Наследник Принца (гет)

— Долго будешь прожигать бумагу взглядом? Она уже пеплом сыплется.

Газета и правда начала тлеть. Я скомкал лист и бросил на стол. Внутри клокотала ненормальная злость и иррациональная обида.

— Когда ты, наконец, начнешь думать головой, Хэдриан? Это всего лишь статейка падкой на дешевые сенсации журналистки.

— Но Гарри действительно помолвлен с Джинни, — возразил я, — в этом она не врет.

— Насколько я сумел изучить Грейнджер, она не из тех, кто будет лицемерить и притворяться. Возьми себя в руки.

Я выдохнул. Да, Гермиона не такая, и если бы она решилась выйти замуж за младшего Уизли, как написано в «Ежедневном пророке», то сказала бы об этом прямо, потому что о моем отношении к себе она знала. И сообщения, которыми мы обменивались, гоняя сов, давно переросли стадию дружеских.

Или мне так только казалось, и я выдавал желаемое за действительное?

Я просто ждал очередной встречи, чтобы серьезно объясниться. До этого никак не выпадала возможность спокойно остаться наедине: сначала отвлекали послевоенная суета и выпускные экзамены, и потом все время что-нибудь мешало. И я никак не предполагал, что Гермиона вдруг станет чьей-то невестой.

Северус испарил газету, почистил стол от пепла и, усаживаясь в кресло, вновь обратил внимание на мои сомнения:

— Хэдриан, когда дело касается романтических чувств, из меня советчик откровенно плохой. Но все же советую, не откладывая, поговорить с мисс Грейнджер и перестать рефлексировать.

— Я не рефлексирую!

— Именно этим ты и занимаешься.

— Ты не понимаешь! Если это правда…

Закончить мысль я не смог, не знал, как именно. Только осознал, что если газетенка не врет, то моя жизнь потеряет смысл и разлетится на миллион никому не нужных осколков.

— Я тебя прекрасно понимаю, — несколько отстраненно сказал Северус. — И в отличие от меня, у тебя с твоей Грейнджер шансов гораздо больше.

Мерлин! Как раз в этой ситуации мой второй отец меня и мог понять. Стало неловко.

Он хмыкнул:

— У тебя несколько приглашений на праздник в Норе. Как раз повод.

Статья выбила меня из колеи, и о приглашениях я не думал. Хотя должен был. Мне написала очень теплое письмо Молли; было послание с мелкой подлянкой от близнецов: два взрослых ребенка вложили в письмо петарду с чихательным порошком, и если бы я его вдохнул, то чихал бы потом разноцветными искрами. И, конечно, приглашение Гермионы. Она писала, что это первое торжество после войны, когда должны собраться все Уизли. Ожидали Перси, с которым помирились, а Фреда как раз сегодня выписывали из Мунго. Будет почти весь Орден Феникса. В общем, намечалась этакая семейно-дружеская вечеринка, на которую меня Гермиона, собственно, и звала. Северус приглашение от Артура Уизли тоже получил, но сразу сказал, что ему там делать нечего.

Я взглянул на часы. До назначенного времени было еще далеко, но медлить мне не хотелось. И решил, что лучше поговорю с Гермионой заранее, пока все гости не собрались.

* * *

Джинни полулежала на кровати и с усмешкой наблюдала на Гермионой, разглядывающей себя в зеркало.

— Прекрасно выглядишь, — Джинни хитро прищурилась, — и для кого мы с Флер старались? Это не Рон, да? Я давно заметила, что ты его избегаешь.

— Я не избегаю!

— А как это еще назвать? С Гарри ты себя так не ведешь.

Гермиона отошла от зеркала и, сев на соседнюю кровать, вздохнула:

— С Гарри проще. Для него я как сестра. А Рону нужно больше.

— А ты не хочешь, — не спрашивала, а утверждала Джинни.

— Не хочу, — согласилась Гермиона. — И говорю, но он не понимает.

— Жаль, конечно, — теперь вздыхала Джинни, — мама так хотела, чтобы вы были вместе.

— А ты?

— Да и я была бы не против, чего уж там. Ты на моего братца-обалдуя хорошо влияешь. Но я понимаю, что вы слишком разные. А, впрочем, ладно, — Джинни соскочила со своей кровати и переместилась к Гермионе, — разговор о другом. Поделись секретом.

— Каким секретом? — озадаченно посмотрела на нее Гермиона.

— Что у тебя с Принцем, конечно! Когда свадьба?

— Какая свадьба? — Гермиона засмеялась. — Скажешь тоже. Мы просто общаемся. И мне с ним нравится.

— И все? Просто нравится? — разочарованно сказала Джинни. — Я думала, раз ты не прячешь кольцо, то у вас все серьезно.

Гермиона перестала смеяться и задумчиво сказала:

— Это прозвучит эгоистично, но когда я думала, что его душу высосали дементоры и передо мной пустая оболочка, все, чего мы достигли, показалось таким бессмысленным… — Гермиона улыбнулась: — Это больше, чем просто нравится, Джинни.

— Понятно. Про него спрашивать не буду, и так знаю, что он по тебе давно сохнет. Но вы хоть целовались? — Джинни стала канючить. — Ну, расскажи, интересно же.

Гермионе хотелось попенять на бесцеремонность младшей Уизли, но, вспомнив поцелуй и то, к чему он привел, она внезапно покраснела. Джинни оказалась удивительно прозорливой:

— Вы не только целовались?

Гермиона смущенно кивнула.

— Ого! Когда успели?!

— Ну… так вышло.

Джинни такого короткого ответа было мало, и она постепенно вытянула из подруги все подробности.

— И что теперь?

— Соскучилась я, вот что теперь, — буркнула Гермиона, недовольная тем, что Джинни помимо прозорливости оказалась еще и невыносимо дотошной.

— А по каким моментам ты скучаешь? — мурлыкнула Джинни.

— Ну все, хватит! — не выдержала Гермиона. — Это слишком личное!

Но Джинни возмущение подруги только развеселило.

За дверью послышались невнятный возглас и громкий удаляющийся топот. Подруги недоуменно переглянулись. Джинни подошла к двери, но распахнув, столкнулась нос к носу с Джорджем.

— Что у вас случилось? — Джордж с интересом посмотрел на девушек. — Рон бежал, будто его соплохвост укусил, и сказал, что убьет снейпеныша, — потом указал на окно, — который, кстати, показался на горизонте. Я, в общем-то, из-за него и пришел.

Джинни с Гермионой снова переглянулись и бросились наружу.

* * *

Первым, кого я встретил, оказался Рональд. Он выскочил из дома и с ходу чуть не приголубил меня каким-то заклинанием. Я, конечно же, опешил от такого оригинального приветствия, но среагировал вовремя. И так как драка в гостях в мои планы совсем не входила, я вынужден был и дальше только обороняться, уклоняясь и выставляя щиты. Через мгновение он дал понять, что его взбесило.

— Ты ей воспользовался, сволочь! Весь в своего пожирательского папашу!

— Мой отец — герой, — процедил я, отбивая Оглушающее, — и это он приносил зелья, когда Гермиона загибалась после пыток. Которые она получила из-за вас!

Я видел, что бью его по больному, но нисколько не жалел, а, наоборот, испытывал мстительное удовлетворение. Но Рональд был истинным гриффиндорцем. Рыкнув, он моментально сменил тактику, и я еле увернулся от его кулачища.

— Мы бы ее все равно вытащили! — зарычал он. — Мы смогли сбежать!

На что я с издевкой ответил:

— Ну, конечно. Ей всего-то надо было потерпеть еще несколько часов. Ничего страшного.

Он меня все-таки подловил и сбил с ног. Но навалиться на себя я ему не дал, сумев извернуться и ударить ступней в живот. Рон согнулся от боли. Отбросив сантименты, я наставил на него палочку, чтобы обездвижить, если он опять дернется в мою сторону.

— Я люблю ее! — держась за внутренности, прохрипел он.

— Я тоже, Уизли. С первого мгновения, как только увидел.

К счастью, нас отвлекла Гермиона, и на этом наше противостояние закончилось.

— Рон! — крикнула она.

Рональд оглянулся, затем кое-как выпрямился и, окинув меня презрительным взглядом, сквозь зубы бросил:

— Ты… Да пошел ты, урод!

Он направился в сторону дома, сгорбившись, словно древний старик. Ему навстречу ринулась Гермиона, но Рональд от нее шарахнулся, как от прокаженной, не став ничего слушать, и, обогнув по широкой дуге, зашел внутрь. Вышли Джордж с Джинни. Увидев, что конфликт разрешился, постояли и вернулись обратно, оставив нас одних.

— Хэдриан?

Когда Гермиона подлетела ко мне, я уже встал и чистил себя от грязи. Думал, будет выспрашивать о причине драки, но она и сама поняла, в чем дело.

— Извини, Рон бывает таким импульсивным…

— Все в порядке, Гермиона, — перебил я, недовольный, что она его оправдывает, — это ты прости за драку.

— Ничего, ты же не виноват.

Она помогла мне привести себя в порядок, стряхивая заклинанием налипшую землю на спине, а я молчал, впервые не зная, как продолжить разговор. Затем решился:

— Мне очень надо с тобой поговорить.

Гермиона забеспокоилась:

— Что-то случилось?

— Ничего такого, если не считать статьи о твоей помолвке, — вырвалось у меня.

— Эта Скитер! — воскликнула Гермиона и отрицательно покачала головой. — Не было никакой помолвки. Вечно она сует свой длинный нос куда не надо и выдумывает. Всего-то увидела нас на Косой аллее. Возможно, услышала, как Джинни с Гарри обсуждали праздник.

У меня словно гора с плеч свалилась, и дышать стало легче. Гермиона пристально на меня посмотрела и тихо спросила:

— Ты хотел что-то еще сказать?

Я кивнул. Но все слова, до этого вертящиеся в голове, вдруг потускнели и потеряли значение. Казалось, что бы я ни произнес, это не будет по-настоящему отражать то, что я на самом деле чувствовал. Гермиона терпеливо ждала, даже положила руку мне на предплечье.

— Ты знаешь, — наконец я собрался с мыслями, — еще весной я нашел самое лучшее воспоминание для Патронуса…

Прав был Люпин. Все мои счастливые воспоминания прошлого так или иначе перебивались горечью потери. Почти два года пытался, но преодолеть так и не смог. А потом нашел новые и сам удивился, почему не догадался раньше.

— Скажешь?

Я снова кивнул и медленно стал рассказывать:

— Мрачный дом, но наполненный добрыми жильцами. Девушка в библиотеке. Очень недовольная, хотя скорее обиженная на то, что ее не поняли, — картина, что я рисовал, ярко стояла перед глазами, словно и не было этих двух с половиной лет. — Стопка книг на столе, в руках блокнот, на обложке которого нарисован парусник среди волн…

— Мне всегда нравилось море, — Гермиона смотрела на меня так, как будто увидела что-то неведомое.

— …Девушка открыла блокнот и стала делать заметки обычной ручкой. Иногда она в задумчивости покусывала колпачок и заправляла за ухо непослушную прядь… А я стоял за стеллажами, смотрел и не мог оторваться. Вдруг увидел девушку посреди поля, как с ее распущенными волосами играет ветер, и подумал, что это самое прекрасное видение, которое только можно представить.

Взмахнул палочкой и произнес заклинание.

Не знаю, как можно объяснить то, что отразилось в ее глазах. Но от этого чего-то хотелось простить всех своих прошлых и будущих обидчиков, это что-то расправляло невидимые крылья за спиной, о которых я даже не подозревал, и это что-то наполняло все существо безграничной радостью…

— Гермиона, скажи, что мне сделать, чтобы ты была со мной?

— Ничего не надо, — оторвав взгляд от прыгающей вокруг полупрозрачной серебристой выдры, она просияла улыбкой. — Ты давно уже все сделал.

Легкий ветерок всколыхнул ее воздушное платье. Гермиона придержала его руками, потом, вздохнув, попыталась заправить за ухо выпущенную прядь. Я пристальней вгляделся в ее высокую прическу. Углядел два украшения с магической составляющей, которые в основном и держали сложное переплетение. Протянул руку и осторожно вытащил. Пышная копна кудряшек рассыпалась по ее плечам, и их тут же распушил ветер. Выскользнули и упали на землю еще несколько шпилек, или как они там называются.

— Хэдриан! Ты что натворил?! — вздернув руки, как будто собираясь вернуть все обратно, испуганно и возмущенно воскликнула Гермиона.

— Но ведь так красивее, — растерянно произнес я, не совсем понимая ее реакцию, — лучше, чем эта конструкция, наверченная на твоей голове.

Мой палец непроизвольно закрутил спираль, изображая это самое сооружение из волос. Возмущение сменилась изумлением. У Гермионы дрогнули губы, она закрыла лицо руками и, захохотав, уткнулась мне в грудь.

— Хэдриан, ты невозможный! — сквозь смех выдавила она. — Джинни и Флер несколько часов убили на мои волосы, чтобы их собрать и уложить в кон… конструкцию!

Она с новой силой захохотала.

— Прости. Больше не буду. Я исправлюсь и изменюсь, только скажи как.

— Не надо меняться, — уняв смех, Гермиона смахнула непроизвольно выступившие слезы и подняла голову, — я тебя и таким люблю.

— Правда? — робко спросил я.

— Да. Очень. И я согласна быть с тобой.

Я широко улыбнулся и, не выдержав, обхватил ее за тонкую талию и притянул к себе…

Этот поцелуй разительно отличался от первого. Он был более невинным и легким, но самое главное его отличие в том, что он был самым настоящим и самым искренним…

Через некоторое время Гермиона увлекла меня к дому. Но заходить в него мы не стали, а, обойдя, направились к расчищенной площадке, на которой устанавливались шатры под предводительством хозяина — мистера Уизли.

— Мерлин! — выпорхнувшая из Норы Джинни, держащая коробку с украшениями, во все глаза уставилась на Гермиону. — Почему?! Скажи, кто это сделал, и я его прокляну!

— О нет! — всплеснув руками, горестно вторила ей изящная блондинка и дрожащими руками стала перебирать волосы моей девушки. — Это… Как? Зачем?

— Кое-кому моя прическа не понравилась, — лукаво улыбнулась Гермиона и посмотрела в мою сторону, тем самым сдавая меня с потрохами, — и он решил все исправить.

Две пары девичьих глаз одарили меня такими уничижительными взглядами, что я почувствовал себя каким-то вселенским злодеем. Так что на всякий случай дал себе зарок на будущее — не вмешиваться во всякие женские штучки. Во избежание, так сказать.

Людей уже было прилично, и многих я не знал. Зато их знала Гермиона и стала меня знакомить. Самой колоритной мне показалась старушка, сидящая в плетеном кресле и в крепких выражениях комментирующая действия работающих мужчин. Все-то ей не нравилось. Она похвасталась, что ей сто семь лет, и обозвала меня «смазливым красавчиком, разбавившим всю эту надоедливую рыжину». Имени моего тетушка Мюриэль — так звали старушку — не запомнила, я у нее впоследствии так и остался «красавчиком», чем жутко злил Рональда. Впрочем, его вскоре взяла в оборот еще одна блондинка, Габриэль, и он понемногу начал оттаивать.

Все вокруг радовались, что война закончилась, что они живы и их семьи в безопасности. Я тоже радовался, что жив и у меня есть семья, хоть такая и маленькая. Надеюсь, когда-нибудь она будет состоять не только из меня и отца, а пополнится новыми членами. Мне бы очень этого хотелось.

Я смотрел на людей, знакомился и общался, перекидывался шуточками с Гарри и близнецами. Не мог сдержать улыбку, когда натыкался взглядом на цветущего Сириуса: похоже, он до конца не верил, что его мечта осуществилась, и теперь ничто не мешает ему опекать крестника. Но больше всего, конечно, ловил взгляд девушки, которая стала смыслом моей жизни и окончательно примирила меня с этой реальностью.

Которая сделала меня счастливым…

* * *

Со стороны прихожей послышались хлопки, затем приглушенный смех и еще какая-то возня. Напрягшийся было Северус потянулся за палочкой, но тут же расслабился и откинулся в кресле. Отложил газету и еще некоторое время с интересом прислушивался к шуму и крадущимся шагам по лестнице. Снова послышались смешки, и звуки резко оборвались. Северус хмыкнул — сын или его пассия наконец вспомнили про заглушающие чары. Но как закрылась дверь в спальню, он уловил.

Закинув ногу на ногу, Северус вернулся к газете. Но интерес к чтению пропал. Северус устремил взгляд в пространство, вспоминая недавние события. Потом вытащил палочку и внимательно, как это делал уже не в первый раз за последнее время, стал ее рассматривать. Ничего нового он в ней, конечно, не увидел. Такая же черная, гладкая, без украшений и вычурных выпуклостей. Легко отозвавшаяся на прикосновение и готовая служить своему хозяину.

После битвы Северус, пусть с неохотой, но собирался ее вернуть, посчитав, что не имеет на нее права. Но услышал в ответ: «Зачем искать другую палочку, когда идеально подходит эта? Я буду только рад, если ей не придется пылиться без дела». Мальчишка был искренен. Но больше всего убедили не слова, а взгляд говорящего. В нем было много всего: доверие, признание, ожидание и надежда, что ему ответят тем же.

Северус убрал палочку и изогнул губы в улыбке. Он давно признал мальчишку своим. И дело не только в генах, а также в испытаниях, которые выпали на их долю и связали покрепче кровных уз.

Которые сделали их настоящей семьей.

От этого он не откажется. Только в одном не признается. Он никогда не расскажет о медальоне, который сын носит на шее. Но ведь ничего страшного в этом нет? Медальон ведь, как и палочка, ничем не отличается от прежнего.

Из груди вырвался короткий вздох. Хотелось бы ему оставить происхождение Хэдриана в полной тайне, но очевидно, что сын будет не согласен и по крайней мере одному человеку он обязательно откроется. Да и Грейнджер, с ее пытливым умом и наблюдательностью, сама в скором времени может заметить какие-нибудь несоответствия в поведении или разговорах Хэдриана. Взять хотя бы отношение к Краучу. Только большая вероятность, что она сделает неверные выводы, и тогда доверию между ними придет конец.

Значит, следует не отговаривать и пускать все на самотек, а наоборот, помочь, хорошо все обдумав и тщательно подготовившись. Ради счастья сына он даже готов был вытащить из тайника и показать девчонке записи опытов и оставшиеся иномирные галеоны.

Сам себе кивнув, Северус отбросил последние сомнения. Умная и неболтливая Грейнджер отлично подходила сыну в качестве спутницы жизни и надежной союзницы.

«Любопытно, — подумал Северус с некоторой меланхолией, — если у меня когда-нибудь появится внучка, она будет такая же мелкая, назойливая и лохматая?»

* * *

Одолженный в школе Омут памяти Северус перенес в подвальный зал, так похожий на тот, с которого началось мое путешествие. Здесь не было никаких картин, а значит, лишних ушей. Но он все равно подстраховался, наложив вокруг защитные чары.

Гарри на такие меры предосторожности только головой покачал.

— Готовы, Поттер? — спросил Северус, убирая палочку.

— Если бы не Гермиона, я вряд ли бы согласился.

Он потер запястье, будто ободок Непреложного обета внезапно зачесался.

— Обет — необходимая мера.

— Еще есть время отказаться, — мягко вклинился я, — но мне хотелось бы, чтобы ты это увидел.

— Уверяю, Поттер, вы не пожалеете. Впрочем, решайте сами. Ладно, — Северус мне кивнул и направился к выходу. — Оставляю вас одних.

— Давай, показывай, — махнул рукой Гарри. — Раз уж поклялся, отступать не буду.

— Тогда прошу.

Я тоже, приглашая, махнул в сторону Омута и, признаться, испытывал сильное волнение, не зная, как Гарри воспримет увиденное.

В Омут памяти мы нырнули вместе.

Первые воспоминания были короткими и безобидными и касались всего лишь моего одиннадцатилетия и поступления в Хогвартс, но потрясенный Гарри просмотрел их дважды и задал мне кучу уточняющих вопросов. Я предложил сделать перерыв, но Гарри быстро справился с шоком и сразу потребовал продолжения.

Дальнейшее было уже из разряда вещей абсолютно невеселых. Гарри увидел и нападение, и похороны мельком, и, конечно же, самые главные воспоминания: мое перемещение через Исчезательный шкаф и встреча с призраком его матери во время битвы за Хогвартс… Вероятно, именно последний эпизод помог Гарри поверить в то, кто я есть.

Потом мы сидели здесь же, в подземном зале, и переводили дух. Путешествие по собственным воспоминаниям для меня хоть и перестало быть болезненным, но и простым я бы его не назвал.

Северус оказался предусмотрительней меня, позаботившись о мебели, а Скипи заранее принес горячего чаю под согревающими чарами, что было очень кстати. Так что мы приходили в себя с комфортом, развалившись в креслах.

— Когда я все переварю, — произнес Гарри, — у меня точно появятся дополнительные вопросы, но сейчас я даже не знаю, что сказать. Только знаешь, — он печально улыбнулся. — Я, когда почти умер, не отказался бы встретиться с мамой еще раз. Но мне достался Дамблдор.

Мои губы скривились в усмешке:

— А я был бы не прочь поговорить с нашим незабвенным директором.

Гарри засмеялся:

— Звучит угрожающе.

— На самом деле уже нет, — отмахнулся я, — запал поутих.

Сделал глоток. Обжигающая жидкость наполнила желудок, и вместе с тем я ощутил, как поднимается настроение — я радовался, что Гарри поверил и хорошо все воспринял.

— Так странно, — сказал Гарри после небольшого перекуса, — раньше я думал, что один на всем белом свете. Тетка не в счет, она всегда давала понять, что я ей в тягость. И часто грустил, что у меня ни родни, ни друзей… А потом Хогвартс, появились Хагрид, Рон, Гермиона, — лицо его озарила широкая улыбка, — Сириус. А теперь, оказывается, и брат есть, — он внимательно посмотрел на меня и протянул руку: — Ну, привет, что ли…

Я, смеясь, в ответ подал свою, и крепким рукопожатием мы признали наше родство.

— Мерлин! — Гарри вдруг сделал страшные глаза. — Получается, у меня теперь целый Снейп в родственниках?

— Ты имеешь что-то против? — выгнул я бровь. — Боишься?

— Ха! Еще неизвестно, кому от этого будет хуже! — Гарри ехидно улыбнулся и спокойнее продолжил: — Все-таки удивительно, что Снейп согласился, чтобы ты мне все рассказал.

— Сначала он был, конечно, против, — признался я, — но потом нашел наши доводы разумными.

— Ваши?

— Скорее, доводы Гермионы.

— Ого! Что же такого она сказала, что Снейп ее послушал?

— Гермиона сказала… — я пытался держать лицо серьезным, но ничего у меня не получилось, и под конец я еле сдерживал смех, — что рано или поздно у каждого из нас появятся дети, и чтобы предотвратить между ними возможное влечение, тебе необходимо знать, что мы близкие родственники.

Гарри закашлялся и, прочистив горло, выдавил:

— В этом вся Гермиона.

Я самодовольно похвастался:

— Мне досталась самая здравомыслящая девушка в мире.

— А она как отнеслась, кстати?

— Нормально. Вспомнила Энштейна и призналась, что натолкнулась на несколько теорий о параллельных мирах, когда пыталась себе объяснить существование магии с точки зрения физики.

Гермионе я показал и рассказал гораздо больше, чем Гарри. Более того, к разговору подключился Северус, поведав о своих опытах, и даже не стал скрывать, что залез мне в голову.

Мне действительно досталась самая умная и здравомыслящая девушка в мире. И очень чуткая. Это сейчас она много спрашивает и интересуется моей прошлой жизнью, но в первые мгновения, понимая мои чувства, разбереженные воспоминаниями, она просто была рядом, даря молчаливую поддержку…

— Не удивлюсь, если эта девушка и какие-нибудь бумаги приготовила, — предположил Гарри.

— Бумаги, говоришь? Хочу кое-что показать.

Я вытащил из зачарованного кармана специально подготовленную папку с документами. О них, оказывается, озаботились еще два года назад Северус с Дамблдором. Большая часть была с помощью магии специально состарена, и, не сомневаясь в дотошности Северуса, уверен, что в нужных архивах найдутся соответствующие записи. Но были среди них и настоящие. В частности, чудом найденная в архиве мэрии Коукворта фотография деда Эванса и его старшей сестры, умершей бездетной, которая по возрасту вполне годилась мне в бабушки. Только по нашим бумагам она, оставшись одинокой и сохранив девичью фамилию, скончалась не от тяжелой пневмонии, а при поздних родах, оставив дочку, которая и стала моей «матерью». Чтобы не плодить лишних недомолвок, ее смерть тоже списали на нападение Пожирателей. Даже случай нашли подходящий.

В общем, Гарри получил очередную порцию удивления.

— Получается, кроме Петунии, у меня официально была двоюродная тетя Делайла Эванс?

— Да.

— Но ведь Петуния, наверное, должна помнить о своей тетке и знать, что никакой кузины у них не было.

— Это вряд ли, Петуния тогда только родилась. Северус выяснил, что Бетани Эванс несколько лет жила на другом конце страны, и брат узнал о болезни сестры с опозданием, ему досталось только тело для похорон. Отказ от племянницы можно списать на эмоциональное потрясение и недостаточное материальное положение. Эванс тогда был рядовым инженером.

— А кто тогда воспитывал Делайлу?

— Приют, которого уже не существует.

— Серьезная работа! — восхитился Гарри. — А ты почему тогда не Эванс или Снейп?

— Потому что меня якобы признал Октавиус Принц. От фамилии я в любом случае не откажусь. Это единственное, что у меня осталось настоящего.

— Ладно. Выходит, я спокойно при других могу называть тебя братом?

— Если хочешь, я против не буду.

— Конечно хочу!

Постепенно разговор перетек к другим темам и планам на будущее. Гарри бредил карьерой мракоборца и был доволен, что попал в Школу авроров самостоятельно, сдав экзамены вместе с остальными желающими, а не воспользовавшись протекцией министра. Учиться было тяжело, много времени уделялось физической подготовке, но вместе с тем очень интересно, и он нисколько не жалел.

— Да, все хотел спросить, — Гарри заинтересованно посмотрел на меня, — что ты и Малфой у нас забыли? Даже на полигоне мелькали. Ты вроде бы в целители хотел, а Малфоя представить аврором вообще невозможно.

— Я решил воспользоваться советом Грюма. Малфой же хочет обелить свое имя, и колдомедицина показалась ему привлекательной возможностью, но в Мунго перспектив у него нет. Ближайшие годы — точно. Аврорат — другое дело. Ты невольно дал ему рекомендацию, когда защищал, и Шеклболт пошел навстречу. Так что через четыре года ждите к себе двух штатных колдомедиков.

— Вот это новость! А почему в Аврорате ему лучше? В смысле, перспективнее?

— Потому что там всегда жуткий недобор, редко кто из целителей хочет рисковать головой вместе с аврорами. На задания с вами тоже иногда ведь придется выходить. К тому же боевой колдомедик на службе министерства звучит гораздо внушительней, чем младший целитель.

— Понятно. Но если вы будете в штате, вам и аврорские мантии будут положены?

— Конечно, — улыбаясь, кивнул я, — все как полагается, и значок тоже.

— Малфой-аврор, — обалдело произнес Гарри, — уму непостижимо…

Когда Гарри собирался уходить, появилась Гермиона.

— Ну как тебе здесь? — поинтересовался Гарри. — Снейп не третирует?

— Все хорошо, Гарри! Профессора я почти не вижу, но когда он дома, то вполне мирный, а еще, — она, улыбаясь, прильнула ко мне, а ее обнял, — я никогда не думала, что мой парень окажется пришельцем.

Гарри засмеялся:

— Ладно, брат-пришелец, мне пора. Но надолго не прощаюсь.

Мы снова пожали руки.

Меня наполняли созвучные с Гарри чувства. Сначала одинокий, покалеченный и ненужный, я стал невероятно богат: оказался в доме, который полюбил не меньше прежнего, и обрел замечательную семью. У меня есть выдающийся отец, героический брат и — я крепче прижал Гермиону к себе — самая лучшая девушка в мире.

Точнее, уже невеста...