Закон противоположностей, или психология счастья (джен)

Они так и живут: купаясь и гуляя по вторникам и обедая на пару практически каждый день. Завтракают вдвоём они реже: то не совпадают по времени, а то и кто-то из них приводит к себе гостью, которую не хочет или не полагает уместным знакомить с соседом. Гостьи периодически обнаруживают своё присутствие то запахом духов, то забытыми мелочами в ванной — а так их не слышно, заглушающие чары здесь наложены качественно. Однажды в гостиной появляется большая грифельная доска и стоит, постоянно исписанная совершенно дикими формулами — Мальсибер как-то, не удержавшись, рисует на ней какую-то ерунду, прямо посреди всей этой наукописи, а проснувшись, обнаруживает, что у него к волосам приклеен ярко-красный шутовской колпак с бубенцами. Он хохочет, но снять его так и не может — приходится идти на поклон к Северусу, которого, разумеется, не оказывается дома. В итоге Мальсибер просто сбривает волосы, а потом отращивает их снова, и больше доску не трогает. Примерно в это же время один из запахов женских духов на полотенцах в ванной комнате становится одинаковым и постоянным, и когда, в конце концов, однажды исчезает и он, и грифельная доска, Ойген даже грустит по ним немного — но, впрочем, потом на полотенцах появляется новый запах, а в холодильнике возникают непривычные для него продукты: вот пара банок тунца, кудрявый салат и несколько литров ананасового сока, после Мальсибер будет скучать и по ним...

Время от времени у кого-то из них бывают и другие гости (о чём компаньоны обычно заранее предупреждают друг друга, и нежелательных встреч не случается): коллеги или клиенты у Снейпа, деловые партнёры и приятели — у Мальсибера. Последний, впрочем, чаще устраивает подобные встречи в ресторане, однако порой и приводит кого-то домой — в этих случаях обычно бывает шумно, причём совершенно не важно, деловой это ужин или приятельский. Снейп, как правило, там не показывается, однако наблюдает порой за происходящим, а потом с удовольствием комментирует на следующий день — а Ойген и рад поболтать. Год пролетает практически незаметно, и однажды июльским утром Мальсибер, вернувшись, буквально влетает в спальню уже проснувшегося, но ещё не встававшего друга и восклицает с порога:

— Ты знаешь, кого я встретил?!

— Даже представить себе боюсь, — хмыкает тот. — Судя по тому, как ты выглядишь, ничего хорошего я сейчас не услышу.

— Долохова! — он входит без приглашения и садится на край кровати, поджав под себя ногу. — Ты представляешь — он жив, он здесь, он… женат, полагаю, и у него уже взрослая, очень талантливая и красивая дочка!

— Это ты на работе сегодня выяснил? — удивлённо приподнимает бровь Снейп. — Чем ты там вообще занимаешься, хотел бы я знать?

Он не говорит ничего больше, но видно, что новость, скорее, ему приятна.

— Так сегодня же выпускной! — восклицает Ойген. — Она и приехала с приятелями к нам поиграть — а я их поймал. Я ещё когда её фамилию увидел — подумал, ну надо же… но мне даже в голову не пришло, что это дочь Тони! А потом она потребовала позвать папу… ты представляешь, как я обалдел, когда увидел его? Здесь! Живым!!!

— Что-то я не припомню, чтобы вы особо дружили, — замечает Северус. — С чего вдруг такой восторг, позволь спросить?

— Ну ты совсем не соображаешь? — удивляется тот. — Какая разница — дружили, не дружили?! Это ж когда было! Он же свой — и живой, и свободный! И я с ним буду работать, — добавляет он уже поспокойнее. — Вместо неё. Вот кто нам там охрану и выдрессирует. А то я измучился, — он улыбается и требует: — Ну? Скажи что-нибудь!

— Вероятно, от меня ожидается что-то вроде «я рад»? — улыбается он краешком губ. — Я рад. Ты притащишь его сегодня сюда?

— Если ты не против, — кивает Мальсибер.

— Приводи… но меня от встречи уволь. И я бы не хотел…

— Конечно, я не скажу, — перебивает тот. — Хотя, по-моему, зря.

— Как есть, — отвечает Северус — и встаёт. — Идём завтракать, — он накидывает халат — шёлковый, голубой с синими отворотами — и первым выходит из комнаты. Ойген, улыбаясь, радостно идёт следом.

А ранним вечером действительно аппарирует сюда с Антонином Долоховым. Снейп выходит — в своём «чёрном» обличье, кивает коротко и удаляется: общаться у него нет никакого желания, но поглядеть интересно, особенно на этих двоих вместе. А те сидят весь вечер — разговаривают, едят, пьют… смеются. Долохов даже поёт в какой-то момент — а Ойген пытается заучить аккорды, и под конец две гитары вполне сносно звучат вместе. Потом они аппарируют в казино: порталы Мальсибер не любит (хотя кто же их любит), и давным-давно предпочитает им аппарацию. С того времени Долохов порой появляется у них дома — правда, всегда вместе с Ойгеном, и тот заранее предупреждает об этих визитах. Работа у них, видимо, идёт очень неплохо, а уж роль босса при своём прежнем командире Мальсибера вообще восхищает, вот он и таскает порою его к себе домой — как предполагает Снейп, в том числе и чтобы покрасоваться перед приятелем.

Роль «босса» вообще Мальсиберу чрезвычайно идёт — это вынужден признать даже Снейп, который время от времени наблюдает её, так сказать, в действии. Как-то после очередной демонстрации в виде полуделового-полудружеского ужина, который Ойген устраивает дома для своих полуколлег-полуподчинённых, Северус не удерживается от сарказма и говорит своему приятелю, едва проводившему последнего гостя:

— Тебе нужно было родится в Италии.

— Я и родился, — улыбается тот и поясняет: — Моя мама же итальянка, и вообще наш род ведется еще от римлян… я родился прежде срока, и случилось это как раз в Италии. Так что твоё желание выполнено… а зачем?

— Из тебя вышел бы потрясающий крёстный отец, или как там это у них называется, — улыбается уголком рта Снейп. — Ты был бы великолепным мафиози.

— Почему?! — шутливо возмущается тот.

— Потому что ты ведёшь себя так. Я всё ждал, когда они начнут целовать твой перстень — очень уж было похоже.

Ойген смеётся и смотрит на правую руку, на среднем пальце которой действительно любит носить яркие и массивные украшения — сегодня там тяжёлое золотое кольцо… хотя, пожалуй, это уже действительно перстень — с крупным плоским рубином. На большинстве мужчин оно выглядело бы кричаще безвкусно — ему же очень идёт.

— Ты преувеличиваешь, — говорит он с видимым удовольствием.

— Разве? — вскидывает левую бровь Северус. — А что это было тогда, с тем мексиканским ребёнком?

— Да при чём здесь? — изумляется Ойген. — Это вообще другое!

Пару недель назад он сбил на открытой и отчетливо видимой до самого горизонта дороге шестилетнего мальчика: тот настолько внезапно выскочил ему под колёса с автобусной остановки, на которой стоял… должен был стоять вместе с матерью, что Ойген не успел ничего сделать: даже зачарованная, машина — не метла, и тормозной путь имеет. Мальсибер тогда перепугался до полусмерти — не того, чем ему это грозило, ибо вины его не было никакой, правил он не нарушал, а затормозить на его месте быстрее не смог бы никто — да и не нашли бы его, если уж говорить прямо, ибо машина его была зачарована, начиная с номера, который все видели, но запомнить никто не мог, и заканчивая моделью и цветом. Испугался он самого факта — выскочил, перепрыгнув через борт своего кабриолета, вытащил окровавленного ребёнка из-под колёс, положил его на заднее сиденье — и, крикнув ошеломлённой и находящейся, кажется, в полуобмороке матери что-то невнятное, рванул с места до первого же пустого проулка — свернул туда, подхватил мальчика и аппарировал домой. Снейп тогда, к счастью, оказался дома — он ребёнка и вылечил, а фактически, спас ему жизнь, потому что магглы такие повреждения пока что не лечат. А тут всё было исправлено уже к вечеру — и, напоив сидящего с трясущимися руками Мальсибера успокоительными, Снейп его отчитал, а потом ещё и сам же искал дом мальчика, ибо друг его был на это не слишком способен. Отвозили ребёнка они вдвоём — Северус представился врачом, сказал, что с мальчиком всё будет в порядке, что повреждения незначительны и всё обошлось, а крови много было из разбитой брови. Сцена тогда вышла великолепная: мать мальчишки рыдала и едва не целовала Ойгену руки, он стремился сделать с ней то же самое, оба сто раз извинились друг перед другом, а уходя, Мальсибер оставил женщине запечатанную пачку стодолларовых купюр. Северус после спросил, понимает ли тот, что подал таким образом той идею отличного бизнеса — тот только покрутил пальцем у виска и сказал, что, во-первых, надо быть в совсем отчаянном положении, чтобы заниматься подобным, а во-вторых, он чуть не убил ребёнка и ему лично так пережить это проще — Снейп имеет что-нибудь против? Тот только плечами пожал в ответ…

— Отнюдь, — возражает Северус. — Ты себя тогда повёл ровно как добрый и благородный господин — хозяин всех здешних земель. Я уверен, о тебе в том районе уже легенды рассказывают.

— Я не против, — улыбается тот. — Хотя я тогда перепугался, и вообще, по-моему, это справедливо.

— Ты бы на её месте деньги взял?

— При чём тут я? — изумляется Ойген. — Сравнил, тоже…зачем мне?! И при чём тут сегодняшний ужин?

— А ты точно так же всех тут стремился облагодетельствовать, — поясняет Снейп. — А они тебе в рот смотрели. Полная гармония, — он почти что смеётся.

— Мне просто нравится, когда людям рядом со мной хорошо, и нравится как-то способствовать этому — если ты полагаешь, что в этом суть мафии, боюсь, я тебя сильно разочарую, но…

Он зевает.

— Извини. Но мне пора на работу… что очень печально, потому что этим вечером я не спал. Дай мне что-нибудь? — просит он.

Мальсибер уже давно перешёл на режим двойного сна: в первый раз он ложится спать вечером, часов в восемь, и к полуночи, проснувшись, собравшись и перекусив, бывает уже в казино — и во второй раз ложится по возвращении, тоже часа на три, таким образом, бодрствуя большую часть светового дня. К этому ритму он очень привык, и его нарушение обычно сильно на нём сказывается — потому Снейп сердится, ругает его, но зелье соответствующее даёт.

— Ну а что прикажешь мне делать? — оправдывается тот. — Нормальные люди ужинают обычно вечером! Это ненадолго — я думаю, лет через… скажем, пять у меня будет уже своё казино — и там можно будет уже появляться не так регулярно.

— Через десять, — требовательно поправляет его Северус.

— Через семь, — смеётся тот, выпивает зелье — и идёт переодеваться.