Против Системы (джен)

Та ночь, поистине, была самой страшной в его жизни… Она — миг его триумфа, его величайшей Победы, и в то же время — его самого ужасного поражения. Он проиграл битву с самим собой за себя.

Бесконечные семь лет, прошедшие со дня, когда Арека, ничего не объяснив, сбежала на Леду, не прошли для него даром — он собрал всех своих товарищей, всех своих самых верных друзей и учеников, изначально бывших его личной гвардией, и сначала в шутку, а потом и вполне серьёзно назвал их Черными Рыцарями.

Это было шуткой, которая вышла из-под контроля, и стала слишком серьёзной.

Сестра наверняка была бы рада этому…

Отец тоже поощрял его попытки создать собственный ближний круг, пусть изначально корявые и неловкие, но они взрослели все вместе, и теперь уже дети его друзей юности служили ему.

Много лет он незаметно — не таясь, но и не крича об этом на округу — создавал собственный Орден, желая доказать всем и в первую очередь себе самому, ну и, конечно же, своим глупым братьям и сёстрам, что он был достоин называться Князем Аксаанским.

Чёрным Князем.

Именно так называли его в народе и в союзных мирах…

Почему же младшие так неразумно упускали это из виду, глумясь над не реагировавшим, но ничего не забывавшим братом?

Не забывавшим… и не прощавшим!

Он, в отличие от слишком наивной, верившей в добро Ареки, прекрасно знал, что же давало повод младшим князьям и княжне смотреть на близнецов с высока.

Ведь они, Арека и Деврон, были детьми человека.

А младшие были сынами и дочерью Высшего, Владыки целого мира, они же — были продолжением Короля вполне смертного… Драконьего Короля.

Но младшие, эти высокомерные щенки, черви, возомнившие, что в их мире, ценившем силу, они смогут получить всё, не доказав, что достойны, никогда не смогут понять в силу своего тугодумия одну простую вещь — все они, потомки Высшего, никогда в этой жизни не смогли бы стать сильнее, чем старшие Князь и Княжна.

Ведь они были в самом начале своего Пути, ведь это была их первая жизнь, а Арека с Девроном были близки к завершению Малого Круга.

Они были намного сильнее просто по определению.

И его главными товарищами, последователями стали те самые молодые люди и не только, кто это понимал — именно за ними, Чёрным Князем и Алой Княжной, было будущее, и именно они были наследниками силы своего отца, а не те жалкие ошмётки, капли его мощи, появившиеся на свет в облике их братьев и сестры.

Всё это не касалось Шани — юного Видящего Дев даже, можно сказать, уважал и испытывал к нему что-то вроде теплоты. Ведь холодный ко всем мальчишка, а потом и невозмутимый во всём парнишка никогда не врал, особенно в своём отношении к окружающим.

И на остальных он ориентировался в последнюю очередь.

Единственными личностями, к которым Шани по-настоящему прислушивался, были отец и Авен, которая, собственно говоря, была наставницей мальчишки, забрав его с собой на Леду.

Это Деву в младшем брате нравилось…

Впрочем, если бы не один момент, вряд ли бы это в случае чего спасло его.

А так, сама по себе особая суть мальчишки, способность Видеть, уже была для него самой лучшей защитой от всего мира (лучше мог быть только Хранитель, который, быть может, вообще ещё не родился), ведь давно было сказано — их убивать нельзя.

Конечно, он со своими Рыцарями готовился ко всему, и просто от скуки разработали множество планов, проработали варианты своих действий при различном развитии событий, в том числе несколько вариантов переворота, причём — с различными персонажами во главе, начиная от матери, Вердэ и Ники и заканчивая потомками Дагура и Йоргенсонов.

Страшная вещь — скука!

Потому что, как говорится, было бы желание — а возможность найдётся, так что в случае чего, они смогут воплотить любой из этих планов.

С каждым годом становясь всё мрачнее, Деврон ощущал, как было ему теперь тесно в нынешних рамках, как душили его правила, как ему хотелось освободиться и больше никогда не ощущать ничьей власти над собой.

Он хотел сам быть хозяином своей жизни.

И ни перед кем не кланяться.

Ведь у него было всё, что нужно — знания, сила, желание, умения и, что самое главное, верные сторонники.

Три сотни самых верных были его Рыцарями, и двенадцать из них — Ближним Кругом, самыми близкими его друзьями, самыми преданными его товарищами, готовыми пойти вслед за ним.

И ещё больше — многие, многие тысячи были сочувствующими его Ордену, и в случае чего…

Они могли его поддержать!

Всё бы ничего, но Князь ощущал, как терпения оставалось всё меньше, а сестры, его милой Ари, способной одним своим присутствием, своим солнечным и беззаботным взглядом, словно волной, тёплой и лёгкой, смыть всю его раздражительность и подавленный, похороненный в глубинах самого себя гнев, оставляя чистый, ясный разум и умиротворение, рядом не было.

Они были двумя половинами единого целого и до восемнадцати лет обменивались самыми сокровенными мыслями, незначительными, но милыми замечаниями, всё больше общаясь мысленно, а не в слух.

Даже в энергетическом плане они были почти полностью идентичными — многие легко путали их Следы.

И именно поэтому невыносима была разлука с сестрой, причины побега которой он искал на протяжении почти года, пока не сумел выяснить. Один из воинов, добившихся высокого чина в достаточно молодом возрасте и странствовавших вместе с Арекой и Руни по А’Ксаану в их исследованиях нового мира, всё разъяснил ему.

И какой в тот миг гнев охватил разум Князя — неужели чем-то обидел его сестрёнку дядя? Неправильным словом али делом, разбил ей сердце, заставив страдать, да так, что она пожелала оборвать всё, что было связано с прежней жизнью.

И как хорошо, что сам Руни в это время находился непозволительно далеко, в одном из неизвестных мест, назвать которые своим детям отец не желал, считая, что это не их дело.

Быть может, так.

Оно было и к лучшему…

Слишком долгое отсутствие Ареки привело к тому, что её перестали считать хоть какой-то претенденткой на трон, хотя и раньше Вердэ не видел её конкуренткой, почему-то считая, что женщина не могла наследовать Королю… Одно было непонятно Деву — почему младший Князь оказался настолько глуп и слеп при всём своём незаурядном интеллекте, что забыл о том, что, вообще-то, их отец в первую очередь всё ещё оставался именно Драконьим Королём, а у Крылатых пол Вожака никогда не играл значения и, более того, у многих гнездовий была именно Королева, а не Король.

Другое дело — Арека не годилась на роль правителя, слишком беспечной и прямолинейной, слишком честной и порывистой она была… Она была великолепным воином и, как показывала практика, хорошим командиром, полководцем — и именно это место видел для неё в их мире Дев.

Сестра, при всем своём милосердии, была воплощением войны.

И Хаоса.

Ведь знал Дев, что в нужные моменты весёлая и добрая девчонка могла сбросить с себя шелуху человечности и царским, словно у их отца, жестом подчинить себе непокорных — мощью её Высшие не обидели.

Она могла быть и жестокой, и властной, просто не хотела.

Она была бы великолепным полководцем — командующим Армии А’Ксаана, тем, кто приносила бы своему Королю победы, покоряя сначала собственный мир, отвоёвывая его у дикой природы, а потом… потом и другие миры, ведь ей, старшей Княжне, это было под силу — люди шли за ней, они верили ей, и они хотели бы умирать за неё.

И с её именем на губах…

Она была бы лидером, но не правителем, ведь, увы, роль Короля была слишком грязной, слишком полной боли, крови и страданий.

Чужой боли, чужой крови и чужих страданий.

А Арека стала бы Легендой, той самой, что воспевают в своих сказаниях Странники, — тем светом, что привлекал бы к себе народ, что казался бы им спасением, истиной и самым главным, верным символом… Она была бы самым запоминающимся, самым ярким знаменем А’Ксаана.

И ведь не было в ней жажды власти — она бы всё это делала просто из жажды справедливости, из желания сеять добро и истину, во имя всеобщего блага, так сказать.

Но всё это было возможно только в одном случае… Если бы он, Дев, сел на аксаанский трон, если бы именно он стал новым Королём.

И занял бы место в их мире, которое принадлежало ему по праву…

Амбиции рвали разум, желание оказаться на вершине, стать самым зубастым хищником на этом каменном шарике дошло до того, что он даже не попытался сообщить отцу, увлечённому решением проблемы что-то не поделивших двух гнездовий на западе континента, о том, что Вердэ нагло и невозмутимо готовил переворот, подстёгнутый тем, что выяснилось недавно.

Ведь тогда, несколько дней назад, в день зимнего солнцестояния — праздник, когда провожали Старый и встречали Новый Год в их мире, отец наконец растолковал всем непонимающим и особо наглым, что шансов увидеть трон у них не было никаких.

Ибо он, Король, Кровавый Страж и просто скромный Владыка никуда в ближайшие века уходить не собирался, пока была жива его супруга, их мать, а наследовать ему будет только его первенец, коим никто из юных аксаанцев точно не являлся.

Первенцем была Арека.

Вторым — он, Дев.

Это, оказывается, стало откровением для несчастного, глупого Вердэ — он впервые осознал, что трона ему не видать, ведь пережить бессмертного отца он точно не сумеет.

А он, Чёрный Князь, сумеет…

Сумеет!

Ибо он отгадал секрет, нашёл способ свергнуть с трона отца, который посчитал его недостойным, неспособным править.

Он докажет всем, всему этому проклятому миру, что это неправда, что он был достоин, что он был способен возвеличить А’Ксаан, привести его к вершине.

Он станет великим.

Он сделает великим их род!

И как повезло Руни, что он, не найдя Ареку среди гостей дворца, уже утром первого дня нового года вновь испарился куда-то.

Куда?

Впрочем, это было совершенно неважно, ведь все остальные гости остались в Пирамиде ещё на несколько дней — все они были собраны в одном месте, и Вердэ решил действовать, прекрасно зная, что именно он, Дев, знал, как избавиться от отца, младший князь решил столкнуть их лбами, подставив старшего брата.

И, надо признать, если бы не было у Деврона его Чёрных Рыцарей, то он никогда бы не узнал о этом заговоре и, наверное, даже повёлся бы на это, но зная планы брата, было не трудно скорректировать собственные, ожидая, пока Вердэ выполнит за него всю грязную работу, буквально подарив ему трон, оставалось только немного ему подыграть и, возможно, немного помочь ему, чтобы уж точно не ошибся.

А отец…

Он был великим человеком, и пусть он, Дев, к нему особых родственных чувств не испытывал — всё же ему слишком не хватало его внимания, уделяемого всё больше Ученикам, в детстве, но он не мог не восхищаться искренне этой личностью, ведь Король сумел подняться из самых низов, стать из ничего всем.

Он слишком давил своей силой на юного Князя, уничтожая своим гневом волю, ставя перед фактом и не считаясь ни с чьим мнением, кроме своей драгоценной Золотой Королевы и Мирославы.

Пусть отец и никогда, в отличие от матери, не был на Грани, он, поистине, был единственным из ныне живущих, кто был достоин оказаться За Ней… И сил отправить Владыку За Грань хватало только у них, у близнецов, но Арека никогда бы не пошла против Стража.

Как бы ни было прискорбно это признавать, сестра знала что-то такое, что было скрыто от них, остальных, и это несколько нервировало.

Оставалось только надеяться на то, что всё закончится удачно — или закончился всё быстро, раз и навсегда, ведь попытка у него было только одна, и второго шанса у него не было…

В случае проигрыша отец сотрёт его в пыль и не поморщится.

Деврон, однако, сколько бы не убеждал самого себя, что всё закончился очень скоро, оказался к этому не готов.

Это было внезапно…

Отца не было во дворце — он вместе с Алором и ещё несколькими Фуриями отправился решать какой-то вопрос на юг, заявив непривычно и необычно обеспокоенной своей супруге, что дело подождать не могло, ибо без его вмешательства всё могло закончиться бойней.

А это для него было недопустимо.

Как лицемерно!

Впрочем, теперь речь не о том, ведь отец был достаточно далеко — в нескольких часах лёта от столицы.

С самыми младшими братьями его связь обосновывалась только кровным родством, и потому их внезапная гибель не стала для него чем-то шокирующим, однако, всё равно было неприятно… Однако оборвавшиеся Связи с остальными его многочисленными родственниками, убитыми теми идиотами, что решили поддержать Вердэ, всё же причинили боль.

Боль неожиданную, многоплановую, словно цветную и совершенно нестерпимую — маленькая агония, крохотная смерть, ослепила его, разрывая душу в клочки, ломая кости, вынимая их из тела.

Конечно, это было не взаправду — лишь ощущение, но столь это было похоже на то, как он это описал, что Дев даже подумал, что начал сходить с ума…

Или наоборот — он прозрел?

Чёрный Князь знал, что Рождение любого Старшего или Высшего Одарённого сопровождалось Бурей, которая объяснялась весьма просто — потоки энергии мира перестраивались, находя себе ещё одну точку, сквозь которую могли струиться.

Именно поэтому, кстати, при желании найти сильного Младшего, или любого не скрывшегося Одарённого найти было не трудно — надо было только знать, где и, собственно, что искать.

Теперь же точно такая же Буря сопровождала массовую гибель сильных Одарённых, коими были почти все его родственнички, — они, несколько десятков (расплодились за эти тридцать с лишним лет!), были ощутимой потерей для их пока ещё развивавшегося мира, с крохотным человеческим населением.

А ведь среди убитых были ещё и несколько драконов!

Фурий!

И эта Буря, становившаяся только сильнее, рвала его разум на клочки, смывая всё наносное — и милосердие, и честь, и всю прочую человеческую шелуху, не присущую им, истинным хозяевам миров.

Просто Истинным.

Монстр?

Его отец был Монстром с человеческим лицом, так почему же он, Деврон, должен был сильно отличаться от него? Он много лет ждал этой ночи, и теперь, расправив свои крылья, он не намеревался отступать.

* * *

Стоик смотрел на детишек, которые привлекли его внимание, и понимал одно — ему становилось не по себе от хмурого взгляда старшего из них, словно это Иккинг стоял и смотрел на него своими невозможными глазами.

Лицо было другим, голос, манера говорить, жесты и цвет глаз — всё отличалось, но именно какая-то неуловимая черта их объединяла, и это стало решающим фактором, потому, отправившись к директору интерната, он уже не колебался в своём выборе, зная, что он был единственным верным в этой ситуации.

Конечно, детей спросили, не против ли они быть усыновлёнными — в конце концов, старший уже, по закону, мог решать свою судьбу в этом плане сам.

Естественно, они не поверили.

Конечно же, над ними по этому поводу решили устроить травлю сверстники, что, впрочем, было решено просто и изящно — Стоик забрал юных Шторморезов, относившихся ко всему настороженно.

Видимо, они решили, что этот аттракцион невиданной щедрости был лишь показательной благотворительностью, для повышения благосклонности у народа.

Впрочем, его отец, Хеддок был уверен, при необходимости так бы и поступил.

Стоик же был слишком честен для этого.

Это было бы подло по отношению к детям, и он не мог себе позволить разбить ещё две юных судьбы.

Теперь комнаты Иккинга занимали эти двое, отказавшиеся жить раздельно — слишком много пришлось им вместе пережить, убеждаться в жестокости и корыстности дарˈка, вне зависимости от их вида, что было страшнее всего.

Их насторожённость, их готовность гордо принять очередной удар судьбы, не жалуясь и не обвиняя кого бы то ни было, пугали и восхищали одновременно, и всё бы ничего, если не их юный возраст… Наверное, именно это, какая-то аура роднила их с его погибшим сыном, и от этого словно становилось легче.

Пришлось потратить много времени, чтобы Ваэнни и Джейри оттаяли, начав доверять своему приёмному отцу — несколько месяцев прошло, прежде чем они наконец-то позволили себе расслабиться в его присутствии, и больше не ожидать подвоха во всём.

Поверили.

Они наконец-то поверили, что это — не шутка, не розыгрыш и не способ поднять свой рейтинг.

Конечно, они учились в Школе, но в отличие от учебного учреждения, где подготавливали Карателей, ребята могли просто приходить на занятия, не живя там, хотя у Джея была такая возможность, которой он, на всякий случай пренебрёг ради брата, которого не желал надолго оставлять одного, стало быть, просто по привычке, приобретённой в не самое лучшее время их жизни.

Впрочем, времени у ребят на безделье было не столь много — помимо простых предметов, у них были ещё и занятия со специально нанятыми педагогами, которые углубляли их знания по общеобразовательным предметам, или давая новые по таким специфическим предметам, как этикет дарˈка, традиции древних родов, история этих самых родов, а так же некоторые профильные занятия для желавшего стать журналистом Ваэ и для видевшегося себя в будущем пилотом межостровных рейсов Джея.

Если хотят — станут.

Он им поможет.

Через несколько месяцев Стоик решил, что его… сыновья были готовы познакомиться со своими сверстниками из семей советников, и даже организовал в честь этого приём.

Дети, на удивление, легко сошлись с наследником Хофферсонов, хоть он был и своеобразной личностью.

Часто заходивший к нему младший Йоргенсон тоже там присутствовал, в отличие от своего чем-то занятого в тот день отца, и, воспользовавшись моментом, Стоик решил обсудить с племянником пару моментов, касательно его… просьбы возглавить один из отрядов во время грядущей Чистки.

Конечно, просьба Саймана поспособствовать тому, чтобы его определили на службу куда угодно, кроме структур, подвластных Стивену, была только на первый взгляд странной.

Мальчишка хотел жить своим умом, и это похвально.

Ну, а ему помочь племяннику было не трудно…

* * *

— Всё меняется, сестра.

— Они встретились… Действительно — меняется. Чем-то мне это напоминает ситуацию времён Великой Смуты на А’Ксаане.

— Чем же?

— Такой же бардак.

— Наверное… Но почему ты не рассказала мальчику о гробнице Князя? Ведь это могло бы ему помочь… Да и в Библиотеке ты промолчала. Почему-то ты столкнула его со Стражем, не дав ему расправить крылья самостоятельно.

— Теперь он станет великим… Тогда, много веков назад, мы сломали Стража, заставив его стать жёстче, и ценой страшных потерь стать именно Высшим. Ведь настоящая Инициация была там, За Гранью, и что было там, неизвестно никому.

— Не пора ли оставить уже его в покое? Я не соглашалась играть с судьбой других Высших, разбивая их жизнь на осколки.

— Легенда о Страже рассказана ещё не до конца, посему — не могу.

— А когда тогда?

— Когда вернётся Золотая Королева.

* * *

Когда настал решающий миг, когда он бился с братом в том проклятом ритуальном зале, он точно не ожидал, что туда примчится разъярённая мать… Потом, даже годы спустя, он так и не сумеет понять, почему же допустил эту ошибку, почему упустил её из виду, почему не принимал в расчёт Золотую Королеву.

Точно так же, как Вердэ до последнего не воспринимал Ареку как конкурента.

Точно такая же ошибка.

Мать, пожалуй, была единственным существом из всех его родственников, находившихся в тот момент в Пирамиде, кому он точно не желал зла, — она всегда старалась заботиться об Ареке, пусть и в силу этого не уделяя ему должного внимания.

Что же… он не был в обиде — ведь, в отличие от отца, ему, сыну, Королева, ничего не была должна, впрочем, пока они были детьми, она учила их обоих.

Потому, когда он, терзаемый безумием ревущей Бури и опьянённый подаренной ею силой, внезапно обнаружил себя сжимающим окровавленный клинок, он даже не понял, что же натворил…

Но было уже слишком поздно.

«Мама!»

Он хотел кричать, но не мог… Не мог, ибо у него просто перехватило дыхание, и ком в горле, возникший внезапно, но пропадать явно не желавший, мешал издать хоть какой-то звук, кроме полузадушенного хрипа, полного горя и боли.

Её боли!

Его боли.

Вердэ, потрёпанный, бледный и испуганный, внезапно усмехнулся, поняв, что его план удался.

И не понимая, что теперь уж он пробудил зверя.

Ненависть, увеличенная болью разорванной смертью Связи, застелила ему глаза, даря всё новые и новые силы, словно его резервы были столь же бесконечны, сколь бескрайне было его горе…

Но кто, как не он, столь тщательно изучивший вопрос жизни и смерти, знал, что же происходило с душами смертных, попавших в проклятый жертвенный Круг! Высших выкидывало за Грань, но Младших… их Души, ещё слабые, уязвимые, неподготовленные, просто растворялись в Хаосе, лишая Одарённого права на перерождение.

Самое страшное.

Теперь — точно не было пути назад.

Теперь он сам бы ни за что не отступил бы, пока не окропит свои руки кровью мерзавца, по чьей вине их мать лежала теперь бездыханной… Ведь с отцом, чьё приближение было почти физически ощутимо, он теперь вряд ли справится без потерь.

Впрочем, какая теперь-то разница?

Безумие рвало разум на части, лишая последних крупиц страха, всех оставшихся сомнений и колебаний — теперь ему точно было нечего терять, кроме собственной жизни.

Когда в помещение ворвался Страж, его безжалостная Аши, омывшая ритуальный зал, встретила достойный отпор чужой энергии, что его, Короля, наконец-то потерявшего контроль, разъярённого, бесконечно опасного в тот миг и столь же бесконечно уязвимого, окончательно вывело из себя — надо только вовремя ударить, и туда, куда надо.

— Кто?

Это единственное словно заставило табун мурашек пробежать по спине.

Вот теперь стало по-настоящему страшно…

Ведь теперь это был именно Владыка — как всегда хладнокровный, бесконечно жестокий и обладавший тиоловым контролем над собственным гневом и ненавистью. Он переводил взгляд с Дева на Вердэ, остановившись на клинке старшего сына.

Но что-то промелькнуло на его лице, прежде чем оно застыло фарфоровой маской — нечитаемое выражение.

Он что-то понял?..

— Щенки не сумели поделить шкуру ещё живого зверя? — прошипел он с такой злобой, что даже бесконечно наглый Вердэ вздрогнул. — Я понимаю — власть и всё такое, но мать-то за что?

Он не кричал, не рычал — говорил спокойно, одним только выражением глаз выдавая истинные свои чувства. Глаза действительно были зеркалом Души, но что же тогда за потусторонняя, страшная сущность была перед ними в тот жуткий, бесконечной миг?

— Ступай с миром или с миром покойся, — почти неслышно прошептал Дев, но чуткий слух отца, судя по всему, уловил эти слова, ибо Князь видел, как сверкнули глаза Стража чем-то непонятным, смутно похожим на одобрение, что ли.

Что?

Почему?..

Не хотелось знать ответа — они с братом, не сговариваясь, бросились на отца.

Надо признать, сражался Вердэ хорошо, чередуя глухую оборону и внезапные атаки, при этом успевая защищать разум, ведь отец часто использовал этот приём — бить по самому беззащитному, ментально… Младший брат ему бесконечно помог, мастерски выматывая Короля, словно позволяя всё завершить самому.

Впрочем, всё то — иллюзия.

Насмешка реальности.

На бесконечно короткий миг, который одной силой своей воли Дев заставил растянуться в разы, Страж повернулся беззащитной спиной к старшему сыну, словно даря шанс ему, Чёрному Князю, завершить начатое его младшим братом.

И отец тоже был отцеубийцей.

И теперь, стоя в Жертвенном Кругу, Король чуть удивлённо смотрел на торчавший из его груди клинок.

Вердэ же выглядел испуганным — он ведь и не верил, что подобное возможно, ведь ему прямым текстом множество раз говорили о бессмертии Владыки, и теперь он удостоился увидеть невозможное.

Смерть Высшего.

Павший Король медленно осел на каменный пол, на котором вновь засияли таинственные руны, в последний миг сжимая начавшую остывать ладонь своей супруги.

— Вас похоронят вместе, отец, — прошептал Дев. — Мир Душе твоей, и да будет лёгким твой Путь.

Тот в ответ лишь прикрыл глаза, уже не способный кивнуть…

И в этот миг самая крепкая из его Связей, существовавшая незаметно, но дольше всех, со звоном лопнула, и в тот же миг вся энергия, раньше проходившая через Стража, устремилась в нового Короля, снимая усталость и даря неведомое доселе могущество.

Тихо опустившись на колени, Дев, уже не обращая на крадущегося к нему брата, закрыл родителям глаза и, вздохнув, снял с головы отца тиоловую, золочёную корону, украшенную одним-единственным камнем — чистым, ярко-зелёным тау, концентрировавшим в себе силу своего хозяина, чтобы надеть её на себя.

И тут же он поднялся, отбивая мечом подлый удар Вердэ.

Чёрный Князь… нет… Новый Король А’Ксаана вытянул перед собой вторую руку, сжимая её в кулак, этим жестом направляя всю теперь подвластную ему Аши к брату, сжимая его в тиски, раздавливая его сердце.

Брат хрипел, дёргался, но в конечном итоге затих.

Какой же он жалкий…

— Трофеи принадлежат победителям, — прошептал Деврон, поднимая с пола меч брата и выходя из ритуального зала.

Его ждали Рыцари.

* * *

По улице Среднего Города, в одном из среднестатистических, ничем не примечательных районов Берка шла молодая Змеевица, настолько погрузившаяся в свои мысли, что не замечала ничего вокруг, включая непривычный холод, такой неожиданный после ранней оттепели.

Снег, выпавший за зиму, так остался на самом верху — ниже черты Верхнего Города он так и не сумел проникнуть, как и мороз, ибо купол вокруг Берка не позволял температуре опускаться ниже нуля градусов по Цельсию.

Впрочем, вспоминая свойственную всем прибрежным Городам влажность…

Для Нижних Уровней Среднего Города даже ноль был страшен — далеко не все могли позволить себе отопление или тёплую одежду.

Но в тот момент ей было плевать.

На всё.

На всех.

Астрид и не хотела смотреть по сторонам — то, что она внезапно узнала, было намного важнее всего того, что их окружало… Конечно, она не была святой, не была она и ханжой, и прекрасно понимала, что кровь лилась, льётся и будет литься, это один из нерушимых законов их мироздания, но доселе ей не приходилось задумываться о масштабах происходящего.

Конечно, ей за время своей недолгой трудовой деятельности на благо Берка, она разобрала великое множество документов, в том числе и непонятно откуда взявшиеся отчёты о действиях Чистильщиков.

Но почему-то эта организация, а точнее — частичка громадной и неприлично влиятельной компании ГримКом, никогда не оказывала услуги Берку.

Вернее — власти Берка не обращались с просьбой помочь с перенаселением Нижнего Города.

Почему?

Этот вопрос её всегда интересовал.

Теперь она нашла ответ…

В документах с простой и на первый взгляд непримечательной пометкой «Чистка».

И теперь у неё было много вопросов к отцу.

* * *

Она потерянно брела по пустым коридорам Дворца, совершенно не ощущая жизни поблизости — всё было глухо, сгустки разума находились далеко внизу, в самом основании Пирамиды, и от этого становилось ещё более жутко, ведь тишина нехорошо давила на и так истерзанное сознание, заставляя нервничать и постоянно сканировать пространство вокруг своей Аши, тратя на это силы, и немалые причём — сами стены словно противились её присутствию.

Королевский Дворец изменился — впервые за века, как подсказал ей сам мир, рассвет был алым, а не голубым.

Впервые — было так тихо.

Мёртво.

В Пирамиде всегда кипела жизнь, так или иначе, но теперь она, никогда особо с домом не ассоциировавшаяся, казалась могильником, громадной гробницей всей королевской семьи, и находиться здесь было откровенно неприятно.

Невероятный Покой, что снизошёл на неё, то самое благословенное равнодушие, не желали её покидать, и Арека даже была благодарна мирозданию за это — вряд ли она прежняя, порывистая и эмоциональная, сумела бы сдержаться при виде этого ужаса.

Ужаса, что творился в энергии их мира — Буря всё ещё ревела и выла, терзая разумы Одарённых, даря силу им и отнимая такой бесценный, такой необходимый в это время контроль.

Всё, как многие годы назад — в день, когда погибла лучшая подруга, почти сестра их матери…

За семь лет Пирамида по своему внутреннему устройству изменилась мало, так что идти, оставаясь незамеченной, было не трудно — всему этому, и не только она научилась в Таурийском Храме, направленном, всё же, на созидание и невмешательство, а не на разрушение.

И пусть в том обществе Одарённых она не прижилась, слишком уж была «на отца своего похожа, да ещё и всё это помножено на тягу к приключениям матери!»…

Но она была благодарна ледианским Мастерам за то, чему они её научили.

Всем им.

И, если верить слухам, брат мог управлять временем — скоростью его течения, объективным и субъективным, то она, Алая Княжна, за годы пребывания на Леде научилась управлять пространством, создавая существовавшие всего ничего, «одноразовые», так сказать, Коридоры. Точнее — Тропы.

Правда, пока она умела перемещаться только туда, где уже была когда-то, ведь ей нужен был визуальный образ, и при этом — только в пределах одной планеты, ведь для перехода из мира в мир у неё сил пока не хватало — проще было пройти по Грани.

Однако это совершенно не работало для перемещений внутри Королевского Дворца — слишком маленькими были расстояния и слишком велика была вероятность ошибиться, застряв при выходе в какой-нибудь стене, а это, что очевидно, было совершенно недопустимо — такая смерть была бы слишком глупой и нелепой.

Поэтому она предпочла передвигаться на своих двоих.

Так надёжнее…

По пути ей всё же встретились несколько стражников, но они были почему-то одеты в незнакомую форму, и на их наплечниках красовался незнакомый герб — жёлтый круг с чёрным треугольников внутри.

Можно было, конечно, предположить, что это было схематичное изображение Пирамиды на фоне аксаанского неба. Скорее всего это так и было, но смысл подобного символа пока ещё оставался под вопросом, тем более, что это точно не был герб отца, коим всегда была Фурия.

Тогда… чей же это был символ?

Нового Короля, стало быть…

Брата?

А стражники всё проходили мимо, не замечая не желавшую того Княжну.

Арека устало вздохнула и внезапно обнаружила, что ноги сами привели её к детским покоям — здесь, судя по всему, жили самые младшие князья, окружённые своими няньками и слугами.

Девушка зашла в помещение, безразличным взглядом окидывая последствия произошедшей здесь резни — это точно был не почерк Дева, предпочитавшего действовать более изящно и аккуратно и прививавшего эти качества всему своему окружению.

На полу лежали изувеченные служанки, залившие своей кровью весь пол, и её запах раздражал тонкий нюх Княжны, боровшейся с желанием поморщиться от брезгливости — зачем же было действовать столь бессмысленно и жестоко, если бы того же результата можно было достичь одним лёгким, практически незаметным движением, убив жертву быстро, так, что она бы не успела ничего понять.

Мельком порадовавшись тому, что в этот миг она была не в привычном своём длиннополом платье, а в одеждах ледианских Аколитов-Защитников — единственных воинов в Таурийском Храме, и потому единственное, что запачкалось бы в этой уже загустевшей, начавшей сворачивается, засыхать бордовой жиже, — лишь подошвы сапог.

Следы, оставляемые ей на и так безвозвратно испорченных коврах её волновали мало — все, кому нужно было, и так знали о её присутствии во Дворце, а на остальных ей было откровенно плевать в тот миг.

Молча и равнодушно перешагнув через очередное валявшееся на полу тело няньки с изувеченным до неузнаваемости лицом, словно его приложили палицей, Арека зашла в детскую спальню, где в своих кроватках лежали два малыша.

Впрочем, старшего из находившегося здесь детей она увидела не сразу — её внимание привлёк младенец.

На контрасте с остальным ужасом, самый младший её брат словно спал — и не было на его маленьком личике страха или боли… Кроху, судя по всему, задушили его собственной подушкой, которая валялась теперь на полу.

Вот теперь у девушки перехватило дыхание.

Вид ребёнка был столь умиротворённым и безмятежным, что становилось по-настоящему страшно.

А ведь она никогда не видела его живым…

Взяв уже остывшего младенца на руки, девушка завернула его в нашедшуюся тут же белую простынку, словно в саван, который она не смогла бы найти для него.

Повернувшись к другому своему брату, она обмерла.

Картина произошедшего стала проясняться… Видимо, прорывались с боем не в комнату, а из неё, что, впрочем, было логично, ведь кроха бы точно проснулся от крика, навсегда застывшего на обескровленном, бледном личике его старшего брата.

Она положила младенца обратно на его кроватку и подошла к старшему мальчику.

Вот уж над кем поиздевались — у ребёнка был вспорот живот, из которого вывалились часть внутренностей, которые, по всей видимости, и распространяли раздраживший её запах, списываемый ею доселе на начавших разлагаться служанок.

Кто мог с такой садисткой жестокостью убить ребёнка?

Арека знала только одно — Дев на это ни за что не пошёл бы, ведь он прекрасно, в отличие от младших князей, прекрасно знал, что детские жизни были священны.

Это даже слегка успокоило.

Значит — Вердэ.

Его — не жаль.

Сам виноват, идиот великовозрастный!

Наложить стазис, чтобы Аши не позволяла телу разлагаться и смердеть, было не трудно — этому, почему-то, всех учили ещё в первый год пребывания в Храме.

(Эти семь лет были самыми счастливыми в её жизни — всем было плевать, кто она такая, где родилась, какие титулы имела на родине, важны были только её способности, упорство и желание учиться, всячески поощряемое наставниками… И ведь не знали многие её товарищи, что учились рядом с Аксаанской Княжной, и не знали её неразумные обидчики, по-детски обижавшиеся и пытавшиеся задирать, что их неудавшейся жертве было уже больше сорока лет. Остальные Аколиты велись на юную мордашку, и только Мастера глядели в глаза — уставшие и внимательные. Они-то всё понимали.)

Найти ночную сорочку, которая стала бы саваном для младшего брата, оказалось сложнее, чем казалось на первый взгляд — погром здесь бы, конечно, нешуточный, и ориентироваться в этом хаосе получалось с трудом. Впрочем, на конечный результат это не повлияло.

Подхватив обоих братьев на руки (в отличие от остальных девчонок-Аколитов, в силу своего происхождения, Арека не боялась покойников, прекрасно усвоив для себя одну простую истину — страшиться надо было только живых), девушка представила себе красивую поляну на западе континента — там, в высоких горах, недалеко от руин восстанавливаемого Алым Орденом монастыря ФриоˈТал, на совершенно плоском плато, было невообразимо красиво.

Великолепное место.

Самое то…

Вокруг Княжны, примерно в метре над полом, тускло засияли заключённые в Круг руны Древнего Афурита, и она сделала уверенный шаг вперёд, навстречу дневному свету.

Тут, в Парящих Горах, уже рассвело — сказывались громадные расстояния.

Оставив братьев в тени могучего дерева, названия которому она не знала, укрыв их Незамечаемостью от любой живой твари, Арека, вновь вздохнув, вернулась во Дворец — её тяжёлая, страшная, но такая необходимая работа ещё не была окончена.

Вернувшись в Пирамиду, Арека отыскала, не иначе как чудом и интуицией, Нику, которую смерть застигла в одном из коридоров.

Она, как всегда красивая, но высокомерная, наглая и недоступная, разметала свои рыжие косы по каменному полу, и как же она в этом положении была похожа на их мать!

На лице младшей сестры навсегда застыл яростный оскал, она явно сопротивлялась до последнего, что, впрочем, явно не спасло младшую княжну, ибо обошлись с ней точно так же, как и со слугами её младших братьев.

Нику Арека тоже перенесла на ту поляну, положив рядом с братьями.

В третий раз вернуться в Пирамиду оказалось сложнее — ощущалось присутствие нескольких Одарённых, и при этом они были ей совершенно не знакомы. Впрочем, Арека, которой, пожалуй, теперь было нечего терять, не обратила внимания, прекрасно понимая, что, если на неё сейчас нападут — убьёт без колебаний, лишь бы завершить своё дело.

Тот Ритуальный Зал найти оказалось не трудно — трудно было забрать оттуда родителей и Вердэ, и при том — по нескольким причинам.

Первой было то, что неопознанные Одарённые как раз там и находились, проводя некие манипуляции с головами покойников (и в этот миг Арека вспомнила, что точно таких же странных разумных она уже видела в коридорах, но не обращала на них внимания, как и они на неё).

«Сборщики Памяти!» — внезапно поняла девушка.

Она продолжала, укрывшись за одной из колонн, наблюдать за действиями Мастеров Разума, что собирали последние мгновения жизни павшего Короля, его супруги и сына, и Ареке хотелось кричать, выть, рычать, только бы они оставили в покое её родных, только бы убирались восвояси, в Храм, но она запретила себе это, хотя сдерживаться становилось всё труднее.

Да как они смели касаться своего Владыки!

Да как они смели обращаться с его телом, как с трупом неизвестного воина, просто сумевшего увидеть больше иных!

— Княжна, Вы можете забрать их, — устало произнёс один из Мастеров, видимо, главный из присутствующих Одарённых. — Мы закончили и уже уходим. И более мы Вас не побеспокоим, Госпожа.

Его тихие слова разбили звенящую тишину, в которой работали Сборщики.

Арека вышла из-за колонны, но этих разумных она уже не воспринимала врагами — Сборщики Памяти всегда были сами по себе, в дали от политики, интриг и войн, они были своего рода падальщиками, воронами, и им было плевать на всех.

Они не стали бы ей помогать, но уж точно не решились бы препятствовать, и не выдали бы её присутствие кому бы то ни было — абсолютно нейтральные.

Вторым осложнением было то, что Зал был экранированным, поэтому приходилось выйти из него, чтобы перенести тела на ту поляну, и потому, потратив на три захода немало времени, она закончила уже когда полуденные ШессˈВодˈе напекали непривычно-чёрные волосы.

Арека не обращала на эту незначительную мелочь внимания.

Зачем?

Это было бессмысленно.

Натащить из леса сухих веток и брёвен было не трудно, но опять-таки затратно по времени, девушка потратила на это ещё несколько часов, пока складывала то, о чём думала весь этот день.

Брёвна были тяжёлыми, но не тяжелее тел родителей и Ники с Вердэ… Она сделала всё, чтобы среди них теперь не было Шани, перед уходом заставив его произнеси древние слова отречения, тем самым обезопасив хотя бы с этой стороны — теперь юный Видящий, как и любой из его гипотетических потомков, не мог претендовать на престол А’Ксаана, а значит он не представлял угрозы для Дева.

Вымотавшись, она складывала конструкцию уже Аши, а не руками, полными ссадин и даже порезов — об аккуратности девушка тоже не думала.

Она думала об ином…

Погребальный костёр.

Последняя дань её родным — всё, что она могла для них сделать…

Впрочем, ей самой недолго осталось, ведь для неё, первенца и наследницы Владыки, отречься от престола означало отречься от родителей, от всей своей семьи… то есть — предать их, на что она бы никогда не пошла.

Не теперь.

Не так.

Отец в последний миг слишком сильно сжимал руку матери — расцепить их так и не получилось, потому, вздохнув, Арека оставила родителей так, как они и были, хотя это было и не по обычаю.

Впрочем, какая теперь разница?

Какое ей теперь дело до традиций и обычаев?!

Девушка поджала губы, ощущая, как действие Покоя проходило, и скоро её должна была накрыть новая опустошающая душу истерика — надо было закончить до этого, чтобы её эмоции не помешали, ибо они сейчас были явно лишними.

Когда всё было готово, а сил не осталось, единственное, на что хватило девушку — зажечь пламя и отойти.

Костёр ревел, неторопливо и вдумчиво пожирая тела, оглаживая голубыми языками их, бросая свои синие отблески на всё вокруг — её огонь был того же цвета, что и у отца.

Вот теперь, стоя над коленях перед своим сгоравшим прошлым, она могла дать волю чувствам — и кричать, и выть, и разбивая в кровь костяшки пальцев, сдирая кожу на них в ударах о ближайшую каменную глыбу, стараясь физической болью заглушить душевную и ментальную.

Её крик был неслышен, ведь на сотни километров вокруг не было разумных существ…

Она была одна.

Теперь — одна.

Она плакала, тихо всхлипывая, смотря воспалёнными глазами на то, что осталось от догоревшего костра.

Там, в Зале, родители выглядели настолько безмятежно, что сжималось в муке сердце — они приняли смерть, как избавленье, как передышку на долгом пути, и она успокаивала себя единственной мыслью — они вернутся.

Ведь смерти нет.

Смерти нет!

То, что осталось, что не сгорело, она закопала, поставив на то место валун, о который разбивала костяшки, перетащив его Аши — сил ни на что иное уже не было.

Смеркалось.

ШессˈВодˈе заливали мир своим холодным голубым светом, навевавшим тоску, пришедшую на место опустошения.

Глухая безысходность.

Отчаяние.

Арека, бездумно переводя взгляд с камня на камень, уже ничего не понимая, желая просто исчезнуть, раствориться в небытие, случайно наткнулась на валявшийся в стороне меч отца, прошедший с ним всю его жизнь с тех пар, как он назвался Стражем.

Она, сама не зная, чем руководствуясь, подняла меч и, стиснув рукоять, с силой вонзила в… надгробие?.. тот валун, что укрыл собою могилу её родных.

Простая, скромная рукоять торчала из валуна, указывая место, где покоился Владыка этого мира.

Вернувшись, отец точно сумеет его найти и забрать.

Иначе быть просто не могло!

Подхватив собственный меч, девушка, отмечая краем сознания, что уже стемнело и ночь вступила в свои законные права, встала на ноги и, собираясь с силами, приготовилась к последнему своему переходу — обратно в Пирамиду, откуда уже не вернётся.

Она шла умирать.

* * *

Аран внимательно смотрел в глаза своему Ученику, пытаясь рассмотреть в них хоть тень сомнения, страха или неуверенности, и находил в них только шок и усталость.

До какого же момента он зашёл в своих поисках правды?

— Как вы вернулись, Учитель? — внезапно спросил Нави, тихо и почему-то печально.

Аран замер.

Понятно.

— Ты же знаешь… — осторожно заметил Страж. — Когда началась твоя история, моя — уже закончилась. Точнее, та её страница, с которой тебе уже довелось познакомиться.

Нави молчал.

Он только головой покачал устало, и вздохнул тяжело, с горечью и странным пониманием на лице.

Видимо, его тоже вымотал этот кошмар…

А ведь, как бы то ни было, эмоции, получаемые при просмотре Памяти, были приглушенными, и каким бы впечатлительным ты ни был, они всегда оставались тусклее, чем испытываемые здесь и сейчас.

— Только вы, будучи бессмертным, сумели умереть, — внезапно усмехнулся Ученик.

— Мне всегда говорили, что я гений.

Шутливый тон не смог разбить мрачность обстановки, хмурость настроя, на хотя бы разбавил их, даря хоть какой-то просвет.

— Не отрицаю… — кивнул Нави серьёзно, даже слишком, пожалуй. — И тем не менее — мне тоже доводилось умирать, и я тоже всегда возвращался. Но — иначе.

— Для меня невозможно возвращение на Путь — это тоже плата за силы, — ответил на незаданный, практически неуловимый вопрос мужчина. — И за бессилие. Но я не хочу говорить о битве в Жертвенном Круге — для меня это слишком болезненная тема.

— Я… понимаю.

А на юном лице — тоска.

А на юном лице — боль и горечь, совсем не свойственная этому возрасту…

Какому Возрасту?

Какой возраст мог быть у сидящего теперь перед ним Старшего, потерявшего большую часть сил, всё самое дорогое, собственную, родную реальность, спасая Изначальный мир, и в наказание теперь навечно признанный вторым, после своего Отражения, хотя, по сути, они были равны?

— Извини, — внезапно сказал Аран. — Я иногда из-за твоего внешнего вида забываю, кем ты был когда-то, Нави. И сколько тебе на самом деле лет.

Парень только головой покачал.

И опять — понимающе.

— Я плохо помню свои последние воплощения — они все были такими… однообразными, однако жизнь Тёмного Короля для меня подобна открытой книге — я всегда могу в неё заглянуть, хотя и не считаю, что я и он являемся одной личностью.

— Но всё же… являетесь.

— Почему же?

— Ты взял его имя, — не серьёзный аргумент, но иного не было.

Была только уверенность.

Откуда?

— Это ничего не значит. Всего лишь имя Души.

— Напротив… — возразил Аран. — Имена значат даже слишком много, и не тебе это забывать. Впрочем, и это теперь не важно… Арека рассказывала тебе о своей проблеме?

Нави нахмурился, соображая, возвращаясь от событий многовековой давности к сегодняшним проблемам.

— О том, что трон пустует? — наконец сообразил он.

— Именно. Значит, говорила. А про то, что она предложила решение… и про то, какое оно — рассказывала?

— Кто я такой, чтобы Алая Княжна снизошла до меня?!

И усмехнулся самокритично.

Зря он так.

— Всего лишь мой Ученик… Тем более, тебя это напрямую касается.

— Ты же не хочешь… Учитель! Мне ведь показалось, верно?

— Нет, ты всё понял правильно.

— Но я не хочу!

— Придётся.

* * *

В Тронном Зале было темно — все светильники были погашены, и только отблески от тускло светившегося Луча, экранированного, прошивавшего Пирамиду подобно громадной игле, играли на чёрных каменных стенах, нагоняя таинственные и жутковатые тени.

Брат был здесь.

Он сидел на троне, многие годы созданным для Владыки, и от этого становилось не по себе.

Всё это было неправильно, всего этого просто не должно было быть — это же не реально, это же так… глупо! Грустно и глупо!

Деврона сразу заметить было трудно — он в своих чёрных одеяниях был совершенно незаметен, и только багровая рубашка выделялась на фоне плаща, да наплечники изредка поблёскивали — их вибрации в энергии почти кричали, о том, что и это — тиол.

Металл Одарённых.

Арека не спеша, устало и даже чуть прихрамывая, шла к трону, сопровождаемая внимательным взглядом брата, который заметил, что меч покоился в ножнах, а не был стиснут тонкой и мнимо хрупкой девичьей ладошкой.

Его глаза были такими же, как и у отца — холодными, цепкими и проницательными… Властными и глубокими, жуткими. Лучившимися запретными знаниями и грозившими страшными карами предателям.

Склера была абсолютно чёрной, радужка сияла зелёным пламенем, а зрачки мрачно и потусторонне светились фиолетовым — как у Авен в моменты её гнева.

— Ты пришла… — раздался чуть глуховатый, словно недавно сорванный голос Дева. — Несмотря ни на что — ты пришла.

Арека остановилась, когда до трона оставалось всего несколько метров, оставляя себе место для манёвра, чтобы успеть среагировать в случае чего — сканировать Аши пространство она, несмотря ни на что, не переставала ни на секунду, ибо привычку, вбитую в Храме в каждого Аколита, искоренить у себя не просто.

Особенно — меньше, чем за сутки.

А брат смотрел — внимательно, серьёзно и тоже устало, явно дожидаясь хоть какого-то ответа на свою реплику.

Арека заметила краем глаза движение… Судя по всему, Чёрные Рыцари — личная гвардия, собственный орден, вернейшие сторонники Дева решили взять ситуацию в свои руки, однако они были вынуждены замереть на месте, повинуясь предупреждающему жесту своего Господина.

— Да, — скорее выдохнула, чем сказала девушка, — я пришла.

— Ты столько раз за эти сутки появлялась во дворце, и только теперь решилась встретиться?

— У меня были дела…

Она протянула это чуть насмешливо, но без злобы.

Из-за трона вышел Наврес — сын Викара, их с Девом двоюродный брат и на редкость неприятная личность, надо заметить. Впрочем, это, как и всё иное, было теперь не важно.

Он выглядел так, словно это он победил и сел теперь на трон.

Словно все теперь должны были ему кланяться в пол и целовать сапоги, землю, по которой он шёл.

Амбициозный идиот…

Или их кузен наивно полагал, что, оказав Чёрному Князю помощь в восхождении на самую вершину власти их мира, он теперь мог контролировать нового Короля, заставлять его принимать его, Навреса, решения?

Он, что ли, благодарности от Дева ждал?

Арека не собиралась кланяться.

— На колени перед своим Владыкой, дура непокорная! — прошипел, хмурясь и явно храбрясь, наглый мальчишка (а звать его так она могла спокойно, ибо, в конце-то концов, он был младше её на тринадцать лет!), прожигая в ней дыру глазами. — И моли Высших, чтоб…!

…И за что его только Дев ценил?..

Договорить он не сумел — девушка молча подняла руку и, припоминая строение человеческого горла, заставила его голосовые связки перестать вибрировать.

Теперь кричи — не кричи, а звука он не сумеет произнести до тех пор, пока она ему не позволит.

Ещё одно движение, и самодовольный глупец запутался в полах собственного плаща, рухнув к её ногам, сильно ударившись при этом, в кровь расшибив свой аккуратный нос и тонкие, капризные губы.

— Ничтожество.

Это Арека равнодушно пробормотала и перешагнула через пытавшееся стонать и хрипеть тело, оказавшись ещё ближе к брату.

Теперь он смотрел насмешливо и даже как-то по-доброму, явно не собираясь гневаться на неё за то, что она сотворила с его… слугой? Нельзя назвать эту жалкую тушку ни последователем, ни товарищем, ни Рыцарем — столь быстро он сдался, столь быстро он склонился, стоило ей только показать, кто тут истинный Хозяин.

Брату — время.

Ей — пространство.

Они — равны.

Она не будет кланяться!

Она — Княжна, она — дочь Владыки А’Ксаана, и не будет преклонять колени перед младшим братом.

Деврон нахмурился, видимо, наконец-то поняв, что именно означал её молчаливый отказ подчиниться, сопроводившийся очень несчастным случаем с одним из советников нового Короля… Конечно, это было не опасно для здоровья, и уж тем более — для жизни, но до крайности унизительно.

— Не примешь мою власть? — сказал он грозно, но девушку это не впечатлило.

Не ей, видевшей гнев Владыки, страшиться брата, при том зная — она могла в любой миг переместиться куда угодно отсюда, и её держали здесь только собственное желание увидеть, что будет дальше.

— Это означало бы предать всех тех, кто был убит прошлой ночью. Увы, я не имею права на такую роскошь… — вздохнула Арека, покачав головой, сместив ладонь поближе к рукояти меча.

Увидевшие это Рыцари дёрнулись было, но оказались пригвождены к месту чужой Аши — в этот момент брат и сестра работали вместе, ибо оба знали, что это только их разборки, только их конфликт, и решаться он должен был как раз таки согласно традициям.

Тем самым, которые так бесили Княжну.

— Это была дуэль, Ари, — тяжело проронил Дев. — Всё было честно.

— Всё было бы честно, не участвуй в этом Вердэ! — рявкнула внезапно девушка, заметив, как Рыцари вновь попытались дёрнуться. — Не воспользуйся ты его идиотизмом, и не загребай ты жар его руками!

Естественно — безуспешно.

Она держала крепко.

Сосредоточившись, она подумала о том, как пережимает тем, кто её окружил, сонную артерию, и они падают, потеряв сознание и более не представляя угрозы.

Убивать их она не собиралась, хотя и могла, но это точно спровоцировало бы Дева, а это ей не было нужно сейчас.

— Я предлагаю тебе пойти за мной, Арека, — не сдавался брат, протягивая ей руку, этим жестом действительно давая девушке выбор, хотя становилось очевидно, что терпение его было уже на исходе, и стоило ещё чуть-чуть потянуть время, пораздражать его, и он сам бросится в бой, и всё закончится…

Всё закончится быстро.

Всё будет честно.

И пусть брат предлагал ей от чистого сердца, он не мог одного понять — она не имела ничего против него самого, она желала ему счастья, но служить убийце своего Владыки… Убийце её братьев, её матери… Её семьи! Она не сумеет.

Просто убьёт себя в один прекрасный миг.

— Если бы всё сложилось иначе…

— Ты выбрала, — тяжело вздохнул брат, вставая с трона и вынимая меч из ножен, но взгляд его при этом был полон мольбы.

Он просил её покориться, чтобы он мог сохранить ей жизнь…

Если бы она могла…

Деврон произнёс ритуальную фразу, и началась дуэль с заранее предрешённым концом. В ней не было места ненависти — была только горечь обиды и жгучее чувство вины, напополам с долгом, тяжёлым, практически невыносимым.

Не было страха, не было ярости, было только ощущение нереальности происходящего — только боль потери была настоящей, не придуманной.

Только боль была реальна.

Боль в перерезанном горле, и медный привкус на языке — у неё не было шансов против по своей воле ускорявшим или замедлявшим время братом, и она это прекрасно знала.

И сбегать не собиралась, ведь только ради этого она и пришла сюда сейчас.

Холод окутал её, сковал всё тело, пронизывая его ледяными иглами, и было совершенно невозможно дышать — лёгкие, наполненные тёплой, липкой кровь совершенно не слушались.

Девушка протянула руку к лицу склонившегося над ней брата, желая стереть слёзы из его глаз — пусть он идёт до конца.

Она его не винила.

Всё закончится быстро…

— Подготовьте ритуал погребения! Пусть мою сестру похоронят, как Королеву.

Эти слова брата были последним, что она услышала.

Её окутала Тьма.

И Покой.

Наконец-то…