Наследник Принца (гет)

— Пригнись!.. Голову! Хорошо. Отползай за угол, ближе к гардеробной. Я сейчас, потерпи немного.

Подчиняясь команде, я постарался слиться с полом, потихоньку потянулся в нужную сторону, огибая развороченную мебель. Голова кружилась, дышать было больно и тяжело, ко всему прочему присоединилась тошнота. Меня только что через пролом в стене зашвырнуло в соседнюю комнату прямо на письменный стол, так что ощущения были достаточно погаными. Я добрался до дверей гардеробной и в какой-то момент не заметил, как отключился.

Пришел в себя, лежа на спине, рядом на коленях стоял отец и выводил надо мной палочкой диагностические заклинания. Приподняв мне голову, он влил мне содержимое двух склянок. К своему стыду, я даже не понял, что выпил — тошнота только усилилась, и в голове стоял противный звон. Отец посмотрел на меня серьезным и усталым взглядом, чуть хрипловатым голосом произнес:

— Соберись, времени мало. Сейчас эта часть дома для них недоступна, но надолго моих чар не хватит. Нам как можно быстрее надо добраться до подземелья.

Словно в подтверждение его слов, чужая магия ударила тараном по нашей защите. Не только стены, но и воздух, казалось, завибрировал от ее мощного импульса.

— Я понял. Тот артефакт, да? Ты его починил?

Он кивнул и начал помогать мне подниматься...

...Размазывая по лицу кровь и слезы, я пробирался к залу, бывшему когда-то ритуальным, где находилась вещь, которая поможет мне выбраться.

Никогда не думал, что путь до зала может быть таким долгим и мучительным. Путь, который раньше я мог проскакать за несколько секунд, теперь превратился в нескончаемую полосу препятствий. Приходилось огибать груды камней, а лестничные пролеты, которых впереди целых два, казались неимоверно длинными. Хотелось сесть, прислониться к шероховатой стене и никуда не двигаться. Какой смысл бороться? Никого и ничего не осталось...

Мордредова война! Она длилась не первое десятилетие и началась еще до моего рождения, когда родители учились в Хогвартсе или даже раньше. Правда, шла она вяло, в основном все ограничивалось редкими стычками так называемых Вальпургиевых рыцарей с Авроратом и неким Орденом да ярыми спорами в Визенгамоте. Может, было что-то еще, не знаю, меня в силу возраста это мало интересовало. Только знал, что больница Святого Мунго и Хогвартс считались неприкосновенными и самыми защищенными местами магической Англии.

Родители предпочитали держаться в стороне от разборок. «Обе группировки слишком радикальны. Не имею ни малейшего желания влезать в политические дрязги», — сказал как-то отец. А мама хмуро заметила: «Я согласна помогать, в Ордене много моих друзей, но не желаю бездумно кидаться в бой сломя голову».

На третьем курсе моего студенчества противостояние как-то разом приняло достаточно кровавые формы, перекинулось в школу, и после четырех смертельных случаев, случившихся друг за другом, многие родители предпочли забрать своих детей на домашнее обучение или отправить за границу. Я не был исключением. Но причина была еще и в другом — наша семья внезапно оказалась в роли дичи, окруженной загонщиками.

Почему страдают те, кто не имеет к войне никакого отношения? Почему в нее втягивают тех, кто этого не хочет? Почему именно нас выбрали в качестве жертвенных агнцев для устрашения остальных нейтральных семей, вынуждая их выбрать одну из сторон?

Я знал, почему мы оказались первые на очереди. Родители. Аристократ и маглорожденная, известный зельевар и талантливая целительница, слизеринец и блистательная выпускница Гриффиндора. Слишком заметные, слишком яркие, слишком независимые. В мирное время на них наверняка махнули бы рукой, пользуясь и отдавая дань их мастерству, но сейчас... Подобно красной тряпке для быка, как бельмо на глазу, они своим гармоничным союзом будто опровергали догмы любой из противоборствующих групп.

Какое-то время нас не трогали, но потом одно за одним пошли предложения, от которых «нельзя отказываться». Это как раз-таки и было основной причиной, почему я перестал обучаться в Хогвартсе. Бывшие однокурсники наседали на маму и требовали присоединиться к тому самому непонятному мне Ордену и чуть ли не уйти из дома. После ее отказа порвали с ней отношения, посчитали предательницей. «Как они могут, — возмущалась мама, — мы столько лет учились вместе! У них у самих семьи. В конце концов, я целитель, а не боевик!»

У отца ситуация была еще хуже. Как он плевался после одного разговора! «Какая честь, — ядовито говорил он, кого-то передразнивая, — для полукровки войти в высший свет, несмотря на жену маглу». Потом он успокоился и, усмехнувшись, крикнул маме:

— Представляешь, милая, мне готовы благосклонно простить порочащую меня связь!

— Что?! — всплеснула она руками. — Это еще кто кого порочит!

Они оба засмеялись, но меня их веселье не обманывало, понятно было, что родители очень встревожены и ситуация им не нравилась. Самое интересное, что неприязненное отношение не мешало ни тем ни другим обращаться к родителям за помощью, будь то сложное зелье или услуги целителя.

В конце концов, не найдя ни у кого поддержки, а только непонятные мифические долги, устав от подвешенного состояния и постоянных угроз, родители решили перебраться на континент.

Нам оставалось совсем немного времени, чтобы закончить свои дела, да мама хотела довести до выздоровления некоторых своих пациентов.

Все произошло одновременно: нападение на отца на Косой аллее и на нас с мамой на выходе из больницы. Отец отбился, а мы с мамой — нет. Во время схватки меня одарили мощным заклятьем, в результате которого я потом две недели мог ходить только с помощью костылей, а мама больше думала о моей защите, чем о себе. Отец прибыл почти одновременно с аврорами, которых вызвал кто-то из больничного персонала, но было уже поздно.

В тот момент мне казалось, я потерял не только мать, но и отца. Он словно умер вместе с ней. Глаза превратились в два бездонных мертвых колодца, он перестал со мной разговаривать, заниматься, почти не обращал внимания. Молча лечил и так же молча поил зельями. Я тогда думал, что он винит меня в ее смерти. Да что там говорить, я сам себя винил. Это ведь меня она закрыла собой и сражалась до последнего!

Если бы я был повнимательней! Как я мог быть таким беспечным?!

Лишь однажды я увидел проблески эмоций на его лице. Когда он принес пленника. Это было примерно спустя неделю после похорон. Его лицо оживилось страшной хищной ухмылкой. Мерлин! У меня, наверное, появилась такая же, когда я увидел его живой трофей! Именно этот человек оглушил меня! Первый раз в жизни мне по-настоящему хотелось кому-то мучительной смерти. Выяснив все что нужно, отец избавился от трупа и исчез на несколько дней, а когда вернулся, коротко бросил, что нашел и расправился со всеми исполнителями. После такой новости я испытал мстительное удовлетворение. Потом были длинные недели тоски, отчаяния и невыносимого одиночества.

Как же я ошибался, думая, что отец винит меня!

...Воспоминания последних часов полоснули раскаленным ножом по живому. К горлу подкатил комок, хотелось орать, рыдать, биться о стену, что-нибудь разрушить. Хотя куда больше, я и так среди руин. Дома больше нет. Я остался один в заваленном подвале.

Нас все-таки решили добить до конца. А может быть, мстили за убитых.

Маги в черных плащах и белых сплошных масках невероятным образом ослабили наш Фиделиус и просочились внутрь, убив при этом двух наших домовиков. Они, конечно, поплатились за это, но и нам пришлось несладко.

Мы как раз отправили наиболее резвых в очередную ловушку и медленно, но верно продвигались к входу в подземелье. Оставалось пересечь самый открытый и самый проблемный участок холла. Отец вдруг замер, к чему-то прислушался, пробормотал: «По-видимому, их главный тоже здесь...» Посмотрел мне в глаза, затем прижал мою голову к своей груди и с горечью прошептал:

— Я так виноват перед тобой.

— О чем ты? — так же шепотом спросил я.

— Нет мне прощения. Не уберег, не успел, не спас, — его речь становилась все более торопливой. — Виноват в том, что, увлекшись местью, забыл про тебя и сразу же не отправил как можно дальше отсюда.

Он снял со своей шеи простенькую на вид цепочку с маленьким медальоном и надел мне.

— Когда-то я подарил его твоей матери. Нам было столько же, сколько тебе сейчас. Не забывай. Ее не забывай. И не вини себя. Виноват только я и никто больше.

Я знал эту штучку. Внутри были вставлены простые детские изображения, сделанные магловским фотоаппаратом: улыбающаяся мама и серьезный не по годам отец. Я поднял голову:

— Зачем ты так говоришь?

— Сделай все возможное, чтобы выбраться. Обещаешь? Обещай, Хэдриан!

Мне ничего не оставалось, как согласиться. Отец вдруг бесшабашно улыбнулся:

— Я, скорее всего, немного задержусь...

Он и задержался. Нападающие нас ждали и теперь уже нам устроили ловушку. Из последних сил удерживая щитовые чары, отец все же успел отправить меня вниз и запечатать проход. А через несколько мгновений я ощутил дрожь, услышал грохот и почувствовал, как последние сохранившиеся нити управления охранного контура перекидывались на меня — теперь единственного оставшегося в живых хозяина — и давали понять, что под завалами гибнет полтора десятка непрошенных гостей.

Он забрал их с собой. И оставил меня одного. Наверное, в этот момент я тоже умер...

Надо идти, я же обещал!

Ступени. Дурацкие ступени. Какими они кажутся сейчас крутыми. Позади один пролет... Еще чуть-чуть...

Подгибающиеся ноги споткнулись о какое-то препятствие, и я полетел вниз, пересчитывая выступы..

Неслабо же я ушибся! Пол холодил спину, в висках стучали молотки, а каждый вздох отдавался болью. Перед глазами полная темнота. С перепугу начал воображать, что я навсегда ослеп. Потом дошло, что это просто перестали гореть магические огоньки в декоративных факелах, что означало — дом погиб, и магия из него уходила или уже ушла.

Люмос. Надо зажечь Люмос.

Как назло, никак не мог нашарить палочку. Тело начало потряхивать.

Я в заваленном подземелье, откуда нет выхода!

Стены, такие родные раньше, превратились в невидимых и бездушных монстров. Стало холодно и страшно, зубы застучали барабанную дробь. Я обхватил себя руками в надежде успокоиться, унять дрожь и согреться. Получалось плохо, паника удушающими волнами накатывала на меня все сильнее и грозила утопить с головой.

«Хэдриан, очнись!» — внезапно раздался голос.

Я дернулся.

— Папа? Здесь? Живой?

Но на мой высказанный вслух вопрос ответил совсем другой голос: «Поторопись, малыш, времени нет...»

Ему тут же вторил еще один: «Ты справишься, Хэд! Держись!»

— Мама? Дедушка? Но ведь...

Я понял, что голоса звучали в моей голове... кажется... или нет? Я сошел с ума? Неважно, главное, что меня не бросили!

«Сделай глубокий вздох, Хэдриан. Сосредоточься!»

Да, точно, надо сосредоточиться. Со своим сумасшествием разберусь потом. Вытянув руку ладонью вперед, я сконцентрировался на ощущениях, которые дарила отцовская палочка и, уловив отклик, пополз в нужную сторону.

При свете Люмоса все казалось не таким страшным. Поднялся. Перед глазами замелькали разноцветные круги, но я, сцепив зубы, придерживаясь за стену, переносил вес со здоровой ноги на покалеченную и упорно двигался вниз. Мало того, что в самом начале чужое заклятье раздробило мою палочку, повредило руку и отбросило меня на письменный стол, так еще здесь я умудрился хорошо приложиться ребрами и подвернуть и так нездоровую ногу.

Ступени наконец-то закончились. Я отдышался и поковылял дальше, все так же придерживаясь за стену и оставляя на ней красные отпечатки.

Еще несколько ярдов, и я был на месте.

На удивление, зал кое-где светился магическими светильниками. Вот и Исчезательный шкаф. Откопался в закромах. То есть мы знали, что он есть и что он сломан. Обстоятельства заставили начать починку и сделать хотя бы приблизительные расчеты. Расчеты показали, что второй шкаф исправен и находится где-то на северо-востоке Франции. Как мама с папой ни бились, более точные координаты вычислить не получилось. Оставили как запасной вариант. И совсем не думали, что он вообще пригодится. Но теперь для меня это единственный способ выбраться отсюда. Надежда только на этот артефакт. Если не сработает, думать страшно, что меня ждет. Либо буду замурован и задохнусь, либо откопают и все равно убьют, но, скорее всего, дом разрушат до основания. Конец все равно один.

Кое-как доковылял до шкафа и начал открывать створку. Окровавленные пальцы скользили по лакированному дереву, цепляли гладкую резьбу узоров и не хотели слушаться. С помощью палочки и оставшихся крох магии я все же открыл дверцы и полез внутрь.

Легко сказать полез, скорее завалился. Заползал спиной вперед, помогая себе локтями и здоровой ногой. Только втянул ступни, как отвалившийся кусок потолка снес одну дверцу, потом падающая колонна, задев, снесла вторую, в боковую стенку шкафа что-то врезалось, она проломилась, и несколько щепок впились в мою многострадальную левую ногу. Я не сдержал стон и подумал, что все, не успел. Сквозь слезы боли и обиды видел, как потолок пошел трещинами и посыпался каменным крошевом.

Тут в проеме появился домашний эльф.

— Рунни? Я думал, ты умер.

Он выглядел плохо, еле стоял на дрожащих ногах, но все же своей магией умудрялся сдерживать осыпающиеся обломки.

— Все будет хорошо, молодой хозяин, Рунни поможет.

— Пойдем со мной, Рунни.

— Все будет хорошо, — повторил он, — Рунни знает.

Эльф оскалился улыбкой и щелкнул пальцами. Чары заработали, и меня начало куда-то утягивать.

— Рунни! Рунни, я приказываю тебе!

Мой зов остался без ответа. Ну как так?

Не знаю, с чем сравнивать, но это было гораздо хуже, чем обычное перемещение. Я летел или падал то ли вниз, то ли вверх, то ли сразу во все стороны. То казалось, меня разрывает на части, то чудилось, что, наоборот, сплющивает в маленький комок. Возможно, я кричал, только не знал, вслух или мысленно.

Такой же хаос творился в голове: калейдоскопом сменялись знакомые и незнакомые образы, мутные видения, обрывки собственных воспоминаний, слышались чьи-то голоса, которые то ли о чем-то просили, то ли спорили, то ли молились... Я буквально дурел от накативших ощущений.

Но рано или поздно все заканчивается, закончилось и мое выматывающее падение. Я вывалился из трясущегося, поскрипывающего шкафа и постарался отодвинуться от него как можно дальше. Шкаф накренился, сильно меня напугав. Если он упадет, от меня живого места не останется.

Этот артефакт отличался от нашего: выглядел новее, гораздо выше и массивнее, а резные украшения на створках — тоньше и изящнее. Шкаф перестал трястись, и мне стало спокойнее, но встать даже не пытался — тело охватила невероятная слабость, поэтому просто лежал, отдыхая и приходя в себя. Чуть погодя, сумев кое-как приподняться, огляделся.

Я оказался в каком-то пыльном слабо освещенном коридоре, заваленном разнообразным хламом. Вокруг были старые столы, сломанные стулья, у стены — стопка ржавых ведер, грудами лежали ворохи непонятных тряпок и еще что-то, мало различимое в полумраке.

Последнее, что я увидел, прежде чем провалиться во тьму, это падающие на меня доспехи, которые я случайно задел...