Мир рухнет в полдень (гет)

В мастерской пахло железом, резиной и свежим машинным маслом, и Викки не сразу поняла, почему так старательно принюхивается. Так пахло от Тони, стоило ему вылезти из своего костюма, и этот же едва уловимый запах сопровождал его всюду, пробиваясь даже сквозь баснословный парфюм. В этой мастерской на вершине огромной, висящей в воздухе стеклянной коробки Викки будто ходила прямо по небу, перешагивала через разбросанные по полу детали и могла разглядывать перемигивающиеся огни ночного Нью-Йорка часами. Высоты она все еще боялась до дрожи, но отчего-то именно в этой комнате Викки чувствовала себя защищенной, закованной в железо брони и всесильной, восторженной маленькой девочкой, забравшейся на отцовские плечи.

Тони собирал ей броню. Это было их дурацкой общей договоренностью, поддевкой и взятием на «слабо», и теперь Викки во что бы то ни стало должна была залезть в эту штуку, запереться там и сделаться Железной воительницей, Железной леди или еще кем-то из множества вариантов, придуманных Тони. Сама Викки называла себя Железной трусихой, потому что исчезала прежде, чем захлопывался на ее голове металлический шлем. Как управлять этой штукой она не знала и знать не хотела, вот только Тони ловил ее с упорством самого настоящего маньяка, затаскивал в мастерскую и предлагал новые и новые вариации одного и того же, пока Викки в очередной раз не сдавалась, позволяя овитой проводами и датчиками железяке стать ее новой кожей.

— Может, стоит все-таки начать с чего-то попроще? — Викки склонила голову набок, кругом обходя блестящую в свете ламп броню. — Помнится, ты рассказывал, что сперва испытывал ручные репульсоры и сапоги для полета.

Металлический кокон совсем не походил на что-то живое, как Викки казалось вначале, застыл посреди помещения на высокой подставке и напоминал скорее спрятанный за музейным стеклом экспонат навроде средневековых доспехов или пышного королевского платья. На нескольких этажах у подножия башни и в самом деле располагался музей Мстителей в общем и каждого их члена по отдельности, был даже «зал славы» для Викки, и она почти каждый день поглядывала туда одним глазом. Место пользовалось популярностью, в размещенных там же кафешках постоянно торчали студенты и школьники, проходили экскурсии и викторины, и сложно было поверить, что на самом верху все еще кто-то жил. Тони, словно дракон, не желал окончательно покидать свою башню, вместо золота копил железяки и останавливался в ней каждый раз, когда дела приводили его в Нью-Йорк.

— Я делал это, потому что не знал, как они будут работать, — отмахнулся Тони, вылезая, наконец, из живота ее «бального платья», — знаешь, сколько шишек я набил, пока их испытывал?

Костюм захлопнулся без единого звука, и Викки побежденно вздохнула и вскинула руки, не желая спорить о ерунде. Они торчали в Нью-Йорке уже почти две недели, потому что Тони нужен был на каком-то мероприятии, за которым последовало еще и еще одно. В основном это были скучные совещания, но иногда Викки ходила с ним на выставки и публичные выступления, и тогда журналисты, словно толпа муравьев, окружали ее и засыпали вопросами.

— Как только закончим, поедем развлечься, — добавил Тони, вытирая руки полотенцем, — не хмурься, морщины появятся.

Проходя мимо, он чмокнул Викки куда-то между щекой и ухом, и она развернулась следом, словно бы к этому самому месту привязали незримую ниточку. Тони никогда не говорил, что помимо шишек зарабатывал десятки других ран, получал их, уже будучи защищенным костюмом, и оттого Викки чудилось, будто она сломается сразу, стоит только взлететь.

— Тебе просто опять нужно на какую-нибудь конференцию, — фыркнула Викки, протягивая вперед руку, чтобы потрепать его за плечо, — это не развлечение.

В искусственном свете кольцо на ее безымянном пальце ярко сверкнуло, и Викки застыла, на мгновение заглядевшись. Камень переливался всеми цветами радуги, казался прозрачным, но то и дело показывал свой настоящий голубоватый оттенок. Несмотря на достаточно крупный размер, кольцо почти не ощущалось на пальце, и Викки то и дело про него забывала, а потом разглядывала завороженно, словно оно появилось само по себе. В ее отношениях с Тони не изменилось совсем ничего, но иногда Викки ловила себя на мысли, что хочет поскорее примерить его фамилию. Виктория Санрайз Старк казалась ей какой-то совсем другой женщиной, вовсе не мутантом из параллельного объятого войной мира, и Викки протягивала к ней руки, вглядываясь в собственное отражение в почти-обручальном кольце. Ее подвенечный наряд стоял посреди мастерской, блестел неокрашенными боками, и Викки никак не могла придумать, в какой цвет его обратить. Белый и красный отчего-то казались ей слишком вульгарными, а все остальное — полнейшей безвкусицей, так что Викки продолжала один за одним отметать варианты, не обращая внимания на насмешки над ухом.

Словно откликаясь на ее мысли, костюм тихонько клацнул и зашипел, приглашающе раскрывая нутро. Настройка закончилась, Тони принялся собирать провода, а Викки задумчиво уставилась внутрь. Несколько цветных бликов-отражений уличных фонарей плясали на серебристой «коже», внутри перемигивались между собой показатели-датчики, не хватало разве что торжественной музыки, чтобы Викки стало окончательно стыдно. Она трусила совсем как дитя, боялась высоты и замкнутых помещений, хотя в детстве сигала с деревьев и небоскребов, прижималась руками к стеклу и считала пролетающих мимо ворон. Викки все еще снились кошмары, и она, признаться, была вовсе не против, если на какое-то время сюжет их изменится на пожирающий ее металлический кокон.

— Ну ладно, — она хлопнула в ладоши, растирая вдруг озябшие взмокшие пальцы, — быстрее начнем — быстрее закончим!

Развернулась спиной и шагнула назад, оказываясь в плену ненастоящего тела. С тихим свистом металлический короб закрылся, что-то зацокало и зарокотало на грани слышимости, и Викки неловко взмахнула рукой, изображая приветствие. Экран вспыхнул прямо перед глазами, и она увидела машущего ей в ответ Тони, а рядом с ним забегала строка показателей. Переступив с ноги на ногу, Викки крутанулась на пятках, топнула слишком сильно, так что зазвенели разбросанные по полу детальки, но грохота не послышалось. Машина слушалась удивительно четко, словно была продолжением ее тела, глушила ненужные звуки и без конца давила на кости. Викки чувствовала себя запертой в клетке, и оттого застучало сердце в ушах, взмокли ладони и задрожали колени. Перед глазами вспыхнули показатели пульса, подуло возле самого уха, и Викки сделала рваный вздох, соглашаясь, что, наверное, это и вправду не так уж и страшно.

— Как ощущения? — Тони вынырнул откуда-то сбоку, постучал по скрытой металлом груди, и Викки хихикнула как от щекотки.

— Стоило сначала спросить, как управлять этой штукой, — Викки подняла руку, сжала и разжала пальцы, осторожно толкнула Тони в плечо.

Получилось не слишком сильно, примерно так, как она и хотела. Тони слегка покачнулся, удивленно охнул и вопросительно вскинул брови:

— Давай только руки не распускать.

Голос его прозвучал у Викки прямо над ухом, и она захихикала, раздумывая о том, как открыть шлем, и следом за ее мыслями все картинки перед глазами погасли. Не успела Викки запаниковать, как шлем и в самом деле открылся, пустив в нос поток свежего воздуха, а Тони одобрительно закивал. Должно быть, у нее получалось лучше, чем он ожидал, так что Викки горделиво вздернула подбородок, и что-то в броне опять щелкнуло. На мгновение чувство невесомости подхватило ее на руки, а затем гравитация беспощадно дернула вниз, зашипели двигатели, и Викки взлетела к самому потолку, едва не ударяясь о него головой. Паника охватила ее быстрее, чем Викки успела подумать, она дернулась в сторону, с грохотом влетая в стену, но исчезла в последний момент. Вскрик застрял в горле, Викки крепко зажмурилась, прижимаясь к чему-то горячему и приятному, а затем большая ладонь легла на ее макушку.

Что-то падало, шипело и, вроде бы, даже взрывалось, а Викки так и сидела, обхватив шею Тони руками и зажмурив глаза, ощущала, как расчесывают волосы теплые пальцы, и медленно-медленно приводила дыхание в норму. Паника отступала, просыпались осевшие в горле смешинки, и в конце концов Викки расхохоталась, а Тони протяжно вздохнул, поцеловал ее в висок и резюмировал, что примерку можно считать проведенной успешно.

* * *

Ярко-белое солнце болталось точно в зените, грело макушку и отчаянно пыталось спалить спрятанную под белой тканью кожу, а Викки глядела прямо на него, задрав голову и лишь слегка щурясь, будто это был всего-то маленький ласковый лучик. Теплый ветер сдувал с кожи жар, трепал волосы и подол длинного платья, разносил звонкие детские крики и неведомо откуда взявшийся запах нагретой воды. На улице было оглушающе жарко, так что, едва выбравшись из прохладного салона автомобиля, Викки словно бы окунулась в тягучее сухое желе. Высокие деревья отбрасывали причудливые тени на подъездную дорожку, и те колыхались в такт ветру, словно были еще одними деревьями, просто расстелившимися под ногами вместо того, чтобы тянуться кронами к небу.

Школа для одаренных подростков Ч. и А. Ксавье больше не представляла из себя дом с привидениями, заросший травой по колено, хотя деревьев тут все еще было немало. Со стороны ворот за ними почти не было видно здания старого особняка, торчала одна лишь новая башня, будто в насмешку прилепленная к приземистому угловатому дому. Табличка осталась старая и слегка покосившаяся, спрятанная в густых кустах, оплетших забор, а новой рядом не было видно, и оттого дремлющие в этом месте чувства тоски и застарелого расставания казались очаровательными. Викки разглядывала территорию школы сквозь черные прутья забора и покачивающиеся на ветру листья, глядела прямо на солнце, и прохладная дрожь пробирала ее, несмотря на жару. Хотелось развернуться и сбежать, исчезнуть куда-нибудь в сторону богами забытого Сакаара, где всем друг на друга плевать, однако ноги ее будто приросли к земле, приклеились намертво, и только колотилось, как заведенное, сердце. Поэтому Викки смотрела на солнце, то ли в слепой надежде выжечь глаза, то ли потому, что оно красными бликами отпечатывалось на веках, и тогда казалось, словно и не надо смотреть.

На могиле человека с лицом ее отца было высечено совершенно другое, незнакомое имя. Викки читала его снова и снова, будто под ее испытующим взглядом буквы могли поменяться местами, но только ветер трепал ее волосы, накрывая лицо рыжими прядями. Здесь деревья склонялись совсем низко, точно прятали заветное место, вот только могилы не могли быть заветными, и оттого внутри у Викки сжимался клубок злости и ревности. У ее собственного отца никогда не было могильного камня, Викки понятия не имела, где погребено его тело, и отчего-то перед глазами легко вставало мамино бездыханное тело. Слишком отчетливо Викки помнила обуявший ее, смешавшийся с непониманием ужас, слишком ярко вспыхнула злость. Ее отец был самым сильным человеком на свете, держал маму так, словно она вот-вот рассыплется прямо у него на руках, и лицо ее было белым настолько, что сливалось со спутавшимися у плеч волосами.

— В такой школе я бы хотела учиться, — хохотнула Викки, наконец отводя взгляд от ярко-белого солнца.

Тони за ее спиной хмыкнул, нисколько ей не поверив, и не стал предлагать ни войти, ни уехать. Иногда Викки пугало то, как хорошо Тони ее знал, словно бы она сама забралась в раскрытый капкан и сама же его захлопнула. В самом начале их отношений Викки сравнивала себя с книгой, которую всего-то хотят дочитать до конца, и оттого появлялось другое ощущение: что ее поставят на полку, стоит перевернуться последней странице. Чем дольше Викки оставалась на Земле, тем больше она думала о собственном будущем, о камнях бесконечности и о матери, и мысли эти не вызывали ни единого приятного ощущения. То и дело она поглядывала на блестящее на пальце кольцо и, ей казалось, видела собственное отражение, раздробленное на тысячи мелких осколков. Если однажды ее мир окончательно рухнет, думала Викки, она хотела бы, чтобы это случилось прямо сейчас.

— Здесь одаренные значит просто-напросто умные, — добавила Викки, окидывая Тони взглядом через плечо.

Во что бы то ни стало она должна была оправдаться, слова буквально рвались из горла, и оттого голос ее делался неровным и хриплым. Кашлянув, Викки толкнула калитку, и на мгновение показалось, что она исчезла и появилась. Странное ощущение другого, незнакомого мира мазнуло по коже прохладным ветром, пахнуло сиренью, и солнце окончательно скрылось в густой листве, оставляя вместо себя разве что покачивающиеся рваные тени. Основная территория школы была окружена другим забором, а здесь, внутри него располагался еще один, словно в саду прятался под замком еще один сад. Извилистая тропинка петляла между деревьев так, что дальше пары метров ничего не было видно, и Викки ступала по ней осторожно, как будто была Алисой, заплутавшей в поисках подходящей норы.

Вскоре из-за деревьев вынырнуло здание особняка, отреставрированного изнутри, но все еще увитого плющом и покрытого мхом. На ступенях сидели несколько подростков, увлеченно переговаривающихся между собой, и замолчавших, стоило Викки и Тони ступить на гравийную дорожку. Всего детей здесь было немного, школа пока не работала, и Тони сказал, что полноценно откроется она только с началом нового учебного года, но и те, что были, отчего-то казались Викки совершенно чудесными. Не то чтобы она в самом деле когда-то любила детей, да и место это не навевало слишком много хороших воспоминаний, однако все здесь как будто было пропитано старинными чудесами, словно стоило взять в руки волшебную палочку — и все на свете станет возможным.

Внутри, прямо над лестницей все еще висел портрет Александры Ксавье, но Викки, лишь мазнув по нему быстрым взглядом, нырнула в неприметную комнатку на первом этаже, где их уже ждали. Пьетро сидел, закинув ноги на стол, а руки — за голову, насвистывал себе под нос что-то так быстро, что Викки совсем не разбирала слова. На их приход он как будто вовсе не обратил внимание, но Викки чувствовала, как слишком быстро для реакции нормального человека он оглядел ее с ног до головы, скривил недовольную рожицу и, оттолкнувшись ногой от стола, крутанулся на стуле. Все это произошло, пока они переступали порог, а в следующее мгновение Викки уже оказалась рядом, встрепала белые волосы пальцами и вздрогнула от мазнувшего по лицу ветерка. Пьетро исчез из-под ее руки стремительнее, чем мог раньше, и его хвастливая усмешка повисла в воздухе вместе с появившимся всего на долю секунды счастливым лицом.

— Держу пари, его здесь быть не должно, — фыркнула Викки, изо всех сил не обращая внимания на носящегося вокруг Пьетро.

Тони на ее вопрос театрально развел руками и закатил глаза, а сам Пьетро наконец-то остановился, вклиниваясь между ними и вытягивая в стороны руки, будто преграждая дорогу. Он до ужаса напоминал Викки старшего брата, вот только теперь, словно кто-то больно ударил ее по затылку, она понимала, что он другой. У Пьетро была другая судьба и другая сестра, и Викки могла сколько угодно делать вид, что он для нее что-то значит, но все в конце концов упиралось в куда менее сговорчивую рыжую ведьму.

— Только не говори, что не рада меня видеть. Я вот по тебе очень-очень-очень-очень-очень-очень, — Викки взмахнула рукой, останавливая поток слов, похожий на заевшую пластинку, и Пьетро, хмыкнув, быстро кивнул, — очень соскучился.

Он налетел на нее с объятиями, сжал так, что захрустели кости, и Викки расхохоталась. От Пьетро пахло ветром и немного паленой резиной, из медвежьей хватки она освобождаться не спешила, и так они и остались стоять. Тони остался позади, так что Викки не видела его лица, но отчего-то ей чудилось, что он тоже улыбался, будто наблюдал за воссоединением давно потерянных родственников.

— Ну все, хватит, отстань от меня, — буркнул Пьетро, когда стоять в тишине стало совсем неудобно, и тут же снова закружился по комнате.

Пьетро откровенно красовался, потому что раньше не был таким быстрым, а теперь Викки и вовсе не поспевала за ним, так что не могла сделать ему замечание. В груди у нее щекотали смешинки, рвались из горла и витали в воздухе пылинками-искрами, и теперь этот дом не казался Викки тоскливым напоминанием о трагическом прошлом, а походил скорее на запечатанный снежный шар с частичкой старых воспоминаний. Смотреть на такой иногда было грустно, а иногда радостно, можно было потрясти его, оставить в покое или даже разбить, если совсем надоест, но он уж точно никогда не сможет ранить Викки своими осколками.

Когда они с Пьетро отлипли друг от друга и перестали перебрасываться толчками, Тони из комнаты благополучно исчез. Викки обнаружила его на веранде разговаривающим по телефону и потому следом не пошла, привалившись бедром к директорскому столу. А вот любопытный Пьетро сбегал туда и обратно, навернул еще пару кругов вокруг Викки и только потом остановился, снова усевшись в кресло. Настоящего директора этого заведения они так и не встретили, но к покушению на собственное имущество тот явно относился легко, так что Викки подхватила и принялась вертеть в руках какую-то увесистую статуэтку.

— Спорим, он хочет усадить тебя в это кресло, чтобы ты больше никуда не сбежала, — Пьетро, крутанувшись, задел Викки коленом, и она в ответ пнула его по щиколотке, — ответственность и все такое, понимаешь. Ай.

Еще раз оглядев кабинет, Викки скривилась. Перспектива нести за кого-то ответственность ей совершенно не нравилась, к тому же на месте директора уже сидел кое-кто, чей рот иногда открывался слишком уж часто. А за инициативу, как полагается, нести ответственность должен инициатор.

— Будешь много болтать, сам тут останешься, тебя даже сажать не придется, — фыркнула Викки, подталкивая крутящееся кресло, — или не приглашу на свадьбу.

Вторая угроза явно сработала лучше, Пьетро встрепенулся, резко затормозил, вскинул голову и уставился на Викки аккурат снизу вверх.

— О! О, о, о! — он едва не запрыгал на месте, как маленький, — А когда? Мне нужно что-то готовить? Какой костюм купить? Сколько этажей будет на торте? Вы будете выпускать голубей или бабочек? Я видел в интернете, мне кажется, бабочки смотрятся круче, что-то необычное, но можно сделать и то, и другое. А можно я буду шафером?

Вопросы полились из него нескончаемым потоком, и в какой-то момент Пьетро затараторил так быстро, что для Викки все слова и вовсе превратились в сплошную неразборчивую какофонию. Мгновение спустя она уже пожалела, что рассказала Пьетро, когда с ними не было Ванды, но отступать оказалось решительно поздно, так что Викки проявила обыкновенную трусость. Не подавая ни единого звука, она исчезла, очутившись у Тони за спиной, обхватила его сзади за плечи и заговорщицки зашептала в самое ухо:

— Мне кажется, я пробудила чудовище.

С кем-то Тони все еще разговаривал. В первый раз Викки слышала голос Хэппи, но теперь из динамика звучал совершенно другой, вопрошающий, вправду ли Тони сейчас не один. Может быть, так действовало искажение, но он отчего-то напоминал Викки девчонку-курильщицу с высоким, но чуточку хриплым голосом, так что, хоть она и знала, кто на другом конце провода, отказать себе в шалости не смогла.

— Если ты — новая любовница Тони, вызываю тебя на дуэль, — Викки все еще обнимала Тони за шею, и он фыркнул, обхватывая ее запястья, — за это место я буду сражаться до твоей смерти!

Честно говоря, Викки была немного лучшего мнения о чувстве юмора современных подростков, потому что в ответ собеседник Тони испуганно завизжал и принялся оправдываться. От его криков Викки даже стало чуточку стыдно, но чувство это охватило ее не слишком надолго, потому что она все-таки предложила пареньку выбрать дату, время и оружие, которое они будут использовать на дуэли.

— Я вообще парень! — закончил оправдательную тираду собеседник, всплеснув руками и зачесав пальцами мокрые волосы. — И почему это до моей смерти? Я достаточно сильный, чтобы вас победить!

— Да знаю я, что ты парень, — несмотря на старание вложить в голос как можно больше серьезности, Викки все-таки фыркнула, не сдержавшись, — и детей я не бью.

— Хотя в современном мире пол — совсем не препятствие для становления чьей-то любовницей, — добавил Тони насмешливо, и парень протяжно вздохнул, истребовав с него обещание больше так не шутить.

Викки, впрочем, пошутить откровенно хотелось, в горле искрились смешинки, и отчего-то казалось, что, стоит лишь закрыть рот, они разорвут ее, вырываясь наружу рыжими лучами закатного солнца. Еще в этом месте казалось, будто тот и этот миры смешались, спутались воедино, так что теперь невозможно отодрать их друг от друга, и именно поэтому взъерошенный Пьетро так напоминал ее брата. В ее воспоминаниях Максимофф был более молчаливым и несколько хмурым, с дурацкими, иногда злыми шутками, но в ее воспоминаниях был и Питер. Более того, в мыслях ее был Питер из детства, слишком быстрый и слишком насмешливый, а еще Питер времен побега от Стражей, кричащий на Викки, а затем пальцами вытирающий ее слезы. Иногда Викки путалась в одинаковых людях, видела вместо себя кого-то другого и была где-то еще, где не было места ни одной ей, ни еще нескольким точно таким же.

Теплые, немного влажные губы прижались к ее виску, и Викки вздрогнула, выныривая из мыслей. Промокший до нитки паренек уже не был промокшим, и Викки оторвала от него задумчивый взгляд. Она смотрела на него, прямо перед собой и куда-то еще, где исчезают оторвавшиеся от солнца протуберанцы, и теплая ласковая меланхолия гладила ее по волосам жаркими поцелуями.

— Ты уверен, что это сработает? — вопрос сорвался с губ быстрее, чем Викки успела подумать, но связь между Тони и его подопечным уже прервалась.

Придуманный Тони план казался Викки опасным, тем более она не желала втягивать в разборки подростков, но мальчик этот, кажется, и сам собирался влезть всюду, где только мог. Подвергнуть опасности всех, чтобы снять оковы с себя, — это придумал Тони, и в каждом слове этого безумного плана так и сквозили его эгоизм и эгоцентричность, припорошенные легким налетом общего блага. Да, признаться, Тони хотел защитить Землю и ее жителей, но взыгравшая в какой-то момент его жизни совесть преспокойненько уживалась с другими его куда более старыми качествами. Тони, пожалуй, хотел сберечь мир в большей степени от себя и таких же как он, и оттого сам заходил все дальше и дальше, с головой окунаясь в создание щита, способного мгновенно стать и мечом.

— Так как тебе идея? — Тони решил сменить тему, и Викки не стала его останавливать. — Макс Эйзенхарт завещал это поместье тебе, так что ты в любом случае можешь делать с ним все, что захочешь. Например, организовать школу, в которой сама бы хотела учиться.

В конце своей речи Тони подмигнул ей, и Викки фыркнула. Еще раз она оглядела обновленную территорию, только теперь отмечая, что никаких детей здесь нет и в помине, задрала голову к белому солнцу и скривилась от яркого света. Представив, что ей придется возиться с детьми, Викки скривилась, сжала виски и облизала пересохшие губы. Она умела только сражаться, появляться и исчезать, подслушивать и подглядывать, а еще копаться в собственных мыслях, вороша разбредшихся по углам души демонов. Но никак, сколько бы ни старалась, Викки не могла представить себя школьной учительницей, прививающей детям все светлое и хорошее.

— Ничего не получится, — Викки протяжно вздохнула, зачесывая упавшие на лицо волосы пальцами, — я совершенно не умею ладить с детьми.

Сейчас в будущей школе было тихо так, что слышались разве что гул дороги вдалеке, стрекот кузнечиков в траве и перепевы птиц, но Викки как наяву могла представить стайку подростков, прячущихся в кустах, детей помладше, играющих в догонялки, и перешептывающихся между собой учителей, обязательно недовольных всем на свете. От воображаемой картины пробирала дрожь, и только портрет женщины, как две капли воды похожей на маму, смотрел на нее укоризненно, будто собирался ожить и покинуть резную раму над лестницей.

— Ты поладила с Пьетро и Вандой, — хохотнул Тони, переплетая пальцы с пальцами Викки и убирая ее ладонь от лица, — с паучком, я думаю, вы тоже найдете общий язык.

— Пьетро с Вандой не дети, — покачала головой Викки, и Тони закатил глаза, всем видом показывая, что она ошибается, — но паучок, серьезно? Тони, это так мило!

Менять тему Викки тоже умела, и Тони тоже позволял ей это, не выспрашивая и не выдавливая засевшие глубоко в глотке чувства. Перебросившись еще парочкой насмешливых замечаний и посмеявшись над всеми вокруг, они пришли к выводу, что есть еще время подумать. Потому что мир продолжал рушиться прямо у них на глазах, и оба они глупо пытались подпереть его хлипкими палками. Викки действовала по-своему, путалась в собственных чувствах и обещала невыполнимое, только чтобы приблизиться к цели, точно надиктованной голосом в голове, а Тони рубил с плеча, а потом думал, планировал и проваливался, с каждым разом все тяжелее поднимаясь на сломанных в суставах ногах. По ночам они, просыпаясь от кошмаров друг друга, пили молоко с медом и смотрели на звезды сквозь стеклянную крышу, долго сидели, обнявшись, и рассуждали о деталях торта для свадьбы. Словно завороженная, в такие моменты Викки смотрела на тусклое в ночной темноте помолвочное кольцо, и отчего-то казалось, что все вот-вот перевернется с ног на голову. Никто, кроме Пеппер и Роуди, а теперь еще Пьетро, пока не знал про их предстоящую свадьбу, и Викки с ужасом ожидала взрыва в прессе, когда об этом станет известно.

Впрочем, торопить события никто не спешил. Планирование не заходило дальше пустых разговоров и пролистывания многочисленных каталогов, и Викки, признаться, так было легче. Она будто продолжала висеть в невесомости, везде и нигде одновременно и разом, смотрела сразу повсюду, и тогда огни-маяки башни казались ей крошечными и совсем незначительными. Солнце палило макушку и в то же время было холодным и безразличным, и Викки смотрела на него, пока глаза не начинали слезиться, а под веками не вспыхивали яркие фейерверки.

— Обещай мне, что мальчик не пострадает, — Викки перехватила ладони Тони, взмахнула ими, как машут чужими руками дети.

Густое тягучее чувство мешало дышать, но сглотнуть его никак не получалось, что-то все равно застревало, и из-за того слова выходили тихими и отрывистыми. Тони смерил Викки придирчивым взглядом, мазнул по виску кончиком носа и покачал головой, заглядывая куда-то ей за спину.

— Вы еще не познакомились, а ты уже переживаешь за него? — голос его звучал привычно насмешливо, но Викки слышала проскальзывающие между слов высокие нотки.

В последнее время на Тони свалилось столько всего, что впору было рехнуться. Викки на его месте точно сошла бы с ума, объявила себя принцессой и укатила жить в замке с драконом. За дракона сошли бы костюмы Железного человека, за замок — высокая башня в Нью-Йорке, и оставалось только найти прекрасного принца, которому на роду уготовано стать мужем принцессы.

— Я буду считать его своим сыном, — хихикнула Викки, совсем погрязнув в мечтаниях, — можешь звать меня матерью-паучихой.

— О нет, дорогая, — Тони подхватил ее смех, прижался лбом к ее лбу, — Черная Вдова у нас уже есть. Но могу предложить тебе роль пчелиной матки, даже костюм выкрашу в черно-желтый, если захочешь.

Не выдержав серьезного тона, Викки расхохоталась, запрокинула голову и зажмурилась, пряча глаза от яркого солнца. Очень часто, так же, как и сейчас, они с Тони говорили о какой-нибудь ерунде, выворачивая разговор в странное, почти нереальное русло. Викки нравились подобные разговоры, потому что можно было говорить все, что придет в голову, мешая между собой вымысел и собственные настоящие чувства. Точно в самом деле была паучихой, Викки плела паутину из сказок, путала миры и чужие жизни, создавая нечто новое, доступное лишь для нее одной. Как в молчаливый безжизненный космос, в эти истории можно было укутаться, укрыться ими, словно пуховым одеялом, а затем нечто воображаемое становилось реальным, и мир Викки снова взрывался.

За Питером Паркером, подростком со способностями паука, Викки приглядывала уже какое-то время, и, признаться, ей очень хотелось иной раз оттаскать его за уши. Подросток, даром что супергерой начинающий, постоянно влезал в неприятности и больше вредил, чем помогал наводить порядок среди буйной общественности. За компанию стоило наподдать Тони, потому что тот призывы о помощи стоически игнорировал, будто специально подталкивая Паучка к краю обрыва. Чуть дальше зияла дыра, за которой простирался истлевший мир настоящих супергероев, и Паркер, нисколько не думая, отходил все дальше и дальше, чтобы однажды разбежаться и броситься в пропасть. Найти торговцев инопланетным оружием ему показалось мало, и он решил проследить за ними, так что Викки пришлось с него самого не спускать глаз.

— Если ничего не получится, я брошу вас всех и переселюсь на Нибиру, — буркнула Викки, возвращаясь к середине их разговора.

— Бросишь своих несостоявшихся мужа и сына на произвол судьбы в этом огромном жестоком мире? — Тони подтолкнул Викки в сторону петляющей между деревьев тропинки. — Я думал, Нибиру выдуманная планета.

Подслушивавший их разговоры Пьетро давно слинял, так что будущая школа погрузилась в одинокое молчание, в котором Викки слышала разве что расходящийся волнами собственный голос. Шаги Тони тоже отдавались искрящимся эхом, но какофония звуков все равно напоминала ей звенящую в ушах тишину.

— Ни одна выдумка не берется из ниоткуда, — наставительным тоном провозгласила Викки, вдруг и в самом деле почувствовав себя самой настоящей учительницей.

Может быть, Тони был прав, и стоило попробовать сменить сферу деятельности. Словно ничего другого она не умела, Викки привязалась к профессии переводчика с любых языков, но такая работа ей быстро наскучивала, и она снова металась между Тони и космосом. Вот только теперь, когда кольцо с голубоватым камнем притягивало ее к Земле, метаться не получалось, так что стоило, наверное, пробовать все, что предложит судьба. Мир вокруг нее падал стремительно медленно, вращался вокруг черной дыры, и пути назад уже не было, и, прежде чем рассыпаться окончательно, Викки должна была хотя бы сделать вид, что половина нее решительно счастлива.

Вторая половина ее болталась в открытом космосе, слушая бьющуюся в ушах тишину, и с одной стороны от нее горело испепеляющее солнце, а с другой звезды рассыпались липнущим к пальцам густым черным пеплом.