Следующая цель (джен)

Миссис Бирстейн удивила нас абсолютным отсутствием страха и гостеприимством. Мы возникли у неё в саду, играючи преодолев довольно серьёзную защиту, но, вместо криков и обморока, старуха улыбнулась и указала на скамью:

— Ну, наконец-то! Много же вам понадобилось времени, чтобы понять, что моя помощь полезна. Посидим на свежем воздухе или, может, чаю?

От свежего воздуха мы оказались — пусть согревающие чары и отлично работали, но январь не располагал к посиделкам на террасе, а вот чаем нас всё-таки напоили. Миссис Бирстейн («ах, зовите меня Берта»), оказалась очень умной женщиной, которую не меньше нашего волновала судьба магического мира.

— Я Альбуса знаю лет семьдесят, — прихлёбывая ароматный чай, делилась воспоминаниями миссис Бирстейн. — Одно время мы даже дружили, но он и тогда был одержим магглами. Вы читали книгу мисс Скитер? Так это всё правда. По крайней мере в том, что известно мне, автор не погрешила против истины. Дамблдор кинулся из одной крайности в другую: сначала хотел подчинить магглов, а когда не вышло, видимо, перепугался и принялся их защищать. Боюсь, он так и не оставил своих идей. Его ручной министр один за другим пропихивает глупые законы, ущемляющие права волшебников. Света без Тьмы быть не должно. Десятилетия я наблюдала за тем, как авторитет Альбуса подавляет здравый смысл у членов Визенгамота. Но сколько ж можно терпеть молча? Мы — нейтралы — следили, чтобы наш мир сохранял равновесие, и у нас это неплохо получалось. По крайней мере, долгие годы всё было спокойно, и даже Тот-Кого-Нельзя-Называть не мог поколебать застой магического мира, — миссис Бирстейн сделала паузу, внимательно смотря, какое впечатление произвели её слова, и, явно удовлетворившись увиденным, со вздохом продолжила: — Я помню Тома Риддла в молодости, потенциал у него был отличный. Он ведь приходил к нам. Не ко мне, конечно, я тогда старалась не лезть в мужские дела, но с моим покойным мужем разговаривал. И политику обсуждал, и планами делился, и поддержки искал. Да, ничего общего с тем, что недавно рвалось к власти, заливая страну кровью. Но я вам так скажу: что бы там ни писали о нём, каким монстром ни выставляли, мальчика таким сделал не кто иной, как Дамблдор. Директор Хогвартса невзлюбил его сразу — это было понятно, ведь он очернил юношу, лишив его возможности сделать блестящую карьеру, вот тот и пошёл по единственному оставленному ему пути — пути насилия. Но сейчас всё изменилось. У Альбуса больше нет противовеса, а без достойного соперника, антагониста, его геноцид чистокровных… — миссис Бирстейн вздохнула и замолчала. Окинув нас с Реем пристальным взглядом, она кивнула каким-то своим мыслям и прямо спросила: — Итак, что вы собираетесь делать?

Странно было слышать такие слова из уст пожилой леди. Эдриан подготовил нас к встрече, дал прочесть старые выпуски «Ежедневного пророка», интервью миссис Бирстейн, где она в довольно резкой манере высказывалась о политических планах как консерваторов, так и либералов, но я оказался не готов к тому, что она прямо скажет, что не Лорд, а Дамблдор был виноват в несчастьях Великобритании.

Взяв с Берты обет, мы рассказали о наших планах и том, чего уже успел достичь Нотт. Смиренно выслушав критику, мы получили несколько дельных советов и обещание содействия. Благодаря влиянию миссис Бирстейн, ко дню слушания мы обладали уже не семью, а двенадцатью голосами (мумиеподобные подружки прислушались к советам Берты и проголосовали именно так, как нам и было нужно), что и позволило отклонить законопроект.

Вообще недовольство чистокровных ни для кого не было секретом. Люди боялись открыто выступать против Дамблдора и героев войны, видя, как пропадают их оппоненты, но и молча сносить притеснения не могли.

Пропажа двух чистокровных слизеринцев прямо из Хогвартса наделала много шуму. На их поиски бросили половину личного состава Аврората, но ни Шарлотты, ни Стивена не обнаружили. О похищении почему-то никто сразу не подумал, детей искали в замке, потом в Хогсмиде, организовали поиск в Запретном лесу, но, разумеется, никаких следов не обнаружили. Факультет потрясли, не без того, но обвинениями не бросались: понимали, что своим первокурсникам слизеринцы вредить бы не стали. Допросили, осмотрели подземелья, но на этом и утёрлись. На невесту Флинта никому и в голову не пришло подумать — она была равенкловкой.

Пока пресса не слишком активно обвиняла Дамблдора, однако моя импульсивность благотворно сказалась на выгодном нам общественном мнении — недавние происшествия с его людьми направили ропот в нужное русло. Во многие головы одновременно пришли мысли, что «самое безопасное место в Великобритании» не так уж безопасно, а учитывая, что абсолютное большинство детей училось в Хогвартсе, даже сторонники самого директора забеспокоились.

Прямо обвинить Альбуса в халатности никто не осмелился, но Брустверу, уступая давлению общественности, пришлось направить в Хогвартс инспекцию, что само по себе не лучшим образом сказалось на репутации директора.

В ожидании результатов я решил навестить Стивена и Шарлотту, да и с Кристиной стоило поговорить более предметно, раз уж мы исполнили её просьбу. Кристина мне, кажется, даже обрадовалась, по крайней мере, тут же пригласила за стол и напоила чаем. Я понятия не имел, как вести себя теперь с ней, потому что она рвалась отплатить, предлагала и деньги, и артефакты, и даже себя; пришлось пообещать, что я обязательно приму её овеществлённую благодарность, когда придумаю, чем она может быть мне полезна. Пока же мы сошлись на том, что Миллер моя должница… Мы немного поболтали ни о чём, она рассказала, как непросто было добиться доверия Стивена, сколько времени и средств ушло на то, чтобы залечить все повреждения, что дети заработали за один семестр в «самом безопасном месте Британии», и как непросто вывести из детских организмов подавляющие магию зелья, и снова принялась благодарить за спасение сестры. Но в данный момент меня интересовало, что происходило за закрытыми дверями школы, так что разговор удалось повернуть в менее неловкую плоскость. Кристина позвала детей, потребовала от них максимальной честности, и я приступил к расспросам. Само собой, первокурсники мало что понимали, но видели они предостаточно, поэтому я и решил воспользоваться омутом памяти — информация лишней не бывает.

В отличие от друзей, которых интересовало поведение преподавательского состава и самого Дамблдора, а также гипотетическая возможность увидеть тех, кто является в школу без официального повода (вроде членов Ордена), мне хотелось узнать общее настроение учеников. Безнаказанность ещё никогда не выявляла лучшие стороны характера, так что хотелось понять, насколько студенты стали… хуже, что ли, за последний год.

Аппарировав домой, я попросил Кричера принести омут и заперся в своей комнате, рассчитывая в тишине и спокойствии ознакомиться с детскими впечатлениями. То, что я узнал, надолго испортило настроение. Оскорбления, заклинания в спину, издевательства, не говоря уже о такой мелочи, как постоянное снятие баллов со слизеринцев без всякого повода. Особенно усердствовали старосты.

А хуже всего дело обстояло на моём собственном факультете. Гриффиндорцы, даже младшекурсники, по непонятным причинам считали себя элитой школы, героями-победителями. Те дети, что со слезами и криками рвались к каминам, спеша эвакуироваться из осаждённого замка, без зазрения совести рассказывали о собственных подвигах — обезвреживании Пожирателей смерти. Мне было настолько противно, что пришлось то и дело устраивать перерывы в просмотре воспоминаний Стивена и Шарлотты — тошнота подкатывала к горлу, а желание отшлёпать этих псевдогероев просто зашкаливало.

И ради счастливой безопасной жизни этих моральных уродов я рисковал собой? Наверное, впервые я совершенно искренне пожалел, что Волдеморт проиграл: эти животные заслужили профилактические Круциатусы, как никто другой.

Но в просмотре была и положительная сторона: дети не обратили внимания на неформальное общение между профессором Вудом, которого терпеть не могли, и одной из гриффиндорских старшекурсниц, а вот я случайно узнал, что у Джинни роман с Олливером.

В голове тотчас же стал складываться план, однако моё вмешательство на сей раз не потребовалось — пока я прикидывал, что можно сделать с полученной информацией, события развивались.

Присутствие посторонних на территории, которую Альбус привык считать своей вотчиной, его явно не радовало, но и опасаться ему, казалось, было нечего — почти все инспектора входили в число его сторонников, а то и вовсе, как Энтони Голдстейн, были членами Ордена Феникса. А остальные либо благоговели перед громким именем, либо просто опасались выступать против. Вот только среди «посторонних» легко мог спрятаться злоумышленник.

Читая «Ежедневный пророк», я проклинал свою недогадливость: ну что мне стоило, будучи в школе, поставить пару «камер»? Ведь было же время! Но мне это и в голову не пришло, а теперь приходилось довольствоваться сухими строчками газеты.

«Третьего марта было совершенно нападение на одну из учениц Хогвартса. Директор отказался назвать имя пострадавшей, заверив, что её жизни уже ничто не угрожает, однако на вопрос о виновном профессор Дамблдор ответить не смог.

Так ли безопасен Хогвартс, как нам внушают?»

Мне, естественно, хотелось узнать подробности, но я не осмелился даже заикнуться о повторном визите в школу: прошлого раза вполне хватило, чтобы понять, что риск — удел гриффиндорцев, а не беглых узников Азкабана. Впрочем, на следующий день Рита порадовала читателей шокирующими новостями.

Воспользовавшись тем, что не все инспектора были знакомы между собой, злоумышленник пробрался в школу и напал на Джинни Уизли. Альбус не соврал, когда сказал, что её жизни ничего не угрожает, вот только забыл упомянуть, что девушка стала сквибом. Информации о применённом проклятии у Риты не было, о чём она прямо и написала, довольно искренне посочувствовав Джинни, но от шпильки в адрес Дамблдора не удержалась:

«Школа магии и волшебства, в которой дети рискуют лишиться и магии, и жизни — то ли это, о чём вы мечтаете для своих детей?»

В моём списке целей Джинни стояла отдельной строкой. На площади Гриммо она ни разу не появлялась (кажется, её до сих пор считали ребёнком), и потому я о ней забыл. Мы не виделись со второго мая, орденцы почти не упоминали её, так что я не знал, предавала ли она меня, и если да, то насколько её вина серьёзна. Всё, что я мог вменить ей в укор — роман с Оливером, но это было глупо и мелочно, ведь я сам поставил наши отношения на паузу, когда отправился искать крестражи… Поймав себя на этой мысли, я горько усмехнулся. Пора бы привыкнуть, что Уизли мне не друзья. Однако лично Джинни, насколько мне было известно, ничего плохого мне не делала, так что с приговором я не торопился. Но в любом случае наказание, на мой взгляд, было слишком жестоким.

Отбросив несвоевременную жалость, я вернулся к чтению.

«Нападение на мисс Уизли было затеяно с одной целью — выманить её семью.

Напомню нашим читателям, что за последние полгода на семейство Уизли одна за другой сыпались неприятности (читайте прошлые номера «Ежедневного пророка»), словно сама Магия ополчилась на них. Сегодня несчастье добралось до миссис Уизли.

Навещавшая дочь в Больничном крыле Хогвартса Молли Уизли была убита Рудольфусом Лестрейнджем, давно находящимся в розыске Пожирателем смерти…»

— А вот и Руди! — воскликнул Реймонд, одновременно со мной дочитавший до этого момента. — Я же говорил, что он в Англии! Отомстил-таки за убийство жены… Мордред! Его арестовали!.. Идиот! Зачем было лезть в школу, когда там толпа взрослых магов? Неужто так сложно было подстеречь Уизли в другом месте?

Я давно перестал хорошо относиться к миссис Уизли, и всё же смерти ей не желал. Собственно, я вообще не считал Молли противником: что взять с многодетной домохозяйки? Но жалко мне её не было, да и Рей правильно заметил — это была месть за Беллу, а потому никто из нас не в праве был осуждать Лестрейнджа. Пробежав глазами по тексту, я не увидел ответа на заинтересовавший меня вопрос, в конце статьи говорилось лишь о «прекрасной работе авроров» да печальных перспективах для самого Лестрейнджа. Дочитав описание ареста, я поднял голову и спросил:

— Рей, а ты не знаешь, что он за проклятие использовал на Джинни?

Успевший о чём-то задуматься Мальсибер сфокусировал на мне взгляд.

— Иными словами, ты хочешь узнать, обратимо ли оно?

— Угу.

— Само проклятие знаю — оно семейное, Лестрейнджи его иногда применяли к магглорождённым, когда нужно было обеспечить их сговорчивость или отсутствие без ликвидации. Но можно ли его снять?.. Нет, Бастер, понятия не имею. Жертвы либо умирали раньше, либо были врагами, помогать которым никто не собирался, так что я не особо интересовался. А что, ты хочешь ей помочь?

— Да не то что бы помочь… — я замолчал, задумавшись, зачем вообще спросил об этом, ведь судьба Джинни меня не слишком занимала, и после паузы неуверенно закончил: — Наверное, для общего развития спрашивал. Мало ли, вдруг пригодится?

— Мыслишь в правильном направлении, — с улыбкой похвалил он.

— Слушай, тут написано, что он был один. А где же второй Лестрейндж?

Реймонд ещё раз перечитал статью, ища, не пропустили ли мы упоминание о Рабастане, но в итоге пожал плечами.

— Сомневаюсь, чтобы братья разлучились. Стэн любил невестку как родную сестру, так что отомстить наверняка хотел не меньше Рудольфуса. Может, успел сбежать?

— Может… Рей, Джинни ещё в Хогвартсе.

— И что? — подозрительно прищурился Мальсибер.

— Она единственная, кто знает правду, — осторожно намекнул я.

— Ты в школу не пойдёшь!

— Сейчас, после ареста Лестрейнджа, они, должно быть, расслабились…

— Бастер! — вскочив из-за стола, Рей подошёл вплотную и, нависнув надо мной, угрожающе протянул: — Я запрещаю тебе покидать дом. Это понятно?

— Да, сэр, — я прекрасно видел по его глазам, что другого ответа Реймонд не примет.

Пару секунд он сверлил меня изучающим взглядом, после чего потрепал по волосам и вернулся на своё место.

— Я всё расскажу Эдриану. Не верю я в твоё благоразумие.

— «Я всё расскажу папе»! — передразнил я.

— И дяде Северусу, — буркнул он, но по улыбке стало понятно, что он больше не сердится, поверив в моё благоразумие.

— Мне скучно, Рей. После нового года вы не выпускаете меня из виду, контролируете каждый шаг. Я устал общаться со старухами!

— Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Поверь, я тоже предпочёл бы более активное времяпрепровождение, но Эдриану нужна наша помощь…

— Так я же не отказываюсь помогать, — замахал я руками. — Просто хочу не только трудиться на благо родины, но и развлекаться в свободное время.

— А под развлечением ты подразумеваешь месть бывшим друзьям?

— Ну, не без того, — улыбнулся я. — Когда на меня охотились все Пожиратели смерти, я всё равно ходил в Хогсмид. Как видишь, ничего со мной не случилось. А теперь я стал умнее и осторожнее…

— Сейчас за тобой охотятся все авроры, и ты тоже хочешь в Хогсмид? — засмеялся Мальсибер. — Почему бы и нет? Из деревни удрать будет проще, чем из замка. Ладно, посмотрим, смогу ли я уговорить Нотта.

* * *

Уговаривать почти не пришлось: Эдриан окинул меня внимательным взглядом и спокойно пожал плечами:

— Разумеется, ты можешь прогуляться по Хогсмиду. Оборотное зелье, чары маскировки, порт-ключ в руку, и ходи, где тебе вздумается.

Я радостно улыбнулся. В Хогсмид собрался на следующий же день, рассчитывая на компанию Драко, но тот покачал головой, сославшись на необходимость закончить какое-то зелье, однако я видел, что Малфой не горит желанием идти в деревню, с которой было связанно много не слишком приятных воспоминаний.

В итоге я так никуда и не пошёл. Одному бродить по Хогсмиду было скучно, да и комиссия пока не собиралась покидать школу, так что студентов не выпускали из замка, а значит, никакой полезной информации я не получу.

Но скучать не пришлось. Пожирателей смерти захватили поиски Рабастана Лестрейнджа, к которым невольно присоединился и я. Следуя указаниям, я наравне со всеми носился по Лондону и пригороду, оставляя в тайных местах знаки, по которым Лестрейндж сможет понять, кто его ищет, и назначить встречу, и совершенно не думал, что будет, доведись мне с ним столкнуться. Глупо, конечно, но почему-то «лордовский палач» Мальсибер и «двуличный предатель» Снейп в числе друзей меня абсолютно не смущали, а вот другие Пожиратели — не «мои», — пугали.

Ураган событий, обрушившихся на меня за последний год, смог разметать много наносного, но не всё. Познакомившись с Реймондом, заново представившись Драко и Северусу, узнав Эдриана, я смог впустить их в свою жизнь и довериться, однако испытания так и не позволили сесть и в спокойной обстановке подумать обо всём, что непосредственно не касалось меня и тех, кто принимал участие в моей судьбе. Теперь же я задумался по-настоящему, благо тактичности чистокровным магам было не занимать, и, видя мою задумчивость, меня не пытались втянуть в диалог.

Первой ассоциацией с фамилией Лестрейндж была, конечно же, Беллатриса. Ненависть — неуместная и глупая — всколыхнулась тотчас же; я даже усмехнулся. За что ненавидеть Беллатрису? Уж не за смерть ли Сириуса, инициированную мной самим? Разумеется, у мадам Лестрейндж было мало привлекательных черт характера, но ненавидеть по привычке — перебор.

Что Белла сделала лично мне? Оскорбляла и угрожала? Право слово — ерунда. А её счёты с собственным кузеном или с Грейнджер не имеют ко мне никакого отношения. Рудольфус же с Рабастаном… Откровенно говоря, я вообще ничего о них не знал. Конечно, то, что они сделали с родителями Невилла — непростительно, но четырнадцать лет Азкабана — вполне достаточное наказание, да и что-то подсказывало, не просто так Пожиратели пытали Лонгботтомов.

— Решил?

Я вздрогнул, успев забыть, что в гостиной не один, и извинительно улыбнулся Драко.

— Кажется, да.

— О чём думал-то? Или меня это не касается?

Драко не выглядел обиженным невниманием, но мне самому стало неудобно, что я его игнорировал, потому решил ответить подробно:

— Понял, что ничего не знаю о твоём дяде, а Беллу ненавижу по привычке. Вот и задумался: зачем они напали на родителей Невилла?

Глаза Малфоя округлились в непритворном изумлении.

— Ты серьёзно?! О-о-о… прости.

Очевидно, эмоции проступили на моём лице, потому что Малфой смутился и быстро, проглатывая окончания, затараторил:

— Забываю, что ты был бесконечно далёк от событий магического мира. Эту историю знают, наверное, все, но вслух никто не обсуждает. Ну, знаешь, как это бывает?.. Лонгботтомы — авроры, по чьей вине погибли дети тёти Беллы. Это было ещё до моего рождения, но мама рассказывала, что тётка буквально помешалась…

— Постой! Родители Невилла убили детей?!

Подобное просто не укладывалась в голове. Конечно, была война, да и не знал я этих людей, но убивать детей…

— Не совсем. Но кузены погибли из-за них, — покачал головой Малфой. — Я не зря сказал «по их вине», а не «они убили». Ты, наверное, не знаешь, что ордер на арест Лестрейнджей был подписан после того, как те оказались в Азкабане?

— Как это?

Драко невесело усмехнулся.

— А вот так. Пожиратели смерти не устраивали шумных акций, что бы там ни плели сейчас Дамблдор с Бруствером. Противостояние было локальным по большей части. Маски придумывались не просто так, никому не хотелось лишиться комфортабельного существования и скрываться. Однако не всегда удавалось получить желаемое, и некоторые сторонники Лорда не смогли сохранить анонимность, так что фениксовцы знали врагов в лицо. В частности, Лестрейнджей. Отец говорил, что Дамблдор натравливал своих птенцов на весь Слизерин, и после выпуска те сплошными рядами шли под его знамёнами в Аврорат. Возвращаясь к тёте Белле… В восьмидесятом у неё было двое сыновей: старшему три, младшему год. Как ты понимаешь, молодой матери было не до участия в стычках, но фениксовцы её не забывали. И когда Лестрейнджи за чем-то пришли в Косой переулок и столкнулись с Лонгботтомами, завязалась безобразная ссора, в ходе которой миссис Лонгботтом не смогла сдержать свою магию… Ты знаешь, что у беременных очень нестабильный магический фон? — уточнил Драко и, когда я неопределённо мотнул головой, продолжил: — В общем, что она хотела наколдовать — неизвестно, но привело это к обрушению здания, и мои кузены погибли. Тётя Белла была ранена, потому не смогла ничего предпринять сразу, а дядя пытался спасти детей, голыми руками разбирал завал… Лонгботтомы успели скрыться, кажется, беременной стало плохо…

Драко замолчал, и долгое время в доме стояла тишина. Эта история радикально меняла всё. Не было хороших орденцев и плохих Пожирателей, случилась трагедия. Конечно, мать Невилла не виновата в случившемся, но понять чувства Беллатрисы, потерявшей обоих детей — очень просто. И как после такого не возненавидеть Лонгботтомов? Уверен, Беллатриса понимала, что случившееся — стечение неблагоприятных обстоятельств, но, чтобы не сойти с ума, ей нужен был тот, кого можно обвинить, и она выбрала Фрэнка и Алису… Знает ли правду Невилл? Судя по ненависти к Белле — нет. Иначе вёл бы себя совершенно иначе. Или, быть может, ему тоже нужно кого-то ненавидеть?..

— Может, и не знает, — пожал плечами Малфой, когда я озвучил сомнения. — А может, просто хочет отомстить.

— Почему Белла не тронула самого Невилла, когда пытала его родителей?

— Бастер, ты что?! — вскричал Драко с изумлением. — Ни один чистокровный маг никогда не навредит ребёнку осознанно. Что бы его родители ни совершили, маленький волшебник — неприкосновенен!

— Тебе напомнить, с чего началась моя история? — ехидно хмыкнул я, демонстративно проводя пальцем по лбу.

— Чистокровный, — ничуть не смутившись, повторил Драко. — А Лорд не был чистокровным. Да и, откровенно говоря, что-то нечисто в той истории, ты и сам понимаешь.

Пожав плечами, я встал и прошёлся по комнате.

— Я уже ни в чём не уверен. Весь мой мир перевернулся с ног на голову, и кому верить — непонятно. Я удивительно спокойно принял эти изменения. Конечно, злился, бесился, обижался, мечтал о мести… Но, Драко, ты знаешь меня с одиннадцати лет, разве не должен был я нестись сломя голову к Дамблдору, требуя ответы? Почему я повёл себя… Даже не знаю, как это назвать.

— Мы обсуждали это, — неуверенно протянул Малфой, словно всерьёз опасаясь, что я могу разозлиться на то, что Пожиратели обсуждали меня за спиной, — и пришли к выводу, что всё дело в крестраже. Ты очень изменился. И изменился в лучшую сторону. Я понял это ещё в Азкабане. Мальчик-Который-Выжил-чтобы-меня-раздражать не смог бы спокойно общаться со мной или Реем. Не принял бы Северуса. Не старался поддержать Эдриана. Твои реакции — не странные, просто взрослые. Непривычные, но правильные. Какой смысл идти за ответами к человеку, в честности которого усомнился? Зачем верить тому, кто обманывал? Какой смысл лезть в залитую грязью колею, если можно пойти новым путём по чистой траве? Ты действительно стал совершенно иным человеком, и нам всем нравится Бастер Блэк. И, Бастер, мы разберёмся во всём непонятном.

— Спасибо, — немного смущённо поблагодарил я. — А пока, думаю, стоит продолжить поиски Рабастана. Раз уж я понял, что не испытываю ненависти к совершенно незнакомому человеку. Да и подумать о следующем шаге стоит, пока есть время.

— Ты займись Рабастаном, а я пока пойду в лабораторию: скоро добавлять антенницу в зелье.

Я кивнул и остался один. Прежде чем продолжить поиски Лестрейнджа, я решил перекусить. Лениво жуя бутерброд, поглядывал на мониторы и раздумывал, кто станет моей следующей целью. С учётом свалившихся на них несчастий, Уизли перестали лезть на первый план, Грейнджер надолго лишилась возможности как-то повлиять на события магического мира, до Дамблдора я всё ещё не мог дотянуться — руки были коротки, — а Лили… с ней я решил разобраться в последнюю очередь. Может, испортить жизнь Вуду? Он мне не враг, конечно, но человек Дамблдора…

— Мы должны ему помочь!

Я едва не подпрыгнул в кресле, услышав резкий голос из монитора. Выругавшись под нос, что пропустил приход орденцев, повернулся к зеркалу, транслирующему события, происходящие на кухне Блэк-хауса, и удивлённо присвистнул. Между Ли Джорданом и МакГонагалл стояла бледная и растрёпанная Джинни.

— Мистер Джордан, я прекрасно понимаю ваше негодование, но поймите и вы, тут мы бессильны, — в голосе МакГонагалл звучало ничем не прикрытое недовольство. — Будь мистер Вуд студентом, никто бы и слова не сказал — мисс Уизли совершеннолетняя. Но Оливер учитель!

— Но, профессор… — голос Джинни, всегда громкий, звонкий, яркий, сейчас звучал едва слышно. — Мы любим друг друга…

— Мисс Уизли, связь преподавателя со студенткой…

— Но профессор!..

— Мне жаль, мисс Уизли, но тут я бессильна. Мистер Джордан, присмотрите за ней, — отведя взгляд от плачущей девушки, МакГонагалл покачала головой и направилась к камину. — Я свяжусь с Артуром.

Я не сразу понял, о чём идёт речь. Для меня, как и для Джинни, Вуд всегда был сокурсником, капитаном и вратарём нашей команды по квиддичу, и отношения Джинни с ним воспринимались именно как роман между парнем и девушкой. Однако Оливер перестал быть просто парнем, когда согласился преподавать полёты — теперь он был профессором Хогвартса, и за связь со студенткой, пусть и совершеннолетней, по головке его никто не погладит.

Порадовавшись, что Вуду даже без моего участия придётся пережить несколько не слишком приятных минут, я достал блокнот, намереваясь сообщить новости друзьям, но не успел: из камина вышел директор.

— Мне очень жаль, мисс Уизли… — без предисловий начал Дамблдор.

— Что с ним?! — вскочив с дивана, заплаканная Джинни молитвенно сложила руки перед грудью, с надеждой смотря на Альбуса. — Ему удалось скрыться?!

— К сожалению, мистера Вуда перехватили у камина…

Дамблдор ещё что-то говорил, Джинни рыдала, Ли переминался с ноги на ногу, а я шокированно смотрел на происходящее на первом этаже: в голове не укладывалось, что за пару поцелуев человека могут отправить в Азкабан. С этими мыслями я и покинул дом.

— Чему ты удивляешься? — невозмутимо пожал плечами Северус, когда за ужином я поведал обо всём друзьям. — В Хогвартсе учатся одиннадцатилетние дети, так что прецедентов быть не должно. Профессорам простят что угодно, от наличия метки до использования кровавого пера и воспитательного Круциатуса — но не это.

— Но Азкабан?..

— Бастер, в Попечительском совете нет молодёжи, что могла бы с пониманием отнестись к желаниям организма молодого учителя. Та же Августа Лонгботтом плюнет Дамблдору в лицо, заикнись тот о смягчении наказания. Да и Альбус, я более чем уверен в этом, не пошевелит и пальцем, чтобы помочь покусившемуся на невинность ученицы профессору.

— Джинни же совершеннолетняя и точно не невинная.

— Она студентка, — отрезал Снейп. — Вуд захотел семикурсницу, прекрасно. А если бы это была пятикурсница? Или ученица третьего курса?.. Как я и сказал: прецедентов быть не должно!

Мы с Драко переглянулись, одновременно передёрнув плечами. Совет Попечителей понять можно, они, без сомнения, правы в стремлении не допустить подобное в стенах школы, но… Впрочем, Вуд сам вырыл себе могилу, мне даже не пришлось её углублять или его подталкивать к краю, он прекрасно справился самостоятельно.

Что ж, одним именем в списке меньше. Кто станет следующей целью?..