Благие намерения (гет)

На следующий день Карлайл начал свой осмотр с того, что проверил зубы Райли, провел по ним ватной палочкой и тут же упаковал ее в герметичный контейнер. Он брал кровь на анализ один раз в неделю и совсем немного, но измерения роста и прочего проводил ежедневно, после чего подолгу оставался в своем кабинете, листая блокнот Беллы Свон, хотя едва ли память его подводила. Спустя много дней, после очередных измерений, он наконец произнес заветное «замедляется». До конца не веря в то, что услышала, я пыталась поймать его взгляд, лицо доктора озарилось улыбкой, сделавшей его на много лет моложе и разгладившей хмурые морщины на лбу, почти не покидавшие его все это время. Не держи я в тот момент на руках Райли, я бы обняла его.

Эдвард оказался прав, и со временем я стала привыкать к постоянному присутствию рядом других членов его семьи, перестала следить за ними краем глаза и стараться не поворачиваться спиной. Они были странными. Хотя скорее наоборот, они были обычными, почти совсем как люди, если исключить отсутствие потребности в сне и пище. Такие разные, они как-то уживались все вместе, находили общие занятия, всегда имели темы для разговора. Временами случались конфликты, в основном из-за мелочей, вроде поддержания порядка в доме или поиска пульта от телевизора, но они никогда не перерастали в драку. Стоило кому-то зарычать, и в дело вмешивалась Эсми, осаживая обоих или выставляя их на улицу выпустить пар. После этого дом на некоторое время погружался в тишину.

На фоне этих цивилизованных демонов самой несдержанной выглядела я с моим неумением держать в руках рычащего внутри зверя. Благодаря статусу гостя или в силу моего возраста, я оставалась единственной, кого не ругали, когда инстинкты заставляли забыть о приличиях. Эмметт пожаловался, что Эсми завела любимчиков, требуя для меня наказания, за что получил подзатыльник от Эдварда. Через минуту за дверь были выставлены оба, а мне досталось по-матерински теплое объятье от Эсми, заставившее меня замереть на месте. Какое-то заложенное в подсознании чувство требовало вырваться, напоминало не позволять обхватить себя руками, просило вонзить зубы в открытую шею перед моим лицом. Приложив усилие, я проглотила наполнивший рот яд и постаралась выдохнуть. Подняв глаза, я успела заметить, как украдкой перевел дух читающий в кресле Карлайл. Отстранившись, Эсми погладила меня по щеке и улыбнулась.

— Прости, — смущенно сказала она. — Давно хотела это сделать.

Волна какого-то странного сожаления и стыда окатила меня с головой и осела комом в горле. Эти люди были так добры к нам, что мне становилось неудобно. Я ничего не ответила ей. Словно ничего другого и не ожидала, Эсми отпустила меня и, зайдя за спину Карлайлу, положила руки ему на плечи в таком простом нежном жесте.

Райли теперь все больше говорила вслух, прибегая к своей способности, только когда ей не хватало словарного запаса, хотелось что-то показать или просто посекретничать. Узнав о ее страсти к звездам, Розали сделала тактический ход, показав ей очки виртуальной реальности, позволяющие ощутить себя парящей среди небесных светил. Позже Райли призналась мне, что настоящее небо выглядит куда лучше зернистой картинки в очках, правда, к тому моменту она уже была очарована прекрасной доброй тетей. Мне оставалось со вздохом признать, что исход, которого я так опасалась, все же наступил, и когда нам придется уйти, Райли будет грустно, но что-то сделать с этим было уже нельзя.

Когда в моей сумке остался последний пакетик крови, я только и успела подумать, что нужно найти больницу поблизости, как домой вернулся Эдвард, отлучившийся пару часов назад. Он принес сумку-холодильник, в которой обнаружился запас на пару месяцев вперед. На мой вопрос, где он взял так много, он просто ответил, что купил.

— Ее можно купить? — если бы я услышала, что он вырастил ее на дереве за домом, я и то удивилась бы меньше.

— Если знаешь, где, — самодовольно улыбнулся он.

По лестнице спустился Карлайл с небольшой пачкой бумаг в руках, присоединяясь к остальной семье, расположившейся в гостиной.

— Хорошо, что вы оба здесь, — сказал он, подходя к нам. — Хочу кое-что показать вам.

Эдвард приподнял сумку, показывая, что ему нужно закончить с ней, и отошел к холодильнику. При необходимости он просто будет смотреть глазами Карлайла. На гладкую поверхность большого обеденного стола легли распечатанные снимки, сделанные с помощью микроскопа, с овальными частицами на них.

— Кровь? — спросила я.

— Да, кровь обычного человека. А это, — сказал он, показывая другой снимок, — то, что мы привыкли называть ядом хладного.

Эти клетки походили на кристаллы с острыми выступающими краями.

— На воздухе он быстро распадается, это не слабо усложнило мне задачу. Это, — Карлайл положил сверху еще один снимок, — кровь Райли.

На картинке были все те же кровяные тельца, но некоторые из них выглядели странно, менее яркими и будто подернутыми инеем. Я наклонила голову, пытаясь понять, что он хочет, чтобы я увидела.

— Смотри сюда, — тонкий белый палец указывал на один-единственный кристалл, который не должен был оказаться среди массы похожих друг на друга клеток крови.

— У нее в крови яд?

— В очень низкой концентрации, — кивнул Карлайл. — Из-за воздуха эти клетки гибнут практически мгновенно, но оставляют след. Видишь эти вкрапления, более светлые? Я полагаю, это клетки, измененные под действием яда.

— Она проходит обращение? — спросил Эдвард, он наклонился над барной стойкой за моей спиной.

— Да, но очень медленно.

— Ей больно? — спросила я Эдварда.

Благодаря своей способности он всегда точно знал, если она испытывала голод, дискомфорт, или ей было холодно. Очень удобно. В первые месяцы ее жизни такой талант был бы просто неоценим.

— Нет, — ответил он. — Ни боли, ни жжения.

— Значит, для нее это проходит незаметно, на клеточном уровне. Я полагаю, примерно то же происходило и с тобой, Белла.

— А? — глупо переспросила я.

— В организме Райли яд присутствовал с самого начала. Даже сейчас на ее зубах его концентрация приближена к обычному хладному. Я думаю, он начал отравлять тебя еще во время беременности. Первое время иммунная система подавляла его действие, но по мере роста плода его становилось больше, и это запустило постепенные изменения в организме, вроде увеличения физической силы. Однако, если бы все так и шло, этот процесс отнял бы годы. Вероятно, в какой-то момент организм оказался неспособен больше подавлять его или в кровь попал яд в большем количестве или большей концентрации.

— Или и то и другое, — ответила я.

— Ты помнишь это?

Я кивнула. Эта часть хорошо сохранилась в моей памяти, как и почти все, связанное с Райли. Я была в гостиной, кажется, шла к камину. Своих ног к тому моменту я уже не видела и всячески избегала лестниц. Меня отвлек внезапный шум телевизора, шло какое-то шоу, лотерея или вроде того, и ведущий вдруг начал что-то выкрикивать. Я обернулась всего на мгновение, но следующий шаг сделала, не глядя под ноги.

— Я упала. Просто глупо споткнулась о край ковра и стала падать вперед. Я попыталась развернуться, чтобы не упасть на живот, и угодила головой в стеклянный стол. Видимо, что-то все же пострадало у меня внутри от этого падения, и Райли нужно было выбраться, пока она не задохнулась там. Было слишком рано. Даже учитывая, что беременность развивалась быстрее, чем должна была, срок еще не пришел, но позже, когда я увидела ее, у нее были уже все молочные зубы, довольно острые. Видимо, яд попал в мою кровь с них, пока она, ну…

По ужасу, выступившему на лицах Калленов, я поняла, что они догадались, что я пытаюсь сказать. Я старалась не смотреть на Эдварда. Не знаю, как он выглядел в этот момент, просто не могла заставить себя, не хотела видеть, что выражало его лицо.

— Господи, — вырвалось у Эсми. Она смотрела на меня с такой мукой в глазах, прикрывая ладонью нижнюю часть лица, что я почувствовала необходимость хотя бы немного смягчить картину, что обрисовала.

— Какое-то время я была без сознания из-за удара, пока рана на голове немного не восстановилась, а когда пришла в себя, я уже горела, так что… не слишком почувствовала. В общем, это звучит страшнее, чем было на самом деле.

— Надеюсь, — прогудел Эмметт. — Потому что звучит это, как полный…

— Эмметт, — прервала его Розали, кивнув на Райли.

— Виноват.

— Как полный что?

Молодец, Эмметт! Выкручивайся теперь.

— Как полный кошмар, малышка, ужас. Но теперь твоя мама знает хотя бы одну страшилку, — обернувшись, он подмигнул мне.

Я покачала головой. Неудивительно, что он так легко сошелся с Райли, большой вопрос, кто из них больший ребенок.

— Видимо, яд, уже содержащийся в крови, успевал заживить часть ран, — снова заговорил Карлайл, возвращая к себе наше внимание. — Не давая тебе истечь кровью и попутно запечатывая новую дозу внутри. Большая удача, что к тому моменту его оказалось достаточно.

— Получается, наш маленький Чужой спас маму, да?

— Эмметт, — я вздохнула, стараясь не злиться. — Еще раз так назовешь моего ребенка, и я тебя точно побрею.

— Что такое «Чужой»? — поинтересовалась Райли.

— Я тебе покажу как-нибудь.

— Попробуй, и интернета в этом доме больше не будет, — хрипло пробурчал Эдвард, почти не размыкая губ, раньше, чем я успела ответить сама.

Я повернулась к нему, проводя языком по ядовитым зубам во рту. Порой он все же раздражал. Его покровительственное отношение ко мне и Райли жутко злило. Я понимала, почему он считает, что имеет на это основания, но его притязания на родительское право в отношении моего ребенка зудело раздражением под кожей. Эдвард выдержал мой взгляд с ледяным спокойствием, а потом вдруг тихо фыркнул и отвернулся, прижав кулак к губам.

«Просто у тебя было такое лицо.»

«Даже припомнить не могу, чтобы кто-то раздражал меня так, как ты!»

«Я польщен.»

Я потрясла головой, прогоняя из нее беспорядочные образы, всплывшие не пойми откуда. Они были размытые, мутные и сменяли друг друга слишком быстро, а звуки походили на далекое эхо.

— Белла? — позвал Карлайл.

— Да. Я слушаю, простите.

— Думаю, нечто похожее происходит с Райли. Концентрация яда в крови низкая, но постепенно растет. Когда она достигнет максимума, Райли перестанет меняться.

— Она станет хладной?

— Полагаю, да. Или установится некий баланс. Ее организм не отторгает яд, более того, он сам его производит. В самом крайнем случае, когда придет время, думаю, мы сможем искусственно увеличить дозу яда в крови, чтобы остановить ее взросление, но, вероятно, это не понадобится, ее рост и без того постепенно замедляется.

— Она начнет чувствовать жажду?

Для Райли пока не существовало постоянной жгучей боли в горле. Если это изменится, пакетиков крови, даже купленных, станет недостаточно, нужно будет придумать для нее другой способ питаться.

— А как было с тобой?

— Я ощутила ее. — Это было практически первое, что я почувствовала, как только сделала первый глоток воздуха в своей новой жизни. — Но, в целом, ее можно было сдерживать.

— Думаешь, для Райли жажда тоже будет терпимой? — Эдвард задал этот вопрос Карлайлу.

— Сложно судить. У нас нет других примеров, кроме Беллы. Думаю, в ближайшие несколько лет об этом можно не беспокоиться, а когда придет время, будем держать Райли подальше от людей, на всякий случай.

Несколько лет. Карлайл показал нам расчеты, по которым выходило, что Райли станет взрослой через восемь-десять лет с погрешностью на фазы активного роста и разное питание. Так скоро.

— Почему она растет так быстро? — спросила я.

— Хладные не меняются со временем, но все прочие процессы в наших телах проходят быстрее, чем у людей. Думаю, дело в этом.

Закусив губу, я бросила взгляд через комнату, туда, где Эмметт учил Райли рычать как медведь.

— Нет, надо поднять руки. Покажи мне страшные когти.

— Но я же рычу не руками!

— Так, кто похож на медведя, ты или я?

— Ты!

— Вот и слушай, что медведь говорит! Поднимай лапки.

— Когда она станет взрослой, мир станет куда безопаснее для нее, — тихо проговорил Карлайл. — И если она все же пройдет полное обращение, будет гораздо проще скрыть ее происхождение от Вольтури. Кто знает, что придет в голову Аро, если он узнает о возможности рождения полукровок. Да и сама Райли, боюсь, может вызвать у него слишком сильный интерес. Как и ты, Белла.

— Я понимаю. Просто мне бы хотелось, чтобы она могла подольше оставаться ребенком.

Подойдя, Эдвард осторожно коснулся моей руки, я обернулась к нему, видя в его глазах отражение собственных страхов и знакомой мне печали. Я не одернула руку, вместо этого я благодарно сжала его ладонь в ответ.

Нам больше не было нужды кочевать с места на место, а когда Райли вырастет, причина прятаться и вовсе исчезнет. Теперь, когда мне не нужно было искать кровь для нее, а количество нянек, желающих получить немного ее внимания, стало даже слишком большим для одной маленькой девочки, я вдруг поняла, что мне совершенно нечем заняться.

Я давно перестала готовить впрок, каждый раз стараясь изобразить что-то оригинальное, мы часто ходили гулять, но свободного времени все равно оставалось слишком много. И как Калленам удавалось все время быть занятыми? Эсми часто что-то чертила на большом наклоненном столе у окна. Заметив любопытный взгляд Райли, она пригласила ее присоединиться, и теперь та с упоением пыталась испробовать все многочисленные пишущие принадлежности Эсми всевозможных цветов на большом листе бумаги. Бесцельно послонявшись по гостиной, я присела за стол, подперев руками голову.

Почувствовав, что Эдвард занял место слева от меня, я обернулась к нему и озадаченно моргнула, встретившись взглядом с парой собственных отражений в больших круглых стеклах нелепых солнечных очков на его носу, закрывающих половину лица. Иронично выгнутая бровь поднялась над оправой, наверное, пришлось постараться, чтобы задрать ее так высоко, губы скривила улыбка.

— Что это? — спросила я.

— Я решил проблему со взглядом.

— Нет, не решил.

— Ну, ладно, — согласился он. — Может, и не решил, зато ты улыбнулась.

— Не было такого, — возразила я, отворачиваясь.

— Я видел.

— Тебе показалось.

— Тогда повернись.

— Нет.

Он засмеялся. Краем глаза я видела, как очки легли на стол перед ним.

— Ты как?

Я обернулась к нему, не понимая, к чему он задает этот вопрос.

— Я вдруг понял, что ни разу не спросил тебя об этом.

Я пожала плечами. У меня не было однозначного ответа на это. Мне бы жить да радоваться, но что-то терзало меня изнутри, а определения ему не было.

— Ты ничего не спрашиваешь. Я думал, у тебя будет много вопросов.

— Я… не уверена, что хочу знать ответы.

По крайней мере, я могла говорить честно. Не зная, что произошло, почему Белла Свон оказалась одна, вынашивая его ребенка, я могла жить настоящим, не нести груз того, что нельзя исправить. Каждый день, меняя аккумуляторы холода в термоконтейнере в сумке, я видела ту самую заурядную книжку, в которой ждали своего часа недостающие кусочки мозаики. Я не знала, должна ли я отдать его Эдварду. Возможно, в нем было адресованное ему послание, а может быть, он ушел от нее, и страницы сочатся злобой и обидой, я этого так и не выяснила, ни разу не заглянув внутрь.

— Я не читала его, — призналась я, хотя он так и не спросил.

Эдвард понял, что я имела в виду.

— Почему?

— Она не хотела.

— Она?

— Белла Свон, — едва слышно ответила я.

Закусив губу, я несмело повернулась к нему, не зная, как он отреагирует. Он был удивлен, несомненно, но в глазах не было насмешки. Нахмурившись, он всматривался в мое лицо, обдумывая мои слова.

— То есть это желание не кажется тебе собственным? — спросил он после затянувшейся паузы.

Моргнув, я отвернулась от него. Правда была в том, что я перестала понимать, где заканчивается желание Беллы Свон и начинается мое собственное. Передав мне эту тайну, она умолчала о причинах. Эдвард откинулся назад, протяжно выдохнув, к каким бы выводам он ни пришел, он решил оставить их при себе. И тем лучше.

Эсми показывала Райли, как рисовать круги циркулем, та добродушно позволяла ей это, хотя на самом деле любила постигать все сама. Как и ожидалось, начертив из вежливости один круг, она тут же отложила циркуль в сторону и взялась за фломастеры.

— Раньше все ее время принадлежало мне, — пробормотала я.

— Тебе от этого грустно?

— Да. Нет, — тут же поправила себя я. Для Райли это было хорошо, просто вся моя жизнь крутилась вокруг нее, и теперь она не так сильно нуждалась во мне, как раньше, а мне никто не был нужен, как она. Эдвард все еще ждал от меня ответа. — Ее мир становится больше, и она рада этому. Я хотела этого для нее, безопасность, друзья, люди, которые любят ее. Просто… я теперь не знаю, куда себя деть.

Эдвард чуть склонил голову, обдумывая мои слова. Ничего не говоря, он встал и исчез на лестнице, а вернувшись, положил передо мной потрепанного вида книгу. Я пробежала глазами обложку, чувствуя, как брови сами собой ползут вверх. Серьезно?

— Любовные романы?

Эдвард прищурился, лукаво улыбаясь, словно подловил меня на чем-то.

— И откуда же это предубеждение против романов, мисс? — спросил он.

— Мммм… Что?

— Мммм, что? — передразнил он меня. — Что ты успела прочитать?

Отведя от него взгляд, я снова посмотрела на обложку. Она была не похожа на те, что попадались мне в руки раньше, ни картинок, ни завитушек в шрифте, которым выполнено название. В одном из пристанищ, где останавливались мы с Райли, прежние жильцы оставили несколько таких книг в мягкой обложке. Их страницы волнились от влажности, но текст не пострадал. К сожалению. Позже я думала, что же заставляло меня их читать, и не находила ответа. Наверное, это было отсутствие альтернативы.

Эдвард наклонился вперед, напоминая, что ждет ответа, но я бы скорее откусила себе язык, чем рассказала ему. Я пролистала страницы, ища что-то, мне показалось, чего-то не хватает, хотя вырванных страниц или чего-то подобного не было. Открыв оглавление, я пробежала глазами несколько названий.

— Не все романы одинаковы, — посмеиваясь сказал Эдвард, видимо, поняв, что ответа не дождется. Забрав у меня книгу, он отсчитал пару сотен страниц и вернул ее мне открытой. — Вот, начни с этого. Не понравится — придумаем что-то еще.

Он ушел, не навязывая более мне свое общество, хотя чувство, что он все еще на меня смотрит, так меня и не покинуло. Предложенный Эдвардом роман носил заковыристое название «Гордость и предубеждение». Ну, это было все же занятие, и я могла посматривать на Райли одним глазом.

«Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену».

Усмехнувшись про себя, я погрузилась в суматоху семейства Беннет и не заметила, как книга захватила меня. С того дня Эдвард взял на себя задачу обеспечивать мой досуг. Я отказывалась выпускать Райли из поля зрения, поэтому мы ограничились времяпрепровождением в доме или долгими прогулками, пока Райли не устанет. В это время Эдвард рассказывал нам истории о людях и о хладных, о войнах, жестоких королях, о развитии науки и исследовании новых земель, проводя параллели между тем, как помнят эти события люди, и тем, что на этот счет говорят хладные, видевшие все своими глазами.

Райли наши разговоры порой надоедали, и она отвлекалась, убегала играть или требовала, чтобы ее посадили на плечи, а я не могла наслушаться, с особым вниманием запоминая вставленные Эдвардом ремарки — остроумные и колкие, иногда сомнительные с точки зрения воспитания, например, что людские законы нужно знать, но скорее для общего развития, чем для их соблюдения.

— Она ведь твои слова за чистую монету принимает, — пожурила я его. Райли смотрела на диване мультики с Эмметтом, пока мы возились на кухне.

— Я на это и рассчитывал, — слегка удивленно ответил Эдвард.

— Ты всерьез считаешь, что правильно внушить ей мысль о пренебрежении законами?

— Эти законы написаны для людей, основаны на правилах их общества и их природе. С нами они частично не работают.

— Частично, — подчеркнула я. — Это не значит, что к нам они вообще не применимы, если уж мы живем среди людей.

— Особенно, если мы живем среди людей, — не согласился Эдвард. Он занимался мясом, а мне достались мелочи вроде салата и фокаччи с сыром. — Я не говорю о каких-то базовых вещах, что убивать или красть — это плохо, хотя бывают обстоятельства, при которых все не так однозначно, но, например, подделка документов — это преступление, а для нас — необходимость, потому что человеческая правовая система с нами, как с видом, не знакома. Я не хочу, чтобы Райли чувствовала себя преступницей из-за чужого невежества.

— Здесь действует другой закон, — покачала головой я. — О сохранении тайны нашего существования. Просто стоит объяснить ей некую иерархию: закон хладных для нас выше человеческого, но, если живешь среди людей, уважай их правила.

— Ладно, другой пример — ограничение скорости вождения.

— А что с ним?

— Наши рефлексы, внимание и скорость анализа ситуации несравнимы с человеческими, не говоря уже о том, что нам в принципе не грозит разбиться.

— Это не значит, что ты можешь гонять как сумасшедший. Эти правила придуманы не только для безопасности водителей, но и тех, кто может оказаться рядом.

— Хмм, — Эдвард покачал головой, поджав губы. — Приведи пример, когда я не смогу обезопасить от себя других.

— Ну, — я потянулась за сушеным базиликом, но Эдвард опередил меня, пользуясь преимуществом роста. — Спасибо. Например, ты едешь по дороге через лес, а оттуда внезапно выходит человек.

— Я легко его объеду.

— У тебя взорвалось колесо, и машина стала неуправляема.

— Тогда, — усмехнувшись, ответил Эдвард, — я выпрыгну и подкорректирую траекторию снаружи так, чтобы этот человек ничего не заметил.

— А если с другой стороны выйдет другой человек?

— В твоей истории они как грибы вылезают в лесу.

— Бывают невероятные совпадения, — пожала плечами я.

— Значит, я просто оттащу обоих и, предвидя твой следующий вопрос, слегка стукну их по голове, чтобы они, даже если что-то увидят, могли решить, что им показалось.

— А если… — Подняв голову, я увидела, как насмешливо блестят его глаза в окружении сетки тонких морщинок. — Да ты просто дразнишь меня! — со смехом воскликнула я, бросая в него черри, который он легко поймал и бросил мне обратно, заведя руку за спину.

— Хотел услышать, как ты смеешься, — сказал Эдвард. — Ты такая серьезная все время.

Мне было трудно перестроиться, сложно вдруг понять и привыкнуть, что людям рядом можно доверять, и, хотя я старалась, не всегда могла контролировать себя, будто внутри меня была и другая сущность, которая порой точит когти, стараясь выбраться.

— Не объясняй, — сказал Эдвард раньше, чем я успела сформулировать свое оправдание. — Не все сразу, да?

Я благодарно улыбнулась ему, но тут же опустила глаза, сама не зная, почему мне сложно на него смотреть.

— О-оу, — вдруг пробормотал он.

— Что?

Проследив за его взглядом, я поняла причину беспокойства — широко распахнутые глаза Райли остановились на экране, где мультяшный львенок искал папу в клубах пыли. Я замерла в нерешительности, не зная, как поступить правильно. Пока все выглядело довольно спокойно, по крайней мере, ее лицо выражало примерно тот же спектр эмоций, что и у сидевшего рядом Эмметта — вполне взрослого парня.

— Может быть, обойдется? — тихо предположила я, видя, что Эдвард тоже колеблется, стоит ли вмешиваться. — Если не заострять на этом внимание.

Не обошлось. Поток слез хлынул мгновенно, сразу, как недоверие на ее лице сменилось ужасом. Эдвард оказался у дивана первым. Подхватив Райли на руки, он отошел в сторону, успокаивающе поглаживая ее по голове, пока она тихо подвывала, спрятав лицо на его плече.

— Черт побери, Эмметт! — прорычала я.

— Мы же просто мультик смотрели, — потупившись, ответил он.

— А выбирать мультики, где никто не умирает, ты можешь? Вчера она спросила у меня, не убивала ли я маму Бэмби.

Эмметт почти усмехнулся в ответ, но быстро опомнился, возвращая на лицо виноватое выражение.

— Это же классика, — ответил он, смотря в пол.

— А, это основной критерий? Тогда в следующий раз включи ей «Крестного отца»!

— Про крестного отца нет мультика.

Закрыв глаза, я пыталась сделать глубокий вдох через нос. Райли всхлипнула, крепче прижавшись к Эдварду.

— Шшш, все хорошо, — бормотал он, машинально покачивая малышку на руках.

Я подошла к ним, погладив Райли по спине и пытаясь взглянуть на заплаканное лицо.

— Разве не все дети любят этот мультик? — продолжал оправдываться Эмметт. — Ну, грустный момент. Грустить не всегда плохо.

— Эмметт, сколько, по-твоему, ей лет? — вздохнув, спросил Эдвард.

— Она просто принимает все слишком близко к сердцу.

Райли подняла голову, шмыгнув носом, и приложила ладошку к щеке Эдварда. Он улыбнулся, покачав головой, прежде чем поцеловать покрытую красными пятнами щеку.

— Что ты сказала, солнышко? — спросила я, но говорить Райли пока не могла, отчаянно стараясь глотать слезы и унять дрожащие губы.

— Она обещает больше не плакать, — вместо нее ответил Эдвард. — И просит не ругать Эмметта.

— Иди ко мне, — я протянула руки, и Эдвард неохотно передал ее мне, задержав ладонь на ее спине.

Он стоял так близко, что я касалась его груди плечом. Райли постепенно успокоилась, по старой привычке зажав прядь моих волос в кулачке, но никто из нас так и не сдвинулся с места, мы больше ничего не говорили, кроме бессвязных слов утешения. Теплая рука Эдварда легла на мою поясницу, легко, но будто укрывая, замыкая круг, отрезающий нас от остального мира. Было в этом что-то такое приятное, правильное — вот так быть рядом, будто все кусочки пазла вдруг сложились вместе.

В последний раз шмыгнув носом, Райли подняла обе ладошки к моему лицу. Перед глазами возник большой экран телевизора, но на сей раз перед ним сидели мы все. Она хотела досмотреть мультик.

— Точно? — спросила я, поцеловав маленькие пальчики.

Снова картинка с плачущим львенком, окрашенная беспокойством, любопытством и жалостью.

— Надо же узнать, что будет дальше, — улыбнулся Эдвард, протягивая ей платок, который она тут же прижала к красному носу. — В чем-то Эмметт прав, — добавил он, встречаясь со мной взглядом. — Нет ничего плохого в том, чтобы иногда немного погрустить.

У меня вырвалось тихое шипение. Прав он или не прав, объективность оставляла меня, когда Райли начинала плакать.

— Всполошились, как две наседки, — продолжал бубнить Эмметт, когда мы уже присоединились к нему на диване.

Я потянулась, пытаясь схватить его за ухо, но Эдвард перехватил мою руку. Эмметт показал мне язык, и Райли хихикнула.

— Все, успокоились, — строго сказал Эдвард, приняв на себя роль единственного адекватного взрослого.

Я фыркнула, откидываясь назад, и только тут заметила, что Эдвард еще держит мою руку, не так крепко, как вначале, стараясь удержать, а ненавязчиво, позволяя отнять ее, если захочется. Но мне не хотелось. Я вдруг поняла, что, с трудом привыкая к присутствию других хладных, остро реагируя на любое нарушение личного пространства, я чувствовала себя спокойно, когда рядом оказывался он. С самого начала я без опаски поворачивалась спиной к нему, и даже испытываемое мной волнение, когда я оборачивалась взглянуть на него украдкой и видела, что он уже смотрит на меня, не имело ничего общего со страхом.

Райли заерзала у меня на руках, стараясь перебраться на колени к Эдварду. Мне оставалось только, вздохнув, пожать плечами.

* * *

Послание, оставленное мне Беллой Свон, лежало среди осколков на покрытом бурыми пятнами ковре, когда я очнулась. Ярко-желтый лист бумаги привлек внимание лишь на долю секунды, пока я судорожно пыталась понять, что я должна делать, но этого хватило, чтобы смысл, вложенный в те строки, достиг разума.

Спустя секунду я уже стояла посреди кухни с Райли на руках. Беспрекословно приняв инструкции Беллы Свон как руководство к действию, я теперь чувствовала себя спокойнее. Позже я не раз перечитывала это письмо, обращая внимание на разный наклон и глубину линий на бумаге, будто она писала по кусочку в разное время. Сомневалась? Может быть, надеялась, что оно не понадобится и найдется кто-то, кто объяснит мне все лично, но потом снова брала ручку и добавляла еще абзац.

Белла,

Не паникуй. Проверь ребенка. Он наверняка голоден, но, прости, крови для него нет. У раковины на кухне найдешь контейнер, в нем бутылочка, она стерильна, тебе нужно ее только собрать. Там же стоит упаковка детской смеси. Разведи ее по инструкции, следи за температурой воды. Знаю, совсем не то же самое, но может сработать. Если нет — открой холодильник, там должна быть размороженная печень, попробуй дать ребенку ее.

Бессмертные дети навсегда остаются младенцами. Их жажда человеческой крови не поддается контролю, и они могут истребить целый город всего за ночь. Создание бессмертного младенца карается смертью не только создателя, но и любого, кто станет защищать его.

Вам придется прятаться, не приближайся к людям, не допускай, чтобы ребенок почуял человека, не дыши сама, если есть вероятность, что рядом человек. Первое время жажда будет почти нестерпимой, постарайся концентрироваться на чем-то другом, обещаю, со временем станет легче.

Как только сможешь, ты должна покинуть этот дом. Перед выходом прислушайся к округе. Животные здесь могут быть совсем не тем, чем кажутся. Иди, только убедившись, что не слышишь присутствия крупного зверя поблизости. Старайся не оставлять следов.

На кухне найдешь сумку, в ней деньги, вещи и все необходимое на первое время. Иди к реке, передвигайся по воде на восток, пока не покинешь Олимпик. Дойдя до залива, поверни на север, а потом, минуя города, снова на восток по реке Скагит. Там горы и огромный лесной массив, где вы можете оставаться, питаясь животными.

Избегай встреч с другими хладными. Законы их мира суровы, и исполняются они через запугивание и силу. Рождение этого ребенка свидетельствует о нарушении основного из них — смертные не должны знать о существовании хладных. Не жди от них понимания или сострадания. Если иначе будет нельзя, убей того, кто увидит вас. Чтобы это сделать, нужно разорвать тело хладного на части и поджечь. Зажигалка лежит в накладном кармане сумки, всегда держи ее под рукой.

Ты должна забыть все, что было до этого момента, не пытаться вспомнить. Жизнь Беллы Свон окончена, а твоя — началась сегодня. Вас двое — ты и ребенок, и твоя задача — позаботиться о нем. Возможно, когда-нибудь времена изменятся, и ты сможешь почувствовать себя в безопасности. Я надеюсь, однажды этот день придет.

Береги малыша. Удачи.

Белла Свон.

В конце была приписка, явно добавленная в последний момент:

Ты можешь верить Калленам, но, обратившись к ним, навлечешь на них беду. Не делай этого, пока есть хотя бы малейший шанс справиться самостоятельно.

Вопреки ее словам, в сумке зажигалки не оказалось. Я нашла ее в груде осколков на ковре, а в холодном камине, почти не помнившем запаха дыма, лежала записная книжка. Она пахла так же, как записка, как большинство вещей, оставленных мне Беллой Свон, и я взяла ее с собой, но открыть так и не решилась. Мне нельзя было вспоминать.