Под куполом (гет)

Драко

Когда он просыпается, часы на стене показывают девять утра. Гермиона сидит на кровати напротив с таким выражением лица, словно она только что получила «тролль» на самом важном в ее жизни экзамене. Драко проводит рукой по лицу, пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Они с Деннисом пошли в ресторанчик, официантка принесла апельсиновый сок, а потом — полный, черный провал. Кажется, он целовал какую-то девушку в какой-то комнате, куда потом ворвалась Гермиона — в своей обычной невозмутимой манере — и дала ему хорошую пощечину. Дьявол! Ему что, добавили наркотик в чертов сок?

— Мне никогда не давали пощечин, — замечает он тихо, глядя на Гермиону.

— Поздравляю с почином, — отвечает она убийственно-ледяным голосом, даже не поднимая глаз от книги. — Как прошел остаток ночи?

Драко болезненно морщится, вспоминая навязчивость девушки в зеленом белье.

— Ничего не вышло.

— О, какая неприятность! — произносит она издевательским тоном.

Драко скидывает одеяло и опускает ноги на колючий ковер. От него пахнет алкоголем и чужими, отвратительно приторными духами. Гермиона, наконец, отрывает взгляд от путеводителя и окидывает Драко сердитым взглядом, потом снова утыкается в книгу. Драко молча поднимается и берет с вешалки полотенце. Дьявол, дьявол! Она видела, как он целовался с какой-то местной шлюшкой, на которую ему полностью плевать! И это после всех его попыток склеить ту трещину между ними, которую оставил после себя Уизли. Но почему она так злится?

— Получается, из-за меня и Денниса мы не попали в дом Дюрера, — говорит он тихо, приоткрывая дверь в ванну и вдыхая запах затхлости.

— Я была там.

Драко приподнимает брови:

— Одна?

— Я рискнула, потому что все равно не смогла бы уснуть, — ее голос дрожит в середине фразы. — Там абсолютно пусто. Ни мебели, ни картин — ничего. Такое ощущение, что они вытащили все из музеев и сложили где-то в одном месте, потому что в музее искусств такая же пустота.

Драко молча уходит в душ и долго стоит под прохладной водой, чтобы прийти в себя. Слава Мерлину, что у наркотика нет никаких последствий — голова не болит и во рту не сухо. Чтобы он еще раз пошел в ресторан или кафе в этом проклятом городе! Он вдруг отчетливо слышит свои же слова, сказанные Гермионе там, в синей комнате. «Хочешь, я и тебя поцелую?» Эти слова застревают в горле: странные, необдуманные, но искренние. Мерлин! Он произнес вслух то, о чем подсознательно думал последнюю неделю, но постоянно отгонял эти мысли.

И по телу пробегают мурашки.

— Предлагаю осмотреть все достопримечательности по списку снаружи, а уже ночью вернуться к тем, которые покажутся подходящими, — Гермиона сосредоточенно отмечает на карте точки красным маркером. Голос у нее все еще ледяной. — Например, церковь святого Себальда. Она еврейская, а предки Скитер и хранители руны как раз были евреями, если Скитер не врет. Кто знает, может быть, руна действительно там. И еще мне показалось вчера, что за мной следили.

Драко тут же становится серьезным.

— Кто?

— Я не знаю, — Гермиона со сжатыми губами заправляет постель. — Возможно, гоблины. Я не успела рассмотреть преследователя, но четко почувствовала чье-то присутствие рядом с собой.

— Как у тебя только хватило храбрости пойти туда одной, — Драко пытается невзначай коснуться ее руки, но Гермиона тут же отстраняется. — Что, если бы тебя поймали?

Она ничего не отвечает, одним движением застегивая куртку до самого подбородка, и вешает через плечо маленькую сумочку. Вторая — бисерная — всегда хранится у нее в правом ботинке. Они выходят из отеля и встречаются с Деннисом: тот стоит у дверей и разговаривает с одной из девушек, которые были с ними в ресторане. Она призывно улыбается Драко, но он одаривает ее таким взглядом, что она тут же теряется.

— Погуляете без меня сегодня? — Деннис обнимает девушку за талию. — Я присоединюсь к вам вечером. Хорошего дня!

Драко озадаченно оглядывается на них, но Гермиона лишь громко и демонстративно фыркает, скрещивая руки на груди. Они проходят по мощеной улице до ратуши, а потом сворачивают на дорогу к крепости. По пути им несколько раз предлагают таблетки, но Драко только стискивает челюсть, отрицательно качая головой.

— Я не брал таблетку добровольно, — произносит он, когда они останавливаются у входа в крепость. — Честно.

Гермиона неохотно переводит на него взгляд с карты. В ее карих глазах все еще плещется искреннее возмущение и вместе с этим — надежда.

— Правда?

— Да.

— Я подумала, что ты хотел забыться, потому что так же слаб, как Деннис, — отвечает она чуть мягче, но возмущение в глазах остается. — Я не думаю, что он уедет из Нюрнберга вместе с нами.

— Хвала неведомым богам. Нет, ты не подумай — он неплохой парень, несмотря на эту его любовь к бесконечным колдографиям — но я бы предпочел остаться с тобой наедине.

Гермиона недоверчиво приподнимает брови.

— Надо же! Я уже решила, что ты предпочитаешь остаться наедине с девушкой из синей комнаты. По-моему, я вам вчера зря помешала.

Драко пристально вглядывается в ее сердитое лицо с раскрасневшимися щеками и вдруг с облегчением улыбается. И сердце яростно ударяется о ребра.

— Ты ревнуешь — вот и вся причина этой ярости.

Гермиона сразу вспыхивает.

— Вот еще! Я просто не могла поверить — после всего пережитого нами, — что ты способен забываться в доступных девушках и наркотиках. Ты не слабый человек, Драко. Я точно это знаю. Может быть, отчаявшийся и потерянный, какой и я себя иногда ощущаю — но не слабый. Поэтому я так разозлилась. Даже не на тебя — на себя. Подумала, что зря поверила в то, что ты сильно отличаешься от них всех, даже от Рона — и боялась разочароваться.

Все внутри него обрывается; хочется прижать ее к себе и закричать, что только она — и мысли о матери — придают ему сил и желания двигаться вперед шаг за шагом. Никто никогда не говорил ему таких слов. О вере в него.

— Думаешь, мне не хочется иногда все забыть? — спрашивает Драко шепотом, потому что на них оглядываются. — Отец снится мне почти каждую ночь, и мысли о разрушенном мэноре не дают покоя. Но я бы ни за что не стал пить эту чертову таблетку. Я бы лучше поговорил с тобой.

Сердитость уходит из ее глаз и уступает место сочувствию и неясной, но ощущаемой нежности. Гермиона поднимает руку и проводит по его волосам. Она стоит совсем близко — так близко, что если наклониться…

— Вход должен быть вон там, — Гермиона машет картой в сторону восточной части здания, и Драко огорченно выдыхает. — Сделаем вид, что мы просто осматриваем здание со стороны. Уверена, что утром за мной наблюдал именно гоблин.

— У меня иногда мелькает мысль, что за гоблинами кто-то стоит, — Драко идет рядом с ней, ощущая, что мир снова стал другим для него — с того самого мгновения, когда он понял, что хочет сделать. — Кто-то посильнее и похитрее. И мы совсем сбросили со счетов домовиков. Их магия сыграла важную роль, а мы до сих пор не встретили ни одного из них, кроме Винки, которая ничего не знает.

Нюрнбергская крепость, первые постройки которой относятся к двенадцатому веку, гордо возвышается над городом. Драко с Гермионой, поднявшись по крутому склону, несколько минут стоят на обзорной площадке, наслаждаясь уютным видом Старого центра, раскинувшегося ниже. Ветер, уже весенний, легко играет их волосами и осторожно дует в лицо. Март вступает в свои права, и в воздухе чувствуется приближение тепла. Насладившись видом, они подходят к смотровой башне и ищут вход в крепость. Как и в других зданиях, окна и двери оказываются заколочены, и Гермиона наблюдает, не идут ли прохожие, пока Драко торопливо применяет заклинание исчезновения. Они проскальзывают внутрь и возвращают гнилые доски на место. Внутри крепости гуляет эхо, пахнет землей и заброшенностью.

Они с опаской заходят в первое помещение, перешагнув через высокий порог. Большой, длинный зал с высокими окнами встречает их тишиной. На стенах висят покрытые пылью таблички, над аркой одной из дверей видно распятие.

— Жутко, — Гермиона поеживается, осматривая зал, и Драко передается ее тревога.

Высоко, под самым потолком раздается страшный треск, потолок словно вспарывает невидимый нож, и на место, где только что стоял Драко, падает огромный камень. А потом, в секундной тишине, слышится зловещий смех.

— Бежим! — Драко хватает Гермиону за руку и бросается вперед, из зала в зал.

Потолок обрушивается сразу за ними, и пыль окутывает их облаком. Кашляя, они не сбавляют темпа, стараясь не поскользнуться на гладких плитах пола. Один из залов заканчивается лестницей, уводящей на нижний этаж, и Драко, потеряв равновесие, летит вниз, увлекая за собой Гермиону. Они катятся по ступенькам и больно падают на каменный пол. Грохот позади них прекращается, и помещение оказывается в кромешной темноте.

Несколько секунд Драко пытается прийти в себя, отчаянно кашляя и пытаясь достать из кармана палочку.

— Гермиона? — произносит он тихо. — Ты в порядке?

— Кажется, да, — она вытаскивает палочку раньше него. — Люмос!

Свет освещает их грязные лица. Щеку Гермионы прорезает глубокая царапина, а Драко осторожно ощупывает ноющую лодыжку. Где-то под сводами снова раздается зловещий смех.

— Видимо, он ждал нас обоих, чтобы разом разделаться, — Драко зло кривит губы. — Значит, мы на верном пути.

Гермиона качает головой.

— Совсем необязательно. Нам повезло, что здесь крепость уходит вниз, на один из уровней, которые были построены первыми. Иначе нас бы уже не было. Ты думаешь, он просто обрушил крышу? Он знает, что мы подготовлены. Смотри.

И Гермиона осторожно бросает маленький камушек в груду камней, замерших прямо у них под ногами. Тот отскакивает от нее рикошетом, а груда вспыхивает синим светом и становится только больше, грозно надвигаясь на них.

— Заклинание умножения, — шепчет Драко недоверчиво, продолжая растирать лодыжку. — С ним вообще можно справиться?

— Не на ходу и на холодную голову, — Гермиона поднимается и отряхивает куртку и штаны. — И не под носом у колдующего гоблина. Мы встретились с этим заклинанием в сейфе Лестрейнджей, так что я представляю, о чем говорю.

Драко поднимается и, слегка хромая, проходит от одной стены до другой. Гермиона наблюдает за ним с беспокойством, но Драко небрежно машет рукой.

— Кажется, только подвернул. Ты лучше подумай, как мы будем отсюда выбираться. Душно, воздуха хватит ненадолго. И, как назло, стены в замках обычно не менее шести футов толщиной. Можно взорвать, но если камни от взрыва попадут на заколдованные, мы погибнем.

Гермиона внимательно осматривает помещение. Ее волосы покрыты пылью, куртка и штаны порваны, но лицо ее светится такой храбростью, что Драко не может отвести от нее глаза.

— Под нами, возможно, крипта, — произносит она наконец. — Попробуй поискать небольшую дверцу в полу.

Они действительно находят квадратную дверцу с медным кольцом и осторожно тянут за него. Дерево, скрипнув, поддается, и в нос им ударяет запах подвального помещения. Драко первый спускается по неудобной лестнице вниз, Гермиона следует за ним и плотно закрывает дверцу за собой. В крипте обнаруживается небольшая церковь, старинные саркофаги стоят около западной стены, и над головами нависают романские своды. Гермиона сдувает пыль с надписи на саркофагах и водит по ней пальцем, пытаясь прочесть готическое письмо.

— Есть идеи, кто здесь лежит? — Драко осматривается по сторонам. — Раньше тут был музей, но потом его, конечно, убрали.

— Замок начал строиться при салических королях, — отзывается Гермиона авторитетно, ходя от саркофага к саркофагу. — Я вычитала это в путеводителе. Они происходят от Каролингов, какая-то побочная ветвь, но все из королей были очень могущественные и многое сделали для страны. Только их тел здесь, наверное, нет.

— Что будем делать? — Драко прислоняется плечом к колонне. — Из крипты есть выход, но, думаю, нас ждут. И возможно, гоблинов несколько. Уверен, им нравится этот проклятый город.

— Идти вперед и сражаться, — отвечает она уверенно и крепче сжимает палочку. — Держи кинжал наготове. Или стилет. Можно ответить им тем же — и в этот раз мне никого не будет жаль.

Они доходят до конца крипты и медленно поднимаются по широким ступеням наверх, к запертой дубовой двери. Драко отпирает ее заклинанием, произнесенным невербально, и вступает на плиты галереи, готовясь к очередному нападению. Гермиона идет следом за ним, взволнованно дыша. Так тихо, что каждый шаг эхом раздается под средневековыми сводами.

Они почти проходят зал, как вдруг горло стискивает железной рукой, и Драко хватается за грудь, пытаясь вдохнуть воздух.

— Палочку на пол, Грейнджер, — гоблин, стоящий на галерее второго этажа, сжимает кулак. — Дернешься — я раздроблю ему шею.

Гермиона, побледнев, быстро опускает палочку на пол. Гоблин взмахивает другой рукой, и палочка оказывается на середине зала. Он словно боится брать ее в руки и ограничивается тем, что наблюдает за Гермионой. Та стоит, замерев, и Драко видит ее сквозь разноцветные круги, плывущие перед глазами. В груди сдавливает, и ему кажется, что он вот-вот потеряет сознание.

— Мы знаем, чем вы заняты, — гоблин хищно улыбается.

— Так что же вы не нападете на нас все вместе? — Гермиона вызывающе огрызается и делает незаметный шаг к Драко. — Боитесь?

Гоблин продолжает улыбаться.

— Не все так просто, Грейнджер.

Драко хрипит, едва удерживаясь на ногах. Он уже почти ничего не видит, но не собирается доставлять гоблину удовольствие лицезреть его стоящим на коленях. Лучше умереть. Гермиона отрывисто дышит и переступает с ноги на ногу, сделав еще один крошечный шаг. Стилет в кармане его пальто, и она знает, в каком именно.

— Я помню тебя в Гринготтсе, — в голосе гоблина слышится презрение. — Ты выпустила дракона, девчонка. Я тренировал его, а ты — выпустила. Я лично хотел посмотреть в твое дерзкое лицо. Еще одна высокомерная волшебница, делающая вид, якобы ей не наплевать…

Его голос обрывается, слышится хруст костей — и звук падения. Драко с хрипом втягивает воздух в опустевшие легкие, шатаясь. Гермиона бросается к нему, и в ее карих глазах светится искренний испуг.

— Я думала, он тебя убьет! — на ее глазах выступают слезы. — Мерлин, я должна была мгновенно отреагировать, как нас учил Снейп. Невербально, хладнокровно и… Я просто испугалась за тебя…

Драко молча сжимает ее руку и переводит взгляд на галерею второго этажа, ведущую к смотровой башне. На ней, опираясь на перила, стоит невысокий полный мужчина в блузе с жабо и с любопытством их разглядывает. В руке его зажат внушительного размера мешок. Гермиона, осторожно обойдя мертвого гоблина, подбирает свою палочку и настороженно смотрит на мужчину.

— Я вас где-то видела, — признается она негромко. — Вы есть на карточках из шоколадных лягушек.

Неожиданный спаситель расплывается в довольной улыбке.

— Хоть раз в жизни! Раз в жизни! Спасибо, деточка. Меня зовут Берти. Берти Ботт, к вашим услугам. Никогда не любил гоблинов, а теперь и подавно. Вечно они говорят, что мои конфеты — полная ерунда.

Драко касается рукой еще гудящей от боли шеи и пытается сказать хоть что-то, но слова застревают где-то в груди, и с губ срывается одно шипение. Берти Ботт — здесь, в Нюрнберге? Впрочем, это можно объяснить: среди отупевшего населения драже должны быть невероятно популярны как развлечение. Сам Драко не ел их курса со второго — с тех пор, как ему попалась конфета со вкусом брокколи.

Переглянувшись, они с Гермионой поднимаются по винтовой лестнице на галерею и проходят за Берти дальше, в заколоченные и давно не открывавшиеся залы крепости. Здесь теплее, чем в предыдущих, и гораздо уютнее.

— Поселился тут месяца два назад, — Берти кивает на диван, когда они заходят в маленькую комнатку сбоку от огромного зала с пыльными доспехами. — Сейчас заварю настоящий английский чай и принесу драже. Может быть, вы хотите что-то покрепче? На парне лица нет.

Гермиона берет ладонь Драко в свои, вопросительно глядя на него, но он только качает головой, радуясь ее прикосновению. Они садятся на обитый атласом диван — наверняка из коллекции музея — и наблюдают за суетящимся Берти. Тот приносит чашки и чайник на медном подносе и ставит на столик.

— Кто не хочет драже, есть немецкие пряники и бельгийские вафли, я мотаюсь между странами и покупаю все, что пожелаю, а потом распродаю, — он ставит рядом с чашками две вазочки с угощениями. — Давненько я не видел волшебников. Что привело вас в Нюрнберг, спрашивать не буду, но замечу, что гоблины здесь — частые гости, так что, если у вас с ними какие-то счеты, придется убираться побыстрее.

Гермиона неловко ерзает на диване и из вежливости берет из вазочки вафлю.

— Мы не можем уйти: у нас осталось дело.

Берти разводит руками.

— Через два дня я еду с партией драже в Прагу, там гоблинов нет, да и сам город разительно отличается от этого. Кстати, дивный новый мир пришелся гоблинам по вкусу. Вы, наверное, заметили, что люди здесь действительно счастливы?

Драко пожимает плечами и с трудом произносит:

— Их же программируют на это счастье, вот и результат.

— Нет-нет, — Берти машет рукой. — Вы наверняка видели немало городов по дороге сюда, так скажите мне: счастливы ли люди в других системах? Я не был дальше Праги, так что не берусь судить. Но от Ла-Манша до нее самым счастливым городом остается Нюрнберг. Скорее всего, гоблины станут применять эту модель в переустройстве всего мира. Сейчас они еще наблюдают за развитием отдельных городов, а через месяц-два уже примутся за изменения. У меня с ними отношения партнерские, но вас я не выдам. Так что пусть думают, что это вы убили того парня, а не я мешком драже!

И он, откинув голову, хохочет.

Они все приходят к решению остаться у Берти на ночь, чтобы не появляться в городе в разгар вечерних развлечений, а потом он будет ждать их на рассвете третьего дня у дома Дюрера.

— Прийти в город легко и просто, — Берти нарезает ветчину и раскладывает по тарелкам овощи. — А вот уйти отсюда практически невозможно. Держат цепко, могут накачать сомой, могут отправить на принудительные работы на завод. Никаких пыток, нет-нет, тут такое не практикуют. Обычно насаждение любви и радости.

— А в крепости что-то ценное осталось? — Гермиона берет ломтик ветчины. — Мы ищем артефакт, он должен быть не старше шестнадцатого или семнадцатого века.

— В крепости ничего не осталось, только пустые гробы, пыльные картины, не имеющие ценности, всякая утварь, да и все, — Берти задумчиво чешет затылок. — Вы почитайте в истории города, у меня тут где-то валяется книга. Салические короли обожали церковь, а старых церквей тут полно, возможно, стоит поискать там.

Поужинав, они разводят огонь в огромном камине и уютно устраиваются возле него на низких скамеечках. Драко представляет, как выглядел этот зал раньше, во времена средневековья, как красноватые отблески огня играли на стенах. Берти усаживается рядом с ними и рассказывает историю своих драже и о том, что теперь их производят во многих странах.

Гермиона усталым и неосознанным движением кладет голову Драко на плечо, и он замирает, боясь пошевелиться. От ее волос пахнет пылью, но ему на это плевать. Она — рядом, а он чуть было все не испортил.

Когда Берти поднимается, чтобы снова поставить чайник, Драко шепотом интересуется:

— Так я прощен?

Гермиона смотрит на него сонно.

— За что?

— За синюю комнату.

Она слегка сердито хмурится, но потом коротко кивает.

— Ты же сказал, что не хотел этого.

— Верно.

— Мне жалко Денниса, — Гермиона продолжает опираться на его плечо. — Боюсь, он уже не вернется из этой прекрасной жизни. Но Берти прав: мы ни разу не видели таких счастливых людей в других городах. Вспомни дельцов в Париже. Они все были чем-то недовольны или озабочены. А местные проживают отличную жизнь, только вот касту за них выбирают другие, но они же об этом не знают. Страшно представить, что будет, если гоблины начнут переделывать остальные общества по такой же модели.

— У Денниса нет тебя, — говорит Драко твердо, глядя в огонь. — У меня — есть.

Гермиона смущается, но ничего не отвечает. Драко гадает, чувствует ли она к нему хоть что-то, пусть то самое неуловимое желание прикоснуться и другое — тайное, еще не осознанное до конца.

— Когда ты стоял между мной и Зверем, я знала, что ты не отступишь, я знала, что ты будешь рядом до самого конца, — произносит она вдруг. — Это странное, удивительное чувство полного доверия к человеку, который раньше был моим врагом, а теперь…

— Прошу пить чай и отправляться спать, — Берти гремит чашками, и Драко мысленно чертыхается. — Утром я покажу, как выйти отсюда незамеченными. И еще советую прикупить одежды, если нужно: чем дальше на юг и восток, тем хуже с магазинами, еды это тоже касается.

Вернувшись из душа, сделанного Берти в одной из комнат, Драко забирается под одеяло, размышляя, как Гермиона могла закончить то предложение. Она уже спит, дыша едва слышно, и он несколько минут рассматривает ее лицо. Как она испугалась за него — он видел это в ее глазах. Все-таки у него есть надежда. На что — он и сам пока до конца не осознает.

Гермиона

Берти показывает им потайной ход, ведущий из-под замка прямо в центр города. Они еще раз уточняют время, когда он заберет их с собой в Прагу, и осторожно идут вперед по темному и сырому ходу, зажигая свет на кончиках палочек.

— Я проснулась пораньше и сразу полезла в путеводитель, — Гермиона идет рядом с Драко, внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться о торчащие камни. — Там говорится, что все короли поклонялись святому Себальду, и здесь как раз недалеко его церковь. Предлагаю пойти в нее сразу же, как стемнеет.

Драко смотрит на нее искоса.

— Что думаешь о Берти?

— То, что некоторое люди умеют отлично приспосабливаться, — она дергает плечом. — И отлично чувствуют себя в любом обществе. Наземникус тоже вел двойную игру, работая на Снейпа и якобы на Орден Феникса. Но по факту он, конечно, был на стороне Гарри.

— Ты говорила мельком, что Снейп был двойным шпионом, — Драко морщится. — По какой причине?

Гермиона несколько секунд раздумывает, стоит ли рассказывать ему правду — просто потому, что это правда принадлежит Гарри и Снейпу, но никак не другим.

— Снейп любил Лили Поттер, — отвечает она тихо, решив, что Гарри не разозлится. — Всю свою жизнь, с самого детства.

Драко удивленно приподнимает брови и даже останавливается. В подземном ходе сыро и зябко, и в некоторых местах с потолка капает вода.

— Какого черта он тогда ненавидел Поттера все школьные годы?

— Потому что Гарри — копия Джеймса, человека, который издевался над ним, а потом еще и женился на девушке, которая была для него всем, — Гермиона вспоминает злое лицо Снейпа на их тренировках. — Уверена, если бы Гарри характером был больше в мать и унаследовал бы ее цвет волос, а не только глаза, взаимоотношения могли бы стать другими.

Драко разворачивается и идет вперед, не говоря ни слова, и Гермионе кажется, что он расстроен этой новостью.

— Почему тогда он не боролся за свою любовь? — произносит он задумчиво. — У него мозгов больше, чем у многих. Да, возможно, он не так богат, как Поттер…

— Деньги тут не при чем, Драко, — Гермиона тяжело выдыхает, чувствуя, что ступает на лед. — Просто… каким бы хорошим ни был человек, ты не можешь его полюбить по каким-то личным причинам. Любовь не так работает, понимаешь? Она непредсказуемая, странная и необъяснимая, и ты можешь полюбить того, кого, допустим, никак не ожидал полюбить для самого себя. Это просто резкая вспышка осознания — и все. Бывает, что человек с тобой рядом годы, а ты только в какую-то минуту осознаешь, что вот оно, твое чувство.

Драко насмешливо кривит губы, и в глазах мелькает злое выражение.

— Это ты мне сейчас про Уизли рассказываешь?

— В том числе, — Гермиона поеживается от его тона, но на самом деле она совсем не уверена, что в ней что-то резко вспыхивало в чувствах к Рону. — Гарри тоже вот заметил Джинни не сразу. А я отказала МакЛаггену. Неприятный тип, если ты его помнишь. Мне все девочки тогда сказали: он же такой красавчик! Мерлин святой, но он же тупой! Я не могла встречаться с человеком, которому удалили мозг.

Драко усмехается.

— Как же ты оказалась в лапах Уизли?

Гермиона сердито хмурится.

— Рон не тупой.

— Знаешь, что я думаю? — Драко становится серьезным, останавливаясь и глядя в ее глаза. — Если бы ты действительно его любила так сильно, как тебе кажется, ты не осталась бы со мной. А ты осталась со мной не только потому, что мы должны искать вместе руны, Гермиона.

Она вздрагивает, но ничего не отвечает, чувствуя, как от его слов начинает чуть сильнее биться сердце, но тут же отгоняет назойливую мысль прочь. И все-таки… Она вчера испугалась за него, она была готова сделать что угодно, лишь бы он остался жив. С другой стороны, она была готова на что угодно и ради Гарри… Но нет, чувства — разные, она не может объяснить почему даже самой себе.

— Предлагаю послушать совет Берти и присмотреть себе что-нибудь из одежды, — Драко сразу меняет тему, увидев растерянность на ее лице, и Гермиона тут же согласно кивает. — После вчерашних приключений мне нужен новый свитер. Что-то еще у нас закончилось? Из бытовых запасов. Лампочки, баллончики, шампуни?

Гермиона широко улыбается, глядя в его сосредоточенное лицо.

— Удивительно. Ни разу за весь поиск крестражей меня не спросили, закончился ли у нас шампунь или мыло. Как здорово не чувствовать себя в роли матери, честное слово.

Драко не отвечает, но по его лицу видно, что он доволен этим замечанием. Они выбираются в город незаметно, приоткрывая дверь в пустынный переулок на задворках заброшенного дома, и сразу направляются в торговый центр.

— Все однотипное, — Гермиона с подозрением рассматривает одинаковые фасоны блузок, брюк и свитеров. — Никакого разнообразия. Им самим не скучно?

Побродив по торговому центру и купив самое необходимое — Драко в этот раз выбирает темно-красный свитер, и Гермионе он очень нравится — они возвращаются в гостиницу и устало растягиваются на кроватях. Гермиона тут же принимается листать путеводитель, читая о Святом Себальде, Драко же просто лежит, закинув руки за голову и рассматривая потолок.

— Вот, пожалуйста, Святой Себальд был любимым святым Генриха Третьего, а это как раз начало эпохи крестовых походов. Правда, церковь не уцелела во времена Второй мировой, так что нас интересует только алтарная часть, но кто знает, где может прятаться руна.

— Хорошо бы найти ее поскорее и отправиться дальше, — Драко продолжает смотреть в потолок. — Мы здесь всего третий день, а я уже устал от этого города, тошнит от их жизнерадостности и животных инстинктов. Тот тип в торговом центре не переставая на тебя таращился.

Гермиона закладывает книгу пальцем. Она тоже устала от Нюрнберга с его постоянным смехом, таблетками, предлагаемыми на каждом углу, и делением на касты. Те, кто носит черную одежду, выглядят так ужасно и обездоленно, что ей хочется подойти и пожалеть их. Берти рассказал, что людей в этом городе создают в специальных пробирках и контролируют у них уровень интеллекта. Работникам самых тяжелых профессий практически не дают умственных способностей, и, наверное, в отличие от людей, живущих в Эдинбурге с их Министерством любви, они никогда не организуют бунт просто потому, что у них на это ума не хватит.

До собора они доходят в сумерках и ищут вход, делая вид, что просто гуляют. Гермиона ловит на себе призывные взгляды проходящих мимо парней во всех цветах одежды, и поеживается, представляя себе, что могла бы без какого-либо сомнения быть сегодня с одним, а завтра — с другим. Драко делает знак рукой и, взмахнув палочкой, отпирает массивную дверь, обитую железом. Гермиона проскальзывает за ним внутрь собора и тут же закашливается от пыли.

— Люмос! — шепчет она, и Драко повторяет заклинание. — Ой, как же красиво!

Задрав головы, они осматривают собор изнутри: создаваемый еще в тринадцатом веке, он хранит типичные черты построек того времени. Начатый в романском и перестроенный в готическом стиле, он сочетает в себе самые красивые элементы архитектуры. Впрочем, внутри него, как и внутри многих подобных соборов, сыро и холодно, и Гермиона натягивает шарф до самого подбородка.

Они разделяются: Драко идет вдоль капелл по часовой стрелке, Гермиона — против. Встретившись у алтаря, они одновременно качают головой, потому что в здании нет никаких признаков руны. Затем еще раз тщательно обходят все капеллы и реликвии, но поиск вновь ничего не дает.

Выдохнув, Гермиона сердито садится на скамью для моления, предварительно смахнув с нее пыль.

— Ничего не понимаю. Здесь пусто, совсем как в крепости! Может быть, гоблины перепрятали руну?

— У них нет такой силы, — отрицает Драко. — Руны им не подчиняются, свои ресурсы они уже исчерпали, когда собирали их до нас. Мы просто не там ищем, вот и все. Какие еще здания могут подойти? Ты говорила о второй церкви.

Гермиона вытаскивает путеводитель из бисерной сумочки и подносит палочку поближе к страницам, пробегая их глазами.

— Вот! Фраункирхе, церковь пресвятой Девы Марии, — говорит она неуверенно. — Думаешь, стоит проверить там?

— Та церковь не на месте бывшей синагоги стоит?

— А нам нужны именно евреи! — Гермиона взволнованно поднимается со скамьи. — Мерлиновы кальсоны, нужно было с нее начинать! Хотя мне показалось, что Скитер не захотела говорить нам про точное местоположение руны не потому, что она его не знает. Уверена, она работает на гоблинов, как и Берти. И, возможно, тот гоблин в крепости — последствие ее доноса.

Драко смотрит на нее сомнением, но Гермиона слишком убеждена в своей теории, чтобы он рискнул с ней спорить. В конце концов, откуда гоблины так быстро узнали об их появлении?

Разочарование и отчаяние захлестывает их с головой, когда во Фраункирхе они не обнаруживают ничего, кроме типичной церковной утвари, которая частично закрыта паутиной, хотя во времена Карла Четвертого, чешского короля, церковь использовалась как императорская часовня и явно имела важное назначение. Если руны и здесь нет — тогда вариантов вообще не остается. Расстроенные, они возвращаются на улицу и сразу попадают в руки полицейских, караулящих старинный вход.

— Цель нахождения в нежелательном здании? — один из полицейских, в зеленой форме, с сосредоточенным видом достает блокнот. — Вы приверженцы религии? Религия запрещена.

— О, — Гермиона делает вид, что не знакома с местными порядками. — Мы путешествуем, очень хотели увидеть церковь изнутри. Мы собираем данные.

Полицейские переглядываются, но оба качают головой.

— Посещение нежелательных зданий запрещено для всех, а раз вы попали в наш город, то должны подчиняться всем законам. Кроме того, попав в Нюрнберг однажды, придется остаться здесь навсегда. Вы из какой касты?

— Из серой, — Драко указывает на цвет их накидок. — Так что мы имеем некоторые привилегии.

— Мы ведем за вами наблюдение с вашего первого дня, — полицейский перелистывает блокнот на несколько страниц назад. — За все эти дни у вас была лишь одна встреча с лицом, не входящим в вашу пару. Это тоже противоречит законам города о свободной любви. Постоянные отношения запрещены, мы поощряем неограниченные половые связи, чтобы вы были счастливы. Поэтому вам выписан штраф и объявлено наказание: вас немедленно разделяют и дают вам целый вечер на то, чтобы провести его с пользой для вашего психического состояния. Привязанности ограничивают и ведут к депрессиям и суицидам. Если вы будете повторно замечены в вашей постоянной связи, вас отправят на исправительные работы.

Драко бледнеет и уже собирается возражать, но Гермиона незаметно дергает его за рукав и добродушно заявляет:

— О, большое спасибо за вашу заботу о нашем здоровье, господа. Мы обязательно пройдем наказание и оплатим штраф, не беспокойтесь.

Полицейские сразу смягчаются и делают пометки в блокнотах.

— Тогда пройдемте. Вы, девушка, следуйте за мной.

Гермиона оборачивается, подмигивая Драко и надеясь, что он понимает ее идею. Нужно лишь послушно отгулять сегодняшний вечер, а потом у них будет целая ночь и день для поиска руны. Если же, наоборот, сопротивляться и привлекать к себе внимание — неизвестно, чем это закончится. Лучше не лезть в пекло без необходимости. Она всегда говорила об этом Гарри, но Гарри практически никогда ее не слушал. А ведь сколько бесполезных отработок у Снейпа можно было избежать!

Они проходят две оживленные улицы. Полицейский, важно поправив воротник, вытаскивает из толпы прохожих парня в зеленой форме и тычет ему в лицо своим удостоверением.

— Проведешь сегодняшний вечер с ней, расскажешь, как живет наше общество, покажешь преимущества свободной любви, — полицейский, усмехнувшись, похлопывает парня по спине и, развернувшись, уходит обратно, к полицейской машине. — И в конце обязательно составишь отчет.

Гермиона рассматривает парня без энтузиазма, но с некоторым облегчением: он в зеленой касте, а значит, его гораздо проще будет уговорить на невинную прогулку, чем самоуверенного альфу из серой касты, которым при рождении добавляют ген самовлюбленности.

— Минерва, — произносит она бодро, протягивая руку.

— Джон, — отвечает тот негромко, но руку охотно пожимает. Он невысокого роста, широкоплечий и темноглазый. — Как давно в нашем городе?

— Третий день.

Джон молча поворачивается лицом к ратушной площади, и Гермиона следует за ним, пытаясь продолжить едва начатый разговор.

— Никак не могу привыкнуть, что у вас здесь настолько свободно живется, — замечает она невзначай.

— Очень, — Джон смотрит на нее быстрым, но оценивающим взглядом. — Я раньше жил в Вене, где родился, а потом оказался здесь. В Вене слишком мрачно стало, много работы — а я работал в газетной лавке журналистом — и никаких удовольствий, и я отправился искать лучшую жизнь, так здесь и оказался.

Гермиона деловито берет его под руку.

— А девушка у тебя там была?

— Конечно, — Джон расплывается в довольной улыбке. — Маргарет. Красивая такая, почти с меня ростом, голубоглазая. Мы любили гулять в центре города, держаться за руки, пить вишневый сидр жарким летним днем, но потом она изменила мне с моим другом, и я решил, что мне нечего делать в своем городе. Так я оказался здесь, и, честно говоря, мне тут отлично живется.

Гермиона с сожалением думает, что одна неудача, одно предательство может так глубоко ранить человека, что тот уже никогда не оправится и разочаруется и в себе, и в мире. Даже сильному человеку нужна поддержка, чтобы выбраться из разочарования, а слабому это зачастую вообще не под силу.

— Таблетку хочешь? — Джон вытаскивает из кармана коробочку с таблетками наркотика, словно это леденцы. — У меня что-то голова разболелась.

— Спасибо, но я сегодня уже две принимала, — Гермиона беззастенчиво врет, надеясь, что выходит убедительно. — Может быть, посидим где-нибудь?

Они садятся за столик небольшого кафе на углу бывшей рыночной площади и заказывают мороженое. После таблетки Джон становится невероятно разговорчивым и посматривает на Гермиону с видимым интересом. Значит, таблетки отключают чувство стыда и неловкости, боязни быть смешным и непонятым. Что-то вроде Феликса Фелициса, только с абсолютным отключением всех моральных ценностей. Удобная таблетка. Волдеморту стоило завоевывать Британию с помощью наркотика счастья, а не насилия.

— Кем ты работаешь сейчас? — Гермиона с удовольствием зачерпывает шоколадное мороженое ложечкой. Весенний ветерок играет ее волосами, но он все еще достаточно холодный.

— Пишу статьи о жизни в нашем городе, — Джон закидывает ногу на ногу. — Их публикует самая главная газета. Беру репортажи на заводах, в школах, в генных лабораториях. В прошлый четверг вышла моя заметка об успехах производства таблеток. Их теперь штампуют по пятьсот штук в день! Сперва их не хватало, так что в городе возникали конфликты между теми, кому они доставались, и теми, кому приходилось жить в тусклой действительности. Хорошо, когда ты можешь улучшить себе настроение если не красивой девушкой, то таблеткой.

Гермиона пожимает плечами. Инфантильное общество счастливых людей. Как бы они стали защищать себя и родных, напади на них враг? Погибали бы десятками, на ходу кидая в себя наркотик. Дети с земли Зверя легко победят их. Их победят даже дельцы из Парижа.

— Пойдем ко мне? — Джон проводит рукой по ее колену, и Гермиона вздрагивает. — Ты же помнишь приказ полицейского. А я как раз живу за углом.

Гермиона ловко вытаскивает из сумочки ручку и вырывает листок из блокнота.

— Разумеется. Только пока мы не забыли, давай это запишем? Если у тебя попросят доказательства, покажешь им расписку, — она тщательно выводит несколько слов. — Вот, я подписалась.

Джон небрежно пробегает листок глазами и тут же ставит свою подпись. В расписке говорится о том, что некая Минерва провела с ним весь вечер, и он приложил все усилия, чтобы убедить ее в необходимости следовать жизни города. Потом он складывает бумагу вчетверо и прячет в карман.

Оглядевшись по сторонам, Гермиона незаметно достает палочку и тихонько произносит, чтобы никто не заметил:

— Империо!

Джон поднимается на ноги, его улыбка становится еще более безумной и пугающей. Он кладет на стол мелочь за мороженое и, развернувшись, уходит, сразу смешиваясь с толпой гуляющих людей. Гермиона виновато смотрит ему вслед, с удовольствием доедает мороженое и, добавив немного мелочи для официанта, тоже поднимается из-за столика. Часы на ратуше показывают десять вечера, и ей пора возвращаться в гостиницу.

Проходя мимо парочек и мимо одиночек с ошалевшими глазами, Гермиона почему-то вспоминает родителей Невилла. Они точно так же радуются жизни в палате Мунго, не понимая, что происходит вокруг них, и весь Нюрнберг сразу кажется ей огромным сумасшедшим домом, в котором заточены не по своей воле потерявшие рассудок люди, уверенные, что с ними все в порядке. И от этой мысли ей становится так жутко, что она ускоряет шаг и почти бегом оказывается у гостиницы.

Когда она входит в комнату, Драко стоит у окна и, заметив ее, с облегчением выдыхает, но его лицо тут же приобретает сердитое выражение.

— Спасибо за испорченный вечер, — говорит он раздраженно, и Гермиона тут же хмыкает. — Я еле отвязался от очередной наглой девицы.

— Ты три года отвязывался от Паркинсон, тебе не привыкать, — парирует она насмешливо, расстегивая куртку. — Я была уверена, что ты справишься.

Драко скрещивает руки на груди.

— Очень смешно.

— Давно вернулся?

— Минут двадцать назад. Я искал тебя на улицах, но не нашел, так что решил прийти сюда, — Драко проходит на кухоньку и ставит чайник на плиту. — Я отвязался от этой девицы довольно быстро. Пришлось использовать Империо.

Гермиона проскальзывает в уютные вязаные тапочки.

— Мне тоже.

— Он… — Драко сосредоточенно смотрит на неторопливо закипающий чайник. — Он к тебе приставал?

— Нет, — Гермиона достает из пакета печенье, пару яблок и хлеб. — На этом моменте в ход пошла магия. Он угостил меня мороженым и рассказал о своей прошлой жизни. И, знаешь, он тоже потерянный человек.

— Плевать на него.

— Берти сказал, что Нюрнберг — город счастливых людей. А я считаю, что рабы остаются рабами, даже если не подозревают о своем рабстве. Можно назвать из как угодно: рабами, испытуемыми, подопытными кроликами — суть от этого не изменится.

Драко молча разливает чай по высоким чашкам, и Гермионе кажется, что он ее не слушает, но в его глазах больше нет волнения. Слова о том, что он искал ее, порывом ветра проносятся в голове, и на мгновение ей становится стыдно, что она так задержалась на этом ненастоящем свидании.

— Прости, — произносит она торопливо, разрезая яблоко на две половинки. — Я должна была вернуться раньше. Я знаю, что ты волновался.

Драко смотрит на нее исподлобья, потом поводит плечом. Они перекусывают, разглядывая друг друга в тишине, и Гермиона ловит себя на мысли, что успела соскучиться по Драко за те два часа, что они провели порознь. И она уже собирается сказать ему об этом, как вдруг он поднимается из-за стола, берет с кровати книгу о музейном наследии Нюрнберга и протягивает ей.

— Пока мы бесцельно болтались с этой девицей по городу, я пытался понять, что мы с тобой делаем не так, — говорит он серьезно. — И подумал, что мы все внимание уделили зданиям, но не предметам. Да, первая руна была в часовне, но вторая оказалась на гобелене, так что третья вполне себе может прятаться на каком-то предмете искусства, а все они сейчас находятся в Национальном музее Нюрнберга, в квартале от нас. Только там настолько огромное количество вещей, что нам придется сделать список наиболее вероятных, иначе можем провести в этом музее вечность и ничего не найти. Предлагаю особое внимание уделить предметам, созданным или подаренным евреями.

Гермиона взволнованно берет книгу в руки и поднимает на него глаза.

— Драко, ты гений!

Он довольно усмехается и, придвинув стул поближе к ее части стола, садится рядом. Он уже успел принять душ до того, как она пришла, и от его волос снова пахнет мужским ароматом. Кончики ее пальцев отчего-то теплеют, и она, незаметно подвинувшись, оказывается к Драко чуть ближе, чем сама хотела бы себе разрешить.

Драко

Драко листает книгу о достопримечательностях дальше, помечая самые интересные тупым карандашом. Тусклый свет лампы, прикрытой пыльным абажуром, едва освещает комнату. Гермиона уже спит, устало подложив ладонь под голову, и Драко, иногда отрываясь от глянцевых страниц, рассматривает ее лицо.

Красивое лицо.

Он слегка поджимает губы, вспомнив, что она заставила его понервничать. Он метался по городу, пытаясь увидеть ее в каждой проходящей мимо девушке, но ему и в голову не пришло взглянуть на столики кафе на ратушной площади. Только Гермиона может хладнокровно уплетать мороженое, когда напротив нее сидит человек, получивший приказ рассказать и показать на деле все прелести свободной и беспорядочной любви.

А она не подпустила к себе близко даже Уизли, не позволила ему того, о чем он наверняка мечтает каждую ночь. Дьявол бы его побрал!

Ее губы слегка приоткрыты, и Драко четко осознает это осязаемое, ставшее понятным желание поцеловать их. Что, если она тоже не была бы против — она так смотрела на него там, в крепости, она сжала его руку с такой силой, словно их связывают не только руны.

— Прекрати себя в этом убеждать, — шепчет он сердито и возвращается к глянцевым страницам.

И позже, уже выключив свет, Драко лежит в тишине, слушая, как тихо дышит Гермиона, и неохотно думая о предстоящих опасностях. В этом городе радостных рабов они немного отдохнули, несмотря на нападение гоблина. Берти увезет их снова в неизвестность, где каждый день приносит новые испытания, но одновременно сближает их. Натягивая одеяло до подбородка, Драко вспоминает то мгновение, когда они с Гермионой впервые встретились в звенящей темноте ее прихожей. Она стояла перед ним, храбро сжимая кинжал в руке. Она впустила его к себе, несмотря на все гадости и боль, которые он ей когда-то принес.

— Почему ты открыла мне тогда, в ноябре? — Драко ставит перед ней чашку с горячим чаем, пахнущим мятой. Часы показывают половину седьмого утра, и они уже собираются к музею, пока остальной город только-только лениво просыпается.

Гермиона добавляет в чай каплю молока.

— Потому что ты сказал, что иначе умрешь. Я не могу обрекать человека на смерть, будь это хоть самый последний человек на земле, которому я бы хотела помочь.

Драко приподнимает брови.

— То есть, постучись к тебе Беллатриса, ты бы и ей помогла?

— При определенных обстоятельствах — возможно, помогла бы, — она спокойно помешивает чай ложечкой. — Отчаянные обстоятельства меняют людей. Вспомни хотя бы Снейпа. Стоило ему узнать об опасности, грозящей Лили Поттер — и он перечеркнул все свое стремление к власти, ко всему, что в нем пыталось взять верх над, в общем-то, незлым сердцем. Сердце победило.

Драко качает головой. Так нельзя! Однажды это милосердие выйдет ей боком, не дай Мерлин.

Они выходят из гостиницы в четверть восьмого и сразу направляются к Национальном музею. Людей на улицах практически нет, особенно в центре, так что они без каких-либо проблем находят нужную улочку и незамеченными проникают внутрь. Музей — длинное внушительное здание — оказывается забит сверху донизу самыми разными предметами искусства, включая мебель, живопись, скульптуру, прикладное искусство, посуду, ковры и статуэтки. Драко с трудом пробирается через первый же зал, расчищая Гермионе дорогу.

— Что у нас сначала по списку? — Гермиона немного отстает, обводя безумным взглядом горы ценных вещей. — Мерлин, как можно сваливать в бесформенную кучу бесценные творения людей! Им на них наплевать — выпьют свои таблетки и счастливы. А вот оно, счастье — здесь, в этих пыльных сокровищах. Может быть, используем Манящие чары?

Драко с сомнением смотрит на первый в списке артефакт.

— Хочешь, чтобы меня пригвоздило к какой-нибудь рухляди копьем Лонгина?

Гермиона с расстройством продолжает разглядывать предметы вокруг них.

— Честно говоря, сомневаюсь, что кому-то пришло бы в голову наносить руну на копье Лонгина. Что у нас там дальше? Брошь?

— Остготская фибула в виде орла, — Драко разочарованно проводит рукой по волосам. — Нам ни за что не найти ее в этих завалах. Попробую применить Манящие чары, а ты отойди за колонну. Брошь острая, если попадет в сердце или голову, погибнешь. Я поймаю ее так, словно она — снитч. Я еще помню, слава Мерлину, что такое — быть ловцом.

Гермиона нервно отступает за толстую колонну, с сожалением наступая на разбросанные толстым слоем книги. Драко, не раздумывая, использует Акцио, и брошь оказывается в ладони, вспарывая ее острой частью. Драко с шумом вдыхает пыльный воздух, кровь капает на пол, и Гермиона тут же оказывается рядом, доставая мазь из аптечки. Пока она возится с сумочкой, Драко торопливо произносит, держа испачканную в крови фибулу:

— Явись!

Ничего не происходит. Они решают оставить фибулу здесь, осторожно положив ее на полку в одном из шкафов — невероятно красивую, изящную вещь, сотворенную в далекие Темные века, когда люди только нащупывали свой путь в хаотичной Европе.

— Жаль. Я на нее рассчитывал, — Драко убирает в карман платок, стерев кровь с руки, и с удовольствием ловит на себе обеспокоенный взгляд Гермионы. — Придется идти вперед, по плану у нас в запасе целая сокровищница.

В следующем зале они натыкаются на рой докси и едва успевают отбиться, но одно существо все-таки успевает ужалить Драко в руку. Он шипит и падает на первый подвернувшийся стул с резными ручками в виде драконьих голов. Гермиона, вздохнув, снова ищет в сумочке мазь — уже другую — и спустя десять минут они продолжают путь. Руна не находится ни на статуях Святых Дев, ни на реликвариях, но едва они приближаются к астролябии двенадцатого века, как та начинает светиться привычным синим светом — но и только.

— Астролябии использовались в мореплавании, — Драко едва справляется с дрожью в пальцах. — Значит, в этот раз руна связана с морем.

Они тщательно исследуют все предметы по списку, так или иначе связанные с мореходством, но больше ничего не находят. Время неумолимо движется к обеду, потом — к вечеру, за окнами темнеет, на площадях загораются огни, и в сумраке набитых искусством залов ничего невозможно разглядеть.

Драко зло выдыхает, запинаясь за очередную статуэтку, и Гермиона устало и опустошенно садится прямо на опрокинутый комод из красного дуба. Волосы у нее торчат во все стороны, лицо — раскрасневшееся и полное досады, которую Драко охотно разделяет. Кому в голову могло прийти свалить здесь все скопом? Не спрятав, не поставив охраны. Заходи — воруй — и продавай.

— Дюрер все равно не выходит у меня из головы, он общался с огромным количеством известных людей, да и Скитер, кажется, о нем упоминала, — Гермиона обводит в списке оставшиеся предметы. — Давай подумаем, какие люди его окружали? Что происходило в его век?

Драко садится напротив нее и сосредоточенно трет виски.

— Реформация. Мартин Лютер прибивает тезисы к дверям церкви…

— Но Лютер не связан с морем, — перебивает Гермиона, постукивая пальцами по щеке. — Что еще? Колумб открывает Америку… Наступает эпоха Великих географических открытий. Кто из мореплавателей жил когда-нибудь в Нюрнберге и что-то оставил после себя?

У Драко перед глазами мельтешат страницы путеводителя, который он листал ночью, и ему кажется, что там был какой-то предмет, что-то про море… Он лихорадочно берет у Гермионы книгу и яростно листает до середины.

— Читай, — он разворачивает страницу к ней и тычет пальцем в картинку. — Мартин Бехайм.

— Немецкий ученый, негоциант, мореплаватель, — Гермиона послушно читает вслух. — Создатель старейшего в мире глобуса. Глобуса? Так руна — внутри него? Он должен быть прямо в следующем зале, видишь? Мы в пятнадцатом, а здесь написано, что глобус выставлен в шестнадцатом, в самом углу…

Драко ничего не успевает ответить, потому что, словно вторя его недавним мыслям, в дюйме от его лица проносится кинжал и с громким треском врезается в стену позади него, а потом из-за колонны выходят трое щеголевато одетых мужчин, и впереди них идет, гремя белыми цепями, высокий призрак с выпученными глазами.