Под куполом (гет)

Драко

Некоторое время они с Грейнджер молча сидят в снегу, глядя на беснующихся докси по ту сторону Купола, и пытаются отдышаться. Драко думает о том, что им повезло: без везения украсть палочку из Хранилища и сбежать из Министерства невозможно. Неужели Грейнджер справилась одна?

— Гарри знает обо всем вкратце, — она словно читает его мысли. — И, думаю, он теперь в опасности, потому что помог мне бежать. Без него из Атриума я бы не выбралась.

— Плохо, — мрачно отвечает он, стряхивая снег с пальто. — Еще не хватало, чтобы Поттер вляпался в неприятности. Кто его знает, какие последствия это может иметь.

Грейнджер морщится и указывает на его сумку.

— Найди внутри маленькую бисерную сумочку, пожалуйста. Мне нужны бадьян и бинт. И зимние ботинки.

Драко с удивлением наблюдает, как она достает из крошечной сумочки большую бутыль бадьяна, аптечку, сапожки на молнии и две шоколадные лягушки, одну из которых протягивает ему. Драко не отказывается. Он давно понял: дают — бери. Возможно, уже завтра тебе ничего не предложат.

— Заклинание незримого расширения? — интересуется он, и Грейнджер самодовольно кивает, заматывая ушибленную лодыжку. — Хорошая идея. В этой сумочке можно половину дома унести. Мне кажется, или ты должна была учиться в Когтевране?

Грейнджер едва заметно улыбается.

— Шляпа предлагала мне этот вариант. Но я все-таки решила, что одного ума недостаточно. Хотя признаюсь, в одиннадцать я была ужасной скучной заучкой и, если бы не Гарри и Рон, так бы ей и осталась. Какой теперь план?

Драко смотрит на серое небо и тяжело выдыхает. Ему хочется навестить родителей, но сейчас туда нельзя — могут прийти с проверкой в любой момент. Остается только просить несуществующих богов, чтобы родителей не наказали за его побег. Отец не выдержит лишней работы. Драко со страхом думает, что они вообще могут больше никогда не увидеться, и кончики пальцев тут же становятся ледяными. Он яростно встряхивает головой и достает из кармана сложенную вчетверо карту.

— Мы сейчас здесь, за Сити, примерно в районе Ислингтона, — он наугад тычет пальцем в карту, где обозначен большой старый парк. — Нам нужно держаться севера и стараться не сбиться с пути. Когда выйдем из парка, можно найти какую-нибудь остановку и попробовать добраться в Йорк на этом, как его, автобусе.

Но на выходе из парка, оказавшись — по данным карты — в районе Барнета, они не обнаруживают ни единой живой души. В стоящих домах, почему-то в трещинах и с обрушившимися балконами, мелькают обеспокоенные лица, кое-где горит тусклый свет, и только в конце третьей улицы они встречают мужчину лет сорока, озирающегося по сторонам.

— Сэр, — Грейнджер обращается к нему первая. — Вы не подскажете, где мы можем сесть на автобус или, может быть, поезд до Йорка?

Мужчина смотрит на нее как на сумасшедшую, и от плохого предчувствия у Драко сдавливает горло.

— Вы откуда взялись-то, голубки? — мужчина рассматривает их с сочувствием. В его каштановых волосах проглядывает седина. — Не ходят автобусы, и поезда не ходят. Самолетов уже давным-давно не видели. Мир-то изменился после страшной катастрофы, теперь мы живем с маленькими братьями…

— И как они выглядят?

— Их никто не видел. Говорят, они похожи на сказочных существ и прилетели с другой планеты или вышли из лесов, где раньше прятались. Они многое умеют… — мужчина прерывается на полуслове и напряженно смотрит на небо. — Сейчас прилетят… А мы на улице! Пойдемте-ка со мной, ребята, тут недалеко. А то поймают вас — нехорошо будет.

Драко наталкивается на обеспокоенный взгляд Грейнджер и тут же согласно кивает. Драккл его знает, кто может летать — очередные докси или кто-нибудь еще опаснее. Мужчина ускоряет шаг, чуть прихрамывая на правую ногу, и, оглядевшись, подходит к полуразрушенному дому и спускается в подвальчик по сбитым ступеням.

— Пить что будете?

Драко не находится с ответом, с подозрением рассматривая бар с низким потолком, угрюмого толстого бармена с татуировкой на щеке и несколько столов с протертыми стульями.

— Чай, — опасливый голос Грейнджер раздается совсем рядом.

— Два чая и одну сливовую, Эрни, — мужчина кивает на дальний столик. — Садитесь.

— Чай? — бармен усмехается, протирая полотенцем бокал. — Ты где их откопал, Джерри? В детском саду?

Джерри добродушно улыбается, и от этой улыбки Драко мгновенно становится легче. Убивать их, кажется, пока что не собираются. А значит, можно выдохнуть и послушать, но держать палочку при себе. Он искоса смотрит на Грейнджер: ее волосы совсем распушились на ветру, щеки порозовели от легкого мороза, а пальцы так сжимают кружку горячего чая, словно в ней — спасение. Она замерзла! Но не сказала ему. Почему?

— Однажды утром мы проснулись от сильных толчков, — Джерри нюхает наливку, и Драко невольно морщится. Однажды он пробовал огневиски, чтобы перестать думать об убийстве Дамблдора, и наутро у него раскалывалась голова. — Смотрим: одни здания в трещинах, другие — обрушены, на улицах паника, сигналящие машины, а потом пришли они — маленькие братья. И объяснили, что теперь мы все будем жить в равенстве, и что эпоха неравенства ушла в прошлое благодаря какой-то там климатической или магической, что ли, катастрофе после войны, о которой никто и знать не знал. Никто из нас с тех пор не видел своих начальников. Небо большей частью желтое, иногда поднимается туман. Офисную работу практически закрыли, мы все занимаемся физическим трудом. Строим, выращиваем, таскаем материалы и так далее. Кто-то, конечно, промышляет воровством, кто-то проникает в разрушенные дома, тащит все, что можно унести, а потом продает. Это довольно опасно: за ними приглядывают, и ни воровство, ни мародерство не поощряются. На прошлой неделе вот Тома убили. Прилетели эти — застукали его да доложили Маленькому брату. И прихлопнули его.

— Эти? — переспрашивает Грейнджер настороженно. — Насекомые?

— Нет. Маленькие синие птички с жалом. Вот такие, — Джерри указывает пальцем на мутное стекло, через которое едва видно стаю веретенниц. — Сейчас почти семь вечера, наступает комендантский час. Кто остался на улице и попал в их поле зрения — тому не повезло. Меня как-то такая ужалила за нарушение порядка, потом месяц в беспамятстве пролежал.

Драко переглядывается с Грейнджер и читает в ее глазах свои собственные мысли: но ведь веретенницы безобидны! Что с ними сделали гоблины?

— Предлагаю вам остаться здесь на ночь, — Джерри залпом выпивает настойку. — Ближе к ночи на улицы вылезут хулиганы. У вас, конечно, красть нечего, кроме одежды, но девушке я бы не пожелал с ними встретиться. Сейчас все под запретом, если вы понимаете, о чем я говорю.

Слова вырываются раньше, чем Драко успевает это осознать.

— Я смогу ее защитить, — произносит он уверенно, нащупав палочку в кармане. — Не беспокойтесь.

Джерри качает головой, а Грейнджер удивленно приподнимает брови. Наверное, вспоминает, как врезала ему на третьем курсе — она сама кого угодно защитит.

— Их много. Они злые, сильные и голодные.

— Мы переночуем, — убедительно произносит Грейнджер, и Драко кажется, что в ее голосе чуть слышится смущение. — Вещей у нас с собой действительно никаких нет. Мы вырвались из Лондона, где ситуация не особо лучше, и идем к моей тете на север.

Джерри машет рукой, приглашая следовать за ним, и Драко, пропустив Грейнджер вперед, медленно поднимается вслед за ними по старой каменной лестнице, ведущей из бара наверх, в бывшие жилые комнаты.

— Пойдет? — Джерри толкает дверь в одну из комнатушек справа, и Грейнджер торопливо кивает. — Ну, тогда оставляю вас до утра. Душ работает, но с перебоями. Утром часов в восемь будет чисто, можете выдвигаться. И держитесь подальше от основных дорог. Карта есть?

— Да.

Он оставляет их одних, тихо прикрыв дверь, и Драко сразу запечатывает ее Коллопортусом. Грейнджер скидывает теплую куртку и растерянно приглаживает волосы. А потом они оба смотрят на одинокий разложенный диван с единственным одеялом. Кроме него, в комнате есть стул, треснутое зеркало в бронзовой раме и небольшая расшатанная тумбочка у двери. На окнах — пыльные серые шторы. Никаких личных вещей прошлого хозяина не осталось. Что с ним стало: умер или убит?

— Может, поставим палатку? И я переночую там, — предлагает он неловко, но Грейнджер трясет головой.

— Что, если придется бежать? Мы не успеем ее свернуть, а остаться без палатки — это конец. Просто ляжем по разные стороны и не будем переодеваться. А пока что предлагаю поужинать, я с самого утра ничего не ела.

Жадно заглатывая еду, они смотрят друг на друга с осознанием, что все их планы идут наперекосяк. Дороги опасны, транспорта нет, привычные им животные и птицы могут оказаться опасными или работать на гоблинов, магглы тоже попали в дивный новый мир равенства и единства, продуктовых магазинов вне Лондона, похоже, не существуют или их совсем мало.

— В прошлый раз мы тоже плохо и мало ели, — Грейнджер вытирает губы салфеткой. — Я помню, как мы забирали яйца из курятника, а я взамен оставляла мелочь. Проблема в том, что сейчас можно и курятников не найти. Все отнято и разделено. Мы в большой опасности, Малфой.

Драко кивает, думая о том, что сначала должен был разузнать все о мире за пределами Купола, а уже потом соваться к Грейнджер. Она вытирает треснутые тарелки мокрым платком и усердно моет их под слабой струйкой воды; на ее лице все сильнее отражаются растерянность и огорчение. Последний раз такое огорчение он видел, когда она получила у Флитвика меньше баллов, чем рассчитывала.

— Если нужно, ври, — говорит Драко невпопад, когда они ложатся по разные стороны скрипучего дивана максимально далеко друг от друга. Но он все равно слышит запах ее волос после душа: они пахнут ландышем.

— О чем?

— О том, что мы встречаемся. Так проще, и ненужные вопросы сразу отпадают.

Грейнджер громко хмыкает.

— От этой мысли у тебя не случится сердечный приступ?

— Слушай, Грейнджер, — Драко смотрит в потолок с паутинкой трещин. — Я вытащил тебя из сравнительно безопасного мира в этот кошмар с желтоватым небом, голодом и одичавшими людьми. Я в некотором роде несу за тебя ответственность.

Грейнджер некоторое время молчит, потом поворачивается к нему. Ее глаза блестят в темноте, как тогда, в холле, когда она сжимала кинжал в руке. Ее одеяло натянуто до самого подбородка, и под ним она все равно одета. Но сама ситуация — неловкая и неуютная. Если бы он мог, он бы спал на полу. Можно было бы достать одеяло из сумочки, но что, если им действительно придется бежать?

— Я сама согласилась на эту авантюру, Малфой. Не надо взваливать на себя больше, чем ты должен. Я прекрасно понимаю, что твои родители сейчас где-то проживают такую же ужасную жизнь, как и эти люди, что приютили нас сегодня. Если бы не они, возможно, нас бы уже убили. Наша задача — попробовать разобраться в том, как гоблины сотворили весь этот мир и как вернуть его в прежнее состояние. Не думаю, что это будет очень легко. Чем мы больше доверяем друг другу, тем лучше. Я не собираюсь припоминать тебе прошлые гадости, хотя многие из них были отвратительны. Я видела твое лицо в мэноре, когда меня пытали; я знаю, что ты не хотел выдавать Гарри. Мне нечего тебе прощать, Малфой. Ты запутался, а теперь пытаешься распутать клубок.

Драко несколько секунд молчит, глядя на нее искоса, потом заявляет:

— Нет никого хуже зануд, которые все знают и вечно все прощают.

Грейнджер снова хмыкает и отворачивается, накрывшись одеялом с головой. Драко же долго не спится. Ему зябко под пальто, которым он укрылся, и в конце концов он встает и надевает еще один свитер, чтобы согреться.

«Мне нечего тебе прощать».

Значит, не злопамятна. Другая на ее месте врезала бы ему по лицу при первом удобном случае. А Грейнджер, видимо, нахваталась милосердия у Поттера, а милосердие — опасно. Драко постоянно испытывает злость к самому себе: у него было все. Все! Если бы не его гордыня — сейчас он смог бы гораздо больше. У него были бы друзья. А так все, что у него есть — это расколотая душа.

Он забывается сном только перед самым рассветом, устав от воспоминаний.

Гермиона

Гермиона просыпается первой: наручные часики показывают семь утра. Она осторожно поворачивается к Малфою: тот спит, подложив руку под голову. Пальто, которым он укрылся, сползло ему на ноги, и Гермиона замечает, что он надел второй свитер.

Она подходит к окну и завороженно смотрит на желтоватое декабрьское небо. По земле ползет бело-желтый туман. Откуда эта желтизна? И если воздух меняется, можно ли будет трансгрессировать? Малфой вчера впервые использовал магию вне Купола, и за ними никто не пришел. Значит, простые заклинания не отслеживаются — это уже обнадеживает. Осталось выяснить, как обстоят дела с трансгрессией.

Удостоверившись, что Малфой все еще спит, Гермиона вытаскивает из кармана колдографию с Роном, сделанную сразу после войны. Они пошли тогда в Сладкое королевство, и Гарри сделал этот снимок фотоаппаратом Колина Криви. Ему почему-то тогда показалось важным, чтобы фотоаппарат не оставался без дела.

Сунув колдографию обратно в карман, Гермиона вытаскивает из бисерной сумочки свежую рубашку и свитер и отправляется в ванную, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Ей хочется оставаться красивой — для самой себя.

Когда она возвращается в комнату, Малфой уже сидит на диване и сонно трет глаза. Гермиона вдруг вспоминает, что он сказал вчера там, за столиком. «Я смогу ее защитить». Это прозвучало неожиданно и смело, и это совсем не было похоже на прежнего вечно ноющего при опасности Малфоя. Странно, но после тех слов ей стало немного спокойнее.

— Не мог уснуть, — Малфой встает и вешает пальто на крючок у дверей.

— Я так устала, что просто провалилась в сон, — Гермиона сосредоточенно вытаскивает стальной коробочку с хлебом и яйцами. — Наверняка разбились, так что придется сделать яичницу прямо сейчас. Пойдем на кухню; думаю, раз душ есть, то и плита должна работать.

Они доедают все до последней крошки и довольствуются кипятком, чтобы не возиться с заваркой чая.

— Может, попросим что-нибудь с собой? — предлагает Малфой, деловито заматывая шарф вокруг бледной шеи. — Можно за деньги. У них наверняка есть что предложить.

Гермиона кивает, некстати радуясь, что сейчас с ними нет Рона. Он бы ворчал весь завтрак, что яичница не соленая или сухая, что у кипятка неприятный привкус, и вообще он хочет сэндвич с тунцом, как подавали в Хогвартсе. Малфой же и слова не сказал.

— А, вчерашние заблудившиеся души, — бармен присвистывает, заметив, как они выходят с лестницы. — Желаете угоститься?

— Нет, — Малфой решительно подходит к стойке. — Мы бы хотели купить еды с собой, если у вас есть, чем поделиться. Хлеб, сыр, яйца, может быть, ветчина. Мы все возьмем и заплатим.

Гермиона нервно переступает с ноги на ногу. Она привыкла, что Рон и Гарри вечно оставались в стороне, пока она думала, что они будут есть на ужин. И просила тоже она сама — потому что «девушке не откажут».

Но Малфой берет инициативу на себя. Она не уверена, что ей это нравится, но молча протягивает ему деньги, снова заметив досаду в его серых глазах. Напоследок они еще раз сверяются с картой и уже потом выходят на улицу.

Ни души. Только слабый туман.

Оглядываясь, они торопливо идут в конец района и, пройдя некоторое расстояние по пустынному шоссе, сворачивают на лесную тропинку, бегущую параллельно. Кое-где под ногами попадается мусор, старые батарейки и части машин. Начинает сыпать мелкий снег, который спустя полчаса превращается в метель с ветром, зло дующим в лицо. Гермиона вытаскивает из кармана компас.

— Немножко отклонились от севера, — она указывает на стрелку покрытой снегом рукой в варежке. — Может, выйдем на шоссе?

— Ты ничего не слышишь? — спрашивает он в ответ, окидывая прищуренным взглядом лес за ее спиной. На его ресницах тают снежинки. — Словно за нами кто-то идет и выжидает.

Гермиона сглатывает, сердито смахивая сугроб с капюшона. Скорее бы привал! Они смогут обсохнуть в палатке и немного отдохнуть. С непривычки столько ходить у нее гудят ноги. Нужно было меньше торчать в Министерстве за столом и больше заниматься ходьбой…

— Там! — Малфой зачем-то встает между ней и неопознанной опасностью. — Что-то мохнатое. Не двигайся. Давай сделаем вид, что решили немного отдохнуть. Покажи мне карту…

Но Гермиона не успевает передать ему карту, потому что сзади раздается хруст ветки, тут же полыхает красный оглушающий луч, вырвавшись из палочки Малфоя, и что-то крупное падает на землю позади нее.

— Вампус, — изрекает Малфой мрачно, обходя животное по кругу. — Откуда тут вампус, он же только в Америке водится.

Гермиона с интересом смотрит на неподвижную огромную кошку с пушистым мехом.

— Зоопарки, — тихо произносит она. — Магические зоопарки, которые остались без присмотра. Или ее привезли на выставку. Уж слишком опасный вид, конечно. Как ты услышал?

Малфой дергает плечом. На его капюшоне тоже лежит снежная горка.

— Последние полгода постоянно прислушивался к шорохам. Мне казалось, что в любую секунду за нами придут и убьют. Научился различать шаги, шелест ветра, виды дождя и прочую ерунду.

— Совсем не ерунду, — горячо возражает Гермиона, разворачивая карту. — Я, например, ни черта не услышала и стала бы обедом для этой красавицы. Так… мы почти вышли за пределы Барнета. Вот развязка двух шоссе. Пересечем ее — и окажемся за пределами города. Видишь? Вот эта петля: нам нужно пройти между эм-двадцать пять и а-один и идти вдоль последнего.

Изредка оглядываясь, чтобы проверить, не пришел ли в себя вампус, они выходят на покрытое снегом шоссе. Им встречаются три брошенные машины, и Гермиона даже заглядывает внутрь, но не находит никаких ключей. Конечно, можно было бы попробовать завести двигатель заклинанием, но ни одно не приходит ей в голову, и она с сожалением захлопывает дверь старого пежо.

— Интересно, зачем гоблинам это нужно? — Малфой топает ногами, стряхивая снег с ботинок. — Я имею в виду формат нового мира. К чему эти сложности? Тем более с магглами.

— Такой мир проще контролировать, — Гермиона хмурится, глядя на убегающее вперед шоссе. — Кто нужно — донесет, противникам режима будет сложнее спрятаться. Когда все равны, тем, кто выделяется, труднее спрятаться, вот и все. А они получили мир озлобленных, голодных людей, которые за миску супа сдадут кого угодно. Остаются только такие, как Джерри. Но их меньшинство.

Малфой некоторое время молчит.

— Думаю, я бы стал одним из тех, кто продает знакомых за еду.

— Ты уже им не стал. Скажи, что в вашем районе не было возможности мародерствовать или работать на гоблинов, — Гермиона смотрит на него искоса. Его лицо задумчиво, а в глазах — неприязнь к самому себе. — Но ты отказался.

Малфой усмехается.

— Потому что гоблины загнали мою семью в такие условия. Если бы я не знал об этом, я, возможно, и сработался бы с ними.

Гермиона качает головой.

— А ты думаешь, никто не догадывается, кто установил новые порядки? Просто большинство может ужиться при любой власти. Приспособиться. А ты не смог, Джерри не смог, и я — не могу. Это характеризует нас как людей с другими ценностями.

Малфой смотрит на нее, проверяя, что она не смеется над ним, потом замечает:

— Очень глупых людей, рискующих собственной шкурой, когда можно было бы жить и доносить, подчиняться и исполнять. Даже не нужно думать — все решат за тебя. Кому-то такая жизнь может показаться привлекательной. Вспомни хотя бы Амбридж.

Покружив по дорожной развязке, они наконец выбирают правильное направление, сто раз сверившись с картой, и не замечают группу молодых людей, возвращающихся откуда-то с большими мешками.

— Куда торопитесь, голубки? — один из парней жадно рассматривает лицо Гермионы. — Не хотите рассказать?

Малфой тут же сует руку в карман пальто, но это не укрывается от взгляда другого парня — рослого и темноволосого.

— А, свои, значит, — он нацеливает на него палочку. — Держите цыпочку, ребята, я пока разберусь с этим. Светлые волосы, бледный и худой — дай угадаю: Малфой? Слышал я о твоем мэноре. Что, к папочке бежишь?

Гермиона пытается быстро вытащить палочку, но не успевает: варежка застревает в кармане, и ее тут же обхватывают чужие руки, а запястья обвязывают волшебные веревки. Их много: пять или шесть, и почти каждый — волшебник. Магглы и маги работают вместе?

— Тащите ее вон к той машине, парни! — рослый парень улыбается. Гермиона пытается вспомнить, где видела его лицо. — Ну что, Малфой, поиграем? Что случится первым: я тебя убью, или ты доберешься до палочки?

— Хватит глазеть, — Гермиону прижимают к машине сразу несколько рук и пытаются расстегнуть куртку. Чужие грязные пальцы касаются ее лица, треплют по щеке, забираются в волосы, постукивают по губам.

— Какой милый ротик! — искренне восхищается один из парней. — Представляю, какой он нежный и что может делать…

— И грудь моего любимого размерчика, — второй пытается залезть ей под свитер. — Я первый!

Гермиона отчаянно сопротивляется, проклиная себя за то, что не держала палочку в руке, и пытается не думать о том, что может случиться.

— Эй, парни, парни, мне тоже оставьте немного девчонки! — рослый парень оглушительно смеется, на мгновение отвлекаясь, и Малфой сразу пользуется этим моментом. Он не достает палочку. Он швыряет в парня серебряный кинжал. Гермиона только утром предложила ему положить его в карман на всякий случай, завернув в кусок полотенца словно в чехол, — и совершенно забыла об этом.

Несколько секунд все ошарашенно смотрят, как из горла упавшего парня хлещет кровь, окрашивая снег алым цветом. А потом Малфой решительно нацеливает палочку на остальных. Его лицо бледнее снега, но вытянутая как струна рука не дрожит.

— Протего! — произносит он стремительно, и три луча ударяются о невидимый щит. — Остолбеней!

Один из парней падает, но другой тут же выкрикивает:

— Авада Кедавра!

Но Малфой уходит от луча, упав в снег, и тут же посылает ответное заклинание. Гермиона мысленно признает, что он хорошо отражает заклинания, и задумывается о том, кто мог его научить. Ведь он не состоял в Отряде и не сражался с егерями и Пожирателями смерти. В конце концов, парней остается только двое, и они держат Гермиону так крепко, что у нее сдавливает дыхание. Один из них прикладывает к ее шее нож.

— Отдай палочку взамен на девчонку, — хрипло произносит он. Малфой усмехается с такой привычной высокомерностью, что Гермиона на мгновение ощущает себя в школе на уроке Снейпа.

— Ты маггл, тупица, — произносит он язвительно. — Магглы не умеют обращаться с палочками.

В этот момент Гермиона с силой ударяет парня коленом в пах; тот матерится и на мгновение отпускает ее. Малфой тут же использует эту секунду — и парень навзничь падает в снег.

— Твоя взяла, придурок, — оставшийся рыжий мародер с силой толкает Гермиону в спину, и она во второй раз больно ударяет колено, неудачно упав. — Только оставь меня в покое.

Вместо этого Малфой оставляет его извиваться на земле, применив Инкарцеро и отбросив его нож подальше. Потом он подходит к черноволосому парню и, вытащив кинжал из его шеи, долго вытирает его о снег. И только спустя несколько минут он протягивает Гермионе руку.

— Вставай, Грейнджер. Надо уходить отсюда.

Она безмолвно опирается на его ладонь, с трудом заставляя себя подняться. Малфой вглядывается в ее лицо. Искры, вспыхнувшие в его глазах, теперь угасают.

— Я же сказал, что смогу тебя защитить, — произносит он тихо. — Но ты все-таки постарайся держать палочку где-нибудь поближе. Сегодня нам дважды просто повезло.

Гермиона кивает, и они, оглядевшись по сторонам, пересекают развязку и сворачивают в лес. Барнет остается позади, а вместе с ним заканчивается и Лондон. Постепенно начинает темнеть, снег валит еще гуще, и спустя полчаса Малфой предлагает заночевать на небольшой поляне рядом с раскидистыми елями. Они достают палочки и используют все знакомые защитные заклинания, а потом быстро разбивают палатку.

Внутри еще довольно прохладно, но они зажигают специальные светильники, испускающие тепло — Гермиона купила их еще перед шестым курсом — и постепенно согреваются.

— Я не буду ужинать, — говорит она тихо. — Но выложу продукты на столик, ладно?

Малфой провожает ее обеспокоенным взглядом, но Гермиона проходит мимо него и запирается в душе. Ей кажется, что ее все еще держат те грубые и жадные руки, которые пытались нащупать ее грудь под курткой и расстегнуть брюки.

— Ничего же не случилось, — шепчет она самой себе. — Ничего не случилось.

Выйдя из душа, она сразу переодевается в пижаму, тоскливо вдыхая родной запах дома, и забирается под толстое одеяло. Страшно, что мир становится жестоким настолько внезапно, что желание выжить превращает человека в безжалостное существо, которое пытается удовлетворить лишь свои потребности. И ей еще казалось в Лондоне, что ее мир неуютный и полный ограничений. Она жила под куполом — только под куполом иллюзий. А теперь стекло треснуло.

Малфой осторожно стучится в дверь, и Гермиона неохотно отвечает:

— Что?

— Я чай принес. С ромашкой, — он заглядывает внутрь, и Гермиона кивает, разрешая ему зайти. — Если, конечно, у тебя правильно подписано, а это не какой-нибудь яд на самом деле.

Гермиона слабо улыбается и берет протянутую чашку.

— Пей давай, — Малфой садится на пустую кровать напротив и смотрит на нее выжидающе. — Я слежу.

Она пожимает плечами, но все-таки выпивает ромашковый чай. Становится теплее и спокойнее, и Гермиона устало выдыхает, пытаясь выдохнуть чувство омерзения. Пальцы у нее еще слегка дрожат, хотя она продолжает убеждать себя, что ничего не случилось.

— Отвратительный день, — произносит она устало.

— Следующие могут быть не лучше.

— Умеешь поднять настроение, — скептически замечает Гермиона, ставя пустую чашку на тумбочку. Потом добавляет, глядя в сторону: — Спасибо. Я так давно не выходила за пределы своего купола, что немного растерялась. Дико видеть, что люди могут быть такими подонками. Как-то я от этого отвыкла.

Малфой тяжело выдыхает.

— Зря. Подонки были и будут всегда. Я и сам когда-то вел себя отвратительно.

— Где ты научился так сражаться?

— Тетка учила. Думала, это может мне пригодиться. А ты знаешь, что Беллатрисе почти не было равных. Я не поверил, когда услышал, что ее убила Молли Уизли. Домохозяйка! Смешно.

Гермиона сердито поджимает губы.

— Ее убило самомнение и гордыня. Решила, что Молли может управляться только с тарелками. Правило номер один: никогда не недооценивай соперника.

Малфой равнодушно пожимает плечами.

— Я пойду. Чертовски спать хочется. Завтра лучше выдвинуться сразу, как рассветет: кто его знает, какой народ болтается у развязки дорог, а мы не так уж и далеко от нее ушли.

Гермиона смущенно смотрит на свои пальцы, сжимающие край одеяла. После пережитого ей не хочется выключать светильник, не хочется засыпать в темноте. И от этого ее охватывает непривычное ощущение, что она слабая. Что от нее прежней, которая ничего не боялась даже в ночь на второе мая, остается все меньше и меньше.

— Ты можешь остаться? — негромко спрашивает она, и Малфой сначала недоуменно хмурится, потом встает и выходит из комнаты.

Проходит несколько долгих секунд, в течение которых Гермиона борется с желанием оставить свет, и Малфой вдруг возвращается, таща на плечах одеяло и подушку. Он уже переодет в пижаму: Гермиона нашла ему старую отцовскую, которую случайно прихватила из дома давным-давно, и Малфою она слегка велика. Но выбора у него все равно нет.

Малфой палочкой гасит светильник и забирается под одеяло.

— Чувствую себя полной идиоткой, — шепотом произносит Гермиона в темноту. — Мы наложили десяток защитных заклинаний, нас сам дьявол не найдет.

Малфой шуршит одеялом, устраиваясь поудобнее.

— Бояться — это нормально, Грейнджер. Особенно когда тебя пыталась изнасиловать толпа отъявленных подонков. Поттер, кажется, сначала боялся дементоров, а потом научился вызывать патронуса. К сожалению, люди гораздо хуже дементоров, так что старайся держать ухо востро. Одними счастливыми воспоминаниями тут не отделаешься.

Гермиона засыпает не сразу. Долгое время она лежит, слушая дыхание Малфоя, и представляет, что завтра она проснется — и окажется дома, а гоблины и побег станут просто очередным кошмаром.

Драко

Он просыпается раньше, чем Грейнджер. В палатке нет окон, так что разобрать, рассвело или еще нет, невозможно. Драко скидывает одеяло и опускает ноги сразу в ботинки. Грейнджер еще спит, повернувшись к нему спиной, и он решает ее не будить. Вчера ей и так досталось. Он вспоминает ее бледное лицо в мэноре, когда ее пытала Беллатриса, но тогда Грейнджер знала, что где-то рядом находятся Поттер и Уизли.

Драко выкладывает на стол оставшиеся продукты: сыр, молоко, хлеб, ветчину и десяток яиц. Грейнджер еще прихватила хлопья для завтрака и всякие крупы. На некоторое время им должно хватить.

Он достает походную плитку, которую Грейнджер купила незадолго до их побега, и пытается ее включить. Но ничего не получается. Чертовы маггловские приборы!

— Сначала нужно повернуть вот это, — сонная Грейнджер, появившись за его спиной, указывает на что-то типа большой кнопки. — Вправо. Видишь, нарисован знак огня? А потом чиркнуть спичкой.

Она ловко разжигает плитку и ставит подогреваться ковшик с молоком для хлопьев.

— Только жаль, что надолго нам ее не хватит. Она работает на газовых баллончиках, а я купила всего пять. Они закончатся недели за полторы, а потом придется готовить на огне за пределами палатки. Зимой это сомнительно веселое занятие.

Драко не отвечает, вскрывая пачку с хлопьями, и замечает на себе внимательный взгляд Грейнджер.

— Ты же хотел выйти на рассвете.

— Тебе нужно было выспаться. Позавтракаем и выдвинемся. Где у нас ложки?

— Акцио, ложки! — Грейнджер опускает палочку в свою сумочку, и ложки выпрыгивают прямо на стол, чуть не опрокинув солонку. — Готово. И молоко подогрелось. Предлагаю завтракать.

Они молча едят, разглядывая друг друга. Здесь, наедине, за пределами Купола и города, они смотрят друг на друга иначе. У Грейнджер красная пижама с желтым карликовым пушистиком, и красный ей к лицу. Драко невольно вспоминает, что так и не разузнал, что стало после войны с Пэнси, хотя ему и не хочется с ней видеться. Впрочем, она была единственной, кто проявлял к нему внимание как к парню. Остальные девушки обходили его стороной, даже Дафна, к которой какое-то время его тянуло.

— Ты в порядке? — интересуется Драко как бы невзначай.

Грейнджер отвечает не сразу. Делает вид, что ловит засушенную клубничину в своей порции хлопьев.

— Кажется, да.

— Чем занимаются твои родители, что собирались отправить тебя в Сорбонну? — он решает сменить тему. В конце концов, он действительно не знает никаких подробностей о Грейнджер.

Она сосредоточенно насыпает в миску еще хлопьев.

— Стоматологией. В мире магов это примерно равно квалифицированным сотрудникам Мунго или Министерства.

— Так у них много денег?

— Достаточно.

Драко присвистывает, и Грейнджер сразу строит язвительную гримасу.

— Что, внезапно стала интереснее в твоих глазах?

— Внезапно появился еще один знак вопроса после слов «Зачем тебе Уизли».

— Я не оцениваю людей по деньгам, Малфой, — она сердито погружает ложку в хлопья. — Как ты видел вчера, деньги можно украсть и отнять. И вообще, это совершенно тебя не касается. Ты вроде бы встречался с Паркинсон, которая не сказать чтобы разбрасывалась галлеонами.

Драко молча поднимается и раскладывает на столе карту. Действительно: почему Грейнджер выбрала Уизли и упрямо защищает свой выбор — его не касается. И объяснять ей, что дело не в деньгах, тоже бесполезно. Но ведь мужчина должен что-то предложить. Что-то надежное. А у Уизли ничего нет, совсем.

— Попробуем сегодня дойти до Стивениджа. Понятия не имею, что там находится, но на карте он выглядит как маленький городок.

— И сколько нам идти? — Грейнджер вытирает миски салфетками и складывает их в отдельный мусорный пакет.

— Часа четыре или пять. Я предлагаю попробовать трансгрессию, — он складывает карту и прячет в карман, и Грейнджер согласно кивает. — Если нас заметят, попробуем отбиться, так что держи палочку в руке.

Трансгрессия не работает. Они пробуют крутануться несколько раз, взявшись за руки, но ничего не происходит. Воздух кажется очень плотным и чужим, и Грейнджер предполагает вслух, что в нем тоже содержится своего рода магия, из-за которой перемещения стали невозможными. Им ничего не остается, как продолжать путь пешком. Снег, выпавший вчера, сегодня тает, и под их ботинками постоянно чавкает грязь, перемешанная с осенними листьями.

— Что бы ты подумал, если бы твоя девушка внезапно убежала с другим парнем спасать мир? — Грейнджер напряженно смотрит под ноги, и Драко вздыхает. Черт. Задел за живое, значит.

— У меня нет девушки. А Паркинсон бы в пекло не полезла.

— А ты представь, — упорно произносит она, и Драко закатывает глаза.

— Допустим, я бы подумал, что, во-первых, она мне не доверяет, раз не посвятила в свои столь важные планы. Во-вторых, подумал бы, что у нее появился роман на стороне, а я его прохлопал. Ну и третье: решил бы, что я недостаточно хорош для того, чтобы меня брали с собой спасать мир — или пожалели. Ни то, ни другое девушку не красит. Особенно жалость к здоровым мужчинам, которые вполне способны постоять за себя.

Лицо Грейнджер сразу становится темнее тучи, и Драко догадывается, что она думает о том же, о чем и он. Да, у него нет девушки и, наверное, никогда не будет. Кто захочет быть с человеком, которого выкинули на окраину жизни?

— Мне кажется, что гоблины сами не до конца контролируют этот мир, — Драко торопится сменить тему, потому что если Грейнджер останется не в духе — хорошего не жди. — Такое ощущение, словно они сами что-то упустили и пытаются удержать. Ты представь, сколько энергии или магии нужно для одного Купола. Для взаимодействия с докси и веретенницами. И желтое небо — зачем им желтое небо?

Гермиона пожимает плечами, но ее карие глаза из грустных становятся задумчивыми.

— Все зависит от того, как они изменили мир. Это мог быть магический артефакт. Или особое групповое заклинание. А может быть, набор рун и заклинание. Или коллективная магия домовиков и гоблинов, в результате которой что-то пошло не совсем так. Тут можно бесконечно гадать, Малфой, а нам нужны конкретные ответы.

Они снова выходят на шоссе: ненадолго, чтобы убедиться с правильностью направления и немного передохнуть от лесных тропинок. А1 — трасса узкая и незагруженная, обычно здесь ездят жители местных городков или путешественники, направляющиеся на север. Сейчас на ней — никого.

— Малфой, — Грейнджер вдруг дергает его за рукав. — Там, впереди… Это же бундимуны… Целая армия бундимунов.

Драко торопливо запихивает карту в карман и достает палочку. В любой другой ситуации он бы рассмеялся и заметил, что бундимуны не страшнее лукотрусов, разве что пакостнее. Но теперь он уже готов к тому, что они внезапно превратятся в убийц. А потом он видит поднимающийся за ними столб желто-зеленого тумана.

— Бундимуны бегут от тумана, — взволнованно произносит Грейнджер. — Слышишь? Они даже пищат от страха. Что, если туман отравлен? Куда мы денемся? Нам некуда бежать. Может быть, применить заклинание головного пузыря?

Драко лихорадочно оглядывается по сторонам и вдруг замечает впереди, на обочине, брошенную белую машину.

— Скорее, — он хватает Грейнджер за руку и тащит за собой. — Заклинание пузыря — отличная идея. Не уверен, что двери захлопнутся абсолютно герметично. Ты помнишь, как его накладывать?

Грейнджер ловит ртом воздух.

— Я читала в одной книге на четвертом курсе, — сообщает она авторитетно. — Надеюсь, смогу повторить.

Они одновременно хлопают дверцами: Грейнджер садится на место водителя, Драко с опаской устраивается на пассажирском сидении и терпеливо ждет, пока Грейнджер, закрыв глаза, шепотом перебирает самые странные названия. Волна семенящих бундимунов уже достигает машины; они идут мимо, страшно вращая маленькими желтыми глазами. Туман ползет вслед, причудливо клубясь.

— Грейнджер…

— Вспомнила! — он впервые за все шесть дней видит такую радость на ее лице. — Пустула пура!

Большой кристально чистый пузырь облекает их головы, как маггловский шлем. Как раз в это мгновение туман зловещим облаком окутывает машину, и видимость полностью исчезает.