Против Системы (джен)

Ему дали-таки отряд.

Самый настоящий боевой отряд из талантливых, уже успевших проявить себя, но никому не известных, практически не существовавших в документах ребят, в среднем на пять-семь лет его постарше, и им даже дали несколько месяцев на то, чтобы сработаться, притереться друг к другу, стать единым, не знавшим осечек механизмом, состоящим, как и десятки, сотни ему подобных, из пяти до крайности эффективных боевых единиц.

Может быть, у иных разумных рас, или даже у более слабых видов дарˈка подобные отряды, в существовании которых сомневаться не приходилось, численность была больше, но для них пять было идеальным количеством, ведь больше — уже толпа.

Пять — оптимальное число, обеспечивающее незаметность и эффективность, ведь они, выполняя свою трудную, непосильную слабым работу, должны ещё и не мешать друг другу.

Впрочем, как показала практика, какое-никакое общение, да ещё и напополам с родством с Фурией, сильно на него повлияли — Сайман привык к тому, что их Наследник был эталоном, так или иначе, и сила у него была не дюжая, и потому со злостью постоянно видел собственные слабости, упуская из виду сильные стороны — до определённого времени Йоргенсон просто завидовал, а потому был глуп и слеп.

Ровно до того момента, пока не поумнел.

Пока не повзрослел.

И начал наблюдать, подмечать все странности рядом с братом, пытаясь в меру своих сил перенять хоть какие-то особенности.

Может, у него даже получилось…

Так или иначе, но для Саймана, как он думал, трезво оценивавшего свои способности, с восторгом и одновременно с тем скептично отнёсшегося к перспективе возглавить самый настоящий боевой отряд, стало приятным сюрпризом то, что уровень его способностей не уступал ничем его товарищам.

Его подчинённым.

Да, у него было меньше опыта, но этот недостаток легко устранялся со временем — нужно было просто не сидеть на месте, а работать над собой, постоянно самосовершенствуясь, чем он занимался весь этот год.

Год…

Год прошёл со дня смерти Иккинга.

Ни мгновения у него не было на передышку, на размышления, на домыслы и вымыслы в последние месяцы, он практически забросил своё маленькое расследование про брата, оставив его на совесть Роберта и близнецов, которые, кажется, сумели много чего интересного и важного накопать.

Но более странно было услышать от Астрид размытое предупреждение, которое только дало понять — Хофферсон знала, что стоило ждать чего-то страшного.

Конечно же, их милая, решительная и смелая Змеевица не знала, что именно «страшное» должно было случиться, не дали ей этой информации, не тот уровень допуска у неё был, и эта тайна, самая настоящая государственная тайна, ужасающая в своём жестоком, циничном милосердии, заставляла его с остервенением выкладываться чуть больше, чем полностью на своих тренировках, чтобы возвращаясь домой падать без сил, засыпая раньше, чем тело касалось поверхности постели, уже заботливо расселённой Жутями.

Если в самом начале ещё было какое-то осторожное сомнение, то теперь на его месте была только тихая, но от того не менее жгучая злость пополам с решимостью — он знал, что он вместе с десятками своих товарищей должен был в ближайшее время творить историю, которую, впрочем, узнают только их потомки, спустя века.

Многие из них уже не существовали для этого мира, слишком оценённые начальством, чтобы то позволило им гражданскую жизнь.

Те, кто посвятил себя народу, кто стоял выше норм общепринятой морали и над правосудием, подотчётные только лично Вождю и главе Внутренней Безопасности, по сути своей — хищники, убийцы, монстры на службе у государства, взявшие на себя все грехи, чтобы ничего подобного никогда не выпало на долю их товарищей или, не дай Небо, простых обывателей.

Его подчинёнными оказались представители так называемого «стандартного набора» — в большинстве своём распространённые виды, доказавшие эффективность своего взаимодействия. И пятёрка Саймана включала в себя Ужасное Чудовище, то есть его самого, командира и бойца, в общем-то, универсального, Злобного Змеевика, великолепного снайпера и ищейку, близнецов-Пристеголовов, лучших подрывника и медика, и, в качестве исключения, Загадочного, имеющегося в каждом отряде подобного рода, Разнокрыла, специалиста по маскировке, а также информационным технологиям.

Звали аналитика, хакера и просто скромный мозг их отряда, того самого Разнокрыла, Эйрис Дарр. Он был выпускником местной Школы Карателей, однако учился он изначально именно по этому профилю — работа с информацией, её анализ, а также незаметное её добывание.

Он был из простой, многодетной семьи (что было совсем не удивительно — дарˈка были на удивление долгоживущей и плодовитой расой, вот только не все могли себе позволить завести больше троих детей, ибо их ещё и кормить надо было, одевать, содержать, так что не редко так получалось, что родители сами отказывались от некоторых своих отпрысков, зная, что о них позаботится государство), большая часть которой являлась представителями его же вида, и потому ничем примечательным, по их мнению, младший сын, хилый и неразговорчивый, не выделялся.

Однако его внезапное умение расположить к себе любого, при том не выходя из образа, его способность запоминать всё, что только было им услышано, привлекли внимание Внутренней Безопасности, которая практически в ультимативной форме заставила отдать мальчика учиться к Карателям, дабы заполучить в будущем ценного специалиста.

По сути, слишком умному, рассудительному ребёнку сделали предложение, от которого невозможно было отказаться — стать в перспективе агентом СББ вместо бытия седьмым, никому не нужным сыном, который мог даже не пытаться претендовать на хоть какую-то долю наследства.

Множеству братьев, сестёр, дядь, тёть, бабушек, дедушек, пра- много раз бабушек и дедушек, и три том всех — до четвёртого колена (которых надо было помнить, успевать поздравить с праздниками или посочувствовать на чьих-то похоронах, годовщине смерти или любой иной беде, ведь, как бы то ни было, условно хорошие отношения со своей семьёй приходилось поддерживать), тоже не было до него дела, у вех были свои проблемы, и плодовитой, среднестатистической семье приходилось выживать в той части Среднего Города, где в большинстве своём жили они, Разнокрылы.

Это мало заметно со стороны, но для внимательных глаз было очевидно — были виды, предпочитавшие жить и работать среди себе подобных, к смешениям относясь весьма негативно. Им даже были выделены целые кварталы в три-четыре уровня в высоту, в зависимости от численности вида, а ведь на каждом уровне было пять этажей (зачастую в Среднем Городе насчитывалось порядка двенадцати-пятнадцати Уровней).

Такими видами были в большинстве своём Змеевики, Разнокрылы, Громмели, Пристеголовы, Шипорезы и некоторые другие, более редкие.

Иногда нежелание смешиваться с другими видами приводила даже к тому, что несколько семей просто заключали браки друг с другом, если родство было в четвёртом-пятом колене и больше.

В общем, не являясь для других Дарр хоть сколько-нибудь уникальным, Эйрис согласился на предложение СББ, которое, собрав ещё несколько таких талантов, обучало их по особой программе, так как выбор их будущей профессии предопределял, что выбора у них больше не будет, как и возможности передумать.

Было Разнокрылу двадцать шесть лет, волосы его были бордового, почти как запёкшаяся кровь, цвета, сам он был невысоким, щуплым, не видя лица его, можно принять за подростка. Вот только взгляд — цепкий, жестокий и проницательный, не давал забыть о том, кто это перед ними был.

Сам Сайман мог сказать, что Эйрис был тих, практически незаметен, в некоторых моментах беспощаден, аккуратен, педантичен, исполнителен и совершенно не амбициозен.

Но располагать к себе он действительно умел — слово за слово, разговорить его в нерабочее время было не так уж и сложно, хотя юный командир прекрасно понимал, что каждое его слово запоминали, анализировали и могли в будущем обратить против него самого.

Пришлось поставить перед собой ещё в самом начале цель — любой ценой добиться сначала доверия, а потом и непоколебимой преданности этих дарˈка.

И Эйриса — в первую очередь, ведь в дальнейшем в его расследовании он мог быть неоценимо полезен.

Кстати, Дарр уже несколько лет считался погибшим при исполнении (это как, если в поле он почти не работал раньше?), после чего был повышен и переведён в особый отдел СББ, откуда и попал сюда, в его пятёрку, где быстро прижился, впрочем, ни с кем особо пока не сблизившись, всё же их отряд существовал всего полгода.

Хашес Риен был особой темой — он, их снайпер, лучший из всех своих коллег, «охотников за разумными», был всего на четыре года старше Саймана, а ведь ему только недавно стукнуло девятнадцать! Этот дарˈка был Змеевиком, потому можно было не удивляться его способностям, ведь пусть большинство не осознавало, не помнило этого, но этот вид был самым метким из распространённых, и в деле остроты глаза почти не уступал Фуриям, даже выигрывая за счёт своей распространённости.

Но даже это было не самым главным…

Самым примечательным было в парнишке то, что он, судя по всему, был одним из внебрачных детей Хофферсонов — порода, так сказать, чувствовалась, она была видна наглядно для тех, кто в подобных вопросах разбирался.

Сайман — разбирался.

Как у Наследника своего рода, у него не было выбора…

Конечно, Хашес не был братом Астрид, это было очевидно, но он вполне мог быть её кузеном — сыном давно погибшего брата нынешнего главы рода Хофферсон, который тоже был Карателем, подчинённым Финна.

О прошлом Риена было известно удручающе мало, кроме того, что отца, как раз таки, у него не было, по крайней мере воспитан он был матерью-Змеевицей, которая много лет назад, написав отказ от сына, оставив его в Школе, на попечение Берка, с очередным муженьком и тремя дочерями умотала в другой Город (возможно, даже куда-то за пределы их архипелага), куда-то на юг.

Само по себе подобное было весьма распространено, что печалило департамент семьи — выросшие с родителями дети были спокойнее, они лучше поддавались внушению, ими было проще управлять.

Приютские же и составляли большую часть преступников.

И Карателей, как ни странно…

Хашес знал только то, что у него были бабушка и дядя, а также куча родственников более дальних, которые, впрочем, отказывались общаться с сыном позорящей их семью женщины.

Не то чтобы Риен как-то горел желанием, но осознание собственной брошенности сначала угнетало его, а потом придавала злости, которая и заставляла его становиться всё лучше и лучше, чтобы хотя бы самому себе доказать, что он был выше всех этих ничтожеств.

Подобная мотивация, как ни странно, была до боли знакомой, и напоминала кое-кого родного и давно потерянного.

Но она приносила плоды, и Риен на голову превосходил всех своих сверстников, и даже более старших коллег, за что и был приглашён в ряды посвящённых.

Говоря о его внешности стоило бы упомянуть вновь эту породу Хофферсонов. Голубые глаза, светлые волосы, скулы, овал лица, разрез глаз, форма носа и губ — всё с той стороны, так сказать, всё их. Только зеленоватый оттенок чешуи не вязался с древней и благородной семьёй Змеевиков.

Впрочем, гадать о родстве подчинённого с Хофферсонами можно было до бесконечности, но Сайман был уверен, что все необходимые анализы уже давно были проведены, а их результаты прекрасно были известны и самому Финну, и Стоику, и, судя по незнанию самого Хашеса, а так же бездействию вышеозначенных лиц, можно было предположить, что это информация была или совершенно неважной, и потерянный сын рода был никому не нужен, или…

Или он был слишком нужен, и его, как козырь, держали пока в тени.

Гадать было бесполезно, оставалось только набраться терпения и наблюдать, подмечая и анализируя малейшие детали, периодически подключая к этому Эйриса.

Тарешш и Наришш Бавис вообще были отдельным разговором. Изначально, надо признаться, от Тара и Нара, своих подрывника и медика, Сайман ничего хорошего не ждал — слишком уж специфичным был этот вид, да и шаблон, коим были наследники-Торстоны, был весьма… специфичен. Хотя они, как всем их друзьям было известно, оказались в той степени умны, чтобы притвориться глупыми. Тем более, Йоргенсону пришлось в своё время прочитать много книг по психологии Пристеголовов, всё же к этому виду относилась его невеста, и хотелось понимать все нюансы, дабы не нарваться на ненужные неприятности.

Однако, его близнецы-Пристеголовы выгодно отличались тем, что во время работы, то есть на миссиях, были на удивление собраны, серьёзны и немногословны, тем самым сильно контрастируя со всеми доселе знакомыми ему дарˈка этого вида.

Конечно, в остальное время братья Бавис были не против пошутить, правда юмор у них был темнее ночного неба — но это уже было неудивительно, при их деятельности то.

Профдеформация, однако.

Было им двадцать девять лет, как выяснил Сайман из их досье, хотя, признаться, парень мог с уверенностью сказать, что на свой возраст они совершенно не выглядели, создавая о себе впечатление, как о дарˈка минимум на семь-восемь лет младше, потому и, в большинстве случаев, как и Торстонов, почти не воспринимали всерьёз. Особенно — потенциальные противники.

Вот уж удивительно — иногда достаточно просто молчать, или быть невыносимыми саркастичными язвами, и все уже сами додумают за тебя твою историю, характеристику и будут в общении с тобой основываться на ней, даже не догадываясь о том, насколько их домыслы, которые, существуя без умысла, были вымыслами.

И это можно было использовать себе на благо.

Себе и своей команде.

Внешне братьев отличить друг от друга было практически невозможно — если бы не пара разных шрамов, было бы совершенно нереально разобраться, кто из этих стройных, среднего роста обладателей волос цвета жухлой травы был Тар, а кто — Нар.

Этим они тоже пользовались…

Но — на чужих.

На тех, кто не был частью их маленькой команды, их, можно не бояться этого слова, семьи.

Обмануть своих товарищей им не получалось, да и не получилось бы в любом случае, ведь оставшаяся часть их пятёрки вполне на уровне изучала друг друга, в том числе привычки, внешность, модель поведения, жесты и даже манеру речи, научившись различать те моменты, когда можно было спокойно общаться неформально, а когда за ними наблюдали посторонние.

Объяснение тому было до банального простым — они уже были связаны друг с другом государственной тайной, и в ближайшее время, практически сейчас, она будет скреплена ещё и кровью.

Чужой кровью.

Ведь она была не просто неизбежна — она была практически причиной, самой этой тайной…

И они не могли сказать, что выбора у них не было, или что он был только формальным, ведь им действительно позволили бы уйти, отказаться от этой страшной участи, позволили бы не быть посвящёнными в цену спокойствия мирных граждан.

Они сами на всё согласились.

Сами несли ответственность за это…

И теперь уже дороги назад не было — что бы там ни думал отец, Сайман понимал, что старший Йоргенсон мог попрощаться с сыном, ставшим частью того, что знать даже глава Карателей (особенно Глава Карателей!) не должен был, и теперь оставалось только с гордо поднятой головой нести эту ношу до конца.

До самого конца.

Иккинг заплатил эту цену, сможет ли Сайман?

* * *

Арека не знала, сколько шла по этой дороге, словно проложенной в межзвёздном ничто, но всё чаще её начинало посещать странное беспокойство — она стала краем глаза замечать, как по самой грани восприятия мелькали странные Тени.

Она провела здесь (На Грани?) уже бессчётное количество времени, и первоначальные страх, шок, злость, и все прочее уже давно уши, оставив лишь знакомое равнодушие.

Другое дело — она так и не заметила здесь ни одного живого существа, кроме самой себя.

Хотя вопрос степени собственной живости был пока ещё открытым — по крайней мере Перемещение здесь не работало, красноречиво говоря о том, что законы привычного ей мира здесь были уже не актуальны.

Страх давно ушёл…

В конце концов она уже всё потеряла, в том числе и цель, и потому эти Тени лишь свидетельствовали о чём-то ей неведомом и странном, находящемся за пределами человеческого понимания.

Быть может, отец понял бы… и мама — ей ведь не впервой было бы ходить по Грани.

Но их здесь не было.

И не будет никогда.

Она — одна.

Чем дальше она шла, тем меньше становилось точек-звёзд, и тем ближе подбирались к ней Тени, но и это уже не внушало опасений — только любопытство ворочалось где-то внутри — что же дальше?

Всё продолжалось так, пока эти Тени не подобралась к ней настолько близко, чтобы она смогла их рассмотреть — и вот тогда ей стало страшно.

Что за отродья Бездны?!

* * *

Раз-два-три-четыре…

Юные послушницы Серого Монастыря, отрицавшего насилие, но, при этом признававшего только ум и силу, учились двигаться изящно и ловко, танцуя под присмотром своей наставницы.

Танец был их способом совладать с собственной силой, с Аши в своём теле, ведь, чтобы обуздать энергию, надо было сначала обуздать именно собственное тело, научиться чувствовать его, уделяя внимание всем трём составляющим Одарённого, а не только Душе или Разуму, как иные Монастыри и Храмы.

Они не обучали воинов, для того был создан Чёрный Храм, да и мужчин среди них не было — Серый Монастырь был чисто женским, и тут были великолепные артефакторы, целители, и именно они продолжали пополнять Аксаанскую Великую Библиотеку, постоянно контактируя с Инфе.

Эти твари были странными в своей уникальности — известно о них было удручающе мало и то — всё из книг, которые, предположительно, всё те же Инфе помогали составлять.

Впрочем, эта энергетическая форма жизни была страшна именно тем, что не могла лгать.

Достоверно было известно, что эти существа, истинно бессмертные, ибо живыми вообще не являвшиеся, были старше трёхмерной реальности, и главным местом их жительства изначально было Второе Измерение, но потом они стали жить везде, где существовала разумная жизнь, ибо полноценное информационное поле существовало только у миров, в котором жили способные мыслить существа, ведь само то поле составляли так или иначе воплощённые в устную или письменную речь мысли, идеи, чувства.

Инфе питались разрозненной, хаотичной информацией, оставляя в итоге её же, но систематизированную, распределённую, готовую к… кхм… употреблению разумными.

Эти существа были непревзойдёнными менталистами и эмпатами, и укрыть от них свои мысли было совершенно невозможно, однако они не были заинтересованы в возне смертных, в интересах было только сохранять разумную жизнь, не дать ей быть уничтоженной.

(Даже существовала идея, что Праматерь была Инфе из Высоких Миров!)

Впрочем, всё это было лишним сейчас, и думать надо было не о странных созданиях их вселенной, а о вполне приземлённых вещах — том, насколько верно выполняли своё задание послушницы.

Раз-два-три-четыре.

Двенадцать девушек семнадцати лет от роду кружили по залу, и в движениях их всё ещё не было небрежной лёгкости — они были тяжёлыми, деревянными какими-то.

Они не ощущали своё тело, не умели им полноценно управлять.

Это раздражало.

Из всей группы только одна девчонка двигалась легко и свободно, и протекавшая по энергоканалам Аши была ощутима почти физически — от скопившейся в помещении силы с каждым мигом становилось труднее дышать — эта мощь давила на сознание и тело, словно вода.

Раз-два-три-четыре.

Наставница поджала губы — вскинув руку, та девушка даже заметила, как на ладони зажёгся ярко-жёлтый светящийся шарик, свидетельствовавший о недюжинной силе.

Раз-два-три-четыре.

Чёрные волосы разметались, и взгляд пылавших золотых глазах отсутствовал, словно их хозяйка была сейчас не здесь, а где-то очень-очень далеко, возможно даже за гранью человеческого понимания.

Смерть короля стала шоком для них, хотя Серый Монастырь никогда не поддерживал политику Талэ, но он все же был потомком Владыки, и понять, что не сердце подвело несчастного правителя, а помог ему кто-то, было не трудно.

Оставался вполне закономерный вопрос — кто?

И словно вслед тому пришло новое известие — Второе Пришествие Алой Княжны.

И теперь, выждав сто дней со для смерти предыдущего правителя, будут короновать нового монарха А’Ксаана, всего через неделю…

И ей вместе со своими послушницами там придётся присутствовать, пусть и жемчужиной этой группы была самая нелюбимая её ученица — что-то жуткое, злое было в её золотом, призывающем взгляде, что-то потустороннее в постоянно отстранённом виде.

Словно она знала больше них.

Раз-два-три-четыре!

Да как смела эта наглая девчонка так дерзко смотреть! Как смела эта… Мие Раш, пусть и чистокровная аксаанка, в отличие от половины своих подруг, мнить себя умнее наставницы?!

Да, она никогда не говорила этого вслух, но взгляд… взгляд!

Глаза — зеркало души.

В глазах этой паршивки клубилась первозданная тьма, и это пугало всех… Но не представить юную ученицу артефактора, заинтересовавшую собой Мастеров центрального Храма, было нельзя.

Приходилось терпеть.

Терпеть и ждать, когда она сама нарвётся на неприятности, из которых выбраться не сумеет.

Раз-два-три-четыре…

* * *

Астрид силилась понять, когда же всё пошло под откос, когда она увидела, насколько от неё скрывали множество важных, пусть и страшных фактов.

Прошёл год с момента гибели Иккинга, и боль наконец поутихла, но заставить себя сбросить ту броню, в которую заковала свои чувства девушка, она уже просто не могла — блаженно равнодушие её!

Ставшие отдушиной для неё прогулки по городу, сопровождавшиеся периодическим посещением того милого кафе… Дио… теперь тоже были безрадостными — после того как она внезапно в одном из коридоров главного здания СББ встретила странного дарˈка, слишком похожего на одного из её родственников, но, судя по всему, им не являвшегося.

Астрид могла гордиться своим знанием своей родословной — всю свою родню до пятого колена, а это больше сотни разумных, она знала на зубок, и даже периодически общалась с ней, а тех, с кем она не поддерживала контактов, она знала в лицо — Хофферсоны были плодовитым родом, который никогда не смешивался с другими родами, если супругом был не Змеевик.

Поэтому свою кровь узнать было не трудно…

Но кем же был этот странный дарˈка?

Судя по его броне — Карателем, причём СББвцем, ведь его броня была темнее, и немного отличалась от той, которую носили стражи порядка, да и взгляд у него был слишком… специфическим.

Холодным.

Это были глаза убийцы — она-то это знала.

Она видела…

Она видела его в компании Саймана Йоргенсона, и они общались, как явно знакомые дарˈка, и это беспокоило больше всего — ответов не было, и требовать их было не от кого.

И что теперь?

Работа выматывала, не оставляя время на размышления, но не анализировать выясненные ею факты Астрид уже просто не могла — достигшая за год своего апогея паранойя не давала ей сомкнуть глаз, не разложив всё по полочкам, и приходилось потакать своему болезненному любопытству, потому что даже на измотанный её организм снотворное почему-то не действовало.

Выяснить про этого парнишку удалось совсем немного — только то, что звали его Хашес Риен, учился он в закрытой группе их же Школы Карателей, в которой с детства готовили агентов СББ и СВБ…

Конечно, в ряды агентов попасть было крайне трудно, ведь Внешняя и Внутренняя безопасность набирали новичков только двумя путями — готовили их с детства, и тут было множество ограничений (эти дарˈка, как минимум, должны были быть или сиротами, или просто находиться на попечении государства, так как внешние привязанности только мешали их работе… про ум, аналитические способности, и в принципе какие-то таланты можно даже не упоминать — столь это было очевидно), или же вербовали из числа Карателей, понаблюдав за их действиями во время практики.

Можно было предположить, что так туда и угодили Роберт (впрочем, он же был сыном главы СББ, тут как раз-таки неудивительно…) и Сайман, которому все пророчили блистательную карьеру в отцовском ведомстве.

Однако, что-то пошло не так, младший Йоргенсон привлёк внимание Службы Безопасности Берка, наверняка тем разрушив множество планов Стивена, точно планировавшего со временем уступить свой пост сыну, но теперь это было невозможно, так как профили их деятельности слишком сильно различались.

Но были некоторые другие нюансы — Сайман общался с Риеном, как с подчинённым, при чём оба, не таясь, носили боевую броню… отряд?

Боевой отряд?

У Внутренней Безопасности?

Это напрягало, ведь доселе подобные были только в Внешней Безопасности, во главе которой и стоял её отец. Судя по всему, давний друг стал неожиданным коллегой.

Впрочем, ждать того, что их поставят работать вместе в какой-то совместной операции двух их ведомств, было глупо — отец настойчиво рекомендовал (читай — приказал) ограничить все свои контакты с Йоргенсонами, старшего из которых, как ей рассказали по секрету, СББ теперь считали неблагонадёжным.

Однако, учитывая, что в некоторых моментах у сына, судя по всему, допуск был выше, чем у отца, Саймана они сумели перевербовать на свою сторону.

Астрид мало интересовали все эти подковёрные игры древних Кланов, но желание практически вымерших в определённый момент Йоргенсонов усилиться было столь очевидно, что оставлять его без внимания было бы опрометчиво — на что пошёл бы ради этого Стивен?

Но страшнее было даже не это…

Самым неприятным было то, что усилиться хотели… хотел за счёт их, Хофферсонов, семьи.

Йоргенсоны (Йоргенсон! В единственном числе, ибо Сайман теперь с потрохами принадлежал Вождю и старшему Ингерману) возвыситься планировал через свадьбу с Эридой, которая была троюродной сестрой Астрид.

Можно было предположить, что этот амбициозный и властолюбивый дарˈка готовил что-то грандиозное (естественно, в плохом смысле), и для этого ему нужны были союзники.

Сильные союзники.

Почему он решил, что породнившись с Хофферсонами, сможет получить доступ к их власти, было хорошим вопросом — её отец был слишком умён, он прекрасно понимал, что друзей надо было держать близко, врагов же — ещё ближе, и потому предварительно согласился на помолвку Эриды и Стивена.

Но…

Если он теперь находился под прицелом внимания СББ, то он мог не ждать ничего хорошего…

Если это было правдой, и старший Йоргенсон действовал не в интересах Берка, а в интересах некой группы или даже другого Города, то он точно проходил теперь ещё и по ведомству Внешней Безопасности.

Вполне возможно, что в ближайшее время место Главы Карателей освободится, и займёт его… Торстон.

И тогда союз Хофферсон-Ингерман-Торстон станет во главе самых важных ветвей власти, поставив верных себе дарˈка на оставшиеся посты… Три серых кардинала, желавших подхватить власть из рук ставшего равнодушным ко всему этому Вождя.

Вполне возможно, что от Йоргенсона избавятся, как от ближайшего родственника Вождя, Стоика с приёмными сыновьями заставят отречься и сошлют куда-нибудь… или просто оставят в покое, и тогда Сайман, как их подчинённый, станет той самой куклой на троне, незримо послушный семье супруги, своего начальника и того, кто привёл его к вершине…

Ох!

Надо лечить нервы!

Паранойя во уже какие теории заговора выдаёт…

На фоне всего этого неучтённый родич как-то нервировал.

Особенно столь приближенный к Сайману и явно пользовавшийся его доверием… Нельзя верить агентам СББ! Даже если ты сам — агент.

Впрочем, в один прекрасный момент отец вызвал её к себе в кабинет и просто-напросто запретил копать под Риена, как и искать что-либо про «Чистку».

Не то чтобы это её хоть когда-то останавливало…

Теперь придётся быть осторожнее.

* * *

Он добился того, чего хотел.

Дошёл до вершины.

Замкнул на себе с каждым годом всё возраставшую мощь их мира…

Так почему же каждый миг доставлял ему страдания? Он вырвал из своего сердца все сомнения, все светлые чувства и привязанности, не дававшие ему идти вперёд, вместе со Связью, что тянулась к душе его сестры.

На его руках — её кровь.

Её не смыть.

Не показал он этой слабости на людях, лишь приказом организовать похороны ограничился… Не дал им понять, насколько больно было ему, ведь связь с сестрой была для него самой крепкой, и вместе с этими прекрасными потухшими глазами погас в нём свет.

Тот кусок души, метафорически вырванный у него с болью и кровь, с разорванной смертью Связью, был лучшим в нём, всё его добро.

Теперь — проще.

Теперь — некуда оглядываться.

Больше не страшно… Больше пролитая кровь не заставляла страдать его совесть, больше не было сомнений.

Чёрный Князь стал Королём.

Пути назад не было…

Конечно, в резне обвинили Вердэ, предоставив самые настоящие, даже не сфальсифицированные доказательства — в конце концов, это была даже правда (другое дело, что не истина, ведь правда — чья-то точка зрения, как говорил отец…).

Деврон же предстал героем, покаравшим убийцу, и вынужденным принять на себя бремя власти над их миром.

Несогласных быстро заставили замолчать, да и немного их было-то — всё произошло слишком стремительно, слишком неподготовленными к смене власти оказались аксаанцы, слишком выбила землю из-под ног весть о смерти Кровавого Стража, ставшего легендой ещё при жизни.

Впрочем, живых свидетелей земных похождений Первого Короля почти не осталось, а те, кто ими был, поклялись Деву в верности, предусмотрительно себя этим защитив.

Весть об отречении Шани, о котором Князь… Король в пылу битвы успел забыть, тоже порадовала, ведь последний законный претендент на трон отказался от него добровольно.

Хоть здесь обошлось без крови…

Такими темпами, в подавлении восстаний, изменении правил и законов, подчинении всех строптивых прошло почти три года, сопровождавшихся поисками реинкарнаций всех убитых в ту ночь — служанок, Вердэ и Нику даже нашли (не трудно это, имея слепок души) и поместили в один из Монастырей.

Но Арека…

Сестра, успевшая перед своей собственной гибелью похоронить своими руками всю свою семью.

А вот где — неизвестно.

Неизвестно было и где была сама Княжна, а ведь Дев искал её, вернувшуюся в этот мир. Искал везде, где это было возможно… Потому что он чувствовал — только так он сумеет избавиться от этих видений.

Он отпустил волосы, старался по-другому одеваться, избегал зеркал и любых отражающих поверхностей, и всё равно везде, всё видел её.

Он не мог смотреть в лицо своему отражению — всякий раз от видел Ареку, чьё окровавленное горло было особо различимо в мерцающем свете, а странная улыбка украшала её уста, вот только глаза не смеялись, не искрились — они были бездонной пропастью, истинной бездной, в которую он проваливался всякий раз.

Это было страшно.

— Братик… — порою шептала она внезапно, едва размыкая губы, покрытые начавшей засыхать кровавой коркой.

Он давно привык к постоянно преследовавшему его повсюду медно-солёному запаху, привык внутренне вздрагивать при виде любого из оттенков алого, но живой, добрый взгляд не вязался со смертельной раной на шее иллюзорной сестры.

— Уходи! — кричал он в отчаянии, не способный отвести взгляд, страстно желавший ощутить блаженное ничто.

Голос промораживал до костей.

Но Дев ведь знал — его сестра мертва, он сам её убил, и не было сил видеть всякий раз тому подтверждение, не было больше сил молить о прощении, о забытьи, ведь не было за этим той милости, что последовала бы от его живой сестры.

Не было больше сил кричать — ведь он не понимал, что же происходило, почему он всякий раз, оставаясь надолго один, оказывался в этой проклятой комнате с зеркалом, почему не мог выбраться оттуда, найти дорогу к свету, к покою, к равнодушию, ведь даже вины он не испытывал — только усталый гнев.

— Братик… тут холодно… тут так тихо и холодно…

Он перерыл все библиотеки, проконсультировался со всеми, кто мог знать ответы, но их не было — даже целители душ разводили руками, в один голос твердя об уникальности его случая.

И как аккуратно говорили…

Он и сам знал, что сошёл с ума!

— Прочь!

За отчаянным криком последовал удар, полный внезапно откуда-то взявшихся сил, звон осколков и едва слышный стон боли.

Кровь, стекавшая от испещрённых порезами костяшек вниз по предплечью, пропитывая собой, пачкая его одежду, и эта внезапная боль говорили лучше всего — он жив.

Он здесь.

И Дев выл, подобно зверю, желая найти избавление.

Но его не было.

И не будет.