Подопечный / Pet Project (гет)

Рассвет не застал Септиму дома — она встретила его уже на скалах побережья Оркни. Цветущий вереск придавал пейзажу невероятную красоту. На верхней скале стоял нелепый каменный домик. Изо всех сил спеша к нему, Септима не обратила никакого внимания на цветы и лишь на мгновение отвлеклась на падающие с утеса камни — она аппарировала слишком близко к краю.

Борясь с развевающейся на сильном ветру мантией, Септима проклинала скалы, Шотландию и Дамблдора, мечтая скинуть его с этого самого утеса. Когда оставалось несколько шагов до входной двери, та распахнулась, и Септима увидела Альбуса в розовом халате и пушистых зеленых носках.

Он радостно улыбался ей, отчего Септима разозлилась еще больше. В такую невообразимую рань никто не должен выглядеть счастливым, особенно человек в возрасте Альбуса.

И хотя он совсем не ожидал увидеть ее в своей летней резиденции, тем не менее он улыбался ей.

— Заходи, Септима, — пригласил Альбус, придерживая дверь.

Внутри всё было именно так, как Септима себе представляла. Быстро становилось понятно, что это — дом Альбуса. Гостиная выглядела точь-в-точь, как увеличенная версия кабинета директора в Хогвартсе. А уж цветовая гамма... Наверняка какой-нибудь бордель в Лютном недосчитался штор и мебели.

Септима никогда не сомневалась, что Альбус Дамблдор — один из величайших и умнейших волшебников магического мира. Но каждый раз, когда сталкивалась с чудачествами Альбуса, ее первой мыслью было: «Мерлин, помоги! И этот человек должен спасти нас от Сами-Знаете-Кого?» Этот миг не стал исключением.

Альбус отвлек ее от мрачных мыслей.

— Септима, что случилось? Полагаю, твое появление означает, что произошел некоторый прорыв?

Септима от души пожалела, что у нее нет с собой кусочка мела, который она могла бы вертеть в руках. Она села в заваленное позолоченное кресло, Альбус занял место напротив. Он казался слегка обеспокоенным, но не удивленным.

— Дорогая, мы знали: это когда-нибудь случится. Любые перестановки величин показали, что мисс Грейнджер и мой шпион неизбежно встретятся. Что же тревожит тебя, раз ты пришла ко мне?

— Альбус, «тревога» — не самое подходящее слово. Я бы сказала — «страх». Сегодня ночью уравнения снова перестроились, кстати, разбудив меня. Остаток ночи я провела, пытаясь проследить по временной линии начало перемен. Влияние мисс Грейнджер на возможные линии остальных… поразительное, другого слова я не подберу.

— Мисс Грейнджер еще с первого года обучения оказывала на поведение Гарри и мистера Уизли существенное влияние, и меня не удивляет, что оно все еще сохранилось. Но что все же случилось?

— Многое изменилось. Грейнджер и твой шпион не просто пересекаются — они связаны друг с другом, их линии почти слились. Что бы они ни делали, это напрямую касается борьбы против Сам-Знаешь-Кого. Аномальная серебряная линия тоже вовлечена, но ее влияние на матрицу до сих пор неизвестно. И даже если я просчитаю уравнения, отталкиваясь от этой линии, я не смогу дать однозначного ответа, только шанс пятьдесят на пятьдесят, что серебряная линия либо убьет твоего шпиона, либо нет.

Альбус нахмурился, и она поспешно добавила:

— Это все, что я могу пока сказать. — Затем, уткнувшись взглядом в пестрый ковер, произнесла: — И еще. — Не глядя на Альбуса, она услышала, как он выпрямился в кресле. — Альбус, я не боец, — и Септима тихо и иронично рассмеялась. — Помнишь, как я завалила ЗоТИ? И единственная причина, по которой мне удалось сдать Чары, — это помощь Филиуса, который постоянно занимался со мной. — Она покачала головой. — Он воистину святой.

Она подняла голову, посмотрела на Альбуса и улыбнулась.

— Что же касается Зелий... Пожалуй, очень хорошо, что между нами с Северусом всего несколько лет разницы, и ему не пришлось учить меня.

— Септима, я никогда не просил тебя сражаться в этой войне. Твой талант всегда был иным. Специалиста по арифмантике твоего уровня сложно найти. Маги легко привыкают к чудесам, а вот логику нам понять непросто. Для магглов же, особенно если дело касается волшебства, все наоборот. Дорогая, у тебя несомненный талант видеть арифмантические узоры, едва они проявились. Твое знание, столь важное для нас, — причина, по которой я не допускаю тебя в Орден. Но мне ни разу не пришло в голову усомниться в твоем мужестве.

— Альбус, в том-то и дело, — она криво улыбнулась. — Не думаю, что могу и дальше оставаться в стороне. Мой узор изменился. Я уже не нахожусь вне матрицы, теперь я в самой середине.

— Гарри? — спросил встревоженный Альбус.

— Нет, — вздохнула Септима. — Я пересекаюсь не с Гарри, а с твоим шпионом, Грейнджер и аномальной линией.

* * *

Гермиона потерла глаза рукой, пытаясь проснуться. За прошедшую ночь ей почти не удалось поспать. Незадолго до рассвета Гермиона сдалась. Тихо, чтобы не разбудить Джинни, она выскользнула из кровати и так же неслышно спустилась по лестнице, стараясь не потревожить спящий портрет миссис Блэк. Стоя на кухне в одной ночной рубашке и тапках, Гермиона спрашивала себя, не виновато ли в ее бессоннице общение с профессор Снейпом.

Ей не хватало ее школьной кровати с пологом. Вместо этого приходилось довольствоваться узкой, дурацкой, пахнущей гнилью постелью, которую ей выделили в особняке. А вне своей личной штаб-квартиры ДУСТа ей казалось неправильным размышлять о профессоре Снейпе. И раз я считаю это весомым аргументом, значит, мне срочно требуется одна-две чашки чая. Оглядев тесную старую кухню с потеками на потолке и выцветшими стенами, она решила, что одной чашкой точно не обойтись. Без кофеина этот день пережить определенно не удастся.

Гермиона не стала использовать волшебную палочку, а вместо этого принялась за поиски приборов, пары яиц и кусочков не заплесневевшего еще хлеба, чтобы приготовить себе приличный завтрак.

Дожидаясь, пока закипит чайник, она выбрала стул, который не шатался и не разваливался, присела и снова задумалась о Снейпе. Как всегда, последний разговор с ним породил больше вопросов, нежели ответов. Гермиона не знала, как толковать поведение профессора. Но, учитывая время вчерашней встречи и эмоции совещающихся, она подозревала, что он прибыл сразу после встречи с Волдемортом. От Снейпа исходило давящее «тронь-меня-и-ты-покойник» ощущение, и Гермиона была почти уверена: это взаимосвязано.

Что сказал Снейп, когда они вышли из комнаты? Кого-то по имени Глоссер или Госсип похитили посреди белого дня. Она покачала головой, решив, что, несомненно, вспомнит после первой чашки чая.

Когда вода закипела, Гермиона приготовила яйца и тосты. Повернувшись, она испуганно вскрикнула и чудом удержала тарелку и чашку, когда увидела на пороге кухни профессора Снейпа со скрещенными на груди руками.

— Будь я вашим врагом, вы были бы уже мертвы.

Гермиона осторожно поставила все на стол и деланно нахмурилась.

— Тогда очень хорошо, что вы не мой враг.

Профессор Снейп поднял бровь, и Гермионе захотелось чем-нибудь в него кинуть. Ей казалось, что он снова пытается ее разозлить. Но в этот раз у него ничего не выйдет: было слишком рано, и она не выспалась. Она сможет рассердиться только после завтрака.

Не дождавшись от нее никакой реакции, Снейп сел за стол. Гермионе внезапно пришло в голову, что она может выполнить одну из задач ДУСТа. Она встала и приготовила легкий завтрак: два не сильно прожаренных тоста и яичницу-болтунью без пряностей. Она знала, что это одни из немногих блюд, которые Снейп ест. Поставив тарелку перед профессором, Гермиона приготовилась к отказу.

— Мисс Грейнджер, я не просил завтрак.

Она села на свое место и принялась намазывать масло на хлеб, изо всех сил стараясь не выдать, как ей важно, чтобы профессор Снейп поел.

— Разумеется, сэр. Но я всё равно готовила завтрак и подумала, что, возможно, вам тоже захочется. — Надеясь, что она с очень убедительным равнодушием пожала плечами, Гермиона добавила: — Вы не обязаны есть, сэр.

Она уставилась в свою тарелку и молилась, чтобы он приступил к еде, пока она не смотрит на него. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Ну же, ешьте. Вы ведь знаете, что голодны. Ну же!

Позвякивание столовых приборов несколько секунд спустя стало для нее настоящим вознаграждением. С неимоверным трудом Гермиона удержалась и отметила свою победу по-слизерински — позволив уголкам губ лишь слегка дрогнуть, — а не так, как обычно празднуют шумные гриффиндорцы. Вряд ли танец посреди кухни понравился бы ее профессору, который очень легко выходил из себя.

Но Гермиона не смогла удержаться от того, чтобы украдкой не поглядывать на Снейпа. Он ел очень медленно, словно проверяя каждый кусочек, перед тем как проглотить. Она заметила, что профессор Снейп выглядит лучше, чем вчера, хотя, по ее мнению, он по-прежнему был слишком бледным. Гермиона заподозрила, что это, скорее, благодаря зелью, нежели крепкому сну. Если бы он только взял Ринка с собой на лето!..

Глубоко задумавшись на тему «что-было-бы-если», она забыла первое правило, касающееся Снейпа: никогда не смотри на него слишком долго.

— Назовите причину, мисс Грейнджер, почему вы пялитесь на меня.

Дерьмо! То есть, проклятье! Нет. Черт! Проклятое дерьмо! Почему я не могу перестать ругаться? Плохая привычка.

А Снейп ждал ее ответа.

— Я не хотела... — начала она, но замолчала. Подыскивая слова, она произнесла первое, что пришло в голову, хотя, скорее всего, никогда не сказала бы этого в другом случае: — Я не хотела пялиться на вас. Я пыталась понять вас — понять, почему вы это делаете.

Выражение лица Снейпа не поддавалось определению: он вроде и не улыбнулся, но и не нахмурился. Казалось, он развлекается. Почему-то Гермиона не знала — чувствовать себя обиженной из-за того, что он смеется над ней, или же польщенной из-за того, что может развлечь этого мрачного человека даже ценой своей гордости. Наконец она решила быть польщенной.

— «Я знаю, что я ничего не знаю».

Гермиона нахмурилась и рискнула спросить:

— Аристотель?

— Ай-ай-ай, мисс Грейнджер, — язвительно отозвался Снейп. — Сократ.

— Вот видите, — и она сама услышала жалобные нотки в своем голосе, — вы... — тут Гермиона запнулась, но попыталась снова: — Вы — самый загадочный человек, которого я знаю. — Она махнула рукой. — Я ничего не понимаю, и мне хотелось бы знать — почему?

Он провел пальцем по нижней губе, рассматривая Гермиону. Затем опустил руку и откинулся на спинку стула. В этот миг стало совершенно неважно, что они сидят в полутемной кухне особняка на Гриммо. Своим жестом Снейп словно преобразовал помещение, и Гермионе показалось, будто она снова находится в его кабинете.

— Скажите, мисс Грейнджер, как я к вам отношусь?

Ответ родился мгновенно:

— Вы меня ненавидите.

К ее удивлению, профессор Снейп тут же возразил:

— Неверно. Новая попытка.

Эти три простых слова разрушили всю основу, на которой Гермиона построила свое отношение и взаимодействие с профессором Снейпом. Уверенность, что он ненавидит ее, сильнее всего заставляла недоумевать, почему он согласился ее учить. Гермиона знала, как справиться с его ненавистью и презрением — она выработала защитные механизмы. Но если он не ненавидел ее, тогда...

— Но...

— Никаких «но». Еще раз: как я к вам отношусь?

Совершенно растерявшись, Гермиона попыталась найти ответ, припомнив его отношение к ней и ее друзьям за последние шесть лет.

— Я вам не нравлюсь.

Его самоуверенная улыбка стала чуть шире.

— И снова неверно. Ну же, мисс Грейнджер, неужели это тот самый блестящий интеллект, который так хвалят остальные учителя? — и он неверяще покачал головой.

— Я вас раздражаю! — выпалила она.

Уголки его губ приподнялись, язвительная ухмылка превратилась в настоящую улыбку, и Гермиона поняла: в этот раз ответ правильный.

— Верно. Позвольте добавить, что вы действуете мне на нервы с самого первого дня, когда практически подпрыгивали на стуле, пытаясь привлечь мое внимание.

Гермиона покраснела.

— Мне было...

— Двенадцать лет, — пренебрежительно отмахнулся он. — Я помню. Тем не менее вы портили мне нервы, и вам потребовались годы, чтобы измениться. Разница между «тогда» и «сейчас» состоит в том, что вы научились. И, позвольте добавить, я не думал, что вы окажетесь на это способны. За последний год я убедился: вы перестали говорить и начали слушать. Вы не пытаетесь более отвечать без разрешения, а открываете рот лишь тогда, когда вас спрашивают. Вы оставили свои жалкие попытки привлечь мое внимание тем, что втискиваете в домашнее задание ненужную информацию. Но самое главное, мисс Грейнджер, — вы прекратили помогать своим друзьям на уроке и делаете это после занятий, как оно и должно быть.

Гермиона не знала, что и сказать. Пожалуй, это было самое любезное из всего, что Снейп когда-либо говорил ей. Однако его последующие фразы подтвердили, что профессор Снейп никогда не расточает любезности просто так.

— До того, как вы лопнете от переполнившей вас гордости, позвольте кое-что добавить: вам предстоит еще многому научиться. И причина, по которой я решил заняться этим, — я вижу в вас потенциал, мисс Грейнджер. Вы доказали, что обладаете определенной зрелостью. И вы сами просили меня научить вас, — тут он тяжело вздохнул. — Слушайте внимательно, я не буду повторять. Если вы не согласны с моими суждениями, не спорьте со мной. Докажите, что я не прав. Договорились?

Не доверяя своему голосу, Гермиона кивнула.

— Я не ненавижу вас. С другой стороны, не могу утверждать, что вы мне нравитесь, — я вас не знаю. Но кое-что я могу сказать: студентка по имени Гермиона Грейнджер, которая присутствовала на моих занятиях последние шесть лет, являлась сущим наказанием. Этот ребенок был упрямым, невыносимым, самодовольным и всегда требовал к себе внимания.

Гермиона моргнула при этих словах. Профессор Снейп продолжал, словно не заметив:

— Но помимо остального, этот ребенок отличался верностью, прилежанием и умел упорно и добросовестно работать.

Тут Гермиона снова моргнула, но по другой причине.

— За последний год я видел, как этот раздражающий ребенок превратился в скромную молодую девушку, которая думает, прежде чем говорит, и не сыплет направо и налево умными мыслями других людей или цитатами из книг. Поэтому, мисс Грейнджер, я нахожу, что вы стали вполне терпимой.

— Терпимой? — повторила она, когда смогла говорить.

Он кивнул.

— Вы находите меня терпимой?

И внезапно ее поглотила волна ярости. Ну надо же, какое счастье, в его глазах она доросла до «терпимой»! Упаси Боже оставаться в «раздражающих» и «невыносимых». Да ей было всего двенадцать лет! Конечно, она изменилась и выросла, и... и...

И тут она заметила его небольшую ухмылку. Снейп точно знал, о чем Гермиона сейчас думала, для этого даже не требовалась легилименция. Чтоб ему провалиться! Он снова вывел ее из себя.

Гермиона поджала губы — довольно точно копируя профессора Макгонагалл — и затем сделала небольшой глоток чая. Рассчитанным движением поставила чашку назад и лишь потом слегка улыбнулась профессору.

— Думаю, я могу с этим жить. По крайней мере, я знаю, что ваше мнение способно меняться, и у меня есть шанс вырасти в ваших глазах.

Профессор Снейп тоже отхлебнул чаю.

— Смелая попытка, признаю. Вот только гриффиндорцам редко удается остроумный сарказм.

Улыбка Гермионы стала шире. Вот, оказывается, почему забавляется Дамблдор, когда разговаривает с профессором Снейпом.

— Тогда, возможно, сэр, — добавила она, — в следующем году вы научите меня не только зельеварению.

Он не ответил, а вернулся к своему завтраку. Они ели в приятной тишине, и Гермиона была даже рада, что у нее есть время собраться с мыслями. Еда и кофеин возымели свое действие, и в голове закружились новые вопросы. Когда профессор Снейп сказал, что они продолжат разговор утром, она не ожидала его в такую рань. Нахмурившись, Гермиона спрашивала себя, откуда он знал, что она на кухне. Случайность? А если бы она еще спала, разбудил бы он ее?

— Мисс, под вами даже стул дрожит. Задавайте уже свой вопрос, пока ваша голова не лопнула. — Слова были резкими, но в них слышалась не издевка, а лишь привычное нетерпение.

— Откуда вы знали, что я уже не сплю?

Когда он поднял обе брови, Гермиона поняла, что профессор совершенно не ожидал такого вопроса. И удивилась, когда он ответил ей, а не отчитал за глупость.

— Я не знал.

Гермиона подавила рассерженное рычание, когда он замолчал и, казалось, не собирался продолжать.

— Вы все будете превращать в урок?

— Критическое мышление, мисс Грейнджер, — процесс не временный. Это способ мыслить и анализировать, которым вы должны пользоваться всю жизнь. Это не всегда просто, и порой вы будете делать неверные выводы, но чем лучше вопросы, тем лучше будут и выводы. Итак, я не знал, что вы уже не спите, но тем не менее я здесь. По какой причине я могу находиться в такое время в этом доме?

Чувствуя себя словно на экзамене, к которому она не готова, Гермиона задумалась, связывая воедино всю информацию о Снейпе и его появлениях в особняке.

— Вы приходите сюда, только когда назначаются собрания Ордена или вы хотите с кем-то встретиться, — наконец сказала она.

Он слегка наклонил голову, и Гермиона с трудом сдержала разочарованный вздох. Простого ответа вполне хватило бы, и разговор уже был бы завершен.

— Факты? — спросил он.

— Вы здесь только по делам Ордена, — повторила она.

Снейп помрачнел, и Гермиона решила, что разочаровала его.

— Мисс, я должен вам все разжевывать? Я ошибся, предположив, что вы умеете пользоваться мозгами?

Прежде чем Гермиона успела возмутиться, он продолжил:

— Я знал, что вы уже не спите?

Гермиона не ответила сразу, и во взгляде Снейпа появилось презрение, с каким он обычно смотрел на Невилла. Заметив это, она выдавила из себя:

— Н-нет.

Снейп продолжил:

— В какое время я обычно прихожу сюда?

Гермиона быстро вспомнила часы, когда Снейп появлялся в особняке.

— Рано утром или поздно вечером.

— Хогвартс закрыт, получается, я мог бы приходить и уходить, когда мне вздумается?

Она уже открыла было рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказала — в голове щелкнуло, и все ниточки связались воедино.

— О.

В эту секунду Гермиона ясно поняла, почему именно Снейп является шпионом и что делает его столь опасным — он видел даже мельчайшие детали, ускользнувшие от внимания других, и мог целиком воссоздать картину.

Снейп замолчал и внимательно глядел на нее. Гермиона медленно начала:

— Когда в Хогвартсе идет учеба, Вол... Темный Лорд не часто требует вас к себе. Вы — его шпион, и он не хочет, чтобы директор начал вас подозревать. Темный Лорд позвал бы вас только ради серьезных дел или... — она сглотнула, — из-за ваших ошибок.

Она замолчала, дожидаясь ответа, но по лицу Снейпа ничего невозможно было прочесть. Однако он не прервал ее, и Гермиона поторопилась продолжить.

— Время учебы дает вам защиту и... анонимность. Но сейчас лето, и вы свободны, чтобы... — она помедлила, но все же продолжила: — Чтобы чаще являться к нему и служить. Он будет требовать от вас этого.

Когда она подумала о наиболее вероятном развитии событий, она отвела взгляд от профессора.

— Темный Лорд, он... Вы... Вы редко были рядом с ним, под его влиянием и контролем, и он начал в вас сомневаться. Он потребует подтверждения верности и прикажет вам выполнить что-нибудь, а сам будет наблюдать.

Теперь она сама ответила на свой вопрос:

— Вы не знали, что я уже не сплю. За вами постоянно наблюдают, и единственные часы, когда вы свободны, — ранее утро или поздний вечер.

Гермиона вспомнила холод, исходящий вчера от Снейпа. Она оказалась права — перед встречей с профессором Дамблдором и остальными он был у Волдеморта.

— Очень хорошо, мисс Грейнджер. Теперь вернемся к насущному. Вы хотели о чем-то со мной поговорить. Спрашивайте.

— Это касается Гарри.

Она заметила, что Снейп сразу напрягся и закрылся, и только сейчас осознала, насколько открытым он был с ней.

— Ну, разумеется, — язвительно отозвался он. — Как всегда, Поттер.

— Сэр, я серьезно, — прошептала она. — С Гарри что-то не то. Вы редко бываете здесь и вряд ли заметили, но он ведет себя странно, и у него часто случаются ужасные и необъяснимые перепады настроения.

— Спросите директора, он скажет вам, что Поттер имеет право на подобные взрывы ярости. Он всего лишь ребенок, который пытается по-своему справиться с проблемой. Нельзя принуждать его или порицать, нужно поддерживать, чтобы помочь подготовиться к тому, что от него ждут.

Гермиона вздрогнула от его горького тона. Гарри всегда будет красной тряпкой для Снейпа, и теперь Гермиона не знала, как высказать свое подозрение и при этом не наломать еще больше дров. Она оперлась о стол и посмотрела Снейпу прямо в глаза.

— Пожалуйста, сэр. Я знаю, что вам наплевать на Гарри. Но я также знаю, вы осведомлены, насколько важную роль он играет в войне. Что-то происходит, и я думаю, это продолжается уже какое-то время, но в школе Гарри мог это скрыть.

Ее профессор с закрытыми глазами наклонился вперед. Затем резко выпрямился и нагнул голову так, чтобы волосы скрывали его лицо, словно занавес. Гермиона подумала, что так, должно быть, выглядел Сизиф, стоя перед своим камнем. Ее сердце кольнула боль оттого, что она, Гермиона, должна взвалить на плечи профессора еще больший груз. Но если ее предположение верное, то Снейп — единственный человек, которому она может открыться.

— У вас есть предположение, и вы хотите рассказать об этом мне, а не директору. Говорите же, мисс Грейнджер.

— Я, — начала она, подбирая правильные слова. Не найдя их, она разочарованно всплеснула руками. — Я не уверена. Если честно, я даже не уверена, стоит ли рассказывать вам. У меня такое чувство, будто я предаю Гарри. И я знаю, что именно так он и решил бы. Просто... дело в том... — она замолчала.

— Что вы хотите сказать, мисс Грейнджер?

Гермиона глубоко вздохнула и выпалила:

— Мне кажется, Гарри экспериментирует с Темными искусствами.

Вот, она произнесла это.

Ее профессор остался совершенно спокойным. Гермиона не была уверена, дышит ли он вообще. Очень медленно он поднял голову, посмотрел на нее, и она оказалась пойманной безжалостным ураганом в его глазах.

— Вы полагаете, будто Поттер, — тихо и медленно сказал Снейп, — экспериментирует с Темными искусствами.

Это звучало как утверждение, а не вопрос.

Гермиона жалобно кивнула.

— Из-за перепадов его настроения и вспышек ярости, — она дернула плечом. — Есть еще признаки, некоторые из них более выражены, чем другие.

Она не стала говорить, что своим поведением Гарри слегка напоминал профессора Снейпа, и именно это натолкнуло ее на мысль.

Не сказав ни слова и не сделав ни единого движения, профессор Снейп разбил чашку о стену. Гермиона вздрогнула, когда осколки фарфора и теплый чай оказались на полу.

Она ожидала совсем не такого поведения.

Секундой спустя Снейп вскочил, в глазах его полыхала ярость.

— Маленький идиот! Все те, кто пожертвовал собой, кто умер ради того, чтобы этот наглый, ничтожный...

Что ж, а вот этого она ожидала. Его ругательства перешли в невнятное бормотание, и она больше не могла разобрать ни слова. Снейп заметался по кухне, безжалостно давя сапогами из драконьей кожи остатки чашки, которой теперь не поможет никакое репаро.

Гермиона не знала, по причине ли сродства их магий или же просто потому, что Снейп потерял контроль, но она чувствовала, как с каждым невнятно произнесенным словом его магия пульсирует все сильнее.

Обеспокоенная тем, что профессор может натворить, Гермиона вскочила со стула.

— Пожалуйста, перестаньте!

Казалось, Снейп не услышал и не заметил ее, а просто обогнул на ходу. Волны его магии ударили по всем ее пяти чувствам. Неужели другие в особняке тоже могут это ощутить? Не хватало еще, чтобы Гарри и Рон появились здесь. Ее страх возрос до предела, когда профессор Снейп сделал взмах, и из складки в мантии ему в ладонь скользнула палочка. Откинув все разумные доводы, Гермиона бросилась к нему и всей тяжестью повисла на руке.

Если честно, она удивилась, когда он замер. Гермиона осторожно отступила, но не убрала руку, белизна которой теперь резко контрастировала с черной мантией. Когда профессор Снейп полностью сосредоточился на ее ладони, Гермиона медленно разжала пальцы и отошла.

Она уже наблюдала, как Рон неожиданным прикосновением привел в чувство Гарри, и, похоже, это сработало и со Снейпом. И хотя в его глазах еще полыхала злость, ярость все же ушла.

— Нужно немедленно сообщить директору, — рыкнул Снейп, и сквозь привычный английский Гермионе почудились резкие интонации незнакомого языка.

Она подавила желание снова схватить профессора за руку и умоляюще произнесла:

— Пожалуйста, не надо!

Сузив глаза, Снейп посмотрел на нее.

— Не надо, мисс Грейнджер? Если ваши предположения верны, то Поттер представляет опасность не только для себя и Ордена, а для всех.

Гермиона знала, что у нее только одна попытка переубедить его, и она решила поставить на кон все.

— Профессор, попытайтесь понять, Гарри делает это лишь потому, что считает, будто это поможет волшебному миру! Гарри знает: ему придется сражаться один на один с Вол... эм, Темным Лордом.

— Не надо смотреть на меня глазами трепетной лани. — Он отступил, увеличивая расстояние между ними. — Значит, директор наконец-то рассказал Поттеру о пророчестве.

Поймав удивленный взгляд Гермионы, Снейп насмешливо фыркнул.

— Да, я знаю о пророчестве. А насчет того, что думает Поттер, мисс Грейнджер... В том-то и проблема, что он не думает вообще, иначе понял бы последствия своей глупости. Экспериментировать с Темными искусствами — это то, что...

Гермиона решилась перебить:

— Но, профессор, а вдруг Гарри справится! Он может стать великим волшебником, и, вполне вероятно, у него получится не потерять контроль.

Тут Снейп сухо рассмеялся.

— А может, когда-нибудь вы и все остальные перестанут видеть в нем мальчика-который-никогда-не-ошибается.

— Профессор, я уверена, что Гарри известны границы.

— Границы? — фыркнул Снейп. — Главное в Темной магии — не учиться тому, что существуют границы, а знать, где они пролегают. Важно знать самого себя, мисс Грейнджер, каждую отдельно взятую слабую сторону и помнить каждую неудачу, которую потерпел. Понимать Темную сторону в самом себе. Великие волшебники, — выплюнул он с презрительной гримасой, — велики потому, что осознают: они ни при каких обстоятельствах не в силах полностью контролировать Темную магию и могут попасть под ее влияние. Поттер не является великим волшебником и никогда им не станет.

— Тогда нужно было сказать ему! — крикнула она.

— Сказать? Ему не говорили о пророчестве, потому что хотели защитить. Поттер поведал вам, отчего ему приходится каждый год возвращаться к Дурслям?

Должно быть, на лице Гермионы отразилось замешательство, и Снейп продолжил:

— Старая магия, мисс Грейнджер. Лили Поттер пожертвовала собой, чтобы спасти своего неблагодарного сына от Темного Лорда, и она продолжает защищать его до сих пор. Директор учил Поттера, давал ему новые возможности и хвалил, невзирая на то, заслужил мальчишка или нет. Его заваливают подарками, а он отвергает их, потому что не видит дальше собственного носа.

Голос Снейпа звучал все громче, и Гермионе показалось, что она разбередила старые раны и профессор говорит уже не только о Гарри. Подавленная яростью Снейпа, она прошептала:

— Есть ли у Гарри хоть малейшая возможность применять Темную Магию без риска для себя и других?

Профессор Снейп вздохнул и понизил голос.

— На этот вопрос нет однозначного ответа. — Он потер переносицу. — Есть люди, мисс Грейнджер, которые скажут вам, что нет белой или черной магии, и лишь намерения волшебника создают разницу. В каком-то смысле так и есть. Этим принципом пользуется Дурмштранг, где преподают теорию Темных искусств. Но Темная Магия опасна тем, что ей так легко поддаться. Она соблазняет, мисс Грейнджер. Большинство из тех, кто выбрал этот путь, совсем не собирались становиться чудовищами. Они просто экспериментировали. Начали с малого, и для каждого случая у них имелось оправдание. Они не желали зла, их намерения были благородны, они искали справедливости, хотели получить новые знания, у них была цель... — он замолчал и еще раз вздохнул. — Проблема в том, что Темная Магия меняет человека. Ложная уверенность в собственных силах — будто можешь играть с огнем и не обжечься — погубила их. Те, кто с успехом изучает Темную Магию, делают это очень осторожно и с большим уважением.

— Гарри...

— Обладает лишь эгоистичными желаниями и никаким уважением.

Гермиона возмутилась:

— Это нечестно и неправда, сэр. Он делает это потому, что хочет защитить нас. Он думает — это единственный шанс.

— Директор сказал бы вам, мисс Грейнджер, что в жизни полно шансов. Никогда не бывает лишь одной дороги, — Снейп покачал головой. — Сядьте, мисс Грейнджер, и расскажите все с самого начала, ничего не упуская, — и он строго посмотрел на нее. — Совсем ничего.