Следующая цель (джен)

— Да что же это такое?! Поттер, ты какого хрена не ешь?

Я почти радовался возвращению охранника, по крайней мере, он прервал поток болезненных воспоминаний.

— Вот ублюдок! Ну, ничего, скоро ты перестанешь кочевряжиться…

Что-то со смачным шлепком упало на пол. Шаркающие шаги стали удаляться и вскоре затихли где-то вдали.

Услышав о еде, мой организм недвусмысленно намекнул, что совсем не прочь подкрепиться, вот только руки-ноги по-прежнему не двигались. Тяжко вздохнув, на что поломанные рёбра отозвались вспышкой боли, я принялся убеждать себя, что вовсе и не голоден.

— Эй, Поттер, ты там вообще жив хоть? — подал голос Малфой, когда охранник покинул наш этаж. Не дождавшись ответа, он обиженно вздохнул. — Если ты со мной говорить не хочешь, я пойму, но ты вообще не издал ни звука с самого момента появления, — он сделал паузу, очевидно, давая мне возможность вставить реплику, но, в конце концов, снова ничего не дождавшись, решил больше не тратить на меня время и разочарованно закончил: — Ладно, может, передумаешь…

Малфой бы очень удивился, узнай он, как мне хотелось с ним поговорить. Вот только горло отказывалось пропускать хоть какие-то звуки, как ни старался я выдавить из себя слова.

Открыв глаза, я понял, что близится вечер: в камере стало заметно темнее. А ещё похолодало. Додумать мысль мне помешал иррациональный страх, казалось, заполнивший всё моё существо. Дементоры. Только я мог забыть, что Азкабан охраняют эти существа.

Приближение азкабановской стражи почувствовал не только я: откуда-то издалека зазвучали стоны; чуть ближе кто-то зашевелился многоногим чудовищем, словно несколько человек одновременно решили изменить своё положение; возгласы раздавались всё ближе, пока в конце коридора не зазвучали приглушённые ругательства, так же сменившиеся стонами.

Самое ужасное, что мне нечего было противопоставить давящему присутствию дементоров. Очевидно, я пострадал сильнее и не отделался поломанной ногой да рёбрами, иначе объяснить проблемы с головой я не мог — травма явно была серьёзной. Ну как можно было не подумать о дементорах? И это мне-то, теряющему сознание от их присутствия. Вспомни я вовремя, чьё соседство ждёт меня ночью, не стал бы заниматься анимагией днём, а теперь поздно сожалеть. Два урока подряд — это даже не самоубийство или мазохизм, а откровенный идиотизм. В любимой книге постоянно напоминали об этом, вот только я так и не понял, почему медитация дважды в день опасна для жизни, здоровья и психики. Запомнить и принять смог, а понять — нет.

Что ж, ничего не поделать, сегодня ночью меня ожидают ужасные картины прошлого, от этого никуда не деться. Вот только отчаиваться я не собираюсь. Раз дементоры не дадут забыть худшие моменты жизни, буду помнить, кто знает, может, когда-нибудь мне доведётся отомстить.

* * *

К концу недели я впервые смог сесть. Несмотря на слабость и боль, первым делом я ползком добрался до крана: уж слишком отвратительно было лежать в собственных экскрементах. Колдовать без палочки я, конечно, не мог, но магия и так помогла мне выжить, ускорив регенерацию: сломанная нога хоть и продолжала болеть, но если не напрягать и не пытаться сгибать её, не доставляла таких мук, как в начале заключения, да и дышать я стал нормально, а значит, рёбра тоже срослись.

Ледяная вода меня взбодрила. Дрожащие от слабости руки едва двигались, но я не отступал, стараясь смыть с себя грязь.

Услышав шум воды, Малфой вновь возобновил попытки разговорить меня, прекращённые на второй день, но тут я не мог ему помочь — голос так и не вернулся.

Более или менее отмывшись, я обессиленно сидел прямо в луже, ожидая, пока боль утихнет, и совершенно не чувствовал холода. Даже такое незначительное движение утомило меня. На глаза попалась газета, брошенная охранником в первый день моего заключения. Всю первую полосу занимал групповой снимок. В центре композиции стоял загадочно улыбающийся Дамблдор в окружении моих бывших друзей по ОД и других защитников замка, машущих колдокамере, а слева жались пленённые Пожиратели смерти.

У меня вырвался беззвучный смешок. Умеет старик появиться вовремя. Поднеся газету к самому лицу, я прочитал статью дважды, но и после этого не мог поверить в то, что написал «Ежедневный пророк». По их версии, я сбежал, чтобы избежать наказания за убийство Тома Марволо Риддла, в народе именуемого Тот-Кого-Нельзя-Называть. В пору было рассмеяться, настолько это было абсурдно. Однако я не успел как-то отреагировать на статью, взгляд упал на другой заголовок. Интервью, взятое у Гермионы. Эта грязнокровная тварь посмела осудить меня! А я ещё сомневался, предала ли она меня!

Я был в ярости. Кончики пальцев закололо, как всегда бывало, когда я утрачивал спокойствие, и магия стремилась выйти из-под контроля. Только стихийного выброса мне сейчас не хватает! Сделав несколько глубоких вздохов, я немного успокоился и отложил газету в сторону: вряд ли меня будут снабжать свежей прессой, поэтому, чтобы не сойти с ума, нужно оставить себе хоть что-то от того мира — как напоминание.

Вспышка магии неожиданно улучшила моё самочувствие, и я подполз к подносу, так и стоящему перед дверью. Похлёбка протухла, хотя что-то подсказывало мне, что и в свежем состоянии она была несъедобна, а вот хлеб превратился в сухари, но не заплесневел. За неделю кусков скопилось много. Оставив себе два, остальные я аккуратно сложил горкой и переместил в изголовье лежака, где в стене было выдолблено углубление. В последние годы мне не приходилось голодать, но детские воспоминания о чулане никуда не делись, я слишком хорошо знал, что будет, если наброситься на еду.

Устроившись на койке и вяло грызя сухарь, я размышлял о странном поведении дементоров, которые за целую неделю не удосужились «познакомиться» с новым постояльцем. Так как я пролежал пластом всё это время, наверное, в виде компенсации, мои органы чувств обострились: я слышал всё, что происходило вокруг. Не только крики заключённых по вечерам, стоны ночью и скулёж утром, но и разговоры, шёпот, даже дыхание Малфоя! И из всей этой какофонии я смог чётко понять одну очень важную вещь: дементоры посещали камеры каждый вечер.

Так почему же меня игнорируют? Нет, я ни в коем случае не возражаю, просто хочу понять… Чёрт, как же не хватает возможности поговорить с товарищами по несчастью!

О своей участи я старался не думать. Да, меня предали самые дорогие и близкие люди, да, меня обвинили в абсурдном преступлении, и да, Азкабан ужасен, но какой смысл в сотый раз пытаться понять, почему со мной так поступили? Всё равно без свежей информации, которой у меня неоткуда взяться, я не могу сделать правильные выводы. Здесь и так невесело, так зачем портить себе настроение неприятными воспоминаниями, в тысячный раз анализируя прошлое? Повреждения постепенно зажили, и передвижения уже не причиняли такой боли; конечно, хотелось на всё плюнуть и упиваться жалостью к себе, свернувшись калачиком и глотая слёзы — так было проще всего, но эту слабость я преодолел, буквально заставив себя встать в первый раз, а дальше было проще. Утром и днём я мерил камеру шагами, приседал, разрабатывая ногу, учился отжиматься, а после вечернего обхода занимался анимагией — медитировал. Может, поэтому дементоры не трогали меня? Или просто у меня не осталось счастливых воспоминаний?.. Забавно было бы испытывать благодарность к предавшим меня родителям и друзьям за то, что дементорам нечего из меня вытягивать.

* * *

Прошёл ровно месяц с тех пор, как я попал в Азкабан. За это время я успел не только привыкнуть к появлению личной жилплощади, но и «подружиться» с соседями. Под соседями я подразумеваю Малфоя и дементоров. Его камера располагалась через стенку, и я слышал всё, что там происходило. Он не прекращал попыток поговорить со мной, а в остальное время играл в слова с каким-то Реем. Почему-то больше ни с кем эти двое не общались, хотя я отчётливо слышал ещё нескольких заключённых поблизости.

Стражи не мешали мне совершенно. День на десятый в моей камере появилось закутанное в балахон существо, посмотрело на меня пару минут и ушло. Я был в шоке. С тех пор это уже стало традицией: каждый вечер ко мне на минутку заглядывал дементор, после чего отправлялся к другим заключённым.

Первым делом, как смог нормально двигаться, я тщательно обследовал камеру. Находок оказалось немного, но каждая на вес золота. Женская шпилька, обгрызенное перо и заржавевший перочинный нож с обломанным лезвием. Умом я понимал, что за мной никто не следит, однако инстинкт сработал быстрее: в мгновение ока я спрятал всё найденное в обнаруженный ранее тайник за кроватью.

Шум крови набатом отдавался в ушах, адреналин зашкаливал… Прислушавшись и не обнаружив поблизости никого, кроме соседей, я отдышался и приступил к детальному изучению находок. Нож вполне можно было заточить о каменные стены, пером — писать, а шпилькой… Вскочив на ноги, я бросился к двери. Так и есть, вокруг замка многочисленные царапины: этой шпилькой пытались вскрыть замок.

Кажется, у меня только что появилась надежда?

Услышав мои метания по камере, Малфой заинтересовался:

— Что ты там носишься, Поттер?

Голос ко мне так и не вернулся, поэтому, как Драко ни пытался завести диалог, я не отвечал. Однако теперь я мог написать ему! «Ежедневный пророк» был прочитан вдоль и поперёк, я точно знал, что на последних страницах нет ничего интересного, только глупые давно утратившие актуальность объявления, поэтому решил ими пожертвовать. Вопрос упирался в чернила. В памяти услужливо вспыли приключенческие романы и письма, написанные кровью. Что ж, у меня тоже приключение намечается — переписка с давним врагом.

Заточить нож оказалось делом непростым. Пока я уловил, под каким углом его нужно держать, с меня сошло семь потов, зато потом всё, что было нужно, это удерживать его в правильном положении. Следующим на очереди было перо — тут проблем не возникло, в Хогвартсе я всегда очинял перья без магии.

И вот настал момент истины. Полоснув по пальцу, я беззвучно взвыл, но стоило показаться крови, тут же подставил перо.

«У меня пропал голос. Слышу, ответить не могу».

Чтобы написать одну строчку, я потратил почти час. О судьбе пальца вообще молчу. Но дело было сделано, теперь нужно было решить, как передать записку.

Впервые с появления в Азкабане я подошёл к двери.

— Драко, смотри-ка, твой друг объявился! — воскликнул абсолютно незнакомый бородатый мужик из камеры напротив. — Ну здравствуй, Поттер.

Я кривовато улыбнулся и помахал рукой, после чего попытался на пальцах объяснить, что хочу передать Малфою записку.

— Хм, Драко, он тебе бумажку протягивает, — озвучил мою пантомиму незнакомец.

— Да? Ну, руководи, Реймонд, ты его, по крайней мере, видишь.

То, что происходило дальше, можно описать одним ёмким словом — цирк. Реймонд указывал нам, куда и насколько поднять или опустить руку, благо, что двери наших камер были рядом, но всё равно, когда записка, наконец, попала к Малфою, мы оба взмокли от напряжения.

— Так вот в чём дело! — через секунду воскликнул Малфой, прочитав послание. — А я понять не могу, какого драккла ты молчишь!

— И что с ним? — осведомился Реймонд.

— Голос пропал.

— О как? Поттер, скажи честно, тебя пытали?

Я кивнул.

— Но дело не в сорванных связках? Сочувствую, парень, это как минимум на полгода.

— Что с ним, Рей?

— Как это называется по-научному, я без понятия, — пожал плечами тот, — но у меня такое было в прошлый раз, когда я оказался в руках у Грюма. Да успокойся ты, — наверное, Малфой побледнел, потому что голос Реймонда стал мягче, — слышишь же, я болтаю. Скоро и Поттер начнёт.

Хотелось расспросить его подробнее, но как это сделать без слов? Я дотронулся до своего горла, после чего ткнул пальцем в него.

— Хм… и как это расшифровывается? Ох, чувствую, придётся мне поработать переводчиком. Чего горло? Болит? Нет? Болело ли? — Я закивал. — Нет, самое удивительное, что совершенно не болело. Может, какой-то сбой при наложении разных заклинаний? — он задумался на пару секунд, почесал нос и продолжил: — А интересно было бы сравнить, что к нам с тобой применяли. Круциатус был? Нет? Странно… Поттер, а кто тебя пытал-то? Авроры? Нет?! Это не могли быть Пожиратели!

Я снова отрицательно помотал головой. Ну конечно это не могли быть Пожиратели: кто не попал в Азкабан, постарался укрыться в самой глубокой норе и не отсвечивать, всеми силами стремясь сохранить свободу. А вот другая сторона… Дамблдор приходил ко мне каждый день, иногда дважды, и раз за разом задавал одни и те же вопросы. Легилименция почему-то не сработала, хотя он и пытался её применить несколько раз, но добился лишь того, что у меня шла кровь из носа и ушей и я терял сознание. Веритасерум так же не принёс нужных ему ответов — я терял сознание сразу же, как только в мой рот вливали очередную порцию зелья. И потому Альбус говорил, говорил и говорил, угрожая и пугая, а я не понимал, чего он от меня хочет, и лишь мотал головой да мычал — возможности иначе изъясняться меня лишили сразу же, чтобы не терпеть оскорбления, на которые я неожиданно оказался мастером.

Но он был не единственным моим гостем. Победа не лучшим образом сказалась на характере некоторых дамблдоровских сторонников. Как только Альбус уходил, моя персональная охрана вымещала на мне всю злость, боль и разочарование. Пыточное проклятие ко мне на самом деле не применяли, больше орудовали кулаками да ногами, но легче от этого мне не становилось. Двое рослых мужчин — это не подростки-слизеринцы, желающие подгадить из-за угла, члены Ордена Феникса отлично знали, как заставить человека испытать весь спектр боли. Кто они, я не знал — видел пару раз в доме Сириуса, но имён не слышал, тогда мне было достаточного того, что Дамблдор им доверяет. Наверное, эти двое из ларца выполняли грязные поручения нашего безгрешного директора, вот и ко мне их приставили, чтобы сломать… А может, Альбус тут был ни при чём, и они действовали по собственной инициативе — это не так уж важно. Главное, что все трое суток, что я провёл в том помещении, подвергаясь моральным и физическим пыткам, я там находился по решению Дамблдора, иными словами, именно старик ответственен за все повреждения, что были мне нанесены.

С ответом я не колебался, изобразил, как поправляю очки-половинки, а для наглядности ещё и по несуществующей бороде себя погладил.

Реймонд уставился на меня, как на второе пришествие Мерлина.

— Рей, что он говорит? — не выдержал тишины Малфой.

— Что его пытал Дамблдор, — неуверенно протянул тот, а я торжественно кивнул. — Поттер, ты серьёзно? Салазар-основатель! Это… У меня слов нет!

Судя по молчанию из соседней камеры, у Малфоя слов тоже не нашлось.

* * *

С первого дня знакомства я на дух не выносил Драко Малфоя. Встреча в магазине мадам Малкин прошла плохо, но я ещё долго думал о самоуверенном мальчике в дорогой одежде. Драко интриговал меня, до него я ни разу не встречал таких людей — уверенных в себе, надменных, явно богатых, у которых в глазах было превосходство, — но благодаря стараниям Рона у меня так и не появилось возможности узнать его лучше. Наш конфликт начался с обычного недопонимания — откуда Малфою было знать, что стоящий перед ним замухрышка ничего не знает о магическом мире? Он проявил великодушие, вообще обратив на меня внимание, а у меня напрочь отсутствовал опыт общения со сверстниками, да и привык я к ощущению ненужности, а потому вместо адекватного ответа замкнулся в себе и оттолкнул руку дружбы.

Первые года три учёбы я почти не жалел о том, что отношения с Малфоем не заладились: мы с ним были слишком разными, чтобы сойтись, к тому же у меня были Рон и Гермиона; но начиная с четвёртого, когда завистливая натура Уизли проявилась во всей красе, а у Грейнджер появилось подобие личной жизни с Крамом, всё чаще ловил себя на мысли: «А каким другом был бы Драко?» Это была игра воображения, не больше. Разочаровавшись в Роне, терпя насмешки ото всех учеников и осуждающие взгляды от учителей, я невольно искал, кем заполнить образовавшуюся вокруг меня пустоту. Интересных людей среди сокурсников почти не было, так что Драко всухую победил в негласном состязании за моё внимание. Постепенно у меня вошло в привычку наблюдать за Малфоем. Друзья порой ловили мои заинтересованные взгляды, но заподозрить Мальчика-Который-Выжил в доброжелательном отношении к негласному лидеру младших курсов Слизерина не могли, а я и помыслить не мог, чтобы сознаться.

На пятом и шестом курсах Малфой активно портил мне жизнь, однако я не обижался — разве что для вида, — знал, что это его роль: наблюдения позволили многое понять о Драко. Пусть я не был согласен с его позицией, но понять всё-таки смог. Злился, конечно, когда ему удавалось попасть в больную точку, но не сказать чтобы сильно. Ну а в прошлом году Драко спас меня, не выдав Беллатрисе, когда мы попались егерям, так что сейчас я не испытывал к нему никаких негативных эмоций. Весь негатив остался за стенами нашего нового дома — Азкабана, утратив актуальность. Право слово, глупо помнить школьные обиды, оказавшись в тюрьме.

Что же до незнакомого мне Рея — у меня слишком много врагов и недоброжелателей, чтобы и в Азкабане увеличивать их количество. Да и чего уж греха таить, я соскучился по человеческой речи.

…Вот так и получилось, что весь следующий день мы провели, прижавшись к дверям своих камер.

Стоило затихнуть шагам дежурного по этажу, меня позвал Драко:

— Поттер, рассказывай давай, что творилось после того, как вы с Лордом исчезли?

Малфой, гадёныш, разговаривал лёжа — ему и так всё было прекрасно слышно, а вот Реймонду нужно было видеть меня, чтобы переводить.

Мне скрывать было нечего, да и поделиться своей болью хотелось, так что я принялся активно жестикулировать. Тут же стало очевидно, что для «рассказа» необходимо разработать способ общения. К сожалению, ни я, ни Реймонд не знали язык глухонемых, а потому процесс затянулся. События второго мая были настолько неординарными, что мой сурдопереводчик просто не мог угадать, что нужно спрашивать, чтобы я мог ответить «да» или «нет». Некоторые моменты пришлось показывать буквально на пальцах — по буквам, но к обеду мы условились о приемлемой системе обозначений, и процесс пошёл быстрее.

Особо в подробности я не вдавался, не потому, что хотел их скрыть, а исключительно из экономии времени, но моя аудитория и так не переставала издавать удивлённые восклицания.

Прервавшись на обед, я решил, что пришла пора познакомиться с моими новыми товарищами поближе. О Малфое я и так знал предостаточно, а вот Реймонд был загадкой. Поняв, чего я добиваюсь, тыкая в него пальцем, Рей усмехнулся и поведал свою историю.

Оказалось, что судьба свела меня с тем самым Мальсибером, которого арестовали за три недели до Последней битвы (действо под стенами Хогвартса назвали именно так, если верить моей газете). Это имя я впервые услышал, когда учился на пятом курсе — он был одним из тех десяти Пожирателей смерти, что сбежали из Азкабана, но ничего больше об этом человеке мне не было известно до недавнего времени. И лишь когда мы с Роном и Гермионой прятались в Ракушке, я снова услышал о Мальсибере. Как именно орденцам удалось это провернуть, для меня осталось загадкой, но факт остаётся фактом: в обход официальной власти, то есть Пожирателей смерти, членам Ордена Феникса каким-то невероятным образом удалось подстроить арест и заключение в Азкабане для одного из людей Волдеморта. Причём, судя по словам Люпина, ни Тёмный Лорд, ни остальные Пожиратели так ничего и не узнали.

Пока Рей представлялся, в памяти начали всплывать статьи «Ежедневного пророка», описывающие зверства, учинённые моим новым соседом за время службы Волдеморту, но я приказал себе не думать об этом. Что бы ни было раньше, Азкабан нас уравнял.

Приняв решение, я сразу испытал облегчение и сосредоточился на рассказе.

— Какая-то тварь меня сдала, — с кривой ухмылкой приступ к рассказу он. — Схватили прямо посреди улицы, когда я возвращался домой с пробежки. Приложили по голове доской, не утруждаясь применением магии. Даже допроса в этот раз не удостоили, сразу же отправили сюда. Я тут чуть не рехнулся, пока меня не навестил Драко, — Рей отвесил шутливый поклон в сторону малфоевской камеры, дождался моего кивка и продолжил: — Этаж пустовал, сами понимаете, Пожиратели были у власти, а абы кого сюда не поместят. Если честно, я так и не понял, кто меня-то засадил. А потом старик-дежурный сообщил, что Лорд пал и скоро у меня появится компания, и добавил, что молодёжь, то есть ваших одноклассников, расселяют по нижним этажам, а «мои дружки» все перебиты… — он ненадолго замолчал, вздохнул и сменил тему: — Ты, кстати, в курсе, что мы на самом верху Азкабана? Нет? Так вот, можешь гордиться — это самый привилегированный этаж, эксклюзивные апартаменты для Ближнего круга. В твоей камере раньше Белла жила, если интересно. Весь цвет Пожирателей тут квартировал, пока Лорд нас не вытащил…

Прояснить для него ситуацию я не мог при всём желании, поэтому решил даже не пытаться жестикуляцией рассказать о причастности Ордена Феникса. Зато стало понятно, откуда в моей камере женская шпилька. Не думал, что скажу такое, но… спасибо, Белла. Однако отвлекаться от рассказа не хотелось, и я замахал руками, тыча в разные стороны. Мальсибер правильно понял, что я пытаюсь выяснить:

— Кто сейчас тут? Дай подумать… Рядом со мной какой-то псих, я его ни разу не видел и ничего осмысленного от него не слышал. Не знаю даже, может, это кто-то из наших, не выдержавший допрос? Через камеру от Малфоя сидит Эдриан, но дверь выходит на ту сторону… А? Нотт-старший, — пояснил Реймонд, когда я не понял, о ком идёт речь. — По моей стороне справа после психа никого, твоя камера, кстати, тоже последняя занятая, а вот слева Долохов…

Я демонстративно приложил ладонь к уху.

— Почему не слышал? Да кто ж его знает… Антонин, ау! Ты жив? — вдруг заорал Мальсибер, отчего я подскочил, перепугавшись. Судя по невнятным ругательствам, Драко тоже не понравилась эта идея.

— С вами даже не сдохнешь спокойно, — прозвучал глухой ответ. — Ну что, Поттер, рад, что победил Лорда? Нравится тебе награда?

Я даже растерялся от неожиданности: после мирно настроенных Малфоя и Мальсибера агрессивность Долохова показалась неуместной.

— Да ладно тебе, Тони, чего ты на пацана-то взъелся? Мы все знаем, как Дамблдор умеет промывать мозги. А у Поттера даже шанса не было, учитывая, как плотно его взяли в оборот сразу после рождения, — заступился за меня Реймонд.

— Угу, давай его ещё пожалеем, — язвительно пробурчал тот. — Тебе напомнить, из-за кого мы здесь? Оставьте меня в покое.

Мы ненадолго замолчали. Я думал, стоит ли говорить, что Том жив? Конечно, я не знал точно, что с ним, но наличие нетронутого крестража и моё содействие в имитации дуэли давали ему неплохие шансы… Да и Дамблдор о нём ни разу не спросил и, кажется, был уверен, что Волдеморт мёртв окончательно и бесповоротно.

Приближение посетителей я услышал первым. Пощёлкав пальцами, я привлёк внимание Мальсибера и жестами объяснил, что у нас гости, после чего быстро улёгся на койку. Судя по звукам, Рей и Драко последовали моему примеру.

Шаркающие шаги дежурного я узнал ещё на лестнице — я недавних пор я вообще научился интерпретировать большое количество звуков, которые раньше принимал за обычный фоновый шум. Вторые мне были незнакомы, но так печатать шаг мог только аврор: вряд ли кто-то ещё чувствовал бы себя уверенно в этих стенах. А вот кем мог быть их спутник, оставалось лишь гадать. По звукам стало понятно, что он сильно хромает, подволакивая одну ногу, спотыкается…

— Шевелись! — рявкнул кто-то в коридоре, после чего послышался глухой звук удара.

Кингсли! Я едва не вскочил на ноги, лишь в последний момент вспомнив, что Бруствер — человек Дамблдора, а значит, мне не друг.

Процессия проследовала мимо моей камеры и остановилась у следующей. Послышался звук падения, несколько глухих ударов, как будто что-то пинали, скрип двери…

— А Поттер где?

— В соседней, — угодливо подсказал дежурный, и я прямо почувствовал, как тот кланяется.

Наверное, в моём сердце должна была вспыхнуть надежда, что Кингсли пришёл меня освободить, что недоразумение прояснилось… Но ничего такого я не почувствовал. Нельзя сказать, что я сломался, просто не верил в счастливый конец. Надежда — самообман, а в моей жизни было так много лжи, что я просто не мог сам себе лгать. Лучше уж честная обречённость. Я признавал, что если бы не увидел тех воспоминаний, и в этой камере продолжал бы верить, что Дамблдор вытащит меня, что Рон и Гермиона ждут моего возвращения и делают всё для моего освобождения, что мои бывшие однокурсники — прекрасные люди и верные друзья, но я их видел, и это навсегда изменило меня. Больше не было розовых очков, слепого доверия, восхищения мудростью Альбуса — было лишь желание отомстить.

— Ещё не сдох? Странно… Блэк утверждает, что мальчишка загибался от одного лишь воспоминания о дементорах, а тут месяц прошёл, а он…

— Может, не кормить его? — подобострастно предложил дежурный, и мне захотелось его придушить.

— Ни в коем случае! — разгневался Кингсли. — Поттер должен полноценно питаться. Когда загнётся, его тело не должно рассказать всем и каждому, что он был в Азкабане. Для обывателей он сбежал, а не сел в тюрьму.

Вот, значит, какая судьба меня ждёт. Сириус, оказывается, всем и каждому рассказывал мои секреты… Стоп! Я даже вскочил на ноги — так меня поразила пришедшая в голову мысль. Бруствер говорил о Сириусе в настоящем времени! Что это, оговорка или…

Как Кингсли удалился, я уже не слышал, снова погрузившись в размышления о поступках и словах директора, пытаясь нащупать ниточку истины, потянув за которую, я смогу отделить зёрна от плевел. Если Сириус не погиб тогда, в Министерстве, то…

— Эй, парни, знаете, кого к нам подселили? Вашего любимого профессора.

Вопрос отвлёк, и я подошёл к двери как раз в тот момент, когда Драко озвучил ответ:

— Снейпа?!

— Угу… Сев, ты меня слышишь?

Послышались скребущиеся звуки, словно Снейп цеплялся за дверь, но они быстро стихли. Спустя несколько секунд прозвучал стук.

— Говорить не можешь? — предположил Реймонд и тут же всплеснул руками, огорчённо простонав: — Да что за наказание! Ещё один немой на мою голову!

Я беззвучно усмехнулся: для человека, дня не могущего прожить без оскорблений, молчание должно было стать серьёзным испытанием. В следующую секунду я устыдился своего злорадства. Каким бы плохим учителем Снейп ни был, как бы он ни ненавидел меня, как бы ни оскорблял, а настоящую помощь я получал только от него. Именно Снейп всегда оказывался рядом, первым проверяя целостность моего организма. Эта «традиция» зародилась ещё на первом курсе, когда я едва не погиб из-за взбесившейся метлы на глазах сотен учеников и всего преподавательского состава, ведь все видели, что я нуждаюсь в помощи, но только Снейп её оказал.

Моя детская ненависть к профессору канула в Лету вместе с дружбой к Уизли и уважением к Дамблдору. Конечно, относиться к Снейпу хорошо я вряд ли смогу, но вот вести себя сдержанно, после всего, что он для меня сделал, обязан.

Пока Реймонд сокрушался из-за невозможности выслушать последние новости с воли, со стороны свежезаселённой камеры не доносилось ни звука. Я помахал рукой, привлекая внимание Рея. Объяснив, чего хочу, я удовлетворённо улыбнулся, слушая, как он пересказывает правила общения Снейпу.

— Один удар — да, два — нет. Запомнил?

«Да».

— Хвала Салазару!

— Профессор Снейп, здравствуйте! — влез в зарождающийся диалог Малфой.

— Ты ещё скажи, что рад его видеть, — беззлобно хмыкнул Мальсибер. — Так, Снейп, давай-ка кое с чем разберёмся. Ты был на стороне Лорда?

«Нет».

— Значит, Дамблдора…

«Нет».

— Не понял… — удивился он и тут же выдвинул следующее предположение: — Министерство?

«Нет».

— Парни, разве у нас была четвёртая сторона?..

«Да».

— Хм… на своей собственной? — наудачу предположил Реймонд.

«Да». «Нет».

— Ты меня запутал.

После всего, что я узнал от Волдеморта, догадаться, на чьей стороне был Снейп, оказалось совсем просто. Щёлкнув пальцами, я подождал, пока Рей посмотрит в мою сторону, и ткнул пальцем в себя.

— Ты?.. Снейп, ты был на стороне Поттера?

«Да». «Да».

— О как? Ну, чего-то подобного следовало ожидать… Северус, ты говорить вообще не сможешь, или это временное затруднение?

«Нет». «Да».

— Дьявол! Временное?

«Да». Пауза. «Нет».

— Ты не уверен?

«Да».

— Надеюсь, что всё-таки временное, потому что мне и немого Поттера хватает.