Моя жизнь - моя игра (джен)

— Он тебе просто так отдал дневник? — удивилась Салима.

— С напутственной речью, что если ты создашь хоркрукс — я буду в этом виноват, — Гарри решил вернуть дневник Тома, подарки забирать некрасиво. Хоть и было ему после слов Иствана немного не по себе.

— Я что, дура, чтобы заниматься подобной ерундой? Ну уж нет! Твоя грязнокровка идет на матч с нами?

— Нет, она не хочет. Мне, кстати, мой однокурсник тоже предложил билеты. У него будут места в министерской ложе.

— Отличная компания! Подложи Фаджу под сидение навозную бомбу! — предложила Салима, перебирая на полу какие-то сухие травы.

Гарри и Салима сидели в подземной лаборатории лавки Бейнсов. Сам магазин не изменился с тех пор, как умерла Кассандра. И даже помощницей Салимы осталась одинокая женщина — Мэри Римлок, работавшая здесь уже более двадцати лет. От этого создавалось впечатление, будто время здесь остановилось. В магазине пахло травами, запах которых казался неприятным только первые пятнадцать минут. Со временем нос привыкал к непривычным ароматам. У кого-то с домом, теплом и уютом ассоциировался запах курицы, которую запекала в духовке мама. Для Гарри Поттера теплом и простым человеческим отношением пах этот магазин, где он впервые разговаривал с человеком, который отнесся к нему искренне, желал ему добра.

— Нет, я пойду с вами. С Драко мы можем просто встретиться после матча. Не хочу попасть в газету в компании министра.

— Правильно. Газетами многие в туалете пользуются. Наверное, это неприятно, если твоей фотографией кто-то подотрет зад.

— Не думаю, что министра интересуют подобные мелочи. Что именно ты ищешь?

— Думаю... что бы добавить, — ответила Салима, принюхиваясь к какой-то сухой траве.

— Кого хочешь отравить?

— Никого... Пока никого. Просто хочу сделать зелье, заставляющее человека считать, что он всегда поступает неправильно...

— Скажи, что тебе интереснее, составлять зелья или видеть результат их действий?

— Второе. Мне интересно, что будет с человеком. Вот примет он какое-то решение, потом посчитает, что оно неправильное. Переделает, снова решит, что все не так. Потом снова и снова, действия уже станут противоречивыми, а результат один — ощущение, что все не так, как должно быть. Интересно к каким последствиям это могло бы привести. Развитию психического заболевания? Суициду? Смирению? Наверное, от человека зависит, да?

— Не знаю. Мне всегда кажется, что я все делаю не так, — пожал плечами Гарри.

— Почему? Или зелье уже изобрел ваш профессор Снейп и испытывает его на тебе? — усмехнулась Салима.

— Думаю, что дело в самом человеке. Я уже давно понял, что счастье — оно внутри. И неважно, что происходит вокруг. Можно жить в нищете, но быть счастливым. Такие у нас в школе Фред и Джордж Уизли — близнецы. Они не задумываются над успехами в учебе, не стремятся чего-либо достичь. Просто веселые ребята. А вот мой приятель Драко Малфой — не такой. У него есть все: любящие родители, достаток, он лучший в учебе среди слизеринцев нашего курса, а в потоке его обгоняет только Гермиона, он успешно играет в квиддич. Но живет не настоящим, понимаешь? Думает, что будет, когда вернется Темный Лорд. Хочет доказать отцу, что он чего-то стоит в этой жизни, хочет, чтобы им восхищались и ему завидовали. Только люди не любят кем-либо восхищаться. Это возможно только со стороны, пока не знаешь человека близко.

— Синдром звездности? — оглянулась Салима, которая теперь стоя на табуретке, перебирала травы в коробочках на полках. — Тут я, пожалуй, соглашусь. Вот у нас учится Виктор Крам, мировая звезда квиддича. Всем плевать, кроме первокурсников. Но и они быстро привыкают. А вот людям со стороны он кажется особенным. Только про счастье ты не совсем прав. Все люди оглядываются в прошлое, сомневаются. Даже твои Уиз... как их там? И Антуан тоже, хотя если не обращать внимания на мелочи, кажется, будто он всегда веселый. О, нашла!

— Что нашла?

— То что искала, — ответила Салима таким голосом, будто ее удивил подобный вопрос, и спрыгнула с табуретки.

— Можно я посмотрю, как ты будешь готовить зелье?

— Человек может вечно смотреть на три вещи, да? — весело отозвалась Салима.

* * *

Ночью Гарри спал очень неспокойно. Он дважды просыпался не то от какого-то шороха, который списывал на действия домовика, не то от предчувствия чего-то ужасного. Пробуждение в третий раз было еще хуже — Поттер проснулся от ужасной головной боли, вернее, болел только шрам. В голове сразу возникло множество мыслей, начиная от мозговой травмы, которую могла нанести Адава. А вместе с самой травмой — и существенные психические последствия. Встряхнув головой, Гарри откинул одеяло, подошел к окну и открыл створки. Предрассветное небо было светло-серым, на горизонте уже появлялась оранжевая полоска. Солнце должно было взойти через несколько минут. Свежий воздух был влажным, как после дождя, он успокаивал и приводил спутанные мысли в порядок.

Гарри усмехнулся собственному испугу от предположения о травме. Он всегда считал, что жизнь — не такая уж дорогая штука. Знал, что она очень легко отнимается и еще легче — получается. Иногда и то, и другое происходит совершенно случайно. Свою жизнь Гарри не делал исключением, кто знает, мечтали ли Джеймс и Лили о ребенке. И кто знает, какой нелепой смертью может погибнуть их ребенок. Но собственный испуг за свое здоровье стал для Гарри неожиданным. Неужели жизнь все-таки сколько-нибудь ценна?

Прикрыв глаза, Гарри попытался вспомнить странный сон, который ему снился. Там был какой-то старик, кажется, его звали Фрэнк...

Фрэнк был садовником у самого обеспеченного семейства в Литтл-Хэнглтоне. Он родился в старинном особняке, где раньше работал его отец. Детство Фрэнка прошло там же. Он помнил времена, когда они с хозяйским мальчишкой — Томом Реддлом бегали к реке, наблюдали за купающимися там девушками в мокрых платьях. Помнил Фрэнк и то, как с Томом они подслушивали важные разговоры в кабинете мистера Реддла, как они катались на перилах со второго этажа, как пытались не рассмеяться, когда миссис Реддл ругала их за это и говорила, что они могут разбиться.

Но Фрэнк помнил и другие времена: расстроенную миссис Реддл, когда ее единственный сын сбежал, ее досаду, когда оказалось, что в это же время из городка исчезла Меропа Гонт — косоглазая девчушка-нищенка, которая по суеверным слухам была ведьмой. Гонтов в Литтл-Хэнглтоне боялись... и ненавидели. Страх и ненависть всегда идут рядом. Помнил он и радость, с которой встретили родители вернувшегося сына.

Но главное, что навсегда запомнил Фрэнк — это день смерти Реддлов. Даже не то, что он был главным подозреваемым — это уже мелочи. Он помнил стеклянные глаза Тома, спокойные и умиротворенные, словно он умер без боли, словно смерть — была для него освобождением. А вот глаза миссис Реддл застыли навсегда в испуге. Не было крови, в них никто не стрелял. Казалось, будто все трое умерли в один день своей смертью. Но ведь так не бывает? — спрашивал себя Фрэнк. И сам с собой соглашался. Верно, так не бывает.

Главного подозреваемого — самого Фрэнка, отпустили через две недели. Полиция была в замешательстве, ведь никто так и не смог установить причины смерти Реддлов. Фрэнк не ушел несмотря на зловещую славу, которой наградили дом местные жители. Женщины, проходя мимо особняка, крестились. Многие просто ходили к реке дальней дорогой в обход ужасного дома. В Литтл-Хэнглтоне существовали легенды, будто в доме обитают приведения. Только Фрэнк, живущий в домике садовника неподалеку, привидений никогда не видел. Он по-прежнему приводил в порядок кусты, стриг газон и иногда выгонял из дома подростков, для которых зловещая слава особняка была очень привлекательной легендой. Привлекательной настолько, что стоила того, чтобы в доме устроить очередную попойку.

Но Фрэнк следил. Любое нарушение тишины в доме он расценивал как оскорбление памяти доброго семейства.

Этой ночью Фрэнк проснулся оттого, что у него сильно заболела нога. В последнее время болезни мучили старика все чаще, возвещая о приближении его личного заката. Фрэнк поднялся с кушетки и поковылял к кухне, чтобы приготовить себе грелку. Он развел огонь и посмотрел в окно. На верхних этажах дома Реддлов горел свет.

"Значит, ребята снова забрались в дом, — подумал старик, — И судя по отсветам, они разве там огонь. Паршивцы!"

Телефона у Фрэнка не было, поэтому он не мог позвонить в полицию. Да и не сильно он доверял полицейским после того, как те обвиняли его в убийстве Реддлов. Старик снял с крючка сюртук, взял ключ с полки и, опираясь на палку, которую использовал при ходьбе, поковылял к дому.

Фрэнк вошел через заднюю дверь. Ему показалось странным, что на дверях все замки были нетронутыми. Войдя в дом, Фрэнк прислушался. Голоса доносились со второго этажа. Старик, превозмогая боль и стараясь ступать как можно тише, поплелся наверх. На площадке второго этажа Фрэнк сразу определил, где обосновались незваные гости — одна из дверей была приоткрыта и оттуда на пол падал золотой отблеск огня.

Старик поспешил к открытой двери, но у самого входа остановился. Его удивило, что огонь был разведен в камине, а гости, судя по голосам, были не деревенскими ребятами, а взрослыми мужчинами.

— В бутылке немного осталось, милорд, если вы еще голодны...

— Позже, — отозвался второй голос, он был странно высокий и холодный, словно порыв ледяного ветра. Было в этом голосе что-то такое, что подняло дыбом редкие волосы на затылке Фрэнка. — Пододвинь меня поближе к огню, Хвост. Где Нагайна?

— Я... я не знаю, милорд, — боязливо ответил первый. — Думаю, она обследует дом...

— Подоишь ее, прежде чем мы ляжем спать, Хвост, — сказал второй. — Мне надо будет поесть ночью. Путешествие меня сильно утомило.

— Милорд, могу я спросить: сколько мы здесь пробудем?

— Неделю. Возможно, и дольше. Это место очень удобно, а в нашем плане пока что заминка. Идиотизм приступать к действиям до окончания Чемпионата мира по квиддичу.

Квиддичу? Фрэнк не был грамотным человеком, он окончил в школе лишь пять классов, поэтому не знал такого слова. Но ему показалось, что это какой-то жаргон, а в доме сейчас не обычные бездомные, решившие погреться, а настоящие преступники. По коже Фрэнка от такой мысли неприятно побежали мурашки.

— Чемпионата мира по квиддичу, милорд? — переспросил Хвост. — Прошу прощения... но я не понимаю: зачем ждать окончания Чемпионата?

— Затем, тупица, что на Чемпионат в страну съедутся волшебники со всего мира, и каждая шавка из Министерства магии будет совать нос куда надо и не надо, вынюхивать, где что не так, проверять и перепроверять — совсем рехнулись на своих мерах безопасности, — не дай бог магглы чего заметят. Поэтому будем ждать.

Глаза Фрэнка округлились. Министерство магии? Что еще за чертовщина?

— Можно обойтись и без Гарри Поттера, милорд!

— Без Гарри Поттера? — выдохнул второй. — Та-а-ак...

— Милорд, я говорю это не из жалости к мальчишке! Просто это могло бы все упростить, вы же понимаете... — писклявым голосом сказал мужчина.

— Ты не понимаешь, Хвост. Ты ничего не понимаешь! Я — потомок самого Салазара Слизерина. И я не собираюсь этого менять.

— Т-тогда вам нужна кровь того, кто... — тот, кого называли Хвостом прервал сам себя, словно в голову ему пришла какая-то мысль. — Но это невозможно!

— Поэтому я и говорю, что ты ничего не понимаешь. Или ты хочешь поскорее избавиться от меня?

— Милорд! У меня и в мыслях нет покинуть вас!

— Не лги мне! Фальшь я всегда отличу! Ты жалеешь, что вернулся ко мне. Я внушаю тебе отвращение. Вижу, как тебя передергивает, когда ты смотришь на меня, я чувствую твою дрожь, когда ты прикасаешься ко мне...

— Вовсе нет! Моя преданность...

— Твоя преданность — всего-навсего трусость. Ты бы ни одной секунды здесь не остался, если бы тебе было куда пойти. Но как бы я выжил без тебя, если каждые несколько часов нуждаюсь в пище? Кто доил бы Нагайну? Пока ты мне полезен.

— Но вы заметно окрепли, милорд...

— Лжец. Ничуть я не окреп. Два-три дня без поддержки — и я лишусь тех крох здоровья, которые сумел вернуть благодаря твоей неуклюжей заботе... Тихо!

Фрэнк прислушался, но ничего не происходило. Только мерно потрескивал огонь в камине. До того момента пока за спиной, на лестнице не послышалось шипение. Старик обернулся и вжался в стену. Мимо него проползла змея.

— Исчезновение Берты Джоркинс не останется незамеченным. Уверен, что в Министерстве уже начали ее поиски, — пропищал Хвост.

— Если ты будешь делать все так, как я велю тебе, — отозвался ледяной голос, — То ее поиски не принесут результатов. Никто в ближайшее время не узнает, что я убил ее.

— Нагайна! — пискнул Хвост и, судя по звуку, ударился обо что-то.

Дальше старик слышал лишь шипение. Инстинкт самосохранения велел Фрэнку бежать, здравая логика твердила, что это все равно последний день его жизни. Как далеко может убежать хромой старик, который без палки еле передвигает ноги. А тот обладатель ледяного голоса убил женщину! Он опасный маньяк!

— У Нагайны интересные новости, Хвост.

— В-в самом деле?

— Да, в самом деле. Если верить ей, один старый маггл стоит возле этой комнаты и слышит каждое наше слово.

Спрятаться было негде. Зазвучали шаги, и дверь распахнулась. Перед Фрэнком стоял седой лысеющий человечек с острым носом и крохотными водянистыми глазками и смотрел на него со смесью страха и тревоги.

— Пригласи его войти, Хвост. Где твои манеры? — холодный голос раздавался из старинного кресла перед камином, но говорившего не было видно. Зато Фрэнк видел змею, свернувшуюся кольцами на полусгнившем коврике у камина, — жуткое подобие любимой комнатной собачки.

Хвост поманил Фрэнка в комнату. Несмотря на сотрясавшую его дрожь, Фрэнк покрепче сжал палку и с усилием перешагнул через порог.

Камин был единственным источником света в комнате; по стенам разбегались длинные зыбкие тени. Фрэнк уставился на спинку кресла — сидевший там человек был, похоже, еще меньше своего слуги — Фрэнк не видел даже его затылка.

— Ты все слышал, маггл? — спросил холодный голос.

— Каким это словом вы меня называете? — вызывающе спросил Фрэнк.

— Я называю тебя магглом, — невозмутимо пояснил голос. — Это значит, что ты не волшебник.

— Не знаю, что вы подразумеваете под «волшебником», — заговорил Фрэнк решительным тоном, — но я слышал достаточно такого, что заинтересует полицию, — вот это точно. Вы совершили убийство. И еще скажу кое-что, — добавил он с внезапным вдохновением, — моя жена знает, что я здесь, и если я не вернусь...

— У тебя нет жены, — промолвил ледяной голос спокойно. — Никому не известно, что ты здесь.

— Да неужто? — воскликнул Фрэнк, и после секундной паузы добавил. — А почему бы вам не повернуться по-человечески ко мне лицом?

— Но ведь я не человек, маггл, — ответил холодный голос, едва различимый за треском пламени. — Я гораздо, гораздо больше чем человек. Хотя... почему нет? Хвост, разверни кресло.

Морщась, словно он предпочел бы что угодно, лишь бы не приближаться к хозяину и коврику, на котором лежала змея, коротышка с неохотой подошел и начал разворачивать кресло. Змея подняла треугольную голову и негромко зашипела, когда ножки кресла зацепили ее лежанку.

Но вот кресло повернулось к Фрэнку, и он увидел, что в нем находилось. Палка старого садовника со стуком упала на пол; рот у него открылся, и он испустил вопль — такой громкий, что уже не услышал тех слов, что произнесло существо. Последнее, что увидел Фрэнк — зеленая вспышка.

Гарри глубоко вздохнул, вспомнив страшный сон от которого он проснулся. Жаль, он в отличие от Фрэнка не видел существо в кресле. Было очень интересно посмотреть. Почему-то Поттер спокойно принял тот факт, что сон его — реальность. Все-таки даже магглам снятся вещие сны, а волшебники придают своим кошмарам огромное значение. Тем более, ему не раз снились сны о людях, которые когда-то действительно жили. Гораздо раньше, до него.

Наверное, Гарри должен был испугаться. Это было бы естественной реакцией. Но ему было лишь немного любопытно. Мысли снова свернули в русло размышлений о цене жизни. Неужели для некоторых она настолько высока, что они готовы существовать в виде какого-то уродливого младенца, при виде которого у старика выпала палка из рук. Разве она того стоит? Вот такая цена вечной жизни...

Хотя... ведь наступит время, когда на могилу человека перестанут приходить даже потомки. Все помнят своих родителей, бабушек и дедушек, но через двести лет надгробия зарастают плющом. Когда-то жил человек, но никому до этого уже нет дела. Если существует душа, то должен существовать и мир, в котором живут души людей после смерти. Интересно, какой он? Гарри не верил в ад и рай. Он не верил, что его душа изменится настолько, что в безоблачном раю она найдет свое спокойное счастье. Наверное, тот мир так же несправедлив. Разве можно создать мир, где всем будет одинаково хорошо? Ведь такие, как Драко хотят, чтобы им завидовали. А это значит, что в бестелесном мире для его счастья должны найтись и завистники. Но человек, который завидует — несчастен...

* * *

— С Днем рождения! — Антуан хлопнул Гарри по плечу, подойдя сзади. Поттер резко обернулся.

Антуан, обогнув Гарри, поставил на пол ящик и рюкзак.

— Мы сегодня идем в поход!

— Куда?

— Недалеко, не волнуйся. Мы с Салимой вспоминали свои скучные дни рождения, на которых взрослые говорят о политики, а дети... да они тоже говорят о ней, и решили, что это жуткая скукотища. Поэтому мы уговорили Иствана отпустить нас в поход с ночевкой. Фабиус Вилмос — сын Вороненка, тоже хотел бы пойти. Но если ты не хочешь, то не переживай, он не обидится. Понимаю, что вы с ним почти не общаетесь.

— Пусть идет, — пожал плечами Гарри, который не испытывал к кудрявому темноволосому мальчишке совершенно никаких чувств. Фабиус всегда казался Поттеру каким-то скучным и правильным. Удивительно, что он подружился с Антуаном. Хотя, должно быть, сказалась небольшая разница в возрасте и то, что они провели детство вместе.

— Отлично, тогда я сейчас позову его и Салиму, — сказав это, Антуан скрылся в каминном пламени.

Гарри не хотел идти ни в какой поход после странного сна. Из головы не уходили мысли о хоркруксе и цене той жизни в виде уродца, так напугавшего маггла. Гарри не рассказал никому о своем сновидении. Салима опять скажет, что ему вечно снится какая-то чушь, весельчаку Антуану даже понравится мысль, что Темный лорд теперь существует в таком виде. Была идея написать Сириусу, но Гарри быстро отмел ее. Скорее всего, обо всем узнает Дамблдор, да и у Блэка своих проблем хватает. Гермиона вообще не знала о хоркруксах и ставить ее в известность Гарри не хотел. Он представил, как она будет штурмовать библиотеку в поисках информации. Не для того, чтобы использовать, а просто чтобы знать. Все-таки Шляпа ошиблась, ей самое место в Равенкло. Там, где знания — самоцель. Писать Драко Гарри тоже не хотел, зачем пугать приятель возвращением Лорда раньше времени?

Но Гарри зря переживал из-за своего плохого настроения. Свежий воздух в лесу успокаивал, словно здесь, именно в лесу, и было настоящее место обитания человека. Просто когда-то он совершил ошибку, решив, что ему будет комфортнее в кирпичных коробках.

— Никакого волшебства! — крикнул Антуан, разбивая палатку, — У нас сегодня будет маггловский день.

— Зачем? — спросил Салима, достав палочку, чтобы разжечь огонь.

— В ящике спички возьми. Это же классно! Почувствовать себя обычными подростками, которые ушли в лес на пикник! Идею подкинула мне одна полукровка, рассказывающая как они с отцом каждое лето идут в походы. Они поднимаются в горы и смотрят на города, которые кажутся такими маленькими с их вершин. Магглы любят активный отдых, пока бледные волшебники пьют в кабаках и собственных домах сливочное пиво. Магглы любят свободу, а волшебники — заключенные собственных тюрем, которые страшнее Нурменгарда. Узники тюрем своего сознания.

Салима, по случаю похода надевшая широкие брюки и мужскую синюю футболку, нашла в ящике спички и долго их разглядывала. Потом достала одну — с зеленым наконечником, и чиркнула ей о коробку. И долго держала в руках, глядя на огонь, пока он не добрался до ее пальцев. Но даже тогда она не выбросила спичку, словно не чувствовала боли.

— Салима, — Гарри тихонько толкнул ее, и спичка выпала из рук.

— Это гениально, Гарри! Так просто и гениально. Только представь, что можно сделать с этой спичкой при помощи магии! — черные глаза Салимы блестели, она смотрела куда-то вдаль, а распущенные светлые волосы развевались на ветру.

Гарри пришла в голову странная, как ему показалось, мысль, что Салима очень красивая, но не такая, как все. При первом взгляде на ее своеобразные черты, в которых причудливым образом сочеталась кровь разных национальностей, трудно было определить, кажется ли она уродливой или же, напротив, красивой. Слишком яркими казались черные глаза и брови на светлой коже, слишком непропорциональным казался нос с горбинкой, слишком неестественными казались светлые волосы... Яркая, так пожалуй, можно было охарактеризовать внешность Салимы.

— Чиркнешь спичкой, и уничтожишь целый город, — закончила свою мысль Салима, хотя все остальное Гарри прослушал, в том числе и то, что его дальняя родственница планировала сделать со спичкой для таких сильных преобразований.

— Ты сама умрешь. Вместе с городом, — заметил Фабиус, забирая у Салимы спички.

— Да, но ведь вместе умирать не так страшно... И потом, не обязательно мне самой их использовать! — Салима повернулась к кузену и странный блеск в ее глазах исчез. Теперь она словно смеялась над братом.

— Ты ужасная женщина! — весело сказал Антуан, присаживаясь на бревно с двумя бутылками вина и пластиковыми стаканчиками в руках. Фабиус странно покосился на предметы, — Что? Все должно быть по-настоящему! Даже посуда маггловская.

Однако сдержать свое слово о маггловском вечере Антуану не удалось, так как все его старания по открытию бутылки штопором не увенчались успехом.

— Гарри, ты у нас теперь взрослый и я, как единственный совершеннолетний среди вас, разрешаю выпить тебе два бокала...

— Пластиковых стаканчика, — поправила Салима.

— Пластиковых стаканчика вина!

Кажется стаканчиков вина в тот вечер всем досталось больше. Или дело было в том, что Гарри до этого никогда не пил ничего, крепче сливочного пива. Как, скорей всего и Фабиус, который весело шутил о предстоящем Чемпионате по квиддичу, Викторе Краме, Гриндевальде и даже о Волдеморте. Последнее заставило Гарри поежиться. Ему отчаянно хотелось с кем-то поделиться своим сном, а под действием вина на подростковый организм это было сделать совсем легко.

— У тебя болел шрам? — удивилась Салима, после рассказа Поттера.

— Ага... странно так, я даже подумал, что после Авады остаются какие-то последствия...

— Обычно остается мертвое тело. Может быть, ты у нас зомби? — попытался пошутить Фабиус, Салима на него странно посмотрела, и мальчишка смутился.

— Можно? — Гарри не понял вопроса, но кивнул. Салима убрала волосы с его лба и некоторое время всматривалась в шрам. А потом посмотрела Гарри в глаза так, будто впервые его видела. С долей испуга, интереса и... жалости?

— Я сейчас приду, — сказала Салима, захватив с собой свой рюкзак.

— Куда это она? — поинтересовался Фабиус.

— В туалет, — пожал плечами Антуан.

Салима вернулась обратно минут через пятнадцать, когда Антуан уже собирался отправляться на ее поиски, так как по его расчетам в туалет ходят быстрее. Пришла она задумчивая, чем-то расстроенная и заявила, что хочет спать. Через полчаса спать в палатку пошли и все остальные.

Только Гарри долго не мог уснуть. Взгляд его остановился на волосах Салимы, лежавшей в палатке рядом с ним. Он думал о возможном возрождении Волдеморта, странном поведении Салимы после того, как она посмотрела на его шрам и причинах, по которым он мог бы болеть. Поттер несколько раз пытался поворачиваться удобнее, чтобы мысли, наконец, покинули его голову и он мог спокойно заснуть. Но все образы в голове перемешались, они мелькали, словно нарезка кадров. Дом Реддлов, странные слова существа, некогда бывшего Волдемортом о том, что ему нужен Гарри Поттер, пропавшая Берта Джоркинс, Хвост, Сириус, решительная Гермиона, желающая спасти Клювокрыла, и светлые волосы Салимы, на которые он смотрел. Он протянул руку и осторожно дотронулся до них. Мягкие... Не такие, как у него. Салима, видимо, тоже не спала и повернулась, почувствовал прикосновение.

— Гарри, ты простишь меня если я когда-нибудь сделаю что-то ужасное? — шепотом поинтересовалась она.

— Смотря что... — прошептал в ответ Гарри.

— Все так бы ответили. Это банально! Если я говорю что-то ужасное, значит оно ужасно настолько, что даже мне кажется таким.

— Ты все-таки решила создать хоркрукс? — пошутил Гарри.

— И да, и нет. Мне не нужна вечная жизнь. В любом случае, то что пришло мне в голову пока невозможно реализовать. Все еще нужно переделать, найти информацию, переписать заклинания по-новому. Это сложно, — Салима улыбнулась и отвернулась от Гарри, — Спокойной ночи.

— Пообещай, что не будешь делать себе хоркрукс.

— Обещаю, что не буду делать себе хоркрукс, — весело отозвалась Салима, но у Гарри осталось странное чувство, будто в ее словах крылся какой-то подвох.