Novice (джен)

Нэт уже точно знал, когда добавит волос — в ночь на первое. Должно быть, Нотт специально придумал весь этот план с зельем, для чего бы оно им там ни понадобилось, потому что наибольшую силу оно обретало именно в преддверии Самайна.

Весной пришлось бы ждать новой луны.

Оставшиеся до заветной даты дни Нэт считал с азартом влюбленного. Четвертый этап, в восемнадцать шагов, был завершен ночью во вторник. По счастью, в подземном коридоре никого, кроме него, не оказалось — после, все утро он (почти безуспешно) пытался оттереть попавшую на волосы сёрёйскую паутину. Та, хоть и не отличалась по цвету от родных песочно-серых прядей, заставила их слипнуться в какое-то гнездо пикси. В конце концов, пришла светлая идея собрать ее флоббер-слизью (резать не хотелось очень), что он и сделал. Вот и благоухал теперь, как выгребная яма при Хагридовом огороде. Половину шевелюры чуть не выдрал гребнем, пытаясь все это смыть, но, в общем и целом, результат показался приемлемым — пока в гостиной не появился Веспасиан Мор, спрашивая, кто привел троллей.

Уроки, кроме истории, на которой можно было неплохо выспаться, Нэта теперь интересовали мало. Конечно, не было ничего плохого в чарах — и Флитвике, обсуждавшем с ним, как сдать программу второго курса к марту, да и МакГонагалл не стояла больше над душой, предлагая «сосредоточиться». Но после очередного ночного марафона (с приготовлением мази на тонкой основе лунного камня и растопырника — для Гая) видеть ужас на лицах сокурсников, до сих пор не знавших, почему лапки скарабеев нельзя мешать с панцирями, было откровенно скучно.

Новый профессор зелий начинал занятия всегда по-разному — то с устного опроса, то с внушительной речи о качестве их «жалких писаний», то с тяжелой атаки в виде контрольной работы — однако эффект был одинаковый.

После двух уроков, на которых единственным ответившим на вопросы правильно все равно был Нэтан, профессор перестал его вызывать вообще. Только кивал — изредка, едва заметно, проходя мимо котла.

Это, конечно, не означало, что можно было расслабиться. МакЛагген мог считать, что заставлять человека переписывать инструкцию по четыре раза — это унизительно, но Нэт-то знал лучше. С содроганием представлял он себе тот кошмарный день, когда он вдруг не сможет припомнить верного ответа или допустит ошибку, считая помешивания. Да достанься ему хоть один такой взгляд, которые мастер бросал в сторону гриффиндорца — он бы сварил себе яду сам, ибо дальнейшая его жизнь не имела бы смысла. Потому и просиживал вечера в библиотеке, разыскивая подробности, не входившие в программу, даже и составленную Снейпом.

Война же, если ее можно было так назвать, с Темным и непобедимым лордом, чье имя боялись произносить, переживала период тревожного затишья перед бурей. Обе стороны, приглядывались друг к другу, надеясь нанести решающий удар или избежать решающего поражения. Напряженно-дружелюбный Дамблдор показывался по утрам в зале со своей облачно-белой бородой, словно убеждая собравшихся — раз уж он вышел к завтраку, конец света еще не состоялся. Гриффиндор — и Слизерин жадно перечитывали письма из дома. Ни в тех, ни в других не было свежих новостей. Министерство, разумеется, успешно делало вид, что отсутствие событий — исключительно заслуга министра.

— Если Хаффлпафф разобьет Рэйвенкло в следующем матче, то они будут играть с красными, а у хаффлов в этом году — все шансы… — до того было не о чем говорить, что даже старшие пускались в бесплодные рассуждения о квиддиче.

— Тогда нам останется только выиграть у барсуков с перевесом в пятьдесят очков.

— Думаешь, Мор их сделает?

Хиндли снисходительно улыбался. Нэтан фыркнул и вернулся к обеду.

— А ты что смеешься? Считаешь, Слизерин проиграет каким-то хаффлам?

— Брось, Ян. Это же Баркер. Он, наверное, до сих пор квоффл с кольцом путает. Возится вечно со своими склянками.

— Или с этим Хагридом. Ты, правда, можешь с ним разговаривать? Знаешь великанский?

Нэт закатил глаза.

— Хагрид говорит по-английски, Хиндли.

— Не волнуйся, Баркер. Место лесничего он тебе оставит, если будешь и дальше вскапывать ему огород. А что? Может и на лето поселишься в его загоне? Все лучше канавы в Лютном, а?

— Я живу в аптеке, — ответил Нэт, поднимаясь с места.

Что ж, за дело. В библиотеке, как всегда, полно свободных мест. «О воздействии очищающих чар на немагические растительные ингредиенты». Свободная тема, для Флитвика… Шесть основных категорий очищающих чар, параграф второй восьмой главы «Бытовых чар и заклинаний» Реджинальда Уоффлика, потом — категории ингредиентов растительного происхождения и способы их обработки, из двухтомника «Немагические компоненты в зельеварении». Мысль ясна — если вам нужна немагическая трава в котле, значит вам нужна немагическая трава в котле. Что там у нас? Остаточные токи… Повреждение поверхности… нестандартная реакция с магическими ингредиентами… чувствительные зелья… Вывод — мойте руками, сушите на полотенце. Пожалуй, это даже скучно. Нужно добавить подробностей — например, срок сохранения следов волшебства в очищенных Tergeo корешках, срок хранения корешков, годных для применения в зельях… и что мы получим?

Рука устала писать, и Нэт ненадолго откинулся на спинку. Через два ряда впереди первокурсницы-рэйвенкловки что-то усердно списывали со словаря. Должно быть, почувствовали его взгляд — одна из них, светло-русая, обернулась, возмущенно нахмурив брови.

— А, это Баркер.

Нэт приветливо ощерил зубы, возвращаясь к эссе. На разговоры он свое ценное время тратить не собирался.

А еще ведь есть способы нейтрализации магического заряда. Как то — погружение в воду… в землю… Что если листья — сначала чистить, потом срезать. Конечно, не имеет большого значения, если они чистые и без того… А водоросли? Сосредоточиться на трудно очищаемых вручную ингредиентах… и еще — непереносимость воды… забавно — очистить от грязи, чтобы загрязнить магией, очистить от магии — испачкав в земле. Список простых составов, из нечувствительных к магическому фону ингредиентов — в народе — «средства простецов». Чаи, отвары. Это уже какая-то кулинария, как говорит дед, брезгливо сморщив нос. Однако, есть же и медицинское применение…

— Кстати, Баркер… — русая поднялась со своего места, и Нэт узнал в ней соседку по чарам, занозу с исландской кровью. Вскинул бровь в ответ.

— Поговаривают, профессор Снейп слизеринцам на нашем курсе ставит лучшие отметки. Это ведь правда?

— А кто говорит? Гриффиндорцы? У них там всем МакЛагген заправляет, а из него зельевар, как из Мерлина простец.

— Хм. Черри Браун тоже говорила, что некоторые слизеринцы получают у него «хорошо». Иногда. И это гораздо больше, чем имеем все мы. Не подскажешь, в чем секрет?

— Учиться надо, — пожал плечами Нэтан. Он тоже был неприятно поражен, когда получил первую контрольную назад с пометкой «удовлетворительно», но, когда выяснилось, что это лучший результат в классе, немного лучше понял систему оценок. «Выше ожидаемого» получил два раза — за мазь от ревматизма, законченную на полчаса раньше, чем по рецепту, и за эссе о магических лишайниках Шотландии — но последнее было всего лишь удачей, он вспомнил все, что узнал, разыскивая звездный порох.

— Надо просто читать и запоминать, что он говорит. А потом варить по его инструкции, точно. Это и будет — «удовлетворительно».

— Было у меня «удовлетворительно» один раз, — вскинулась вторая, — после того, как я весь раздел в библиотеке перерыла. По-моему, это ненормально. Даже профессор МакГонагалл требует меньше!

— Зато честно. «Выше ожидаемого» идет уже сверх программы. «Превосходно» никто еще не получал.

Нэт размечтался. Может, когда-нибудь.

Профессор просто ничего про него не знает, и о «Глотке» не знает тоже. Интересно, такого уровня зелье — это «превосходно» или просто «выше ожидаемого»? Если, конечно, не считать, портала до Азкабана.

«А может, к весне уже и не будет никакого Азкабана».

— Черри сказала, что он к тебе почти не придирается.

— Думаю, он мог бы, если бы хотел, Энквист. А я вырос в аптеке.

— Вот это-то и ненормально! — продолжила вторая. — Слагхорн вообще ставил мне только «превосходно», у меня и мама всё в зельях понимала… А теперь я уверена, что не сдам…

Ну все, сейчас заплачет. Он-то тут при чем? Нэт бросил беспокойный взгляд на Энквист, но та только сердито поджала губы.

— Сдать-то вы как раз все и сдадите. Итоговые за курс присылают из министерства, там ничего сложного вообще не будет. И потом, это всего лишь оценки, — многозначительно выдал он, возвращаясь обратно к эссе.

«А сам-то переживаешь за каждую красную галочку на полях...»

— Всего лишь? Всего лишь? — Энквист бросила словарь на парту, поднимая пыль, но, кажется, не нашла, что еще сказать.

«Регуляция магического усилия при совершении очищающего заклятия… беспалочковые техники… расчет необходимой энергии… для применения в обработке большинства как магических, так и немагических ингредиентов, кроме поглотителей, рефлекторов и преобразователей, а также компонентов классов А и В из особо опасных и С дробь шестнадцать — особо чувствительных к любым внешним магическим воздействиям…»

— Не слушай его, Хальдис. Он просто смеется над нами, как все эти слизеринцы.

Нэт действительно усмехнулся. Потом подумал, поднял палочку. Tectum. От любопытных.

Зарядили дожди — или скорее, один бесконечный дождь. Хагридова питомица, однокрылая кобылка, все чаще уходила к своим в лес. Охотиться она по-прежнему почти не могла, и поэтому лесничий навещал ее часто, набив сумку мясными обрезками, курами или хорьками. Нэт тоже был рад пройтись с ним — и не только потому, что его очаровал лес, в котором полувеликан знал каждую кочку и каждый корешок.

— А еще кентавры… Мы-то с тобой их не встречали, Нэтан, но народ они не то, что бы приятный. Себе на уме народец.

— Так и другие себе на уме, — заметил Нэт, высматривая лиловых осенних светлячков в пожелтевшей траве. Те умело прятались под листьями, — Взять гоблинов, например. Даже и домашних эльфов.

— Что? Гоблины и эльфы, они пользу приносят. А кентавры только и знают, что с людьми пререкаться. Даже с профессором Дамблдором…

— Ну, они еще леса охраняют, — не особо уверенно добавил Нэтан. Про защитников священных рощ он, конечно, читал, но все больше среди легенд далекого прошлого.

— Да что они в тех лесах могут? — возмутился Хагрид. — Случись какой пожар, или затопление, мор весенний — это не к ним, это к людям, значит. А птиц редких — стреляют без промаха. Им они того, для предсказаний нужны… Но эт я к чему… если вдруг их встретишь, ты в споры не вступай — они этого не любят.

Нэт пожал плечами. Был бы он кентавром, он бы тоже не волновался на счет редких птиц. Если про них пишут правду, и этот народ видит «звезды такими, какие они есть», то нечему удивляться, что люди им не указ.

— А вот и наша малышка…

Метелочка застенчиво вышла из-за дерева. По привычке они все еще встречались у навеса, хотя ее с каждым разом приходилось ждать все дольше. Нэт поклонился, пряча улыбку, и посмотрел, как она в ответ ему грациозно склоняет белоснежную голову.

— Держи, девочка, — Хагрид кинул ей хоря. Кобылка вместо того, чтобы есть, подняла голову и сладко курлыкнула. Из-за деревьев появился другой гиппогриф — высокий, черный, с сединой по крыльям, в котором нетрудно было узнать Уголька. Как это ни странно, он поклонился первым.

Хагрид всхлипнул и нагнул свою косматую шевелюру — Нэт последовал его примеру, не зная, что это все значит. Оба зверя осторожно приблизились, и вместе принялись за еду.

— Что это они?

— Забирает ее… Совсем, значит. Теперь кормить не надо, да она и не возьмет… гордый зверь, гиппогриф-то.

Нэт проследил еще немного, как самец раскинул крылья, и задев Метелочку по спине, издал ликующий крик.

— Теперича они вдвоем, значит, — Хагрид плакал.

— Ты что? Ты же этого и хотел? — удивился Нэт, думая уже, кому бы скормить оставшихся хорей.

— Да это… скучать буду. Привязался к ней.

Обратно они шли молча — Хагрид все еще всхлипывал, совсем как ребенок, и вытирал глаза гигантским платком, Нэт не отпускал грустную улыбку с лица. Он ни за что бы себе не признался в этом, но, наверное, без белой Метелки, на лету хватавшей из рук обрезки и нагибавшей шею, чтобы он почесал, прогулки в Запретный лес будут уже совсем не те.

Приближался вечер — как объявила МакГонагалл, впереди был праздничный ужин. В честь Хеллоуина. Что-то новенькое.

Нэт не рискнул сунуться в библиотеку за справкой, и решил узнать у Юстина.

— Что за праздник? Континентальный?

— Нет, маггловский, из Нового света. Грязнокровки празднуют, потому что привыкли, а остальные — потому что директор так решил.

— А Самайн?

— Это вместо него.

Нэт хмыкнул. Вспомнил могильный дым, растекавшийся по Лютному из всех щелей накануне ноября. Дед никогда не пускал его дальше порога, а то и вовсе запирал в подвале. Теперь, наверное, точно также запирал Олли и Харфи — нельзя детям смотреть на темную сторону. А здесь — должно быть, премудрый Дамблдор знал, что делал. Тем более теперь, когда в любой момент могло случиться все что угодно, от очередной «катастрофы» в маггловском Лондоне до падения Министерства, празднование это было вроде пира в разгул черной лихорадки.

Старшие готовили что-то свое. Похоже, Самайн здесь все-таки отмечали. Даже Рёдер ходил на цыпочках и не грубил, надеясь, что Нотт передумает, и пустит первокурсников поучаствовать.

Нэт, однако, ждал вечера по совсем другой причине. Семь последних ингредиентов. Когда ты настолько близок к завершению, мысль о том, что что-то может сорваться, невыносима. Чтобы отвлечься, он писал письмо деду — поздравил с закрытием летнего сезона, послал Хиггсу еще еды (эльфы были очень рады), и даже поговорил с Хенвиллем.

Тот как раз вернулся в Хогвартс, старательно натягивая вежливую улыбку, когда кто-то спрашивал его о родственниках. Он и рассказал Нэту о таинственном празднике, о том, как Флитвик украшает столы тыквами, а МакГонагалл единственный раз в году надевает черное. Хвалил пироги и пудинг, говорил, что будут фрукты, а может, и музыка тоже. Нэт кивал в ответ, но уже точно знал, что в Большой зал он вечером не пойдет. Ему нужно было готовиться, а не следить, как в окнах зажигают фиолетовые свечи.

Потому он не видел ни сдержанных праздничных тостов, ни внезапно покинувшего собрание директора, ни растерянных лиц преподавателей. Мор, МакКелби и Эглсби все еще были в гостиной, когда он собрался выходить — что-то колдовали на столе у камина, из которого поплыл по полу горький зеленоватый дымок. Нэт бесшумно проследовал мимо.

И он не видел, как, одновременно со вставшим со своего места Дамблдором, смертельно побледнел Нотт, до крови закусывая губу — как Фонтейн подхватила его прежде, чем он сполз под стол, как вывела из зала, словно танцуя. Он не видел стены, которую староста царапал ногтями, заходясь криком — пока Фанни держала заклятием дверь туалета. И ледяной усмешки на лице у Гая — тоже.

Нэт шел к заветной двери, к скрытому во мраке волшебству. Почти торжественно он одел маску, закатал рукава. Ингредиенты ждали. Котел медленно грелся — и тьма в нем временами становилась почти прозрачной, так, что вместо дна можно было видеть все, что когда-либо пряталось в ночной тени или вечернем сумраке, в глубоких подвалах, куда не проникает света, и под толщей соленой океанской воды.

Тридцать шесть по часовой. Одиннадцать против.

Третий шаг — восемь капель вороньей крови. Раз в полминуты. Одновременно — поднять температуру. Шаг четвертый. Шаг пятый.

Нэт сглотнул и тихим голосом принялся читать. Он знал слова наговора наизусть. Он мог проговорить их во сне, не просыпаясь. Он так и не нашел перевода.

Когда прозвучал последний слог, что-то словно сдвинулось внутри — болезненно сжалось сердце? Нэт упрямо продолжил, мешая по часовой — четырнадцать раз — и три — против. Казалось, кто-то наблюдает за ним. Прямо здесь. Прямо сейчас.

Шестой шаг. Седьмой. Десятый.

Он не боялся. Страшное зелье в котле — яд, убивающий все, к чему прикоснется, да так, что исчезает и тело — больше не казалось ему опасным и диким зверем. Оно было как бы одно с ним самим, как плоть от его плоти, нет, как часть души, которую нельзя вырвать и забыть. Его ленивый перламутровый блеск, его чернота — то жаркая, то холодная — казались такими же естественными, такими же необходимыми, как тонкий серп луны в небе, как летевшие на юг птицы или непременный влажно-розовый восход. Нэт любил это всё. Он признавал их право быть.

Достал из колбы длинный серебряный волос, не отрывая от котла глаз. Вытянул руку — та не дрожала совсем. И отпустил.

Не дыша, ждал он, пока жертва будет принята. В щемящей тишине котел вздрогнул, жидкость внутри на мгновение засияла — и тут же стала прозрачной, как слезы. Нет, чище слез.

Нэт сел на пол — и не мог согнать с лица глупую улыбку. Даже не знал, когда, наконец, начал дышать. «Глоток Тьмы» был готов. Еще неделю зелью предстояло провести в котле, пока будет подготовлена специальная бутыль, и даже не одна, а потом — Нэт вздохнул — потом они расстанутся.

Он медленно подошел к двери. За спиной, в заброшенном классе, был припрятан драгоценнейший клад. Он с трудом заставил себя не заговаривать на кровь. Закрыл. Запер.

В коридоре было тихо, тише, чем в могиле, и он слышал, как устало бьется в груди мышца. Втянул холодный воздух, шагнул. И замер.

Показалось, или стены замка вздрогнули? Чья-то магия, горькая, смертоносная, прошла волной от глубоких подземелий до самой высокой башни, бесцельная в своем отчаянии. Каждой костью Нэт ощутил ее тоску, и на самое крохотное мгновение даже поверил, что его зелье тому виной.

Но нет, это должно было быть что-то другое, кто-то другой. Сам Хогвартс? Ибо в этой магии было столько муки, сколько ни один живой человек не вместил бы. Нэт дотронулся до камня — влага осталась на пальцах, соленая, но не похожая ни на пот, ни на слезы. Стена дрогнула еще раз — от второй волны и от третьей, прошедшей эхом.

Вдохнул осторожно. Заставил себя идти дальше.

Под дверью той лаборатории горела полоска света. Кто-то расхаживал из стороны в сторону, будто зверь в клетке — но не доносилось ни звука. Нэт улыбнулся, узнал «ночную тишину».

Утро первого ноября восемьдесят первого года Нэтан Баркер встретил в своей кровати, расположенной у выхода из спальни первокурсников — голодный, как тысяча чертей. Протер глаза — напротив ворочался сонный Юстин — поднялся, направившись прямиком в душевую. Он не обратил внимания на компанию старших, с похоронными лицами молчавших у камина.

Вернувшись в гостиную, причесанный и умытый, он все-таки не удержался. Надо было сказать.

— Мор? Нотт? — осторожно окликнул он, подходя ближе. — Эглсби? Вы видели Крокера?

Те подняли на него глаза, словно не понимая, что он спрашивает.

— Я должен кое-что сказать ему. Вообще-то всем вам…

— Не сейчас, Баркер, давай позже, — прервал Эглсби, взмахивая рукой, словно отгонял муху. Нэт поджал губы и отвернулся. Не сейчас, так не сейчас. Ему не к спеху. Можно даже еще неделю подождать.

Большой зал его удивил. И не просто удивил. Преподавателей не было никого, кроме Флитвика и старика, который, по словам Майкла, вел руны. Слизеринский стол — непривычно растерянные лица. То и дело влетали совы, чтобы бросить кому-нибудь на колени письмо. Гриффиндор следил за всем этим с напряженным интересом, а старшие так завтракать и не пришли. Намечалось странное воскресенье.

Никто не говорил ничего определенного. Из хижины пропал Хагрид, повесив здоровенный замок на дверь и привязав Грома в огороде. Профессор Спраут, которую Нэт встретил по дороге к озеру, почему-то всхлипывала в платок. Даже Флитвик, так же молча наблюдавший за обедом — теперь уже в полном одиночестве — за столом учителей, качал головой и словно порывался что-то сказать. По замку носились какие-то совершенно дикие сплетни: «Неужели правда? Ах нет, это должна быть ошибка… Он не мог просто так взять и…»

Нэт не уловил ни одной, предпочитая отсидеться в библиотеке до вечера.

Вечер каким-то образом все еще сохранял атмосферу прошедшего праздника. То ли остались тени от летучих мышей на стенах, то ли не выветрился пряный запах. Ужинали в полном составе — Герард Нотт, прямой, как палка, в безупречной мантии и с начищенным значком, появился, ведя за собой чуть не всех слизеринцев старше четвертого курса. Он даже как-то умудрялся улыбаться прокушенными губами.

А последним в зале оказался директор. Дамблдор был в чем-то синем с серебром, зашел он медленно, кивая по очереди МакГонагалл, Флитвику и Спраут. Профессор Синистра рассеяно качнула головой — только Снейпа нигде не было видно. Прежде, чем сесть, директор постучал в бокал.

— Я прошу вашего внимания, — этого он мог и не говорить. И так — все четыре стола без исключения слушали его в напряженной тишине.

— Как теперь уже достоверно известно. Прошлой ночью темный маг, которого мы все знаем под именем лорда Волдеморта, пал жертвой отраженного смертельного проклятия. Войне пришел конец.

Услышав имя, внушавшее все последнее десятилетие иррациональный страх в сердца волшебников, многие вздрогнули. Не все и не сразу поняли, что было сказано. Потом в зале разросся гул — от тихого шепота до громкого крика откуда-то с Гриффиндора. Змеиный факультет молчал — и все, кто в немом вопросе повернули головы в их сторону — все увидели, что Слизерин знал. Уже знал.

Нэт почувствовал холод вдоль позвоночника, когда эти взгляды — ненавидящие, не верящие, но уже с проблеском торжества, впились в них, сидевших чинно и строго. Не было никаких жестов. Ни один не потупился, признавая чье-то там поражение. Это было бы смешно. На лицах многих, носивших зеленое с серебром, помимо вежливого равнодушия мелькала только усмешка: «Вы ошиблись, уважаемые. И эта ошибка будет дорого вам стоить».

Рыжая девушка с Гриффиндора выхватила палочку и наколдовала в воздухе фонтан цветов, светившихся и певших. Никто и не подумал упрекнуть ее. Послышались ликующие вопли, тут же подхваченные за другими столами. Кто-то еще выхватывал палочки, осыпая собравшихся перьями, цветами, серпантином и конфетти, выпуская поющих птиц и даже фейерверки. В зале рождался и рос счастливый, безумный, смех — студенты бросились обнимать друг друга, а влюбленные пары — целоваться прямо на виду.

Нэт наблюдал это все с растерянностью, к которой примешивался страх. Кем надо было быть, чтобы твою смерть отмечали так? Кем надо было быть, чтобы отмечать так чью-то смерть?

«Бедняга Хиггс. Накрылись его мечты медным котлом. И мои, кстати… тоже…»

Дамблдор попробовал еще что-то сказать — но, пожалуй, это был первый раз, когда его никто не услышал. И директор был не против. МакГонагалл улыбалась, глаза ее подозрительно сияли.

Нэт перевел взгляд на своих. Юстин чуть было не открыл рот — но Хиндли толкнул его под бок. Рёдер якобы недоверчиво поднял бровь. Лестрейндж закрыл лицо — и качал головой, словно ему снился нелепый сон, который он хотел отогнать прочь.

Нотт, плотно сжав губы, положил себе на тарелку стейк и принялся нарезать. То и дело кто-нибудь встречался с ним взглядом, но пятикурсник холодно смотрел в ответ и спокойно продолжал свое дело. Следом за ним приступили к еде и другие. Нэт заметил краем глаза, как Гай одним махом опрокинул в себя целый кубок сока, и как подавил усмешку, скривившую было губы.

Фонтейн сидела безмятежная, словно статуя. Никто не сумел бы прочесть по ее лицу — тревожило ли ее что-то? Огорчало ли? Она вежливо улыбалась, подбадривая младших — второй курс, первый, и третий. Даже те, кто, возможно, предпочел бы поддержать празднующих, стали есть, игнорируя творившийся в зале беспредел. Нэт — по-прежнему голодный, отхлебнул воды и быстро ополовинил тарелку. Вредная Леннет даже не подумала сделать ему очередное замечание. Еще бы.

Воздух был наполнен какими-то цветочными, яркими запахами, гудел от смеха, криков и пения. То и дело кто-то принимался скандировать «Ура!», не находя сил для большего — и все подхватывали. Нэт как раз доедал хлеб, когда со стола Рэйвенкло услышал чей-то возглас, и чуть не поперхнулся.

— Что теперь вы будете делать, змеи?

— Все Пожиратели Смерти отправятся в Азкабан, и Слизерин вместе с ними! — добавил другой.

— Теперь-то, когда вашего Лорда больше нет!

Он не знал, что думать, куда смотреть, и посмотрел на Дамблдора, словно ища объяснения — оправдания — но директор молчал, глядя в их сторону своими пронзительными глазами. Из-под очков-половинок тянулись дорожки слез.