Novice (джен)

Хиггс превзошел сам себя. Утром первого сентября он ввалился в аптеку, широко улыбаясь и таща за собой странный сундук.

— Что это? — Нэт с полуночи не спал, чуть не приплясывая на месте от нетерпения, и к заре уже порядком утомился.

— Это тебе, от нас с Филом. Надо же тебе вещи в чем-то нести.

Сундук ни разу не был похож ни на один из виденных Нэтом ранее — во-первых, он был не деревянный, а из какого-то незнакомого материала, зачем-то оббит черным брезентом, и было совершенно непонятно, как он открывается.

— Смотри внимательно, — Хиггс с видом фокусника потянул за металлический замочек и расстегнул свой подарок. Внутри тоже оказалась ткань.

— Это так, что ли, выглядят маггловские кошельки?

— Взял с вокзала. Прикинь, там каждый день кто-нибудь забывает багаж. И к тому же — этот можно возить за собой.

Приглядевшись, Нэт заметил с одной стороны два маленьких резиновых колесика. Ручка, правда, у «сундука» тоже почему-то была резиновая.

— Это… Просто здорово, Хиггс, — ответил он, не зная, куда деться от смущения, — обещаю привезти чего-нибудь этакого из школы. Если меня, конечно, не линчуют там, как грязнокровку.

— Брось. Ты в этом тряпье, лягушками пропахшем, на грязнокровку похож не больше, чем я. Скажешь, подарок. В конце концов, всегда можно трансфигурировать во что-нибудь поприличнее, просто из нас никто не умеет. Так что, это ты сам.

Довольный Хиггс устроился на табурете, глядя, как Нэт тренируется расстегивать молнию. Тот был счастлив. Даже маггловская кошелка с колесиками лучше холщевого мешка (из-под шиповника!), назначенного для той же цели стариком Балтазаром.

— Знаешь, они, конечно, говорят, что несовершеннолетним колдовать нельзя, вне школы и все такое, но когда вернешься, я тебя сведу с одним умельцем — он в два счета регистрацию снимет.

— Хиггс, это ж Олливандерова палочка. Он их в лицо все помнит.

— Ну а вдруг придется защищаться? Такие времена. Не успеешь оглянуться, как сам знаешь. Надежней без регистрации.

В словах Хиггса была доля правды, но думать о тревожном и далеком будущем совсем не хотелось. Вместо этого Нэт принес с кухни хлеб и остатки простокваши и они позавтракали, обсуждая предметы, которые Нэту придется изучать. Его почему-то беспокоила астрономия. Он представил, как устанавливает свой хромой телескоп времен Великой Армады и ни черта в него не видит. А потом учитель, сдвинув брови, указывает на дверь… В его воображении преподаватели школы были вроде тех древних богов, что попадались травникам в странствиях — мстительными и безжалостными, как сама судьба.

Дед продержал его дома до самого обеда. День выдался суетной — и пара лишних рук в аптеке пришлась весьма кстати, так что, когда Балтазар вытащил изнывающего от нетерпения внука на улицу, уже начинало темнеть. Они привычно крутанулись на месте (Нэт вцепился не столько в дедову руку, сколько в свой сундук, куда телескоп так и не влез, а был веревкой примотан сверху), но — к обоюдному удивлению, очутились не в деревне, а в самом настоящем лесу.

— Старый лунатик, — буркнул дед, оглядываясь и ставя внука на ноги.

— Где мы, сэр? — Нэт уже начал бояться, что, пропустив поезд, в школу он не попадет совсем. Может, это вообще была изощренная шутка? Может, сейчас выйдет кто-нибудь, и вернет им ответное письмо с извинениями?

— Запретный лес. Это все директор. Наставил барьеров, как от волков. Ничего не поделать, пойдешь пешком. Хогсмид там, — Балтазар указал длинным пальцем в просвет между деревьями, — а меня в этой деревне не очень-то и ждут.

Нэтан растерянно огляделся.

— Чего стоишь? Иди в свою школу. Пришлешь письмо, куда определился.

— Письмо? — удивился Нэт, представив, как уговаривает сову сунуться в Лютный переулок.

Потом в голове щелкнуло:

— А куда я должен определиться?

— Ты вообще все мимо ушей пропускаешь? Сейчас, конечно, восемьдесят первый, а не пятнадцатый, но сомневаюсь, что там что-нибудь меняли. Четыре факультета — Хаффлпафф с Рэйвенкло и Гриффиндор со Слизерином. И не ввязывайся в разборки. А главное — держись подальше от Дамблдора и его гвардии.

— Что за гвардия?

Балтазар фыркнул.

— Гриффиндорская гвардия его. Слышал, надеюсь, про Прюэттов и МакКиннонов?

Про этих Нэт слышал. И про то, как школьники вчерашние с палочками наперевес против Гриндевальдовых ветеранов выходят, а потом над этими юными героями Темная метка со змеей колышется. Себе он такой судьбы не желал.

— К тем, другим, тоже не примазывайся. Еще неясно, чья возьмет. Помни, чему я тебя учил. Хорошему зельевару при любой власти дело найдется.

Балтазар замолчал. Больше ему сказать было нечего. Поэтому он просто отвернулся и аппарировал прочь, почти беззвучно. Нэт еще немного прислушался к эху, а потом побрел в сторону деревни, волоча за собой пожитки. Все-таки дед о нем беспокоился. Пусть и самую малость, пусть даже не посмотрел. Но Нэт взгляды не считал, он приучен был видеть заботу в другом.

Хогсмид встретил его задвинутыми ставнями и моросящим дождем. На главной улице не было прохожих — а в лавках посетителей. Разумно предположив, что станция впереди, Нэт пошел прямо, огибая лужи. Из одного только заведения доносились голоса и веселый посудный звон — оно называлось «Три метлы» и, очевидно, предназначалось для богачей, не жалевших галлеонов. «Свиные ребрышки — всего шесть сиклей!» — гласило меню в окошке. Нэт снисходительно улыбнулся. На шесть сиклей можно месяц есть, если не особо разборчив.

Но, хоть чувствовать себя мудрее, чем другие (и чем ты есть на деле), было приятно — это, увы, не спасало от дождя. Скоро мантия прилипла к плечам, а волосы — ко лбу, норовя залезть в глаза. Хорошо, станция оказалась ближе, чем он рассчитывал, а на пустой платформе красовался большой деревянный навес. Пристроив под него свои вещи и усевшись сверху на сундук, Нэт принялся краем домашней мантии вытирать телескоп. Судя по всему, он прибыл слишком рано. Никого еще не было.

Часа через два, когда, окончательно продрогший и голодный, уже не мог читать в темноте, кто-то, наконец, подкатил — но не со стороны деревни. Заслышав копыта, Нэт вскочил, выхватив зачем-то палочку, но в подъехавшей карете никого не оказалось. Только запряженный в нее фестрал хлюпал крыльями.

— Эй, а ты тут что делаешь? — окликнул со спины громовой бас.

Обернувшись, Нэт увидел самого Хагрида, с фонарем в руке. Полувеликана в Лютном неплохо знали, после разборки с одним чудаком, сбывшим ему просроченный репеллент. Хоть лесничий и оказался немного ниже, чем Нэт себе представлял, заросшее дикой бородой лицо могло напугать кого угодно.

— Я это, в школу… — осторожно ответил Нэтан, борясь с желанием бросить все и бежать. Но глаз не закрыл. Он был уже не маленький.

— А чего не на поезде? Из местных, что ль?

— Дед меня привел, — не было никакого желания объяснять, что на поезд не нашлось денег, — я в первый раз!

— Первокурсник, — оттаял Хагрид, вешая фонарь на крюк, — значит-ца поплывешь в лодке. А в каретах остальные едут, кто старше.

— Это ручные фестралы у вас, что ли? — осмелился Нэт, видя, что никуда его не прогоняют, и подошел поближе к скелетообразной лошади. Та потянула нос к его ладони, втянула запах ноздрями. Нэт улыбнулся в полном восторге. Он про фестралов только читал, и не думал, что увидит так скоро.

Хагрид грустно посмотрел на них и вздохнул.

— Ручные… Видишь их, значит. Время нынче такое, малые дети и те… — не договорив, он принялся зажигать фонари, висевшие у дверцы каждой кареты.

— Что ж тебя, одного-то, оставили?

— Дед занят. А я и сам, — уверенно заявил Нэт, поправляя сбившийся фонарь.— Я вам помогу, ладно?

— Поможет он. Звать-то тебя как?

— Нэтан Баркер.

Хагрид кивнул, но ничего не сказал. Минут через пять дождь закончился, и только лужи блестели желтым светом. От фонарей на станции стало теплей.

— Вот что, Нэтан, ты бы переоделся, что ли. Положено-то в форме. Забирайся в одну из этих, поезд будет скоро.

Внутри кареты было сухо и тепло, и Нэт едва устоял, чтобы не свернуться калачиком и не задремать. Зачем какие-то лодки? Он уже порядком устал, на станции под дождем выспаться было трудно. Кое-как приведя себя в порядок и свернув мокрую мантию, выбрался наружу — Хагрид уже пристраивал его «сундук» на крышу соседнего транспорта.

Где-то вдалеке слышен был тревожный гудок и шум колес. Прибывал Хогвартс-экспресс.

Красный лупоглазый паровоз, шипя, остановился у края платформы. Из вагонов высыпали дети и подростки, все в черных мантиях и шапках, возбужденно переговаривавшиеся между собой. Моргана и Гештинан, как их было много! Нэт чуть было не спрятался в кусты — но, пересилив себя, смешался с толпой. Рука судорожно сжимала палочку — зачем, он, как и раньше, сам не знал, но так было спокойнее.

— Первокурсники! Все ко мне! Сюда! — громыхнул Хагрид, и самые младшие школьники неуверенно потянулись в его сторону. Остальные провожали их улыбками.

Лодки уже ждали на пристани — в них даже весел не было, и Нэт почти повернул обратно к каретам, уж он-то знал — глупо доверяться посудинам, которыми даже не знаешь, как управлять. Но никто больше не испугался — дети доверчиво усаживались в утлые скорлупки, не переставая болтать. Те трое, с которыми устроился он, вовсю пялили глаза — на Хагрида, на озеро, на вереницу огней, двинувшихся вдоль берега по дороге. В конце концов, они уставились и на него.

— Ты, наверное, ехал в другом вагоне? — спросила курносая девица, у которой из-под шляпы выбивались желтые кудряшки. — Я Сьюзан Филпс.

— Нэтан, — ответил Нэт, смерив взглядом ее и остальных — двух плотно сбитых мальчишек с румяными физиономиями, — Баркер. Очень приятно.

Ему было вовсе не «очень приятно». Но так, кажется, принято?

— А я Дик Уотер, — добавил тот мальчишка, что покрупнее, и протянул руку для знакомства. Рука у него была мягкая и горячая.

— Клаус МакЛагген, — гордо закончил третий, поднимая бровь. — Не слышал про Баркеров.

Нэт с трудом сдержал смешок. Этот набитый индюк, наверное, всем кого встречал, делал такие же замечания. Вот какое ему дело до чистоты крови тех, с кем он раскачивается в лодке посреди глубокого черного озера?

— Не слушай его, — перебила Сьюзан, — представляешь, Дик вообще из семьи магглов.

— Только недавно узнал, что поеду в Хогвартс. До сих пор не верится, — глупо ухмыльнулся тот, приглашая всех поудивляться своей удаче. Нэт, не смотря на то, что и сам не верил, что попал в этакую сказку, предпочел держать язык за зубами. Не было ничего хорошего в том, чтобы выдавать всю правду незнакомцам.

— Я должен был поехать в Дурмстранг, но тут как раз закрыли границы. Папа был ужасно недоволен, — сообщил МакЛагген. Судя по лицам остальных, все, кроме Нэтана, об этом уже знали.

— А меня мама не хотела отпускать. Эти нападения на людей, постоянно кто-то пропадает! Но, конечно, в Хогвартсе с нами ничего не случится, ведь там Дамблдор, — заверила Сьюзан присутствующих, переходя на шепот, — а его боится даже Сами-знаете-кто.

— Мой папа говорит, что скоро Пожирателей Смерти поймают, потому что теперь аврорам можно применять непростительные заклятья, — просветил всех МакЛагген, но Нэта и тут его важное лицо не впечатлило.

— Авроры применяют непростительные с февраля, — тихо заметил он. — Успех что-то не очевиден.

Здоровый скептицизм поддержки не нашел — все как-то стихли. МакЛагген бросал на него косые недовольные взгляды, но не знал, что сказать.

Нэту так было даже проще. Он любил молчать — обдумывая то, что приходило в голову, связывать вещи совсем не связанные, и распутывать длинные клубки, которые получались в памяти из случайно оброненных кем-то слов, жестов, деталей. Это было интересней — куда интересней, чем говорить самому. Еще он хотел присмотреться к Дику, который из магглов. Первый раз такого видел. Но почему-то, тот казался точь-в-точь, как и остальные, размахивавшие шапками на станции — круглолицые дети, вечно выпрашивавшие у родителей мороженное в Косом переулке. Совершенно не похож на тех опасных простецов, что, по словам деда, всегда рады ударить волшебника в спину.

Плыли они довольно долго, даже стали замерзать. Нэт поднял глаза, впиваясь взглядом в темноту — и захолонуло в груди.

— Вот это да! — пискнула девочка, нарушая тишину.

Словно паривший в воздухе, к ним медленно приближался огромный, сияющий окнами замок. Дик и Клаус раскрыли рты — да что там, Нэт и сам едва удержался. И дело было вовсе не в стройном отражении, ни в высоких башенках и крутых стенах. Он чувствовал себя мошкой, попавшей в водоворот. Магия, окружавшая место, к которому они двигались, была подобна урагану — бушевавшему безмолвно урагану, навсегда привязанному к одной-единственной скале. Даже в носу начало щипать от избытка чувств. Не в силах больше глядеть, Нэт вспомнил, как дышать, и отвернулся. Прямо за их лодкой в черной глади струились золотые чешуйки от фонаря. И это было прекрасно.

На пристани первокурсников встретила дама в остроконечной шляпе и с суровым выражением лица — представившись как «Минерва МакГонагалл, заместитель директора, профессор трансфигурации и декан факультета Гриффиндор», она повела их неровный строй пустыми коридорами к лестнице, оканчивавшейся огромными дверьми.

— Ждите здесь, — завершила она свои бесполезные наставления. Нэт обнаружил, что волнуется меньше других. По крайней мере, он не восклицал, как Уотер: «Смотрите, картины движутся!» или как МакЛагген: «Это призрак Хаффлпаффа, мне папа говорил». Держась чуть в стороне, Нэт наблюдал, наметанным за прилавком взглядом сортируя будущих сокурсников. Они выглядели, будто боялись чего-то — с раскрасневшимися щеками, с глазами, в которых пополам было восхищения и тревоги, за себя, за тех, кто остался дома, и за все, что ни ожидает впереди. Только одна компания, державшаяся особняком, смеялась. Никто не решался к ним подойти.

Он уже подумывал (просто из любопытства) сманеврировать поближе к этому кружку избранных, как нарядные двери раскрылись, выпуская МакГонагалл.

— Следуйте за мной, — объявила она, и повела всех в зал с самым удивительным потолком, какой только можно было представить. В черной глубине неба расходились облака и зажигались настоящие звезды.

Справа и слева от прохода, по которому вышагивали младшие, тянулись длинные столы, и за ними сидели ученики — а поперек, во главе зала, высился стол преподавателей. МакГонагалл подождала, пока шум приветствий утихнет, и выставила квадратный табурет со шляпой.

Шляпа, пыльная и побитая молью, на взгляд Нэта, была ничуть не лучше дедова колпака, бережно хранившегося в кабинете — и, судя по тому, как ласково смотрел на нее директор, пребывала здесь в таком же почете. А Дамблдор, к слову, оказался вовсе не страшным, старик как старик, пока не встретишься с ним взглядом, это точно. Глаза у него были — ледяной февральской синевы, да еще стекла очков поблескивали для полного сходства. Нэтан сразу отвернулся, сделав вид, что разглядывает каменный пол, хотя на пол смотреть было не так уж и интересно. Тут шляпа, явно выжидавшая момент, пронзительно запела. Слова ее песни оказались набором бессмыслиц — и, как Нэт понял, имели какое-то смутное отношение к упомянутым в дедовом напутствии факультетам. Уловив «хитроумный Слизерин — благородный Гриффиндо-ор», и сообразив, что головной убор напрямую отвечает за распределение, он окончательно успокоился. Надеть шляпу — куда проще, чем провести ночь в драконьем логове или, скажем, сварить «Живую смерть», а именно так проверяли учеников травники из правдивых (наверняка) «Сказаний». Когда пение закончилось, заместитель директора развернула длинный свиток и прочистила горло, чтобы объявить первую фамилию. Все ждали в тишине.

— Баркер, Нэтан! — зачитала она.

Нэт, который никак не думал, что будет первым, дернулся вперед, и мгновенно ощутил на себе сотни любопытных взглядов. Упрямо глядя под ноги, он вышел к табурету и позволил одеть себе на голову эту сумасшедшую вещь. Было даже не ясно, когда она умудрилась прийти к решению — едва коснувшись волос (от чего по шеи поскакали мурашки), шляпа заорала на весь зал:

— Слизерин!

Профессор МакГонагалл, не успевшая даже выпустить кончик из рук, кивнула в сторону левого стола, под зеленым и серебряным знаменем, единственного, откуда доносились равномерные, торжествующие хлопки. Похоже, это тоже была традиция.

В растерянности Нэтан остановился у пустого места — высокий старшеклассник с невыразительным рыбьим лицом смял губы в улыбке.

— Садись, Баркер. Ты выиграл нам пари. Герард Нотт, староста, пятый курс, — представил он себя.

— Очень приятно.

Тем временем «Браун, Черри» отправилась в Гриффиндор, вызвав затяжную волну оваций и свистков.

— Второй все равно не считается, — пояснил Нотт. — Я, кстати, не уверен, что слышал о Баркерах раньше.

— Аптека «Брок и Баркерс»? — то ли отрекомендовался, то ли напомнил Нэтан, но, видя, что это не помогло, мрачно добавил:

— Теперь просто «Брокс».

Нотт, кажется, что-то вспомнил и кивнул. Больше он не смотрел на Нэтана, переключив свое внимание на старших товарищей и на малышей, по одному подходивших к табурету. Процедура затягивалась. Не все получали ответ сразу — кое-кто сидел по полминуты, прежде чем забавно кривлявшаяся шляпа выдавала свой вердикт. Но довольно скоро факультет Слизерин пополнился Яном Хиндли, крепко сбитым коротышкой, которого Нотт тут же рванулся хлопать по спине.

— Хиндли-младший. Это честь для нас.

Коротышка, судя по всему, тоже был доволен. Пара второкурсников кивнула ему, как старому знакомому, и Нэту пришлось подвинуться, освобождая место к ним поближе. Тут все всех знали — предчувствия его оправдывались — вскоре почти вся компания, смеявшаяся у входа в зал, сидела за столом Слизерина, продолжая обсуждать прошедшее лето, как будто ничего не произошло. Нэтан, с которым никто не торопился заговорить, еще раз посмотрел на стол преподавателей.

Кроме директора Дамблдора там оказались старичок-полугоблин, суровая дама в фиолетовом бархате — а рядом с ней какая-то чудачка, закутанная в шали. Чуть дальше жестикулировал упитанный господин, обращаясь к симпатичной женщине в чепце. Почувствовав (затылком что ли?) чей-то взгляд, он на секундочку поглядел в сторону слизеринцев и, заметив Нэта, едва сдержал брезгливую гримасу.

«Что не так?» — тот возмущенно спрятал под стол потертые рукава.

Похоже, этот Слизерин был каким-то заповедником этикета — в то время как за другими столами то и дело раздавался хохот, а сидевшие под знаменем с барсуком даже стали скандировать речевку, встречая очередное пополнение, за столом Нэта дело не шло дальше вежливых улыбок: «Как поживают родители? Да, в Италии это лето было нежарким». До ужина, судя по всему, было еще ой как далеко.

Наконец, «Уизли, Билл» дождался своей очереди — когда шляпа объявила: «Гриффиндор», Нэта уже клонило в сон. Все-таки в зале было тепло, несмотря на потолок, напоминавший открытое небо. Но и это, увы, был еще не конец — поднялся со своего трона директор и поприветствовал зал вступительной речью.

— Объединимся перед лицом опасности — серьезный голос Дамблдора гремел на весь зал. Нотт позволил себе крошечную снисходительную улыбку — прочие старшекурсники Слизерина чуть не в открытую усмехались. При этом с других столов на них бросали боязливые и полные ненависти взгляды.

Нэт невольно почувствовал себя так, будто попал в свиту к Скрэверсу, и теперь, кто бы подумал, вместе с другими стоит перед посудной лавкой, а у хозяйки губы трясутся, она бормочет что-то сквозь слезы, руки дрожат, но деньги все равно отдает. Что может быть хуже ненависти и бессилия одновременно?

— Теперь это ваш дом. Не допускайте вражды там, где должно быть семейное согласие. Мы защитим вас, а вы защитите друг друга.

Скрэверс тоже говорил всем, что он их защитит, вспомнилось Нэтану.

Может, он и вправду был опасен — этот старик с кривоватым носом, обводивший зал пронзительными голубыми глазами, убеждавший детей бороться «со злом внутри самих себя» и «выбрать то, что правильно, а не то, что легко». Голос его все еще отдавался у Нэта в ушах, когда обреченно улыбающийся Дамблдор хлопнул в ладоши и на тарелках чудесным образом появились горы еды, на которую тут же накинулись оголодавшие ученики. Подавив первый приступ паники — от обилия запахов, Нэт уже почти вцепился зубами в куриную ножку, когда поймал на себе укоризненный взгляд старосты. Оказалось, прочие слизеринцы пользовались салфетками, зачем-то аккуратно резали ножами стейки, прежде чем съесть, и делали это все с томительной медлительностью, совершенно не стыдясь показывать остальным, насколько они не голодны.

— Хорошо-хорошо, — буркнул Нэт, раскладывая салфетку и поднося еду ко рту, вместо того, чтобы сгорбиться над тарелкой. Минуты через три он уже был способен пережевывать, а не глотать целиком. Никогда во всей жизни он так не наедался. Девочки, сидевшие напротив, прыснули, как только он поднял глаза.

— Что здесь смешного? — процедил, куском хлеба собирая с тарелки соус и отправляя его в рот.

— Ты ешь, как тролль, — заметила в ответ блондинка с остреньким носиком. — Ты даже кости разгрыз.

— Да, такого я еще не видела, — согласилась с ней подружка, тряся каштановыми локонами, — просто феноменально. У нас и собаки так не могут.

— Можно подумать, ты в первый раз увидел вилку.

Чтобы есть Мелиссину похлебку, вилки были ни к чему, но Нэт не стал об этом говорить. Эти две его раздражали — они ведь даже не знали, как его зовут, а уже лезли с замечаниями.

— И что с того? — вызывающе бросил он, глядя, как блондинка, оставив надкушенную булку с краю, убирает тарелку в сторону. Ей, похоже, не приходилось неделями жить на сельдереевом супе. Наверняка она даже не знала, что такой бывает.

— Ничего. Просто ты забавный, когда ешь… по тебе ведь не скажешь…

— И, кстати, мы тебя не знаем. Ты вообще из Англии? — спросила вторая, сдувая с веснушчатого носа прядь волос. — Я Лоран Леннет, — добавила она, — а это…

— Саломея Саверс-Уилкс, большое спасибо, — перебила ее подружка.

— Нэтан Баркер, — ответил Нэт, ища, чем бы запить. На глаза попалась оранжевая бурда, пахнувшая тыквой. Это оказался неприлично сладкий овощной сок, в котором, не считая тыквы, легко было различить запах моркови и цветной капусты.

— Так ты из Англии, — подсказала Леннет, рассчитывая со всей очевидностью на продолжение разговора. — А где ты живешь?

— В Лондоне. Рядом с Косым переулком, — после сока все, что Нэт ни пробовал, отдавало сладким. — И да, мои родители — волшебники.

— Спорим, какие-нибудь предатели крови, — влез тут в разговор белобрысый очкарик, сидевший справа от девочек, — иначе мы бы их знали.

Нэтан пожал плечами и вернулся к еде. Две подружки зашикали на своего знакомого, только фыркнувшего в ответ:

— Что? Все так говорят.

Нэт успел прихватить еще одну куриную ножку, когда директор снова хлопнул в ладоши — и еда пропала. Спустя секунду, на столах появился всевозможный десерт, и, хотя большую часть этих лакомств Нэт видел впервые, он уже был настолько сыт, что не представлял себе, как сможет перепробовать все. «Интересно, куда они сбывают остатки?» Кроме куриной ножки, добавил в салфетку солидный кусок яблочного пирога и спрятал в карман мантии. Всегда лучше запастись наперед, чем потом кусать локти в досаде. Никто, кажется, не заметил — Леннет и Саверс-Уилкс, или как она там себя назвала, о чем-то болтали с очкариком, явно подтрунивая, потому что у того предательски краснел нос.

Наконец, пир был окончен. В очередной раз хлопнув в ладоши, Дамблдор пожелал всем доброй ночи, и старосты стали собирать первокурсников. За столом Слизерина этим предсказуемо занялся Нотт — вот, Нэт плелся в самом хвосте, внимательно запоминая дорогу. Ученики других факультетов быстро оказались где-то в стороне. Вскоре он обнаружил, что их компания бредет по темному подземному коридору. Подмигивающих портретов и пустых доспехов тут не было — только запах сырых камней и дрожащие огни факелов на стенах. Стало немного прохладнее, чем наверху — заметив, что староста накладывает на себя согревающее заклятье, Нэт уже собрался повторить движение палочкой, но тут Нотт остановился, требуя внимания.

— Вход в гостиную Слизерина, — объявил он, — пароль от которого должен быть известен только вам и никому другому. Aurora Borealis.

С этими словами часть стены отплыла вглубь и в сторону, открывая проход, по которому они вышли в обещанную гостиную — большую прямоугольную залу с гигантским камином и темно-зелеными низкими диванами. С каменного потолка вдоль стен свисали неразличимые в полумгле гобелены.

— Ждите здесь, — добавил Нотт, выводя их на середину, — сейчас придет декан.

Почти все сгрудились поближе к едва тлеющему огню — Нэт выбрал темный уголок за креслом. Отсюда никому не будет его видно, по крайней мере, до поры до времени. Старшие ученики лениво разбредались, исчезая в боковых коридорах, кое-кто оставался, заканчивая начатую еще в Большом зале беседу. Время от времени очередной пристальный взгляд заставлял первокурсников поежиться или спрятать глаза в пол — никто тут не спешил скрасить им ожидание веселой шуткой.

— Дорогие мои, — декан во вспышке зеленого пламени шагнул из камина, суетливо отряхиваясь. Им оказался тот самый размахивавший вилкой упитанный господин. — О, пожалуй, я слегка задержался? Скажите, как быстро идет время!

— Садитесь, что же вы! — но, прежде чем кто-нибудь успел сесть, этот живчик уже продолжал:

— Со всеми вами мы виделись еще в поезде, так что опустим формальности! Приветствую вас на факультете Слизерин, мои горячие поздравления. Несомненно, это прекрасное начало карьеры в магическом мире.

Судя по тому, как быстро он говорил, время для него не просто шло, а прямо-таки подскакивало. Этому Нэт был только рад. За этот вечер он уже наслушался речей и предпочел бы все где-нибудь в тишине обдумать. Еще хотелось спать.

— Вы конечно, уже знаете наших старост — мистера Саверса, мисс Фонтейн, мистера Нотта! С нетерпением жду нашего первого урока в четверг, — казалось, если он задержится на лишнюю секунду, случится что-то страшное и непоправимое — закончив свое сбивчивое приветствие и толком ничего не объяснив, профессор (так его назвал кто-то из старших) откланялся и исчез в зеленом пламени, на мгновение осветившем лица.

— Ну вот, — раздался довольный голос с одного из диванов, — старина Слагхорн помахал ручкой, и теперь мы, наконец, можем познакомиться, как подобает. Что ты там говорил, Герард? Какой-то Баркер?

— Он сказал, его родня держит аптеку, Весп. Что-то вроде «Брок» или «Брокс».

— А ты что скажешь, Белби?

Остальные первокурсники следили за разговором молча, переводя взгляд со старших студентов на Нэта, который вышел-таки из-за кресла. Прятаться дальше было ни к чему.

— «Брокс»? — переспросил долговязый юноша неприятным фальцетом. — Есть такая затычка в Лютном переулке. Отец закупает там иногда… кое-какие составляющие. Дрянное местечко.

«Белби — пронеслось у Нэта в голове, — Белби?» Не тот ли это Белби, мнящий себя зельеваром, который трубил на всю Британию, что изобретает «лекарство от ликантропии»? Куда уж до него каким-то ничтожным аптекарям!

— Так ты из Лютного, Баркер? — тот, которого назвали Веспом, хищно оскалился.

— И что с того? — грубо бросил Нэт, под мантией нащупывая палочку. Он все еще не знал, что ему с ней делать.

— Мог бы сказать сразу. Никто бы и не стал дознаваться до твоей родословной.

Со всех сторон послышались смешки и фырканье. Чувствуя, что краснеет, Нэт еще сильнее стиснул зубы, не отводя взгляда от развалившегося на диване Веспа.

— Поскольку ты ни черта не знаешь ни обо мне, ни о моей родословной, — процедил, на всякий случай поднимая палочку, — не лучше ли держать свое мнение при себе?

Первокурсники сдали еще на пару футов назад — старшие откровенно ухмылялись. Оборванец из трущоб по какой-то странной причине все еще не знал своего места. Он стоял — худой как щепка и длинный, темно-серые патлы собраны в хвост, едва доходящая до щиколоток заштопанная мантия открывает лохматые края брюк и пожелтевшие от грязи ботинки. И все-таки целился — в пятикурсника, нарочно не сдвинувшегося ни на дюйм, словно не верившего, что от такого противника может последовать хоть какой-то урон.

«Это проверка. Они меня проверяют, — Нэт краем глаза следил за Ноттом, надеясь, что тот подаст знак прекратить, — и если я сейчас сдамся, то буду до конца дней подбирать за ними... А я ни кната не знаю о боевых проклятиях. Дед прав — я просто идиот».

— Ну и? — издевательски поторопил его Весп. — Не заставляй нас ждать, первачок. Раз уж набрался наглости хамить старшим.

Перед глазами у Нэта пронеслась забытая давно сцена — Фили молча целится в Скрэверса, коротким движением разрубает воздух — кирпично-красный луч вылетает из кончика палочки тому прямо в грудь. Конечно, Нэт так и не узнал, нужно ли было что-то при этом говорить или думать — но запах, жесткий, как у горячего металла, помнил до мельчайшего оттенка. Отчаянно сжав зубы, он рубанул холодную подземную мглу и выстрелил — к его удивлению, луч получился, пусть и гораздо толще и светлее. Только в последнюю долю секунды пятикурсник успел поднять щит — с оглушительным грохотом алый луч разбился на десяток поменьше. В следующее мгновение палочка уже вырвалась из рук у Нэта, подчиняясь разоружающему заклятию — откуда-то сзади ударили подножкой, потом все потемнело.

Очнулся он на коленях перед тем же диваном и, о ужас, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. За спиной раздавался яростный шепот — он узнал голос этой девчонки, Леннет. Похоже, она что-то доказывала подружке. Прямо перед ним сидел, развалясь, все тот же пятикурсник — прочие старшие стояли рядом, нацелив палочки. Староста равнодушно вертел в руках знакомую, березовую, и, похоже, не собирался больше ни во что вмешиваться.

— Знаешь, Баркер, отбросы с Лютного переулка не расхаживают по Хогвартсу, указывая старшим и уважаемым студентам Слизерина, когда и что говорить. Это мы указываем тебе.

— Тебя здесь никто не ждал. И никто не вспомнит дважды, когда ты вылетишь. Думаешь продержаться дольше недели — будешь делать, что скажут, и держать язык за зубами.

— Сейчас ты попросишь прощения. А чтобы лучше запомнилось, — Весп нацелил на него палочку — луч попал в солнечное сплетение и Нэт секунд пять хватал ртом воздух, не умея вдохнуть. В гостиной установилась тягучая, томительная тишина. Все ждали.

— Тянешь время, Баркер.

Конечно, он тянул. Не то, чтобы рассчитывал на какого-нибудь профессора, сующего любопытный нос проверить, спят ли дети, нет — просто он не мог представить, как станет просить прощения у этого — с крысиной веснушчатой рожей и масляным голосом, как добровольно капитулирует перед их шелковыми мантиями с вышитыми вензелями. Совсем не так он себе представлял первый вечер в школе.

Второе заклятие угодило в печень — и он бы согнулся пополам, но путы все еще держали — и поэтому Нэт стоял, тупо глядя перед собой. Потом ударили в третий раз, и в четвертый. До дядюшки им, однако, было далеко.

После десятого заклятия, когда шумно сопевший Нэт все еще молчал, пятикурсник заметно заскучал.

— Похоже, эти на него не действуют. Киран?

Стоявший справа от Нотта круглолицый слизеринец передернул плечами.

— А сам, Весп?

Тот, все еще сидевший на диване, закатил глаза.

— Не больше пяти, — предупредил он, направляя палочку. Раздался свист — и спину будто обожгло бичом — от неожиданности Нэт вскрикнул и тут же прикусил губу. Он не мог ни дернуться, ни увернуться, а на глаза набежали незваные слезы, которые все присутствующие могли прекрасно наблюдать. «Провалился бы сквозь землю», — подумал он, но он и так был под землей.

Тот, которого называли Кираном, покачал головой и тоже направил палочку.

— Ты прямо напрашиваешься, Баркер, — свист раздался во второй раз. Нэт даже съежиться не мог — зато он сумел не закричать. Однако ждать, пока свалишься без сознания — это ведь не выход. Едва ли его оставят в покое, если так случится — еще вопрос, оставят ли в живых? Кто знает, какие тут порядки? Один пропавший первокурсник — это, конечно, печально, но еще не повод закрывать школу. Он представил, как лежит, подыхая, в каком-то темном тупике, куда даже призраки не заглядывают — а дед хорошо, если спохватится к Рождеству. Стало страшно. Какого Мерлина вообще он хотел здесь учиться!

Киран поднял руку в третий раз, но не ударил, потому что заговорил Нотт:

— Стой, МакКелби. Ты тоже, Весп, — затем он подошел ближе, наклоняясь, чтобы Нэт хорошо слышал.

— Баркер, кончай играть драму. Чего ты ждешь, непростительного?

Нэт счел за лучшее промолчать.

— Здесь все, включая твоих сокурсников, утомлены и хотят спать. Смотри на вещи трезво. Видишь это? — староста помахал перед Нэтовым носом отобранной палочкой. Он говорил тихо, почти шептал. — Хочешь, чтобы я ее сломал?

Нэт замотал головой. Он чувствовал, в глубине души, что поступает, как трус — но точно также, он был уверен — никакая другая не заменит ему этой, единственной. Да никто и не поведет его снова в пыльную лавку Олливандера, чтобы выложить с десяток галлеонов за дурацкую гордость. Чувствовал, как тяжелеет в носу, и ненавидел эти жалкие слезы. Он не имел права плакать. Не сейчас. Не здесь.

— Ты знаешь, что делать, — добавил Нотт и кивнул на своих друзей. В глазах старосты был виден только холодный расчет. Как будто ему все равно было, что ломать — палочку или шею. Просто палочку легче.

Слез Нэтан больше не держал. Если они и шли, он перестал замечать, потому что остановить их не мог. С другой стороны — чего он ждал? Чего он мог ждать — от вот этих, с крахмальными воротничками и полными золотом карманами, от людей, перед которыми даже Боргин, королем ходивший по Лютному, сгибался в три погибели?

Они были не правы. Но они были сильнее.

— Хорошо, — едва слышно прохрипел, — я прошу прощения.

За его спиной кто-то судорожно втянул воздух. Весп довольно оскалился.

— Повтори громче.

И Нэт повторил, не сводя взгляда со старосты. Однако никто не спешил его отпускать.

— Прекрасно, Герард. Уводи малышню. Они уже видели все, что нужно.

Притихших первокурсников сдуло из залы словно ветром, как только Нотт показал, куда идти. Огонь в камине почти потух — и только изредка мерцавшие угли освещали присутствовавших красноватым светом.

— Что ж, это другое дело. Может, из тебя еще будет толк, Баркер, — с этими словами Веспасиан прицелился еще раз.

Нэтан появился в Большом зале к самому окончанию завтрака. Когда он пришел в себя, на полу гостиной, с облегчением заметив лежащую рядом палочку, уже было раннее утро — и, вместо того, чтобы искать спальню, он отыскал душевую, где попытался привести себя в порядок. От заклятий остались синяки — а на спине обнаружились красные рубцы. Форменная мантия смотрелась теперь так, как будто в ней совершили переход через Альпы. Меньше всего Нэт хотел кого-нибудь видеть и поэтому позавтракал прямо там, в кабинке, помятым вчерашним пирогом.

Проследив из укрытия, он, наконец, отыскал дверь в спальню первокурсников — и, когда последний — коротышка Хиндли — ушел есть, юркнул внутрь. В комнате стояло пять кроватей с зелеными бархатными шторами — у единственной нетронутой был оставлен, к счастью тоже нетронутый, маггловский сундук. Рядом лежали его мантии, с нашитым гербом Слизерина на груди, и полосатый галстук. Переодевшись, Нэт вернулся в гостиную — но и там не нашлось никакого указателя, где искать классы. Общий завтрак приобрел дополнительный смысл.

Директор что-то обсуждал с МакГонагалл, теребившей газету — по всему залу кружили совы с письмами, напомнив Нэту о просьбе деда. На опоздавших никто не смотрел.

— Баркер, — окликнул его знакомый равнодушный голос, — это тебе.

Нотт, как ни в чем не бывало, протягивал листок с расписанием занятий. Встретившись взглядом с первокурсником, он даже не усмехнулся и не отвел рыбьих глаз.

— Да, и ты ничего никому не расскажешь, Баркер, — тихо добавил он, — если хочешь остаться в школе, конечно. Ты же стрелял первым.

— Я и не собирался рассказывать, — буркнул Нэт, рассматривая листок. Первой по списку шла трансфигурация. — Что-нибудь еще?

— Следи за тоном, — Нотт, похоже, не оценил, — и не опаздывай на занятия.

Профессор МакГонагалл, как выяснилось, действительно не любила опоздавших. Двое райвенкловцев, влетевших в класс через десять минут после начала, чуть не лопнули от стыда, когда полосатая кошечка, обернувшаяся преподавателем, принялась их отчитывать.

Нэт сидел один. Похоже, после вчерашнего товарищи по факультету старались держаться от него подальше. Остальные держались подальше от Слизерина в целом, включая, почему-то профессора, которая издалека следила за их попытками превратить спички в иголки, но не подходила ближе трех футов. Поскольку ни у кого не получалось, она с облегчением вернулась к доске, где был в подробностях показан весь процесс.

— Сконцентрируйтесь. Будьте внимательны. Направляйте палочку спокойно. Еще раз, на счет три.

На счет два раздался оглушительный хлопок — херувим в синем с бронзовым цветах превратил спичку в кошелек, из которого что-то, шурша, пыталось выбраться наружу. Все смотрели с интересом.

— Вот к чему приводит рассеянность, — легким движением профессор вернула кошельку первоначальную незамысловатую форму, даже не потрудившись поглядеть, кто там скребся. Нэта, хоть он бы и не признался, слегка покоробило.

Чары же оказались гораздо увлекательнее. Уютный, устроенный амфитеатром класс, чтобы всем было видно учителя — насквозь, до последней скамейки пронизанный самым разным волшебством. Профессор Флитвик чертил замысловатые узоры в воздухе не по росту длинной палочкой. Уловив после первой демонстрации, что от него требуется, Нэт быстро поднял в воздух предложенную салфетку, с удивлением обнаружив, что он единственный, у кого получилось.

— Попробуйте-ка еще раз, — восхитился профессор, предлагая вместо салфетки шерстяной шарф — Нэт повторил, не говоря ничего вслух. Он чувствовал нужный запах — тонкий, как у пыльной лимонной корочки. С палочкой управляться было не труднее, чем с ножом, или с мешалкой, стоя у котла — когда от него не требовалось ничего действительно невозможного, вроде превращения куска осины в стальную иглу, это было даже забавно. К концу урока он уже поднимал книги, табурет, даже чашку на блюдце, хоть та и опасно кренилась. Выбравшись из класса довольным, но измотанным, и, посчитав за лучшее не возвращаться в Большой зал или в подземелья, он отправился искать знаменитую библиотеку.

Она действительно была прекрасна, как ему и снилось — с рядами стеллажей и лестницами, теряющимися под потолком, столами в укромных уголках и необъятным каталогом. Суровая дама, вооруженная пенсне, сперва не хотела никого пускать, оправдываясь обедом, но потом сдала позиции — и даже объяснила, как заказывать книги. Ей с трудом удалось выгнать его на ужин — да и после, почти до самого отбоя он просидел в уютном зале. Непонятно было, почему все остальные исправно ходили есть по три раза в день. Одного такого ужина хватило бы на пол недели.

К сожалению, когда он проскользнул в спальню, никто еще не спал. Все четверо одноклассников устроились на ближней к двери кровати и о чем-то шушукались, мгновенно замолчав, стоило появиться ему, постороннему. Минут пять напряженной тишины прошло, прежде чем заговорил рыжеватый парень с острым, почти треугольным носом, тот, что сидел ближе всех к Нэту.

— Ты правда с Лютного, Баркер? — кажется, его звали Юстин.

— Да, — Нэт не испытывал никакого желания вести беседу.

— И твои родители держат там аптеку?

— Мой дед.

— Ну а я — Юстин Кинштайн, и мой отец работает в международном отделе Министерства Магии.

— Ты так и ночевал вчера в гостиной? — это оказался уже коротышка Хиндли, с неожиданно забавным акцентом.

— Да.

— Мы думали, Мор тебя отпустит.

— Какой Мор?

— Он здесь никого не знает, — это добавил блондин с недовольной физиономией, пряча глаза за прямоугольными очками. Он продолжил, но непонятно было, обращался ли он действительно к Нэту, потому что смотрел себе под ноги:

— Веспасиан Мор. Капитан факультетской команды и второй разряд по боевым чарам. Конечно, с нашими родителями он знаком.

— Понятно, — Нэт ничего так не хотел, как опустить полог над кроватью и лечь спать, ни с кем ничего не обсуждая. — И кому я обязан… этой лекцией?

— Рёдер, Август Рёдер, — холодно представился блондин и показал на своего соседа, невысокого паренька с гладкой челкой, падавшей на круглые как у совенка глаза. — А это Эльфард Лестрейндж.

Лестрейндж продолжал глядеть куда-то сквозь стену, словно разговор его никак не касался. Отчасти это было правдой — разговор пока касался только Нэта и его неудачного дебюта в гостиной.

— Надо было тебе вчера согласиться быстрее, — заметил Хиндли, но блондин тут же перебил:

— Никакой разницы. Они просто искали, на ком отыграться. И потом, вы ведь знаете Нотта.

Все четверо снова замолчали, словно дожидаясь, пока Нэт что-нибудь скажет. Он не торопился.

— А как там в Лютном? — спросил невпопад неунывающий Юстин, — я хотел зайти, когда мы покупали учебники, но отец не позволил.

— Ну и дурак. Там действительно опасно.

— Брат говорит, даже авроры боятся... если поодиночке.

Нэт припомнил, как сам однажды попался министерским в синем, во время их очередного «крестового похода». Не боятся. Только поодиночке уже не ходят.

— Я думал, когда приду, вы будете спать, — зачем-то заметил он, закрывая, наконец, полог на своей кровати.

Может, он и слышал, как кто-то (блондин?) назвал его грубияном — а может и нет. Но уснул он быстро, не раздеваясь.