Наследник Принца (гет)

Окинув меня взглядом, Северус усмехнулся:

— Решил пополнить доблестные ряды армии ее величества или сразу нацелился на Школу авроров?

— Удобно же.

Да, у меня был несколько милитаристский вид. Те самые высокие ботинки на рифленой подошве, в них заправлены плотные брюки с накладными — идеально зачарованными! — карманами на бедрах, водолазка и легкая короткая кожаная куртка. Все черное, кроме водолазки — она была темно-синей.

— На официальные мероприятия, к коим причисляется распределение и торжественный ужин, — веско сказал Северус, — предполагается наличие на студентах школьной формы.

— Так под мантией все равно не видно. И распределяться я буду раньше!

— Хочешь сказать, правила для тебя не писаны?

Дался ему этот костюм. Я, может быть, нервничал и хотел быть в том, в чем привык.

— Сомневаюсь, что ты сам наденешь на голову профессорский колпак, — пробурчал я, — часть официальной одежды, между прочим. — Северус придавил меня взглядом, и я пошел на попятную: — Хорошо-хорошо, надену рубашку, чтобы галстук торчал.

Терпеть не могу эту удавку.

— Внук, — чопорно донеслось с портрета, — ты из приличной семьи и даже на встречах с бродягами из подворотни должен выглядеть достойно...

Лукилла говорила что-то еще, но я не слушал и умотал в комнату переодеваться. За два месяца она порядком надоела своими постоянными нравоучениями и недовольством. Особенно мадам любила пилить за необустроенность в доме. Собственно, из-за этого она с Северусом и поскандалила, когда только проснулась. И потом наседала с советами по убранству, обижаясь, что ее средневековый вкус не находит отклика у потомков.

Ну правда, зачем нам разрисованные гобелены на стенах или тяжелые шторы в дверных проемах? Без них гораздо лучше и просторнее.

При этом Лукилла уходила от прямых вопросов об Октавиусе, ловко переключаясь на воспоминания о своем славном прошлом. Про ее жизнь я знал мало, и поначалу слушать рассказ о похождениях волшебницы, когда она была чумным доктором, было интересно. Особенно ту часть, где она знакомилась со знаменитым целителем Нострадамусом, которого уважали даже маглы и который до кучи был талантливым алхимиком и предсказателем. Но потом повторение одного и того же с неизменным самовосхвалением стало быстро надоедать.

Северус в конце концов не выдержал и пригрозил портрету заклятием немоты. Обидевшаяся Лукилла гордо вздернула подбородок и, натянув на лицо маску-клюв и запахнувшись в плащ, отвернулась. Но спустя день все же оттаяла и снизошла до ответа. С ее нехотя выдавленных слов выходило, что «помешанный глупец умер как маг, потому что хотел попросить прощения у дочери, которую сам же, болван, и проклял».

Я ошалело посмотрел на Северуса:

— Он решил заделаться некромантом?

Северус задумался:

— Нет, вряд ли. Но темная магия определенно присутствовала. По всей видимости, будучи больным, Октавиус не осознавал, что творил. Решив обратить проклятие, он забыл, что дочери нет в живых. В результате и сам практически остался без магии, и дом погрузил в спячку. Только и остался наружный охранный контур с маглоотталкивающими чарами.

— А чем он проклял Эйлин?

— Понятия не имею, — сказал враз помрачневший Северус, — мать никогда не говорила, хотя я пытался выяснить, почему она год за годом слабела и теряла магию. Собственно, и к Лорду в свое время я пошел из-за желания получить новые знания.

Больше мы к печальной теме не возвращались, решив жить настоящим. Я попробовал разбудить еще один портрет, чтобы у Лукиллы был собеседник, но ничего не вышло. Зато стало заметно, что некоторые нарисованные предки именно спят, а не выглядят обычными застывшими картинами. Только портрета Октавиуса среди них не было. Может, и к лучшему.

Главное — дом постепенно наполнялся волшебством, что меня несказанно радовало.

Северус посчитал, что мне нет смысла трястись на поезде, поэтому мы аппарировали сразу к замку. Я так хотел побыстрее увидеть Хогвартс, что совсем не возражал. Вещи Северус забрал в подземелье, чтобы потом отправить их мне с эльфом, когда я определюсь с комнатой.

Дамблдор благосклонно кивнул на мое приветствие и указал на стул. Мне не доводилось раньше бывать в директорском кабинете, поэтому я, присев, с интересом стал его разглядывать.

Это была круглая просторная комната, заполненная множеством таинственных серебряных приборов; они негромко жужжали, выпуская иногда небольшие клубы дыма. На стенах — портреты прежних директоров и директрис, которые мирно дремали в красивых рамах. Поразил стоящий в центре громадный письменный стол на когтистых лапах. Как раз за ним на полке дремала Распределяющая шляпа. Дамблдор приманил шляпу, опустив на стол, но надевать мне ее на голову пока не спешил. Через несколько минут я понял причину задержки — директор ждал деканов остальных факультетов.

Как только они появились, Северус сразу отошел в дальний угол и сделал вид, что происходящее ему безразлично. Не исключено, что так и было, он-то знал, какая эмблема раньше была на моей мантии, и вряд ли ожидал другого результата.

Я слегка поежился под любопытными взглядами вошедших. Вроде бы должен был привыкнуть к тому, что я их знаю, а они меня — нет, но все равно было странно.

Деканы выглядели такими, какими я их помнил, разве что у Макгонагалл вид был более моложавый. Та Макгонагалл уже много лет была директором, и, вероятно, высокая должность вместе с гнетущей атмосферой вялотекущей войны не в лучшую сторону отразились на ее здоровье и внешности.

Шляпу мне на голову опустила именно декан Гриффиндора.

Я занервничал. Что скажет мне древний артефакт, что увидит?

«И что я делаю на твоей голове, позвольте спросить? — сварливо начала Шляпа. — Я этого не помню, но ясно вижу, что ты студент Хогвартса и что ты на...» — она замолкла на мгновение, затем выкрикнула:

— Равенкло!

На такой стремительный вердикт я не рассчитывал, но облегчение испытал невероятнейшее.

— Филиус, — обратился к полугоблину Дамблдор, — вверяю тебе мистера Принца.

— Ну что, юноша, — весело сказал Флитвик, — добро пожаловать на факультет Ровены.

— И добро пожаловать в Хогвартс, — улыбнулась профессор Спраут. Макгонагалл просто приветливо кивнула, но неодобрительно покосилась на Северуса, все также оставшегося безучастным.

Путь до башни был не очень быстрым. Флитвик шел медленно, давая мне время на разглядывания, попутно рассказывал о движущихся лестницах, о правилах, указывал на приметы вроде картин и доспехов, по которым можно первое время ориентироваться, чтобы не заблудиться. Посоветовал дополнительно послушать старост, когда они будут просвещать первокурсников. Потом указал на спальню, упомянул о факультетском привидении и добавил:

— Я предупрежу Серую даму, она проводит вас до Большого зала.

До распределения было еще несколько часов.

Подозреваю, что именно с подачи Дамблдора, опасающегося, что мои воспоминания могут сыграть дурную шутку, Флитвик не стал подселять меня к однокурсникам. А может, декан сам понял, что новичок не горит желанием к кому-то присоединяться. Так я оказался единоличным обладателем комнатки, последней в крыле мальчиков.

— Пустующих помещений в замке достаточно. Хогвартс может вместить и больше учащихся, чем есть сейчас, — пояснил Флитвик и махнул рукой, — пользуйтесь. Если захотите составить кому-нибудь компанию, моего разрешения не требуется, достаточно сказать старосте. Будут вопросы — обращайтесь.

Помощь мне пока была не нужна, но я все равно от всей души поблагодарил своего старого-нового декана.

Конечно же, сидеть все эти часы в спальне я не стал. Для начала решил пробежаться по ближайшим коридорам и немного их изучить. Все равно замечание делать пока некому. Первым на ум пришел Варнава, и стало любопытно, любит ли здешний дрессировщик троллей цитировать неприличные стишки. Но Варнавы Вздрюченного на прежнем месте не оказалось. Вместо него висел портрет молодой волшебницы с младенцем на руках. Она сказала, что этого пошляка в наказание давным-давно перевесили на другой этаж, но точное его местоположение она не знала.

Я не расстроился, уверенный, что рано или поздно он все равно мне встретится. В Хогвартсе было немало и других интересных вещей. Можно было, например, каменную русалку в маленьком фонтане у северной башни глянуть. Старшие когда-то говорили, что если русалка первого сентября подарит воздушный поцелуй — год для студента будет удачный.

В общем, исследовать замок и прогуляться по окрестностям было гораздо веселей, чем раскладывать вещи в комнате. Русалка из фонтана, к слову, осталась равнодушной к моим попыткам привлечь внимание. Так что неизвестно, правду ли говорили старшекурсники или же шутили.

Вечер я встретил у Черного озера. Скоро по нему должны будут проплыть лодки, и первокурсники гурьбой направятся в замок. Проследив, как щупальце кальмара скрылось под водой, я взглянул на потемневшее небо и не торопясь пошел обратно. Только прошел через главный вход, как из стены вылетело привидение Хаффлпаффа. Я поздоровался и собирался пойти дальше. Но Толстый Монах, сложив руки на объемном животе, завис прямо передо мной, загораживая путь.

— Я спешил к остальным, — сказал он.

— Остальным? — тупо переспросил я, озадаченный тем, что он решил со мной заговорить.

— Да, к остальным факультетским привидениям, — охотно вступил монах в диалог и добродушно пояснил: — У нас каждый год традиция — пугать первокурсников.

«Я помню», — чуть не ляпнул я, но вовремя прикусил язык:

— Э-э, понятно.

Странно, но раньше ни Монах, ни другие привидения не проявляли ко мне интереса. Монах между тем облетел меня по кругу, затем, скорбно вздохнув и соединив ладони, смиренно произнес:

— Помилуй, Господи, людей Твоих, и да обретут они по милосердию Твоему успокоение и избавление от тягот.

Совершенно сбитый с толку, я бочком начал Монаха обходить, но он поплыл вслед за мной. Я остановился. Он — тоже.

— Вы знаете, юноша, когда я был жив, то мог видеть Печати, — туманно изрек Монах. — В посмертии видения меня почти не тревожат, и это, скажу я вам, прекрасно. Ибо лицезрение неизбежного всегда наполняло мое сердце горечью.

По-прежнему не понимая, отчего он ко мне пристал, наугад спросил:

— Я что, должен умереть?

— О, нет, к великой моей радости, нет, — замахал он руками. — Но знаю, что Бездна все же коснулась вас своим дыханием.

— Много людей побывало в смертельной опасности, — заметил я.

— Да, — согласился Монах, — но вы от них отличаетесь.

— Чем?

— Увы, — развел он руками, — знаю, но не вижу. При жизни я, возможно, мог сказать больше.

Хвала Мерлину. Не хватало еще, чтобы призраки судачили о моих странностях. Достаточно того, что о них знал Северус. Вспомнилась Вальбурга.

— Скажите, а портреты могут видеть так же, как вы?

— Слепкам душ свойственно сохранять отголоски своих умений, — закивал Монах. — Вполне возможно. Но я никогда не встречал себе подобных.

То, что он не встречал, не значило, что их не было. Может, бывшая хозяйка Гриммо из-за того сошла с ума, что ощущала незавидную участь сыновей и ничего не могла изменить? Ну и во мне что-то учуяла.

Я тряхнул головой. Нет смысла гадать, а то можно додуматься до чего угодно, что не будет иметь ничего общего с реальностью. Ну ее, эту метафизику, только настроение портить. Но так как Монах до сих пор парил рядом, решил сменить тему:

— А зачем вы так рано собираетесь? Первокурсники еще не прибыли.

— Ну как же! Очень важно обсудить наши действия заранее! — с воодушевлением воскликнул Монах. — Вылететь между ступенями или из дверей, просочиться сквозь стены всем вместе или друг за другом. А может...

Толстый монах застыл с открытым ртом в попытке сказать что-то еще, но, видно, не мог вспомнить что. Я подсказал:

— Спикировать с потолка.

Он обрадовался:

— Ух! Отличная мысль! Да! Спикировать с потолка, издавая воинственный клич! Обязательно скажу остальным! — и заторопился: — Мне пора, юноша. Благослови вас Всевышний! — и стремительно понесся по коридору.

Мерлин, кто меня за язык тянул? Бедные малыши. Надеюсь, они не сильно испугаются. Вспомнил собственное поступление. Когда у моих ног вылезла призрачная голова, мне, мягко говоря, было некомфортно. И не столько от внезапного появления привидения, сколько от визга, который устроили впечатлительные девчонки.

К тому времени, когда прибыл Хогвартс-экспресс, я успел проголодаться и с нетерпением ждал ужина в Большом зале. Но любопытство по-прежнему никуда не делось, и я устроился на одной из верхних площадок, чтобы понаблюдать, как к главному входу подъезжают кареты со студентами.

— Вы их видите, — утвердительно сказал Флитвик.

Я резко обернулся — не заметил, когда декан успел оказаться за моей спиной, — согласился:

— Да, вижу. Они необычные. И страшные и красивые одновременно.

— Так и есть, — закивал Флитвик, — устрашающе прекрасны в своей уродливости, — декан повернулся ко мне и махнул рукой в сторону входа: — Идемте, мистер Принц. Скоро начнется торжество, — хмыкнул: — А вы быстро сориентировались. Не ожидал.

Я не стал отмалчиваться и признался, что как-то раз бывал в замке и кое-что запомнил. Бросив последний взгляд на фестралов, о которых знал из книг, но которых ни разу до этого дня не видел, вслед за деканом поспешил в Большой зал.

Неудобство и дискомфорт. Именно эти ощущения в первый момент накрыли меня среди толпы студентов. Оказывается, отвык я от больших сборищ. И откровенно-любопытные взгляды, которые кидали на меня не только сидящие за столом Равенкло, но и представители других факультетов, неприятно нервировали и совсем не давали расслабиться.

Старосты были в курсе о новичке и познакомились со мною первыми, потом и остальные однокурсники подтянулись. И я порадовался своему факультету со свойственной ему сдержанностью. Те же гриффиндорцы наверняка уже отбили бы мне плечи или отдавили руку. Но все же я лукавил. Глядя на одну кудрявую девушку, я, пожалуй, впервые пожалел, что сижу за другим столом. Хотя нет, не так. Наоборот, жаль, что она не там, где мне хотелось бы.

Гарри почему-то с Гермионой не было, и ее это, по-видимому, очень беспокоило. Поэтому она и меня заметила не сразу. Но когда заметила, улыбнулась и помахала рукой. Рональд, проследив за ее взглядом, скривился. Через мгновение меня отвлекла беловолосая незнакомка, присевшая рядом. Она отзеркалила жест Гермионы, также помахав рукой кому-то из гриффиндорцев. Оказалось, это был опоздавший Гарри. Удивительно, но мне стало спокойнее, что с ним все в порядке.

Постепенно вниманием всех завладели Шляпа с первокурсниками, выглядевшими, к моей радости, больше взволнованными, чем испуганными, и интерес ко мне быстро начал угасать, а после того как Дамблдор объявил о новых преподавателях ЗОТИ и зельеварения, практически пропал совсем. Все же у Северуса специфическая популярность. Видно было, что никто не сомневался в его профессионализме, но радовались за него только слизеринцы.

Я принялся за еду и теперь сам разглядывал окружающих. Сильно поразило количество студентов, их было гораздо больше, чем училось «там». И узнавал я от силы половину из них. Разве что Слизерин был почти в полном составе. Очень насторожил Драко Малфой. Я помнил его заносчивым, злобным и очень хитрым говнюком, который со своими прихвостнями, несмотря на жесткую дисциплину, умудрялся подстраивать мерзкие подлянки маглорожденным ученикам. Из разговоров на Гриммо я вынес, что и здесь он не подарок. Но тут Малфой выглядел совсем другим, обычным и каким-то одиноким. Но кто его знает, надо будет присмотреться, мало ли что он задумал.

Из своих я знал Белби, Патил, Голдштейна, Чанг, Корнера, МакДугал и нескольких человек с курсов помладше. А с Джерардом Чэмберсом я вообще когда-то дружил и делил комнату.

Джерард кинул на меня такой же изучающе-любопытный взгляд, как и остальные, затем отвернулся и продолжил шептаться с Сэмюэлсом, парнем на курс старше. По долетевшим словам я понял, что они обсуждали квиддич. Выходит, они тут тоже игроки. Джерард был охотником, а Сэмюэлс, если не ошибаюсь, загонщиком.

Я украдкой вздохнул. Не видать мне прежнего дружеского общения. Равенкло и так являлся факультетом одиночек, теперь я и вовсе был для этих ребят абсолютно чужой. Как, собственно, и они для меня.

Атмосфера здешнего Хогвартса разительно отличалась от той, к которой я привык. Казалось бы, возрождение Темного Лорда и официальное признание властями его возвращения должно было очень сильно повлиять на окружающих. Но ничего такого я не увидел, а ощущал всего лишь легкий несерьезный налет тревоги.

Здешние дети в своем большинстве выглядели беспечней, веселее и гораздо жизнерадостней. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Но не исключено, что я ошибался и что-то упускал из виду.

— С тобой удобно, ты почти все время молчишь, — вдруг сказала рядом сидящая девушка, которая махала Гарри.

Я недоуменно выгнул бровь.

— Так я вроде и молчал, — и не очень вежливо поинтересовался: — Ты кто?

Ее я не знал. Такую необычную я бы точно запомнил. Густые белые волосы до пояса, небрежно охваченные у шеи шнурком, бледные брови, глаза чуть навыкате и словно затуманены. Создавалось впечатление, что она только проснулась и теперь отчего-то удивляется. Да и украшения у нее были оригинальные — в виде различных овощей.

Незнакомка выдала мне очень длинный ответ.

По мере ее монолога мое лицо все больше вытягивалось, а соседи по столу стали закатывать глаза и ухмыляться. От кого-то донеслось «полоумная Лавгуд». Я их понимал, и раньше наверняка старался бы держаться от таких «полоумных» подальше. Никогда ведь не знаешь, что может выкинуть человек, который мыслит непонятными категориями и смотрит на мир под совершенно чуждым тебе углом. Но теперь, после своего перемещения, я ко многим вещам относился иначе и замечал чуть-чуть больше. Постепенно до меня начало кое-что доходить, и я уже с неослабевающим интересом начал воспринимать то, что она говорила.

Спустя несколько минут я знал, что зовут ее Луна Лавгуд, что она учится на курс младше, что ее отец редактор и владелец журнала «Придира», что люди, когда молчат, все равно разговаривают, что некие нарглы вызывают размягчение мозга, и что у всех есть мозгошмыги, но не все их держат под замком в своих сундуках. Что я их держать умею, но мой «сундук» дырявый, и они иногда вылетают наружу.

На последних словах я не удержался от смеха:

— А ты смешная, Луна Лавгуд.

Девчонка, оказывается, сильный эмпат. Редкое умение. Мысли она читать не может, а вот улавливать сопутствующие им эмоции — вполне. Правда, названия она им придумала своеобразные. Не представляю, как с такой способностью она еще умом не тронулась. Хотя, может быть, немного все же тронулась.

Я вспомнил Лавгуда. Был такой безобидный чудак. Одинокий вдовец, который все время разговаривал с воображаемой дочкой. Выходит, в этой реальности дочка у него настоящая.

Луна улыбнулась чему-то понятному только ей одной и вернулась к тарелкам. Я продолжал посмеиваться. Некоторые сокурсники неодобрительно поглядывали в мою сторону и, по всей видимости, решили, что и у меня не все в порядке с головой. Не так уж они и ошибались. Хоть головные боли давно перестали беспокоить, но на виски при сильном волнении иногда давило. Ну так ничего удивительного: сундук-то еще дырявый и до конца не починен!

День оказался слишком выматывающим и богатым на впечатления. Я устал от людей и от шума, жаждал отдыха и одиночества, и с превеликим удовольствием отправился вместе со своими в родную башню.