Крестник (гет)

Чувство падения в глубокий колодец, несомненно, нельзя включить в десятку приятных. И все же Джеймс был рад почувствовать под затекшей спиной что-то теплое, уютное и мягкое, как земля. Стоило лишь подумать о том, что чувство осязания к нему вернулось так же внезапно, как и пропало, как голова тут же взорвалась дикой болью. Пришлось закусить край одеяла, чтобы подавить стон.

Перед глазами замелькали обрывочные воспоминания: белоснежный потолок лазарета в Хогвартсе, голос мадам Помфри, наполненный тревогой, звон склянок… Потом снова забытье. Ощущение того, что тебя куда-то тащат, не особенно церемонясь с твоим бесчувственным телом. Потом снова голоса, знакомые и незнакомые, брань… Слепящий свет, снова боль, пронзающая все тело и выворачивающая суставы. Единственная промелькнувшая мысль, когда пришел в сознание: «Охмерлинелкипалкикогдажеэтокончитсяубейтеменя…» Снова пустота.

Джеймс неловко пошевелился и с колоссальным трудом разлепил слезящиеся глаза. Первым, что оказалось в поле его зрения, был белоснежный потолок, гораздо светлее хогвартского и намного ниже его. Повернуть голову чуть не стоило ему потери сознания: снова боль, которая оглушала и давила на виски. Было такое чувство, что все его тело приколотили к кровати гвоздями. Справа послышалась какая-то возня. Джеймс прищурился и сумел разглядеть чей-то незнакомый силуэт у окна. Неизвестный пошевелился и торопливо подошел к нему, затем склонился и принялся нагло его рассматривать. Он бы с удовольствием съездил ему по зубам, но соблазнительная мысль так, к сожалению, и осталась мыслью: он даже пальцем не мог пошевелить, чтобы не спровоцировать новый приступ боли.

Некто перестал его изучать и поспешно отошел, насколько Джеймс мог судить, к выходу из комнаты. Раздался звук открывающейся двери, и Поттер сумел разобрать женский голос, прокричавший что-то вроде:

— Флор! Обезболивающее в палату Поттера, быстро! Пошевеливайся, старый пердун!

Ого, да девица с характером.

Старым пердуном оказался парень лет двадцати пяти. Джеймс не по внешнему виду это определил, а по голосу. Флор сыпал какими-то медицинскими терминами, постоянно путаясь в языках и перепрыгивая с ломаного английского на французский и еще какой-то непонятный, наверное, латынь. Обезболивающее, которое он влил Джеймсу в рот, мало помогло, но хотя бы дышать стало легче.

— Зови Вейнрайта, да поживее, — распорядилась девушка. Флор кивнул и умчался выполнять приказание. Видимо, неизвестная имела нехилое на него влияние.

Внезапно Джеймс напрягся. Куда же его черти занесли? В больницу святого Мунго?

Вейнрайт появился спустя две с четвертью минуты. Чем он там занимался, Джеймс не видел, но старый целитель вдруг что-то сделал, и боль резко отступила. Джеймс закашлялся и жадно вдохнул свежего воздуха. Девушка и старик о чем-то негромко переругивались, в итоге старик, плюнув, проскрежетал:

— Сиди с ним, никуда не отходи ни на минуту. Как только мсье Пальмер вернется, сразу же обследует. Смотри у меня, — проворчал он напоследок и вышел из палаты.

Раздалось ироничное хмыканье девушки. Скосив глаза, Джеймс наблюдал за тем, как она прошла обратно к окну и уселась, водрузив ноги прямо на письменный стол. Чем она там занималась, он уже не видел.

В горле была невыносимая пустыня. Джеймс осторожно приподнял голову, за что девчонка на него налетела коршуном:

— А ну лежать! — прикрикнула она высоким пронзительным голосом, в котором звучали повелительные нотки. Джеймс мысленно застонал: с такой сиделкой лучше не связываться.

— Я пить хочу, — пробурчал он, покорно откидываясь на подушку.

Девушка снова фыркнула и пропала из поля его зрения. Через минуту вернулась с кружкой, полной ледяной воды, в руках.

— Еще бы, — заметила она, поднося кружку к пересохшим губам Джеймса. — Почти две недели без сознания здесь провалялся.

Джеймс чуть не захлебнулся от новой информации.

— Сколько?!

Незнакомка ничего не ответила и подоткнула ему одеяло. Пока она суетилась, Джеймс, прищурившись, пристально разглядывал ее. Насколько он мог судить, она была примерно одного возраста с ним, быть может, на год старше, но не больше. Длинные волнистые волосы шоколадного цвета были рассыпаны по плечам, светло-зеленые глаза с коричневыми крапинками смотрели нагло, но обеспокоено. Одета она была в нежно-голубую мантию с вышитой на груди эмблемой: бело-золотая двойная буква «П», а ниже чаша, из которой выползала змея.

Подозрения Джеймса усилились еще больше. Интересно, он что, так серьезно покалечился, свалившись с метлы, что его привезли в медицинский фонд Пальмеров во Франции, одним из учредителей которого был его дед? Сам квиддичный матч был у него как в тумане, да и вообще припоминать события двухнедельной (если девчонка, конечно, не врет) давности не очень хотелось. Зачесался нос, Джеймс поднял руку к лицу и тут же обнаружил на кисти какой-то странный полустершийся символ, похожий на одну из ненавистных Блэку рун. На второй руке обнаружился похожий знак.

— Это еще что за боди-арт? — спросил он у своей сиделки. Та снова прикинулась глухонемой. Джеймса это взбесило. — Какого дракла ты молчишь?! — вспылил он. — Мне кто-нибудь вообще объяснит, что со мной произошло?

— Ты перенес сложную операцию, — наконец соизволила заговорить девчонка. Она уселась рядом с ним, видимо, приготовившись с большой неохотой отвечать на вопросы своего подопечного. — Твоя магия вышла из-под контроля, пришлось срочно это исправлять. Честно говоря, я до сих пор не могу понять, как ты вообще выжил.

Повисла пауза. Джеймс молча переваривал сказанное, а сиделка равнодушно рассматривала узор на обоях позади кровати Джеймса.

— Так. Допустим, — наконец кивнул Поттер. — Есть объяснение, почему это произошло? Со мной такого раньше никогда не бывало…

— Ошибаешься, — хладнокровно перебила его девчонка. — Тебе уже делали подобную операцию, когда тебе было два месяца от роду.

Рот Джеймса открылся и так и остался изображать идеальную букву «о». Ничего себе поворот событий! Ну и какие еще сюрпризы ему предстоит пережить за сегодняшний день?

Девчонка почесала нос.

— Мне, собственно, знать об этом не положено, — сообщила она, — у меня просто уши слишком большие. Да и дед не имеет привычки запирать свой кабинет.

— Мой тоже, — рассеянно отозвался Джеймс и вдруг нахмурился: — Не понял, а при чем тут твой дед?

— Он твой лечащий целитель, тупица, — снисходительно пояснила она. — Пьер Пальмер, глава всей этой шарашкиной конторы, — она фыркнула, своим видом и тоном в частности давая понять, как относится к столь значительному заведению, как медицинский фонд.

— А, вон оно что, — хмыкнул Джеймс. — А ты тогда у нас…

— Джой, — буркнула девчонка.

— Чему ты рада*? — не понял Поттер. Девчонка посмотрела на него, как на ненормального.

— Это мое имя, болван. Жозефина, сокращенно Джой. Пальмер, — добавила она и протянула ладонь с длинными ядовито-красными ногтями. Да уж, еще одно слово, которое придется ей не по нраву, и эти самые ногти определенно разукрасят ему физиономию.

На самом деле у Джеймса скопился миллион вопросов, но озвучивать их в присутствии воинственно настроенной Джой он не рискнул. Проще дождаться целителя и пообщаться с ним, а вся такая с иголочки мадемуазель Пальмер своим высокомерием и бравадой могла потягаться только с Сириусом. Да даже опальный наследник древнейшего и благороднейшего рода волшебников был куда проще в общении.

Не слыша от своего подопечного больше никаких вопросов, Джой снова ушла к своему окну, на этот раз усевшись прямо на стол. Из-под форменной мантии виднелась потертая джинсовая мини-юбка и ярко-красные лакированные туфли, под стать ногтям. В общем, в высшей степени вульгарная особа. Только сигареты во рту не хватало, но ее сегодня, видимо, замещала жвачка. Джой надула гигантский фиолетовый пузырь, который громко лопнул и облепил широкоскулое лицо, но ее этот факт нисколько не смутил. Она равнодушно смотрела на Джеймса, а тот в ответ беззастенчиво пялился на нее. Так их игры в гляделки и продолжались до самого прихода целителя. Мсье Пальмер оказался невысоким тщедушным старичком, еще более дряхлым, чем мсье Вейнрайт. Его целительская мантия была чуть темнее, чем роба его внучки, а уже знакомые зеленые глаза с крапинками, скрытые очками, смотрели мягко и с сочувствием. Доктор задавал дежурные вопросы, что-то отмечал у себя в блокноте, щупал что-то на шее Джеймса, считал пульс, был вежлив и жизнерадостен, но любые попытки Поттера задать хоть один вопрос тут же пресекал улыбкой и новой порцией своих собственных вопросов. Джеймса это ужасно раздражало, но перечить и вообще грубить старшему он не отваживался.

— Слезь со стола, — сделал внучке выговор мсье Пальмер, и Джой с видимой неохотой подчинилась, показав за спиной деда язык. — Ты не у себя в комнате, где можешь хоть на ушах стоять. Раз я позволил тебе работать в фонде, будь добра, веди себя прилично.

Напоследок еще раз улыбнувшись, старший Пальмер ушел, а Джой, показав двери средний палец, снова вспрыгнула на стол. Джеймс от такой наглости даже не нашелся, что можно сказать.

— Чего уставился? — злобно сверкнула глазами Джой. — Ты понятия не имеешь о моей семейке. Чокнутые фанатики. Это он с виду такой, знаешь, шоколадный весь, а на деле лицемер и взяточник. Когда в Дюнкерке ветеран войны с Гриндевальдом умирал от драконьей оспы, моему драгоценному дедуле практически всем городом собирали средства, чтобы он только посмотреть старикана-полукровку соизволил.

Говоря все это, Джой корчила такие гримасы, что тотчас напомнила Джеймсу Сириуса: примерно с таким же пренебрежением и даже презрением тот рассказывал о своей семье.

— А ты, выходит, семейных взглядов не придерживаешься? — фыркнул он. Джой приподняла брови. Джеймс верно истолковал ее красноречивый взгляд. — Есть у меня один товарищ, рассуждает прямо как и ты, Сириусом Блэком его зовут. Так вы с ним идеальную пару составили бы. У него правда, девушка вроде как имеется, — ухмыльнувшись, добавил Джеймс, вспомнив Дарлу. Джой поморщилась пуще прежнего.

— Больно надо со всякими папенькими сыночками тусоваться… Стоп, — вдруг нахмурилась она, — как ты сказал его зовут?

— Сириус Блэк, — раздраженно повторил Джеймс. — Ты что, знаешь его?

— Мерлин упаси. Тебе письмо от него пришло, — с этими словами Джой выудила из ящика стола бежевый конверт и протянула его Поттеру. Тот взял письмо и немедленно его вскрыл. Чем дальше он читал, тем все больше ухмылялся.

— Отбой воздушной тревоги, — заявил он, убирая письмо в конверт. — Нету у него больше девушки.

Джой его даже не слушала. Она вытащила из стола обыкновенный магловский плеер и сунула в уши наушники. Зазвучала приглушенная музыка, и Джой принялась болтать ногой ей в такт, подпевая оравшему певцу.

— Послушай, — Джеймс попытался переорать музыку, но то ли она была слишком громкой, то ли Джой снова включила тактику глухонемой. — Откуда Сириус Блэк узнал, что я здесь? — он даже конвертом помахал в воздухе, пытаясь привлечь внимание сиделки. Та словно от всего мира отключилась.

И тут Джеймс вспыхнул не на шутку. Да что эта пустоголовая девица вообще о себе возомнила? Ее тут явно не для красоты посадили, она просто обязана выполнять капризы своих подопечных! А Джеймс, между прочим, не так уж много и просил. Сконцентрировавшись, он чуть прищурился и направил действие стихийной магии на чернильницу, рядом с которой покоилась пятая точка Джой. В этот раз пришлось поднапрячься, поскольку после операции он все еще был очень слаб и свою магию даже не чувствовал, но спустя несколько провалившихся попыток чернильница взорвалась, оросив мантию Джой лиловыми кляксами. Пальмер уставилась на Джеймса так, словно он только что обернул вокруг ее шеи гадюку, но выключить плеер все же соизволила. Наконец-то в палате наступила тишина, от напряжения казавшаяся чуть звенящей.

— Больной что ли? — холодно осведомилась Джой, брезгливо взирающая на свою безнадежно испорченную мантию.

— Именно так! — заявил Джеймс. — Я больной, а ты моя сиделка, так что будь добра — обрати на меня свое бесценное внимание!

Слова на Джой не произвели нужного эффекта, но она все же слезла со стола и подошла к постели Джеймса, нависая над ним, точно башня.

— Ну, чего тебе, больной? — спросила она уже не так недружелюбно, как раньше.

Спустя двадцать минут разговорить ее все же удалось. Оказалось, что миссис Поттер сообщила его друзьям, куда его увозят и почему. Сириус написал, что в жизни не поверит в байку о санатории, где лечат заболевание опорно-двигательного аппарата, ибо с координацией у Джеймса всегда был полный порядок, поэтому требовал объяснений. Еще писал, что все страшно перепугались, когда он грохнулся с метлы, а потом бился в конвульсиях и сносил все на своем пути даже без сознания, когда его тащили в лазарет. Да, магия серьезно вышла из-под контроля. Оказывается, задница, в которую он угодил, еще глубже, чем ему казалось раньше.

— Вот я попал, — простонал Джеймс и натянул одеяло на лицо. Джой молчала. Он приоткрыл сначала один глаз, наблюдая за ее реакцией, затем второй, но она словно окаменела. Со вздохом Джеймс откинул одеяло. — Послушай, ты всегда такая противная? — спросил он, даже не надеясь получить ответ. — Тебе же с людьми нельзя в одном помещении находиться, а тем более работать с ними, ты их перегрызешь всех!

Что-то в ее лице дрогнуло, и Поттер всерьез испугался, что умудрился довести ее до слез. Но она только презрительно хмыкнула.

— Я бы всех людей в мире переавадила, если бы знала, что меня за это в Нурменгарде не запрут. Хотя, по сути, моя комната ничем от тюряги не отличается.

В ее голосе зазвучала откровенная горечь. Джой бросила на своего собеседника еще один испепеляющий взгляд, глубоко вздохнула и принялась за повествование.

— Мои предки неоднократно пытались посадить меня под замок, особенно после того, как в одиннадцать я смылась со своей помолвки с каким-то жиртрестом при бабле. Ты, наверное, удивлен, почему я сейчас не в школе, — она хмыкнула. — Все свое образование я получаю дома. Меня так достал этот склеп, что я даже в больнице готова торчать круглые сутки…

— И выносить за каркающими и покрытыми шипами волшебниками утки, — понимающе кивнул Джеймс, словно не заметив злобного взгляда Джой. — Продолжай.

— Было время, когда выносила и утки, — свирепо заявила она, сверкнув глазами. — Потом дед вроде как сжалился надо мной и стал допускать меня к пациентам попроще. Но за моей спиной он все равно мечтает сдать меня в колонию для малолетних, а еще лучше — сбагрить куда подальше. Я уже и в Дурмстранг просилась, но мать отказывается наотрез отпускать меня из этой гребаной страны. Вот и торчу в этом гадюшнике и буду торчать, пока мне семнадцать не стукнет.

Джой закончила повествование и отвернулась. Джеймс сам до конца понять не мог, чем заслужил у своей угрюмой сиделки такое доверие и раскрутил на откровенный разговор. Джой, видимо, решила, что все же сказала несколько больше. Ее красивое лицо снова приняло вид каменной маски. Размышляя, как бы разрядить обстановку, Джеймс ляпнул следующее:

— Ничего такой гадюшник, — он окинул восхищенным взглядом свою кровать из белого дерева, такой же письменный стол, мягкий ворсовый ковер на полу цвета слоновой кости, хрустальную люстру, переливающуюся на свету всеми спектрами, воздушные занавески на больших витражных окнах и завершающую интерьер картину в позолоченной раме. Если бы он сразу не приметил на мантии Джой эмблему фонда Пальмеров, то наверняка решил бы, что попал в пятизвездный отель. — Да я б тут жить остался…

— Живи, — хмыкнула Джой. — Тебе здесь еще очень долго торчать придется. Тебе, как VIP-пациенту, такую нехилую палатку и выделили. Типа «Tout compris». На этом этаже все такие мажоры, как ты, валяются. Спустишься как-нибудь этаж на третий и убедишься сам, что в этом мире все решают деньги, связи и чистая кровь.

У Джеймса по спине тут же побежал неприятный холодок, но предаться грустным мыслям он не успел: в дверь палаты тихонько постучали, а затем внутрь заглянул миловидный парень лет двадцати. У него были ясные голубые глаза, как у младенца, но в остальном они с Джой были очень похожи: те же широкие острые скулы, те же губы, нос. Наверное, ее брат, решил Джеймс и оказался прав: хмурое лицо Джой осветилось ослепительной улыбкой, от этого черты стали гораздо мягче и симпатичнее. Заметив, что пациент бодрствует, молодой человек слегка смутился:

— Прошу прощения, — вежливо сказал он, обращаясь к Джеймсу. В отличие от сестры, которая говорила совершенно без акцента, язык парня оказался очень ломаным, но вполне понятным. — Как ваше самочувствие?

— Благодаря уходу вашей очаровательной сестры — прекрасно.

Брови Джой взлетели.

— Откуда ты… — начала она, а затем понимающе махнула рукой. — Ясно. Если я коротко постригусь, то нас вообще друг от друга не отличат, да, Ретт?

Парень застенчиво улыбнулся и вошел в палату. Роста он был невысокого, как и все Пальмеры, которых Джеймс видел. На нем были идеально отглаженные серые брюки и бледно-сиреневая рубашка, словно он только что явился со свидания или же собирался на него.

— Знакомьтесь, — Джой торжественно представила своего брата, а затем пациента: — Ретт Пальмер — Джеймс Поттер. Ретт в прошлом году закончил Шармбатон, — пояснила она, и Джеймс мысленно чертыхнулся: брату Джой не двадцать, а восемнадцать, хотя ямочки на щеках совсем как у ребенка, да и взгляд какой-то кроткий. Неужели эти люди действительно могут быть родственниками? Джой словно прочитала его мысли и хмыкнула: — Ты с ним поосторожнее, Джеймс, а то потом не отвяжешься.

— В смысле? — озадачился Поттер, и Джой хихикнула:

— Ретт у нас большой знаток крепкой мужской дружбы и не только, да, братишка?

Пальмер смущенно порозовел и легонько шлепнул сестру по плечу.

— Не слушай ее, всякую чушь болтает, — попытался спасти положение он, но Джеймс, едва сдерживая смех, серьезно кивнул.

— Я никому не скажу, — честно пообещал он.

Общество, а тем более чистокровное, презирало не только маглов и маглокровных, но и всякие сексуальные меньшинства, причем даже неизвестно кого больше. Странно, что Джой вот так сразу взяла и выложила едва знакомому мальчишке самую главную тайну брата.

— Нет, ну а что, — не унималась она, — сколько тебе было, когда я тебя с твоим приятелем Тардье застукала?

— Отстань, — отмахнулся от сестры Ретт. — Я вообще-то зашел спросить, может, тебе принести чего? Вещи какие или вкусностей…

Едва последнее слово было сказано вслух, как живот Джеймса издал невеселую голодную трель. Ретт понимающе улыбнулся и пообещал принести домашних пирожков и французских булочек. Джой заказала какую-то новую кассету, потому что старые ей, видите ли, приелись, а еще сменную рабочую мантию. Ретт ушел, напоследок посмотрев на Джеймса как-то слишком «не так», а может, ему только показалось. Джой не выдержала и расхохоталась во все горло. Джеймсу же было совсем не смешно. Еще не хватало вляпаться уже по самые не хочу!

— Хватит ржать, — устало попросил он, но Джой хохотала так заразительно, что он и сам против воли улыбнулся. Внезапно в нем проснулся интерес: — А сколько ему было? Ну… тогда…

Он многозначительно поиграл бровями. Джой, икнув, напрягла память.

— Четырнадцать. А мне и того меньше, как ты понимаешь. Он тогда страшно перепугался, просил меня не выдавать его предкам… Да чтобы я выдала единственного родного мне по-настоящему человека… Даже если бы он совершил убийство, я бы молчала. Понимаешь, Поттер, Ретт, он… Он единственный, кто меня понимает, потому что сам неправильный. Мы друг друга стоим, вот и стоим горой. Я знаю, что всегда могу на него положиться.

Она закончила свою речь очень гордо, и Джеймс ее, в общем-то, понимал. Когда-то он сам назвал Сириуса «неправильным Блэком», но тогда он имел в виду несколько другое, что-то вроде «в семье не без урода», только не так грубо. Ну зато теперь Сириус может расслабиться: он не один такой в мире, кому опостылели семейные устои. Воспоминание о Сириусе напомнило еще и о письме: нужно ему написать. Но даже попросить Джой принести ему пергамент и перо он не успел, поскольку явились родители. Миссис Поттер, похудевшая и побледневшая за то время, пока сын был в коме, заключила его в такие объятия, что затрещали ребра. Чарльз же оставался бесстрастным, но в глубине души Джеймс прекрасно знал, что отец от переживаний был сам не свой. Он услышал смешок Джой и чуть зубами от досады не заскрипел: несомненно, мамины объятия были ему приятны, но не на глазах же посторонней девчонки! Да и потом, ему было неловко еще и потому, что лишенной родительской ласки Джой все это видеть явно было неприятно.

— Мам, задушишь же, — попытался высвободиться из кольца маминых объятий пунцовый Джеймс. Чарльз, усмехнувшись, положил широкую ладонь на плечо бесконечно всхлипывающей и причитающей Дореи.

— Действительно, Дори, прекрати, ты вгоняешь нашего сына в краску перед юной леди.

«Юная леди» фыркнула на этот раз так громко и неприлично, что Дорея, смутившись, отпустила наконец сына и принялась забрасывать его вопросами. Джеймс терпеливо отвечал: «Да, мама», «хорошо, мама», «нет, не болит, мама, все в порядке», а сам мечтал, чтобы этот цирк поскорее закончился.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, — вклинился он в материнский монолог о здоровом питании, когда та перевела дух. — Что вот это такое?

Он выставил вперед обе тыльные стороны ладоней, на которых все еще алели остатки от рун. Выражение лица Чарльза несколько изменилось, а Дорея вообще пришла в ужас и схватила сына за руки.

— Похоже на древневизантийские руны, — наморщила лоб она. Джой заинтересованно подалась вперед, но на нее никто не обратил внимания. — Что они означают, я не знаю, но подозреваю, что это как-то связано с ритуалом…

Она в ужасе осеклась и закрыла рот ладонью. Чарльз с шумом втянул внутрь себя воздух, мысленно проклиная чрезмерную женскую болтливость. Дорея и так закатила истерику, требуя немедленно объяснить, почему в поездке во Францию их сопровождает лорд Волдеморт, и что вообще происходит с ее сыном. Чарльзу пришлось провести крайне неприятные двадцать минут с женой, разъясняя ей тонкости болезни Джеймса, откуда она взялась и как с ней бороться. Разумеется, о том, что обряд, который они намеревались провести, является крайней степенью темной магии, он умолчал. Нервировать жену еще больше ему не хотелось, да и у самого нервы были напряжены не хуже тетивы.

— Каким ритуалом? — быстро спросил Джеймс, пока родители не перевели тему на что-нибудь другое. Затем обернулся к Джой, которая силилась по возможности сделаться невидимкой. — Ты же говорила о какой-то операции, что магия потеряла контроль…

— Я откуда знаю, что там с тобой делали, — огрызнулась она. Чарльз на секунду прикрыл глаза, словно молил Мерлина ниспослать ему побольше терпения. Глаза супруги, влажные от невыплаканных слез, буравили его ледяным, «блэковским» взглядом. Обычно спокойная и кроткая Дорея становилась неуправляемой, стоило чему-либо грозить ее сыну, а еще она не выносила, когда от нее что-то скрывали, особенно муж.

Поняв, что семья теперь с него не слезет, пока не получит удовлетворительные ответы, Чарльз бросил быстрый взгляд на Джой, которая с невинным видом теребила занавеску, и вежливо попросил ее на время оставить палату. Джой послушно кивнула, но, уходя, сделала Джеймсу за спиной отца такое выразительное лицо, что он понял: только попробуй что-нибудь от этой девицы утаить! И послал же Мерлин ему это недоразумение ходячее!

Неспешно передвигаясь по палате, Чарльз рассказывал, как много-много лет назад семейный целитель по фамилии Аурей поведал ему о болезни, что убивает новорожденного наследника рода Поттер, и о единственном человеке, способном ему помочь выжить. С тех самых пор лорд Волдеморт стал вхож в высший круг чистокровных, приобрел уважение и влияние в обществе, а Чарльз взамен получил стремительно выздоравливающего сына. Никто и понятия не имел о том, что проблема куда серьезнее, чем казалась на первый взгляд, и потребуется второй обряд донорской передачи магии. Руны, что зловеще светились на чуть смуглой коже Джеймса, служили переходным порталом, как выразился Чарльз. Трогать их и тем более смывать с кожи было категорически запрещено, иначе обряд не подействует, и вернувшаяся магия попросту убьет Джеймса. Со временем руны исчезнут сами, и это будет означать, что ритуал завершен.

— Так вот почему я не могла увидеть сына несколько месяцев, — ровным голосом сказала Дорея в пустоту. — Из-за этих рун, ну конечно.

А Джеймс слушал все, что говорил отец, с гулко бьющимся сердцем. Ладони вспотели, а голова снова закружилась. Бред какой-то. Откуда у него такая магия взялась, с потолка? Отец сказал, что это из-за несовместимости магии Поттеров и Блэков: первые были потомками короля Артура, а вторые — его единокровной сестры Морганы, проклявшей весь род брата. Чарльз был первым из Поттеров, кто решился взять в жены девушку из рода Блэк, за что и поплатился. Древнее проклятье пришло в действие с рождением Джеймса — он получил столь разрушительную силу, способную убить в первую очередь его самого. Теперь, когда ему стало об этом известно, он ощущал себя проклятым, заразным. Бомбардой замедленного действия. Глубина задницы увеличивалась с каждой новой новостью.

— Но в восемнадцать лет** ты сможешь получить всю свою магию обратно, она больше не сможет причинить тебе вреда, поскольку ты уже будешь полностью сформировавшейся личностью и волшебником. Конечно, поначалу будет тяжело, но…

— Откуда ты знаешь? — сквозь зубы прорычал Джеймс. Надо же, и это его отец: стоит тут перед ним и рассуждает о том, что его сыну снова предстоят мучения, какие он бы и врагу не пожелал, с таким видом, будто о погоде говорит! Стоило лишь вспомнить о выворачивающей наизнанку суставы и мышцы раскаленной боли, как малая ее часть вернулась к нему. Видимо, обезболивающее перестало действовать. Подавив судорожный стон, Джеймс снова улегся в уютную постель и вежливо попросил оставить его в покое. Мама снова расплакалась, прижимая к глазам шелковый платочек, Чарльз поджал губы, явно оставшись недовольным тоном, который позволил себе сын, но Джеймсу было наплевать. Ему, склонному к максимализму, вообще казалось, что жизнь кончена, и материнские всхлипывания только усиливали это впечатление.

Он снова уснул и проснулся только через два дня. Джой объяснила это тем, что его организму пока еще сложно бороться с тем эффектом, что дал обряд, но голос ее звучал не слишком уверенно. За это время она вся буквально извелась, сгорая от любопытства, но Джеймс угрюмо молчал и на все попытки вытянуть из него правду не реагировал. Теперь настала очередь Джой взрывать у него под носом вещи, чтобы хоть как-то привлечь его внимание.

— А я, между прочим, тебе о себе все рассказала, — по-детски надулась она, и Джеймс, прокляв все на свете, нехотя поведал своей сиделке правду. Джой только и оставалось, что присвистнуть.

— Ничего себе потенциал, — она задумчиво почесала левую бровь. — Да с такими данными тебе спокойно можно мир захватить и даже палец о палец при этом не ударить…

Она стушевалась под свирепым взглядом Джеймса и подняла руки вверх, как бы капитулируя, и больше к этой теме они не возвращались.

Шло время, и Джеймс все чаще ловил себя на мысли, что Джой не такая уж и оторва, какой хотела казаться. Он узнал, что она интересовалась русской литературой и японской живописью, и это не считая бесчисленных магических увлечений, как, например, верховая езда, но не на лошадях, а на единорогах. Ретт расхвалил сестру так, что у нее уши порозовели от смущения и грубой лести. К слову, о Ретте. Стоило только его имени прозвучать в разговоре, как Джой моментально преображалась. Она беспорядочно улыбалась и вместо грубых резких фраз принималась щебетать всякую чушь. Похоже, брат был для нее единственной отрадой.

— Как ты и просил, — она свалила на кровать Поттера кучу толстенных фолиантов в роскошных дорогих обложках из драконьей кожи, — все тома по анимагии, что удалось найти в дедовой библиотеке. Подозреваю, что он их никогда не открывал вообще, а купил только потому, что они баснословных денег стоят.

У Джеймса глаза засияли, как пара Люмосов, стоило ему все это богатство увидеть. Джой какое-то время наблюдала за ним, затем взяла в руки один из томов и, пожав плечами, углубилась в его чтение.

— Так и не скажешь, на кой черт анимагом решил заделаться? — как бы между прочим поинтересовалась она. Джеймс лишь отрицательно помотал головой.

— Надо же куда-то свой «потенциал» девать, — усмехнулся он.

__________________

*Англ. «joy» — радость, наслаждение;

**Маленькое AU волшебного мира — совершеннолетие наступает в восемнадцать лет, а не в семнадцать, но некоторые привилегии вроде разрешения на аппарацию и снятия Надзора остаются. Как у нас наступление уголовной ответственности и получение паспорта в 14 лет, а совершеннолетия в 18.