Против Системы (джен)

Когда это случилось, шёл двадцатый пятый год от Великого Перехода… Тот год выдался тяжёлым, но продуктивным — именно тогда она, Арека, впервые побывала, так сказать, по долгу службы, в одном из союзных А’Ксаану миров.

Именно из этих миров (в последствие, спустя сотни лет составивших тот самый неофициально, но фактически существующий Аксаанский Союз) тысячи жителей, жаждавших перемен, свободы и безопасности отправились Мир Голубых Рассветов, внезапно увеличивая численность его населения почти в два раза по сравнению с тем, что было до этого, и это тоже радовало, ведь чем больше было подданных, чем сильнее был отец, тем сильнее были аксаанцы и тем проще им было защитить себя и свою планету.

Тем миром была Ти-Ола.

Любопытный мир, впрочем, мало внешне отличавшийся от много лет назад покинутой ими земли, как и, на первый взгляд, другой мир, куда занесла её судьба.

А миром тем была Леда — планета, по факту, принадлежавшая Мирославе…

Точнее Авен.

Да, столько лет Провидица заставляла всех называть себя своим человеческим именем, а прожив до конца жизнь человеческую снова спокойно откликалась на Имя, коим была наречена своим Родителем… Авен ушла в свой мир, когда свой путь в этом воплощении закончил её брат, ненадолго переживший её мужа…

Только когда стали умирать те, кого они привыкли видеть с самого детства, те, кто казался вечным, какой-то константой, наравне с Владыкой, стало по-настоящему страшно от осознания собственной сути, ведь за проведшие четверть века она почти не изменилась, хотя тех же Дагура и Ингу беспощадные годы превратили с бодрых и неунывающих, но всё же старичков.

Конечно, правителя западных морей это не смущало — бывший вождь Берсерков твёрдой рукой продолжал править своим народом, ведя его, хотя у него уже через лет пять старшая внучка станет девой на выданье…

Старший же внук Дагура, сын Викара Хеддока, оказался на удивление, при всём своём паршивом характере, дружен с Девом.

…Арека поджала губы — воспоминания о двоюродном брате всегда портили ей настроение…

Леда оказалась замечательным во всех отношениях миром, правда на ней пришлось приживаться — разница была не только и не сколько в климате или энергетическом строении, сколько в параметрах самой планеты, ведь Леда была намного больше А’Ксаана, сутки на ней длились в полтора раза дольше, да и сила тяготения была сильнее раза в три, что порождало выносливых людей и на удивление гибких, быстрых, способных приспосабливаться к любым условиям ледианцев.

Но высокие, не в пример выше тех, коими мог похвастаться единственный материк Мира Голубых Рассветов, горы Тау-Ри запали ей в душу, вместе со своими вольнодумными жителями, столь редкими, но такими… познавшими покой, такими свободными!

Покой…

Именно он нужен был ей после всех тех переживаний, что терзали её юное ещё сердце на протяжение последних пяти лет, да и многие годы до этого, и от которых, в конце концов, не выдержав, она трусливо сбежала под предлогом учёбы.

Владыка же эту её просьбу одобрил, с благосклонностью глядя на жажду знаний, и с лёгким сердцем отпустил он свою дочь в совершенно чужой для неё мир.

«Не в первый раз для тебя познавать Суть под чужими небесами… Привыкай, Арека!»

Часть монахов из Храмов Тау-Ри плюнули на всё и ушли на А’Ксаан, где заняли древний монастырь в Фрио-Тал, который заново отстроили по им одним известным технологиям, и где уже без надзора ледианской власти спокойно проводили свои исследования.

Среди этил разумных были даже её знакомые, и не мало!

…Как же они помогли ей в дальнейшем…

Но, по сути, для неё всё же точкой отсчёта стал тот день, когда она вернулась с Руни в Столицу после очередного года путешествий, открытий и исследований, которые они проводили, изучая свой мир.

Встретившись тогда с братом, она его почти не узнала… Ведь почти следа не осталось от весёлого, никогда не унывающего мальчишки, слова его отныне сочились ядом, а в сверкавших подобно тау, подобно ШессˈВодˈе, глазах сияла мрачная готовность драться за свою правоту, за каждое своё слово, за свои убеждения и решения.

И чем-то таким он столь напоминал (всего на мгновения, но всё же) их Владыку, что становилось не по себе.

Страшно становилось…

Кто так покорёжил её братишку?!

Как-то потом дядя Сморкала тогда уже согнувшийся под грузом дел и лет старичок сказал, горько поджимая губы, что Дев чем-то был в своей саркастичности и извечной самоиронии по безумия похож на Иккинга, только Князь был злее на себя и весь мир вокруг, он напоминал загнанного в угол зверя, а не уставшего от этой жизни старика.

Мать тоже была какой-то уставшей… Конечно, ей больше всех доставалось — приходилось, не выходя за рамки, держать в узде самого настоящего Монстра, да и ещё она взяла на себя обучение Ники, а потому сильно уставала.

И всё больше морально она, Золотая Королева, была истощена, не физически…

В свои шестьдесят с хвостиком эта героическая женщина не выглядела и на тридцать пять, кажась ровесницей детей Магни, а ведь он сам был младше её на десять лет.

Но думать о годах хотелось в последнюю очередь, ведь народ уже видел нечеловеческую сущность королевской семьи — не менялись, не старели ни Князья и Княжны, ни Владыка, ни так любимая ими Госпожа Сатин, что стала главным учителем для одарённых детишек, собранных среди людей в первые годы.

(Именно это потом и породило ту часть Легенды, в которой Ученица Бога передала запретные, чудесные знания народу…)

В общем, что-то поменяло самых близких для ней людей, и это, казалось, почти сломало юную Княжну — они сами как-то отдались от неё, всё ещё пламенной, живой и полной энергии.

Тогда её спас Руни.

Спас её от неё самой… от её собственных противоречий, от сомнений и идей.

От лишних, разрушавших её суть мыслей.

Впрочем, это, казалось, сделало с другой стороны только хуже — её мир, лишённый всех, кто был доселе ей дорог, но кого она видела столь редко (непозволительно редко!), замкнулся на своём спасителе, и всё, что она не могла подарить им, она дарила ему.

Он, Руни, стал её миром, и даже словно бы не замечал этого, не переступая черту, когда дружеские… родственные объятия становились чем-то слишком… слишком.

Всё это было для неё уже слишком.

А он словно и не замечал…

Или умело делал вид.

Конечно, всё это было неправильно… до боли, до крика, до ужаса неправильно — Владыка, мама, брат за такое её точно не похвалили бы, но она разве виновата, что всё самые лучшие разумные этого проклятого мира — её родственники!

Но…

Это проклятое «но»!

Они-то как раз родственниками не были.

Это было известно всем — Руни был единственным из всех Князей А’Ксаана, из всех братьев Владыки (не считая, конечно же, некоторых Фурий, но они — иное дело), в ком не текла одна с Королём кровь.

Из людей он был единственным его названным братом.

И именно это щекотало нервы…

Эта неопределённость продолжалась целых пять лет — когда Руни вроде и подпустил её слишком близко, но и продолжал соблюдать некую дистанцию, не позволяя переступить некую точку невозврата, которая бы их просто уничтожила бы.

Объяснилась она с, вообще-то, своим дядей, которого старалась воспринимать просто Вторым Учеником Владыки, только тогда, в тот проклятый день.

День, когда её мир обрушился.

День, когда она просто бросила всё и ушла к той звезде, что неизменно сияла на западной стороне небосклона, являясь аксаанским аналогом полярной звезды.

Руни не повысил голос, не сказал ни единого грубого слова или хоть чего-то, что могло её оскорбить, но само это отношение к ситуации, сам отказ даже попытаться выстроить хоть что-то, даже если и в тайне от остальных, были приняты ею болезненно.

И тот первый поцелуй на закате стал последним.

«Какой же ты ещё ребёнок, Ари…»

Спустя года она поймёт, что он был прав, бесконечно прав, но!.. Но будет уже поздно. Поздно пытаться хоть что-то исправить, решить ли спасти.

А тогда она действительно поступила глупо, в общем-то, оповестив о своём намерении уйти учиться в Храм Тау-Ри только Владыку, мотивировав это тем, что там же находился и Шани, наставницей которого всё ещё оставалась Авен.

Она бросила всех.

Не попрощалась…

Как спустя годы она жалела об этом, как плакала, как выла в подушку, о том, что не обняла их, не осталась дома хотя бы ещё на один день…

Тот день был, по сути, последним, когда она видела маму.

Сатин навсегда осталась в её разуме, как несгибаемая, вечно молодая женщина с бесконечно мудрыми, живыми и любопытными золотыми глазами.

Деву она тоже не оставила даже записку.

Возможно, в той страшной ситуации, в том кошмаре, который произошёл, она была тоже виновата отчасти… или не отчасти… кому она врала!

Она была виновата в том!

Полностью!

Когда она, проведя семь лет на Леде, постигая тайны мирозданья, учась управлять Аши, или просто находиться в гармонии с ней, ищу свой Покой, внезапно ощутила, как натягивались, а потом с призрачным, слышным лишь в голове звоном и просто непередаваемой, несмотря на сверхгромадные расстояния, впрочем, для Энергии не существовавшие, рвались её Связи, то это было не просто страшно.

Она, сидя в собственном доме, высоко в горах, очень, просто неизмеримо далеко от А’Ксаана, ТауˈКсы, от Пирамиды, выла, подобно раненному зверю, кричала, словно это она умирала в мучениях, а не её братья и сестры.

Это случилось разом.

В тридцать втором году от Великого Перехода…

Многие из них умерли быстро — Мия и Магни, Викар, их дети, и даже внуки, казалось, даже не успели бы ничего понять.

Она не знала откуда, но была уверена — они ушли во сне.

Но…

Их убили.

Кто?

Уже потом, пытаясь привести в порядок мысли, пересчитывая оборванные, словно бы кровоточащие Связи, Арека с ужасом смотрела не несколько из них, ведь их, в отличие от десятков других, она знала прекрасно.

Нику ей не было жалко — дрянь того и заслуживала, столько нервов перемотала матери!

Вердэ она тоже толком не знала, и по нему она тоже плакать не собиралась.

И только когда она вроде как сумела успокоиться, привести в порядок свою взбушевавшуюся энергию, явно недовольную тем, что так тщательно устанавливаемые Связи столь бесцеремонно обрывали, на неё обрушилось самое страшное событие, которое заставило и её упасть, задыхаясь, воя, скребя по солнечному сплетению, куда тянулись все те нити, раздирая его до крови.

И благословенно была та кровь, что стекала из ран…

Ведь эта боль, жалкая, физическая, хоть как-то заглушала ту, что мучила её Душу.

Потому что на месте Связи с Владыкой зияла пустота.

Связь вырвали с корнем, словно руку, словно сердце — и она задыхалась, билась в истерике, потому что Король был той константой в её жизни, которая по сути своей была неспособна уйти.

Мёртвый не мог умереть…

Но Страж сумел.

Почему?!

* * *

Нави молча смотрел в стену, пытаясь прейти в себя… Откровения Ареки, конечно, шокирующими не были, но всё равно вывести его из равновесия они смогли.

Особенно щекотало нервы то, что главная героиня этих воспоминаний, а точнее то лицо, что вело повествование, благополучно наводило порядок во дворце, Столице, на планете и даже в Мирах, содрогнувшихся от вести о Втором пришествии Алой Княжны.

От восторга ли они содрогнулись или?..

Или от ужаса?

* * *

Встреча со странной человеческой девушкой подтолкнула его к действию, первым их которых стал разговор с Дагуром, тоже уверенном, что Наследник был жив, что, впрочем, было невозможно доказать, ведь ни тела, ни его самого живого у них не было.

Следующим шагом на этом нелёгком пути стало лёгкое прощупывание Северных Драконов на наличие тех, кому новый порядок, коей они были призваны нести, оказался не по вкусу, а отступать было уже слишком поздно — безнадёжно, по самое горло они увязли в этой грязи, и им бы просто никто не поверил бы.

Просто избавились бы от неугодных для всех.

Таких дарˈка оказалось не мало, ибо идейные были только на самой верхушке, и ими были в большинстве своём только те, кто так или иначе контактировал со Смутьяном.

А тех, кто влез в это всё по глупости…

Или от безысходности — как он сам когда-то, несколько лет назад.

Впрочем, так или иначе, у Криса появились большие вопросы к руководству, которые, впрочем, задать он вряд ли сумеет, но списочек составить стоило — так, потешить своё самолюбие, да отвести душу… главное, чтобы его не совсем трезвые размышления никто не нашёл — проблем потом не оберёшься!

Во-первых, куда делось всё старшее поколение верхушки ключевых Городов Северного Архипелага?

Ведь дарˈка жили очень и очень долго, и каждый гражданин, не относившихся к самым низам, имел реальные шансы увидеть своих праправнуков, и каждый их них впахивал до восьмидесяти лет, прежде чем мог надеяться на пенсию.

И были они в эти восемьдесят ещё совсем бодрячками!

А ведь у правивших семей были гораздо более обширные возможности…

Но, тем не менее, и Берк, и Берссити, и Данисс, и множество других островов могли похвастаться относительно молодыми правителями — нигде Вождю не было больше пятидесяти лет.

Те, кто имел доступ к реальному положению дел почему-то думать и анализировать не хотел, а те, у кого возникали вопросы, не могли ничего понять в мешанине информации, ведь по отдельности каждая смерть не вызывала вопросов, но вот общая картина показывала — слишком уж несчастными были все эти случаи…

И ими они быть не могли по определению.

Там — теракт, тут — самоубийство, здесь — эпидемия, ошибка пилота, не справившегося с управлением, пожар, шторм, взрыв, дождь, в который так легко поскользнуться и упасть, ударившись виском об острый угол…

А если посмотреть на картину в целом, а не только на условно убедительные детали, то становилось откровенно страшно — кто-то на протяжение полувека целенаправленно выкашивал опытных и знающих представителей власти, которые могли бы стать препятствием для Смутьяна.

И пугал даже не сам это вывод, а тот факт, какие всё это дело имело временные рамки.

Каким же терпением, каким же умом для столь продолжительной игры обладал их лидер! Ведь он мог спокойно пожить так сказать, для себя, накопив достаточно ресурсов, а теперь, вполне возможно считаясь официально мёртвым, он продолжал играть из тени, их, Северных Драконов, руками.

Масштабы — вот что пугало.

Размах.

И им, несогласным, как с этим теперь бороться?..

Зато становились понятными многие вещи, в частности то, почему с таким спокойствием был отдан приказ на ликвидацию младшего Хеддока — Смутьяну, по всей видимости, ничего не стоило ещё подождать, пока вырастет новое поколение, которое будет ещё больше подвержено его влиянию.

Их лидер просто решил не рисковать связываться с мальчишкой, который одним своим присутствием сводил на нет весь эффект от его мозгопромывки.

И, что самое главное, ведь даже когда им заново попытались подправить разум, действие этого сохранялось от силы несколько часов — даже условно погибнув, Иккинг помогал им.

Уже помог.

Дал увидеть то, насколько по-крупному играли Северные Драконы…

Во-вторых, вопрос частично вытекал из первого — зачем Смутьяну нужны были Дикие Жути?

Это тоже было очень важно, так как эти твари, во многом не способные мыслить разумно и творчески, были до крайности агрессивными и готовыми броситься на указанную цель за кров и еду.

Это если дело имели со взрослыми особями — теми, кому было больше двенадцати лет, чьё формирование уже было закончено и на которых повлиять было уже практически невозможно, и потому было с ними практически невозможно работать — только, так сказать, размножать их.

А вот правильно воспитанные дети (детёныши, маленькие звери, не обманывай себя, Крис!) Диких Жутей становились практически идеальными солдатами — не знавшие иной жизни, кроме цели, достаточно разумные, чтобы держать оружие в руках, а так же уметь им пользоваться, и недостаточно разумные для того, чтобы желать свободы, они должны были несли эту свободу другим.

Так, по крайней мере, было официально провозглашено…

Вообще, ему, Крису Фаеру, предлагали стать инструктору в учебном центре, где готовили таких вот солдат, однако потом начальство сочло его нахождение в рядах вербовщиков на Берке более полезным.

Наблюдал и дрался он лучше, чем учил.

Оно и к лучшему…

Ведь тут, на Олухе у него была какая-никакая, но свобода действий, и за ним тут точно никто не наблюдал — найти его в принципе, если он того не желал, было невозможно, и потому он благополучно совмещал действия на благо Северных Драконов с поиском несогласных, сплочением их в единую группу, пусть и так, чтобы остаться в стороне, сбором компромата на всех и вся, и так же с посильной помощью тем, кто оказывался не согласен с официальной системой, но поддерживать Смутьяна не спешил — таким. Как Дагур.

Вождь Берссити был вообще отдельной темой — сотрудничество с ним было столь же проблемным, сколь и продуктивным, ведь иметь своих знакомых в высших слоях власти было полезно, но и спрос с него был немаленьким — по мере сил Крису приходилось пахать ещё и на Вереска.

Благо, хоть цели их во многом, если уж не во всём, совпадали.

Зато в случае чего, Дагур обещал предоставить политическое убежище Крису и его отряду — это-то было в его силах.

Вообще, весь его отряд новость о гибели Иккинга воспринял весьма болезненно, пусть ребята и получили чёткий, недвусмысленный приказ от своего командира — не показывать своего огорчения, ведь это могло их скомпрометировать, и тогда они вред ли надолго пережили бы своего друга.

Фурия стал за те считанные недели, что провёл в их компании, их частью, словно он был одним их них долгие годы.

Все к нему привязались…

Барс и Вепрь старались не показывать своей печали, но глаза их выдавали — такая откровенная ненависть, жестокость мелькала в их глазах только при взгляде на Карателей, и на то, конечно же, были свои причины, ведь прощать убийц своих родителей близнецы Зиплбек не собирались. Конечно, опеку над ними взял прадед, но видели они его от силы пару раз в год.

Диана же приносила вести так сказать, из штаба врага — всё, что было известно Карателям по делу Наследника, а слухи там ходили самые разнообразные.

В конце концов, прощать гибель Наследника никто не собирался.

Искали виноватых.

Штормфлай говорила, что в их отделе царили непривычные, сулившую беду тишина и безмятежность, и все подробности трагедии обсуждали шёпотом — заступившие на практику дети Советников на эту тему тоже реагировали до крайности болезненно, а раздражать представителей столь знатных семей… Идиотов не было.

…Дагур ещё чуть не умолял приглядеть за его сестрёнкой, чтобы не нарвалась она, дурёха, на неприятности, и эту почётную роль няньки для юной Вереск Крис переложил на Диану, и не сказать, чтобы Громгильда имела что-то против…

Гарф, младший брат Громы и тоже юный Каратель, всячески помогал в этом сестре.

Сара же только смотрела очень-очень печально, пророча им беды, если они будут продолжать играть во все эти шпионские и революционные игры.

Вытащить брата из Нижнего Города она уже не надеялась.

Но он, Крис, пообещал, ещё тогда, восемь лет назад, что найдёт Алекса Стоуна и вернёт его, ведь пока не было извещения о его смерти, ведь пока он был жив, даже будучи каторжанином, нужно было надеяться.

И верить.

И ждать.

А что им ещё оставалось?

* * *

Для коренных жителей Ти-Ола, а так же тех, кто в течение многих лет на планете по долгу службы, так сказать, — те же целители с ШиˈБы, очень любили во время своего честно заслуженного отпуска отправляться в туристические путешествия на А’Ксаан — всё же столичный мир негласного союза славился и великолепным климатом, и разнообразной, живописной природой — одно только паломничество монахов в Алую Пустошь чего только стоило!

Они, Табрая, молодая дохум, и Ашесс, её лучшая подруга, такая же юная шибан, за неимением семей, иных планов на свободное время, а так же желания сидеть на одном месте, но зато имея возможность, отправились в Мир Голубых Рассветов, как поэтично окрестил кто-то А’Ксаан.

Рассветы действительно оказались голубыми, как и закаты, небо — золотисто-жёлтым, горы высокими, воздух чистым, а народ религиозным.

Впрочем, это проблемой не было.

Облазив весь мир, а точнее -самые популярные его точки,

Естественно ТауˈКсу они оставили на закуску — всё же не только политическая и промышленная, но и культурная столица, наполненная множеством присущих только этой планете особенностей.

Буклеты не врали — в Столице этого немаленького мира действительно было множество различных рас, и им подобные, только в непривычных, чисто местных одеждах, встречались всюду, спеша и суетясь, совершенно не обращая на чудаков или привычные им чудеса внимания.

А чудес было много…

Чего стоила только Пирамида Королевского Дворца!

Громадное строение, которое действительно было видно из любой точки города, а народ даже не поднимал на неё взгляда!

Неужели действительно привыкли?..

Их визит на А’Ксаан совпал с важными политическими и духовными событиями, поистине, исторического масштаба — предыдущий Король скоропостижно помер по невыясненным причинам, к чему все отнеслись с удивительной долей равнодушия, что было удивительно даже не смотря на некоторую нелюбовь аксаанцев к последнему своему правителю.

Но даже не это было самым важным, хотя такое пренебрежение к властям было очень показательным…

Самым важным было то, что всюду были слышны смех и радость — народ праздновал Второе Пришествие своей Алой Княжны, которая и основала две с половиной тысячи лет назад королевскую династию.

Действительно, историческое событие…

Но что оно сулило?

* * *

Молодой Громмель вздохнул, с печалью глядя наверх.

С тем, что он больше никогда не увидит солнца, Алекс уже давно смирился, всё-таки уже сколько лет его наказания прошло…

Где-то там сейчас была его сестрёнка, училась, работала, спасала жизни… Ведь не просто так она пошла учиться в Медицинскую Школу — желания помогать было у неё буквально в крови, сколько уж поколений их предков были врачами, пусть мать и выпала из этой цепи.

Интересно, а как там родители?

Не обижали ли они Сару? Всё же она всегда была девушкой на редкость ранимой…

Ну ничего.

Когда-нибудь он найдёт способ отправить им весточку!

* * *

Уже вернувшись на Олух, она всё ещё пыталась понять, как же оно так вышло, как же так произошло, что посаженный под домашний арест Наследник оказался так далеко от дома, рядом с проклятым Берссити, и всё равно не могла осознать, как же так.

Это было впервые, чтобы умирал кто-то знакомый Астрид, и она понимала, что далеко не последний раз ей приходилось сталкиваться со смертью, но не так же!

Разговоры с совершенно растерянной Хедер, нашедшей утешение у Ингермана, не помогали.

Они дарили ещё большее беспокойство в и так мятежную душу, и потому, скрепив сердце, Астрид решила пока что ограничить общение с подругой детства и вообще всем своим привычным кругом, и попытаться завести новые знакомства из числа простых дарˈка где-нибудь в Среднем Городе, пока у неё было время, ведь совсем скоро практика закончится и их распределят на постоянное место службы.

Похороны Иккинга прошли скромно, но на них всё равно собралось множество народа из многомиллионного Берка, и они казались чем-то нереальным — в погребальной урне был только прах от той найденной ноги, и больше ничего.

А Иккинг словно и не умирал.

Он был в дождливой погоде и предчувствии перемен, неизвестно хороших или плохих, но точно неизбежных.

Он был в тревоге и робком счастье от неважных, не греющих душу мелочей.

В его рисунках, подаренных Торой, Жуткой Жутью Иккинга, Астрид.

В книгах.

В напряжении, повисшем в воздухе, обещая скорую грозу…

Мир совершенно не изменился, он был точно таким же, и именно это больше всего пугало девушку — равнодушие Города к смерти такого важного для него дарˈка, и только со временем она, кажется, начала понимать эту странную фразу, подписанную на полях зарисовок.

«Смерти нет…»

А её действительно не было.

Было только холодное равнодушие.

Но её серые будни разбились в тот самый день, когда, с вой законный выходной она гуляла и наткнулась на очень милое кафе («Дио Эвел» оно называлось…), хозяйкой которого оказалась не менее милая девушка-Громмель на пять-семь лет постарше её самой.

С тех пор Астрид зачастила в то кафе.

* * *

Годы промчались так, словно их кто-то подгонял, угрожая расправой — она и не заметила, как минуло пол века с их с Мастером свадьбы, как так оказалось, что у них было уже было шестеро детей, и седьмой должен был вот-вот огласить этот мир своим первым криком.

Со дня, когда они совершили самую безумную авантюру тысячелетия, естественно, закончившуюся весьма удачно, прошло тридцать два года.

Тридцать два…

О Небо, сколько всего произошло за это время, скольким грандиозным событиям ей довелось стать свидетелем!

Чего только стоит одна Пирамида.

Так странно было чувствовать себя безмерно юной, полной сил и желания творить добро на благо новой родины, прямо как во времена её ученичества, и в то же время видеть, что её дети уже в два раза старше её самой в момент окончания её обучения.

Так страшно было ощутить себя чуть-чуть драконом в том плане, что люди, дорогие ей, старели и всё быстрее приближался миг, когда они уйдут дальше по своему Пути, а она оставалась всё такой же юной, как и пол века назад.

Ведь её поддерживал своей силой Мастер, дарил ей свою энергию, не давая ей даже по-настоящему устать, но и привязывая её к нему накрепко…

Навечно.

Она уже давно перестала пытаться понять где заканчивалась её Аши и начиналась та, что принадлежала их Владыке (как сказала бы Арека), что окутывала весь их мир, проникая в душу, в разум каждого жителя Мира Голубых Рассветов.

Сатин не обманывалась — она прекрасно видела, что супруг её всё ещё оставался тем самым монстром, что ментально сокрушил Левиафана, принадлежавшего Драго Блудвисту, и Красную Смерть, что сжёг дотла Олух вместе со всеми несогласными, назвав это местью за смерть тысячи птенцов, что Рождением своим породил Бурю в энергии их родного мира, что встал, отряхиваясь от пыли, совершенно позабыл про стрелу, пронзившую его сердце.

Кровавый Страж…

Тот, от кого она не отказалась там, на Грани, хотя и могла это сделать, став свободной.

Но там, в месте, где нет времени и расстояний, в Зеркальном Храме она связала их сути, их судьбы, написав на одном из Зеркал своей кровью их имена.

Это — страшнее клятвы.

Вернее клятвы.

Да, она не обманывалась, оставаясь единственным Светом в этой Дха, в этой первозданной, первородной Тьме, держа её в узде и не давая пойти в разнос. Подарив саму себя своему Мастеру, Сатин прекрасно знала, что останется единственным человеком во всей вселенной, кто будет способен его хоть как-то контролировать, что в случае чего сумеет его остановить.

Несколько лет покорного чтения книжек и воспитания детей понадобились чтобы подготовиться к «удару», коим стал день, когда она сумела отвоевать своё право быть воином, а не блёклой и зашуганной тенью за спиной владыки.

И народ окрестил её Золотой Королевой ещё до Великого Перехода.

Она сумела вернуть своё право учиться и учить, искать новое, собирать народы, что желали перемен и свободы от старых рамок.

Кажется, Арану это даже нравилось.

Впрочем, слепота и наивность их детей в некоторых вопросах просто поражала сознание… и только Шани, Арека и Деврон подавали надежды — первый был Видящим, с него и взятки гладки, а Дев и Ари просто видели другую, земную жизнь, а потому знали и понимали намного больше.

Признаться, Сатин гордилась своими старшенькими — оба были очень сильными Одарёнными, быстро учились и умели добиваться того, чего хотели.

Конечно, выбирать из детей любимцев было неправильно, но… если выбирать, то, пожалую, ими её близнецы и были.

Вот просто потому что.

И именно это не давало ей показывать своего расположения старшим…

Однако сейчас Аран уже которую неделю отсутствовала в Столице, Арека, её милая, добрая, раньше всех осознавшая правду Арека уже давно сбежала на Леду, и больше женщина её не видела…

Тревога поселилась в сердце Сатин.

Она терзала душу Королеве несколько дней, сводя её с ума беспокойством, и внезапно начавшие обрываться нити-Связи не показались неожиданностью.

* * *

Сайман давно заметил странное поведение отца, но до последнего старался не обращать на это внимание, полностью посвятив себя недолгому отдыху перед практикой, за которой потянутся годы службы, на конце которой его пока неофициально, но фактически ожидал пост главы беркских Карателей.

Об этом отец призрачно намекал, да это было ясно и так.

Стивен стал пропадать где-то намного чаще, так ревностно охраняя свою тайну, что парень решил поначалу, будто отец завёл себе любовницу и теперь старательно её скрывал от сына, однако…

Поразмышляв, Сайман всё же решил, что эта теория слишком уж нежизнеспособна — отец скорее бы притащил девушку в дом, не стесняясь сына, и поучал бы его при этом, как мол себя надо вести, чтобы добиваться таких же успехов.

В общем, тут дело было в чём-то другом.

Но в чём?..

Зато теперь Йоргенсон, порою испытывая недостаток отцовского внимания, часто бывал в особняке дяди, особенно после похорон Иккинга (а к нему в склеп, к ячейке с погребальной урной и голопотретом, всё как у всех, он приходил пару раз, попрощаться и попросить прощения за всё), обсуждая важные вопросы и просто наведываясь на чашечку чая.

А Стоик сильно сдал после гибели сына — он ведь был ещё молод, ему не было и пятидесяти, а казался он уже глубоким стариком, и это было невыносимо горько.

Вот почему?

Почему судьба была так несправедлива?

Почему отняла у них с Иккингам матерей, дала таких разных, непохожих отцов, что сделало их в итоге с братом такими разными, совершенно непохожими и столько лет конфликтовавшими…

И всё почему?

Потому что он понимал.

Как никто иной понимал брата — слишком похожей была его жизнь, но только Иккинг был ещё более одиноким, и, наверное, именно поэтому так ожесточился на весь мир, воспылал к нему праведной ненавистью, которая, стало быть, и крылась за тем равнодушием.

А ведь они так и не встретились, так и не поговорили не разу после того треклятого нападения изгарских наёмников!

Он так и не поблагодарил…

Вина за это гложила, но чего уж теперь жалеть о несделанном и не сказанном, ведь теперь у него был только один путь — делами доказывать, что все они были достойны жить в одном поколении с гением своего времени.

Ведь ту штуку он сам изобрёл…

Впрочем, как все они видели, Иккинг мог защититься и голыми руками — Сайман сомневался, что кто-то ещё из его знакомых был способен голыми руками пробить броню и вырвать дарˈка сердце, при это потратив на это всего ничего времени, ведь всё то было в условиях боя.

А если такие мастера и были на Берке, то наверняка конечности, на то способные, у них были кибернетическими.

И уж точно не было таких умельцев среди их ровесников — в этом парень мог даже не сомневаться, всё же он учился в лучшей Школе острова и имел прекрасное представление об их уровне подготовки.

В конце концов они были его будущими подчинёнными.

А близнецы близко к сердцу приняли всё это — они оба, и Юлий и Юлия, были намного умнее, чем казались, ибо только гении могли придумать себе образ легкомысленных идиотов, и потому они явно понимали даже больше, чем он.

— Неспроста всё это… Иккинг кого-то явно боялся — это можно проследить по его поведению последних месяцев, а тут ещё и это нападение, — размышляла тогда Забияка. — Неправильно всё это. Неправильно, что нашего спаситель посадили под арест, и причём сразу же, стоило ему подняться с больничной койки!

— Может быть Стоик сам хотел избавиться от сына, — предположил Задирака совсем уж абсурдную мысль, ведь Сайман-то видел, как горевал убитый произошедшим Хеддок.

— Или один из Советников, или некая третья вила, которой противиться Стоик по тем или иным причинам не мог, — стала развивать его мысль Заби.

И тогда понял Йоргенсон.

Да, это скорее всего было действительно так — только для сего можно было развить всю эту бурную деятельность с показательным правосудием над невиновным.

Только хотели не убить, а наоборот…

Наоборот!

Защитить.

Но от кого?

Каких же врагов незаметно от своих одноклассников нажил себе Иккинг, что ради спасения от угрозы со стороны которых пришлось запереть наследника в родовом особняке?

И… нависала ли опасность теперь и над ними?

* * *

Интересные шевеления начались в рядах Северных Драконов — смерть младшего Хеддока, по всей видимости, была действительно чем-то значимым, способным повлиять на ход событий.

И повлиявшим.

Вообще, если бы он выжал, это радикально поменяло бы всю картину игры, а теперь…

Теперь оставалось только ждать.

Что же выйдет из этого всего?

Смутьян наконец-то перестал собирать дарˈка и ресурсы, и перешёл из ленивого наблюдения к активным действиям, призванным ему помочь подмять под себя власть всего Архипелага, и при том он всё так же оставался бы в тени…

А ещё эти Сумеречные Мстители, подобные никем не тушимому пожару.

Почему-то никто не видел, как они расползались по всему миру, медленно и верно если не откровенно руша систему, выступая против неё, то незаметно подтачивая её, расшатывая удобные кресла под задами высокопоставленных лиц, и нельзя было сказать, что этим процессом никто не управлял.

Однако, за ними стояли не Северные Драконы — те, как ни странно, привыкли действовать тоньше, изящнее.

Кто же это?

Новый игрок?

Оставалось только ждать.

* * *

Известие о Возвращении легендарной Алой Княжны вызвало мощный резонанс во всех мирах Аксаанского Союза, но пусть Ца-Веба к ним не относилась, сохраняя с Миром Голубых Рассветов очень вооружённый нейтралитет, эту планету теперь тоже сотрясали разногласия.

Цавебийский Храм был одной из сильнейших школ Одарённых этой части галактики, собирая под своими сводами представителей всех окрестных миров.

Потому и Легенды здесь знали неплохо.

Старшую, являвшуюся представительницей (основательницей!) правящего рода А’Ксаана нельзя было просто проигнорировать, как нечто несущественное, особенно учитывая то, что она была участницей немаловажной Легенды.

Легенды о Страже…

Учитывая то, что в последние годы отношения между А’Ксааном и Ца-Вебой держались на честном слове и слабовольности Короля Талэ, то теперь можно было ждать беды.

В случае войны у этой планеты против аксаанцев просто не было шансов — только не против истинных хозяев ШиˈБы, не у мира, полного Одарённых.

А у Стража, в преспокойное существование даже ныне до недавнего времени верили лишь немногие, и то их считали безумцами и еретиками, были причины обидеться на цавебийцев, в конце концов именно их Храм на протяжении многих веков находил перерождения Тёмного Короля, пока тот ещё был младенцем, и прятали его в своих стенах…

А Тёмный Король, как известно, был Отражением Стража.

То есть — почти братом.

В общем, глупо было похищать тех, кто входил в сферу интересов А’Ксаана, это уже не тот слабый и ещё подверженный влиянию извне мир, что двадцать семь веков назад.

Теперь нужно было придумать, как задобрить Алую Княжну, прихватизировавшую власть на своей родине, и при этом не поссориться с собственным Храмом — всем известно, что не было лучшего способа управлять народом, чем вера…

* * *

Новость о смерти неизвестно как ещё сбежавшего Наследника Берка (да не помогал ему никто, это всё его изобретение!) разлетелась практически мгновенно, благо здесь очень помогли СМИ, хотя он узнал об этом «печальном» для него событии одним из первых — в конце концов именно он был начальником всех беркских Карателей.

Конечно, было безмерно жаль всех тех ресурсов, потраченных на ликвидацию племянника, когда природа и так справилась, своими силами, но…

Облегчение от того, что ставший проблемой и явно знавший о его истинной сущности, и только чудом промолчавший о предательстве отцу, видимо потому что сам не был чист, теперь не встанет на пути, того стоило.

Он, Стивен Йоргенсон, привык добиваться своего.

Любыми способами.

Сын только расстраивал — слишком уж он, даже при своём высокомерии и гордыни, был честен и прямолинеен, никакого в нём не было коварства, хитрости, изворотливости, которыми, так или иначе, должны были обладать все правители.

Да и как Сайман только умудрился получить такую глупую кличку?!

«Сморкала…»

Хотя…

Стало быть — ему подходило, раз получил это прозвище, а значит Стивен был прав в своём решении изменить план, и не толкать на место Наследника сына, надеясь, когда всё случится, свергнуть с трона их острова Стоика, предварительно избавившись от его сына, а решать всё самому.

Сыну он не даст власть — тот будет великолепным солдатом, несущим его волю народу, Карателем, командиром других бойцов, но никак не правителем.

Не было в нём подлости.

Не было готовности целью оправдывать средства.

Конечно, это расстраивало, но не очень — когда всё свершится, когда его план окончится победой (и ведь непременно так и будет, ведь его поддерживал сам Смутьян, которому это было крайне выгодно!), и он придёт к власти, то его наследниками будут дети его сына.

Благо, хоть его свадьба с девчонкой Торстонов было уже делом решённым… Конечно, ему, как любому порядочному Змеевику, хотелось бы породниться с Хофферсонами, но через сына это было невозможно — его, Ужасное Чудовище, этот клан даже как вариант в женихи своим дочерям не рассматривал, и уж тем более для Астрид, их жемчужины.

Зато, в случае гибели Стоика (а дни его уже так или иначе были сочтены!), именно он, Стивен, оставался его ближайшим родственником, да ещё и по мужской линии, ведь его мать в девичестве была Хеддок…

В общем, в случае чего именно он становился Вождём.

Собственный пост можно было бы передать сыну — чтобы не возмущался, не думал предать, и тогда никто не сумеет придраться к незаконности их действий, ведь они как раз-таки будут следовать древнейшему правилу сохранять кровь до последнего.

Да и вообще — он молодой мужчина в самом расцвете сил, можно было бы жениться ещё раз и всё-таки породниться с родом Хофферсонов, он-то, в конце концов, точно Змеевик.

Очень даже Злобный.

А сыграв свадьбу уже после удачного завершения плана, он ещё и привяжет к себе сильный Клан, что только укрепит его первоначально шаткие позиции…

А это значило, что три рода были бы на его стороне — Торстоны точно не отвернутся от Йоргенсонов, если его сын женится на их девчонке, да и брат её рано или поздно станет Советником… Значит и это кресло, как Хофферсонское, были на его стороне.

Теоретически.

Будут.

Обязательно!

* * *

Когда он ворвался в помещение, там было совершенно тихо — ни всхлипов, ни крика, ни даже дыхания, и это пугало больше всего.

Как и запах крови.

Шани быстро огляделся в поисках Ареки, боясь даже представить худшее, ведь он тоже всё почувствовал…

Но Связь с ней была цела.

Сестра нашлась в собственной спальне — она сидела прямо посредине комнаты, обняв руками колени, уставившись бессмысленным взглядом в пустоту, даже не моргая… на красивом лице были видны багровые разводы, начавшие уже даже подсыхать, становясь неприятной, стягивавшей кожу корочкой.

Видимо, кровь носом пошла… Не удивительно.

Бурыми же пятами была покрыта белая хлопковая рубаха сестры, но и это было теперь не важно.

Волосы, её прекрасные рыжие волосы, совсем как у матери, — у единственной из них всех! — остались сиротливо выделяться двумя куцыми локонами на фоне антрацитно-чёрных прядей, спутанных и разбросанных сейчас по её плечам.

«Аксаанская седина» проявила себя во всей красе.

Ей же щеголял Князь Магни при их последней встрече, и даже Викар, и у него, блондина от природы, это было заметно больше всех. Но Арека…

Шани вздохнул и подошёл к сестре, по пути подобрав какую-то тряпицу и обмокнув её в найденный стакан с водой. Парень уселся рядом с Арекой и принялся той тряпицей стирать ей кровь с лица, с каким-то отстранённым отчаянием понимая, что пустота в глазах девушки совершенно не изменилась — она даже не осознавала, что находилась в комнате сейчас не одна.

И глаза…

Они были мёртвыми.

Вдруг, сестра крупно вздрогнула, радужка её, доселе почти невидимая за громадным зрачком, теперь мгновенно сжавшимся в узкую щель, засияла в полумраке каким-то потусторонним пламенем.

Совсем как у отца.

Арека медленно моргнула и сделала глубокий вздох, явно приходя в себя.

Её руки больше не тряслись, больше не было пустоты во взгляде… Но и не было привычной лёгкости, мягкости — была какая-то несвойственная ей холодная ярость, практически ненависть.

Глаза горели, но это был лёд — жестокий, примораживавший к месту всякого, на кого падал взгляд.

И только теперь сестра заметила его.

Шани давно заметил, что старшие брат и сестра к первенцам Короля относились мягко говоря холодно, и они всячески стремились подчеркнуть это своё отношение, не упуская момента указать отцу на их ошибки и прегрешения.

А отец просто закрывал на это глаза.

Они действительно казались чужими — они не были в полном смысле (в том, который в эти слова вкладывали люди) королевскими детьми, и по грязи ходя спокойно, и без брезгливости разговаривая с простым народом, не отдаляясь от него, не стараясь кичиться своим более высоким положением в их обществе, и это удивляло Вердэ и Нику.

Шани же было просто плевать — он смотрел на поступки, а не на слова, а дела говорили сами за себя, ведь пока капризная королевская дочка не хотела учиться, её сестра на краю изученного мира помогала первооткрывателям осваивать планету.

Пока Вердэ, считавший себя вторым в очереди наследования, планировал, как избавиться от старшего брата, Деврон знакомился с множеством интересных Разумных, давая им идею и сплочая их вокруг себя.

И этих Разумных, свою личную гвардию, он потом назвал Чёрными Рыцарями.

И это были те, кто шёл за ним до конца.

Но, как ни странно, Дев был даже ближе и понятнее, чем постоянно пропадавшая в неизвестных далях Арека, ведь столицу он редко покидал, и потому постоянно был на виду.

Как же все они удивились, когда им, королевским детям, открылась шокирующая правда о том, что именно старшая Княжна была первенцем Владыки, и что именно она была его наследницей, и в первую очередь — по силе.

И не отсылал её от себя подальше Король, а закалял, давал набираться опыта и знаний своим трудом, своими потом и кровью.

Ненависть, тогда сверкнувшая в глазах Вердэ, и злорадная усмешка Дева навсегда отпечаталась в сознании Шани… Но Ареки вновь тогда не было рядом — Княжна сбежала на Леду.

Впрочем, Леда была особым миром с уже устоявшимися государствами, и потому именно наблюдая за ними она могла что-то усвоить для себя, что-то понять.

И поняла.

Потому, наверное, так за семь лет ни разу и не появилась на А’Ксаане.

Но что же там случилось?

Кто устроил резню, которая так подкосила Ареку, тем самым доказывая, что да, в плане Одарённости именно она была наследницей их Короля?

Вопросов было больше, чем ответов…

— Зачем ты пришёл, Шани? — внезапно раздался усталый и чуть хриплый голос сестры, которая действительно казалась сейчас намного старше своего прежнего облика.

Словно она стала чуть ближе к своему реальному возрасту…

— Учитель просила проведать тебя и передать, что к рассвету она подготовит Коридор в ТауˈКсу, и просит тебя отправиться вместе со мной выяснять, что же там такое произошло на самом деле, — начал объяснять парень, но как-то без энтузиазма, который усох под скептическим взглядом сестры.

Девушка встала на ноги во весь свой немалый по ставенною с ним рост и больше не казалась жалкой и сломленной — даже кровяные пятна на рубахе только отеняли решительность в её глазах.

— То есть Провидица предлагает единственной наследнице Владыки и своему ученику отправиться в самое пекло? — прошипела Арека, в этот миг показавшись очень, даже слишком похожей на своего близнеца, личность вообще-то не самую добрую.

— Она сказала, что все иные варианты — ещё страшнее, — устало оправдался Шани.

— Понятно.