Наследник Принца (гет)

— Не пойму я тебя, Принц, — Малфой, садясь поудобнее, переменил положение, подтянув левое колено и расслабляя правое.

— Чего меня понимать? — я насмешливо улыбнулся. — Неужели я такой загадочный?

Он меня удивил, кивнув:

— В некоторой степени. Вот, например, зачем тебе это? — Малфой показал глазами на дремлющую парочку четверокурсников.

Девушка, Эмбер Уилкерсон, была с моего факультета. Она прижималась к своему кавалеру со Слизерина, Арчибалду Стоуксу. Тот, в свою очередь обняв Эмбер, откинулся на стену и уже минут пятнадцать как похрапывал.

Ситуация, надо сказать, была несколько странной и дурацкой. Было поздно, я возвращался по тайному проходу после вылазки в Выручай-комнату и, скрываясь в нише за гобеленом, как раз считал минуты, когда блуждающая дверь должна была оказаться под портретом Ровены Равенкло, чтобы беспрепятственно и скрытно попасть в свою башню. Но только дверь проявилась и я готов был выйти, послышался топот, и показался быстро идущий Малфой, тащивший за руки Стоукса и Уилкерсон. Малфой был невероятно зол и вполголоса выговаривал им за тупость и безрассудство. Выговаривал он им правильно — кого ловили после отбоя, тем сильно нездоровилось. Не знаю, чем бы отделался Стоукс, возможно, ничем, но Уилкерсон могла попасть под пыточное. Все зависело от настроения Кэрроу, они никогда не церемонились и не обращали внимания ни на пол студентов, ни на их возраст.

И надо же было такому случиться, что сам Малфой со своим уловом чуть не напоролся на Алекто и Трелони с Макгонагалл, идущих с противоположной стороны. Спасло, что ругаться профессора начали задолго до того, как завернули в этот коридор. Малфой их услышал и начал оглядываться по сторонам. И если по мордашке Эмбер я понимал, почему она испугалась, то лица слизеринцев меня сильно озадачили. В общем, я догадался, что им попадаться тоже не хотелось. Больше поразило, что пацан обнял подружку, словно пытаясь ее защитить. Пришлось утянуть их всех к себе. Малфой, конечно, немного прибалдел, но помощь принял. Да еще наложил звукоизолирующие чары.

Теперь мы вчетвером прятались в нише за гобеленом и ждали, когда остановившиеся в коридоре преподаватели закончат выяснять отношения и наконец-то дадут нам незамеченными выскользнуть из нашего убежища и разойтись по своим гостиным. Мелкие, осознав, что они в безопасности, быстро успокоились и, прижавшись друг к дружке, начали клевать носом.

— Директора на вас нет, — пробурчал я, разглядывая в прорези ткани ругающихся профессоров.

Жаль, нельзя было разобрать, о чем они спорили. Самой ненормальной выглядела Трелони. Она периодически тянула к Алекто трясущиеся руки, в одной из которых была зажата полупустая бутылка, и истерично о чем-то причитала. Красная от злости Алекто каждый раз шарахалась и хваталась за палочку, намереваясь, видимо, проклясть свою коллегу, но ей мешала воинственно настроенная и твердо держащая палочку Макгонагалл, что-то доказывающая им обеим.

— Директора действительно нет, — хмыкнул Драко, — а вот Амикус должен быть здесь. И все же?

— Что — все же?

— Ты не ответил на вопрос.

Я дернул плечом:

— Что тут непонятного? Уилкерсон с моего факультета. А как она вцепилась в своего Арчи, ты сам видел. Не бросать же их было, — отойдя от гобелена, я присел на корточки и тоже прислонился к стене; пристально взглянул на Малфоя: — А ты? Тебе какой резон прятаться? Тем более ты патрульный.

Драко скривился:

— Во-первых, сейчас не мое дежурство, а во-вторых, у меня была своя причина не мелькать именно сегодня вечером.

— И после этого, — закатил я глаза, — ты считаешь меня загадочным.

— Я учусь здесь семь лет, — многозначительно выдал Малфой, — и понятия не имел, что тут проход, — он показал на дверь, которую, собственно, и скрывала ниша с гобеленом. — Ты же в Хогвартсе всего лишь второй год, но шныряешь по нему словно призрак. Я видел тебя в разных частях замка, и ты ни разу не попадался.

— Тебе не откажешь в наблюдательности, — стараясь не показывать своего удивления, как можно равнодушнее ответил я, — просто я очень любопытный.

Малфой фыркнул и, потянувшись ко мне, тихо произнес:

— А еще тебе плевать на цвет галстука, и ты единственный, кому все равно, кто я. Думаешь, кто-нибудь из вашей банды вел бы со мной светскую беседу?

Я промолчал. Да и он сделал вид, что ответ его не интересует. Может, так оно и было.

И в кого Малфой такой умный?

Отлипнув от стены, он встал и заглянул в прорезь.

— Кажется, уходят.

Выждав еще немного, мы засобирались.

— Уилкерсон, — потряс я девчонку за плечо, — буди своего Ромео, пора на выход.

— Арчи, — отстраняясь и потягиваясь, позвала она, — просыпайся.

— Кто такой Ромео? — сонным голосом спросил Арчи.

— Возлюбленный Джульеты, — ответила за меня Эмбер и смутилась. Впрочем, Арчибальд Стоукс от нее не отставал: даже в тусклом свете было видно, как у него запылали уши.

Малфой со Стоуксом ушли первыми, а я с Эмбер — чуть погодя, когда блуждающая дверь снова появилась на нужном нам месте. Пока ждали, я тоже решил отчитать Эмбер и выяснить, почему они так поздно бродили по замку. При Малфое мне этого делать не хотелось. Оказалось, парочка давно приспособилась делать вместе задания в заброшенном классе, но сегодня у них что-то не выходило по чарам, и они задержались. В качестве доказательства своих слов Эмбер даже вытащила учебник с пергаментом.

Мордредовы Кэрроу. Если все было бы как прежде, Эмбер с Арчибальдом спокойно могли заниматься в библиотеке и не боялись бы вызвать недовольство, а то и неприязнь своих сокурсников.

— А как ты узнал про проход? — шепотом спросила Эмбер после того, как мы пересекли коридор и скрылись за дверью.

— Случайно, — соврал я, — когда от патрульных убегал.

— Ух ты!

— Не проболтайся.

— Нет, — впечатленная девчонка изобразила магловский жест, как бы закрывая рот на невидимый замочек-молнию, — никому не скажу.

Мы добрались до гостиной. Эмбер, прежде чем отправиться к себе, вдруг тронула меня за рукав.

— Спасибо, — застенчиво сказала она и замялась.

— Ну, говори уже, — поторопил я.

Я почти сутки был на ногах, помимо учебы работая курьером, потому что куча гриффиндорцев после двух неудачных уроков у Кэрроу оказалась в Больничном крыле, и буквально валился с ног. Единственным моим желанием сейчас было поскорее добраться до комнаты и отдохнуть. Мне еще эссе по трансфигурации дописывать.

— Ты ведь не скажешь Арчи, ну... что было в прошлом году...

Я понял, о чем она, засмеявшись, успокоил:

— Не скажу, но с одним условием.

— Каким?

Ее несчастное личико меня еще больше рассмешило. Не думал, что мелкая отравительница будет так переживать.

— Ты никогда, — грозно зашептал ей в ухо, — не будешь поить Арчи и вообще никого Амортенцией.

Эмбер аж задохнулась:

— Я не собиралась! У нас все по-настоящему!

Захохотав, я махнул ей рукой:

— Иди спать, Джульета!

Хоть что-то есть стабильное в этом безумном мире.

Я отправился в спальню. Снова задумался о непонятном поведении Малфоя. Какого демона ему надо было таиться, если он, как я слышал, на днях все равно должен отправиться домой? Хотя, возможно, все гораздо проще. Старший Малфой в немилости, и Кэрроу, говорят, при каждом удобном случае напоминают об этом младшему. Не исключено, что причина именно в этом.

* * *

Перстень нагрелся во время ужина в Большом зале. И вылазке, которая была запланирована на сегодняшний вечер, случиться было не суждено. Я повернулся к Энтони и, поднимаясь, напряженным голосом произнес:

— Мне надо уйти. Срочно. Не ждите.

— Что случилось? Ты куда?

Но я уже устремился к выходу. Не обращая внимания на холод, я, как был, в легкой ученической мантии, понесся в сторону хижины Хагрида к границе антиаппарационного барьера. И, оказавшись за его пределами, аппарировал.

...Гермиона лежала посреди гостиной. Одежда была грязной, левый рукав полностью пропитан кровью, волосы спутаны, а лицо залито слезами. Тело дергалось в судорогах, глаза полуоткрыты, и сознания в них абсолютно не было.

— Нет, только не ты, — простонал я, подхватывая ее на руки и устремляясь в спальню.

И как бы мне ни хотелось ошибаться, но признаки говорили сами за себя. Это было мощное неоднократное Круцио.

Заклинанием убрал грязную одежду. Кроме многочисленных ссадин, небольших порезов, ушибов и исполосованной кожи на руке, других повреждений не было. Но общее состояние оказалось до невозможности пугающим.

Я потерял счет времени. Оно словно растянулось и закольцевалось в однообразные выматывающие часы. Я поил Гермиону по чуть-чуть зельями и следил, чтобы они не вышли обратно; укрывал ее, когда она, разметавшись в бреду, сбрасывала одеяло, и укутывал ее в это самое одеяло, когда ее знобило. Обнимал и укачивал, словно маленькую, шепча слова утешения, когда ее глаза наполнялись слезами и она вновь переживала последствия пыток. И опять поил зельями.

Меня поглощал страх, и одновременно клокотала ярость. Когда взгляд цеплялся за забинтованное предплечье, когда тело в моих руках сотрясалось от повторяющихся судорог, когда ловил во взгляде не узнавание, а ужас, пробудившийся внутри зверь готов был рвать, метать и требовал крови.

— Кто?! — рыча, бесновался зверь. — Кого мне убить?!

Понемногу Гермиона затихала, приступы становились реже и слабее. И вот к огромнейшему своему облегчению, вглядываясь в ее глаза, я наконец-то увидел проблеск сознания.

— Я... где...

— Ты в безопасности, Гермиона.

— Хэд...

— Да, это я.

Она, уткнувшись, засопела мне в грудь, потом чуть отстранилась и, подняв голову, попыталась сфокусировать на мне взгляд. Видимо, хотела еще что-то спросить.

Мерлин! Не знаю, как это вышло. Видимо, мое желание узнать, что произошло, было очень сильным. И стихийно возникшая легиллименция позволила провалиться внутрь последних воспоминаний…

…Гермионе произошедшее казалось страшным сном. Еще днем они спокойно обедали в палатке, а вечером она корчилась под пытками ненормальной Лестрейндж и слышала, как она орет на Драко и спорит с Люциусом Малфоем, кто будет вызывать Лорда. Гермиона пыталась быть сильной и смелой, но Беллатрису такая стойкость только забавляла и распаляла:

— Скоро ты будешь скулить, как животное, и умолять меня о смерти! — повторяла она, перемежая слова с безумным смехом.

Гермиона уверилась, что так наверняка и будет, потому что терпеть раз за разом невыносимую пытку больше не было никаких сил. В голове поселился хаос. Она, рыдая, твердила, что говорит правду, и просила перестать.

— Я тебе не верю, грязнокровка! — опустившись на колени, задышала ей в лицо Белла.

Вытащив изогнутый клинок, начала поводить острием по коже пленницы, и, посмеиваясь, оставлять мелкие порезы. Затем, навалившись всем телом, оголила ей предплечье и, погружая в него лезвие, оскалилась:

— Помни свое место!

Вырезав на коже унизительную надпись, Беллатриса поднялась и послала в лежащую пленницу очередное Круцио.

Гермиона уже ничего не соображала, осталась только одна мысль — побыстрее бы закончилась пытка, пусть даже это будет смерть. Вдруг на краешке сознания появилось далекое воспоминание из жизни, казавшейся теперь фантастическим сном. О друге, сжимающем ее ладони, который что-то говорил о страховке и хотел, чтобы она выжила.

Крови на руках было достаточно, осталось только захотеть исчезнуть отсюда и произнести имя. Губы еле слышно прошептали:

— Хэдриан...

Тело как будто растянули в разные стороны, и она окончательно провалилась в темноту...

...Я вынырнул из воспоминания. Для Гермионы вторжение не прошло бесследно. Она обессилено закатила глаза и погрузилась в забытье, оказавшееся, к счастью, глубоким сном. Если судить по ее состоянию, то сомневаюсь, что она вообще вспомнит, что я был в ее голове.

Как можно бережней выпустил Гермиону из объятий, встал и поправил одеяло. Отступил от кровати. Воздуха не хватало, а все вокруг окрасилось красным.

Зверь рвался наружу.

Сделав глубокий вдох и шумно его выпустив, я, крепко сжимая в руках палочку, развернулся и устремился к выходу. Но перед дверью на улицу мне преградил путь Северус. Я, пытаясь его обойти, сказал, что мне некогда, и потребовал пропустить.

— Пропустить, говоришь? И куда ты собрался? — разозлился Северус. — Совсем думать не хочешь?

И, взмахнув палочкой, щедро облил меня водой с помощью Агуаменти.

Я затряс головой, отфыркиваясь и разбрызгивая капли. Сознание прояснилось. Ведь правда, в особняк Малфоев я попасть не смогу, и где он находится, знаю только приблизительно. Значит, надо действовать по-другому. Закивал:

— Да, это было глупо. Я слышал, Лестрейндж часто бывает на Косой аллее. Там ее подкараулить будет гораздо проще...

— Экпеллиармус!

Снеся по дороге стул, я перелетел через всю комнату и со всей силой впечатался в стену спиной и затылком. Плюхнувшись на пол, совершенно дезориентированный, стал судорожно вдыхать воздух и готов был застонать от простреливших все тело болезненных ощущений. Северус на этом не остановился. Ловко поймав мою палочку и сунув ее в карман, он, подскочив, навис надо мной и зашипел:

— Гаденыш! Да ты Белле на один щелчок пальцев! Или захотел стать ужином для Нагайны? Я трачу столько усилий, галлонами трачу свою кровь, чтобы тобой никто не интересовался, а ты? Безмозглый идиот!

И влепил мне смачную оплеуху.

Закрыться я не успел. Голова дернулась. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли красочные разводы.

Я действительно идиот. Лестрейндж наверняка не бывает одна. И хорош бы я был, дурак дураком кидаясь на нее в одиночку. Пропал бы сам и Северуса бы подставил. А если бы в мои мозги залез сам Лорд?

Стало стыдно. Я ведь даже на заклинание не среагировал и пер как баран.

— Все понял? — процедил Северус.

— Да, понял, — с хрипом выдавил я, сплевывая кровь. — У тебя очень... весомые аргументы.

Я прижал ладонь к разбитым губам. Тяжелая у него рука, однако. Челюсть ныла, в носу стало подозрительно хлюпать. А еще я начал замерзать: сухими у меня были только носки в плотных ботинках — туда вода не попала. Попытался встать, но из-за головокружения пришлось повременить.

Северус какое-то время вглядывался в меня своими черными глазами, потом... уселся со мной рядом, повторяя мою позу: прислонившись к стене и подтянув колени.

— Мне холодно, — покосился я на него.

— Сочувствую, — равнодушно отозвался Северус.

— Палочку верни.

— Обойдешься. Пока.

Я вздохнул и стал сушить себя без палочки, поводя вдоль тела ладонями. Получалось так себе. Одежда до конца не высушилась, а волосы так и остались мокрыми. Северус развернулся, схватил сильными пальцами мой подбородок и стал рассматривать. Я охнул.

— Терпи, — направив на меня палочку, он произнес заклинание: — Эпискеи!

От неприятной процедуры я чуть не взвыл. Но эффект, конечно, отличный. Подвигал челюстью, потрогал хрустнувший нос. Теперь нормально. Посмотрел на Северуса и с плохо скрываемым любопытством спросил:

— Что, прям галлонами?

— Теперь нет, — Северус дернул уголком губ, — толку уже от этого никакого...

Я задумался. В мыслях кое-что забрезжило, и на ум пришло только одно:

— Мне встречалось что-то похожее. О чарах для новорожденных. Их в основном для наследников применяли вроде бы.

— Все верно, — усмехнулся Северус, — ты же, можно сказать, когда появился, и был новорожденным.

Я так обалдел, что стал заикаться:

— Но ведь м-магия... это получается, ты... ты п-по-настоящему признал меня своим?

— Мне не надо было, чтобы тобой заинтересовался Темный Лорд.

Ошарашенный, я во все глаза уставился на Северуса. И поразился, как он с безразличием, как о незначительной вещи, сообщил о серьезном ритуале, который для кого попало не делается. Уверен, если бы они с Дамблдором захотели, то могли придумать что-нибудь попроще, чтобы я им не мешал.

Мерлин! Так необычно. Северус говорил раньше, что позаботится и оставит мне все, что имеет, но я не задумывался об этом всерьез. Но теперь его обещания выглядели по-другому. Заодно стала понятна оговорка Малфоя в начале года.

— Так это было не один раз? — я все равно не понял, при чем тут галлоны.

Северус объяснил, что первый обережный ритуал сработал как надо и был достаточно мощным. Следующий он провернул на всякий случай перед Хогвартсом, когда обо мне знало не так уж много людей. И как ни странно, отклик он получил, но в разы слабее. А потом, ясное дело, такой способ уже не работал, и требовались средства помощнее, но тогда путь в школу мне был бы заказан.

— Получается, и третий раз был?

Оказалось, был, только другой, направленный на двух человек — новых профессоров. Пока они не придают моему существованию большого значения. Но если кто заинтересуется мной серьезно или произойдет замена Кэрроу, то ничто не помешает уйти информации о полукровке Принце в ставку Лорда.

— Пока нам везет. Большинство озабочено собственным выживанием и ловлей Поттера, и полукровный сирота никому не интересен.

— Северус, спасибо, — сказал я тихо.

— Почему шепотом? — спросил он.

— Не знаю, — я стушевался, — наверное, от смущения.

— Ты и смущение, — едко заметил Северус, — понятия несовместимые.

— Нет, правда, не каждый день узнаешь, что тебя усыновляют, — немного обидевшись, ответил я на это. — Скажи, а мне теперь надо называть тебя папой?

Северус наклонился и язвительно пригрозил:

— Перестань паясничать. Сынок.

И вовсе я не паясничал. Оно само получилось, без всякой задней мысли. Некоторые отчимов спокойно папами называют, а у меня так вообще два отца, и оба настоящие.

В голове все стало на свои места окончательно. Резко навалилась усталость. Видимо, давали о себе знать схлынувший адреналин и бессонная ночь. Опираясь на стену, я тяжело поднялся и сказал:

— Пойду обратно в комнату.

— В сумке зелья и ингредиенты, — Северус указал на столик рядом с выходом и тоже встал. — Разберешься. И еще. Можешь свою девчонку успокоить: все пленники у Малфоев, включая Поттера с Уизли, сбежали. Если есть возможность, пусть свяжется с Поттером, чтобы он глупостей не наделал и не пошел ее искать.

Новость была, конечно, замечательной, но при случае два идиота просто разбитыми мордами не отделаются.

— Хорошо, скажу, — и, не удержавшись, съехидничал: — Папа.

И шмыгнул побыстрее прочь, а то, не дай Мерлин, еще чем-нибудь проклянет в отместку. Но рывок окончательно лишил меня сил, и до спальни я еле дополз.

Гермиона спала. Сон был беспокойный, и иногда ее потряхивало. Но состояние все равно было лучше, чем несколько часов назад. Моя кровать была достаточно просторной, поэтому я не стал заморачиваться, а прикорнул с краю и моментально уснул.

* * *

— Гриффиндор. До мозга костей — Гриффиндор, — сокрушенно покачал головой Северус, глядя на спящего, и одним взмахом палочки досушил на нем одежду.

Нет, если дело касалось серьезных вещей, мальчишка был внимателен и послушен. Северус мог на него положиться, когда брал в помощники, и не раз убеждался в его ответственном отношении, давно уверившись, что он будет четко следовать указаниям. Но стоило появиться в обозримом пространстве одной конкретной девушке, у него разом как будто перемыкало в мозгах, и он терял всю свою рассудительность и хладнокровие.

Северус мысленно поблагодарил Нарциссу, которая после побега пленников жутко испугалась и, опасаясь за сына, расторопно сплавила его обратно в Хогвартс, не утаив от Северуса всю историю. А Северус же, отправив младшего Малфоя в подземелье, поспешил домой, прекрасно зная, каким образом могла исчезнуть Грейнджер. С содроганием подумал, что было бы, если бы он появился позже. Возможно, оказавшись на улице или куда-нибудь аппарировав, непутевый сынок бы очухался и осознал степень своей глупости, но вот когда бы это случилось и что он успел бы за это время совершить?

Но ему ли судить юнца, когда он сам в его возрасте был не менее импульсивен? Сколько ошибок он совершил в бездумных порывах?

— Влюбленный дурачок, — вновь покачал головой Северус и, повернувшись к девчонке, начал выводить линии диагностических заклинаний.

* * *

Разбудил меня громкий стон. Гермиона разметалась и тяжело дышала. Растормошив, я тут же напоил ее принесенными Северусом зельями. Гермиона безропотно выпила и снова уснула. Я же чувствовал себя отдохнувшим и, пока она спала лечебным сном, решил самостоятельно попробовать связаться с Гарри. На ум в первую очередь пришел галеон с протеевыми чарами, о котором я узнал, еще будучи жильцом на Гриммо. Сириус мне тогда все уши прожжужал, восхищаясь созданным Гарри ОД. Еще помнил, что с галеоном никогда не расставалась Луна и носила его на шее в самодельной оправе. Где-то монету должна хранить и Гермиона.

В карманах одежды и в обуви я галеон не нашел. Но так как там могли быть какие-нибудь потайные кармашки, да и просто на всякий случай я, как и в случае с Грюмом, сложил одежду отдельно — стирку можно организовать в любой момент. И правильно сделал. Гермиона потом очень обрадовалась моей предусмотрительности.

После вещей я переключился на маленькую бисерную сумочку. Взяв в руки, не сдержал восхищенного возгласа. Гермиона, как и хотела, сделала ее легкой, с большим расширенным пространством. Мой рюкзак по сравнению с этим изящным шедевром сильно проигрывал. Единственный недостаток сумки — в нее мог залезть кто угодно. Ну да не мне жаловаться.

Вот тут мне подвернулась удача. Правда, радовался я рано. Сработавший на Акцио волшебный галеон на все мои попытки его активировать никак не реагировал. По всей видимости, у каждого члена ОД была своя, именная монета, и в чужих руках она не работала. Ладно, не критично. Проснется Гермиона, сама решит как лучше.

На галеоне я не остановился. Поразмыслив и не почувствовав угрызений совести, я опять направил палочку на горловину сумочки:

— Акцио последние записи Гермионы Грейнджер.

Каково же было мое удивление, когда мне в руки вылетела книга сказок барда Бидля. Только издание было гораздо старее, и текст оказался руническим. Внутри между страницами лежала тетрадь, исписанная знакомым почерком. Сказку, закладкой для которой послужила тетрадь, я знал. Она была иллюстрирована такими же картинками, как в моей книге, изображавшими Дары Смерти. Я еще тогда подумал, что Бузинная палочка сильно напоминает узловатую палочку Дамблдора, хоть и видел я ее один раз.

Открыл тетрадь и через несколько минут зашелся в хохоте:

— Да ты моя умница!

Тетрадь была так зачарована, что кроме текста, дословно пересказывающего учебник по Истории магии, я ничего не увидел. И как ни бился, расшифровать записи с наскока не смог. Требовалось больше времени, которого у меня не было. Пришлось признать свое поражение и убрать книгу с записями обратно. Но записи я все же на всякий случай скопировал. Вдруг смогу потом разобраться.

* * *

Гермиона поступила проще. Узнав, что я без проблем могу воспользоваться совой, написала послание для «сына Сохатого», где сообщала, что с ней все в порядке. Для достоверности добавила, что ей очень хочется при встрече наколдовать ему Апуньо, но она постарается воздержаться.

— Апуньо? — спросил я, выгнув бровь. — Птички?

— Гарри знает. Чтобы не сомневался, что это я написала.

Отправив письмо, я вернулся в спальню. Гермиона успела к этому времени освежиться и переодеться в свое, но поход в ванную ее сильно вымотал. Она откинулась на подушку, и ее опять начало знобить. Я тут же подал зелье и бокал с теплой водой. Подоткнул одеяло и подождал, пока зелье не подействует. Гермиона закрыла глаза и, мне показалось, начала дремать. Хотел не мешать и оставить ее отдыхать, но она, распахнув веки, меня остановила.

— Не уходи.

Я присел на стул.

— Нет, если занят, то ладно. Просто, когда я одна, начинает казаться, что я до сих пор у Малфоев, а ты и эта комната — воспаленный бред...

Подвинув стул к кровати, я скрестил руки у изголовья, оперся на них подбородком и пообещал:

— Буду рядом столько, сколько нужно.

— Неудобно тебя просить, — шепотом сказала она, — но не мог бы ты полежать рядом? Я помню, как ты меня укачивал... Это глупо, да?

Я отрицательно покачал головой:

— Вовсе нет.

После всего, что она пережила, подобная просьба не может выглядеть глупо. Скинув обувь, забрался под одеяло и лег рядом. Какое-то время мы молчали и смотрели друг на друга.

— Хэдриан.

— Да?

— Мне никогда не было так страшно.

— Мне тоже.

— Тебе?

— Было невыносимо страшно от одной мысли, что ты могла погибнуть или навсегда потерять рассудок.

— Поцелуй меня.

— Гермиона...

— Я тебе не нравлюсь? Я, наверное, сейчас страшная.

— Ты лучшая.

— Тогда поцелуй.

Я вгляделся в ее глаза, отдающие некоторой безуминкой.

— Гермиона, — с грустной улыбкой произнес я, — ты ведь меня не любишь. В тебе говорит отчаяние.

— Возможно. Но ты мне всегда нравился, — она потянулась, и ее нос почти уперся в мой. — Когда ты рядом, я чувствую, что живая, и верю, что все кончилось. И не думаю о том, что в любой момент меня могут убить.

— Страх пройдет, — выдохнул я ей в губы, завороженный ее взглядом.

— Знаю, но это будет потом...

Сначала поцелуи были легкими и робкими, а потом жадными и неистовыми. Мы как будто действительно пытались доказать себе и друг другу, что кошмару пришел конец и жизнь продолжается. Поцелуями дело не ограничилось. Гермиона хватала меня за плечи, а я шарил по ее телу под легкой тканью и стремительно сходил с ума.

Призвав силу воли, я сумел отстраниться и с трудом прохрипел:

— Скажи нет, иначе еще немного, и я не смогу остановиться.

Она положила руку мне на затылок и потянула к себе:

— Не хочу говорить нет...

Я пропал. И все исчезло. Улетучились остатки совести и здравого смысла, растворился весь остальной мир. Остались только она и моя всепоглощающая жажда обладания.

Было сумбурно, кое-как и совсем не идеально. И словно извиняясь за свою неопытность и торопливость, я ласкал и покрывал поцелуями тело любимой девушки и старался подарить всю возможную нежность, на которую был способен...

Мне и потом не хотелось выпускать ее из объятий.

— Боишься, что убегу? — с тихим смешком спросила Гермиона.

— А вдруг? — обнимая ее со спины, произнес я ей в макушку. — Иногда за тобой не угнаться.

— Сейчас я точно никуда не денусь.

— Только попробуй, — недовольно буркнул я.

Опять смешок:

— Не буду, — и немного сонное: — С тобой хорошо и тепло.

— Значит, — ощущая необычайное умиротворение, пробормотал я, — побуду твоей печкой...

* * *

С сожалением бросив взгляд на спящую Гермиону, я оделся и поспешил в лабораторию. Гермионе, несомненно, стало лучше, но зелья ей еще были нужны. У нее до сих пор иногда сводило судорогой пальцы. За дверью меня внезапно перехватил Северус и махнул в сторону кабинета. Вздохнув, я подчинился.

— Считаешь, поступил благородно? — усаживаясь за стол, спросил Северус.

И все-то он знает. Конечно же, я не считал свой поступок благородным. Проснувшаяся совесть твердила, что я повел себя как последняя скотина, воспользовавшись не совсем адекватным состоянием Гермионы. Я хотел сказать, чтобы он не травил мне душу, но вместо этого с вызовом вырвалось:

— Осуждаешь?

— Так как согласие, я понимаю, было обоюдным, то в какой-то мере даже одобряю, — Северус пожал плечами; увидев недоверие на моем лице, хмыкнул: — Не с моральной точки зрения, само собой.

По правде говоря, я совсем не горел желанием его выслушивать. Это касалось только меня и Гермионы, и выставлять на обозрение произошедшее мне было неприятно.

Северус как будто прочитал мои мысли:

— Впрочем, детки вы большие, разберетесь сами. Разве что хочу сказать, что твоей Грейнджер очень повезло. После того, что с ней вытворяла Белла, свидетели уверены, что девчонка полностью лишилась рассудка. И твоя, хм... забота должна быстро привести ее в чувство, — он резко посерьезнел: — Поттеру послание отправили?

— Да. Ответа пока нет.

— Будем надеяться, что оно дошло. И свяжись со своим одноглазым приятелем.

— Зачем?

— Не рассчитываешь же ты держать Грейнджер взаперти. Грюм поможет переправить ее к Поттеру. Исходя из того, что мне известно, он должен быть у кого-то из Ордена.

Была бы моя воля — запер, не задумываясь, но такой вариант из области фантастики. Гермиона Гарри не бросит. Но хотелось бы оттянуть расставание на подольше. Я скривился:

— Хорошо, свяжусь.

Северус удовлетворенно кивнул.

— Все, что нужно, даешь?

— Ну да. Как обычно, — теперь уже я пожимал плечами, — противосудорожное и восстанавливающее.

— Добавь Умиротворяющий бальзам, только дозу рассчитай детскую. Организм сильно ослаблен.

— Ты успел ее осмотреть? Когда?

— Сразу после твоей эпичной выходки.

— Понятно.

Северус поднялся:

— Ладно, мне пора, — и ухмыльнулся: — Иди, заботливый, только с заботой поаккуратней. И как она такого бугая только выдержала?

Покраснев, я возмутился:

— Северус, перестань!

— И про заглушающие чары в следующий раз не забудь, — невозмутимо добил он меня и выгнул бровь: — Подсказать?

Я едва не зарычал. Мордред! Неужели нельзя быть тактичней и не сводить все к пошлостям?!