Быть Северусом Снейпом (джен)

Увидеть Поттера на следующий день мне так и не удалось, потому что замок стремительно опустел. Большинство студентов разъехались на каникулы, включая тех, кто обычно предпочитал оставаться в Хогвартсе. Мое расписание оказалось на удивление пустым — это открывало новые любопытные возможности, но как обычно, я не мог позволить себе насладиться ими сполна.

Темный Лорд затаился. Я не знал, чем он был занят, но моя Метка не подавала никаких признаков жизни. Это настораживало ровно в той же степени, в которой приносило облегчение. Дамблдор был погружен в постоянно растущий круг дел, касающихся Ордена, но даже его периодическое присутствие было мне невыносимо. Оно неизменно напоминало о нашем последнем разговоре и его условиях — об этом бесконечном источнике яда в лице Поттера. Мальчишка продолжал отравлять каждый порыв энтузиазма, который мне удавалось из себя выдавить, так что получать удовольствие от Рождества, вполне вероятно последнего в моей жизни, я не мог.

Преподавать ему Окклюменцию. Я не сумел обучить его основам зельеварения за пять лет, а Дамблдор хотел, чтобы мы вместе практиковали такую тонкую и сложную науку, как блокировка разума?

Я не представлял, как добиться успеха на этом скользком поприще. Варианта имелось только два. Я должен был либо выстроить доверие с Поттером, уговорив его добровольно впустить меня к нему в голову, и попутно объяснив, что и как делать, либо применить противоположный подход. Резкая атака на разум, просмотр воспоминаний, которые ему бы хотелось скрыть больше всего — всё в попытке заставить его выстроить автоматический блок. Поттер мог научиться Окклюменции лишь двумя способами: глубоким и постепенным изучением предмета или с помощью инстинктов.

Первый вариант не имел ни малейшего смысла. После стольких лет взаимной вражды, у меня не было ни времени, ни терпения на завоевание его доверия. Поттера, как и большинство гриффиндорцев, отличали твердолобость и узость мысли. Если его первое впечатление о чём-то было негативным, то оно не поменялось бы несмотря ни на что — пожалуй, за исключением каких-то воистину радикальных событий, которые могли бы обнулить счёт и вынудить его взглянуть на ситуацию по новому.

Придумывать эти события я не мог. Поттера надо было обучить как можно скорее, так что резкая атака и враждебный подход — мой единственный возможный вариант.

Но что-то мне подсказывало, что даже он не возымеет эффекта.

* * *

Рождество я собирался провести в своих комнатах. Открыв старую бутылку настойки, которую я приготовил самостоятельно почти десятилетие назад, я взял бокал, книгу, и устроился в кресле рядом с камином. «Вольная Интерпретация Жизни Мерлина» почти наверняка состояла из сплошных выдумок, но я проникся этой книгой еще в детстве. За годы учебы в Хогвартсе, я неоднократно возвращался к ней, перечитывая снова и снова. После начала войны, тратить свое время на сборник глупостей стало казаться нелепым, но сейчас, сегодня — почему нет? Пусть у меня не было никаких ощутимых подтверждений своим чувствам, но почему-то я не сомневался, что конец приближался. Едва ли у меня осталось много времени, и перечитать некогда любимую книгу было той небольшой роскошью, которую я мог себе позволить.

Пригубив настойку, я открыл первую страницу, и в тот же миг в дверь постучали. Я замер, нахмурившись.

Кто это мог быть? Дамблдор? У него имелся удивительный талант портить как плохие, так и хорошие дни.

Нехотя, я отложил книгу и поднялся на ноги. В дверь снова постучали, так что я ускорил шаг и распахнул ее одним резким движением.

— В чём дело? — рявкнул я. Стоявшая на пороге Макгонагалл насупилась.

— Нечего грубить, Северус, — возмущенно проговорила она. — Можно подумать, я беспокою вас каждый вечер.

— Мне в целом не нравится, когда меня беспокоят. Что вам нужно?

Макгонагалл на мгновение поколебалась, а потом уверенно задрала нос кверху.

— Сказать вам, что вы сегодня идете на праздничный ужин. У вас есть три минуты, чтобы собраться — если, конечно, они вообще вам нужны.

От подобной наглости я оторопел. Несколько секунд я недоверчиво разглядывал мою незваную гостью, пытаясь понять, шутит она или нет, но ее лицо оставалось непроницаемым.

Поразительно. Гриффиндорцы были совершенно уникальным видом волшебников.

— Я не собираюсь идти на ужин, — сказал я медленно. — Но благодарю за личную доставку приглашения. Не стоило так утруждать себя.

— Вы идете на ужин, — возразила Макгонагалл, — потому что одна я туда не пойду, а хоть кто-то должен присматривать за этой... госпожой инспектором.

О. Дело было в Амбридж? Это… совершенно ничего не объясняло.

— С чего вы решили, что вы там будете одна? — осведомился я раздраженно. — Мне напомнить вам, сколько в Хогвартсе преподавателей? Да и Дамблдор наверняка…

Минерва прервала меня громким фырканьем.

— И почему я не удивлена, что вы всё прослушали! — воскликнула она. — Все члены Ордена в настоящий момент сами-знаете-где, отмечают Рождество вместе. Директор тоже отбыл туда. Сегодняшний день выпал на мое дежурство, так что я остаюсь в замке. И если мне предстоит ужинать практически наедине с Амбридж…

— Там будет еще как минимум 10 человек!

— …то и вы там будете присутствовать, — закончила она, пропуская мимо ушей всё, что я сказал. — Двойное дежурство в любом случае эффективнее, чем если бы я делала всё сама.

— Я не имею никакого отношения к вашему дежурству, мне хватает своих, — возразил я, но уже без былого пыла. Со стороны Минервы было странно так настойчиво требовать мое присутствие, но с другой стороны, я ее понимал. Несмотря на показную холодность, ей не всегда удавалось держать себя в руках с Амбридж. Если количество преподавателей сократилось и директор тоже отсутствовал, неудивительно, что ей требовалось промежуточное звено. В конце концов, из всех присутствующих, я один был вынужден играть роль союзника Амбридж, так что я мог разрядить обстановку, приняв всю атаку ее внимания на себя.

Только с чего мне соглашаться на подобное? Мои первоначальные планы на вечер нравились мне куда больше.

Минерва, видимо, подумала о том же самом, потому что она быстро сменила тактику.

— В настоящий момент, с Амбридж вы принесете большую пользу, чем я, — сказала она. Жалкая попытка заискивания. Хотя в любом случае, у нее ничего не вышло. Я сомневался, что Минерва вообще была физически способна на заискивающий или хотя бы просительный тон. — Возможно, Рождество смягчит даже кого-то вроде нее. Разумеется, я не смогу выведать никакой информации, а вот вы…с вами она могла бы поделиться.

Я демонстративно закатил глаза.

— Довольно, — сказал я. — Хватит с меня самого факта Рождества — я не в настроении слушать слащавые речи. Я согласен сходить на ужин, но только на 30 минут. И я очень сомневаюсь, что Амбридж вдруг решит поделиться со мной чем-то даже отдаленно стоящим.

— В зависимости от того, что она будет пить, — загадочно отметила Минерва. Послав мне заговорщицкую улыбку, она поспешила вперед по коридору, и я с очередным тяжелым вздохом последовал за ней.

* * *

Амбридж уже восседала в Большом Зале, когда мы туда вошли. Ее щеки были подозрительно розовыми, и она громко что-то выговаривала Трелони, которая вжималась в свой стул, то и дело бросая умоляющие взгляды на немногочисленных коллег.

— Минерва! — заверещала она при виде меня и Макгонагалл. — И Северус! Как хорошо, что вы пришли! Садитесь, садитесь. Я как раз собиралась пересесть, здесь слишком дует!

Я успел только моргнуть, а Трелони уже отпрыгнула на другой конец стола, уместившись рядом с Синистрой. Минерва послала мне долгий многозначительный взгляд, прежде чем тоже прошествовала в ту сторону. Освободившееся место с Амбридж зияло пустотой, и с очередным вздохом, я занял его.

— Так на чём мы остановились? — поинтересовалась Амбридж. Ее глаза были расфокусированы. Когда она успела напиться до такого состояния? Ужин только начался. — Вы не способны отличить предсказание от предзнаменования, не говоря уже… о, Северус! — Амбридж, наконец, сумела меня разглядеть. — Как вы здесь оказались?

— Вызвался добровольцем, — ответил я. Она недоуменно моргнула, а затем залилась визгливым хихиканьем. Пожалуй, слушать смех Темного Лорда было и то приятнее.

Даже не глядя в сторону, я мог почувствовать на себе осуждающий взгляд Минервы. И как она могла слышать, что я говорил, с противоположного конца стола? В любом случае, Амбридж находилась далеко от реальности и не смогла бы понять весь смысл моих слов, даже приложив усилия.

— Я довольна, что вы тут, — заявила она, опрокидывая в себя бордовый напиток. Конечно, Амбридж отнюдь не блистала интеллектом, но я сомневался, что даже она позволила бы себе отравлять свой организм у всех на виду с такой скоростью. Что-то здесь было не так. — Эта Трелони несет полную чепуху! Как Дамблдор вообще держал ее в школе столько лет? Просто возмутительно! Министр, разумеется, услышит об этом. Или

уже услышал. Нет разницы — главное, что в скором времени, качество уроков значительно, значительно улучшится!

Я вытащил себя сюда не для того, чтобы слушать информацию про Трелони. Мне не было никакого дела до того, уволят ее или нет. Но раз на Амбридж напала такая болтливость, вытащить из нее что-то более весомое не составит труда.

— Боюсь, что директор может не одобрить ваши изменения, — равнодушным тоном проговорил я. Амбридж фыркнула.

— Кому какое дело до того, что он там одобряет? В скором времени у меня будет больше власти, чем Дамблдор может себе представить! И конечно, мне не помешают преданные люди, — она попыталась подмигнуть, но сделала это обоими глазами сразу. Картина вышла до того абсурдной, что мне с трудом удалось сдержать презрительный смешок. Губы всё равно предательски дрогнули, поэтому я тут же попытался принять как можно более серьезный вид.

— Вы всегда можете на меня рассчитывать, — сообщил я. Амбридж довольно кивнула, притягивая к себе целый кубок со спиртным. Что Макгонагалл и остальные ей подмешали и как у них это вышло? Было очевидно, что нелепо себя вела только Амбридж, так что вероятно, не обошлось без эльфов, обслуживающих определенные участки стола.

— Могу я спросить? — поинтересовался я, когда Амбридж так ничего и не ответила. — В скором времени — это когда?

— О, в любой день в течении нового учебного года, — она безмятежно махнула рукой. — Это зависит от Министра и от того, как быстро я смогу доказать полную некомпетентность Дамблдора в качестве директора. Но уверяю, ни Дамблдора, ни Поттера здесь скоро не будет! И не только здесь — мы изгоним их из Британии! И в Азкабане для них уже давно готовы места. Министр лично сказал мне об этом!

Я издал неопределенный звук, который она легко могла принять за согласие. В намерении Амбридж избавиться от Дамблдора я не сомневался, но Азкабан? Это звучало просто нелепо. Как понять, что из ее слов правда, а что пьяный бред? Минерва однозначно перестаралась.

У Фаджа никогда не было власти, позволившей бы ему упрятать Дамблдора в тюрьму. И всё же, нервное напряжение потихоньку нарастало, заставляя мое сознание судорожно искать возможные комбинации, которые Министерство могло бы применить.

Я ведь не знал и половины того, что там творилось. Мои задания касались непосредственно Темного Лорда. Что, если опасность была реальной, и угрозы Амбридж не являлись пустыми бреднями пьяной женщины?

Едва ли я мог что-то предпринять в ситуации, когда у меня почти не имелось информации, но попытаться не помешало бы.

— Кингсли Шеклболт, — сказал я. Амбридж вновь попыталась сфокусировать свой затуманенный взгляд на мне.

— Что-что? — переспросила она.

— Кингсли Шеклболт, — повторил я снова, специально говоря как можно медленнее и четче. Чтобы хоть часть моих слов отложилась в ее сознании после сегодняшнего вечера, стоило упоминать имя Шеклболта как можно больше раз. — Он отличный аврор. Шеклболт уважает Министра и поддерживает его. Шеклболт восхищается его решениями, в том числе о вашем назначении. Он очень положительно высказывается и о вас в том числе.

— Обо мне? — Амбридж довольно просияла. — Неудивительно! И что же он говорил?

— Шеклболт считает, что Хогвартсу не помешает директор вроде вас, — ответил я. Ложь легко слетала с языка — после лавирований в присутствии Темного Лорда, обвести вокруг пальца Амбридж не составляло труда. — Я рассказывал ему о реформах, которые вы уже ввели, и он просил передать вам свое восхищение. Шеклболт готов поддержать вас во всех начинаниях.

— Отлично, отлично, — Амбридж постучала пальцами по столу, размазывая жирные пятна на скатерти. Я заинтересованно изучил их взглядом. Она ничего не ела — по крайней мере, я этого не видел. Должно быть, то пойло, что ей подмешали, оставляло подобные следы. Это сужало круг возможных вариантов. — Шеклболт, значит. Да, у него хорошие рекомендации. Это хорошо. Хорошо, когда хорошие авроры на твоей… — Амбридж икнула, прикрывая рот рукой. — На твоей стороне, — закончила она.

И эта нелепая женщина всерьез считала себя сильным противником. До чего смехотворное убеждение.

Возможно, мне стоило упомянуть несколько других человек из Ордена, но это могло навести ее на ненужные размышления. Если Амбридж вспомнит наш разговор, факт моего знакомства с одним аврором не вызовет особых подозрений. Если же я начну рекомендовать их пачками, это покажется более чем странным, учитывая, кем я был.

— Помяните мои слова, скоро как минимум четверо человек вылетят отсюда, не успев опомниться, — заплетающимся языком вымолвила Амбридж. Судя по тому, как осоловело она моргала, в сознании ей предстояло пробыть не больше минуты. — Имя Дамблдора вычеркнут из истории магии. Эта невыносимая Магон… Макног… Минерва отправится за ним следом. Про фальшивую предсказательницу и говорить нечего, а вот четвертым будет Поттер. О да, этот мальчишка уже давно напрашивается. У меня никак не получается выбить из него его выдумки, но еще немного… еще немного и…

Глаза Амбридж, наконец, закатились. Она начала заваливаться назад, и я быстро пробормотал заклинание. Ракурс поменялся: вместо того, чтобы безопасно обмякнуть в кресле, Амбридж рухнула лицом в тарелку с пирогом, к которому так и не притронулась.

Даже если за нами наблюдали, присутствующие не смогут доказать, что я что-либо сделал. Это — маленькая и несущественная месть за время, которое я был вынужден потратить.

С другого конца стола раздалось нестройное хихиканье. Синистра и Спраут наблюдали во все глаза; Трелони смотрела на Амбридж с дурацким зачарованным видом, словно не могла наглядеться. Минерва лишь самодовольно усмехалась.

— Кажется, даже госпожа инспектор не вынесла вашей компании, Северус, — заметила она. Несмотря на слова, тон был дружелюбным, и я лишь хмыкнул.

— Когда в следующий раз надумаете заниматься зельеварением, позовите того, кто в этом разбирается, — произнес я. Я не знал, кто именно приготовил опьяняющую настойку для Амбридж, но таланта в этом было мало.

Минерва оскорблённо насупилась, и я не смог сдержать довольной улыбки. Ну надо же. Настойка — ее рук дело? Я ожидал от нее большего. Теперь мне будет, что припомнить и чем уколоть, когда она неизбежно выдумает новую причину для конфликта.

— Всего хорошего, — добавил я, и, не дожидаясь ответа, покинул Большой Зал.

Я выполнил свою миссию, а ужинать рядом с бесчувственным телом Амбридж казалось сомнительной наградой. Меня по-прежнему ждали моя книга, мой камин, и мой напиток. Там не было места другим людям — и именно этого мне сейчас хотелось. Тишины. Одиночества. Возможности ни о чём не думать и не опасаться будущего, которое с большой вероятностью не настанет.

* * *

Утром Амбридж исчезла из замка. Я не видел ее почти до конца каникул, и судя по тому, какая дружелюбная атмосфера царила во время трапез, остальные разделяли мои умиротворение. Темный Лорд тоже не подавал признаков жизни, поэтому я читал, изучал зелья, и снова возвращался к чтению. Такая временная свобода была для меня совершенно непривычной — ни Дамблдора, ни Лорда, ни учеников, ни Поттера, который то и дело во что-то влезал — никого, перед кем пришлось бы отчитываться или за кем требовалось следить. К хорошему привыкалось быстро, так что когда каникулы подошли к концу, меня начало поедать редкое для меня чувство лени.

Не хотелось возвращаться к старой рутине. Не хотелось шпионить. И уж тем более не хотелось сообщать Поттеру, что его ждут дополнительные уроки со мной — не говоря уже о том, чтобы проводить их.

Но похоже, мои каникулы заканчивались еще раньше, чем у всех остальных, потому что прямо с утра меня отыскала незнакомого вида сова. Она бросила письмо прямо мне на колени, и еще не открывая его, я сразу понял, что оно от Альбуса. Только он умудрялся выводить буквы под таким странным наклоном.

Северус,

Гарри проводит сегодняшний день в штаб-квартире. Это хорошая возможность назначить первую дату вашего занятия и обсудить детали. Боюсь, со всей суетой, это ускользнуло от моего внимания, так что ответственность ложится на вас. Чем быстрее вы начнете, тем лучше.

Я надеюсь, вы хорошо провели Рождество.

А.Д.

Бесполезное и выбившее меня из равновесия сообщение захотелось тут же отправить на сожжение. Я сдержал себя в последний момент, а внутри уже вовсю разливалось знакомое раздражение.

Что за странная идея? Почему я должен был отправляться на Гриммо, чтобы предупредить Поттера о занятиях? Он возвращался в школу уже завтра. К чему эти лишние движения?

Конечно, Дамблдор не отдал прямого приказа, так что при желании, я мог его проигнорировать…

На мгновение, искушение почти превысило здравый смысл, уговаривая меня провести этот последний день отдыха так, как хотелось. Едва ли еще когда-то обстоятельства сложатся так благоприятно, что поблизости не будет ни одного человека, которому я был что-то должен. Днём меньше, днём больше — это сути не меняло.

Но я тут же решительно загасил эту искру бунтарства. Приказ был приказом, вне зависимости от того, насколько он был завуалирован. И в конце концов, едва ли на это уйдет много времени — если только Дамблдор не хотел, чтобы я задержался на Гриммо по какой-то причине. Если бы еще не нарваться там на Блэка и бесконечный выводок Уизли…

* * *

Переодевшись в более теплую мантию, я направился к центральному выходу. В это время, Хогвартс был на удивление тихим. Подземелье и холл казались абсолютно пустыми; вокруг плавали рождественские свечи и блуждающие синие огни — изобретение Флитвика на этот год. Я не сомневался, что даже бродя по замку часами, шансы встретить кого-то еще были минимальными. И в то же время, жизнь чувствовалась повсюду.

Если подумать, я провёл большую часть своего существования в этом месте. Хогвартс был домом, даже когда не ощущался таковым. Мое сознание привыкло к нему настолько, что казалось, я мог распознать каждый звук: скрип конкретных лестниц, бормотание конкретных портретов, капли, упорно падающие с потолка в нескольких местах в подземельях, и даже то, как порывы ветра то и дело врезались в окно, просачиваясь в замок через крохотные отверстия в рамах.

Все эти звуки меркли, когда Хогвартс был полон учеников, и услышать их можно было или на каникулах, или ночью.

Меня внезапно затопило странное сочетание ностальгии, тепла, и угнетения. С глубоким вздохом, я попытался отделаться от него.

Сейчас было не до меланхолии. Ступать на территорию Гриммо напоминало возвращение в худшие школьные годы, поэтому мне требовался совершенно иной настрой.

С другой стороны, как только я увижу Блэка, он непременно появится автоматически. Враждебность и потребность вывести его из себя прежде, чем он сделает это со мной, уже давно входили в мои инстинкты, так что настраивать себя особой нужды не было.

Хоть в чём-то Блэк не был бесполезен.

* * *

Как я и ожидал, в штаб-квартире царил хаос, и создавала его преимущественно Молли Уизли. Она носилась со стороны в сторону, то и дело что-то бормоча и размахивая руками. Казалось, она с кем-то разговаривала, но поблизости никого не наблюдалось — судя по всему, она упустила момент, когда ее дети ретировалась, и не осознавала, что ее уже никто не слушает.

Уизли была настолько погружена в себя, что практически сшибла меня с ног.

— Ох! — воскликнула она, недоуменно моргая, — Северус? Что вы здесь делаете, у нас разве назначено собрание?

— Нет. Я пришел поговорить с Поттером, — коротко отозвался я. Уизли неуверенно нахмурилась.

— Что-то случилось? — спросила она настороженно. — Если он что-то натворил, я уверена, что…

— Приказ Дамблдора, — перебил я ее. Тратить лишние слова на эту женщину мне не хотелось, учитывая ее потрясающую способность растянуть несколько строчек в бесконечный диалог.

— А, — она немного расслабилась. — Что ж. Идите на кухню, я сейчас его позову… Нет, постойте, лучше не на кухню!

Внезапная паника в ее голосе остановила бы меня в любой другой ситуации, но сейчас я был слишком раздражен. Не оборачиваясь, я распахнул дверь кухни, и тут же понял, почему Уизли передумала. У плиты торчал Блэк, ругаясь и пытаясь колдовать над кастрюлей. Презрительный смешок вырвался из горла сам собой.

— Тебе наконец нашли применение? — поинтересовался я. — Поздравляю.

Блэк подпрыгнул от неожиданности, чуть не выронив из рук палочку. Как только его взгляд сосредоточился на мне, его лицо исказилось знакомой маской негодования.

— Снейп! —выплюнул он. — Какого черта ты здесь забыл?

— Твоего бездарного крестника, — отозвался я, усаживаясь за стол. Прежде, чем Блэк мог вылить на меня очередную кучу проклятий, я достал письмо от Дамблдора и лениво левитировал его в его сторону.

Послание было коротким, но прошло несколько минут, прежде чем Блэк, наконец, снова поднял голову.

— И что это значит? — с вызовом произнес он. — Что еще за занятия? И зачем понадобилось посылать тебя сюда? Других способов передать сообщение не было?

— Я здесь не для того, чтобы отвечать на твои вопросы. Мне и без того хватает дел.

—Знаю я о твоих делах, — Блэк гневно сверкнул глазами. — То, что случилось с Боудом — твоих рук дело. Как бы Дамблдор тебя не защищал, я знаю, что…

— С Боудом? — переспросил я. — Я понятия не имею, кто это.

— А должен бы! Потому что его прокляли твои дружки, Пожиратели Смерти, когда послали его за Пророчеством!

Блэк звучал торжествующе, словно одержал победу в одному ему понятной битве, но я лишь всё больше недоумевал. Я не знал ни Боуда, ни причин, по которым на него могли напасть.

— Темный Лорд не вызывал меня в последнее время, — сказал я. — Я не в курсе приказов, которые он мог отдавать.

— Это по твоим словам, — бросил Блэк резко. Его глаза сузились. — Боуд Невыразимец. По нашим данным, кто-то попытался подчинить его волю себе и заставить его добраться до Пророчества. Он сопротивлялся, как мог, но его сознание было вывернуто наизнанку, так что теперь он считает себя чайником и чашкой в одном лице и будет коротать свои дни в Мунго. Хочешь сказать, ты впервые об этом слышишь?

— Я уже сказал тебе, Темный Лорд не вызывал меня к себе и не делился своими планами, — огрызнулся я, но мысли лихорадочно понеслись вперед.

Боуд работал Невыразимцем. Кто-то попытался заставить его принести Пророчество — разумеется, безуспешно. А значит…

Догадка была такой пронзительной, что я вздрогнул. Сердце рухнуло куда-то вниз, и мне потребовалось несколько секунд на то, чтобы удержать на лице спокойную маску.

Блэк не мог этого знать, но он оказался очень близок к правде. Это действительно была моя вина. Я сказал Эйвери о необходимости установить контакты с Невыразимцами. Я надеялся, это займет его на какое-то время, но я допустил ошибку. Ошибку, которая стоила рассудка другому человеку.

Тогда, в том странном доме, я думал, что это хорошая идея. Закладывать разные мысли в головы врагов и наблюдать, куда они их заведут, могло принести ценные плоды. Но на этот раз, я просчитался, и если кто-то узнает об этом…

Блэк, которому явно наскучило мое молчание, принялся вновь изучать письмо от Дамблдора, а я попытался прийти в себя и успокоить бешено колотящееся в груди сердце. Получалось плохо.

Я подсказал Эйвери выведать больше информации — по какой-то причине, я был уверен, что он попытается наладить контакты с Невыразимцами и осторожно разузнает у них о Пророчестве. Мне не пришло в голову, что он может действовать так грубо — еще и в компании с Люциусом, у которого мозгов должно было быть больше. Напасть на Боуда и силой заставить его взять Пророчество? Идиотизм! Невыразимцы не были каким-то особым подвидом людей с дополнительными способностями, они лишь владели определенными тайнами! Боуд мог поделиться деталями, но использовать его, как простого курьера?

Я переоценил дуэт Эйвери и Малфоя. И тем самым совершил огромную ошибку.

Невидяще уставившись в сторону окна, я попытался изгнать из головы ненужные сейчас мысли. По крайней мере, Боуд был жив, и возможно, я даже смогу помочь ему. Экспериментальные зелья могли принести весомые результаты — требовалось лишь понять, с чем именно я имел дело.

Я не услышал, как дверь распахнулась, и опомнился лишь тогда, когда вошедший Поттер прочистил горло, явно пытаясь привлечь к себе внимание.

Верно. Я практически забыл, зачем сюда явился.

— Садитесь, Поттер, — отвлеченно проговорил я.

Как и стоило ожидать, еще до того, как мальчишка смог сделать шаг, Блэк подал голос:

— Знаешь, Снейп, я бы предпочёл, чтобы ты здесь не командовал. Видишь ли, это мой дом.

К щекам моментально прилила кровь, и я молча выругался. Какая глупая оплошность. С чего я вообще сказал Поттеру садиться? Как бы мне не хотелось это признавать, но Блэк был прав — это был его дом. Я не имел здесь никаких прав. От осознания собственной глупости и без того мрачное настроение стало еще паршивее.

— Предполагалось, что наш разговор состоится с глазу на глаз, Поттер, — сообщил я отрывисто. — Но Блэк…

— Я его крестный!

Это прозвучало так громко, что я не мог не поморщиться. Право, как такой недоумок мог стать членом Ордена? Чем больше он повторял, что является опекуном Поттера, тем меньше в это верилось. Похоже, Блэку прежде всего хотелось убедить в этом самого себя.

— Я здесь по приказу Дамблдора, — негромко отозвался я. Теоретически, командовать Поттером я сейчас не мог, а вот Блэком? Распоряжение главы Ордена было на первом месте, так что я имел полное право выставить его за дверь.

С другой стороны, это лишь растянет наш нелепый разговор.

— Но пожалуйста, Блэк, ты можешь остаться, — добавил я щедро. — Я знаю, что тебе нравится чувствовать себя причастным.

— И что это значит? — Блэк, покачивающийся на стуле, с грохотом вернулся в прежнее положение. Я пожал плечами.

— Я лишь имею в виду, что понимаю твои чувства. Знаю, как тебя угнетает тот факт, что ты не можешь делать ничего полезного для Ордена.

Предсказуемо, Блэк залился краской. Мне не хотелось вести разговор с Поттером при нём, но пожалуй, его багровое от гнева и оскорбленное лицо того стоило.

Усмехнувшись, я повернулся к мальчишке.

— Директор послал меня передать вам его желание, Поттер, — сказал я сухо. — Он хочет, чтобы в этом семестре вы изучали окклюменцию.

Как я и ожидал, выражение Поттера осталось всё таким же недоуменным.

— Изучал что? — переспросил он. Разумеется, этот лентяй даже не слышал об окклюменции. И мне предстояло его учить?

— Окклюменцию, Поттер, — повторил я сквозь зубы. — Магическую защиту разума от проникновения извне. Это малоизвестный раздел магии, но крайне полезный.

На этот раз глаза Поттера широко распахнулись, и в них промелькнул страх.

— Почему я должен изучать окклю… как-там-её? — выпалил он, и я тяжело вздохнул. Неужели он сам не догадывался? Он и Блэк были как два сапога пара.

— Потому что директор считает, что это хорошая идея, — ответил я. — Вы будете получать индивидуальные уроки раз в неделю, но никому не станете об этом рассказывать, особенно Долорес Амбридж. Вам понятно?

— Да, — ответил Поттер. Стоило отдать ему должное — несмотря на первоначальный шок, он быстро пришел в себя. — А кто будет меня учить?

Я уставился на него во все глаза. Неужели он и правда был таким недоумком?

— Я, — несмотря на маску спокойствия, я почувствовал раздражение. За кого Поттер меня принимал, за почтальона? Он решил, что я прибыл исключительно с целью доставить сообщение его важной особе? Мальчишка был таким же самовлюбленным кретином, как его крестный, а до этого и его отец.

Глаза Поттера тут же округлились, прежде чем его умоляющий взгляд устремиться к Блэку.

— Почему Дамблдор не может его учить? — агрессивно потребовал Блэк, перехватив этот взгляд. — Почему ты?

Удивительно, как два человека, несвязанных кровными узами, могли быть настолько друг на друга похожи. Они всерьез считали, что весь мир вращается вокруг них одних. Если бы я сейчас испытывал чуть меньшее негодование по отношению к Дамблдору, такая напыщенность покоробила бы меня еще более ощутимо.

— Полагаю, это привилегия директора — поручать наименее приятные дела другим, — ответил я холодно. — Уверяю тебя, я не напрашивался.

Как будто у меня было хоть малейшее желание копаться в самовлюбленной и пустой голове Поттера. Если бы Блэк умел хоть что-то, кроме как бесполезно махать палочкой, он мог бы прекрасно подойти на роль учителя. Поттер доверял ему и их разумам было бы комфортно вместе, учитывая, насколько они друг друга отзеркаливали.

Я поднялся на ноги, брезгливо отряхивая подол мантии. Сколько бы человек здесь не убирало, дом всё равно оставался грязным.

— Жду вас в понедельник в шесть вечера, Поттер, — добавил я. — В моём кабинете. Если спросят — вы ходите на коррективный курс зелий. Любой, кто видел вас на моих занятиях, не усомнится, что вам это необходимо.

Мальчишка оскорблённо насупился, а я развернулся к двери. Если у Поттера были хоть какие-то мозги, он узнает об окклюменции как можно больше до завтрашнего дня. Может, поэтому Дамблдор хотел, чтобы я предупредил его преждевременно? Дать ему шанс подготовиться?

Но «Поттер» и «подготовка» казались мне противоположными словами. Он никогда и ни к чему не прикладывал настоящих усилий, слишком уверенный, что ему всё сойдет с рук. И конечно, с его статусом героя, кто бы посмел исключить его из Хогвартса?

— Погоди минутку, — донесся до меня голос Блэка. Презрительно искривив губы, я остановился и повернулся к нему.

— Я спешу, Блэк, — недовольно произнес я. — В отличии от тебя, у меня нет запасов неограниченного времени.

Брови Блэка дернулись, но как ни странно, он не стал делать ответный выпад.

— Тогда перейду сразу к делу, — отрезал он, поднимаясь на ноги. Его неожиданное движение напомнило мне о нашей разнице в росте — Блэк теперь возвышался надо мной, и от него волнами исходила агрессия. Картина была до боли знакомой; моя рука автоматически сжала палочку. — Если услышу, что эти свои уроки окклюменции ты используешь для того, чтобы притеснять Гарри, будешь иметь дело со мной.

— Как трогательно, — ответил я. Сердце начало ускорять свой бег, и отвратительное чувство старого иррационального страха невольно подняло свою уродливую голову, напоминая мне обо всех моментах, когда Блэку и его дружкам удалось застать меня врасплох — моментах, которые я хотел бы стереть из памяти. — Полагаю, ты заметил, что Поттер пошёл в отца?

— Заметил, — заявил Блэк, гордо задирая голову. Идиот.

— Тогда ты знаешь, насколько он высокомерен, — невозмутимо продолжил я. — Критика отскакивает от него, как от стенки горох.

Сердце продолжало нервно сжиматься, но я всё равно получил огромное удовольствие, наблюдая, как Блэка перекосило.

Секунду спустя, он отшвырнул стул и направился ко мне, вытаскивая на ходу свою палочку. Моя оказалась нацеленной на него прежде, чем сознание полностью зафиксировало угрозу и отдало осознанный приказ.

Действительно, картина была знакомой. Но теперь Блэк выступал против меня в одиночку. Его лучший друг мертв, второй — воет на луну, а третий — целует пятки Темному Лорду.

Может, я и проигрывал, когда они нападали на меня стаей, но времена изменились. Блэк был до нелепости самонадеян, если он всерьез считал, что справится со мной в реальной дуэли один на один. На ком он мог практиковаться всё это время? На своём домашнем эльфе?

— Сириус! — воскликнул Поттер. Страх в его голосе отозвался эхом нового подзабытого воспоминания. По какой-то причине, он напомнил мне о моем детстве, о том, как я неоднократно наблюдал за ссорами родителей, иногда до хрипа срывая голос в попытке их остановить.

Разница была лишь в том, что Блэк, как обычно, сам лез на рожон. Я не собирался его трогать, если только он первым не пойдет в атаку.

— Я предупредил тебя, Нюниус, — прорычал он. Его магия окутывала его в почти физически ощутимое яростное кольцо — стоя к нему так близко, я ощущал дискомфорт, но отказывался сделать шаг назад. — Плевать мне, что Дамблдор думает, будто ты изменился. Я лучше знаю.

— Неужели? — издевательски протянул я. — Так почему ты ему не скажешь? Или боишься, что он не воспримет всерьёз совет человека, который уже полгода прячется в материнском доме?

Блэк издал низкий разгневанный звук, походивший на рычание. Его палочка дернулась, и я прищурился. Слова сотни заклинаний вихрем пронеслись в голове, однако почти каждое из них разбивалось об одну и ту же преграду: Поттер. Пока он наблюдал, я не мог применить ту магию, которую хотелось. Анализировать такое решение я тоже не собирался — мысль, что меня заботит реакция мальчишки на потенциальные травмы его крестного, была мне ненавистна.

— Скажи мне, как там поживает Люциус Малфой? — поинтересовался Блэк. От такой резкой перемены темы я недоуменно моргнул. — Поди доволен, что его верный пёсик работает в Хогвартсе?

О. Ну конечно, что еще Блэк мог сказать? Он давным-давно отстал от всех новостей — все его знания заканчивались моментом его заключения в Азкабан. Мои отношения с Люциусом уже давно не имели ничего общего с дружескими.

С другой стороны, тема была интересной, потому что она мне кое о чём напомнила.

— Кстати, о псах, — мягко заметил я. Дамблдор должен был вправить Блэку мозги в ответ на его идиотский поступок осенью, но я почему-то не верил, что это случилось. Гриффиндорцы всегда были на особом счету. Им легко удавалось избегать последствий своих решений.

Как бы там ни было, я с удовольствием проинформирую Блэка самостоятельно.

— Ты знаешь, что Люциус Малфой узнал тебя, когда ты в последний раз рискнул прогуляться? — полюбопытствовал я. — Ловко придумано, Блэк — показаться на закрытой платформе. Железное оправдание, чтобы больше не высовывать нос из своей норы, не находишь?

Я сомневался, что Блэку бы хватило ума подстроить подобный план, но я точно знал, что равнодушным это предположение его не оставит.

Как я и ожидал, он поднял палочку выше. Его губы шевельнулись, и я напрягся, готовясь выстраивать щит.

— Нет! — закричал Поттер. В его голосе вновь был неподдельный страх, и он снова неприятно кольнул внутри. — Сириус, не нужно!

В следующий миг, Поттер оказался между нами, легкомысленно поворачиваясь ко мне спиной и пытаясь утихомирить Блэка. От удивления я опустил палочку.

Поттер… пытался защитить меня? Иначе почему он предпочел оказаться лицом к Блэку? И, если так… что это значило? Он считал Блэка агрессором? Или же видел во мне более слабого противника?

Второе предположение разожгло внутри новую ярость, и я вновь приподнял палочку, пытаясь игнорировать мальчишку.

— Ты называешь меня трусом? — завопил Блэк. Свободной рукой он старательно пытался убрать Поттера с дороги, но получалось плохо. После стольких лет наблюдений за тем, как мальчик играл в квиддич, я знал, что сдвинуть его с места невозможно, пока он сам этого не захочет. Если даже бладжерам не удалось сбить его метлы, то у Блэка не выйдет и подавно.

— Полагаю, что именно так, — согласился я. В это мгновенье, Поттер ушел на второй план. Кровь бурлила от странной подзабытой мазохистской мстительности, которая заставляла меня выплёвывать всё новые оскорбления, не обращая внимания на то, к каким результатам это могло привести.

Я не мог причинить Блэку весомый физический вред, даже если он атакует. Но задеть его за живое? Обвини гриффиндорца в трусости и наслаждайся тем, как тот исходит пеной от праведного негодования.

— Гарри, уйди с дороги! — рявкнул Блэк. Его всего трясло, но разумеется, Поттер даже не пошевелился — только поменял положение, вытянув обе руки так, чтобы создать как можно большее расстояние между мной и Блэком. Я не знал, что им двигало — нелепое благородство, упрямство, страх за крестного, но почему-то то, как он продолжал упрямо стоять между нами, нисколько меня не удивляло. В конце концов, такое поведение как раз в духе Поттера.

Мысли отвлекали, поэтому я насильно вытолкнул их из головы.

— Выздоровел! — раздался голос. В нём было столько радости, что я совершил нелепейшую ошибку и повернулся на звук, выпуская Блэка из виду. — Я совершенно выздоровел!

Глава семьи Уизли. Он стоял в окружении всего рыжего выводка, сияя глупой улыбкой. Она сползла с его лица лишь спустя мгновение, когда до него, наконец, дошло, что он видел.

— Мерлинова борода, что здесь происходит? — спросил он растерянно.

Краем глаза я заметил, что Блэк опускает палочку, поэтому сделал то же самое. Поттер мельком взглянул на меня, и в его глазах читалось такое облегчение, что мне стало почти неловко. Передернув плечами, я направился к двери, игнорируя столпотворение рядом с ней.

Обернулся я лишь на пороге.

— Шесть часов в понедельник вечером, Поттер.

Мальчик сдержанно кивнул в ответ на мое напоминание, и я с большим удовольствием ретировался.

Уже в Хогвартсе, я вновь забрался в свое любимое кресло, открыв так и не дочитанную книгу.

Вскоре замок наводнится учениками и мне на стол посыпятся бесконечные бездарные работы, Амбридж будет докучать своим слабоумием днём, а Поттер вечером. В какой-то момент, он несомненно обмолвится о недовольстве нашими занятиями Блэку, и тот попробует вырваться из Гриммо и аппарировать прямо сюда, охваченный своим смехотворным гневом.

Хотя возможно и нет. После сегодняшнего, я не буду удивлен, если Поттер сохранит все свои впечатления от наших уроков в тайне от Блэка. Он сам воочию убедился, до чего тот нетерпелив, глуп, и агрессивен, и учитывая его инстинкты защитника, Поттер, скорее всего, будет молчать.

Что ж, тем легче мне будет проводить занятия. Если скинуть Блэка со счетов, то хватит всего пары уроков для того, чтобы понять, могу я научить Поттера чему-то или нет. Я дам ему шанс, но если после первых попыток так ничего и не выйдет, мне придется отбросить все церемонии. Я ворвусь в те углы его разума, куда он категорически не захочет меня впускать, пройдусь по самым его тяжелым и позорным воспоминаниям. Только разозлив его и заставив его обороняться, я смогу добиться результатов.

Если же и это не поможет… тогда придется признать, что Поттер полностью безнадежен, и передать его Дамблдору.

Что будет дальше касалось меня лишь косвенно. Я поклялся защищать жизнь мальчишки — до его разума и эмоций мне дела не было.

Но несмотря на то, что мне хотелось сосредоточиться на последнем дне спокойствия и выкинуть всё остальное из головы, сделать это оказалось трудно. Даже засыпая той ночью, я не мог перестать гадать, какие свои воспоминания Поттер считал худшими.

* * *

Первым после окончания каникул у меня в расписании стоял сдвоенный урок с гриффиндорцами и слизеринцами. Как и следовало ожидать, это была полная катастрофа. Прошло всего две недели, а у меня сложилось ощущение, что эти дети не варили зелья уже несколько лет. Поттер, к моему раздражению, работал практические хуже всех. Вместо того, чтобы следовать инструкциям и следить за тем, что отправлялось в его котел, он то и дело кидал на меня тревожные взгляды. С каждым разом они длились всё дольше.

— Увидели что-то интересное, Поттер? — наконец рявкнул я. Мальчишка подпрыгнул от неожиданности. Послав мне оскорблённый взгляд, он быстро помотал головой и уставился в котел с преувеличенным интересом.

Я мог представить, что именно занимало его мысли. Скорее всего, то же, что не дало мне нормально выспаться — перспектива продолжительного совместного времяпровождения.

Окклюменция являлась глубоко интимной наукой. Вероятно, если бы у меня был выбор, я бы скорее окунулся в голову к Амбридж, чем притронулся бы к воспоминаниям Поттера — узнавать его на более личном уровне мне категорически не хотелось. Единственное, что утешало, так это мысль о том, как редко мы с ним будем видеться. Даже я смогу вытерпеть занятия раз в неделю. И кто знает, вдруг у Поттера окажется природный дар?

Я очень сильно в этом сомневался, но робкая надежда всё равно засела внутри.

Оставшиеся занятия пролетели с удручающей скоростью. Казалось, прошло всего ничего, а часы уже показывали шесть — значит, Поттер вот-вот должен был почтить меня своим присутствием.

Зная, что он едва ли придет вовремя в попытке оттянуть момент начала занятий, я вытащил запылившийся подарок Дамблдора из одного из шкафов. Личный Омут памяти — я получил его еще несколько лет назад на Рождество, но исследовать и применить его руки так и не дошли. Жаль, ведь судя по рунам, Омут был редким. Внешне он очень походил на вещь, которой пользовался сам Альбус, но высеченные на нём символы несомненно отличались.

Я не мог сказать, что они значили, без детального исследования. Увы, идея засесть за книги на эту тему полностью вылетела у меня из головы до сегодняшнего дня, а теперь у меня элементарно не хватало на это времени. Мне не особо верилось, что Поттер сможет проникнуть ко мне в голову, но недооценивать окклюменцию было нельзя — кто знал, каким способом сознание мальчишки решит защититься.

Однако не успел я даже вытащить палочку, как раздался стук. Затем дверь мгновенно открылась, и я не смог сдержать раздраженный вздох. Поттер явно не любил логику во всех ее проявлениях — какой был смысл стучать, если он даже не потрудился дождаться ответа?

Вместо того, чтобы пройти внутрь, он остановился, глупо моргая и рассматривая Омут.

— Закройте за собой дверь, Поттер, — как можно сдержаннее проговорил я. Мальчик вздрогнул от неожиданности и начал щуриться в попытках рассмотреть меня в полумраке. С очередным вздохом, я вышел на свет и жестом указал ему на кресло напротив моего стола, неспешно опускаясь в противоположное.

— Итак, Поттер, вы знаете, зачем вы здесь, — сообщил я, когда мальчишка нехотя перевёл на меня взгляд. — Директор попросил меня обучать вас окклюменции. Могу только надеяться, что к ней вы обнаружите больше способностей, чем к зельям.

— Ага, — раздраженно буркнул тот, и в крови немедленно вскипело негодование. Этот болван не мог проявить даже минимального уважения в ситуации, когда я жертвовал свободным временем ради его же безопасности?

— Возможно, это не обычные занятия, Поттер, — процедил я сквозь зубы, — однако я по-прежнему ваш преподаватель, и, в разговоре со мной, вы должны обращаться ко мне «сэр» или «профессор».

Поттера перекосило.

— Да… сэр, — выдавил из себя он после затяжной паузы, и негодование сменилось на ярость. Мало кому удавалось вывести меня из себя с такой рекордной скоростью — как обычно, Поттер был исключением из правил.

Приказать ему убираться прочь хотелось невыносимо, но усилием воли, я заставил себя расслабиться.

Отвратительное начало уроков по контролю разума.

— Итак, окклюменция, — проговорил я спокойно. — Как я уже объяснил вам на кухне у вашего любезного крёстного, этот раздел магии позволяет оградить сознание от магического вторжения и влияния.

— А почему профессор Дамблдор считает, что мне это нужно, сэр? — поинтересовался Поттер. Он буровил меня прямым, полным недоверия взглядом, но даже это продолжительное неуважение не приводило в ступор так, как сами слова.

Поттер что, был полным кретином? Он так и не понял, зачем ему окклюменция, даже после того, что случилось с главой семейства Уизли?

До гения мальчишке было далеко, но я отказывался верить, что он настолько недоумок.

— Наверняка даже вы могли догадаться, Поттер? — презрительно поинтересовался я. — Тёмный Лорд весьма сведущ в легилименции…

— А это что такое? — перебил меня Поттер. Затем нехотя добавил, — Сэр.

— Это умение извлекать чувства и воспоминания из чужого разума…

— Он умеет читать мысли? — вновь выпалил мальчишка. Его глаза округлились, и я не знал, чего мне сейчас хотелось больше — рассмеяться, выругаться, или попросить его больше никогда не оскорблять мой кабинет своим присутствием.

Мало того, что он не потрудился узнать даже базовые факты об окклюменции, он еще и мгновенно выстроил абсолютно предсказуемую и нелепую цепочку ассоциаций в виде «извлекать воспоминания — читать мысли». Как по-гриффиндорски.

— В вас нет тонкости, Поттер, — сообщил я без обиняков. — Вы не понимаете нюансов. Это одна из причин ваших плачевных успехов в зельеварении.

И не только. Поттер по жизни понимал лишь крайности. Черное — белое. Друг — враг. Хороший профессор — плохой профессор. Научить такого человека защите разума и заставить его понять грани сознания и подсознания было практически невозможно.

— Только магглы рассуждают о «чтении мыслей», — добавил я. — Разум — не книга, которую можно раскрыть, когда заблагорассудится. Мысли не напечатаны внутри черепа, чтобы их мог изучить всякий любопытный. Разум — сложная и многогранная вещь — по крайней мере, у большинства людей, Поттер.

Я сделал небольшую паузу, выжидая, пока в голове мальчишке уложатся хотя бы эти факты. Никакой реакции не последовало — Поттер, казалось, слушал внимательно, но в его глазах царила лишь насторожённость без всякой искры понимания.

— Верно, однако, что те, кто овладел легилименцией, способны при определённых условиях проникнуть в сознание своих жертв и правильно интерпретировать добытые сведения, — продолжил я. — В частности, Тёмный Лорд почти всегда знает, когда ему кто-то лжёт. Только искушённые в окклюменции способны подавить чувства и воспоминания, противоречащие лжи, и, таким образом, говорить неправду в его присутствии, не опасаясь разоблачения.

Я замолчал, внимательно разглядывая Поттера. На моей памяти, я еще ни разу не говорил такое количество слов в его присутствии, не будучи при этом им перебитым. Мне бы польстила такая перемена, но к сожалению, огня понимания во взгляде мальчишки заметно по-прежнему не было. Зато в них появился первый интерес, и он магическим образом обуздал бурлящее внутри меня раздражение.

Кажется, мне удалось заинтриговать Поттера касательно темы наших с ним занятий. Впервые за всё время нашего знакомства, он, казалось, ловил каждое мое слово.

Чувства от этого были не самыми досаждающими.

— Значит, он может узнать, что мы сейчас тут делаем? — встревоженно спросил Поттер. — Сэр, — добавил он погодя, но на этот раз, возмущение во мне так и не проснулось.

— Тёмный Лорд находится на значительном расстоянии от нас, — терпеливо пояснил я. — Территория Хогвартса ограждена многими древними заклятиями и чарами, чтобы обеспечить физическую и духовную безопасность тех, кто на ней находится. Время и пространство в магии имеют большое значение, Поттер. Для легилименции необходим зрительный контакт.

Мальчишка немного расслабился. Завозившись, он устроился в кресле поудобнее.

— Хорошо, — сказал он почти миролюбиво, — но зачем же тогда мне изучать окклюменцию?

Я позволил себе небольшую презрительную усмешку.

— Обычные законы на вас, по-видимому, не распространяются, Поттер, — подытожил я. Признавать подобное не хотелось совершенно, но и отрицать это было нельзя. Как иронично. — Судя по всему, заклятие, которое не смогло вас убить, создало некую связь между вами и Тёмным Лордом. По всем признакам, в те периоды, когда ваш ум наиболее расслаблен и уязвим — например, во сне, — вы улавливаете его мысли и эмоции. Директор считает, что этому надо положить конец. Он хочет, чтобы я научил вас закрывать свой ум от Тёмного Лорда.

Лицо Поттера побледнело. На мгновение, он склонил голову, явно над чем-то размышляя, а затем нахмурился.

— Но почему профессор Дамблдор хочет это прекратить? — резко спросил он. — Мне это не особенно нравится, но ведь связь оказалась полезной, разве нет? В смысле… я увидел, как змея напала на мистера Уизли. А если бы не увидел, профессор Дамблдор не смог бы его спасти. Так ведь? Сэр?

Впервые за наш разговор, я не сразу нашел подходящий ответ.

То, что Поттер хотел геройствовать, меня особо не удивляло. Казалось, вся жизнь мальчика была выстроена на том, чтобы играть роль защитника, какой бы в корне нелепой эта идея не была. Но вопрос он задал действительно неплохой.

Почему Дамблдор во что бы то ни стало хотел прервать эту связь? Конечно, позволить ей продолжаться было опасно, но мне казалось, что преимуществ от нее имелось гораздо больше, чем недостатков. Темный Лорд мало что мог выведать от Поттера, учитывая, что мальчику не доверяли важную информацию. Но вот сам Поттер мог узнать более чем ценные факты, порывшись в голове Темного Лорда.

Технически, сбор важных данных являлся моей работой, но я не мог ничего сделать с тем, что меня не вызывали на собрания. Поттер мог добраться до информации, которая мне и не снилась.

Но и Дамблдор не был идиотом. Если он настаивал на том, что связь должна прекратиться, значит, у него имелись веские причины. Только как мне объяснить это Поттеру, когда я сам мало что понимал?

— Судя по всему, до последнего времени Тёмный Лорд не подозревал о связи, существующей между вами, — осторожно заговорил я. Сболтнуть лишнего не хотелось — зная Поттера, он ухватится за малейшую оговорку, как собака за кость.

Но с другой стороны, почему я должен ему врать, если у меня самого были лишь теории? Я не одобрял дурацкую привычку Дамблдора ограждать мальчишку от правды. Он имел право знать, что с ним происходило и почему.

— До сих пор вы, по-видимому, воспринимали его чувства и улавливали его мысли неведомо для него, — продолжил я. — Однако видение, случившееся у вас незадолго до Рождества…

— Со змеёй и мистером Уизли?

— Не перебивайте, Поттер, — огрызнулся я. Чем дольше я говорил, чем яснее становилась моя теория касательно причин, руководящих Дамблдором. Сложно было поверить, что присутствие Поттера могло подстегнуть мои мысли — но с другой стороны, оно же и мешало мне развить их в полную силу из-за его наглого нетерпения. — Как я сказал, видение, случившееся у вас незадолго до Рождества, столь сильно затронуло сознание Тёмного Лорда…

— Но я смотрел из сознания змеи, а не из его головы!

Что за невыносимый ребенок.

— Кажется, я сказал вам, чтобы вы не перебивали? — поинтересовался я. Идеи о том, что могло двигать Дамблдором, стремительно улетучивались. Но как и следовало ожидать, даже сейчас Поттер не стал слушать — он подался вперёд, балансируя на самом краю кресла, словно надеясь сократить расстояние между нами и физически впитать в себя всю правду.

— Как я видел глазами змеи, если я разделяю мысли с Волдемортом? — настойчиво спросил он. Я невольно вздрогнул, когда Метку обдало болезненным жаром.

— Не смейте произносить имя Тёмного Лорда! — выплюнул я. Поттер замолчал, но его взгляд из возбужденного стал вызывающим. Какое-то время он молча пялился на меня, и осуждение, волнами исходящими от него, заставило мой желудок неприятно сжаться.

Мне не было никакого дела до того, что этот мальчишка обо мне думал.

Но всё же…

— Профессор Дамблдор произносит его имя, — негромко пробормотал Поттер. Это несомненно являлось укором, но как ни странно, в интонациях был лишь вопрос. Я позволил себе немного расслабиться. Моя рука автоматически потянулась к Метке, которая продолжала ныть.

— Дамблдор — чрезвычайно могущественный волшебник, — сдержанно произнес я. — Он может себе это позволить без опасения. Мы же… — я запнулся.

На самом деле, я до сих пор сомневался, действительно ли Метка реагировала на имя Темного Лорда физически, либо же это была фантомная боль. В любом случае, Дамблдору на это было наплевать — он всегда обращался к Лорду по имени, ставя свое бесстрашие выше моего дискомфорта.

Я не мог винить его за это. Служить Темному Лорду было моим выбором, как и решение принять его Метку. И всё же, каждый раз, равнодушие Дамблдора неприятно царапало грудную клетку.

— Я просто хочу понять, — Поттер заговорил еще тише. — Почему…

— Вероятно, вы проникли в мозг змеи потому, что там находился в это время Тёмный Лорд, — резко ответил я. — В это время он управлял змеёй, и поэтому вам приснилось, что вы тоже внутри её сознания.

— И Вол… он… понял, что я там?

— Вероятно, — отозвался я. В моих словах сквозил холод. Новые искры злости, тлеющие внутри, были в основном направлены на Дамблдора, но рядом находился лишь Поттер, и держать себя в руках стремительно становилось всё тяжелее. Мальчишка просто не знал, когда нужно остановиться — прямо как его отец.

— Почему вы так считаете? — требовательно поинтересовался он. — Это только догадка Дамблдора или…

— Я же сказал вам, — рявкнул я, — обращайтесь ко мне «сэр».

— Да, сэр, — Поттер умудрился закатить глаза, несмотря на его очевидную тревогу. — Но откуда вы знаете…

— Мы знаем. Этого достаточно.

Разумеется, это была лишь теория, но даже если Темный Лорд ничего не почувствовал, то после того, как Уизли спасли, он наверняка что-то заподозрил. В любом случае, лучше всего было строить планы, отталкиваясь от худшего потенциального исхода. — Главное — Тёмному Лорду теперь известно, что вы имеете доступ к его мыслям и чувствам. Он наверняка сделал вывод, что этот процесс обоюдный. Иначе говоря, он понял, что сам может иметь доступ к вашим мыслям и чувствам…

— И он может заставить меня делать то, что ему надо? — обеспокоенно выпалил Поттер. «Сэр» он добавил спустя несколько секунд, и мне очень захотелось вышвырнуть его вон вместе с креслом. Более твердолобого и грубого мальчишку надо было поискать.

— Возможно, — произнёс я коротко. Если бы Поттер меня не перебивал немыслимое количество раз, я мог бы довести свою теорию до конца и даже — вероятно — поделиться с ним. Сейчас же моя голова была так же пуста, как и его взгляд. — И это возвращает нас к окклюменции.

Достаточно с меня разговоров. Вести беседы с Поттером было всё равно, что уговаривать ураган сбавить обороты. Бессмысленно и утомляюще — урок еще даже не начался, а я уже чувствовал себя на взводе.

С глубоким вздохом, я вытащил палочку и прижал ее к своему виску. Поразмыслив, я извлек несколько самых недавних воспоминаний, которые нуждались в первоочередной защите. Обсуждения Пророчества на собрании и на личной встрече с Дамблдором; информация, которая четко показала бы Поттеру, а соответственно, и Темному Лорду, на чьей именно я был стороне.

Было много деталей, которые я упустил, но с другой стороны, я и так принял больше мер предосторожности, чем следовало. Я не верил, что ментальной защитой Поттера будет нападение, а даже если и так, я прекрасно знал, как моментально выбросить его из моей головы. Едва ли он сможет увидеть больше, чем несколько секунд, даже в худшем из вариантов.

Мальчишка продолжал сидеть на месте, внимательно за мной наблюдая.

— Встаньте, Поттер, — раздраженно сказал я. — И вытащите вашу волшебную палочку.

Помедлив, он повиновался, то и дело бросая на меня подозрительные взгляды.

— Вы можете с её помощью попытаться обезоружить меня или защититься каким угодно иным образом, — сообщил я, и глаза мальчика расширились.

— А что вы собираетесь делать? — спросил он обеспокоенно. Если он так опасался меня, то к реальной встрече с Темным Лордом он определенно не был готов. Как он вообще пережил все предыдущие разы?

— Я попытаюсь проникнуть в ваше сознание, — негромко пояснил я. — Посмотрим, как хорошо у вас получится сопротивляться. Мне говорили, что вы уже проявили способность противиться заклинанию Империус — подобные усилия требуются и здесь.

Мне казалось, этот комментарий должен был подбодрить мальчика и придать ему уверенности, но ожидаемого эффекта не последовало. В его глазах царили лишь непонимание и паника, и я не мог не испытать новый прилив раздражения. Поттер настолько глуп, что даже не в состоянии распознать поощрение? Как подобных гриффиндорцев вообще допускали к занятиям?

Я потерял достаточно времени. Чем быстрее мы приступим, тем быстрее я смогу оценить всю степень катастрофы.

— Теперь соберитесь, — резко приказал я. Поттер напрягся, но прежде, чем он вымолвил и слово, я произнес: — Легилименс!

Погружение в его голову оказалось сродни погружению в бурный поток воды. Меня тут же подхватил водоворот чувств и воспоминаний, и первым моим инстинктом было спасаться бегством потому что я к этому не подготовился. Сознание Поттера оказалось растерянным и хаотичным. Оно не предпринимало ни малейшей попытки сопротивляться — а значит, мне придется нырять в отдельные воспоминания, чтобы спровоцировать хоть какую-то реакцию помимо тревожных вскриков, которые мальчишка сейчас издавал физически.

Действовать нужно было быстро, поэтому я потянул за ниточку образов из детства. Это было нейтральной и безопасной темой, на которой, как я надеялся, всё на сегодня и закончится. Если Поттер сможет почувствовать мое присутствие, он немедленно попробует от него избавиться, и я смогу выработать дальнейшую стратегию занятий, отталкиваясь от его реакций.

Первый яркий образ выступил на фоне остальных, менее детальных, и я нехотя ухватился на него.

Сознанию Поттера в этот момент было не больше шести лет. Он медленно шагал по улице, не спуская глаз с красного велосипеда, на котором ехал другой, более тучный мальчик. Как я и ожидал, само воспоминание было абсолютно будничным, но вот чувства, пронизывающие Поттера в этот момент…

Обида и зависть. Зависть настолько горькая, что мне не верилось, будто дело в обычной размолвке. В эмоциях Поттера было слишком много темноты — на самом деле, это почти напоминало мне о…

Образ с велосипедом резко исчез, сливаясь с потоком других бесконечных картинок. Я выхватил первую попавшуюся из них в надежде сосредоточиться, а не продолжать строить свои безумные ассоциации, однако сердце резко оборвалось. Новое воспоминание было куда хуже предыдущего.

Здесь Поттер ощущался старше на несколько лет. Он отчаянно карабкался на дерево, под которым прыгал и яростно рычал чей-то бульдог. Поттер сползал, царапал себе руки до крови, но упрямо цеплялся за ветки так, что его ладони выглядели мертвенно белыми. В целом, можно было бы подумать, что это просто не очень счастливое воспоминание о ситуации, в которую мальчик когда-то попал, но кое-что добавляло картине стойкое ощущение сюрреализма.

Внизу, на лужайке, стояло несколько взрослых человек. Одну из женщин я узнал моментально, несмотря на то, что не видел ее уже очень много лет.

Петуния. Она мало изменилась — всё то же вытянутое лицо, вся та же надменность, прикрывающая вечные неуверенность и зависть. Сейчас она смеялась вместе с двумя другими взрослыми, и ее смех — злорадный и высокий, был направлен в сторону Поттера.

Трое взрослых людей смеялись над тем, как ребенок пытался заползти повыше на дерево в отчаянной попытке спастись от агрессивной собаки. Это выглядело диким и абсурдным, и я бы усомнился, что это настоящее воспоминание, если бы не чувства Поттера, которые затапливали меня со всех сторон.

Он был в ужасе. В слепой, неконтролируемой панике. Его взгляд опустился на его родственников, и я заметил, что не только его руки, но и его лодыжка кровоточит. Судя по тому, как он двигался, рана не являлась серьезной, но всё же она была достаточно существенной, чтобы пропитать бежевую штанину красным.

Собака, должно быть, успела его укусить до того, как он сбежал. Петуния и остальные продолжали смеяться, и к ужасу Поттера добавилось чувство пронзительного одиночества и брошенности.

Это было ненормально. Это было неправильно. Я не желал смотреть на этот абсурд, искать в нём смысл, пытаться придумать объяснения — потом, всё это можно было сделать потом. Поттер всё еще не сопротивлялся, и я нырнул в следующий образ, на этот раз выбирая школьную тематику, надеясь, что там я натолкнулось на что-то более адекватное.

Мальчик сидел на стуле, с огромной шляпой на голове. Я почти моментально узнал церемонию распределения и позволил себе расслабиться. Здесь, по крайней мере, сюрпризов не ожидалось — гриффиндорцам всегда было место в…

— Сложный случай, — ворчливо проговорила Шляпа. — Очень сложный.

В воспоминании, Поттера охватила паника, однако упрямство быстро вступило в бой, не давая ей распространиться. — Я вижу много смелости. Ум тоже неплохой. Есть талант, и ох, есть жажда доказать свою значимость… интересно. Куда же мне тебя определить?

Упрямство в Поттере возросло в несколько раз. Я понятия не имел, о чём он думал, но Шляпа внезапно хмыкнула.

— Не в Слизерин, значит? — снисходительно спросила она. — Ты уверен? Ты мог бы стать великим. Это всё в твоей голове, знаешь ли, и Слизерин может помочь на твоём пути к величию. Здесь нет никаких сомнений.

На тот раз, я вновь лично отшвырнул от себя воспоминание, почти вслепую пытаясь нашарить что-нибудь еще. Что-нибудь другое, что-то, что я смог бы узнать. Потому что Поттер с родственниками, смеющимися над его страхом и болью, Поттер, который чуть не попал на мой факультет — этот Поттер являлся для меня незнакомцем. Я не хотел даже начинать думать о том, что только что увидел — это было слишком. Внутри нарастало странное, звенящее напряжение, и его сила до того пугала, что я был готов сбежать куда угодно, лишь бы избавиться от него.

К моему почти сокрушительному облегчению, последующие воспоминания были мягкими. Грейнджер в больничном крыле; нападение дементоров во время попытки захватить Блэка; Чанг, подступающая к Поттеру под омелой… Я уже приготовился идти к следующему образу, как сознание Поттера внезапно начало исходить волнами яростного протеста. В следующую секунду, жалящее заклятье почти прожгло моё запястье насквозь, и я резко одёрнулся, покидая голову Поттера. Мальчик рухнул на пол, тяжело дыша, и в кабинете повисла пронзительная тишина.

— Вы осознанно защитились Обжигающими чарами? — осведомился я. Держать голос под контролем не составило большого труда — казалось, мой разум и эмоции скованны толстой коркой льда. Шок от увиденного был таким ощутимым, что я не до конца осознавал происходящее — скорее, оно казалось странным сном.

— Нет, — буркнул Поттер, поднимаясь на ноги.

— Я так и подумал, — отстраненно согласился я. — Вы впустили меня слишком далеко. Потеряли контроль.

— Вы видели всё, что видел я?

Воспоминания всколыхнулись на поверхность, почти погребая меня под их весом и заставляя меня вздрогнуть.

— Мельком, — выдавил я. Затем, не удержавшись, спросил: — Кому принадлежал бульдог?

Я мгновенно пожалел о своём вопросе, особенно после того, как Поттер послал мне свирепый взгляд.

— Моей тете Мардж, — холодно сказал он. Ему явно не хотелось обсуждать эту тему — как, впрочем, и мне. Но полученный ответ уже запустил новую вереницу мыслей в действие, и избавиться от них становилось всё сложнее.

Значит, внизу стояли Петуния, ее муж, и его сестра. И так как я не выискивал травмирующие воспоминания, то оно было относительно повседневным.

Но в этом не имелось смысла. Это не укладывалось в голове.

Я решительно стиснул палочку, пытаясь сосредоточиться исключительно на ней.

— Для первого раза не так плохо, как можно было ожидать, — подытожил я. Сердце по-прежнему билось где-то в горле, однако я упорно не обращал на это внимание. — Под конец вам удалось меня остановить, хотя вы понапрасну тратили время и энергию на крики. Вы должны сосредоточиться. Отражайте мои атаки мысленно, и вам не понадобится прибегать к помощи палочки.

— Я пытаюсь, — возмущенно возразил Поттер, — но вы не объясняете мне, как это сделать!

— Следите за манерами, — резко предупредил его я. Какие бы противоречивые чувства сейчас меня не терзали, наглость этого мальчишки была способна пробиться через любые барьеры. Он мог вывести меня из себя, в каком бы состоянии я не находился. — А теперь я хочу, чтобы вы закрыли глаза.

Ответом мне стал подозрительный взгляд. Прошло несколько секунд, прежде чем Поттер, наконец, осторожно зажмурился.

— Очистите сознание, — приказал я размеренно. — Освободитесь от всех эмоций.

На лице Поттера заходили желваки. Казалось, делать всё с точностью наоборот было его природным инстинктом.

— Вы не слушаетесь, Поттер, — процедил я сквозь зубы. — Вам нужно больше дисциплины… Ну же, сосредоточьтесь.

Постепенно, нехотя, тело мальчика всё же начало расслабляться. Я сомневался, что ему удалось выбросить из головы всё ненужное, но это было лучше, чем ничего.

— Давайте ещё раз на счёт три, — негромко сказал я. Необходимость вновь погружаться в сознание Поттера окутывала меня паутиной липкого, иррационального страха, но моя собственная мысленная защита работала, как положено, не давая эмоциям возобладать. — Раз… два… три… Легилименс!

Я вновь устремился к воспоминаниям о Хогвартсе, подозревая, что именно они вызовут у меня наименьшее количество вопросов. Огромный дракон, взмахивающий крыльями… Это хорошо, к таким образам у меня не было вопросов… Но затем — старший Поттер и она. Лили. Оба машущие Поттеру из зеркала, сияющие одинаковыми улыбками.

Несмотря на то, что я был практически отключен от своих физических ощущений в момент ментальной атаки, я всё равно почувствовал, как дыхание перехватило.

Я не помнил, чтобы мне доводилось видеть Лили в таком возрасте. Я не был уверен, что вообще когда-либо видел ее с такой широкой и искренней улыбкой на лице.

Зеркало Еиналеж… ну конечно. Самое большое желание Поттера — семья. Помнится, я застал его за тем, как он разговаривал с этими вымышленным образами, не в силах оторвать от них глаз.

Или же он мечтал о любящей семье? Потому что мне начинало казаться, что Поттера видел между этими двумя концепциями огромную разницу — разницу, о которой думать хотелось меньше всего.

Я рванулся к другим воспоминаниям, стремясь похоронить все предыдущие под пластами из новых эмоций и чувств. В следующее мгновение, на меня — на Поттера — пустыми глазами уставился Диггори. Я вздрогнул, и в тот же миг Поттер закричал.

Я не знал, почему, но этот его крик подействовал на меня как ушат холодной воды. Я отступил почти инстинктивно, делая физический шаг назад и разглядывая, как Поттер прерывисто дышит, пытаясь совладать с собой.

То, как его эмоции повлияли на меня, вызвало во мне удвоенное раздражение.

— Поднимайтесь! — рявкнул я. Поттер не шевельнулся, и я повысил голос: — Поднимайтесь! Вы не стараетесь, не прилагаете усилий. Вы впускаете меня в воспоминания, которых страшитесь, и этим самым даёте мне оружие против себя!

— Я… прилагаю… усилия, — процедил Поттер, глядя на меня с таким презрением, что кровь в жилах вновь начала кипеть.

— Я сказал вам освободиться от эмоций! — прикрикнул я, и мальчишка поморщился.

— Да? — издевательски протянул он. — Ну, сейчас это затруднительно.

Палочка всё еще была у меня в руке, и мне почти до боли хотелось запустить в него жалящим или любым другим отрезвляющим заклятьем. И этот жалкий ребенок — надежда всего магического мира? Абсурд!

— Тогда вы станете лёгкой добычей для Тёмного Лорда! — прорычал я. Если Дамблдор и остальные предпочитали носиться с ним и причитать над ним, я выберу противоположный подход. Поттера давно требовалось спустить с небес на землю, заставив его осознать всю безнадежность его ситуации и вызвав в нём желание действовать. — Дураки, у которых душа нараспашку, которые не владеют своими чувствами, упиваются грустными воспоминаниями и так легко позволяют себя спровоцировать — одним словом, слабые люди, — у них нет никаких шансов противостоять ему! Он войдёт в ваш ум с унизительной легкостью, Поттер!

— Я не слабый, — прошипел мальчик. В другой ситуации, меня могло бы впечатлить неприкрытое бешенство на его лице и то, как от него волнами исходила стихийная магия. Но в данную минуту, это лишь доказывало, что он не способен справиться с окклюменцией. Его эмоции били ключом; единственное воспоминание, на которое он отреагировал, был тот нелепый подростковый момент с Чанг. Если из всех моментов Поттер решил защищать этот, то мы действительно были обречены. Глупый мальчишка даже не понимал, что стоило охранять в первую очередь.

— Так докажите это! — гаркнул я. — Возьмите себя в руки! Подавите гнев, обретите над собой контроль! Попробуем ещё раз. Приготовиться… Легилименс!

Теперь я даже не думал, каких воспоминаний мне избегать — я просто поддался потоку, выхватывая первые образы, что попадались под руку.

Тучный мужчина — судя по прошлому воспоминанию, дядя Поттера, по какой-то совершенно неясной причине забивал почтовый ящик гвоздями. Снова армия дементоров, плывущих через озеро… Коридор, по которому Поттер бежал в сопровождении старшего Уизли. Поттер сделал шаг к двери в конце коридора, но Уизли свернул налево.

Абсолютно обычное, скучное воспоминание, но к общему волнению Поттера вдруг добавились гораздо более свежий шок и чувство триумфа.

— Я знаю! — вскрикнул он. — Я знаю!

От неожиданности я вырвался из его сознания, с недоумением его разглядывая. Такая бурная реакция не имела особого смысла в контексте сцены, которую я только что просмотрел.

— Что случилось, Поттер? — поинтересовался я.

— Я видел… я вспомнил, — задыхаясь, прошептал он. — Теперь я понял…

— Что поняли? — поторопил я. Порой слова из Поттера приходилось тянуть клещами — если подумать, это был ощутимый контраст с поведением его отца. Тот всегда находил, что сказать, в любой ситуации — он даже не заботился о том, что вылетало из его рта. Следовало признать, что его сын был куда вдумчивее.

Я мотнул головой, укрепляя свои щиты. Занятия с Поттером были еще более ужасной идеей, чем я изначально предполагал — из моего самоконтроля стремительно летели щепки.

После долгого молчания, Поттер поднял на меня пронзительный взгляд.

— Что находится в Отделе тайн? — спросил он твердо, и я оцепенел. Из всех вопросов, которые я мог ожидать, этот был последним.

— Что вы сказали? — переспросил я. Поттер распрямил плечи, словно готовясь к схватке.

— Я спросил, что находится в Отделе тайн, сэр? — жестко повторил он. Его взгляд был таким пристальным, что я машинально взвёл еще больше барьеров, прежде чем осознал, что это бессмысленно. Поттер не был легилиментом, и судя по сегодняшним успехам, никогда не смог бы им стать.

— Чем, интересно, вызван такой вопрос? — протянул я. Я не одобрял попыток Дамблдора оградить мальчика от всей информации, связанной с Лордом, но в том, что касалось Пророчества, я был с ним солидарен. Поттеру не нужно было об этом знать. Это лишь усложнит его жизнь, заставив думать, что у него нет выбора и он и правда Избранный. Хуже быть не могло.

— Коридор, который я сейчас видел, — нетерпеливо произнес Поттер, — он снится мне несколько месяцев. И я только что его узнал. Он ведёт в Отдел тайн, и Волдеморту что-то оттуда нуж…

— Я запретил вам произносить имя Тёмного Лорда! — машинально прикрикнул я. Поттер замолчал, сверкая глазами в немом вызове. По всем параметрам, это высокомерие должно было напомнить мне об его отце, но почему-то первой в голову пришла Лили — это у нее я часто видел именно такое выражение лица. Мысль была странной, почти пугающей, поэтому я осторожно отделил ее от остальных и перенёс за железную ограду.

Я разберусь со всей этой нелепицей позже. Сейчас мне требовалось заставить Поттера замолчать.

— В Отделе тайн находится много чего, Поттер, — сказал я насмешливо, — но мало такого, что вы в состоянии понять, и совсем ничего, что вас бы касалось. Я ясно выразился?

Мальчишка имел наглость закатить глаза, но, как ни странно, он не стал спорить.

— Да, — бросил он, потирая свой шрам. Я бегло скользнул по нему взглядом. Что могло спровоцировать боль сейчас? Темный Лорд? Или наши занятия?

В любом случае, мне казалось, на сегодня мы закончили. Я не был уверен, что хоть один из нас выдержит нового витка воспоминаний.

— Явитесь в среду, в это же время, — велел я. — Мы продолжим работу.

— Хорошо, — согласился Поттер. Теперь он звучал отстраненно, словно его мысли занимало нечто куда более важное.

— Каждую ночь перед сном вы должны освобождаться от всех эмоций. Вы должны очищать и опустошать сознание, добиваться полного покоя. Понятно?

— Да, — Поттер кивнул, но то, как его глаза рассеяно блуждали по кабинету, заставило меня усомниться, слышал ли он хоть слово.

— Предупреждаю: если вы не будете упражняться, от меня это не укроется.

— Ага, — мальчик вновь кивнул. Его согласие по-прежнему не звучало убедительным, но сделать с этим я ничего не мог. Мой долг на сегодня был выполнен.

Теперь… теперь мне предстояло подумать. Найти объяснения вещам, которые я видел. Потому что то, что мне казалось сейчас, не могло быть правдой. Мой кошмар не мог оказаться реальностью. Должна была существовать другая интерпретация событий, которым я стал свидетелем, я и ее найду.

Некоторые вещи просто не укладывались у меня в голове, и идея о Поттере, как о нелюбимом, затравленном, никому не нужном ребенке была одной из них.

* * *

Воспоминания, увиденные во время легилименции, часто являлись глубоко субъективными. Это было основным объяснением, за которое я мог уцепиться.

Часы показывали без пятнадцати десять; все работы на завтра были проверены, а потому я позволил себе поддаться привычке, выработанной за эти каникулы, и налил себе целый стакан оставшейся на дне настойки. Дождавшись, чтобы она сгладила наиболее острые углы в моём собственном сознании, я, наконец, позволил себе приоткрыть занавес и мысленно пройтись по всему тому, что сегодня увидел в голове у Поттера.

Из трёх воспоминаний о его семье, первое было по меньшей мере странным. Второе и вовсе ужасало — оно казалось гротескным до такой степени, что принять его за чистую правду я не мог.

Петуния никогда не являлась олицетворением любви и заботы. Магглы в целом тоже были далеки от воплощения милосердия. Но наблюдать, как маленький ребенок — их ребенок — пытается залезть на дерево из последних сил, с кровоточащими руками и лодыжкой, и смеяться при этом? Это было чересчур.

Один лишь образ увиденного заставил меня содрогнуться и срочно сделать новый глоток.

Я допускал, что Поттер был выдумщиком, жаждущим привлечь к себе внимание, но сфабриковать воспоминания, чтобы вызвать жалость к себе, он однозначно не мог. Вариантов имелось лишь два: либо увиденное мной — правда, либо Поттер запомнил события искаженным образом.

Моё сознание отказывалось рассматривать первый вариант. Оставался второй.

Возможно, подобный инцидент и правда произошел. Собака тетки Поттера могла наброситься на него в его детстве, загнав его на дерево. Петуния с мужем действительно могли оказаться поблизости, смеясь над чем-то, и сознание Поттера повернуло всё так, словно они смеялись над ним. Он был испуган и ему было больно — неудивительно, что его мысли перемешались.

Каждой клетке моего тела и разума хотелось поверить в эту теорию. Она многое объясняла; она не вызывала этот немой ступор, за которым медленно нарастали волна ужаса и клубок чудовищной вины.

Но было одно «но»: два других воспоминания. Я выхватывал случайные образы — могло ли так совпасть, что каждый из них, касающийся семьи, был негативным? В первом отрывке, Поттера разрывала зависть и глухая обида. Его чувства не походили на чувства ребенка, которому не подарили дорогой подарок вроде велосипеда — нет, они скорее напоминали эмоции человека, который в жизни не получал даже открытки на день рождения. Требовались годы, чтобы развить в маленьком мальчике столько горечи и тоски.

Третье воспоминание было странным — я понятия не имел, зачем дядя Поттера пытался забить досками почтовый ящик, но эмоции самого Поттера вращались вокруг тревоги, страха, и гнева. Что-то здесь было не чисто.

Силой заставив себя сделать глубокий вдох, я вновь пригубил свой напиток.

Поттер не мог быть воспитан в чём-то помимо любви и обожания. Он был высокомерным и бездумным — налицо имелись все признаки избалованности и испорченности. Кроме того, Альбус бы в жизни не оставил его в среде, где с ним жестоко обращались. Столько людей были готовы принять мальчика, который выжил, с распростёртыми объятиями — бросать его на попечении жестоких магглов не имело смыла. Альбус мог быть эксцентричным, но он бы никогда так не поступил.

И всё же, я не мог просто отмахнуться от увиденного. Во время следующих наших занятий с Поттером, я целенаправленно вытащу на поверхность воспоминания, связанные с его семьей. Это поможет мне расставить всё по своим местам.

Относительно успокоенный этой мыслью, я отставил бокал, но под кожей продолжало щекотать напряжение.

А Поттер на Слизерине? Поттер на моем факультете, Поттер в зелено-серебристых цветах — это был очередной образ из моего недавнего кошмара. Я и понятия не имел, насколько он был близок к правде.

Что могло заставить Шляпу думать, будто Поттер достигнет величия на Слизерине? Что в нём вообще было слизеринского? Амбициозность? Мальчишка был высокомерен, но мне никогда не казалось, что в нём есть жажда чего-то добиться.

Он играл в квиддич, потому что ему нравился сам процесс — я видел это по выражению чистого и искреннего наслаждения на его лице каждый раз, когда он взлетал в воздух; по тому, как он поддерживал других игроков в команде, даже тех, кто не учился на его факультете.

Поттер организовал свою маленькую группу по защите от темных искусств из чувства необходимости, а не амбиций. Я неоднократно замечал, как нехотя он отвечал на вопросы студентов его собственного факультета, и как его внимание было направлено в совершенно другую сторону — вроде стола рэйвенкловцев.

Даже в том, что касалось Темного Лорда, Поттер не демонстрировал никаких особых порывов добиться чего-то. Он вступал в бой, когда это было необходимо — в остальное время, он предпочитал оставаться в тени. И конечно, все те разы, когда мне казалось, словно он совсем не наслаждается общим вниманием, а даже наоборот…

Нет. Я снова ступал на опасную территорию.

Сделав новый нетерпеливый глоток, я откинулся на спинку потертого кресла, прикрывая глаза.

Главное, что Поттер не был амбициозен. Особой хитрости за ним тоже не водилось. По всем меркам, он являлся ярчайшим представителем своего факультета — громкий, прямолинейный, буйный, с повышенным чувством фальшивой праведности и полной неспособностью различать жизненные тонкости.

Но ведь это не всё, прошептал внутренний голос, и я тут же спрятал его за ментальной стеной. Однако я опоздал — слова уже вырвались, а с ними пришли и воспоминания.

На протяжении всех этих лет, я неоднократно замечал, что в Поттере есть и другая сторона. Более мрачная, более угрюмая — сторона, предпочитающая держаться теней и находиться в одиночестве.

Мой кошмар не возник на пустом месте. Его создало мое собственное зелье, и я прекрасно знал, как оно должно работать. Оно не вызывало случайные видения — всё базировалось на подсознании и на уже имеющихся ростках сомнений и страхов. Вполне возможно, что какая-то часть меня уловила признаки далеко не радужной жизни Поттера, заметила качества, которые чуть не заставили Шляпу отправить его на мой факультет.

Но принять, что я мог столько лет жить в неведении, что Дамблдор мог так ошибиться, было за пределами моей выдержки.

Пока я не раздобуду более существенных доказательств, я не стану делать выводы. Это стало моим окончательным решением.

Для большей убежденности, я прикончил бокал с настойкой и плеснул себе новую порцию, игнорируя становившийся неприятным жар, полыхающий в грудной клетке.

А зеркало Еиналеж? Лили. Улыбающаяся Поттеру, полная любви и жизни. Лили, которую я не застал, и которую никогда не увижу.

Мысль отдалась глухим и болезненным эхом в душе, заставив меня прижать руку ко рту в попытке заглушить горький возглас, рвущийся наружу.

Ночь будет долгой. После всего, я едва ли смогу заснуть.

* * *

На следующее утро, я едва вылез из постели. Голова раскалывалась ровно до того момента, как я не принял отрезвляющее зелье, но даже когда мысли прочистились, лучше стало только до определенной степени. Морщась от собственной глупости, я поковылял в большой зал, хотя до конца завтрака оставалось десять минут.

К моему удивлению, большинство всё еще находились на своих местах. Ученики встревоженно переговаривались, а за преподавательским столом царила мрачная атмосфера: на лицах почти всех застыло каменное выражение.

Я ускорил шаг, занимая своё место. На меня не обратили внимания — все были заняты либо тихими разговорами, либо чтением газеты.

— Что произошло? — негромко спросил я, как только Минерва отвернулась от Дамблдора и уткнулась в свою тарелку.

— Выписывайте свою собственную копию, — пробормотала она, но всё же пододвинула ко мне выпуск Пророка. Еще до того, как я его открыл, Минерва снова заговорила.

— Из Азкабана совершен массовый побег. Одни из самых опасных и жестоких слуг Сами-Знаете-Кого сейчас на свободе, но разумеется, Фадж и не думает предупреждать об этом общественность.

Мои руки замерли. Я не мог оторвать взгляда от двигающихся фотографий.

Лестрейндж. Долохов. Руквуд.

Беллатрикс никогда не отличалась выдержкой или здравым рассудком, и я не хотел даже представлять, как Азкабан усугубил ее психические проблемы. Долохов являлся бездумным но жестоким идиотом, а вот Руквуд… Руквуд был опасен. До своего ареста он работал в Отделе Тайн, и я не сомневался, что и сейчас он сможет поделиться с Темным Лордом важными сведениями. Возможно, именно он был главной причиной, по которой устроили этот побег — после провала с Боудом, Лорду мог понадобиться преданный и надежный Невыразимец.

Но вопрос был не в том, почему или как это произошло. Прежде всего меня интересовало, почему меня не предупредили о побеге.

На такое важное задание требовалось отрядить приличное количество Пожирателей смерти. Я не входил в их число. Это из-за того, что в подобных делах Темный Лорд предпочитал полагаться на тех своих сторонников, засевших в Министерстве, или же меня сочли недостойным доверия? Метка всё еще молчала, и не похоже было, что меня вот-вот призовут.

Под ложечкой неприятно засосало. Облизнув внезапно пересохшие губы, я попытался сосредоточиться на статье, но Минерва продолжила говорить.

— Альбус получил письмо сегодня ночью. К сожалению, на тот момент было слишком поздно что-то предпринимать. Помимо побега, произошло еще кое-что: Бродерика Боуда убили.

На этот раз оцепенела каждая часть моего тела. Я невидяще уставился вперед, пока холод стремительно пробирался через кровь к самому сердцу, сжимая его в своей ледяной хватке.

Боуд убит? Теперь уже не просто повреждён рассудком, а убит?

Это не могло быть совпадением. Очевидно, что его смерть не являлась случайностью.

Также очевидно, что его смерть — во многом на моей совести.

Игнорируя Минерву, я поднялся на ноги и направился к выходу. Пустой желудок издал стон протеста, но резко последовавшая за ним тошнота заглушила все голодные позывы. Чем дальше я удалялся от большого зала, тем сильнее она становилась, упорно карабкаясь к горлу и заставляя меня то и дело сглатывать в попытке заглушить ее хоть немного.

Мне и так становилось не по себе при одной мысли, что Боуд попал в Мунго по моей вине. Но теперь он был мертв. Никаких шансов исправить ошибку, придумать зелье, которое могло бы ему помочь. Смерть была силой, против которой я не мог бороться, и только что список людей, погибших из-за меня, пополнился на одно имя.

Нужно было идти на занятие, но ноги несли меня в противоположном от класса направлении. Завернув за очередной угол, я прижался лбом к прохладной стене, заставляя себя глубоко дышать.

Зачем я сказал Эйвери о Невыразимцах? Почему не продумал всё лучше, не просчитал возможные последствия? Теперь Боуд был мертв, а никто, кроме меня и Эйвери, даже не знал, по чьей вине это случилось.

Я снова поторопился. И я снова стал убийцей.

Легкие сжались так сильно, что я не смог сделать следующий вдох. Сердце в панике начало ускорять свой бег, и мне стоило огромных усилий вытолкнуть зарождающиеся ужас, вину, и отвращение к самому себе за пределы сознания. Окклюменция помогла: как только самые острые эмоции потеряли свою резкость, я снова начал дышать. Воздух вокруг меня, казалось, пропитался чем-то ядовитым, но, хотя это состояние и было мною подзабытым, я всё еще помнил, как с ним справляться.

Не думать. Поставить себе цель, сконцентрироваться на ней, и отгонять все мысли, хоть немного связанные с источником паники.

Да, я был виноват в смерти Боуда, но в конечном счете, это не имело значения. Многие в этой войне пострадают; многие уже отдали свои жизни. Рано или поздно, я присоединюсь к ним. Сожалеть, переживать, корить себя — всё это ни к чему не приведет и только затруднит мою миссию.

В настоящий момент, моей миссией являлся урок зельеварения. В более масштабном плане, я обязан стремиться принести пользу, как шпион.

Мне не было дела до Боуда. И чем быстрее я поверю в это, тем лучше смогу выполнять свои обязанности.

* * *

Несмотря на мои попытки защитить сознание с помощью оклюменции, всё время до следующей среды я провёл в странном оцепенении. Чувства были — они роились где-то глубоко внутри, под слоями и стенами защитных щитов, но в целом, я ощущал себя словно в ступоре. Я проводил уроки, проверял задания, и принимал пищу на автомате. Не позволяя себе останавливаться или просто задумываться, я просто двигался вперед по привычке, пока не пришёл новый день занятия с Поттером.

Как ни странно, я впервые за неделю вдохнул полной грудью, и точно так же впервые мое спокойствие прекратило быть напускным. Щиты ослабли, а острые эмоции не спешили возвращаться.

Передо мной и правда стояли другие приоритеты. Научить Поттера защищать его сознание было главной необходимостью, а попутно, мне требовалось разобраться в том театре абсурда, который я видел в прошлый раз. По сравнению с этой целью, смерть Боуда внезапно стала казаться лишь небольшой проблемой.

Этим вечером мальчик зашел ко мне в кабинет всё с таким же настороженным видом. Я смерил его пытливым взглядом, подмечая то, как он практически вибрировал от нервного напряжения.

— Вы практиковались очищать свое сознание, как я вам велел? — поинтересовался я.

— Да, — сказал Поттер. Его ответ был быстрым и уверенным, и он нагло смотрел мне прямо в глаза, но почему-то я нисколько не сомневался в том, что он врал. Занятие даже не началось, а он уже выражал целую гамму эмоций одним своим телом.

До чего бестолковый мальчишка. Даже когда речь шла о чём-то настолько важном, он слишком ленился, чтобы приложить малейшие усилия! Неужели так сложно потренироваться отключать свое сознание хотя бы в течении десяти минут перед сном?

— Вы понимаете, что одно проникновение в ваш разум, и я пойму, что вы мне врёте? — спросил я спокойно. Губы Поттера на мгновение плотно сжались.

— Я не вру, — отчеканил он.

— Правда? Тогда, полагаю, время на подготовку вам не нужно. Начнём прямо сейчас.

С лица Поттера схлынули все краски и он нервно сглотнул. Но даже несмотря на это, он демонстративно-пренебрежительно пожал плечами и вздёрнул голову вверх.

— Я готов, — сообщил он.

Вербально врать у него получалось неплохо. Если бы не эмоции, которые можно было легко считать по одному его виду, я бы мог поверить в его готовность.

Что ж. Поттер не хотел упражняться самостоятельно? Тогда ему придётся делать это прямо сейчас, под натиском моего мысленного вторжения.

— Раз, — проговорил я медленно. — Два. Три. Легилименс.

На этот раз терять время я не собирался. Едва оказавшись в водовороте образов, я выбрал направление: счастливые воспоминания о детстве. В эту же секунду, практически все картинки померкли, оставляя лишь небольшую горстку светиться тусклым огнём.

И это всё? Это все счастливые воспоминания, которые Поттер накопил, пока рос?

Темное, гнетущее чувство закралось внутрь. Я ухватился за один из образов более резко, чем следовало, и где-то неподалеку послышался болезненный вскрик Поттера.

Это меня отрезвило. Я немедленно смягчил упор, подступаясь к воспоминанию куда более бережно.

Поттер в зоопарке, ест мороженное и улыбается сам себе. Никого из его родственников поблизости.

Какой-то другой ребенок и Поттер весело смеются вместе, но сила радости, почти отчаянной надежды и страха не соответствуют контексту. Скорее создается впечатление, что Поттер впервые завёл друга и теперь боится его потерять.

Поттер с благоговением рассматривает письмо из Хогвартса, и его восторг и шок абсолютно непонятны, учитывая, что он должен был знать о своём грядущем поступлении за много лет до этого.

Несколько других воспоминаний были почти идентичны. Я не увидел ничего, что стоило бы ожидать от ребенка, выросшего в счастливой и любящей семье. Ни единого момента близости с родственниками, ни одной ситуации, которую я мог бы объективно назвать действительно счастливой. Маленькие, незначительные события и непропорциональная реакция Поттера на них.

Я отступил, снимая заклинание. Поттер вновь сидел на полу, залитый потом, сверля меня злым взглядом. Еще недавно это могло меня позабавить, но сейчас я лишь молча уставился на него в ответ. Мысли проворачивались медленно, нехотя, а гнетущее чувство внутри всё нарастало.

— Еще раз, — грубо сказал я. — Отключитесь от эмоций. Попробуйте выкинуть меня из вашей головы.

— Я стараюсь! — прорычал Поттер, рывком поднимаясь на ноги. — Но я не понимаю, как!

— Я уже говорил вам: отключитесь от эмоций. Попробуйте визуализировать мысленные щиты. Найдите моё присутствие и вытолкнете его.

— Как я могу вытолкнуть что-то, чего я не вижу?

Несмотря на все противоречивые чувства, шипящие внутри, я усмехнулся. Глупый ребенок. Как можно воспринимать всё так буквально?

— Если у вас проблемы с визуализацией, Поттер, то тогда вам остается учиться на своих ошибках, — заметил я. — Легилименс!

Возможно, оттягивать момент было нелепо, но при мысли о том, чтобы заглянуть в воспоминания непосредственно о родственниках, что-то внутри меня отчаянно протестовало. Поэтому я пошёл другим путем и устремился к образам, связаным с друзьями. Даже если жизнь Поттера с родственниками оказалась далеко не такой лучезарной, как я всегда считал, а счастливые моменты сводились к минимуму, друзья — нейтральная территория, и они должны были принести более положительные результаты.

Как только я увижу какое-то проявление нормальности, я смогу перестать искать. Пусть это было трусостью, но мне хотелось зацепиться хоть за что-то, что помогло бы сгладить те образы, которые я уже видел. Мне требовалось убедить себя, что хотя бы где-то Поттер ощущал себя в тепле и безопасности. И если я найду тому даже минимальное подтверждение, моему сознанию этого будет достаточно.

К моему облегчению, сотни, тысячи воспоминаний замелькали перед глазами, однако стоило мне проверить несколько из них, облегчение сменилось разочарованием.

Все эти образы без исключения были о Грейнджер и Уизли. После четвертого бессмысленного разговора, я отступил и вновь слился с общим потоком мыслей Поттера.

Друзья до Хогвартса. Такая формулировка была достаточно конкретной, чтобы принести мне нужные результаты.

Как и прежде, большинство картинок потускнели. Остались три жалких воспоминания, и одно это сказало мне всё, что я хотел знать. Несмотря на то, что связь с моим физическим телом сейчас ослабела, я всё равно ощутил, как сердце пропустило удар под давлением мрачного осознания.

Поттер был одинок и несчастлив. Даже три жалких образа, которые мельтешили перед глазами, были слишком блеклыми — что бы там не фигурировало, это очевидно не являлось яркими, наполненными радостью воспоминаниями.

Сложные отношения с родственниками и никаких друзей. Теперь это был самый оптимальный вариант, на который я мог надеяться.

Поттер издал какой-то звук — наверняка жалоба или протест, и это вновь подействовало отрезвляюще.

Действительно, процесс затягивался. Ему требовалось время на передышку — он явно не собирался сопротивляться в ближайшее время, а находиться так долго в его сознании могло привести к неприятным последствиям.

Но перед этим, я должен был просмотреть хоть одно воспоминание. Не стоило особо рассчитывать, что оно мне понравится, но какая-то особо упрямая часть меня всё еще надеялась найти приемлемое объяснение происходящему.

В образе из прошлого, который я выбрал, Поттер стоял в школьном помещении. Он то и дело вытягивал шею и смотрел по сторонам, и его чувства — нетерпение, радость, ожидание — заставили неприятный гул в моей голове стихнуть, а потом и вовсе замолчать.

Кажется, в это секунду мальчик был искренне доволен. Он переминался с ноги на ногу в радостном возбуждении, и оно усилилось, когда он заметил одногодку, шагающего в его сторону.

— Привет, Майкл! — воскликнул он и замахал рукой. Обычно я бы тут же потерял интерес, но сейчас такое проявление нормальности казалось наградой.

И всё же, что-то было не так. В воспоминание вмешались эмоции теперешней версии Поттера: как только он увидел, какую именно сцену я смотрю, на него лавиной нахлынули стыд, неловкость, и что-то, напоминающее грусть. Я наконец-то ощутил первые толчки сопротивления — Поттеру не хватало сил выкинуть меня из головы, но он попытался вырвать образы прямо у меня из рук, бросаясь на них снова и снова. В результате, воспоминание частично ушло во тьму, и мне удалось заметить лишь вспышки.

Поттер шагнул на встречу своему другу, сияя широкой улыбкой… сам друг, Майкл, тоже улыбнулся, а затем с неожиданной силой сбил очки с его лица и толкнул его так, что Поттер отлетел назад и врезался в одну из парт… смех, шокированное выражение лица Поттера… снова Майкл, пожимающий руку толстому мальчишке, которого я до этого видел на велосипеде. Принимающий от него коробку с игрушечным роботом. Сам толстый мальчишка, стоящий рядом с Поттером с отвратительной ухмылкой на лице.

— Я же говорил, никто не станет с тобой дружить! — торжественно провозгласил он. — Интересно, что с тобой сделает папа, когда увидит, что твои очки снова разбились?

Раздражение нынешнего Поттера смешалось со скорбью и безнадежностью, в которых утопала его прошлая версия. Воспоминание подошло к концу, и я вынырнул на поверхность, машинально опуская руку с палочкой.

На этот раз, Поттер не сидел на полу. Он держался за край стола, навалившись на него всей массой. Его волосы были мокрыми от пота, и к моему удивлению, он послал мне пристыженный взгляд.

… Его дружбу променяли на какую-то маггловскую игрушку, как минимум два других ребенка обошлись с ним жестоко, опекунам явно было на него плевать, а стыд испытывал он. Стыд от того, что я это увидел.

Эта его реакция стала последней каплей.

— Убирайтесь! — рявкнул я. Поттер нахмурился.

— Что?

— Занятие окончено, Поттер, убирайтесь из моего кабинета!

На мгновение, на его лице промелькнула изумленная обида, и от этого мне стало совсем паршиво. Гул в голове вернулся и нарастал с пугающей силой, поэтому я поспешно отвернулся, невидяще уставившись на Омут памяти.

— Придете в следующий понедельник, — добавил я немного мягче. — В такое же время. Небольшой успех есть, но этого очень мало. Вы должны продолжать практиковаться. И если вы соврете мне снова, последствия вам не понравятся.

В ответ я получил неясное бурчание. Как только дверь захлопнулась, я взмахнул палочкой, накладывая запирающие чары, а затем опустился в свое кресло и уставился в протравленный зельями потолок. Я надеялся удержаться за ускользающее искусственное состояния спокойствия, которое дарила окклюменция, но было слишком поздно. Тошнота взметнулась вверх, словно только и ждала повода для атаки; легкие вновь сжало в стальные тиски, а чувства шока и неверия стремительно перерастали в одну бесконечную волну немого ужаса.

Я ошибался. Альбус ошибался. Весь волшебный мир ошибался — и никто, кроме меня, об этом не подозревал.

Поттер всегда производил впечатление избалованного и наглого ребенка. Он дерзил в ответ на малейшую критику, нарушал правила, и глазом не моргнув, считал себя неприкасаемым. Но после того, что я увидел за эти два занятия, это всё внезапно предстало в совершенно новом свете.

Дерзость как защитный механизм, выработанный годами нападок со стороны близких. Нарушение правил и сопровождающее его абсолютное спокойствие как уверенность, что что бы с ним не случилось, никому не будет до этого дела — результат возможной низкой самооценки, а не бездумного геройства.

Даже той малости, что я видел в воспоминаниях Поттера, хватило, чтобы выстроить целую цепочку событий из его жизни, и ответная ярость была настолько разрушительной, что под ее силой всё моё тело начала пробирать мелкая дрожь. Раздался грохот — несколько банок, стоящих на ближайших полках, лопнули, разбрызгивая свое содержимое.

Такое проявление стихийной магии считалось абсолютно ненормальным как для меня, так и в целом для волшебников моего возраста, но гнев, разливавшийся в сознании, не позволил долго об этом думать. Сам этого не осознавая, я поднялся на ноги, а потом опустился обратно в кресло, крепко сжимая руки в кулаки.

Мне не нужно было видеть худшее, чтобы понять, какая динамика отношений существовала в так называемой семье Поттера. То, что я подсмотрел в первый день наших занятий, не являлось преувеличением. Эти люди не видели в мальчике своего ребенка, племянника, или хотя бы гостя. Толстяк из воспоминаний явно был их сыном, и его поведение четко давало понять, на каком положении Поттер находился в их доме.

Изолированный от всех. Затравленный своим же кузеном. Не имеющий представления о том, что Хогвартс существует. Вынужденный терпеть безразличие взрослых, обязанных заботиться о нём.

И безразличие — это в лучшем случае. Я понятия не имел, насколько плачевной была вся ситуация, до чего всё успело дойти. Сколько еще Поттер скрывал? Сколько носил в себе? Он вообще осознавал, насколько ненормальными являлись его воспоминания, или же для него это было в порядке вещей? Если он изначально рос в подобной обстановке…

Странный звук, состоящий из одной сплошной злости, вырвался откуда-то из груди. Я вновь вскочил на ноги, уже едва понимая, что делаю, и за моей спиной лопнули еще несколько банок.

Сын Лили не должен был вырасти в такой обстановке. И пусть порой я думал о несправедливости того, что он жив, а она нет, пусть я презирал его наглость и считал, что ему стоит преподать урок, такого никогда не должно было случиться в действительности. Он должен был быть счастлив. Эта мысль всегда приносила как раздражение, так и странное тихое утешение, потому что именно ради этого я всё еще жил — чтобы оберегать Поттера до тех пор, пока Темный Лорд не будет повержен. Дать ему шанс на свободную и безмятежную жизнь, потому что этого хотела бы его мать.

Новое пронизывающее осознание того, что я не только не преуспел, но и совершил катастрофическую ошибку, заставило меня пошатнуться. Голова пульсировала от отчаянной борьбы между мысленными щитами и вихрем эмоций, которые были слишком сильными, чтобы их подавить. Стиснув челюсть, я попытался сосредоточиться, но ничего не вышло. Паника и ярость продолжали набирать обороты, заставляя мои зубы то и дело клацать от дрожи, которая отказывалась униматься и упорно продолжала сотрясать моё тело.

Я ведь знал Петунию. Я знал, как она относилась к магии, какой завистливой и прогнившей она была. Лили не раз прибегала в слезах от их очередной ссоры; часто я видел у нее синяки от того, что Петуния швыряла в нее что-то, хватала ее за руки, или просто толкала. Долгие годы, она не могла смириться со своей посредственностью и пыталась отыграться за это на других. Так с чего я решил, что возраст и смерть сестры могли ее исправить? Почему я ни разу не задумался, каково будет другому волшебнику расти под ее присмотром?

Мир вокруг рушился. Я не знал, было это лишь ощущением либо же физической проблемой — комната медленно начала кружиться, и я закрыл глаза, пытаясь найти спасение в темноте.

Невыносимо. Невыносимо было осознать, что Поттер представлял из себя на самом деле. Невыносимо представлять, что еще мне предстоит увидеть и насколько близким мой кошмар окажется к реальности.

Я должен был сделать что-то, сделать немедленно. Даже на встречах у Темного Лорда, занимаясь самыми ужасными вещами, которые можно было вообразить, я не чувствовал, что рассудок меня покидает. Но теперь безумие казалось до невозможности близким, дышащим мне прямо в лицо, и если я не остановлю его, я не знал, к чему это приведет.

— Акцио умиротворяющий бальзам, — прошептал я. Склянку я поймал с трудом — она чуть не выскользнула прямо на пол. Хорошо, что я всё еще находился в кабинете, где запас зелий был неисчерпаем, потому что я понятия не имел, что случилось бы, если бы я не смог принять бальзам в эту конкретную секунду.

Я залпом осушил всю емкость, чувствуя, как по телу тут же начала разливаться спасительная, умиротворяющая прохлада. Звон в ушах прекратился, а безумие нехотя отступило. Я снова владел собой, а потому мне удалось молча закрыть кабинет и добраться до своей комнаты.

Возможно, к умиротворяющему зелью стоило прибавить и сонное. Мне всегда легче думалось на свежую голову, а без сна получить достичь этого состояния было попросту невозможно. Да и в любом случае… что я мог сделать? Было слишком поздно. Всё, что случилось с Поттером, уже произошло. Я не просто не смог его уберечь, я об этом даже не думал. И не я один.

Когда он придет в понедельник, я снова залезу к нему в голову — здесь у меня не было особого выбора. Я просмотрю новые порции воспоминаний. Если всё окажется близким к моему кошмару, я отправлюсь к Дамблдору и ему придется решить эту проблему, сделать так, чтобы Поттер никогда не вернулся в тот дом. Если нет… кто знает.

Поттер был сломлен, как бы талантливо он это не скрывал. Вопрос состоял лишь в том, насколько он был сломлен, и насколько ужасный просчет я совершил.

* * *

В последующие дни, мне тяжело было представить, что смерть Боуда совсем недавно вызывала во мне какие-то бурные чувства. Теперь мою голову занимал исключительно Поттер, и каждый раз, пересекаясь с ним, я либо же всматривался в него, пытаясь определить его эмоции и мысли, либо же отводил глаза, не в силах даже глянуть в его сторону. Осознание, что я подвел Лили, не оставляло меня ни на секунду, гнило внутри, пока чувство тошноты не стало моим привычным спутником.

Единственным небольшим утешением было то, что Поттер казался радостно оживлённым. Я не знал, с чем это было связано, но от этого становилось хотя бы немного легче.

Дни плавно превращались в недели. Занятия окклюменцией не приносили никакого толку, но, откровенно говоря, моей вины здесь было столько же, сколько и вины Поттера. Несмотря на моё изначальное стремление, я обнаружил, что избегаю любых воспоминаний, связанных с его годами до Хогвартса. Я строго придерживался будничных школьных образов, тем самым не давая мальчику мотивации приложить усилия и наконец выкинуть меня из его сознания.

— Вы очищаете разум перед сном? — спросил я в очередной раз на одном из уроков. Поттер фыркнул.

— Да, — лаконично ответил он.

— Вот как? И каких успехов вы добиваетесь во время этого процесса?

— Я засыпаю.

От такой наглости я на мгновение обомлел, а Поттер лишь заулыбался, довольный своим идиотизмом. Странный ребенок.

Темный Лорд и Дамблдор оба игнорировали меня, и это заставляло меня еще больше зациклиться на воспоминаниях, которые я должен был просмотреть. Рано или поздно всё равно придется это сделать. Зачем оттягивать момент?

И всё же, по какой-то причине, я не мог.

Наступил уикенд в Хогсмиде, и разумеется, вся школа ломанулась туда. Я занялся приготовлением зелий для больничного крыла, но действовал исключительно автоматически. Мысли блуждали в местах, находиться в которых было небезопасно, но и вернуться оттуда не получалось.

Почему Поттер никогда никому не жаловался? Минерва или Альбус сделали бы всё, чтобы забрать его из токсичной обстановки. Он всегда мог остаться в Хогвартсе либо же переехать к своему крестному…

Блэк. Я был готов поспорить на что угодно: даже он понятия не имел, как рос его крестник. Если бы он знал, он бы уже давно атаковал дом тех магглов, сравняв его с землей и заработав новый срок в Азкабане. Нет, Поттер однозначно держал всё в тайне, и я не мог этого понять.

Моя семья тоже не была идеальной. Я считал Хогвартс своим домом, но даже здесь мне порой приходилось не легко. Единственный раз, когда я пожаловался на Мародеров, мне доброжелательно велели заткнуться. И это понятно: студентом, меня мало кто знал и мало кто был готов проявить участие. У Дамблдора тоже не имелось причин мне помогать. Но Поттер? Он являлся героем волшебного мира. Его обожали даже те, кто его не знал. Сотня людей бросились бы ему на помощь, если бы он попросил. Однако он сохранял молчание. Почему?

Этот вопрос не покидал меня. Я пытался найти ответ в воспоминаниях Поттера, но легилименция была плохим помощником, когда приходилось искать чью-то мотивацию. Ни один из образов, на которые я рискнул взглянуть, не давали объяснений — напротив, они добавляли новые вопросы.

— Что это за женщина? — полюбопытствовал я во время очередного занятия. Поттер, хоть и тяжело дышал, не сидел на полу — однозначный прогресс. — И зачем вы ели то странное блюдо, если еще немного, и вас бы стошнило?

— Это не странное блюдо, — буркнул Поттер. Пользуясь временной передышкой, он облокотился об мой стол, словно это было чем-то совершенно естественным. — Это смесь тушенной и квашенной капусты.

Я поморщился, испытывая невольное чувство солидарности с мальчиком.

— Не вижу, каким образом такое блюдо можно назвать нормальным, — заметил я. Поттер пожал плечами.

— Миссис Фигг любила капусту, — пояснил он. Когда я ничего не сказал, он расслабился более заметно и подался вперед, нагло занимая еще больше поверхности моего стола. — Мои дядя и тетя иногда оставляли меня с ней, когда уезжали куда-то. У нее всегда жило очень много кошек и ей нравилось показывать фотографии с ними.

Судя по его гримасе, ни капуста, ни кошки его не привлекали. А значит, вопрос оставался прежним.

— Вы мазохист? — презрительно спросил я. — Настолько любите строить из себя жертву и делать то, что вам не нравится?

Поттер мгновенно напрягся, и его брови сошлись на переносице.

— Это вежливо, — мрачно ответил он. — И я редко бывал у нее в гостях, так что мне было не сложно посмотреть несколько фотографий.

— Удивительная учтивость в устах студента, который за пять лет обучения не может запомнить, как правильно обращаться к преподавателю, — протянул я язвительно. Поттер насупился еще больше. — И по этой же фантастической причине вы решили съесть блюдо, от которого вас едва не вырвало?

Поттер выпрямился, и его плечи немного поникли.

— Еда есть еда, — лаконично произнес он. В его голосе сквозила странная ирония, расшифровывать которую мне не хотелось.

Это продолжалось большую часть занятий. Поттер состоял из противоречий: он мог открыто хамить и показывать странную робость; принимать всеобщее восхищение как должное и в то же время смущаться от пристального внимания. Его воспоминания не проливали особого света на то, что сформировало в нём именно эти качества — по крайней мере, те воспоминания, которые я позволял себе рассматривать.

Одним утром, стоило мне прийти на завтрак, я как обычно начал выискивать глазами Поттера, и к моему изумлению обнаружил, что я был таким не один. Почти все таращились на него во все глаза, и причина тоже была немедленно понятна. Весь стол перед мальчиком оказался завален горой писем, и новые всё продолжали прибывать — целая армия сов выстраивалась в кривой ряд, высматривая себе угощение.

Я украдкой осмотрел остальных преподавателей. К моему облегчению, большинство тоже казались недоуменными — только Дамблдор, Флитвик, и Макгонагалл что-то негромко обсуждали. Амбридж так и вовсе ерзала на месте, попеременно то краснея, то бледнея. В какой-то момент она не выдержала, вскочила на ноги, и засеменила к столу Гриффиндора, плотно сжимая кулаки вдоль боков.

Какое-то время я наблюдал, как она переговаривается с Поттером, приобретая всё более пунцовый вид. Наконец, прижав к груди какой-то журнал, она поковыляла обратно к столу. К моему удивлению, вместо того, чтобы вернуться на свое место, она направилась прямо ко мне, попутно смерив Макгонагалл и Дамблдора испепеляющим взглядом.

— Вы знали о том, что натворил этот негодный мальчишка? — прошипела она. Ее руки тряслись, когда она бросила журнал передо мной, и я с интересом поднял его.

На обложке красовалась фотография смущенного Поттера, с ярким текстом, напечатанным прямо на ней: «Он наконец заговорил: Правда о Том, Кого Нельзя Называть, и Как Я Стал Свидетелем Его Возвращения.»

Я моргнул, медленно перечитывая слова. Поттер… дал интервью о возвращении Темного Лорда? И Пророк напечатал это?

Как только последняя мысль стала осознанной, я быстро посмотрел в верхний угол. «Придира», гордо красовалось там.

Теперь в происходящем начало появляться больше смысла. «Придира» была абсолютно бесполезной и безумной газетой. Я знал о ней исключительно потому, что Лавгуд часто упоминала ее, чтобы оправдать свое нелепое поведение и рецепты зелий, которая она упорно продолжала придумывать практически на каждом занятии. Издателем являлся ее отец, а так как она состояла в группе Поттера по защите от темных искусств, неудивительно, что они нашли общий язык.

— Как он посмел, — шипела Амбридж. Она задыхалась от ярости, упорно игнорируя прикованные к ней взгляды окружающих. — Как ему только в голову пришла такая дерзость! Что скажет Министр? Мы должны остановить распространение этой мерзкой газетенки, и как можно скорее!

— Абсолютно с вами согласен, — проговорил я. Пользуясь возможностью, я открыл саму статью и бегло пробежался по ней глазами.

Нельзя было не признать, Поттер меня удивил. Это был смелый и продуманный ход — теперь большая часть волшебного сообщества услышит его историю, и хотя многие только отмахнуться, найдутся те, кто пересмотрит свою позицию. Газеты имели мощный эффект: напечатанное в них автоматически выглядело достоверным для многих легкомысленных идиотов. Только некоторые из них обратят внимание на издателя — остальные безоговорочно купятся на то, что видят.

— Но как это сделать? — Амбридж, казалось, говорила сама с собой. Ее глаза лихорадочно блестели. — На выпуске стоит вчерашняя дата. Он уже разошелся, Мерлин знает сколько людей его уже прочитали…

— Остановить самого издателя может быть сложно, — подал я голос. Амбридж захлопнула рот, вперившись в меня диким взглядом. — Боюсь, только Министр может попытаться закрыть издательство. Но ваше влияние в школе безгранично. Я уверен, что здесь вам не составит труда ликвидировать каждую имеющуюся копию и запретить ученикам распространять это жалкое подобие статьи.

— Да, — пробормотала Амбридж. Краска, наконец, начала отливать от ее лица, и его осветили первые проблески скудного интеллекта. — Нужно срочно издать указ. Нужно развесить его везде, чтобы каждый ученик мог видеть... Северус, я одолжу несколько ваших слизеринцев, вы не против?

Не дожидаясь ответа, Амбридж поспешила покинуть Большой зал, а я с трудом сдержал усмешку.

Пусть развешивает везде свой новый приказ. Это будет самым действенным способом убедиться, что абсолютно каждый студент Хогвартса проявит интерес и прочитает эту статью. Даже слизеринцы не смогут устоять, несмотря на их презрение к Поттеру, потому что запретный плод всегда выглядел куда более желанным.

* * *

Как я и ожидал, к обеду, статью прочитали все, кто мог. Свежий приказ Амбридж висел абсолютно везде, включая коридоры — портреты возмущенно переговаривались в ответ на такое новое соседство, а среди учащихся царило взволнованное оживление.

Помимо информации о статье, утренняя сцена между Амбридж и Поттером стала обрастать всевозможными деталями. Большая часть этих слухов не имели под собой никакого основания, но кое-что было правдой: Гриффиндор лишился пятидесяти баллов.

По какой-то причине, это меня покоробило. Я сам с удовольствием отбирал подобное количество очков, но на этот раз, даже я считал, что Поттер заслуживал поощрения за свое несгибаемое упорство.

Вернуть баллы Гриффиндору я не мог по нескольким причинам, но это не значило, что я не мог придумать ничего другого. В течении того же дня, я снял в общей сумме 50 очков с Хаффлпаффа и Рейвенкло. Поступить точно так же со Слизерином у меня не поднялась рука, а потому я снял лишь 20 баллов. Это не пополнило ничью копилку, но фактически отменило наказание Амбридж.

Единственное, чего я не учёл, так это того, что у остальных преподавателей могут быть похожие идеи. Очень скоро, мои коллеги подарили Гриффиндору столько баллов, что он вырвался на первое место, а мне оставалось лишь злиться на собственную глупость и поспешность.

Следующие несколько недель были почти забавными. Амбридж металась из одного угла замка в другой, выискивая нарушителей и коршуном налетая на тех, кто, по ее мнению, держал что-то подозрительное. Доставалось даже преподавателям, и я не мог сдержать ухмылки, наблюдая за тем, как Минерва демонстративно ходит со свернутым журналом в руках. Я сомневался, что это «Придира», но смотреть, как Амбридж наливается злобой и то и дело дергается в ее сторону, а потом передумывает, было чрезвычайно забавно.

В течении этого же времени, небольшая толика уважения, которую я почти начал испытывать к Поттеру, быстро угасала. Мальчишка делал лишь периодические крохотные успехи, которые нельзя было назвать ничем, кроме как совпадением. Я не знал, был он настолько безнадежным или просто ленивым, но от этого раздражение начало вытеснять другие чувства. Вместе с ним пришла решимость.

Пришло время заглянуть в те воспоминания, от которых до этого момента я держался подальше. Поттеру требовался дополнительный стимул, нечто, что заставило бы его заволноваться и применить больше усилий. А я, в свою очередь, должен был разобраться со своей собственной проблемой раз и навсегда.

В каких бы конкретных обстоятельствах не вырос Поттер, я должен был это увидеть. А уже после я позволю себе задуматься о том, насколько фатальную ошибку я совершил и что стоит рассказать Альбусу.

— Готовы? — с деланным спокойствием спросил я. Поттер тяжело вздохнул.

— Как обычно, — буркнул он. Я начинал подозревать, что слово «сэр» вызывает в нём какое-то природное отторжение, потому что сколько бы раз я не напоминал ему, толку не было. Абсолютно безнадежный случай — и похоже не только в том, что касалось вежливости.

— Смотрите мне в глаза, Поттер, — резко сказал я. — Или вы до сих пор не привыкли?

Мальчик вспыхнул, но послушно поднял раздраженный взгляд.

— Легилименс.

На этом этапе, сознание Поттера было мне инстинктивно знакомым. Привычная настороженность, странная мягкость, стандартная рассеянность и вездесущая хаотичность. Его эмоции метались из стороны в сторону; образы сменяли друг друга с безумной скоростью, не давая мне увидеть ничего, кроме мимолетных вспышек.

Но сегодня этого было недостаточно. Не позволяя себе медлить, я выделил категорию негативных ранних воспоминаний и нырнул в первое попавшееся.

На меня мгновенно нахлынуло чужое удушливое чувство паники. Поттер лежал на какой-то узкой койке в темной крохотной комнате — даже не комнате, а чулане. Я мало что видел, но его чувства давали общее представление о ситуации.

Мальчика лихорадило. Его дыхание было учащенным, его тело дрожало под тонкой, никуда не годной простыней, и чем больше он находился здесь, тем страшнее ему становилось. Я наблюдал за всем через его затуманенное зрение, и судя по тому, как стены, казалось, медленно начинали смыкаться с друг другом, Поттер не просто болел — он испытывал клаустрофобию.

Чувствуя, как где-то в физическом теле, мое сердце начинает ускорять бег, я попытался осмотреться. Это действительно был чулан — маленький, темный, и не самый чистый. Несколько пауков сидели прямо на стене; еще несколько плели паутину на потолке. По правую сторону от койки находилась потёртая полка с немногочисленными вещами. Кое что привлекло моё внимание: на одной из верхних полок, стояла простая коричневая картонка. На ней детским почерком было выведено: «Комната Гарри».

Она была расположена на ребре, словно тот, кто ее смастерил, хотел, чтобы она встречала гостей прямо на пороге, гордо демонстрируя слова, написанные на ней.

«Комната Гарри». Что значит, «комната Гарри?» Я не мог ошибиться, это был обычный чулан. Здесь не хватало места, чтобы нормально встать, не говоря уже о том, чтобы здесь жить.

Поттер закашлялся. Звуки, вырвавшиеся из его груди, были такими хриплыми, что на меня тут же нахлынуло иррациональное беспокойство.

Болезнь явно затянулась. Поттер срочно нуждался в медицинской помощи, почему никто не…

Снаружи послышались шаги. Через мгновение щелкнула задвижка и внутрь заглянула Петуния. При виде Поттера она недовольно поджала губы.

— Я не собираюсь тратить на тебя свое время, — резко сказала она. Брезгливо поморщившись, Петуния пригнулась, шагнула в чулан, и всучила Поттеру стакан воды. Затем положила небольшую розовую таблетку ему на простынь.

— Выпей это, — сказала она деловито. — Захочешь в туалет, постучи. Но не беспокой меня по пустякам.

Поттер едва понимал ее. Он всё еще дрожал от холода, и в нём всё еще билась паника — сейчас он жадно хватал ртом воздух, будто пытался надышаться, пока у него имелась такая возможность. И всё же, непостижимым для меня образом, он пробормотал:

— Да, тетя Петуния.

Ничего не сказав, та вышла за дверь. Раздался щелчок замка, и Поттер попытался поместить таблетку в рот дрожащей рукой. Новая волна чувств закружилась в нём, пробиваясь сквозь мой шокированный ступор.

Одиночество. Грустное желание чего-то. Угнетенность и тоска, которые ребенок такого возраста не должен был испытывать.

А еще голод. Желудок Поттера то и дело издавал требовательные звуки, но он даже не пытался приподняться и попросить тетку о еде.

Внезапно я почувствовал удушье. Моя сосредоточенность на воспоминании невольно ослабла, и поток других образов подхватил меня, швыряя в бесконечный океан эмоций и чувств. Больше всего мне хотелось вынырнуть на поверхность, выгнать Поттера из кабинета, и остаться в одиночестве, но урок только начался, и поэтому мне невольно пришлось выбрать еще одно воспоминание.

На этот раз Поттеру было около восьми. Пугающе худой, он стоял у плиты, ловко орудуя приборами и внимательно вглядываясь в результат своей работы. Трое его родственников сидели за столом, переговариваясь и попутно сверля его тяжелыми взглядами.

— Быстрее, мальчишка! — прикрикнул мужчина. — Некоторым из нас нужно на работу!

— Еще минутку, дядя Вернон, — покладисто ответил Поттер, но пока его никто не видел, он закатил глаза и что-то прошептал одними губами. Еще какое-то время он готовил, глубоко погруженный в свой собственный мир — его чувства были отстраненными и умиротворенными. Вероятно из-за этого, в какой-то миг он промахнулся и прикоснулся прямо к раскаленной сковородке. Вскрикнув, он одернул руку и прижал ее к себе, пытаясь подуть на нее. На ярком красном ожоге тут же вздулся пузырь, и Поттер издал новый болезненный звук.

— Как можно быть таким неаккуратным! — раздраженно прикрикнула Петуния. — Обмой холодной водой и пошевеливайся! Дадли вечером приводит друга, а сад до сих пор не обработан. Работы много, закончить надо не позже шести.

Раздражение и злость, всколыхнувшиеся в Поттере, быстро сменились безнадежностью. Коротко кивнув, он сунул травмированную руку под кран, а затем продолжил готовку.

Шок и инстинктивное отторжение увиденного ушли на второй план. Меня выбило из воспоминания, но даже резкая смена образов не могла погасить стремительно разгорающееся в душе бешенство.

Как Петуния посмела? Она никогда не была особо приятным человеком, но подобного я не ожидал. Не мог предвидеть. Я даже не знал, как это назвать — жестокое равнодушие? Мелочная, холодная злобность? Обращаться с Поттером — с сыном Лили, вообще с любым ребенком — подобным образом… это не укладывалось у меня в голове.

Да я и не мог уложить в голове образ Поттера в целом. Последние очертания счастливого и наглого ребенка, которого я себе представлял, разбились вдребезги, и я боялся взглянуть на то, что осталось после них.

Кем он был? Мальчик, пришедший из мира, где с ним обращались, как с грязью, в мир, где целая гора идиотов считала его героем. От дома, где его запирали в чулане, где он недоедал, обслуживал всю семью, и носил обноски до места, где им восхищались, даже не заговорив с ним, и где его банковский счёт был впечатляющим. Каждое лето, его заставляли возвращаться в маггловскую дыру, где над ним издевались — это не могло не нанести непоправимый вред как его физическому здоровью, так и его психике.

Так каким же был настоящий Поттер? Какие ставил перед собой цели? Что он думал про свою семью и про свое магические предназначение?

Я не верил, что он когда-либо повторит судьбу мальчика из моего кошмара, но отрицать схожесть я тоже не мог. Травмированные дети удивительно непредсказуемы и так же неимоверно подвержены чужому влиянию.

Во время, когда меня самого еще можно было спасти, мне никто не пришел на помощь, а я был слишком слаб, чтобы помочь себе самостоятельно. Это и стало одной из главных причин, толкнувших меня на путь, с которого я до сих пор не мог сойти окончательно. Мать и отец больше заботили друг друга, и возвращаться в убогий дом в маггловском районе мне никогда не хотелось; видеться с Лили всегда получалось не так часто, как я желал, поскольку наши расписания редко совпадали, а обзавестись друзьями в Слизерине для меня было практически невозможно. Я плохо шел на контакт с людьми, а кроме таланта в зельях и общего неплохого уровня знаний, предложить мне было нечего.

Сейчас это казалось жалким, но в то время, дружить с кем-то хотелось отчаянно. Будущие Пожиратели Смерти единственные, кто принимал меня в компанию хоть с каким-то энтузиазмом. Большинство из них были уверенными и гордыми, и я восхищался ими. Мне хотелось добиться того же, что и они, научиться подавать себя так, чтобы отбросы вроде Поттера и его компании не думали даже смотреть в мою сторону. И уничтоженное детство Поттера — одно из последствий решений, которые я наивно принимал, еще будучи подростком.

По крайней мере в школе мальчику повезло больше. Грейнджер и Уизли были далеки от совершенства, но они относились к нему с искренней привязанностью. И даже если ничто другое не удержит Поттера на стороне света, его друзья спасут его от повторения моих ошибок.

Что он думал о волшебном мире? О Дамблдоре, о Минерве — о людях, которые должны были его защищать?

…Дамблдор. Мог ли он…

— Профессор? — осторожно спросил Поттер. Я моргнул, пытаясь сосредоточиться.

Очевидно, я или добровольно покинул сознание Поттера, или ему-таки удалось выкинуть меня из его головы. Он стоял напротив со странно-обеспокоенным видом, и я не имел представления, сколько времени провел, невидяще таращась в его направлении. Нужно было что-то сказать, сделать какое-то замечание, но язык прирос к нёбу под силой новой пугающей догадки.

Жестокое обращение с Поттером явно тянулось долгие годы. Дамблдор навещал его хотя бы изредка и должен был заметить, что что-то не так. Всё это время я допускал, что он пребывал в таком же неведении, как и я сам, но вдруг я ошибался? Вдруг всё это — часть какого-то очередного безумного плана?

От одной этой мысли всё внутри скрутилось в тугой узел. Знакомое тошнотворное чувство подступило к самому горлу, и я прикрыл глаза, делая несколько глубоких вдохов.

Это не могло оказаться правдой. Дамблдор не мог знать, это было немыслимо. Однако до недавнего времени я то же самое думал о детстве Поттера. И если я ошибся тогда, я мог ошибаться и сейчас.

— Профессор? — голос Поттера стал более настойчивым. Он снова выдернул меня из мыслей, и я наконец взглянул на него осознанно.

Он был слишком низким для своего возраста. Учитывая рост Лили и Поттера старшего, сомнительно, что это норма. Признак полуголодного детства, проведенного в темном чулане, или всё же совпадение?

Злость обожгла с новой силой. Я крепко сжал палочку, пытаясь держать себя в руках, но ярость продолжала возрастать.

Я дал клятву посвятить свою жизнь защите этого ребенка. И это был результат? Жизнь в чулане, работа с раннего возраста, полное безразличие так называемых родственников?

— По-моему, было не хуже, чем в предыдущие разы, — осторожно сказал Поттер. Теперь он смотрел подозрительно, словно опасался, что умудрился шокировать меня своими отсутствующими способностями.

Занятие. Я должен был сконцентрироваться на нём.

— Верно, — выдавил я из себя. — А значит, вы снова доказали свою безнадежность.

Подозрительное выражение улетучилось с лица мальчика, и мы обменялись почти доброжелательными взглядами. Однако момент ушел так же быстро, как и появился.

— Еще раз, — скомандовал я уже холоднее. — Соберитесь.

Поттер ничего не сказал, но со вздохом кивнул. Я поднял палочку.

— Легилименс.

Теперь целью были воспоминания о его кузене. Я нырнул в более ранние, наблюдая, как осторожность со стороны незнакомого мне мальчишки постепенно сменялась неприязнью, а затем открытой агрессией. В первые разы, когда он пытался напасть на Поттера, тот ловко уворачивался или и вовсе убегал. Но затем положение стало усугубляться. Кузен обзавелся друзьями, и теперь они вместе выслеживали Поттера, то и дело пытаясь загнать его в угол.

В большинстве случаев ему удавалось скрыться. Но иногда он попадал в тупик, и тогда ситуация принимала кровавый оборот. Наблюдая, как от удара очки Поттера слетают с носа, а на подбородок начинает капать кровь, в моем сознании расцвела одна странная мысль.

Он не был похож на сына Джеймса Поттера. Он был похож на меня.

Осознание шокировало меня настолько, что я случайно ослабил контроль, и сознание Поттера тут же выкинуло меня из этого конкретного воспоминания. Новый поток образов понесся мимо, но я едва обратил на него внимание.

Худой, в обносках, без друзей; преследуемый группкой более обеспеченных, более удачливых детей. Что бы подумал его отец, если бы увидел, какой жизнью вынужден жить его сын? Провел бы параллели между кузеном Поттера и собой, или просто воспылал бы праведной яростью?

Возможно, этот момент должен был стать для меня моментом торжества. Судьба любила иронию — кому знать об этом, как не мне? По самому нелепому стечению обстоятельств, я убил единственного человека, которого хотел защитить. А теперь… Сколько раз я жаждал возмездия над Джеймсом Поттером? Сколько раз мечтал увидеть его на своем месте?

Теперь на моем месте был его сын, но вместо торжества и триумфа, я чувствовал, словно потерпел одну из самых больших неудач в моей жизни.

Я этого не хотел. Такое возмездие было мне не нужно. Напротив, я бы отдал всё немногое, что у меня еще оставалось, лишь бы оградить Поттера от того, что ему довелось пережить.

Воспоминания настойчиво кружили рядом, и я ухватился за одно из них. В нём кузен Поттера пытался оттеснить мальчика к унитазу, заставляя залезть в него с ногами. Поттер явно был в невыгодном положении: бежать было некуда, а кузен превосходил его размерами в несколько раз. И всё же, сдаваться и делать то, что от него требовали, он тоже не собирался. С вызывающей усмешкой, которую я хорошо знал по урокам зельеварения, Поттер лишь неспешно передвигался от одной части кабинки к другой, порой отпуская язвительные комментарии, которые заставляли его кузена багроветь от злости и хватать его за грудки, пытаясь силой запихнуть в туалет.

Однако внезапно что-то поменялось. На воспоминание, которое я смотрел, наложилось другое. Какая-то темная комната всплыла прямо по центру, медленно приобретая всё более четкие очертания. Я с любопытством настроился на ее образ, и когда он стал ярче, я с изумлением понял, что знаю это место.

Именно сюда Темный Лорд созывал нас на большинство собраний. Комната было почти до боли знакомой — и не только она. Мужчина, стоящий в центре на коленях, сильно изменился с тех пор, как я его видел, но всё же сходство было абсолютным, и не узнать его я не мог.

Руквуд. Измученный Азкабаном, уставший и болезненно худой, и уже не теряющий времени зря.

Разумеется, я знал, что он начнет прислуживать Темному Лорду, но как Поттер мог об этом…

Поттер. Видения.

Все остальные мысли ушли на второй план. Я резко покинул чужое сознание, ощущая, как вверх взметнулось самое настоящее бешенство.

— Поднимайтесь, — прорычал я. Я едва узнавал свой собственный голос. — Последнее воспоминание — что это?

— Не знаю, — пробормотал мальчик, неуверенно вставая на ноги. — Вы имеете в виду то, где мой двоюродный брат пытался заставить меня залезть в туалет?

Я выдохнул, пытаясь держать себя в руках.

— Нет, — говорить размеренно получалось плохо. — Я имею в виду человека, стоящего на коленях посреди тёмной комнаты.

Поттер немедленно сделал шаг назад, смотря на меня с опаской.

— Это… ничего такого, — неловко произнес он. Я вперил в него пристальный взгляд, и мальчик поспешно потупился, пытаясь избежать прямого зрительного контакта. Хоть чему-то он научился, даже если большинство моих уроков оказались бесполезными.

— Как этот человек и эта комната очутились в вашем сознании, Поттер? — повторил я уже жестче. Он напрягся еще больше, но упрямо не поднимал головы.

— Это… это просто… Мне приснился сон, — пробормотал он.

— Сон? — повторил я неверяще. Столько сил, потраченных на эти занятия, столько открытий, которые я бы предпочел бы стереть из своей памяти; столько раз, когда Поттер едва мог выйти из моего кабинета без ослепительной головной боли, а он так спокойно сообщал о том, что ему приснился очередной вещий сон?

— Вы ведь знаете, почему мы здесь? — процедил я. Удержаться и не повысить голос стоило мне всех оставшихся сил. — Знаете, почему я жертвую своими вечерами ради этой скучной работы?

Даже не имея прямого контакта с сознанием мальчишки, я чувствовал, как в нём зарождается ответная злость.

— Да, — сдержанно ответил он.

— Тогда напомните мне.

— Потому что я должен научиться окклюменции, — его взгляд, направленный на одну из моих полок, был испепеляющим.

— Правильно, Поттер, — протянул я. Если этот ребенок не понимал терпеливого отношения, то я легко мог пойти другим путем. — И даже такой тугодум, как вы, за два с лишним месяца занятий мог бы чему-нибудь научиться. Сколько ещё снов о Тёмном Лорде вы видели?

Поттер, наконец, дернулся, посылая мне открытый, полный неприязни взгляд.

— Только этот, — вызывающе ответил он. То, что это ложь, не требовалось даже перепроверять — всё было написано у него на лице. Поттер мог быть талантливым лжецом в некоторых ситуациях, но в остальное время, его попытки выглядели жалко.

Ему снились сны о Темном Лорде. Всё это время, его сознание оставалось до нелепого открытым, а он не соизволил даже заикнуться об этом.

— Возможно… возможно, вам просто нравятся эти сны и видения, Поттер, — прошипел я. Именно это в его поведении всегда и вызывало во мне бешенство — его самоубийственное желание находиться в центре самых опасных событий, полное пренебрежение правилами, отчаянное стремление привлечь и удержать на себе внимание. — Может быть, благодаря им вы чувствуете себя особенным? Важным?

— Нет, не чувствую, — процедил мальчик. Его пальцы рефлекторно сжались на палочке, словно он всерьез собирался меня проклясть.

— Вот и славно, — холодно ответил я. — Потому вы не особенный и не важный, и слушать, что Тёмный Лорд говорит своим Пожирателям смерти, не ваша работа.

— Нет, это ваша работа, не так ли? — огрызнулся он. С его лица сразу схлынули краски, но я лишь склонил голову, обдумывая это неожиданное заявление.

Поттер явно хотел оскорбить меня этими словами, но на мой взгляд, они были комплиментом. Если бы больше людей говорили этому мальчику, что такие вещи, как война с Темным Лордом, не его забота, у него было бы куда больше шансов сохранить себе жизнь и не лезть постоянно в опасные авантюры.

Поттера подвела не только его семья и остальные взрослые, которые решали его судьбу. Его подвёл весь магический мир, ожидавший от него свершений, на которые он просто не был способен в силу своего возраста, посредственного интеллекта, и не особо впечатляющей магической силы. Поттер не являлся ничьим спасителем, он был ребенком, которого больше заботили девушки и времяпровождение с друзьями, чем дела Темного Лорда. Холодное безразличие и унижения в течении первых одиннадцати лет жизни привели к весьма предсказуемому результату: попав в мир, где ему поклонялись, Поттер изо всех сил старался сохранить всеобщую любовь. Это не всегда получалось — почти каждый год от него стандартно отворачивалась вся школа, и, должно быть, это лишь подогревало его желание вновь вскарабкаться на пьедестал и на этот раз там остаться.

Я не мог изменить идиотов вокруг меня, но я мог относиться к Поттеру по-другому. Вложить ему в голову, что он обычный ребенок, который ничем не отличается от остальных, и который не должен бездумно рисковать жизнью всякий раз, когда что-то случается.

В целом, я всегда именно так с ним и обращался. Но теперь причина была куда более значимой.

— Да, Поттер, — удовлетворенно произнес я. — Это моя работа. — Моя работа, как компетентного взрослого, знающего риски и понимающего всю опасность ситуации. Всё, что требовалось от этого ребенка, было прилагать усилия во время занятий. — А теперь, если вы готовы, мы начнём снова.

Поттер замялся, но я, игнорируя его реакцию, поднял палочку.

— Раз… два… три… Легилименс!

Из чистого любопытства, теперь я попробовал призвать воспоминания, связанные со страхом. Первый же образ оказался сворой дементоров, круживших над Поттером и опускающихся всё ниже и ниже. Про это я уже знал, поэтому пробормотал новые указания, сужая круг поисков.

Однако что-то было не так. На этот раз, ярко вспыхнувшее воспоминание потускнело и начало отдаляться от меня. Всё больше образов стали исчезать из общего потока, словно вокруг них смыкались замки.

— Протего! — раздался голос Поттера. Он звучал на удивление уверенно, и сила его внезапной магии заставила меня пошатнуться. Палочку вырвало из моих рук, а вторжение чужого сознания в мое собственное было настолько неожиданным, что полностью застало меня врасплох. Щиты, опущенные во время легилименции, не успели встать на место вовремя, и воспоминания на тему «страх» снова заструились вперед — только на этот раз, они принадлежали уже мне.

Поттер понятия не имел, что делать и где искать. Его присутствие было неуклюжим, но настойчивым, и к моим изумлению и тревоге, я не смог моментально выкинуть его из головы. Ссора родителей; ожидание наказания за какую-то провинность; попытка взобраться на яростно сопротивляющуюся метлу под презрительный смех сокурсников… Позор и унижение, льющиеся со всех сторон — и они принадлежали мне. Поттер был последним человеком, который имел право видеть всё это.

— Довольно! — выкрикнул я. Инстинктивная магия рванула наружу, выбивая Поттера из моего разума и заставляя отшатнуться назад. Он врезался прямо в шкаф, разбив при этом несколько небольших банок с ингредиентами. Я не мог разглядеть, что там находится — после такого грубого вторжения в сознание, голова горела, и перед глазами всё расплывалось.

Повисла тишина. За своими тяжелыми вдохами, я слышал, как встревоженно дышит Поттер. Приглядевшись, я увидел, как внимательно он на меня смотрит. В его взгляде отражалось изумление и что-то еще — что-то, что мне не хотелось расшифровывать.

— Репаро, — отвлеченно пробормотал я. Разбитая банка срослась обратно, и я вновь уставился на мальчика.

Я был впечатлен. По венам всё еще курсировал адреналин, голова болела, а дыхание так и не восстановилось, но все эти ощущения блекли под напором совершенно неожиданного чувства. Гордости.

Мы достигли успехов. Поттеру удалось защититься. Метод был нестандартным, но он помог ему добиться цели — такого прогресса у нас еще не было.

— Что ж, Поттер… похоже, мы сдвинулись с мёртвой точки, — пробормотал я. Мальчик продолжал смотреть на меня непривычно открыто и любопытно, и на мгновение я отвернулся, поправляя Омут памяти. Похоже, отложить самые неприятные воспоминания было хорошей идеей — в следующий раз я подготовлюсь еще лучше. — Не припоминаю, чтобы я советовал вам применять Щитовые чары, однако они, без сомнения, оказались эффективными.

Поттер молчал, никак не реагируя на похвалу. Его взгляд ни на секунды не терял пристальности.

— Попробуем ещё раз, — добавил я. Нужно было понять, был ли метод Поттера случайностью, либо же настоящим прорывом. — Итак, на счёт три. Раз… два…

Поттер переменился в лице, открывая и закрывая рот, подобно рыбе. Не дожидаясь, пока он соберется, я скользнул в его взволнованное сознание, и тут же понял, что что-то снова идет не так.

На этот раз, сопротивления не было, но и выбирать, какие образы просмотреть, я не мог. Мозг Поттера, казалось, был сфокусирован лишь на одной картине: он нёсся по коридору в каком-то помещении, мимо бесконечных каменных стен и факелов. Сам образ не особенно шокировал меня, но эмоции Поттера были совершенно дикими.

Ярость. Одержимость. Болезненная жажда триумфа. Дверь перед ним открылась, и жажда сменилась торжеством и радостью настолько маниакальными, что меня пробрал холод.

Это… это не являлось сознанием Поттера. За эти два месяца, я изучил его разум лучше, чем свой собственный. В нём всегда царила нотка света и привязанности, которые невозможно сымитировать — а ощущения, что открылись во мне сейчас, были точно противоположными. Холод, темнота, общее безразличие… это не был Поттер. Я находился в чужой голове. И у этого имелось только одно объяснение: каким-то безумным образом, я провалился прямиком в сознание Темного Лорда.

Темного Лорда, который искал Пророчество, прокладывая свой путь в Министерстве Магии.

Меня пробрал почти первобытный страх. Изо всех сил, я рванулся назад, возвращаясь в свою голову.

— Поттер! — завопил я. Мальчишка едва отреагировал — он лежал навзничь, тяжело дыша, словно это он только что мчался по тому коридору, горя от нетерпения открыть дверь. Я сделал несколько шагов к нему, чувствуя, как собственное сердце от страха пытается вырваться из грудной клетки.

— Объяснитесь! — выплюнул я. Морщась, мальчик начал осторожно подниматься на ноги. Он выглядел таким же изумленным, каким я себя ощущал.

— Я… не знаю, что случилось, — пробормотал он. Его немного шатало — было очевидно, что продолжить занятие у нас не получится. — Я никогда раньше этого не видел. То есть, я уже рассказывал вам, что мне снилась эта дверь… но раньше она ещё никогда не открывалась.

Значит, это был не сон. Это было видение — сцена, происходящая прямо сейчас, в этот самый момент. Каким-то образом, Поттер оказался в голове Темного Лорда, утащив меня вместе с ним.

Как такое могло случиться? Почувствовал ли Темный Лорд что-то? Мог ли он определить такого рода вторжение — он ведь являлся отличным окклюментом, он знал признаки ментальной атаки. А, если мог… понял ли он, кто именно атаковал его? Узнал ли он меня, учитывая, что между нашими сознаниями установилась небольшая связь после его сеанса легилименции?

Своей ленью, Поттер мог уничтожить как себя, так и меня.

— Вы работаете недостаточно упорно! — прорычал я. Голос срывался на крик. — Вы ленивы и расхлябанны, Поттер! Неудивительно, что Тёмный Лорд…

— Можете мне кое-что объяснить, сэр? — перебил меня мальчик. В его голосе был вызов, но на лице светился искренний интерес. — Почему вы называете Волдеморта Тёмным Лордом? Я слышал такое обращение исключительно от Пожирателей смерти.

Имя неприятно кольнуло. Я открыл было рот, собираясь осадить Поттера, но тут где-то сверху раздался приглушенный женский крик.

— Что за… — начал было я, поднимая голову и инспектируя потолок. Судя по всему, крик донесся из вестибюля. — Вы видели что-нибудь необычное по пути сюда, Поттер?

Мальчик покачал головой. Крик повторился, и я, приподняв палочку чуть выше, ступил в коридор.

Напряжение ослабло, стоило мне услышать гул других голосов. Они не звучали особо встревоженно — что бы не случилось, дело было явно не глобальных масштабов.

В большом холле собралась толпа, состоящая в основном из учеников. Несколько преподавателей тоже присутствовали, хотя лицом ко мне стояла только Минерва. Она выглядела так, словно ее вот-вот стошнит, но не предпринимала никаких активных действий.

Заинтригованный, я сделал еще несколько шагов вперед. В центре круга стояла Трелони, в окружении двух чемоданов. Ее лицо было перекошено ужасом и отчаянием настолько пронзительными, что даже мне стало не по себе.

— Нет! — завизжала она. — Нет! Этого не может быть… так нельзя… я отказываюсь в это верить!

— А вы не знали, что всё к этому шло? — поинтересовался высокий и до отвращения знакомый голос. Амбридж.

Кажется, теперь я понимал, в чём дело.

— Хоть вы и не в силах предсказать даже погоду на завтра, вы должны были понимать, что ваш жалкий стиль работы во время моих инспекций и отсутствие прогресса делают ваше увольнение неизбежным, — язвительно протянула она. Трелони содрогнулась.

— Вы н-не можете! — взвыла она. — Вы… н-не можете меня уволить! Я п-провела здесь шестнадцать лет! Х-хогвартс — м-мой родной д-дом!

— Он был вашим домом, — припечатала Амбридж, злорадно усмехаясь.

На Трелони мне было плевать — бесполезная и никчемная, она вызывала исключительно раздражение и неприязнь. Но за эти годы я привык к ее нелепому присутствию, и, несмотря на напыщенность и ужасное предсказание, сделанное ей годы назад, злого умысла у нее никогда не было. Смотреть, как ее смешивают с грязью на глазах у всей школы, было неприятно. К тому же, я ощущал солидарность с ее словами. Хогвартс — действительно дом.

— Ну-ну, Сивилла, успокойся, — пробормотала Минерва. Она не выдержала и подошла, участливо поглаживая Трелони по спине одной рукой и протягивая ей платок другой. — Вот, вытри слёзы… всё не так плохо, как ты думаешь. Тебе не придётся покидать Хогвартс.

— Неужели, профессор МакГонагалл? — осведомилась Амбридж. Ее тон резко изменился, приобретая ледяные ноты. — И кто же уполномочил вас обещать подобное?

— Я, — раздался спокойный голос. Парадные двери распахнулись, пропуская Альбуса, и часть меня расслабилась. Другая часть, напротив, налилась совершенно неожиданной для меня враждебностью.

Я молча наблюдал за тем, как он отстаивает позицию Трелони, эффективно разбивая каждое возражение Амбридж и приводя свои аргументы вежливым, но стальным тоном. Когда Амбридж, наконец, развернулась и унеслась из помещения, словно за ней гнались черти, Дамблдор тоже двинулся в сторону лестницы, и я сделал шаг вперед прежде, чем сумел себя остановить.

— Могу я с вами поговорить? — поинтересовался я. Дамблдор обернулся. Теперь, когда Амбридж ушла, его лицо приобрело уставшее и более открытое выражение.

— Разумеется, Северус, — ответил он негромко. — Пройдемте в мой кабинет.

Не говоря ни слова, я последовал за ним.

В кабинете Дамблдора царил полумрак — лишь феникс выделялся ярким пятном. Он как обычно сидел у окна, пристально вглядываясь в потемневшее небо.

— Будете чай? — спросил Дамблдор. Я коротко качнул головой. — Тогда, полагаю, вы сразу хотите перейти к делу?

— Верно, — проговорил я. Смутные подозрения, преследовавшие меня уже два месяца, сегодня приобрели более четкую и пугающую форму, и я хотел избавиться от них как можно скорее. Даже если придется перевести их из статуса «подозрения» в статус «факты».

Дамблдор выжидающе поднял бровь, и я прокашлялся. Теперь, когда у меня была возможность говорить, слова внезапно застряли в горле, отказываясь покидать его.

Неужели я и правда собирался обвинить Дамблдора в поощрении жестокого обращения с Поттером? Сама мысль казалась кощунством. Может, я всё же был не прав. Может, я все преувеличил, тогда как на деле…

Но затем в сознании всплыли образы, которые я выхватил из головы Поттера — о худом, никому не нужном мальчике, скорчившимся на узкой кушетке в чулане под лестницей, задыхающимся от лихорадки, напуганном, голодном, и брошенном.

— Благородно с вашей стороны позволить профессору Трелони остаться в замке, — негромко сказал я. Вопреки моим надеждам, на лице Дамблдора промелькнуло понимание, и камень на душе стал тяжелее.

— Каждый человек, считающий Хогвартс домом, заслуживает иметь здесь свой угол, — заметил он нейтрально. Я хмыкнул.

— Любопытно, это касается только учителей, или же и учеников тоже?

— Это касается всех.

Я поджал губы. По моим ощущениям, Дамблдор понимал, к чему я веду, но не торопился об этом говорить.

Что ж. Я мог быть более откровенным, и к дьяволу тонкости и намеки.

— Я занимаюсь окклюменцией с Поттером уже несколько месяцев, — резко выговорил я. — Его успехи предсказуемо скудны, и в результате, мне приходится проводить немалое количество времени в его голове. Многое из того, что я там увидел, вызывает у меня вопросы. Это касается его маггловской семьи.

Дамблдор на мгновение опустил глаза. Затем он снова поднял голову, и выражение его лица окончательно расставило всё по своим местам.

— Вы знали, — плоско проговорил я. Сердце грохотало, эхом отзываясь в каждом углу головы. — Вы знали, в каких условиях он растет. Как с ним обращаются.

— Я знал, — согласился Дамблдор. То, как просто он это сделал, словно констатировал обычный факт, тут же вскипятило мою кровь, разгоняя ледяную ярость по телу, и я сжал кулаки, силой заставляя себя не схватиться за палочку.

Несмотря на все мои подозрения, мою нарастающую уверенность, я всё равно до последнего надеялся, что ошибался. Дамблдор не мог осознанно обречь Поттера на годы страданий — он не мог, в этом не было смысла.

Но очевидно, смысл был. И он был таким существенным, что в глазах Дамблдора, это стоило одиннадцати лет равнодушия и одиночества.

— Вы… — начал было я, но от злости, голос срывался. Магия внутри сжалась в один раскаленный комок, готовясь вырваться наружу бурным всплеском, и мне пришлось снова замолчать, чтобы не выплюнуть слов, о которых я мог пожалеть.

Дамблдор тоже молчал какое-то время. Он показался мне состарившимся на десяток лет, но в его глазах всё еще отражалась грустная уверенность в собственной правоте.

— С самого детства за Гарри присматривали, — мягко проговорил он. — Разумеется, я не собирался оставлять его без наблюдения. И мне нужно было знать не только то, что он в безопасности, но и то, какими качествами он обладает.

— И что это значит? — прошипел я. Дамблдор вздохнул, аккуратно постукивая пальцем по столу.

— Вы прекрасно знаете о Пророчестве, Северус, как и о том, что оно предвещает, — сказал он. — Мальчик, которому предстояло вступить в борьбу против Волдеморта, не мог быть воспитан в каких угодно условиях. Я не мог рисковать, что у нас на руках окажется молодой человек, которому абсолютно наплевать на судьбу магического мира — или, и того хуже, последователь Волдеморта. Гарри должен был хотеть защитить наш мир так же, как того хотим вы и я. А для этого…

— Для этого вам нужен был сломанный ребенок, который потянется за первым, кто скажет ему доброе слово? Кто предложит ему приют, где его хотя бы будут кормить и дадут нормальную кровать? — прорычал я. Феникс издал тревожный звук, вероятно реагируя на мою магию: несмотря на мои усилия, она начинала выливаться наружу, отравляя воздух, с которым соприкасалась.

Дамблдор вздрогнул. Если бы в этот момент меня не душила горечь, я бы поддался торжеству — после того, что он натворил, этот человек заслуживал боли. Заслуживал услышать детали о том детстве, которому он потворствовал.

Всё становилось понятно с пугающей скоростью. Разумеется, Дамблдор не мог пустить воспитание Поттера на самотек. Ему нужна была марионетка, которую он смог бы контролировать и направлять. И разве не этим он занимался всё это время? Организовал встречу Поттера с Темным Лордом на первом курсе, чтобы посмотреть, на что он готов, защищая кусок бесполезного камня. Отправил Поттера на встречу с василиском, создавая максимально контролируемою обстановку. Не возражал против его участия в Турнире, хотя имел право сказать «нет» и оградить его от всех опасностей, с которыми ему довелось столкнуться.

Дамблдор лепил из мальчика образ героя. Я не знал, в чём заключался его далеко-идущий план — он каким-то образом собирался помочь Поттеру одержать вверх над Темным Лордом? Или просто хотел, чтобы тот не мешал? Возможно, Дамблдор планировал вступить в схватку с Лордом самостоятельно, при этом оставаясь в тени и выталкивая послушного и преданного ему Поттера в центр всеобщего внимания?

Все эти варианты были возможными. И все они вызывали отвращение, потому что я отказывался верить, что решение бросить Поттера у магглов, презирающих его, было единственно верным.

— Вы не имели права оставлять его в таких условиях, — проговорил я хрипло. — После всего, что он потерял, вы не имели права бросать его в той семье.

— Меня радует, что вы прониклись судьбой мальчика, — сказал Дамблдор. — Поверьте, получать отчеты от Арабеллы было нелегко. Но вы знаете лучше других, что война не закончилась с исчезновением Волдеморта. В военных условиях порой приходится принимать тяжелые решения.

— Когда нет выбора, — выплюнул я. Как бы убедительно этот человек не звучал, на этот раз ему не удастся найти слов, которые заставили бы меня принять его позицию. — У вас он был!

— Я не ожидал, что вы сразу поймете. Вы не знаете, как…

— Это вы не знаете, — прервал его я. Мой голос звучал ужасно — я сам мог едва его узнать. — Вы не знаете, каково это. Не сомневаюсь, что вы росли в довольстве и никогда не жаловались на отсутствие еды или приличной одежды. Должно быть, легко играть судьбами других людей и строить из себя вселенскую скорбь, когда все выглядят для вас лишь шахматными фигурами.

— Не я один предопределил жизнь Гарри, Северус, — отозвался Дамблдор, и на этот раз его слова звучали холодно и отчужденно. — Помнится, вы тоже сыграли в этом немаловажную роль.

Его обвинение попало в цель. На мгновение оно выбило из легких весь воздух, и мне пришлось несколько раз судорожно вдохнуть, чтобы прийти в себя.

— Верно, — ответил я глухо. — Но как только я понял, что совершил ошибку, я сделал всё, чтобы её исправить. Ваша же ошибка длится более одиннадцати лет.

Какое-то время висела тишина. Дамблдор молча смотрел на меня, явно что-то обдумывая.

— Когда-то я знал мальчика, судьбой очень похожего на Гарри, — неожиданно заговорил он. — Оглядываясь назад, я понимаю, что детство, которое он провел в маггловском приюте, ожесточило его. Возможно, вырасти он в любящей обстановке, он бы выбрал более светлый путь, но я не сомневаюсь, что его суть от этого бы не поменялась. Для некоторых людей слишком поздно наступает слишком рано, и с этим ничего нельзя сделать. В Гарри у меня была вера с самого начала.

— И поэтому вы решили, что заставить его вырасти в атмосфере нелюбви и пренебрежения — хорошая идея? — презрительно спросил я. Дамблдор ответил не сразу.

— Во многих аспектах, Гарри и Волдеморт — идентично противоположны, — сказал он наконец. —Я думаю, именно это в конечном итоге окажется нашим главным оружием. Но чтобы добиться этого состояния, потребовались усилия.

— Идентично противоположны? — повторил я недоверчиво. — Каким образом? Что общего у Поттера с Темным Лордом, помимо этой странной связи, вызванной убивающим проклятьем?

Дамблдор склонил голову, вновь наблюдая за мной. Создавалось впечатление, будто я упустил из виду нечто важное, разочаровав его своей несообразительностью, но сколько бы я не обдумывал его слова, больше смысла в них не появлялось.

— Вы можете не понимать этого сейчас, — отметил он, — однако в скором времени, всё встанет на свои места. Вот увидите.

— Здесь нечего понимать, — отрезал я. Находиться в этом кабинете и дальше было невыносимо, а потому я развернулся и вышел, не говоря больше ни слова.

То, что Дамблдор не рассказал мне и половины правды, не вызывало сомнений. Я не знал до конца, что им руководило, но в конечном счете, это не имело значения. Мне хватало понимания того, что он осознанно бросил Поттера в таких убогих условиях и ждал определенного результата.

За эти годы, я смог принять множество казавшихся сумасшедшими идей Дамблдора. Я соглашался делать вещи, против которых восставал мой разум, из-за уважения и доверия к нему. Но сейчас… сейчас он зашел слишком далеко. Зачем он хотел, чтобы именно я преподавал Поттеру окклюменцию? Он ведь знал, что я найду в его голове. Он был готов к нашему разговору даже до того, как я об этом задумался. Значит, или же он не сомневался, что я приму его сторону, или сам категорически не хотел видеть образы, виновником которых намеренно стал.

Влетев в свои комнаты, я с силой захлопнул за собой дверь и сделал несколько бессмысленных кругов вокруг кресла, пытаясь сообразить, что мне делать.

Я мог понять, почему Дамблдор не помог мне в свое время, выведя старшего Поттера с его дружками в приоритет. Я даже мог понять, почему, когда я попросил помощи напрямую, Дамблдор захотел что-то взамен. Но понять, как он посмел так поступить с Поттером, было невозможно, какие бы причины он не называл.

Ярость, бушующая внутри столько времени, выжгла все физические силы. Остановившись у кресла, я почти рухнул в него, крепко сжимая его ручки и невидяще всматриваясь в погасший камин.

Раньше, я испытывал безграничное уважение к Дамблдору даже в ситуациях, когда категорически с ним не соглашался. Но сейчас, во мне кипело лишь полное отвращение. Я не знал, потеряет ли оно силу со временем — не знал, вернутся ли наши отношения в прежнее русло.

Более того, я не знал, хочу ли я этого после всего, что увидел.

* * *

Еще до того, как я начал заниматься с Поттером, я радовался тому, что наши занятия будут редкими. Теперь это казалось смехотворным. Несмотря на то, что мы виделись лишь по понедельникам, образы, которые мне удавалось подсмотреть, преследовали меня всю оставшуюся неделю, и мысли о Поттере были практические единственным, что заполняло мою голову.

Это не могло не раздражать. Пока я видел, в каких условиях он рос, и верил, что в случае чего, найду поддержки у Дамблдора, заглядывать в его воспоминания было еще относительно терпимо. Теперь же эта перспектива только вводила меня в уныние.

Я стал немым свидетелем холодного, порой и просто жестокого обращения с мальчиком со стороны его родственников. Видел, как Поттер, доведенный до отчаяния, периодически демонстрирует свой магический потенциал, который помогает ему избежать наиболее опасных ситуаций. В то же время, из всех этих обрывков сложно было составить четкий портрет того, каким именно человеком он являлся и что от него можно было ожидать. Во многом, понять Поттера стало легче, но в большинстве других аспектов, он казался еще большей загадкой.

То, что меня по-прежнему не вызывали на собрания ни Пожирателей, ни Ордена, только усугубляло мою сосредоточенность на Поттере и всего, что с ним было связано — и это начинало досаждать. Защищать его издалека — это одно, но чтобы большая часть моих мыслей вращалась вокруг него день за днем? Такое положение вещей меня не устраивало. Я не хотел думать о Поттере больше положенного и тратить на него еще больше своей жизни. В голову закрадывались дикие идеи вроде того, чтобы открыть Блэку, в каких условиях рос его дорогой крестник, и посмотреть, что он устроит Дамблдору. Это не могло не тревожить.

Я сидел над стопкой контрольных работ, в очередной раз пытаясь сосредоточиться на них, но то и дело возвращаясь мыслями к последней серии образов, подсмотренных в сознании у Поттера, когда в дверь постучали.

Нахмурившись, я открыл было рот, но стучавший не стал дожидаться моего разрешения. Первым в комнату вплыл тяжелый запах знакомых духов. За ним внутрь шагнула Амбридж, и я уставился на нее во все глаза, от шока забыв закрыть рот.

На ней было надето пышное и яркое розовое платье, украшенное нелепым количеством бантов самых разных размеров. Такой наряд подошел бы какой-то особо впечатлительной школьнице в день балла, но никак не профессору, которым Амбридж теоритически являлась.

— Вы… — начал было я. Амбридж глупо заулыбалась. — Прекрасно выглядите, — закончил я после небольшой паузы. Ненормальная женщина! Она или не заметила моей реакции, или ей было наплевать.

— Благодарю вас, Северус, — довольно ответила она. — Сегодня отличный день. То есть… — озадаченная гримаса на мгновение перекосила ее лицо. — Он не отличный, но он положил начало прекрасным переменам. Теперь нас ждет замечательное будущее! Разве это не чудесно?

Плохое предчувствие закралось внутрь. Я сумел сохранить нейтральное выражение, но, очевидно, скрыть недоумение мне удалось не так хорошо, потому что Амбридж довольно засияла.

— Вы еще не слышали? — воскликнула она. — Диктатура Дамблдора наконец-то подошла к концу! Только что министр был здесь с аврорами. К сожалению, Дамблдору удалось сбежать, но выдан приказ на его арест, так что уверена, на его поимку не уйдет много времени.

Несмотря на мои более чем мрачные чувства в адрес Дамблдора, что-то внутри оборвалось, и я оцепенел.

Когда это случилось? Только что? Как я мог это пропустить? С чего вообще Министр заявился сюда с аврорами?

— Вот как? — осведомился я. — Это… любопытные новости. Какие-то дела Дамблдора получили огласку?

— Можно сказать и так, — губы Амбридж изогнулись в довольной усмешке, и она чуть не подпрыгнула от радостного возбуждения. — Дамблдор собирал собственную армию из учеников. Он хотел свергнуть Министерство и использовать детей в свих грязных планах. Вы представляете, как далеко всё могло зайти? Мы находились в шаге от военного переворота, даже не подозревая об этом!

Смысла в этой чуши не было даже с ложку, поэтому я лишь издал неопределенный звук. Амбридж наклонилась через стол.

— До завтрашнего утра, это не официально, но скажу вам по секрету, Северус — Министр назначает меня исполняющей обязанности директора, — доверительно шепнула она. — Теперь всё пойдет по другому. Я наконец приведу Хогвартс в порядок.

Мысли стремительно понеслись вперед. Чтобы потянуть время, я трансфигурировал одну из парт в кресло и указал на него, приглашая Амбридж присесть.

Армия, состоящая из учеников… речь однозначно шла о группе Поттера. Мальчик всё-таки попался и о его собраниях стало известно. Но каким образом идиоты вроде Амбридж и Фаджа пришли к выводу, что Дамблдор стоял за всем этим?

Несколько образов из сознания Поттера вспыхнули перед глазами. Его упорные попытки обучить стадо недоумков и явное лидерство над ними; речи Грейнджер о безопасности и слова «Армия Дамблдора», написанные на пергаменте. Если бы этот пергамент попал в не те руки, легко предположить, как именно его могли интерпретировать.

Что ж, Поттер технически подставил своего обожаемого директора. В этом была определенная доля иронии — несмотря на всё свое слепое доверие и наивную преданность человеку, который приговорил его к годам лишений, именно Поттер оказался тем, по чьей вине Дамблдору пришлось удариться в бега.

Я не сомневался, что он в безопасности. У Дамблдора всегда имелись пути к отступлению. Но я не мог не задаваться вопросом, что он сам думал по этому поводу.

— У меня уже очень много планов, которые необходимо выполнить, — деловито заявила Амбридж, опускаясь во временное кресло. — Для начала, как вы смотрите на создание Инспекционной дружины?

Только годы выдержки помогли мне удержать апатичное выражение на лице.

— Инспекционная дружина? — повторил я ровно. — Что вы под этим подразумеваете?

— Отряд достойных доверия учеников, которые смогут докладывать мне — и вам — о том, что происходит среди студенческих масс, — Амбридж снова наклонилась ближе. Ее глаза горели возбужденным огнем, и я медленно растянул свои губы в улыбке.

Именно по этой причине Дамблдор просил меня не портить отношения с Амбридж. Каким-то образом, он догадывался, что Фадж окончательно слетит с катушек и сумеет сместить его с должности. И он знал, кто примет бразды правления.

Перспектива стать доверенным лицом Амбридж в оставшееся до конца учебного года время меня отнюдь не радовала — я едва терпел те редкие встречи, которые нам выпадали. Но по крайней мере, я буду в курсе ее планов и смогу доложить об этом Ордену.

Может, мне наконец-то удастся посетить одно из собраний — впервые за несколько месяцев.

— Для начала, я наберу членов дружины из ваших слизеринцев, — продолжала Амбридж деловито. — Вы же не против? Боюсь, только этим студентам я доверяю не потворствовать бунтарям и лжецам вроде Поттера.

— Уверен, все ученики моего факультета почтут за честь оказать поддержку новому директору, — согласился я. К сожалению, я подозревал, что по большей части, это было правдой. Как минимум половина слизеринцев придет в восторг от новостей о смещении Дамблдора и перспективы преследовать гриффиндорцев на законных основаниях.

С другой стороны, это играло мне на руку, убеждая Амбридж в моей искренности.

— И есть еще кое-что, — Амбридж заулыбалась шире, и ее улыбка была настолько фальшивой, что я едва не поморщился от отвращения. — Мне нужен флакон Веритасерума. Полагаю, у вас есть заготовки?

Она хотела начать свою бурную деятельность с Веритасерума? Тревожный знак. Ничем хорошим это закончиться не могло.

— Мне понадобится около двенадцати часов, чтобы довести его до ума, — медленно произнес я. — Дамблдор не одобрял использование этого зелья, но я предпочитал держать заготовку поблизости на всякий случай.

— Отлично, отлично, — Амбридж удовлетворенно заерзала на стуле. — Двенадцати часов хватит. Я очень рада, что вы на моей стороне, Северус.

Я кивнул, параллельно пытаясь просчитать, что именно я должен был сделать с имеющимся у меня Веритасерумом.

Основным кандидатом для допроса однозначно будет Поттер. Поттер владел несколькими тайнами, которые ни в коем случае не должны были дойти до Амбридж. Разумеется, я не мог отдать ей настоящее зелье, но и подсовывать полную фальшивку было рискованно. Она могла бы испытать его на любом ученике и понять, что я ее обманул.

Значит, я должен был развести состав, ослабив эффект зелья в достаточной мере, чтобы помочь Поттеру пройти тест. Мальчик был отвратителен в окклюменции, но он мог сопротивляться Империо. С разведенным Веритасерумом проблем возникнуть тоже не должно.

Словно подслушав часть моих мыслей, Амбридж заговорила вновь:

— Мальчишка Поттер представляет опасность не только для самого себя, но и для всех окружающих. Сколько нужно зелья, чтобы заставить его говорить?

— Не больше трех капель, — тут же ответил я. Нормой для Поттера было бы пять при учёте состава, который я собирался изменить — с тремя, он вообще не ощутит эффекта.

— Отлично, отлично, — повторила Амбридж. Бросив мне очередную слащавую улыбку, она поднялась на ноги. — Раз мы с вами договорились, я пойду, у меня еще очень много дел. Но завтра с утра я жду вас в своем новом кабинете с зельем.

— Оно будет у вас, — пообещал я. Удовлетворенно хихикнув, Амбридж выскользнула в коридор. Как только ее торопливые шаги стихли, я позволил себе громко фыркнуть.

Манипулировать Амбридж — до нелепого скучно. Меня словно понизили в должности. Ничего, кроме раздражения, данный факт не вызывал, особенно если учесть, что я не имел представления, сколько недель или даже месяцев продлится этот театр абсурда.

Амбридж — новый директор.

Интересно, что Минерва думала по этому поводу.

* * *

Как и следовало ожидать, с утра вся школа стояла на ушах. Амбридж развесила объявления о своём назначении на каждом углу, заручившись поддержкой Филча и некоторых слизеринцев. К моему приятному удивлению, только некоторые из них вступили в эту идиотскую дружину, но уже с первых минут они с готовностью бегали по замку и выполняли разнообразные поручения.

Поттер, как обычно, был в центре внимания. Почти все профессора ходили с каменными лицами, а Трелони и вовсе не показывалась ни за одним приемом пищи. Возможно, она надеялась, что Амбридж забудет про ее существование, если она перестанет попадаться ей на глаза. В теории, я должен был активно проявлять радость от перемен в руководстве, но бурное выражение позитивных эмоций никогда не являлось моей отличительной чертой, поэтому я обошелся малым. После того, как я отдал Амбридж флакон с разбавленным Веритасерумом, наше общение сошло на нет. Почти сразу она сосредоточилась на игре в догонялки: в паре с Филчем, она носилась по всему замку в попытке одержать вверх над фейерверками, выпущенными кем-то из учеников.

Как и все остальные учителя, знающие близнецов Уизли, я догадывался, кто за этим стоит, но как и они, я хранил молчание.

В среду подошло время урока с Поттером. Я сомневался, что со всеми событиями и повышенным вниманием, у мальчика дошли руки до практики, но какой-то оптимизм всё же крепко засел внутри, вселяя несвойственную мне надежду. Периодически, Поттер проявлял успехи. Да, это скорее походило на совпадения, но чем чаще они происходили, тем лучше мальчик должен был понять, что именно ему нужно делать.

Увы, мои надежды померкли, стоило Поттеру влететь в мой кабинет. Мало того, что он опоздал, так от него волнами исходили эмоции — мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы это понять. В таком состоянии, он не просто не сможет защититься от вторжения в своё сознание — даже простая вежливость дастся ему нелегко.

— Вы опоздали, — мрачно констатировал я, заканчивая свою работу с Омутом памяти. На этот раз, помимо стандартных воспоминаний, я добавил в него несколько образов, связанных с не самыми счастливыми моментами из детства и студенческих лет. На последних занятиях, я путешествовал исключительно по убогому детству Поттера. Если ему снова удастся превратиться из окклюмента в легилимента, я хотел убедиться, что он не увидит схожих воспоминаний в моей голове. Того, что ему удалось подсмотреть, уже было более чем достаточно.

Изначально, я опасался, как Поттер поведет себя после того, что увидел. После его ухода тогда, эйфория от нашего первого настоящего успеха поутихла очень быстро. Я не мог не задаваться вопросом, что именно он понял из моих воспоминаний, но к моему удивлению, ничего не изменилось. Пожалуй, Поттер начал вести себя еще более раскованно в моем присутствии, но он никогда не упоминал о том занятии. Я не был уверен, как мне реагировать на его… однозначно не дружелюбие — растущую нейтральность? — однако в конечном итоге, это не имело значения. Я хотел максимально обезопасить некоторые из своих воспоминаний, даже если за это время между мной и Поттером установилось подобие хлипкого доверия.

— Итак? — спросил я, наконец поворачиваясь к мальчику лицом. — Вы практиковались?

— Да, — тут же выпалил он. То, как он виновато таращился в пол, сказало мне всё, что нужно, но почему-то привычное раздражение не пришло. Напротив, я ощутил прилив странной теплоты.

Ложь Поттера теперь казалась мне забавной? От такой перспективы становилось не по себе. Только этого мне еще не хватало.

— Что ж, тогда мы сейчас это проверим, — резюмировал я. — Вытаскивайте палочку.

Поттер автоматически повиновался. Виноватое выражение на его лице стало еще выразительнее, и сдержать фырканье стало почти невозможным.

— На счет три, — проговорил я. — Раз… два…

Дверь в мой кабинет с грохотом распахнулась. Внутрь заскочил Малфой, и возмущение, которое осталось в спящем состоянии от вранья Поттера, недовольно зашевелилось.

— Профессор Снейп, сэр! — воскликнул мальчик. — Там… о. Простите.

— Всё в порядке, Драко, — недовольно ответил я, опуская палочку. — Поттер проходит здесь коррективный курс зелий.

Не глядя на Поттера, я почувствовал, как он вспыхнул от негодования. На лице Малфоя, напротив, появилась насмешливая улыбка.

— Я не знал, — протянул он, красноречиво уставившись на мальчика. Повисла тишина. И без того взвинченный Поттер начал исходить таким бешенством, что стоять рядом с ним было почти физически некомфортно. Пожалуй, проводить с ним сегодня урок будет еще более бессмысленно, чем я рассчитывал.

— Ну, Драко, в чём дело? — нетерпеливо потребовал я.

— Профессору Амбридж нужна ваша помощь, сэр, — отозвался тот с запозданием. — Они, они нашли Монтегю — кто-то запихнул его в туалет на пятом этаже.

Я изумлённо моргнул. Монтегю пропал вчера — я почти не сомневался, что он сбежал в один из пустых кабинетов с очередным своим объектом обожания. Это было далеко не первое его исчезновение за последние годы. Но чтобы его нашли в туалете?

— Как он туда попал? — в недоумении спросил я. Малфой покачал головой.

— Понятия не имею, сэр. Его сознание немного спутано.

Странная ситуация. Даже если его нашли в туалете, зачем нужна была помощь Амбридж, а теперь еще и моя, чтобы вытащить его оттуда? Какой-то абсурд.

— Хорошо. Хорошо, — рассеяно сказал я. — Поттер — перенесём занятие на завтрашний вечер.

Не дожидаясь ответа, я покинул кабинет, устремляясь к лестнице. Малфой засеменил за мной.

— Возвращайтесь в гостиную, — приказал я. Мальчишка издал протестующий звук.

— Но профессор! Директор Амбридж поручила именно мне привести вас!

— Да, и вы блестяще справились с этой сложной задачей, — насмешливо сообщил я. Малфой оскорблённо замолчал. — Идите в гостиную. Ваше присутствие более необязательно.

Я не стал останавливаться и проверять, выполнил ли Малфой приказ. Его шаги постепенно затихли, а я ускорился, желая поскорее разобраться с ситуацией.

Из туалета доносились взволнованные голоса. Амбридж всё еще была там, и стоило мне войти, она подскочила ко мне и вцепилась мне в руку мертвой хваткой.

— Что с ним такое? — воскликнула она с негодованием, словно требовала предоставить ей подробный отчет с первой же секунды моего появления.

— Может быть, если вы меня пропустите, я смогу дать вам ответ, — холодно заметил я. Вспыхнув, Амбридж отступила в сторону. Она выглядела разозленной и напуганной, и от этого под ложечкой засосало. Что такого могло приключиться с Монтегю, что привело ее в такое смятение?

Я шагнул к одной из кабинок с открытой дверью, и сердце оборвалось.

Монтегю сидел в углу с абсолютно отрешенным видом. Его лицо приобрело серый оттенок, а дыхание было настолько затрудненным, что в воздухе почти пахло смертью.

Резко дернувшись вперед, я приподнял его лицо за подбородок, внимательно его осматривая. Никаких видимых травм я не обнаружил, но изо рта тонкой струйкой текла кровь.

Чувствуя, как паника огнем охватывает всё тело, я выхватил палочку, проводя быстрый осмотр. Стоило провести ей по животу Монтегю, как из нее вылетело несколько предупреждающих красных искр.

— Идите в больничное крыло и предупредите мадам Помфри, что нужна срочная помощь, — отрывисто бросил я Амбридж. — Я левитирую носилки с Монтегю.

Амбридж открыла было рот для возмущённого комментария, но, бросив взгляд на меня, а затем на Монтегю, дернула плечом и торопливо покинула туалет. Я же повторил осмотр: на этот раз, палочка выпустила столп искр, как только я поднёс ее к голове мальчика.

Что с ним могло произойти? По всем симптомам, я бы предположил три варианта: одно из самых темных проклятий, пожирающих внутренние органы; сотрясение мозга и маггловская операция по удалению этих самых органов, или же внутреннее расщепление при неудачной аппарации.

Ни один из вариантов не был вероятным. Я сомневался, что кто-то из ныне учащихся в Хогвартсе владел знаниями для наложения подобного проклятья; идея об атаке магглов была идиотской, а аппарировать на территории школы было невозможно, не говоря уж о том, что Монтегю не знал, как это делать.

Впрочем, времени на раздумья у меня не имелось. Наколдовав носилки, я со всей осторожностью поместил мальчика на них и направился в сторону больничного крыла. Как только мы прибыли, мадам Помфри моментально выгнала и меня, и Амбридж из палаты. Амбридж с видом глубоко облегчения на лице поспешила убраться прочь, а я направился обратно в подземелья в отвратительном настроении.

Мне стоило начать активные поиски Монтегю сразу. Нужно было отнестись к ситуации более серьезно. Кто мог сделать с ним такое, и почему он оказался именно в том туалете? Возможно, стоило поговорить с портретами и приведениями.

Размышляя над этим, я зашел к себе в кабинет и остолбенел, чувствуя, как кровь стремительно отливает от лица.

Поттер… Поттер не покинул мой кабинет. Поттер решил остаться.

Он решил остаться и сейчас он находился в моём Омуте памяти. Смотрел мои воспоминания. Те самые воспоминания, которые я больше всего хотел скрыть.

На мгновение, мозг заклинило. Я не мог сопоставить то, что видел, с тем, что был готов увидеть. Поттер никогда не отличался послушанием, но он не стал бы делать подобное, переходить настолько личные границы. Не стал бы.

На негнущихся ногах, я приблизился и коснулся мерцающей поверхности Омута. Поток воспоминаний тут же поглотил меня, и уже через секунду, я оказался на поляне в нескольких шагах от Поттера. Первым же звуком, ударившим мне в уши, были мои собственные отвратительные слова:

— Мне не нужна помощь от мерзких грязнокровок вроде нее!

Бороться с отдаленными образами своих прошлых поступков было одним делом. Стать прямым их свидетелем, переживать это с такой свежестью… эффект оказался совершенно иным. Все внутренности скрутило в один болезненный узел, и несмотря на то, что логически я понимал: воздух никуда не исчез, я почти забыл, как дышать.

— Прекрасно, — сказала Лили холодно. — В следующий раз я не стану вмешиваться. И на твоём месте, я бы постирала подштанники, Нюниус.

Эйфория от звука ее голоса запоздало сменилась сокрушительной, ослепляющей болью. Я содрогнулся, а затем вздрогнул еще раз, когда мой взгляд упал на Поттера.

Он… он посмел вломиться в самое сокровенное для меня место, ни на секунду не задумываясь о последствиях. Он воспользовался теми крохами доверия, которые между нами образовались — а, может, это было большим, чем крохами, учитывая, что я спокойно оставил его в своем кабинете наедине с Омутом. Мне даже не пришло в голову убедиться, что он выйдет следом за мной — я не выгнал его и не запер кабинет. И вот результат.

Поттер всегда был готов пойти на поводу у своих эгоистичных желаний, полностью наплевав на то, как это влияет на остальных. Как я мог позволить себе забыть об этом?

Каков отец, таков и сын.

Когда я протянул руку схватить Поттера за плечо, она предательски дрожала.

— Развлекаетесь? — поинтересовался я. Голос срывался. Поттер, подпрыгнув от неожиданности, обернулся, на его лице тут же отразился страх.

Конечно. Нарушать всевозможные границы ему было не страшно, а вот перспектива принять последствия своих поступков приводила в ужас. Как типично для кого-то столь наглого и утопающего в своём эгоизме.

Не говоря больше ни слова, я дернулся назад, утаскивая Поттера прочь из моих воспоминаний. Моя рука вцепилась в его плечо стальной хваткой, и даже когда мы оказались в кабинете, я не смог заставить себя ослабить ее.

— Так что? — прошипел я. — Что, Поттер? Получили удовольствие?

— Н-нет, — заикался мальчишка. Он выглядел не просто напуганным — его трясло с головы до ног, но причины этого меня сейчас заботили меньше всего. Этот — предатель — целенаправленно влез в мои самые неприятные воспоминания и остался там, чтобы поглазеть на своего отца. Даже после того, как Лили ушла, мальчишка намеревался продолжить смотреть, впитывать в себя грязные образы того, каким подонком был Поттер старший.

Что он про это думал? Провёл ли параллели — или наслаждался зрелищем? Неважно, что именно я видел в его голове эти месяцы: главное, что мои первоначальные впечатления оказались верными. Оба Поттера во многом походили друг на друга — оба были одинаково эгоистичны и беспринципны. Остальное не имело значения, больше нет.

— Забавным человеком был ваш отец, не так ли? — поинтересовался я. Истерия нарастала, и я изо всех сил встряхнул мальчишку.

— Я… я не… — забормотал он. Он выглядел смертельно бледным, и почему-то это только взбесило меня еще больше. Я оттолкнул Поттера подальше от себя, получая злорадное удовольствие от грохота, с которым он споткнулся и рухнул на каменный пол.

— Вы никому не расскажете о том, что видели! — прорычал я.

— Нет, — согласился Поттер. Он поспешно поднимался на ноги, всё еще бросая на меня полные страха взгляды. — Нет, конечно же я не…

— Убирайтесь! Убирайтесь, я больше никогда не хочу видеть вас в этом кабинете!

Дважды ему повторять не пришлось. Поттер, споткнувшись еще раз, ринулся к двери, а уже в следующую секунду волна моей стихийной магии снесла с полки несколько банок с заготовками для зелий. Две упали на пол, а одна врезалась в дверь, разбившись всего в паре сантиметров от головы мальчишки.

Мгновением позже, Поттера и след простыл, но магия продолжала бушевать. Еще пара склянок разлетелись вдребезги, и как бы я не пытался успокоиться, ничего не получалось. Тело всё еще вибрировало; уродливые сцены из прошлого всплывали перед глазами снова и снова с четкостью, которая разбивала последние хрупкие остатки моего самоконтроля.

Голос Лили. Мои отвратительные слова, бездумно выпаленные в самый унизительный момент моей жизни — слова, которые столького мне стоили. Мерзкие ухмылки отца Поттера и его крёстного… Сам Поттер, наблюдающий за всем этим. Вторгнувшийся в мои воспоминания. Наплевавший на то, сколько времени я потратил, чтобы помочь ему освоить окклюменцию — наплевавший на доверие, которое я по глупости ему выказал.

Новая вспышка ярости заставила меня уже самому схватить одну из банок и швырнуть ее на другой конец кабинета. Сердце грохотало в груди, пытаясь справиться с наплывом эмоций, но даже несмотря на мои попытки выстроить щиты, ничего не срабатывало.

От Поттера старшего я никогда ничего не ждал — он был ублюдком, уверенным, что весь мир должен вращаться вокруг него. Но каким-то образом за эти месяцы, то, что я видел в голове у его сына, сбило меня с толку. Смазало границы, которые я должен был поддерживать, заставило меня проводить параллели, которые только запутали меня еще больше. В результате я в очередной раз поплатился за собственную глупость, и теперь помимо злости от нарушения личных границ, мне приходилось бороться с чувством, словно я пережил предательство.

Это не имело никакого смысла. Между мной и Поттером не было и не могло быть даже подобия дружеских отношений.

Но, возможно, за это время, я начал ожидать от него большего. И разочарование от того, что я оказался не прав, ударило больнее, чем я мог себе представить.