Novice (джен)

Конечно, неделя, начавшаяся таким образом, и не могла принести ничего хорошего. Следующее утро ознаменовалось трагическим набатом в «Пророке». Выступили министр и старший Крауч с обещаниями выплатить пострадавшим пенсию. На первой странице снимок — какие-то развалины и дымящаяся крыша «Трех метел», Темная Метка в безоблачном небе, на второй — биографии погибших авроров. Слизерин, знавший заранее, как все было на самом деле, молчал — прочие читали, не отрываясь и не обращая внимания на завтрак.

Директор опять сидел мрачнее тучи — и что-то Нэту подсказывало, близняшки-хаффлпаффки здесь совершенно не при чем.

— Это Грозный Глаз, — шепот доносился с других столов.

— Грюм…

— Лучший во всем аврорате…

— Захватил сразу двоих.

— Он такой страшный…

— Оторвало пол носа…

— Мать кричала, что не пустит меня в аврорат, а отец отвел в сторону и сказал, что запишет сам.

— Нам не по двенадцать лет, мы тоже можем сражаться!

Нотт, с прошлой ночи какой-то ссутуленный, с залегшей под глазами тенью, равнодушно ломал в тарелку пережаренный хлеб. Фонтейн и еще нескольких старшекурсниц нигде не было видно.

— Этот Крауч делает хорошую мину при плохой игре. Такое впечатление, что победа за ними.

— Наверняка забыли перечислить всех.

— Долохов отправил в Мунго не меньше троих, и до конца недели они не дотянут. Об этом, конечно, ни слова не написано.

— Не хотят сеять панику?

Рёдер со снисходительной улыбкой объяснял Юстину.

— Паника прекрасно распространяется без посторонней помощи. В Англии все всех знают.

Наконец, директор поднялся, объявляя конец завтрака. Пора было начинать занятия, и Нэт с ужасом ожидал совместной с красно-золотыми защиты от темных искусств. Профессор Бёртон был человек тихий и незлобивый — многое пропускал мимо ушей. Он даже баллы не снимал с нарушителей.

Стоило прийти пораньше и занять место в конце комнаты — чтобы ни к кому не оказаться спиной. Нэт как обычно, устроился один.

— Смотрите, кто у нас тут, — холодно начал МакЛагген, заходя в класс. Вставший справа Уизли воинственно поглядывал по сторонам. Похоже, слава Грозного Глаза не давала ему покоя.

— Помойный Баркер… Видали, как он в среду с метлы?

— Да уж… стоит быть осторожнее. Кто знает, берут ли в Пожиратели тех, кто боится высоты?

Нэт к ним начал уже привыкать. По крайней мере, его не принимали всерьез. Он молча открыл учебник, достал пергамент и чернила. Поразмыслив немного, выудил из кармана вчерашний томик «Расчетов» и пристроил сверху. Вряд ли Бёртон станет говорить что-нибудь интересное.

— Дай пройти, Уизли, — это был Рёдер, поправлявший смешные очки в стальной оправе. Гриффиндорцы перегородили проход и пропускали только своих.

— Как бы не так.

— Змейки ошиблись дверью. Это класс защиты от Темных Искусств. Он вам ни к чему.

— Дай пройти, или пожалеешь!

Лестрейндж молча выхватил свою черную толстую палочку.

— О, нам та-ак страшно! — МакЛагген смеялся, будто в последний раз. — И что вы сделаете?

Хиндли тоже достал палочку и недвусмысленно поглядел в сторону Нэта. Меньше всего тот хотел вмешиваться — но если коротышка нажалуется старосте, ничем хорошим это не закончится. Запахло странно — грозой и фиалками. Должно быть, это Уизли хотел напустить слизняков. Нечего делать — Нэтан прицелился и ударил подножкой в спину. Выпущенный МакЛаггеном красный луч сбился с направления, врезался в парту, покрывшуюся тотчас зеленой шерстью. Вторая подножка попала в Уизли. Третья мимо. Хиндли смеялся. Зазвенел звонок. Рёдер как раз перешагивал через рыжего гриффиндорца, когда учитель появился в классе.

— Что здесь? Что происходит? Рассаживайтесь быстрее.

— Это Баркер! Он нас сглазил! — возопил Дик, собирая с пола учебники. — Почему мы должны учиться вместе со слизеринцами!

— Дети Пожирателей!

— Таких как они, вообще нельзя пускать в Хогвартс!

Бёртон покраснел и закашлялся.

— Мы отстаем от расписания! Прекратите разговоры, наконец.

Он вернул парте прежний облик и махнул в сторону доски, где появилась сегодняшняя тема. Болотники и каппы. Прекрасно.

— Широко распространенные в Великобритании… Часто используют ложные световые щупальца, которые многие принимают за фонари или болотные огни.

Какой, спрашивается, лопух, примет розовый свет болотника за газовый факел, а еще лучше — за духа-фонарника? Или имелись в виду маггловские фонари? Разумеется, те так и стоят по болотным трясинам, освещая тропинки в непроглядной тьме. Магглам больше делать нечего.

Нарисованный на плакате зверек напоминал гибрид паука и макаки. Длинный закрученный хвостик заканчивался, словно бутоном, тем самым фонариком. Нэт, чтобы сдержать смех, вернулся к серьезному расчету на сороковой странице. Он плохо понимал, что значит «предел», и почему все непонятные знаки в конце формулы куда-то исчезали, оставляя только цифры.

— Длинные верхние конечности, хватают путешественников за ноги и затягивают в трясину… специальные клапаны, закрывающие ноздри. В остальное время питаются падалью.

— Спорим, он ни одного не видел в лицо, — шептала подружке впереди какая-то гриффиндорка.

У каппы, кроме зубастого рта был длинный нос, похожий на клюв, черепаший панцирь и красное блюдце на голове. Профессор пытался читать лекцию, но его перебивали вопросами, и он не находил ничего лучшего, как, краснея, отвечать на них.

— Милашка!

— А правда, если ему поклониться, он умрет?

— А не проще ударить Incendio?

— …рек и озер. Известен так же под именем «каватаро», «кавако», «каваранбе» или просто как Гость. Зарегистрированы случаи разумного диалога с людьми…

— Простите, профессор, так, значит, они не опасные существа?

— Мистер Уотер, не так ли? Нигде не отмечено, что каппы владеют русалочьим языком… принято считать условно животными… или полностью животными в случае монгольской разновидности…

— Это правда, что они говорят на японском?

— Мисс Браун, эти сведения не доказаны… двигаются чрезвычайно быстро… предпочитают уединенный образ жизни. Магглы принимали их за речных божеств и приносили жертвы в виде риса и просоленных огурцов…

При этом половина присутствующих откровенно засмеялась. Нэт пожал плечами. Тоже, «темные искусства»! Какой смысл изучать всех этих водяных, когда лучший способ защиты — просто обходить их стороной? Всем известно, что даже голодный хлюпень не нападет первым… тем более болотник… Каппы вообще едят рыбу, а если учесть, что на них охотятся из-за шкурки, то шансы встретить живого и вредного водяного всяко ниже, чем подхватить насморк, болтаясь в холодной грязи. Лучше бы научил их простому щиту или какому-нибудь маскирующему заклятию. В конце концов, даже в «Пророке» уже пишут про «военное положение»!

Никто не слушал профессора. И дело было не только в теме урока — гриффиндорцы по-прежнему зло косились на Нэта, большинство обсуждало происшествие в Хогсмиде. Девчонки — и те не считали болотную нечисть достаточно опасной, чтобы отвлечься на учебу. Бёртон краснел все сильнее.

— Мисс Леннет? Какие заклятия вы бы применили, встретившись с японским каппой?

— Отпугивающее, сэр, — улыбнулась Леннет, и слизеринская половина прыснула смехом, потешаясь над Уотером, очевидно записывающим этот «ответ». Дальше стало просто неинтересно. Нэтан ушел с головой в арифмантику и вынырнул только, когда профессор обнаружился прямо над его партой.

— Вот чем мы занимаемся на уроках. Извольте встать, когда с вами разговаривают, молодой человек.

Все с интересом наблюдали, как порядком выведенный из себя профессор, наконец, выпускает пар.

— Я жду, мистер Баркер. Отвечайте.

Нэт встал, закрывая рукой страницу с формулами. Бёртон нахмурился — он был действительно возмущен, так что Нэту стало даже стыдно. Но ведь это не он его доводил дурацкими комментариями. Он просто внимания не обращал, и только!

— Простите, сэр, я не слышал вопроса.

— Очень плохо. Взыскание, — мстительно заявил профессор, и Нэт удивленно вскинул брови.

«Взыскание, за то, что не слышал?» — он чувствовал, что и сам закипает. Это Бёртон-то, который и баллов почти не снимает!

— Вопрос был — как отличить монгольского каппу от гриндилоу. Но, поскольку вы, очевидно, не слушали…

— Каппа предпочитает рыбу, а гриндилоу нападает на теплокровных, млекопитающих, сэр. У гриндилоу длинные пальцы, нет клюва, и зубы гораздо острее. Это, конечно, при условии, что вы уже отличили Ирландию от Монголии. Гриндилоу выманить намного проще, потому что достаточно имитировать стук копыт — а каппа боится громких звуков, может часами выжидать на дне водоема, поэтому охотнику желательно подлавливать его на живца.

— Мы проходим опасных существ, Баркер. Их отличие от прочих в том, что они представляют серьезную угрозу жизни человека, — усмехнулся профессор, плавно обходя парту. — Кто в здравом уме станет на них охотиться? И потом, вы не упомянули главного — у монгольского каппы характерный голубоватый оттенок чешуи. Садитесь, и отдайте мне то, что вы там читали.

Еще чего. Каким бы чудаком не был этот Бёртон, ему не составит труда догадаться, что книжка-то вовсе не об арифмантике. Она, может, не попала в запретную секцию только по ошибке. И вообще, он не имел права так цепляться — ведь ответ-то был верный!

— Голубая чешуя, профессор? Они обитают на мелководье, всю жизнь зарастают водорослью и измазаны грязью до черноты. Даже после смерти каппы отодрать эту гадость со шкурки не так уж и просто…

— Если бы вы потрудились посмотреть на доску, где приведено весьма достоверное изображение...

— Позвольте не согласиться, профессор. Шкурки каппы идут по три галеона штука, и, уверяю вас, если они чищенные, то голубая эмаль содрана вместе с грязью, — Нэт чувствовал, что его несет, но не мог остановиться. Сколько же раз ему перепадало от деда, за то, что не умел держать язык за зубами, а он все никак не научится! Но голос, словно против воли, звучал все четче, все холоднее, словно какой-то гордый демон внутри говорил вместо него.

— К тому же, некоторые недобросовестные охотники выдают за них те самые шкурки гриндилоу, и многие ведутся, хотя компетентный зельевар легко отличит их по запаху. Ошибка может оказаться как же это… фатальной… видите ли, гриндилоу ядовиты, и если добавить их шкурку в маскирующий бальзам, можно отравиться…

— Умник, тоже. Самого не отличить от загрыбаста…

— Я сказал, садитесь, минус пять баллов Слизерину, — сник профессор, отступая к доске. — Как я упоминал, вопрос о контактах с человеком является спорным… записаны случаи «уговоров» с людьми и применения якобы лекарских способностей каппы для сращивания костей… известное письменное соглашение…

Бёртон бормотал все тише и тише, повторяясь, растягивая слова, ибо, кажется, ему не хватало материала. «Мог хотя бы из приличия упомянуть пурпурных трясинников» — думал Нэт, осторожно перелистывая страницу. «Их-то по болотам полно, и, если не знаешь, можно здорово напугаться. Вдруг попадется сильный — лодыжку вывернет, а с вывернутой лодыжкой аппарировать не так-то и просто. А ты, Нэтан, идиот. Разве можно было так высовываться!»

Наконец, прозвенел звонок.

— Баркер, останьтесь после урока, сообщу вам время взыскания.

«Ну вот, теперь угощайся…» Остальные с шумом вываливались из класса. Наказание было даже кстати — обозленный МакЛагген, непонятно как протерпевший весь урок, явно намеревался свести счеты прямо там, в коридоре. Едва ли он теперь станет ждать весь перерыв, им же на травологию. Но вот Уизли, как назло, застрял в дверях.

— Отправитесь сегодня вечером в пять к Хагриду, — нарочито громко сказал профессор, — ему нужна помощь. Вот, записку возьмите.

Нэт взял, косясь в сторону порога. Рыжий все слышал.

После трансфигурации и обеда, Нэт ненадолго заглянул в библиотеку и отыскал-таки справочник с формулами. Хитроумный щит на крови стал сразу раза в три понятнее. Это, пожалуй, можно было применять и в чарах тоже. Например, чтобы узнать, насколько широко надо взмахнуть при левиоссе — прикинуть плотность, высоту, поправку на внешние силы, скажем, ветер. Интересно, на холоде поднимать вверх проще, чем в тепле? Или наоборот, сложнее? Где-то часа в четыре у входа в общую секцию показалась компания старших гриффов, и он благоразумно ретировался.

Не хотел идти в гостиную, но до пяти больше делать было нечего. В гостиной же у камина караулил совершенно озверевший Веспасиан Мор, который встретил Нэта знакомым отвратительным свистом. Тот попытался пригнуться, но от удара все равно свалился на пол.

— Будешь знать, как терять баллы.

Правое плечо пылало огнем — однако спорить было не о чем, и Нэт смолчал. Во-первых, он же сам и наберет баллы обратно, на зельях, а во-вторых, остальные за этот день потеряли куда больше. Видел же часы в зале. Не у одного только Бёртона на их факультет обострилась аллергия. Понятно, что дело вовсе не в Нэтане Баркере, подвернувшемся под руку. Говорили, что пятый курс в теплицах подставил слизеринцев под тентакулу. А Спраут ничего не сделала. Кажется, не успела.

Вывод — нужно было ждать. Или сразу идти к Хагриду, кружным путем. Оставалось надеяться, что лесничий не заведет его в лес и не бросит там на милость кентаврам. Спрятав учебники в сундук, и переодевшись в мантию похуже, Нэт поплелся прочь из подземелий, держась поближе к стенам.

Напрасно он старался проскользнуть незамеченным.

— Гляньте-ка кто тут! — донесся голос справа, как раз когда почти был пройден внутренний двор. Молниеносная подножка ударила сзади, Нэт даже не сумел отскочить — повалился на землю, больно ударившись локтем. Он их не видел. Не заметил — как мог?

МакЛагген с Уизли вышли из укрытия, и он хорошо разглядел их ботинки.

— Соскучился, змееныш?

— Не нравится, когда бьют в спину?

«Щит, надо щит… Как там правильно? И зачем я через двор, надо было мимо теплиц, через галерею… вот дурак!»

— А если он скажет другим? — заволновался Уотер откуда-то сзади.

— Ничего не скажет, — жестко возразил Уизли, добавляя вторую «подножку», чтобы жертва не успела подняться, — у них там слабаков тоже не жалуют.

Дик принял к сведению и заткнулся. Третий раз — опять подножкой, ударил МакЛагген, когда Нэт почти встал на колено — и на этот раз, падая, он оцарапал скулу.

— Давай зеленым!

Нэт умудрился сделать короткий замах и послал в МакЛаггена оранжевые искры. Тот, скорее от неожиданности, не удержался на ногах и тоже свалился на холодный камень. «Минус один… Как же там…» Всплыла страница с формулами. Permaneo limes — последний предел, дающий время скрыться. Почему бы и нет? Пока Уизли раздумывал, чем ударить, он кровью из царапины провел по камню, коснулся палочкой и шепнул:

— Assero… — «Хоть бы сработало! Хоть бы… ну пожалуйста…»

— Сволочь! — заорал гриффиндорец, в которого вернулся луч его собственного заклятия, награждая пышным зеленым мехом. — Дик, не стой ты как бревно!

— … quod abdo…

— Нужно было палочку отнять!

— Куда он делся?

«Неужели… Сорок пять старейших…»

А потом Нэт ничего не видел и не слышал, будто его накрыли с головой черным мешком и выхватили землю из-под ног. И было ему легко и бестревожно, словно он заснул на полу дедова подвала, а не отключился посреди драки в школьном дворе. Он бы, наверное, провалялся так до ночи, никем не видимый, если бы случайно проходивший мимо старшекурсник не наткнулся на его руку.

— Эй, ты живой?

Нэт испуганно вскочил и огляделся. Должно быть, пять часов давно наступили — стало заметно холоднее. Он чувствовал, как дрожит — то ли от того, что замерз, то ли от слабости. Зато никого из гриффиндорцев не было поблизости.

— Я тебя не заметил, — честно признался стоявший рядом парнишка, в теплой мантии с синим шарфом, — а, кстати, что с твоим лицом?

— Что с ним?

— Весь в крови. На, умойся, — рэйвенкловец достал из кармана почти новый платок, намочил его заклинанием и протянул Нэту.

— Э, спасибо, — буркнул тот, вытираясь. — А который час?

— До ужина еще часа полтора. Оставь платок себе. Что случилось?

— Я верну завтра. И правда, спасибо, но я спешу, — Нэтан почувствовал, что краснеет, и помчался прочь из замка.

Уже начинало темнеть. Погода стояла безветренная, тихая, затянутое серой простыней небо все еще пахло дымом, а с деревьев облетала листва. Хагрид обнаружился в своей круглой хижине у леса. Он как раз допивал кружку чая размером с хорошенькое ведро, и очень удивился, увидев студента в дверях.

— Ты чего это тут один ходишь?

Нэт протянул записку, которую великан внимательно прочитал и сложил в карман. Замешательство его от этого не уменьшилось.

— Я-то просил его самого… не для студентов работенка… Профессор Кеттлберн, значит, опять с ногой, а вместо него и некому. Да.

Нэтан огляделся с любопытством. Избушка у лесничего оказалась что надо — стены увешаны единорожьим волосом, связками криптолука и сушеной русалочьей усладой. В углу красовался здоровенный охотничий арбалет. Странно, но Нэт ощутил себя почти как дома, на кухне, с той только разницей, что очаг у Хагрида был раза в два шире, а под столом грыз кость здоровущий серый волкодав.

— Это Гром… Он вообще-т не злой, но чужих не любит. Старый уже. Как говоришь, тебя там? Баркер? Постой, а ты разве не первокурсник?

— Первокурсник. Помните, вы меня еще на станции встретили?

— Поди, и не знаешь ничего… Не, лучше давай-ка в замок. А с гиппогрифами я уж как-нибудь сам.

— Да знаю я про них, — возмутился Нэт, что его считают за маленького. — Сначала поклониться нужно, и в глаза смотреть, не отводить. И вообще двигаться не быстро. Первый раз, что ли.

— Может, и впрямь знаешь… Ты на первокурсника не очень-то и похож, это я только фамилию вспомнил, — лесничий поднялся, складывая в мешок мертвых хорьков и банку какой-то вонючей мази. Тут Нэт заметил, что лицо великана было в красных пятнах, а борода и шевелюра — чуть не вдвое короче против прежнего. Кожаный жилет, который лесничий натянул поверх, оказался весь в подпалинах.

— Эт вчера. Слышал, небось, — только и ответил Хагрид. — Смотри, не отставай, время не раннее.

Этого он мог Нэту и не говорить — тот, несмотря на общую слабость, подладился быстро, с любопытством сравнивая Запретный лес и те, в каких уже бывал. Они, правда, шли по хорошо проторенной дорожке, явно подновлявшейся волшебством — на нее даже пожухлый лист не падал. Шли долго, спускались с холма, поднимались, пару раз прыгали через ручьи, и, судя по всему, выбрались к дальнему берегу озера.

— Гляжу, ты в лесу не новичок…

— Новичок, как же… Дед аптеку держит, — неохотно поведал Нэт. В воспоминания вдаваться не хотелось.

— А вот и мы… — ласковым голосом продолжал Хагрид, не обращая внимания на спутника. Прямо перед ними, под навесом, сплетенным из еловых веток, лежал раненый зверь.

— Метелочка… Кобылка молодая совсем… теперь поклонись.

Нэт медленно поклонился, глядя в тоскливые птичьи глаза. Самка гиппогрифа была вся белая, как снег, только лапы заканчивались темными носочками. Половина ее правого крыла оказалась срезана — ровно, должно быть, заклятием, задет был и круп. Лежала она тихо, только курлыкнула, когда Хагрид подошел ближе, кидая ей хоря.

— Вот что война делает… Твари невинные… — в глазах у лесничего набежали слезы. Нэтану стало не по себе.

— Мы это, будем мазью обрабатывать. Не бойсь, не тронет. Я ж хорей успокоительным накачал.

— Кто это ее так, — выдавил Нэтан, подходя поближе, и принимая из рук Хагрида банку с мазью. Белая лапа судорожно дернулась.

— Глупышка… Лес вчера подожгли, а она возьми и выскочи в самую перестрелку. Кому-то нос оторвало, а кому-то вот, значит, и крыло… Я-то думал ее с Угольком свести, принесла бы птенчика. Не судьба, видать.

— Может и принесет еще, — сделал попытку утешить Нэтан, осторожно раздвигая остатки перьев. Его замутило. Старая мазь впиталась и оставила на крыле неприятный липкий след. — А что, обратно никак? Я слышал, в Мунго ноги-руки запросто отращивают.

— Так то людям… — мрачно ответил лесничий, трепля кобылку по шее. Та нежно наклонила голову. Мазь ей боли не причиняла.

— И потом, магия эта, видать, темная… даже директор не все может, хоть и великий он человек, Дамблдор…

Нэтан не очень понимал, какое отношение великий директор имел к раненым гиппогрифам, но промолчал. Тьма над лесом сгущалась, и белые перья, казалось, начали светиться в траве.

— А как она тут ночью? Звери не заедят? — практично поинтересовался он, закрывая, наконец, вонючую банку. Саламандровой крови на заживляющее явно пожалели. Ведь это всего лишь зверь.

— В лесу-то? — Хагрид махнул рукой. — Не, и фестралы не покажутся. Мазь специальная, их отпугивает. А другие гиппогрифы ее, значит, защищать будут. Умные звери, гиппогрифы, и благородные к тому же.

Умный и благородный зверь тоскливо завыл, когда они собрались уходить. Лесничий предложил ей оставшихся хорьков и приладил великанской ладонью перья на голове. Нэт представлял себе, каково это всю жизнь свободно парить над лесом, а потом остаться навсегда прикованным к земле. Лучше, пожалуй, и вовсе не знать никакого неба. Обратно они возвращались еще быстрее, и по знакомой дороге. Он ни разу не споткнулся, слушая, как грустный Хагрид сморкается в похожий на простыню платок, а иногда — в обгоревшую бороду. Если и была в лесу какая живность, сейчас все обходили лесничего за полмили.

— Ты-то ей по нраву, сразу видать… подход имеешь, — заметил тот, выставляя корявую роспись на пергаменте.

— Я бы и завтра зашел, — сам себя удивил Нэт. — Наверное, ее кормить надо?

Хагрид вздохнул, хлопая его по плечу.

— Э, заходи, чего там. Можешь и пораньше, чаю попьем… Дождя-то вроде не будет.

— Тогда до завтра.

Волкодав проводил Нэта подозрительным взглядом. Однако хвост его дружелюбно хлопнул по полу пару раз. Он тоже был не против. А Нэтан и сам не знал, зачем напросился. Время было еще не позднее — и по пустым коридорам он пробрался в библиотеку, где мадам Пинс недовольно сощурилась на его грязную обувь.

— Мне бы что-нибудь про гиппогрифов, и чем их лечат. Если есть, — примирительно добавил он, заметив поджатые губы библиотекарши.

Он, как всегда, засиделся в своем классе, листая красочный анатомический атлас «диких и особо опасных существ». Каппа там тоже был, со шкуркой и всеми своими зелеными внутренностями. Лицо у него было грустное, от одиночества. Все знают, что каппы одиночки. Если такой заболеет, лечить его точно никто не станет. И были еще мантикоры, и «крылатые кони», во всем, кроме нрава, похожие на пегасов. И маленькая индийская рыбка рамора, которая одним желанием могла останавливать многотонные корабли. На картинке внизу страницы она глядела Нэтана серьезными золотыми глазами, тихо помахивая хвостом, и, кажется, сама не верила, что таит в себе такую прорву волшебства. Нэт отвел взгляд. Ему стало вдруг неприятно думать, что точно такая же, осторожная, молчаливая, погибла, задыхаясь и хватая воздух ртом, чтобы сделали его палочку. Он пролистнул страницу.

Гиппогриф, с пометкой «поддаются дрессировке» — короткая статья, где, конечно, не было ни словечка про лечебные мази. «В неволе, особенно, если лишен возможности подняться в воздух, гиппогриф теряет аппетит и чахнет, и редко проживет больше двух-трех лет…» Была уже полночь, когда Нэт спохватился. Глаза закрывались.

В гостиной факультета, как всегда, кто-то сидел. На этот раз Фонтейн — живая и невредимая, устроившаяся на полу у камина. В руках ее была стопка перевязанных шелком писем, которые она медленно, методично скармливала жадному пламени. Нэт подошел поближе, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не смог придумать.