Под куполом (гет)

Драко

Прислушиваясь к шорохам из дальних залов, Драко медленно раскладывает палатку, думая о том, с чего начнет поиск следующей руны. Роджер говорил, что предположительно после Парижа лучше отправиться в Нюрнберг, оттуда — в Прагу, а дальше во Флоренцию или Рим.

Шорох прекращается, и Драко тяжело выдыхает, накладывая на палатку защитные заклинания, а потом неторопливо заходит внутрь и зажигает тепловые лампы. Сколько всего продумала Грейнджер! Ни он, ни Уизли с Поттером до этого бы не догадались. Он ставит плитку на кухонный стол и убирает сверток с едой в походный холодильник.

В кухне-гостиной тихо, только часы над камином тихонечко отмеряют минуты.

Некоторое время Драко стоит перед полкой с книгами, потом берет первую попавшуюся — про достопримечательности Германии — и садится в низкое кресло с протертыми ручками. Буквы прыгают перед глазами, и на мгновение чувство одиночества захлестывает его целиком. Как бы он хотел сейчас поговорить с матерью! Но она далеко. И Грейнджер — далеко. Нужно собраться с силами и двигаться дальше. Однако сказать это гораздо проще, чем приступить к действиям.

За пределами палатки раздается какой-то шум и словно чьи-то легкие шаги, и Драко настороженно берет со стола палочку.

Призрак? Или очередное голодное и злое существо? А что если это жандармы?

Шаги становятся ближе, и Драко понимает, что неведомое существо смогло проникнуть через все наложенные им чары.

Он поднимается и выжидающе встает около стола с зажатой в руке палочкой, готовый защищаться до последнего.

А потом в палатке появляется сначала лицо Грейнджер с этими проницательными карими глазами, а потом и она сама — настоящая, осязаемая и серьезная. Его сердце резко ударяется о ребра.

— Я думал, ты отправилась с ним, — у Драко пересыхает в горле, но сердце продолжает сильно биться в груди. — Ты…

Грейнджер чуть заметно кивает, глядя на него не отрываясь. Она выглядит взволнованной и смущенной. И растерянно пожимает плечами.

— Я тоже так думала.

Драко убирает палочку в карман, стремительными шагами подходит к Грейнджер и берет ее за руки. Они холодные, и ему хочется их согреть. Ее глаза внимательно изучают его лицо, наверняка бледное и непримечательное, и ее губы — вдруг показавшиеся ему притягательными — расплываются в робкой улыбке.

— Я не помню, когда последний раз так радовался, — произносит он едва слышно, и ее улыбка становится еще шире. — Ты нужна мне, Грейнджер. Тебя не было полчаса, а я уже сидел в ужасном одиночестве наедине с отвратительно сложной книгой.

Они продолжают смотреть друг на друга, пока Грейнджер не опускает голову.

— Рон будет в ярости, — она расстегивает пуговицы на куртке. От этих простых движений у Драко по спине бегут мурашки. — Но я в последнюю минуту поняла, что нужна тебе больше, чем ему, и самое главное — ты нужен мне сейчас, Малфой. Я не представляю, куда бы я дела себя в Лондоне. Отправилась бы спасать Гарри, а дальше? Нам нужно найти руны. Я могла бы вернуться потом, но, боюсь, я бы уже не смогла тебя найти во всем этом хаосе.

Драко смотрит на нее с улыбкой и ощущает, как внутри него разливается тепло. Они снова остались вдвоем, без этого мерзкого запаха чеснока и старого тряпья, каким разит от Уизли, не говоря уже о Финнигане. Грейнджер привычным жестом вешает пальто на крючок и ставит чайник на плитку. Вода уютно начинает шипеть, греясь на маленьком огне.

— У нас осталось не очень много еды, — она сразу делает проверку запасов и качает головой. — Сегодня займемся построением плана, как добраться до Нюрнберга, а завтра придется выбираться из Парижа. У тебя же осталась бумага о моей выполненной сделке?

Драко кивает, продолжая смотреть на нее. Казалось бы, что может быть сильнее: сначала отнять надежду, а потом вернуть ее. И жизнь сразу становится невероятно хороша, и плевать на все, что встретится им на пути. В этот раз он будет настойчивее, неведомые боги дали ему второй шанс — и он не отступит.

— Возьми, — Грейнджер протягивает ему чашку с крепко заваренным чаем. — И нарежь сыр. А я сейчас сделаю нам нормальный ужин. Как думаешь, получится ли добраться до Нюрнберга на каком-нибудь транспорте?

Драко задумчиво вертит в пальцах кусочек сыра.

— Мы можем попросить помощи у Розье.

Грейнджер сразу яростно восклицает:

— Ни за что. С меня хватит унижений, Малфой.

— Тогда отправимся пешком, — он нарезает сыр кубиками. — Если говорить примерно, то это шесть или семь дней пути. Может быть, нам повезет, найдем старую машину. Главное, чтобы мы не попали в лапы каким-нибудь существам или в самую гущу тумана.

Грейнджер садится за стол и ставит между ними миску салата с вяленой курицей. Драко добавляет туда нарезанный сыр, и они с аппетитом принимаются за еду. Грейнджер немножко сникает, и Драко понимает, почему: она выбрала руны, а Уизли вернулся в Лондон без нее, и расстояние между ними снова увеличилось. Но выбор она сделала сама, и ей некого в этом винить.

— На карте гоблинов помечены города, подвергшиеся разным экспериментам, — произносит Грейнджер медленно. — Лучше заранее просмотреть их, чтобы на всякий случай обойти стороной. Я не очень жажду оказаться в очередной ловушке или клетке, где мне захотят промыть мозг. А таких мест полно, и, боюсь, всех их избежать не получится. Сколько крупных городов у нас на пути?

Драко прикрывает глаза, мысленно вспоминая карту. Ему не хочется думать, не хочется планировать именно сейчас — но время не ждет, и завтра им действительно лучше убраться отсюда, пока их не обнаружили.

— Три или четыре. Точно не скажу.

После ужина Грейнджер возится на кухне, гремя тарелками, и Драко наблюдает за ней из кресла. Жаль, что здесь нельзя разжечь камин — с ним гостиная стала бы гораздо приветливее. Наконец они оба садятся около карты и прокладывают примерный путь — в обход всех основных населенных пунктов.

— Меня одно беспокоит, — говорит Грейнджер, смотря, как он чертит линию их пути красным фломастером, — где мы будем запасаться едой? Фермеров здесь не так много, если судить по карте, все равно придется раз или два зайти в какой-нибудь городок, чтобы купить хотя бы молока, хлеба и яиц, может быть — ветчины или мяса. Нельзя все время сидеть на одном рисе и овощах, нам нужны силы сражаться и бегать сломя голову, если потребуется.

Драко скептически кривит губы.

— Точно. Иначе ты превратишься в пушинку и улетишь. Ты и так чересчур стройная, Грейнджер.

Она вопросительно приподнимает брови:

— Это комплимент?

— Пожалуй.

— Весьма в стиле тетушки Мюриэль, — Грейнджер вздыхает, наверное, тут же вспомнив об Уизли. — Ей вечно не нравилась моя худоба и костлявые лодыжки.

— Покажи, — произносит вдруг Драко, и Грейнджер, опешив, слегка приподнимает краешек клетчатых серых брюк:

— Видишь? Ужасно не аристократично.

Драко тихо смеется, глядя на ее тоненькую как веточка изящную лодыжку.

— Мне нравится.

Она тут же одергивает брючину и слегка краснеет, отворачиваясь. Часы показывают десять вечера, и они оба, еще немного почитав про Нюрнберг и обменявшись незначительными идеями, устало кладут книги на стол. Драко поднимается первым и, пройдя в ванную, переодевается в пижаму. От мысли, что они снова будут спать в одной комнате, у него теплеет на душе. Прошлую ночь он плохо спал, постоянно просыпаясь, ему виделся то отец, то мать, блуждающая в пустом Хогвартсе.

Когда он заглядывает в спальню, Грейнджер уже лежит под одеялом, глядя на него смущенно. Драко гасит свет и забирается в постель, думая, что Уизли все равно пошатнул их мир, ворвался в него резко и грубо, и то равновесие, что царило между ними, нарушено.

— Я заставила себя заснуть вчера, — говорит она негромко. — Рон как обычно громко сопел, но я не стала его будить. Честно говоря, я отвыкла, что он такой шумный.

— Мне снился мертвый отец, — отзывается Драко. — В заснеженном мэноре, среди розовых кустов. Он будто хотел мне что-то сказать, но я никак не мог расслышать ни единого слова, а потом просыпался. Слава Мерлину, сегодня мы можем выспаться. Я только… Знаешь, я не до конца понимаю, что он ушел, что его больше нет.

Грейнджер долго молчит, потом подается вперед и касается рукой его волос. Дрожь пробегает по его телу, и Драко касается ее ладони в ответ — теплой и поддерживающей. И ее глаза блестят в темноте. И тогда он произносит:

— Гермиона.

Она заметно вздрагивает, услышав свое имя, произнесенное его голосом, и осторожно отвечает:

— Драко.

Он улыбается: его никто не называл по имени с того самого дня, как он ушел от матери из прогнившего домика под Купол. Он даже забыл, как оно звучит. И, честно говоря, раньше ему было плевать, когда Пэнси бегала за ним весь пятый и шестой курс и называла его «мой Драко». А теперь, когда Гермиона — как странно думать о ней как о Гермионе — назвала его по имени в этой темноте, все вдруг меняется и становится другим. И ему кажется, что он засыпает совершенно не таким, каким ощущал себя еще несколько часов назад.

Утром они наспех завтракают и, осторожно выглянув из окна музея, смотрят на капающий с неба дождь — первый за все их дни в Париже. Гермиона, расстроенно морщась, достает из сумочки два синих зонта и протягивает один Драко. Выскользнув из музея с помощью заклинания замороженного времени, они быстро сливаются с толпой, демонстративно делая вид, что спешат по своим делам.

Шагая по мокрой брусчатке, Драко искоса смотрит на идущую рядом Гермиону. Она держит зонт совсем низко, и ему видны лишь овал ее лица и нежная щека, на которой лежит непокорная шоколадная прядь. Что-то в его душе переворачивается, и мир продолжает выглядеть иначе после вчерашней ночи. Но что он чувствует, он пока не может до конца уловить, ему только нравится смотреть на ее лицо и осознавать, что она — с ним, а не с Уизли.

У выхода из города скапливается небольшая очередь, и им приходится понервничать, глядя на то, как жандармы внимательно рассматривают бумаги о выполненных сделках. На их плечах сидят стальные птицы, проверяющие документы на подлинность.

— Что ты скажешь Уизли? — спрашивает Драко, когда они делают еще один шаг вперед. — Ты обещала ему отправиться с ним, а в итоге осталась со мной. Не думаю, что он обрадуется.

Гермиона сразу грустнеет, но он хочет знать ответ.

— Правду. Когда я согласилась вернуться, мне казалось, что ему плохо без меня, но потом я подумала, что у него есть вся семья, и Гарри, и друзья — а у тебя никого нет. Только мать, которая очень далеко. И ты получил новость об отце… И потом я вспомнила, что Гарри не взял с собой Джинни, когда мы отправились искать крестражи. Ох, как она обижалась! Как она злилась! Но так было нужно. И я уверена, что поступаю правильно. Рон должен понять, он обязательно поймет.

— У меня есть ты, — произносит он совершенно серьезно, и Гермиона поспешно отворачивается. — И поверь мне, это очень много.

Они протягивают бумаги. Проходит долгих десять минут, прежде чем жандармы ставят поверх них красные штампы и жестом пропускают их к кованым воротам, ведущим из города. Отойдя на несколько сотен метров, они останавливаются и сверяются с картой. Дорога, лежащая перед ними, достаточно широкая и прямая, и они оба решают пройти по ней несколько километров в поисках заброшенной машины, а уже потом свернуть в поля. Дождь понемногу перестает, и сквозь неплотные тучи начинает проглядывать солнце. Февраль уже близится к середине, и при мысли о скорой весне у Драко поднимается настроение. Они шагают бодро, изредка встречая возвращающихся в Париж людей, и обмениваются мыслями о значении следующей руны и о городе, в который зайдут купить еды.

— Попробуем остановиться в Меце, — Гермиона размахивает свернутым зонтом. — Один из самых старинных городов Франции, при Карле Великом там была школа искусства и монастырь.

— Откуда ты все это знаешь? — Драко разматывает шарф. — Твои родители увлекаются искусством?

— Я же ходила в кружок по рисованию, — напоминает она терпеливо. — Нас там любили мучить теорией и заставляли рисовать стилизации. Да и отец любит читать исторические книги. Он говорит, что они помогают ему забыть, как выглядит открытый рот пациентов. Врач — это всегда какое-то странное балансирование между любовью к своей работе и усталостью от нее. Вспомни, как вечно вздыхает мадам Помфри. Пару раз она даже обещала уволиться.

Драко пожимает плечами. Он сам и понятия не имеет, кем бы стал сейчас работать. Раньше ему казалось, что путь один: в Министерство, но сейчас многое изменилось в его представлении о жизни. Возможно, когда они вернут мир в прежнее состояние, он передумает еще раз. Но Гермиона, видимо, читает его мысли, потому что спрашивает:

— А что ты думаешь о работе? Если бы мы были в нормальном мире?

— Я собирался поступать на дипломатическое отделение, — отзывается Драко, и Гермиона одобрительно кивает. — Интересная работа, если раскрутиться. Само по себе перекладывание бумаг радости и смысла не приносит, но если умело двинуться вверх по лестнице, то можно путешествовать и получать неплохую зарплату.

Гермиона с любопытством интересуется:

— Беллатриса не оставила тебе наследство? У нее огромный сейф, больше, чем у Гарри, раз в десять. Я так понимаю, что по закону при смерти собственника имущество переходит к ближайшему родственнику.

— Родольфус жив.

— Он в тюрьме, — Гермиона авторитетно машет рукой. — Так что претендовать он ни на что не сможет, да и более того: он осужден пожизненно, а при такой мере наказания необходимо подписать отказ от имущества или передать его ближайшему родственнику. Кроме вас с матерью, родни у него нет.

Драко вспоминает худое, бледное лицо дяди с темными серыми глазами и прямым носом.

— У него своя трагедия в жизни, — произносит он тихо. — Родольфус любил Беллатрису, а она даже не смотрела в его сторону. Он из кожи вон лез, чтобы она его заметила, но она видела перед собой только Лорда. Мне кажется, на наследство и деньги Родольфусу вообще плевать. А Лорда он всю жизнь скрыто ненавидел.

Гермиона задумчиво отзывается:

— Знаешь, со стороны многое кажется черно-белым. А стоит лишь шагнуть вглубь, и все сразу обрастает тенями и полутенями. Взять хотя бы Розье — она тоже страдала, только по-своему, она любила и почти всем пожертвовала ради своей любви, а что осталось в конце? Молодая женщина на картине и разочаровавшаяся старуха.

Впереди виднеется брошенная на обочине машина, и они оба в надежде ускоряют шаг, но, к сожалению, датчик уровня топлива показывает ноль. Гермиона огорченно вздыхает. Если бы их знаний хватило, чтобы заставить машину ехать без бензина! Сейчас старый форд пришелся бы как нельзя кстати.

— Тоже вспоминаешь эту развалюху? — Драко усмехается, глядя в ее расстроенное лицо. — Плевать, нам может повезти дальше.

Чем дальше они уходят от Парижа, тем более пустынной становится местность. Судя по карте, они должны проходить один городок за другим, но вокруг них — только поля с талым снегом и заброшенные дома. Прохожих встречается все меньше, и когда они равняются с пожилым мужчиной, то на всякий случай уточняют:

— Это путь к городу Мец?

Сначала тот лишь изумленно хлопает глазами, но потом, подумав, отвечает:

— Да, это старинная дорога к Мецу, только советую держаться от него подальше. Вам вообще лучше бы повернуть назад — здесь давно не живут люди, и на много-много миль вокруг вы не встретите ни единого убежища, которое спасет вас от глаз этих тварей.

— Тварей? — переспрашивает Драко, но мужчина, закрыв уши руками, стремительно уходит прочь. — Началось. Не прошло и пяти часов, а нам уже рассказывают про неведомых тварей.

Гермиона ничего не успевает ответить, потому что через поле к ним опрометью несется ребенок лет десяти и отчаянно машет руками. Подбежав, он вцепляется в Гермиону мертвой хваткой и тянет ее за собой.

— Пожалуйста, там, — произносит он сбивчиво, задыхаясь, — там, на маму напали, ее забрали, помогите!

Драко отрицательно качает головой.

— Парень, у нас своих забот хватает. Отпусти ее, и разойдемся каждый в свою сторону.

Гермиона переводит на него просящий взгляд. Ребенок упорно продолжает тащить ее за собой к краю поля, шаг за шагом.

— Драко, мы не можем бросить его одного посреди пустой дороги. Он совсем ребенок, и разве ты не слышишь, что его мама в беде?

Звук собственного имени снова застает его врасплох, и Драко устало выдыхает, закатывая глаза. Почему ей непременно нужно помочь всем на свете? Что если этот ребенок — оборотень или приманка, которая заведет их в логово тех самых тварей, о которых только что говорил старик? Ему ничего не остается, как последовать за почти бегущей Гермионой через поле, утопая по щиколотку в холодной воде. Они идут не очень долго, но дорога остается далеко за спиной, и Драко пытается представить, в какую сторону они отклонились. Если на юг — плохо, если на север — даже неплохо, потому что шоссе все равно сворачивает на одной из развилок.

Они останавливаются у длинного одноэтажного дома с коновязью, у которой стоят бык, корова и две лошади. По рыхлой земле важно расхаживают куры. Ребенок тащит Гермиону за дом, где перед ними вдруг показываются странные существа: они похожи на огромных саламандр, только прямостоящие и вооруженные с головы до ног.

— Верните маму! — ребенок подбегает к испуганной женщине, стоящей в кругу существ. — Я привел подмогу!

Гермиона одновременно с Драко поднимает палочку, и саламандры в ответ поднимают длинные острые копья.

— Осторожно, — шепчет Драко опасливо. — Мы не знаем, кто они и что умеют. Не делай резких движений.

Саламандры вдруг опускают копья, глядя на них выжидающе огромными желтыми глазами. Одна из них выступает вперед и говорит:

— Моя забирать дань из деревни. Женщина — дань. Вы — чужаки. Нам нужна женщина.

— Ребенку нужна мать, — Гермиона сердито поджимает губы. — Других женщин нет?

Саламандра тычет когтями в ее сторону.

— Ты.

Увидев знакомое выражение на лице Гермионы, Драко сразу мотает головой и быстро произносит:

— Даже не думай, ты с ума сошла? Они нас сожрут или сделают рабами, кто тогда продолжит поиск рун? Сейчас не время думать о каждом брошенном ребенке, честное слово.

И тогда женщина, окруженная саламандрами, произносит:

— Помогите нам. Тедди останется один со старой бабкой, если меня заберут. Отца на прошлой неделе задрал медведь. Пожалуйста. Вы молоды и сильны, вы выберетесь, и на вас не распространяется закон о дани. Если правильно ответите на вопросы Всевышней, вас отпустят.

Гермиона слушает ее внимательно, потом поворачивается к Драко, который продолжает упрямо мотать головой.

— У нас есть палочки, и мы ко всему готовы. Рискнем.

— Нет.

— Ты будешь спокойно спать, зная, что мы могли помочь, но ушли, оставив ребенка умирать? — ее глаза сердито блестят. — Я не смогу. Посмотри на них. Они же совсем беззащитны!

Драко прикрывает глаза, тяжело выдыхая. Попробуй переспорь ее — это не под силу никому, даже самому Дьяволу.

— Ты меня в могилу сведешь раньше гоблинов, — шепчет он рассерженно, когда они идут за саламандрами по узкой и извилистой тропе. Домик давно позади, и остается только гадать, куда их приведут загадочные существа.

Гермиона отзывается не сразу, внимательно оглядываясь по сторонам. В лицо им начинает дуть ветер, словно прилетевший с реки, и скоро они выходят на огромное бескрайнее поле.

— Перестань, Драко, — наконец рассеянно отзывается она. — Если существует хоть малейший шанс спасти человеку жизнь, нужно за него хвататься.

Ему снова недостает сил возразить, потому что она произносит его имя с такой интонацией, словно они в Хогвартсе на уроке у Флитвика. Он невольно вспоминает о матери и пытается представить, чем она занимается в этот вечерний час.

— Если Поттер спросит, почему ты не вернулась, скажи ему, что портключ не сработал именно для тебя, — вдруг говорит он. — Так ты избежишь дурацких объяснений.

Гермиона бросает на него быстрый взгляд, но ничего не отвечает.

Гермиона

Поселение саламандр расположено в долине небольшой незамерзающей реки. На воде у берега построены настилы, а на них располагаются небольшие домики с круглыми окнами и дверьми. Если не знать, что здесь живут гигантские саламандры, можно вообразить, что перед ними — обычное поселение рыболовов, какие существовали лет сто или двести назад.

Саламандры заталкивают их в огромную клетку, стоящую на берегу, и с шумом захлопывают стальную дверь. Драко смотрит на нее так мрачно, как только может, и Гермиона тут же достает палочку, проверяя клетку на наличие магической защиты.

— Запечатана, — выдыхает она взволнованно. — Эти существа пользуются магией.

Драко закатывает глаза.

— Кто бы сомневался. Поздравляю, мы пойдем на человеческую уху или окажемся в вечном рабстве.

Гермиона с сомнением качает головой:

— Женщина говорила о законе дани. Дань необязательно равна рабству. И уж тем более не равна убийству.

— Звучит обнадеживающе, — скептически отвечает Драко, прислоняясь к клетке. — Продолжай убеждать нас обоих, что эти твари просто позовут нас отмечать какой-нибудь праздник ящеров.

Гермиона фыркает и отворачивается, разглядывая через крупные квадратные решетки клети то, что происходит в поселении. Судя по количеству домиков на реке, саламандр должно быть не менее полусотни, среди взрослых есть и несколько детей. Слева от поселения крутит лопастями водяная мельница, рядом с ней — вспаханный участок земли с голыми кустами и торчащими палками. Между расставленных жердей натянуты веревки, на которых сушится рыба.

Гермиона шепотом подзывает маленькую саламандру:

— Эй!

— Мне нельзя разговаривать с чужаками, — на шее у саламандры развевается разноцветная лента.

— Ты знаешь, что они собираются с нами делать? — Гермиона садится на корточки, оказываясь вровень с существом. — Как долго мы будем ждать?

Саламандра неуверенно моргает, глядя на нее большими глазами.

— Тебя отдадут мужчинам, а его отправят работать, — произносит она нервно. — Так нужно племени, потому что совсем нет женщин.

Драко позади них тихонечко стонет, и саламандра, вздрогнув, тут же убегает к реке. Гермиона медленно выпрямляется, еще раз пробуя открыть клетку заклинанием. Но металл не поддается.

— У нас есть кинжал, — шепчет Драко. — Предлагаю прорезать себе путь на свободу и свалить, пока они не пришли за нами. Не думаю, что ты жаждешь стать маткой-производительницей человекоящеров. Видимо, для этого они и хотели забрать мать мальчика. Кто его знает, может быть, здесь это в порядке вещей.

Гермиона собирается возразить, что нет такого места в мире, где подобное могло бы быть в порядке вещей, но в это мгновение к ним направляются две вооруженные саламандры.

— Выходить, — произносит одна из них. — По очереди. Ты пойти со мной, он пойти с моим другом.

Драко тут же решительно берет Гермиону за руку.

— Нам нельзя разделяться, — произносит он громко. — Кто у вас главный? Я хочу с ним поговорить.

Саламандры озадаченно переглядываются.

— Главный отдыхать. Вы не интересно главной. Мы забирать вас отдельно.

— Я хочу поговорить с предводителем, — Драко сильнее сжимает руку Гермионы. — У меня есть для него важная информация. Он будет крайне разочарован, когда узнает, что вы не доложили о нас сразу.

Сказав что-то друг другу на своем языке, саламандры согласно кивают и жестом велят следовать за ними. Они проходят через поселение; остальные провожают их любопытными взглядами, дети испуганно запускают в них несколько маленьких камней, один из которых попадает Гермионе по плечу. Она мимолетом успевает заметить, что их жилища очень бедно обставлены, игрушек нигде нет, на земле валяются обглоданные рыбьи кости.

— Похоже, они голодают, — тихо замечает она.

— Мне плевать, — отзывается Драко так же тихо. — Всем в этом мире нелегко, но чужие заботы — не нашего ума дело. Мерлина ради, не вписывайся в ассоциацию по спасению саламандр.

Гермиона смотрит на него сердито, но потом вспоминает, что он ничего не знает о ее работе в Министерстве и о том, сколько часов она провела в попытках настроить отношения между разными видами магических существ.

Чем дальше они углубляются в поселение, тем видят больше следов былой роскоши. Табличка у одного из домиков, с полустертыми буквами, гласит:

ВАШ ТРУД — ВАШ УСПЕХ

ЦЕНИТЕ КАЖДУЮ СЕКУНДУ

СУТКИ СОСТОЯТ ИЗ 86400 СЕКУНД

ОДИН МЕТР ДАМБЫ ВЫ МОЖЕТЕ ВОЗДВИГНУТЬ ЗА 57 МИНУТ!

КТО ТРУДИТСЯ — ТОТ СЛУЖИТ ВСЕМ!

КТО НЕ РАБОТАЕТ — ТОТ НЕ ЕСТ!

Около таблички играют старым мячиком две маленькие саламандры. Гермиона грустно улыбается им, и они тут же подбегают, заглядывая в лицо, но охранник шикает на них, и они с сожалением отстают.

Сопровождаемые своеобразным конвоем, Драко и Гермиона доходят до конца поселения, сворачивают к высокому дому в два этажа и проходят внутрь.

— Главная сейчас выходить, — квакает одна из саламандр, пока Гермиона и Драко осматривают небольшой круглый зал. — Поклониться главной.

Драко, разумеется, отвечает ей надменным взглядом и никому кланяться не собирается, Гермиона же держит руку в кармане — на всякий случай. Нужно быть готовой ко всему.

— Кто меня звал? — чертовски знакомый голос раздается из-за пунцовой портьеры. — Что стряслось?

Гермиона не верит своим глазам, изумленно глядя на вошедшую в зал женщину в синем платье с белым меховым воротником, черепаховых очках и сигаретой, зажатой между длинных пальцев.

— Рита? — Драко выглядит так, словно не знает, можно ли засмеяться. — Рита Скитер? Здесь, в этой дыре? Предводительница саламандр?

Рита неторопливо снимает очки, протирает их краем носового платка леопардовой расцветки и водружает на место.

— Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, — изрекает она звонко и широко улыбается, но в улыбке читается растерянность. — Я бы написала об этом целую статью, но мое Перо сгорело в огне. Каким ветром вас сюда занесло?

Гермиона недовольно поджимает губы.

— Я вызвалась прийти сюда вместо женщины, что живет в доме на окраине леса. У нее маленький ребенок, старая мать и хозяйство. С какой стати вы отбираете у них единственного кормильца?

Скитер некоторое время рассматривает ее лицо, потом криво улыбается:

— Узнаю эту интонацию, полную праведного гнева. Как там поживают домовые эльфы и Гарри Поттер?

Гермиона уже собирается ответить, но Драко быстро вмешивается, не давая ей наговорить лишнего. Ей нравится эта его черта. В отличие от Рона, который распалился бы не хуже нее и только подлил бы масла в огонь, Драко понимает, когда лучше ее утихомирить.

— Мы пытаемся вернуть мир обратно, Скитер. И если доберемся до конечной цели, то победим. Тебе не придется сидеть в рыбьей дыре и воровать матерей у маленьких мальчиков. Ты купишь новое Перо и будешь писать для «Пророка». Обещаю посодействовать в этом, если смогу, — он смотрит на нее совершенно серьезно.

Скитер устало вздыхает, делает несколько шагов назад и садится в кресло, служащее, вероятно, подобием трона. Гермиона отмечает, что выглядит она неважно, и былой едкости в ней нет. Только осунувшаяся выцветшая женщина с блестящими глазами.

— Сколько рун вы уже собрали? — интересуется она негромко. — Вы идете из Парижа — сразу видно. И я вижу у девчонки на шарфе инициалы Роджера Синклера.

— Две, — Драко переглядывается с Гермионой. — Откуда ты знаешь о рунах?

Скитер трагическим театральным жестом вскидывает руку вверх, все еще зажимая сигарету между пальцами.

— Моя семья — одна из Хранителей. Когда началась вся эта история, гоблины преследовали меня, сожгли мой дом, Перо и все, что у меня когда-то имелось. Я сама почти погибла, я бежала из Парижа и упала в полях, истекая кровью. Эти существа принесли меня сюда и выходили, приняв за божество. С тех пор я здесь.

— Руна хранилась в твоем доме? — Драко бледнеет. — Получается, она сгорела?

Скитер отрицательно качает головой, и Гермиона слышит облегченный вздох — свой и Драко.

— Мои предки когда-то жили в Нюрнберге. Аристократами они не были, а были типичной еврейской семьей с подозрительной генеалогией, которая корнями уходила в эпоху Крестовых походов. Был там один человек по имени Гуго де Пейн, которому мой далекий прадед одалживал деньги, вот он одну руну в нашей семье и спрятал. Время шло, а руна передавалась из поколения в поколение. Только к вашему сожалению, дорогуши, я не смогу назвать точное место. Ее несколько раз переносили, так что вариантов целых три. И все они неплохо охраняются.

Драко проводит рукой по волосам, а Гермиона задумчиво замечает:

— Гуго де Пейн... Ведь он основал орден Тамплиеров?

— Верно, десять баллов Гриффиндору, — Скитер грустно улыбается. — Они с Сен-Клерами были очень дружны. Все руны так или иначе вплетены с историю Темных веков и Средневековья. Люди тогда во многое верили, и гоблины могли спокойно появляться среди людей, а Статут о Секретности еще не был подписан. Огромное количество государственных деятелей являлись волшебниками. Так значит, вы хотите отправиться в Нюрнберг?

Гермиона утвердительно кивает, и Скитер тяжело вздыхает, вытаскивая палочку и прикуривая с ее помощью потухшую сигарету. Запах табака сразу наполняет маленький зал, и Драко неприязненно морщится. Скитер поднимается с кресла и прохаживается по комнате, струйка дыма следует за ней.

— Кто-то здесь умеет водить? — она поворачивается к ним после нескольких минут размышлений, и Гермиона молча поднимает руку. — Отлично, Грейнджер. Хоть один необходимый навык у вас есть. Я дам вам машину и примерные адреса рун в Нюрнберге. Бензина должно хватить до Меца, а там уже доберетесь пешком. А сегодня предлагаю вам немного отдохнуть. Полли!

Маленькая саламандра поспешно вбегает внутрь и почтительно замирает перед Скитер.

— Объяви, что вечером будет небольшой праздник в честь наших гостей, — она повелительно машет рукой. — Пусть возьмут немного еды из запасов. Потом придумаем, как их восполнить. Беги же, живо! А вы располагайтесь в соседней комнате. Грейнджер и Малфой, с ума сойти. «Придира» заплатил бы мне за эту статейку галлеонов десять.

Драко странно усмехается, и Гермиона идет за ним в небольшую, но теплую и светлую комнату с круглыми окнами. Здесь стоит одна большая кровать, два старых стула с протертыми спинками и одинокий шкаф со скрипучей дверцей. Драко молча трансфигурирует широкую кровать в две узкие под смущенным взглядом Гермионы и дергает плечом.

— На всякий случай, если Уизли спросит.

— Да ну тебя, — Гермиона нервно улыбается, вспомнив лицо Рона в первые минуты их встречи. — Что думаешь про Скитер?

— Что она не врет. И еще выглядит отчаявшейся, — говорит он, кидая пальто поверх покрывала. — Будь внимательна. Мало ли что может прийти ей в голову. Мне не нравится это место и эти непонятные твари.

Саламандры на празднике только и делают, что едят: Гермиона теперь еще больше убеждается, что они голодают. Скитер, весь вечер мрачно курящая одну сигарету за другой, пьет разбавленное вино и рассказывает о том, каким было раньше это место. Несколько лет назад все поселение было выделено ученым-магам из международного сообщества по восстановлению популяции исполинских саламандр. При должной заботе популяция быстро начала расти, саламандры процветали и строили дамбы и мельницы, добывали и перерабатывали рыбу, создавали свои собственные орудия труда. А потом пришли гоблины и изменили мир, и крошечная вселенная саламандр стала стремительно ухудшаться. Ученые ушли, присматривать за экосистемой стало некому, женские особи начали погибать, и саламандры выбирались все дальше за пределы своей территории, чтобы найти еду и человеческих женщин — для создания потомства.

— Разве женщина может выносить такого ребенка? — Гермиона смотрит на Риту с сомнением. — Это же совершенно другой вид. Ящеры не млекопитающие. Боже мой, неужели они для этого собирались забрать мать того мальчика?

Скитер раздраженно поджимает губы.

— Грейнджер, это называется выживание. И потом, откуда ты знаешь, что человек не сможет выносить подобного ребенка? Нужно лишь небольшое магическое вмешательство. Впрочем, с тех пор как я здесь появилась, я работаю лекарем, так что смертность понизилась, даже начали появляться детишки, и саламандры больше не воруют женщин для размножения. Та, с окраины, больше нужна была мне как личная помощница за дополнительную плату.

Гермиона недовольно откидывается на спинку кресла, наблюдая за игрой маленьких саламандр:

— А что стало с теми, кого они успели украсть?

— Там всего три женщины. Я присматриваю за ними, сейчас они примерно на пятом месяце, — Скитер равнодушно поправляет вновь сползшие очки. — Почему вы ищете руны без Поттера и Уизли? У них какая-то иная миссия?

— Они остались бороться с гоблинами в Лондоне, — отвечает Драко сухо. — И на этом остановимся. Можем опять переключиться на саламандр и поговорить о том, что люди создали им мир иллюзий, а потом бросили на произвол судьбы.

Линзы очков Риты тускло блестят в полумраке залы, но она больше не задает вопросов. Гермиона думает, что у нее наверняка есть шпионы. Быть не может, чтобы Скитер покорно прозябала далеко от всей суматохи и даже не попыталась в ней участвовать. Или она боится, или ей есть что скрывать.

Праздник заканчивается гораздо позже, чем они с Драко уходят спать, и Гермиона, засыпая, слушает мелодичное кваканье довольных и сытых саламандр. Ей снова снится Гарри: он стоит у маленького окна в камере и сосредоточенно смотрит на бушующее море. Он действительно интересуется, почему Гермиона не вернулась с Роном.

— Портключ не сработал для меня, — отвечает она, вспомнив слова Драко, и Гарри растерянно взъерошивает волосы. — Но я обязательно вернусь, честное слово.

Гарри молча отворачивается.

— Снейп жив, — произносит он тихо. — Я бы хотел его увидеть. Я знаю, что он прикован к замку и инвалидному креслу. Пытаюсь достучаться до него через сны, но он не впускает меня.

— Дай ему время, — советует Гермиона. — Он еще не успел отойти от событий войны, а мир уже перевернулся с ног на голову. Уверена, рано или поздно вы увидитесь. И думаю, вам обязательно нужно поговорить начистоту.

Драко

Красная машина Скитер, похожая на жука с огромными глазами-фарами, стоит прямо за поселением, припорошенная прошлогодним сеном и укрытая сверху рваным тентом. Гермиона внимательно обходит машину со всех сторон, проверяя, не пробиты ли колеса, потом забирается внутрь и поворачивает какой-то ключ.

Машина издает рычащий звук, но ничего не происходит.

— Попробуй еще раз, милочка, — Скитер хмурится. — Она и раньше капризничала.

Гермиона снова поворачивает ключ, и машина неохотно заводится, издавая грохочущий звук.

— Удачного пути, — Скитер машет им рукой с облезлым синим лаком на ногтях. — Если увидите где-нибудь Перо, похожее на мое, покупайте. Я дам вам за него пять галлеонов. Деньги придутся кстати, правда, Малфой?

Драко молча садится в машину и хлопает дверью. Гермиона сердито сдувает прядь волос с щеки и тихо произносит, кладя руки на руль:

— Не обращай на нее внимания. Она специально хочет тебя задеть, чтобы ей самой было не так больно от потерь.

Они медленно добираются до шоссе, с которого свернули, по разбитой и ухабистой грунтовой дороге. Гермиона старательно объезжает все ямы и кочки, сосредоточенно глядя на дорогу. В машине приторно пахнет духами Скитер, задние сидения завалены пергаментами, исписанными тонким узнаваемым почерком.

— Откуда у нее машина, если она добралась сюда вся в крови пешком? — Драко приподнимает брови, подозрительно разглядывая салон. — Очередное вранье.

— Ей хотелось, чтобы мы ее пожалели, — Гермиона чуть прибавляет скорость, выезжая на шоссе. — Но прямо она сказать об этом не может. Саламандры — это только прикрытие. Уверена, мы со Скитер еще встретимся. И я хочу поскорее забыть, что они держат у себя трех беременных женщин, не имея никакого доступа к медицине. Они могут умереть все: и матери, и дети.

Драко криво улыбается.

— Меня каждый раз восхищает твое умение думать о других, — произносит он, глядя на ее профиль. — И слава Мерлину, что ты водишь машину и что ты осталась со мной. Где бы я сейчас был?

Гермиона насмешливо фыркает.

— Шел бы по шоссе, проигнорировав просьбу мальчика о помощи.

Драко тихо смеется.

— Ты права, пожалуй. Как видишь, эгоизм в разумных пределах — это не так уж и плохо.

Гермиона не отвечает, крепко сжимая руль обеими руками. Драко знает, что управление машиной дается ей нелегко: на маггловские права она еще не сдавала, и опыт почти нулевой, но она упорно старается держать одну скорость и не дергать рулем. Драко невпопад думает, что сам бы хотел попробовать себя на месте водителя. Когда-нибудь потом, после изменения мира. Что будет с ним тогда? И кем они станут друг для друга с Гермионой? Если она вернется к Уизли — это конец. Ничего не будет, даже дружбы, потому что Уизли душат своей заботой, затмевая всех вокруг.

Гермиона на мгновение поворачивается к нему, отрывая взгляд от дороги, и Драко снова отмечает, что она красива — в этом зеленом свитере с высоким горлом, который оттеняет ее глаза и волосы. И ему хочется коснуться ее, но он тут же отворачивается, заставляя себя смотреть в окно.

Они проезжают еще несколько миль, потом сворачивают на обочину и сверяются с картой. Мец лежит в трех-четырех милях от них, и Гермиона уверенно заявляет, что бензина должно хватить. Потом они вытаскивают гоблинскую карту городов и долго разглядывают. У поселения саламандр стоит крестик — и такой же стоит у Меца.

— Возможно, это значит, что гоблины не присматривают за этими городами, — Драко вертит карту в руках. — Потому что над Лондоном никаких крестиков нет, только звездочка.

Шоссе у города оказывается перегороженным огромным красным шлагбаумом, на котором висит табличка «Дальши дороге нет», и Драко с сомнением переглядывается с Гермионой.

— Страшно представить, насколько безграмотные люди здесь живут…

Он не успевает закончить предложение: из неприметной будки, стоящей на обочине, выходит невысокий полный мальчик в очках и бойко представляется:

— Хрюша. Вы кто будете и зачем приехали?

— Мы хотим переночевать в вашем городе и купить немного еды, — Гермиона добродушно улыбается. Мальчику на вид лет десять, не больше. — А почему ты следишь за шлагбаумом? Где взрослые?

— Взрослых в этом городе нет, — мрачно отзывается Хрюша, поправляя очки. — Мец — город детей.

Драко сердцем чувствует, что что-то здесь неправильно, но Гермиона послушно следует за Хрюшей по ту сторону шлагбаума. Стоит им лишь переступить красную черту на земле, как их обдает странной волной, и Драко кажется, словно из него выкачали все силы, но через несколько минут это чувство проходит. Судя по выражению лица Гермионы, она испытывает то же самое, но продолжает натянуто улыбаться. Через полчаса ходьбы их встречает отряд из трех крепких мальчишек, один из которых почти одного роста с Драко.

— Я Ральф, — говорит он с вызовом, — справа от меня Джек, слева — Саймон. Добро пожаловать в город Повелителя мух.

— Повелителя мух? — переспрашивает Драко, и идея провести ночь в этом городе нравится ему все меньше и меньше. — У вас что, проблемы с насекомыми?

Гермиона толкает его локтем и почтительно кивает мальчишкам, которые смотрят на нее вызывающе.

— О, мы наслышаны о Повелителе, — говорит она мягко. — Но никогда не надеялись оказаться в его городе.

Драко скептически приподнимает брови. Она принимает этих детей и их истории всерьез? У них нет времени на это. Запастись едой, переночевать — и отправиться дальше. В крайнем случае, еды вполне хватит, а для ночевки у них есть палатка.

Джек — тот, что с тёмными волосами и дикими глазами — заинтересованно изучает Гермиону, и Драко категорически не нравится его взгляд. Взгляд подростка, который впервые увидел красивую девушку.

— Она подойдет, возможно, — быстро говорит Джек Ральфу, и тот, щурясь, кивает. — Пройдемте за нами, гости. Мы покажем вам город.

Они петляют по узким улицам старинного города-перекрестка, где когда-то процветала торговля, а в монастыре создавали прекрасные произведения искусства. В самом сердце города стоит огромный готический собор, дальше за ним — часовня, построенная тамплиерами, королевское аббатство и наконец — площадь Сен-Луи, где в средневековье проводились ярмарки.

Город полон детей — самых разных национальностей. Они хмуро провожают незнакомцев недовольными взглядами, но почтительно кланяются Ральфу и Джеку, при этом не обращая внимания на Саймона. Одеты они во что попало, некоторые носят взрослую одежду из оставшихся магазинов и выглядят так, словно взрослых мужчин внезапно вернули в детство.

— Пожалуйста, — Ральф обводит широким жестом площадь, вымощенную булыжником. — Здесь вы можете купить все, что необходимо. Мы разводим овец и научились делать неплохой сыр. Хлеб, ветчина, баранина — все это есть в лавках. Когда сделаете покупки, за вами придет Саймон.

Троица остается за спиной, и Драко нервно произносит:

— Зачем они пришлют Саймона?

— Чтобы мы не сбежали, — Гермиона толкает дверь в магазин с молочными продуктами. — Нам нельзя здесь оставаться. У меня мурашки от этого города. Ты тоже почувствовал странную волну, когда мы пересекли черту на земле?

Драко кивает, входя вслед за ней в магазинчик. Вежливый толстый мальчик с пухлыми щеками щедро отвешивает им головку сыра, масло и три бутылки молока. Гермиона незаметно прячет это в бисерную сумочку, с трудом нашарив там походный холодильник. Они еще берут немного мяса в соседней лавке, а потом идут в хлебную и овощную, и под конец Драко ощущает, что мелочи в его карманах становится значительно меньше. Слава Мерлину, что у них есть тот счет, который родители Гермионы открыли для ее учебы во Франции. Мысль о том, что у него самого нет ни сикля, приводит его в уныние, но потом он вспоминает о сейфе Лестрейнджей. Кто знает, возможно, Гермиона окажется права, и ему удастся воспользоваться этими деньгами. Кроме того, у матери тоже есть сбережения, так что если они вернут мир в прежнее русло, то нищета закончится так же быстро, как началась.

Гермиона предлагает улизнуть, но едва они выходят из хлебной лавки, как Саймон уже направляется к ним с еще одним мальчишкой, который держит в руках короткое копье.

— Пойдемте за нами, — Саймон улыбается так, словно он слегка сумасшедший. — Ральф велел отвести вам комнату в старом особняке за площадью.

Драко считает, что спорить сейчас бессмысленно, да и применять магию против детей кажется ему неприятной идеей, поэтому он послушно шагает вслед за мальчиками рядом с Гермионой, которая постоянно вертит головой, словно пытается запомнить улицу и дома, мимо которых они проходят. Темнеет, и в некоторых окнах то здесь, то там, начинают загораться огни свечей.

Особняк, построенный, вероятно, в семнадцатом веке, сразу поражает их своей красотой: на окнах блестит золотая лепнина, лестница украшена решеткой с коваными львами и кабанами, потолки так высоки, что голову нужно запрокидывать, чтобы рассмотреть живопись на плафоне.

Саймон толкает дверь в одну из богато обставленных комнат на втором этаже.

— Располагайтесь. Раньше здесь находились всякие важные организации, но нам, детям, на роскошь наплевать. Мы живем среди нее и даже не думаем о том, кто и зачем все это создал. Когда твоя цель — выжить, обстановка уже не имеет никакого значения. Но вам, я вижу, нравится.

Гермиона обводит комнату восхищенным взглядом.

— Это невероятно, волшебно красиво!

— Магия и волшебство в городе Зверя не действуют, — Саймон огорченно качает головой. — Так что все создано людьми, которых давно нет, а есть только мы, дети. Но мы не всесильны, а природа не щедра, и нам приходится умолять Зверя послать нам свое благословение… На той неделе Дани умер от болезни, медицины-то у нас нет… Дети не могут быть взрослыми во всем, даже если очень захотят. Впрочем, это не ваши беды. Отдыхайте. Я передам Ральфу, что вам понравилась комната.

Убедившись, что шаги мальчиков на лестнице стихли, Драко резко разворачивается к озадаченной Гермионе, которая с любопытством разглядывает обои с золотым тиснением и важных людей на картинах.

— Акцио! — произносит Драко, пытаясь приманить статуэтку с каминной полки. — Акцио!

Статуэтка не сдвигается даже на дюйм, и Драко чувствует, как холодеют кончики пальцев.

— Палочка не работает, — мрачно изрекает он, поднимая глаза на Гермиону, которая пытается сама использовать Манящие чары, повторяя его попытку. — Получается, слова о магии — не шутка. В этом городе ее попросту нет, или кто-то более сильный ее заглушает.

Гермиона внезапно бледнеет, опуская руку.

— Зверь, — шепчет она взволнованно и оглядывается по сторонам.

Стена с картинами позади них вдруг растворяется в воздухе, превращаясь в черную бездну, и из этой бездны приходит низкое громкое рычание. Комната вокруг них исчезает, образуя бесконечный водоворот, и Драко без раздумий делает шаг к Гермионе и прижимает ее к себе, защищая от поднявшегося ураганного ветра и страшной волны вони, наполняющей комнату.

— Что за чертовщина? — кричит он, едва удерживаясь на ногах. — Что это за Зверь?

— Повелитель мух, — отвечает Гермиона, цепляясь за него изо всех сил. Ее нежное лицо, ее губы оказываются совсем рядом, и Драко на мгновение даже забывает о том, что они стоят посреди невероятного шторма, полного зловещего рычания. — Дьявол.

И тогда совсем рядом раздается жужжание.