Разбуди меня (гет)

С каждым занятием Падма всё больше преуспевала в окклюменции. Если их с Малфоем легилименционные навыки вызывали у профессора Уильямсона одинаковое одобрение, то способность преграждать путь к своему сознанию поначалу давалась Падме гораздо хуже, чем её напарнику.

Но сегодня, как ни пытался сам мракоборец, а вслед за ним и Драко пробиться в её сознание, им не удавалось увидеть ничего, кроме навязанной самой Падмой мысленной картинки, на которой эльфы, суетящиеся на школьной кухне, выжимали сок из огромных тыкв с хагридова огорода.

— Превосходно, мисс Патил! — похвалил свою студентку Уильямсон. — Вы не только успешно закрыли своё сознание, но и вызвали у меня страшную жажду тыквенного сока!

— Да, и у меня, — добавил Малфой, и все трое рассмеялись. За прошедшие месяцы Падма и Драко, отлично поладившие с Уильямсоном, очень привязались к этому преподавателю, который по своей сути был очень требовательным и придирчивым, но в нужные моменты умел становиться мягче, находя индивидуальный подход к каждому из своих подопечных. Он был человеком в высшей степени справедливым и бесстрастным; никогда не делил учеников на любимчиков и всех остальных и оценивал их по способностям в данный момент времени, не обращая внимание на какие-то прошлые заслуги или неудачи. Но, самое главное, он мог сделать студентам строгий, но совсем не обидный выговор, а уже через несколько минут смеяться вместе с ними над какой-нибудь шуткой.

Однако сейчас этот дружный смех внезапно оборвался. Дверь кабинета резко распахнулась, и в класс на всех парах влетела Макгонагалл в сопровождении министра магии Кингсли Бруствера.

— Добрый день... — начал было Кингсли с порога, но Макгонагалл его перебила:

— Мистер Малфой, мисс Патил, на вашем месте я бы не была так весела.

— Что случилось, профессор? — выпалили в один голос Падма и Драко.

— В самом деле, Минерва, что стряслось? — обеспокоенно спросил также ничего не понимающий Уильямсон.

— Надеюсь, что ничего, Брендан, — ответил вместо директрисы Кингсли, заклинанием закрывая за собой дверь и плавным движением палочки призывая всех к спокойствию. — Послушайте меня. Дело в том, что позапрошлой ночью, с четырнадцатого на пятнадцатое февраля в Министерство магии было совершено незаконное вторжение. Волшебники (предположительно, их было двое), скрытые под Хамелеонскими чарами, пробрались в Атриум, а оттуда — в Отдел тайн. Да-да, — кивнул он, увидев, как Падма изумлённо вскинула брови, — не куда-нибудь, а именно на самый секретный уровень.

— Они что-то там искали? — спросил Уильямсон. — Задержать их, я так понимаю, не удалось.

— К сожалению, ты прав, Брендан. Они успели трансгрессировать. Их присутствие было обнаружено ранним утром, и в Министерстве, как ты понимаешь, было ещё слишком мало сотрудников, специализирующихся на поимке невидимых преступников.

— То есть, ты хочешь сказать «мракоборцев», — Уильямсон покачал головой. — Давно хотел предложить Робардсу (3) сформировать группу авроров для ночных дежурств в Министерстве. Обстановка в стране ещё весьма напряжённая.

— Согласен. На ближайшем совещании в Мракоборческом отделе я подниму этот вопрос.

— Кингсли!.. — не выдержала Макгонагалл.

— Минерва, всё в порядке. Я уверен, они тут не при чём, — новоиспечённый министр скользнул взглядом по застывшим в ожидании семикурсникам и наконец обратился к ним: — Ребята, есть небольшая проблема: в этом вторжении в Отдел тайн подозревают вас.

— Нас?! Но почему?

— Те двое, что ворвались в Министерство, спускались в Атриум с помощью телефонной будки. Для того, чтобы получить жетоны, они назвали ваши имена.

— Ну это ещё ничего не доказывает, — сказал Уильямсон. — Любой, кто их знает, мог назвать их имена.

— И в этом ещё один недочёт нашей работы, — подытожил Кингсли. — Если в рабочие часы личность волшебника и его палочка проверяются дежурным, то ночью, выходит, в Министерство может попасть кто угодно.

— Да уж, совершенно не продуманная система безопасности! — проворчал Уильямсон.

Макгонагалл сделала шаг вперёд, и её губы, и без того тонкие, вытянулись в ниточку. Она ужасно сердилась.

— Господа, очнитесь! Сейчас самое важное то, что Малфою и Патил грозит серьёзное обвинение, — сурово сказала она. — Давайте подумаем, как мы можем их защитить.

— Профессор, — подал голос Драко, — я и Падма всю ночь провели на балу в честь Дня святого Валентина. Это может подтвердить любой ученик, который был там вместе с нами.

— Это уже что-то! — одобрил Уильямсон.

— Боюсь, Визенгамоту этого будет недостаточно, — задумчиво сказал Кингсли, потирая лоб. — Я-то вам верю, но кто докажет, что на балу на самом деле были вы, а не другие люди под Оборотным зельем?

— Это значит... что нам придётся предстать перед Визенгамотом? — Падма не верила своим ушам.

— Я постараюсь, чтобы до этого не дошло, — заверил её Кингсли.

— Но тогда, — взволнованная Макгонагалл подошла к Драко и Падме и по-отечески положила руки им на плечи, — тогда им придётся выпить сыворотку правды, насколько я понимаю.

— Вы правы, Минерва. Но если мистеру Малфою и мисс Патил нечего скрывать, то это не должно вас пугать.

— На это необходимо специальное разрешение, — не уступала Макгонагалл. — Мерлиновы кальсоны, неужели в Хогвартсе снова будет насилие над волей учеников, как в прошлом году! Я и слышать ничего не хочу об этом.

— Но это лучше, чем довести дело до слушания в Визенгамоте, — резонно заметил Уильямсон.

Малфой осторожно вынырнул из-под руки директрисы и повернулся к ней лицом.

— Позвольте высказаться нам, — сказал он, переглянувшись с Падмой. Увидев её едва заметный кивок, он уверенно продолжил: — Никакого насилия не будет. Мы выпьем Веритасерум перед комиссией (или как это называется?) без всякого давления, добровольно.

— Да, нам действительно нечего скрывать, — согласилась Падма. — Лучше уж мы как на духу расскажем всё здесь, в школе, чем отправимся на такое малоприятное мероприятие, как слушание в суде.

— Вот и отлично, — Кингсли потёр ладони, улыбаясь белозубой улыбкой Падме, с которой несколько месяцев назад он сражался плечом к плечу. — В ближайшее время я соберу — вы правы, мистер Малфой — комиссию и пришлю в Хогвартс. Сам не приеду, уж простите. Теперь помимо поиска настоящих преступников мне нужно ещё наладить безопасность в Министерстве. Это большое упущение с моей стороны.

— Да брось, Кингсли, ты едва вступил в должность, — поспешил успокоить его Уильямсон. — Это просчёт Мракоборческого отдела.

— Ладно, что искать виноватых, — махнул рукой тот. — Это наша общая ошибка.

Он уже хотел было направиться к выходу, но его вежливо остановил Малфой.

— Господин министр, — обратился он к Кингсли, — а из Отдела тайн что-то украли? Эти... волшебники достигли своей цели?

— Думаю, нет, если целью было именно воровство. По крайней мере, два тщательных обыска в разрушенных комнатах Отдела показали, что ничего не пропало.

— Постойте, постойте! Разрушенных? — переспросила Падма.

— Да, они в пух и прах разбомбили три комнаты каким-то очень мощным заклятием, — горько усмехнулся Кингсли. — Собственно, этот обвал и вызвал шум, который услышали живущие неподалёку от Министерства сотрудники. По этой причине некоторые из них примчались на работу гораздо раньше положенного и стали свидетелями целой баталии в Атриуме. Двое невидимых волшебников окружили себя щитом и яростно отбивались от заклятий, пытаясь ускользнуть в какой-либо из каминов, но те блокировались один за другим. Слава Мерлину, в Министерстве хоть что-то способно сработать оперативно... Потом в один миг сняли щит и сумели трансгрессировать. Вообще, во всей этой истории много непонятного.

В это мгновение Падма посмотрела на Малфоя и была готова поклясться, что на его лице промелькнула внезапная догадка.

— Что ж, я вынужден вас покинуть, — Кингсли учтиво кивнул Макгонагалл и ребятам, пожал руку Уильямсону. — Надеюсь, это досадное недоразумение разрешится самым удачным образом. Всего хорошего!

Едва он скрылся за дверью, Малфой последовал за ним, на ходу бросив Уильямсону вместо «до свидания»:

— Извините, профессор, я только что вспомнил о срочном собрании команды по квиддичу!

Тео с немыслимой скоростью носился над заснеженным полем, что есть силы расшвыривая бладжеры направо и налево. Он упрямо отказывался понимать смысл тренировки загонщика вместе со своей сборной. Во-первых, ну что тут было практиковать, удар битой по мячу? Такой навык очень сложно потерять, это же и соплохвосту ясно. А, во-вторых, его присутствие на поле не только не помогало команде, а, напротив, скорее только вредило: иссиня-чёрные бладжеры были абсолютно не видны в темноте зимнего вечера, и сегодня Вэйси, а за ним и Харпер из-за столкновений с бешеными мячами едва не отправились в больничное крыло.

— Эй, Монтегю! — окликнул Тео капитана, перехватив того прямо в воздухе, едва слизеринские охотники начали плановую атаку. — С меня хватит. Ещё пара ударов, и нам некого будет ставить на ворота.

— Вообще-то я на то и капитан, чтобы думать за вас за всех, — недовольно отозвался Монтегю, поправляя перчатки. — Твоё дело размахивать битой, а заботу об игроках оставь мне.

— Не тупи, — Тео картинно возвёл глаза к безлунному, затянутому облаками небу, — я же ненароком перебью всех наших. Кого ты выпустишь на последний матч сезона? Если хочешь, чтобы я тренировался вместе с командой, проси дневное время.

— Тебе ли не знать, в каком положении наш факультет? — негодующе процедил Монтегю сквозь зубы, и его метла опасно покачнулась. — Я лишний раз стараюсь не показываться на глаза этой старой кошке Макгонагалл, не говоря уж о том, чтобы просить более выгодные часы для аренды стадиона. Если ты не в курсе, то именно из-за таких как ты Слизерину приходится довольствоваться малым и тренироваться в то время, когда поле никому больше не нужно.

— Из-за таких как я? — с угрозой в голосе уточнил Тео, испепеляя Монтегю недобрым взглядом. — Как будто кто-то из нашей сборной был меньше причастен к тому, что творилось в школе год назад... Решил найти крайнего? Да ты можешь хоть сейчас выгнать меня из команды, сделаешь мне одолжение. Лучше уж лежать вечерами в тёплой ванне, чем без толку колотить по мячу, теряя время в компании ваших осточертевших мне физиономий. А, ещё очень хочу понаблюдать с трибуны за вашими жалкими попытками обыграть Пуффендуй. Эти пятикурсники, Бэддок и Причард, юнцы желторотые и безобидны словно карликовые пушистики, а потому меня заменить не смогут, как ни крути. Но что это я? Выбор-то за тобой, Грэхем, — Тео издевательски похлопал Монтегю по спине, — ведь ты, как-никак, наш капитан.

Не имея ни малейшего желания слушать брошенные ему вдогонку ругательства, Тео направил свою метлу вниз и резко спикировал на землю. Довольный тем, что избавил себя от лишних тридцати-сорока минут тренировки да плюс к этому поставил Монтегю на место, он бодро зашагал в сторону замка, но не успел выйти за пределы стадиона, как в арке под трибунами на него ураганом налетел Малфой, едва не сбив с ног.

— Какого хрена?!

— Это я тебя хочу спросить, какого хрена! — рявкнул Драко; пожалуй, Тео никогда ещё не видел его таким рассвирепевшим. — Я ведь просил тебя по-человечески! Чёрт, надо было и вправду взять с тебя Непреложный обет...

Решив действовать спокойно и по возможности не выдать себя, Тео прислонил метлу к стене арки и, скрестив руки на груди, повернулся к Малфою.

— Слушай, угомонись. Можешь ты толком объяснить, что случилось?

— А ты не догадываешься? Я просил тебя никому ничего не говорить, потому что так ты подставишь человека, который — по твоей, между прочим, просьбе — добыл информацию о нахождении Вол...

— Стоп. Я всё понял. Ей что-то грозит?

— Ей?

— Мерлин... Да, ей. Или вам. Патил и тебе.

Глядя на Нотта, невозмутимого как стена, о которую он опирался, Драко внезапно и сам овладел собой.

— Минимум — глоток сыворотки правды перед министерской комиссией и изложение всех сокровенных тайн совершенно незнакомым людям. Максимум — разбирательство в Визенгамоте.

— В общем-то, ничего страшного, — подвёл итог Тео. — Вы ведь ничего предосудительного не делали. Значит, всё обойдётся. Но за то, что я воспользовался вашими именами в этой трухлявой телефонной будке и тем самым действительно вас подставил, приношу извинения.

— Скажешь то же самое Падме.

— Чёрта с два, — хмыкнул Тео; в эту минуту все его мысли занимал вопрос о том, могли ли министерские сотрудники после случившегося перепрятать то, за чем он охотился, или нет. — Не думаешь же ты, что я вот так по-идиотски обнаружу себя? А если хочешь восстановления справедливости, то передашь ей мою анонимную записку с извинениями. У тебя всё?

— Вообще-то нет, — осклабился Драко. — Что ты натворил в Отделе тайн? Кингсли сказал, что три комнаты полностью разрушены.

— О, так к нам в школу заявился сам министр магии? — присвистнул Тео. — Не думал, что моя скромная ночная вылазка будет удостоена такого внимания.

— Хватит придуриваться, Нотт. И не твоя, а ваша. Ты там был не один. Кого ещё ты втянул?

— Никого, — Тео стоял на своём. — Я не такой дурак, чтобы посвящать кого-либо в свои планы. Мне, как видишь, с лихвой хватило того, что пришлось вводить в курс дела тебя, а вслед за тобой ещё и Патил. Кстати, неизвестно, ограничивается ли круг посвящённых вами двумя. Это мне надо было стрясти с тебя обет, что будешь держать язык за зубами.

— Не увиливай от ответа, — Драко начинал злиться. — Кроме тебя совершенно точно был ещё кто-то. Иначе как объяснить то, что перед самым побегом из Атриума из вашего щита летели двойные вспышки заклинаний?

— Ты-то этого не видел, — отмахнулся Тео. — А объяснений можно придумать кучу, вот, к примеру, одно из них: у меня была вторая палочка.

Малфой сощурился, буравя Тео таким взглядом, словно пытался проникнуть в его мысли, но тот, хоть и не проходил спецкурс у Брендана Уильямсона, окклюменцией владел не хуже их с Падмой и надёжно закрыл своё сознание.

— Нечего лезть ко мне в голову, — прошипел он, и пальцы сами по себе сжались в кулаки. — Я же сказал: я был один.

— Зачем же тебе одному два жетона? — не сдавался Драко.

— На всякий случай, — ответил Тео первое, что пришло в голову, желая как можно скорее отделаться от Малфоя. Необходимо было как следует всё обдумать.

— Да ну? И для того, чтобы получить второй, ты назвал женское имя?

Тео развёл руками.

— А что прикажешь делать, если на невыразимцев помимо тебя учится только девчонка?

— Так ты использовал наши имена только потому, что...

— Десять баллов Слизерину.

— Дьявол тебя возьми! — не выдержал Малфой, пиная стену арки. — Как ты не понимаешь, дурья твоя башка, что я хочу помочь тебе избавиться от этого урода? Ведь ты не уничтожил его, это ясно как день, а значит попытаешься сделать это вновь. — Тут он вдруг изменился в лице и иронично ухмыльнулся: — Что, уже успел составить новый план?

— Иди ты к Мерлину...

— Такими темпами мы все пойдём к Мерлину, а Волан-де-Морт в третий раз вернёт власть себе. Знаешь, у меня прямо-таки руки чешутся наслать на тебя какое-нибудь заклятие покрепче, чтобы ты перестал вести себя как упрямый осёл...

— Даже не думай.

— ...поэтому последний раз взываю тебя к твоему затуманенному жаждой мести разуму: опиши мне ситуацию, расскажи, как обстоят дела на сегодняшний день, и я помогу всем, что в моих силах. Думаю, Падма тоже не останется в стороне, раз уж так сложилось, что она тоже в теме.

— Ты ещё половину Хогвартса собери, — скривился Тео, но внутренний голос уже подсказывал ему, что на этот раз Малфой прав. — Где Патил, там и Томас, а где эти двое, там весь Отряд Дамлдора.

— Хочешь верь, хочешь не верь, но за Падму я ручаюсь. Она никому ни слова не сказала.

Драко хотел добавить что-то ещё, но тут его внимание отвлекло движение на поле. Видимо, Монтегю объявил окончание тренировки, и парни один за другим спускались к арке, чтобы вместе пойти в замок.

— Я погляжу, ваше величество сегодня даже не потрудилось достать снитч из чемодана, — насмешливо протянул Тео Малфою и взял свою метлу. — Делишки, связанные с Тёмным Лордом, вновь вынуждают вас пропускать тренировки. Бедный, бедный малыш Драко...

Малфой заскрежетал зубами, но виду не подал. Команда была уже близко, а он не хотел попадаться Монтегю на глаза, поэтому развернулся на месте, взметнув снег полами мантии, и быстро направился к замку, бросив напоследок Нотту:

— Подумай над моим предложением. Это единственный реальный шанс.

— Ну, как твой отчёт? — спросил Виктор, с аппетитом уплетая стейк, блюдо с которым появилось перед ним тотчас же, едва он сел за стол Гриффиндора. Надеждам Гермионы не суждено было сбыться: хоть и привычное время ужина давно прошло, в зале насчитывалось сотни три трапезничающих, что составляло примерно половину школы. Связано это было, скорее всего, с тем, что большинство учеников после занятий предпочли сидению в замке катание на санках или коньках, и теперь, вернувшись с морозной улицы, ринулись в тёплый Большой зал, чтобы подкрепиться.

— Всё в порядке, отчёт написан, — коротко ответила Гермиона, невольно бросая взгляд на слизеринский стол, где к её облегчению совершенно точно не было никого из семикурсников.

— Кто бы сомневался, — сказал Виктор без всякого намёка на сарказм. — Слушай, я почти две недели был с командой и только вчера вернулся с общих сборов...

Гермиона чуть улыбнулась уголком рта.

— Я заметила. Поэтому по понедельникам и четвергам вместо защиты у нас были дополнительные уроки заклинаний. Выходит, ты незаменим.

— Выходит, что так, — добродушно, но несколько натянуто рассмеялся Виктор. — Наверное, я много чего пропустил в Хогвартсе...

— Да ничего особенного не пропустил, — машинально откликнулась Гермиона, пожимая плечами. — В школе всё как обычно: уроки, домашние задания, квиддич. Лучше расскажи, как прошли твои последние матчи?

Крам удивился, но не стал выяснять, какова истинная природа повышенного интереса его собеседницы к квиддичу — искренняя любознательность или просто дань вежливости.

— Матчи прошли прекрасно, мы вчистую обыграли Уэльс, Словакию и Австрию, — ответил он.

— Молодцы! — похвалила Гермиона, глядя на доверху наполненные едой тарелки, стоящие на столе, но не испытывая желания попробовать хоть что-то. Похоже, она растеряла свой аппетит по дороге сюда... или была сыта мыслями об одном человеке. — А как сыграли с Ирландией? Они же ваши принципиальные соперники.

Крам опустил голову. Казалось, он немного волнуется, и это вновь разбудило в Гермионе её привычное любопытство.

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

Гермиона подняла брови, и не пытаясь скрыть удивление.

— Ты хотел поговорить... о матче со сборной Ирландии?

Виктор положил локти на стол и сцепил пальцы.

— Скорее, о... об одном игроке из этой сборной.

Гермиона неестественно выпрямилась, глядя на него в полном недоумении.

Виктор вздохнул.

— Моран. Эйрин Моран, охотница. Помнишь её?

— Да, кажется... — ей вдруг вспомнился плакат в шатре Уизли, изображавший ирландскую команду, и среди всех игроков — улыбчивая, небольшого роста девушка со светло-рыжими волосами, словно шутя поигрывающая большим квоффлом...

Неужели Виктор клонит к...

— Да, да, помню! На Чемпионате мира девяносто четвёртого эта охотница забила не один гол в кольца вашей команды.

Гермиона резко осеклась, подумав, что эти слова могут расстроить Виктора, но он, напротив, с восторгом закивал.

— О, она потрясающе играет! Я раньше ненавидел ирландцев; загонщики из их сборной все эти годы не упускали случая напомнить нам о поражении! Но Эйрин... она совсем другая, понимаешь?

Он взглянул на Гермиону с каким-то тревожным нетерпением, но она лишь улыбнулась, спокойно глядя ему в глаза.

— Понимаю. Порой вот так смотришь на человека, которого вроде давно знаешь, и только сейчас до тебя доходит, что на самом деле все эти годы ты не знал его ни капельки. И ты сам себе дивишься: как же я не замечал его раньше?

— В точку, — подмигнул Виктор, поглощённый своими мыслями и не уловивший в только что прозвучавших словах Гермионы скрытый смысл. Ведь сказанное относилось, скорее, лично к ней, чем к людям в общем. — Так вот, после матча мы с ней разговорились, посидели в магловском пабе, погуляли, и тут я понял...

Он вдруг взял руки Гермионы в свои и снова посмотрел на неё с некоторой тревогой.

— Меня только одно беспокоит... Как к этому отнесёшься ты?

Гермиона ответила не раздумывая:

— Разумеется, хорошо. Я очень рада за тебя, Виктор.

— Но мне придётся покинуть Англию по окончании учебного года. Покинуть тебя.

Гермиона осторожно высвободила руки.

— Прошу, только не нужно чувствовать себя виноватым. Мы с тобой всегда ладили, и я уверена, что отношения с Эйрин нисколько этому не помешают. Я правда очень рада за тебя!

— Но я уеду... возможно, навсегда.

Боже мой, и почему эти слова вызывают во мне облегчение, когда должны вызывать грусть?

Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, почему.

— Мы и раньше нечасто виделись, — ответила Гермиона, даже не пытаясь строить из себя огорчённую и всеми брошенную жертву. Зал понемногу пустел. — Если хочешь, будем переписываться как прежде. Ну, и если Эйрин будет не против. В любом случае здорово, что ты теперь не один.

— Да! Просто мы... я уеду и не смогу быть рядом с тобой, не смогу тебя защитить.

Гермиона хлопнула рукой по своей сумке, из кармана которой торчала волшебная палочка.

— Мы уже не раз говорили об этом. Я справлюсь, не волнуйся. А всё-таки забавно вышло: ведь, получается, ты тоже не продержишься на должности преподавателя защиты от Тёмных искусств дольше года. Но в этот раз, слава Мерлину, это связано не с проклятием.

Крам не смог сдержать улыбку.

— Да, ты права. И всё же прости меня. Наверное, я должен был продолжать за тебя бороться.

— Виктор, что значит «должен»? Это чувства, им нельзя приказывать или распоряжаться ими. Я всегда относилась к тебе как к другу, с которым невероятно легко и интересно, который старше и сильнее, который всегда готов прийти на помощь... но не более того. — Она внимательно смотрела прямо в его чёрные глаза, надеясь, что не увидит в них обиды. — Спасибо тебе за всё. Ты первый, кто меня поцеловал; ты вообще первый парень в моей жизни. Гарри и Рон были совсем дети, а ты так робко и мило ухаживал, просиживая со мной в библиотеке целые вечера. Спасибо, что не был груб или слишком настойчив; в пятнадцать лет меня бы это сильно испугало, и, кто знает — вдруг после этого я бы боялась всех мальчишек как огня? Но мне повезло.

Она внезапно замолчала, поняв, что высказала всё, что было у неё на душе. Хотя Виктору предстояло ещё около четырёх месяцев преподавать в Хогвартсе, ей казалось, что открыть ему всю правду нужно сейчас. Это был истинный конец их отношений — Крам больше не участвовал в борьбе за её сердце, а у того, кому она подсознательно уже готова была это сердце отдать, не осталось явных конкурентов.

Пауза затянулась, и Виктор решил прервать это тягостное для него молчание, переведя разговор в другое русло:

— Ну а теперь поведай мне, что ты делала на Рождественских каникулах. Надеюсь, не зубрила целыми днями программу второго полугодия?

— Конечно нет! — Гермиона даже шутливо ткнула его в плечо. — Отдыхала с родителями в Шотландии, потом дома. Второго января была на свадьбе у Дафны... А, ещё виделась с Роном.

— С Рональдом? — встрепенулся Крам. — Ну и как он? Где вы встретились?

— Он пришёл ко мне в гости, — просто ответила Гермиона, будто это было обычное дело, и Рон заходил к ней каждое воскресенье.

— Пытался тебя вернуть?

Виктор по-прежнему был настроен необычайно эмоционально, и это не переставало поражать Гермиону.

— Нет, с чего ты взял? — сказала она. — Просто поговорили; он рассказал, как идут дела в их с Джорджем магазине. Что тебя так встревожило?

— Всё то же, — уклончиво ответил Крам. — Не хотелось бы, чтобы ты досталась тому, кто в своё время не оценил тебя должным образом.

Гермиона нахмурилась.

— Виктор, — сказала она как можно мягче, — я сама с этим разберусь, ладно?

— Да, действительно, что это я... — сразу опомнился Крам. Гермиона вновь замолчала, задумчиво глядя на него и вспоминая те часы, которые он проводил в библиотеке за книгами лишь ради того, чтобы побыть рядом с ней. Прошло уже четыре года, они выросли, но сейчас разница в возрасте чувствовалась гораздо меньше. Тогда, на четвёртом курсе, ловец болгарской сборной казался ей ужасно взрослым, самостоятельным и... каким-то далёким. Почти всегда он был угрюм и крайне немногословен, а потому Гермиона была уверена, что он и двух слов связать не может и что говорить ей с ним будет просто не о чем. Однако эту убеждённость сильно поколебали его частые визиты в библиотеку и подлинное чтение книг, а неожиданное приглашение на Святочный бал окончательно разрушило её первоначальное мнение о нём как о нелюдимом отшельнике или как о зазнавшейся звезде спорта.

Гермиона словно в Омуте памяти смотрела на проносящиеся перед внутренним взором картины с Турнира, Святочного бала, а затем и свадьбы Билла и Флёр, где Виктор проявил к ней такое внимание, что даже Рон заревновал.

От приятных воспоминаний её душа будто наполнилась теплом, и сердце забилось чуть чаще, но... это не шло ни в какое сравнение с тем волнением, которое она испытала, когда перевела взгляд на вход в Большой зал и увидела его.

Квиддичная сборная Слизерина, очевидно, тоже решила перекусить после изнурительной тренировки и в составе шести человек дружно вошла в Большой зал. Хотя это «дружно» не касалось Тео: он немного сторонился остальных, особенно Монтегю и Харпера, но последний как нарочно вертелся возле него, невзирая на надменное выражение лица партнёра по команде.

Гермиона вздохнула, уже не в силах отвести от Тео глаз и совершенно не слушая, что говорит ей Виктор.

Как же ему идёт форма...

Тео положил метлу на скамью — благо, та была свободна почти вдоль всего стола — небрежно кинул рядом кожаные перчатки, одним отточенным движением расшнуровал и скинул спортивную мантию и наконец-то уселся на место — полубоком, вальяжно закинув ноги на ту же многострадальную скамью.

Вот хамство! Ни один человек во всей школе не позволяет себе такого.

Но ему было абсолютно наплевать, кто и — главное — что о нём думает. Он неторопливо принялся за бифштекс, который эльфы подали наравне с бараньими отбивными, жареной индейкой и другими блюдами. Ел он так же, как делал и всё остальное, будь то уроки, тренировки или повседневное общение: раскованно, почти лениво, но с каким-то неподражаемым достоинством. Гермиона продолжала наблюдать за ним со своего удобного места, изредка кивая головой, когда Виктор делал паузы в своём возобновившемся рассказе об Эйрин, и радуясь тому, что он настолько занят рассказом, что даже не замечает её отвлечённости.

А отвлечься я хотела как раз от него, от моего наваждения... от моего Тео.

Не получилось.

Сердце сладко заныло, когда Нотт посмотрел в сторону гриффиндорского стола, будто ощутил её присутствие или каким-то образом услышал, как Виктор обратился к ней по имени. Сейчас Гермиона ни капельки не боялась, что он заметит её, хотя тот факт, что она сидит вместе с Крамом, мог привести к неожиданным последствиям. Прежде всего, для Крама.

— Виктор, извини, но мне нужно идти, — сказала она, прервав его на полуслове и решительно поднимаясь. — Ничего страшного, если я тебя оставлю?

Последовала секундная пауза, во время которой Виктор в упор смотрел на Гермиону.

— Да без проблем, — практически сразу нашёлся он, вставая вслед за ней и непреднамеренно закрывая ей обзор на слизеринский стол. — Мне тоже пора. Есть дела... учебные и личные.

— Хорошо, — сказала Гермиона уже без тени улыбки, как во сне идя по проходу между столами. До места, где сидел Тео, оставалось совсем чуть-чуть, а он, кажется, нисколько не торопился в раздевалку — несмотря на то, что почти все члены команды уже подкрепились и ушли.

Он всё-таки заметил меня. О боже...

Она не успела даже подумать, хорошо это или плохо, как Тео в один миг перебросил ноги через скамью и встал в проходе, преградив Гермионе и Краму путь к дверям.

— Интересно... — протянул он, глядя прямо в глаза Виктору и явно настроившись на личный разговор именно с ним. — Интересно, что господин профессор делает рядом с моей... — Виктор открыл рот, но Тео сделал предупреждающий жест, не давая ему сказать ни слова: — Стоп. Я ещё не закончил. Говорю сразу: оправдания, касающиеся «старых дружеских отношений», установившихся на Турнире Трёх Волшебников столетней давности, меня не устроят. Итак, вот теперь я слушаю.

Он прожигал Виктора пристальным ледяным взглядом, и Гермиона второй раз в жизни поняла каким-то шестым чувством, что сейчас лучше не влезать.

А Виктор, вопреки её ожиданиям, снова быстро овладел собой.

— Во-первых, я не собираюсь отчитываться перед человеком, который даже не является моим учеником, — с выдержкой, достойной похвалы, сказал он. — А во-вторых, мистер Нотт, уйдите с дороги.

— Ну надо же, как всё повторяется, — ухмыльнулся Тео. — Сегодня мне довелось говорить те же самые слова людям, которые являются вашими учениками, профессор Крам. Но вот незадача: я не собираюсь вас слушаться.

— Меня давно раздражает ваше непомерное нахальство, мистер Нотт, — Виктор непроизвольно схватился за палочку. — Пора уже поставить вас на место.

— Не посмеете, — Тео давно был наготове. Он отлично понимал, что Виктор не чета хогвартским старшекурсникам: он на самом деле опытный волшебник, рядом с которым нельзя зевать ни секунды. — Вы не посмеете напасть на ученика, мистер Крам.

— Вы не ходите на мои занятия.

— Вы сами запретили мне туда ходить, — с издевательской ухмылкой парировал Тео. — Как вы думаете, когда лучше оповестить об этом Макгонагалл?

Пока Крам, раздувая ноздри, искал подходящий ответ, Тео не спеша набросил на плечи спортивную мантию, ловко затянув шнуровку, затем медленно, с угрожающим видом боксёра перед боем, натянул перчатки и, взяв метлу в ту же руку, где была волшебная палочка, повернулся к Краму.

— Предлагаю вам сделку, профессор. Я уйду... точнее, мы уйдём, — он впервые скользнул взглядом по Гермионе, от чего та мгновенно смутилась, — но только с условием, что я больше никогда не увижу вас рядом с мисс Грейнджер.

— Кто вы такой, чтобы ставить мне условия?! — Тео добился своего: Крам всё-таки начал выходить из себя. — Какое вы имеете право запрещать мне общаться с Гермионой?!

— Не хочу, чтобы возле моей девушки ошивались всякие дурмстранговцы, будь они хоть трижды профессорами.

— Хватит блефовать, Нотт! — вконец вскипел Виктор, поворачиваясь к Гермионе в поиске поддержки, но та уже стояла рядом с Тео.

— Он не блефует, — серьёзно сказала она, стараясь при этом не замечать его торжествующей и вместе с тем высокомерной улыбочки. — Это правда, Виктор, мы... вместе.

— Но... как это «вместе»? — поражённый этой вопиющей несправедливостью, Виктор едва держал себя в руках. — Ты же ненавидела его сначала!..

— Я никогда такого не говорила, — отрезала Гермиона.

— Пусть ты не говорила, но своими поступками ты выражала это лучше всяких слов!

— Виктор, но ты ведь не знаешь, что творилось у меня в душе.

— Неважно! Он сын Пожирателя смерти... Он твой враг по всем параметрам!

— Послушали бы вы себя со стороны, профессор, — вмешался Тео, выступая вперёд и инстинктивно заслоняя Гермиону собой. — Сами ухлёстываете за охотницей ирландской сборной и после этого ещё предъявляете какие-то претензии по поводу так называемых врагов.

— Но... как ты узнал? — вырвалось у ошеломлённой Гермионы.

Тео довольно улыбнулся.

— Использовал заклинание улучшения слуха.

Виктор же был разъярён.

— В любом случае, мои отношения с Эйрин тебя не касаются, Нотт! — огрызнулся он, забывая о субординации и переходя на личности.

— Равно как и мои с Гермионой — вас.

— Это совсем другое! Мы давно знаем друг друга, мы столько лет переписывались...

— Это абсолютно то же самое, — отчеканил Тео с ледяным спокойствием. — Уясните себе с этого момента и навсегда: Гермиона моя. Примите это как неизбежную данность и впредь не приближайтесь к ней.

Виктор перевёл обескураженный, непонимающий взгляд на Гермиону, но она в ответ посмотрела на него так, что у Крама не осталось больше никаких надежд и сомнений.

А Тео с видом триумфатора обнял её свободной рукой за талию и на глазах профессора защиты от Тёмных искусств увлёк за собой к выходу из Большого зала.

От долгожданного касания его руки по телу Гермионы прошёл ток, и она едва заметно вздрогнула. Ей пришлось призвать на помощь всё своё самообладание, чтобы не выдать себя с первых же секунд.

Боже, почему мне так хорошо рядом с ним? Одно его прикосновение заставляет забыть обо всём неприятном, что было сегодня... Обо всём, что было только что.

— Даже не знаю, что мне понравилось больше: твоё смущение или ошарашенное лицо Крама, — сказал Тео, откровенно смакуя каждое слово. — Кстати, если этот болгарин осмелится каким-то образом повлиять на твои оценки по предмету, я его парализую так, что никакая магия не поможет.

— Не думаю, что он на это способен, — с сомнением произнесла Гермиона, озираясь вокруг: они миновали дубовые двери Большого зала, но пошли не к мраморной лестнице, а свернули от неё куда-то в сторону. Навстречу им, к досаде Тео, попадались лишь младшекурсники. — Куда мы идём?

— Мне всегда импонировало твоё любопытство. Будь терпеливой девочкой, и скоро узнаешь. — Он поправил налокотник, делая вид, что не заметил, как сразу насупилась «девочка». — Чёрт, я бы с удовольствием повторил этот момент в Большом зале. У тебя случайно нет маховика времени под рукой?

— Хватит паясничать! — строго одёрнула его Гермиона. — Если мы не разгромили их все до одного в той бойне в девяносто шестом, то уж, будь уверен, позавчерашний обвал довершил начатое.

— Как раз об этом нам и нужно поговорить.

Тео открыл дверь бывшего кабинета прорицаний, где когда-то преподавал кентавр Флоренц, и Гермиона прошла внутрь. Конечно, кабинет уже не представлял собой лесную поляну с травой, пеньками и стволами деревьев, но и к первоначальному виду тоже не вернулся. Сразу у входа высились три огромных шкафа, забитых всяким хламом, в любой момент норовящим высыпаться наружу, а на полу стояло по меньшей мере десять огромных холщовых мешков, которые так и распирало от содержимого. Создавалось впечатление, что в этот класс притащили всё, что могло уцелеть после того пожара в Выручай-комнате, однако стоило Гермионе обогнуть устрашающего вида шкафы, как за этим складом она увидела самые обычные парты и стулья: это говорило о том, что здесь всё-таки проходят занятия.

— Что-то случилось? — спросила она, оборачиваясь к Тео, как только на входную дверь были наложены все необходимые заклинания.

— Да, — без обиняков ответил он. — Сегодня в школу приезжал сам Бруствер. По нашему с тобой вопросу.

— Кингсли? С ума сойти! Значит, мы нанесли Отделу тайн действительно серьёзный ущерб... Что ему известно?

— В общем, ничего конкретного. Единственное, что в сложившейся обстановке может беспокоить тебя — это то, что сейчас под подозрением находятся Малфой и эта твоя Патил.

— Мерлин! — Гермиона в сердцах ударила ладонью по парте. — Я так и знала, что этим всё кончится! Из-за нашей самонадеянности пострадали ни в чём не повинные люди.

Тео накрыл её ладонь своей, тем самым удержав от дальнейшего самобичевания.

— Милая, ты ведёшь себя как провинившийся эльф. Послушай меня. Всё не так плохо, как тебе кажется. Первое: Патил и Малфою ничего серьёзного не грозит. Под действием Веритасерума они расскажут министерской комиссии, где были ночью с четырнадцатого на пятнадцатое февраля, и после этого, как ты понимаешь, с них сразу снимут все подозрения. Второе: Малфой догадывается, что в Отделе тайн я был не один, и пытается выведать, кого я прихватил с собой. И, наконец, третье: он знает суть дела и предлагает свою помощь. Я хотел обсудить это с тобой и узнать твоё мнение.

Он выжидающе смотрел на Гермиону. Та вдруг лукаво улыбнулась.

— С каких это пор ты стал со мной советоваться?

— С тех самых, как ты стала моей. Девушкой, — добавил он после многозначительной паузы. — Ну, что думаешь?

— Чем нам может помочь Малфой?

— Он всё-таки будущий невыразимец, а это значит, что скоро у него появится более-менее свободный доступ к интересующему нас Отделу тайн. Он может расписать нам новое положение вещей: что изменилось в структуре Отдела после обвала, в том ли самом месте искать вновь Комнату смерти, и так далее. К тому же, теперь он на почве своего спецкурса весьма сблизился с Патил, а у её родителей, в свою очередь, сохранились знакомства с людьми, работавшими в Отделе.

— Откуда ты всё это знаешь? — изумилась Гермиона. Даже она не владела столь подробной информацией о семье Патил, несмотря на то, что с одной из близняшек семь лет не только училась, но и жила в одной комнате.

— Да всё оттуда же, — усмехнулся Тео, небрежно взъерошивая волосы и этим жестом вызывая в Гермионе непреодолимое желание к ним прикоснуться. — Именно через Патил Малфой узнал о точном местоположении останков этого урода. Так что она тоже посвящена.

— Думаешь, и Падма будет нам помогать? — с сомнением произнесла Гермиона, безотчётно протягивая руку вперёд и вплетая пальцы в его тёмные, нарочно всклокоченные волосы.

Чувствуя, как она гладит его по голове, Тео едва ли не замурлыкал от удовольствия.

— Нам — нет, — еле слышно сказал он, властным жестом притягивая Гермиону к себе и накрывая её губы горячим поцелуем. — Тебе — да.

* * *

Гавейн Робардс — глава Управления мракоборцев, сменивший на этом посту Руфуса Скримджера.