просто представление о том, что борьба с отчаянием являлась длительной и тяжелой задачей. Им требовалось что-то, к чему можно было стремиться.

Мисс Ямада даже как-то спрашивала, не являлось ли мое рискованное нападение на Луна в мою первую ночь в роли героя бессознательной попыткой совершения суицида.

Посмотрев на всех, я сказала:

— У меня есть опыт в подобных делах, и я могу сказать вам только одно.

Все ожидающе уставились на меня.

— Нам придется помогать друг другу, — произнесла я. — В Америке, в магловской армии есть поговорка: своих не бросаем.

Я видела, как ученики опускают взоры. Здесь находились не те, кто пытался бросаться заклинаниями. Здесь находились те, кто бежал, или кто оказался затоптан, или просто упал, потеряв сознание.

— Я не смогу сражаться, — сказала одна из девушек. — Не с дементорами.

— Тогда помоги кому-нибудь другому убежать, — ответила я. — Доберись до двери и увеличь её, чтобы люди смогли через неё пройти.

— Я не настолько храбра, — отозвалась она.

— Не нужно быть храбрым, чтобы помогать людям, — сказала я. — Просто нужно действовать. Подобное будет и дальше происходить в этом мире, теперь ещё больше, чем когда-либо.

С риском для себя помогать людям, даже когда ты боишься, это и было воплощением храбрости. Но я не желала, чтобы у них сложилось мнение, что храбрость — нечто врождённое. Храбрость — результат выбора, совершаемого людьми, дабы преодолеть страх.

— Может, я просто отправлюсь домой, — сказал четверокурсник.

— И как ты будешь объяснять отсутствующие три с половиной года школы? — спросила я. — Какую работу ты сможешь получить без образования?

Было заметно, что некоторые только подумали про это, тогда как другие явно размышляли в подобном ракурсе.

— Это место — ловушка, даже когда нет войны, — продолжала я. — Всё сделано так, чтобы мы никогда не смогли вернуться в магловский мир; они рвут наши связи и заставляют жить полностью в их мире.

— Мы всё равно можем отправиться домой, по крайней мере, пока всё это не закончится, — сказал печальный паренек.

— Прежде чем заявиться сюда, они уже убивали маглорожденных, — ответила я. — Как вы собираетесь защищать себя дома? Самостоятельно? Они доберутся до всех, кто отправился домой, и не пройдет и недели, как вас убьют.

Толпа внезапно зашлась тревожными шепотками.

— Они загнали нас в угол, — продолжала я. — И единственный способ выжить — быть лучше, чем они. И не только морально. Ко времени выпуска большинство волшебников даже не знают заклинания щита. Нам всем нужно будет знать заклинания Патронуса, щитов и иные... чтобы хватило удрать, если на нас нападут.

На некоторых лицах виднелось сомнение; тех, кто изначально встал и сражался, убедить оказалось бы легче. На лицах других я видела своего рода принятие неизбежного.

— Как? — сказала одна из девушек. — Локхарт не учит нас никаким боевым заклинаниям.

— Тогда нам следует взять этот вопрос в свои руки. Кто из вас посещал дуэльный клуб в прошлом году?

Немногие из них подняли руки — в основном, те, кто потерял сознание, даже не получив шанса на сражение. Принимая во внимание всё известное, у меня появилось скверное подозрение, что детство у этих детишек было из числа наихудших.

Больше никто не поднимал рук и не признавался в посещении.

— Нам нужно снова заняться чем-то подобным, — сказала я. — Втайне, потому что если кое-кто в Министерстве услышит об этом, то они представят всё так, словно мы армия маглорожденных, готовящая переворот.

— А мы и правда будем его готовить? — спросил маленький мальчик.

— Нет, — соврала я. — Мы просто будем учиться защищать себя.

В конечном итоге, волшебному миру придется измениться. Чистокровные не понимали, что как только сотовые телефоны начнут выгружать подозрительные действия в Интернет, сохранять Статут Секретности станет невероятно тяжело.

Если бы я была во власти, то маглорожденные вступали бы в военные и разведывательные службы. С нужными людьми на ключевых постах, было бы легче следить за тем, что знало правительство, и быть в состоянии производить изменения при необходимости. Когда эти люди выходили бы на пенсию, они могли бы также тренировать авроров, чтобы те лучше делали свою работу.

Семикурсник сказал:

— Ты говоришь, как человек, который хочет свергнуть систему. Ты знаешь... после сегодняшнего, я вроде как и не возражаю.

Я оглянулась.

— Среди нас окажутся предатели, люди, которые попытаются сдать нас Министерству или Пожирателям Смерти.

Все замотали головами.

— Что если они будут угрожать убийством вашей семьи? — спросила я. — Тогда всё станет иначе. Если мы собираемся начать учить друг друга, то об этом нельзя будет говорить, и никто не должен будет знать о занятиях.

— Ты только что сказала об этом всем нам, — заметил семикурсник. — Будет трудновато сохранить тайну.

— Есть способы, — произнесла я.

Я размышляла на эту тему какое-то время и проводила исследования, что нужно сделать.

— Кого из вас заинтересовало моё предложение?

Рука взмыла ввысь, затем ещё одна, и ещё. Вскоре практически все, кто стоял вокруг меня, подняли руки.

— Что происходит? — услышала я голос Помфри.

Она выходила, чтобы принести ещё зелий, в чем я убедилась, прежде чем начать отпускать свои опасные замечания.

— А ну немедленно марш по койкам! — выкрикнула она. — Мисс Эберт завтра всё ещё будет здесь, если конечно познания юного мистера Джеффри в исцелении соответствуют его оценкам.

— Марк Джеффри, — представился семикурсник. — Похоже, этот год будет интересным.