Исполнить обещанное (гет)

Свет звезд потух, пропел петух,

Но полночь не ушла;

Над головой во тьме ночной

Сходились духи зла,

Да ужас, разевая пасть,

Смеялся из угла.

(Оскар Уайльд "Баллада Редингской тюрьмы")

В Азкабане ночью царит непроглядная тьма, особенно зимой. Дементоры, шелестя черными плащами, плывут, не касаясь пола, распространяя ледяной холод, пробирающий до костей. Они заглядывают в камеры узников, принюхиваясь, прислушиваясь и жадно проглатывая малейшие крупицы радости из прошлой жизни, мелькающие в снах заключенных. Да и редко кому здесь удается заснуть по-человечески, большинство просто периодически впадают в состояние полусна, полубреда, и, ненадолго очнувшись, снова проваливаются в беспамятство.

Рабастану Лестрейнджу в эту ночь совсем не спалось. Он думал об отце и матери, которых никогда больше не увидит. Рабастан зажмурился и попробовал представить себе их лица, родительский дом — но в памяти всплывали только смутные очертания фигур, а вместо дома почему-то представлялись развалины. Он встал с узкой и жесткой койки, прошел несколько раз по камере от двери до стены с маленьким окошечком и почувствовал головокружение. Может быть, он заболевает? Холодно. Как же холодно... И пить хочется — хорошо, что хотя бы вода в кружке, стоящей возле койки прямо на полу, всегда есть. Он сделал несколько глотков — вода чуть-чуть отдавала затхлостью и ржавчиной. Подошел к зарешеченной двери, вгляделся в густой сумрак, прислушался. Кто-то хрипло застонал, кто-то всхлипнул во сне. Все было как всегда, и даже Блэк не выл и не скулил, как часто бывало в последнее время — похоже, кузен Беллы окончательно сошел с ума, а значит, недолго ему осталось... А совсем недавно дементоры вынесли из камеры Барти Крауча — тело, накрытое с головой черным плащом.

Дементоры, услышав шаги Рабастана, наползли со всех сторон, угрожающе приблизились к нему, втягивая воздух с заунывным свистом, от которого леденела кровь. Теперь они не уйдут до самого утра, когда лучи бледного северного солнца ненадолго осветят его камеру. Басти хотел было отойти от двери и снова лечь, но, бросив взгляд на койку, он увидел — или ему показалось? — что там кто-то сидит, отвернувшись к стене. И ему очень не хотелось, чтобы этот кто-то повернулся к нему лицом...

"Нет там никого, это просто игра теней в лунном луче", — подумал он, сжав кулаки и прикусив губу до боли, и заставил себя снова посмотреть туда. Конечно, койка была пуста, но все равно Рабастан был не в силах сделать ни шагу в ту сторону. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, утирая со лба холодный пот и стараясь унять сумасшедшее сердцебиение.

Дементоры его не то чтобы не пугали — он старался лишний раз не глядеть на них — но парализующего ужаса, как в первые недели, уже не было. Стражи Азкабана без приказа не нападут, он знал это. А человек, в конце концов, ко всему привыкает, даже к кошмарам — если он не сходит с ума, то просто притупляются все чувства. Так случилось и с Рабастаном — ему казалось, будто он уже умер, однако осознает все, что с ним происходит, и даже чувствует, как его тело разлагается, распадается... По ночам, в полной темноте, он отчетливо ощущал, как по нему ползут черви, вгрызаясь в плоть, в мозг, подтачивая кости. Конечно, никаких червей тут не было, и вообще Басти был жив и понимал это — однако порой он думал, что лучше и правда быть мертвым.

Но почему же сегодня так живо, так ясно вспомнились родители? Не случилось ли с ними чего? Даже если и случилось, им с братом никто не скажет — дементоры не разговаривают, а вести с воли до заключенных не доходят. Здесь не разрешены ни письма, ни передачи, ни свидания. Узники вычеркнуты из мира живых.

Здесь, в тюрьме, память все время возвращала Рабастана к тому дню, когда они вместе с братом, невесткой и юным Барти Краучем решили сами выяснить, что же произошло с Повелителем. Сначала эта мысль пришла в голову Белле, которая после исчезновения Темного Лорда все больше и больше напоминала сумасшедшую. Барти ее с энтузиазмом поддержал. Если бы Руди отказался участвовать, то Белла и Барти пошли бы и без него. А если пошел Руди, то и Рабастан не мог остаться в стороне.

Они выбрали Лонгботтомов, потому что молодые авроры были близки и к Краучу, и к Дамблдору, а значит, с большой вероятностью могли что-то знать. И добраться до них не составляло особого труда. Барти помог им похитить Фрэнка — просто подкараулил его на выходе из Министерства и, отведя в сторону, заговорил с ним. Фрэнк ничего не заподозрил — он ведь знал отца Барти, — и тут к ним подошел Рудольфус. Оглушив аврора Ступефаем, они вместе перенесли его в уединенный заброшенный дом на берегу моря, неподалеку от Плимута, где их ждали Белла и Рабастан.

Приведя аврора в чувство, предварительно забрав его волшебную палочку, приступили к допросу. Отвечать Лонгботтом отказался наотрез, грубо выругавшись в адрес Беллы — впрочем, никто и не ожидал, что он что-то расскажет добровольно. Простая легилименция тоже была бесполезна, как и Империус — авроров учили окклюменции, а Лонгботтомы были одними из лучших. Однако хорошо известно, что боль не только развязывает язык, но и ослабляет окклюментные барьеры — чем и пользовались во все времена дознаватели.

Белла, направив палочку на Фрэнка, закричала: «Круцио!». Рудольфус, глядя в глаза связанному и дергающемуся от боли аврору, пытался заглянуть в его сознание. Рабастан стоял рядом с палочкой и флаконом наготове, чтобы заключить в него мысли Лонгботтома, когда он уже не сможет сопротивляться. Барти сидел поодаль, сжимая руками виски и дрожа всем телом.

Через некоторое время Белла устала, по ее лицу стекал пот, на щеках горели красные пятна, а руки тряслись. Ее сменил муж — теперь он пытал аврора, а Белла старалась проникнуть в сознание пленника. Сначала Рудольфус был аккуратен и старался не причинять лишней боли, но когда Лонгботтом насмешливо сказал: "Лестрейндж, а зачем тебе-то искать Волдеморта, рогоносец? Или ты без него и с бабой не справишься?", он вложил в заклятие всю силу своего гнева, стыда и отчаяния. Фрэнк задергался и захрипел, на губах показалась пена. Белла повисла на руке Рудольфуса: "Осторожно, не надо так, ты же убьешь его... И он уже ничего не скажет...", но он отстранил жену и, не сводя с аврора тяжелого взгляда, продолжал держать заклинание.

После Рудольфуса настала очередь Рабастана, потом снова Беллы. Барти неуверенно предложил свою помощь, но Белла, взглянув на его перекошенное, мокрое не то от пота, не то от слез лицо, махнула рукой: «Да какой от тебя толк, у тебя же руки дрожат, ты не сумеешь…» Когда Лонгботтом взмолился: "Хватит!", Белла опустила палочку и приблизила свое лицо к лицу аврора, словно не желала упустить ни слова из его признаний. Но Фрэнк, задыхаясь, с трудом выговорил: "Никто не знает, куда он пропал... Никто не видел... Он убил Поттеров и исчез..." Белла прошипела в ответ: "Лжешь! Темный Лорд не мог ни с того ни с сего исчезнуть! Что с ним сделали? Где он?" и опять попыталась проникнуть в мысли Фрэнка, который вновь начал осыпать Темного Лорда ругательствами и проклятиями, чем еще больше разозлил ее. В конце концов Фрэнк сорвал голос, из носа у него текла кровь, волосы на голове слиплись от пота, а мантия была насквозь мокрой.

Барти уже давно неподвижно сидел в кресле, лицо у него позеленело, а руки, которыми он то закрывал лицо, то затыкал уши, ходили ходуном. Рабастан тоже молил всех богов, чтобы все это поскорее закончилось. Но Лонгботтом все не поддавался, держась на одной лишь чистой ненависти.

Рабастану хотелось все бросить и бежать прочь из этого дома, у него самого уже руки тряслись от нервного напряжения, и в то же время в душе поднималась ненависть к упорно сопротивлявшемуся Фрэнку, который так и не сказал им ничего.

Но вот из виска Лонгботтома потянулась серебристая ниточка. Защита была сломана. Басти торопливо собрал воспоминания аврора своей волшебной палочкой во флакон и закупорил его. Посмотрев на жертву, он ужаснулся — взгляд Фрэнка был совершенно бессмысленным, из полуоткрытого рта стекала слюна, и он улыбался безмятежной улыбкой идиота — очевидно, его доконала не столько пытка, сколько грубая легилименция, Белла просто взломала его блоки и щиты (1). Теперь сознание Фрэнка было полностью открыто, но, как они вскоре убедились, там не оказалось того, что они хотели знать.

Просмотрев в Омуте Памяти обрывочные воспоминания, которые удалось извлечь у Лонгботтома, они впали в уныние. Ясно было только то, что тела Темного Лорда на месте убийства Поттеров не нашли, его палочка тоже пропала. В Англии его нет, в Аврорате считают, что Лорд мог скрыться и за границей. И это было все.

— Ну, хотя бы можно с уверенностью сказать, что Повелитель жив… — дрожащим и хриплым голосом произнесла Беллатрикс.

Рудольфус, бледный как полотно, ничего не ответил жене. Басти прикрыл глаза, мечтая только об одном — скорее попасть домой, выпить целую бутылку огневиски и заснуть. Так, чтобы не просыпаться по меньшей мере сутки… Барти так и сидел в кресле в полуобморочном состоянии.

Белла вынула из кармана мантии флакон с тонизирующим зельем, отпила пару глотков сама и протянула мужу. После старшего брата отхлебнул зелья и Рабастан, а потом и Барти. На Басти зелье подействовало странно — его по-прежнему трясло, но уже не от усталости, а от бешенства, которое он едва мог сдерживать.

— Может быть, его жена знает больше… — произнесла Белла уже более спокойно. — Алиса… Она тоже в Аврорате служит.

— Есть ли в этом смысл, Белла? — глухим голосом спросил Рудольфус. — Что Алиса может знать такого, чего не знает ее муж?

— Я не верю, что Повелитель вдруг взял и исчез! — выкрикнула Белла. Она совершенно обезумела от горя. — Может быть, мы что-то не так сделали... и стерли воспоминание...

Ее муж мрачно пожал плечами и поднялся с места. Оказалось, что с того момента, как они похитили Лонгботтома, прошла целая ночь и наступило утро. Барти и Рудольфус отправились за Алисой. Они встретили ее возле ее дома. Молодой человек, заикаясь, сказал женщине, что с Фрэнком случилась беда, и Алиса без вопросов пошла за ним, и тут же была обездвижена Рудольфусом и перенесена в тот же дом. Все повторилось, как, бывает, повторяется страшный сон — снова и снова. И хочешь проснуться, и не можешь… Вскоре Басти действительно стало казаться, что ему снится какой-то бесконечный и бессмысленный кошмар, и самого себя он видел и слышал словно со стороны, как будто чужая рука направляла палочку и чужой, неузнаваемый голос повторял: "Круцио! Империо!"

Алиса продержалась даже дольше Фрэнка. Ее мучители и сами уже выдохлись. И результат был таким же — ничего нового.

Оставив своих жертв и бросив рядом их палочки, они вернулись в дом Рудольфуса. Там Рабастан наконец-то напился — наполовину опустошил бутылку огневиски, прямо из горлышка, — но совсем не опьянел. Рудольфус молчал, по-прежнему мертвенно-бледный. Барти ушел в ванную и не выходил оттуда полчаса, если не больше. А Белла разрыдалась. Руди принес жене успокоительного зелья, она отмахнулась, флакон упал и разбился. Тогда Басти предложил ей огневиски — Белла, сморщившись, выпила полстакана и с безнадежной тоской тихо произнесла, глядя в сторону, как будто обращалась к кому-то невидимому:

— Если он жив, почему же он не дает о себе знать? Метка же не исчезла, только поблекла…

— Возможно, он лишился магической силы, — предположил Рудольфус.

— Как это может быть? — Белла снова зарыдала. — Идиоты… они радуются, что Повелитель исчез, они думают, что он погиб… Чему радуются? Скоро грязнокровки все заполонят, предатели откроют наш мир магглам... И тогда всему конец...

В комнате повисло тяжелое молчание, все трое замерли, словно боясь пошевелиться. И вздрогнули, когда дверь отворилась и вошел Барти — все еще зеленовато-бледный и изредка всхлипывающий, он примостился на краю дивана, зажав между колен дрожащие руки.

— Послушай, Белла… — заговорил Руди. — Мы сделали ошибку — оставили Лонгботтомов в живых.

— Да они теперь уже ничего не скажут, — махнула рукой Белла. — И не жалей их… — резко прикрикнула она на шмыгнувшего носом Барти. — Знаешь, сколько наших они в Азкабан посадили? А скольких убили? Поделом им…

Барти бросил на нее испуганный взгляд, съежился и забился в угол дивана. Рудольфус, подойдя к юноше, положил ему руку на плечо и слегка сжал.

— Никто с этим не спорит, Белла, — терпеливо ответил он жене. — Но надо довести дело до конца. Не стоило оставлять их в таком состоянии. Для нас лучше, чтобы они были мертвы... — Рудольфус поморщился и добавил: — Да и для них тоже. По крайней мере, я бы на их месте предпочел смерть. Басти, — повернулся он к брату, — сейчас Барти придет в себя, и мы с тобой отправимся туда... и сделаем все.

Басти кивнул — ему не хотелось никуда идти, камнем навалилось тупое безразличие, казалось — приди сейчас за ним авроры, он и не станет сопротивляться... Но Рудольфус был прав. Барти, наконец успокоившийся, когда Рабастан заставил его проглотить немного огневиски, был оставлен с Беллой. А братья аппарировали в тот дом около Плимута.

Но они опоздали — еще хорошо, что аппарировали не к самому дому, а чуть поодаль, так что успели увидеть темно-бордовые мантии авроров — и немедленно возвратились обратно.

Через несколько дней Лонгботтомы назвали их имена… Они были невменяемы, но им поверили.

В Азкабане Рабастан снова и снова переживал события тех двух дней, снова слышал чередующиеся заклятия Круцио и Легилименс, крики жертв, а потом — тихий смех и нечленораздельное бормотание безумцев, от которых кровь стыла в жилах... А сегодня нахлынула такая острая, непереносимая тоска по родителям... И почему-то он был уверен, что они мертвы...

Как же долго длится ночь…

— Басти! Рабастан! Что с тобой?

Рабастан очнулся от голоса брата. Уже, оказывается, рассвело. А он, видно, так и провел остаток ночи, сидя на полу возле двери. Теперь у него болит спина, правую ногу свело судорогой, а по щекам текут слезы…

— Руди… Я в порядке, — он всхлипнул. — Просто, знаешь… я сегодня все думал о родителях…

В последний раз братья видели мать перед арестом, а отца — в зале суда, когда он подошел попрощаться с ними. Отец им сказал, что мама себя не очень хорошо чувствует.

Рабастан услышал, как тяжело вздохнул Рудольфус. Он сидел в соседней камере, братья не видели друг друга, но могли переговариваться. А напротив Руди была камера Беллы, которая держалась на удивление стойко и вселяла в своих товарищей по несчастью — нет, не надежду, а просто стремление не поддаваться подкрадывающемуся безумию…

Чуть подальше сидел Долохов, который тоже до сих пор не сломался. Если Беллу, видно, поддерживала ее вера в возвращение Темного Лорда — она верила в это наперекор всему, — то у Антонина были свои якоря, которые и спасали его разум от распада. Он читал наизусть по-русски стихи. Вот и сейчас из его камеры слышалось:

Наедине с тобою, брат,

Хотел бы я побыть:

На свете мало, говорят,

Мне остается жить!

Отца и мать мою едва ль

Застанешь ты в живых...

Признаться, право, было б жаль

Мне опечалить их;

Но если кто из них и жив,

Скажи, что я писать ленив,

Что полк в поход послали,

И чтоб меня не ждали. (2)

Примечания:

(1) Я полагаю, что Лонгботтомы сошли с ума не столько из-за Круцио (от пыток скорее наступила бы смерть от болевого шока, чем потеря разума), сколько от насильственной и грубой легиллименции. Белла и ее соучастники сделали с ними то, что сделал Лорд с Бертой Джоркинс — взломал ее память, извлек оттуда все нужные ему сведения, после чего она "ни на что не годилась", и убил ее.

(2) Отрывок из стихотворения М.Ю.Лермонтова.