Если вы хотите убиться об язык, обратите внимание на его глаголы.

В русском языке с глаголами всё очень сложно: мало того, что они исторически туда-сюда мотаются по категориям, которых уже нема, и до сих пор сверкают остатками глагольных классов, от которых БОЛЬНО, потому что классов нет, а законы классов есть, так они ещё и почему-то стали очень странно образовывать формы.

Так появились изобилующие и недостаточные глаголы.

Изобилие или недостаточность глагола определяется по количеству его форм; всего глагольных форм шесть. Некоторые глаголы не образуют каких-то форм, некоторые образуют их с избытком.

Решить — я решу.
Сказать — я скажу.
Победить — я побежу? Побежду? Победю? Побеждю?

Глагол, неспособный образовать какую-то из возможных форм, называется недостаточным; глагол, образующий несколько равнозначных или возможных вариантов форм, — избыточным.

Победить — ????
Капать — капает или каплет?

Недостаточные глаголы делятся на:

- глаголы, не имеющие формы 1 лица ед. числа (победить, убедить, очутиться, дудеть, чудить, галдеть, затмить, голосить, бузить, дерзить);
- глаголы, не употребляющиеся в 1-м и 2-м лице ед. и мн. числа.

В отличие от первой группы, в которую входит пара десятков слов, ко второй относятся около полутора тысяч глаголов. В основном формы первого и второго лица единственного числа у этих глаголов не возникают из-за семантики. Это:

- глаголы со значением процессов, свойственных животному миру: телиться, доиться, нестись;
- глаголы со значением процессов, протекающих в растительном мире: разрастись, колоситься, куститься;
- глаголы со значением процессов, происходящих в неживой природе: капать, сквозить, мерцать, впитаться;
- глаголы со значением процессов, относящихся к конкретным предметам: горчить, рассохнуться;
- глаголы с абстрактным значением:
заключаться, явствовать.

Иногда эти глаголы могут образовывать недостающие формы в переносном значении: так, например, если у нас в семье кто-то долго-долго что-то делает, залипая на всякую ерунду, мама обычно спрашивает: ну и что ты телишься?

Также нет форм первого и второго лица единственного числа у глаголов, обозначающих коллективные действия: набежать, столпиться. Некоторые относят туда глагол заполонить, но я неоднократно встречал фразы вроде Он заполонил собою всё свободное пространство.

Недостаточными глаголами являются и безличные: рассветать, смеркаться, спится — спаться, запорошить и так далее. С ними совсем прикольно: они могут изменяться (светает — светало), но это обман: они не употребляются в глагольных формах, они употребляются в формах, омонимичных глагольным формам.

Причин возникновения недостаточных глаголов несколько; так, в основном выделяют омонимическое совпадение и неблагозвучие, но некоторые учёные к таким причинам относят ещё псевдомотивацию и неясность.

С омонимическим совпадением всё просто: образованная форма глагола не пойми от чего образована: дерзить — держать — держу. Свойственны такие совпадения в основном разговорному языку. Тем не менее, это играет роль только если у слов сильно разные значения: если совпадают (как форма вожу у возить и водить) близкие по значению слова, то образованная форма отлично живёт в языке.

За неблагозвучие отвечает стык похожих слогов или столпотворение согласных: затмлю, ощущу. От таких слов язык сам старается избавляться.

Прекрасную причину недостаточности глаголов выделил не менее прекрасный филолог Винокур: псевдомотивация. Такие глагольные формы обычно совпадают с формами, которые не существуют сами по себе, но могут возникнуть и вызывать ненужные ассоциации: окрыситься — окрышусь (крыша). Проблема этих глаголов не в смешении слов до неясности, как в случае омонимии, а в возникновении ненужных ассоциаций.

Ну и неясность возникает из-за сильного усечения производящей основы при образовании новой формы — из слова выкидывается такое количество слогов, что сразу и не понять, что это было за слово: бжу, дужу, чужу.

Изобилующие глаголы (их иногда называют избыточными) возникают в основном в разговорной речи. Причина их возникновения проста: они подчиняются одновременно нескольким моделям словообразования.

Метать копьё — метать икру.
Он метает копьё — рыба мечет икру.

#фигология

Как слова устаревают, выходя из активного словарного запаса, так они и появляются, в него входя. Так мы получаем неологизмы.

Чтобы выжить в бессмысленном и беспощадном хаосе слов, неологизмам приходится достаточно сильно подстраиваться: подстраиваться под законы языка, подстраиваться под удобство говорящего, подстраиваться под основной массив слов, поэтому все неологизмы делятся на:

1. Лексические
2. Семантические

Лексические неологизмы — новообразования, заимствованные из других языков или слепленные по уже имеющейся схеме: каршеринг, метеозависимость.

Среди лексических неологизмов по словообразовательному признаку можно выделить слова, произведённые с помощью:

– суффиксов (земляне, марсиане)
– приставок (прозападный, псевдонаучный)
– суффиксально-префиксальные образования (прилунение, расстыковать)

Признак живого языка — его изменение, в том числе и в словарном составе. Какие-то слова появляются, какие-то меняют своё значение, а какие-то и вовсе устаревают.

Это архаизмы и историзмы.

В зависимости от причин архаизации, архаизмы бывают нескольких типов:

- лексико-фонетические архаизмы возникли тогда, когда устарела часть звуковой оболочки слова, и его пришлось немного подкорректировать: бесстудный — бесстыдный;

- лексико-словообразовательные архаизмы связаны с потерей продуктивности морфемы и заменой её более продуктивным вариантом: рыбарь — рыбак;

- собственно лексические архаизмы появились при устаревании всей оболочки слова и заменой её на новую: баженый — любимый;

- лексико-семантические архаизмы связаны с устареванием одного из значений многозначного слова с появлением нового слова для значения и сохранением первого слова: орать — пахать (ср. оратай).

Фомина делит архаизмы на:

- устаревшие слова (ланиты, очи);
- устаревшие формы (тополи);
- устаревающие слова.

Шанский выделял устаревшие и старинные слова; первые, не являясь частью активного словарного запаса, всё же понятны носителям языка: десница, очи, ланиты, уста; вторые без пояснений не будут поняты, поскольку и вовсе исчезли из языка. Старинные слова по Шанскому тоже делятся на группы:

– слова, совершенно исчезнувшие из языка: локы – лужа, которы – ссора, рака – могила;
– слова, не употребляющиеся в языке как отдельные слова, но встречающиеся в качестве корневых частей производных слов: вервь – верёвка, вреть – кипеть (варить), мжура – тьма (жмуриться), скора – шкура (скорняк);
– слова, исчезнувшие из языка, но употребляющиеся ещё в составе фразеологических оборотов (сокол – старое стенобитное орудие (гол как сокол — это не про ощипанную птицу), зга – дорога (ни зги не видно).

Следует отличать архаизмы от историзмов — исчезновение последних связано с исчезновением самих предметов и ситуаций в связи с течением времени. В самом деле, кто сейчас носит кольчугу или кафтан? От архаизмов их отличает отсутствие синонимов — это специфическая лексика.

Шмелёв считает, что от историзмов следует отличать частичные историзмы: слова, возродившиеся в языке из-за переноса по сходству, предмет первичного обозначения которых был утрачен: шлем, таран.

Классификаций архаизмов очень много: так, Касаткина считает, что необходимо выделить ещё и грамматические архаизмы, у которых устарела морфема или сама форма слова (зала — зал), но я не понимаю, чем они отличаются от словообразовательных; Нестеров выделяет орфографические (шоколат, сертук) и семантико-экспрессивные архаизмы (изменилась эмоциональная сема слова: пошлый, недоросль, школяр).

Ряд устаревших форм слов классифицируется по фразеологизмам (привет отпечаткам трилобитов, лол, такие же окаменелости, у которых не существует того, что оставило отпечаток — за это я и люблю русский язык):

1. Имена существительных с архаичными падежными формами:

а) единственного числа, например, окончание - у Р. п. м. р. от слов с основой на *ъ и на *о: час от часу не легче, не давать шагу ступить, наделать шуму, с миру по нитке, с глазу на глаз, умереть со смеху

б) двойственного числа: увидеть воочию, глядеть в оба, держи в обе руки, смотреть в оба глаза, за обе щеки, двоюродный брат;

в) множественного числа, например:

– архаичные формы в. п. мн. ч. существительных от прежних основ на *о и на *s, *t (в кои века, руки в боки, плести словеса, бодливой корове бог рог не даёт, нашему теляти волка забодати);

– архаичные формы Р. п. мн. ч. с нулевым окончанием: игра не стоит свеч;

– архаичные формы Д. п. мн. ч. с окончанием -oмъ: поделом ему, поколе бог грехом терпит;

– архаичное окончание Тв. п. мн. ч. -ьми: костьми, дверьми;

– архаичные формы Пр. п. мн. ч. -ехъ: притчa во языцех, темна вода во облацех, благоволение в человецех

2. Фразеологические единицы с глагольными формами аориста, имперфекта и плюсквамперфекта: вкусих мало меду, своя своих не познаша, погибоша аки обри, жили-были, одним махом семерых убивахом, еле можахом

3. Фразеологические единицы с архаичными формами глаголов настоящего и будущего времени: гой еси, бог весть что, сим победиши, камо грядеши

4. Фразеологические единицы с архаичными формами причастий и деепричастий, например: имя рек, ревмя ревёт, лежмя лежит, жить припеваючи.

#фигология

Чё, думали, что на палатализациях изменения согласных закончились?

Ага, счаз.

В поздний праславянский период поменялись *dj и *tj, чтобы не отставать от тусовки.


Прастити. *j, оказавшись после *d и *t, действительно исчезал, изменив их.

*dj:

- ЖД (*vidjon — ВИЖДѪ) у южных славян
- Ж (*vidjon — ВИЖѪ) у восточных
- dz (*vidjon — widzę) у западных

Собственно, отсюда у нас давно утраченное чередование: САЖА — то, что ОСЕДАЕТ.

*tj:

- ШТ (*svetjon — СВѢШТА) у южных
- Ч (*svetjon — СВѢЧА) у восточных
- c (*svetjon — svice) у западных

Так как древнерусский активно взаимодействовал со старославянским, в современном русском всё поперемешалось и породило ряды Д//ЖД//Ж (водить — вождь — вожу) и Т//Ч//ШТ (поворот — поворачивать — вращать).

([š't'] перешло в [š']).

Кстати, в том же протогреческом происходило ровно то же самое, это вообще не уникальный процесс.

*st и *sk, оказываясь перед *j, становились š't', а *zd и *zg — ž'd'.

*rostja — РЕШТА
*iskjon — ИШТѪ
*izmozgjenъ — ИЗМОЖДЕNЪ
*gvozdjon — ГВОЖДѪ

*sk и *zg так же менялись и перед гласными переднего ряда:

*voskiti — ВОШТИТИ
*piskěti — ПИШТАТИ

Вся эта прелесть в итоге дала дикие нагромождения согласных, из-за чего им срочно пришлось упрощаться, причём делали они это тремя путями:

1. Избавлялись от одного из согласных

*pn, *bn, *tn, *gn —> n

Например, *gybnon дало нам прекрасное чередование ГЫБЬЛЬ//СЪГЫНѪТИ.

*dm —> m

*dadmъ — ДАМЪ//ДАДИМЪ

*dl, *tl — l

*dadlъ — ДАЛЪ
*metlъ — МЕЛЪ

2. Диссимилировались (расподоблялись)

*tt, *dt —> *st

*pletti — ПЛЕСТИ
*vedti — *vetti — ВЕСТИ
*kvoiton — *kvoitti — *kvoitlŭ: ЦВѢТѪ — ЦВѢСТИ — ЦВѢЛЪ

3. На конце слова шли в разнос и:

а) вообще утрачивались
*telent — *telen — ТЕЛѦ

б) лабиализировались
*plŏdŏs — *plŏdŭs — plodъs — ПЛОДЪ

в) образовывали средний род путём продвижения вперёд гласных непереднего ряда после мягких согласных:

*poljŏs — *poljos — *pol'e ПОЛѤ

#фигология

Что такое язык? Язык — это знаковая система, в которой знаки являются заместителями реальных предметов и явлений. Чтобы сообщить собеседнику о том, что вы вчера ели вкусную курицу, вам не нужна ни курица вообще, ни конкретно ваша вчерашняя курица, чтобы собеседник это понял: эти значения зашифрованы в словах.

Очень экономно, согласитесь?

В детстве меня в восторг приводило вот это самое необъяснимое: люди взяли набор звуков, наделили его значением конкретного предмета и научились обходиться без самих предметов для выстраивания диалога. С ума сойти же! Условные значки и звукосочетания рождают в сознании наших собеседников совершенно реальные картинки, причём у всех примерно одни и те же. Если вы скажете «Я ел вчера курицу», кто-то представит сочную запечённую курочку и облизнётся, кого-то затошнит от её запаха, кто-то мысленно начнёт её готовить на будущий ужин, прикидывая, какие продукты ему нужны — но все эти люди представят курицу, а не траву и не красный шкаф.

Это знаковая ситуация, причём возникает она в процессе речи постоянно. Знаки вообще нас окружают: чёрная кошка, бегущая через дорогу — к неудаче, свинцовые тучи — к грозе, знак «Дети» — дети могут внезапно выбежать на дорогу и так далее.

Но не все эти знаки создают знаковую ситуацию. Для её создания необходимы отправитель и адресат; если чёрная кошка перебегает вам дорогу, то никто ничего не хочет сказать, вы просто встали на пути идущего по своим делам животного. А вот красно-белые оградительные ленты — знак «проход закрыт».

Все знаки, возникающие в процессе общения, изучает семиотика, и языком она занимается особо, поскольку он — особо навороченная система знаков.

Признаки знака:

- наличие экспонента знака — материального выражение знака: тактильная плитка у пешеходного перехода, короткие гудки в телефонной трубке, красный сигнал светофора. Не важно, как именно выражен знак: он должен считываться человеком.

- наличие связи экспонента и какой-либо идеи. Знак перечёркнутой сигареты — «Курение запрещено, штраф», гудки автомобиля — предупреждение об опасности или раздражении и так далее. Знак без привязанного к нему значения — просто картинка, непонятное изображение, подобное пятну на стене.

- противопоставленность другим знакам в рамках системы. Опущенный шлагбаум — проезд закрыт, поднятый — проезд открыт. Тактильная плитка — пешеходный переход, её отсутствие — не пешеходный переход. Это позволяет максимально усреднить выражение значения и варьировать знак: не важно, более круглые или квадратные выступы на тактильной плитке, широкая её полоса или узкая, красная она или жёлтая, очень частые выступы или более прореженные — это знак, который будет считываться в любом случае, пока он соответствует общей норме выражения этого знака. Нередко в такой системе есть нулевой экспонент: отсутствие знака и есть знак. Нет тактильной плитки — не переход, есть — переход; включён поворотник — поворачиваю, не включён — еду прямо.

- условность значения знака. В стране А договорились, что для слабовидящих перед пешеходным переходом установлена тактильная плитка, а в стране Б на время движения потока машин перекрывают переходы шлагбаумом.

Тем не менее, во многих странах из-за более-менее открытых границ связь знака и значения мотивированная для облегчения понимания. Изображение детей на знаке — где-то рядом дети и так далее.

- схематичность знака. Это чем-то похоже на противопоставленность знака, только с другой стороны: теперь не абсолютно любая тактильная плитка обозначает пешеходный переход, а тактильная плитка обозначает абсолютно любой пешеходный переход: через шоссе или небольшую улицу, прямо или наискосок, длинный или короткий, подземный или обычный. И даже если выражения знака нет, его значение останется за ним: красно-белые ленты будут потенциально обозначать предупреждение даже если будут скручены в рулон.

Знаками язык и оперирует. Тем не менее, не все средства языка — его знаки. Нечто является знаком языка только тогда, когда плану выражения (знаку) соответствует определённый план содержания (значение).

Все значащие элементы языка обладают этими планами: морфемы, слова, предложения. Но ими не обладают фоны — отрезки речевого потока, на которые делится морф. Например, нет значения у буквы «р» в слове «радость» (если кто-то тут придерживается стрёмной теории о наличии значения у фонем или букв, немедленно покайтесь).

Но фон может одновременно соответствовать морфеме, например, как в слове грому, чьё окончание мужского рода дательного падежа единственного числа выражено фоном -y.

Отсутствие у фонов собственного значения позволяет языку экономить средства и из ограниченного количества морфов конструировать неограниченное количество слов.

Не являясь средствами языка, фоны становятся конструктором для их создания.

#фигология

Любой язык развивается по определённым законам; в большинстве своём эти самые законы общие для всех языков, потому что в принципе-то всё у всех одинаковое.

Вот, например, эти законы в русском языке; что-то характерно только для русского и одной группы языков, что-то — для русского и другой группы языков (например, то же оглушение, один из основных фонетических законов русского языка, не действовало в старославянском, но зато там менялись согласные со сменой гласных из-за фонетических законов).

1. Закон ликвидации участков напряжения. Это значит, что места с кучей звуков, которые крайне неудобно произносить подряд, изменяются: идущие подряд звуки либо уподобляются для снятия напряжения при произнесении (мо[с']тик), либо нафиг исчезают (со[нц]е). Сильнее всего это проявляется в разговорном языке — «драсти», «рассчитайсь».

Явление прикольное, потому что именно из-за него в древнерусском после падения редуцированных исчезла связь многих слов: истъба — «то, где истоплено» — истба — изба; то же произошло со словом объвлако, которое должно было обволакивать.

2. Закон позиционного варьирования. В русском языке самое сильное его проявление — оглушение согласных в слабых позициях: ло[п], [ф]торой.

3. Закон аналогии. Это означает, что что-то меняется под влиянием группы чего-то другого (например, в старославянском группа слов ПРОСТО ВЗЯЛА И ПОМЕНЯЛА КАТЕГОРИЮ СКЛОНЕНИЯ, потому что может). В русском, например, это проявляется со словом кофе, которое набило всем оскомину и давным-давно бы уползло в средний род, если бы его несчастного не сделали знаменем Грамотности.

Из других примеров — будущее время первого лица глагола победить. Я свяжу, я расскажу, я покажу, я побежу. Или я спою, я сварю, я посмотрю, я победю.

Ладно-ладно, чтобы убедить вас, что этот закон рождает ещё и то, что в итоге становится общепринятым правилом, скажу, что форма звёзды появилась по аналогии с формой вёсны. А то было бы у нас до сих пор:


4. Закон компенсационного развития. Это значит, что язык, теряя что-то, приобретает за счёт этого что-то другое. Самый яркий пример в нашем языке, конечно, падение редуцированных: за счёт этого язык утратил полумягкие согласные — они стали не нужны — и усложнил все остальные.

В рунном языке, например, нет флексий (окончаний), поэтому он тупо развил себе стрёмную систему предлогов:

В школу – te hura
В школе – teri hura

Зачем склонять существительные, если можно изменить предлоги?

5. Закон экономии языковых средств. Тут всё просто: зачем два слова там, где можно сказать одно? Зачем длинное слово там, где можно сказать коротко?

Чёрная ягода — черника.

Если честно, мне кажется, что утрата сложной системы времён у нас произошла из-за этого: если и так всё понятно, зачем все эти писахъ, писахом, писаше, писасте, двойственное лицо и прочая ерунда.

6. Закон абстрагирования элементов языковой культуры заключается в появлении абстрактных значений и возможности метафор: так, море — это не только «много воды», но и море денег, море возможностей, море людей.

7. Закон дифференциации и отчленения элементов языковой структуры заключается в том, что язык старается закрепить за одним словом одно значение. Кстати, все эти исчезнувшие аористы, плюсквамперфекты, имперфекты и прочее возникли именно из-за этого.

И да, вам не кажется: он противоположнен предыдущему закону, который развивает не отдельные слова для новых значений, а новые значения в уже существующих словах.

И это прикольно, потому что язык живёт только тогда, когда закон дифференциации уравновешен законом абстрагирования: одно плодит значения, другое их сокращает.

Есть и другие классификации языковых законов. Выделяют закон системности, закон неравномерного развития ярусов языка, закон эволюционного развития структуры языка; фонетические и грамматические законы; законы экстра- и интролингвистические; общие и частные и какие только не. На протяжении длительного времени филологи спорят о классификации этих законов, и это реально надолго.

Это как с признаками слова, которых только отечественные филологи выделяют под сотню.

#фигология

Ладно-ладно, согласные в старославянском же тоже не из воздуха возникли?

Они возникли из-за палатализации.

I. Йотовая палатализация

Если согласные стояли перед *j, то они менялись и становились вторичными. Сам *j сделал своё дело и может уходить — изменив согласный, он исчезал.

В зависимости от характера изменений, выделяют несколько групп звуков, и это ужасно классно рассматривать в привязке к современному языку: сразу понятно, почему у нас так стрёмно всё чередуется. Итак:

1. *r, *l, *n + *j —> *r', *l', *n'

*mŏrjŏs —> *morjos —> *morje —> МОРѤ

2. *s —> *š'/s'
*z —> *ž'/z
*g —> *ž'/g
*k —> *č'/k
*ch —> *š/h

Этим изменениям обязаны чередования:

*nosja —> НОША/НОСИТИ
*rezjon —> РЕЖѪ/РЕЗАТИ
*lъgja —> ЛЪЖА/ЛЪГАТИ
*sekja —> СѢЧА/СѢКАТИ
*suchja —> СОУША/СОУХЪ

«Изрёк/изречение», «пророк/пророчество», «дух/душа», «засуха/засушливый», «стерегу/страж/сторож», «возить/вожу» — эти чудесные вещи «ну потому что, вот почему» вытащены оттуда: когда-то давно перед ними где-то развился *j и изменил впереди идущий согласный, а где-то — нет.

3. У *b, *m, *p, *v перед *j развивался л-эпентетикум — вставочный звук [l]. Что нам это подарило?

«Любить»/«люблю», «земский»/«земля», «капать»/«капля», «вопить»/«вопль».

2. Прочие палатализации. Их нумеруют.

Перед гласными переднего ряда (нейотованными — И, Э, Ѧ, Ь, ѣ — их запоминают как «и, э, э носовой, э редуцированный, э широкий открытый) сочетания *kt, *gt изменились, причём в разных языках — по-разному.

О чём это свидетельствует? Изменения согласных произошли достаточно поздно, когда общеславянский период прошёл, и языки окончательно распались на три ветви. Итак, *kt перед гласными переднего ряда стали:

• [š't'] у южных славян;
• [č'] у восточных;
• [c] у западных

Только не сразу и не во всех случаях одинаково, потому что гласных было аж ТРИ группы в зависимости от их происхождения; соответственно, изменение *g, *k, *ch в шипящие происходило одинаково только внешне.

I. Как вы поняли, было целых три палатализации:

1. *g —> *ž': друг/дружина
*k –> *č: рука/поручень
*сh —> *š: грех/грешник

2. *g —> *z: друг/друзья
*k —> *c: сейчас пример не подберу, но цвѣтъ было *kvoitъ
*ch —> *s: муха – на муci

В современном русском языке её следы практически отсутствуют, зато море их осталось в украинском.

3. *g —> *z'
*k —> *č'
*ch —> z'

Её русский язык тоже не особо любит, что даёт учёным основание полагать, что вторая и третья палатализация — штуки довольно поздние, возникшие тогда, когда русский и украинский не были слеплены в один язык.

Но это не точно.

Собственно, как вы видите, все эти изменения примерно одинаковые; ни в какое [d] или [m] *g не превращался (а мог бы, ну просто чтобы поразнообразнее было — сложно, что ли?). Чем они отличались?

Идущими после них гласными.

1. Так, в древнерусском из-за сложения восточнославянского древнерусского и южного старославянского произошло чередование:

*krikēti —>КРИК/КРИЧАТИ

Это первая палатализация: перед гласными переднего ряда недифтонгического происхождения заднеязычные невнятные звуки превратились в красивые чёткие шипящие.

Вторая палатализация произошла с изменением *g, *k, *ch в свистящие перед гласными ѣ и И дифтонгического происхождения.

То есть, происходило чередование Г//З, К//Ц, Х//С, если они стояли перед И и ѣ, если те произошли из *ei и *oi. Довольно много условий, не правда ли?

Как я уже сказал, она не сохранилась в современном русском языке...

*gvoizda —> *gvězda —> ЗВѣЗДА/???
*kvoitъ —> *květъ —> ЦВѣТЪ/???

...но есть в устаревших книжных выражениях: «темна вода во облацех».

После третьей палатализации (ряд учёных считает, что она была второй, а утерявшаяся вторая — третьей именно потому, что утерялась в русском, но сохранилась в украинском) заднеязычные *g, *k, *ch стали свистящими З, Ц, С после гласных переднего ряда И, Ь, Ѧ, если при этом не было согласного или гласных Ы и Ъ.

Я согласен, оно ужасно. Что нам это дало?

Г//Ж//З, К//Ч//Ц, Х//Ш//С.

«Облик/лицо», «пророк/прорицатель», «лёгок/польза».

Что вторая, что третья палатализации в русском языке на редкость непоследовательны, что даёт учёным возможность полагать, что в русском языке их процесс происходил более-менее изолированно, что означает «после распада восточной ветви языков».

Тем не менее, следы третьей палатализации видны в склонениях в старославянском, и это боль.

#фигология

Если говорить о филологии, то самые базовые конструкты языка обычно вызывают самые непримиримые разногласия у филологов.

Итак, слoвo – этo ocнoвнaя кpaтчaйшaя eдиницa языкa, выpaжaющaя cвoим звyкoвым cocтaвoм пoнятиe o пpeдмeтe, пpoцecce, явлeнии дeйcтвитeльнocти, иx cвoйcтвax или oтнoшeнияx мeждy ними.

Это только кажется, что выделить слово легко. Ну, казалось бы, вот же они, слова: мы делаем между ними паузы, мы отделяем их пробелами. А «уф-ф» — это слово? А какое тогда у него значение? А что делать с устойчивыми выражениями, которые используются именно в таком варианте и никаком больше — это разновидность слова или нет? А что с языками, в которых в слове может быть несколько ударений — это одно слово или два наложившихся? А если они так просуществовали долго и не могут теперь быть друг без друга? А если слова произносятся на одном дыхании без пауз, образуя ритмические группы — это что? А как быть с языками, использующими иероглифы для конструирования слов — это одно слово или несколько?

В общем, всё сложно. Многие знания — многие печали.

Тот же Норейн говорил, что слово — это независимая морфема, которую наше языковое чутьё воспринимает как нечто целое по духу и оформлению вне зависимости от возможности членения её на более мелкие морфемы; но таким образом омонимичные приставки (а-, при-: асексуальный — а у меня, пригороде — при городе) и служебные слова вообще исключались из классификации, а фразеологизмы как раз оказывались словами: то же спустя рукава воспринимается нами как нечто целое и неделимое. Мы же не говорим спустя штаны, спустя рубаху, приспустив рукава, раскатав рукава — это устойчивое, неделимое словосочетание, значит, это слово, если верить Норейну.

Эдвард Сепир говорил о том, что cлово есть один из мельчайших вполне самодовлеющих кусочков изолированного «смысла», к которому сводится предложение, имеющее возможность к перемещению внутри предложения. Но тогда все союзы резко перестают быть словами; да и вообще все служебные части речи оказываются тем самым «жопа есть, а слова нет» — у нас вроде как есть какая-никакая грамматическая оформленность, но это не слово. Опять же, в словах скалозуб и зубоскал у нас что, два слова? Что это за кадавр такой? А как быть с языками, в которых связанный порядок слов, как, например, в английском — все же помнят, что прилагательные там идут в особом порядке?

Было мнение, что в слово невозможно вклинить что-нибудь ещё, но в русском есть «никому — ни к кому»

Мне нравятся идеи Соссюра:
Ну, вы поняли, да? «Что такое слово, мы не знаем и не узнаем, давайте не бить на этой почве друг другу морды, просто согласимся с тем, что это очень важная часть языка».

Поэтому лингвисты избегают давать определения слова или исчерпывающее описание его структуры, ограничиваясь описанием лишь внешних или внутренних признаков слова.

Этих признаков около сотни.

Признаки слова по Шанскому, которые, скрежеща зубами от подобного упрощения, принимает большинство филологов для того, чтобы не устраивать очередное бессмысленное и беспощадное побоище:

- воспроизводимость. Слово должно быть воспроизводимо регулярно в готовом виде всякий раз при употреблении. Если вы придумали слово «абдолрааолннпл», то это круто, но пока его употребляете, каждый раз создавая с нуля, только вы, это не слово.

- творимость. Слово можно сконструировать по уже существующей модели. Так появились слова «маятник» (Ломоносов), «стушеваться» (Достоевский), «промышленность» (Карамзин), «общество» (Тредиаковский) и так далее.

- фонетическая оформленность. Есть языки без письменности, но в них есть слова, построенные по фонетическим законам этих языков. В русском языке главный фонетический закон — недвуударность; даже длинные слова обладают лишь дополнительным ударением, а не вторым основным.

- структурная непроницаемость. Внутрь слова не может втиснуться ничего; как только вы добавляете что-то, у вас рождается новое слово. К тому же этим чем-то не может быть ещё одно слово; это может быть только дополнительный корень, суффикс, приставка и так далее.

- семантическая валентность (или по-нормальному — наличие лексического значения, помогающего создавать словосочетания). Этим слова отличаются от фонем, которые образуют сочетания, но не несут никакого самостоятельного смысла (хотя не все филологи считают, что фонемы бессодержательны).

- лексико-грамматическая отнесённость — слово всегда является какой-то частью речи и обладает из-за этого рядом грамматических и синтактических свойств.

- идиоматичность. Слово обладает немотивированным (дверь, стол, шкаф) или неполно мотивированным (окно, подоконник, медведь, букварь) выражением.

Эти признаки сейчас считаются более-менее основными.

Кстати, насчёт творимости: всякие «стушеваться» — это окказионализмы, которые стали узуальными, и это исключение, а не правило. Множество не менее удачных, но не прижившихся окказионализмов просто вымерло, а всякие постоянно создаваемые контаминанты (игра слов, заключающаяся в наложении двух похожих слов друг на друга: проСОЧИлись, огончарован) невероятно популярны в газетных заголовках, но почему-то не являются общеупотребительными.

Кстати-2 — контаминация является основной причиной ошибочного употребления фразеологизмов: два похожих по значению и форме фразеологизма попросту накладываются друг на друга, рождая всякое «чаша терпения лопнула».

#фигология

Помимо дифтонгов в праславянском были дифтонгоиды — сочетания гласного и плавного (r, l) звуков; их он вытащил ещё из индоевропейского и начал прямо-таки чудовищно извращать.

Собственно, дифтонгоиды *or, *ol, *er, *el до сих пор встречаются в каком-нибудь... Английском, например: gold.

Так как дифтонгоид состоял из гласного и плавного, а не наоборот, и противоречил ЗОС, они достаточно быстро видоизменились.

Если дифтонгоид стоял перед гласным, то он распадался на два звука, отходивших к разным слогам, и вызывал перенос слогораздела:

*pro|stor|ъ — ПРО-СТО-РЪ

Но если он был в середине слова перед согласным, то дифтонгоид закрывал слог и менялся в разных языках по-разному. Сравните:

*goldъ — южнославянское ГЛАДЪ, восточнославянское ГОЛОДЪ и западнославянское GLOD.

Видимо, вызвано это тем, что в тот период славянские ветви языков начали отдаляться друг от друга; тогда это были ещё просто восточный, южный и западный диалекты одного языка, не было даже делений внутри них. Условные словацкий и болгарский не просто были одним языком — они были крайне близки и тому, что через много лет станет русским или польским.

На диалекты праславянский распадался в поздний праславянский период.

У южных славян (напоминаю о том, что старославянский — не древнерусский; это южный язык, поскольку создан он был на базе южнославянской речи) происходила метатеза звуков с одновременным удлинением гласных за счёт долготы плавных согласных.

*golva (представьте, что над плавными тут чёрточки — это знаки их долготы) — *glōva — ГЛАВА
*storna — *strōna — СТРАNА

Поэтому сочетания РА, ЛА, Рѣ, Лѣ, вытащенные из старославянского, называются неполногласными: им соответствует в древнерусском ЕРЕ, ОЛО/ЕЛО, ОРО, ОЛО (причём в современном русском спокойно уживаются оба варианта: шлем — ошеломить, влага — Вологда и так далее) или ro, lo, re, le у северл-западных славян. Если этого соответствия нет, это общеславянское сочетание.

Например: ГЛАВА (ю) — голова (в) — glova (з). Чередование есть, это неполногласие.

Брать — ???? Чередования нет, это общеславянское сочетание.

У восточных славян за счёт долготы плавного после него развивался призвук такой же артикуляции, что и перед ним и за счёт этой же долготы плавного превращался в гласный полного образования.

*golva — *golºva — ГОЛОВА
*storna — *storºna — СТОРОNA
*melko — *molko — *molºko — МОЛОКО

Так как [l] был твёрдым и огубленным, то по закону слогового сингармонизма последующий гласный [e] превратился в [о] и с помощью дистактной регрессивной ассимиляции превратил *meloko в *moloko. Ужас.

У западных славян происходила метатеза без удлинения гласного:

*golva — glova
*storna — strona
*melko — mleko

Будь как западнославянский — не усложняй.

Если дифтонгоид стоял в начале слова, то перед гласным он просто распадался на два звука: *orati — ОРАТИ.

Если же он оказывался в начале слова перед согласным, то:

1. У южных славян происходило всё то же, что и в середине слова: перестановка и удлинение гласного: *ortai — РАТАИ, *olkomъ — ЛАКОМЪ

2. У восточных славян результат зависел от интонации: если она была восходящей, то изменения происходили так же, как у южных славян: *orvьno — РОВЬНО; если нисходящей, то метатеза не сопровождалась изменением гласного.

Под восходящей интонацией (ударением на последнем слоге слова) старославянские и русские слова начальными сочетаниями не различаются, под нисходящей происходит чередование РА/РО, ЛА/ЛО.

Следы интонационных различий остались до сих пор: где в дифтонгоидах интонация была восходящей, у нас остались оло́, оро́, ере́: боло́то, воро́та, пере́дний; где нисходящей — о́ло, о́ро, е́ре: зо́лото и так далее.

#фигология

Вообще, что я не люблю, так это лингвистические споры. Не в том смысле что не люблю в них участвовать, а в том, что мне, если честно, в основном глубоко пофиг, кто что создал.

Но учёным не пофиг, и о происхождении кириллицы ходят давние споры — они древнее споров ЛФШ и МФШ о фонемах. Потому что вот у вас есть кириллица, вот у вас есть глаголица, а как оно вообще сочеталось?

Николай Дурново́ (1876—1937) считал, что кириллица и глаголица принадлежат одному времени — это всего лишь почерковая разновидность одного и того же алфавита: округлая глаголица пригодна для пергамента, тогда как резкая остроугольная кириллица наверняка выбивалась на камнях.

Йосеф Добровский (1753—1829), Алексей Соболеский (1857—1929), Евфимий Карский (1860—1931) и др. считали, что кириллица — наиболее древняя азбука, а глаголица возникла как тайнопись учеников Кирилла и Мефодия с гонениями на проповеди на славянских языках.

Виктор Григорович (1815—1876) и Пётр Черных (1896—1970) считали самой древней азбукой глаголическую, но полагали, что создал её не Константин — это вообще протоглаголическое письмо, гулять так гулять.

Когда читаешь одну теорию за другой, невольно ждёшь «А учёные А и Б считали, что кириллица и глаголица — это самообман, на самом деле ничего нет, у всех просто массовые галлюцинации, мир движется к хаосу, реальность — иллюзия, Вселенная — голограмма, скупай золото, пока!».

Иван Ягич (1838—1923), Афанасий Селищев (1886—1942), Григорий Ильинский (1876—1937) считали, что Кириллом была придумана как раз глаголица, а кириллицу создали ученики Константина из Болгарии, назвав её в честь учителя.

Жить надо так, чтобы в честь тебя назвали азбуку :DDDD

Вроде как, сейчас считается, что глаголица древнее: и памятники глаголической письменности найдены в Моравии, Охриде и Паннонии, и язык у них архаичнее, и сама кириллица слишком похожа на унициальное письмо-скоропись десятого века, и как-то вообще она слишком прилизанная и совершенная...

Но на самом деле никто ничего как всегда не знает. Какой же Кирилл был нехороший человек — неужели не мог где-нибудь на камне выдолбить «Я СОЗДАЛ КИРИЛЛИЦУ ПОЗЖЕ ГЛАГОЛИЦЫ!!! ГЛАГОЛИЦУ СОЗДАЛ ВОН ТОТ ЧУВАК В *** ГОДУ В *** ГОРОДЕ, А КИРИЛЛИЦУ СОЗДАЛ Я, И НАЗВАЛ ЕЁ В ЧЕСТЬ СЕБЯ ТОЖЕ Я, НЕТ, НЕ ЗАЗНАЮСЬ!!!»?

#фигология

В праславянском были не только дифтонги; носовые гласные звуки более поздние славянские языки вытащили оттуда же.

В старославянском это были юсы (ѫ, ѧ и их йотированные варианты), превратившиеся позднее в ю и я. Открыл эти носовые звуки А. Х. Востоков, сравнивший слова с ними со словами из других славянских языков, где на их месте обнаружились носовые; например, РѪКА и польское ręcznik (полотенце).

Поэтому Востоков решил, что это — след сочетания гласного и носового согласного звуков.

В праславянском носовые согласные появились не сразу; для начала потребовалось вытащить из индоевропейского дифтонгоиды — сочетания гласного и плавного звуков. Праславянский язык для начала утратил различение ă и ŏ (кратких), совместив их в одном a, и ā и ō (долгих), слепив их в o.

После этого оказалось, что в едином праславянском языке начали выделяться три ветви, и под действием закона открытого слога дифтонгоиды вынуждены были измениться — не мог слог оканчиваться единицей меньшей звучности.

Потому поменялось и слогоделение. Если дифтонг стоял перед гласным, то он тупо становился двумя разными звуками, отходившими к двум слогам:

*sēm/ěn/ě — se/me/ne — Сѣ/МЕ/НЕ

Если же он отказывался перед согласным и на конце слова, то носовой согласный утрачивал самостоятельный звук, а предыдущий гласный приобретал носовой призвук.

*ranka — rǫka — РѪКА

У восточных славян в начале десятого века носовые заменились чистыми.

Как они чередовались?

*en, em, in, im, ьn, ьm // ę (ѧ)

Поэтому у нас есть чередование именем — имя

*on, om, ъn, ъm // ǫ (ѫ) передают привет чередованию звонкий — звучный

*о//е и *y//'a в итоге стали чередоваться совсем неприлично — Ѧ//Ѫ — и породили чередование МѪКА — МѦТИ. Фить-ха. Чё, не похоже на однокоренные? Да быть такого не может.

#фигология

Я надеюсь, никто не думал о том, что после совпадений кратких и долгих гласных гласные звуки праславянского наконец-то успокоились и стали красивыми и ровными? Ага, щаз.

Примерно в пятом веке нашей эры* в праславянском языке произошло очередное эпохальное изменение — его дифтонги монофтонгизировались, потому что именно тогда начали своё безраздельное властвование закон открытого слога и закон восходящей звучности: более звучный слоговый гласный в них шёл перед менее звучным неслоговым, а так было низзя.

*но это не точно.

Дифтонги — единые звуковые комплексы, состоящие из слогового и неслогового компонентов.

• слоговые компоненты дифтонгов: «широкие гласные» а, о, е
• неслоговые — «узкие» i, u. Они вообще обозваны полугласными.

Сначала дифтонги распались на звуки с восходящей и нисходящей интонациями — долгие и краткие соответственно, затем произошёл УЖАС, и долгие и краткие гласные совпали.

Я не знаю, как тут ставить под буквой галочку вниз для указания неслогового звука и вообще, поэтому буду выделять слоговой жирным. Ещё раз: i и u — слабые, неслоговые, они при первом удобном случае становились согласными j и v.

oi, ai —> ě (ѣ)
ei —> i (И)
ou —> u (ОУ)
eu —> 'u (Ю)

Если дифтонг оказывался на конце слова или перед согласным, то эта зараза немедленно монофтонгизировалась:

*sausas —> СОУХЪ (все же помнят, что ОУ — диграф, отвечающий за один звук [u]?)
*puitei —> ПѣТИ

Перед гласным в результате переноса слогораздела дифтонг распадался на два звука, которые отходили к разным слогам, причём неслоговой гласный менялся на близкий по артикуляции согласный

*i —> j, *u —> v

*oi —> oj//ě
*ei —> ej//i
*ou —> ov//u
*eu —> ev//'u

Отсюда растут и вхождение звука [j] в состав современных йотированных гласных е, ё, ю и так далее, и полугласный-полусогласный белорусский ў, и отдельная категория по степени звучности для звука v

Именно это дало чередования вроде ПЕТИ — ПОѤТЪ: перед гласным дифтонг *oi становился [o]+t (t — стандартное обозначение любого согласного звука), перед гласным — [oj]; КЛЮВЪ — КЛЕВАТИ, ДЕТИ — ДОꙖТЪ, ГНѣВЪ — ГНОИ и так далее.

Звуки, возникшие на местах дифтонгов, называются звуками дифтонгического происхождения.

#фигология

Король умер, да здравствует король! В смысле, препод решила, что мы переходим к праславянскому, и вот праславянский уже точит свои острые зубки на ничего не понимающих тупеньких филологов.

Относительно протославянских и индоевропейских процессов мы не можем говорить о каком-то конкретном времени. Праславянский период начинается с момента начала действия закона открытого слога и закона слогового сингармонизма. Как только в отдельных диалектах индоевропейского накопилось достаточно различий для того, чтобы перетечь из количества в качество, выделились протославянские диалекты. Это называется дефонологизацией квантитативного признака (бу!!!). Все гласные, возникшие в результате неё — монофтонгического происхождения.

Бодуэн де Куртенэ с Бернштейном считали, что цепочка выглядит так: индоевропейский праязык —> протославянские диалекты —> праславянский.

Брюкнер строил её иначе: индоевропейский праязык —> балто-славянская общность —> праславянский.

В индоевропейском гласные различались качественно и количественно, в то время как в протославянских диалектах утрачивается значимость признака долготы-краткости. В итоге какие-то фонемы совпали, какие-то — перешли в новое качество.

Вообще, стоит запомнить ряд чередований:

*ā//ă, *ō//ŏ, *ī//ĭ, *ū//ŭ, *ē//ĕ. Они количественные. *ā//ō и так далее — качественные.

*ā//*ō — А: māter — МАТИ, dōno — ДАРЪ
*ă//*ŏ — О: ătta — ОТЬЦЬ, dŏmus — ДОМЪ

Итак, что куда перешло?

Звук *ŏ начал творить дичь, поэтому после мягких согласных стал Е: *pŏljŏm — ПОЛѤ, но остался О после твёрдых: *sĕlŏm — СЕЛО.

В конечных закрытых слогах у существительных мужского рода был переход *ŏ –> *ŭ — Ъ, чем и вызваны еры на конце слов: *dōrŏs —> *dōrŭs —> darъs —> ДАРЪ.

А в конечных слогах после j превращался в Ь:
*kŏnjŏs —> *kŏnjŭs —> kŏnjъ —> kŏnjь —> КОNЬ.

*ē//*ĕ перешли в чередование Ѣ//Е: *sēd — sĕd — СѢДИТИ — СЕДЛО. При этом оно ещё чередовалось с *ā//*ō, в итоге у нас есть ряд СѢДИТИ — СЕДЛО — САДЪ.

При этом это ещё чередовалось как *ūe — *ūųe (представьте, что это [ŭ], но с галочкой внизу) — ЪВЕ и реализовалось, например, в «свёКР — свеКРОВь».

*ī//*ĭ стало чередованием И//Ь: СЪБИРАТИ – БЬРАТИ (а теперь у нас и вовсе чередование И/ø: собирать — брать, а всё потому, что сначала было чередование «и долгого» с «и кратким», а [ĭ] превратился в редуцированный и выпал).

*ū//*ŭ превратилось в Ы//Ъ//Ь: ПОСЪЛЪ – ПОСЫЛАТИ.

Теперь сделаем вдох и выдох и продолжим.

После количественных чередований начались количественно-качественные. Помните же

*ā//*ō — А: māter — МАТИ, dōno — ДАРЪ
*ă//*ŏ — О: ătta — ОТЬЦЬ, dŏmus — ДОМЪ?

И всё это начало торжественно чередоваться как А//О, потому что происходил какой-то ужас, и у нас возникло И качественное, И количественное чередование. Песец, да? Не спрашивайте. ГОРѢТИ — ГАРЬ.

*е//*о: ВЕЗТИ — ВОЗЪ, СТЕЛИТИ — СТОЛЪ, ТЕКѪ – ВЪСТОКЪ. Это прям древнейшее чередование.

*O//*A: ГОРѢТИ — ГАРЬ, ВОДИТИ — ПРОВОЖДАТИ.

*E//* Ѣ: ЛЕТѢТИ — ЛѢТАТИ, СЕДЬЛО – СѢДѢТИ.

*Ь//*И : БЬРАТИ – СЪБИРАТИ, ПРОНЬЗИТИ – ПРОНИЗАТИ.

*Ъ//*Ы: ПОСЪЛЪ – ПОСЫЛАТИ, ЗЪВАТИ – СОЗЫВАТИ.

После того, как после количественных чередований начались количественно-качественные, гласные звуки, видимо, решили, что в этой жизни надо попробовать всё, и стали чередоваться ещё и просто качественно.

*O//*Ѣ: ПРОРОКЪ – ИЗРѢКАТИ, ПЛОТЪ – СЪПЛѢТАТИ.

*Е//*А: СЕДЬЛО – САДИТИ, ГРЕСТИ – ГРАБИТИ.

*А//*Ѣ: САДИТИ – СѢДѢТИ, ПОЛАГАТИ – НАЛѢГАТИ.

*ОУ//*Ъ: ДОУХЪ – ДЪХНѢТИ, СОУХЪ – СЪХНѪТИ.

*Е//*Ь: БЕРѪ – СЪБЬРАТИ, РЕКѪ – РЬЦИ.

*О//*Ь: ОТРОКЪ – РЬЦИ, НОЖЬ – ПРОНЬЗИТИ.

*О//*И: ОТРОКЪ – ОТРИЦАТИ, РОКЪ – НАРИЦАТИ.

#фигология

Так как я умудрился расслабленно пить чай в то время, как уходил мой последний поезд до города, и следующий только через четыре с половиной часа, скрашу-ка я себе время ожидания и расскажу о системе согласных звуков старославянского языка.

Система согласных звуков в ССЯ достаточно сильно отличалась в некоторых моментах от системы согласных в современном русском языке. Начать, например, можно с того, что у нас не было соотносительных пар по глухости-звонкости.

Действительно, из-за действия закона открытого слога, требовавшего, чтобы слог оканчивался единицей максимальной звучности (по сути, гласными; все остальные были сильно ниже их по звучности), согласные звуки обычно не стояли рядом всей толпой и не воздействовали друг на друга, равно как и не могли заканчивать слово, то есть, озвончение и оглушение согласных было невозможно. Только с падением редуцированных у нас появились соотносительные пары [в — ф] и так далее: в старославянском это были РАЗНЫЕ звуки. КРЪВЬ — КРЪВЪВЫИ, в котором [Ь] был гласным и читался как гласный [krъv'ь], не давая оглушаться [v'], не было нашим кровь, которое читается как [кро́ф'] и в котором [ф] — пара [в] в слове [крʌва́выj].

Но вы не отчаивайтесь, у нас, помимо отсутствия пар по глухости-звонкости, не было пар по твёрдости-мягкости. Почему? Да потому что закон слогового сингармонизма и исконнотвёрдые, вот почему. Это сейчас возможно слово [г'ир'ь] (гиря), а тогда такое сочетание было просто невероятно, но обо всём по порядку.

По соотношению голоса и шума согласные всё так же делились на сонорные и шумные. Сонорными были звуки [r — r', l — l', n — n', m — ...] А вот [m — m'] парой не было, потому что звука [m'] не существовало. Вы уже поняли, насколько всё плохо?

По способу образования звуки были:
— щелевые [ž', š', h, s, z]
— смычные:
а) взрывные [d, t, g, k, p]
б) смычно-проходные:
• носовые [m, n, n']
• боковые [l, l']
в) аффрикаты [c', č', d'ʒ', š']
г) дрожащие [r, r']
д) слитные [š͡t', ž͡d']

Да, [ж'д'] был одним звуком.

По месту образования согласные делились на:

1. губные [b, p, m, v], причём [v] был губно-губным и близким к гласным
2. язычные:
- переднеязычные
- среднеязычный [j]
- заднеязычные [g, k, h]

А сейчас будет самое весёлое: твёрдость-мягкость. Помните, я обещал объяснить, где звуки [š] и [g']?

Нигде.

В смысле? В прямом.

Согласные делились на велярные (всегда твёрдые), палатальные (всегда мягкие) и всякую ересь. В русском языке в том виде, в каком оно было, этого практически не осталось; у нас есть всегда твёрдый [ц] и всегда мягкие [ч', j], поэтому давайте разберёмся.

По твёрдости-мягкости звуки были:

1. Велярные — только твёрдые: [g, k, h]. У них НЕ БЫЛО мягких вариантов, слов вроде «гиря», «хек», «келья», «реки», «выдохе» существовать не могло. Если такое слово заимствовалось или получалось в связи с изменением формы слова, то согласный немедленно менялся.

И.п.: BЛЪКЪ
Р: ВЛЪКА
Д: ВЛЪКОУ
М: ВЛЪЦѢ
З: ВЛЪЧЕ

Именно этим и вызваны чередования волк — волчий, овца — овечий, бег — бежать, бог — в бозе, божественный, мох — мшистый и так далее.

2. [b, p, d, t, m, v] были твёрдыми, но в сочетании с гласными непереднего ряда получали полумягкость, потому что крутые парни не смягчаются. Полумягкость обозначается [m•]. [dómъ] — [vъ dóm•ĕ]

Полумягкие согласные — варианты твёрдых фонем, потому что крутые парни... [2].

3. [ž', š, ž͡d', š͡t', c', č', dz', j] были палатальными, то есть, только мягкими. Сочетались они только с гласными ПЕРЕДНЕГО ряда, чем, кстати, и обусловлено «жи-ши пиши с буквой "и"» — вечномягкий [ž'] не мог сочетаться с [ŷ]. Иногда гласные аккомодировались, и вот это «иногда» и дало нам правило про «ча-ща».

Прикольно: дело в одном и том же свойстве и одних и тех же согласных по твёрдости-мягкости, а «жи-ши» пишется только с гласной переднего ряда, а «ча-ща» — только с гласной непереднего, потому что в первом случае подстраивались согласные, а во втором — аккомодировался гласный.

4. [r, l, n, z, s] были твёрдыми перед гласными непереднего ряда (РАБЪ, NОГА), перед гласными переднего — полумягкими, а потом начинали извращаться по-разному.

[r, l, n] внезапно становились полноценными исконномягкими, если оказывались перед [j]: [vol'å] (ВОЛꙖ, воля).

[z, s] шли более долгим и тернистым путём и становились исконномягкими, если при чередовании оказывались перед гласным переднего ряда на месте заднеязычных: NOГА — NA NOЗѣ [na noz'ě], СНОХА — О СНОСѣ [o snos'ě].

Ну потому что они могут.

Невозможность сочетания «твёрдых» согласных с гласными переднего ряда ([i] и всеми вариациями [e]) и «мягких» — с непередними [y, u, o, oŋ, ъ, a] и называется законом слогового сингармонизма. По этому закону согласные всегда изменяются в то, что может сочетаться.

Вот и прошли четыре часа до поезда, лол, офигеть. Поезд через полчаса. Не знаешь, как скоротать время — пиши пост по филологии, это надолго.

#фигология

Могли ли гласные звуки в старославянском языке начинать слова? Могли, но не только лишь все.

В старославянском языке, вообще-то, гласные не могли начинать слова (да и слог в принципе) из-за действия закона открытого слога, который требовал, чтобы все слоги оканчивались единицей максимальной звучности, а строились от наименее звучной единицы к наиболее. Звучность в старославянском была примерно такой:

1. Гласные — наиболее звучные, потому в любых* сочетаниях и позициях завершали слог именно они;

2. Сонорные согласные, которые были более звучными, чем редуцированные, и примерно в половине случаев и делили слог, отнимая звук у редуцированного в сочетаниях с ним:
• плавные [r] и [l]
• носовые [m] и [ n ]

3. Особняком стоял звук [v], занимая промежуточную позицию между согласным и гласным (в белорусском языке, например, есть чудесный звук [ў], который прекрасно слышно хотя бы в песне «Жураўлі на Палессе ляцяць», поэтому со звуком [v] всё сложно — он долго определялся)

4. Взрывные и аффрикаты [b, p, d, t, k, g, č', ž’͡d’, š’͡t’]

5. Фрикативные [h, š', ž'].

*не вру, а упрощаю! На самом деле, там была стрёмная, но прикольная фишка с сочетанием плавного и редуцированного, но она здесь не к месту, расскажу о ней в комментариях.

Про согласные я объясню в следующем посте — и про «а где [ž]», и про «что за [ž’͡d’]».

Таким образом, слог в старославянском не мог начинаться на гласный звук, поскольку по принципу восходящей звучности он им должен был оканчиваться, но гласные О, ѫ и Ѧ были несколько древнее этого закона и плевали на него с высокой колокольни, свободно начиная слова и вообще образуя однобуквенные слоги: О-ТЬ-ЦЪ.

Так как остальные гласные такой древностью похвастаться не могли, им приходилось заводить себе протетический согласный: перед [y] (звуки ССЯ пишутся латиницей, так что это [ы]) и [ъ] возникал протетический [v]: ВЪЗЪПИТИ — ЪПЛЬ — ВЪПЛЬ, перед остальными — протетический [j]: ОУНОША [únoša] — ЮНОША.

Звук [а] в старославянском чинил разброд и шатание, поэтому то свободно начинал слова, то присобачивал перед собой согласный: АЛЪКАТИ, но ꙖГОДА.
#фигология

Раз уж я начал говорить о старославянском, то и продолжу про него же.

Для начала стоит упомянуть, что старославянский достаточно сильно отличался от современного русского хотя бы тем, что система гласных и согласных у него была другая. В кириллице было сорок пять букв, из которых двадцать обозначали гласные звуки; гласных фонем же было одиннадцать. Там была очень милая система с «давайте звук [ i ] обозначать тремя буквами, а то вдруг мы не поймём, что мы заимствовали какое-то слово, а то вот сѵнодъ таким славянским выглядит, аж глаза режет».

Сначала стоит перечислить гласные буквы и звуки.

[a] — a, аз
[е] — є, есть
[ i ] — и, i, ѵ, ижеи, иже, ижица
[u] — оу, Ꙋ, оук, ук
[o] — o, ѿ, он, от
[ŭ] — ъ, ер
[ĭ] — ь, ерь
[ɨ] — ъи, ы, еры
[æ] — ѣ, ять
[ju] — ю, оук йотированный
[ja] — ꙗ, аз йотированный
[je] — ѥ, есть йотированный
[ę] — ѧ, юс малый, носовой звук
[ǫ] — ѫ, юс большой, носовой звук
[ję] — ѩ, йотированный юс малый, носовой звук
[jǫ] — ѭ, йотированный юс большой, носовой звук

Гласные звуки старославянского различались по редукции, назальности, лабиализации, подъёму и ряду.

Самое простое — степень редукции. Гласные могли быть редуцированными ([ъ] и [ь]) и полного образования. Гласные полного образования в свою очередь делились на долгие и краткие. И смотрите! Все гласные полного образования были долгими, кроме [е] и [о], которые были краткими и могли редуцироваться в [ь] и [ъ]! Всё потрясающе просто. Есть долгие гласные полного образования, есть сверхкраткие редуцированные и есть краткие гласные полного образования, которые переходят в сверхкраткие при возможности!

По назальности (наличию носового призвука) гласные делились на чистые и носовые. Носовыми были [ǫ] и [ę], за которые отвечали юсы. Все остальные носового призвука не имели, значит, были чистыми.

По лабиализации (участию губ в образовании звука) гласные делились на лабиализованные и нелабиализованные. Тут всё как в русском — губы участвуют в образовании звуков [о] и [у]? В старославянском то же самое — звуки [о], [u] и [ǫ] (о носовой) являются лабиализованными. И <ъ>, он просто за компанию, потому что тоже из заднего ряда. Легко? Легко.

По подъёму и ряду гласные в старославянском тоже делятся. Подъём (степень подъёма языка к верхнему нёбу) может быть верхним, средним и нижним. Выше всего язык находится при произнесении звуков [i], [ɨ] (это [ы]!) и [u], ниже всего — при произнесении [æ], «э широкого открытого», который передаётся ятем, и [а], который аз. Остальные звуки занимают промежуточное положение в среднем ряду.

А вот рядов (место языка в ротовой полости в горизонтальной, а не вертикальной плоскости), в отличие от русского, было не три, а два — передний и... Непередний. Не усложняйте. К переднему ряду относились [i] и все вариации [э] — є ([е], просто э), ѧ ([ę], э носовой), ь ([ĭ], э редуцированный) и ѣ ([æ], э широкий открытый). Непереднего ряда были все эти [ы], [у], [о] и прочие отбросы. Они там так и остались, только чуть продвинулись.

Некоторые учёные относят <ɨ> к среднему ряду, некоторые средний ряд не выделяют и задвигают <ɨ> в непередние.

#фигология

Происхождение старославянского языка — штука уникальная. Уникальна она сразу многим:

• это искусственный язык (здесь есть место для удивлённых вздохов);
• это не древнерусский язык. И даже не «папа» древнерусского языка. Вообще нет. Нет;
• мы точно знаем, кто и когда создал старославянский.

Старославянский язык — искусственный литературно-письменный язык на основе живой звучащей речи, созданный во второй половине девятого века. Создан он был монахами-билингвами, Константином и Мефодием, из города Солона и их учениками, и в его основе лежат македоно-болгарские диалекты — то есть, по всем признакам, старославянский — это южнославянский язык. Создавали этот язык, в принципе, для Великоморавского княжества в 863 г., за три года до смерти Константина, по просьбе великоморавского князя Ростислава как противовес для католической империи Карла Великого (бонусом для Папы Андриана II шёл протекторат над славянскими государствами вперёд Рима и империи Карла Великого).

На старославянском не говорили, на нём писали церковные тексты. Еслешто. Примерно так, когда старославянский схлестнулся с древнерусским, возник церковнославянский язык.

Всё шло хорошо, но когда Ростислав откинулся, его племянника на престол возвели немцы, в его затылок, громыхая железом, дышали немцы, и чтобы подлизаться к ним, любимый племяш бросил вернувшегося из Рима с благословением Папы проповедей на славянском языке Мефодия в тюрьму.

Или не бросил, а не стал препятствовать — это не очень понятно.

Чехи и немцы — братья навеки!!!

Потому что нечего тут тово-самово.

А потом и сменившийся Папа хоть и выкупил Мефодия через три года (по некоторым источникам он тупо о нём забыл), предал анафеме богослужение на славянских языках.

Потому что нечего тут тово-самово [2].

В 882 умер и Мефодий (кстати, в отличие от Константина-Кирилла, его мирское имя мы не знаем), и противники богослужения на славянских языках получили все карты на руки. Распространителей славянской письменности — учеников Константина и Мефодия — вышибли из Моравии, и те нашли себе укрытие в Болгарии, Хорватии, Сербии и Македонии. Болгария в частности отказываться от того, что само падает в руки, не стала, и в 893 г., через тридцать лет после создания, старославянский язык стал государственным языком. В 893 — 927 гг. происходит расцвет славянской письменности, на старославянский переводятся греческие книги, на нём пишутся оригинальные произведения. Тем не менее, ничто не вечно, и когда в IX веке Болгария становится провинцией Византии, центр славянской письменности докатывается таки до Киева.

Ура? Ура.

Там старославянский столкнулся с древнерусским языком и, что прикольно, оставил в нём чудовищно много следов.

— там, где в старославянском начальными гласными были а (аз, агньць) — в древнерусском я (я, ягнёнок);
Где ю (югъ, юноша) — в древнерусском было у (оугъ, уноша);
Где е (единъ) — в древнерусском было о (один).

— на месте звукосочетаний из старославянского ра, ла (работа, ладья) в древнерусском языке были ро и ло (робота, лодка).

— в старославянском было неполногласие — там, где в древнерусском были звукосочетания оро, оло, ере, ело (город, голова, берег, шелом), в старославянском «не хватало» начального звука — там были сочетания ра, ла, ре, ле (град, глава, брег, шлем).

— в старославянском звук [д] чередовался с [дж] (ведать — невежда), в древнерусском — с [ж] (ведать — невежа).
В старославянском [т] чередовался с [шт] (свет — свешта), в древнерусском — с [ч] (свет — свеча).

— на месте старославянских приставок со- и воз- (созидать, возводить) в древнерусском были приставки с- и вз- (сделать, взводить).

— там, где в старославянском были суффиксы -ущ-, -ющ-, -ащ- (везущий, горящий), в древнерусском были суффиксы -уч-, -юч-, -ач- (везучий, горячий).

— в старославянском слова оканчивались на -ние (расписание), в древнерусском — на -нье (расписанье).

— в старославянском [е] не переходил в [о] под ударением, в отличие от древнерусского: старославянское «сестра́ — се́стры», древнерусское «сестра́ — сёстры».

— в старославянском были слова с отвлечённым (невещественным) суффиксом -ени-, -ств-, -тель- (мучение, мужество, мучитель), тогда как в древнерусском у слов было только вещественное значение.

— из старославянского к нам пришли слова «добро», «зло» и «благо» — в древнерусском их не было.

#фигология

Так как прошло уже почти два месяца с моего последнего поста на эту тему (тяжко жить без телефона), то я на всякий случай напомню, о чём был предыдущий пост: о семасиологии и ономасиологии. Всем, кому лень лезть, могу объяснить вкратце: это филологический вариант известной дилеммы про курицу с яйцом, где ономасиологи топят за то, чтобы исходить из главенства значения и искать выражающие его слова (вероятно, именно они додумались до синонимических словарей), а семасиологи берут конкретное слово и рассматривают всё множество его значений (принцип толкового словаря).

Это введение было нужно для того, чтобы отпугнуть вообще всех от меня и от филологии, потому что здесь вам не тут, и такое встречается на каждом шагу.

И ономасио-, и семасиология входят в курс словообразования, поэтому будьте готовы ко всему, как говорится. Позволю себе не акцентировать внимание на определении словообразования и сразу перейду к сути.

В словообразовании все слова бывают производящими, производными и непроизводными. Производящие слова - слова, основа которых образует новые слова; в таком слове минимум морфем, обычно только корень с окончанием. Производное слово по-умному называется дериватом и со своим производящим составляет словообразовательную пару, образуясь от основы производящего (котик - кот). Непроизводные же слова ни с кем ничего не составляют и вообще страдают острой формой немотивированности значения, являясь часто заимствованными. Их значение нельзя объяснить с помощью однокоренных слов: пальто, потолок.

Одна и та же основа слова может быть одновременно непроизводной и производящей: пальто - белопальтовый.

Вот как раз такие отношения слов и изучает словообразование.

Изучая отношения слов, изучаешь связи между ними. Связи между производным и производящим словами называются соотнесённостью и реализуют семантическую (или смысловую) связь, которая проявляется, в общем-то, в том, что производное слово в паре всегда можно объяснить через производящее.

Связь слов в словообразовательной паре проявляется и грамматически: основа производящего слова есть в его производном.

Одно слово может быть соотнесено с несколькими (дом, домище, домашний, домоуправитель), тогда соотнесённость будет множественной, или могут поменяться местами производящее и производное слово, тогда производящее слово будет объясняться через производное, а соотнесённость будет обратной (зонтик – это маленький зонт).

Между производным и соответствующим производящим словами существуют определенные отношения:

- производное слово, как правило, имеет более сложную структуру, чем производящее: минерал – минеральный, рама – подрамник;
- производное слово характеризуется большей семантической сложностью по сравнению с производящим: плотный – уплотнить («сделать плотным»), сосуд — сосудистый («состоящий из сосудов»);
- в соотносительной паре «нейтральное слово – стилистически окрашенное слово» производным является стилистически окрашенное слово: изолировать (нейтр.) – заизолировать
- в соотносительных парах «глагол – существительное, обозначающее действие», «прилагательное – существительное, обозначающее признак» производящими словами являются глаголы и имена прилагательные, так как значения действия, признака характерны для этих частей речи, а не для имен существительных: промывать – промывка, белый – белизна.

#фигология

Если кто-то меня читает, то этот кто-то знает, что понятие о системности у меня крайне специфическое. Поэтому теперь, когда после долгого перерыва я решил рассказать о номинации в русском языке, я очень надеюсь на то, что все уже забыли, о чём месяц назад был прошлый пост, и не собираются меня тыкать носом в потрясающую бессистемность происходящего в блоге.

Значение слов в языке изучает семантика, и, как и в любом разделе филологии, здесь не обошлось без раскола. Пытаясь проанализировать значение слов и выделить закономерности появления новых значений и наименований, учёные разбились на два лагеря: семасиологов и ономасиологов.

Семасиологи считают, что, изучая значение слова, надо брать слово и все его значения, связывать значения в букетик и этот букетик изучать. По какому принципу у одного слова образуется несколько значений? Что значит данное слово во всех своих проявлениях и контекстах? Именно поэтому семасиология – теория значения: основопологающим является конкретное слово со множеством его значений. Семасиология работает по принципу толкового словаря: вытягивая слово, вы вытягиваете весь букет его многозначности.

Букет нормального семасиолога: беру слово говорить и рассматриваю все его значения.

Ономасиологи полагают, что во главе угла стоит не слово, а его значение, поэтому вопрос, который задают они, будет не «Какие значения есть у этого слова?», а «Какими словами выражается это значение?». Это теория обозначения, в которой главную роль играет не одно слово и все его значения, а одно значение и все его выражающие слова. Букет ономасиолога будет состоять не из значений одного слова, а из кучи синонимов.

Букет нормального ономасиолога: беру значение слова говорить и рассматриваю всё многообразие слов, которыми это значение выражено.

Причина разграничения подходов к изучению значения слова, наверное, лежит в различном взаимодействии со словами с позиции воспроизводящего и воспринимающего речь. Писатель, ищущий способы выразить мысль, обращается к ономасиологии, пытаясь найти самый подходящий вариант определённого значения, тогда как читающий, встречая слово в тексте, неосознанно поднимает весь его семантический ряд и выбирает нужное в данном контексте значение, действуя с позиции семасиолога.

На самом деле, это всё две стороны одной монеты, движение от одного плана слова (плана выражения или плана содержания, формы или смысла) к другому в противоположных направлениях, различные подходы к изучению слова –

в общем, филологическое «Курица или яйцо?».

Ономасиология – это прикольная штука, которая прикольна в том числе и тем, что, ломая пики о головы соперников-семасиологов, ономасиологии как-то забыли придумать себе чёткую систему терминологии, поэтому в рамках работы одного и того же учёного вполне можно встретить способ и механизм в качестве синонимов. Как человек, которого при подготовке к ЕГЭ по обществознанию всячески имела преподаватель, заявляя, что тип нельзя путать с видом, аплодирую этому гениальному решению и всячески соглашаюсь с пренебрежением условностями.

#фигология

В прошлый раз я пробежался по супплетивизму крайне быстро и вообще вскользь, поэтому сейчас я, раз уж всё равно хочу что-нибудь написать, наконец, из филологии, решил разобраться в этой теме поподробнее.

Супплетивизм — это выражение лексического значения слова через другой корень или другую основу. Так, в паре «хороший — лучше» значение высокой оценки происходящего сохранится, но будет выражаться через совершенно другой корень и другие морфемы.

Ряд исследователей относит данное явление к разделу лексикологии, основываясь на том факте, что супплетивы — это словообразовательный ряд одних и тех же корня или основы, другие, напротив, считают супплетивизм только грамматическим явлением, поскольку слова в данном ряду не взаимозаменяемы и синонимичны. Так, нельзя вместо брать сказать взять, хотя это супплетивы.

А третьи эти категории объединяют, относя супплетивизм и как лексическое, и как грамматическое явление, и это всё прекрасно.

В индоевропейских и других языках типично возникновение супплетивного ряда слов хороший — лучше: good — better, bonus — melior (лат.), hyva — parempi (фин.) и так далее.

Некоторые учёные считают, что определённые супплетивы — те самые, которые характерны для всей индоевропейской семьи и проявляются в приведённом выше ряду — возникли потому, что человек изначально считал две формы слова не изменением одной основы, а двумя принципиально разными значениями, разными словами. Повинуясь этой логике, он не относил слово хуже к слову плохой.

Происходит эта прекраснейшая вещь в силу разных причин. Например, могут слиться в одно значение разные слова; так, не секрет, что раньше не было пары человек — люди, зато были человек — человеки и люд (людина) — люди. Со временем форма человеки перестала существовать, а люд поменял своё значение.

Также супплетивные пары могут сложиться в результате фонетических изменений; так изменились некогда однокорневые шёл — ходить.

Супплетивизм может быть полным (корневым) — скажу — говорю — и частичным. Частичный супплетивизм заключается в неправильном образовании однокоренной формы слова с помощью морфем (сын — сыновья).

Пока открывал Фасмера, увидел это, и это прекрасно, у меня даже настроение улучшилось:


#фигология