Под куполом (гет)

Гермиона>

Поцелуй выходит неуклюжим и смазанным, и они быстро отстраняются друг от друга, разжимая руки. Рон пристально разглядывает ее лицо, словно пытаясь что-то отыскать, и Гермиона слабо улыбается в ответ. Он изменился за эти почти два месяца: рыжая щетина прочно обосновалась на подбородке, волосы слегка отросли и теперь лежат непокорными рыжими прядями, в глазах — серьезность и печаль, но едва заметная, едва различимая.

— С семьей все хорошо? — спрашивает она сразу, поправляя воротник на его клетчатой рубашке. — Как Молли? И как вы оказались здесь?

— Мы снова ушли в подполье, — на губах Рона выступает усмешка. — Только в этот раз без Гарри и без тебя. Портключ нам помогла создать Гуссокл — автор наших учебников, помнишь? Она сама как-то разыскала нас у Мюриэль, ее магия невероятна. В самом Лондоне творится полный хаос, отца уволили через неделю после того, как тебя утащил этот подонок, он чудом ушел от гоблинов. Город под властью этих тварей, и большинство волшебников находятся под каким-то заклинанием одурманивания и подчинения. Кингсли мертв.

Гермиона понимающе кивает головой. Она давно догадывалась, что Кингсли погиб. Жаль! Он был хорошим другом и сильным волшебником…

— Что с Гарри? — взволнованно спрашивает она.

— В Азкабане, — Рон сердито топает ногой. — Я пытался его вытащить, но пока что это нереально. Они закрыли его в самой сложной, самой глухой камере с кучей защитных проклятий. Меня парализовало, когда я уже прорывался к нему, так что ребятам пришлось все бросить и спасать меня и самих себя. Мама побелела, когда меня принесли домой, думала — все. Но проклятие удалось снять, так что я бросился за тобой, как только узнал, что ты здесь.

Гермиона пытается не представлять себе парализованного Рона, поэтому приподнимает брови:

— Ребятам?

— Джорджу, Симусу, Невиллу и Дину, — Рон довольно улыбается. — У нас вроде как команда, и мы неплохо справляемся. Гарри смог передать нам информацию о тебе, и вот — мы помчались в чертов Париж сломя голову, чтобы забрать тебя домой.

Гермиона чувствует, как пальцы резко холодеют.

— Домой?

— А ты жаждешь остаться с Малфоем?

— Рон, послушай…

— Пойдем, — он берет ее за руку — совсем иначе, чем Малфой — решительно и уверенно. — Иначе ребята меня потеряют. Ты отрастила волосы? Мне казалось, раньше они были несколько короче.

Гермиона вздыхает, закатывая глаза. Когда Рон в таком настроении, ему бесполезно что-то объяснять, нужно дождаться, пока он успокоится от нахлынувших эмоций и включит голову. У зала номер двадцать пять Рон останавливается и смотрит на нее с внезапным отчаянием:

— Мне безумно тебя не хватало, честно. Когда ты исчезла — я чуть с ума не сошел. Не хотел верить, что ты могла сбежать добровольно вместе с этим бледнолицым ублюдком. Не хотел думать, что ты даже не оставила мне записку. Я искал хоть какую-то зацепку, хоть какое-то объяснение твоему исчезновению.

Рон смотрит на нее выжидающе, и Гермиона сглатывает, не зная, как правильно объяснить — прежде всего, самой себе — причины молчания и побега из-под Купола без него. Буквы не складываются в слова, и она только произносит:

— Давай потом спокойно поговорим? На нас полчаса назад напала чупакабра…

— Чупакабра? — брови Рона взлетают вверх, и на лице появляется озадаченное выражение, какое бывало на занятиях у МакГонагалл. — На «нас»? А то я думаю, почему этот ублюдок хромает.

— Прекрати его так называть, — Гермиона сердито поджимает губы. — Я обещаю все-все рассказать, Рон. Но сейчас есть дела поважнее.

Она первая входит в зал под удивленным взглядом Рона и сразу замечает связанного Малфоя, сидящего на полу у пыльной батареи. Его лицо напоминает один большой синяк: губы разбиты, правый глаз заплыл, на щеке — ссадина. И с его икры все еще капает кровь. Гермиона замечает довольную усмешку Рона и тут же возмущенно интересуется:

— Какого дьявола здесь происходит?

Джордж приветственно распахивает объятия, Невилл, Симус и Дин улыбаются, но Гермиона проходит мимо них и садится на корточки возле Малфоя. Он смотрит на нее, не произнося ни слова, и что-то в выражении его глаз пугает ее.

— Релашио! — произносит она быстро, и веревки, связывающие Малфоя, тут же падают на пол и исчезают. — Да что с вами со всеми сделали? Пятеро на одного, хороши ребята!

— Спасибо, Грейнджер, — Малфой поднимается на ноги, опираясь рукой о подоконник. — И возьми бинты и мазь, я все равно не успел ими воспользоваться. Само как-нибудь заживет. Ты будешь объяснять ситуацию этим идиотам или предоставишь возможность мне?

Гермиона переводит взгляд с его лица на лицо Рона. Они смотрят друг на друга вызывающе и свысока, и к этому примешивается еще одно странное, едва ощутимое чувство соперничества. Мерлиновы кальсоны! У них нет на это времени: остались еще две картины, и пазл может окончательно сложиться.

— Какую еще ситуацию? — Рон непонимающе хмурится.

— Мы… мы ищем артефакты, — Гермиона сжимает руки, и Малфой смотрит на нее мрачно. Ей хочется достать бадьян и промыть его заплывший глаз. — Чтобы вернуть мир в прежнее состояние. Эти артефакты невозможно искать всей толпой, и потом — нужны некоторые знания, чтобы искать их в правильных местах.

Джордж за ее спиной насмешливо фыркает.

— Все понятно, ребят, мы и так настолько тупы, что даже не помним название музея. Как там его? Хлювр? Блувр?

Гермиона в защитном жесте скрещивает руки на груди.

— И кто, например, написал картину «Мона Лиза»? Или, может быть, ты знаешь, на каком полотне изображена Дама с пятью чувствами?

Симус и Дин беспомощно переглядываются, а Джордж присвистывает, обходя Гермиону по кругу.

— Надо же, смотрите-ка, а у нас тут клуб знатоков искусства. Спорю на галлеон, что вы принимаете членов выше уровня «Гойл»? И что тогда в нем делает эта слизеринская крыса?

Малфой резко вытаскивает палочку, и Джордж отлетает в сторону, не успев применить щитовые чары. Гермиона сразу встает между ним и Роном, в глазах которого бушует ярость.

— Хватит! — она повышает голос. — Мы больше не в Хогвартсе по разные стороны войны, мы теперь на одной стороне. Семью Малфоя выбросили за пределы Купола умирать…

— Вполне заслуженно, — огрызается Рон, и Малфой отвечает ему презрительным взглядом. — Их семья натворила много бед для нашего мира, если ты забыла, Гермиона. Тебя пытали в их чертовом поместье!

— Нарцисса спасла Гарри в Запретном лесу, — напоминает она успокаивающе. — Или мы все учимся вести себя мирно, или наше дело обречено на провал. Пожалуйста, ребята, нам некогда ссориться и обвинять друг друга в прошлых грехах. У нас остались еще две картины, на которых можно найти шифр. Предположительно, вот эти картинки, что я написала первыми в списке, но если я ошибаюсь, тогда придется проверить и другие залы. Осторожно, в крыле Денон — агрессивный призрак. Я поймала его в ловушку, но он вполне мог освободиться…

Симус и Дин радостно оживляются при слове «призрак», Джордж и Невилл двигаются к дверям, взяв с собой список картин, но Рон остается стоять напротив Гермионы, пристально разглядывая ее лицо.

— А ты не идешь? — спрашивает он тихо, наблюдая, как она тянется к бисерной сумочке.

— Я помогу Малфою и присоединюсь к вам, — отвечает она спокойно, доставая бадьян и ватные тампоны. — И, пожалуйста, не нужно так на меня смотреть.

Рон ничего не отвечает, несколько секунд стоит неподвижно, следя за ее движениями, потом выходит вслед за Симусом и Дином. Гермиона поворачивается к Малфою, и ее пальцы дрожат. Она торопливо смачивает тампон в настойке и осторожно проводит по распухшему глазу. Малфой шипит, но не двигается, только смотрит на нее снизу вверх. Гермиона не замечает этого взгляда, в голове у нее носятся сотни мыслей о том, что может подумать Рон, если узнает, что они с Малфоем столько прошли, что они спасают друг друга и что… спят в одной комнате. Мерлин, как это пошло звучит со стороны, но ведь между ними ничего нет, это просто… просто взаимное сотрудничество, на крайний случай — дружба, но Рон когда-то до чертиков ревновал ее к Гарри, что говорить теперь…

Рука Малфоя вдруг сжимает ее запястье.

— Ты не обязана оправдываться, Грейнджер, — произносит он негромко, но уверенно. — Ты ни в чем перед ним не виновата. Он ни черта не знает о том, в каком дерьме мы с тобой побывали.

— Я знаю, — она кивает и осторожно спрашивает: — Что-то случилось?

Из залов доносится радостный крик, и Малфой выпускает ее запястье, отрицательно покачав головой, но Гермионе кажется, что он просто не хочет ничем делиться, во всяком случае, сейчас. Что ему наговорили ребята?

Рон увлеченно изучает горящие синим цветом буквы на полотне Рафаэля, складывающиеся в слово «Слух». Джордж рассматривает картину скептически, Невилл что-то зарисовывает в блокнот.

— Не понимаю, почему «Слух» спрятан на картине про религию, а не на той, где люди играют на лютне? — интересуется Рон, указывая на соседнее полотно. — Чушь, да еще и персонажи совершенно неживые.

Малфой закатывает глаза, останавливаясь рядом с ним.

— Потому что мать слышит то, что хочет сказать ей ребенок, — произносит он насмешливо. — Только, боюсь, понять это у тебя мозгов не хватит. Как там ваш идиотский магазин, придумали еще больше бредовых вещиц, которые никому не нужны?

Гермиона бросает на него укоризненный взгляд и дергает Рона за рукав, чтобы пресечь на корню зарождающуюся перепалку. Все вместе они проходят в следующий зал, где Дин и Симус кружат возле красного призрака, до сих пор находящегося в ловушке. Джордж с восторгом присвистывает:

— Вот это невиданный экспонат! Его бы детям показывать в специальной комнате ужасов, можно такую завести после повторного открытия магазина. Классная идея, правда, Рон?

— Обалденная, —отвечает вместо Рона Симус и поднимает вверх большой палец. — Я первый приду пугаться, если наберете классных чудовищ. Можно еще дарить сертификаты на посещение комнаты в дни рождения или семейные праздники, например.

Гермиона неуверенно переступает с ноги на ногу:

— Для открытия такой комнаты нужна как минимум лицензия на проведение опасного аттракциона, а еще прохождение техники безопасности. Приходит инспекция и…

Джордж издает тихий стон.

— Гермиона, ради всего святого, только не начинай.

— Не подсказывай, Грейнджер, — Малфой презрительно кривит губы. — Когда у них помрет какой-нибудь любопытный ребенок, сунувший палец в ловушку со зверюгой, тогда они и забегают. Детей на земле много — одним больше, одним меньше — какая разница.

Гермиона тяжело выдыхает. Вот поэтому она и не рассказала Рону о том, что собирается возвращать прежний мир: сосредоточиться в атмосфере взаимных издевок невозможно. Она демонстративно проходит в следующий зал и, остановившись перед огромным полотном — «Брак в Кане», — негромко выдыхает:

— Явись!

Буквы проступают словно изнутри, и подоспевшие ребята шепотом читают:

— «Запах. Последний ингредиент у Дамы, что сидит между летом и весной».

Малфой тут же переглядывается с ней, и Гермиона читает в его глазах то же непонимание, которое ощущает сама. Если бы только рядом никого не было! Она бы предположила, что все остальные картины должны хоть как-то отражать сюжет картины или, может быть, скульптуры с Дамой. Но рядом с ней стоит Рон, и Гермиона лишь сглатывает, чувствуя, как сердце разрывается между двумя противоречивыми желаниями: вернуться с ним домой и остаться с Малфоем, продолжая их запутанный путь. Вот только дома уже давно нет и не будет, если она не приложит все усилия для его возвращения.

Переписав фразу в блокнот Гуссокл, Гермиона предлагает разложить палатку и передохнуть, хоть и видит, что эта идея совершенно не нравится Малфою. Джордж применяет заклинание расширения, и внутри палатки появляются еще две комнаты и дополнительная ванная. Мальчики достают продукты, которые им дала с собой заботливая Молли, и Гермиона при помощи Невилла готовит простенький ужин на всех: рис, салат из не очень вкусных зимних овощей и чай с яблочным пирогом, надежно завернутым в коричневую бумагу руками Молли Уизли.

— Я добыла Молли автограф Селестины Уорлок, — делится она с Роном, садясь рядом с ним за стол.

— Она будет в восторге, — хмуро отвечает он и недоверчиво спрашивает: — Вы были на концерте Уорлок?

— Мы плыли с ней на одном корабле, — отзывается Гермиона, наблюдая, как Малфой, едва притронувшись к еде, смотрит в пустоту перед собой. — Всем приятного аппетита! Я очень рада вас видеть, честное слово.

— Малфой, — Невилл неуклюже двигает кружку с чаем по скатерти. — Ты это, извини, мы немного погорячились. Рон сказал, что ты держишь Гермиону в заложниках, и…

— Проехали, — Малфой оживает и демонстративно принимается разрезать бекон. — Грейнджер права: мы должны держаться вместе, хотя мне это и не приносит никакого удовольствия. Сведем счеты потом, если вам этого захочется.

Последняя реплика относится, конечно, к Рону, и Гермиона замечает, как на мгновение замирает его рука, держащая вилку. Минут пятнадцать все молча едят, а потом расходятся по комнатам, оставляя их с Роном наедине. Гермиона собирает тарелки и взмахом палочки отправляет их в маленькую раковину, а Рон складывает оставшийся хлеб и овощи в походный холодильник.

— Еще чашку чаю? — нервно спрашивает он, глядя, как она суетится с посудой.

— Нет, спасибо.

— Гермиона, давай поговорим, — Рон косится на закрытые двери. — Я не могу больше изображать эту комедию, делая вид, что совсем не удивлен вашим отношениям с Малфоем.

Она тяжело-тяжело выдыхает и, сдавшись, садится напротив него за стол. Как ему объяснить, чтобы он поверил?

— У нас нет никаких отношений.

— И он не наложил на тебя Империо, чтобы увести из Лондона?

— Нет.

В голубых глазах Рона отражается вселенское непонимание.

— Тогда почему ты не сказала мне, что собираешься спасать мир?

Гермиона нервно поджимает губы.

— А ты бы стал добровольно сотрудничать с Малфоем? Да вы бы перегрызлись через десять минут. Потом обязательно в это дело влез бы Гарри, а я посчитала, что с него хватит одного самопожертвования. И — честно — я не хотела, чтобы ты оставлял Джорджа в такой ситуации с магазином, вы…

Рон мягко поднимает руку в знак протеста, прерывая ее.

— Джорджу двадцать, Гермиона. Он справился бы и сам, не говоря о том, что Ли и остальные всегда готовы ему помочь. Мы с тобой прошли вместе слишком много, чтобы я не выбрал тебя. Я боюсь тебя потерять, всегда боялся. А ты сбегаешь с Малфоем черт знает куда. Ладно… Я понимаю. Нет, я ни черта не понимаю, но, допустим, ты решила, что так будет лучше для меня, потому что я привык к сытой жизни под крылом у мамы?

Гермиона обхватывает голову руками. Нет, невозможно объяснить тому, кто не желает понимать.

— Начинается. Зачем ты мне это вспоминаешь?

— Какая тогда еще может быть причина того, что ты не пришла ко мне, когда явился этот тип? — Рон начинает по-настоящему сердиться. — Я просто хочу знать ответ, я ломал над ним голову все эти бесконечные дни. Может быть, я тупица…

— Я не знаю, — вдруг говорит она тихо. Правде не нужна сила голоса, ей хватит и шепота. — Я не знаю почему, Рон.

Он смотрит на нее удивленно, но теперь с некоторым смирением. Наверное, уже успел придумать себе все возможные и невозможные причины и теперь в смертельной обиде, которую успешно прячет под щетиной.

— Ты не… Ты не вспоминала обо мне? — спрашивает он очень тихо.

— Каждый день, несколько раз в день, — горячо отвечает она, улыбаясь. — Все думала, отрастишь ли ты бороду из-за того, что меня нет рядом. Я очень скучала все это время, даже больше, чем мне казалось.

Рон стремительно поднимается и, обняв ее, прижимает к себе. В этот раз поцелуй напоминает настоящий — долгий и чувственный — и Рон довольно улыбается, словно разом позабыв все свое недавнее недовольство. Гермиона проводит рукой по его отросшим волосам.

— Мне так даже больше нравится, — говорит она, краснея. — Приятно запускать в них пальцы. Обещай, что так и оставишь.

Рон, разумеется, обещает, и они располагаются на скамеечке у негорящего камина, чтобы уже спокойно обсудить все новости, которые накопились с обеих сторон как две лавины. Гермиона кратко рассказывает о рунах и о гоблинах, едва затрагивая некий артефакт, последний ингредиент, о котором они с Малфоем даже не пытались думать. Рон же передает ей привет от Молли и красочно описывает жизнь у тетушки Мюриэль, где они скрываются уже больше месяца. После того, как Гермиона исчезла, исчез Гарри, Артура чуть не сцапали на работе, а во «Вредилки» нагрянула инспекция, забравшая все товары на экспертизу. Джордж был в таком ужасе, что не произнес ни одной шутки до тех пор, пока они не связались с Гарри. Практически все, кто когда-то хоть косвенно был на стороне Отряда Дамблдора или Ордена Феникса, подались в бега и теперь воюют с гоблинами открыто. Косой переулок открыт лишь для своих, сейфы неугодных в Гринготтсе заблокированы, самое необходимое можно купить втридорога, на дорогах — патрули. Те, кто не успел уйти, находятся под воздействием гоблинов.

— К сожалению, Перси и Чарли — против нас сейчас, — глаза Рона зло блестят, — они оба были на работе, когда нагрянули эти остроухие. Билл от этого невероятно зол, Флер каждый вечер просит его не выходить на улицу, у них все-таки ребенок… Но мы вернем моих братьев назад вместе, правда?

И он снова смотрит на нее выжидающе, словно ждет подтверждения, но Гермиона рассеянно пожимает плечами, пытаясь представить себе мрачный Лондон, описываемый Роном.

— Ты нужна родителям, мне, Гарри и моей семье, — произносит Рон убедительно, сжимая ее ладонь в своей. — Малфой справится сам. А мама места себе не находила, когда ты исчезла, ты для нее стала родной.

Гермиона встает и нервно расхаживает по комнате. В словах Рона есть доля правды; кроме того, с новыми знаниями, полученными в Хогвартсе, она может помочь вытащить Гарри из Азкабана…

— Снейп жив, — произносит она чуть слышно, вспомнив злое лицо профессора. — Только теперь он прикован к креслу и ведет себя куда отвратительнее, чем раньше.

Рон широко зевает, прикрывая рот рукой в самый последний момент, и Гермиона морщится. Манеры Рона остаются неизменными, в какой бы стране он ни оказался. И это немного успокаивает ее.

— Я знаю, — говорит он устало. — Миранда Гуссокл в перерыве между написанием нового учебника сказала, что нашла мать Малфоя и отвезла ее в Хогвартс. Старший-то Малфой помер, я совсем забыл тебе сказать. Я так толком и не понял, от чего. Кажется, он последнее время сильно болел.

Кровь приливает к ее лицу, и во рту пересыхает. Так вот почему у Малфоя такое мертвенное выражение глаз. Он старается держаться, но держаться невозможно. И его неоднозначные отношения с отцом, которые он так и не успел наладить, будут его мучить. Гермиона отчаянно трет пальцами виски. Что ему сказать? И стоит ли прямо сейчас? Нет, наверное, не стоит.

— И ты, конечно, вывалил всю правду вместе с ударами? — Гермиона сердито сдувает прядь волос с лица. — Прекрасно.

Рон сразу начинает закипать. Ему, разумеется, совершенно не нравится, что она провела в обществе Малфоя столько времени, так что он будет всеми силами уговаривать ее уехать с ним в Лондон. Но даже если бы Малфой не оказался в такой ужасной ситуации — как он справится один? Во всех передрягах они выручали друг друга. Одному такая миссия не под силу, здесь нужно быть или Дамблдором или Снейпом.

— Я не знал, что ты пошла с ним добровольно, Гермиона. Любой на моем месте врезал бы ему за все настоящее и прошлое.

Гермиона молча ставит чайник на огонь. Рон провожает глазами каждое ее движение, и она понимает, что он тоже ни в чем не виноват. Как бы отреагировала она сама, если бы, допустим, он сбежал с Пэнси Паркинсон? Нужно перестать выяснять отношения и сосредоточиться на главном: броши и Даме, о чем она и сообщает вслух. Рон делает круглые глаза, услышав о Винде Розье.

— Эта старуха еще жива? Мама ее ненавидит.

— Почему?

— Она убила кого-то из нашей семьи очень давно. Поверить не могу, что ты ночевала у нее в доме и осталась жива, — Рон берет из пакета печенье. — Видимо, она надеется, что эта брошь тебя прикончит, а ее руки останутся чисты.

Гермиона снова пожимает плечами. Они пьют чай, молча смотря друг на друга, потом выключают свет и идут в маленькую спальню, где последнее время они ночевали вместе с Малфоем. Гермиона торопливо переодевается в пижаму и забирается под одеяло, слушая, как Рон плещется в душе. Черт! Трудности кажутся не такими уж и трудными, когда дело касается отношений. Слова — худший помощник. Хочешь объяснить — а получаются чепуха и искажение. И в ее голове проносятся слова о лепестках и шипах.

Рон как обычно засыпает почти сразу, как возвращается из душа, привычно сопя и ворочаясь, и Гермиона выскальзывает из спальни, завернувшись в плед и захватив с собой палочку. Она знает, что Малфой не спит — никто бы не смог уснуть после таких новостей — и ей казалось, что она слышала его шаги на кухне после того, как они с Роном легли.

В первых трех залах пусто, только старинные рамы картин тускло блестят в темноте. Гермиона осторожно заглядывает в следующий зал: Малфой стоит у окна и, услышав шаги, резко смахивает что-то со щеки. Обернувшись, он резко, почти грубо спрашивает:

— Что тебе нужно, Грейнджер?

Она качает головой, хоть он и не видит, отвернувшись обратно к окну.

— Ничего. Я просто… Я пойду тогда.

— Останься, — произносит он мягко, когда она уже почти достигает дверей. — Пожалуйста.

Гермиона подходит к нему и останавливается рядом. Они не смотрят друг на друга, долго стоя в тишине, и только потом Гермиона, поддавшись порыву, кладет свою руку поверх его руки, лежащей на подоконнике. Малфой не отстраняется — наоборот, он переворачивает ее ладонь и крепко сжимает в своей. Так, словно она ему нужна, так, словно она — якорь, за который можно ухватиться.

— Уедешь с ним? — спрашивает он, глядя на нее искоса.

— Я не знаю.

— Поттер справится без тебя. Они все справятся без тебя, Грейнджер.

Гермиона с досадой закусывает губу.

— Малфой, все это невероятно сложно, я не могу объяснить, что сейчас творится в моей голове. И мне нужно время, чтобы подумать.

Он кивает, выпуская ее руку. Гермионе отчего-то хочется, чтобы он продолжал касаться ее, но она тут же выкидывает эту мысль из сознания.

— Твоя мама в безопасности, как ты и мечтал. Думаю, Снейп позаботится о ней, он же помогал тебе, и по ее просьбе в том числе.

— И слава Мерлину, — отзывается он глухо. — Я не могу представить для нее более безопасного места, чем Хогвартс. Он стоит до последнего в любых ситуациях, а рядом с Северусом ей абсолютно нечего бояться. Мне только больно представлять, как она переживает смерть отца. Мама любила его, любила по-настоящему, несмотря на то, что их брак был задуман ради соединения двух аристократических семей. Отец же относился к ней с теплотой, но я не уверен, что он любил ее так же сильно или любил вообще, амбиции часто затуманивали его взгляд на то, что нужно ценить больше всего на свете. Я до сих пор не знаю, простил ли я его и прощу ли, но я бы поговорил с ним и уж точно не хотел бы, чтобы все оборвалось вот так нелепо. Он действительно болел, Грейнджер. И я не смог ему помочь. Мне следовало прийти к тебе гораздо раньше.

Гермиона смотрит на него с искренним сочувствием.

— Если мы все исправим…

— Даже если мы все вернем назад, мертвые не станут живыми, — в его словах слышится горечь.

— Малфой, я знаю, что слова пусты и не принесут облегчения, но я тебя поддерживаю, правда. Я всем сердцем хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Ребята не знают, что ты давно изменился.

Малфой резко поворачивается к ней, и его глаза блестят в полумраке.

— Мне плевать на них, Грейнджер. Ты знаешь — и этого достаточно. Ты и мать — мне этого хватит. Уизли могут брызгать ядом сколько им угодно. Ты почему не спишь? Из-за меня?

Гермиона отчаянно сплетает пальцы.

— Отчасти. И, кроме того: я, конечно, очень рада видеть Рона, но в нем что-то поменялось, и еще больше поменялось во мне. Я должна была прыгать от радости, а я лишь стою и улыбаюсь. И сейчас я рядом с тобой, а не с ним. Это такое странное ощущение, словно я доверяю тебе больше.

Малфой ничего не отвечает, рассматривая ее лицо в тишине. А потом произносит:

— Иди спать, Грейнджер. Я тоже заставлю себя уснуть, потому что завтра нас ждет поиск чертовой броши и проклятая Дама с пятью чувствами. И еще какие-то весна и лето. Две противоположные силы борются — ты тоже думала об этом? Сплошные намеки. И думать придется нам с тобой, потому что остальные присутствующие не обременены интеллектом.

Гермиона возвращается в палатку первая и на цыпочках входит в спальню. Когда она забирается под одеяло, ей кажется, что Рон не спит, но она не решается произнести ни слова. В голове у нее носятся обрывки мыслей, и ей то хочется вернуться, то остаться. Должно же случиться что-то, что подскажет ей правильный ответ. Засыпая, она чувствует в комнате слабый аромат мужского одеколона, которым пользовался еще мистер Уизли. Наверное, Рон позаимствовал его у отца.

Драко

После того, как Грейнджер уходит, Драко еще некоторое время стоит в пустом зале, слушая, как в дальнем углу скребется одинокая крыса. Грейнджер ушла, и боль, охватившая сердце после новости, которую ему швырнул в лицо Уизли, возвращается с новой силой. Драко думал, что не хочет видеть ни Грейнджер, ни кого другого на свете, кроме матери, но когда она появилась за спиной, ему вдруг стало намного легче.

Возвращаясь в палатку, Драко вспоминает слова Роджера о том, что таких девушек нельзя упускать, если они оказываются в твоей жизни, и с каждым днем эта мысль все больше укрепляется в нем, хоть и неосознанно. А слова Грейнджер о том, что она не понимает, почему не скачет от радости при виде Уизли, дают ему крошечную надежду на то, что она останется, а не уедет в Лондон. Драко не хочет, чтобы она уезжала, но не сможет ей об этом сказать. Неправильно было бы перетягивать ее на свою сторону, нужно предоставить ей выбор, хотя он и не представляет себе, как будет искать оставшиеся руны самостоятельно.

Утром он приходит на кухню рано и застает там Уизли, который сидит за столом и читает позавчерашний выпуск «Придиры».

— Его еще выпускают? — холодно интересуется Драко, ставя сковороду на огонь. — Что, не прибили еще Лавгуда?

Уизли волком смотрит на него поверх желтых страниц.

— Тебе какое дело? Лавгуды чуть не погибли по вине твоего распрекрасного Лорда, Малфой. Полумну держали много месяцев в подземелье твоего поместья. Каково это — ощущать себя последним подонком?

Драко молча разбивает яйца острым ножом, мечтая отрезать им Уизли язык по самый корень.

— Гермионы нет, так и сказать нечего? Не хочешь без нее тратить свое остроумие на меня?

Драко даже не оборачивается.

— Грейнджер здесь не при чем, оставь ее в покое.

Рон тихо присвистывает.

— Удивительно. После стольких лет открытой ненависти к ней лично и к магглорожденным в целом ты просишь не вмешивать ее в разговор. Влюбился, что ли, Малфой? Так ты ее мизинца не стоишь.

Драко щедро кладет бекон поверх белка и посыпает луком.

— А ты вообще ее не стоишь, и что?

— Я заберу ее с собой, Малфой, — Уизли страшно выпучивает глаза. — С рунами тебе поможет кто-нибудь другой. Возможно, даже Гарри или Невилл. Я не хочу подвергать Гермиону опасности. Мы уже искали что-то подобное, и это был ад.

Драко равнодушно дергает плечом.

— Лондон ничуть не безопаснее, а, возможно — намного опаснее, чем поиск рун. Гоблины на каждом шагу, гоблины, которые не помнят, чей ты друг или враг, Уизли. Сейчас тем, кто борется, нигде не безопасно, так что перестань нести пафосный бред. Ты ей никто, не муж и не отец, так что она вполне способна решить сама, что ей делать.

Уизли стискивает кулак и медленно его разжимает, с усилием успокаивая себя. Драко с сожалением думает о том, что неприязнь к Уизли пересилила в нем желание подружиться с Поттером тогда, в вагоне поезда. Его гордыня не позволила ему подойти позже и сказать: «Поттер, давай поговорим?» — и все, все в его жизни могло пойти совершенно другим путем. Он мог стать другим, вопреки отцу.

Перед глазами пробегает сцена в мэноре летом: отец сидит на скамейке, читая «Пророк», и теплый ветер играет с его волосами, мать упоенно нюхает розы, а он сам пытается притянуть бабочек невербальным заклинанием. Тогда они с отцом еще понимали друг друга.

Уизли демонстративно закрывается «Придирой», потому что аргументов у него нет, и Драко завтракает в относительной тишине. Грейнджер выходит из спальни через полчаса, сонная и трущая глаза. Драко с отвращением думает о том, что Уизли лез к ней прошлым вечером. Пусть даже со своими слюнявыми поцелуями. Он представляет это себе в красках и едва удерживается, чтобы не поморщиться.

— Доброе утро, — она неловко улыбается, переводя взгляд с одного на другого. — Вы не деретесь и не кричите. Уже хорошо. Что у нас на завтрак? Вы делали яичницу?

— Я делал, — спокойно уточняет Драко, поднимаясь и ставя тарелку в раковину. — Там немного осталось.

Грейнджер смотрит на половину яичницы на сковороде и едва заметно улыбается его слову «немного». Он, конечно, нарочно сделал больше, чтобы она не возилась с завтраком на всех. Она не наседка Уизли, чтобы кормить эту наглую ораву.

— Спасибо, я думаю, мне как раз хватит, — она включает плитку на две минуты, чтобы слегка разогреть блюдо. — Рон, ты что-нибудь будешь? Рон!

— Обойдусь сэндвичем, — отвечает тот сердито. — Гермиона, предлагаю завтракать и возвращаться в Лондон. У меня с собой портключ, который активируется голосом. И плевать на сделку с Розье, она тебя отсюда не достанет, тем более, ты сама говоришь, что это опасно.

Драко искоса смотрит на Грейнджер, посыпающую яичницу солью. От мысли, что она действительно может уехать, сердце сразу неприятно сжимается. Но Грейнджер авторитетно заявляет:

— Я никуда не вернусь, пока не расшифрую загадку с Дамой.

Уизли откидывается на спинку стула, разглядывая ее лицо. Он недоволен — и это заметно.

— Хорошо. Когда мы найдем эту Даму, ты обещаешь вернуться со мной в Лондон? Мама тебя очень ждет и переживает. И Джинни нужна поддержка, она плохо спит и совсем бледная — с тех самых пор, как Гарри забрали в Азкабан.

Грейнджер уже собирается ответить, но в этот момент на кухню выходят остальные ребята, и комната наполняется шумом. Драко сразу чувствует себя лишним и поворачивается к выходу из палатки.

— Нам нужно подумать о Даме, Малфой, — окликает его Грейнджер, заметив попытку побега. — И поискать брошь. Винда дала примерное описание книги, но под него подходят три варианта.

Уизли-близнец сразу поднимает голову, отрываясь от чашки с растворимым маггловским кофе.

— Винда? Винда Розье? Эта старая мерзавка еще жива?

— Мы заключили с ней сделку, Джордж, — поясняет Грейнджер в ответ на его изумленный взгляд. — У нас не было другого выхода, честное слово. Откуда мне было знать, что вы явитесь сюда через портключ и предложите вернуться в Лондон? Не говоря о том, что вы все обязаны заключить сделку в течение суток — иначе нас найдут и здесь, во дворце. Либо уйти до истечения двадцати четырех часов.

Долгопупс задумчиво листает книгу с шедеврами Лувра, разглядывая растения на картинах, Финниган и Томас о чем-то шепчутся в стороне, и когда Уизли бросает на них вопросительный взгляд, Финниган разводит руками:

— Мы не можем застрять здесь, Рон. Ты знаешь, что сейчас каждая палочка на счету, и пока мы болтаемся здесь среди картин, дома могут погибать люди. Гермионе не грозит опасность, так что забираем ее с собой — и сваливаем.

— Я не вещь, чтобы меня забирали. И кто-то должен остаться с Малфоем, — Грейнджер сердито отодвигает тарелку. — Руны вернут мир на прежнее место, как вы не понимаете! Это наша главная задача.

Уизли смотрит на нее с сомнением.

— Но ты не знаешь ни заклинания, ни последнего ингредиента. Это блуждание в темноте, Гермиона, и мы это уже проходили. Нам тогда просто повезло и лишь потому, что Гарри слышал мысли Реддла внутри себя. Вряд ли Малфой слышит в голове голоса гоблинов.

— Ты тогда бросил нас, устав от поисков, ты не верил, что Гарри сможет найти все крестражи, и сейчас предлагаешь мне сделать то же самое? — ее брови взлетают вверх. — Но мы с Гарри тогда остались вдвоем. Предлагаешь отрастить Малфою лишнюю пару рук и глаз, чтобы он одновременно мог сражаться на всех фронтах?

Драко усмехается, мысленно представляя себе эту возможность.

— Гермиона, у этого человека М

етка на руке, — Уизли-близнец наклоняется к ней. — Из-за него погиб Фред. Он пытался убить Дамблдора. Прости, но я не понимаю, с чего вдруг ты взялась его защищать.

— Хватит давить на нее, — Драко скрещивает руки на груди. — Предлагаю переходить к делу. Я могу справиться с поиском рун сам. Если вдруг найдется человек, который сможет мне помочь — я буду рад. Если пойду дальше самостоятельно — значит, так тому и быть. Но сегодня нам все равно нужно найти брошь и обсудить все возможные версии Дамы.

Уизли пронзает его презрительным взглядом, но Грейнджер тут же поднимается и накидывает на плечи кофту — в залах прохладно, а на улице все еще февраль. Они молча выходят из палатки, держа палочки наготове. Брошь можно найти только в крыле со средневековым прикладным искусством, и они всей толпой направляются туда. Уизли идет рядом с Грейнджер, держа ее за руку, и Драко несколько раз ловит на себе ее нервный взгляд.

Что она хочет ему сказать? Что уйдет с Уизли?

Жемчужная брошь оказывается спрятана в окладе книги десятого века, и Грейнджер, осторожно сняв защитное стекло, уже тянется к ней, чтобы вытащить из потайного углубления. Внезапно в книге что-то щелкает, и Драко, не успев подумать, хватает Грейнджер за запястье.

— Стой, — произносит он резко, и словно в ответ на его слова из корешка книги выдвигается крошечная игла. — Видишь? Она уколола бы тебя — и прощай, этот мир. Винда об этом прекрасно знала. Акцио, брошь!

Вместе с брошью из книги вылетают несколько крошечных стилетов, и Уизли вовремя успевает применить щитовые чары. Остальные присвистывают, с некоторым удивлением глядя на спокойные лица Драко и Грейнджер.

— Вы оба выглядите так, словно подобное происходит по пять раз за день, — выдает Долгопупс после некоторого молчания. — Похуже будет, чем в Лондоне. И что нужно делать с этой брошью, чтобы выполнить сделку?

Грейнджер бережно заворачивает украшение в носовой платок и прячет в карман.

— Вернуть владелице. А теперь назовите мне всех Дам, которых вы знаете. Первых, что придут в голову.

— Полная Дама, — говорит близнец.

— Виолетта, — предполагает Финниган, а Томас попросту качает совершенно пустой головой.

— Мадам Помфри, — улыбается Долгопупс, и Драко закатывает глаза. — Шучу. Честно говоря, никакой Дамы припомнить не могу, кроме Серой Дамы, привидения Когтеврана.

— Дама с обоев в нашей гостиной, — произносит вдруг Уизли, и Грейнджер вздрагивает, глядя на него вопросительно. — Ты что, не помнишь? Красные обои, рисунок как в средневековье, нелепый и смешной. Шесть разных рисунков, и везде — Дама. И рядом с ней — Лев и Единорог.

Карие глаза Грейнджер наполняются каким-то внутренним светом. Откуда у нее берутся для этого силы, остается для Драко загадкой, но она подпрыгивает и радостно выпаливает:

— Рон, ты гений! Я бы ни за что не вспомнила! Это Дама с Единорогом, и она хранится в Музее Клюни, недалеко отсюда. Шесть шпалер, на каждом из них — аллегория чувства, а шестое — любовь. Нам нужно пробраться в музей Клюни как можно быстрее. Пешком отсюда минут двадцать, не больше.

Уизли, весьма довольный собой и еще больше — похвалой, тут же обнимает ее за плечи и привлекает к себе. Грейнджер краснеет, и Драко сразу отворачивается и идет к выходу из зала; остальные следуют за ним, чтобы оставить парочку наедине. Уже в дверях он на секунду оглядывается: Уизли целует Грейнджер так, словно имеет на это право, и она робко поднимает руку и касается его волос.

Драко ужасно хочется развернуться и с наслаждением врезать Уизли, чтобы он выпустил Грейнджер из своих противных лап. Но он заставляет себя покинуть зал и вернуться в палатку. У придурков остается еще несколько часов, чтобы проникнуть в Клюни, и будет в целом неплохо, если они прикроют их спины. С другой стороны, правильнее оставаться незамеченными. И брошь — придется вернуть ее Розье, и это должна сделать сама Грейнджер. Сделка обязана быть выполненной.

— Не расстраивайся, Малфой, — Уизли-близнец насмешливо смотрит на него, сидя на высоком подоконнике и болтая ногами. — Если выживешь и будешь хорошо себя вести, и на твоей улице появится Паркинсон. И держись от Гермионы подальше. Рон долго шел к этим отношениям, и я не позволю какому-то вонючему хорьку влезать в них.

Драко презрительно кривит губы.

— Как жаль, что эта угроза исходит только из одних уст. Уверен, вторая половина придумала бы еще более остроумное унижение.

Уизли-близнец хмурится, и в этот момент из дверей выходит Грейнджер за руку с Уизли, слабо улыбаясь.

— Выдвигаемся? — интересуется Долгопупс, переминаясь с ноги на ногу. — Чем раньше закончим дело, тем быстрее вернемся. Я уже начинаю переживать за Полумну. Она должна сегодня прийти к магглам в Сити, а там полно патрулей.

— Сначала придется навестить Розье, — Драко поворачивается к Грейнджер. — Клюни запечатан точно так же, как и Лувр, и вы попали сюда только благодаря тому, что мы вскрыли его изначально. Нам нужен порошок, магия его не возьмет.

Грейнджер чуть заметно щурится, и Драко понимает, что она хочет сказать — что кинжал может разрезать защитную материю — но тут же качает головой. Он не хочет показывать оружие никому из присутствующих. Кроме того, Винда их действительно ждет. Что если она почувствует подвох и решит сдать их маггловским жандармам?

Уизли сразу ощетинивается, глядя на него вызывающе.

— Я пойду с вами.

— Исключено.

— Рон, все пройдет хорошо, обещаю, — Грейнджер успокаивающе касается его плеча. — Я только отдам брошь и тут же вернусь, а Малфой договорится о порошке. Пять минут — не больше.

Уизли недовольно хмурится, но возразить ему нечего.

Драко первым поднимается по широкой лестнице с изящными перилами; Грейнджер идет следом, отставая на несколько шагов. Когда они уже почти преодолевают последний пролет, она вдруг останавливается:

— Малфой, подожди.

Драко оборачивается и возвращается на несколько ступеней, глядя сверху вниз на ее взволнованное лицо. Она задыхается, но — кажется — не из-за подъема по лестнице.

— Ты хочешь, чтобы я осталась? — спрашивает она вдруг, и Драко вздрагивает, когда их глаза встречаются.

Он отвечает медленно, взвешивая каждое слово:

— Я хочу, чтобы если ты осталась, ты осталась не из-за долга, не просто потому, что мы начали это вместе. Хотя и поэтому тоже. И я считаю, Грейнджер, что рядом со мной тебе будет гораздо безопаснее, даже со всеми проклятиями и призраками, вместе взятыми. Увы, но Уизли не проходил курс в Хогвартсе.

Грейнджер смотрит на него серьезно и только спустя минуту слабо улыбается, а потом эта улыбка тут же гаснет.

— Я не знаю, что со мной, Малфой. Я… не чувствую того, что было между мной и Роном раньше. Может быть, я просто устала. От этого страшно.

Драко протягивает ей руку:

— Пойдем. У тебя еще будет время подумать, пока мы разбираемся с Дамой. Времена меняются, Грейнджер, и все мы меняемся вместе с ними. Это ни хорошо, ни плохо — это просто факт.

И она, чуть подумав, уверенно берет его руку, словно ждала, что он ее протянет.

Гермиона

Париж невероятно шумит, и после пыльной тишины Лувра звуки обрушиваются на нее сплошной лавиной. Стрекот стальных птиц, грохот скоростных трамваев, шум спешащих на сделки людей. Солнце отражается в тысячах стеклянных окон огромных зданий. На мгновение Гермионе кажется, словно они попали в далекое-далекое будущее. Все они одеты в деловые костюмы, изображают из себя успешных коммерсантов. Рону такой костюм совершенно не идет, прибавляя ему добрый десяток лет, и Джордж подшучивает над ним всю дорогу, но Рон не обращает на него никакого внимания. Он только смотрит на Гермиону и рассказывает все, что может вспомнить.

— В Лондоне постоянно идет дождь, а здесь — удивительное солнце. Гоблины, наверное, думают, что из-за дождя мы впадем в уныние.

— Люблю дождь, но не в Лондоне, — отзывается Гермиона, вглядываясь в лица прохожих. — Мне их жаль. Неужели можно прожить так всю жизнь, думая лишь о том, как выполнить условия сделки.

— Ты же сама за честность и порядочность, — Рон закатывает глаза. — Вон, постоянно оправдываешь хорька.

Гермиона бросает косой взгляд на Малфоя: тот идет чуть в стороне, засунув руки в карманы пальто. Он хорошо умеет делать вид, что все в порядке, но она знает, что ему до сих пор больно из-за потери отца, а такая боль со временем может только усиливаться, когда мысль — что человека больше нет — укореняется в сознании. Сердце у нее сжимается: ей не хочется оставлять его, но и в Лондоне она может пригодиться.

— Нельзя жить только разумом, Рон, — отзывается она негромко. — Лучше всего балансировать между чувством и разумом, но этот баланс почти невозможно обрести.

Рон что-то возражает, но она не слышит его слов. Времени до активации обратного портключа остается все меньше и меньше, пора что-то решать. Или отправляться в Лондон, или оставаться с Малфоем — что выбрать?

Раньше она бы уверенно охарактеризовала их: Рон — это чувство, Малфой — разум. Но сейчас все в ее душе смешивается, и Малфой вызывает в ней странное желание быть рядом с ним, говорить, делиться мыслями и идеями, которые Рону будут скучны. Но так можно делиться и с другом. Вот только когда они с Малфоем снова окажутся разделены, ни о какой дружбе не может быть и речи. Опять же, если они разделятся с Роном, то будут расходиться еще дальше, не говоря об опасностях, затаившихся в тенях. Каждый день может стать последним. Готова ли она рискнуть Роном? Готова ли рискнуть тем, к чему они оба шли так долго?

Рон словно читает ее мысли, глядя на нее, и Гермиона выдавливает из себя улыбку. Да, наверное, нужно отправляться в Лондон. Там она нужна стольким — а здесь лишь Малфою. Он справится, и он сам предоставил ей выбор. Она снова оглядывается на него: его тонкие губы сжаты, и он сосредоточенно изучает дорогу перед собой. Нет, нельзя оставлять его одного надолго — как только она поможет Гарри выбраться из Азкабана, они смогут вернуться и присоединиться к Малфою в поисках. В конце концов, он может некоторое время остаться у Розье. Гарри не откажет — она уверена в его поддержке.

Улучив момент, Гермиона делится своей идеей, пока они с Малфоем вскрывают дверь музея при помощи магического порошка.

— Уволь, Грейнджер, — отрезает тот сразу, как только она заканчивает говорить. — Сидеть в душных комнатах сумасшедшей бабки и ждать, пока за мной прибудет эскорт во главе с Поттером? Я пойду дальше сам. Если ты приняла решение, и это твой выбор — я его принимаю и понимаю. Если ты не хочешь потерять Уизли, тебе нужно отправиться с ним. Я не имею права ничего советовать.

— Но я же тогда…

— Ты спросила, что я хочу, и я ответил, — возражает он тихо, ловя на себе неприязненный взгляд Финнигана. — Но мои желания не должны влиять на решения, которые принимаешь ты сама.

Она до боли закусывает губу и идет вслед за ним в распахнувшуюся дверь. В музее темно и пахнет сырым камнем. Первые залы они проходят без особенных приключений: в одном им попадаются докси, и Гермиона удивляет всех использованием магической сетки, в другом поджидает небольшая группа красных колпаков, в третьем почему-то среди скульптур растут дьявольские силки, и Рон криво улыбается, наверняка вспоминая их первый курс. Наконец, они все оказываются перед запечатанной дверью, выполненной в форме готического портала.

— Откройся! — произносит Малфой, бросая на готический орнамент остатки порошка.

Наверху портала проступают слова: «Дама для Дамы». Никто не решается шагнуть первым в открывшийся таинственный проем, за которым зияет темнота.

— Дама среди нас одна, — неуверенно произносит Джордж. — Гермиона должна пойти первой.

— Ни за что, — Рон тут же преграждает ей дорогу, но Гермиона мягко кладет руку ему на плечо. — Ты с ума сошла?

— Я главный маг, помнишь? — успокаивающе произносит она, и Рон неохотно отступает, громко выдохнув. — Прикройте меня, пожалуйста.

Она смело шагает в темноту, и следующий зал — зал со шпалерами — вдруг вспыхивает огнями. Со всех сторон на нее смотрит та самая Дама, и Гермиона сразу ее узнает. Она действительно изображена — точь-в-точь — на обоях их гриффиндорской гостиной.

А потом со шпалеры мягко спрыгивают Лев и Единорог и отрезают ей путь к центральному гобелену.

— Что мне делать? — Гермиона поднимает палочку.

— Сражайся! — кричит Рон. — Это что-то вроде поединка.

— Нет, — голос Невилла раздается мгновением спустя. — Это выбор. Если выберешь неверно — проиграешь.

Гермиона беспомощно переводит взгляд на Малфоя, стоящего на одной линии с Роном. Он, разумеется, не может ей помочь, но что-то в его глазах придает ей уверенности, и она поворачивается к мифическим животным. Лев бьет хвостом, а Единорог застенчиво гладит копытом пыльный ковер на полу. В голове у нее роятся всевозможные английские загадки про эту парочку, но в загадках ничего не говорится о выборе. Затем ей вспоминается Алиса в Стране чудес, но и эта сказка не помогает прийти к какому-то решению.

— Давай же, Гермиона, — шепчет сзади Рон, и она машет на него рукой.

Лев — темно-золотой, с рыжей гривой — или белоснежный, с платиновой гривой Единорог? У нее дрожит рука, как будто в это мгновение она делает совершенно другой выбор — не из животных, а из людей.

Гермиона закрывает глаза и протягивает трясущуюся руку к Единорогу. Его морда тут же ласково тычется в ладонь, а потом бархатный нос касается ее щеки. Сзади приглушенно хмыкает Джордж, наверняка вспоминая пошлую шутку про девственниц, а потом она слышит голос Малфоя:

— Грейнджер, открой глаза.

Перед ней стоит та самая Дама с гобелена — похожая на призрака, только более плотная телесно. Она покровительственно кивает и произносит, шелестя словами:

— Тот, кто отворачивается от Солнца и власти, выбирает чистоту и духовный поиск. Таким открывается истина.

И она вытягивает вперед полупризрачную руку. Гермиона подставляет в ответ ладонь, и на нее падает потрепанный кусочек материи, сияющий синим цветом. Сомнений нет, что внутри — еще одна долгожданная руна. Как только материя касается ее кожи, и Дама, и Единорог со Львом исчезают, возвращаясь на яркое полотно шпалеры. У Гермионы невероятно колотится сердце. Она выбрала не Льва — здесь, сейчас, в этом темном музее. Но ей нужно отправиться за Львом, иначе она может его потерять. Да — нужно отправиться за Львом.

Гермиона разворачивает ткань и приглушенным голосом читает:

— «Разум».

Руна тут же гаснет, и Гермиона прячет ткань в сумочку, поворачиваясь к остальным.

Портключ в руках Джорджа уже начинает загораться особым зеленым светом, потому что должен преодолеть несколько стран и магических барьеров.

— Ты возвращаешься с нами? — Рон впивается в нее нетерпеливым взглядом, и Гермионе кажется, что Драко, стоящий позади него, замирает.

— Да, — отвечает она чуть слышно, и Рон расплывается в довольной победной улыбке. — Но я оставлю Малфою все необходимое, хорошо?

Рон, получивший то, что хотел, сразу же теряет к этому интерес, и Гермиона медленно подходит к Малфою, на ходу доставая из сумочки палатку.

— Сперва выбрав Единорога, теперь выбираешь Льва, — Малфой кривит губы в усмешке. — Я был готов к этому, не стоит так переживать, Грейнджер. Мы всегда выбираем тех, кто нужен нам больше. Или кого мы боимся потерять. Или в погоне за иллюзией. Самое главное, что ты сделала выбор сама. Я справлюсь, правда.

Гермиона передает ему плитку и сверток с оставшейся едой. Она не может заставить себя посмотреть в серые глаза Малфоя и упорно отводит взгляд. Она идет за Роном, только чтобы не потерять все эти годы. И чтобы вытащить Гарри. А потом, потом — она, конечно же, вернется.

— Удачи, Грейнджер, — Малфой машинально поднимает руку, чтобы коснуться ее руки, но тут же опускает.

— И тебе, — шепчет она, думая, что сердце сейчас выпрыгнет из груди от волнения. — И тебе, Малфой.

Рон кивком подзывает ее, и Гермиона, последний раз взглянув на Малфоя искоса, встает между ним и Невиллом в плотный круг. Джордж обводит их внимательным взглядом:

— Готовы? На счет три: раз, два…

Гермиона неуверенно протягивает руку к портключу.