Novice (джен)

«До 1962-го года кровеостанавливающие зелья на основе человеческой крови продолжали традиционно считаться частью Темных Искусств. Однако их заметная эффективность по сравнению с любыми другими, полученными из растительных и животных компонентов, привела к подписанию в 1962-ом году Конвенции о смене статуса, признанной большинством зельеваров мира, кроме ряда ортодоксальных восточных школ (Пень Кичуань, Саммадха и тасманские традиционалисты). С этого времени и до сих пор, кровеостанавливающие зелья Шпеттера и Кальвуа, и аналогичные им по действию порошки Буттенберга, являются одними из немногих средств, для которых разрешено использование человеческой крови в необходимом объеме, превышающем стандарт 1735-ого года».

Нэт вздохнул и поставил книгу на полку. «История зельеварения от истоков до наших дней» была именно тем, чем была — историей, а для эссе нужны рецепты. Субботний вечер во «Флориш и Блоттс» проходил спокойно — посетители задумчиво бродили между стеллажами, не замечая вокруг никого из живых. Что было хорошо: он мог преспокойно читать, читать все, что пожелает, и даже делать заметки на своем замусоленном пергаменте. А дед не ждал его домой раньше десяти.

«По способам действия разделяются на следующие группы: средства системные, ускоряющие действие факторов свертываемости (путем ли их введения, стимуляции их выработки или угнетения противодействующих им факторов, а также магической модуляцией). Средства местные — как внутренние, воздействующие на кровь, так и внешние, воздействующие на стенки сосудов, широко применяющиеся при оперативном вмешательстве, в том числе пластинки, порошки и клеи, создающие искусственный тромб. Существуют местные средства комбинированного действия, которые сочетают в себе преимущества…».

Старика Балтазара Нэтан так и не решился спросить ни о чем — тот его тоже особо не спрашивал. Разве только смотрел косо, сверяя время. Да и что Нэт стал бы ему рассказывать? Что он вечер провел, читая несуществующую книгу, слушая истории про родителей и угощаясь горячим чаем? Что он не понимает, как можно проклясть человека, а потом растить его сына? Вот и молчал, будто гоблин в застенках Министерства, игнорируя смутные угрозы «проверить, где тебя носит допоздна».

— Лучше всего — по вечерам, — мистер Юнган криво улыбнулся, отпивая своего зелья.

Теперь почти каждый вечер Нэт осторожно стучал в дверь, здоровался и ждал, пока ему откроют. Один раз он видел, как маг снимает с себя личину — сминая, словно грязь, морщинистое лицо и крепкими пальцами выправляя обратно — длинный нос и высокие скулы. Жидкие белые пряди становились гуще и короче — и вот уже на лоб падала соломенная челка.

— Вы ведь не метаморф?

— В буквальном смысле слова? — мистер Юнган бросил заварку в чайник. — Название подходящее… но принцип немного не тот. Я учился по-другому.

— А я так смогу?

— Зачем тебе? — маг фыркнул, устраиваясь за столом. — Не подумай, я не против знания ради самого знания, но если нет цели, ты никогда не добьешься результата.

— Вы кого угодно можете изобразить?

— Нет, слишком долго готовлюсь. Это как маска, чтобы ее вылепить, а потом носить, нужно продумать детали.

— Вроде длинной мантии?

— Это тоже, — мистер Юнган усмехнулся. — Ну, выкладывай, зачем тебе это надо.

— Не знаю, — протянул Нэт. — Например, вдруг я где-нибудь в Китае, пытаюсь раздобыть серебристого сцинка, а Пень Кичуань их продают только родственникам. Выдаю себя за какого-нибудь пятиюродного брата… Знаете, сколько всего можно сделать из одной такой ящерицы?

— На Востоке можешь даже не пытаться. Там родственников различают по магическим отпечаткам, ты и за немого себя не выдашь. И здесь-то непросто.

— У вас вот тоже акцент…

— Акцент! Это говорит человек, который «Колыбель Похъелы» на запах различает! Дело во внутренней силе, в сути, в истинной форме. В основе трансфигурации, если хочешь, — когда мистер Юнган увлекался, огонь в его глазах светил ярко и ровно, озаряя строгое лицо. — Слишком тяжело менять свою суть, чтобы делать это просто для маскарада.

— А вы умеете?!

— Умею — не умею. Тут, чтобы объяснить… Скажи-ка мне, что ты читал по теории превращений?

Дыхание у Нэта перехватывало — мистер Юнган знал вещи совершенно невозможные и не боялся своими знаниями делиться. Для него не существовало ни Статутов, ни Конвенций — только правильно или неправильно заданные вопросы.

На третий вечер он вручил ему записку с названиями мест.

— Вот здесь я его видел. Твоего отца. Разыскивал кое-что из Гебера…

Справа от мест стояли даты — где-то число, где-то просто год и месяц, или прочерк. Последняя — весна 1979-го с вопросительным знаком, приходилась на Бонн.

— Вы… спасибо, — Нэт прошептал, сжимая записку в кулаке, — спасибо…

Он не находил больше слов.

— Знаешь, — помедлил мистер Юнган, — я, может, соберусь туда осенью. Проверю сам.

Нэт отвернулся к окну, делая вид, что любуется новой луной. Рогатый месяц щурился ему в ответ, вышибая из глаз слезы.

Это было почти совсем не страшно, думал он теперь, прижавшись щекой к стеллажу во Флориш и Блоттс.

«Зачастую же наилучший результат достигается путем совместного применения зелий и чар механического, термического действия».

Больше всего ему нравилась целительская секция. Лечебная магия, как всегда, балансировавшая на опасной границе между светлым волшебством и темными искусствами, невольно открывала перед ним такие секреты, которые в Хогвартсе наверняка были надежно похоронены в директорском кабинете. Те же кровеостанавливающие, признанные конвенцией — если вводить их большими дозами, можно остановить кровь навсегда, сгустить, остановить сердце… И любой зельевар вынужден все это знать — и применять. «Всякий, от яда погибший…» — да как они смели? Если чуть не каждое второе лекарство на деле было таким же ядом!

«Нет, не таким же. Их никто не придумывал специально для того, чтобы убивать. Ну, почти никто», — возразил внутри ровный голос. Нэт вздохнул и дописал еще абзац. Пергамент вскоре закончился, и он вынул другой, пряча поглубже в карман тот, с двух сторон покрытый скорописью. Чем дальше, тем больше почерк его становился похож на неразборчивую эльфийскую вязь.

Маленькая книжка в конце полки — в невзрачной бумажной обложке, «Маггловские методы остановки кровотечений и их эффективность». Пролистал, с немалым удивлением заметив, что простецы двигались примерно в том же направлении, что и маги. Разве что их не так заботила чистота применяемой крови.

«Тибериус Принц (1750-1816), FPM, установил путем многочисленных экспериментов, что применение крови простецов при создании кровеостанавливающих зелий никак не раздражает магический фон их реципиента, и поэтому даже более желательно, чем применение крови потомственных магов. К сожалению, рецепт сыворотки Принца-Ригера был уничтожен в 1788-ом, когда, в связи с выдвинутыми обвинениями…»

Одобренные Министерством «Методы» не вдавались в подробности. Нэт дочитал страницу в поисках информации — но увы, ничего, кроме туманных намеков на то, что порошки Буттенберга достигают почти той же эффективности, что и печально известная сыворотка, в которой, кроме прочего, еще целая уйма нелегальных ингредиентов. Усмехнулся — скажите это тем, кто умирает от потери крови.

А фамилию ведь и раньше встречал, чуть ли не в «Энциклопедии…». Или нет, не в «Энциклопедии зелий», а в «Расчетах применения нетрадиционных средств…» — глава восьмая, «Боевые зелья»…

«…ядовитый порошок, распыляемый в воздухе, имитирует действие Nairh Dannath, бессрочно, безотменно, авторства Т.С.Принца».

Тут же захотелось взять обратно в руки «Расчеты» и прочитать там про этого Т.С. все, что найдется. Восемнадцатый век. Человек жил двести лет назад, а его не могут превзойти до сих пор! Вряд ли даже в те времена настоящих ученых волновал какой-то Свод, да еще и Старый…

«Классифицировать кровеостанавливающие зелья можно по срокам их действия — традиционные средства на основе растительных компонентов относятся к самым медленно действующим (эффект наступает не раньше 10-12 часов после приема)».

Аккуратнейшим образом Нэт скопировал формулы из приложения и добавил современные рецепты.

«А что в учебнике? Настойка на корне бодяка? Cirsium Japonicum? Bletilla Striata, Sanguisorba Officinalis? Или хорошо почищенные веточки туи, как будто мы какие-то жвачные! О, ведь есть еще — жареный помет летяги, или белки-пересмешницы, и это если не вспоминать о семенах дерева с говорящим названием Strychnos Mux-vomita… Должно быть, просто совпадение, что ни одно из этих средств нельзя прямо зачаровать в кровь? Да даже для разбитых коленок в больничное крыло Снейп наверняка мешает что-то посильнее».

Раздел про зелья на травах был сокращен до минимума, и Нэт с радостью заметил, что положенные шесть футов теперь вместили в себя почти все, что он хотел написать. Ему было, о чем еще подумать.

Например, что за свод, который даже в «Истории зельеварения» (он проверил!) не упоминается? Хотя там и о праве отведать первым тоже не говорят, по крайней мере, прямо. И о том, что котел кладут ученикам в изголовье, а мастерам — в ноги, если, конечно, осталось, что хоронить. Но с другой стороны, даже в «Сказаниях о сорока пяти травниках», где все это есть… Или это такая тайна, что о нем в книгах вообще ни слова?

Он сделал попытку узнать дома. Не слишком удачную.

— Ты где так поздно болтаешься все время? — дед, сдвинув брови, в очередной раз встретил его нехорошим взглядом. Нэт как раз протискивался сквозь дверь. Ночь была густая, темная. Начало двенадцатого.

— Просто задержался, — ровно отвечал он, не пряча лица. И поскольку Том как раз в этот вечер выдал ему деньги, недовольство аптекаря довольно скоро угасло.

— Мелисса сказала, ей помощь нужна во дворе. А у меня и так рук не хватает, — буркнул Балтазар, пересчитывая монетки. — Завтра встань пораньше.

Нэт сжал зубы — ему неожиданно стало противно на это смотреть. На прилавке выстроились ровным строем четыре колбы с зельями — бодроперцовое и сон-без-снов. Обычное дело. Которое дед теперь делал сам, от начала до конца. Даже ступка ждала, с пестиком, и приготовленные когти виверны, прямо здесь же, на пергаменте.

— Ну, что стоишь?

— Я хотел спросить, — безо всякого интереса начал Нэт, двигаясь к кухне, — что такое Старый Свод?

Монеты были уже пересчитаны — но дед их уронил на стол, и поглядел на внука холодным, как ноябрьский ветер, взглядом.

— Тебе знать ни к чему. Это кто сказал?

— Просто услышал. Я подумал, может, прежний Магический Кодекс? До того, который сейчас?

— «Просто услышал»? — изумился Балтазар. — С каких это пор о таком по улицам болтают? Или ты опять кого не надо подслушивал?

— Думайте, что хотите, — упрямо ответил Нэт. — А это говорили обо мне. Что я его нарушил. Как я мог его нарушить, если я даже о нем не знаю?

«Да, но ты ведь и обычный Магический Кодекс нарушил тоже, еще совсем ничего не зная. Что там за яды? Тридцать четыре, дробь пять — изготовление и хранение? Пожизненно. Профессор сказал — Поцелуй? Ну, уж ему-то получше известно…» — что бы там ни вертелось у Нэта в голове, деда он вывести из себя явно успел.

— О тебе, значит, говорили? — тот отставил ступку в сторону и вышел из-за прилавка. — О тебе? А ты слушал?

Нэт отступил стене, но старик уже взялся за свою клюку.

— Смотри, Нэтан. Еще хоть раз свяжешься с дурной компанией — свидетель мне Мерлин и все сорок пять — вот этими руками сломаю твою палочку! И пойдешь ты жить с магглами как последний простец, а дорогу сюда забудешь навсегда!

Хотел Нэт ответить — но запнулся. Старик возвышался над ним, как вавилонская башня, которая вот-вот рухнет, оставляя разброд и смятение.

— Старый Свод ему подавай. Да ты спасибо скажи, что о нем не знаешь — и не узнаешь никогда! Если б был мне ученик, за ту выходку с «Глотком» простым ремнем бы не отделался!

С этими словами Балтазар развернулся и с размаха зашвырнул внука в кухню. Захлопнутая дверь жалобно запела — а как там обошелся Нэт, в обнимку с табуреткой налетевший на стол, уже никого не интересовало. По крайней мере, лишних вопросов не задавал — и то ладно.

Больше ему повторять этот опыт не хотелось. Нисколько.

В восемь он выскользнул из «Флориш и Блоттс» с черновиком в кармане. Еще два часа. Их должно хватить. Он вернулся к «Котлу» и, тихо, легко, прошел черным ходом к лестнице. Где-то там, за стеной, в зале, стучали стаканами, и пахло табаком. Переведя дыхание, Нэт поднялся наверх — меньше минуты — и он уже стоял перед дверью.

— Уже не думал, что ты рискнешь сегодня, — мистер Юнган медленно улыбнулся. Он сидел, как обычно, за столом, в левой руке у него был «Пророк», а в правой он мял кусочек глины.

— Добрый вечер, — Нэт поздоровался, подходя поближе. — Я задержался.

— Старый Брок?

— Нет,— он замялся, — вообще-то, домашнее задание. Пишу эссе по зельеварению.

Сам не знал, почему так откровенно все рассказывает этому человеку. Может, ему просто хотелось рассказать, хоть кому-то? А мистер Юнган, как ни странно, готов был выслушивать с вниманием самые бредовые его идеи. Он, конечно, не был специалистом в зельях, но даже в этой области знал порядочно — а что уж говорить о теории трансфигурации или, например, щитовых заклятий…

— Вот отчего ты так рвешься в этот Хогвартс? Все еще надеешься выучиться на мастера?

Нэт неопределенно кивнул.

— Редко кто рискнет брать ученика старше пятнадцати. А в Британии ты сейчас со своей историей не найдешь никого, кто бы тебя взял. Подумай.

Мистер Юнган дочитывал газету — пока он читал, Нэт позволил себе устроиться на соседнем табурете и внимательно обводил взглядом помещение. Почти ничего не изменилось. «Итог совершенства», заложенный листом пергамента на главе «О способах закрепления тела». Несколько немецких томов по защитным чарам. Стопка рукописей. Чайник. Камин. В окно доносились субботние песни.

«Мы тебя, красотка, не забыли...

Навестим счастливый твой приют…

Метко целят маги боевые…»

— Боевые маги?

— Говорят, это бывшие авроры. Второго набора, — сообщил Нэт подслушанное случайно в книжной лавке. — Раз война закончилась, они больше не нужны, тем более, что их готовили по сокращенной программе.

«И в коварной тьме уберегут…»

— Ах эти… — мистер Юнган покачал головой. — Да, забавно.

Он сминал в руках глину, не глядя, и пальцы его двигались так быстро, что за ними трудно было уследить.

— Сэр… помните… Вы сказали… Вы сказали, что я нарушил какой-то Свод. Это в нем, что ли, написано, что нельзя брать в ученики…

Комочек глины в руках у мага замер.

— Здесь как с другими законами. Большинство обходит их стороной, но в твоем случае им придется открыто признать, что они плевали на правила — думаешь, многие на это способны? Наше общество, — ядовито завершил мистер Юнган, — все еще весьма консервативно.

— И не спрашивай меня, что это за Свод. Для каждого искусства, знаешь ли, свои законы, Нэтан.

Фонарь, сдвинутый к краю стола, больше не коптил, свеча в нем догорела — и теперь внутри копошился магический огонек, как саламандра в банке, отбрасывая яркие блики на лица собеседников.

— Да, я не зельевар, — усмехнулся волшебник. Глиняный комочек вдруг встал на тонкие четыре ножки и проскакал по столу, пока не врезался в узкую ладонь и не был насмерть смят. Нэт вздрогнул. Он никогда еще не видел такого волшебства — еще и без палочки.

— Но я тоже мастер. Вся эта история началась веке в тринадцатом, со Статута о Секретности, его первых проектов. Ультиматум, выдвинутый Министерствами и Конвентом.

— И почему это — тайна, сэр? Я в книгах ничего не нашел.

— А ты как думаешь? Правила — это компромисс. Контракт. Ты станешь разглашать направо и налево условия своего контракта? Особенно принятого под угрозой полного уничтожения?

Он говорил спокойно, продолжая разминать пальцы — и из глиняного комочка возникало то испуганное лицо малыша, то борода старика. Следом за бородой вылепился сморщенный нос и брови, которые тут же нахмурились. Это было даже забавно.

— Слышал о непростительных? Каждый Свод начинается с перечисления того, что не будет прощено. Ведь те, кто нарушит этот замечательный кодекс, подвергают опасности не только себя, но и своих коллег. Их семьи. Их детей. Охотники, Нэтан, когда-то давно вселяли настоящий страх, не то что сейчас. И из страха, почти все, что практиковали свободные мастера — стало принято причислять к Темным Искусствам.

Глиняный человечек заложил руки за спину и важно прошелся вокруг Нэтовой кружки.

— Но на самом деле это ведь были не темные искусства, так ведь? — Нэт покраснел.

— Ты слова, что ли, боишься? — усмехнулся маг, глядя на него пристально, словно решая, сказать что-то важное, или не сказать.

— Я имел в виду другое, сэр. Граница — между темным и светлым. Триста лет назад все зелья на крови считались темными — а сейчас забирают кровь у магглов и готовят растворы Кальвуа прямо в Святом Мунго. И трансфигурация тоже. Навсегда срастить расщепившегося недотепу — это светлая магия, а навсегда обратить жабу в одеяло — темная.

Послушная глина в руках у мистера Юнгана превратилась в маленькую лилию на тонком стебле, и медленно открывала лепестки. Движения ее были так изысканны, так незаметны, что казалось — она и вправду растет, секунда за секундой, как настоящий цветок, и становится выше стебель.

Маг следил за Нэтаном, не сводившим с цветка глаз, и ничего не говорил, довольно долго. Из одного стебля проросли другие побеги — и вот уже целый куст, усыпанный бутонами. Цветы распускались — лепестки были такие тонкие, что просвечивали.

— Вот ты о чем. Целители-то всегда были против, — улыбнулся, наконец, мистер Юнган. — Но, хоть с ними никто и не решался спорить, их слишком мало, чтобы изменить положение вещей. Для этого и есть мы. Мы разрушаем границы. Потому что истинный маг всегда определяет рубеж своей магии сам, — глиняный куст, увядая, осыпал роскошь цветов на стол.

— Традиция уже так укоренена, — во льду глаз мелькнуло печальное отражение. — Многим кажется, что раз нет Свода, так нет и мастеров — они просто забыли о том, что мастера существовали до всяких бессмысленных правил.

Лилия превратилась обратно в комок глины. Нэт слушал, затаив дыхание.

— Кто вы, сэр? — пробормотал он, в равной мере желая и страшась услышать ответ. — Кто вы на самом деле?

Он знал, что ему доверяют тайну.

Мистер Юнган поглядел из-под светлых бровей, и на губах его все еще играла улыбка, когда он произнес, со всей серьезностью:

— Я скульптор.

Слова прозвенели в тишине — как будто было сказано излишнее, чересчур много и вольно — и маг даже не остановился посмотреть на Нэта, в замешательстве поднявшего глаза. Попросту смял свою глину и вложил Нэтану в руку.

— Лепи, — шепнул.

— Что? — еще больше растерялся тот.

— Удиви меня.

Первое, что пришло на ум, был котел.

Нэт чувствовал пальцами теплоту и живую, сопротивляющуюся плоть. Та словно стремилась прочь, словно дышала ему в лицо, повторяя: «Отпусти меня»!

Да ведь это всего лишь глина! Столько раз держал ее в руках… Белую глину клали в мази для суставов… Он закрыл глаза, все внимание отдавая рукам, как когда-то делал это, растирая в кровавую пасту драконью печень, и поначалу сам не знал, что лепит, пока не почувствовал, что под пальцами шевельнулся плавник.

Он от неожиданности моргнул — плавник все продолжал шевелиться, и Нэту ничего не осталось, как закончить свою фигурку. Она была не совершенна, но всё же узнаваема. В меру узкая спина, голова, узор вокруг глаз. Осторожно, медленно, он своим коротким ногтем навел чешую — и на ладони его забилась в агонии маленькая, скользкая рыбка.

Нэт в ужасе поднял глаза — мистер Юнган смотрел на него с холодным любопытством. Рыба хлопнула хвостом, и тогда маг вырвал ее из неопытной руки, одним неуловимым движением положив конец страданиям.

Она снова стала всего лишь глиной.

— Что ты наделал? Ты ее чуть не задушил.

Нэт не знал, что сказать. Он смотрел на беспомощный комок и пытался разглядеть в нем свою рыбку.

— Рыбы не могут, как правило, дышать над водой.

— Я не думал, что она будет настоящая, сэр, — признался Нэт, чувствуя себя последней бесчувственной скотиной.

— Но ты сделал ее настоящей, — маг продолжил, спрятав глину в карман мантии. — Не все смогли бы, еще и с первой попытки, — в голосе его не было никакой теплоты, соседствующей признанию чужих способностей или таланта.

— Это особенная глина?

— Я из этого стола могу сделать куклу, которую ты не отличишь от живого ребенка. Это особенный стол? — усмехнулся мистер Юнган. — Нет, конечно. Искусство превращения — вот что делает предмет живым.

С этими словами маг тряхнул рукавом, и в руке у него оказалась хорошо знакомый Нэту флакон. Горько-сладкая волна прошла по воздуху — вздрогнул, вдруг приходя в себя. Какая чушь. О чем он только думает — о каких-то глиняных человечках, как будто от них есть толк!

Мистер Юнган пил прямо из горлышка — похоже, зелье снова заканчивалось. Пустая стекляшка блеснула на свету.

— Любишь трансфигурацию? — спросил он.

— Я люблю зелья, — возразил Нэт, как будто невозможно было любить и то и другое сразу.

— С твоими руками еще можно поработать, — добавил маг. — А что за рыбка?

— В моей палочке, — неохотно ответил Нэтан, — чешуя раморы. Может, это она?