Благие намерения (гет)

Работа является второй частью цикла. Текст ниже содержит краткое изложение событий «Если долго считать рациональность благом, можно проглядеть прекрасное». Рекомендация для тех, кто не любит спойлеры и только планирует прочесть первую часть: осторожно покиньте эту страницу, перейдя по ссылке: https://fanfics.me/fic179646

Тем, кто первую часть читать не планирует, не знаком с каноном, или хочет освежить в памяти события, произошедшие ранее, это для вас:

Я внесла очередную пометку в блокнот и отложила его в сторону. Он должен был всегда оставаться в поле моего зрения, поэтому я никогда не убирала его, таская с собой даже в ванную. Сухие факты, даты, цифры и наблюдения, охватывающие только последние несколько месяцев. Ни одного имени, ни адресов, ни телефонов. Когда все закончится, должен остаться только он. Я перенесла из дневника в блокнот нужные записи, но продолжала пролистывать его время от времени, говоря себе, что могла что-то забыть, ища отговорки, чтобы дать себе отсрочку, не сделать то, что требовалось — предать огню историю, которую вопреки здравому смыслу продолжала время от времени писать. Мне так ужасно хотелось, чтобы он оказался в правильных руках, мог рассказать, что случилось, и почему все завершится именно так. А потом я напоминала себе, сколь рискованно хранить его, и только плакала от бессилия.

Мы жили в странном мире, где любовь могла считаться преступлением, где собственные мысли и воспоминания служили доказательствами виновности, а защитить того, кто дорог, можно только причинив боль. Невозможность сказать правду, попросить прощения и просто объясниться была хуже всего, но даже ей предстояло сгореть, чтобы истину не узнал даже тот, кто имел на нее полное право.

«Прости», — снова и снова выводила я на последних страницах, зная, что послание не достигнет адресата, борясь с соблазном нацарапать его на стене, как узник замка Иф, чтобы тот, кому оно предназначено, нашел и прочел его, когда сама я уже не смогу попросить об этом лично. И оправдание мое было столь же лаконичным — «люблю».

Я едва сбавил скорость, въехав в город. В утро воскресенья улицы были преимущественно пусты. Она смотрела на меня. Из каждой витрины, с каждого столба на меня был устремлен взгляд Беллы и вопрос под ним: «Вы видели меня?».

«Изабелла Свон, белая, восемнадцать лет, пропала, уйдя из своего дома в городе Форкс, штат Вашингтон. Была одета в зеленый свитер, синие джинсы и черную куртку. Передвигается на красном пикапе марки шевроле. Всем, кто видел ее, просьба сообщить в любое отделение полиции».

Это сообщение крутилось снова и снова по местному радио и в соседних штатах уже несколько месяцев. Хотя прошло много времени, Шериф Свон делал все возможное, чтобы поиски не прекращались, но результатов, о которых было бы известно, это не принесло.

Шины протестующе взвизгнули, когда я остановился перед коттеджем шефа полиции. На кухне колыхнулась занавеска, и шериф вышел на крыльцо, не дожидаясь, когда я постучу в дверь. Чарли похудел, одежда висела на нем мешком, серое усталое лицо заросло многодневной щетиной. Он с надеждой смотрел на меня, но мне было нечем его порадовать.

— Я приехал, как только узнал, — объяснил я, подходя ближе.

Взгляд Чарли погас. Кивнув, он направился к двери.

— Заходи.

Дом остался таким же, каким я его помнил, за исключением беспорядка, которого не бывало раньше. То тут, то там лежали распечатки с фотографией Беллы, карты, блокноты. Я прошел вслед за Чарли на кухню.

— Садись, — велел он.

Помыв одну из многочисленных чашек в раковине, он налил в нее кофе и поставил на стол передо мной, убрав бумаги. Я успел рассмотреть перечеркнутые имена и номера телефона на них.

— Когда ты в последний раз видел Беллу?

— В день, когда уехал.

— Вы как-то связывались? Телефон, почта, еще как?

— Нет. — Я оказался на форменном допросе, но был готов отвечать на вопросы, лишь бы получить информацию самому. — Мы не общались.

— Почему вы не общались?

— Мы решили, что так будет лучше.

— Кто-то из твоей семьи контактировал с ней? Элис?

— Нет.

— Куда она могла пойти?

— Я не знаю. Шериф Свон, я здесь, чтобы помочь. Мне тоже дорога Белла.

Чарли издал что-то среднее между хмыканьем и рычанием. От него исходили волны раздражения, вкупе с теплящейся надеждой. Я увидел в его мыслях собственное лицо, когда Белла повернулась спиной ко мне в день нашего прощания. Похоже, это убедило его.

— Я надеялся, что она сбежала к тебе, — глухо признался он. — Она знала, где вы теперь живете?

— Уверен, что нет. Мы несколько раз переезжали, со старыми знакомыми не контактировали. Вы считаете, она уехала сама?

— Она закрыла свой счет в банке за пару дней до этого, сняла деньги, что копила на колледж, затарила холодильник, собрала вещи.

— У нее были новые знакомые, увлечения? Что-то странное? Она говорила о чем-то таком?

— Нет, она почти не выходила из дома, только в школу и в магазин. Много училась, читала.

— Читала что-то новое?

— Нет, свои старые книги, учебники и какие-то журналы по биологии.

— Может быть, вы поссорились перед ее отъездом, или она была несчастна?

— Я — шериф, парень. Не надо меня допрашивать, — разозлился Чарли.

— Извините. Я просто хочу понять, что случилось. Если Белла… Что, если ей нужна помощь?

Чарли устало потер лоб, сделав глубокий вдох. Я едва мог улавливать даже мизерные фрагменты его мыслей. Мне казалось, я чувствую сомнения, на смену которым пришла решимость.

— Не ссорились мы. Белла… ты же знаешь ее, она чуткая девочка. Какие там ссоры?

— Кто-нибудь видел ее?

— Один парень в Порт-Анджелесе опознал ее. Она была в супермаркете, скупила всю замороженную печень, поэтому он ее запомнил.

— Печень?

— Я тоже удивился, — кивнул он. — Она никогда ее не любила. Да и зачем ей так много? Расплатилась наличными.

— Когда это было?

— За день до… — Чарли махнул рукой, не закончив предложение.

— Вы нашли ее? Печень.

— Нет, в доме ее не было.

Что она могла с ней сделать? Люди редко отдают предпочтение этому виду мяса, но его могут использовать, чтобы привлечь хищников в лесу. В этих местах было полно животных, но зачем ей это?

— Что было в день, когда она пропала?

— Ливень зарядил еще с ночи, — Чарли встал и вышел из кухни, вернулся, держа в руках папку. — Она спустилась проводить меня, хотя было еще темно. Меня удивило, что она уже полностью одета, на ней был этот ее зеленый свитер, мешковатый такой.

Я кивнул, я помнил эту вещь.

— Но она вела себя как обычно, сказала, ей нужно что-то сделать перед школой.

— Она не выглядела расстроенной? Испуганной?

— Нет. Она была спокойна. В последнее время мне казалось, что она приходит в себя после вашего отъезда. Она снова стала улыбаться, глазам вернулся блеск. Когда я пришел домой, на холодильнике висело это, — Чарли достал из папки и протянул мне листок из блокнота, где почерком Беллы было написано всего несколько строк:

«Папа, я решила устроить себе небольшое приключение. Прости, что не сказала тебе, ты бы не одобрил. Но не волнуйся, я буду в порядке. Не ищи меня и, пожалуйста, не питайся одной пиццей. Люблю тебя. Б.

P.S. Пожалуйста, если сможешь, не говори пока маме, ты ведь знаешь, какую панику она устроит»

Я поднес листок к лицу, не слишком беспокоясь, как это расценит шериф. Бумага хранила запах Беллы, немного выветрившийся, затертый другими руками, но несомненно, она прикасалась к ней.

— Это я нашел позже в ее комнате.

Из той же папки появился атлас дорог Америки. Ее руки касались его, не раз переворачивали страницы, бумага впитала ее запах. Посмотрев на корешок, я увидел края оторванных страниц, открыл оглавление.

— Не хватает страниц с трассой I-5 и I-10, — сказал Чарли, до того, как я выяснил это сам.

Я представил, какой маршрут мог быть проложен по этим дорогам. Портленд, вдоль западного побережья мимо Сан-Франциско, Сакраменто, Лос-Анджелес, Финикс.

— Думаете, она поехала в Аризону?

Чарли нахмурился, я отчетливо улавливал недоверие в его мыслях.

— Никто из старых знакомых в Финиксе ничего о ней не слышал. В доме никого не было. Рене сейчас там, еще надеется, что Белла приедет. Почему не взять весь атлас? Она не любит портить книги, зачем вырывать страницы? — Очень точное замечание, все это выглядело так, словно атлас она оставила специально.

— Хотела пустить по ложному следу.

Чарли согласно кивнул. Что ты задумала, Белла?

— Пикап ест много бензина. Я проверил заправки в разных направлениях. Никто ее не вспомнил. Не удивительно в общем-то, обычный пикап, сколько их проезжает мимо, платят наличными, надолго не задерживаются.

— Могу я взглянуть на ее комнату?

— Пойдем.

Оставив на кухне нетронутый кофе, мы поднялись по лестнице. Все здесь хранило запах Беллы, помнило ее присутствие. Казалось, вот сейчас раздадутся ее шаги и сама она выглянет из-за двери, сонная и теплая после пробуждения, потрет глаз и улыбнется мне, словно и не было этих месяцев.

Чарли пропустил меня вперед, позволяя осмотреться. Я глубоко вдохнул, но не почувствовал чужого запаха. В ее спальне был идеальный порядок. Откровенного бардака Белла не устраивала, но обычно на спинке стула висело что-то из одежды, в кресле-качалке были брошены школьные учебники, небольшие свидетельства, что в комнате кто-то живет. Сейчас же ничего этого не было.

— Я не прибирался здесь, — сказал Чарли. — Все так, как и было.

— Она навела порядок перед отъездом.

Я включил компьютер, старый агрегат загружался, как всегда, чрезвычайно медленно.

— История посещений стерта, — Чарли и это проверил, но насколько глубоко он заглянул?

Достав мобильный, я набрал номер Джаспера, он ответил почти сразу.

— Можешь восстановить данные с компьютера? — без приветствия спросил я.

Он задал мне только один вопрос:

— Белла?

— Да.

— Войди в почту, чтобы я мог подключиться.

Были более легальные методы получить доступ к компьютеру, но я не мог тратить время на установку приложений. Открыв свой почтовый сервис, я ввел логин и пароль.

— Готово.

— Что искать?

— Все, что найдешь. Электронную почту, поисковые запросы, открытые сайты, загрузки.

— Я понял. Оставь компьютер включенным, — с этими словами Джаспер отключился.

Видя, как курсор задвигался на экране, я снова обратился к Чарли:

— У нее был ключ от нашего дома.

— Я поехал туда в первую очередь. Дорога заросла, следов не было ни перед домом, ни у одного из входов. Все двери заперты, окна закрыты, внутри темно.

Порой мне хотелось, чтобы Чарли был глупее, или хуже знал свою работу, тогда я мог бы надеяться, что все разрешится легко и я найду Беллу, живую и здоровую, ждущую меня дома. Я пробежал глазами книги на полке, я бы мог легко перечислить все произведения, которые должны стоять там, и в каком порядке.

— У меня нет полного списка, но одной книги точно не хватает.

— Джейн Остин.

Чарли согласно хмыкнул, не выказывая удивления моей осведомленностью о деталях обстановки спальни Беллы, хотя официально мне не разрешалось бывать здесь. Над кроватью, как и раньше, висела гирлянда с лампочками, к ней были прикреплены фотографии.

— Нескольких снимков не хватает.

— Каких?

— Ваше фото с рыбалки, Рене и Фил в парке развлечений и фото с выпускного.

Чарли снова что-то хмыкнул. Судя по всему, он этого не знал.

— Над кроватью висел галстук-боло.

— Да, с птицей, подарок от друзей из Аризоны. Пропал тогда же.

— Что из вещей она взяла?

— Ботинки, джинсы, свитера, футболки.

— Зимняя куртка?

— Висит в шкафу внизу. Летняя одежда тоже на месте.

Что за черт? Она взяла памятные безделушки, словно уходит надолго, а одежду — будто едет куда-то на выходные.

— Еще одно: вы не находили ее дневник?

— Белла вела дневник?

— Возможно, вы видели его у нее в руках, записная книжка бежевого цвета на резинке.

В голове Чарли промелькнула картинка, как Белла что-то пишет в ней, сидя на кухне. Она не захлопнула его, когда Чарли вошел, но он не стал подсматривать. Сейчас он об этом жалел.

— Похоже, его она тоже забрала.

Я кивнул. Этого следовало ожидать. Еще раз окинул комнату взглядом. Я провел здесь много счастливых часов, но в отсутствие Беллы это место не значило ничего. Мне хотелось уйти отсюда, чтобы продолжить поиски.

— Спасибо, шериф Свон.

— Что будешь делать? — Чарли преградил мне путь, встав в дверях.

— Поговорю с ее друзьями.

— Я говорил с ними.

— Возможно, мне они скажут что-то, что не стали говорить Вам.

Чарли кивнул.

— Добро. Эдвард, я много какой дичи слышал о вас, правдоподобной и не очень, — изрек он, впившись в меня взглядом. Что ж, это объясняло его готовность рассказать мне все, что знал он сам, хотя для окружающих я считался подростком.

— Вы верите?

— Я во что угодно поверю, если это поможет. Не знаю, кто ты или что ты, да мне и все равно. Найди ее, — с нажимом велел он. — Потому что я не знаю, где еще искать.

Отчаянье в запавших глазах шерифа ударило, слившись с моими собственными страхами. Кивнув, я вышел за дверь.

* * *

Анжела принесла несколько фотографий с выпускного, которые она распечатала. Я выбрала фото, на которое попала вся наша компания, плотно набившаяся в кадр. Почти никто не смотрел в объектив, смеясь или крича что-то. Тот, кто снимал, как-то криво держал камеру и, похоже, пытался поместить в центр Эдварда, хотя мы стояли сбоку, отчего все фото было немного косым, но мне оно понравилось. Изображение Эрика, Майка, Джессики и других, чинно позирующих в кадре, выглядело бы фальшиво.

Мы поднялись ко мне в комнату, где я достала полученное от Анжелы фото и залезла на кровать, чтобы повесить его на гирлянду с лампочками. Несколько фотографий уже висели там: праздник в резервации, мама и Фил в парке аттракционов, Чарли и Билли, гордо держащие огромную рыбину, со смеющимся Джейкобом на заднем плане, Эрик и Анжела в темных очках на весенних танцах стоят спиной к спине, в руках Анжелы игрушечный пистолет, у Эрика — большой половник из столовой, мы с Эдвардом перед выпускным возле дома, обернувшись, смотрим в камеру, нарядные и счастливые.

Пока я крепила к стене фото с выпускного, Эдвард вставлял диск в плеер. Мы планомерно перебирали его коллекцию музыки, мысленно составляя список лучших композиций, которые переслушивали чаще других.

— Что сегодня? — спросила я, усаживаясь на кровать.

— Импрессионисты.

Плеер тихо зажужжал, после чего комнату наполнили нежные звуки пианино, выстраиваясь в знакомую мне мелодию.

— Дебюсси?

— Знаешь его?

Я покачала головой.

— Рене любит его, а я знаю только несколько произведений, которые мне нравятся.

— «Лунный свет» — одно из лучших, — улыбнулся Эдвард. Он улегся на кровать, положив голову мне на колени. — Дебюсси не любил, когда его называли импрессионистом, считая, что к музыке это понятие не применимо, это была скорее дань моде, но он был почти художником, воплощая в музыке свет, дождь, ветер. Слышала «Отражения в воде»?

— Нет. — Я запустила руку в его волосы, пропуская их сквозь пальцы. Эдвард любил говорить о музыке, а я любила слушать, видя, как он улыбается, рассказывая о том, что увлекает его. — Она есть в альбоме?

— Угу.

Прикрыв глаза, он накрыл ладонью мою руку, лежащую у него на груди, щекотно поглаживая пальцами вены на запястье. Я провела пальцами по его щеке, спускаясь к шее, пощекотала за ухом. Он улыбнулся, снова посмотрев на меня, в золотистых глазах плескалась нежность. Мягкие звуки «Лунного света» так и сплелись с этим чувством в моей памяти.

Белла не откровенничала со своими школьными друзьями, что неудивительно, учитывая, сколько чужих секретов ей приходилось хранить. Мыслями и сомнениями она обычно делилась со мной или с Элис. Если она сказала кому-то о своих планах, это мог быть единственный человек. Я заглушил мотор, остановившись возле дома Анжелы Вебер.

Изнутри доносились голоса нескольких людей. Я без труда узнал знакомый шепот мыслей Анжелы. Когда я постучал, она вскочила с места и побежала к двери. В ее голове прозвучало имя Беллы. Анжела и боялась, и надеялась, что кто-то принес новости. Больше никто в доме не отвлекся от своего занятия, привыкнув к такой ее реакции на любого гостя. Анжела искренне любила мою Беллу, за что я был ей бесконечно благодарен. С новой силой в груди затеплилась надежда получить здесь хотя бы какую-то подсказу.

Увидев меня, она ошеломленно замерла. Я почувствовал страх, ползущий вдоль ее позвоночника, заставляющий поежиться, ускоряющий ритм дыхания и биения сердца. Так случалось всякий раз, когда люди оказывались близко к нам, особенно после долгого отсутствия контакта. Со всеми, кроме одного человека.

— Привет. Можно тебя на пару минут?

— Эдвард?

Оправившись от испуга, она быстро опомнилась, мозг лихорадочно заработал, выдавая потоками вопросы. Она была разочарована, поняв, что Белла не нашлась, и воодушевлена моим приездом, будто я мог пролить свет на произошедшее.

«Но если так, он бы не пришел сюда», — тут же возразила она себе.

— Да, — спохватилась она. — Сейчас, только возьму куртку.

«Должно быть, мистер Свон все-таки разыскал его», — в ее голове пронеслись воспоминания, как все они пытались найти способ связаться с нами, полагая, что мы можем помочь, или что Белла могла быть с нами, но не нашли. Уезжая, мы позаботились об этом.

— Ты знаешь что-нибудь про Беллу? — с ходу спросила она, выходя на крыльцо.

— Только то, что она пропала. Я прямо от шерифа.

Анжела опустила голову, расставаясь со своей надеждой.

— Я думала… — пробормотала она, оборвав фразу на середине.

Анжела считала, что Белла уехала, чтобы быть со мной, но получив опровержение этой версии, теперь ощутила первые нотки паники.

— Анжела, — позвал я, прежде чем она или я впадем в истерику от образов перед ее глазами, мне хватало и своих. — Расскажи мне, что помнишь. Начиная с моего отъезда. Даже незначительные детали, если сможешь.

— С самого начала? Ох…

Человеческая память ужасна: недолговечна, не структурирована, с пробелами и заплатками. Я старался сосредоточиться на словах, вылавливая в ее разуме образы, связанные с ними, и абстрагируясь от всего лишнего.

— Ну, Белла первое время словно была не с нами. Она ведь не разговорчивая, а тут — совсем ушла в себя, в свои мысли.

Белла сидела за столиком в кафетерии, крутя яблоко в руках. Думала о чем-то, смотря в одну точку. В какой-то момент она слабо улыбнулась, хотя причина явно находилась далеко от происходящего в столовой.

— Белла! Белла, — Джессика пощелкала пальцами у нее перед лицом.

— О, — очнулась она. — Прости, что?

— Ты нас не слушала? — надулась Джесс.

— Кино в субботу. Ты поедешь? — спросила Анжела.

— Эм, нет. Пожалуй, нет.

— Хоть бы поинтересовалась, на какой фильм, для приличия!

— Извини Джесс, какой фильм?

— Мюзикл, — выдохнула Джесс. — Там играет…

— Дважды нет, — отрезала Белла.

Ньютон засмеялся.

— Я же говорил, никто в здравом уме не ходит на мюзиклы. Пошли на зомби!

— Да что хорошего в этих зомби?

— Видишь ли, Джесс, — вступил в разговор Эрик. — Для зомби важны мозги и внутренний мир, им наплевать, как ты выглядишь. В отличие от этого попсового кино, навязывающего нам стандарты красоты.

— Как тогда ты объяснишь, что красотки умирают первыми?

Белла встала, забрав свой поднос.

— Я пойду вперед, у меня вопрос к мистеру Варнеру. Увидимся.

Одноклассники замолкли, провожая ее взглядом.

— Как думаете, она в депрессии? — спросила Джессика.

— Наверное, она скучает, — ответила Анжела.

— Всегда его терпеть не мог.

— Майк, он ведь не виноват, что его семья переехала.

— Она сейчас такая из-за него, это факт! И, хоть убей, не понимаю, почему им нельзя общаться. Уверен, это его идея, наверняка развлекается там.

— Белла сказала, они вместе так решили.

— Очень удобно, должен заметить!

— Майк…

— Нельзя любить кого-то, а потом как по щелчку пальцев забыть и не хотеть связаться. Не так это работает! Я тоже пойду вперед, — резко вскочив, Майк ушел, забрав свой поднос, стряхнул в урну мусор и с грохотом бросил его на стойку.

— А с ним-то что? — воскликнула Джесс.

Белла ходила в школу, отвечала, когда к ней обращались, хорошо училась, но продолжала пребывать в каком-то собственном мире. Майк пытался расшевелить ее, придумывал развлечения на выходные, занял пустующее место рядом на уроках, которые у них совпадали, старался вовлекать в разговор, вытащить на поверхность, но все время наталкивался на равнодушие, прикрытое вежливостью.

В выходные Белла оставалась дома, говорила, что ей нужно учиться или что у нее накопилось много дел. Однажды в субботу Анжела решила прийти к ней, предложить делать уроки вместе. К ее удивлению, дома никого не оказалось. Она подождала немного на крыльце, и вскоре к дому подъехала патрульная машина Чарли. С заднего сиденья, как арестант, вылезла Белла, завернутая в одеяло, и сердито протопала мимо нее.

— Привет, Анжела, — поздоровался шериф. — Ты чего здесь?

— Хотела предложить Белле позаниматься вместе. У меня проблемы с биологией, — зачем-то соврала она.

— Отличная идея! — обрадовался он. — Но лучше завтра. Сегодня все ее терпение потрачено на меня, — Чарли забрал из багажника снасти и улов, немного поморщился, услышав, как хлопнула дверь наверху. — Часов в десять нормально?

Анжела кивнула. Она вернулась на следующий день, захватив с собой кексы. Ее впустил Чарли, поблагодарил за выпечку и велел подниматься наверх.

— Белла? — постучав, Анжела остановилась на пороге спальни, не уверенная, можно ли ей войти.

Белла лежала в постели, укрывшись с головой одеялом. Она либо спала, либо делала вид, что не слышала.

— Ты заболела? — присев на корточки перед кроватью, Анжела попыталась заглянуть внутрь кокона.

— Что ты тут делаешь, Энжи?

— Твой папа впустил меня. Я подумала, мы могли бы сделать уроки вместе.

— Зачем?

— Я застряла на этих лишних хромосомах. Надеялась, ты сможешь помочь.

— Давай в другой раз.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Я очень устала.

— Хочешь, заварю тебе чай?

— Не надо, правда. Мне просто нужно поспать.

— Ладно.

Анжела ушла. В понедельник Белла снова была в школе, разговаривала как обычно, вежливо улыбалась, когда того требовала ситуация. В воскресенье Анжела пришла опять, и все повторилось. Уже собираясь сдаться, она вдруг изменила решение, бросила на пол рюкзак и уселась прямо на полу рядом с кроватью.

— Что ты делаешь?

— Раз ты не хочешь мне помогать, ты ведь не будешь против, если я посижу здесь? У вас хорошо, так тихо. Дома от близнецов порой стены ходуном ходят.

Белла ничего не ответила. Анжела молча делала уроки. Она давно закончила с домашним заданием, но не хотела уходить, и достала задачник по тригонометрии, пособие для подготовки к экзаменам. Через пару часов к ним заглянул Чарли, предложив чаю, еще через час Белла все-таки стянула одеяло с головы, а потом сползла на пол рядом с Анжелой.

— Показывай, что у тебя там с хромосомами.

Анжела притворилась, что никак не может найти тетрадь в рюкзаке, чтобы скрыть лезущую на лицо улыбку и повлажневшие глаза.

Белла возвращалась медленно и словно через силу, заставляя себя прислушиваться к разговорам, обращать внимание на окружающих. Чтобы занять себя, она с головой ушла в учебу, и даже улучшила оценки.

— Нет, я отказываюсь это понимать! — воскликнул Майк, уставившись на свой тест. — Как у Беннера поднялась рука написать такое?

На работе Ньютона красовалась большая красная «F» в верхней части страницы.

— Это твоя алая буква, приятель, — хлопнул его по плечу Эрик.

— Хаха, — саркастично парировал Майк. — А у тебя что?

Эрик с гордым видом продемонстрировал свою «С».

— Черт, — вздохнул Ньютон. — Мать меня убьет! И закончу я дни свои кассиром в закусочной на краю мира.

— Ну, ты же можешь работать в магазине своих родителей, — предположила Анжела.

— И каждый день слушать упреки матери? Нет уж. Какое место дальше всех отсюда?

— Ты мог бы разводить собак, — предположила Белла, остальные удивленно уставились на нее, последнее время она не вступала в разговор, пока ей не задавали прямого вопроса. Под прицелом всеобщего внимания она слегка покраснела. — Лабрадоров. Будешь возить их на выставки и продавать щенков по тысяче долларов.

— И они будут любить тебя, независимо от успехов, — поддержала Анжела.

— Черт, да! — засмеялся Ньютон.

— Правда биологию учить все равно придется.

— Черт, нет, — огорчился Ньютон.

Белла засмеялась с остальными впервые за долгое время.

— Что это у тебя, Белла? — спросила Джессика, указывая на старый журнал, бережно обернутый обложкой, на папке Беллы.

— Мистер Беннер дал мне его. Там есть статья про эксперимент по скрещиванию крыс с лишними хромосомами.

— Мы ведь уже прошли эту тему.

— Да, но…

Майк взял ветхое издание в руки, читая заголовки.

— Ого, выпуск за июнь тысяча девятьсот восемьдесят восьмого, настоящий раритет. А информации поновее у Беннера не нашлось? — пролистывая страницы, он остановился, увидев загнутый уголок. — «Клеточные мутации и их отражение в фенотипе человека». Это ведь из другой оперы, нет?

— Нет, то есть да, — смутилась Белла. — Мне просто понравилась эта статья.

— Гето… гетерох… Язык сломаешь! Ты серьезно?

— Этот автор хорошо пишет.

— Да он же занудный, голова от него разболелась. Мало тебе учебников?

Через пару дней Анжела встретила Беллу в местной библиотеке, та убеждала даму за стойкой продать пару старых журналов, но ей вежливо отказали, говоря, что библиотечный фонд не продается, однако Белла может оформить абонемент, чтобы взять нужные материалы или сделать копии статьи.

— Нашла что-то интересное, Белла? — спросила Анжела, остановившись у копировального аппарата.

— Ну, в общем, да, — улыбнулась та.

Анжела разглядела обложку, увидев на ней уже знакомое название.

— О, еще статьи того доктора?

— Да. Он вел регулярную колонку в этом журнале в восьмидесятые, но они выпускались маленьким тиражом в Мичигане. Удивительно, что к нам они вообще попали.

— Тебя он сильно заинтересовал.

Белла пожала плечами, но щеки ее странно покраснели.

— Я рада, что ты вернулась, — сказала Анжела, неловко приобнимая Беллу сбоку.

— Я тоже.

— Кто твой друг? — спросил Эрик, подскочив к столику в кафетерии.

— Ты — мой друг, — ответила Белла.

Жестом фокусника Эрик извлек из рюкзака потрепанный журнал с надорванной обложкой и следом от бокала кофе на ней.

— С ним, видимо, произошла авария, но нужные страницы целы.

— Где ты его раздобыл?

— Да просто валялся в кабинете школьной газеты, — соврал Эрик.

Анжела удивленно подняла брови. Она видела, как уже пару дней каждую перемену Эрик перекапывал кучи макулатуры в архиве, то и дело чихая от пыли. Он нашел пару выпусков нужного издания, но они оказались напечатаны в девяностые, и любимый автор Беллы уже не работал там, а теперь наконец-то ему попался нужный год.

— Спасибо, Эрик, — Белла обняла его, отчего тот удивленно застыл. Такое проявление чувств было ей несвойственно, оно застало Эрика врасплох.

— Да я ничего, он просто лежал там, — засмущался он.

— Объятья за старый задрипанный журнал? — возмутился Майк. — Чем он тебе так нравится?

Белла пожала плечами в ответ.

— Может, найдешь его? — предложила Джессика. — Ему же можно написать или позвонить.

— Зачем?

— Всем приятно иметь поклонников, а в его случае, так это, наверное, настоящее чудо, что кто-то его читает. Он будет рад.

— Нет, — покачала головой Белла. — Я не буду с ним связываться.

— К тому же он наверняка старый, — поддержал Майк. — Если в восьмидесятые он уже был доктором, то сейчас так вообще настоящая древность.

— А я люблю всякие древности, — улыбнулась Белла.

Все шло своим чередом, без каких-то значимых событий, если не считать эпидемию кишечного гриппа, прошедшуюся по городу. Белла тоже болела, но через пару дней вернулась в школу, как и остальные. Она похудела, конечно, все немного похудели, но Белла стала такой бледной. Она редко выходила из дома, неизвестно, как питалась, и, видимо, организм тяжело перенес болезнь. Впрочем, кроме худобы, ничего не настораживало. Наоборот, хотя порой и уходила в себя, она была почти прежней Беллой, как всегда не слишком разговорчивой, немного грустной, но с чувством юмора и живым взглядом.

Накануне исчезновения ее видели в школе, она отвечала на уроках, разговаривала с другими, вела себя как обычно. А на следующий день просто не пришла.

— Мы узнали, что она пропала, только когда позвонил шериф Свон, — закончила свой рассказ Анжела. — Больше я ничего не знаю. Извини.

— Она говорила, куда собирается? Может быть, оставила телефон для связи? Что угодно.

— Нет, — покачала головой Анжела. — Вообще ничего, ни планов, ни намеков. Мистер Свон тоже спрашивал. Я бы, правда, сказала, если бы знала.

Проведя пальцами по глазам, я сжал переносицу. Все это было так непохоже на нее! Бросить школу всего за несколько месяцев до выпуска, оставить родителей сходить с ума от беспокойства. Что могло заставить ее пойти на это?

— Ты помнишь, как звали того автора или название журнала?

«А при чем тут он?» — удивленно пронеслось в голове у Анжелы, но вслух она сказала:

— Да, у меня есть один. Подожди минуту. — Она исчезла за дверью и вскоре вернулась с журналом в руках. — Я увидела его, когда сидела в очереди к дантисту. Мне разрешили взять. Хотела отдать Белле, ну, когда она вернется. Я заложила нужную страницу.

Я знал этот журнал, не развлекательный, но и не вполне научный. В нем печатались занимательные статьи об организме человека, как быть здоровым, советы по правильному питанию, упражнения, достижения медицины и новые факты об уже известных болезнях. Помимо прочего, там можно найти материалы о генах, наследственности, мутациях и другое. Мне не нужно было подсказывать, что за статья заинтересовала бы Беллу. Я пробежал глазами знакомый текст об альбинизме. В конце страницы стояло имя автора — Энтони Мейсон.

* * *

Я искала свою тетрадь по тригонометрии, когда Эдвард обратил внимание на записную книжку на моем столе. Обложку перетягивала резинка, оставляя ее всегда плотно закрытой. Эдвард не стал открывать ее, чтобы выяснить назначение.

— Что это? — спросил он.

— Эм, да так, кое-какие записи.

— Записи? Как дневник?

— Наверное, вроде того.

— Что ты пишешь в нем?

— Просто мысли, то, что я хотела бы запомнить.

— Твои мысли, записанные на бумаге? — тихо переспросил он, прожигая взглядом обложку. — Почему ты вдруг решила начать вести дневник?

— Подумала, это может быть полезно. Однажды я уже забыла нечто очень важное, так что…

— Ты боишься снова забыть что-то?

— Нет, не то чтобы, — я замялась, не зная, как объяснить, я и сама до конца не понимала, почему мне было так важно вести дневник. После встречи с Джеймсом у меня возникло странное желание передать бумаге свои мысли и чувства на случай, если я потеряю себя и мне придется искать заново что-то важное. — Это как резервная копия текущей версии меня.

Эдвард вопросительно вскинул бровь, оторвав взгляд от блокнота на столе.

— Спустя время, возможно, многое изменится, я стану смотреть на вещи по-другому. Но мне хочется запомнить, что мне дорого сейчас и почему. События остаются в памяти, но отношение к ним меняется. Не знаю, как объяснить.

— Значит, там и обо мне есть?

— Конечно есть.

Эдвард закусил губу, снова опустив взгляд к предмету нашего обсуждения. Я купила этот блокнот в супермаркете, обычная книжка для записей в твердой обложке, какие продаются тысячами, и писала я в ней всякие банальности, которые приходили на ум, воспоминания о детстве, о семье, стараясь сохранить их, пока они относительно свежи в памяти. Большинство из них Эдварду были известны, но он выглядел так, словно обложка отделяла его от сакральных тайн.

— Ты можешь прочесть, если хочешь.

Он удивленно вскинул на меня глаза, как ребенок, которому обещали купить самую большую железную дорогу в магазине игрушек. Его рука потянулась к блокноту, но он отдернул ее, сжав в кулак, слегка ударил по столу.

— Нельзя читать чужие дневники.

Я улыбнулась. Я знала, какой это огромный соблазн. Невозможность слышать мои мысли была частой причиной его огорчения, а тут он получал возможность прикоснуться к ним, изложенным в невзрачном переплете блокнота. Он мог прочесть его тайком, и я бы не заметила. Вместо этого он сомневался, даже получив разрешение.

— Там нет ничего такого, что я не сказала бы тебе. — Видя, как он снова поднял руку к обложке, я добавила: — Хотя, ты прав, читать чужие дневники плохо.

Эдвард застонал, проведя ладонью по лицу. Не выдержав я рассмеялась, подходя ближе и обвивая его руками. Честный, благородный Эдвард. Я чувствовала себя почти виноватой за свою шутку.

— Ты — жестокое создание, — справедливо упрекнул он меня, хотя и не был настолько обижен, чтобы не обнять в ответ.

Я прижалась к нему, целуя через футболку куда-то в область ключицы.

— Я прочту тебе.

— Правда?

— Да, но я сама выберу, какой фрагмент.

— Почему ты не можешь прочесть мне все?

— Потому что я со стыда сгорю.

— Теперь я еще сильнее хочу это услышать.

— Нет, если тебе это нужно, — читай сам.

— Не пойдет, — улыбнулся Каллен. — Хочу видеть, как ты краснеешь и смущаешься.

— Знаешь, что? Я передумала дневник — это очень личное.

Я попыталась отстраниться от него, но Эдвард только рассмеялся, теснее прижимая меня к себе, касаясь губами моего пылающего лица. Дразнить его было плохой идеей, тут он мог дать мне сто очков форы.

— Знаешь, как тебе идет румянец? — пробормотал он, прихватив губами мочку моего уха.

— Напомни мне, почему я люблю тебя?

— У тебя слабость ко всяким древностям, — не раздумывая ответил он.

— Точно. Черт!

В те дни я была абсолютно, беззаботно счастлива.

Двигатель вольво всегда работал очень тихо, сквозь закрытое окно услышать его удалось, лишь когда автомобиль остановился на подъездной дорожке. Чарли открыл дверь и позвал меня, но я будто приросла к полу в своей комнате. Снизу доносились голоса, в которых угадывалась общая интонация, но не отдельные слова. Еще три вдоха, чтобы собраться с мыслями, и я встану, дойду до двери, спущусь по лестнице и встречусь с ним. Два вдоха, один, еще один и еще. Чарли позвал снова. Спрятаться не получится, если я не выйду, это ничего не изменит. Не поднимая глаз, я добрела до прихожей и остановилась рядом с двумя парами мужских ботинок.

— Удачи, Эдвард, — пожелал ему Чарли, пожимая руку.

— Спасибо, сэр.

— Я сейчас, — обратилась я к отцу, снимая куртку с крючка.

Мы дошли до машины, не прикасаясь друг к другу и не начиная разговор. До боли закусив губу, я теребила застежку, пока не заметила, что делаю. Приказав себе прекратить, опустила руки и подняла голову. Эдвард не прятал взгляд, сложные разговоры никогда его не пугали. Пришлось вонзить ногти в ладонь, чтобы сохранить видимость спокойствия.

— Если я буду нужен тебе... — начал он.

— Не надо, — перебила я. — Если я буду знать, как с тобой связаться, не выдержу и воспользуюсь этим.

Эдвард кивнул. Мои возможности ограничены, в то время как он всегда сможет найти меня, если захочет. Самое сложное, как обычно, достается ему.

— Вот, возьми, — мне в руку легла небольшая связка ключей.

— Что это?

— Это от нашего дома.

— Зачем?

— Если захочешь побыть одна или… не знаю. Это дом семьи, значит, и твой тоже. Пусть будут у тебя.

— Хорошо.

Машинальным движением я бросила ключи в карман. Снова повисла пауза, никто не хотел приближать неминуемый финал.

— Сделаешь кое-что для меня?

Я кивнула, не дожидаясь, когда он озвучит просьбу. Что бы он ни попросил, я бы согласилась, от всей души желая сделать для него хоть что-то.

— Постарайся беречь себя. Смотри под ноги, когда идешь, по сторонам — переходя улицу, не броди одна вечерами, проверяй, не поврежден ли провод, прежде чем коснуться его, проходи медицинское обследование время от времени, не…

— Не разговаривать с чужими? — улыбнулась я.

— Да, это тоже, — Эдвард коснулся моей щеки, всматриваясь в лицо. Я обещала себе улыбнуться ему на прощание и порадовалась, что мне это удалось. — И еще кое-что: проживи жизнь счастливо. — Он сглотнул, опустив глаза, прежде чем продолжить: — Если встретишь достойного человека, полюби его.

Его слова отдались болью в груди. Я подавила желание возразить.

— Если пообещаешь мне то же.

— Ну, не попасть под машину я могу обещать, — слабо улыбнулся он.

Я старалась запомнить его лицо: оттенок глаз, морщинки вокруг них, когда он улыбался, и ямочки на щеках. Руки замерзли на ветру, но легкое покалывание на кончиках пальцев, когда я прикасалась к Эдварду, ощущалось даже сквозь онемение от холода. Поймав мою ладонь, Эдвард прижал ее к губам, закрыв глаза, притянул ближе, пока не уткнулся своим лбом в мой. Теплое уютное чувство, что я дома, мягко укрыло скорбящую душу и беспокойный разум. Я ласково гладила его лицо и шею и не могла перестать, отчаянно желая растянуть этот момент, отсрочить его отъезд.

«Не хочу отпускать тебя», — пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не сказать лишнего. Происходящее было так неправильно, противоестественно, словно отрезаешь кусок собственной плоти, но я напоминала себе, что нужно сделать это.

Эдвард наклонился, касаясь губ поцелуем. Легко, нежно, как в самый первый раз. И сердце разлетелось на тысячу осколков — не собрать.

— Я люблю тебя, — выдохнул он.

— Я люблю тебя, — эхом отозвалась я, пряча лицо на его груди.

Сильные руки обнимали бережно, прохладное дыхание щекотало шею. Я вбирала знакомый запах, прилагая все силы, чтобы не заплакать.

— Иди, — шепнула я, чувствуя, как моя бравада трещит по швам, но не отстраняясь.

Вместо этого Эдвард крепче прижал меня к себе, почти до боли сдавив ребра. Слезы все-таки полились из глаз, скатываясь по щекам и впитываясь в мягкую ткань его джемпера. Подняв голову, Эдвард поймал одну губами, стер мокрые дорожки, заключая мое лицо в ладони.

— Я не буду, — пообещала я, пытаясь улыбнуться, часто моргая, чтобы четче видеть его. — Береги себя.

Он не ответил. Я отступила на шаг, мои волосы выскользнули из его пальцев, еще один, прежде чем развернуться и побрести к дому. Когда я уже заходила, за спиной взвизгнули шины. Обернувшись, я успела увидеть, как вольво на большой скорости скрывается за поворотом.

— Ты в порядке, Беллз? — спросил Чарли, появляясь из гостиной. Без сомнений, он подглядывал за нашим прощанием.

Я хотела сказать «да», но поняла, что в легких нет воздуха. Понадобилось сделать пару молчаливых вдохов, прежде чем ответить, теперь уже честно:

— Нет.

* * *

Не помню, поблагодарил ли я Анжелу за помощь. Кажется, что-то автоматически произнес и направился к машине. Анжела просила сообщить ей, если появятся новости, но я не стал ничего обещать.

Энтони Мейсон. Белла не знала этого имени, и о работе в том журнале мы точно не разговаривали. Откуда тогда такой интерес к старым исследованиям? Могла ли она узнать меня? Как? Я позаботился, чтобы фотографий и информации об Энтони Мейсоне нигде не осталось. И что бы она сделала? Попыталась связаться? Поехала бы в Мичиган? Да, это хоть какая-то версия. Если не найду ничего здесь, отправлюсь туда. Перерыть всего один штат не казалось такой уж невыполнимой задачей. Во мне горела жажда деятельности. Немедленно бежать, крушить, подраться, разрушить гору, будто это могло помочь. Как бы я хотел, чтобы моим врагом было нечто живое и осязаемое, а не эта неизвестность! Я постарался успокоиться. Мне требовалась холодная голова. Возникла мысль проверить еще один вариант. Я не слишком на него надеялся, но проигнорировать не мог.

Заглушив мотор, когда меня перестали достигать чужие мысли, я набрал знакомый номер, надеясь, что он не сменился за столько лет.

— «Удивительный человек». Я Ширли. Привет, — прозвучало на том конце.

За эти годы остался прежним не только номер, но и секретарь. Постоянство, свойственное действительно маленьким издательствам.

— Ширли, это доктор Мейсон. Я работал в вашем журнале.

— Ох, Тони, дорогой! — закричала она, немало удивив хорошей памятью. — Сколько лет прошло! Можешь поверить, я сразу узнала твой голос! Как ты, дорогой? Где ты сейчас? — И не дожидаясь ответа, затараторила: — Ты знаешь, у нас новый главный редактор, в смысле, сын старого, но не тот лысый, а младший. Уверена, он с радостью даст тебе колонку, если ты решишь вернуться. Сейчас все даже проще, будешь присылать статьи по электронной почте из своих путешествий. Никаких курьеров и потерянных рукописей.

Я сжал руль, подавляя раздражение. Мне нужна была ее помощь.

— Ширли, мне очень нужно знать, спрашивал ли меня кто-то в последние месяцы.

— Ты ведь давно не работаешь у нас, дорогой, так что многого не жди, но кое-что есть, — затараторила она, шелестя бумажками, я, не дыша, ждал, когда она заговорит, стуча пальцами по рулю и стараясь не поторапливать её. — Нашла! У Ширли все записано за несколько лет! Звонила какая-то Стелла из журнала «Здоровье сегодня и завтра». Та еще проныра, скажу тебе. Хотела переиздать твои старые статьи, я ей так и сказала: авторское право, дорогуша. То есть, если бы у меня был твой номер или почта, я бы, конечно…

— Кто-нибудь еще? Ширли, еще кто-то звонил?

— Так, еще звонили из Университета Мичиган. У них там готовилась встреча выпускников или вроде того в прошлом году, оставили номер телефона…

— Дальше, — перебил я.

— Ладно-ладно, — обиделась она. — Еще звонила некая Белла Свон.

Перед глазами потемнело. Рот наполнился ядом, словно я был в опасности. Я через силу сглотнул его.

— Когда?

— Четыре месяца назад.

— Что она сказала?

— Я записала, вот: просила позвонить ей, если ты с ней знаком, она бы не беспокоила, но дело важное. Подчеркнуто трижды.

— Ширли, постарайся вспомнить, пожалуйста, что именно она говорила.

— Ой, ты знаешь, странная девушка. Утверждала, что вы знакомы, а потом, что вроде не уверена, тот ли ты доктор Мейсон. Спрашивала, как с тобой связаться. Я ей ответила, что данные сотрудников мы не разглашаем. Можно подумать, мне есть что разглашать. А потом она просто попросила записать сообщение и попрощалась. Вежливая такая девушка.

— Как она разговаривала? Тебе не показалось, что она нервничает?

— Не знаю, дорогой. У нас тут такая суета, что я только сообщение и записала. Эти новые авторы — прямо наказание какое-то…

— Ширли, она сказала, как с ней связаться?

— Нет, она заявила, что, если ты тот доктор Мейсон, ты знаешь ее номер.

Я заскрежетал зубами от досады. Черт возьми!

— Тони, дорогой, ты в порядке?

— Да, все нормально.

— Знаешь, я потом звонила в телефонную компанию. Не подумай, что я сую нос в чужое дело, но странный вышел разговор. Номер, с которого она звонила, записан в телефонной книге на некоего Чарльза Свона из Вашингтона, который штат, а не город. Тебе это о чем-то говорит?

— Да, я знаю его. Если она снова позвонит, пожалуйста, сообщи ей мой номер.

— Конечно, дорогой. — Я слышал, как она царапает карандашом по бумаге, записывая цифры, высветившиеся на определителе.

— И я знаю, что ты не обязана это делать, но не могла бы ты сообщать мне обо всех, кто будет меня искать?

— Обязательно. Мне очень жаль, что я не расспросила ее хорошенько. Если бы я знала…

— Спасибо, Ширли. Пока.

Пластик руля заскрипел под пальцами. Кто знает, может быть, если бы я оставил ей или хотя бы Чарли способ связаться со мной, ничего бы не случилось.

«Я решила устроить себе небольшое приключение».

Нет, это была откровенная ложь, притом не слишком изобретательная. Мобильный завибрировал. Я ответил, мельком взглянув на экран.

— Джаспер?

— Прости, порадовать нечем.

— Как это?

— Она все стерла специальным софтом, не восстановить.

— Что за бред? Белла, конечно, умеет пользоваться компьютером, но откуда… Дьявол!

Я вспомнил до того, как Джаспер произнес:

— Я научил ее.

У нас выдался свободный вечер, и мы проводили его перед телевизором с другими, подтрунивая над любовью Эмметта к сериалам. Белла расположилась полулежа на диване, прижавшись теплой щекой к моей груди, и мне казалось, не следила за сюжетом, пока вдруг не спросила, действительно ли можно восстановить удаленные данные из истории, как происходило на экране. Джаспер объяснил, что для этого существуют средства, причем в свободном доступе, но есть и программы очистки, чтобы данные удалились без возможности восстановления. Белла закатила глаза, услышав шуточку Эмметта на тему, чем таким она занимается на своем компьютере, что ей нужно тщательно заметать следы, и продолжила разговор с Джаспером. Было не похоже, что ей действительно интересно. Скорее она пыталась поддержать беседу с ним, это ей до сих пор давалось тяжело, но выходит, она запомнила услышанное тогда.

Я откинул назад голову, желая удариться ей о что-то твердое. Она приложила много усилий, чтобы ее не нашли.

— Думаешь, она убегала от кого-то?

— Не знаю, Джаспер. Может быть, от меня? Впрочем, я не особенно на это надеюсь. Уверен, она попала в беду.

— Белла умная девушка. Если ей нужна помощь, она оставила подсказку, как ее найти.

— Хотя бы что-то на ее компьютере есть?

— Пара файлов, но я не вижу в них смысла. Я перешлю тебе.

Я вздохнул, прежде чем задать вопрос, ответ на который подвергал испытанию способность верить в лучшее:

— Что говорит Элис?

Джаспер ответил не сразу, подбирая слова.

— Все то же. Ты ведь понимаешь, что это значит, Эдвард.

— Ничего не хочу слышать, — я тряхнул головой, чувствуя, как кислота разъедает грудь изнутри. — Я поверю, только когда сам увижу.

— Если нужна будет какая-то помощь…

— Я знаю.

Я повесил трубку, снова заводя мотор. Эсми не хотела портить живописный вид перед старым особняком, поэтому гараж пришлось обустроить на некотором отдалении от дома, за деревьями, где когда-то стояли конюшни. В нем располагались рубильники. Мне нужны были электричество и интернет, поэтому я подъехал сразу туда. Ветер принес противный запах мокрой псины. Оборотни проходили здесь недавно, но к нашей собственности не приближались, соблюдая границы. Подняв гаражную дверь, я замер, не веря глазам. У дальней стены тускло блеснули фары блекло-красного пикапа шевроле. Я бы узнал этот запах где угодно, спустя даже целую вечность.

— Белла.

Перед домом не было следов, потому что она воспользовалась объездным путем и заехала прямо в гараж. Подземный ярус коридором соединялся с подвалом, этим входом она и воспользовалась. Я не тратил время на отпирание дверей, снося их с петель. Белла была в доме. Возможно, она все еще здесь. Я не слышал биение сердца поблизости, но не задержался на этой мысли, выбивая последнюю дверь на своем пути.

Реальность обрушилась на меня оглушающим запахом крови и разложения.

* * *

Я проснулась, почувствовав, что Эдвард осторожно выскальзывает из моих рук.

— Уходишь? — сонно спросила я.

— Да, Чарли скоро проснется. А ты можешь поспать еще немного.

— Угу.

Ласково коснувшись лица, он поцеловал меня в лоб, провел пальцами по волосам. Я уткнулась носом в подушку, хранившую его запах, и снова задремала.

Мне снился сон. Я стала легкой, как пушинка одуванчика. Ветер подхватил меня, подняв высоко над землей, но страшно не было. Я смотрела на людей внизу, видела знакомые лица, но не хотела окликнуть их. Я просто наблюдала за тем, что происходит там, на земле, чувствуя спокойствие и радость. Для меня не осталось тайн, не осталось страхов. Я все знала, и все было правильно. Такой странный сон.

Как жаль, что хладные не могут спать. На несколько часов выпасть из реальности или пропустить целый год, век, чтобы, очнувшись, удивиться новизне хотя бы чего-то. Время тянулось клейкой субстанцией, как смола, едва перетекающей через секундную стрелку. И я был доисторическим насекомым, застрявшим в этой смоле.

Я вздохнул, глотая вязкую слюну, смешанную с ядом. Стоило пойти на охоту и потащить с собой Джаспера. Он держался бодро, но его жажда жгла мое горло, усиливая боль в нем. Бывают вещи, которые нужно просто переждать, как скучное ожидание в очереди или заключение в одиночной камере. Таким бременем являлась человеческая школа. Перетерпеть несколько лет однообразных уроков, постоянно испытывая жажду от аппетитных запахов одноклассников, потом поступить в колледж и начать все сначала. У находящихся в заключении или ожидающих в очереди рано или поздно наступает момент, которого они ждут: освобождение, их номер на табло или, в крайнем случае, электрический стул. Для меня подобной перспективы не существовало. Жизнь казалась бесконечным ожиданием в очереди, без цели и без надежды продвинуться вперед.

Мы словно по инерции ходили на уроки, выполняли бесполезные домашние задания, придумывали себе занятия, притворяясь, что живем. Каждый находил свой способ убить время. Имея пару, делать это проще. Эмметт, например, мог часами пялиться, как Розали копается в железках, не считая, что день прожит зря. Для него то было занятие, наполненное смыслом, даже если в голове не звучало ни единой мысли.

Он и Элис проявляли поразительную изобретательность в поиске развлечений. Абсолютно довольные своим положением, они порой жаловались, что сутки слишком коротки. Странные. Я бы с радостью отдал им свое время, будь это возможно, и все остались бы в выигрыше. Вместо этого я считал тиканье, издаваемое часами у меня на руке, отщипывая кусочки от какой-то человеческой еды, взятой мной в столовой. Выбор пал на нее, потому что запах показался наименее противным из всего. Корица и ваниль создавали почти приятный аромат.

Я встретился взглядом с Розали, таким же скучающим, как и мой.

«Еще полгода», — подумала она.

— В моем случае полтора, — вслух возразил я.

Будучи старшим, я выглядел моложе. Это означало для меня лишний год школы, но в то же время и дополнительный год на одном месте. Еще полтора года, а потом… все равно ничего не изменится. Но нужно же ждать хотя бы чего-то.

Рядом с Розали вершилось правосудие Элис. Помогая Эсми расчищать участок для будущей постройки, Эмметт увлекся, изображая Кинг-Конга, и не уследил, куда бросил мешающий валун. Он веселился, пока не услышал звон битого стекла. Съежившись и закрыв один глаз, он медленно повернулся, чтобы увидеть уничтоженную им машину Элис. Эмметт был не из тех людей, что бегут от ответственности, поэтому, понурившись, он направился прямо к Элис и покорно положил голову на стол перед ней. Однако Элис редко опускалась до банального насилия.

«Все пропускаешь», — мысленно заметила она.

Я вздохнул, глядя на Эмметта. Со страдальческим видом он вел немой диалог с зеленой человеческой едой, наколотой на вилку. Чтобы Элис простила его, растение придется съесть. Жестоко.

«Ой, да брось! — раздался голос Элис в моем разуме. — Что, лучше оторвать ему голову?»

Может быть, и так. Я поморщился, представив, как отвратительное нечто будет проходить через горло, попадая в желудок. Сидя так близко, я не мог закрыться от ощущений Эмметта. Значит, мне придется разделить эту радость с ним. А потом, уединившись, Эмметту предстоит извергнуть её обратно.

«Об этом я не подумала, — поняла Элис, видя выражение моего лица. — Прости».

Я снова вздохнул.

— Готов? — спросил Джаспер.

Отсутствие ответа от Эмметта он расценил как согласие и толкнул поднос. С грохотом упав на пол, тот привлек к нам внимание нескольких учеников за соседними столиками. Все видели, что мы никогда не едим в кафетерии, но это объяснялось брюзжанием: окружающие думали, что задаваки Каллены считают школьную еду недостойной употребления. В чем-то они были правы, и сегодня представился случай подтвердить эту легенду.

Эмметт мужественно отправил зеленое нечто в рот, намереваясь проглотить, не жуя, но не тут-то было. Потоки его мысленной ругани заглушили голоса сотни людей вокруг, когда он ощутил нечто на языке. Рыхлое, травянистое, волокнистое. Тело отказывалось принимать это, выделяя яд и вызывая спазм в желудке. Чувство походило бы на тошноту, если бы хладные могли испытывать ее. Эмметт осмотрелся по сторонам, ища, куда выплюнуть.

— Глотай, — пригрозила ему пальцем Элис.

Героическим усилием Эмметт протолкнул мерзкое растение в горло. Комковатая дрянь заскользила по пищеводу. Я вздрогнул. Продемонстрировав Элис пустой рот, Эмметт, хныча, опустил голову на плечо Розали, вдыхая запах ее волос в надежде, что это поможет избавиться от послевкусия. Джаспер смеялся, даже сам Эмметт находил в этой ситуации нечто забавное. Ну или найдет, как только этот овощ перестанет ощущаться камнем внутри.

Розали погладила его по кудрявой макушке.

«Пожалеть тебя тоже?» — выгнула бровь она.

Я отмахнулся.

— Спасибо, обойдусь.

«Эдвард Каллен».

Я машинально обернулся, услышав свое имя, хотя вслух меня не звали. Дурацкая привычка. Взгляд наткнулся на незнакомое и в то же время слишком знакомое лицо. Оно успело поднадоесть мне за день. Источник голоса, позвавшего меня, находился немного в стороне. Джессика Стэнли. Я поспешил отгородиться от нее, под этими кудрями таились такие омуты, что иные черти предпочли бы держаться подальше.

— Новенькая в помещении, — произнес я так, чтобы уловить это мог только чутких слух моей семьи.

— Где? — Эмметт тут же ожил, переключившись, наконец, со своих ощущений на другую тему.

— Джессика Стэнли пересказывает ей сплетни о Калленах.

Элис вдруг затараторила в голове свое сочинение по испанскому. Встав, она выбросила содержимое своего подноса в урну и ушла. Джаспер вопросительно посмотрел на меня, я пожал плечами. Все имеют право на секреты. Имея талант к телепатии или предвидению, необходимо обладать чувством такта, особенно если живешь в семье.

— Мы что, тоже будем делать из этого событие? — проворчала Розали.

Новая девочка появилась в школе Форкса. Великое дело. Белла Свон заполнила сегодня мысли всех и каждого. Что поделать, мы жили в очень маленьком и чрезвычайно тихом городе. Нынешние школьники вместе лепили снеговиков в детском саду и начальных классах. Их родители строили дома на соседних улицах, посещали церковь, видели друг друга каждый день на протяжении всей жизни. И вдруг явилась незнакомка. Такого здесь не бывало с нашего приезда. Моя голова была переполнена подростковыми фантазиями о загадочной дочке шерифа.

— Имей она немного сочувствия ко мне, осталась бы в Аризоне.

Розали фыркнула. Джаспер не обращал на нас внимания. Его интересовало, куда пошла Элис. Он всегда хотел знать, чем она занята, но она расскажет позже, если захочет. В отношениях этих двоих секреты странным образом уживались с полным доверием.

— Они спортсмены или вроде того? — спросила новенькая.

Когда она заговорила, стало проще настроиться на нее, чтобы выделить нужный диалог из общего гула. Скучная обязанность в моей рутине — проверять, что думают о нас окружающие, чтобы никто не подобрался слишком близко к тайне семьи Каллен.

— Вообще-то нет. По крайней мере, ни в какие команды они не вступают, но ходят слухи, что они занижают свой возраст.

— В десятку, — качнула головой Розали, выдавая, что она тоже слушает, хотя выглядела равнодушной.

— Поэтому им нельзя выступать на соревнованиях даже в выпускном классе. Говорят, Розали и Эмметт сбежали из дома, потому что им не позволяли быть вместе, и долго скрывались. А по другой версии, когда они жили на Аляске, Розали забеременела и ребенка отдали на усыновление. Поэтому они пропустили год или два. Так что они вроде второгодников.

Хмыкнув, Розали тряхнула волосами и отвернулась. Волна раздражения, исходящая от нее, вывела Джаспера из задумчивости.

Разумеется, мы знали о слухах во всем их разнообразии. Особенно много версий сочиняли о Джаспере и Эммете, поскольку они выглядели взрослее большинства школьников. Им приписывали и скандинавское происхождение, и детскую колонию, из-за которой они пропустили пару лет, и даже программу защиты свидетелей. Джасперу особенно нравилась версия, что он полицейский под прикрытием, внедренный в школу. Да, средняя школа Форкса определенно рассадник криминала.

— Чего они все так галдят? Разве их рты не должны быть заняты едой? — ворчал Эмметт.

— Да что там такого интересного? — Розали всерьез сердилась. Под слоем злости на Джессику Стэнли и других городских сплетников таилась ее досада на себя, что глупая болтовня расстроила ее. Еще глубже сидела ее боль от утраты человеческой жизни и несбыточные мечты, чтобы хотя бы часть этих слухов оказалась правдой. А в самой глубине, куда даже она сама старалась не заглядывать, главная ее печаль, которую задела Джессика, — неспособность стать матерью. Сознание Розали было сложной системой.

— Шутишь? Это же как сериал смотреть.

— Весьма посредственный.

— Тихо. И так ничего толком разобрать не могу.

— Если ты говоришь, что Розали и Джаспер — близнецы, как же тогда вышло, что она, второгодница, учится с ним в одном классе?

— Обнаружены признаки разумной жизни, — Эмметт удивился, будто собака вдруг заговорила.

— О, — «черт, тебе все разъяснять надо? Не все ли равно?» — Ну, наверное…

Поразительное двуличие, с виду Джессика излучала абсолютное дружелюбие.

— Наверное, люди просто придумывают всякую чепуху от скуки, — перебила ее новенькая.

Неожиданно. Я удивленно обернулся, встретившись с сочувственным взглядом Беллы Свон, и тут же отвернулся, устыдившись, словно она поймала меня на подслушивании. Услышал замешательство Джаспера, покачал головой.

— Это она зря, — прокомментировала Розали. — Ей бы соглашаться да помалкивать. У нас закрытый клуб изгоев. Если местные ее не примут, мы ее к себе не возьмем.

— Но это же мило, ты подумай, она нас защищает.

— Жуть какая, мы прямо как эти сельские детишки, приковали все внимание к новенькой. Как же скучно мы живем.

— Ну, если верить Джессике Стэнли, страсти тут кипят, особенно у нас с тобой, крошка.

— А как зовут парня с рыжеватыми волосами?

— Ты ей понравился, Эдвард, — для Эмметта развлечением могло быть что угодно.

«Хаха, держи карман шире».

— О, это Эдвард. Красивый, правда? — когда Джессика заговорила, она была само очарование. Какой талант пропадает! — Говорят, доктор оттачивал на своих детях навыки пластической хирургии. Но с этим он явно перестарался, так что можешь не пытаться, он ни с кем не встречается. По-видимому, наши девушки недостаточно хороши для него.

— Мисс Стэнли на страже целомудрия нашего Эдварда, — хихикал Эмметт. — Может, наймешь ее на полставки отваживать девиц?

— Она неплохо трудится и на голом энтузиазме. — Что ж, да, это забавно. Первое время я являлся постоянным героем фантазий Джессики, и в отсутствии воображения ее не упрекнешь. Мне пришлось испугать ее, чтобы избавиться от столь повышенного внимания.

— Что насчет новенькой, Эдвард? Она еще не планирует подкинуть трусики тебе в шкафчик?

— Отвратительно, Эмметт! — одернула его Розали.

— Это не я, детка. Правда, это была Джессика. — Шуточка вполне в духе Эмметта, но тут он в самом деле был ни при чем, с тех пор у меня нет шкафчика в школе.

Я снова встретился взглядом с новенькой, заметив смешинки в ее глазах, но что ее позабавило, не услышал. Строго говоря, я не услышал ничего с того места, где она сидела. Странно. Попытавшись отгородиться от всех остальных мыслей, я сосредоточился на ней и… тишина. Новенькая провела рукой по голове, в которой не оказалось ни единой мысли. А я решил, что она не так уж глупа.

— Ты погорячился с разумностью, Эмметт.

— Почему?

— Похоже, новенькая совсем не думает.

— Так бывает? — Джаспер тоже заинтересовался нашим разговором.

Я пожал плечами.

— Говорят, пустой сосуд гремит громче, чем полный бочонок, — заметил он.

— Если сосуд совсем пустой, то и греметь там нечему.

— Ну так это сейчас. Они долго жили с миссис Каллен. Они, вроде, ее племянники или дальние родственники, оставшиеся без родителей. Что-то такое.

— Какая она молодец, будучи столь юной, взяла на себя заботу о трех детях. Не каждый решился бы.

Ну что ж, мозгами не богата, но хотя бы сердце не озлобленное.

— Говорят, миссис Каллен бесплодна.

— Не могу больше это слушать, — подскочила со своего места Розали. — Пойдем, Эмметт, на сегодня кино окончено.

Розали никогда бы в этом не призналась, но она была тронута неожиданным заступничеством, особенно в том, что касалось Эсми. Невозможность что-то сделать, когда плохо говорили о нашей приемной матери, сводила ее с ума.

Мы пошли к выходу, утратив интерес и к новенькой, и к сплетням. Ничего опасного для нас не прозвучало в разговоре, но это хоть какое-то разнообразие. Я пребывал в уверенности, что компания пустоголовых девиц Форкса пополнилась новой достойной особью. Возможно, она их даже возглавит. Сознание без единой мысли. Ей можно баллотироваться в Конгресс. Никогда еще я так не ошибался.

Бывает, одна фраза переворачивает жизнь с ног на голову, разделяя ее на «до» и «после». В моем случае эта фраза была сказана тихим робким голосом:

— Извини, здесь никто не сидит?

Словно она зажгла огонь в заледенелом плену, сковавшем все мысли и чувства, маленькую искру, которая росла день ото дня, и лед покрылся трещинами. А потом я услышал вторую такую фразу. На сей раз она прозвучала как приговор.

— Его нет. Ее нет. Будущее Беллы, я его не вижу.

Много позже, стараясь понять, когда все пошло под откос, я не раз мысленно возвращался в тот день, приходя к выводу, что именно тогда все и началось, в самый первый день. Первая нить искусно сплетенной ядовитой сети оплела нас тогда. Она протянулась перед моими глазами в школьной столовой, а я не заметил, хотя должен был.

* * *

Дождавшись, когда Чарли выйдет за дверь кабинета, я набрала номер. Звонок междугородний, но если отец спросит, скажу, интересовалась вопросом поступления. В другой ситуации я бы не прибегла к этому, но сейчас мое время было на исходе, и я не знала, что еще могу сделать. Слушая гудки в трубке, я прочистила горло и вытерла ладони о джинсы. Ох, никогда не умела врать.

— Корнелл, — ответили на том конце провода.

— Добрый день. Это офис шерифа, город Форкс, говорит помощник шерифа Свон, — максимально официальным тоном представилась я. — Мне нужна информация о двух ваших студентах.

Моя ложь сработала, я получила необходимые сведения, но легче от этого не стало. Розали Хейл и Эмметт Каллен покинули университет, не окончив первый курс. Контактных данных они, конечно, не оставили. Положив трубку, я опустилась в кресло шефа полиции, подперев голову руками, не представляя, что делать дальше.

Решение пришло неожиданно, когда на улице потеплело и можно было сменить зимнюю парку на куртку полегче. Что-то тяжело оттягивало карман, запустив в него руку, я достала лежащую там связку ключей. Мне было куда пойти.

— Сэм! — Вспахивая землю, вырывая с корнем деревья, попадавшиеся на пути, я бежал к резервации, не заботясь о том, что меня могут заметить или услышать. — Сэм!

Вдалеке раздался волчий вой. Вскоре я услышал удары лап по мокрой земле и биение двух огромных звериных сердец.

«Хладный»

«Здесь хладный»

«Что с его лицом?»

«Это Каллен. Он спятил?»

«Они вернулись?»

«Он здесь из-за Беллы Свон»

«Нужно позвать Сэма».

В воздухе снова разлился вой. Волки бегают быстро, вскоре они поравнялись со мной.

«Ты движешься к нашей земле»

Один из волков бросился наперерез, и я отбросил его, не замедляя бега.

«Беллы здесь нет».

Имя Беллы с новой силой вонзалось в сердце.

— Мне нужен Сэм, — прорычал я.

«Да ну? А мы все гадали, чего ты орешь его имя на весь штат» — съязвил один из волков. Я знал их, но мне были безразличны их имена.

«Эдвард, не дури. Ты пересекаешь границу резервации».

«Хочешь развязать войну?»

Границей в этом месте служила река. Не сбавляя шага, я перепрыгнул ее. Одного из волков это обрадовало, у него был старый счет ко мне.

«Попался» — он с удовольствием отметил, что теперь имеет право убить меня.

«Пол, стой!», — кричал другой волк.

«Наверняка это он убил Беллу Свон!»

Развернувшись, я прыгнул на серого волка, он увернулся и клацнул зубами перед моим лицом, ухватив его за шкуру, ударил о землю, он вывернулся, заскулив от боли.

«Не трогать Каллена» — прогремел в их мыслях голос Сэма, от которого они припали к земле, прижимая к голове уши. Нападать на них в такой ситуации стало бессмысленно. Я бы не получил боя, которого так жаждал.

Черный волк, выше и больше двух других, вырос передо мной, когда я уже мог слышать голоса людей из резервации.

«Ты на нашей земле, Каллен» — спокойно заметил он.

Я бросил в его сторону полотенце, что принес с собой. Сэм склонил голову, принюхиваясь. Сильнее всего от него пахло кровью Беллы, но чуткий нюх оборотня без труда уловил второй запах — запах хладного. Сэм узнал его.

— Где он?

«Где ты это взял?»

— Где он? — повторил я.

Хладный не может пройти по этой земле, незамеченный волками, особенно в наше отсутствие. Я видел в мыслях Сэма воспоминание, как они прошли по следу, и боялся увидеть там, что они его догнали, лишив меня мести.

«Ушел»

След привел их к реке, где и оборвался. Они прошли много миль по обоим берегам в обе стороны, до места разделения русла, но новый след не нашли.

— Покажи мне, как он выглядит?

«Не видел. Мы нашли его след где-то через месяц после отъезда Беллы. Думали, кто-то из ваших»

— С чего вы взяли?

«След вел от вашего дома»

Должно быть, он шел уведомить о своем присутствии живущий здесь клан, и нашел Беллу в доме одну.

— Откуда он пришел?

«Не знаю, были дожди, следы смыло»

Я зарычал от досады. Но это не конец, теперь я знал его запах. Сэм хотел знать, какова моя версия событий. Я видел лицо Виктории в его мыслях, он думал, виновата она, но к моменту исчезновения Беллы я уже выследил ее.

— Нет. Я убил ее.

«Нельзя ему верить» — мысленно рычал Пол. — «Они легко убивают себе подобных. Что им девочка?»

«Заткнись, Пол» — отозвался Эмбри. Он помнил наш разговор в прошлом году, когда я искал хладных, много лет назад охотившихся за Беллой. Я убил их обоих.

— Белла… — Мне было трудно произносить ее имя, и в то же время я хотел повторять его снова и снова, словно его звучание значило ее присутствие в этом мире. — Белла пряталась в моем доме. От чего?

«Чего?»

«Мы думали, она уехала. Все так считали».

Об исчезновении Беллы узнали вечером, а уехала она, судя по всему, рано утром. Ей было уже восемнадцать, она уехала на своей машине. Обычная история: подросток сбегает от родителей, вскоре она бы объявилась где-нибудь на юге, возможно у матери. Только те, кто хорошо ее знал, не поверили в такую версию. На всякий случай, и из уважения к Чарли, волки прошлись вдоль основных трасс, принюхиваясь к земле обочин. Если она и останавливалась где-то, выходила из машины, сильный дождь полностью смыл запах ее присутствия. Машину не нашли, и люди решили, что она покинула окрестности города. Опасаясь худшего, каждый раз, уловив запах мертвечины, волки проверяли источник, все-таки даже такие происшествия, как побег подростка из дома, для Форкса были редкостью, но это были животные или птицы, ничего необычного.

Дом проверял Чарли, и они не подходили близко. Даже в наше отсутствие стараясь обходить его стороной. Сэм корил себя за глупость, но мне были неинтересны его угрызения.

— Белла долгое время оставалась в доме. Возможно, вплоть до прихода… его. — От яда во рту сводило скулы, тело жаждало крови, убийства, медленной смерти существа, отнявшего жизнь человека, бывшего самим светом для меня. — Почему?

Сэм не знал ответа, он вспомнил лицо Беллы незадолго до исчезновения, бледное, обеспокоенное, но она улыбалась, разговаривая с ним.

— Эй, Белла, — прокричал он, стараясь быть услышанным за шумом пикапа.

— Привет, Сэм.

Заглушив двигатель, она вышла из машины, хмуро глядя на одежду Сэма. На нем была флисовая рубашка и расстегнутый жилет.

— Почему мне кажется, что я — единственная, кто мерзнет в этом городе? — спросила она, пряча руки в карманы объемной куртки. — С каждой зимой все хуже.

— Ты просто слишком худенькая, — ответил он. — Все в порядке?

— Это все этот грипп.

— Да, до резервации тоже добрался.

— У тебя вид цветущий.

— Я таким не болею, — улыбнулся Сэм.

— А каким болеешь?

— Да никаким, в общем-то. Ты по делу к нам или как?

— Хотела проведать Билли с Джейкобом. Давно не виделись.

— Они будут тебе рады, — Сэму приходилось подстраиваться под ее маленькие шаги, и разговор получался несколько неловким, но ему хотелось, поговорить с ней еще немного, он почти не видел ее после того инцидента на лесопилке, и ему было интересно, пришла ли она в себя после всех этих событий. В конце концов, она еще почти ребенок.

— Эм, так ты никогда не болеешь? — спросила Белла, пытаясь поддержать разговор.

Сэм кивнул.

— Это из-за…

— Наверное, да. Должны же быть у этого плюсы.

— А минусы какие?

Минусов было много, некоторые были неудобными, другие — откровенно опасными и для волков, и для окружающих, но не говорить же ей о них, хватит с нее кровавых тайн.

— Блохи, — подумав ответил он.

— Ты шутишь.

— Если бы.

Белла засмеялась, поверила ли она, было неясно, да и неважно.

— А нормальную еду ты можешь есть?

Сэм недоуменно поднял брови.

— Я имею в виду, может быть, теперь только сырое мясо? — Белла покраснела, прикусив губу.

Сэм хотел пошутить над ней, но, видя выражение ее лица, решил этого не делать.

— Я могу, конечно, если других вариантов нет, — ответил он, — Но, фу! Нет, я — за хорошую прожарку.

Она вздохнула и задала другой вопрос:

— Вы не пробовали выяснить, почему это происходит?

— Мы знаем, почему.

— Да, но я имела в виду с точки зрения биологии, это мутация или?..

— Считаешь нас мутантами? Вроде Росомахи? Это мысль, кстати, новички пугаются первого обращения, буду говорить им, что они приняты в команду людей Икс, — засмеялся Сэм.

— Ты их кусаешь, чтобы заразить?

Сэм расхохотался, представив как он подкрадывается к ничего не подозревающим подросткам с разинутым ртом.

— Ты слишком много смотришь телевизор, — ответил он.

Сэм умел общаться с подростками и знал, что этот снисходительный тон их бесит, но Белла для него так и осталась девчушкой со смешными кудряшками, шлепающей по лужам в желтых резиновых сапогах. С тех пор она мало изменилась, даже в росте-то не сильно прибавила. Она не обиделась, как это сделали бы другие ребята ее возраста.

— Это не болезнь, — пояснил он. — Это дух в крови, понимаешь? Дар магии потомкам от самого первого волка.

— То есть, наследственное? Нельзя заразиться?

— Ну, выходит так. Дух дарует силу, когда это необходимо, если племя в опасности, например. У некоторых магия в крови сильнее, они и становятся защитниками. Можешь называть это геном, если тебе так удобнее. Не знаю, так это или нет.

— Вам не интересно? Сейчас же столько разных исследований.

Сэм поморщился.

— Чужаков в тайны не посвящают, а со своими докторами у нас тут негусто.

Проблема образования в резервации стояла остро. Мало кто из квилетов продолжал учебу после школы, хорошо бы хоть среднее образование получали полноценное. Они рано начинали работать, нанимались на суда, в порты или на фабрики, учились работать руками, делали сувениры, работали по дереву, ловили рыбу. Руки у них были умелыми, и квилеты были хорошими работниками. Главной заботой старших было — чтобы каждый нашел себе дело, не погрязнув в потворствовании примитивным желаниям. Если кто-то шел в колледж, как Рейчел, они были гордостью племени, но, чтобы такая возможность была, требовался вклад каждого в резервации.

— Эмбри подавал большие надежды. Он действительно умный, — Сэм вспомнил, как на совете было решено, что племя поможет Эмбри если он поступит. Каждый вносил вклад в фонд образования для выпускников, и суммы должно было хватить, чтобы Эмбри мог отучиться на врача, если, конечно, поможет государство, и он найдет подработку, на повседневные расходы. — Но, когда у него вырос хвост, пришлось об этом забыть.

Белла опустила глаза, сочувственно поджав губы.

— Но к тебе мы бы пошли, ты, считай, своя, — улыбнулся Сэм. — Доктор Свон, а? Что скажешь?

— Я для этого слишком глупая, — покачала головой Белла.

— Вот уж во что не поверю.

Билли сидел на крыльце, строгая что-то тонким закругленным ножом. Увидев их, он отложил брус в сторону и протянул Белле руку.

— Здравствуй, Белла.

— Привет, — ответила она.

На фоне смуглых рук Билли ее кожа выглядела совсем белой.

— Давно ты к нам не заглядывала.

— Я все собиралась, но…

— Чарли говорил, ты болела. Сейчас все в порядке?

— Да, — кивнула она. — Ого, какой арсенал.

В ящике рядом с Билли лежали ножи для работы по дереву, с разными рукоятками, разной формы и размера. Блэк был мастером тонкой работы и инструменты служили ему по много лет.

— Каждому ножу — свое дело, как и каждому человеку. Попробуешь, а? — спросил он, протягивая ей резак.

— Эм, — взяв протянутый инструмент, Белла неловко взвесила его в руке.

Сэм усмехнулся, подумав, что попытка проявить вежливый интерес обернулась для нее незапланированным уроком резьбы.

— Не давай Белле острых предметов! — заявил Джейкоб. Он шел со стороны гаража, вытирая руки от масла какой-то ветошью. — Детям не игрушка, — погрозил он ей пальцем.

— Вообще-то, я старше тебя.

— Наверное, в какой-то другой вселенной. Ты уменьшилась что ли?

— Нет, просто ты опять вырос.

Джейкоб отвлек ее какой-то болтовней, упрекнул, что она так и не приехала помогать ему чинить машину. Сэм не прислушивался к их разговору, он обсуждал с Билли ситуацию с гриппом. В резервацию он пришел позже, когда в городе уже все выздоровели. Младшие из детей переносили его тяжело, возможно, стоило обратиться в больницу. Теперь причин избегать этого места у них не было.

Белла вдруг охнула. Посмотрев на ладонь, она положила нож в ящик.

— Ты поранилась? — засуетился Джейкоб.

— Нет, ерунда.

— Покажи.

— Да царапина, правда, — Белла торопливо обернула ладонь платком, спрятав от Джейкоба.

— Ага, царапина, ржавой железякой. Дай сюда!

— У меня есть прививка, — улыбнулась она. — И мне, пожалуй, пора домой.

— Оставайся на ужин, Белла, — предложил Билли.

— Па сделал жаркое, — поддержал Джейк.

— Заманчиво, но мне нужно приготовить ужин Чарли, — отказалась Белла. — Мы как-нибудь приедем вместе.

— Ты… — начал Джейк.

— Я обработаю порез, как только приеду домой, — пообещала она. — Честное слово.

Попрощавшись, она пошла в сторону своей машины, помахала им рукой, обернувшись. Мужчины проводили ее взглядом. Видя ее удалявшуюся фигурку, Сэм подумал, если она ехала к Блэкам, почему оставила машину так далеко от их дома, остановилась, заметив его. Хотела поговорить? Или просто решила, что проехать мимо него было бы невежливо?

Когда Джейк ушел, они продолжили разговор вполголоса. Билли переживал, как Белла оправится после отъезда своего демона, ему казалось, она была сильно влюблена в него, и он боялся, что однажды он сделает ее подобной себе или погубит совсем. Кто знает, что из этого было бы хуже. Но, похоже, все устроилось лучшим образом, Каллены уехали, и Белла, казалось, была в порядке. Ей стоит чаще бывать здесь, океан, лес и семья могут залечить любую рану. В прошлом году они едва не потеряли ее, но теперь все наладится, решил Билли. Сэм был склонен согласиться с ним.

Обещание приехать как-нибудь на ужин она так и не сдержала.

«Кто-то должен сказать Чарли», — с сожалением подумал Сэм.

* * *

Чарли редко ставил машину в гараж. Не проходило и дня, чтобы она была не нужна ему, к тому же, его могли вызвать неожиданно, если кто-то слишком шумел ночью или, перебрав, затевал драку, поэтому крузер всегда оставался перед домом. Как следствие, гараж превратился в склад вещей, которыми редко пользовались.

Ветер повалил дерево на заднем дворе прошлой ночью, и Чарли искал бензопилу, чтобы было проще убрать его, распиленное на части. Две пары глаз лучше, чем одна, так что я помогала, стараясь не задеть пирамиды коробок вдоль стен.

В углу обернутая прозрачной плёнкой стояла резная колыбель явно ручной работы. Я смутно помнила ее, но раньше не замечала, с каким мастерством она была выполнена.

— Это моя?

— А? — Чарли обернулся, отвлекаясь от своего занятия. — Да. Не помнишь ее?

— Красивая.

— Билли ее вырезал.

— Серьезно?

— Угу. Сейчас он в основном делает игрушки или сувениры, а раньше создавал такие вот шедевры.

— И она все эти годы пылится здесь?

— Ну, да. А что с ней делать?

— Ну, ты мог бы продать ее или отдать кому-нибудь.

— Наверное, — Чарли почесал затылок, возвращаясь к своим поискам. — Но было жаль отдавать ее. К тому же, может, еще пригодится, — тихо добавил он.

— Ты снова собираешься жениться?

— Что? Нет. Я говорил о тебе, твоим детям.

— Оу… — К такому повороту беседы я была не готова. — Эм, у меня не будет детей, пап.

— Все правильно, сначала нужно закончить колледж, встать на ноги.

— Нет, я имела в виду, я не планирую заводить детей. Совсем.

— Ты чего, Беллз? Почему?

— Ну, не все заводят детей.

— Да, но… — не договорив, он снова обернулся ко мне, нахмурившись. — Это твой Эдвин тебе такие мысли подбрасывает?

Я закатила глаза.

— Нет, пап. Мы с Эдвардом эту тему вообще не обсуждали. — Чистая правда, нет необходимости это обсуждать, у хладных не бывает детей, я это знала и не была расстроена этим фактом. Я никогда не думала о детях, не представляла себя матерью и воспринимала наше положение совершенно спокойно.

— Ну, ты сама еще ребенок по сути. Быть может, передумаешь. Пусть стоит, она ведь не мешает.

Что-то ворча под нос, он стал отодвигать очередную коробку, чтобы добраться до железного ящика за ней.

— Я тебя расстроила?

— Я знаю, молодежь сейчас другая, у вас эти стартапы, путешествия, на семью смотрят по-другому, но дети — не то, от чего стоит легкомысленно отмахиваться. Возьми к примеру меня, если бы у меня не было тебя, что бы осталось? — спросил он, не поворачиваясь, откинул металлическую крышку. — Нашел!

Люди ужасно хрупкие. Животные адаптируются, приобретая в процессе эволюции свойства, необходимые для выживания в среде, где они обитают: крепкие кости, зубы, когти, шерсть, панцирь, ловкость и скорость. Человек же, похоже, создан таким образом, что каждый благополучно прожитый им день можно считать чудом. Они неуклюжие, слабые, бегают медленно, слух и зрение развиты ровно настолько, чтобы они не врезались друг в друга, хотя иногда и того хуже. Они постоянно случайно ранят сами себя. Тонкая мягкая кожа не способна защитить ни от холода, ни от жара, ни от острых предметов, да даже новая обувь повреждает ее. Малейшее загрязнение провоцирует развитие инфекции, а иммунитет и способность к самоисцелению минимальны. Паразиты, вирусы, бактерии, даже неправильное питание или гормональный сбой способны запустить процесс самоуничтожения организма. Люди постоянно умирают или калечатся, их может не стать в одно мгновение. Может быть, поэтому они так любят жизнь?

Хладные в противовес им практически неуязвимы для всего, кроме других хладных. Из-за этого контраста люди рядом с нами кажутся совсем эфемерными, подуй — и растают в воздухе.

Раньше я не слишком обращал на это внимание, но в последнее время, сидя рядом с ней на уроке трижды в неделю, я вдруг ощутил себя пугающе опасным. Все в теле хладного было создано для единственной цели — убить, совсем как у бомбы. Люди чувствовали это, их примитивные механизмы выживания предупреждали их, чтобы они не приближались. Что было не так с этой девочкой? Другие бедолаги, которым не посчастливилось сидеть рядом с нами на уроках, отодвигались, насколько это было возможно, нервничали, подрагивали и потели. Белла же не демонстрировала никаких признаков страха. Она спокойно находилась рядом, улыбалась, разговаривала со мной, даже не замечая, как порой придвигается ближе, и мне приходилось уступать пространство. Теперь уже я сидел на краю парты и нервничал, как бы не коснуться ее случайно, все чаще ловя себя на том, что оказываюсь слишком близко к ней, смотрю слишком пристально, слишком сильно хочу, чтобы она улыбнулась. Но более всего мне хотелось проникнуть сквозь безмолвие не по возрасту мудрых глаз на юном лице.

Я всегда считал, что люди, а особенно подростки, мыслят примитивно. Мне не нужно было слышать их мысли, чтобы знать, о чем они думают, что сделают в следующий момент. Предсказуемые, мелочные, что интересного может таить их сознание?

Впервые столкнувшись с человеком, чьи мысли были скрыты от меня, я вдруг осознал, сколь самонадеянным я был, привыкнув полагаться на свой дар. Мне приходилось анализировать ее мимику, ее слова, жесты и изменение сердечного ритма. Неужели всем приходится так сложно? Но вместе с тем это было захватывающе.

Стараясь лучше понять ее, я наблюдал, смотрел чужими глазами, слушал ее разговоры с другими, подмечая в словах и жестах намеки и детали, которые остальные близоруко пропускали. Сначала это был просто интерес, головоломка, и я не заметил, когда стал ждать каждого нового утра, чтобы увидеть ее, услышать, что она скажет, дождаться момента, когда она тоже будет видеть меня.

Мне казалось, я достаточно узнал ее, чтобы предсказать ее реакции, но каждый раз я ошибался, и всякий раз мне хотелось дать себе пинка. Я заключал пари сам с собой и сам себе проигрывал.

Белла была доброй, очень честной, она была очень цельной, особенно для подростка, и, абсолютно точно, она не была глупой, но она так часто оставляла свои мысли невысказанными, что я был готов лезть на стену от досады, довольствуясь лишь оттенками эмоций в ее глазах.

Майк Ньютон мог прикасаться к ней. Тронуть за руку, привлекая внимание, хлопнуть по ладони, когда она поддержала его шутку, помочь освободить волосы, зацепившиеся за молнию на рюкзаке. И за это мне хотелось оторвать мерзкому мальчишке руки.

Мы остановились на заправке и ждали, когда работающий там парнишка зальет в бак бензин.

Интересно, на что это было бы похоже? На вид ее кожа казалась очень мягкой, и, сидя рядом, я чувствовал исходящее от нее тепло. Нет, я не планировал прикасаться к ней, но, если это произойдет случайно, как не поранить ее? Я завидовал Карлайлу, за много лет врачебной практики прикосновения к людям стали для него привычными и естественными. Он знал, как не причинить им боли.

Подумав, я вышел из машины, сделал вид, что проверяю шины. Закончив с бензином, парень вешал пистолет на место, когда заметил меня.

«О, черт!» — от испуга он выронил шланг и с трудом поймал его на пути к земле. — «Когда он подошел так близко?»

Я протянул руку, и, хотя он все еще был напуган и удивлен, привычки взяли свое, и он пожал ее. Он не обратил особого внимания ни на холод, ни на твердость моей кожи. Он оказался не таким уж непрочным, я ведь мог держать в руках фрукты и хрупкие предметы, не повреждая их. Интересно.

Тут он заметил Эмметта, озадаченно смотрящего на нас с переднего сиденья.

«Господи, вот жуть-то! Хотят ограбить? Убить?»

Ну, инстинкты у него были в порядке. Отпустив несчастного, я вернулся в машину. Конечно, грубые мозолистые ладони парня на заправке были совсем не то же самое, что изящные руки Беллы. К тому же я мог чувствовать через его мысли, не слишком ли много силы прикладываю.

— Эдвард, ты чего? — спросил Эмметт, когда мы тронулись с места.

Я покачал головой. Нужно что-то более тонкое, хрупкое. Я заметил впереди кошку, сидящую на тротуаре. Точно, я бы мог погладить кошку. Я остановил машину и вышел на улицу под недоуменным взглядом Эмметта. Кошка наклонила голову, слегка подергивая хвостом.

«Кошка?» — думал Эмметт. — «Проголодался?»

— Эдвард, нельзя жрать соседских зверей! — веселился он.

Почуяв меня, кошка зашипела, выгнув спину, и бросилась прочь. На миг я задумался, стоит ли догнать ее.

«Спятил. Абсолютно точно, спятил. Совсем с ума сошел».

Да, пожалуй, Эмметт был прав. Вздохнув, я вернулся в машину. Абсолютно естественная, правильная реакция живого существа, когда к нему приближается адово создание, подобное мне. Меня это отрезвило.

— Чем еще займемся? Я на сегодня абсолютно свободен.

Белла оказалась девочкой-катастрофой. Все люди были неловкими, с плохим чувством равновесия и слабыми реакциями, но, оказалось, даже по меркам людей она была выдающейся в этом отношении, буквально притягивая к себе всякого рода неприятности. Впервые я это заметил, когда фургон Тайлера Кроули едва не раздавил ее. Я даже не успел подумать о том, что делаю. Спасти ее, только это имело значение. Объятый страхом, я не рассчитал силу и услышал глухой звук удара, когда ее голова соприкоснулась с асфальтом. Может ли замереть сердце, которое и без того не бьется? Оказалось, может.

Впервые за долгие годы своего бессмертия я обратился к Богу, хотя понимал, что таким, как я, он не отвечает на мольбы, прося защитить её, не дать ей пострадать.

Фургон, словно ведомый чьей-то злой волей, следовал за ней, не оставляя мне другого выхода, кроме как встать у него на пути.

С того дня я больше не мог разговаривать с ней. Я был слеп, не понимая, к чему все идет, пока для меня не стало слишком поздно, но я все еще мог оградить от ужасного будущего ее. Она не любила меня, а значит, у меня еще был шанс вернуть ее жизнь в обычное русло, без демонов, крови и опасности.

Элис поступила бесчестно, лишив меня выбора. Она знала, к чему приведет мое общение с Беллой, и намеренно скрыла это. Теперь, желая загладить вину, она все время посылала мне видения о ней. Это сделало мои дни весьма насыщенными: пройти по коридору второго корпуса, закрывая дверцу шкафчика, в которую она непременно врезалась бы, спустить колесо ее пикапа, чтобы она задержалась на парковке и разминулась с пьяным водителем по пути домой, включить пожарную сигнализацию в спортивном зале раньше, чем она упадет и сломает запястье.

Элис больше не видела ее хладной, не видела нас вместе, но, несмотря на все мои старания, видение бездыханного сломанного тела Беллы в моих руках не исчезало.

Я бросил очередной камень на металлический козырек над столовой, покрытый толстым слоем льда.

— То есть, — снова спросил Эмметт — будет тепло, и эта наледь, которая много дней там спокойно намерзала, решит сползти вниз и рухнуть с крыши ровно в ту секунду, когда Белла будет проходить под ней?

Вздохнув, я бросил еще один камень.

— И ничего умнее, чем сбить ее сейчас, ты не придумал?

Эмметт считал, что было бы куда проще задержать ее на пару секунд в столовой, заговорить с ней, преградить ей путь, выйдя раньше, остановить ее, потянув за рукав, в конце концов. Ни один из этих вариантов мне не подходил.

— Не получится. Лед отделится, потому что начнет таять, сейчас слишком холодно.

— Ты пришел помочь или нет?

— Я помогаю. Но твоя девчонка будто из фильма «Пункт назначения». И ты страдаешь ерундой, болтаясь у школы ночью.

— Что ты хочешь от меня, Эмметт?

— Ты правда любишь ее?

— Нет! — бросив еще один камень, я вложил в это больше силы, чем требовалось, отчего на железе осталась вмятина, зато слой льда потрескался.

— Потому что, если ты ее любишь, другой не будет. Ты это понимаешь? Бывают увлечения, у Джаспера они были, но когда это она, ее нельзя не узнать, ты не хуже меня это знаешь. Поэтому я спрошу еще раз: ты любишь ее?

Я не ответил, но ему и не нужен был ответ.

— Она умрет. Независимо от того, будет она с тобой или нет, это случится. А ты тратишь время, сбивая наледь с крыши.

Для Эмметта все было просто, он считал, что мне стоит просто забрать ее, обратить, решив тем самым все проблемы. После этого у меня будет целая вечность, чтобы заслужить прощение и добиться взаимности. Однако, зная мое мнение по данному вопросу, он не озвучивал этого вслух.

Доктор Уильямс умер во сне от внезапной остановки сердца, окружной судья Стервинг подавился оливкой из мартини, миссис Херст поскользнулась в ванной и, упав, ударилась головой.

Элис не видела меня рядом с Беллой в момент ее гибели, так, может быть, ее убил не я? Несомненно, я был опасен, но я был лишь одной из многочисленных строк в списке, что представляет опасность для любого человека в принципе и для Беллы в частности. Что, если я просто опоздаю? В тот самый момент, когда я буду нужен ей больше всего, меня не окажется рядом.

Я проводил ночи, страдая от паранойи и считая удары ее сердца, словно, если я не буду этого делать, оно может остановиться. Эмметт был прав, я сходил с ума.

Каплей, переполнившей чашу, стал Майк Ньютон, решивший собрать жалкие крохи смелости, имевшиеся в его душе, чтобы пригласить ее на танцы. Он не собирался действовать, не убедившись сначала, что его интерес взаимен, а лучше и вовсе, чтобы девушка проявила симпатию первой, и сейчас ему казалось, что это так и есть. В вежливой улыбке Беллы и ее дружеском расположении ему виделось поощрение. Весь день он был уверен, что она пригласит его, и недоумевал, почему она еще этого не сделала. Трус. Даже Эрик Йорки вызывал больше уважения.

Видеть, как он получил отказ, было приятно, но мысль, что рано или поздно она скажет кому-то «да», причиняла настоящую физическую боль. И я сделал то, на что не имел права.

Я помнил каждое мгновение после своего обращения и дорожил каждым воспоминанием о времени, проведенном с ней, но тот день, когда я привел ее на мою поляну в лесу, навсегда изменил меня. Она стояла в лучах солнца, и я не мог отвести от нее взгляд. Ветер трепал ее волосы, вдруг вспыхнувшие на солнце золотыми и красными бликами. Она казалась такой неземной, словно сама была соткана из света и тепла. Нежная и хрупкая, во всем противоположная мне — ночному порождению темноты, холода и смерти. Подойдя ближе, она коснулась моего лица, и ее тепло, проникая сквозь кожу, заполнило всего меня.

Я был жив.

* * *

Оглядываясь назад, я понимаю, что точкой невозврата для нас стал тот разговор с Розали.

Эдвард уехал на охоту с Карлайлом и Эсми, а я проводила время с Элис у них дома. Розали и Эмметт приехали на выходные, и они скоро должны были вернуться в колледж. Им хотелось использовать возможность побыть дома. В ближайшие пару лет Калленам предстояло надолго покинуть Форкс, пока люди не стали замечать, что они не стареют.

Войдя на кухню, я машинально отступила назад, увидев Розали у барной стойки. Похоже, она составляла букет в большой стеклянной вазе.

— Не сбегай, — проговорила она, не оборачиваясь. — Я просто оставлю здесь цветы. Эсми любит их.

Отношения с Розали были неоднозначными, обычно мы просто не общались, худой молчаливый мир был лучше доброй ссоры, и, на нашу удачу, наедине мы не бывали до этого дня. Уходить было бы глупо, так что я вошла, объяснив причину своего вторжения:

— Элис нужен ее блокнот.

— Видимо, не слишком срочно, раз она послала тебя.

Вау… Решив не отвечать на это, я просто взяла со стола альбом, намереваясь уйти, когда она вдруг снова заговорила.

— Я не имела в виду… Впрочем, забудь, — вздохнула Розали.

Что-то заставило меня остановиться в тот момент, может быть, интонация, с которой она это сказала, или ее попытка сгладить грубость. Я не понимала ее, но она была частью семьи Эдварда, и это был ее дом. Игнорирование не решало проблему.

— Эм, слушай, я понимаю, что не особенно нравлюсь тебе, и это нормально. Я просто не хочу ссориться.

Розали невесело усмехнулась, обернувшись ко мне.

— Тебе это так видится, да? Не особенно нравишься? А Эмметт считает тебя умной.

Плохой поворот разговора, ничего хорошего он не предвещал. Подняв руки в знак капитуляции, я развернулась, чтобы уйти.

— Что мне не особенно нравится, — услышала я, — так это смотреть, как бодро ты маршируешь к пропасти, увлекая за собой Эдварда.

Я снова обернулась к ней, не понимая, что она пытается сказать.

— Объясни.

— Как думаешь, какое будущее тебя ждет? — спросила она, скрестив руки на груди. — Он не поступит с тобой так, как я поступила с Эмметтом. Ты представляешь себе, какой будет твоя жизнь с ним? У тебя не будет детей, не будет карьеры, ты не сможешь долго жить на одном месте, вынужденная переезжать вместе с ним каждые несколько лет. Всю свою жизнь ты будешь лгать. Своей семье, друзьям, если сможешь хоть с кем-нибудь их них сохранить связь, объясняя, почему ты не замужем, почему не хочешь завести семью, почему снова срываешься с места. А он будет смотреть на тебя и понимать, что ты несчастна из-за него.

Этот неожиданно длинный монолог заставлял задуматься, как давно она собиралась это сказать. Похоже, она спешила использовать возможность высказаться. Светлые глаза Розали впились в мое лицо, и я ответила на ее взгляд. Я отдавала себе отчет, какая жизнь мне предстоит, если я останусь с Эдвардом, и это была ничтожная плата за то, что я получала, я буду счастлива, у меня не было сомнений.

— Ты станешь старше, — продолжила она, взяв несколько цветов со стойки и машинально складывая их в руках по спирали. — И будет сложнее объяснять постоянное присутствие рядом с тобой юного мальчика. Что вы будете говорить? Что он твой брат? Сын? Внук? Сколько ты проживешь? Еще лет пятьдесят-шестьдесят? Прежде чем ты умрешь, не оставив ничего после себя. Что такое пятьдесят лет? Он уже прожил вдвое дольше. Как ты думаешь, что будет делать он? Напишет книгу «Как пережить потерю» и будет жить дальше? Знаешь, что значит для хладного потерять свою половинку и остаться одному в вечности? Что будет с ним? И что будет с семьей?

Последние ее слова удивили меня. Я вдруг поняла, что в гримасе, исказившей красивое лицо Розали, не было гнева. Да, несомненно, она злилась, но наиболее отчетливо на ее лице читался страх и, что еще хуже, скорбь. Это не на шутку испугало меня.

— Я не против тебя, — вздохнув, устало проговорила она. — Но у вашей истории не будет счастливого конца. Нельзя любить смертных.

— Что ты имеешь в виду? Что он будет делать, когда я умру?

Глаза Розали распахнулись, словно она испугалась, что сказала лишнего, пара цветков в ее руках сломались, опадая на пол. Я видела, как она сомневается, обдумывая ответ.

— Розали… — начала было я, но меня перебил возникший на кухне Эмметт.

— А я тебя искал! — заявил он, обнимая Розали за плечи и уводя из кухни. — Я есть хочу, пойдем поймаем кого-нибудь?

— Мы были на охоте вчера, Эмметт!

— Правда, что ли? Значит, это все местный воздух. Ужасно хочется оленя!

Бросив на меня еще один взгляд через плечо, Розали позволила увести себя прочь. Я видела, как, проходя мимо замершей у двери Элис, она вздернула подбородок в ответ на хмурый взгляд последней. Значит, Элис тоже знает, о чем она говорила, они все знали, но только Розали решила сказать мне об этом.

— Элис?

Она ответила мне взглядом исподлобья.

— Я имею право знать.

Не помню, как я пришла домой. В какой-то момент просто заметила, что сижу на кровати в своей комнате. Сказанное Элис все звучало в моей голове, но осмыслить это не получалось.

Она долго подбирала слова, хмурясь и сомневаясь, хотя, может быть, просто ждала, когда Эмметт достаточно далеко уведет от дома Розали, чтобы у нашего разговора не было свидетелей.

— Когда Джеймс поймал тебя, — заговорила она, не поднимая глаз. — Мы думали, что не успеем. Думаю, тогда он принял решение, по пути к лесопилке, по крайней мере, тогда я впервые увидела, что он собирается делать.

Я не поторапливала ее. Я и хотела, и не хотела знать продолжение. Словно оцепенев, я просто ждала, что последует дальше.

— Эдварду не нравится быть тем, кто он есть. Он считает, что мы умерли в день, когда нас изменили, и наше присутствие в этом мире противоестественно. Он никогда не дорожил этой жизнью. Ты не знала его таким, но он действительно был похож на призрака, неприкаянную душу, блуждающую по земле среди живых. С твоим появлением он изменился, и он решил, что больше не будет призраком, не останется здесь после.

— Что значит «не останется здесь после»?

— Мы надеялись, что успеем, но в случае, если не выйдет, он решил для себя, что будет делать. Для хладного добровольно покинуть этот мир сложно, но он продумал вариант, который сработает.

Я вздрогнула, волна холода прошлась по коже, поднимая волосы дыбом.

— Но… — Голос подвел меня, и мне пришлось прочистить горло. — Но хладный ведь не может умереть, не сам.

— Помнишь клан Вольтури?

Я кивнула, понимая, к чему она ведет.

— Они следят за порядком.

— И наказывают нарушителей, — кивнула Элис.

— Но все обошлось.

— Да, однако это видение не исчезло. Меняются детали, время года, но оно очень четкое.

— Ты хочешь сказать, что, когда я умру, он вынудит Вольтури убить его?

Элис опустила глаза.

— Но это же бред! Я же все равно умру, мы всегда знали это.

Элис не ответила.

— Да кто вообще так делает? Он Шекспира перечитал?

Я была зла. Я знала, позже мне станет страшно, но в тот момент я была в ярости. Он ведь такой умный, как при этом он может планировать такие глупости?

— Он не считает, что совершит самоубийство, для него это закономерно.

— Закономерно?

Не в состоянии оставаться на месте, я встала и прошлась по комнате, с силой надавив на глаза. Да что творится в его голове?

— А если я не умру? — прошептала я, это тоже было страшно, но не настолько. — Если я стану такой, как он, это ведь все еще буду я?

— Он не согласится на это.

— Он на свои планы моего согласия не спрашивает.

Элис хмурилась, не понимая, почему я смотрю на нее, а потом отшатнулась назад.

— Я? Я не смогу!

— Либо мы оба умрем, либо оба будем жить очень долго.

— Нет, я буквально не смогу! Это не то, что можно сделать легко, особенно когда человек здоров и его сердце нормально бьется. Ты ведь помнишь что случилось, когда Джаспер почуял, только почуял, кровь? Я просто убью тебя.

Меня мутило. Присев, я опустила голову на руки, вцепилась пальцами в волосы. Джаспер едва не растерзал меня из-за капли крови. Жажда — демон, бой с которым никогда не прекращается.

— Из нас только Карлайл может сделать это, но даже он обычно забирает умирающих. С ними проще.

— Он не станет помогать, если Эдвард будет против.

— И, возможно, это правильно, — тихо сказала Элис. — Это должно быть ваше совместное решение, Белла.

Да, конечно, Элис была права, но как убедить Эдварда? Он ведь такой упрямый! И так уверен, что жизнь хладного — проклятье.

В комнате стало совсем темно, из-за стены доносился приглушенный храп Чарли. Встав, я включила лампу возле кровати. Взгляд упал на фотографии, развешанные на стене. Той ночью я впервые за долгое время закрыла окно на задвижку.

Хладные не могут спать, но мое состояние больше всего походило именно на сон, какой бывает у людей рано утром, когда сознание балансирует на грани пробуждения.

Я видел Беллу. Наша память не нуждается в подкреплении образов посредством фото, как у людей, и я мог видеть в мыслях ее лицо столь же четко, как если бы она находилась рядом со мной. Морщинка между бровями, когда она задумывалась над особо сложной задачей, тонкие изящные пальцы, потирающие лоб, мягкий изгиб пухлой губы, побелевшей, когда она прикусила ее, длинные ресницы, бросающие тень на глаза, отчего те кажутся темнее. Заметив, что я наблюдаю за ней, она поднимает на меня взгляд, немного щурит глаза, улыбаясь, нежная светлая кожа розовеет. И мне становится тепло.

До чего странно восприятие внешности любимого человека. Я бы мог любоваться ее нежным совершенством часами, находя светлую кожу красивой, карие глаза — теплыми, но будь ее волосы рыжими, кожа — покрытой веснушками, это ничего не изменило бы, я бы любил каждую веснушку на ее щеках. До тех пор, пока за всем этим была моя Белла, ее облик не имел значения.

«Эдвард».

Я распахнул глаза. В воздухе передо мной медленно плыли пылинки, попадая в проникающие в мое укрытие редкие солнечные лучи. Я осмотрелся по сторонам, хотя знал, что рядом никого нет. Ее точно не могло быть здесь. Ни на что не надеясь, я прислушался к звукам вокруг. Где-то в стенах шуршали мыши, мать ругала за что-то детей в доме через дорогу, мимо проехала машина с тремя подростками, гремя отвратительной безвкусной музыкой, телевизор громыхал аплодисментами какому-то парню из Далласа, сорвавшему джек-пот в лотерее. В воздухе висела зависть владельцев телевизора. Поблизости слышалось биение нескольких сердец, но это было непохоже на ее сердце.

Конечно, ее не может быть здесь. Неужели и правда задремал? Я бы этого хотел, хотя бы на мгновение оказаться рядом с ней, пусть и не по-настоящему.

Я вздохнул, отчего пылинки передо мной закружились быстрее. Воздух был насыщен запахом болотной тины, специями и обреченностью. Столица джаза запомнилась мне не такой, но ураган Катрина, обрушившийся на нее в две тысячи пятом, до неузнаваемости изменил облик города, превратив значительную его часть в заброшенные руины. Многие дома и здания пустовали, улицы так до конца и не расчистили, то тут, то там еще с тех пор стояли покореженные автомобили, оставленные там же, куда занес их ураган. Частично город пришел в себя, снова заработали школы, кафе, рынки и лавки, некоторые люди вернулись в свои дома, с неодинаковым успехом восстанавливая их, но по большей части в Новом Орлеане царили запустение и депрессия.

Поэтому я и остался здесь, я бы легко влился в толпы заполонивших улицы лойтеров⁽¹⁾, сутками смотрящих отсутствующим взглядом в пустоту перед собой.

Меня привела в Луизиану погоня за Викторией. Ее было сложно выследить, но у меня не было ни другой цели, ни другого занятия, и я не собирался позволить ей жить. Когда догорело ее тело, я понял, что мне больше некуда идти и нечего делать. Единственное место, где я хотел оказаться, было для меня под запретом, а все прочие не имели между собой различий. Вялый, печальный Новый Орлеан был не лучше и не хуже других вариантов, и я покрывался паутиной в одном из заброшенных домов, лишь изредка выходя утолить жажду кровью аллигаторов.

Тихий голос Беллы, прошептавший мое имя, вывел меня из состояния многодневного транса, заполнив разум бесконечными вопросами, которые и без того никогда не покидали его окончательно. Как она? Что делает? Все ли с ней в порядке? Не видит ли снова кошмары по ночам? Улыбалась ли она сегодня?

Она как-то спросила, бывают ли у хладных проблемы с психическим здоровьем. Похоже, я был близок к тому, чтобы найти ответ на этот вопрос. Жаль, я не смогу сказать ей, каким он будет. Откинув голову назад, я прислонился затылком к стене. От нее отделилось облачко пыли, медленно оседая новым слоем на мое лицо.

Было ли так уж правильно оставаться вдали от нее? Я бы мог наблюдать за ней издалека. Я обещал не вмешиваться в ее жизнь, но много ли вреда принесет всего один звонок Элис с просьбой проверить, всего лишь удостовериться, что она в порядке? Нет. Если сделаю это однажды, не смогу воздержаться от этого впредь. А если услышу, что ей грустно или страшно, как долго смогу держаться вдалеке?

Я должен был уйти, это было правильно. Должен был дать ей шанс на жизнь, человеческую, нормальную, счастливую.

Пройдет еще немало времени, прежде чем все эти аргументы перестанут работать, и я позвоню Элис, едва удерживая себя от того, чтобы бежать в Форкс самому. Но к тому моменту будет уже слишком поздно.

— Алло.

— Привет, Элис.

— Рада знать, что ты не разучился пользоваться телефоном. Когда в последний раз ты звонил Эсми? — ворчливо осведомилась она.

Да, сын из меня был никудышный, как и почти все остальное.

— Ты ведь скажешь ей, что у меня все нормально?

— Я говорю ей это почти каждый день, и она делает вид, что верит мне. Ей нужно услышать это от тебя, Эдвард.

Я вздохнул. Элис была права, но я не хотел разговаривать с семьей, это было бы сущим наказанием для обоих участников этой беседы. Только Элис была достаточно зла на меня, чтобы наше общение было почти сносным.

— Как у вас дела?

— Эдвард и светские беседы? — фыркнула она. — Ну, что ж, в эту игру можно играть вдвоем. Карлайл и Эсми в Канаде, нашли себе занятие — помогают восстанавливать пострадавший городок после летних пожаров. Розали и Эмметт где-то на севере Штатов. Эмметт занят благотворительностью.

— Какого плана?

— Выслеживает заблудшие души и пытается причинить им добро, те сопротивляются. Розали переживает, что он притащит домой одну из них и попросит ее оставить. Рассказать тебе, как проходит наше с Джасом путешествие, или ты наконец скажешь, зачем звонишь?

— Ты знаешь, зачем я звоню, Элис.

— Я хочу, чтобы ты сказал это вслух.

Глубокий вдох. Да, это было ровно противоположным тому, что сам же я говорил ей несколько месяцев назад.

— Я хочу, чтобы ты взглянула на будущее Беллы, Элис.

— Но ты же мне запретил.

— Я знаю.

— А если то, что я увижу, тебе не понравится?

— Мне просто нужно знать, что она в порядке.

Элис помолчала, я знал, что ее изводят те же вопросы, что и меня, она тоже любила Беллу.

— Ладно, — с напускным равнодушием ответила она.

Когда спустя минуту Элис все еще молчала, я подумал, что она просто держит драматическую паузу, еще полминуты я говорил себе, что она подбирает слова или просто испытывает мое терпение, а потом я услышал, как Элис судорожно хватает ртом воздух.

— Элис?

Казалось, она задыхается. Я был уже на полпути к машине, когда она выдохнула:

— Господи…

— Что там, Элис?

— Его нет. Ее нет. Будущее Беллы, я его не вижу.

* * *

Я не хотел возвращаться в этот дом. Каждая мышца восставала против меня по мере того, как я приближался к нему. Не знаю, когда начался дождь, он медленно заливал гостиную сквозь пролом в стене. Под ногами хрустели обломки камня, стекла и дерева.

Мне нужно было вспомнить, как выглядело это место, когда я пришел, восстановить в памяти, какая часть разрушений — моих рук дело, чтобы понять, что происходило в этой комнате, найти подсказки, которые укажут, что Белла делала здесь, и как найти того, кто покинул это место живым. Через какую дверь он вошел? Двери были целыми, окна закрыты. Ты впустила его? Почему?

Стена была невредимой, диван стоял, немного сдвинутый со своего места, пульт от телевизора — недалеко от него, на полу, сам телевизор висел на стене, стеклянный журнальный стол… нет, он уже был разбит, на осколках кровь. Она везде. Никто не пережил бы такой кровопотери. В ушах стоял крик Беллы и картины того, какими были последние минуты ее жизни, словно я мог видеть это сам. Что бы я ни делал, взгляд возвращался к залитому кровью ковру, пятнам на одеяле, на обрывках одежды, на старых журналах «Удивительный человек», лежавших здесь же, на полу, отпечатку ладони на белой обшивке дивана, без сомнения, ладони Беллы. Она была еще жива, когда ее кровь пропитывала толстый ворс.

След вел на кухню, пятна на кафельном полу, холодильнике, столе, раковине. Он пролил много крови, не выпив ее. Слишком молод?

На кухне обнаружилась купленная Беллой печень, часть в морозилке, часть — на столе. Пролежав здесь много дней, она высохла, но в воздухе еще чувствовался мерзкий запах гнилого мяса. В морозильной камере лежали и пустые упаковки от нее. Судя по их количеству, изначально камера была заполнена до краев. Что ты делала с ней, Белла? В холодильнике, всегда игравшем роль декорации, были продукты в основном длительного хранения.

Я не нашел тела. На мгновение это вселило в меня новую безумную надежду, что, возможно, она не умерла, не полностью. Я был против ее обращения, мы много спорили об этом, и я не мог согласиться обречь ее на это подобие жизни, но сейчас я был готов отдать что угодно, чтобы мой главный страх того времени воплотился в жизнь и Белла осталась в этом мире, в любом виде, даже проклятая, ненавидящая меня, все равно, лишь бы это была Белла. К сожалению, моей надежде не суждено было оправдаться, в доме был лишь один посторонний хладный. Я не мог даже помочь ее отцу нормально проститься с ней.

След привел в ванную комнату, где, судя по всему, он смыл с себя кровь. Дверная ручка раскрошилась в моей руке. Все удобства для тебя. Я зарычал от ненависти и отвращения к тому, чем стал этот дом, призванный быть убежищем для нее. Хотелось сжечь его, разрушить до основания, словно он совершил предательство. Спазм, сковавший мышцы и внутренности, не позволял проглотить яд, наполнявший рот.

Он поднялся на второй этаж, зашел в комнату Розали, что-то взял и вышел. На лестнице я снова почувствовал запах Беллы, чистый и нежный, без примеси пролитой крови и ледяного духа чужака. Поднимаясь наверх, я провел ладонью по перилам, там, где их касалась она. Закрыв глаза, я шел по ее следам, видя ее образ перед собой. Казалось, я могу коснуться ее, если протяну руку, но пальцы хватали только пустоту.

Она была в моей комнате, но много времени в ней не провела, даже в подвале дома ее запах был сильнее. Она прикоснулась к полкам с дисками, повесила кардиган на спинку стула, как всегда, слегка небрежно, один край свисал ниже другого, легла на кровать, которую я купил, чтобы ей было где спать в те редкие ночи, когда с помощью Элис и при поручительстве Карлайла ей удавалось отпроситься у отца до утра. Взяв в руки знакомый кардиган, я поднес его к лицу, не в силах осознать, что никогда не прикоснусь к ней снова. Она была здесь, совсем рядом, но нас разделяло самое неумолимое из всех возможных препятствий — время. Я опоздал. Я совершил непоправимую ошибку, оставив ее.

— Прости.

Я опустился на золотистое покрывало, глубоко вдыхая ее аромат, слабый, частично выветрившийся. Я помнил, как в последний раз обнимал ее в этой кровати. Ее глаза, полные любви и печали, теплое дыхание, разбивающееся о мои губы, тонкие пальчики, скользящие по моему лицу так нежно, что это чувство пронизывало каждый нерв. Казалось, я все еще чувствую ее тепло рядом.

«Это будет моя последняя просьба к тебе».

Я открыл глаза, развеивая иллюзию. Взгляд упал на знакомый мне предмет, висевший на высоком столбике кровати над моей головой — серебристый боло, пропавший из ее комнаты. Протянув руку, я сжал его в ладони. Кактусовый крапивник — маленькая птичка из пустынь Аризоны, равнодушно взирала на меня с холодного металла. Ты оставила его мне? Я осмотрел его со всех сторон, но не увидел никакого послания.

В кармане не переставая звонил телефон. Я знал, что это Элис. Она наверняка видела все то же, что и я, видела, как я пришел в этот дом и что последовало за этим. Видела меня в этот момент. Она была права, но что бы она сейчас ни сказала, это не имело значения.

Подвал был здесь с самого начала. Когда дом только построили, там хранилось вино и провизия. При реставрации мы его оставили, теперь в нем размещалось многочисленное походное оборудование, купленное для отвода глаз. Там я нашел любимую книгу Беллы — сборник новелл Остин — на разложенной походной кровати, заправленной теплым одеялом. Температура здесь всегда была на несколько градусов ниже, чем наверху, но толстые каменные стены и толща земли создавали почти полную звукоизоляцию, даже хладному нужно было подойти совсем близко к дому, чтобы услышать чье-то сердцебиение. Ты догадалась, верно? Ты всегда была умницей. Но от чего же ты пряталась? Если проблема была естественной, почему не сказала отцу, а если сверхъестественной — не попросила помощи у квилетов?

Вопросы, вопросы. Я пролистал страницы, но не нашел ни загнутых уголков, ни пометок на полях, зато обнаружились фотографии. Ее дневника в доме не было, а это значит, все ответы находятся в одних руках. Хладных в мире не так уж много, а времени у меня предостаточно.

* * *

По наводке Билли я порой покупала мясо в лавке немного дальше супермаркета. Оно стоило дороже, но всегда было свежее, не замороженное и, как уверял мясник, да и сам Билли, исключительно натуральное. Я планировала делать бефстроганов из куска телятины, купленной сегодня, надеясь подкупить этим мой пострадавший от гриппа желудок, на куриный бульон уже даже смотреть было тошно.

Мясо и впрямь было свежим. Наклонив чашку и придерживая упругую мякоть, я слила в раковину немного выделившейся крови. Пленок почти не было. Нарезая мясо поперек волокон на тонкие ломтики, я полюбовалась едва заметным мраморным узором разреза. Телятина пахла замечательно: парным мясом, немного отдающим молоком и… клевером? Так может пахнуть только мякоть совсем молодого теленка. Было даже жаль ее обжаривать. Интересно, Чарли согласился бы на тартар на ужин? Впрочем, я никогда его не готовила и, наверное, у меня не было всех нужных ингредиентов для маринада. Желудок жалобно заурчал. Надо же! Давно такого не было. Я восприняла это как добрый знак.

Попадая в разогретое масло, тонкие кусочки коричневели и утрачивали свежий сладковатый аромат. Я поморщилась, запах жареного мяса тоже был аппетитным, но другим, было жаль, что он так изменился. Пока обжаривалась первая партия, я продолжала нарезать ломтики. Может быть, оставить немного и все же найти рецепт тартара? Ведомая каким-то странным порывом, я отправила в рот кусочек сырого мяса и едва не застонала от наслаждения. На вкус оно было даже лучше, чем на запах. Жевалось мясо тяжело, как резина, но выделяемый им сок успокоил желудок, едва попав в него. Сделав усилие, я сглотнула и потянулась за кусочком побольше. Снова взяла нож, чтобы отрезать ломтик, и почуяла запах горелого. Я не уследила за мясом на сковороде, и оно стало подгорать. Нож в руке дернулся, порезав руку.

— Черт!

Зажав губами порезанный палец, другой рукой я схватила ручку сковороды, чтобы убрать ее с огня, и зашипела от жгучей боли в ладони.

— Черт! Черт!

Включила воду, подставив руку под холодный поток. Да, Белла, просто бьешь все рекорды! Ожидая, когда боль в обожженной ладони немного утихнет, я пыталась рассмотреть, как много мяса сгорело. Пошевелила пальцами — не больно. Выключив воду, осмотрела ладонь — ни волдырей, ни покраснения. Кажется, обошлось. Нужно заклеить порез на другой руке и попытаться спасти наш с Чарли ужин. Я достала пластырь из аптечки и прикрыла один глаз, опасаясь смотреть, насколько сильно порезалась. Но мои страхи не оправдались, пореза не было совсем.

— Какого…

Не веря глазам, повернула руку, рассматривая со всех сторон. Я ведь видела кровь! Намереваясь убедиться, что это не первые признаки безумия, а, возможно, как раз на это надеясь, я снова взяла нож и слегка надавила кончиком на подушечку пальца. Выступила небольшая капелька крови, но, когда я ее стерла, кожа под ней была невредима. Порез затянулся практически мгновенно.

— Вот черт!

1) Лойтер (loiter) — понятие, заимствованное из авиации, где оно означает "воздухоплавание" — фаза полета, наступающая в период ожидания, когда самолет просит разрешение на посадку, наблюдает за целью (если это разведчик), или движется по орбите, под действием гравитации (спутник). По сути фаза ничего-не-делания.

В Америке этим словом называют людей, без дела и цели слоняющихся по улицам или с отсутствующим видом смотрящих в пустоту. Они не просят милостыню, не читают, не разговаривают, просто созерцают неведомые дали или пребывают в глубокой задумчивости. Если обратиться к ним с вопросом, вероятнее всего, ответом будет лишь равнодушный взгляд.

Вернуться к тексту

Споры. Казалось, им не будет конца. Сначала осторожные, грустные, откровенные, приправленные юмором и слезами, со временем они набирали обороты, и никто не хотел уступать.

Проигнорировав стоящий у моего дома вольво, я забросила рюкзак в пикап, пристегнулась, повернула ключ в зажигании и — ничего. Попробовала еще раз, раздался тихий щелчок, и более никакой реакции, даже стрелка уровня топлива не пошевелилась. В зеркале заднего вида я видела, как Эдвард задумчиво рассматривает облака, словно размышляя, будет ли сегодня дождь.

Вздохнув, я вышла из машины. Он открыл мне дверь вольво с пассажирской стороны, но я прошла мимо.

— Далеко идешь? — спросил Эдвард, поравнявшись со мной через несколько метров.

— В школу.

— Ты опоздаешь.

— Ну, что поделать? Видишь ли, моя машина не заводится.

Эдвард шумно вздохнул, продолжая идти рядом со мной.

— Ты злишься на меня, потому что я отказываюсь убить тебя.

— Нет. Я злюсь, потому что ты хочешь, чтобы мы оба умерли.

— Человек взрослеет, стареет и умирает. Это естественно.

— Абсолютно. Ничего не имею против, если ты умрешь от старости.

— Белла, — поймав за локоть, он заставил меня обернуться к нему. — У меня не было жизни до тебя, не будет и после.

— Ты не можешь этого знать. Ты не даешь себе даже шанса. Люди порой теряют любимых, но они ведь не сводят счеты с жизнью.

— Просто ты не осознаешь разницу между человеческим чувством и любовью бессмертного. Для меня все по-другому.

— Я осознаю, что не хочу потворствовать твоим планам на самоубийство, — Эдвард поморщился, словно я сказала глупость, я знала, о чем он думает, он умер еще в тысяча девятьсот восемнадцатом, он и без того задержался здесь, да-да, знаем, слышали уже не раз. Я не позволила ему сказать это снова. — Что меня трясет даже от мысли, что ты навредишь себе. И что я не могу смотреть в глаза Эсми, зная, что она потеряет сына из-за меня.

— Ты этого уже не узнаешь. Ты вообще не должна была об этом знать.

— Это что-то меняет, по-твоему?

— Просто прекрати думать об этом. У нас много времени впереди.

— Надо же, как все просто!

— Что ты хочешь, Белла?

— Ты знаешь, чего я хочу.

Раздраженно фыркнув, он отошел на несколько шагов.

— Нам не обязательно превращать это в трагедию. Это ведь логичный выход!

За мгновение он оказался рядом со мной, прожигая меня взглядом.

— Отнять твою жизнь и проклясть твою душу — вот о чем ты просишь.

— Значит, мы оба будем прокляты. Меня устраивает.

— Меня — нет.

— Мое мнение не в счет, так?

Он не ответил, да это и не требовалось. Обогнув его, я пошла дальше в направлении школы.

— Почини мою машину, Эдвард.

Я не хотела ссориться. Я так скучала по нему, по тому времени, когда я не знала. Сидя рядом на уроках, я не выдерживала и прикасалась к нему, автоматически, даже не отдавая себе в этом отчета, не могла не смотреть на него, не разговаривать. Мы уставали от этих споров, брали тайм-аут, забывали на время, чтобы обнять, пошутить или просто помолчать рядом. Это был не мир, а краткое затишье между битвами, рано или поздно мы снова возвращались к той же теме и снова спорили. Мы знали, что это произойдет, и тем отчаяннее стремились друг к другу. Даже злясь и споря, мы любили.

Я злилась не на него, я злилась на судьбу или мироздание или еще кого за эту насмешку. Он заплатил высокую цену, чтобы наша встреча стала возможной, может ли быть, чтобы все закончилось так? Он мог жить вечно, но ему предстояло умереть, просто потому что он полюбил меня.

От этих баталий не было никакого толка. Его решение не поколебалось ни на мгновение, как и его неприятие возможности моего обращения. Такой упрямый!

— Что же нам делать? — спрашивала я, устав от этого бесполезного противостояния.

— Жить, — просто отвечал он, сжимая мою ладонь.

Да, жить, пока я не убьюсь случайно. Эдвард шутил, что я — магнит для неприятностей. Уже трижды он спасал меня от моей глупости и невезения. Который раз станет последним? Я никогда не боялась этого, но теперь все стало иначе. Теперь я осторожнее водила машину, тщательнее обрабатывала порезы и ссадины, чувствуя себя бомбой замедленного действия.

Поднимаясь по лестнице по пути на испанский — один из немногих уроков, на которые мы с Эдвардом ходили не вместе, я не заметила оброненную кем-то ручку на одной из верхних ступеней. Поскользнувшись на ней, я стала падать спиной вперед.

Говорят, в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. Перед моими глазами стояло только лицо Эдварда. Набатом в голове стучала мысль, что, если из-за своей чертовой неуклюжести сломаю себе шею, это положит конец его жизни. Я зажмурилась, но удара о ступени не последовало.

— Держу, — сказал мягкий баритон у меня над ухом.

Знакомые руки обнимали меня, удерживая на месте посреди лестницы.

— Не самый удачный способ спуститься, хотя и быстрый, — улыбнулся Эдвард.

Внутри у меня что-то задрожало, а потом словно лопнуло, и я расплакалась, обнимая его за шею и выпуская наконец копившиеся все это время внутри страхи.

— Что такое, Белла? Тебе больно?

Я покачала головой, продолжая всхлипывать в лацкан его пальто. Эдвард что-то говорил тихим успокаивающим голосом, поглаживая меня по спине, пока я оплакивала свою первую любовь.

Я думала, что, когда я приму решение, будет легче, но нет — становилось только хуже. Снова и снова я напоминала себе, почему сделать это необходимо, но все мое существо противилось тому, что я намеревалась совершить, отрицая, отказываясь верить, что все не может быть иначе. Потворствуя слабости, я дала себе отсрочку, время разложить в голове все по полочкам, решить, что именно я должна сказать и как, чтобы он поверил. Мы перестали ссориться, исчезли даже мелкие разногласия, которые теперь казались до смешного нелепыми. Установилась идиллия, полная нежности, блаженное затишье, где хотелось запомнить каждый миг, будто счастье можно получить авансом сразу за много лет, чтобы в холодные серые годы, следующие за ним, лелеять память об этом времени. Казалось, Эдвард считал так же, будто чувствовал, что времени у нас немного, или просто устал, как и я, всей душой приветствуя это перемирие. Временами я ловила на себе его задумчивый взгляд, но делала вид, что не замечаю.

Эдвард взял какую-то книгу с моей полки и коротал время, листая ее, пока я пыталась перечитывать свое эссе. На деле же, не в состоянии сконцентрироваться на чем-то, я раз за разом пробегала глазами одно и то же предложение, не понимая, что в нем сказано. Тишина давила на уши, будто я оказалась глубоко под водой. Если бы не шелест страниц, доносящийся из-за спины, я бы подумала, что оглохла. Мы нередко молчали, проводя время вместе, но обычно эта тишина была уютной, а не гнетущей, как в тот вечер.

— Ты такая тихая сегодня, — сказал Эдвард, будто тоже ощутил этот странный вакуум. — О чем ты думаешь?

Повернув голову, я увидела, как он отложил книгу в сторону, но сам остался на кровати, не подходя ближе. Уже пару дней он выглядел непривычно настороженным, но, как это обычно бывало, позволял мне собраться с мыслями, не навязывая разговор, пока я не буду готова к нему. Видимо, на сей раз ему не хватило терпения. Я зажмурилась, снова отвернувшись, чувствуя, как набирают темп тяжелые удары сердца, но все же выговорила:

— Тебе не кажется, что мы совершаем ошибку?

— Ты про плесень в твоем холодильнике? — с улыбкой в голосе спросил Эдвард, стараясь разрядить обстановку. — Это была плохая идея с самого начала.

Пару недель назад мистер Беннер предложил классу проект по разведению грибков. Проект был добровольным и, вопреки восторженному описанию процесса учителем, энтузиазма никто не проявил. Когда полный отчаянья и надежды взгляд обратился на меня, я не выдержала и обернулась к Эдварду. Обреченно вздохнув, он поднял руку вместе со мной. Теперь плесень разных цветов в нескольких баночках занимала верхнюю полку холодильника, вероятно, отращивая конечности, чтобы выбраться и захватить дом. Приходилось присматривать за Чарли, имевшим привычку открывать контейнер и хватать что-то не глядя, читая спортивную колонку.

Я вздохнула, поняв, что растеряла все жалкие крохи решимости, потерла глаза пальцами, морщась от головной боли вкупе с тошнотой.

— Эй, — позвал Эдвард.

Он потянул кресло за спинку, придвигая меня к себе и поворачивая, чтобы я оказалась к нему лицом. Не решаясь поднять глаза, я смотрела на руки, погладившие меня по бедрам.

— В чем дело?

Вцепившись пальцами в сиденье, я все же ответила, обращаясь к его коленям:

— Я все думаю о словах Розали.

Эдвард вздохнул, отклонившись назад, с этих слов уже начиналась не одна ссора, но на сей раз смысл был другим.

— Я не о том, чем все закончится, — поспешила добавить я. — Я имею в виду то, чем мы жертвуем в процессе. Ты нарушаешь закон, подвергая опасности и себя, и семью, терпишь столько сложностей, когда даже прикоснуться трудно, а в итоге… — на одном дыхании выпалила я и остановилась, чтобы перевести дух.

— Белла, мы с самого начала знали, что будет непросто, и, по-моему, хорошо справляемся. Если и говорить о жертвах, то куда больше их несешь ты.

— Да, я и об этом тоже.

Нечестно, подло. Как последняя лживая дрянь, я знала, на что нужно надавить. Эдвард промолчал, и я почувствовала, как он замер, будто застыл камнем. Сглотнув колючий ком в горле, я заставила себя посмотреть на него. Он не хмурился, его лицо скорее выглядело озадаченным.

— Разве любовь должна быть жертвой? — прошептала я, боясь, что голос мне изменит. — Что, если Розали права, и, очнувшись однажды, мы пожалеем о цене, которую заплатили. Я хочу сказать, не слишком ли она высока? И ради чего все это?

Я ждала его ответа, молясь, чтобы он возразил, и с ужасом понимая, что тогда мне придется сказать нечто еще более жестокое, чтобы он поверил.

— Ты так считаешь? — хрипло переспросил Эдвард.

— А ты?

Какое-то время он молчал, всматриваясь в мое лицо, а потом опустил взгляд, словно лезвие гильотины, сверкнув, рухнуло вниз. Я вздрогнула, едва помня, как дышать, до боли кусая губу, чтобы не начать переубеждать его, просить прощения или ругать, что он смог так легко согласиться.

Мы долго сидели в тишине, а потом снова говорили, тихо и спокойно, как переговариваются люди на похоронах, будто, повысь они голос, и почивший лишится покоя. Обсуждали всю ситуацию, словно речь шла совсем не о нас, вспоминали, как все начиналось, а потом я просто плакала в его объятиях, делая вид, что все еще имею на это право. Утром он ушел, как всегда, поцеловав меня на прощание. И я его не остановила.

* * *

Выследить его было несложно. Он был не слишком юн и научился прибирать за собой, так что людям не удавалось связать все подозрительные смерти воедино. Однако для хладного присутствие в городе сородича не бывало тайной, даже если это такой крупный город, как Сиэтл.

Высокий, худой, в одежде панка, с цепями и пирсингом, сохранившимся из прошлой жизни. Я настиг его в разгар охоты. Девушка, которую он преследовал, сбежала, вознося благодарности Богу и ангелам. Знала бы она, сколь сильно заблуждалась.

— Я уйду, — закричал он, когда его плечо заскрежетало от разрыва тканей, под моим коленом хрустнули позвонки. — Забирай город. Рыбы в море много, не стоит враждовать из-за нее.

Он решил, что я претендую на облюбованную им территорию, но мне нужно было не это.

— Встречал его? — спокойно спросил я, открывая пакет для улик, где лежал кусок материи, хранивший ненавистный мне запах. Он его не узнал.

— Это парень? Ты его ищешь? Я могу расспросить, я помогу.

Ложь. Что люди, что хладные — скажут что угодно, спасая свои жизни. Закрыв пакет, я убрал его во внутренний карман.

— Ты знаешь что-нибудь о Белле Свон?

— Пропавшая девчонка? — Тоже мимо, перед его глазами мелькали лица других девушек, блондинки, брюнетки, но Беллы среди них не было, он слышал сообщения о ее пропаже, видел ее фото, развешанные по городу, но это все. — Видел по телеку. Больше ничего не знаю, чувак, клянусь! Она была твоей? Я чужого не беру. Какая разница, одна или другая? Забирай ту, что сбежала сегодня.

Я поднял его руку выше, связки в плече порвались, сустав громко хрустнул. Панк завопил.

— Я не убивал ее! Вообще ее не видел!

— Я тебе верю.

«Спасен», — пронеслось в его голове, он тихо заскулил от радости.

Я сделал это быстро. Если отсечь голову, почувствовать, что горишь, почти не успеваешь. Тела хладных горят лучше бумаги, даже под дождем, разве что дыма больше. Еще один ложный след.

«Не могла представить тебя, отнимающего невинные жизни»

— Он не был невинным. На его счету не одна загубленная душа.

И любая из них могла быть Беллой для кого-то.

«Не стоит судить человека по его худшим поступкам».

— Но мы ведь не о человеке говорим. Значение имеет только выбор, верно? Он свой сделал. К тому же так мы сужаем круг подозреваемых.

Интересно, что она ответила бы на это? Я ни разу не спросил ее, что она думает об убийстве Джеймса. То была вынужденная мера, и мне казалось, она с этим согласна. Что бы она сказала, если бы я спросил? Мы провели вместе так мало времени, я не задал ей очень много вопросов, и оттого ее образ перед моими глазами все чаще хранил молчание, когда я пытался представить ее рядом.

Так странно, когда мы были порознь, я, как и сейчас, не мог говорить с ней, не мог видеть ее, но знание, что где-то далеко она просто существует под тем же небом, что и я, наполняло мир смыслом. Сейчас же я чувствовал пустоту в каждом дне. Там, где раньше была Белла, теперь зияла только космическая темнота, где никто не услышит и не отзовется.

Телефон все не умолкал. Не раз я думал выбросить его, но так этого и не сделал, решив, что мне может пригодиться способ связи с Чарли Своном. Я не сказал ему, что нашел в своем доме, решив отсрочить это до тех пор, пока не найду убийцу и не узнаю, что он сделал с телом. Файлы, которые Джасперу удалось восстановить на компьютере Беллы, не дали новой информации, там были просто таблицы, показывающие содержание белков, углеводов, микроэлементов в разных продуктах, вероятно, для Фила, и таблицы с цифрами — ряды чисел в арифметической и геометрической прогрессии, с шагом в один-и-один, один-и-два, один-тридцать-три, один-и-пять, один-и-шесть и так далее до шести. Имели они отношение к ее отъезду или нет, я не понимал, что они могут значить.

Запах хладного по-прежнему оставался единственной нитью, ведущей к ответам. За хладными всегда тянется кровавый след, нераскрытые убийства, исчезновения людей. Если где-то в Вашингтоне пропадали люди, полиция узнавала об этом первая. Благодаря Чарли, еще до того, как пропавший объявлялся в розыск, у меня было имя и место, где, возможно, я мог бы найти след. Это было эффективнее, чем подслушивать их переговоры.

Мне попалось несколько кочевников и только один пытавшийся осесть на месте хладный. Теперь надо было решить, куда двигаться после Вашингтона, но за время поисков я не нашел новых зацепок. Кем бы он ни был, хладный, побывавший в нашем доме, словно провалился сквозь землю, нигде не наследил, никто не встречал его, никому не был знаком его запах.

Я заметил ее присутствие раньше, чем она вышла из-за угла. Большой зонт скрывал лицо, но мне не нужно было его видеть, чтобы узнать ее.

— Зачем ты здесь, Элис?

— Потому что ты должен кое-что знать.

Образы в ее памяти заставили меня ошеломленно застыть, хотя я думал, что утратил способность удивляться.

— Так это была ты.

* * *

В моменты, когда меня накрывала удушающая паника, я вспоминала последние слова Элис перед тем, как она уехала. Это помогало, я доверяла ей и верила, что все идет своим чередом, все будет в порядке.

В то время Карлайл и Эсми уже покинули город, закончив все свои дела здесь. Я плакала, прощаясь с Эсми, хотя ее объятия, как всегда, были чересчур крепкими, мне было грустно, когда она отстранилась. Она так и не научилась определять нужное количество силы или всему виной переизбыток чувств, но я знала, что в ее жестах кроется любовь и грусть расставания, а уж точно не желание навредить мне. Я действительно полюбила ее и теперь наконец могла посмотреть ей в глаза, хотя бы на прощание.

Розали и Эмметт уехали намного раньше, поступив в колледж, так что в Форксе кроме Эдварда оставались только Элис и Джаспер. Когда под окном остановился черный мерседес, я уже знала, что это не визит вежливости. Сбежав по ступеням, я оказалась в твердых объятьях Элис. Джаспер вышел из машины, но остался стоять у водительской двери. Мы долго молчали, почти все уже было сказано.

— Элис…

— Я буду так скучать по тебе! — прошептала она.

— Я тоже.

— Эдвард запретил мне связываться с тобой и смотреть твое будущее, но послушай меня внимательно, — отстранившись, она взяла меня за руки, серьезно глядя в глаза. — Все будет хорошо, у вас обоих. Ты поступаешь правильно, — убежденно проговорила она.

— Спасибо, Элис. Присмотри за ним.

— Конечно.

Джаспер улыбнулся мне на прощание, и они уехали.

Ох, Элис, если ты знала, что это произойдет, почему не сказала мне? Я планировала потребовать от нее объяснений первым делом, как только она появится, в чем я не сомневалась.

Закрыв гаражную дверь, я подошла к кузову, откинула толстый брезент. Дождь щедро залил его, но коробки и большая сумка-холодильник были почти сухими. В последнее время понятие тяжести вещей претерпело для меня изменения, но на всякий случай я не брала больше одной коробки за раз. Было темно, а выключатель издавал только холостые щелчки, не добавляя света. Видела я теперь лучше, чем прежде, но спускаться в темноте по лестнице не решилась. Человек не может получить все сразу, и я продолжала спотыкаться на каждом шагу.

Найдя в бардачке фонарик, я стала осматривать стены в надежде, что человеческие привычки Калленов взяли верх и они не расположили рубильники где-то, куда может дойти только ловкое и безупречно видящее в темноте существо. Найдя щиток, я мысленно поблагодарила Чарли, научившего меня понимать, что именно нужно искать.

— Пожалуйста, пожалуйста, — бормотала я, переключая автоматы.

Раздался еще один щелчок, и ток загудел в проводах, вызвав у меня облегченный вздох. Без электричества мне пришлось бы туго.

Теперь нужно было спуститься в подвальную часть гаража и перенести коробки в дом. Очень осторожно, по одной ступеньке за раз. Пройдя по подземному коридору, я остановилась, заметив, что больше не слышу дождя. Возможно, он закончился, но, странное дело, я не слышала и ничего другого. После того, как обострился слух, я успела почти забыть, как звучит тишина. Должно быть, эта часть дома была очень старой. В здешних лесах бродило много существ с острым слухом, если я не слышу, что происходит снаружи, может быть, и они не смогут услышать меня?

Повернув ключ в замке последней двери на моем пути, я вошла в кухню. Мраморную столешницу покрывал слой пыли, но комната, как и раньше, выглядела гостеприимно. Оставив коробку на кухонном столе, я включила в розетку холодильник, он ответил тихим мурчанием, оживая.

Не удержавшись, я прошла в гостиную, желая просто посмотреть на нее, почти ожидая увидеть в ней знакомые лица. В последний раз я была здесь за пару дней до отъезда Эдварда, он еще не успел накрыть мягкую мебель чехлами, но уже тогда странная тишина, порядок и безлюдность придавала дому нежилой вид, словно картинка из каталога. Это место было наполнено призраками и воспоминаниями. Можно ли где-либо ощутить себя более одиноким, чем в месте, в котором прежде звучали смех и голоса близких, а теперь стояла мертвая тишина, словно в мавзолее?

Я включила радио на кухне, убавив звук до минимума, лишь бы слышать едва различимое бормотание, создающее иллюзию, что в доме кто-то есть. Дождь снаружи был достаточно сильным, чтобы за его шумом даже оборотни не услышали тихие голоса из динамика.

Элис говорила, что все будет в порядке, она смотрела наше будущее, и в нем все складывалось благополучно. Я не нашла ответа, почему она не рассказала мне, что именно произойдет, и первое время очень злилась на нее, но чем дальше, тем меньше значила моя злость и ее мотивы, теперь я прислушивалась к любому шуму снаружи, надеясь услышать шуршание шин на подъездной дорожке, готовая простить ей все, что она натворила, и даже все, что она совершит когда-нибудь в будущем, лишь бы она или, на что я даже боялась надеяться, Эдвард оказались здесь.

Этого так и не произошло, а со временем я убедила себя, что это даже к лучшему.

Для Элис мир был не таким, как для остальных. Другие знали только одну действительность — ту, что видели перед глазами, и они осознавали себя во времени, имея четкие границы между тем, что есть, тем, что было, и тем, что не случалось. Сознание же Элис существовало сразу в нескольких временах и пространствах. Порой ей было сложно определить, какой момент соответствует слову «сейчас», и в каком варианте развития событий она находится. Как-то раз она купила луковицы тюльпанов, но так и не посадила их, потому что уже видела, как они растут, как распускаются бутоны, какой испускают аромат. Уже прожив эти моменты, Элис не видела смысла в их повторении. Она всегда заранее знала, если Джаспер планировал сделать ей подарок, и радость от его получения тоже проживала заранее, так что в момент вручения Джаспер испытывал некоторое разочарование, но не сдавался, предпринимая все новые попытки сделать что-то непредсказуемое. Многие разговоры Элис с другими членами семьи так и не состоялись ни для кого, кроме самой Элис. В зависимости от того, что она видела, она могла неожиданно обнять кого-то из них или вдруг обидеться без видимой причины. Поначалу это сбивало Калленов с толку, но потом, во многом благодаря терпеливым пояснениям Эдварда, все привыкли.

Эта семья приняла и полюбила ее, даже не до конца ее понимая, как ни старались они с Эдвардом им объяснить, но ведь это не так уж важно. Ее любили несмотря на ее причуды. А она любила их. Элис научилась использовать свой дар на благо семьи. Одним глазом просматривать ближайшее будущее уже вошло у нее в привычку, бывало сложно уследить за всеми, проверить все варианты, найти решение, но это приносило свои плоды. Она всегда заранее знала, если им грозили неприятности, или кто-то совершал ошибку, и могла защитить свою семью.

Дополнительным бонусом стал заработок на бирже, позволяющий не беспокоиться о деньгах. У всех Калленов были свои источники доходов, и они в этом не нуждались, но счет постепенно рос, хотя никто, кроме нее и Джаспера, им и не пользовался. Пусть будет, когда-нибудь пригодится.

Видение возникло неожиданно, само по себе, застав Элис посреди дороги. Раньше, опасаясь подобного, она избегала самостоятельно водить машину, но в последнее время это случалось редко, и ей казалось, что она научилась достаточно управлять ими.

Обычно это не было проблемой, она могла смотреть в будущее и в то же время делать что-то другое, идти по улице, развешивать одежду в шкафу, но, когда видение приходило внезапно, дело обстояло по-другому. Не будучи готовой, она погружалась в него и словно отсутствовала в настоящем.

Краем сознания, Элис почувствовала, что руль в ее руках немного двинулся — это Джаспер перехватил у нее управление машиной, следя, чтобы они не выехали на встречную полосу.

Перед ее глазами была девушка, она вешала игрушки на елку в холле их дома. Элис было незнакомо ее лицо, но, когда та обернулась, Элис словно узнала ее. Элис любила ее. Подобное уже происходило, именно так она увидела Джаспера и семью Калленов, которой, судя по золотистой радужке глаз девушки, предстояло пополниться новым членом. Элис не сразу заметила, что девушка была не одна в комнате. Розали составляла композицию на камине из еловых ветвей, свечей и игрушек, Эмметт вешал омелу. Эдвард принес коробку, сняв крышку, он показал содержимое Эсми, руководящей процессом. Она отправила его вместе с коробкой к елке. Как только Эдвард посмотрел в направлении незнакомки, Элис стало понятно, кому они обязаны этим пополнением семейства.

Видение развеялось, но от него осталось ощущение радости и предвкушения праздника.

— Увидела что-то хорошее? — улыбаясь спросил Джаспер, убирая с руля руку.

— Очень хорошее!

Теперь нужно было найти ее, выяснить, как она вошла в их семью. Задача была непростая. Элис еще не встречала ее, а это значит, ей предстояло искать свою будущую сестру, прочесывая свое будущее и будущее других членов семьи, всех его вариантов, доступных ее взору. Девушка могла появиться завтра, а могла — через сотню лет. Внезапно пришедшее видение не давало подсказок о временном отрезке, в котором стоит искать, а сама картинка время от времени бледнела или распадалась на осколки, как любое событие, чьи шансы произойти колебались от несбыточного до предрешенного.

Элис пыталась сосредоточиться на будущем Эдварда, ища там важные события, способные значительно повлиять на него, но к ней настойчиво приходили только картинки его рутинных дней в школе. В жизни Эдварда вообще мало что случалось, он был, вероятно, самым скучным и самым скучающим бессмертным, что только доводилось встречать Элис. И оттого ее стремление помочь ему обрести пару только росло. Быть может, хотя бы это его расшевелит.

Ответ нашелся, когда она его не искала. Среднюю школу Форкса ожидало внезапное пополнение — к шерифу приезжала его дочь, какое-никакое, а событие. Привычно просматривая ближайшее будущее, Элис остановила взгляд на этой новой девочке. Она разговаривала с Джессикой Стэнли в столовой. Обернувшись, она посмотрела в сторону их столика в углу, и видения об Эдварде в школе обрели совсем иной смысл. Вот только выглядела девушка неправильно, ее глаза были карими, кожа, хоть и бледная — слишком розовой, а сама девушка была слишком смертной.

Элис смотрела, что произойдет дальше, раздумывая, насколько велика вероятность, что девушка смертельно больна, и этот противник обращений решит, что бессмертие — благо, а не зло. Но с Эдвардом просто не бывает. Она видела их постепенное сближение, видела, что Эдвард даже мог целовать ее, держа под контролем и силу, и жажду. Его кожа сверкала на солнце, но девушку это не удивляло. Как много она знала?

Снова возникла картинка, как девушка украшает елку в холле. Шарик выскользнул из ее рук, и Элис поймала его на пути к полу.

— Спасибо, Элис, — смущенно сказала она. Ее щеки порозовели, а у глаз, когда она улыбнулась, собрались морщинки, которых точно не было в ее первый день в школе. В прическе серебрились белые нити седины.

Серьезно? Он позволит ей состариться и умереть? Элис не могла с этим согласиться. Эта девушка должна была стать важной частью жизни Элис, она не собиралась смотреть, как та медленно угасает.

Видение распалось на новые вероятные исходы. Школьная столовая, но теперь за их столом нет Эдварда; снова холл их дома, но девушка — уже хладная; Эдвард у надгробного камня с именем Изабелла Свон; выпускной, и снова Эдварда рядом нет, Элис провожает девушку грустным взглядом; Эдвард в ее комнате укрывает ее одеялом, прежде чем лечь рядом; красные пятна покрывают его руки, они пачкают ее лицо, когда он пытает убрать с него волосы, карие глаза слепо смотрят в пустоту. Элис вскрикнула, возвращаясь в настоящее. Подтянув колени к груди, она раскачивалась взад-вперед, твердя, что это не случилось, этого не было. Картинки все кружились у нее перед глазами, показывая, что от решения, которое ей сейчас предстоит принять, зависит исход всей истории. Она не скажет Эдварду, не раньше, чем он полюбит ее. А что делать дальше, она решит позже.

Элис примет еще не одно непростое решение, вмешиваясь в судьбу этих двоих. Видит Бог, она пыталась действовать открыто, убедить Эдварда, показывая ему сколь недолог будет век его любимой, уговаривая, крича и ругаясь, но ничего из этого не получалось. В довершение ко всему, он еще и сам решил уйти вместе с ней. Тогда Элис изменила тактику. Она знала, что Белла согласится на обращение, если узнает о планах Эдварда, но узнать она должна не от нее, иначе ей не удастся сыграть свою роль до конца, и Элис устроила этот разговор с Розали, заранее предвидя, что та не упустит возможности высказать Белле все, что она обо всем этом думает, как только они останутся одни. А ведь Розали полагала, что Элис будет зла на нее, даже не заметив, как стала послушной пешкой, специально снабженной нужным знанием.

Белла колебалась, ей было сложно покинуть родителей, она не могла принять мысль, что ей придется разыграть собственную смерть для них, но в конце концов, она пришла к компромиссу, решив, что сможет поддерживать с ними связь на расстоянии, а иногда, может быть, даже навещать, нахваливая навыки пластической хирургии Карлайла.

Видение, в котором Белла навеки застыла в своем юном облике, становилось все четче по мере того, как росло ее отчаяние от понимания, что Эдвард ни за что изменит своего решения.

Оставалась последняя сцена, которую должна была отыграть Элис, а потом — лишь надежда на счастливый финал.

Белла выглядела болезненно, под глазами залегли тени, кожа приобрела какой-то серый оттенок. Ну почему все должно быть так сложно? Чертов Эдвард! Можно ведь было прийти к этому спокойно, воспринять, как счастливую возможность. Вместо этого все обернулось драмой и необходимостью оставить Беллу одну без присмотра, что само по себе было рискованно. Стоило Элис начать сомневаться, как видение покрывалось рябью.

Глубоко вздохнув, Элис прогнала сомнения, она сделает то, что сделать необходимо. В этот момент Белла наконец заговорила, произнеся фразу, которую ждала Элис:

— Он ведь может разлюбить меня? Если я отпущу его, если смогу убедить уйти.

Элис подняла на нее глаза. Белла поддалась так легко, уверенная, что сама пришла к нужным выводам, она совсем не заметила, как ею манипулировали, направляя в нужную сторону. Это укололо Элис сильнее всего — честной и доверчивой, Белле и в голову не пришло ждать от Элис подвоха.

— Если мы не будем вместе, рано или поздно чувства ведь притупятся, — тем временем продолжила Белла, пока Элис искала в себе силы ответить.

Элис снова вздохнула. Она знала, что должна сказать.

— Для хладного все не так просто. Люди переменчивы, вы, как вода — если бросить камень, пойдут круги, но вскоре гладь снова станет ровной. Вы принимаете изменения и учитесь жить с ними дальше. А хладные, мы ведь и сами, словно камень, мы застыли и почти не меняемся. Если чему-то и удается изменить нас, это остается с нами навсегда.

— Время сглаживает даже камень.

— Очень медленно.

— Но это все-таки возможно? Если пройдут годы, он ведь сможет привыкнуть, что меня нет с ним? Свыкнуться с этим достаточно, чтобы, когда я умру, боль была терпимой.

— Ты должна принять решение, чтобы я могла увидеть результат.

— Я приняла, — тихо ответила Белла, быстрым решительным движением смахивая слезу со щеки. — Просто скажи мне, что он будет жить.

Перед глазами Элис Эдвард обнимал Беллу, что-то шепча ей на ухо. Засмеявшись, она освободилась из его объятий и убежала, не оставляя следов на снегу. Он дал ей фору в несколько секунд, прежде чем пуститься следом.

— Будет. Он проживет еще очень долго.

— Он будет счастлив?

— Да, — улыбнулась Элис, умолчав о главном. — В конечном итоге будет.

— Хорошо.

Белла вздохнула, расправляя плечи. Она больше ничего не спросила, ни каким будет ее будущее, ни будет ли счастлива она. Элис едва сдержала нелестные эпитеты, рвавшиеся с языка, в адрес их обоих.

— Но он не поверит тебе, если ты вдруг скажешь, что больше не любишь его, — вместо этого сказала она.

— Мне бы в любом случае не удалось его обмануть, — грустно улыбнулась Белла.

* * *

Это не понадобилось. Куда более эффективно было сказать правду, которую мы старались не замечать. Было множество причин, почему нам нельзя быть вместе, и только одна, почему мы их игнорировали. Не понимая, как жестоко поступает с ней человек, которому она доверяет, Белла произнесла вслух то, о чем мы молчали, и отрицать существование слона в комнате стало невозможно. Мы были марионетками в руках Элис, и я, как последний глупец, послушно станцевал под ее дудку.

— Ты солгала. Ты не имела права!

— Это ты не имел права! — закричала Элис. — С чего ты взял, что можешь решать за всех? Ты — не единственный, кто любил ее! Знаешь, каким было ваше будущее? Знаешь, сколько его вариантов я видела? И всегда, всегда она умирала слишком рано. Попадала под колеса машины, ударялась головой, тонула, задыхалась от аллергии. И даже если мы предотвращали все это, следя за ней каждую секунду, в конце ее забирал чертов рак! Я столько раз видела ее смерть и твое горе. И да, я нашла вариант, где у вас было будущее.

— Какое будущее Элис? Это будущее?

— Все не должно было быть так! Ты бы вернулся. Я видела это. Ты бы не выдержал, вернулся, поняв, что не можешь быть вдали от нее, и согласился бы на все, обратил ее. Ты бы понял, что это наилучший путь для вас. Я, — Элис вдруг поникла, весь огонь покинул ее. — Я не знаю, что я не учла, — выдохнула она. — Я видела тот твой звонок мне. Это был первый шаг, ты тогда еще даже не понял, что уже сдался, но ее уже не было. Я ошиблась.

Это слово резануло слух.

— Ошиблась, — прошипел я. — Ты так это называешь?

Шея Элис была тонкой, как у ребенка, мои пальцы почти смыкались на ее позвоночнике. Сдавливая, я почувствовал, когда воздух перестал проходить через ее горло. Зонт упал на землю и отлетел в сторону, подхваченный ветром, по бледному лицу Элис заструились капли. Она не пыталась сопротивляться, безвольной куклой вися в моих руках. Перед ее глазами возникло лицо Джаспера, она прощалась с ним. Я понял, она пришла именно за этим, получить искупление, и одновременно с этим пришло и осознание того, что я делаю. Я был виноват не меньше, и искупления мы не заслуживали.

— Нет, — почти ровно проговорил я. — Я не убью тебя. Ты проживешь долгую жизнь, помня, что ты сделала.

Я отпустил ее, и она упала на колени, содрогаясь от бесслезных рыданий. Хладные не могут плакать, мы лишены этой человеческой привилегии. Наша печаль навсегда остается внутри.

— Дом все еще стоит там, можешь пойти и насладиться результатами своей заботы.

Я ушел, оставив ее там. Испытываемое ей чувство вины и потери не вызывало во мне сочувствия, но, в то же время, и громкие всхлипы не приносили удовлетворения. Элис думала, что ей станет легче, если она сознается, бросив ей последние слова, я ожидал, что почувствую что-то, причинив ей боль. Но мы оба ошиблись, это ничего не изменило. Все это просто не имело значения.

* * *

Розали и Эмметт покидали дом. По официальной версии они были старшими в семье Калленов, и им предстояло уехать в колледж. Они собирались приезжать на каникулы и на праздники, но Эсми продолжала грустно вздыхать время от времени. Она говорила, что годы, когда они все могут жить вместе, всегда пролетают слишком быстро.

Пользуясь редкой ясной погодой, Каллены устроили прощальный вечер на улице, рассевшись на бревнах вокруг большого костра. Конечно, было глупо ожидать от клана хладных вечеринку, как у обычных выпускников, или семейный ужин, особенно учитывая их диету, но лесной пожар, как способ проститься с домом, все же был странным выбором, а учитывая размер устроенного Эмметтом костра, именно этим все могло закончиться. Видимо, разделяя мои опасения, Джаспер сложил рядом с собой пару огнетушителей и лопату.

Розали сидела, обнимая Эсми, положив голову ей на плечо. Эмметт устроился у ее ног, время от времени вставая, чтобы подбросить дров в свой костер. Элис что-то рисовала в блокноте. Некоторые тихо переговаривались, другие — просто смотрели на огонь или на звезды. У этих посиделок не было другой цели, кроме как побыть всем вместе, одной семьей, и странным образом, я тоже чувствовала себя частью этого, а не приглашенной гостьей. Каллены часто повторяли, что я — часть семьи, и я знала, что это говорилось искренне. Мне было жаль прощаться с Эмметтом, за короткое время мы с ним подружились, хотя его шутки порой и бывали на грани приличий.

— Не холодно? — спросил Эдвард, поправляя плед на моих плечах.

Улыбнувшись, я покачала головой. Мне было хорошо. Запах костра смешивался с ночной свежестью леса, действуя одновременно бодряще и умиротворяюще. Жар огня волнами достигал моего лица, отчего горели щеки. Прижавшись к Эдварду, я смотрела, как поднимаются к небу искры, угасая в темноте. Эдвард улыбался, уж не знаю, своим мыслям или тому, что слышал от других, время от времени целуя мои волосы.

— Эмметт, не надо, — попросила Эсми, когда здоровяк снова потянулся за поленьями. — Посиди спокойно.

— В чем смысл едва теплящегося огня?

— Не спалить свою семью на прощание? — предположил Джаспер.

— Боишься?

— А ты боишься темноты?

— Уверен кое-кого я бы напугать мог, — ухмыльнулся он мне.

— Поверю на слово.

— А если серьезно, Белла, ты боишься чего-нибудь? Темноты или там пауков? Или пауков в темноте?

— Если бы и боялась, Эмметт, ты был бы последним человеком на земле, кому я об этом сказала бы.

Элис засмеялась, даже уголки губ Розали приподнялись.

— Почему? Могла бы рассказать нам, что тебя напугало когда-то. По мне так обстановка самая располагающая.

— Хочешь страшилку, Эмметт? — спросил Эдвард. — Я знаю, что тебя напугает.

— Так, стоп. Телепаты не допускаются.

— До чего не допускаются?

— Устроим конкурс на самую страшную историю. Джаспер объявит победителя.

Взяв у Элис блокнот, он вырвал листок, разорвав его на несколько частей.

— Это зачем?

— Определять очередность.

Эмметт протянул карандаш Эсми, выжидательно смотря на ее доброе лицо. Ухмыльнувшись, она взяла протянутый лист и карандаш. Быстро что-то нацарапав, она сложила бумажку и бросила в подставленную кепку Эмметта.

— Йе! — воскликнул он, словно это значило единогласное одобрение его затеи.

— Роуз?

Розали раздумывала некоторое время, прежде чем ответить.

— Напиши за меня «Призрак невесты».

Каллены переглянулись, но промолчали.

— Уверена, детка?

— Да, — я могла поклясться, что взгляд Розали остановился на мне, когда она ответила ему.

Эмметт обошел всех по кругу, и остановился возле нас с Эдвардом, предлагая карандаш мне.

— Я не знаю страшных историй.

— Ты не была скаутом?

— Это я-то?

— Согласен, глупость ляпнул, — засмеялся Эмметт. — Ну, тогда, тебе тянуть. Выбирай первую историю.

Взяв из бейсболки аккуратно сложенный листок, я развернула его. По диагонали убористым почерком было написано два слова:

— «Бессмертные младенцы».

— Это мое, — отозвался Карлайл.

— Ох, ненавижу эту историю, — поежилась Розали, словно ей стало холодно.

— Я подумал, она достаточно страшная, и Белле полезно будет послушать.

— Почему?

Мне ответил Эдвард:

— Это реальная история, своего рода причина издания одного из основных законов хладных.

— Оу.

— Все наши истории реальные, — возразил Эмметт.

— Кроме твоей, — улыбнулась Элис.

— Снежный человек существует, ясно? Я сам видел.

— Это был гризли, Эмметт.

— Гризли так не пахнут.

— Ты после охоты и не так пахнешь.

— А ты поменьше меня нюхай, а то Джаспер заревнует, — парировал он, подергивая бровями.

— Эмметт, сядь уже, — попросила Эсми.

— Уже, — ответил он со своего места рядом с Розали.

Карлайл немного помолчал, сцепив пальцы в замок, и начал свой рассказ, глядя на огонь.

— Если кратко, закон запрещает превращать в хладных детей. Раньше было распространенным явлением наличие в кланах или у пар бессмертного ребенка, едва вышедшего из младенческого возраста. Хладные не взрослеют, и такие дети навсегда оставались очаровательными малышами на радость их создателям. Но за красивой картинкой таилась другая сторона. Сторона, которую не хотели замечать родители, пока все не вышло из-под контроля.

Обратить ребенка очень сложно, у них мало крови, сердцебиение учащенное, находились и ценители вкуса детской крови, утверждающие, что младенец, питающийся молоком матери — удивительный деликатес, рядом с которым меркнет кровь взрослых. Все это в дополнение к очевидной уязвимости организма ребенка делало шансы малыша пережить обращение очень призрачными, и прежде чем создатель достигал желанного результата, он терпел множество неудач.

С точки зрения гуманности, звучит чудовищно, но сотни мертвых младенцев Вольтури не интересовали. К запрету привели последствия успешных обращений.

Как не стареет тело хладных, так и наш разум не подвержен взрослению, поэтому дети, обращенные столь рано, не успевшие усвоить, что не все их желания должны исполняться, не понимающие отказа и правил, не имеющие представления о морали и самоконтроле, становились неуправляемыми. Даже сытый хладный может чувствовать жажду, находясь рядом с человеком, бессмертные младенцы не способны были понять, почему нужно отказывать себе в удовольствии вонзить зубы в человека, если тот приятно пахнет.

Один младенец мог за ночь перебить небольшой город, считая это игрой. Они не поддавались ни воспитанию, ни ограничениям, как любые дети, требуя свое плачем и криками, разрывая сердце своим бессмертным родителям, и те давали им то, что они хотели, однако скрыть следы такой резни не так уж просто, и людей объял страх.

Когда проблему больше нельзя было игнорировать, Вольтури вмешались. Самый главный закон бессмертных — во что бы то ни стало сохранить существование нашего вида в тайне от людей. Каждый клан был оповещен о решении правящей семьи — бессмертные младенцы должны быть уничтожены. Некоторые согласились, превыше всего остального ценя свою жизнь, или понимая, что не могут справиться с проблемой иначе, кланы отдавали своих детей карательному отряду, будучи неспособными совершить необходимое самостоятельно. Однако другие ослушались. Некоторые пустились в бега, другие — объединились, чтобы противостоять Вольтури. Им это не понравилось, и помимо детей, было приказано уничтожить всех, кто станет защищать их, или ослушается приказа.

Аро много веков коллекционировал таланты в своем замке, и уже тогда его клан обладал многими средствами для исполнения его воли. Никто не мог спрятаться от них, и ни у кого не было шанса одержать победу в сражении. Потребовалось много времени, чтобы отследить каждое бессмертное дитя и их защитников, но приказ был исполнен. Эта охота унесла больше жизней хладных, чем все межклановые войны, известные истории, поэтому ее часто называют чумой нашего мира.

Мы знаем, что основательница клана Денали тоже стала жертвой этой чумы. Другие члены семьи не знали, что она создала бессмертного младенца, вплоть до прихода Вольтури, именно это спасло их. Похоже, ей удавалось обуздывать жажду этого ребенка, иначе, не знаю, как о его существовании могло быть неизвестно хладным, живущим столь близко, но закон не предусматривал исключений. С прибытием карательного отряда, она сама вышла им навстречу, вынесла младенца, и, получив заверения, что других ее детей не тронут, взошла на костер вместе с ним.

Голос Карлайла затих, но никто не заговорил после него. Полено в середине костра треснуло, выпустив в воздух сноп горящих искр, и в них мне вдруг почудился силуэт ребенка.

— Бу! — прозвучало у меня над ухом.

Вскрикнув, я подскочила под смех остальных.

— Эмметт! Господи!

— Слово страхометру, — прогудел он.

— Я бы сказал, семь из десяти, — смеясь ответил Джаспер. — Но твое «Бу» за историю не считается.

— Это не ради победы, просто душа требовала.

— Я не буду по тебе скучать, Эмметт, — объявила я, крепче прижимаясь к Эдварду.

Театрально схватившись за сердце, Эмметт рухнул на землю. Эдвард не смеялся, его лицо застыло, он раздумывал о чем-то. Видимо, почувствовав, что я смотрю на него, он повернул голову, но не встретился со мной взглядом, вместо этого положив подбородок мне на макушку, потер ладонью мое плечо, согревая.

— Зачем они это делали? — решилась спросить я — Обращали детей.

— Кто знает? — ответил Карлайл — Может быть, сначала это была случайность или эксперимент.

— А может быть, ими двигало отчаянье, — проговорила Розали, она говорила тихо, не отводя взгляда от огня, но в тишине ее голос звучал очень ясно. — Хладные не могут иметь детей. Единственная семья, которая у нас может быть — это клан, но немногим везет, как нам. Может быть, видя смертных матерей, они горевали об утраченном, и тоска о невозможном становилась столь сильной, что они решили отнять дитя у родной матери, чтобы любить этого ребенка, как собственного. Поэтому они шли на смерть, защищая своих бессмертных младенцев.

Я почувствовала, как напрягся Эдвард рядом со мной, и незаметно погладила его по спине. Коротко вздохнув, он коснулся губами моего лба. Я закрыла глаза, уткнувшись носом ему в шею. Жар костра спал и ночная прохлада подбиралась все ближе к нам из леса, но мне было тепло. Странным образом рядом с Эдвардом я не мерзла. Каллены притихли, и самым громким звуком поблизости было потрескивание поленьев в костре. Да, история была страшная, но грусти в ней куда больше. И мурашки, бежавшие у меня по спине возникли скорее не от самой истории, а от слов Розали. Это звучало, словно она оправдывала тех несчастных хладных. Я невольно задумалась, хотела ли она сама когда-либо создать такого ребенка. Украдкой бросив взгляд в ее сторону, я увидела, что Эмметт снова сидит рядом с ней, привалившись спиной к ее ногам.

Мой переезд завершился очень быстро, вещей с собой у меня было немного, и распаковывать их я не собиралась, решив держать сумку собранной. Большая часть того, что я привезла, осталась в кухне, заняв свои места на полках.

В гостиной царил непривычный полумрак из-за панелей, закрывающих прозрачную стену, но делающих это место безопаснее. Я положила на стеклянный столик несколько журналов со статьями Энтони Мейсона, которые мне удалось раздобыть, погладила потрепанную обложку. У меня не было никаких оснований полагать, что под именем доктора Мейсона статьи писал Эдвард, кроме ощущения, возникшего, когда я прочла первые строки самой первой попавшейся мне заметки, словно ее слова нашептывал мне его голос. Построение предложений, редкие вводные обороты, какая-то особенная неторопливость изложения, его ритм, все это было так знакомо. Я перечитала статью трижды, но это ощущение не пропало, даже выучив тексты наизусть, я всякий раз брала журнал в руки и скользила взглядом по строкам, стараясь расслышать знакомую взрослую серьезность, появлявшуюся в его голосе, когда он что-то объяснял.

Я перевернула страницу, и этот звук эхом отразился от стен. Интересно, эта комната всегда была такой большой? В ней бы поместился весь дом Чарли. Я словно оказалась ночью в пустом музее. Эдвард ясно дал понять, что дом в моем распоряжении, но почувствовать себя здесь дома я могла лишь в его комнате. Поднимаясь по лестнице, я раздумывала, как вышло, что, отказываясь от подарков, я позволила ему всучить мне целый дом, даже не заметив этого.

Стеллаж с дисками и пластинками во всю стену, рабочий стол, большая кровать и прозрачная стена с видом на реку, все было как раньше, не хватало только главного.

Присев на золотистое покрывало, я слушала, как разбиваются капли о крышу, стучат в стекло, шуршат листвой деревьев, создавая почти музыкальную гармонию. С трудом верилось, что дождь так сильно раздражал меня раньше, он служил аккомпанементом столь многим мгновениям в моей памяти, что стал неотъемлемой их частью.

Стук капель по крыше заглушал звук нашего тяжелого дыхания и мягких поцелуев. Я почти научилась любить вечный дождь за окном, ставший нашим сообщником. Технически, я не обманывала отца, да и ничего предосудительного мы не делали, но меня не покидало чувство, что время, когда мы можем побыть вдвоем, строго отмерено кем-то, а эти моменты — украдены. И я тянулась к нему снова, касаясь пальцами лица, теряя голову, упиваясь его дыханием. Большие ладони скользили вверх по спине, заставляя инстинктивно прогнуться под ними, словно я была мягкой глиной в чутких руках умелого гончара, придающих форму. Было так жарко, но прохладное тело, к которому я отчаянно льнула, не помогало унять жар, распаляя его еще больше. Я повернула голову, чтобы глотнуть воздуха, пальцы Эдварда погладили мои плечи, щекоча, убрали в сторону волосы, прежде чем он прижался губами к моей шее, оставляя на ней медленные осторожные поцелуи.

— Белла…

Я знала, что за этим последует, и поспешила прервать его, снова отыскав его губы, запуская пальцы в его волосы. Он сдался почти мгновенно, издав едва слышный стон, вибрацией передавшийся мне, углубил поцелуй, подчиняя и направляя. Это кружило голову не хуже аттракционов в парке Диснея, разливая истому по венам. Я приподнялась на коленях, заставляя его запрокинуть голову, дать мне доступ к его шее, и тут же ощутила его руки на бедрах, но уже не столько обнимающие, сколько удерживающие на месте.

— Погоди, — выдохнул Эдвард.

— Не хочу.

— Белла.

— Люблю тебя.

Мне показалось, что я падаю, и я крепче схватилась за него, едва осознавая, что оказалась вжата в подушки его телом, восхитительно тяжелым и таким знакомым. Я выгнула спину в попытке прижаться к нему сильнее и едва не мурлыкнула от удовольствия ему в губы, почувствовав, как его ладонь скользнула вверх, на талию, задев край майки, коснулась оголенной кожи. На мгновение он замер, а потом резким движением расцепил мои руки у себя на шее. Когда я распахнула глаза, Эдварда уже не было в комнате. Возле окна оседала на пол сорванная с карниза кружевная занавеска. Мне показалось, я слышала сквозь шум дождя громкий звук ломающихся веток на улице. Сбежал.

Тяжело вздохнув, я откинула с лица волосы, закрыла глаза, ожидая, когда сердце перестанет отбивать удары в ушах подобно молоту. Но оно и не думало успокаиваться. Не когда губы саднило от поцелуев, на коже еще горели его прикосновения, а моя постель и даже мои волосы пахли Эдвардом.

С губ сорвался смешок, вслед за которым, впрочем, последовали муки совести. Эдвард говорил мне, постоянно повторял об осторожности, и, будучи в состоянии ясно мыслить, я с ним соглашалась, но проблема была именно в ясности сознания, когда он целовал меня. Вот и сегодня, я даже не помнила, как забралась ему на колени. Разве это так странно — хотеть касаться любимого? В то же время я понимала, что для него все еще сложнее, ведь быть разумным за нас двоих приходится именно ему. Как ему это удавалось, когда я даже свое имя могла вспомнить с трудом, было для меня загадкой и в то же время горькой льдинкой, которую я порой чувствовала где-то внутри. Я знала, что Эдвард любит меня, и моя безопасность была для него главным приоритетом, но тихий голос неуверенности продолжал нашептывать, что, возможно, он просто чувствует иначе. Действую ли я на него так, как он — на меня? Мне было стыдно признаваться в этом даже себе, но моменты, когда его железный контроль давал трещины, проливались бальзамом на душу.

Встав, я подняла с пола занавеску и бросила ее в кресло-качалку. Холодный влажный воздух с улицы приятно холодил пылающие щеки, так некстати напоминая прикосновения Эдварда. Сквозь пелену дождя не видны были даже силуэты деревьев. Если Эдвард и находился где-то там, рассмотреть его оказалось невозможно.

Я оставила окно немного приоткрытым, и долго лежала без сна, не сводя с него глаз, но Эдвард так и не вернулся. Послушай я его, ему не пришлось бы спасаться бегством, он бы, как обычно, обнимал меня, что-то напевая. В расстроенных чувствах я уснула только под утро, вдруг подумав, что моя узкая кровать слишком велика для одного человека.

Одеваясь утром, я заметила пару небольших синяков на руках и долго смотрела на них, пытаясь понять, откуда они взялись. Ушибы и ссадины были моими вечными спутниками, в них не было ничего удивительного, кроме их расположения и формы — тонкие продолговатые пятна чуть выше кисти, так похожие на следы пальцев. Еще один синяк проступил на бедре. Но мне не было больно. Ни на мгновение мне не показалось, что Эдвард применил больше силы, чем следовало. Тряхнув головой, я достала из шкафа кофту с длинным рукавом. Я должна была говорить ему, если что-то не так, таков уговор, но я скорее стану лгуньей, чем сделаю это. Я буду вести себя разумнее, постараюсь следовать правилам, мы будем продвигаться медленно, как раньше, и все будет в порядке.

Не сказать, что я удивилась, увидев за рулем вольво Элис, когда тот остановился на подъездной дорожке, но разочарованный вздох все же вырвался у меня из груди, прежде чем я улыбнулась ей.

— Привет, Элис, — поприветствовала я ее, устраиваясь на переднем сидении. — Знаешь, я могла бы поехать на пикапе.

— Эдвард попросил присмотреть за тобой, — ответила она.

— Он дома?

— Нет, — покачала головой Элис, трогаясь с места. — Звонил. Но не стал объяснять, что происходит. — Она обиженно надула губы. Похоже, Эдвард был не слишком-то вежлив при этом разговоре. — Ты мне тоже не скажешь, — сообщила она.

— Прости. Что он сейчас делает?

— Похоже, бьется головой о скалу где-то в Канаде.

Бедный Эдвард. Я от души сочувствовала ему, но не могла ничего с собой поделать. Я закрыла руками пылающее лицо, но от Элис не скроешься.

— Что? — удивилась она. — Да что произошло? Почему ты смеешься?

Действительно, почему? Бойфренд сбежал от меня посреди ночи в Канаду, потому что я не умею держать себя в руках. Что здесь смешного?

— Потому что я очень плохая подружка, Элис.

Лето — пик туристического сезона на полуострове — подходило к концу, но работы в магазине походного снаряжения Ньютонов было достаточно, чтобы они платили мне за помощь три дня в неделю. Денег выходило немного, но было приятно иметь собственный доход, каждый доллар из которого уходил на счет в банке, где уже несколько лет копились средства на учебу в колледже. Мне бы не удалось обойтись без кредита, но, может быть, я буду выплачивать его всего девятнадцать лет вместо двадцати.

Обычно Эдвард приходил за полчаса-час до конца моей смены пораздражать Майка, часто что-то при этом покупая или просто слоняясь по магазину. Он приносил прибыль и даже привлекал других покупателей, так что Миссис Ньютон неизменно была рада ему, всякий раз предлагая ему чай. Согласился он всего раз. По поручению матери, Майк удалился в подсобку, но когда вернулся с кружкой горячего напитка, Эдвард объявил, что передумал. Они молча сверлили друг друга взглядом.

— Давай я выпью, — предложила я.

— Нет, — как-то слишком резко ответил Майк, он быстро убрал чай подальше от меня, горячая жидкость выплеснулась через край, обжигая его пальцы, зашипев от боли, он поставил кружку и потряс рукой. — Ты не любишь с сахаром, я сделаю тебе другой.

Покраснев до самых кончиков ушей, Ньютон снова скрылся в подсобке. Я вопросительно посмотрела на Эдварда, но он лишь засмеялся.

— Сегодня без конвоя? — спросил Майк, ставя на прилавок коробку с фонарями.

— У Эдварда дела.

— Аа… — он явно хотел отпустить какой-то комментарий, но, наткнувшись на мой взгляд, промолчал. — Подвезти тебя? Не видел твоего пикапа.

Я не успела ответить, вольво остановился перед дверью магазина. Сквозь полупрозрачную тонировку безошибочно угадывался профиль водителя.

— Увидимся, Майк.

— Ага.

Над моей головой прозвенел колокольчик на двери, и я оказалась в руках Эдварда, закрыла глаза, обнимая его в ответ.

— Прости, — прошептал он.

— Я собиралась это сказать.

— Тебе не за что извиняться.

— Ты бы передумал, если бы знал, за что я прошу прощения.

Он отстранился, но, вместо того чтобы поднять на него взгляд, я рассматривала свои ботинки.

— Поехали отсюда, — предложил Эдвард.

Кивнув, я пошла с ним к пассажирской двери. Мы не разговаривали по пути домой и, даже не спеша прогуливаясь по широкой тропе недалеко от моего дома, перебросились всего парой незначительных фраз. Мне нужно было время, и Эдвард не торопил меня, позволяя самой начать разговор.

— Почему ты ушел? — спросила я, когда мы остановились на мостике через ручей.

— Ты знаешь, почему. Я теряю контроль, а этого нельзя допускать.

— Контроль над зверем или контроль над человеком?

Закусив губу, я водила пальцами по влажному дереву перил. Эдвард молчал. Несмело подняв на него взгляд, я увидела, что он хмурится.

— Почему ты спрашиваешь?

— Хочу понять. Я не могу сказать, что осознаю, каково испытывать жажду или обладать такой силой, но есть желания, которые мне понятны. Порой я думаю, чувствуешь ли ты то же.

Он никак не отреагировал, словно застыл, глядя на меня. Провалиться бы! Отвернувшись, я хотела пойти дальше, но он поймал меня за руку.

— Ты сомневаешься, что желанна мне?

Я повернула руку, пытаясь освободить ее, сгорая от стыда, но он не отпустил меня, осторожно потянув на себя, поворачивая к себе лицом.

— А мне казалось, я перед тобой как на ладони. Посмотри на меня, — попросил он, касаясь моего лица, чтобы я подняла голову. — Ты не чувствуешь этого?

Я сглотнула, попав в плен его взгляда, это было похоже на электричество в воздухе перед грозой, от него даже дышать становилось сложнее. Я чувствовала его всякий раз, когда он смотрел на меня.

— Но ты всегда так спокоен.

— О, правда? — улыбнулся он.

— Ну, откуда мне знать? Я ведь, — я всплеснула руками, не сумев подобрать слов. — Просто я.

Эдвард улыбнулся, обнимая меня.

— Что может быть ужаснее, чем просто ты? — пробормотал он, я шлепнула его по плечу и услышала, что он смеется. — Милая, нежная и такая смешная, когда злишься.

Я закатила глаза, заливаясь краской, понимая, что практически напросилась на комплимент от него, но втайне лелея его слова, тягучей карамелью проливающиеся в душу, убеждая меня, что мое чувство взаимно.

— Наверное, мне было бы проще, будь ты некрасивой, — задумчиво проговорил Эдвард. — С горбом, с усами, грубой кожей, косоглазой, возможно.

— Даже так?

— Хотя уверен, даже тогда ты бы осталась самой желанной. Может быть, мне бы даже понравилось, как меня щекотят твои усы.

— С тобой невозможно серьезно разговаривать, — я отстранилась от него, чувствуя дрожащий внутри меня смех.

— Проблема в том, — вздохнув, сказал Эдвард, он держал мою руку, и, когда я поняла, что он закатывает рукав, обнажая синяки от его пальцев, было уже поздно отнимать ее. — Что мои человеческие желания не менее опасны для тебя, чем желания зверя.

Я опустила глаза, следя, как он осторожно накрыл рукой темные пятна на коже, в точности повторяя их контуры.

— Как ты узнал?

— Элис заметила, когда ты потянулась за рюкзаком.

Черт возьми!

— Ты собиралась сказать мне?

Я промолчала, но он сам понял ответ.

— Другие есть?

— Это ведь ерунда!

— Господи, Белла!

— Я же все время сама набиваю синяки.

— Это не то же самое, ты что, не видишь разницы? Прости меня, правда. Я… Проклятье!

Отвернувшись, он вцепился в перила на другой стороне мостика. Казалось, он сломает их. Нужно было объяснить ему, нельзя, чтобы он винил себя.

— Эдвард, — Он не отреагировал, когда я позвала его. Разговаривать с его затылком показалось даже проще. — Это я виновата.

— Нет! — Он обернулся с выражением горького отвращения на лице. — Не смей.

— Да послушай же! Я знаю, где проходит черта, я специально перешла ее. Хотела… хотела просто проверить, смогу ли. Я была в таком восторге, поняв, что пробилась к тебе. Я не буду больше делать этого. По крайней мере, намеренно, — добавила я.

Я боялась, что он будет снова отшатываться от меня, как от прокаженной. Мы достигли такого прогресса, что, если из-за моей выходки он больше не будет прикасаться ко мне? Ответ Эдварда удивил меня:

— Ты должна говорить мне. Если тебе больно, если что-то не так и, тем более, если остаются синяки. Это важно, ты понимаешь? Я должен точно знать, где грань, и не пересекать ее.

Я открыла рот и тут же его захлопнула. Он не сердился на меня, ну, по крайней мере, не за то, что я думала. Он даже не удивился. Он знал?

— Так… у нас все нормально?

— Говорить о норме в нашем случае… — протянул он, но тут же вернулся к прежней теме. — Ты должна пообещать, без оговорок, что бы ни было, ты скажешь мне.

— А если синяк будет на…

Эдвард практически пригвоздил меня к месту суровым взглядом, не оценив попытку пошутить.

— Говорю обо всем, — пообещала я, подняв правую руку, выражение его лица смягчилось, но все равно осталось грустно-серьезным. — Все будет в порядке. В самом начале ты боялся даже взять меня за руку, и посмотри на нас теперь. Нам ведь некуда спешить.

— Очень медленными шагами, — кивнул Эдвард, делая акцент на первом слове.

Я видела осадок горечи в его глазах, но он все же слегка улыбнулся мне, тепло, как всегда. Слава богу! Я взяла его за руку, переплетая пальцы, и он поцеловал меня в макушку. С трудом верилось, что все так легко разрешилось. Я вздохнула, уткнувшись лицом ему в грудь, чувствуя, как он бережно касается моих волос.

— Если подумать, сколько медленных шагов надо пройти? — осторожно спросила я.

Эдвард вздохнул.

— Перестань.

— Просто теоретически.

— Ну, если просто теоретически, — ответил он. — Хм… Один.

Один? Подняв голову, я искала ответ в его глазах, но видела там только озорные смешинки.

— Какой?

— Свадьба.

Я засмеялась, но смех застрял у меня в горле, когда я увидела выражение его лица. Он не шутил. Я откашлялась.

— Ты серьезно?

— Я родился в тысяча девятьсот первом, это было…

— Это было сто лет назад, Эдвард! Сейчас эти правила не работают.

— Я люблю тебя, всю свою жизнь я хочу провести с тобой — в мое время именно это означало предложение руки и сердца.

Господи! Меня передернуло. Было прохладно, но меня вдруг бросило в пот. Нужно уйти от этой темы, заставить его замолчать, пока не было сказано то, что не должно прозвучать.

— Знаешь, что? Ты прав. Кому это нужно вообще? У нас возвышенная высоконравственная платоническая любовь. И это прекрасно, пусть так и остается. Пошли смотреть бейсбол с Чарли.

— Что? Почему?

Сердито топая по пружинистой влажной земле, я слышала, как он тихо смеется позади меня, но не стала оборачиваться. Каким образом наш разговор вообще повернул в эту сторону? Если только он не сделал этого специально. Резко остановившись, я развернулась, встречаясь с его лукавым взглядом. Видя, как он старается придать лицу серьезное выражение, я прищурилась, и он плотнее сжал губы.

Дойдя до дома, я первым делом стянула толстовку, чувствуя, что жар от быстрой ходьбы и возмущения поднялся до самых корней волос. Из гостиной доносились звуки какого-то матча.

— Пап, это мы.

— Беллз? Я думал вы ушли гулять.

— Мы уже, — я плюхнулась на диван, скрестив руки на груди.

— Быстро вы.

— Эдвард хотел посмотреть игру.

— Болеешь за Рейнджеров, Эдвард?

— Да, — ответил он, сев в кресло.

Чарли перевел взгляд с него на меня, но ничего не сказал. Чудесный тактичный папа.

Оставляя окно открытым, я знала, что он придет, так что не удивилась, когда почувствовала, как прогнулся матрац за моей спиной. Он присел на кровать, но не прикасался ко мне.

— Злишься?

Я протянула назад руку и, поймав его ладонь, потянула на себя, приглашая лечь рядом. Эдвард обнял меня, осторожно, едва ощутимо и, вздохнув, поцеловал в затылок. Он был холодным, но тепло, разливавшееся в груди, когда он обнимал меня, могло бы согреть нас обоих.

— Нет, — пожалуй, это не совсем честный ответ. — Или да. Не знаю, — я повернулась, встречая его взгляд и удобнее устраиваясь в его руках. — Сумасшедший вышел день, слишком много всего сказано, мне нужно было подумать.

— И что надумала? — прохладные пальцы погладили меня по щеке, убирая волосы назад.

— Я поняла, что становлюсь жадной. — Он вскинул бровь. — Я никогда не думала, что смогу полюбить кого-то так сильно, и каким бы чудом это ни казалось, ты ответил мне взаимностью. Я получила удивительного, чудесного мужчину, который даже не наркоман с тремя судимостями. — Эдвард фыркнул. — Всего лишь демон.

— Сущий пустяк.

— Мы здесь сейчас только благодаря тому, что ты — тот, кто ты есть. И это так несправедливо по отношению к тебе. — Я касалась пальцами его лица, обводя линию его скулы и губ. — Я же просто получила тебя как подарок от судьбы, ничего для этого не сделав. Я была не права, воспринимая это как должное. Прости меня.

Эдвард долго всматривался в мое лицо, прежде чем ответить.

— Мне трудно поверить, что судьба настолько жестока, чтобы спланировать нашу встречу заранее. Ты не обречена быть со мной, ты можешь уйти, встретить кого-то и прожить жизнь так, как ты захочешь, безопаснее, проще. — Я хотела возразить, но он остановил меня, коснувшись губ подушечкой пальца. — Но ты смотришь на меня, прямо и открыто, делишься мыслями и разрешаешь касаться, словно я вовсе не тот, кто я есть, и мне позволено любить тебя, забрать тебя у остального мира и нормальной жизни, чтобы объявить, что ты моя. Если ты права и все события вели меня к тебе, я был бы счастлив пройти их снова, лишь бы найти тебя. Может быть, я и потерял что-то по пути, но я получил больше, чем мне позволено было желать, — Последние слова он прошептал мне в губы, прежде чем накрыть их поцелуем.

И снова по крыше стучал дождь.

Эдвард ошибался, судьба недвусмысленно намекала, что у нее весьма определенный замысел в отношении нас, поэтому все наши попытки противиться ей были обречены на провал. Чем сильнее мы сопротивлялись, тем радикальнее становились ее меры. Рассердив ее, мы сами довели ее до крайности. Я усмехнулась собственным мыслям. Да, думать, что кто-то всесильный все решил за нас было определенно проще.

Где-то в лесу раздался волчий вой. Подскочив, я поспешила убраться подальше от стеклянной стены, сердце стучало где-то в горле, сдавленном тошнотворным страхом. Подвал! Зажав влажной ладонью рот, я выскользнула из комнаты. Никогда не думала, что третий этаж отделяет от первого так много ступеней.

Только оказавшись в тишине подвального помещения, я позволила себе перевести дух, скользя по стене на пол. Я даже не знала, был ли это обычный волк или оборотень, но он так напугал меня, что я еще долго сидела на полу, стараясь выровнять дыхание. Сердце стучало так громко, что было странно, как от его ударов не вибрирует стена позади. Здесь было прохладно, но помещение оказалось очень чистым и сухим, ни паутины, ни плесени, ни старого хлама, скорее цокольный этаж, чем подвал. В темноте удалось разглядеть очертания полок с какими-то вещами.

Потянув за цепочку на одном из светильников, я зажмурилась от яркого света, поморгав, чтобы привыкнуть, стала изучать свою находку — сложенные палатки, спальные мешки, большие рюкзаки, похоже, здесь была добрая половина ассортимента магазинчика Ньютонов. В углу ровным рядом стояли раскладные кровати. Едва ли мне нужно было оставаться здесь все время, но это было идеальным убежищем на случай, если я снова услышу что-то вблизи дома.

Я с тоской подумала, что подниматься выше первого этажа мне, вероятно, не стоит, а это значит, что комната Эдварда оказалась вне досягаемости. Вздохнув, я потянулась к раскладной кровати.

Их было двое. Не клан, не влюбленные, просто две тени в ночи, считающие, что, держась вместе, они могут не опасаться нападения. Я был уверен, что женщина сбежит, как только поймет, что ее напарник не жилец, но недооценил ее расчетливость. Рассудив, что, если убьет и меня, город останется за ней одной, она решила напасть со спины, пока я был занят ее другом. Я не стал оборачиваться.

Почти достигнув меня, она удивленно захрипела, когда на ее горле сомкнулись длинные тонкие пальцы. Я видел ее глазами искаженное яростью лицо Розали. Розали ненавидела свою демоническую природу и, даже вступая в бой, старалась сохранять хладнокровное выражение лица, не позволяя проступить на нем обличью зверя, но сейчас он рвался из нее, словно собака, спущенная с цепи, рыча и скалясь. Мне не хотелось разбираться, что с ней, достаточно и того, что теперь меня ничто не отвлекало от главного.

— Еще раз, — я снова обратился к парню. — Где ты его видел?

— Я не видел, — ответил он, нервно облизывая губы. Его взгляд был прикован к Роуз, беспощадной к своей жертве. — Только запах. На Верхнем озере.

Я вздохнул. Береговая линия Верхнего озера проходила по трем штатам, не говоря уже о территории Канады. В его памяти сменялись пейзажи со скалистыми берегами. Это не сужало круг поиска.

— Конкретнее, — попросил я.

Заметив Эмметта, он задрожал, и его мысли напрочь лишились связности.

— Что за город? — спросил я, заметив в потоке изображений приземистые домики.

Он перевел взгляд алых глаз на меня, и я увидел эмблему с голубым кругом на дорожном знаке. Силвер-Бей.

Здание старого склада заволокло едким дымом, но он не перекрывал густого запаха застарелой крови, от него першило в горле. Эмметт, засунув руки в карманы, лениво пинал какой-то хлам на полу, недовольный и разочарованный, что ему не удалось толком подраться. Он осматривался по сторонам, не зная, на что потратить энергию, пока Розали разбиралась с телом, проявляя при этом, возможно, больший энтузиазм, чем требовалось.

«Ей надо это выплеснуть», — подумал он, отойдя на пару шагов дальше.

Из-за ящиков выглядывал носок узкой женской туфли.

«Черт подери».

Я подошел к нему, хотя уже знал, что все бесполезно. Женщина была мертва. Эмметт размышлял, что бы мы делали, если бы она оказалась укушена, почему-то включая меня в это «мы». Я собирался двигаться дальше в любом случае.

Взгляд зацепился за распахнутые карие глаза и темные волосы. Закрыв глаза, я глубоко вдохнул через нос. Шея была сломана, для нее все закончилось быстро.

— Оставим ее здесь? — спросил Эмметт.

— Другие идеи?

— Сообщим в полицию?

«У нее может быть семья».

— Да, давай.

Подошедшая Розали наклонилась опустить ей веки, спугнув с ее лица жирную муху. Женщина была латиноамериканкой средних лет, что бы она ни искала так далеко на севере, теперь ее поиски окончены.

— Элис позвонила, — сказала позже Розали, хотя я ее не спрашивал. — Мы были недалеко.

Внизу суетились люди, что-то фотографировали, отдавали приказы, словно от этого мог быть какой-то толк. Оружие, сирены и мигалки не отпугивают настоящее зло.

— Куда ты теперь?

— Силвер-Бей.

— Нам по пути? — этот вопрос она адресовала Эмметту.

— Там есть вода, так что да.

— Мне не нужны попутчики.

— А кто тебя спрашивает?

На крыше дул сильный ветер, проникая за воротник и хлопая полами плащей, холодный воздух прочищал легкие и разум. Эмметт искал кого-то, они в самом деле были здесь не из-за меня.

— Я не могу вам запретить, но и ждать не стану.

— Мы все равно мечемся по штату как курица с отрубленной башкой. Можем метаться в районе Силвер-Бей.

— Мы идем по следу одной хладной. Эмметт считает, что она такая, как мы, и ей нужна помощь.

Лишняя информация.

«Не то чтобы она об этом просила, но… — В мыслях Розали возникло лицо Эмметта, неожиданно взрослое, без признаков свойственного ему мальчишества. — Ему очень нужно спасти хотя бы кого-то после того… что случилось».

Это был единственный комментарий с ее стороны по поводу Беллы, даже мысленный. Эмметта же раздирали вопросы, он с болезненной маниакальностью подпитывал ими свою скорбь, словно, если он будет говорить об этом, что-то изменится. Он постукивал пальцами по бедру в нетерпении. Было лишь вопросом времени, когда ему надоест мое игнорирование его мыслей и он начнет спрашивать вслух.

— А кого ищешь ты? — спросила Розали. — Ты что-то спрашивал у них.

«Мы здесь уже каждый метр обнюхали, как гончие».

Да, верно. Вздохнув, я достал из кармана пакет и протянул его Розали.

— Этот хладный был в нашем доме.

«Он убил ее, да?»

Я сделал вид, что не слышу, смотря прямо перед собой. Джаспер рассказал им о произошедшем в общих чертах, знать остальное им было не обязательно.

Поняв, что не получит ответа, Розали открыла застежку на пакете. Узнавание пронеслось в ее разуме вспышками образов: растерзанная рысь в лесу, Эмметт в каком-то нелепом наряде настойчиво пытается убедить ее в чем-то, много дней бесплодных поисков, убитые олени и снова Эмметт. Тревога, сочувствие, страх, и все возвращается к Эмметту.

— Что? — нахмурившись, Эмметт протянул руку к Розали.

Почти в трансе от испуга она передала ему пакет. Ему понадобилась всего секунда.

— Твою ж… — выругавшись, он швырнул пакет себе под ноги.

— Расскажи, что знаешь.

Эмметт отошел к краю крыши, еще больше лохматя волосы, растрепанные ветром. Я не слышал в его мыслях почти ничего, кроме ругани и смятения. От Розали толка тоже было мало, ее разум был заполнен только Эмметтом.

— Эмметт!

Образы в его голове сменялись слишком быстро и хаотично, чтобы я мог выстроить их в последовательность.

— Куда он направляется?

— Во-первых, — обернувшись, он ткнул в меня пальцем. — Я иду с тобой.

— Он мой, — прорычал я. — Во-вторых?

— Никакой расправы, пока мы не поговорим.

— У меня к нему много вопросов.

— К ней, — поправил он меня, перед его глазами возникла фигура хрупкой девушки в белом халате, Эмметт преследовал ее на улицах города. — Это девчонка.

Я привык думать, что ищу парня, почти видел его лицо в своем воображении, я хотел, чтобы он был сильным, представлял, как трудно будет убить его, но большой разницы не было. Мы с Эмметтом шли разными путями в своих поисках, но, раз они сошлись, значит, направление верное. Руки зудели от осознания, сколь близко я оказался к цели, я сжал их в кулаки. Уже скоро.

* * *

Покинув университет, Розали и Эмметт сложили вещи в машину и уехали из Итаки, но так и не решили, куда двинуться дальше. Выехав на трассу, они просто ехали вперед, пока не кончался бензин, потом заправлялись и ехали снова, время от времени заезжая в города, которые были им интересны, иногда задерживаясь в них на какое-то время. Проходило несколько дней, и, не сговариваясь, они снова паковали вещи, чтобы продолжить путь. Им нравилось останавливаться в придорожных гостиницах или кафе, хотя они не нуждались ни в еде, ни в отдыхе. Розали часто покупала кофе, слушая в разной степени приукрашенные рассказы других путников. Живущие дорогой парни, в несвежей одежде, с обветренными лицами и асимметричным загаром, то ли слишком привычные к разным жутковатым типам на дороге, то ли слишком расслабленные пивом и теплом, были не прочь поболтать с симпатичной парой студентов, хотя порой Эмметт и замечал настороженные взгляды в свою сторону. Еще одна шутка, еще бокал пива, и их инстинкты умолкали, а язык все больше развязывался.

Было забавно. Очень по-человечески. Дешёвый кофе в руках приятно грел пальцы, его запах смешивался с утренним туманом, росой, смолой хвойных деревьев вдоль обочины и громким смехом странников в выцветших рубашках. Эмметт видел, как Розали в такие моменты прячет улыбку за картонным краем своего стаканчика, весело поглядывая по сторонам. Они даже не заметили, когда дорога сама по себе стала целью.

Когда ты в пути у черта на рогах, ждать помощи особо неоткуда, поэтому действовало негласное правило: видишь собрата в беде — остановись и помоги. И еще одно: на всякий случай при этом держи в руке монтировку. Ну или ружье. Они останавливались, подвозили голосующих на дороге искателей приключений с рюкзаком за плечами, помогали менять колесо или импровизировать с более сложными поломками, чтобы дотянуть до ближайшего населенного пункта, а если не получалось — брали на буксир. Нередко опытные автомобилисты подолгу ломали голову над проблемой, пока не вмешивалась «его детка», с видом знатока растолковывая этим «бывалым волкам», словно детям, что именно не так с их тачкой. Эмметт довольно ухмылялся, видя их удивленно вытянутые лица, едва не лопаясь от переполнявшей его гордости.

Они остановились в Миннеаполисе, на несколько дней погрузившись в его суету, музеи, магазины и удивительной красоты парки. Под утро, возвращаясь с охоты, они впервые почуяли ее.

След хладного прочно смешался с запахом звериной крови, слишком мускусным, чтобы принадлежать травоядному. Что за непруха? Им пришлось уйти далеко в лес, и все, что им попалось — пара белохвостых оленей, а тут — хищник, да так близко к городу. Переглянувшись, они прошли по следу, посмотреть, с чем имеют дело. В городе они не встречали духа хладного, но если вторглись на чужую территорию — надо бы представиться. Они не ошиблись, недалеко от них кто-то закусил рысью. Кто-то не слишком аккуратный.

— Дикость какая, — скривилась Розали, заметив клочья шерсти, цепляющиеся за сломанные ветки, и пятна крови на земле и деревьях. По прямой в направлении города был практически коридор среди деревьев, чуть дальше бесформенной грудой на земле лежала небольшая мертвая рысь. — Он ее на ходу, что ли, ел?

— Она, — поправил Эмметт, сидя на корточках и осматривая животное.

— Почему?

— Размер обуви, — он указал на след чуть в стороне от себя, похоже, от кроссовка. — Тут вмятина на черепе.

— От удара о дерево?

— Не, смотри на укус, она держала ее с этой стороны, удар пришелся бы на противоположную.

— Значит, сначала убила, потом укусила.

— Гуманно, — кивнул Эмметт.

Эмметт был не прочь подраться с крупным и сильным зверем, но, охотясь на кого-то маленького и беззащитного, всегда старался сделать это по возможности безболезненно для жертвы. Мучить слабых было бы низко, яд хладного в ране превращал последние мгновения жизни в агонию, так что даже таких тварей, как гризли, он старался убить раньше, чем вонзит в них зубы.

— Сколько отсюда до ближайшего поселения?

— Миль двадцать. А что?

— Кто станет есть вонючую рысь, когда в нескольких минутах хода есть люди?

Розали промолчала, но они явно подумали об одном и том же — тот, кто по каким-то причинам не хочет убивать людей.

— Надо найти ее.

— Эмметт…

— Просто поболтать.

— Да, может, она просто почуяла нас и не стала приближаться к городу, чтобы не нарваться на неприятности.

— А если нет?

— Какая разница?

— Не знаю, детка. Сколько в мире хладных, как мы? Тебе не интересно?

— Не особенно.

Скептически прищурившись, Эмметт снова склонился над рысью.

— Что ты делаешь? — спросила Розали, видя, как он поднимает заднюю лапу кошки.

— У них сейчас брачный сезон. Если это самка, у нее могли остаться котята.

Розали закатила глаза.

— Да брось, детка, ты оставишь маленьких котят умирать от голода? — поднял брови Эмметт, видя, как, скрестив на груди руки, она все же искоса смотрит на животное, тоже пытаясь рассмотреть.

— Так они у нее есть? — спросила она, подходя ближе.

— Неа, — встав, Эмметт отряхнул руки, вытерев их о бедра. — Это парень. Странно, что он забрел так близко к городу, еды в лесу сейчас полно.

Может, болел? Не мог поймать? Он выглядел немолодым, шерсть кое-где поседела. Что ж, все лучше голодной смерти, и большее, на что может надеяться хищник, неспособный охотиться — умереть безболезненно, для этого парня все закончилось не так уж плохо. К слову о голоде, едва ли крови одной небольшой рыси было достаточно, чтобы его утолить.

След хладной оборвался в водах Миссисипи, и какое-то время они о ней не вспоминали, пока, прогуливаясь под руку по Дулуту, не почуяли знакомый запах, принесенный ветром. Облака постепенно расходились, и они спешили попасть домой, но соблазн был слишком велик. Голова Эмметта словно превратилась в флюгер, вращающийся на ветру. Розали посмеивалась над ним, хотя и не разделяла его интерес.

— Ладно, иди, — беззлобно проворчала она.

— Серьезно?

Картинно закатив глаза, она отпустила его руку.

— Ты все равно ведь не успокоишься.

Эмметт счастливо улыбнулся, в который раз поблагодарив судьбу за эту женщину, потянув ее к себе за куртку, он звонко поцеловал розовые губы, пахнущие вишней, чувствуя, как она смеется сквозь поцелуй.

— Я недолго, — пообещал он.

— Не вздумай притащить ее домой.

— Детка…

— Видел, что она сделала с той рысью? Она же дикая. Я не собираюсь оттирать после нее пятна крови с обивки.

— Доплатим горничной за молчание.

— И станем еще подозрительнее.

— Значит, напугаем ее хорошенько, — подергал бровями Эмметт.

— Серьезно, Эмметт, никаких чужаков.

— Люблю, когда ты такая строгая, — улыбнулся он, еще раз чмокнув ее в приоткрытые губы.

Раньше, чем она успела что-то ответить, он скрылся за поворотом.

В городе плохо заниматься слежкой — неудобно. Сквозняки все время меняют направление, заблудившись в узких переулках; запахов слишком много, они сливаются в такой коктейль, что хочется зажать нос и отключить рецепторы, даже аппетитный запах людской крови кажется грязным, смрадным. Принюхиваться — дело неприятное. Эмметт проверил направление, откуда пришел ветер, но, как он и ожидал, тот был частью беспорядочного потока в лабиринтах зданий. А вообще, так даже интереснее.

— Пора — не пора, иду со двора, — бормотал он.

Он заметил ее, забравшись на крышу. Мелкая, на голову ниже Роуз, и, видимо, молодая совсем, скорее девчонка, чем женщина. Она шла по улице, подстраиваясь под человеческую скорость, но ее движения все равно были слишком плавными и нарочито размеренными. Кепка, толстовка с капюшоном, поверх этого медицинский халат на несколько размеров больше с подвернутыми рукавами, в такой холод и без куртки. Вообще не подозрительно, абсолютно. Десять баллов за скрытность.

Спрыгнув, он пошел за ней, держась на безопасном расстоянии. Очередной неожиданный сквозняк из подворотни пощекотал затылок. Девчонка замедлила шаг, слегка повернув голову, а потом свернула за угол.

Когда Эмметт достиг этого места, ее уже не было. Снова поднявшись на крышу, он не увидел ее, зато уловил след — более старый, но еще достаточно свежий. Если он не знает, куда она направилась, быть может, выяснит, откуда пришла?

На краю крыши небольшого торгового центра был брошен потрепанного вида рюкзак. Она опередила его всего на пару минут и, оставив свежий след, снова скрылась. Заглянув внутрь, Эмметт увидел в нем несколько пакетиков донорской крови. Теперь понятно, откуда халат. Почувствовав ее присутствие сзади, Эмметт медленно выпрямился, но оборачиваться не стал. Повернуться спиной — это знак доверия, так?

— Привет, — поздоровался он. — Я Эмметт…

Договорить он не успел. В один прыжок подскочив к нему, девчонка заломила ему руку и повалила на живот. Ну, вот, хотел ведь по-хорошему. Эмметт всегда был самым сильным, смешно было думать, что девчонка, да еще такая мелкая, могла удержать его в захвате. Почти лениво Эмметт дернул руку с намерением освободиться, но не слишком напугать. Не вышло. Он попробовал снова, прилагая уже больше силы, но вокруг запястья словно был обернут металлический прут.

— Какого… — закончить фразу Эмметт не смог. Сильная рука словно бульдозер впечатала его лицом в бетонную поверхность крыши, рот наполнила пыль и кусочки потрескавшегося камня.

Вцепившись пальцами в волосы, она потянула, заставляя его запрокинуть голову. Эмметт хотел думать, что делает это сам, чтобы выплюнуть скрипящую на зубах грязь, но правда была в том, что он оказался просто бессилен что-то сделать. Эмметт попытался извернуться, оттолкнувшись свободной рукой и коленом, его руку заломили сильнее, костлявая коленка уперлась в другую руку чуть выше локтя, заставляя распластать ее по крыше, а лицо углубило прежнюю вмятину. Ни дать ни взять бабочка под стеклом.

Видимо, решив, что он достаточно обездвижен, девчонка снова подняла его голову.

— Аргх, черт! Как же ты меня бесишь! — объявил Эмметт, выплевывая очередную порцию камушков.

Его шея была опасно открыта, склонившись ниже, она легко могла впиться в нее зубами, почти играючи отрывая ему голову. Вместо этого она заговорила с ним.

— Зачем ты идешь за мной? — хрипло, с рыком в голосе спросила она.

Диалог — это хорошо, рассудил Эмметт. Приятная беседа располагает людей друг к другу. Ну, и позволяет его голове подольше оставаться на плечах.

— Почему ты такая сильная? — спросил он. Этот аспект интересовал его сейчас как ничто другое.

— Я задала вопрос, — она рассердилась, склонившись ниже к нему, сильнее сжала пальцы в волосах, Эмметт чувствовал ее учащенное дыхание совсем рядом.

— Аккуратнее с волосами, моей подружке они дороги.

— Дороже головы?

— Лучше прийти домой без головы, чем без волос, точно тебе говорю.

Повисла пауза. Эмметт пытался скосить глаза, чтобы рассмотреть ее лицо, но видел лишь часть плеча в белом халате.

— Ты ненормальный? — подумав, поинтересовалась она, то ли от растерянности, то ли благодаря отступившей злости, она теперь говорила нормально, звонким юным голосом. Эмметт был прав, ее обратили совсем молодой.

— Ну, ты не особо страшная.

Эмметт снова почувствовал боль в затылке практически услышал, как редеет его шевелюра.

— Виноват! Ляпнул, не подумал!

Он услышал тихий смешок у себя за спиной, но не мог быть уверен, что ему не показалось. У них получался какой-никакой, а разговор. Уже что-то.

— Слушай, я хочу помочь, — решил перейти к делу Эмметт.

— По-твоему, из нас двоих в помощи нуждаюсь я?

— На вегетарианцев часто нападают, ты не выживешь одна.

— Вегетарианцев? — не поняла девчонка.

— Тех, кто не убивает людей. Я видел животных в лесу. Мои глаза желтые, как и у тебя, отпусти меня и сама увидишь.

Какое-то время она молчала, но ее хватка не ослабла.

— Сколько вас?

— Не-людоедов? Немного, но мы держимся вместе. Если ты поговоришь с Карлайлом…

— Кто это?

— Карлайл Каллен — глава нашего клана. Мы поможем, правда.

Снова молчание. Колебалась? Раздумывала? В ней не было кровожадности, другой хладный, заметив, что за ним кто-то идет, да еще кто-то столь пугающего вида, как Эмметт, поймав, мог бы прикончить его, не из любви к насилию, но из соображений собственной безопасности, по крайней мере, попытаться. Тут же Эмметт был в ее власти, но пока еще цел.

— Мне не нужна помощь, — наконец тихо ответила она. — Еще раз тебя увижу — оторву голову, побрею и утоплю в заливе.

«Не сожгу?» — мысленно удивился Эмметт.

— Здесь нет залива, — ответил он.

— Ничего, я прогуляюсь.

Раздался треск разрываемой ткани, и спустя мгновение Эмметт уже был один на крыше, полностью обнаженный, от его одежды остались только мелкие клочки материи.

— Ах, ты ж… — выругался он вслед беглянке, заметив краем глаза, как она спрыгнула с крыши, прихватив свой рюкзак.

Его нагота была лишь половиной беды. Облака окончательно рассеялись, и весеннее солнце радостно заиграло на сырых от недавнего дождя улицах. А это значило, что любой солнечный луч или его случайное отражение превратят его в дискошар. И это посреди города. С досадой откинув в сторону остатки одежды, Эмметт осмотрелся по сторонам. Подходить к краям крыши было опасно, его могли увидеть, а прикрыться здесь было решительно нечем. Чертова девчонка обставила его! Джаспер ему такого не забудет. Смиряясь с необходимостью ждать, когда солнце опустится ниже, Эмметт вытянулся под лучами, закинув руки за голову. У Гугла есть шанс заполучить нечто интересное в свою коллекцию снимков. Пальцы нащупали странную проплешину на голове, пусть и маленькую. Подняв руку перед лицом, он увидел вырванные волосы, цепляющиеся на пальцы. Черт! Лишь бы не пришлось и правда все сбривать. Розали расстроится, когда теперь они отрастут? Вздохнув, он провел пятерней по голове, убирая волосы назад, отметив про себя, что их осталось еще немало.

Было что-то странное в этой девчонке. Эмметт не понимал, почему никак не может просто оставить ее в покое, но было что-то. Что-то, что убеждало его, что ей нужна помощь и он непременно должен помочь, выследить ее снова, и на сей раз не дать так схватить себя. Она могла убить его, но не сделала этого, да и напала-то наверняка просто со страху. И как она только до сих пор не вляпалась ни во что? Попадись ей нормальный хладный, с боевым опытом, помогла бы ей ее сила? А если рано или поздно попадется? Да еще разглядит цвет ее глаз? Даже если она попивает временами донорскую кровь, чистого красного цвета не будет, да и сколько её там в этих пакетиках? Любой из Калленов, оставшись один, был бы слаб и потерян, клан был их силой, и не только физически и количественно. Самая слабая в семье — Эсми, была центром и опорой, без которой все развалилось бы, но получая, каждый отдавал еще больше. Поэтому они были сильны, их связью друг с другом. Никто не должен быть один в этой и без того сложной жизни. Только как бы объяснить это Роуз?

Когда солнце село, Эмметт спрыгнул с крыши в узкий переулок, где стояли мусорные баки. В этом квартале были в основном магазины, рестораны и офисы. Без особой надежды Эмметт поднял крышку бака и скривился от запаха, облаком наплывшего на его лицо. Стараясь не думать, что именно испускает этот аромат, он заглянул внутрь. На удивление предмет одежды в нем все же нашелся — старая фетровая шляпа, поля с одной стороны порваны, образуя полукруглую дыру, как растянутый в улыбке рот.

Слева послышался шорох. За баками просыпался бездомный, которого Эмметт раньше не заметил. Пару раз причмокнув пересохшим ртом, бродяга пошарил рукой рядом с собой в поисках бутылки, но, найдя ее пустой, разочарованно зарычал и отбросил ее в сторону. Тут он заметил Эмметта.

Задумчиво подергав себя за мочку уха, тот выдал первое, что пришло в голову:

— Мне нужна твоя одежда и мотоцикл.

Неожиданно проворно подскочив, бездомный неуклюже заковылял прочь, оглядываясь через плечо. Хихикая, Эмметт вернулся к осмотру содержимого баков. Из общей картины сильно выделялся кусок белой ткани у стены, оказавшийся медицинским халатом госпиталя Святой Марии. Малявке он был явно велик, но, очевидно, недостаточно, чтобы подойти Эмметту. Халат, значит, она здесь бросила, а остатки его одежды утащила. Клептоманка несчастная! Так и не найдя ничего другого в баках, он снова взял халат в руки. Рукава пришлось оторвать.

— Ай! Блин, — съежившись, как только мог, Эмметт пытался застегнуть пуговицы, но стоило двинуться, и они отлетали.

Кое-как нахлобучив на голову шляпу, он крадучись направился домой. Розали встретила его мрачным молчанием, окинув взглядом открывшееся ей зрелище — от ботинок и едва прикрытых халатом голых ног до дырявой шляпы, пропитанной запахом китайской лапши.

— Привет, детка! — улыбнулся Эмметт, однако природный шарм оказался не в силах пробиться сквозь нелепость его вида.

Глаза Розали сузились. Для пары людей столь порывистых и эмоциональных, Розали и Эмметт редко ссорились, а когда это происходило, примирение наступало быстро, в основном, потому что Эмметт обычно уступал. Вздохнув, Эмметт снял шляпу и прижал ее к груди. Разговор предстоял трудный, но в этот раз уступить придется Розали.

* * *

Каллен. Я знала это имя, оно было в письме Беллы Свон. Карлайл Каллен. Доктор Карлайл Каллен. Доктор Каллен. Демон-доктор. Большая картина на стене. Что на ней изображено? Кто-то говорит со мной, но я не могу расслышать его слов. Я заскрежетала зубами. Если бы я могла страдать от головной боли, мигрень бы наверняка свела меня с ума. Кто-то был со мной в том доме. Но кто?

Коллекции книг… и знания о хладных.

Знания о хладных. Если существуют эти книги, если бы можно было украсть их…

Эмметта всегда немного раздражал звук звонка в Скайпе, вроде бы булькающий, но слишком гулкий, он звучал как-то неправильно. Обычно, звоня кому-то, ждешь услышать телефонные гудки, они понятны и привычны, а этот странный перезвон скорее напоминал эхо-локатор. Но сегодня Эмметт вслушивался в эти звуки и даже пытался повторить их в голове. Это помогало отвлечься от шума в спальне, где Розали собирала вещи, хотя больше было похоже, что она пытается уничтожить комнату. Подпевая ужасному бульканью Скайпа, Эмметт почти преуспел в попытках не думать, что именно производит эти звуки, и почти не чувствовать вину и желание пойти помириться. Почти.

На экране появилось улыбающееся лицо Элис. Наконец-то!

— Ничего у тебя не получится, — вместо приветствия объявила она.

— Это еще почему, маленькая мисс Всезнайка?

— Потому что я не вижу, чтобы ты ее нашел.

— Протри третий глаз, потому что я найду, — ткнул пальцем в монитор Эмметт, прежде чем добавить вполголоса. — Не позволять же ей обставить меня дважды.

— А когда был первый раз? — влез в разговор Джаспер.

— Ты дома, что ли? Вот радость-то!

Джаспер зашел за спину Элис, и почти одновременно с этим подключился Карлайл, спокойный и взрослый, что было еще более заметно на контрасте с ними. Эмметт машинально чуть выпрямил спину.

— Вы очень оживленные сегодня, — улыбнулся Карлайл.

— Эмметта уделала какая-то девчонка, — наябедничал Джаспер, усаживаясь перед экраном рядом с Элис.

— Она меня не уделала. Ты ведь даже не знаешь, что именно произошло! Чего ты там уселся? Я не тебе звонил.

— Эмметт, ты подрался?

Карлайл подался вперед, собираясь уступить место в кресле подошедшей Эсми, но она положила ему на плечо руку, мягко удержав на месте, и так и осталась стоять рядом.

— Да нет. Хотя… короче, тут такое дело: вы встречали когда-нибудь хладного, у которого талант проявился бы физически? Не какая-то ментальная способность, а выдающиеся физические навыки.

— Ты имеешь в виду физическую силу, как у тебя? — переспросил Джаспер.

— Нет. В моем случае это не талант, это скорее как у спортсменов. Я имею в виду огромную силу в миниатюрном теле.

— Настолько, что она показалась огромной даже тебе? — удивилась Эсми. Увидев утвердительный кивок Эмметта, она перевела взгляд на Карлайла, задумчиво потирающего пальцами подбородок.

— Девушка не может быть новорожденной? — спросил он.

— Вряд ли. Мы встречали ее в двух разных городах, и следов безумного новорожденного в них не было. Она вообще, судя по всему, питается животными.

Карлайл удивился его словам и чуть ближе наклонился к камере. Он провел многие годы в поиске хладных, разделяющих его философию или, по крайней мере, понимающих ее. Не считая их семьи и клана Денали, таких не нашлось. Джаспер был настроен более скептически.

— Новорожденный может есть что угодно. Люди, конечно, предпочтительнее, но любая кровь годится.

— Нет, брат, не думаю. Она украла несколько пакетов крови из больницы и ушла из города, никого не убив.

— Эмметт, ты знаешь, в какой больнице это было?

— Святой Марии, в Дулуте.

— Там кто-то пострадал? Подозрительные смерти?

— Эээ, не знаю. То есть, это же больница.

— Я проверю, — вызвался Джаспер, придвинув к себе ноутбук. — Такое не смогли бы не заметить.

— Не найдешь, — предупредила Элис, она теперь не попадала в кадр, но было видно, что Джаспер обернулся к ней. — Сердечные приступы, дорожные происшествия, ничего необычного.

— Тогда, полагаю, Эмметт прав, — объявил Карлайл. — В больнице так или иначе всегда пахнет кровью, находиться там сложно даже опытному хладному, новорожденный определенно утратил бы контроль. Возвращаясь к твоему вопросу, нет, я такого не встречал, но каждый талант уникален, не думаю, что можно что-то исключать.

— Мне такие тоже не попадались, — Джаспер на мгновение нахмурился, но потом вдруг улыбнулся. — Погодите, как ты сказал, Эмметт? В миниатюрном теле?

— Когда я такое сказал?

— Тебя победила в драке маленькая девочка?

Эмметт нажимал на кнопки на панели управления, но никак не мог найти нужную функцию.

— Как удалить отсюда участника? — поинтересовался он вслух. — Скучаю по временам бумажных писем.

Джаспер засмеялся, но подсказывать не стал.

— Так ты поговорил с ней, Эмметт? — спросила Эсми, святая женщина.

— Она сбежала. Сказала, помощь ей не нужна, но…

Что «но»-то? Он так и не придумал, как закончить фразу.

— Пойдешь за ней?

— Да. Мы с Роуз хотим попробовать поговорить с ней еще раз.

Из спальни снова раздался грохот, хотя последние несколько минут было тихо.

— Что это было?

— Розали пакует вещи.

— Она решила взять с собой стены?

— У вас там все в порядке, дорогой? — забеспокоилась Эсми.

— Да.

— О, у нас все просто прекрасно! — прокричала Розали.

— Вот, я же говорил.

— Она не придет поздороваться?

— Я думаю, нет, — поморщился Эмметт. — А кто-нибудь говорил с Эдвардом? Он на звонки не отвечает. Где он вообще?

— В Новом Орлеане, — ответила Элис. — Контролирует популяцию аллигаторов.

— Фу! — вздрогнул Эмметт, хладнокровные были еще хуже травоядных, все равно что лягушку есть, холодную и склизкую. — Есть шансы его заинтересовать?

— Боюсь, никаких.

Повисла молчаливая пауза, наполненная невысказанными вопросами и комментариями. Мнения вокруг ситуации с Беллой и Эдвардом разделились, но абсолютно всем им не нравился результат, практически отрезавший от них двух членов семьи.

— Будьте осторожны, — попросила Эсми. — И постарайся не лезть на рожон.

— Да я не лезу!

— Эмметт, иногда нужно отступить, чтобы продвинуться вперед.

Эмметт был не согласен, но все равно кивнул, и Эсми улыбнулась, хотя наверняка тоже знала, что ее слова не возымели эффекта.

— Люблю вас, — поцеловав пальцы, она приложила их к экрану.

— Позвони, если нужна будет помощь, — велел Карлайл прежде, чем отключиться.

— Эй, Эмметт, — позвал Джаспер. — Если тебе нужно подкрепление против этой маленькой девочки…

Показав камере средний палец, Эмметт нажал «отбой».

Немногим позже они узнали от Джаспера о произошедшем с Беллой. Эмметт редко обнаруживал за собой неспособность что-то сказать, но тут просто онемел, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Смерть всегда была чем-то далеким, особенно для существ, которым не приходилось бояться старости, болезней или несчастных случаев. Рассуждая о ней гипотетически, Эмметт не мог представить, насколько ледяным окажется ее прикосновение, когда она затронет их семью.

Розали вырвала телефон из его окаменевших рук.

— А Эдвард? — спросила она. — Где Эдвард?

— Поехал туда. Хочет выяснить, что именно произошло, — голос Джаспера звучал приглушенно, Эмметт старался слушать, хотя слова словно проходили мимо, не задерживаясь в памяти.

— Он не собирается… — Розали не закончила вопрос, но все и без того поняли, что она имела в виду.

— Он не передумал, — ответил Джаспер. — Но сначала хочет разобраться и найти виновного. Похоже, это займет какое-то время.

Сознание зацепилось за слово «виновного», но не обличило его в связную мысль. Позже, когда голова снова заработает, он перезвонит Джасперу, пытаясь выпытать у него подробности, и обнаружит, что им практически ничего не известно, а сейчас, снова обретя способность двигаться, он просто крепко обнял Роуз, возможно, слишком крепко, но она не жаловалась. Бросив телефон, обвила руками его голову, прижимая к себе. Вдруг захотелось домой, собраться всем вместе и просто побыть рядом. Представив это, Эмметт понял, что тогда пустующее место станет самым заметным явлением в доме, постепенно заполняя своей пустотой все пространство. Эмметт не был трусом, но он позволил себе еще немного отсрочить этот момент, ненадолго, пока не закончит дело, на которое намерен был теперь бросить все силы. А потом он поедет и встретится с этой пустотой. Если разделить ее на всех поровну, быть может, она не поглотит их. А еще очень нужно увидеть Эдварда. Он ссутулился, склоняясь ниже к Роуз, словно хотел спрятать ее, полностью укрыв собой.

Странным образом известие о том, что случилось с Беллой, положило конец их спорам и недовольству Розали. Она, как и прежде, не горела желанием помогать, но следовала за Эмметтом из города в город, прочесывала с ним леса в его погоне, не жалуясь и не пытаясь отговорить его.

Девчонка явно чувствовала их присутствие и старалась не задерживаться в городах, все чаще уходя в лес. Уловить ее след получалось редко, обычно возле воды. Если она заходила в город — то непременно в такой, что стоит на берегу. Эмметт полагал, что так она и перемещается, по воде, чтобы не оставлять запаха.

«Сильно осторожная или натворила чего?» — думал он.

Возможно, именно поэтому она питалась животными — приходилось, раз уж прячется в лесу и избегает встреч с себе подобными, но, может, привыкла. Тогда она могла бы присоединиться к ним или пойти в Денали, оба клана были довольно большими и могли помочь, если у нее проблемы. Последнее, что мог бы предположить Эмметт — это что человеком, от которого она убегала, окажется Эдвард, а из всех людей в мире девчонка убила именно Беллу.

* * *

В Миннесоте четыре миллиона акров леса [1]. Пришлось потратить немало времени, чтобы сократить круг поиска до одного лесного массива к северу от реки Литл Изабелла. Символично до черноты перед глазами. За долгие недели преследования ярость во мне поутихла, и теперь мы методично зачищали квадрат за квадратом в поисках следа.

В этой местности было много водоемов, что осложняло дело, но уже даже почти не злило. Действия стали почти машинальными: очертить территорию, пройти берега, проверить звериные тропы, двигаться дальше. Временами Эмметт допускал мысль, что не так уж плохо было бы не найти ее. Хотя он скорбел о Белле, ему не хотелось убивать эту хладную, и еще больше его волновало, что буду делать я, когда все будет кончено, но вслух он не спрашивал. Я смотрел на себя со стороны его глазами и знал, что ему не нравится то, что он видел, но отступать он не собирался, твердо решив идти со мной до конца.

Он часто вспоминал Беллу, было приятно видеть ее в его мыслях, смешную, изо всех сил старающуюся сохранить невозмутимость, слыша его шутки, и только предательский румянец выдавал ее с головой. Эмметт будет помнить ее, сохранив в вечности ее смущенную улыбку. Хорошо, что он не был дома после произошедшего, не видел эту залитую кровью гостиную, так Белла была в его мыслях словно живой, но далекой. Я старался рассказать ему как можно меньше, чтобы это так и осталось.

Небольшой олень со следами зубов на шее подтвердил, что мы идем в правильном направлении. Туша пролежала на берегу озера всего день или два, она не ушла бы далеко за это время. Ее выдала тишина, когда мы подошли ближе, ни птиц, ни животных, тропы без свежих следов. Животные чувствуют запах хладного и покидают места, где они обосновались. Эмметт пошел вперед и вскоре нашел след.

— Сначала поговорим, — напомнил он.

Не ответив ему, я двинулся дальше. След петлял, пересекал сам себя, не позволяя определить направление, а в какой-то момент и вовсе прерывался, словно она ушла под землю или взлетела, и приходилось искать заново, это замедляло, но не слишком сильно. С ее стороны было глупо останавливаться на одном месте, но тем самым она упростила нам задачу.

В стороне заскрипело дерево, что-то ударилось о землю и переросло в шелест легких шагов по земле. Она бежала, не тратя сил на то, чтобы делать это бесшумно, но звук не отдалялся. Она бежала нам наперерез. Доверившись инстинктам, я устремился навстречу этому звуку, лишь краем сознания замечая Эмметта рядом. Рот наполнился ядом, словно я был на охоте. Между деревьями мелькнул неясный силуэт, и мы свернули за ним. Я слышал, как она дышит, наполняя собственные легкие ее запахом, как если бы мог схватиться за него. Рык рвался из горла сквозь сжатые зубы. Я знал, что она слышит его. След снова оборвался, Эмметт догнал меня, пока я осматривался по сторонам. Снова раздался скрип. Деревья. Вскинув голову, я заметил покачивающуюся ветку, потревоженную явно не ветром. Она двигалась зигзагами, но этот маневр не работает, когда преследователей больше одного. Я видел путь с двух ракурсов, пользовался зрением, слухом и обонянием Эмметта, легко улавливая общее направление ее перемещений.

Что-то было не так, было что-то неправильное. Увлекшись погоней, я не сразу заметил это и все никак не мог понять, что же так сильно не вписывалось в общую картину, хотя ответ лежал на поверхности. Не может быть!

Шум воды достиг моего слуха одновременно с мыслью Эмметта:

«Опять долбанная река».

В его памяти всплыло название — Хилл-Крик.

Я бежал на предельной скорости, едва касаясь земли и временами почти падая. Взгляд выхватил кончик растрепанной косы, прежде чем она прыгнула с крутого берега в воду. Не в состоянии остановиться, я рухнул следом. На мгновение мне показалось, что я почти схватил ее, но в руках осталась пустота. Беспомощно озираясь по сторонам в мутной воде, я не смог понять, в каком направлении она скрылась. Эмметт появился, когда я уже выбрался на берег.

— Черт, что с тобой? — спросил он, увидев мое лицо.

— Нужно вернуться к месту, где мы ее заметили.

Эмметт с трудом понял мои слова. Меня била дрожь.

— Да что произошло? — донеслось мне в спину.

«Уж не рехнулся ли?»

Я бы за это не поручился. Достигнув места, где наш след пересекся с ее, я остановился. Эмметт немного отстал, все больше раздражаясь от собственного непонимания.

— Откуда она бежала?

— С севера вроде. А что?

— Она пересекла нам путь. Вместо того, чтобы бежать от нас, она специально сделала так, чтобы мы ее заметили.

«Да, похоже на то».

— Зачем?

— Это и нужно узнать.

— Она об этом не думала? — спросил он, наконец оказавшись рядом.

— Я не слышал ее.

«Не слышал?» — Эмметт догадался.

— Не слышал, в смысле, вообще ничего? — осторожно переспросил он.

Я обернулся к нему, и он сам понял ответ.

— Твою ж…

— Надо найти ее, — объявил я, срываясь с места.

— Это может быть не она, — донеслось мне вслед.

С севера? Да, похоже, Эмметт прав, я нашел ее след, совсем свежий.

— В доме был один хладный, так? — спросил он, снова догнав меня. — Ее вещи остались там. Почему не взяла машину?

— Спросим, когда догоним.

След оборвался. Уже зная, что она прыгает по деревьям, чтобы не оставлять следов, я влез на ближайшую ель, чтобы осмотреться.

— Она напала на меня.

— Не убила же.

— Она не узнала меня.

Отследить по деревьям ее перемещения — идея обреченная, только время потратим, в северном направлении не было ничего примечательного, но на западе лес поднимался на скалистый холм, оттуда слабо тянуло дымом. Чтобы просматривать территорию, я бы занял возвышенность. Может быть, она сделала крюк, прежде чем показаться нам?

— Не надейся на это слишком сильно, черт тебя дери!

Эмметт беспокоился, он был почти напуган, чего с ним не случалось ни разу на моей памяти. Он боялся, что будет, если мои надежды не оправдаются. Мне было плевать. Это Белла! Эта мысль грохотала в голове так сильно, что я чувствовал ее удары всем телом, каждой клеткой, словно мое сердце снова билось. Мне не обязательно было дышать, но я почти задыхался, когда достиг скалистого массива.

— Там может ничего не быть, — напомнил Эмметт.

— Я поднимусь здесь, а ты обойди с другой стороны.

— Она чертовски сильная, и если ты не слышишь ее мыслей…

— Она меня не убьет.

— Ты не знаешь, кто она! — терял терпение Эмметт. — Просто будь начеку, не дай себя схватить.

— Нет. Я знаю.

Прыгнув, я вцепился в каменную стену, кроша пальцами твердую породу. Мысленно ругаясь, Эмметт пошел в обход.

Добравшись до небольшого выступа, я увидел за деревьями блеск воды. Русло реки изгибалось в этом месте. Уведя нас в сторону, она могла проплыть по течению несколько миль и быстро вернуться, опередив нас, но зачем? Запах дыма был здесь ощутимее, хотя он уже едва витал в воздухе — огонь был затушен.

Я поднял голову, пытаясь понять, что особенного было в этом холме, боясь, что ошибся. С силой пушечного ядра что-то ударило меня в грудь, опрокинув на спину. Горло железными оковами сдавили пальцы. И тут я увидел ее лицо.

* * *

Я заметила их издалека. Они шли вдоль берега, и я могла рассмотреть их с высоты скалы, оставаясь незамеченной за пушистыми ветвями большой сосны. Громила был мне уже знаком, огромный хладный с бугристыми мышцами, но второй пугал куда сильнее. Жесткий суровый взгляд, четко выверенные движения, слишком отточенные даже для хладного, прекрасный и смертоносный, словно сам ангел смерти. Мне казалось, я могу увидеть занесенный меч в его руке. Он повернулся в мою сторону, и я спряталась за стволом, испугавшись, что его взгляд осколком стекла пронзит меня насквозь. Самое страшное, что я когда-либо видела.

Я так гордилась придуманной мной хитростью, которая должна была обеспечить мне фору в несколько минут или даже полчаса, чтобы я могла сбежать, но она не сработала. Вернувшись к холму, я услышала их голоса и на миг застыла от ужаса. Громила ушел, чтобы подняться по пологой стороне, а второй остался, быстро взбираясь по камням наверх.

Он был близко. Слишком близко. Инстинкты затмили разум, и я бросилась вперед, сомкнула руки на его горле, повалив на землю. Его взгляд остановился на мне, и я подумала, что сгорю в огне, пылающем в его глазах. Если оторвать ему голову, он наконец перестанет так на меня смотреть. Я сжала руки сильнее. На шее появились трещины, как и на камне за его спиной. Его глаза испуганно распахнулись, оттолкнувшись от земли, он перевернул нас, подминая меня под себя. Невероятно, откуда в нем могло быть столько силы! Я ни разу не встречала кого-то сильнее меня, даже громила казался слабым, как ребенок. Не успела я испугаться, как он исчез, словно его сбил поезд.

Я перевела дух, пару раз моргнув в замешательстве. Точно, громила! Вскочив на ноги, я успела заметить, как их скрыли деревья с громким хрустом ломающихся веток. Времени было совсем мало, сорвавшись с места, я поспешила наверх.

Самое неприятное свойство свободного падения — его невозможно прервать. Эмметт снес меня как баллистическая ракета. Достигнув земли, я тщетно пытался ухватиться за камень или дерево, но сила инерции была слишком велика, так что ветки просто ломались. Я едва успел. Пытаясь отцепиться от него, я двинул локтем, ощутимо его ткнув.

— Ай! Вообще осатанел?

Проехав еще несколько метров, я наконец смог упереться ногами в землю.

«Ты чуть не задел ее!» — пытался прокричать я, но из горла вырвался только хрип. Связки были повреждены. Я чувствовал жгучую боль в шее, где стремительно заживала рана, но игнорировать ее ничего не стоило. Поднявшись, я снова побежал к холму. В голову пришла глупая мысль, что на мокрую одежду налипла грязь и в целом вид у меня, должно быть, дикий. Плевать!

— Стой, чтоб тебя!

Догнав, Эмметт схватил меня за плечо, отбросив назад.

— Что там было?

Я пытался ответить, но пока еще не мог. Подождет. Махнув рукой, я попытался снова пройти мимо него, поднырнул под мощную руку, пихнул его за спину, услышал, как он ругается. У скалы замешкался всего на несколько мгновений, и он догнал меня, толкнул в спину, отбросив к камню. Теряя остатки самообладания, я развернулся к нему.

«Весь трепещу», — прокомментировал Эмметт выражение моего лица.

— Это она? — вслух спросил он, с замиранием ожидая ответа.

Его глазами я видел, как растягиваются мои губы в полубезумной зубастой улыбке. Я и чувствовал себя безумным. Словно я долго был под водой, а теперь снова обрел возможность дышать. С того самого мгновения, как только понял, что не слышу мыслей хладной, за которой мы гнались. Я и раньше никогда не мог их слышать.

«Это да или нет? Или просто спятил окончательно? Что это должно значить вообще?»

— Ты, блин, кивни, что ли! — разозлился Эмметт.

Засмеявшись, я все-таки кивнул. В шее что-то хрустнуло.

— Господи, Боже, — пробормотал Эмметт. Пьянящая волна облегчения и радости окатила его с головой.

Мою грудь распирало желание кричать, смеяться или разрыдаться в голос, выплеснуть это любым способом, но главное было не это. Нужно было лезть наверх, догнать ее. Скорее. Взяв разбег в пару шагов, я прыгнул и снова стал карабкаться наверх.

— Тогда какого лешего у вас там произошло? — спросил он, следуя за мной — Она тебе едва башку не открутила!

Я чувствовал першение, из горла вырвался кашель. Почти зажило. Боль исчезала, а вместе с ней и свидетельство произошедшего. Я боялся, что все окажется плодом моего больного разума, и старался двигаться быстрее. Бледное лицо Беллы перед моими глазами, тяжесть ее тела, даже беспощадная хватка на шее, что, если мне просто померещилось? Я добрался до того места, где меня сшиб Эмметт, почуял ее запах. Я ведь таскал его с собой все это время, даже не представляя, что теперь так пахнет Белла.

— Эдвард!

— Я не знаю, — прохрипел я. — Может, испугалась, может, злится.

— Когда женщина злится, она не разговаривает с тобой, изгоняет из спальни или ломает тачку. С ней что-то не то, Эдвард.

Еще немного выше я нашел накрытые брезентом сети, слишком тонкие и большие, чтобы принадлежать браконьерам. Подъем стал более пологий, деревья были явно прорежены руками человека, у очередной скалы притаился небольшой сруб без фундамента, скрытый за разлапистой елью, он стоял на четырех широких пнях, не касаясь земли, а дальше — разных размеров клетки. Это была орнитологическая станция, должно быть, пустовавшая между сезонами миграции птиц.

К деревянной двери вели импровизированные ступени из круглых срезов дерева разной высоты. Сглотнув комок в горле, я машинально провел рукой по волосам, стряхивая мусор, постучал и потянул на себя дверь.

— Белла?

«Но при этом все говорят, что напролом всегда пру я», — мысленно ворчал Эмметт, догоняя меня.

Дом был пуст, но камин еще оставался теплым. Помимо дыма и следа, приведшего нас, в воздухе витали запахи человеческой еды, какого-то сладкого ароматизатора, похожего на те, что добавляют в шампунь, и еще один, объяснить присутствие которого я не мог.

— Пахнет Беллой? — удивился Эмметт, тоже почувствовав знакомый аромат.

— Нет. Похож, но, — к нежному аромату, прежде исходившему от Беллы, примешивались какие-то новые ноты, сладкие и с холодком, — не совсем.

— Может, какие-то ее вещи?

Я покачал головой.

— Слишком сильный аромат.

Возле дома все было затоптано ее следами, понять, какой свежее, оказалось трудно. Пока я принюхивался к ветру, Эмметт выбрал другой способ — он изучал отпечатки ее подошв на земле.

«Эти глубже».

Я подошел к нему.

— Она что-то взяла в доме. Не слишком тяжелое, но она и сама-то весит немного, видно, за этим и возвращалась, а потом на всей скорости припустила туда. — В указанном Эмметтом направлении был обрыв. Мы поднимались с другой стороны. — Сиганула отсюда, и мы не услышали, как приземлилась, — я был уже на полпути к земле, когда он закончил фразу, — внизу.

«Бесите», — подумал он, прыгнув следом.

— Она пойдет к реке. Я постараюсь отрезать ее от воды.

— Понял.

Вскоре я услышал ее шаги, но сразу понял, что мне не успеть, вода шумела уже совсем близко.

— Белла!

Мне показалось, она замедлилась на пару мгновений, словно запнулась, но тут же побежала дальше.

— Подожди!

Зашуршала галька, но всплеска не последовало, вместо того, чтобы прыгнуть в реку, она перемахнула через нее. Я мог догнать ее. Когда я был уже совсем близко, она внезапно остановилась. Вылетев на небольшой луг, я увидел ее, стоящую в тени спиной к большому дубу, у ее ног лежала дорожная сумка, видимо, скинутая с плеча.

Я сделал пару шагов к ней с человеческой скоростью, пытаясь вобрать ее облик, весь целиком, боясь поверить тому, что вижу. Темные миндалевидные глаза в окружении длинных ресниц, обеспокоенно нахмуренные брови, небольшая вертикальная морщинка, прорезавшая кожу между ними, мягкая линия скул, изгиб пухлых губ, из которых вырывалось учащенное, неглубокое дыхание. Ее волосы отросли, растрепанная, сбившаяся от бега коса почти достигала талии, в падающих на глаза прядях я мог рассмотреть красные блики.

— Белла.

Она прищурилась, склонив голову набок, рассматривая меня, в глазах застыл вопрос. Я сделал еще шаг вперед, и она дернулась, будто едва удерживала себя на месте.

— Нет! — подняв руки, я остановился. — Не убегай. Пожалуйста.

Ее взгляд остановился на моем лице, но задумчиво-растерянное выражение не покидало его.

— Ты узнаешь меня?

Едва дыша, я ждал ее ответа, любого, лишь бы она заговорила. Что бы ни было, мы разберемся. Ее губы дрогнули, словно она собиралась что-то сказать, но вместо этого она резко обернулась, зарычав на догнавшего нас Эмметта.

— Эмметт, назад!

— Она тебя чуть не обезглавила, — возразил он, остановившись в стороне, обходя ее сбоку.

— Уйди, Эмметт!

Не сводя с Беллы взгляд, Эмметт отошел на расстояние чуть больше одного прыжка и остановился, скрестив руки на груди.

«Черта с два я уйду дальше».

— Белла.

Она перевела взгляд на меня, дернув головой.

— Поговори со мной.

Я не мог понять, что у нее на уме, ее взгляд то и дело возвращался к Эмметту, оценивая расстояние между нами. Видимо, приняв решение, она повернулась ко мне.

— Отпусти меня, — попросила она.

Ее голос звучал по-новому, звонче, переливчато, словно исчезли узлы на связках, когда-то сковавшие их, но это все еще был ее голос.

— Не могу.

— Я не хочу убивать тебя.

Я полагал, что она может злиться на меня, проклинать и обвинять, но чего совсем не ожидал, так это оказаться для нее незнакомцем. Белла не узнавала меня, и вместо нежности в ее взгляде, обращенном на меня, теперь читалась только колючая настороженность.

«Да она не в себе! Отойди от нее».

Эмметт пригнулся, готовясь напасть при необходимости. Я поднял руку, прося его оставаться на месте. Белла это заметила, ее взгляд снова метнулся к Эмметту.

— Что произошло, Белла? Кто сделал это с тобой?

Она нахмурилась, словно не понимала, о чем я ее спрашиваю. Только тут я заметил присутствие еще одного сознания с нами, увидев со стороны собственное лицо. Картинка сопровождалась жгучим любопытством и замешательством, она сделала шажок в сторону, чтобы рассмотреть меня. Земля покачнулась под ногами, будто планета сошла с орбиты, отчего все внутренности устремились к горлу. Господи!

Как сквозь толщу воды я услышал, как выругался Эмметт.

— Ох, ты что ж натворила?

Девочке было на вид года два-три, она жалась к ногам Беллы, но не испытывала страха, только интерес и непонимание, почему они вдруг так срочно бегут из дома. Белла загородила ее, кусая губу.

— Это преступление, ты в курсе?

— Нет! — отчаянно воскликнула она, переводя взгляд с Эмметта на меня. — Она не бессмертный младенец! Она не опасна.

— Эмметт, — слова царапали горло, — Послушай.

«Послушать?..»

Он не закончил мысль, расслышав стук маленького сердца, который мы не заметили сразу.

— Ребенок смертный?

Поняв, что речь идет о ней, малышка снова выглянула из-за ног Беллы, я встретился взглядом с до боли знакомыми карими глазами.

— Наполовину, — выдохнул я.

«Какого?.. Так бывает?»

Словно в трансе, я сделал еще один шаг к Белле, влекомый силой, превосходящей гравитацию. Я заметил, как выражение ее лица изменилось, на нем отчетливо проступила решимость.

«Плохая идея! Плохая идея!»

Белла провела рукой по карману джинсов, в сознании малышки возникла картинка с серебристой коробочкой, с которой мама не разрешала играть. Зажигалка.

«Стой! — мысленно кричал Эмметт, сорвавшись с места. — Она напугана, ты не видишь? Не провоцируй. Дай ей уйти».

Тяжелая рука Эмметта легла мне на плечо, удерживая на месте, я попытался сбросить ее, но его хватка была крепче любого капкана.

— Иди, — сказал он Белле.

Я не отрывал от нее взгляда в отчаянной надежде, что она останется. Недоверчиво покосившись на Эммета, Белла повесила на плечо сумку, подхватила на руки ребенка и умчалась прочь. Я смотрел, как она уходит, беспомощно рыча от бездействия. Эмметт был прав, но всем своим существом я стремился к ней.

— Тихо. — Железная хватка Эмметта не позволяла мне сдвинуться с места. — Мы найдем ее снова, но сейчас нужно отпустить ее.

«Отступить, чтобы продвинуться вперед».

Белла давно скрылась среди деревьев, я надеялся, что ее фигура мелькнет где-то в поле моего зрения, хотя понимал, что ждать этого не стоит. Схватившись за сознание малышки, я смотрел, как мимо проносятся деревья, пока они не оказались слишком далеко, чтобы я мог ее слышать.

— Их, — поправил я Эмметта.

— Да, мы найдем их. Мы это уже умеем. Все будет нормально.

* * *

Эдвард заканчивал последние дела в Форксе, оформлял какие-то документы, транспортной компанией отправлял коробки с книгами и личными вещами Карлайлу и Эсми на их новое место жительства.

Сегодня он забрал документы из школы, отучившись последний день. Я никак не могла осознать, что больше он не будет сидеть рядом со мной на уроках, следить за тем, что я пишу, чтобы, если я ошибусь, объяснить потом, как правильно, не будет легонько дергать меня за волосы, накручивая локон на палец, привлекая внимание, когда ему скучно, нашептывать остроумные шутки на ухо, заставляя смеяться посреди лекции о средневековых эпидемиях и мучительно краснеть потом под озадаченными взглядами учителя и одноклассников.

Бумаги были небрежно брошены на заднее сиденье, постепенно соскальзывая к краю на поворотах. Я потянулась, чтобы поправить их.

— Оставь, это неважно, — сказал он, не отрывая взгляда от лобового стекла.

— Конечно, важно. Там все, что ты делал в школе последние три года.

— Это всего лишь бумажки, Белла.

Он мягко улыбнулся, повернувшись ко мне. Я коснулась его лица, проведя пальцами по ямочке, прорезавшей щеку. Поймав мою руку, Эдвард поцеловал костяшки и так и оставил ее в своей, опустив на колено.

Красивый бежевый дом в окружении кедров, как всегда, выглядел теплым и обещал радушный прием, но только снаружи. Войдя внутрь, я словно оказалась в склепе.

— Здесь так тихо, — вслух заметила я.

Неожиданное эхо загудело под потолком от моих слов. Эдвард усмехнулся.

— Карлайл говорит, дом живет, когда здесь Эсми, стоит ей уехать, он засыпает, чтобы снова ждать ее. Не могу этого объяснить, но он прав.

Досадливо застонав, я уткнулась лбом ему в грудь, от чувства вины хотелось забиться куда-нибудь в темную дыру и провести там остаток своих дней.

— Ты чего? — спросил Эдвард, гладя меня по волосам.

— Вам правда необходимо было уезжать прямо сейчас.

Он немного помолчал, поцеловал меня в макушку, прежде чем тихо ответить:

— Лучше сразу, пока хватает решимости.

— Вы бы могли хотя бы закончить школу.

— В очередной раз? К тому же Карлайлу и Эсми все равно пришлось бы уехать через пару лет.

— Пара лет — это не так уж мало. Они ведь любят этот дом. Да и ты бы мог поехать в колледж, а не в никуда, как сейчас. У меня такое чувство, что я выжила вас из дома.

— Думаю, отсрочка только все осложнила бы, — ответил Эдвард, положив подбородок мне на макушку и крепче прижимая к себе. — Посмотри на это с другой стороны, тебе удалось изгнать целый клан хладных без боя. По-моему, достижение.

— Белла — изгоняющая демонов, — фыркнула я. — Эмметту бы такое понравилось.

Эдвард усмехнулся.

— Может быть, Сэм примет тебя в стаю. Ты избавила город от большего количества нечисти, чем все его волки вместе взятые.

Я засмеялась, хотя шутки выходили невеселые, потерлась носом о его рубашку. Эдвард обнял меня за плечи, делая шаг в сторону. Не хотелось отпускать его, я подстраивалась под его шаги, поднимаясь по лестнице, не размыкая объятий. Комната Эдварда была единственным обжитым уголком в пустом доме. Исписанные листы лежали на столе, из динамиков полилась тихая музыка.

— Здесь остались твои вещи, — сказал он, отходя в сторону, предоставляя мне искать их самой, хотя наверняка знал, где и что лежит.

Руки словно свинцом налились и не хотели подниматься, противясь необходимости забрать отсюда свидетельства времени, что я проводила в этой комнате. Вздохнув, я заставила себя открыть шкаф. Полки выглядели нетронутыми, как и ряд плечиков с одеждой.

— Ты еще не начинал собираться?

Эдвард поморщился, подойдя к столу, стал перебирать бумаги.

— Еще нет, — все же ответил он, точным броском отправляя смятый лист в корзину.

Я нашла пару своих футболок, расческу, заколку, складывая их на софу рядом с рюкзаком.

— Хочешь взять что-то из музыки?

Огромный стеллаж вмещал в себя большое разнообразие шедевров, но без гида я бы в них просто потерялась. Да и кто будет рассказывать мне историю написания той или иной композиции, объяснять, почему она особенная? Мысль, что и через сотню лет Эдвард будет перебирать эти записи, пополняя коллекцию, согрела меня, еще раз напомнив, что так нужно. Если этого не сделать, ряды с пластинками станут единственным в этом мире, что напоминает о нем. Едва ли Эсми позволит что-то с ними сделать, и они просто будут покрываться пылью здесь, молчаливо храня свои истории и чувства, что вложены в них. Эдвард собирал произведения, которым удавалось что-то задеть в его душе. Слушая их, можно было почувствовать его. Мелодия души Эдварда была собрана на этих полках, многогранная, прекрасная, ее нужно было сохранить любой ценой.

Я покачала головой.

— У меня есть наша подборка.

Эдвард кивнул, отправляя что-то еще в корзину.

— Что будешь делать? — спросила я, не только потому что было интересно, хотелось просто слышать его голос.

— Нужно закончить еще кое-какие дела. Наверное, поеду в путешествие. Не знаю, далеко не загадываю. А ты?

— Колледж, — я пожала плечами.

— Где-нибудь на юге? Может быть, Гавайи?

Когда-то у меня были такие планы. Словно в другой жизни.

— Нет, — улыбнулась я. — Не хочу уезжать далеко от Чарли. Может быть, все-таки Вашингтонский. У них есть программа обмена с Англией на семестр, возможно, будет шанс увидеть вересковые пустоши своими глазами. Если не завалю тригонометрию, конечно.

— Не завалишь.

Я поморщилась. Эдвард сделал почти невозможное, научив меня понимать этот предмет. Теперь нужно было поддерживать эффект самостоятельно, чтобы его труды не пропали зря.

— Ну, на крайний случай пойду в местный колледж вместе с Анжелой. По меньшей мере, будет друг рядом.

— Я думал, она пойдет в художественный.

— Она говорит, ей нужна профессия со стабильным доходом, чтобы помочь родителям с близнецами.

— Жаль.

— Да, мне тоже.

Анжела обладала явным талантом, она могла бы стать художницей, но амбиции не были свойственны ее характеру, забота о других делала ее счастливой. Близнецы были поздними детьми у ее родителей, и когда-нибудь им предстояло пойти в колледж. Анжела хотела помочь.

Я потянулась за книгой на полке, это был «Грозовой перевал». Я и забыла, что оставила его здесь. Эдвард опередил меня, легко достав до нужной высоты.

— Спасибо.

Обернувшись, я почти столкнулась с ним, подняла голову, встречаясь с ним взглядом. Вместо того, чтобы отдать мне книгу, Эдвард наклонился поцеловать меня, притягивая к себе за талию. Мысли ту же покинули голову, а наша глупая светская беседа показалась такой неуместной. Словно карточный домик развалился наш спектакль, где мы делали вид, что все в порядке, ничего не происходит. Слова лживы, правда кроется в молчании. Мы синхронно вздохнули, не отдаляясь друг от друга. Чуть потянувшись, я снова накрыла холодные губы поцелуем, обвила руками его шею, стараясь отдать ему переполнявшие меня тепло и нежность, которых я не знала, пока он не разбудил их в моей душе. Мой любимый.

— Ты как? — спросил он, скользнув губами по моей щеке.

— Стараюсь не думать.

— Получается?

— Нет. — Проведя носом по коже, я прижалась губами к его шее в попытке впитать его аромат, его прикосновения, запомнить это чувство, когда он рядом. — А ты?

— В ужасе, — прошептал он.

— Что мы делаем? — вырвалось у меня.

— Шшш, мы решили, что так правильно, — его дыхание касалось моей шеи, разнося легкую дрожь по коже.

— Почему-то это не ощущается таковым.

Эдвард согласно хмыкнул, но ничего больше не сказал, провел руками по моей спине, слегка покачивая в объятьях. А мне только этого и хотелось — свернуться клубочком в его руках.

— Я могу что-то сделать для тебя? — спросил он. — Деньги на колледж или…

— Даже не начинай, — я перебила его, мы об этом уже говорили, я не собиралась брать у него деньги.

Эдвард вздохнул.

— Ну, попробовать стоило.

Была одна вещь, которую я могла попросить. Положив руки ему на грудь, я отстранилась, чтобы видеть его лицо.

— Вообще-то, есть кое-что, что я хотела бы получить.

Опустив голову, он изучал мое лицо ласковым взглядом, щеки наверняка горели, но мне было все равно.

— Скажи, и оно твое, — улыбнулся Эдвард.

— Тебя, — просто ответила я.

Эдвард нахмурился, не понимая. Закусив губу, я ждала, когда он отыщет смысл, вложенный в мои слова. Морщинки между его бровями разгладились, когда он догадался.

— Белла…

— Я знаю. Я понимаю, о чем прошу, но, — подняв руку, я коснулась его щеки, Эдвард чуть повернул голову навстречу моему прикосновению, прикрыв глаза, но тут же снова встретился со мной взглядом, — никого и никогда я не буду любить, как тебя.

Прохладная ладонь легла мне на шею, нежно погладив кожу под волосами.

— Это будет моя последняя просьба к тебе.

Какое-то время он просто молча смотрел на меня, я видела, как тают сомнения в его взгляде, отчего и без того лихорадочный стук сердца перешел в трепещущее стаккато. Приподняв мои волосы, Эдвард коснулся поцелуем пульсирующей жилки под ухом, мягко надавил мне на поясницу, вжимая в себя.

— Глупая, — прошептал он, я слышала, что он улыбается, говоря это. — Это я должен просить, а ты — отказываться.

Его шепот прокатился покалыванием по коже, прежде чем пройти сквозь нее, проникая внутрь. У меня вырвался смешок.

— Ну, от тебя такого не дождешься, вот и приходится мне. Все сама.

Эдвард засмеялся, и я присоединилась к нему, уткнувшись лицом в его грудь.

— Все-таки мы — очень странная пара.

— А мне нравится то, какие мы есть.

Эдвард отстранился, осторожным прикосновением поднимая мое лицо, чтобы я посмотрела на него. Не знаю, что он искал в моих глазах и нашел ли, я лишь улыбнулась ему. Мне показалось, его глаза потемнели.

— Я люблю тебя, — сказал он.

— Я знаю.

Опустив ресницы, я почувствовала, как растворяются все тревоги в его поцелуе. Сегодня я больше не буду думать о том, что будет дальше. Ни страхов, ни печали, ни неизбежности расставания. Только я и Эдвард. И это чувство, что мы делим на двоих.

— И она просто сбежала? — спросила Розали после долгого молчания.

Даже в мыслях ее какое-то время стояла звенящая как камертон тишина, пока они осиным роем не прорвались все сразу. Пытаясь отгородиться от ее сознания, я почти физически ощущал, как они пробиваются ко мне, словно пущенные из рогатки камни ударяя в голову. Это немного отвлекало.

— Ага, — ответил Эмметт.

— Но почему?

— Кто знает. Может, он позвал ее замуж? Только и видели, как пятки сверкают, — засмеялся он.

— Эмметт! — Розали бросила красноречивый взгляд в мою сторону, безмолвно стараясь пристыдить его.

— Да ладно! Посмотри на него, разве он выглядит несчастным?

— Но, выходит, она не помнит…

— Она жива, Роуз, — перебил я ее. — Только это имеет значение. Это и ребенок.

— Ребенок, — эхом повторила она. — Как такое возможно?

«Ты уверен, что он твой?»

Я посмотрел на нее, и она опустила глаза.

«Прости».

— Роуз? — позвал Эмметт, заметив наш молчаливый диалог.

Розали тряхнула головой.

«Не говори ему,» — попросила она.

Ее раскаяние было искренним, я кивнул, возвращая свое внимание монитору.

— Я хочу помочь. Скажи, что нужно.

— Это расположение орнитологических станций в штате, — пояснил я, показывая им отметки на карте.

— Думаешь, она пойдет туда?

— Есть станции недалеко от Миннеаполиса и Дулута, должно быть, они останавливались там, но уходили, заметив других хладных неподалеку. Станции пустуют по полгода, находятся вдали от людей, там есть все необходимое для жизни, вода, электричество, крыша над головой. Не знаю, что требуется малышке, но ее сердце бьется и, похоже, она чувствует холод.

Эмметт кивнул, добавляя новый параметр:

— Нужны те, что подальше от туристических маршрутов. Она охотится в лесу, люди ей там будут не к месту.

— Добавим к этому водоемы, ведущие к городам поблизости, в которых есть полноценные больницы.

— Из-за крови?

— Но она ведь охотится на животных.

— Я думаю, кровь нужна ребенку. Ради себя Белла не стала бы так рисковать.

— Она ведь все еще новорожденная. Тяга к человеческой крови в это время очень сильная.

— Если бы дело было в этом, она бы просто убивала людей.

— Сколько получилось станций?

Те, на которых она уже была, можно вычеркнуть.

— В этом штате — одна.

— Рейни? Прямо на границе.

— Значит, идем на север? — подскочил Эмметт.

— Нет, — улыбнулся я, так просто не будет. — На юг.

— Чего? Почему?

Я пожал плечами.

— Это Белла.

Мой ответ прозвучал куда увереннее, чем я чувствовал себя в своем предположении. Ее ход мыслей всегда был необычен, порой нужно было предположить самый вероятный сценарий и сделать ровно наоборот, чтобы понять, как она будет действовать. С другой стороны, и она знала, как буду размышлять я, поэтому могла остановиться на предсказуемом варианте и отправиться на север, зная, что я пойду на юг. Если же она не помнит, действительно не помнит, тогда эта версия верна.

Можно было разделиться, проверить оба направления, но я не хотел, чтобы Белла встретила других в мое отсутствие, боясь, что они испугают ее, и тогда заслужить ее доверие станет еще сложнее.

«Мне эти ваши игры разума…» — проворчал Эмметт.

— Почему не восток? — спросила Розали.

— На востоке Верхнее озеро, меньше возможностей отступить, и там Сильвер-Бей, где ее заметил тот хладный со склада.

— Запад?

У меня не было объяснения, но этот вариант я отмел сразу, он не вписывался, я просто знал это.

— Нет.

— Почему?

— Детка, просто поверь ему на слово. Не надо пытаться это понять.

Улыбнувшись, я захлопнул ноутбук. Мы дали ей достаточную фору, чтобы она немного успокоилась и почувствовала себя в безопасности, пора выдвигаться.

В этот раз мы нашли их быстро, но снова оказались в роли преследующих. Мы старались не подходить слишком близко, но стоило Белле заметить нас, она тут же срывалась с места, и мы увеличивали расстояние, следуя за ними из города в город, наблюдая издалека, с удовлетворением замечая, что постепенно ее побег становится менее стремительным.

Я стоял на мосту, глазами малышки наблюдая за их ночной прогулкой в одном из парков Рочестера. Белла назвала ее Райли⁽¹⁾. Знала ли она, насколько эта девочка оправдает свое имя, или храбрость нужна была самой Белле? Подслушивая, я, будто золотоискатель, по песчинкам собирал крупицы знаний о них. Я видел, что глаза Беллы все время оставались темными, она почти никогда не охотилась и задерживала дыхание всякий раз, проходя мимо людей. Ее взгляд то и дело скользил по крышам зданий и темным переулкам, но, когда Райли оборачивалась к ней, она всегда мягко улыбалась. Раньше я не видел у нее такой улыбки.

Райли была смелой девочкой, стойко переносящей все неудобства, но города ей не нравились, слишком шумные, грязные, очень много запахов и много людей, при которых нужно постоянно следить за тем, как двигаешься, что делаешь. Нельзя бегать слишком быстро, нельзя высоко прыгать, большую часть времени нужно сидеть дома. Белла привела ее в парк, чтобы показать огни ночного города, они были красивыми, но из-за них почти не видно звезд. Посмотрев на небо, она вздохнула. Ее взгляд скользнул по мосту, и я вышел на свет, на чуть розовых щеках показались ямочки, когда она улыбнулась. Приложив палец к губам, я отступил назад.

«Ну вот, опять», — подумал Эмметт.

Наш секрет проживет минут десять, прежде чем она расскажет Белле, и мне снова придется догонять их, но я не мог сдержать себя, отчаянно желая познакомиться с ней.

— Не понимаю, почему она помнит бессмертных младенцев, а нас — нет? — спросил Эмметт, подойдя к перилам. Ветер мог донести до слуха Беллы звук его голоса вместе с шумом проносящихся за нашими спинами машин, но, так или иначе, это уже не имело большого значения. — Это ведь Карлайл рассказал ей, мы все там были.

Было странно понимать, что мне не нашлось места в ее воспоминаниях, даже учитывая, что когда-то я хотел для нее этого, но, если бы пришлось выбирать, я бы тоже предпочел, чтобы в ее памяти сохранилось то, что поможет ей защитить себя и малышку.

— А что ты помнил, когда очнулся? — спросила Розали.

— Тебя, — мгновенно ответил Эмметт. — И того медведя.

— Ну, а мне в память врезались лица мерзавцев, убивших меня, родители и друзья превратились в неясные силуэты, но та ночь сохранилась в мельчайших деталях. Может быть, мы помним то, что происходило перед самой смертью?

— Карлайл в подробностях помнит свою жизнь, — не согласился я.

— А вы с Элис — почти ничего. Наверное, у всех по-разному. Или она просто запомнила самое важное для нее.

«Самое важное», — мысленно повторила Розали, вздохнув.

Она пребывала в очень странном состоянии, где-то между счастьем и глубокой печалью, попеременно склоняясь то к одному полюсу, то к другому. Я не мог понять ее, был бы здесь Джаспер, он, наверное, разобрался бы в этом, я же чувствовал только ее боль, но несчастной она точно не была. Я старался не слушать ее, понимая, что это слишком личное, но удавалось с трудом.

Мое внимание привлекло воспоминание, которое она прокрутила в голове: вечер у костра и ее мысль, адресованная мне, когда речь зашла о неспособности хладных иметь детей:

«Любовь не помогает заполнить эту пустоту в душе, Эдвард. Что ты будешь делать, когда она тоже почувствует ее? Ты сможешь смотреть ей в глаза, видя в них упрек за то, чего лишил ее?»

Сейчас она сожалела о тех словах. Она сказала правду, и у меня не было ответа на этот вопрос, я и сейчас не нашел его, но больше он не нужен.

Остановившись немного в стороне, Белла следила, как Райли гладит бездомного пса, чья голова была на одном уровне с лицом малышки. Животные не приближались к хладным, чувствуя опасность в исходящем от нас запахе, но девочку не боялись. Ее сердце билось, она пахла почти как человек, а нос собаки показался ей холодным, значит, кожа теплая. Небольшой сквозняк коснулся волос Беллы и, заскулив, собака убежала.

— Прости, солнышко, — сказала Белла, присев на корточки перед Райли, поправила воротник ее куртки.

Та коротко вздохнула, но почти тут же улыбнулась, обнимая Беллу за шею, устраивая голову на плече. Райли любила ее, обожала со всей силой, на которую было способно ее маленькое человеческое сердце. Белла встала, держа ее в руках.

— Пойдем домой?

Райли обернулась в мою сторону, кусая губу, совсем как ее мама.

— Что такое, малыш?

Я улыбнулся, сегодня она продержалась дольше, чем обычно.

— Что ж, спасибо этому городу за гостеприимство, — пробормотал Эмметт.

Райли редко разговаривала, предпочитая общаться иначе — передавать свои мысли через прикосновение. Приложив ладошку к щеке Беллы, она показала ей картинку — моя фигура, выходящая из тени. Белла вздохнула, поджав губы. Нахмурившись, Райли искала картинку, которая могла бы передать другую ее мысль. Снова коснувшись щеки Беллы, она показала ей мое лицо.

— Умница, — улыбнулся я.

— Что такое? Что происходит?

— Тише, Эмметт.

Не найдя подходящую картинку, Райли смирилась с необходимостью произнести мысль вслух:

— Он красивый.

— Все хладные красивы, милая, — немного натянуто улыбнулась Белла.

— Нет.

Насупившись, Райли снова коснулась ее лица с новой мыслью. Картинка сменилась. Теперь там было мое лицо рядом с отражением Райли в зеркале.

— Он похож на меня!

Белла не выглядела удивленной, она опустила глаза, задумчиво нахмурив брови. Что-то привлекло ее внимание на другой стороне парка. Вскинув голову, она принюхалась к ветру. Я обогнул их по дуге, устремляясь в ту сторону. Райли показала Белле ее лицо, вопросительно подняв брови.

— Все хорошо, но мы с тобой немного пробежимся, да? — тихо сказала она.

Девочка не успела ответить, прежде чем Белла крепче прижала ее к себе и сорвалась с места.

Он собирался пойти за ними, но заметил меня и зарычал, обернувшись. Этот звук не достиг слуха Райли, но Белла повернула голову в нашу сторону и побежала быстрее. Черт!

Этот хладный выглядел как долговязый подросток, но был, вероятно, старше меня, в его движениях чувствовался опыт. Ужом выскользнув из моих рук, он прыгнул, сделав кувырок в воздухе, и оказался за спиной. Его подвела привычка продумывать свои действия заранее. Развернувшись, я перехватил его руку и, ударив в кадык, опрокинул на землю, развернул, через руку схватил за плечо. Он зашипел, забившись на земле.

— Спокойно.

— Он один? — спросил подошедший Эмметт.

— Да.

«Видел?»

Я кивнул.

— Что с ним делать?

Парень снова дернулся, пытаясь рассмотреть Эмметта.

— Где Роуз?

— Пошла за Беллой.

— Хорошо. Иди к ней, но не подходите близко.

— А ты?

— Я приду, когда закончу здесь.

Эмметт растворился в темноте, я опустил взгляд на затихшего хладного, слыша в его мыслях почти философское смирение со своей судьбой.

Много дней ломая голову над тем, что скажу при встрече с Беллой, я продумал сотню сценариев, как это произойдет, заготовил аргументы и ответы на каждую фразу, что может прозвучать, но теперь обнаружил собственную немоту и неспособность вспомнить хоть что-то дельное.

Запутав следы, Белла вернулась в снятую ею квартиру на окраине города. Войдя, она никак не показала, что заметила мое присутствие, только скользнула взглядом по застегнутой на все молнии сумке в углу. Райли тихо посапывала у нее на руках, сжав в кулаке прядь ее волос. Белла прошла мимо меня и опустила малышку на скрипучий диван, осторожно высвободив свои волосы, потянулась за клетчатым пледом.

— У тебя нет замка на двери, — сказал я, когда молчать стало уже невозможно. Гениальное начало разговора!

— И ты расценил это как приглашение? — она не смотрела на меня, укрывая спящую девочку, не сняв с нее обувь и куртку.

— Нет. Я подумал, что, если ты еще не скрылась в лесу, возможно, нам удастся поговорить.

— Становится слишком холодно, чтобы оставаться в лесу. К тому же я думала, в городе будет проще затеряться. Выходит, ошиблась.

Ужасно хотелось подойти к ней или хотя бы заставить ее посмотреть на меня, разбить ее равнодушие, но я не знал, как сделать это и не испугать ее снова. Она стояла над Райли, закрывая ее от моего взгляда, ясно давая понять, что не позволит приблизиться к ней.

— Это ты был в парке? — спросила она.

— Да.

— Ты убил его?

— Нет.

Белла подняла на меня глаза, но я не мог прочесть в них ни удивления, ни осуждения, ни страха. Я не мог видеть в них ничего, что хоть как-то выдало бы ее мысли. Когда же ты научилась закрываться от меня? Белла сложно сходилась с новыми людьми, оставаясь для большинства закрытой, не делясь мыслями. Я так гордился, будучи единственным, кому она говорила все, что думает, не пыталась скрыть эмоции. Сейчас же я был как и все остальные — посторонним.

Она отвела взгляд, не спросив больше ничего, но я чувствовал, что должен объяснить.

— Он принял Райли за смертного ребенка. Подумал, что ты поймала ее, чтобы съесть. Наблюдая за вами, он размышлял, как спасти ее и не слишком напугать.

На сей раз ее лицо утратило невозмутимость.

— Оу, — растерянно ответила она.

И на миг я узнал ее, в этом ее «Оу», в удивленно распахнутых глазах, в которых читалось, как она тронута чужой добротой. Добротой от существа, не склонного сочувствовать смертным. Я улыбнулся, вдохнув полной грудью, она все еще была Беллой.

— Не все хладные — чудовища.

— Хорошо, что все сложилось именно так.

— Да. Но больше он не вернется.

Этот парень оказался славным малым, осуждающим убийство детей, но не настолько, чтобы поставить чужую жизнь выше собственной. Если бы он решил, что Райли — бессмертный младенец, отпускать его было нельзя. Смог бы я убить его, читая в его разуме доброту и сочувствие к этой маленькой девочке? Я знал ответ.

— Ты знаешь, кто я?

— Громила назвал тебя Эдвардом.

Я кивнул, стараясь не отвлекаться на ласкающий слух звук ее голоса, произносящего мое имя.

— Эмметт уже говорил тебе о нашей семье. Мы бы хотели, чтобы вы с Райли присоединились к нам.

— Зачем?

Потому что вы — неотъемлемая ее часть.

— Мы можем дать вам защиту, дом, любую помощь. Вам больше не придется прятаться.

— У нас все в порядке.

— Белла…

— Для предлагающих помощь вы очень настойчивы.

— Мы не чужие вам, Белла.

Она не ответила на это, ее взгляд остановился на моем лице. Неспособность слышать ее мысли никогда еще не была столь мучительна.

— Чем больше людей знают о Райли, тем больше в этом опасности для нее.

— Верно, но это не тот случай. Карлайл посвятил многие годы изучению природы хладных и уже более двух веков практикует как врач среди смертных.

Закусив губу, Белла опустила глаза, провела пальцами по маленькой ладошке Райли.

— Райли — необычный ребенок, и я знаю, что ей не может быть больше нескольких месяцев отроду, а значит, время для нее бежит с ужасающей скоростью.

Какое-то время она молчала, опустив голову. Сунув руки в карманы, я ждал ее решения, напоминая себе, что в подобных случаях ее нельзя торопить.

— Тебя накажут, — наконец сказала она, так тихо, что я едва расслышал. — Если они узнают, они накажут тебя вместе со мной, а заодно и всех, кто знал и не донес.

Она не смотрела на меня, обратив взгляд на спящую малышку. Белла получила неуязвимое тело бессмертного, но выглядела она совсем юной и бесконечно усталой девочкой, которой через многое пришлось пройти в одиночестве. Неконтролируемое стремление защитить ее зудело под кожей, толкало к ней, затмевая все остальное. Я потянулся к ней, отчаянно желая коснуться, обнять, пообещать, что она больше не будет одна, постараться забрать себе хотя бы часть ее тревог.

Белла резко вскинула на меня глаза, хмурясь. Она отпрянула, избегая моего прикосновения, губа задрожала, как у кошки, готовящейся обнажить клыки. Уязвимость мигом скрылась за ставшей привычной маской враждебности. Опустив руку, я сжал ее в кулак, изо всех сил стараясь удерживать дистанцию между нами. Белла наконец-то согласилась поговорить, нельзя было разрушить достигнутый прогресс.

— Райли — не бессмертный младенец, — с трудом выговорил я. — Мы не нарушали закон.

Она покачала головой.

— Ее существование — тоже результат нарушения закона. К тому же, думаешь, они станут слушать?

Результат нарушения закона? Я всматривался в ее лицо, ища на нем ответы, но выражение было непроницаемым. «Тебя накажут», — сказала она.

— Как много ты помнишь? — слова слетели с языка раньше, чем я смог остановить их, и теперь мне осталось только, замерев, ждать ответа. В глазах Беллы не было прежней теплоты, когда она говорила со мной, я мог читать в них лишь легкий оттенок жалости, на секунду промелькнувший там, прежде чем она опустила взгляд. Воздух в груди обратился в кристаллы льда, раня изнутри острыми краями, он отказывался покидать легкие.

— Очень мало. Но глаза у меня есть, даже Райли заметила сходство. Но это неважно, — продолжила она. — Все это совершенно не важно.

— Ты права. Главное сейчас — это Райли. И Карлайл — тот, кто может помочь. Наш дом находится фактически посреди леса, там не бывает случайных гостей, никто посторонний не увидит ее, и любой из нас при необходимости поставит свою жизнь между вами и каждым, кто решит вам навредить.

— Как ты можешь быть так уверен?

— Так поступают в семье.

— Нельзя решать за них.

— Значит, мы предупредим их, скажем, что нам нужна помощь, но для них это будет опасно. — Я улыбнулся, представив, какую взбучку устроит мне Эсми, если узнает, что мы сомневались, обращаться ли к ним, или хоть на минуту усомнились, что они согласятся помочь. — Но я знаю, каким будет их ответ.

Белла озадаченно хмурила брови, не понимая моей убежденности. Она действительно не помнила нас.

— И они пойдут на такой риск?

— А чем ты готова рискнуть ради Райли?

Морщинка между ее бровями разгладилась, она даже улыбнулась краешками губ, погладив мягкие кудряшки спящей девочки.

— Всем, — ответила она.

Кивнув, я пошел к двери.

— Нужно будет пересечь границу. Я подготовлю для вас документы.

— Эдвард.

Я обернулся, одним лишь словом она всколыхнула все во мне, вся моя жизнь была в ее руках, и этот столь желанный плен я бы не променял ни на какую свободу.

— Прости за… — не закончив фразу, она указала на мою шею и опустила глаза.

— Я сам виноват. Я напугал тебя.

Белла кивнула, соглашаясь. Смешанное с воздухом счастье вырвалось из груди тихим смехом, Белла робко улыбнулась в ответ. Неожиданная мысль подобно вспышке пронеслась в разуме, заставив меня подойти к ней на шаг ближе.

— Когда?

— Что?

— Когда Эмметт назвал мое имя? — спросил я.

Она набрала воздуха, собираясь ответить, но только растерянно моргнула и отвела взгляд. Я бы мог подойти к ней, взять ее лицо в ладони, погрузить пальцы в волосы, чтобы она смотрела на меня, пока я не найду ответ в ее глазах сам. Я напомнил себе, что сейчас она не моя, и то хрупкое доверие, что зародилось сегодня, может разрушить любое неосторожное слово или жест.

— Я приду утром.

Я заставил себя уйти, прежде чем совершу что-то необдуманное, с наслаждением вдохнул влажный ночной воздух затихшего города. Всего несколько часов, и мы вместе будем на пути к дому. Но до этого предстояло еще уладить несколько вопросов.

1) Reiley — адаптация ирландской фамилии Рейли, означающей «доблестный», «отважный».

Вернуться к тексту

Это была очень длинная ночь. Трижды я подхватывала сумку, собираясь взять на руки Райли и бежать, и трижды опускала ее обратно, садилась на пол у старой продавленной софы и просто смотрела на мою девочку. Она росла так быстро. Глядя на ее лицо, можно было видеть, как постепенно сглаживается округлость щек, четче проступают скулы, становится выше переносица. Едва заметные изменения, свойственные только смертным в их неумолимом взрослении. Я часто смотрела на нее, когда она спала, боясь что-то пропустить и прогоняя навязчивое чувство, что она исчезает, словно распускающийся цветок, которому предстоит увянуть.

Человек, которого любила Белла Свон, сказал, что они помогут, но разве можно победить время? С ним был громила и женщина, нам предстояло встретиться с главой клана — Карлайлом, а это уже четверо. Четверо хладных, которые будут знать о Райли, и их дом, где мы будем как в капкане, окруженные сильными взрослыми демонами, против которых в случае беды мне не выстоять.

Склонившись, я осторожно коснулась губами теплого лба моей девочки, стараясь не разбудить. Ее волосы были влажными, должно быть, жарко. Если я решу уйти, куртка и ботинки задержат нас всего на пару секунд, решила я, потянув за рукав, освобождая ее руку. Райли что-то невнятно пробормотала, но не проснулась. Я бы так хотела укрыть ее от всех бед, прижать к груди и никогда не отпускать, сделать частью себя, как часть моей души уже была в ней. Если бы только я могла отдать ей свое бессмертие и свою силу! Понимание, что я не могу ничем помочь, душило сильнее жажды, разливая парализующий страх по венам и заставляя признать — нам нужна помощь.

«Ты можешь верить Калленам, — писала Белла Свон. — Но обратившись к ним, навлечешь на них беду»

Уже не единожды она ошибалась в своих предположениях. Если же она права, и эти люди нам друзья, переступив порог их дома, я подпишу им приговор. Рискнуть жизнями незнакомцев ради призрачного шанса на спасение Райли. Да, этот камень я водружу на совесть, не сомневаясь.

Когда небо за окном посерело, я все еще сидела там же, на полу, не приняв никакого решения. С другой стороны, бездействие — тоже решение. Первый луч встающего солнца пощекотал окрашенные нежным румянцем щеки, шаля, коснулся век. Смешно сморщив нос, Райли отвернулась от него, и он запутался в кудряшках, высвечивая рыжеватые медные пряди. Совсем как у того человека.

Эдвард. Хотелось произнести его имя вслух, покатать на языке, пробуя на вкус. Можно ли верить ему? Закрыв глаза, я пыталась извлечь из памяти хоть что-то о нем, но он был словно скрыт за стеной густого тумана. Как же тогда вышло, что его голос звучал так знакомо? Еще тогда, в лесу, когда он позвал меня, пробуждая чувство, что я бегу не в ту сторону. После того дня стоило закрыть глаза, и мне чудилось, что я снова слышу, как он зовет меня, хотелось ответить ему, позволить клубящемуся вокруг туману обступить меня, невесомо оседая на коже, чтобы, лишившись зрения, научиться видеть иначе. А потом я вспоминала его лицо в первый момент, когда увидела, его холодный жестокий взгляд. В голове не укладывалось, как он мог быть тем же человеком, что так тепло улыбался мне сегодня. Какое из его обличий — настоящее?

Как бы то ни было, они уже знают о Райли, их трое, и все это время они оставались неподалеку, хотели бы напасть — уже сделали бы это.

— Надеюсь, в этот раз ты права.

Вздохнув, я поднялась с пола, расстегнула сумку, извлекая из нее термоконтейнер. В нем оставалось еще четыре пакета с кровью — достойный сувенир для «Медицинского города»⁽¹⁾. На первое время ее должно хватить. В морозилке лежал запасной аккумулятор холода, положив его к крови, растаявший я убрала в сумку, все равно не успеет замерзнуть.

Собирать было больше нечего, мы странствовали налегке, никогда не разбирая вещи. Все, что не использовалось тут же, сразу убиралось в сумку, разве что быстро становящаяся маленькой для нее, одежда Райли заменялась на вещи побольше.

Въехав в эту квартиру, я оттерла ее до хирургической чистоты, но из-за потертостей и сколотых углов, кухня все равно выглядела печально. Я решила, что сегодня вполне можно разрешить Райли обойтись без овощей, достала из холодильника чернику и яйца для оладий. На пожарной лестнице за окном потрепанного вида кот остановился понежиться на солнце. Горло сдавило болью, будто я проглотила зажженную спичку. Заметив меня, кот тихо замурлыкал, сощурившись. Сквозь закрытое окно его не достигал мой запах. Я наклонила голову на бок, и он сделал то же, прежде чем повернуть ее в другую сторону. Я повторила его движение, и он прижал уши. Звук биения его сердца, перекачивающего густую теплую кровь по сосудам, становился все громче, отдаваясь вибрацией в барабанных перепонках и заполняя разум. Обнажив зубы, я зашипела, и, выгнув спину, он подскочил, прежде чем умчаться прочь, оставив меня с моей жаждой. Фыркнув, я добавила в яйца муку и молоко. Нет, я бы не стала его есть, тем более дома, где Райли может его почуять. В голове возникла картина, как она застанет меня, застывшую посреди кухни, в клочках шерсти и перепачканную кровью, будто я сама была кошкой, слопавшей канарейку. Интересно, детский психолог у Калленов есть? От этих мыслей даже боль в горле стала терпимее.

Когда все было готово, я пошла будить Райли, закопавшуюся в плед с головой в попытке спрятаться от солнца.

— Райли, — отодвинув край пледа, я увидела ее недовольно сморщенный нос и слишком сильно сжатые веки для спящей. — Вставай, соня.

Вместо этого она только сильнее зажмурилась, изображая глубокий сон. Взяв локон своих волос, я пощекотала ей нос, и она хихикнула.

— Первые стрелы звезды золотой, — прочитала я, щекоча ее за ушком. — Упали на землю с пришествием дня, прогоняя все тени обратно домой, подальше от грез, весны и тебя⁽²⁾.

Райли открыла один глаз и потянулась. Чмокнув ее в щеку, я плюхнулась на диван рядом.

— Есть разговор, солнышко.

Вздохнув, она села, сутулясь и тяжело уронив голову вперед. Ее кудряшки растрепались и походили на воронье гнездо, покачивающееся на ветру. Я засмеялась, и она удостоила меня хмурым взглядом, зевнув, привалилась к моему плечу, мягкая и теплая.

— Не засыпай. У нас сегодня будет длинный день.

Не открывая глаз, она слепо протянула ко мне руку, пару раз хлопнув по плечу, прежде чем достать до лица, чтобы показать картинку — мы уходим из этой квартиры, прихватив сумку.

— Да, малыш, мы уходим.

Райли вздохнула, и у меня перед глазами возник лес и бревенчатый домик. Я ощутила ее желание вернуться туда, подальше от этого бетонного плена.

— Не совсем, но он сказал, что лес там есть.

Я теребила пальцами бахрому на пледе, ожидая ее следующего вопроса. Видимо, не сумев обличить мысль в картинку, она отодвинулась, чтобы посмотреть на меня, прежде чем спросить вслух:

— Кто?

Я доплела вторую косичку на бахроме, вздохнув, убрала плед в сторону. Принятое мной решение будет иметь последствия для нас обеих, если я окажусь неправа, я подведу ее, и исправить уже ничего не получится. Я сделала глубокий вдох, надеясь, что он придаст мне смелости или хотя бы сил изобразить уверенность.

— Человек, которого мы видели вчера, приходил сюда вечером.

Округлив глаза, Райли снова прикоснулась к моей щеке, и я увидела лицо Эдварда.

— Да. Он и его семья приглашают нас быть гостями в их доме.

Я смотрела, как она пару раз моргнула, приоткрыв рот. Улыбнувшись, я коснулась пальцем ее подбородка, приподнимая его.

— Когда? — спросила она.

— Он скоро придет за нами.

Подскочив, она умчалась прочь. Через пару секунд хлопнула дверь ванной, в раковине зашумела вода. Мда. Ну, по крайней мере, теперь точно не уснет.

Спустя час она была уже одета, умыта, сыта, причесана и почти вне себя от волнения. Она то и дело пересаживалась с кресла на софу и обратно или принималась ходить взад-вперед, дергая молнию на кармане джинсов и не отрывая взгляда от двери. Райли не общалась ни с кем, кроме меня, а теперь ее мир вдруг должен был расшириться в целых четыре раза, впуская в него новых людей. Я не знала, какими они окажутся, не разочаруют ли ее и, видя ее взволнованно распахнутые глаза, уже жалела, что сказала ей об этом заранее. Что я ей скажу, если он не придет? Опасаясь этого, я в то же время малодушно на это надеялась каким-то далеким темным уголком в самой глубине души.

Эдвард был на нашем пороге в девять утра. В этот раз он даже постучал и дождался приглашения, прежде чем протиснуться в дверь с большим пакетом в руках.

— Доброе утро, — улыбнулся он, словно мы были давними знакомыми, и не было ничего естественнее, чем приветствовать друг друга по утрам.

— Привет.

Он нашел взглядом Райли, и она, вдруг оробев, спряталась за меня.

— Эй, — сказал он, опустившись на корточки, но тут же вскинул на меня глаза. — Можно?

— Спроси ее.

— Райли? — он протянул к ней руку, но не стал приближаться сам. — Меня зовут Эдвард.

Посмотрев на меня, она несмело сделала шаг ему навстречу, а потом еще один, прежде чем пожать его руку. Он улыбнулся, и она, словно зеркало, ответила ему точно такой же улыбкой, с теми же ямочками на щеках, что украшали его лицо. В груди что-то кольнуло, когда она прикоснулась к его щеке, и он засмеялся.

— Нет, теперь не нужно.

Райли облегченно вздохнула, словно с ее хрупких плеч упала целая гора. Было похоже, что они продолжали какой-то начатый ранее разговор, и совсем не походили на встретившихся впервые незнакомцев. Подняв руку, он осторожно погладил ее по щеке. Я прочистила горло, разрушая их идиллию. Эдвард поднял на меня сияющие, до неприличия счастливые глаза, и я сделала вид, что очень занята удлинением ремня на сумке.

— Ты сказал, нужно пересечь границу, — сказала я, не смотря на него. — Какую конкретно?

— С Канадой. Карлайл сейчас там.

Поднявшись на ноги, он достал из нагрудного кармана два паспорта и протянул мне, я машинально взяла их, держа за край, чтобы не коснуться его пальцев. Выглядели документы совсем как настоящие.

— Их можно сделать за ночь? — удивилась я.

— Если быть не слишком привередливым, — уклончиво ответил Эдвард.

Я заглянула внутрь, и его слова обрели смысл. Я пару раз прочитала про себя даты рождения и имена, надеясь, что правильно поняла, как они произносятся.

— Только не показывай Эмметту, иначе покоя нам не будет.

Получается, громила тоже здесь. Предсказуемо, но оттого не менее тревожно.

— А где ты взял фотографии?

— Сделал.

— Когда?

Вместо ответа он снова пошел к двери забрать шуршащий бумажный пакет, что принес с собой.

— Там, куда мы едем, гораздо холоднее, — из пакета показалось теплое детское пальто с мехом на капюшоне, как у каюра на нартах.

— Ты — жутковатый тип.

Эдвард усмехнулся, помогая Райли просунуть в рукава руки и подворачивая слишком длинные манжеты. Пальто было почти как раз, правда, похоже, из-за его толщины, она не могла до конца опустить руки. Приподняв их пару раз, как пингвин, она вопросительно посмотрела на меня.

— Ты уверен, что там настолько холодно?

Было похоже, что он снаряжал Райли для экспедиции на Северный полюс.

— Честно говоря, я просто спросил у продавца, какое самое теплое, — достав второе пальто, большего размера, он протянул его мне.

Я перевела взгляд с него на меховую отделку капюшона и обратно. Эта вещь явно была неудобной, к тому же совершенно не нужной, но он отчего-то все ждал, что я ее возьму.

— По-твоему, я замерзну? — спросила я.

Эдвард нахмурился, но почти сразу понял, в чем дело.

— А… — опешил он. — Верно.

Посмотрев по сторонам, он неловко сжал в руках эту груду полиэстера и утеплителя, словно не знал, куда его деть. Я подавила желание улыбнуться, глядя на его растерянное лицо.

— Просто верни его обратно.

Райли подергала меня за рукав, привлекая внимание, снова подняла и опустила руки, насколько это было возможно.

— Я думаю, ты можешь надеть его немного позже, а пока обойдемся курткой, хорошо?

Она протяжно выдохнула, надув щеки, и дважды кивнула. Стащив с нее тяжелое пальто, я помогла ей застегнуть куртку. На лестнице послышались шаги, слишком легкие, чтобы принадлежать человеку. Они остановились у двери и пару раз прошлись по площадке.

— Это Розали, — сказал Эдвард. — Хотела поздороваться.

Три, мысленно продолжила считать я. Все в сборе, а ведь даже двое — это много. Вдох, выдох, не позволить проступить беспокойству а лице, не когда к нему прикован внимательный взгляд карих глаз.

— Ну, пусть войдет.

Я ведь уже решила, сбегать поздно. Я состроила гримасу, надевая Райли легкую шапочку, и она улыбнулась.

В приоткрытую дверь заглянула удивительной красоты женщина с длинными светлыми волосами. Раньше мне не удавалось толком разглядеть ее, но было очевидно, что даже в толпе хладных она бы выделялась. Переступив порог, она тихо поздоровалась и опустила глаза, словно боялась, что ее прогонят. Это выглядело странно. Не знаю, чего я ожидала, но эта ее робость сбивала с толку. Я посмотрела на Эдварда, он промолчал, встретив мой взгляд. Какая-то полузабытая привычка подсказывала, что нужно представиться, произнести какую-то стандартную фразу, вроде «приятно познакомиться», но я выдавила из себя только ответное вялое приветствие.

Слишком любопытная, чтобы удержаться в стороне, Райли подошла к ней, и Розали изящно присела, опустив на пол колено в светлых джинсах, чтобы их лица оказались на одном уровне. Я закусила губу, удерживая себя от порыва забрать малышку, не позволить приблизиться к столь опасному существу, способному за мгновение оборвать жизнь и менее хрупкого создания. Сжав руки в кулаки, я снова распрямила пальцы, готовая ринуться вперед при малейшем подозрительном жесте. Что-то вибрировало в горле, я задержала дыхание, чтобы оно не превратилось в рык, проходя сквозь сжатые зубы.

— Здравствуй, — сказала женщина, не отрывая от Райли восхищенного взгляда.

Ее лицо исказилось, как бывает, когда плачет человек, я беспокоилась, не испугает ли она Райли, и уже сделала шаг к ним, когда та подняла руку и коснулась щеки нашей странной гостьи.

— Ох… — удивленно вздохнула Розали, пару раз слепо моргнув. Первый раз это сильно сбивает с толку. Впрочем, Эдвард удивлен не был. — Нет, совсем нет, — заговорила Розали, прерывая мои размышления. Она улыбнулась, однако печать боли так и не покинула ее лица. — Я просто очень рада познакомиться с тобой. Ты ведь — настоящее чудо!

— Райли, — позвала я, протянув ей руку.

Она обернулась, но, прежде чем подойти ко мне, снова посмотрела на Розали, смущенно улыбнувшись ей. Теплые пальчики в моей ладони помогли немного расслабиться. Я тихо выдохнула, чувствуя себя уже спокойнее, и только тут заметила пристальный изучающий взгляд Эдварда. Переступив с ноги на ногу, я повесила сумку на плечо.

— Ну так…

— Да, — спохватился он. — Идем. Эмметт ждет внизу. Тебе нужно что-то еще забрать? Или связаться с владельцем квартиры?

— Нет.

Розали первой выскользнула на лестницу. Эдвард придержал дверь, пропуская нас с Райли вперед. У тротуара стоял огромный внедорожник, притягивая взгляды всей шпаны в округе, неужели машины попроще не нашлось? Я привычно пробежала глазами окна и крыши ближайших домов, переулок напротив и пожарные лестницы. Единственный, о ком стоило беспокоиться, стоял прямо передо мной. Громила что-то насвистывал, поигрывая ключами в руке, огромный и мощный, как и машина за его спиной.

— О, привет! — почти прокричал он, устремляясь навстречу с распахнутыми объятьями.

Я отступила на шаг, увлекая за собой Райли, натолкнулась спиной на Эдварда. Обогнув меня, он встал между нами, преграждая громиле путь, покачал головой.

— Чего? — возмутился он. — Да ладно! Белла, это Эмметт! — сказал он, указав на себя двумя большими пальцами. — Эм-метт, — медленно, растягивая гласные повторил он, словно у меня были проблемы со слухом.

Не получив от меня реакции, которой ожидал, он недовольно скривил губы.

— Мда…

Прищелкнув языком, он переключил внимание на Райли, выглядящую на его фоне совсем крошечной. Я взяла ее на руки, и он прищурился, надувшись пуще прежнего.

— Давай я уберу сумку, — предложил Эдвард.

Я бы предпочла не выпускать ее из рук, но, вздохнув, все же сняла с плеча ремень, позволяя Эдварду забрать ее. Шурша своим пакетом с ненужным пальто, он пошел к багажнику. Эмметт открыл заднюю дверь, за которой оказалось детское кресло на сиденье.

— Давай сюда, — сказал он, протянув руки к Райли.

— Зачем?

— Откушу кусочек и верну.

Я зашипела на него.

— Шшшшшш, — ответил громила, сморщив нос и обнажив зубы, но это больше походило на детскую выходку, чем на оскал хищника.

Я растерялась настолько, что даже порыв вонзить в него зубы — первая реакция на абсолютно любой раздражитель, погас сам собой.

— Эмметт, — позвал его Эдвард.

Обернувшись к нему, я увидела, как подрагивают его губы, выдавая усилия не смеяться. Да ведь он смеется надо мной!

— Эй, — ткнул в меня пальцем Эмметт. — Завязывай с этим, серьезно. Что-то не нравится — скажи словами.

Я опустила глаза на его палец, все еще направленный в мою сторону, и он поспешил убрать руку за спину.

— Не слушай его, — сказал Эдвард. — Учитывая, что тебе нет еще и года, ты и без того потрясающе рассудительна. Эмметт просто забывает, как сам вел себя в твоем возрасте.

— Мне не нужно заступничество. Особенно перед ним.

Эдвард недовольно поджал губы.

— Вот, сказала словами, — заметила я громиле, направляясь к другой стороне машины, стараясь не поворачиваться к нему спиной.

— Бессмертие тебя испортило, — донеслось мне вслед.

Эдвард отстегнул детское кресло, чтобы убрать его в багажник. Укрывшись в салоне, я откинулась на сиденье и вздохнула, постаралась улыбнуться притихшей Райли у меня на руках. Я не хотела быть грубой, но эта ситуация слишком сильно нервировала.

— Он только выглядит грозно, — сказала Розали, все это время молчаливо наблюдавшая за нами с водительского места.

Я встретилась с ней взглядом в зеркале, в воздухе повисла какая-то недосказанность, я все ждала, что она скажет что-то еще, но, должно быть, мне просто показалось, или она тоже ждала каких-то слов от меня, напрасно — я не придумала, что ответить. Эмметт устроился рядом с ней впереди, Эдвард занял место с нами сзади, и Розали завела двигатель.

На улице начался мелкий дождь, по сравнению с ранним утром, стало холоднее, дыхание Райли даже в машине повисало облачком пара. Я потрогала ее нос и пальчики, пытаясь определить, не замерзла ли она.

— Розали, включи печку, — попросил Эдвард, достав с задней панели плед.

Создавалось впечатление, что у него везде припрятано что-то из шерсти или пуха.

— А грелки у тебя нет? — спросила я, укутывая Райли в теплый кокон.

— Нет, — тут же ответил он.

— А разве не…

— Эмметт, — сказал Эдвард, прерывая его на полуслове.

Я отвернулась к окну, сделав вид, что поперхнулась. Неубедительно, конечно, хладные не кашляют, но разве это важно?

— Ты люто ненавидела холод, — словно оправдываясь сказал Эдвард. — И Райли он тоже не нравится.

— Ладно, — ответила я.

— Ладно.

На углу двое подростков пожимали руки, после чего в ладони одного из них остался небольшой пакет.

— Ничего такой райончик, — заметил Эмметт.

— Здесь никто не задает вопросы, — пояснила я. Кроме его устрашающего вида, я не могла припомнить причин проявлять к нему враждебность. А вот у него вполне мог быть ко мне счет. — Если платишь наличными, документы никто не спросит.

— Полагаю, здесь мало у кого они есть. По крайней мере, такие, чтобы можно было ими светить.

Получилось похоже на обычный разговор, когда он не возвышался скалой перед глазами, быть с ним вежливой становилось проще. Довольно скоро мы выехали на трассу, и Розали прибавила скорость. Райли согрелась и завозилась в одеяле, высвобождая руки, я стянула с нее шапку и пригладила растрепавшиеся кудряшки. Закусив губу, она беспокойно хмурилась. Я наклонила голову, пытаясь поймать ее взгляд. Подняв на меня глаза, она приложила к моей щеке теплые пальчики, показывая Эмметта, произносящего «скажи словами». Я не сразу поняла, что она имеет в виду, и она повторила свою мысль.

— Нет, солнышко, делай так, как тебе хочется.

Снова нахмурившись, она показала мне одного за другим Эдварда, Эммета, Розали и меня саму, говорящими что-то. Ее мысль была предельно ясна — никто не делает, как она.

— Просто никто так не умеет, — неожиданно сказал Эдвард.

Я повернулась к нему, и коротко взглянув на меня, он снова обратился к Райли:

— Такой талант — большая редкость, удивительная и прекрасная способность.

Она протянула к нему руку, но, словно передумав, отдернула ее, сосредоточенно смотря в его лицо.

— Нет, — улыбнулся он. — Я тоже не умею. Я, скорее наоборот, не показываю их, а принимаю. Это как если бы все могли показывать картинки, но только мне.

— Чтение мыслей? — переспросила я.

Эдвард кивнул. Я должна была удивиться, но я этого не почувствовала. Если подумать, вчера он рассказал, о чем размышлял хладный, наблюдавший за нами в парке, и это даже не вызвало у меня вопросов.

— Всех, кроме твоих, — добавил он.

— Почему?

— Я не знаю, это всегда было так.

Райли задумчиво надула губы, но хмуриться перестала.

— Нет, так умею только я, — сказал ей Эдвард. — Но мне встречались и другие одаренные хладные, как, впрочем, и люди. Каждый по-своему уникален.

Я с благодарностью посмотрела на него, мне было бы сложно подобрать нужные слова, чтобы объяснить Райли, почему она отличается от других, а поскольку Эдвард и сам обладал необычным талантом, его комментарий звучал убедительнее, чем все, что могла сказать я.

Стоило мне подумать, что дорога будет спокойнее, чем я ожидала, между передними сиденьями замаячило лицо Эмметта, развернувшегося почти на сто восемьдесят градусов, чтобы протиснуться назад. Он был слишком большим для этого пространства, и даже схватился за спинку своего кресла, словно хотел оторвать ее, но взглянув на Розали, передумал и снова повернул плечи, задев водительское сидение.

— Эмметт, прекрати, — одернула его Розали.

— Прости, детка.

Его взгляд упал на пустое место между мной и Эдвардом, я быстро положила туда шапочку Райли, Эдвард придвинул ко мне колено, шире расставив ноги. Эмметт надулся, с прищуром переводя взгляд с меня на него.

— Ты смотри, как спелись! Мне все не дает покоя вопрос, — сказал он. — Вы когда успели-то вообще? — Он скосил глаза на Райли, подергивая бровями. — Не пойму, как я это пропустил.

Я с тоской посмотрела в окно, дождь усилился. Если мы пойдем пешком, Райли замерзнет. А дорога предстояла долгая. Господи, помоги мне.

1) В Рочестере находится клиника Мейо (Майо) — один из крупнейших частных медицинских и исследовательских центров мира, основной работодатель и градообразующее предприятие Рочестера. Здания клиники занимают значительную часть городского центра. Из-за этого возникло прозвище «Медицинский город»

Вернуться к тексту

2) Томас Парнелл

Вернуться к тексту

— У меня еще вопрос, — не унимался Эмметт. Считая Райли любопытной, я просто еще не была знакома с ним. — Получается, тебя не кусали, значит, обращение произошло другим путем, как заражение через…

— Эмметт, — в который раз попытался прервать его Эдвард, откинув назад голову.

— Чего? Я удивлен, что тебе неинтересно.

— Всему свое место и время. Оставь ее в покое уже.

Поняв, что игнорировать его бесполезно, я стала отвечать на некоторые вопросы в надежде, что ему надоест или рано или поздно его любопытство иссякнет, но, вскоре поняв свою ошибку, прислонилась лбом к стеклу, наблюдая за бегущими по нему каплями. Даже Райли, к счастью, со временем надоело следить за этим подобием беседы, и она задремала. Жаль, я так не могла.

— Ладно, — согласился громила, отворачиваясь. — О, безобидный вопрос, — тут же повернулся он снова.

Я уронила голову на грудь, вдохнула нежный аромат Райли, смешанный со сладкими фруктовыми нотками шампуня. Это успокаивало.

— Почему, уйдя из дома, ты не взяла машину?

И правда, безобидный вопрос. Эдвард открыл глаза.

— Я не подумала, что она может пригодиться. Приближаться к городам я не планировала, а в лесу и в горах пешком передвигаться и быстрее, и проще. Уже позже стало ясно, что оставаться в лесу все время не получится.

— А в Миннесоту тебя как занесло?

— Я просто шла на восток, — равнодушно ответила я.

— Почему на восток?

— Мне… посоветовали.

— Кто?

Я промолчала.

— Кто? — повторил он. — Белла?

Не получив ответа, он потянулся, чтобы ткнуть меня пальцем в колено.

— Белла?

— Перестань, — попросила я, не шевелясь, чтобы не потревожить Райли.

— Чего ты напряженная такая? Скрываешь что-то. Ты же не завела интрижку, да?

Я закатила глаза.

— Ты уверен, что нам необходимо было брать его с собой? — спросила я, повернувшись к Эдварду.

Он вздохнул.

— Есть не так много людей, которым мы можем доверять. Эмметт — один из них.

— Когда ты краснела на каждом шагу, было веселее, — объявил громила.

— А вставить ему кляп нельзя?

— Поверь мне, станет только хуже.

— Я вообще-то вас слышу.

— Тебя трудно не заметить.

У человека в таком положении уже давно свело бы спину или шею, я вообще не была уверена, что человеческий позвоночник способен на такой поворот.

— Нет, Эмметт, абсолютно, — устало проговорил Эдвард, хотя я не услышала нового вопроса.

— Ты не можешь это выключить? — спросила я у него.

Уголок его рта приподнялся в слабой улыбке.

— Я могу разве что попытаться сконцентрироваться на чем-то другом, но получается не всегда.

Эмметт переводил взгляд с него на меня, в кои-то веки молча. Я представила, каково это, когда в твоей голове он никогда не замолкает. Когда ты в принципе не можешь остаться один в своей голове.

— Сочувствую, — сказала я, не отрывая взгляда от громилы.

Эдвард засмеялся, звук его смеха наполнил салон, вмиг сделав это место уютнее. Я отвернулась от него, закусив губу, чтобы не улыбнуться.

— Так-так, — прищурился на меня Эмметт. — Кто-то нашел в себе чувство юмора. Посмотрим, что еще удастся там раскопать.

Райли проснулась, сонно осматриваясь по сторонам, вытянула ноги в попытке размяться в ограниченном пространстве салона.

— Мы можем свернуть к закусочной?

— Конечно, — ответила Розали.

— О, класс! Возьмем кофе, — обрадовался Эмметт.

— Зачем кофе?

— А я тебе не скажу, — бросил он мне через плечо.

Стоило открыть дверь, Райли выпрыгнула под дождь, не обращая внимание на лужи под ногами. Я поймала ее за воротник, пока она не убежала.

— Здесь люди, солнышко. Ты помнишь, что это значит?

Она обиженно выпятила нижнюю губу, но все же кивнула. Я подняла капюшон, пряча от дождя ее волосы.

— Хорошо. Пойдем посмотрим, что здесь готовят.

Бегать с человеческой скоростью — лучше, чем сидеть неподвижно в машине. А вредная еда придорожной закусочной — так и вовсе настоящий праздник. Райли весело болтала ногами под столом, уплетая свой богатый холестерином обед и рассматривая редких посетителей кафе.

Розали и Эмметт действительно заказали кофе, но пить его, конечно, не стали, просто держали в руках по кружке, что-то обсуждая за соседним столиком. Они выглядели так естественно, обычная пара, поглощенная разговором за чашкой кофе, не считая излишней бледности, ничто не отличало их от людей.

Отвернувшись к окну, я скользила взглядом по парковке, когда обратила внимание на свое отражение и поняла, что сама я скорее напоминаю жутковатый манекен в витрине. Скосив глаза на отражение Розали, я отметила, как она поправляет волосы, время от времени переставляет ноги и в целом немного меняет положение. Интересно. Нарочно слегка ссутулившись, я убрала волосы за ухо, скрестила лодыжки под стулом.

— Планируешь побег? — спросил Эдвард, усаживаясь напротив рядом с Райли. Он принес кусочек яблочного пирога для нее и две кружки кофе, одну из которых поставил передо мной. Ароматный горьковатый пар коснулся моего лица.

— Нет. С чего ты взял?

— Ты так пристально всматриваешься в деревья по ту сторону.

— Это просто привычка.

— Извини за Эмметта, — сказал он, протягивая Райли салфетку, хотя она не просила, та с готовностью приняла ее, словно только этого и ждала.

— Не надо за меня извиняться, — пробурчал Эмметт.

— К нему нужно привыкнуть, но он тебе понравится.

— Почему он говорит обо мне так, будто меня здесь нет?

Я посмотрела на Эмметта, и он подмигнул мне, прогоняя с лица нарочито обиженное выражение. Правда была в том, что ему вовсе не нужно было нравиться мне. Я бы предпочла, чтобы все они не вызывали симпатии, не старались быть любезными и не смотрели на меня так, как это делал Эдвард. В этом отношении с громилой было даже проще.

Держа обеими руками бургер, Райли повернулась к Эдварду, и он убрал от ее лица щекотавший нос завиток волос.

— Райли!

Она пожала плечами, невинно хлопая ресницами.

— Просто руки заняты, — вступился за нее Эдвард. — И говорить во время еды вредно.

— Нет, просто ты для нее — как новая игрушка.

— Ничего не имею против, — засмеялся он. — Обычно от этой способности одни проблемы, столь приятной она бывает редко.

Он казался таким искренним. В тот момент он выглядел очень умиротворенным, наслаждающимся моментом. Я не сразу заметила, что улыбаюсь ему, просто вышло само собой. Опустив глаза, я обхватила ладонями кружку, чувствуя, как тепло струится по пальцам.

Мы приехали глубокой ночью. Эдвард не солгал, дом стоял буквально в лесной чаще, лишь небольшое пространство вокруг него было немного расчищено от деревьев, образуя лужайку без явных следов вмешательства рук человека в ее вид — ни клумб, ни газонов, только обычные полевые растения и поздние цветы, которым предстояло погибнуть при первом морозе. Из окон лился приветливый желтый свет, оставляя яркие пятна на траве.

Райли уснула, положив голову Эдварду на колени. Видя, как он практически не дышит, чтобы не разбудить ее, я не стала возражать. Даже Эмметт притих. Розали остановила машину перед крыльцом, где нас уже ждали двое хладных, мужчина и женщина. Итого пять.

Эдвард взял Райли на руки, укутав ее в плед, я выскользнула из машины вслед за ним со стороны водителя. Я смотрела, как Розали обнимает улыбающуюся женщину у крыльца, все больше удивляясь, насколько все они мало походят на демонов. Рядом с подошедшим Эмметтом женщина выглядела маленькой и хрупкой, особенно когда он сгреб ее в охапку и оторвал от земли. Впрочем, рядом с Эмметтом все казались маленькими. Эдвард ждал рядом с машиной, пока я заберу из багажника сумку.

— Я занесу, — предложил Эмметт. — Одной больше, одной меньше.

— Нет. Это… важно, — неуклюже отказалась я. — Спасибо, Эмметт.

Здоровяк пожал плечами. Переглянувшись, мы с Эдвардом обошли машину, приближаясь к незнакомцам, в чей дом мы были приглашены.

— Все в порядке, не бойся, — едва слышно прошептал он.

— Белла! — женщина бросилась мне навстречу, но почти тут же остановилась, сцепив руки в замок на животе. — Мы думали…

Она не закончила фразу, поджав губы и обратив взгляд на Эдварда.

— Белла, это Эсми, — сказал он. — Моя мама.

— Здравствуйте.

— И Карлайл.

Мужчина приветливо улыбнулся, протягивая мне руку. Эсми прикоснулась к его запястью на другой руке, словно ища поддержки.

— Здравствуй, Белла.

Я пожала его ладонь, даже попытавшись улыбнуться, хотя, уверена, вышло неубедительно.

— Это она? — спросила Эсми, наклоняя голову в попытке увидеть лицо Райли.

— Да. У нее сегодня выдался утомительный день. Идемте в дом, — предложил Эдвард.

Подойдя ближе, он поцеловал Эсми в щеку, она погладила его по голове, как ребенка, заглядывая в глаза. Он криво улыбнулся ей и обернулся ко мне, ожидая, что я пойду с ним.

— Идем, — улыбнулась Эсми, беря меня под локоть. — Я покажу вашу комнату.

— Это не обязательно, — промямлила я.

— Конечно, обязательно!

— Я бы хотела, — я остановилась, не позволяя Эсми увести меня наверх по лестнице, украшавшей просторную гостиную. — Могу я поговорить с Вами? — спросила я, обратившись к Карлайлу.

— Разумеется. Идем.

Карлайл поднял руку в приглашающем жесте. В указанном им направлении гостиная переходила в столовую с большим обеденным столом. Я обернулась к Эдварду, он быстро понял мою мысль.

— Я положу ее на диван, и ты сможешь ее видеть.

Я кивнула, задаваясь вопросом, действительно ли он не может слышать, о чем я думаю. Он выполнил обещание и подошел к нам, оставив Райли с присевшей рядом в кресле Эсми. Мне не нравилось расстояние, отделявшее меня от нее, и не нравилось, что Эсми была к ней так близко. Она прижала руки к лицу, с выражением бесконечного умиления рассматривая мою девочку, и не выглядела опасной, но я продолжала следить за ней краем глаза, опуская на пол сумку и усаживаясь за стол напротив Карлайла. Я отвлеклась лишь однажды, когда Розали и Эмметт поднялись с чемоданами наверх.

— Белла, — обратился ко мне Карлайл. — Эдвард рассказал мне о Райли в общих чертах, и я понимаю, что тебя беспокоит. Мне бы очень хотелось сказать тебе, что все будет в порядке, но, боюсь, сейчас у меня недостаточно информации, чтобы я мог обещать подобное.

Во рту вдруг пересохло. Я смотрела в печальное лицо Карлайла, повторяя мысленно его слова, пока до меня не дошел их смысл.

— То есть Вы не знаете?

Карлайл покачал головой, разрушая надежду, в которую я успела поверить, пусть и не признавалась себе в этом.

— Мне жаль.

Я закрыла глаза, плотно сжав веки, уткнулась лбом в сцепленные в замок руки. Все оказалось напрасно. Эдвард прикоснулся ко мне, и я повела плечом, сбрасывая его руку. Он ведь мог сразу сказать мне, но вместо этого заставил поверить в эту идею обратиться к Карлайлу. Технически он не лгал, но я все равно чувствовала себя обманутой.

— За все время я не встречал не только упоминаний о детях полукровках, — снова заговорил Карлайл, — но и о человеке, пережившем близость с хладным. Если ты позволишь, я бы обратился за советом к другу. Он старше меня и много веков прожил в клане Вольтури.

— Нет, — опустив руки, я снова посмотрела на него. От Карлайла веяло добротой и спокойствием, под его взглядом я чувствовала себя ребенком, разбившим коленку. Я постаралась стряхнуть это чувство, он должен прислушаться к тому, что я скажу. — Эдвард сказал, что Вы много лет собирали сведения. Вы считаете, что могли что-то пропустить?

Карлайл потер подбородок пальцами, раздумывая.

— Разве что слухи, — сказал он. — Непроверенные, обрывочные упоминания, которые даже не стали фиксировать.

— Значит, и толку от них будет немного.

— Они бы могли привести к тем, кто владеет нужным знанием.

— Или привести их к нам, — возразила я. — Нет. В это и без того уже посвящены слишком многие. Простите, — добавила я, поняв, как это прозвучало.

Карлайл кивнул, понимающе улыбнувшись мне.

— Значит, будем исходить из того, что имеем, — сказал он. — Мне нужна вся информация, которую ты сможешь вспомнить, как протекала беременность, как проходило развитие Райли, болела ли она чем-то, чувствует ли жажду, чем питается, и прочее.

Это я могла ему дать. Наклонившись, я расстегнула сумку, чтобы достать блокнот на пружине. Эдвард, все это время замершей тенью стоявший за моей спиной, пошевелился. Обернувшись, я увидела, что его взгляд остановился на показавшейся в открытом кармане записной книжке на резинке — дневнике Беллы Свон. Быстрым движением я застегнула молнию и снова обернулась к Карлайлу.

— Она ни разу ничем не болела, — торопясь ответила я. — Может есть человеческую еду, но без крови становится слабее, медленнее бегает, больше спит. Обычно достаточно пакета в неделю или две.

— Что насчет крови животных?

— Она ей не очень нравится, но все же больше, чем овощи, правда, охотиться она не хочет.

— Почему?

— Ей жаль животных.

Карлайл улыбнулся, бросив взгляд на Райли, я пожала плечами, когда он снова повернулся ко мне. В донорской крови из больницы содержался консервант, но наполненные слезами глаза, когда малышка поняла, что ради крови придется убить оленя, заставили меня рискнуть и в тот самый первый раз украсть первый пакетик. Эксперимент оказался успешным, и компромисс был найден. Райли получала кровь, и никто ради этого не умирал. Свою же совесть я утешала тем, что не брала больше нескольких пакетов в одной клинике, выбирала распространенные группы, так что большого ущерба не наносила. Очень слабое оправдание, учитывая, как часто может быть нужна донорская кровь в больницах и что кому-то попадет за ее пропажу, но я бы согласилась нести и куда больший груз вины, если бы понадобилось.

— Я старалась записывать все странности, которые замечала, но записи идут не с самого начала. Видимо, я не сразу поняла, — сказала я, листая блокнот.

Каждая строка начиналась с даты, после нее немного корявым почерком были записаны скрупулезно собранные данные, очень подробные. Я продолжила эти записи, внося туда теперь уже сведения о Райли, когда она смогла сама держать головку, перевернуться, сесть, встать на ноги, когда впервые показала мне свои мысли и когда впервые почувствовала жажду. Это было необязательно, мне теперь не грозило забыть что-то, но какая-то сила привычки побуждала меня делать это. Записывая все, что казалось мне важным, я с удивлением обнаружила, что мой почерк в точности совпадает с раннее написанными строками, оставленными Беллой Свон.

— Здесь изменения, которые происходили с организмом, вроде улучшения зрения или слуха, — открыв нужную страницу, я протянула блокнот Карлайлу. — Плюс вес, размер живота. Когда я стала есть сырое мясо, темп роста увеличился.

— Печень? — спросил Эдвард.

— Да. Это кроветворный орган, в ней много железа. Я думала, ребенку нужна кровь, поэтому, — запинаясь, я пыталась собрать пазл из почти стертых воспоминаний, записей и мыслей, пришедших, когда я перечитывала этот блокнот. — К тому же ее было легче жевать.

— Очень умно, — похвалил меня Карлайл.

— Спасибо. Не знаю, связана ли с этим скорость роста Райли или просто время совпало с условным третьим триместром. Я пыталась высчитать, насколько быстрее развивалась беременность по сравнению с обычной, но это не коэффициент, а скорее прогрессия. У меня не было точных измерений и УЗИ и… — я вздохнула, понимая, насколько это все размыто. — Я даже не знаю, будет ли вообще от этого какой-то толк.

Карлайл пролистал пару страниц, скользя взглядом по строкам.

— Ты не против, если я оставлю это у себя на время? — спросил он.

— Нет. Конечно.

— И мне нужно будет осмотреть Райли, провести несколько тестов. Не имея прецедентов, мы можем начать с этого, а дальше будем наблюдать.

— Я понимаю.

— Думаю, сейчас ей нужно отдохнуть, так что отложим это до завтра. Эсми приготовила для вас комнату, располагайтесь. Чувствуйте себя как дома.

— Спасибо, — я кивнула, поднимаясь со своего места.

— У меня будет к тебе просьба, — сказал Карлайл, постучав пальцами по столу и тоже вставая. — Не могла бы ты заглянуть в холодильник?

Даже не знаю, было ли что-то, что я еще меньше ожидала услышать от него. Видя мое замешательство, он пояснил:

— Эдвард предупредил нас, что Райли нужна человеческая пища. Мы купили… кое-что, но я не уверен, что мы хорошо справились с задачей.

Удивившись, я не сразу нашла, что ответить.

— Здесь не очень далеко есть круглосуточный магазин, — продолжил он. — Просто скажи, если что-то нужно.

Мне вдруг стало очень неудобно перед этим человеком. Слишком неудобно, чтобы просить его еще о чем бы то ни было.

— Спасибо, — ответила я, решив, что в крайнем случае добегу до магазина сама с Райли, когда она проснется.

Подхватив свою сумку, я пошла к дивану забрать мою девочку. Эсми, так и не пошевелившаяся до этого момента, подняла на меня глаза, тепло улыбаясь.

— Я провожу, — прошептала она, вставая.

Я кивнула. Выделенная нам комната была за первой дверью после лестницы. Просторная, бело-бежевая с темной деревянной мебелью, сочетающейся с рамой большого окна. Довольно простая, но уютная. Из техники — только большая стерео система в углу. Проводив нас, Эсми еще раз улыбнулась и удалилась, позволяя освоиться.

Я уложила Райли в кровать, осторожно стянув с нее верхнюю одежду и обувь. Тихие шаги на лестнице сменились полной тишиной, когда их обладатель ступил на ковер в коридоре, но я не сомневалась, что он стоит за дверью.

— Заходи, — сказала я, когда через пару минут он так и не постучал.

Войдя, Эдвард тихо прикрыл за собой дверь, мимолетно взглянул на сумку в углу.

— Я хотел отдать тебе это.

Вытащив из-за воротника, он снял с шеи галстук-боло, который почему-то носил под рубашкой, а не поверх нее, и опустил мне на ладонь. На серебристом овале металла была выгравирована маленькая птичка. Симпатичная вещь, но зачем она мне? Я вопросительно подняла на него глаза.

— Он твой.

— Я его не помню. Оставь себе, если хочешь.

— Нет, — ответил он. — Это больше не нужно.

Не нужно? Если это был подарок, почему он не хочет оставить его себе? Или он им не был? Ничего более не объяснив, он ушел. Я слушала, как он спускается по лестнице обратно в гостиную, недоумевая, что мне делать с этим аксессуаром. Не носить ведь. Может быть, Райли он понравится. Пожав плечами, я повесила его на угол рамки с карандашным наброском над кроватью.

Карлайл сильно приуменьшил, сказав, что они купили «кое-что» из продуктов. Полки холодильника ломились от свежих овощей и фруктов, разных видов мяса и сладостей, внизу даже выстроились в ряд коробочки с китайской едой из какого-то ресторанчика.

Несмотря на разнообразие, выбрать что-то для завтрака оказалось не так уж просто. Мне не удалось отыскать на полках ни молока, ни хлопьев, ни овсянки, ни хлеба, ни сока. Но не беда, что-нибудь придумать можно.

Первым делом я убрала в морозилку аккумуляторы холода, с досадой признавая необходимость положить кровь в холодильник, пока они не замерзнут. Потом можно будет снова сложить пакеты в контейнер в сумке, замораживая их попеременно.

Я замешивала тесто, прислушиваясь к звукам в доме, более всего отмечая тихое дыхание Райли и постукивание клавиш ноутбука под пальцами Эдварда. Он так и не спросил меня о дневнике, и это висело в воздухе. Я не видела его, но мне казалось, я ощущаю на себе его взгляд, хотя не могла быть уверена, что не придумала это сама. Не раз я одергивала себя, прогоняя глупые мысли, но ощущение его присутствия от этого не проходило. Подслушивание не уравновешивало эту несправедливость, но отчего-то мне очень нужно было знать, где он и что делает. Остальные разбрелись по своим делам, и только Эмметт наблюдал за мной, развалившись на высоком стуле и подперев рукой голову. Вторая его рука медленно кралась к пакетику с моцареллой. Шлепнув его по пальцам, я убрала пакетик подальше, прежде чем он успеет раздавить сквозь упаковку очередной шарик.

— Тебя не учили не играть с едой?

— Но это все равно, что пупырка-антистресс! — возразил он, склонившись ниже к барной стойке, как капризный ребенок, и побарабанив по ней пальцами.

— Это сыр. И он предназначен не для этого.

— А что ты вообще делаешь? — поинтересовался он, видя, как я тру морковь.

— Морковные кексы.

— Такие бывают?

— Не знаю, — честно призналась я. — Это просто способ заставить Райли есть овощи. Пока что работает.

— Ты прямо настоящая мама, — удивленно протянул он, заставив меня улыбнуться.

— Эмметт, ты ведь в курсе, что у меня есть ребенок, правда?

— Не могу это осмыслить, — поморщился он. — Вообще все это странно.

Крышка ноутбука опустилась, тихо отодвинулось кресло от стола.

— Что именно? — спросила я, приковав все внимание к добавлению моркови в тесто.

— Да все — ребенок, кексы. Будто ситком из восьмидесятых.

Я отвернулась к плите, разливая тесто в формочки, прислушиваясь к едва различимому звуку шагов.

— Ты чудной, Эмметт.

— Чудной в смысле расчудесный?

— Чудной в смысле чудачества.

Эдвард появился в гостиной, отделенной от кухни барной стойкой, улыбнулся, встретившись со мной взглядом.

— Просто скажи, что скучала по мне.

Я наклонилась, засовывая кексы в духовку, спрятав лицо за волосами.

— Разве можно скучать по человеку, которого не помнишь?

— Можно — не можно, — передразнил Эмметт, растягивая слова. — Я не знаток высоких материй, но чувство либо есть, либо нет, и плевать ему на объяснения, причины и что там вы, умники, еще придумываете. Никакой высшей математики, ты просто чувствуешь.

Выпрямившись, я удивленно уставилась на него.

— Чего?

— То, что ты сейчас сказал, прозвучало очень мудро.

— Я не понял, это что, удивление в голосе?

— Дважды в день и сломанные часы показывают правильное время, — сказал Эдвард

Фыркнув, я отвернулась к раковине, чтобы не смотреть, как он идет к нам. На стол рядом со мной опустилась упаковка моцареллы, которую он успел перехватить, пока до нее снова не добрались цепкие пальцы Эмметта.

— Выпендрился перед девчонкой? — буркнул Эмметт. — Да он только моей житейской мудростью и жив до сих пор.

Эдвард засмеялся, но возражать не стал. Пока я мыла посуду, он взвесил в руках небольшой стейк из палтуса, проверяя, не остались ли в нем кости.

— Нужно…

Раньше, чем я успела объяснить, он сделал пару надрезов на коже и опустил его на тарелку, смешал в миске лимонный сок и оливковое масло.

— Да? — спросил он, обернувшись ко мне.

Его самодовольное выражение лица не позволило мне спросить, откуда у бессмертного представление о приготовлении человеческой пищи.

— Добавь немного чеснока.

Кивнув, он подбросил в воздух сковороду-гриль, прежде чем, ловко ее поймав, поставить на огонь. Казалось, ему весело.

— Что она любит? — спросил он.

— Рыбу, курицу, почти любое мясо.

Я не знала, насколько это связано с ее происхождением, а насколько просто со вкусовыми предпочтениями, но Райли несомненно была хищным ребенком, которого сложно заинтересовать чем-то другим, даже сладостями, за очень редким исключением.

— А шоколад с черникой? — улыбнувшись, спросил Эдвард.

— Откуда ты...

Райли наверху протяжно выдохнула, словно потягиваясь. Я рефлекторно подняла глаза к потолку, как если бы могла видеть сквозь него. Эдвард сделал то же.

— Иди. Я сделаю, — сказал он.

А сможешь ли? Я закусила губу, сомневаясь, стоит ли доверять ему готовку. Я хотела по крайней мере дать ему инструкцию, сколько минут нужно, чтобы рыба была готова, но, видя его вскинутую бровь, промолчала, вытерла полотенцем руки и пошла к лестнице.

— Она ведь не сказала, что делать с кексами, да? — услышала я.

— А разве ты у нас не Гордон Рамзи?

Раздался шлепок, подозрительно напоминающий звук столкновения пакета с чем-то, и «Ауч» голосом Эмметта. Похоже, моцарелла утрачена окончательно.

Несмотря на просторность дома, количество жильцов в нем показалось слишком большим даже для детской любознательности Райли, притихшей под прицелом общего внимания и разговаривающей еще меньше, чем обычно. Впрочем, тесты, о которых говорил Карлайл, она восприняла спокойно, как скучную необходимость, но не более. Доктор Каллен методично измерял ее рост, размах рук, длину бедра, окружность головы, расстояние между глазами, обхват запястья, проверял рефлексы, светил в глаза фонариком, слушал сердце, просил сжать какой-то предмет, попрыгать, прочитать мелкий шрифт с большого расстояния, повторить рисунок из геометрических фигур, запомнить последовательность предметов, лежащих на столе, перемешать их и расставить снова. И так до бесконечности. Когда Райли начала вздыхать, Карлайл стал выдавать ей вознаграждения за проделанную работу, фонендоскоп, рефлектор, молоточек. Правда, передавая их ей, он проговаривал вслух названия, а спустя десять минут, просил их повторить. Решив сделать по-своему, она протянула ладошку к его лицу, и он засмеялся, сказав, что все правильно. Все шло гладко, пока я не заметила иглу, блеснувшую в его длинных пальцах. Я взмахнула рукой, и под хруст каменных пальцев шприц отлетел к стене.

— Белла — три, Каллены — ноль, — вполголоса прокомментировал Эмметт из гостиной.

Моего самообладания хватило только на то, чтобы удержать рык внутри и не напугать прижавшуюся ко мне Райли еще сильнее. Что-то сказать я пока не могла и только прожигала доктора взглядом.

— Извини меня, — спокойно сказал Карлайл, его пальцы снова хрустнули, когда он согнул их. — Мне стоило тебя предупредить.

Райли спрятала лицо в моих волосах, спадающих на грудь, украдкой переводя взгляд с меня на него. Я сделала пару медленных вдохов, стараясь сконцентрироваться на ощущении живого тепла в моих руках.

— Малышка проявляет некоторые признаки хладного, нам нужно посмотреть, чем это вызвано. Возможно, в этом и кроется причина ее стремительного роста.

— А если нет?

— А если нет, будем искать дальше. Но сделать анализ все равно необходимо.

Разумом я понимала, что он прав, но мысль, что нужно воткнуть иглу в маленькую тонкую руку, вызывала отторжение.

— Но ведь тогда Вы почуете кровь.

— Жажду можно обуздать, — ответил он. — Просто не все видят достаточно вескую причину для этого. Тебе ведь тоже удалось, не так ли?

Карлайл улыбался, но под его проницательным взглядом мне стало неуютно, словно он знал обо мне больше, чем я сама.

— Ты позволишь? — спросил он у Райли, протягивая к ней руку.

Она посмотрела на меня, и я кивнула. В широкой ладони Карлайла ее рука выглядела совсем игрушечной.

— Ты почувствуешь небольшой укол, но будет не больно.

Я бросила взгляд на Эдварда, все это время молчаливо наблюдавшего за нами из угла комнаты, уголки его губ слегка приподнялись, но на улыбку это не походило. Его настороженный внимательный взгляд не отрывался от моего лица. Я вдруг поняла, что сама смотрю так же на него и на Карлайла, но вслух он так ничего и не сказал. Игла проткнула тонкую кожу, и маленькое сердечко зачастило. Я сжала зубы, изо всех сил стараясь не шевелиться. Замерев, Райли не отрывала распахнутых глаз от темной крови, наполняющей прозрачный цилиндр. Вынув иглу, Карлайл стер ватным шариком небольшую красную капельку, выступившую на месте укола, но ранки под ней уже не было.

— Ну, вот и все, — улыбнулся доктор. — Ты очень смелая девочка.

Взглянув на него, Райли снова опустила глаза на свою руку и озадаченно моргнула. Я крепче обняла ее, целуя в нахмуренный лобик, почти полностью скрытый рефлектором. В тот момент я нуждалась в этом, возможно, больше, чем она.

— Мы можем закончить на сегодня? — подойдя, спросил Эдвард, протягивая к Райли руки.

— Да, думаю, на сегодня достаточно.

— Хорошо. — Забрав у меня малышку, он снял с нее медицинский инвентарь Карлайла, небрежно складывая его на столе. — А мы прогуляемся немного. Ты тоже, — сказал он мне. — Вставай.

— Чего ты командуешь?

— Пошли.

Всего несколько километров от дома, и кажется, в мире нет больше никого. Даже дышать становится легче. Ради прогулки по лесу, Райли примирилась с неудобным толстым пальто, слишком теплым даже здесь, делавшим ее неуклюжей. Ее щеки покраснели от холода, но она наконец улыбалась, пока Эдвард учил ее пускать блинчики по воде на реке Торч. Мне страшно хотелось спросить у него, о чем она думает, но я боялась, что только переключившись на что-то другое, она снова вернется мыслями к эпизоду в кабинете Карлайла.

Утомленная последними днями, я села прямо на шуршащую гальку, наблюдая за мелкой рябью воды в реке. В свежем лесном воздухе уже можно было уловить едва заметный запах снега, пока только предупреждающий о скорой зиме. Последние уцелевшие листья стали бурыми и уже не могли скрыть чернеющие стволы заснувших в ожидании весны деревьев, только высокие ели продолжали выделяться ярко-зелеными островками жизни. Скоро станет совсем холодно. Наверное, здесь очень тихо, когда выпадает снег.

«На севере снег идет, как раз когда тепло»

— Что?

— Что? — обернулся Эдвард.

— Ты сказал что-то.

— Я говорил об облаках, они расходятся, так что ночь будет ясной. Здесь хорошо наблюдать за звездами.

— А ты не устала, солнышко? — спросила, поняв, что он имеет в виду.

Райли покачала головой и, немного подумав, добавила вслух:

— Недолго.

— Хорошо. Не холодно?

— Нет, — снова вслух ответила она.

Низко над водой пролетел ястреб, видимо, показавшийся ей интереснее меня, и, отвернувшись, она побежала по берегу параллельно ему. Посмотрев ей вслед, Эдвард присел рядом, хотя его взгляд не отрывался от маленькой фигурки невдалеке.

— Ну и как это понимать? — спросила я.

Он улыбнулся.

— Она проверяет, понравится ли ей говорить вслух. Перспектива говорить одновременно со всеми ее заинтриговала.

— С чего бы вдруг?

— Хмм, — протянул Эдвард, поджав губы.

— Что?

— Эмметт.

Эмметт? В машине я не заметила, чтобы он вызвал у Райли большого интереса, хотя, если подумать, у нее не было другого развлечения там, кроме как наблюдать за другими, и Эмметт наверняка привлекал куда больше внимания, чем остальные.

— Она ведь не станет подражать ему?

— Что бы из этого ни вышло, я бы хотел это увидеть, — засмеялся он.

— Это не смешно!

— Ты просто представь.

— Кошмар.

Найдя длинную палку, больше напоминающую маленькое деревце, она медленно брела обратно, ведя ею по воде, внимательно следя за узорами на потревоженной глади. В городе ей было грустно, а здесь она наконец могла не прятаться.

— Спасибо, — сказала я.

Эдвард кивнул.

— Я думал, ты злишься.

— Так и было.

— Что изменилось?

— Ничего, — я пожала плечами. — Я просто немного успокоилась. Слишком много хладных рядом. Они заставляют нервничать.

— Со временем ты привыкнешь.

Я промолчала, не уверенная, что мы пробудем здесь достаточно долго, чтобы это произошло. Я не загадывала далеко, но меня беспокоило, что Райли может привязаться к этим людям, особенно учитывая неизвестность нашего ближайшего будущего.

— Почему Райли? — вдруг спросил он.

— Это ее имя.

— Я понял. Я имею в виду, почему ты дала ей это имя?

— Оу, — весьма очевидно ведь, но голова работала плохо. — Когда я увидела ее, оно у нее уже было. Я не давала ей имя, я просто знала, кто она.

— Ты имеешь в виду, после обращения?

— Для меня с этого все и началось.

— Хм, — прищурившись, протянул Эдвард.

— Что?

— Ее имя было где-то написано?

— Нет, а что?

— В записях, что ты дала Карлайлу, ты пишешь его через «е». Читается так же, но почему именно так?

Потому что должно быть именно так. Я поджала губы, раздумывая, но не нашла, как объяснить необычное написание.

— Потому что так правильно. Не знаю, как в других случаях, но ее имя пишется так. Понимаешь, что я имею в виду?

— Думаю, да, — загадочно улыбнулся Эдвард, словно сфинкс, придумавший особенно удачную загадку.

— А что, не нравится? — вырвалось у меня.

— Нравится. Красивое имя, ей подходит, — ответил он, переводя взгляд на Райли. — Но ты лукавишь.

Я уставилась на него в немом удивлении. Он задумчиво нахмурился, изучая взглядом мое лицо, прежде чем добавить:

— Пока не знаю, сознательно ли. Но я выведу тебя на чистую воду. Со временем.

— Ты странный.

— Да, — фыркнул он. — Наверное.

Облака так и не разошлись, когда стало темнеть, и мы двинулись в сторону дома. В последнее время Райли становилось труднее подбирать картинки, потому что часто мысль, которой она хотела поделиться, была слишком сложной, чтобы визуализировать ее, но теперь она пыталась говорить вслух даже простые вещи, проверяя, как они прозвучат.

— Они быстро плывут, — сказала она, указывая на облака. — Нужно просто подождать.

— Мы подождем, но возле дома, хорошо? Тебе и так уже пора спать.

Она кивнула, но потом все равно сказала «да» вслух.

Редкие звезды уже пробивались сквозь пелену облаков, когда мы подошли к дому, но не те, которые мы высматривали. Я знала несколько легенд о созвездиях — единственные сказки, которые Райли могла слушать по несколько раз с неослабевающим интересом, а Эдвард мог рассказать ей, почему звезды светятся разными цветами, из чего состоит их атмосфера, какие из них горячее, какого они размера и какие имеют собственные имена. Райли слушала его лекцию про синтез гелия и его влияние на светимость, словно это была история из детской книжки.

Присев на крыльцо, мы ждали, когда облака сместятся севернее. Перед моими глазами вдруг возникло лицо Эмметта, заслонившее небо.

— А я уж думал, ты опять сбежала, — сказал он.

— Ты заслонил обзор.

— А? — распрямившись, он посмотрел наверх. — Ну, смотри левее или правее, все равно облака ведь.

— Там Персей, — ответила ему Райли.

— Где?

— Там, — подняв руку, Райли указала на облако, которое никак не хотело уплывать в сторону.

— Там? — переспросил Эмметт, указывая в другую сторону.

— Нет, там.

— Я сяду здесь, — объявил он, спускаясь по ступенькам, чтобы присесть перед нами, но ниже. — А ты будешь мне показывать.

Он откинулся назад, почти касаясь головой ее коленок.

— Где Персей?

— Его не видно.

— А кого видно?

— Пегаса.

— Где?

Райли указала ему на созвездие, еще недавно скрытое облаками.

— Это ж квадрат, — притворно не поверил Эмметт.

— Это Пегас.

— Это созвездие квадрата.

Стараясь не смеяться, я посмотрела на Эдварда и увидела, как он сам чешет нос, плотно сжав губы.

— Это тело, а тут ноги, — пыталась объяснить Райли.

— Тогда это шея?

— Нет, это Андромеда, — засмеялась Райли.

— Почему Андромеда растет из Пегаса?

— Она не растет.

— А что делает?

— Она тянется к Персею.

— К тому парню, которого мы тут ждем?

— Да.

— А зачем?

— Персей спасает ее от чудовища.

— От какого чудовища?

— От морского.

— А чего оно к ней прицепилось?

— Если оно ее съест, то не будет рушить город.

— Кто сказал?

— Король.

— А чего бы чудовищу короля не съесть?

— Он невкусный.

— А Андромеда чем такая вкусная?

— Она принцесса.

— Он свою дочь отдал чудищу?

— Да.

— И Персей ее спас?

— Да.

— А как?

— Показал голову Медузы Горгоны, и чудище окаменело.

— То есть этот славный парень таскал с собой отрубленную голову?

— Ну, да, — неуверенно ответила Райли.

— И ты любишь эту историю? Кошмар же!

— Это из-за Персея.

— А что Персей?

— Он не знал, получится ли, но все равно попробовал, хотя мог бы просто лететь мимо. Мама говорит, что, если ты достаточно смелый, ты можешь одолеть даже очень страшное чудовище.

Наверное, это была самая длинная мысль, что когда-либо говорила Райли, я даже не знала, что она умеет формулировать вслух такие сложные конструкции. Слова она запоминала легко, но вместо того чтобы повторять их, обычно показывала, как кто-то их произносит. Каким-то чудом Эмметт вытянул из нее за несколько минут больше слов, чем я слышала за несколько месяцев.

— Если ты достаточно смелый и у тебя есть голова Медузы Горгоны, — заметил Эмметт.

Райли захихикала.

— Чего смеешься? Это важная деталь.

Наконец облако сместилось, и в образовавшемся зазоре рядом, как продолжение Андромеды, показался Мирфак — самая яркая звезда в созвездии Персея. Райли замолчала, рассматривая звездное небо, словно это была картинка в книге сказок. Невозможность видеть звезды была еще одной причиной, почему ей так не нравились города. Даже Эмметт, посмотрев на нее, не стал больше приставать с расспросами.

— Они очень далеко? — спросила Райли после нескольких минут молчания.

— Хмм… — Эдвард задумался, а потом поднял руку, указывая на одну из светящихся точек. — Видишь крайнюю звезду в Кассиопее?

— Угу.

— Это Каф. От него до нас сорок шесть световых лет.

— Как это?

— Это значит, что свету нужно сорок шесть лет, чтобы преодолеть расстояние от него до Земли. А свет движется очень быстро. Даже если Каф погаснет, мы будем видеть его свет еще почти полстолетия.

Райли раздумывала какое-то время, рассматривая мерцающую звезду в небе, прежде чем спросить:

— То есть, если Каф погибнет, никто этого не заметит еще сорок шесть лет?

— Да.

Сорок шесть лет, которых у Райли может не быть, — некстати подумалось мне. Эти мысли никогда не покидали меня окончательно, только отступали на задний план в хорошие дни, как этот. Вздохнув, я уткнулась носом в ее макушку.

— Ему, наверное, очень одиноко, — тихо сказала она

— Каф — одна из путеводных звезд. Если он погаснет, очень многие почувствуют себя потерянными и не смогут найти путь домой.

Я скосила глаза на Эдварда, и он улыбнулся краешками губ, хотя взгляд его остался печальным. Даже Эмметт не нашел, что сказать.

* * *

Жизнь смертного подчинена расписанию, я давно усвоил это. Они устают от однотипных занятий, нужно переключать внимание и в соответствии с этим планировать день. Им нужно спать, часто есть, чередовать активность и отдых. С легкой руки Райли расписанию подчинились и все остальные. Теперь ночью не включался телевизор или музыка, все говорили вполголоса, и пару раз в день, в основном когда Райли спала, Белла спускалась в кухню, чтобы что-то приготовить.

Я всегда любил смотреть, как она готовит, попутно запоминая, что и как она делает. Было в этом что-то такое домашнее, наполненное уютом. Даже запахи человеческой еды казались приятными.

Я старался не мешать, молча наблюдая за ней поверх экрана ноутбука, расположившись за барной стойкой. Белле было некомфортно в нашем доме. Хладные редко жили большими кланами под одной крышей, мы могли говорить об искусстве и философии, строить больницы и покровительствовать людям, живущим на облюбованной нами земле, но внутри даже самого цивилизованного из нас сохранялось звериное начало, обуздывать которое удавалось только с возрастом и далеко не всем. Порой я видел, как она настороженно осматривается, группируется, будто перед прыжком, но потом через силу заставляет себя расслабиться. Впечатляюще для новорожденной. Она никогда не любила повышенное внимание к себе, и, как ни старались, мы добавляли ей дискомфорта своим желанием поговорить, расспросить, проявить участие или просто побыть рядом. Белла подробно и обстоятельно рассказывала Карлайлу все, что относилось к здоровью Райли, а на прочие вопросы отвечала односложно, сама инициативы не проявляла, будто хотела, чтобы ее не замечали, и только из вежливости не просила оставить в покое. Ей нужно было время, чтобы привыкнуть, нельзя было давить на нее или пытаться торопить события. Даже понимая это, мы просто ничего не могли с собой поделать. И хуже всех дело обстояло со мной.

Белла стояла спиной ко мне, что-то нарезая на доске. В окутавшей дом тишине было так легко раствориться в этом чувстве умиротворения, в полной мере понять и поверить, что она действительно здесь, что она настоящая, а не плод безумия, который рассеется в воздухе, стоит отвести взгляд.

Белла собрала волосы в небрежный пучок, удерживаемый только воткнутым в него карандашом на затылке, обнажая изящный изгиб шеи, красивый и манящий. Я представил, как подойду к ней, проведу носом по ее коже от плеча вверх, задену губами чувствительное место под ухом, вытащу карандаш, и с тихим шелестом ее волосы рассыпятся по плечам, тяжелой волной укроют спину. Каскад ароматного шелка, который я так любил пропускать сквозь пальцы, ощущая его мягкость и ее легкую дрожь, когда я проводил пальцами по ее коже вверх вдоль позвоночника. Она опустит ресницы, подавшись мне навстречу, теплое дыхание, вырвавшись из приоткрытых губ, коснется моего лица.

Я не целовал ее целую вечность, не знал реакций ее нового тела. Отзовется ли она на мое прикосновение как раньше?

Белла вздохнула, резко, со стуком опустив нож на разделочную доску.

— Ты не мог бы прекратить? — сказала она, не оборачиваясь.

— Что?

Снова вздохнув, она потерла пальцами нос — жест, перенятый ею от шерифа Свона. Тряхнув головой, она продолжила шинковать что-то на доске. Карандаш в ее волосах скользнул ниже, едва удерживая тяжесть волос.

— Что не так? — спросил я, следя, как медленно распадается ее прическа.

Еще с минуту она молчала, прежде чем все же ответить:

— Мне не по себе, когда ты смотришь на меня.

«Не по себе» — очень расплывчатое понятие, в него можно вложить какое угодно значение. Мало было закрытости ее разума, теперь я был лишен даже подсказок в виде ее сердцебиения, румянца, даже ее лицо в этот момент я не видел.

— Тебе неприятно?

— Не знаю. Может быть.

Какой неоднозначный ответ. Все это время мне удавалось держать дистанцию, не пересекать границы ее личного пространства, но не смотреть? Нет, это было выше моих сил. Поднявшись со своего места, я медленно преодолел разделяющее нас расстояние и остановился за ее спиной. Она не обернулась, ее рука, держащая нож, замерла в воздухе. Несколько секунд я просто ждал, что она сделает, надеялся, что она повернется. Напряженные плечи и неестественно прямая спина были совсем не тем, что я хотел увидеть. Вздохнув, я взял в руки карандаш, явно не справившийся со своей задачей, вытащил его из ее волос, медленно, чтобы она успела понять, что я делаю. Зажав его в зубах, заново скрутил пучок, не наклоняясь к ней, не касаясь кожи, как бы мне того ни хотелось. Закончив, снова закрепил результат этой импровизированной шпилькой.

Белла была все так же неподвижна, она не пыталась избежать моего прикосновения, но и не двинулась ему навстречу. Я вцепился пальцами в столешницу по обе стороны от нее, физически ощущая силу, словно магнитом тянувшую вперед. Я слишком хорошо помнил, каково было держать ее в объятьях. Слишком близко. Пришлось напомнить себе, что моя близость может быть нежеланна, а отчаянно хотел я именно этого.

— Я подумаю, что можно с этим сделать, — выговорил я.

— Спасибо.

Оттолкнувшись руками от стола, чтобы заставить себя отстраниться, я поспешил уйти подальше от нее, вышел на улицу, жадно вдыхая холодный воздух. Нож снова застучал по доске.

Я побежал, толком не зная, куда направляюсь. Это было опасно, моя несдержанность могла обернуться большой проблемой, но я словно снова очутился во времени, когда Белла была недосягаема для меня, когда мне только предстояло завоевать право быть рядом. Разница заключалась лишь в том, что мое чувство было в разы сильнее той влюбленности, не успевшей узнать счастье взаимности и в полной мере постичь, сколь удивительного сердца она пыталась достигнуть. Мечты того времени меркли по сравнению с воспоминаниями, даже в самых смелых грезах я не мог предположить, сколь блаженным может оказаться быть любимым ею, отдавать тепло, на которое даже не думал, что способен, и видеть, что она принимает его, отражаться в ее глазах, словно я был кем-то достойным этой любви.

Под ногами заскрипел снег, когда я сбавил шаг. В горах природа жила по своим собственным законам, встречая зиму раньше остального мира. Зачерпнув снега, я умыл им лицо, вздохнул, откинувшись в сугроб. Тучи затянули небо, медленно проплывая над суетой этого мира, а за ними терпеливо дожидались своего часа, чтобы, как и много веков назад, пролить свет на землю, звезды, которые так любила Райли.

— Время и терпение, — сказал я себе. — Время и терпение.

Если первого было в избытке, над вторым нужно было работать. Белла уже не сбегает, говорит со мной и даже, пусть, редко, но улыбается. Если подумать, это уже большое достижение по сравнению с тем, что было вначале, а поспешность только погубит эти скромные успехи.

— Не испорть все.

На следующий день Карлайл начал свой осмотр с того, что проверил зубы Райли, провел по ним ватной палочкой и тут же упаковал ее в герметичный контейнер. Он брал кровь на анализ один раз в неделю и совсем немного, но измерения роста и прочего проводил ежедневно, после чего подолгу оставался в своем кабинете, листая блокнот Беллы Свон, хотя едва ли память его подводила. Спустя много дней, после очередных измерений, он наконец произнес заветное «замедляется». До конца не веря в то, что услышала, я пыталась поймать его взгляд, лицо доктора озарилось улыбкой, сделавшей его на много лет моложе и разгладившей хмурые морщины на лбу, почти не покидавшие его все это время. Не держи я в тот момент на руках Райли, я бы обняла его.

Эдвард оказался прав, и со временем я стала привыкать к постоянному присутствию рядом других членов его семьи, перестала следить за ними краем глаза и стараться не поворачиваться спиной. Они были странными. Хотя скорее наоборот, они были обычными, почти совсем как люди, если исключить отсутствие потребности в сне и пище. Такие разные, они как-то уживались все вместе, находили общие занятия, всегда имели темы для разговора. Временами случались конфликты, в основном из-за мелочей, вроде поддержания порядка в доме или поиска пульта от телевизора, но они никогда не перерастали в драку. Стоило кому-то зарычать, и в дело вмешивалась Эсми, осаживая обоих или выставляя их на улицу выпустить пар. После этого дом на некоторое время погружался в тишину.

На фоне этих цивилизованных демонов самой несдержанной выглядела я с моим неумением держать в руках рычащего внутри зверя. Благодаря статусу гостя или в силу моего возраста, я оставалась единственной, кого не ругали, когда инстинкты заставляли забыть о приличиях. Эмметт пожаловался, что Эсми завела любимчиков, требуя для меня наказания, за что получил подзатыльник от Эдварда. Через минуту за дверь были выставлены оба, а мне досталось по-матерински теплое объятье от Эсми, заставившее меня замереть на месте. Какое-то заложенное в подсознании чувство требовало вырваться, напоминало не позволять обхватить себя руками, просило вонзить зубы в открытую шею перед моим лицом. Приложив усилие, я проглотила наполнивший рот яд и постаралась выдохнуть. Подняв глаза, я успела заметить, как украдкой перевел дух читающий в кресле Карлайл. Отстранившись, Эсми погладила меня по щеке и улыбнулась.

— Прости, — смущенно сказала она. — Давно хотела это сделать.

Волна какого-то странного сожаления и стыда окатила меня с головой и осела комом в горле. Эти люди были так добры к нам, что мне становилось неудобно. Я ничего не ответила ей. Словно ничего другого и не ожидала, Эсми отпустила меня и, зайдя за спину Карлайлу, положила руки ему на плечи в таком простом нежном жесте.

Райли теперь все больше говорила вслух, прибегая к своей способности, только когда ей не хватало словарного запаса, хотелось что-то показать или просто посекретничать. Узнав о ее страсти к звездам, Розали сделала тактический ход, показав ей очки виртуальной реальности, позволяющие ощутить себя парящей среди небесных светил. Позже Райли призналась мне, что настоящее небо выглядит куда лучше зернистой картинки в очках, правда, к тому моменту она уже была очарована прекрасной доброй тетей. Мне оставалось со вздохом признать, что исход, которого я так опасалась, все же наступил, и когда нам придется уйти, Райли будет грустно, но что-то сделать с этим было уже нельзя.

Когда в моей сумке остался последний пакетик крови, я только и успела подумать, что нужно найти больницу поблизости, как домой вернулся Эдвард, отлучившийся пару часов назад. Он принес сумку-холодильник, в которой обнаружился запас на пару месяцев вперед. На мой вопрос, где он взял так много, он просто ответил, что купил.

— Ее можно купить? — если бы я услышала, что он вырастил ее на дереве за домом, я и то удивилась бы меньше.

— Если знаешь, где, — самодовольно улыбнулся он.

По лестнице спустился Карлайл с небольшой пачкой бумаг в руках, присоединяясь к остальной семье, расположившейся в гостиной.

— Хорошо, что вы оба здесь, — сказал он, подходя к нам. — Хочу кое-что показать вам.

Эдвард приподнял сумку, показывая, что ему нужно закончить с ней, и отошел к холодильнику. При необходимости он просто будет смотреть глазами Карлайла. На гладкую поверхность большого обеденного стола легли распечатанные снимки, сделанные с помощью микроскопа, с овальными частицами на них.

— Кровь? — спросила я.

— Да, кровь обычного человека. А это, — сказал он, показывая другой снимок, — то, что мы привыкли называть ядом хладного.

Эти клетки походили на кристаллы с острыми выступающими краями.

— На воздухе он быстро распадается, это не слабо усложнило мне задачу. Это, — Карлайл положил сверху еще один снимок, — кровь Райли.

На картинке были все те же кровяные тельца, но некоторые из них выглядели странно, менее яркими и будто подернутыми инеем. Я наклонила голову, пытаясь понять, что он хочет, чтобы я увидела.

— Смотри сюда, — тонкий белый палец указывал на один-единственный кристалл, который не должен был оказаться среди массы похожих друг на друга клеток крови.

— У нее в крови яд?

— В очень низкой концентрации, — кивнул Карлайл. — Из-за воздуха эти клетки гибнут практически мгновенно, но оставляют след. Видишь эти вкрапления, более светлые? Я полагаю, это клетки, измененные под действием яда.

— Она проходит обращение? — спросил Эдвард, он наклонился над барной стойкой за моей спиной.

— Да, но очень медленно.

— Ей больно? — спросила я Эдварда.

Благодаря своей способности он всегда точно знал, если она испытывала голод, дискомфорт, или ей было холодно. Очень удобно. В первые месяцы ее жизни такой талант был бы просто неоценим.

— Нет, — ответил он. — Ни боли, ни жжения.

— Значит, для нее это проходит незаметно, на клеточном уровне. Я полагаю, примерно то же происходило и с тобой, Белла.

— А? — глупо переспросила я.

— В организме Райли яд присутствовал с самого начала. Даже сейчас на ее зубах его концентрация приближена к обычному хладному. Я думаю, он начал отравлять тебя еще во время беременности. Первое время иммунная система подавляла его действие, но по мере роста плода его становилось больше, и это запустило постепенные изменения в организме, вроде увеличения физической силы. Однако, если бы все так и шло, этот процесс отнял бы годы. Вероятно, в какой-то момент организм оказался неспособен больше подавлять его или в кровь попал яд в большем количестве или большей концентрации.

— Или и то и другое, — ответила я.

— Ты помнишь это?

Я кивнула. Эта часть хорошо сохранилась в моей памяти, как и почти все, связанное с Райли. Я была в гостиной, кажется, шла к камину. Своих ног к тому моменту я уже не видела и всячески избегала лестниц. Меня отвлек внезапный шум телевизора, шло какое-то шоу, лотерея или вроде того, и ведущий вдруг начал что-то выкрикивать. Я обернулась всего на мгновение, но следующий шаг сделала, не глядя под ноги.

— Я упала. Просто глупо споткнулась о край ковра и стала падать вперед. Я попыталась развернуться, чтобы не упасть на живот, и угодила головой в стеклянный стол. Видимо, что-то все же пострадало у меня внутри от этого падения, и Райли нужно было выбраться, пока она не задохнулась там. Было слишком рано. Даже учитывая, что беременность развивалась быстрее, чем должна была, срок еще не пришел, но позже, когда я увидела ее, у нее были уже все молочные зубы, довольно острые. Видимо, яд попал в мою кровь с них, пока она, ну…

По ужасу, выступившему на лицах Калленов, я поняла, что они догадались, что я пытаюсь сказать. Я старалась не смотреть на Эдварда. Не знаю, как он выглядел в этот момент, просто не могла заставить себя, не хотела видеть, что выражало его лицо.

— Господи, — вырвалось у Эсми. Она смотрела на меня с такой мукой в глазах, прикрывая ладонью нижнюю часть лица, что я почувствовала необходимость хотя бы немного смягчить картину, что обрисовала.

— Какое-то время я была без сознания из-за удара, пока рана на голове немного не восстановилась, а когда пришла в себя, я уже горела, так что… не слишком почувствовала. В общем, это звучит страшнее, чем было на самом деле.

— Надеюсь, — прогудел Эмметт. — Потому что звучит это, как полный…

— Эмметт, — прервала его Розали, кивнув на Райли.

— Виноват.

— Как полный что?

Молодец, Эмметт! Выкручивайся теперь.

— Как полный кошмар, малышка, ужас. Но теперь твоя мама знает хотя бы одну страшилку, — обернувшись, он подмигнул мне.

Я покачала головой. Неудивительно, что он так легко сошелся с Райли, большой вопрос, кто из них больший ребенок.

— Видимо, яд, уже содержащийся в крови, успевал заживить часть ран, — снова заговорил Карлайл, возвращая к себе наше внимание. — Не давая тебе истечь кровью и попутно запечатывая новую дозу внутри. Большая удача, что к тому моменту его оказалось достаточно.

— Получается, наш маленький Чужой спас маму, да?

— Эмметт, — я вздохнула, стараясь не злиться. — Еще раз так назовешь моего ребенка, и я тебя точно побрею.

— Что такое «Чужой»? — поинтересовалась Райли.

— Я тебе покажу как-нибудь.

— Попробуй, и интернета в этом доме больше не будет, — хрипло пробурчал Эдвард, почти не размыкая губ, раньше, чем я успела ответить сама.

Я повернулась к нему, проводя языком по ядовитым зубам во рту. Порой он все же раздражал. Его покровительственное отношение ко мне и Райли жутко злило. Я понимала, почему он считает, что имеет на это основания, но его притязания на родительское право в отношении моего ребенка зудело раздражением под кожей. Эдвард выдержал мой взгляд с ледяным спокойствием, а потом вдруг тихо фыркнул и отвернулся, прижав кулак к губам.

«Просто у тебя было такое лицо.»

«Даже припомнить не могу, чтобы кто-то раздражал меня так, как ты!»

«Я польщен.»

Я потрясла головой, прогоняя из нее беспорядочные образы, всплывшие не пойми откуда. Они были размытые, мутные и сменяли друг друга слишком быстро, а звуки походили на далекое эхо.

— Белла? — позвал Карлайл.

— Да. Я слушаю, простите.

— Думаю, нечто похожее происходит с Райли. Концентрация яда в крови низкая, но постепенно растет. Когда она достигнет максимума, Райли перестанет меняться.

— Она станет хладной?

— Полагаю, да. Или установится некий баланс. Ее организм не отторгает яд, более того, он сам его производит. В самом крайнем случае, когда придет время, думаю, мы сможем искусственно увеличить дозу яда в крови, чтобы остановить ее взросление, но, вероятно, это не понадобится, ее рост и без того постепенно замедляется.

— Она начнет чувствовать жажду?

Для Райли пока не существовало постоянной жгучей боли в горле. Если это изменится, пакетиков крови, даже купленных, станет недостаточно, нужно будет придумать для нее другой способ питаться.

— А как было с тобой?

— Я ощутила ее. — Это было практически первое, что я почувствовала, как только сделала первый глоток воздуха в своей новой жизни. — Но, в целом, ее можно было сдерживать.

— Думаешь, для Райли жажда тоже будет терпимой? — Эдвард задал этот вопрос Карлайлу.

— Сложно судить. У нас нет других примеров, кроме Беллы. Думаю, в ближайшие несколько лет об этом можно не беспокоиться, а когда придет время, будем держать Райли подальше от людей, на всякий случай.

Несколько лет. Карлайл показал нам расчеты, по которым выходило, что Райли станет взрослой через восемь-десять лет с погрешностью на фазы активного роста и разное питание. Так скоро.

— Почему она растет так быстро? — спросила я.

— Хладные не меняются со временем, но все прочие процессы в наших телах проходят быстрее, чем у людей. Думаю, дело в этом.

Закусив губу, я бросила взгляд через комнату, туда, где Эмметт учил Райли рычать как медведь.

— Нет, надо поднять руки. Покажи мне страшные когти.

— Но я же рычу не руками!

— Так, кто похож на медведя, ты или я?

— Ты!

— Вот и слушай, что медведь говорит! Поднимай лапки.

— Когда она станет взрослой, мир станет куда безопаснее для нее, — тихо проговорил Карлайл. — И если она все же пройдет полное обращение, будет гораздо проще скрыть ее происхождение от Вольтури. Кто знает, что придет в голову Аро, если он узнает о возможности рождения полукровок. Да и сама Райли, боюсь, может вызвать у него слишком сильный интерес. Как и ты, Белла.

— Я понимаю. Просто мне бы хотелось, чтобы она могла подольше оставаться ребенком.

Подойдя, Эдвард осторожно коснулся моей руки, я обернулась к нему, видя в его глазах отражение собственных страхов и знакомой мне печали. Я не одернула руку, вместо этого я благодарно сжала его ладонь в ответ.

Нам больше не было нужды кочевать с места на место, а когда Райли вырастет, причина прятаться и вовсе исчезнет. Теперь, когда мне не нужно было искать кровь для нее, а количество нянек, желающих получить немного ее внимания, стало даже слишком большим для одной маленькой девочки, я вдруг поняла, что мне совершенно нечем заняться.

Я давно перестала готовить впрок, каждый раз стараясь изобразить что-то оригинальное, мы часто ходили гулять, но свободного времени все равно оставалось слишком много. И как Калленам удавалось все время быть занятыми? Эсми часто что-то чертила на большом наклоненном столе у окна. Заметив любопытный взгляд Райли, она пригласила ее присоединиться, и теперь та с упоением пыталась испробовать все многочисленные пишущие принадлежности Эсми всевозможных цветов на большом листе бумаги. Бесцельно послонявшись по гостиной, я присела за стол, подперев руками голову.

Почувствовав, что Эдвард занял место слева от меня, я обернулась к нему и озадаченно моргнула, встретившись взглядом с парой собственных отражений в больших круглых стеклах нелепых солнечных очков на его носу, закрывающих половину лица. Иронично выгнутая бровь поднялась над оправой, наверное, пришлось постараться, чтобы задрать ее так высоко, губы скривила улыбка.

— Что это? — спросила я.

— Я решил проблему со взглядом.

— Нет, не решил.

— Ну, ладно, — согласился он. — Может, и не решил, зато ты улыбнулась.

— Не было такого, — возразила я, отворачиваясь.

— Я видел.

— Тебе показалось.

— Тогда повернись.

— Нет.

Он засмеялся. Краем глаза я видела, как очки легли на стол перед ним.

— Ты как?

Я обернулась к нему, не понимая, к чему он задает этот вопрос.

— Я вдруг понял, что ни разу не спросил тебя об этом.

Я пожала плечами. У меня не было однозначного ответа на это. Мне бы жить да радоваться, но что-то терзало меня изнутри, а определения ему не было.

— Ты ничего не спрашиваешь. Я думал, у тебя будет много вопросов.

— Я… не уверена, что хочу знать ответы.

По крайней мере, я могла говорить честно. Не зная, что произошло, почему Белла Свон оказалась одна, вынашивая его ребенка, я могла жить настоящим, не нести груз того, что нельзя исправить. Каждый день, меняя аккумуляторы холода в термоконтейнере в сумке, я видела ту самую заурядную книжку, в которой ждали своего часа недостающие кусочки мозаики. Я не знала, должна ли я отдать его Эдварду. Возможно, в нем было адресованное ему послание, а может быть, он ушел от нее, и страницы сочатся злобой и обидой, я этого так и не выяснила, ни разу не заглянув внутрь.

— Я не читала его, — призналась я, хотя он так и не спросил.

Эдвард понял, что я имела в виду.

— Почему?

— Она не хотела.

— Она?

— Белла Свон, — едва слышно ответила я.

Закусив губу, я несмело повернулась к нему, не зная, как он отреагирует. Он был удивлен, несомненно, но в глазах не было насмешки. Нахмурившись, он всматривался в мое лицо, обдумывая мои слова.

— То есть это желание не кажется тебе собственным? — спросил он после затянувшейся паузы.

Моргнув, я отвернулась от него. Правда была в том, что я перестала понимать, где заканчивается желание Беллы Свон и начинается мое собственное. Передав мне эту тайну, она умолчала о причинах. Эдвард откинулся назад, протяжно выдохнув, к каким бы выводам он ни пришел, он решил оставить их при себе. И тем лучше.

Эсми показывала Райли, как рисовать круги циркулем, та добродушно позволяла ей это, хотя на самом деле любила постигать все сама. Как и ожидалось, начертив из вежливости один круг, она тут же отложила циркуль в сторону и взялась за фломастеры.

— Раньше все ее время принадлежало мне, — пробормотала я.

— Тебе от этого грустно?

— Да. Нет, — тут же поправила себя я. Для Райли это было хорошо, просто вся моя жизнь крутилась вокруг нее, и теперь она не так сильно нуждалась во мне, как раньше, а мне никто не был нужен, как она. Эдвард все еще ждал от меня ответа. — Ее мир становится больше, и она рада этому. Я хотела этого для нее, безопасность, друзья, люди, которые любят ее. Просто… я теперь не знаю, куда себя деть.

Эдвард чуть склонил голову, обдумывая мои слова. Ничего не говоря, он встал и исчез на лестнице, а вернувшись, положил передо мной потрепанного вида книгу. Я пробежала глазами обложку, чувствуя, как брови сами собой ползут вверх. Серьезно?

— Любовные романы?

Эдвард прищурился, лукаво улыбаясь, словно подловил меня на чем-то.

— И откуда же это предубеждение против романов, мисс? — спросил он.

— Мммм… Что?

— Мммм, что? — передразнил он меня. — Что ты успела прочитать?

Отведя от него взгляд, я снова посмотрела на обложку. Она была не похожа на те, что попадались мне в руки раньше, ни картинок, ни завитушек в шрифте, которым выполнено название. В одном из пристанищ, где останавливались мы с Райли, прежние жильцы оставили несколько таких книг в мягкой обложке. Их страницы волнились от влажности, но текст не пострадал. К сожалению. Позже я думала, что же заставляло меня их читать, и не находила ответа. Наверное, это было отсутствие альтернативы.

Эдвард наклонился вперед, напоминая, что ждет ответа, но я бы скорее откусила себе язык, чем рассказала ему. Я пролистала страницы, ища что-то, мне показалось, чего-то не хватает, хотя вырванных страниц или чего-то подобного не было. Открыв оглавление, я пробежала глазами несколько названий.

— Не все романы одинаковы, — посмеиваясь сказал Эдвард, видимо, поняв, что ответа не дождется. Забрав у меня книгу, он отсчитал пару сотен страниц и вернул ее мне открытой. — Вот, начни с этого. Не понравится — придумаем что-то еще.

Он ушел, не навязывая более мне свое общество, хотя чувство, что он все еще на меня смотрит, так меня и не покинуло. Предложенный Эдвардом роман носил заковыристое название «Гордость и предубеждение». Ну, это было все же занятие, и я могла посматривать на Райли одним глазом.

«Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену».

Усмехнувшись про себя, я погрузилась в суматоху семейства Беннет и не заметила, как книга захватила меня. С того дня Эдвард взял на себя задачу обеспечивать мой досуг. Я отказывалась выпускать Райли из поля зрения, поэтому мы ограничились времяпрепровождением в доме или долгими прогулками, пока Райли не устанет. В это время Эдвард рассказывал нам истории о людях и о хладных, о войнах, жестоких королях, о развитии науки и исследовании новых земель, проводя параллели между тем, как помнят эти события люди, и тем, что на этот счет говорят хладные, видевшие все своими глазами.

Райли наши разговоры порой надоедали, и она отвлекалась, убегала играть или требовала, чтобы ее посадили на плечи, а я не могла наслушаться, с особым вниманием запоминая вставленные Эдвардом ремарки — остроумные и колкие, иногда сомнительные с точки зрения воспитания, например, что людские законы нужно знать, но скорее для общего развития, чем для их соблюдения.

— Она ведь твои слова за чистую монету принимает, — пожурила я его. Райли смотрела на диване мультики с Эмметтом, пока мы возились на кухне.

— Я на это и рассчитывал, — слегка удивленно ответил Эдвард.

— Ты всерьез считаешь, что правильно внушить ей мысль о пренебрежении законами?

— Эти законы написаны для людей, основаны на правилах их общества и их природе. С нами они частично не работают.

— Частично, — подчеркнула я. — Это не значит, что к нам они вообще не применимы, если уж мы живем среди людей.

— Особенно, если мы живем среди людей, — не согласился Эдвард. Он занимался мясом, а мне достались мелочи вроде салата и фокаччи с сыром. — Я не говорю о каких-то базовых вещах, что убивать или красть — это плохо, хотя бывают обстоятельства, при которых все не так однозначно, но, например, подделка документов — это преступление, а для нас — необходимость, потому что человеческая правовая система с нами, как с видом, не знакома. Я не хочу, чтобы Райли чувствовала себя преступницей из-за чужого невежества.

— Здесь действует другой закон, — покачала головой я. — О сохранении тайны нашего существования. Просто стоит объяснить ей некую иерархию: закон хладных для нас выше человеческого, но, если живешь среди людей, уважай их правила.

— Ладно, другой пример — ограничение скорости вождения.

— А что с ним?

— Наши рефлексы, внимание и скорость анализа ситуации несравнимы с человеческими, не говоря уже о том, что нам в принципе не грозит разбиться.

— Это не значит, что ты можешь гонять как сумасшедший. Эти правила придуманы не только для безопасности водителей, но и тех, кто может оказаться рядом.

— Хмм, — Эдвард покачал головой, поджав губы. — Приведи пример, когда я не смогу обезопасить от себя других.

— Ну, — я потянулась за сушеным базиликом, но Эдвард опередил меня, пользуясь преимуществом роста. — Спасибо. Например, ты едешь по дороге через лес, а оттуда внезапно выходит человек.

— Я легко его объеду.

— У тебя взорвалось колесо, и машина стала неуправляема.

— Тогда, — усмехнувшись, ответил Эдвард, — я выпрыгну и подкорректирую траекторию снаружи так, чтобы этот человек ничего не заметил.

— А если с другой стороны выйдет другой человек?

— В твоей истории они как грибы вылезают в лесу.

— Бывают невероятные совпадения, — пожала плечами я.

— Значит, я просто оттащу обоих и, предвидя твой следующий вопрос, слегка стукну их по голове, чтобы они, даже если что-то увидят, могли решить, что им показалось.

— А если… — Подняв голову, я увидела, как насмешливо блестят его глаза в окружении сетки тонких морщинок. — Да ты просто дразнишь меня! — со смехом воскликнула я, бросая в него черри, который он легко поймал и бросил мне обратно, заведя руку за спину.

— Хотел услышать, как ты смеешься, — сказал Эдвард. — Ты такая серьезная все время.

Мне было трудно перестроиться, сложно вдруг понять и привыкнуть, что людям рядом можно доверять, и, хотя я старалась, не всегда могла контролировать себя, будто внутри меня была и другая сущность, которая порой точит когти, стараясь выбраться.

— Не объясняй, — сказал Эдвард раньше, чем я успела сформулировать свое оправдание. — Не все сразу, да?

Я благодарно улыбнулась ему, но тут же опустила глаза, сама не зная, почему мне сложно на него смотреть.

— О-оу, — вдруг пробормотал он.

— Что?

Проследив за его взглядом, я поняла причину беспокойства — широко распахнутые глаза Райли остановились на экране, где мультяшный львенок искал папу в клубах пыли. Я замерла в нерешительности, не зная, как поступить правильно. Пока все выглядело довольно спокойно, по крайней мере, ее лицо выражало примерно тот же спектр эмоций, что и у сидевшего рядом Эмметта — вполне взрослого парня.

— Может быть, обойдется? — тихо предположила я, видя, что Эдвард тоже колеблется, стоит ли вмешиваться. — Если не заострять на этом внимание.

Не обошлось. Поток слез хлынул мгновенно, сразу, как недоверие на ее лице сменилось ужасом. Эдвард оказался у дивана первым. Подхватив Райли на руки, он отошел в сторону, успокаивающе поглаживая ее по голове, пока она тихо подвывала, спрятав лицо на его плече.

— Черт побери, Эмметт! — прорычала я.

— Мы же просто мультик смотрели, — потупившись, ответил он.

— А выбирать мультики, где никто не умирает, ты можешь? Вчера она спросила у меня, не убивала ли я маму Бэмби.

Эмметт почти усмехнулся в ответ, но быстро опомнился, возвращая на лицо виноватое выражение.

— Это же классика, — ответил он, смотря в пол.

— А, это основной критерий? Тогда в следующий раз включи ей «Крестного отца»!

— Про крестного отца нет мультика.

Закрыв глаза, я пыталась сделать глубокий вдох через нос. Райли всхлипнула, крепче прижавшись к Эдварду.

— Шшш, все хорошо, — бормотал он, машинально покачивая малышку на руках.

Я подошла к ним, погладив Райли по спине и пытаясь взглянуть на заплаканное лицо.

— Разве не все дети любят этот мультик? — продолжал оправдываться Эмметт. — Ну, грустный момент. Грустить не всегда плохо.

— Эмметт, сколько, по-твоему, ей лет? — вздохнув, спросил Эдвард.

— Она просто принимает все слишком близко к сердцу.

Райли подняла голову, шмыгнув носом, и приложила ладошку к щеке Эдварда. Он улыбнулся, покачав головой, прежде чем поцеловать покрытую красными пятнами щеку.

— Что ты сказала, солнышко? — спросила я, но говорить Райли пока не могла, отчаянно стараясь глотать слезы и унять дрожащие губы.

— Она обещает больше не плакать, — вместо нее ответил Эдвард. — И просит не ругать Эмметта.

— Иди ко мне, — я протянула руки, и Эдвард неохотно передал ее мне, задержав ладонь на ее спине.

Он стоял так близко, что я касалась его груди плечом. Райли постепенно успокоилась, по старой привычке зажав прядь моих волос в кулачке, но никто из нас так и не сдвинулся с места, мы больше ничего не говорили, кроме бессвязных слов утешения. Теплая рука Эдварда легла на мою поясницу, легко, но будто укрывая, замыкая круг, отрезающий нас от остального мира. Было в этом что-то такое приятное, правильное — вот так быть рядом, будто все кусочки пазла вдруг сложились вместе.

В последний раз шмыгнув носом, Райли подняла обе ладошки к моему лицу. Перед глазами возник большой экран телевизора, но на сей раз перед ним сидели мы все. Она хотела досмотреть мультик.

— Точно? — спросила я, поцеловав маленькие пальчики.

Снова картинка с плачущим львенком, окрашенная беспокойством, любопытством и жалостью.

— Надо же узнать, что будет дальше, — улыбнулся Эдвард, протягивая ей платок, который она тут же прижала к красному носу. — В чем-то Эмметт прав, — добавил он, встречаясь со мной взглядом. — Нет ничего плохого в том, чтобы иногда немного погрустить.

У меня вырвалось тихое шипение. Прав он или не прав, объективность оставляла меня, когда Райли начинала плакать.

— Всполошились, как две наседки, — продолжал бубнить Эмметт, когда мы уже присоединились к нему на диване.

Я потянулась, пытаясь схватить его за ухо, но Эдвард перехватил мою руку. Эмметт показал мне язык, и Райли хихикнула.

— Все, успокоились, — строго сказал Эдвард, приняв на себя роль единственного адекватного взрослого.

Я фыркнула, откидываясь назад, и только тут заметила, что Эдвард еще держит мою руку, не так крепко, как вначале, стараясь удержать, а ненавязчиво, позволяя отнять ее, если захочется. Но мне не хотелось. Я вдруг поняла, что, с трудом привыкая к присутствию других хладных, остро реагируя на любое нарушение личного пространства, я чувствовала себя спокойно, когда рядом оказывался он. С самого начала я без опаски поворачивалась спиной к нему, и даже испытываемое мной волнение, когда я оборачивалась взглянуть на него украдкой и видела, что он уже смотрит на меня, не имело ничего общего со страхом.

Райли заерзала у меня на руках, стараясь перебраться на колени к Эдварду. Мне оставалось только, вздохнув, пожать плечами.

* * *

Послание, оставленное мне Беллой Свон, лежало среди осколков на покрытом бурыми пятнами ковре, когда я очнулась. Ярко-желтый лист бумаги привлек внимание лишь на долю секунды, пока я судорожно пыталась понять, что я должна делать, но этого хватило, чтобы смысл, вложенный в те строки, достиг разума.

Спустя секунду я уже стояла посреди кухни с Райли на руках. Беспрекословно приняв инструкции Беллы Свон как руководство к действию, я теперь чувствовала себя спокойнее. Позже я не раз перечитывала это письмо, обращая внимание на разный наклон и глубину линий на бумаге, будто она писала по кусочку в разное время. Сомневалась? Может быть, надеялась, что оно не понадобится и найдется кто-то, кто объяснит мне все лично, но потом снова брала ручку и добавляла еще абзац.

Белла,

Не паникуй. Проверь ребенка. Он наверняка голоден, но, прости, крови для него нет. У раковины на кухне найдешь контейнер, в нем бутылочка, она стерильна, тебе нужно ее только собрать. Там же стоит упаковка детской смеси. Разведи ее по инструкции, следи за температурой воды. Знаю, совсем не то же самое, но может сработать. Если нет — открой холодильник, там должна быть размороженная печень, попробуй дать ребенку ее.

Бессмертные дети навсегда остаются младенцами. Их жажда человеческой крови не поддается контролю, и они могут истребить целый город всего за ночь. Создание бессмертного младенца карается смертью не только создателя, но и любого, кто станет защищать его.

Вам придется прятаться, не приближайся к людям, не допускай, чтобы ребенок почуял человека, не дыши сама, если есть вероятность, что рядом человек. Первое время жажда будет почти нестерпимой, постарайся концентрироваться на чем-то другом, обещаю, со временем станет легче.

Как только сможешь, ты должна покинуть этот дом. Перед выходом прислушайся к округе. Животные здесь могут быть совсем не тем, чем кажутся. Иди, только убедившись, что не слышишь присутствия крупного зверя поблизости. Старайся не оставлять следов.

На кухне найдешь сумку, в ней деньги, вещи и все необходимое на первое время. Иди к реке, передвигайся по воде на восток, пока не покинешь Олимпик. Дойдя до залива, поверни на север, а потом, минуя города, снова на восток по реке Скагит. Там горы и огромный лесной массив, где вы можете оставаться, питаясь животными.

Избегай встреч с другими хладными. Законы их мира суровы, и исполняются они через запугивание и силу. Рождение этого ребенка свидетельствует о нарушении основного из них — смертные не должны знать о существовании хладных. Не жди от них понимания или сострадания. Если иначе будет нельзя, убей того, кто увидит вас. Чтобы это сделать, нужно разорвать тело хладного на части и поджечь. Зажигалка лежит в накладном кармане сумки, всегда держи ее под рукой.

Ты должна забыть все, что было до этого момента, не пытаться вспомнить. Жизнь Беллы Свон окончена, а твоя — началась сегодня. Вас двое — ты и ребенок, и твоя задача — позаботиться о нем. Возможно, когда-нибудь времена изменятся, и ты сможешь почувствовать себя в безопасности. Я надеюсь, однажды этот день придет.

Береги малыша. Удачи.

Белла Свон.

В конце была приписка, явно добавленная в последний момент:

Ты можешь верить Калленам, но, обратившись к ним, навлечешь на них беду. Не делай этого, пока есть хотя бы малейший шанс справиться самостоятельно.

Вопреки ее словам, в сумке зажигалки не оказалось. Я нашла ее в груде осколков на ковре, а в холодном камине, почти не помнившем запаха дыма, лежала записная книжка. Она пахла так же, как записка, как большинство вещей, оставленных мне Беллой Свон, и я взяла ее с собой, но открыть так и не решилась. Мне нельзя было вспоминать.

Теперь, когда я не дрожала от страха каждую секунду, я стала куда спокойнее и начала больше обращать внимание на то, что меня окружало. Присмотревшись к обстановке в спальне Райли, я заметила, что динамики от стерео-системы рассредоточены по комнате, хотя проводов видно не было. Кто-то потрудился, монтируя их. Мне показалось необычным, что такую технику разместили именно в спальне. Может быть, эта комната раньше имела иное назначение? Карандашный набросок на стене запечатлел клавиатуру фортепиано, по которой порхали руки с длинными пальцами. Рисовавший это постарался, выделив тенью каждый выступающий сустав. В нижнем углу вместо подписи автор оставил оплетенную лозой букву «Э». Позже я нашла и другие наброски на стенах дома с этим символом, он выглядел слишком женственно, чтобы принадлежать Эдварду или Эмметту. Должно быть, Эсми чертила не только сложные схемы, которые мне доводилось видеть раньше. Присмотревшись к ней внимательнее, я поняла, что чертежи были для нее работой.

Это открытие заставило меня по-другому посмотреть и на других обитателей дома. Они часто уходили, иногда брали машины, у всех под рукой был телефон. В разговорах Эсми и Розали с высокой периодичностью звучали слова «проект», «сроки» и «договор». От Карлайла, когда он возвращался, пахло лекарствами, а в беседах в гостиной, к которым я раньше не прислушивалась, он рассказывал о пациентах и интересных случаях, произошедших за день. А Эмметт… Ну, Эмметт в основном строчил гневные письма на киностудии, возмущенный обилием жестокости в детских мультиках. Довольно простой вывод, что эти люди были частью обычного человеческого общества, работали, имели коллег и знакомых, ходили на встречи, заключали сделки, как простые смертные, укладывался в голове с большим трудом, даже несмотря на то, что Эдвард упоминал об этом раньше.

Эдвард тоже временами отлучался, но обычно ненадолго. Вернувшись из очередной вылазки в город, он привез с собой коробку книг, новых, с хрустящими переплетами. Чрезвычайно довольный собой, он водрузил ее передо мной на стол.

— Это зачем? — спросила я.

— Тебе нужно занятие. Заодно вспомнишь школьный курс литературы.

Я нахмурилась, смотря на него снизу вверх.

— И с чего мне принимать от тебя подарки?

— Это не подарок, это книги.

— Ты заплатил за них.

Эдвард скривил губы, раздумывая.

— Считай это моим вкладом в образование новорожденных.

Судя по дате рождения в документах Беллы Свон, школу я не закончила и до недавнего времени была уверена, что такие вещи, как образование, остались в прошлой человеческой жизни, но Каллены умудрились даже отучиться в колледже и найти работу, совсем как люди. Мысль, что это возможно и для меня, оказалась слишком соблазнительной, чтобы отказаться.

— Я буду брать по одной и возвращать, когда прочитаю.

Эдвард закатил глаза, глубоко вздохнув. Достав из кармана телефон, он направил на меня камеру и сделал снимок.

— Что ты делаешь?

— Фото на читательский билет. Мы работаем каждый день до шести, в пятницу короткий день.

Я услышала какой-то странный звук со стороны Карлайла, но когда я обернулась, он так уткнулся в книгу, которую читал, что почти касался носом страниц.

Эдвард удалился вместе с коробкой, ворча себе под нос что-то про избирательную память, но одну книгу он все же оставил на столе. В этот раз мой библиотекарь выбрал для меня Шарлотту Бронте. В тот же день он повесил полку в гостиной, где и расставил свои покупки.

Помимо художественной литературы, среди изданий оказались книги про космос и красивые иллюстрированные сказки, которые он теперь читал Райли перед сном. Какое-то время она старательно боролась с усталостью, но ее дни стали очень насыщенными, и, быстро сдавшись, она засыпала, уткнувшись Эдварду в плечо. Лежа с другой стороны на большой кровати, я украдкой смотрела, как он улыбается, глядя на ее спящее лицо, перебирает, будто пересчитывая, маленькие пальчики, все больше убеждаясь в его искренней привязанности к моей девочке и задаваясь вопросом, мог ли этот человек в самом деле уйти, оставив ребенка. Почему Белла Свон даже не упомянула его в своем письме?

Порой мы разговаривали вполголоса, но чаще просто молчали. Закрыв глаза, я слушала, как он напевает какие-то смутно знакомые мелодии, хотя Райли к тому моменту уже спала. Звук его голоса разливался в тишине, проникая в самые дальние уголки души, где тонкой струной звенело желание прикоснуться к нему, ответить на его взгляд. Иногда мне казалось, я чувствую, как он невесомо касается моих волос, придвигает руку ближе к моим пальцам, пуская статические заряды бежать по коже, однако, открывая глаза, я понимала, что ошиблась, и щемящее чувство в груди так неприятно отдавало разочарованием.

В такие моменты совсем не хотелось двигаться, будто дремота накрывала своим легким покровом, я растворялась в звуке его голоса, переставая толком осознавать, где я и даже кто я. Казалось, мне снится сон, в котором тепло и спокойно, а тихой мелодии вторит шум дождя за окном.

— Расскажи, что случилось, когда ты очнулась, — тихо попросил Эдвард.

Не до конца понимая, сказал ли он это вслух, или то была часть наваждения, где он почему-то оказался вместе со мной, я ответила:

— Ничего. То есть там было тихо и безлюдно, но в голове сидела настойчивая мысль, что нужно уходить.

— Куда?

— Не было места назначения, просто подальше. Нужно было покинуть полуостров, а потом — лишь бы держаться в стороне от городов.

— С Райли это было бы сложно.

— Да. Ей было холодно, — ответила я, вспоминая свою растерянность, когда поняла, что оказалась совсем не готова к такому. — Она росла практически на глазах, нужны были детские вещи и питание, совсем как обычному ребенку. Нужен был дом с водой и электричеством.

— Пришлось заходить в города, — подтолкнул меня Эдвард, когда я замолчала.

— Да. Мы держались намеченного курса — на восток, но перемещались от одного небольшого города к другому. Обычно на окраине можно было найти пустующий дом, чьи хозяева оставили его на тот или иной срок. Я старалась не привлекать внимание, уходить раньше, чем нас заметят, и держаться рек, чтобы не оставлять следов. Летом стало проще. А потом мне попалась заметка о миграции птиц и разбросанных вдоль её маршрута станциях для наблюдения и подсчета.

— Это была хорошая идея.

Я улыбнулась этой похвале, действительно немного гордясь собой в тот момент. Было так приятно слышать это от него.

— Ты знаешь, как называется музей, основавший эти станции? — с улыбкой в голосе спросил Эдвард.

Я кивнула. Музей назывался «Белла», и в статье я даже встретила позабавившее меня сочетание слов — «Станции Беллы». Это было как знак свыше.

— Рядом с местом, где я нашел тебя, протекала река Литтл Изабелла, — продолжил он.

А я ведь совсем не обратила на это внимание. Я знала название реки, но не задержалась на этой мысли. Сейчас же, сказанное вместе, все сложилось в забавную картину.

— Похоже, я хотела, чтобы меня нашли, — полушутя признала я.

— Прости, что так долго.

— Ну, я постаралась, запутывая следы.

— Ты прекрасно со всем справилась.

— Ты тоже.

Эдвард тихо засмеялся. «Спасибо, что нашел меня», — собиралась сказать я, открыв глаза. Я была уверена, что увижу бархатную темноту, в которой с трудом можно будет различить его лицо и неясные очертания покрытого каплями окна за его спиной. Но все было не так. Темнота не мешала видеть просторную комнату и ясную ночь за большим оконным стеклом. Райли тихо посапывала, держа его за палец, будто боялась, что он уйдет, пока она будет спать.

Наваждение развеялось, а ему на смену пришло горькое сожаление, на миг оборвав дыхание в груди. Я закусила губу, пытаясь понять, откуда взялись эти эмоции, хотела потянуться к Эдварду, будто он мог защитить меня от этого странного чувства, но, посмотрев на его встревоженное лицо, поняла, что не могу этого сделать.

— Что такое? — хмурясь спросил он.

Зажмурившись, я покачала головой, прижав руки к груди. У меня не было ответа, только желание сжаться во что-то маленькое и, возможно, гадкое. Именно такой я себя ощущала.

Обычно ближе к утру Эдвард уходил, на мгновение бросив взгляд на сумку в углу, чтобы вернуться через пару часов, принеся с собой запах снега. Я даже не заметила, когда начала ждать его возвращения.

В одну из таких ночей я стояла у книжной полки, пытаясь понять, по какому принципу расставлены книги, но на ум ничего не приходило. Порядок был явно не алфавитный, стиль оформления обложек тоже был ни при чем. По жанру? По году первого издания? Чтобы разгадать это, нужно было знать, о чем каждая книга, а их было так много. С краю было свободное место, но мне казалось, Бронте должна стоять ближе к центру. Раздвинув книги в середине, я втиснула ее между Коллинзом и Вудхаусом и тут же поняла, что попала в точку. Отойдя на пару шагов, я еще раз окинула полку взглядом, поменяла местами Конана Дойла и Дюма, переставила Гете ближе к краю. Да, так выглядело лучше, правильнее.

— Посоветовать тебе что-нибудь? — предложил Карлайл.

— Мне пока не хочется читать. Спасибо.

Мой ответ был полуправдой. Правда же состояла в том, что я не хотела брать книгу сама. Книги выбирал для меня Эдвард, и еще ни разу его вкус не подвел. С другой стороны, это выглядело так, словно он решал, какие истории мне читать, формируя мое мировоззрение, как у ребенка. Почему он советовал мне именно эти книги? Самым очевидным ответом казалось, что он просто знает, что именно может мне понравиться. Или что понравилось бы Белле Свон. Вздохнув, я вернулась на свое место за столом, опустив голову на сложенные руки.

Эдвард вернулся под утро, взглянул на полку, проходя мимо, и, широко улыбаясь, подошел ко мне, чтобы занять свое место на соседнем стуле слева. Прищурившись, я повернулась к нему, не понимая, что его так радует. Он молчал, продолжая смотреть на меня в упор.

— Моргнула, — вдруг сказал он, указав на меня пальцем.

— Тебе десять?

Закатив глаза, я отодвинула в сторону его руку, стараясь не обращать внимание на звук его тихого смеха. Потянувшись, он прикрыл книгу у меня в руках, заглядывая на обложку. Для этого ему пришлось наклониться ближе, почти касаясь меня плечом.

— Снова? — спросил он.

— Мне она нравится.

— Остин?

— Нет, то есть не только. Мне нравятся эти новеллы, но я имела в виду саму книгу. Она отличается. Новые книги тоже хорошо пахнут, но… — поднеся книгу к лицу, я вдохнула аромат потрепанного переплета. Книга была довольно старая, она впитала многие запахи, часть из которых я даже не могла определить. Наиболее отчетливо улавливались запах пыли, старых чернил, мелованной бумаги, ванили, миндаля, дождя и множество тонких нот, слившихся в странный, но очень приятный коктейль. Даже запах рук Эдварда, хранившийся в страницах, был гармоничен в этой смеси, дополняя ее. Я улыбнулась, наконец найдя подходящее слово. — Она пахнет домом.

Подняв глаза, я увидела, что Эдвард снова улыбается.

— Что?

— Ты помнишь, как выглядел твой дом, твоя комната?

Вспоминать всегда было тяжело. Горя в огне обращения, я старалась перебирать в памяти все, связанное с Райли и жизнью хладных, получалось плохо, но, очнувшись, я знала хотя бы что-то. Все остальное, если и существовало в моей голове, извлекалось очень сложно.

Я знаю, что покинула дом, когда стал заметен живот, помнила, как собирала сумку на кровати, складывая купленные тайком детские вещи и свою одежду, помнила, как обернулась, проверяя, не забыла ли что-то важное, взгляд упал на большую книжную полку.

Я погладила обложку, зная, что Эдвард наблюдает за мной.

— Она моя? — поняла я.

— Да.

— А… — Я хотела спросить, был ли он у меня дома после моего отъезда, там ли взял эту книгу, но прикусила язык.

Лицо Эдварда выражало не просто вежливый интерес, оно горело таким любопытством и нетерпением, что выглядело даже забавно. Я все равно не могла спросить его об этом.

— Ничего, забудь.

Он расстроился, очень явно, но, вздохнув, прогнал разочарованное выражение с лица.

— Когда решишь, что готова, я отвечу на любой твой вопрос.

— Спасибо.

Он хотел дать мне ответы гораздо сильнее, чем я хотела их услышать, но он не давил на меня, за что я была ему искренне благодарна. Мне нельзя было слышать историю Беллы Свон. Пока нет.

Так я думала. Но иногда случалось, что без видимой на то причины туман расступался и сквозь него пробивались звуки, фразы, иногда образы, а порой и целые эпизоды жизни Беллы Свон. Так случилось, когда я, изменив привычке, устроилась на диване в гостиной, где Эмметт смотрел в наушниках какой-то сериал на большом экране. Эдвард сел на пол рядом, снова что-то печатая на ноутбуке.

Мое внимание привлек выглядывающий из-за воротника его рубашки полукруглый шрам на шее. Он выделялся белизной на и без того бледной коже. Опасная рана. Кто-то подобрался к нему со спины и вонзил зубы в плоть чуть выше плеча. Стоило представить это, и тревожный холод побежал по позвоночнику, словно насекомое с множеством ног, заставляя вздрагивать. Я не могла отвести взгляд от этой белой полосы, почти уверенная, что она мне привиделась. Она выглядела неправильно, ее не должно быть там.

Очертания комнаты перед глазами размылись, словно ее затянуло туманом, сквозь него смутно виднелись силуэты какой-то мебели, стоящей слишком близко, указывая на небольшой размер помещения. Другое место, другой свет, тот же всклокоченный затылок перед глазами, ровная белая кожа на шее.

— Перерыв, — гулко сказал голос Беллы Свон.

— Нам нужно пройти еще две темы.

— Ты это говорил полчаса назад.

— Теперь правда осталось две темы, совсем немного.

— Требую перерыв!

Я видела, как в моих руках оказалась какая-то книга, прежде чем она была сброшена с кровати на пол. Затылок Эдварда приблизился, а потом скрылся за закрытыми веками, когда мои руки обвились вокруг его шеи, а голова легла на плечо, чувствуя холод его кожи.

— Это бунт? — усмехнулся он.

— Тиранам бой.

Он засмеялся, положив руки поверх моих, наклонился вперед, потянув меня с кровати, перехватил, чтобы я не упала на пол, и вот уже перед моими глазами его лицо, расплывчатое, но с безошибочно узнаваемой улыбкой на нем.

— Пять минут, — объявил он.

— Десять.

— Семь с половиной. Завтра важный тест.

— Мы продолжим через семь с половиной минут.

— Семь минут и двадцать секунд.

— Ты серьезно засекаешь?

— Семь-семнадцать, семь-шестнадцать…

— Иди сюда, — вцепившись в воротник футболки, моя рука потянула его ко мне.

Я слышала, как он смеется, опуская меня на ковер.

Я моргнула, и картинка растаяла, снова возвращая меня в гостиную Калленов, в действительность, где на шее Эдварда белел след от чьих-то ядовитых зубов, а его кожа под моими пальцами была теплой, за исключением прохладного полумесяца шрама, который так хотелось стереть.

Поняв, что делаю, я отдернула руку и, перепрыгнув через спинку дивана, скрылась в комнате раньше, чем он обернется ко мне. Закрыв дверь, уткнулась в нее лбом, стараясь дышать как можно тише. Совсем с ума сошла! Еще и сбежала, как воришка. Что он подумает? Могла же просто спросить, откуда этот шрам. Он бы наверняка ответил, спокойно и естественно. И что со мной не так?

Я брезгливо поморщилась, поняв, как трусливо с моей стороны прятаться здесь, но все равно не вышла, а через какое-то время услышала шаги на лестнице. Он тихо постучал, и я отступила на шаг назад.

— Белла, все в порядке? — спросил Эдвард.

Я кивнула, и только потом поняла, что он меня не видит.

— Его раньше не было, — еле слышным шепотом сказала я вместо ответа.

Я услышала тихий шелест одежды и почти увидела, как он потер ладонью шею, но не могла знать, каким было выражение его лица.

— Мы будем разговаривать вот так? — спокойно спросил Эдвард, без недовольства в голосе, будто просто хотел уточнить.

— Да, пожалуйста.

— Ладно, — вздохнул он.

По тихому шуршанию одежды о дверь, я поняла, что он прислонился к ней спиной, и осмелилась снова подойти ближе, положить ладонь на деревянное полотно.

— Откуда он? — тихо спросила я.

Эдвард немного помолчал, будто подбирая слова, прежде чем ответить.

— Я недооценил противника. Или, скорее, просто не оценил, бросился в драку, не думая.

— Не похоже на тебя.

Стоило сказать, и стало ясно, что это абсолютная правда — необдуманные поступки никак не согласовывались с тем, что я знала о нем. Эдвард насмешливо фыркнул.

— Я ведь не железный, Белла. Я совершил много глупостей.

— Почему ты дрался с ним?

— С ней, — поправил меня Эдвард. — У нас был затяжной конфликт, из тех, что заканчиваются только смертью одного из враждующих. Или обоих. Она успела изучить меня и знала, как разозлить настолько, чтобы я уже не мог соображать.

Я лишь однажды видела его холодную ярость, и зрелище это было устрашающее. Должно быть, эта женщина и впрямь ненавидела его, раз могла противопоставить его гневу собственный. Он всегда был таким уравновешенным, я задалась вопросом, что такого могла сделать ему эта женщина, и поняла, что не хочу знать ответ.

— Ты пойдешь вниз? — спросил Эдвард.

— Я спущусь позже.

— Белла, — после паузы снова заговорил он. — Я не уверен, что сейчас стоит рассказывать об этом, но причина была веская.

— Я верю тебе, — ответила я, снова прислонившись лбом к двери, разделяющей нас.

Постояв еще пару минут, он все же ушел, а я легла на кровать рядом с Райли, осторожно обнимая маленькое теплое тельце и рассматривая ее лицо. Конечно, скрываться в комнате долго не вышло, и мы спустились, как только Райли проснулась. Я упорно старалась не встречаться взглядом с Эдвардом, но он никак не комментировал произошедшее, ничего не спрашивал. Снова. Я поддалась моменту и на какой-то миг утонула в памяти Беллы Свон, юной, беззаботной и влюбленной, но оттого только яснее поняла, сколь не похожа на нее. Должно быть, он любил ее, но что от нее во мне осталось?

Той ночью, вопреки обыкновению, Эдвард не ушел один. Вместо этого, встав, он положил книгу на тумбу и протянул мне руку.

— Пойдем со мной, — прошептал он.

— Куда?

— Тебе нужно на охоту.

— Не нужно, — я отвернулась от него, уткнувшись носом в мягкие, пахнущие фруктовым шампунем кудряшки Райли.

— Белла.

— Эдвард, — передразнила я его, не поворачиваясь.

— Когда ты была на охоте в последний раз?

— Во вторник.

— Ты про зайца? Сколько крови в нем было?

Обычно я питалась животными, попадавшимися мне по пути во время вылазок за кровью для Райли, стараясь не оставлять ее одну ни на минуту дольше, чем требовалось. Теперь эти отлучки и вовсе перестали быть необходимыми. Глупая зверушка, что я поймала пару дней назад, просто забрела слишком близко к дому, а я была слишком голодна, чтобы проигнорировать услышанный мной стук быстро бьющегося сердца. При воспоминании о горячей, испускающей на ночном холоде пар крови, горло сдавило так, что даже дышать стало больно.

— Мы вернемся раньше, чем она проснется, — не унимался Эдвард. — Эсми присмотрит за ней. Или Эмметт. В любом случае она не будет одна.

Не поворачиваясь, я скосила на него глаза. Мне было нечего ответить. Осторожно поцеловав чуть влажный висок, я поднялась, поправила одеяло, стараясь потянуть время.

— Давай, — положив руку мне на спину, Эдвард мягко подтолкнул меня к выходу. Еще раз обернувшись, я все же вышла за дверь с ним.

Через несколько часов я пришла на берег реки, медленно переставляя ноги и уже не чувствуя боли в горле. Во мне было столько крови, что она едва не булькала внутри при каждом шаге. Была ли я когда-либо настолько сыта? Это состояние было сродни сонливости. Довольный зверь внутри наконец спрятал когти и задремал, почти мурча, словно кот.

Вода вдоль берега подернулась тонкой пленкой льда, но сама река еще не замерзла. Запрыгнув на выступающий камень, я опустила в нее руки, пытаясь смыть кровь и грязь. Отражение удивленно смотрело на меня светлыми золотистыми глазами, слишком светлыми. Это выглядело странно. Раньше мои глаза были красными, на охоту я ходила редко и привыкла, что радужки темные, я даже не заметила, когда красный сменился золотистым. Зачерпнув воды, я нарушила гладь, умыла лицо. От волос пахло оленьей шкурой и кровью. Я поморщилась, не хотелось нести этот запах домой. Сняв рубашку, закинула ее на ветки дерева неподалеку и замерла, почувствовав его рядом. Всякий раз, стоило ему оказаться поблизости, я чувствовала кожей его взгляд. Вздохнув, я скинула ботинки и прыгнула в воду в одежде. Если подумать, так даже лучше, джинсы и майка нуждались в стирке, отбить с них запах зверя было не лишним.

Я не ошиблась: когда я вышла на берег, он стоял там, протягивая мне свой свитер, безупречно чистый, даже манжеты не испачкал, рядом с ним я чувствовала себя дикаркой.

— Не стоит, — сняв с ветвей рубашку, набросила ее сверху, скрутила волосы в жгут, выжимая воду.

Эдвард завязал рукава свитера на груди поверх застегнутой на все пуговицы рубашки. Его глаза тоже были светлыми, пропали круги под глазами.

— Как тебе это удается?

— Что?

— Охотиться так аккуратно.

Он пожал плечами.

— Это приходит с опытом.

— Поверю на слово, — ответила я.

Опустив глаза, я попыталась пройти мимо него, но он поймал меня за руку.

— Ты злишься на меня за что-то? — спросил он.

— Нет.

— Тогда посмотри на меня.

Я чувствовала, как с волос по лицу стекают капли. Одни терялись в нитях почти сухой рубашки, другие — с тихим стуком падали на землю. Тук, тук, тук. Спустя десять упавших капель он все еще ждал, ничего не говоря. Я вздохнула.

— Ты смотришь на меня, но видишь кого-то другого. Словно ищешь во мне что-то, и отказываешься замечать, что этого уже нет, — на одном дыхании выпалила я. — Даже если я вспомню, это совсем не значит, что ты найдешь то, что ищешь.

Оторвать взгляд от земли я так и не смогла. Какое-то время Эдвард молчал. Я пошевелила рукой, стараясь не отнимать ее слишком резко. Видимо, это вывело его из задумчивости.

— Нет, — тихо ответил он. — Я вижу тебя.

Он подошел ко мне вплотную, и я машинально отступила назад.

— Здесь, — сказал он, ткнув пальцем мне в грудь. — Ты. Как бы ты ни изменилась.

В его голосе звучала такая убежденность, что язык не повернулся возразить ему. Да и что сказать? Что я даже не знаю, что такое это его «ты»? Что до недавних пор там не было почти ничего, кроме страха за Райли, а теперь я и сама не знаю, что представляю собой?

— Я знаю, это сложно, — спокойно проговорил он, снова делая шаг ко мне. Я попятилась, шурша галькой под ногами, зная что за спиной совсем близко дерево. Видя это, он остановился. — Отчасти даже понимаю, почему ты возводишь эти стены внутри себя. Я помогу, если ты позволишь, или просто буду рядом, пока ты разбираешься с этим сама, решать тебе, но не говори мне, что я не знаю, кого вижу перед собой.

Я позавидовала его уверенности. Сама себе я казалась обманщицей, самозванкой, которая присвоила себе привязанность его семьи и его преданные, полные нежности взгляды.

— Отпусти, — попросила я.

«А если я откажусь?» — прозвучало в моей голове, но ответ Эдварда был другим:

— Никогда больше.

Его слова обожгли. Я смотрела в его горящие глаза и не могла отвести взгляд. Знакомое чувство сожаления и печали затопило меня, тесным обручем сковав грудь. Опустив голову, я загнала их поглубже.

— Сейчас твои мысли заполнены не мной, — тихо сказал Эдвард. — Не нужно слышать их, чтобы понять, но я там тоже есть. Можешь не читать этот дневник, не имеет значения, вспомнишь ты что-то или нет, потому что я в любом случае заставлю тебя полюбить меня снова.

Это заявление почти заставило меня улыбнуться. Почти.

— А ты самонадеянный.

— Да, — с серьезным видом кивнул он. — Еще порой бываю тираничен, патологически упрям и страдаю от перепадов настроения.

Интересная самопрезентация. Это не походило на шутку, но все равно помогло мне почувствовать себя лучше, ступая на знакомое мне поле полусерьезности наших обычных разговоров.

— За что, говоришь, я любила тебя?

— Меня это тоже удивляло, расскажешь, когда выясним.

— Почему ты так уверен, что это произойдет?

— Хмм… — протянул он, склонившись ко мне. — Может быть, потому что сейчас ты сильнее меня, но даже не пытаешься освободиться? — прошептал он мне на ухо, обдавая шею дыханием.

Стайка мурашек змейкой пробежала по коже, уютно свернувшись теплом где-то в животе. Он был прав, однако, совсем наоборот, в этот момент ощущение силы, не физической, но более глубокой и сложной, исходило от него, заставляя меня чувствовать себя маленькой и слабой. Это не пугало, не подавляло. Излучаемая им энергия укрывала, обещая покой и безопасность под его защитой, искушая окунуться в нее с головой. Сжав зубы, я сделала глубокий вдох, насыщенный исходящим от него теплом и ароматом.

Медленно проведя костяшками по моей щеке, Эдвард погрузил пальцы в волосы. Повернув голову, я коснулась носом его кожи и зажмурилась.

— До чего приятно прикасаться к тебе без страха причинить боль.

Но мне было больно. Боль в груди мешала дышать, закрыв глаза, я пыталась прочувствовать ее, словно мазохист, наслаждаясь ею с каждым вдохом. Широкая ладонь заскользила по моей шее к плечу. Я подняла руку, толком не понимая, что собиралась делать, оттолкнуть его или вцепиться в эту его идеально отглаженную рубашку, притянуть ближе. Так и не приняв решение, я вытянула руку вдоль тела, сжав пальцы в кулак. Эдвард расценил это по-своему.

— Я отпущу тебя, — проговорил он, продолжая мягко вести ладонью вниз по моей руке, тепло, пронизывающе приятно. Пальцы коснулись сжатого кулака, прошлись по костяшкам, чуть надавливая, прося впустить, моя рука покорно расслабилась. Вопреки только что сказанным словам, он крепко сжал мою ладонь, переплетая пальцы. — Я не буду тебя торопить, но я подумал, что тебе стоит знать о моих намерениях.

— А если ждать придется долго?

Во рту пересохло, отчего мой голос прозвучал хрипло. Я услышала, как он резко выдохнул, точно зная, что он улыбнулся.

— Уж это я умею. У нас полно времени.

Он на мгновение крепче сжал мою ладонь и отступил назад, оставив меня со странным чувством потери, почти холода. И я шагнула к нему, снова сокращая расстояние, скользнула пальцами по его затылку, спрятав лицо на груди, почувствовала, как его руки медленно, будто несмело, погладили меня по спине, прежде чем обвиться вокруг, прижимая крепче, полностью окружив теплом. Я вздохнула, с облегчением расслабляя мышцы, приятная усталость заструилась по телу, прогоняя напряжение, будто долгий утомительный путь был окончен.

— Прости, — слетело с моих губ, хотя я не собиралась говорить этого, но стоило этому слову прозвучать, стало ясно, именно оно рвалось из меня все это время. Чудовищное чувство вины отравляло меня, заставляя опускать глаза всякий раз, когда я встречалась с Эдвардом взглядом, но я не могла ни понять, ни объяснить его. — Прости.

— Не надо, — ответил он.

Его голос звучал приглушенно, смешиваясь с дыханием где-то у моего уха, отчего он походил на шепот. Рубашка натянулась, когда Эдвард сжал ее в кулаке на моей спине. Опустив голову, он уткнулся лицом мне в шею. Я почувствовала, как на вдохе высоко поднялась его грудь, скользнула по ней рукой вверх, чтобы добраться до его кожи, прикоснуться, погладить, дать выход необъяснимому чувству, пульсирующему в груди, словно запертый ток, бьющийся о ребра, вибрирующий в подушечках пальцев.

— Белла, — выдохнул он.

— Это была я, да? Это из-за меня? — все это время я не спрашивала, должно быть, потому что знала ответ, знала, что ранила его, что это я вынудила его уйти.

— Мы оба ошиблись. Хотели как лучше.

— Благими намерениями…

— Да уж, — фыркнул Эдвард, пропуская мои волосы сквозь пальцы, щекотно, приятно до мурашек. — Сейчас мы здесь — это главное.

Что же я сделала? Что сказала ему? Я провела рукой по виску, хотелось запустить пальцы под кожу, ногтями выцарапать из памяти то, что было так надежно укрыто там вязким, как кисель, туманом, разделяющим меня и Беллу Свон.

— Нет, — сказал Эдвард, перехватывая мою руку, впившуюся ногтями в кожу. — Не делай так. Если разум блокирует это, значит, еще не время. Да и не важно это все.

Это было трусостью. Даже не зная, что именно натворила, я чувствовала постыдный страх перед правдой. Ответы наверняка были записаны корявым почерком Беллы Свон в ее дневнике, но он все еще жег мне руки.

Подняв на Эдварда глаза, я не увидела упрека, только нежность и понимание. И откуда в нем столько терпения? Я прикоснулась к его щеке, осторожно погладив самыми кончиками пальцев, он улыбнулся, прикрыв глаза.

— Так странно.

— Что?

— Что ты теплый.

Его улыбка стала шире, обнажая ровные белые зубы и собирая морщинки у глаз. Скользнув взглядом по моим губам, он громко сглотнул и склонился ниже, я затаила дыхание, но он лишь прижался губами к моей щеке, оставляя на ней горящий след.

— А ты больше не пахнешь едой. Видишь, как много плюсов?

Я засмеялась, ощущая пьянящую легкость, от которой слегка кружилась голова. Холодное осеннее солнце вставало над горизонтом, робко касаясь лучами сонного леса и высекая одинаковые искры света на нашей коже.

Я все думала, как объяснить Райли, кем для нее является Эдвард. Видя, как она тянется к нему, мне казалось нечестным молчать и дальше, но этот вопрос решился сам собой. Эмметт играл с ней в какую-то видеоигру, где маленькая принцесса потерялась в лесу. Как джентльмен, он уступил роль принцессы Райли, выбрав себе персонажа в виде серого пони. В конце принцесса возвращалась во дворец, где ее встречали родители. Задумчиво почесав щеку, она вдруг спросила:

— А мой папа — это Эдвард, да?

— Ага, — ответил Эмметт, не отрываясь от экрана.

Эдвард обернулся ко мне, наверняка видя такой же ошалелый взгляд, какой был у него самого, и снова повернулся к Райли, ожидая ее реакции.

— Давай что-нибудь посложнее, — сказала она Эмметту, едва взглянув на нас.

— Не вопрос.

Эмметт предлагал ей разные варианты, пока я всхлипывала от смеха, уткнувшись лицом Эдварду в спину. Найдя мои руки, он скрестил их у себя на животе, будто завернулся в мои объятия, накрыв сверху теплыми ладонями.

Самой нелюбимой частью дня для меня оставалось утро после завтрака, когда мы шли в кабинет доктора, словно Райли была больна. Эта комната совсем не походила на помещения в клиниках с шуршащими занавесками, белыми стенами и запахом лекарств, она была уютной, с большим окном, камином, мягким ковром, книгами и безделушками на деревянных стеллажах, но мне все равно в ней было не по себе.

Карлайл встречал нас неизменной приветливой улыбкой, как радушный хозяин. Он заменил шприцы на какие-то вакуумные штуки, чтобы кровь не соприкасалась с воздухом, как можно дольше.

— Это обязательно? — спросила я, наблюдая, как он поворачивает какое-то колесико на корпусе маленького сосуда.

— Нам нужно следить за изменениями и понимать, как быстро они происходят.

Я закусила губу, рассматривая иглу его в руках.

— Я буду держать тебя за руку, — успокоила меня Райли.

Не зная, плакать мне или смеяться, я поцеловала нежную щечку, осторожно сжав тонкие пальчики. Карлайл присел перед нами, с улыбкой смотря на Райли. Она ответила ему серьезным взглядом, смело протянув свободную руку. Если бы не участившиеся удары сердца и ставшее менее глубоким дыхание, никто не заметил бы, что ей страшно. Карлайл сделал все быстро и аккуратно, как и всегда.

— Видишь? Вот и все, — прошептала она.

— Спасибо, солнышко.

Я прижала ее к себе, наклоняясь вместе с ней в сторону и оставляя три быстрых поцелуя на щеке. Захихикав, она попыталась освободиться, но я ее не отпустила, потребовав поцелуй в обмен на свободу. Быстро чмокнув меня в щеку, она убежала, не дожидаясь разрешения или одобрения. В гостиной ее дожидался Эмметт, чтобы поиграть. Мы с Карлайлом проводили ее взглядом, Эмметт был веселым, а мы — нет.

Я задержалась в кабинете на пару минут, переводя дух. За много дней мне так и не удалось привыкнуть к этой процедуре, от вида игл к горлу подступала тошнота.

— Дети ко многому относятся проще, — сказал Карлайл, заметив, как я вздохнула, пытаясь проглотить осадок к горле.

— Боюсь, не сегодня так завтра она выставит меня за дверь во время осмотра.

Карлайл засмеялся, вставляя заполненную кровью емкость в какой-то аппарат.

— А может быть, она такая храбрая, потому что ты рядом с ней? — спросил он, вскинув бровь.

Я благодарно улыбнулась ему. Перестав испытывать чувство вины за то, что не помню и не пытаюсь вспомнить их, я теперь ощущала бесконечную признательность и симпатию к этой семье странных демонов. Находясь рядом, я понимала, что со временем тоже могла бы стать такой: цивилизованной и умиротворенной, усмирить зверя, иметь дом, документы и даже трудовой стаж. Настоящая нормальная жизнь.

Оформить Райли в школу, конечно, не вышло бы, она росла слишком быстро, но, может быть, когда-нибудь она сможет посещать хотя бы старшие классы. Все это казалось таким возможным.

Эдвард оставил попытки напомнить мне что-либо из прошлой жизни, и теперь мы просто узнавали друг друга заново, привыкали быть рядом в настоящем, задавать вопросы, не связанные с общим прошлым. Это в разы упростило общение с ним, исчезла натянутость и напряжение. Когда в моей памяти всплывало какое-то воспоминание, оно просто ложилось новым ровным мазком на холст, где вырисовывался его образ. Он больше не сбегал по ночам, а просто спускался в гостиную, где при желании я всегда могла его найти, позволяя мне побыть одной.

Только теперь я заметила, что, хотя одна из спален пустовала, своей комнаты у него в этом доме не было. Задумавшись, я еще раз окинула взглядом комнату, где спала Райли. У дальней стены стоял шкаф для одежды, который я ни разу не открывала со дня приезда. Отодвинув в сторону дверцу с зеркалом, я очень удивилась, наткнувшись взглядом на пустые полки. С другой стороны, если бы он переодевался здесь, я бы определенно заметила.

Снизу доносилось пощелкивание компьютерной мыши, звучавшее особенно громко в ночной тишине. Мне давно не давал покоя вопрос, чем он может заниматься на своем ноутбуке, но все никак не представлялся шанс спросить. Спустившись, я обнаружила его на диване. Не отрывая глаз от экрана, он задумчиво поскреб ногтем по губе, прежде чем поднять на меня глаза и улыбнуться. Что-то так захватило его, что он заметил мое присутствие, только когда я уже прошла полпути к нему от лестницы.

— Что ты делаешь? — спросила я, усаживаясь рядом, поджав под себя ноги.

Эдвард подвинулся, закинув руку на спинку дивана за мной.

— Я подумал, что в поисках информации о полудемонах мы упустили самый очевидный источник.

— Ты ищешь детей-полухладных в интернете?

— Угу, — невозмутимо подтвердил он. — Или хотя бы просто хладных.

Ответы, которые мы искали так долго даже с обширными познаниями и исследованиями Карлайла, могли лежать в Википедии? Нет, это звучало слишком бредово.

— И как успехи?

— Карлайл — большой знаток мифологии, так что этот раздел я оставил ему. Среди демонологов и псевдодокументалистов оказались сплошь невежды или исследователи трудов других невежд. Я пошел другим путем.

Взглянув на экран, я пробежала глазами несколько строк, с удивлением обнаружив в них описание битвы мага против армии захватчиков.

— Это… фэнтези?

Эдвард улыбнулся, обернувшись ко мне.

— А где положено жить демонам, если не в фэнтези? — резонно заметил он. — Сюжеты художественной литературы часто произрастают из мифов, легенд или оставшихся нерешенными загадок. Насколько близка к истине окажется история, зависит от того, как много известно автору, и от его фантазии, конечно.

Вверху страницы стояло имя автора и год выпуска книги, она была совсем новой. Должно быть, Эдвард, читал ее впервые.

— И насколько близок оказался мистер Аберкромби⁽¹⁾?

— Прошел по краю.

— Ого. Его за это не накажут?

— Не думаю. Истина, лишь немного искаженная и выданная за вымысел — очень умно.

— Там упоминаются дети?

— Хм, пока нет, — с заминкой ответил Эдвард.

Судя по номеру страницы в углу, шансы на их появление были уже не слишком высоки, но внимание Эдварда от этого не ослабевало.

— Тебе ведь просто нравится эта книга, да?

— Я читаю ее не поэтому.

Я кивнула, закусив губу, про себя отметив, что он так и не сказал «нет». Глаза Эдварда быстро бегали по строкам, явно спеша добраться до финала. Привалившись к его плечу, я открыла книгу, что принесла с собой. Эдвард рассеянно водил пальцами по моей руке. Его лицо при этом было таким серьезным.

— Кто победит? — спросила я.

— Ну, — протянул он, не отрываясь от экрана. — Надеюсь, Байаз. Если Мастер Делатель был прав…

Не утерпев, я засмеялась. Фыркнув, он уронил голову вперед, признавая, что попался.

— Ладно, — улыбаясь сказал он. — Но начал я ее читать не поэтому.

— Я бы не осудила.

— Так, а у тебя что?

Сегодня я изменила привычному порядку и просто взяла с полки случайную книгу. Ей оказался «Призрак оперы» Гастона Леру — захватывающий готический роман начала прошлого века. Перебрав уже несколько книг из купленной Эдвардом коллекции, я стала воспринимать ее как сундук с сокровищами, беря в руки каждую новую историю с чувством предвкушения чего-то волшебного.

Увидев обложку, Эдвард одобрительно кивнул моему выбору.

— И на чьей стороне твои симпатии? — спросил он.

— Ммм… Я знаю, что Эрик не прав, но не могу ему не сочувствовать.

— Очень мягкое определение для его деяний.

— Эй, не стоит судить людей по их худшим поступкам.

— А если эти поступки — лишение жизни или похищение? — вскинул бровь Эдвард.

— Не все так однозначно, нужно учитывать контекст, обстоятельства.

— Дискуссионный вопрос, — с усмешкой ответил Эдвард. — Но я лично заинтересован в том, чтобы поддержать твое мнение, так что спорить не буду.

— Ты похищал людей?

— Было как-то раз, — признался он, почесав бровь. — Но закончилось все хорошо.

— Хорошо для кого?

— Хорошо для обеих сторон. На чем ты остановилась? — спросил он, переводя тему и пытаясь заглянуть на страницы.

— Ты ведь не собираешься рассказать мне, чем все закончится? — закрыв книгу, я вытянула руку, убирая ее подальше от него.

Опустив крышку ноутбука, Эдвард отложил его в сторону.

— Раскрыть финал? За кого ты меня принимаешь? — возмутился он, все же протягивая руки к роману по обе стороны от меня. — Но ты уже дошла до места, где…

Повернувшись, я зажала ему рот ладонью, чувствуя, как дрожат от смеха его губы, видя, как он блестит искорками в глазах, всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Я не ожидала, что он окажется так близко, и с интересом следила, как одна за другой гаснут смешинки в светлых радужках, взгляд становится серьезнее, скользя ниже, а дыхание, щекочущее мои пальцы — глубже. Потеряв интерес к книге, он положил руку мне на шею, погладив большим пальцем по щеке. Эдвард подался вперед, щекотно коснувшись носом моей кожи, и я опустила ладонь, пробежала пальцами вверх по линии его челюсти, чувствуя сладкое томление в груди, опустила ресницы.

Он отвернулся, резко и неожиданно. Распахнув глаза, я увидела, как он прислушивается к чему-то, нахмурив брови. Через несколько секунд я тоже услышала гул двигателя. В радиусе нескольких миль не было других дорог, кроме ведущей к дому, а все Каллены, кроме Розали, ушли на охоту без машины. Отстранившись, я обернулась к лестнице, по которой сбежала вниз обеспокоенная Роуз.

— Кто это? — спросила я.

Лицо Эдварда застыло. В памяти всплыл день, когда я впервые увидела его, неприятный холодок страха пополз вверх вдоль позвоночника от его взгляда — острого и холодного, как клинок. Я напрягала слух, пытаясь расслышать что-то, кроме работы мотора, гадая, что за опасность он с собой несет. Обернувшись ко мне, Эдвард чуть приподнял уголки губ, но улыбка не коснулась его глаз.

— Будь здесь, — велел он, направляясь к двери.

Я повернулась к Розали, но она пожала плечами.

— Присмотришь? — попросила я, кивнув в сторону спальни, где спала Райли.

— Конечно.

Я вышла на улицу под звук недовольного вздоха Эдварда.

— Я сказал тебе оставаться в доме.

— Сказал. И почему я должна тебя слушать?

— Действительно, о чем это я вообще? — со вздохом проворчал он.

Я встала рядом, но он сделал шаг вперед и чуть в сторону, чтобы я оказалась за его плечом. Неужели все так плохо? Наклонив голову, я старалась рассмотреть его лицо. Сжав челюсти, он не отрывал взгляда от подъездной дорожки, уходящей в лес. Почти неконтролируемое желание коснуться его больно кольнуло где-то под ребрами, заставляя протянуть к нему руку, дотронуться до тыльной стороны ладони. Эдвард едва заметно вздрогнул, словно забыл, что я стою рядом, но тут же немного расслабился, прикрыв глаза, поймал мою руку, переплетая пальцы.

— Все в порядке, — сказал он. — Просто небольшая неприятность.

Шуршание шин сопровождалось тихим хрустом покрытых инеем травинок, становившимся все громче по мере приближения к дому. Машина остановилась сразу, как показалась из-за деревьев, ударив в глаза светом фар. Из нее вышли двое хладных, мужчина и женщина. Женщина походила на ребенка, маленькая и тонкая, я бы могла переломить ее одной рукой. А вот внешний вид мужчины пугал не на шутку. Высокий и очень крепкий, он производил впечатление скалы, но куда больше настораживали шрамы, покрывающие его руки, шею и лицо. Не так много вещей на свете, которые могут повредить прочную кожу хладного, а шрамы и вовсе оставляет только одна из известных мне — яд хладного. Этот человек прошел много битв и, раз стоял передо мной живым, не проигрывал.

— Можешь не уговаривать, твой — тот, что справа, — проговорила я.

Вопреки моим ожиданиям, Эдвард не улыбнулся, его взгляд не отрывался от женщины.

— Внешность обманчива, — мрачно ответил он.

Женщина, будто в трансе, сделала несколько шагов по направлению к нам. Ее широко распахнутые глаза остановились на моем лице.

— Белла, — беззвучно прошептала она с таким выражением на лице, словно увидела призрака. — Белла!

Она рванулась вперед, но мужчина поймал ее за руку, не позволяя приблизиться. Она попыталась освободиться, но он не отпускал ее.

— Джас! — возмутилась она, оборачиваясь к своему спутнику, но, увидев его мрачный взгляд, прикованный в Эдварду, перестала вырываться, наконец обратив внимание на Каллена.

— Где Карлайл? — спокойно спросил мужчина.

— На охоте, — ответил Эдвард в тон ему.

— Почему вы не сказали? — едва не срываясь на крик, спросила женщина. — Почему никто из вас не сказал?

— Разговоры с тобой обычно не заканчиваются ничем хорошим.

Прищурившись, она оскалилась на него.

— Тебе прекрасно известны причины.

— Они тебя не оправдывают.

— Ты тоже так считаешь? — спросила она у меня.

Не имея представления, о чем речь, я могла только глупо хлопать глазами.

— Не разговаривай с ней, — прорычал Эдвард.

— Она сама решит, хочет ли говорить со мной!

Мужчина тряхнул головой, потянув ее за руку, стараясь увести ее назад, ближе к машине.

— Не сейчас, Элис, — сказал он, по-прежнему смотря на Эдварда. — Мы вернемся утром. Ты успокоишься, и вы поговорите.

Эдвард перевел на него взгляд, но ничего не ответил.

— Белла, — кивнул он мне на прощание, отступая к машине.

Элис следовала за ним неохотно, продолжая сверлить взглядом Эдварда. Эти двое смотрели друг на друга с такой злостью, будто только и ждали момента вцепиться друг другу в глотки. Эдвард не шевелился, даже когда нас перестал достигать звук двигателя.

— Эй, — позвала я, погладив его по предплечью.

— Эй, — вздохнув, ответил он, приподнимая уголок рта в слабой тени улыбки.

— Кто это был?

— Элис. — Отступив на несколько шагов, он присел на ступени крыльца, увлекая меня с собой за руку. — И Джаспер.

Я села рядом, рассматривая его профиль, в темноте казавшийся совсем белым и неподвижным, как у мраморной статуи.

— Они друзья или?..

— Хуже, — невесело усмехнулся Эдвард. — Они семья.

— Оу. — Из того, что успела увидеть, я сделала вывод, что Каллены довольно дружные, связь, существовавшая между ними, была видна невооруженным глазом. Тем более странной выглядела эта встреча сегодня. — Почему они уехали?

— Джаспер хочет, чтобы Карлайл был дома во время нашего разговора. Боится, что он выльется в драку.

— Почему? Что она сделала?

Эдвард промолчал.

— Ты не хочешь говорить?

— Я бы не хотел, чтобы ты узнала это от меня.

— Тогда расскажи то, что можешь.

Эдвард помолчал, поглаживая пальцем мое запястье.

— Элис обладает уникальным талантом, — медленно заговорил он. — Ей открыто будущее всех людей, которых она встречала. Не полностью, конечно, наши пути не предопределены заранее, но очень многое она может предвидеть. И порой она использует это не совсем честно по отношению к другим.

Он раздраженно поморщился, словно у него болел зуб, и, вздохнув, продолжил.

— Для Элис цель всегда оправдывает средства.

— Она обманула тебя?

— Не во всем. Элис убедила меня, что ты мертва. Преследуя тебя, я думал, что иду по следу убившего тебя хладного. Я был уверен, что она сделала это нарочно, но сегодня она была потрясена, увидев тебя. Так что здесь я ошибся, хотя не могу найти этому объяснение.

— Это ведь не единственное, за что ты зол на нее?

— Нет. Но остальное ты вспомнишь сама.

— А если нет?

— А если нет, может, оно и к лучшему. Мы все наделали ошибок.

Распрямив спину, он откинулся назад, поднимая взгляд к небу, затянутому низкими тяжелыми тучами, с которых сыпались редкие снежинки. Они не таяли, застревая в его волосах. Подняв руку, я провела пальцами по слегка припорошенным снегом прядям. Эдвард улыбнулся, поворачиваясь ко мне. Отпустив мою руку, он обнял меня, притягивая ближе и целуя в макушку. Я устроила голову у него на плече, наблюдая за неспешным танцем снежинок в воздухе.

1) Здесь имеется в виду цикл «Первый закон» Джо Аберкромби. В его вселенной были люди, обретшие бессмертие, вкусив человеческую плоть и прикоснувшиеся к «другой стороне». Их тела стали практически неуязвимыми для оружия, а многие попутно приобрели и особые таланты. Побочный эффект был только один — неукротимая жажда к человеческой плоти и крови. Джо назвал их Едоками.

Вернуться к тексту

Услышав о визите Элис, Карлайл поднялся наверх, чтобы переодеться после охоты, сказав, что Райли вполне заслужила выходной от ежедневных измерений.

— И что, они не сцепились? — спросил у меня Эмметт.

Эдвард бросил на него хмурый взгляд. Он выглядел задумчивым, но было видно, что он уже не так зол, как был накануне. Усадив Райли на колени, Эдвард показывал ей простые пассажи на небольшом пианино у стены, правда, перед этим ему пришлось открыть верхнюю крышку и снять часть корпуса снизу, чтобы она увидела, откуда берется звук. Теперь она с упоением шлепала по клавишам, прислушиваясь к вибрирующим струнам.

Остановившись на одной из нот, она повторила ее пару раз, после чего стала нажимать другие, но каждый раз возвращалась к первой, будто искала правильное созвучие. Эдвард поднял руку, видимо, уловив мелодию в ее мыслях, но я покачала головой, предостерегая его не вмешиваться. Райли нравилось узнавать все самой, опытным путем. Если ей нужна будет помощь, она попросит. Спустя множество попыток ей удалось найти последовательность из первых четырех нот колыбельной, которую напевал ей Эдвард. С выражением искреннего восторга на лице она сыграла их Эмметту, а потом Розали, Карлайлу и Эсми и, получив свою дозу восхищенных оваций, утратила интерес к этому занятию. Правда, к тому моменту Эдвард уже раздулся от гордости, как воздушный шарик. Хотя я смеялась над ним, приходилось признать, что, если у Райли обнаружатся способности к музыке, заслуга это будет явно не моя.

Эдвард остался у инструмента, даже когда мы услышали приближение автомобиля, только мелодия, которую он играл, обрела мрачные рваные оттенки. Все больше набирая темп, она оборвалась, как раз когда за дверью заглох двигатель. Карлайл встречал гостей на крыльце, недалеко от двери остановилась Эсми. Элис вошла, держа голову гордо поднятой, оставив мужчин позади и на несколько секунд сжав руку Эсми, прежде чем пройти в центр комнаты. Эсми протянула руки к Джасперу, и он наклонился, чтобы обнять ее, тихо здороваясь. Эдвард поднялся со своего места, но не стал подходить ближе.

— Я не знала, — вместо приветствия объявила Элис, подняв перед собой руки. — Клянусь, я не знала, — повторила она, обводя взглядом присутствующих.

Она собиралась сказать что-то еще, но слова застряли у нее в горле невнятным бульканьем, когда она увидела на руках у Розали Райли, играющую с Эмметтом в шашки за столом. Та с любопытством посмотрела на нашу гостью, задержалась взглядом на Джаспере, застывшем поодаль, но Эмметт быстро переключил ее внимание обратно на игру.

— Это… это…

— Это Райли, Элис, — сказал Эдвард.

Она обернулась, переводя взгляд с одного Каллена на другого, словно ждала, что кто-то объявит это розыгрышем.

— Но как?

— Белла была беременна.

Ее изумление выглядело так натурально, что невозможно было не поверить в него. Когда она посмотрела на меня, ее рот приоткрылся в испуганном вдохе.

— Вы ведь не думаете, что я предвидела это?

Я посмотрела на Эдварда, он хмурился, всматриваясь в темные глаза Элис. Никто не ответил ей.

— Господи! Ты, — сказала она, ткнув пальцем в Эдварда. — Мы виделись. Ты знаешь, что я скорбела о ней, как и ты, ты был в моей голове. Скажи им. Ты правда считаешь, что я могла изобразить такое? Или что я могла умолчать о подобном?

— Нет, — почти не размыкая губ, ответил он. — Теперь не думаю.

Казалось, Элис его ответ разозлил еще больше. Раздувая ноздри, она прожигала в нем дыру взглядом, но слов не находила.

— Элис, — позвал ее Карлайл, и она всем телом развернулась к нему. — Расскажи нам то, чего мы не знаем.

— Он позвонил мне, — затараторила Элис. — Попросил посмотреть на будущее Беллы, но ее будущего не было. Его и сейчас нет, словно она вообще не существует в этом мире. Вот смотри, — сказала она, оборачиваясь к Эдварду, ее взгляд расфокусировался, но всего на мгновение. — Ни ее, ни ребенка. Там, где должна быть ты, просто пустота, — повернув ко мне лицо, она смотрела сквозь меня невидящим взором. — Будто ты призрак. Никогда не встречала подобного.

Эдвард взял меня за руку, очень крепко, но не больно сжав ладонь, будто желая удостовериться, что я рядом.

— Поэтому мы и приехали, слепых пятен становилось больше, видения о всех вас стали обрывочными.

— Мы подумали, что-то случилось, — вступил в разговор Джаспер. — Или что дар Элис пропадает. Я полагал, причина в ее эмоциональном состоянии.

— Это не помогало? — спросил его Эдвард.

Не уловив, о чем речь, я бросила взгляд на Эмметта, и он пожал плечами, очевидно, тоже не понимая.

— Нет. Да и если бы дело было в этом, сейчас проблема исчезла бы.

— Но остальных ты видишь? — спросил Карлайл.

— Хаотично, но ни Беллы, ни ребенка рядом с вами никогда нет.

— Ее зовут Райли, Элис, — оскалился Эдвард.

— Серьезно? — подняла брови Элис. — Еще из-за этого поссориться хочешь?

Устрашающий внешний вид Джаспера приковывал к нему внимание, и я краем глаза посматривала на него. Я заметила, что уже какое-то время он не спускает глаз с Райли.

— Думаю, причина этих слепых пятен сейчас передвигает шашки, пользуясь тем, что Эмметт не смотрит, — проговорил он, отвлекая всех от зарождающейся ссоры.

— Эй, — спохватился Эмметт, возвращая все на место. — Если жульничаешь, не попадайся!

Райли проказливо улыбнулась в ответ на этот сомнительный урок морали. Я пожалела, что не попросила Эмметта погулять с ней. У него неплохо получалось отвлекать ее внимание от происходящего, но мне очень не нравилось, что она присутствует при этом разговоре.

— Ты слышишь ее? — спросил Джаспер Эдварда, на что получил утвердительный кивок. — А я — нет. И влиянию она не поддается.

— Какому влиянию? — не утерпела я, чувствуя как липкий страх лизнул сердце. — Что ты пытаешься сделать?

Разрываясь между желанием побежать к Райли или броситься к Джасперу, я оставалась на месте только благодаря спокойной уверенности Эдварда рядом.

Джаспер удивленно посмотрел на меня, и в следующий момент я облегченно перевела дух, чувствуя, как на смену страху нежной щекоткой приходит какая-то беспричинная радость, пузырьками шампанского поднимаясь вверх, постепенно заполняя меня всю, губы сами собой растянулись в улыбке.

— Достаточно, — сказал Эдвард.

Джаспер кивнул, и это чувство пропало, я тряхнула головой, приходя в себя. Ничего себе!

— Интересно, — сказал Карлайл, потирая подбородок пальцами. — Разум Беллы защищен от постороннего вмешательства, но реакции тела влиянию поддаются, а у Райли — в точности наоборот.

— Наследственное? — спросил Эдвард.

— Видимо, да. Белла ведь и сама получила свою защиту от отца, только в усиленном варианте.

«Чарли», — вдруг всплыло в памяти. Точно, так его звали. Человек, чей дом я покинула, ничего не объяснив. Я сделала глубокий вдох, стараясь прогнать боль, сдавившую сердце, и сосредоточиться на разговоре.

— Находясь рядом с нами, Белла подвергалась воздействию Джаспера и Элис, но противостоять им не могла. Должно быть, передавшись Райли, ее способность эволюционировала на основе этого опыта. Потрясающе! — закончил Карлайл.

Его взгляд метнулся к Райли, и Эдвард поморщился.

— Перестань.

— Да, прости, — пристыженно ответил Карлайл. — Это просто теория.

Эдвард вздохнул, проведя рукой по лицу. Он обернулся ко мне, и я постаралась ему улыбнуться, накрыв его руку второй ладонью.

— Простите, я, может, что-то упустила, — заговорила Розали. — Но разве это объясняет, почему Элис не видит Беллу?

— Объясняет, — тихо ответила Элис. — Если будущее Беллы не существует отдельно от будущего, — она на мгновение запнулась перед именем, но все же произнесла его. — Райли. Ты оказалась с ней одна?

— Как тебе удалось? — спросил меня Джаспер.

— Что?

— Она, конечно, пахнет не совсем человеком, но слышно, как кровь бежит по ее венам.

— Ты думаешь, я бы убила собственного ребенка?

Поднявшаяся в груди ярость погасла так же быстро, как вспыхнула.

— Прости, — сказал он. — Я не это имел в виду. Новорожденные в первый год почти безумны от жажды крови. Я просто пытаюсь понять.

— Я…

Я не могла припомнить, чтобы чувствовала себя безумной от жажды. Райли пахла восхитительно, чем-то очень родным и сладким, но этот запах не пробуждал жажду. К людям мы первое время не приближались, а когда это понадобилось, мысли были заняты другим, так что жажда казалась несущественной. Мне говорили, что первое время после перерождения не чувствуешь ничего, кроме нее, но я чувствовала в основном только страх. Я не знала, сколько длилось обращение, солнце взошло только один раз за то время, но мне казалось, что прошла вечность. Я слышала, как рядом со мной тихо хнычет Райли, и боялась, что кто-то услышит ее, или что она умрет от обезвоживания, пока я горю, а я ничем не смогу помочь. Потом я боялась, что кто-то найдет нас, что Райли примут за бессмертного младенца. А потом к этому добавилось время, которое летит для нее слишком быстро.

— Может быть, потому что обращение длилось долго и постепенно, жажда так не оглушила меня. Или ее просто затмили вещи пострашнее.

Джаспер хмурился, обдумывая мой ответ. Не знаю, что именно его настораживало, но другого объяснения у меня не было.

— В каком смысле, долго и постепенно? — спросила Элис. — Кто обратил тебя?

— Это из-за беременности. Ну, то есть мы так думаем.

— Думаете?

— Белла мало помнит о том, что было до перерождения, Элис, — сказал Карлайл. — Но это тот вывод, к которому мы пришли.

Взгляд Элис метнулся к Райли и обратно.

— У меня сейчас голова взорвется, — пожаловалась она. — Когда это произошло?

— Прошлой весной.

— Но разве… — снова обернувшись к Райли, она не закончила вопрос. — Когда же все пошло не так?

— Когда ты вмешалась, — спокойно ответил Эдвард.

Похоже, Элис поняла, что он имеет в виду. Сжав зубы, она наградила его злым взглядом исподлобья.

— Что он тебе сказал? Что Элис везде виновата, да? — она продолжила говорить со мной, но смотрела на Эдварда. — Он не сказал тебе, почему я это сделала? Не рассказал, какое будущее он избрал для вас? И как я утирала тебе слезы, потому что ему было плевать, что ты думаешь об этом?

Лицо Эдварда застыло, он выслушивал брошенные ему обвинения, не реагируя никак, кроме сурового взгляда, а она подходила все ближе к нему, зло морщась. Мне это не нравилось, не нравилось то, как она говорила с ним. Я прикусила щеку изнутри.

— Ты, — ткнула она в него пальцем, — почему-то решил, что можешь сам распорядиться ее жизнью. Так с чего ты считаешь себя лучше меня? Теперь ты знаешь, что вышло бы, если бы все сложилось по-твоему. Понравилось?

Эдвард вздрогнул, по лицу прошел спазм, словно маска треснула. Это было чересчур. Раньше, чем я поняла, что делаю, я уже стояла между ними. Отлетев на пару метров, Элис с ловкостью кошки приземлилась на ковер. Я едва осознавала, что это мои руки отбросили ее, а повисший в воздухе рык рвался из моего горла. Эдвард обвил меня руками, прижав спиной к себе.

— Тише, — произнес его голос над моим ухом. — Не надо.

— Эй-эй, — Эмметт вышел на середину, подняв руки и переводя взгляд с Элис на Джаспера, стоявших по ту сторону от него. — Я лично всегда за хорошую драку, — сказал он. И, повернувшись к нам, добавил, — Начистите друг другу пятаки и помиритесь. Но вы девчушку напугаете. Идите на улицу.

Найдя взглядом Райли, смотрящую на нас удивленно распахнутыми глазами, я опустила голову, уткнувшись взглядом в пол. Хотелось сквозь землю провалиться. Я ведь просто хотела, чтобы она перестала так говорить с ним, это было несправедливо. Я вцепилась в запястье Эдварда, лежащее на моем животе, надеясь позаимствовать у него немного выдержки.

— Думаю, сейчас тебе лучше уйти, — объявил Карлайл.

Я подняла глаза, ожидая увидеть его справедливое осуждение, направленное на меня, и даже внутренне соглашаясь с ним. Конечно, мы уйдем. Эта семья и без того была очень добра к нам, хотя, даже не нападая на них, я едва ли могла гордиться своим поведением. К моему удивлению, последние его слова были адресованы Элис. Она распрямилась, обескураженно смотря на него.

— Карлайл, — позвала его Эсми, но он не обернулся.

— Ты изгоняешь меня? — спросила Элис.

При всем его спокойствии Карлайл выглядел очень решительно. Он словно даже стал выше и старше, чем обычно. Я не решилась бы спорить с ним.

— Нет, — ответил он. — Но ты поступила неправильно, Элис, и меня очень удручает, что ты не понимаешь этого. Ты остаешься членом семьи и можешь рассчитывать на любую помощь, если она тебе понадобится, но ты покинешь этот дом.

— Кто-нибудь объяснит нам, в чем дело? — прогудел Эмметт.

Элис переводила ищущий взгляд с одного члена своей семьи на другого, видя то же, что и я — непонимание. Выходило, что в курсе всей ситуации были только Эдвард и Карлайл.

— Ты не сказал им, — тихо произнесла она, повернувшись к Эдварду.

Он не ответил, и она опустила глаза, впервые за утро утратив свой воинственный вид.

— Черт бы тебя побрал, Эдвард, — вздохнув, с тенью улыбки сказала она.

Элис и Джаспер уехали спустя пару часов, задержавшись, только чтобы познакомиться с Райли и задать оставшиеся у них вопросы.

— Я буду присылать тебе подарки, — пообещала Элис Райли, когда мы вышли проводить их. — Этого они мне запретить не могут. У тебя будет самый большой гардероб из всех маленьких девочек.

— Не надо, — ответила Райли. — Я быстро расту.

— Значит, я могу смотреть и детские, и подростковые коллекции? — улыбнулась Элис, прежде чем обнять мою девочку. — Прости меня, малыш. Пусть остальные дуются, но только не ты, хорошо?

Доверчивая и смущенная, Райли тут же согласилась. Несмотря на произошедшее, прощание вышло теплым, с объятиями и взаимными обещаниями держать связь по телефону. Эдвард пожал руку Джасперу, с Элис же они лишь кивнули друг другу, явно не готовые забыть обиды.

Когда выпал первый настоящий снег, воздух наполнился сонной тишиной, в которой так легко верилось в любое чудо. Медленно бредя по лесу, я беспричинно улыбалась, прислушиваясь к хрусту снежинок под ногами и напоминающему колокольчики тихому звону льдинок, застывших на ветвях наклонившихся под тяжестью снега деревьев. Райли шагала впереди, измеряя глубину сугробов новыми сапогами и останавливаясь, только чтобы, подняв голову, выдохнуть вверх облачко пара.

— Белла! — услышала я, чувствуя, как, разбившись, чувство безмятежности вонзается в сердце острыми осколками страха.

Я не слышала раньше, чтобы Эдвард так кричал. Быстро догнав Райли, я подхватила ее на руки и обернулась в сторону дома, откуда, судя по звуку, к нам приближался Эдвард, не зная, убегать мне или двинуться ему навстречу.

Призраком вылетев из-за деревьев, он так резко остановился, что снег, иголки и мелкие ветки, что он задел по пути, полетели с его волос и одежды в нашу сторону. Видя его испуганное лицо, я пыталась рассмотреть или услышать что-то за его спиной, думая, что кто-то мог гнаться за ним, но все было тихо.

— Что? — спросила я.

Моргнув, он вдруг выдохнул и наклонился вперед, упираясь ладонями в колени.

— Эдвард?

Он покачал головой и со вздохом распрямился.

— Где вы были? — спокойно спросил он.

— Ходили к реке.

— А сумка?

— А что с ней?

— Где она?

— В шкафу.

— Почему?

— Я разобрала ее. Да что случилось?

Удивленно подняв брови, он вдруг засмеялся, лохматя рукой волосы, стряхивая с них оставшиеся иглы. Меня всерьез беспокоило его состояние. Еще раз вздохнув, он подошел к нам, протягивая руки к Райли. Отпустив меня, она обняла его за шею, перебираясь к нему на руки.

— Ничего, — сказал он, прижимая ее к груди и глядя на меня поверх ее плеча.

— Ты в порядке?

— Да, — обняв одной рукой за плечи, он поцеловал меня в макушку и замер в таком положении.

— Ты меня до чертиков напугал.

— Прости.

Я подняла на него глаза, с облегчением видя привычную теплоту в его взгляде. Хотелось протянуть руку, прикоснуться к нему, погладить, успокаивая, но это было уже не нужно, не знаю, что его так напугало, но теперь, похоже, все было нормально.

— Пойдем домой.

Домой — короткое слово, звучащее как заклинание, когда оно обретает истинный смысл. Улыбнувшись, я обняла его, и мы зашагали вместе по скрипучему снегу.

* * *

Элис вдруг едва слышно засмеялась, и Джаспера накрыло волной ликования.

— Что такое, Элис?

Она обернулась, и он почувствовал прилив радости, но уже не исходящей от нее, а его собственной, от понимания, что Элис снова счастлива, сердце ее освободилось от скорби и мучительного груза вины.

— Будущее Эдварда пропало! — широко улыбаясь, объявила она.

Откинувшись на спинку сидения, Элис глубоко вздохнула с чувством бесконечной легкости на душе. Лет через сто, а может быть, через двести, они простят ее, а она… она больше не будет ни о чем сожалеть.

— За три часа в море было сброшено триста сорок два ящика чая, — нудно вещал мистер Гейдж, то и дело посматривая на часы на стене. — Это событие стало отправной точкой восстания, оставшегося в истории под именем…

— Бостонское чаепитие, — вполголоса проговорила я.

— Бостонское чаепитие. Среди видных участников этого действа…

Я вздохнула, тоже бросив взгляд на часы. Рыжий парень на первой парте снова повернулся, но видя, что я заметила это, резко развернулся обратно, столкнув локтем со стола свою тетрадь с конспектом. Откуда-то слева пахнуло алкоголем. Сделав глоток, чрезмерно брутальный студент в соседнем ряду приподнял флягу, предлагая мне выпить. Его лицо покраснело от крепкого напитка, на поверхности кожи отчетливо проступили капилляры. Сглотнув, я покачала головой, отказываясь. Знал бы ты, какая выпивка мне по вкусу.

— Примирительное Решение, отменяющее налог было издано…

— В феврале тысяча семьсот семьдесят пятого года.

— В феврале тысяча семьсот семьдесят пятого года, — повторил за мной мистер Гейдж.

Мы синхронно посмотрели на часы и вздохнули. В этот момент я почти ощутила родство с этим грустным учителем.

В кармане завибрировал телефон, оповещая о новом сообщении от Эмметта. В небольшом городке Принс-Альберт, расположенном вниз по реке Торч, здание бывшего крошечного театра использовали как вечернюю школу. Каждый вечер здесь читали лекции из общего курса истории, биологии, литературы и прочих предметов для людей, которые по разным причинам не смогли получить среднее образование вовремя и обычным путем. Большинство приходили добровольно, а некоторые — в качестве наказания или исправительной меры за мелкое хулиганство. Эсми уговаривала меня сходить хотя бы на один урок целых две недели, и в итоге я сдалась, поставив только одно условие — каждые двадцать минут я должна получать фото, подтверждающее, что с Райли все хорошо. Эмметт закатил глаза, прокашляв что-то вроде «параноик», но требование исполнял прилежно, и теперь с экрана телефона на меня смотрели озорные глазки моей девочки, сидящей в большой кастрюле вместе с листьями салата. Крышку она придерживала на голове, как шляпку.

Вздохнув, я покачала головой, но картинку сохранила в галерею, хотя Эмметту об этом говорить, конечно, не стала бы. Знакомое чувство словно перышком прошлось по коже, заставляя меня вскинуть голову. Улыбаясь, я осмотрелась вокруг.

— С другой стороны, — прошептал мне на ухо Эдвард, возникший словно из воздуха.

Я обернулась, встречаясь взглядом с проказливо блестящими глазами.

— Ты что здесь делаешь?

— Я пришел спасти тебя, — заявил он, взяв меня за руку. — Идем.

— Погоди. Нельзя же просто взять и уйти.

Эдвард прищурился, раздумывая.

— Почему? — спросил он.

— Что почему?

— Почему нельзя уйти?

Просто взять и выйти посреди урока? Не дождавшись конца, не отпросившись, не придумав причину вроде зубной боли? Эдвард, улыбаясь, наблюдал за моей реакцией.

— Боишься, что поставят двойку? После уроков оставят?

Когда он улыбался, сердиться на него было невозможно, даже если он дразнил меня.

— Молодые люди! — заметил нас мистер Гейдж.

— Давай, давай бегом!

Хихикая, как школьники, мы выбежали из аудитории и остановились только в квартале от ветхого пыльного театра, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух. Люди не спеша шли по делам или прогуливались по расчищенным от снега тротуарам, порой крича друг другу приветствия через улицу.

— Эй, привет! — в никуда помахал рукой Эдвард, смотря через дорогу.

Я засмеялась, сжимая его ладонь. Откуда-то раздавалась музыка, не сговариваясь, мы свернули к источнику звука.

— Что, было совсем плохо? — спросил Эдвард, пока мы шли к парку по Сентрал-Авеню.

— Утомительно, но больше от досады на себя. Стоит ему сказать что-то, и я понимаю, что уже знала это раньше, но вспомнить самой не получается, будто я записала свои знания в книгу, а когда решила ее прочесть, поняла, что она на птичьем языке.

— Ты можешь прочесть все, что нужно, в учебниках или в интернете.

— Знаю, но это ведь не то же самое.

В Кинсмен-парке проходило какое-то мероприятие, похожее на мини-ярмарку. Звучала музыка, дети катались на пони, вдоль дорожек стояли киоски с едой. Нос пощекотал чудесный аромат попкорна. Быстро найдя его источник, я потянула Эдварда к красно-белой тележке, где щелкали, раздуваясь в печи, зернышки кукурузы.

— Соленый или с карамелью, дорогая? — спросила меня румяная женщина в полосатом красно-белом фартуке, надетом поверх теплого пуховика.

— С карамелью.

Вскинув бровь, Эдвард протянул ей банкноту.

— Спасибо, — поблагодарила я ее, принимая обеими руками бумажный пакет с теплой кукурузой и поднося его к лицу.

Эдвард выжидательно смотрел на меня, ничего не спрашивая, только недоверчиво косясь на человеческую еду.

— Я не буду его есть, — объяснила я. — Мне просто нравится запах.

— Можем поставить такой дома, — улыбнулся он, оборачиваясь к автомату.

— Нет, это будет совсем не то.

Ведомая любопытством, я все же отправила в рот щедро политое карамелью зернышко, ожидая ощутить легкое пощипывание на языке от ее сладко-соленого вкуса. Вместо этого мне показалось, что я жую пенопласт. Лицо само собой скривилось. Смеясь, Эдвард протянул мне бумажную салфетку, взятую с тележки с хот-догами. Смяв ее вместе с несчастным зернышком, я бросила ее в урну. В кармане снова завибрировал телефон. Я вздохнула, открыв сообщение.

— Что там?

Повернув телефон, я показала Эдварду фото — огромный внедорожник у дома, из-под закрытого капота выглядывает детский ботинок и край кружевной юбки. Когда он засмеялся, поток воздуха легким дуновением коснулся моих волос.

— Надо сказать Эмметту, что макушка Райли попала в кадр сбоку.

— Не потакай ему!

— Да он же шутит. Эмметт — на удивление хорошая нянька, — улыбнулся Эдвард.

Я едва удержала себя, чтобы не улыбнуться в ответ.

— Да, но Эмметт не понимает, насколько Райли уязвимее него. Насколько все вокруг уязвимее него. Если Земля взорвется, останется один Эмметт, парить в невесомости, вращаясь вокруг Солнца.

— Нет, потерю интернета он не переживет, — рассмеялся Эдвард.

Не в силах что-то с этим сделать, я тоже фыркнула от смеха, отводя взгляд от теплых искорок в его глазах.

Мимо нас прошел мужчина, ведя за руку маленькую девочку. В лицо ударил до боли знакомый запах одеколона с сандалом и кожаной куртки. Я обернулась, провожая их взглядом. Конечно, это был не он, но сердце заныло, словно его полоснули по живому. Маленькая Белла Свон ходила на ярмарку с папой, но тоска, всколыхнувшаяся в душе, определенно была моей.

— Белла?

Я подняла глаза на лицо Эдварда, находя утешение в нежном взгляде, чувствуя, как слабеют тиски на сердце, сменяясь теплом. Да, и это чувство тоже было моим.

Белла Свон должна была сжечь дневник по многим причинам, но среди них не было желания скрыть от меня ее мысли и чувства. Их нужно было просто на время запереть в ящик, чтобы они не отвлекали от главного. А еще она очень хотела защитить его. Чтобы, если меня поймают, мои воспоминания не смогли привести к нему карателей. Пусть даже ценой тому стало бы вечное одиночество. Я знала это, потому что это были мои соображения.

Видимо, мысли отразились на моем лице, потому что обеспокоенно нахмуренный лоб Эдварда разгладился, а брови удивленно поднялись в столь знакомом выражении пытливого любопытства. Моя малышка похожа на него куда больше, чем на меня.

— Что? — не утерпел он. — О чем ты подумала?

Я засмеялась, развернувшись, чтобы пойти обратно.

— Да так.

— Ты не скажешь мне? — в притворном ужасе спросил он, поравнявшись со мной.

— Нет. Поехали домой.

Эдвард вздохнул, горько понурившись, но тут же улыбнулся.

— Ладно.

Он протянул мне руку, и я взяла ее, на мгновение уткнувшись лбом в его плечо, вдыхая его запах. Ухмыльнувшись, он слегка толкнул меня бедром.

Сегодня мне предстояло прочесть еще одну книгу — историю Беллы Свон. Мою историю.

* * *

Достав телефон, я пробежал пальцами по кнопкам, но остановился, не нажав последнюю команду. Это было неправильно, глупо, в высшей степени безответственно и даже опасно. Однако все самые большие ошибки я совершил, руководствуясь именно соображениями правильности. Гореть мне в аду за это, но я не жалел ни о чем, кроме того, что оставил ее. Поймав взгляд Беллы, я улыбнулся ей и нажал «отправить», не давая себе времени передумать. Мы медленно шли по улице, вдыхая ароматы сахарной ваты и карамели, а в это самое время через сотни миль достигло адресата короткое сообщение, которое значило столь много:

«Я нашел ее».

— Белла, вставай!

Я сделала вид, что не слышу. Вот раздались шаги на лестнице, приблизились к моей комнате. Стук в дверь.

— Белла?

Без особого желания я приоткрыла глаза. В комнате было темно. Сознание вяло поинтересовалось, с чего вдруг отец будит меня еще затемно, но мне было не настолько любопытно, чтобы оставлять глаза открытыми. Дверь приоткрылась.

— Вставай, Белла.

Я проигнорировала его.

— Мы едем на рыбалку.

Я его не слушала. Он включил свет в комнате, и я натянула одеяло на голову.

— Вставай.

Одеяло исчезло, но я не пошевелилась. Он потряс меня за плечо, вынуждая посмотреть на него.

— Одевайся, даю тебе десять минут.

О чем он там говорит вообще? Я слышала его удаляющиеся шаги. Наконец-то оставил меня в покое. Нащупав одеяло в ногах кровати, я укрылась, но покоя мне не дали. Он вернулся.

— Белла!

Почему он просто не отстанет от меня?

— Ну, ладно.

Я слышала, как тихо скрипнула дверца шкафа, вскоре открылась входная дверь. Уже думая, что он уехал, я почти удивилась, когда его шаги снова раздались на лестнице. Завернув в одеяло, как бурито, отец стал стаскивать меня с постели.

— Какого черта? — из-за долгого молчания голос звучал хрипло.

Пытаясь отбиваться, я высвободила руку и, кажется, задела его по лицу. К тому моменту мы были уже на лестнице. Чарли покачнулся, но не отпустил меня, таща наружу, как мешок с картошкой.

— Отпусти меня!

Я была тяжелой для него, и мои попытки высвободиться задачу ему не облегчали. Кряхтя, он закинул меня на заднее сидение патрульной машины. Дверь захлопнулась раньше, чем я выпуталась из одеяла. Чарли ушел запереть дом. На дверях не было ручек, чтобы открыть их, окна тоже опустить не вышло бы. Сев за руль, Чарли отер потный лоб и завел двигатель.

— Что ты делаешь?

— Мы едем на рыбалку, Беллз. Как приедем, я отдам тебе ботинки и куртку.

— Ты спятил?

— Злись, если угодно. Злость — это хорошо.

Бессильно рыча от досады, я молотила руками решетку перед собой.

— Не поранься, Беллз.

— Тебе-то что?

Чарли вздохнул, но ничего не ответил.

На озере меня вытащили из машины, как малолетнего преступника, взятого под арест. Мое сопротивление не имело абсолютно никакого эффекта. И откуда только такие навыки у шерифа из города без преступности? Чарли закрыл машину, так что не имея альтернативы, я уселась на складной стульчик на берегу, завернувшись в одеяло и поджав ноги. Куртку и ботинки, протянутые отцом, я проигнорировала из принципа.

Чарли разложил снасти, закинул две удочки и спокойно удил рыбу, совершенно игнорируя мой недовольный вид. Иногда он крутил что-то в руках, делал приманки, но по большей части он просто молча смотрел на воду. В предрассветных сумерках все было серым, серая гладь воды, отражающая серый туман, над которым низко висели серые облака. Унылое зрелище, мне под стать. Я шмыгала носом, злясь все больше оттого, что не понимала, зачем ему понадобилось тащить меня сюда. Когда встало солнце, и туман немного рассеялся, я не выдержала.

— Какой вообще в этом смысл?

Чарли выглядел грустным, он ответил не сразу. Вздохнув, он сначала заново закинул наживку.

— Нужно строить планы, чтобы жить. А когда просыпаться по утрам не хочется, какие тут планы? — Чарли достал термос и стал откручивать крышку. — А рыбалка — это причина дожить до конца недели. К тому же она не дает потерять счет времени. Если ты едешь на озеро, значит прошла неделя. Четыре рыбалки — это месяц. Когда озеро затянулось тонким льдом — пришла зима. Так и привыкаешь жить дальше.

В самом деле, я совсем забыла, что Чарли довелось побывать в моей шкуре. Только его половинка, сбежав, увезла еще и его ребенка. Я вспомнила, как сама отмеряла время уроками биологии.

— Мы неудачники, пап.

— Угу, — Налив чай из термоса в крышку-стаканчик, он протянул его мне. — Но мы не из тех кого легко сломить.

* * *

— Белла!

Было еще темно, когда меня разбудил зов отца, раздававшийся с первого этажа. И откуда в тебе столько бодрости с утра пораньше? Спустя некоторое время он снова позвал меня, я не стала отвечать. Тяжелые шаги загрохотали по лестнице. Дверь распахнулась, когда я, сидя на кровати, зашнуровывала ботинки.

— Оу, — Чарли замер на пороге.

— А постучать?

— Я думал, ты не…

— Чтобы ты меня опять в одеяле утащил? Нет уж.

— Ну, ладно. Жду внизу, — не смотря на него, я не знала, какое выражение было у него на лице, но спускаясь по лестнице, он что-то тихо насвистывал.

Я зевнула, натягивая на тонкую кофту теплый свитер. В такую рань на озере наверняка жутко холодно.

Если ты едешь на озеро, значит прошла неделя.