Разбуди меня (гет)

Упрекая в излишнем любопытстве Гермиону, Тео должен был признать, что и сам в этом плане ни на йоту не отставал от неё. Поэтому, едва трансгрессировав с вокзала на шумную лондонскую улицу, он свернул в первый попавшийся укромный проулок за одним из высоких магловских бизнес-центров и оттуда уже перенёсся в уилтширский лес — своеобразную границу между поместьем Ноттов, Дорсетом, и Малфой-мэнором.

Поместьем Ноттов? Не будь наивным дураком, оно уже полгода как не твоё.

Он поморщился, как никогда чувствуя своё унизительное положение бездомного бродяги, но, упрямо тряхнув головой, нашёл давно знакомую заснеженную тропинку и направился в сторону величественного здания, виднеющегося вдалеке.

Он бы не покинул Хогвартс, ставший ему теперь единственным настоящим домом, но любопытство всё же взяло верх. Он слишком сильно хотел посмотреть на особняк, в котором родился и вырос, обладателем которого стал и который теперь не принадлежал ему; хотел так сильно, что не то что не поехал до Уилтшира на автобусе, а трансгрессировал с Кингс-Кросс прямо на оживлённую улицу, рискуя быть замеченным маглами.

Да конечно, «рискуя»... Маглы, эти глупые существа готовы закрыть глаза на очевидное волшебство; готовы скорее признать себя психами, чем поверить в магию.

Чёрт, но ведь рождаются же волшебники в семьях маглов!

И волшебницы. И какие волшебницы.

Тео плотоядно ухмыльнулся, даже не пытаясь отогнать мысли о Гермионе, вмиг заполонившие всё его сознание. Само собой, он оставил Хогвартс на Рождество не только из любопытства. Просто без Гермионы его пребывание в школе не имело смысла.

Проклятье. Эта несносная гриффиндорка стала слишком нужна мне. И самое смешное — я не хочу ничего менять. Главное, чтобы она пока не догадывалась о том, как сильно я её... Ладно, проехали.

Он знал, что будет время от времени наведываться в Сити и проверять, всё ли с ней в порядке; к сожалению или к счастью для Гермионы он знал, где она живёт, и, разумеется, не мог оставить её без наблюдения.

Между деревьями появился просвет, и через минуту Тео вышел из леса, очутившись шагах в тридцати от центральных ворот особняка. Увиденное заставило его на несколько мгновений неподвижно застыть.

Дом остался точно таким же, каким Тео покинул его летом, после вынесенного Визенгамотом постановления о конфискации. Монументальные стены из серого мрамора казались неприступными, шпили четырёх башен уходили своими кончиками в плотную завесу туч, а чёрные глазницы окон пугали своей безжизненной пустотой.

Тео сглотнул застрявший в горле ком. Его снова переполняло чувство ненависти: ко всем этим чёртовым законам, действующим так несправедливо, к отцу, который так легко и, казалось, совершенно бездумно вступил в ряды Пожирателей смерти, эту секту, члены которой уничтожали всех и вся на своём пути, и, конечно же, к себе — за то, что не сумел спасти родителей от разрушительного и непреодолимого влияния главного убийцы.

Скоро я доберусь до этого урода. Скоро.

Но как бы Тео ни злился, даже в эту секунду он был предельно собран. И, держа палочку наготове, сделал осторожный шаг вперёд.

Министерские наверняка тут постарались. Это же их конёк — разбирать мелкие дела вроде возведения миллиарда защитных чар вокруг заброшенного дома, в то время как в Отделе тайн до сих пор живёт тварь, из-за которой...

Сука. Убью.

Он быстро и бесшумно спустился с холма и вышел на едва различимую под покровом снега дорогу. Главные ворота, ведущие во внутренний двор, были совсем близко, но не успел Тео сделать ещё шаг, как вдруг наткнулся на невидимую стену.

Однако эта преграда разожгла в нём лишь ещё больший интерес.

— А ну-ка посмотрим, что вы тут наколдовали, — ухмыльнулся он.

В прошлом году, когда над магическим миром властвовал Волан-де-Морт, дом Ноттов тоже был окружён защитой, основательной и беспощадной, уничтожающей любого «лишнего», кто осмелился бы её обойти. Попасть в дом могли только Пожиратели смерти и те, кто придерживался их идеологии. В отличие от Малфой-мэнора, который служил Тёмному лорду своеобразным штабом, здесь не нужно было протягивать руку с выклейменной на предплечье меткой. Здесь было необходимо на самом деле следовать идеям Волан-де-Морта и считать их единственно правильными.

Тео не считал их правильными. Более того, он всем своим существом отвергал их. Но и притворяться он не мог: не было ни одного шанса обмануть этого чёртового легилимента, который вмиг бы его рассекретил. Поэтому оставалось одно — убедить себя в том, что убийство маглов, пытки и издевательства над маглорождёнными, возведение в культ чистой крови и повсеместное распространение Тёмной магии и есть главная цель его жизни.

— Приори Инкантатем!

Тео взмахнул палочкой, пробуя это бесхитростное заклинание, показывающее все последние применённые чары, и оно, как ни странно, сработало.

Да уж, фантазии у работников Министерства как не было, так и нет.

Может, всё изменится, когда великий Поттер наконец вступит в должность?

Смешно.

Кстати, а где собирается работать Грейнджер? Надеюсь, не в Бюро магического законодательства. Там, по-моему, собрались одни тупоголовые сквибы.

Тео применил ещё парочку несложных разрушающих заклинаний, которые на этот раз не подействовали, но ему почему-то доставляло особое удовольствие тянуть время. Спешить было некуда, хотя очень хотелось всего и сразу: сию же секунду пробраться в Отдел тайн, убить этого гада, потом выкрасть Грейнджер из-под носа у родителей и утащить так далеко, где их бы не нашёл даже всевидящий глаз почившего с миром Аластора Грюма.

Но Тео не мог попасть в глубины Министерства без Грейнджер. Это и злило, и радовало его — с одной стороны, неправильно было само по себе уже то, что он зависел от девушки, да ещё и от гриффиндорки, но, с другой, совместная вылазка в Отдел тайн была отличной возможностью покончить с Волан-де-Мортом и стать для Гермионы тем самым единственным героем, который ей нужен.

— Редукто! Диффиндо! Релашио!

Тео забавлялся, глядя, как все его заклинания отскакивают от невидимой стены целой россыпью искр, а когда их стало достаточно много, он собрал все в один огненный шар. Небольшой, но очень яркий и кишащий энергией, шар завертелся в воздухе, усиливаемый собственной магией Тео, которую он вкладывал с помощью волшебной палочки. Шар быстро разрастался, и удерживать его под контролем с каждой секундой становилось всё труднее.

Я думаю, достаточно.

Он взмахнул палочкой.

— Экспульсо!

Шар со скоростью молнии прошил защитную стену насквозь, и Тео, как никогда довольный собой, снова разбил его на множество вспышек и искр и разрезал ими остатки преграды.

— Вот и отлично, — сказал он, беспрепятственно проходя в ворота и направляясь к парадной двери. Под ногами мягко поскрипывал снег, а подъездная гравиевая дорожка сильно сузилась из-за разросшегося осенью шиповника.

Всё было таким знакомым и таким чужим. Чужим не только потому, что Тео лишили законных прав на поместье. Просто после смерти матери, после того, как Пожиратели смерти стали приходить сюда как к себе домой, это место опротивело ему. С четырнадцати лет он начал ненавидеть каникулы и мечтал, чтобы поскорее начался учебный год.

Чёрт побери, а ведь в этом я похож на Снегга. Тоже, впрочем, почившего с миром.

Конечно, Хогвартс тоже не был идеальным местом. Но учёба, пропитанная вечной конкуренцией с Гриффиндором, и квиддич, один из самых безжалостных видов спорта, где можно было выместить свою агрессию, показать мастерство и даже завоевать славу, привлекали Тео. Правда, были ещё девушки, которых он покорял, но потом терял к ним всякий интерес, а также исполнение наказаний...

Дело не в Хогвартсе, а во мне самом. Мне нигде не будет хорошо.

— Алохомора! Мать вашу... Порта Аперио!

Дверь под действием второго, более мощного заклятия распахнулась, и он вошёл в тёмный пустой дом.

А раз мне везде хреново, стоит ли обрекать Грейнджер на страдания? Ведь если она станет моей, я не отпущу её от себя ни на шаг.

Из глубины холла пахнуло какой-то ветошью, и Тео закашлялся, впрочем, успев прижать к губам кулак, чтобы заглушить звук. Нельзя было ни на секунду забывать про осторожность.

— Гоменум Ревелио, — прошептал он и прислушался. Всё было спокойно — значит, в доме он был один.

Одиночество, вечное одиночество... Даже домовой эльф сбежал. Хотя нет, куда там сбежал... Он готов был служить мне всю свою долгую эльфийскую жизнь, но я отправил его на все четыре стороны. Зачем держать домовика в пустом доме для себя одного? С приготовлением еды и починкой одежды я и сам справляюсь — на это есть магия.

Он на ощупь прошёл вперёд по коридору, толкнул огромную дубовую дверь и очутился в гостиной — месте, где когда-то ярко пылал камин, и чета Ноттов проводила долгие вечера за разговорами и играми с маленьким сынишкой.

Детство прекрасно своей беззаботностью... Чьё это выражение?

Да какая разница. Всё равно это было так давно, что сейчас кажется нереальным.

За окнами начало смеркаться, и в приглушённом свете огромная гостиная выглядела ещё более пустой, чем обычно. Стены смотрелись голо, хотя кое-где висели портреты, изображавшие предков со стороны обоих родителей. Все они были чистокровными волшебниками, богатыми и влиятельными людьми из высшего света, куда доступ был открыт лишь немногим.

— Какая скукотища — быть аристократом... — произнёс Тео вслух, разглядывая портрет прадеда со стороны матери — сухопарого старикашку в костюме 19 века и бриллиантами в наручных часах. — Ведь вся жизнь расписана наперёд. Хотя меня это не касается. И слава Мерлину.

Но тут его взгляд переметнулся на покосившийся портрет, висящий над пыльным, давно молчащим роялем. Там были изображены его родители — ликующий, но ради приличия напустивший на себя строгий вид отец вёл под руку не менее радостную мать, облачённую в светлое платье. День их свадьбы.

Начало жизни, которая предполагалась быть счастливой.

И была бы, если бы этот псих со своей жаждой мирового господства её не разрушил.

Тео поспешно вышел из гостиной, взлетел на второй этаж и чуть ли не бегом помчался по длинному широкому коридору, заглядывая во все комнаты и неизменно находя каждую из них в том же мрачном и опустошённом состоянии, что и гостиная.

Его собственная спальня была, пожалуй, самым «обитаемым» местом во всём особняке — скорее всего потому, что Тео жил здесь вплоть до вынесенного судом решения. И хоть всё в спальне было даже не тёмно-зелёным, а чёрным, начиная с письменного стола из тикового дерева и заканчивая меховым пледом на кровати, эта комната, по сравнению с остальными, выглядела довольно приветливо.

Но он сомневался, сможет ли в этой комнате хотя бы переночевать. Дело было не в страхе или холоде (дом, разумеется, не отапливался), а в чудовищном дискомфорте, который Тео испытывал, находясь здесь.

Даже если бы особняк ещё принадлежал мне, то я продал бы его. Неуютнее только Запретный лес с его лошадьми.

В памяти пронеслась та ночь, когда они с Грейнджер так неосторожно попались в руки разъярённым кентаврам. Тео помнил всё детально: как следил за Гермионой из-за деревьев, напугав её, а потом разозлив; как она в первый и последний раз назвала его по имени, прося не применять магию против целого табуна; как смело вытаскивала стрелу из его раненой ноги...

Моя храбрая девочка. Моя.

Я точно не останусь на ночь. Какой резон мне торчать здесь, когда ты так далеко.

Тео круто повернул назад, быстро прошёл по коридору, сбежал по ступеням вниз, в гостиную, но на полпути к выходу остановился как вкопанный.

Тайник в столовой! Надо проверить — вряд ли министерские псы нашли его.

Он свернул вправо, пересёк два бальных зала с тусклыми люстрами и огромными, во всю стену, зеркалами, и очутился в столовой, которая была расположена в другом конце дома. Подойдя к каминной полке, он безошибочно угадал камешек — один из многих, которыми она была инкрустирована — и нажал на него. Часть полки отъехала в сторону, открыв небольшое отверстие, в глубине которого показалась дверца, подобная той, что закрывала его банковскую ячейку в Гринготтсе. Тео направил туда палочку, невербально произнося нужное заклинание, и дверца, повиновавшись, открылась. Не медля ни секунды, он запустил руку внутрь и довольно ухмыльнулся: все его сбережения были на месте.

— Ну что, обломались, господа министерские? Уж это вам точно не достанется. Забрали себе старинный дом, не зная его секретов. Придурки.

Он положил деньги во внутренний карман пальто и в последний раз осмотрелся. Дом ответил ему всё той же мёртвой тишиной.

Больше оставаться здесь не имело смысла, и Тео, вернув полку на место, вышел через чёрный ход на улицу.

На Рождество весь день шёл снег, и к вечеру, когда маленькая семья Грейнджеров возвращалась из гостей домой, улицы Лондона засыпало чуть ли не по колено.

Преодолев последнюю полосу препятствий в виде снежных заносов и почти подойдя к дому, уставшая, но довольная Гермиона как раз думала о том, как всё-таки полезно обладать способностью к трансгрессии, когда папа, шедший вместе с мамой чуть впереди, окликнул её.

— Посмотри-ка туда, милая. Мне кажется, или это Рон у наших дверей?

Гермиона всмотрелась в темноту зимнего вечера, резко контрастирующую с ослепительным снегом, мерцающим под светом фонаря, и увидела долговязую, чуть ссутулившуюся фигуру, маячившую перед самым крыльцом.

— Да, это он, — радостно воскликнула она и ускорила шаг. — Рон! Рон, привет!

Парень поднял голову и, увидев Гермиону, слабо улыбнулся.

Гермиона подбежала к нему, ожидая как минимум тёплых дружеских объятий, как это всегда бывало с Гарри, но Рон лишь вынул руку из кармана куртки, чтобы поприветствовать давнюю подругу.

— Привет, Гермиона. Мистер Грейнджер, рад встрече.

— Здравствуй, Рон, — с улыбкой ответил Дэвид.

— Миссис Грейнджер, добрый...

— Ты, наверное, жутко замёрз! — ахнула Шарлотта, не дав ему договорить. — Пойдём скорее в дом, выпьешь чаю.

— Не откажусь, — пробормотал Рон, сутулясь от стеснения ещё больше.

Папа открыл дверь, украшенную небольшим еловым венком, и все вошли в дом, погружённый в кромешную тьму. Но стоило щёлкнуть парой выключателей, как всё вокруг замигало разноцветными огоньками, и помещение мгновенно преобразилось.

— Бедный, сколько ты там простоял? — спросила Гермиона, снимая ботинки и с тревогой глядя на красный нос Рона.

— Да недолго... Что-то около получаса.

— Ничего себе «недолго»! На таком морозе! Почему не прислал сову заранее? Ох, Рон...

Тут из кухни вышла Шарлотта, окликнув дочь.

— Гермиона, я поставила чайник. Пообщайтесь, а мы пойдём наверх.

— Если хочешь, оставайся на ночь, Рон, — добавил папа. — Уже поздно.

— Спасибо, но отсюда до Норы не больше минуты полёта.

— Ой, точно! — в один голос рассмеялись родители. — Прости, мы так редко видим Гермиону, а уж тем более других волшебников, что всё время забываем...

— Да перестаньте, ничего страшного.

Они ушли к себе, а Гермиона повела Рона на кухню — самое тёплое и уютное место.

— Ну и когда ты решил, что заявишься ко мне в гости? — спросила она, доставая чашки из буфета.

— Сегодня и решил... Захотел повидать тебя.

Гермиона коротко улыбнулась, продолжая в целом сохранять привычный Рону начальственный вид.

— Сегодня Рождество, а ты на улице торчишь, — снова посетовала она.

— Я же с работы. Пришлось потрудиться в праздник, но мы с Джорджем ни капельки не пожалели. Был такой наплыв посетителей, просто обалдеть!

Гермиона повернулась к нему.

— Как там Джордж? Джинни обычно пересказывает мне содержание писем миссис Уизли, и я в курсе, как дела у всех домашних. Но Джордж... ты с ним проводишь гораздо больше времени, чем остальные, и тебе лучше знать.

— Да, ты права, — ответил Рон, крутя в пальцах десертную ложечку и с нетерпением поглядывая, как Гермиона разливает ароматный чай из трав за кухонным рабочим столом. — Он почти оправился. Недавно даже начал шутить. Это хороший признак.

Гермиона наконец поставила чашки на стол и серьёзно сказала:

— Он молодец. Ему в этой ситуации, пожалуй, сложнее всех, ведь Фред был продолжением его самого.

— Фред навсегда останется в наших сердцах, — с чувством сказал Рон, проводя рукой по лицу. Потом отложил ложечку в сторону и улыбнулся уже веселее. — Ну а как дела в Хогвартсе? Мерлин, школа... Это было так давно!

— Там всё отлично, — живо откликнулась Гермиона, ставя перед гостем поднос с кексами. — Я староста школы, а у меня, сам знаешь, особо не пошалишь.

— Это да! — хохотнул Рон, делая большой глоток. — Если только не шалишь ты сама.

— Ну... — Гермиона немного замялась, отодвигая стул. — Конечно, теперь я не так сконцентрирована на учёбе. Понимаю, для тебя это звучит странно.

— Более чем, — невнятно сказал Рон, жуя кекс. — Это Джинни так на тебя влияет?

— Нет, что ты! — возразила Гермиона, усаживаясь напротив и грея руки о горячую чашку. — Мы с ней не забываем о выпускных ЖАБА и тщательно к ним готовимся, всё-таки последний курс. Но помимо учёбы есть много других интересных занятий.

— Как, например, квиддич? — Рон, похоже, хотел поймать её на слове.

— И квиддич, и походы к Хагриду, и прогулки с друзьями. Правда, сейчас сильно похолодало, но в начале месяца мы ходили на каток, а там мёрзнуть некогда.

— Классно! — искренне сказал Рон, беря с тарелки следующий кекс. — В Хогвартсе всегда было здорово, но я, честно говоря, не нашёл в себе моральных сил вернуться туда на ещё один год обучения.

— Это не отсутствие моральных сил, а обычная лень, — сострила Гермиона, желая растормошить Рона.

— Может быть! Я много думал об этом и понял, что, если бы Гарри вернулся, я бы тоже... Ты не сердишься на меня? — вдруг спохватился он, подумав, что таким заявлением мог обидеть Гермиону: из-за неё-то он и не подумал возвращаться в школу!

Но она лишь рассмеялась.

— Сержусь? О чём ты, Рон? Ты сейчас гораздо нужнее своей семье.

— Ох, Гермиона, ты всегда умела проявить понимание. Ты самый лучший человек на свете.

— Да ладно тебе, — подмигнула она, не испытывая и крупицы того волнения, которое чувствовала бы, скажи ей эти же слова Нотт. — Ты общаешься с кем-нибудь из наших?

Рон допил чай и со стуком поставил чашку на гладкий стол.

— Ты же знаешь, как я «люблю» писать письма, — Рон изобразил в воздухе кавычки. — Но теперь, когда Симус и Невилл сдали экзамены, думаю, видеться мы будем часто. Ну, конечно, не только с ними. Сегодня к нам во «Вредилки» заходили Энтони Голдстейн с Терри Бутом, Лаванда...

— Лаванда? — непроизвольно вырвалось у Гермионы.

— Ну да, — Рон простодушно пожал плечами. — А что?

— Да нет, ничего... Ладно, на самом деле я была бы рада, если бы вы снова... Понимаешь, Лаванда так изменилась за последние два года. Стала взрослой — в поведении, взглядах на жизнь, поступках.

— Гермиона, если ты намекаешь на продолжение отношений с ней, то я тебя разочарую. Мы с Лавандой общаемся на уровне «привет-пока» и не более того. Правда, в последнее время Джордж подкалывает меня по этому поводу: говорит, что познакомит меня с симпатичной маглой, если я сам не найду себе подружку.

— А ты что?

— Да мне пока и так неплохо. Нужно сначала встать на ноги. Хоть и магазин уже несколько месяцев приносит неплохую прибыль, этого пока недостаточно, чтобы начинать отношения. Девчонкам же нужны подарки, цветы, походы в кафе...

— Не всем, — возразила Гермиона.

— Ну ты всегда была не такой как остальные, — усмехнулся Рон, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула. — Я в хорошем смысле говорю.

— Я знаю, Рон.

— Кстати, сегодня к нам ещё заглянули Дин с Падмой. Купили «Набор начинающего негодяя» — ну там, всякие хлопушки, фейерверки... Они что, теперь вместе?

— Да, — улыбнулась Гермиона, вспоминая, какие нежные взгляды бросали эти двое друг на друга, пока они в карете ехали в Хогсмид.

— Понятно, — Рон замолчал на несколько секунд, а потом наконец задал вопрос, который Гермиона подсознательно ожидала всё это время: — А у тебя как на личном фронте? Виктор, наверное, проходу не даёт?

— Вовсе нет, — Гермиона опустила глаза, нервным движением поправляя заколку в волосах. — Я пока одна.

Похоже, Рона вполне устроил этот ответ, потому что он, уже разделавшись с кексами, переключился на испечённый юной хозяйкой дома шоколадный пирог, восторгаясь его отменным вкусом. Гермиона же шутливо отмахивалась от похвалы в адрес своих кулинарных способностей, втайне радуясь тому, что избежала дальнейших расспросов о личной жизни.

Остаток вечера прошёл в милой дружеской обстановке. Друзья выпили не одну чашку чая, вспоминая смешные, грустные и даже опасные случаи из своей бурной школьной жизни, то и дело сетуя на то, что сейчас с ними нет Гарри.

Они проболтали половину ночи, совершенно не замечая, как летит время, и взглянули на часы только тогда, когда у обоих стали слипаться глаза. Пробило три, и пока Гермиона убирала посуду со стола, её гость уже оделся. Последняя попытка убедить его, что лучше переночевать у них, не увенчалась успехом: Рон наотрез отказался, мотивируя это тем, что Рождество нужно встречать с семьёй. В итоге Гермиона проводила его со словами, что он рассуждает совершенно нелогично, ведь вряд ли в Норе будут праздновать Рождество до четырёх утра, на что Рон ответил, что в плане логики становится больше похожим на Луну, и трансгрессировал прямо с крыльца дома.

Гермиона поднялась к себе в комнату, зевая и на ходу снимая одежду. Она была очень рада, что они с Роном так хорошо пообщались. Ей было важно просто увидеть его, поговорить, убедиться, что с ним всё в порядке, но, самое главное, она окончательно поняла, что он не испытывает к ней ничего, кроме дружеских чувств. И это было взаимно.

— Рон, ты замечательный... — сонно бормотала Гермиона себе под нос, натягивая ночную рубашку и расчёсывая волосы. — Опять, наверное, пропадёшь на полгода, а потом заявишься ни с того ни с сего. Но в этом ты весь.

Она уже забралась под прохладное атласное одеяло, когда вдруг заметила какое-то движение за окном. Инстинктивно схватив волшебную палочку с прикроватного столика, куда только что её положила, она на цыпочках подошла к окну и осторожно отодвинула занавеску.

На карнизе сидела сова с привязанной к лапке маленькой коробочкой и так недовольно щёлкала клювом, что Гермиона расхохоталась.

— Бедняжка, сколько ты меня ждала? Не сердись, давай я тебя покормлю.

Она впустила птицу в комнату и поставила на подоконник блюдце с пшеном. Сначала сова воротила клюв, но когда Гермиона налила ей воды, радостно распушила перья и принялась жадно пить.

— Ладно, не буду тебе мешать, — шепнула она сове и отошла от окна, открывая коробочку.

В ней был лишь листок пергамента, сложенный в несколько раз с нарочитой небрежностью. Сердце Гермионы в волнении забилось: она была почти уверена в отправителе. Осторожно развернув листок, она обнаружила на его обратной стороне короткое послание:

«А это второй шаг, Грейнджер. С Рождеством.

P.S. Подарок должен подойти, у меня на твои пальчики глаз намётан.

P.P.S. Я украду тебя после свадьбы Забини».

Под письмом на дне коробочки лежало тонкое золотое колечко.

Сам же отправитель в эту минуту находился в элитном номере многоэтажного отеля неподалёку от Риджентс-парка. Развалившись на ворсистом ковре возле огромной кровати и потягивая из бокала виски со льдом, он тщательнейшим образом изучал структуру Министерства магии. Сняв вчера вечером номер в одной из лучших гостиниц Лондона и просматривая взятые с собой книги, Тео был просто поражён такой не свойственной ему невнимательностью и — одновременно с этим — колоссальным везением, неожиданно обнаружив в форзаце того самого древнего талмуда, который он чуть было не швырнул в камин слизеринской гостиной, подробную карту Министерства. Правда, что касается Отдела тайн, тут карта давала столь же мало информации, сколько и текст внутри самой книги. Зато расположение других отделов было описано очень подробно, и Тео уже несколько часов занимался тем, что разрабатывал путь к заветной Комнате смерти. Однако чем больше он во всё это вникал, тем сильнее ему хотелось ускорить ход времени, быстрее пробраться туда и наконец сделать то, к чему он так стремился.

Нет, так больше нельзя!

Он отбросил карту куда подальше и, устало запрокинув голову назад, закрыл глаза. Перед мысленным взором сразу всплыли картины вчерашнего дня в хронологическом порядке: очередная стычка с Малфоем, разговор с Гермионой в Хогвартс-экспрессе, заброшенный особняк, портрет родителей...

Он сжал ножку бокала с такой силой, что та треснула пополам. Стекло вонзилось в кожу, и по ладони потекла кровь вперемешку с виски, но Тео не чувствовал физической боли. Он был слишком увлечён своими душевными муками.

С каким бы непониманием, а порой и презрением он ни относился к отцу, его угнетал тот факт, что в публикуемых каждую неделю в «Пророке» списках погибших за всю вторую магическую войну его имя так и не появилось.

Конечно, это было справедливо, ведь он умер в Азкабане, и Тео уже почти смирился с тем, что отец именно умер собственной смертью, а не был убит, в чём он был уверен поначалу. Тогда в нём говорила жажда мести, а теперь, спустя полгода, всё представлялось в несколько ином свете.

Но эта объективная справедливость не могла унять чувство злой досады, съедавшей его изнутри. Оба его родителя погибли из-за Волан-де-Морта, пусть не напрямую от его руки... хотя и это было спорным вопросом; из-за него же развалилась вся семья, и Тео остался один на всём белом свете, без дома и хоть какой-нибудь поддержки, зато с громкой фамилией и запятнанной репутацией.

Мать не верила в идеи Волан-де-Морта и поплатилась жизнью; отец колебался, то принимая сторону Тёмного Лорда, то вновь отрекаясь от него. Было очевидно, что над ним властвовал вовсе не Лорд, а простой страх — за себя, свою семью, своё будущее. И если мать, умерев, так и не отступила от своего мнения, то отец метался до самого конца. Наверняка в Азкабане его не раз допрашивали, и он, конечно, говорил то, что было угодно новому, послевоенному Министерству... Но сколько человек из числа допрашивающих были на самом деле рады победе светлых сил над тёмными? Немного. А ещё меньше было тех, кто поверил его словам.

А ещё были дементоры.

Скорее всего, они и лишили отца стимула жить дальше, высосав из него последние крохи надежды. К поцелую его не приговаривали, но дементоры, как известно, вполне могут действовать и без прямого контакта. Одно уже их присутствие рядом выхолаживало из души всё хорошее, что там когда-либо было...

Двери лифта открылись, и Тео оказался в пустом коридоре, пол и стены которого были выложены чёрной мраморной плиткой. Он медленно двинулся вперёд, прислушиваясь к каждому шороху и стараясь ступать как можно тише, но спустя некоторое время заметил, что не слышит даже собственного дыхания. Вокруг стояла звенящая тишина, и это показалось Тео странным, но сейчас некогда было думать об этом.

Сердце колотилось быстро-быстро, но так же ужасающе беззвучно. Тео шаг за шагом продвигался дальше по коридору. Он знал, что ищет что-то важное, но не мог вспомнить, что именно. Свет на конце палочки подрагивал — это от напряжения тряслась рука.

И вдруг в этой нереальной тишине раздался душераздирающий крик, полный боли и отчаяния.

Он узнал её голос сразу. И вся её боль мгновенно передалась ему.

— Не трогай её, мразь!

Он помчался по коридору, наплевав на прежнюю осторожность — она страдала, она нуждалась в его помощи... остальное было неважно. Поворот за поворотом, дверь за дверью — всё не то, он никак не мог найти Гермиону, а её крик становился всё громче, молотом отдаваясь у него в голове.

Тео с силой толкнул очередную дверь. Та поддалась на удивление легко, и он с разбегу влетел в большую комнату с множеством других дверей, расположенных по кругу. Крик уже был просто невыносимый, и Тео, не раздумывая, метнулся к двери, что была слева; он точно знал, что ему необходимо открыть именно эту дверь. Но его ноги не сдвинулись с места, они словно приросли к центру комнаты, не давая сделать ему ни шага. Он попытался освободить себя заклятием, попробовал руками оторвать хотя бы одну ногу от пола — всё было безрезультатно. Гермиона кричала всё жалобнее, её хриплый голос ослаб, она звала его, своего единственного спасителя, а он стоял тут, приклеенный к чёртовому мрамору, и ничего не мог сделать.

Крик прекратился так же внезапно, как начался, и где-то совсем рядом послышался холодный голос, от звука которого даже бесшумное сердце перестало биться.

— Твоя грязнокровка сейчас сдохнет, Теодор! И я хочу, чтобы ты слышал её жалкие предсмертные вопли!

Тео снова рванулся с места, но не устоял и рухнул как подкошенный на мраморный пол, слыша последние отчаянные крики любимой, которая всё ещё надеялась, что он придёт и спасёт её...

— Авада Кедавра!

Зелёная вспышка озарила круглую комнату и погасла. Раздался короткий вскрик, который почти сразу заглушил ядовитый смех — сначала тихий, а потом зазвучавший всё громче, громче, громче...

Тео вскинул голову так резко, что защемил шейный позвонок, но, не обращая внимания на боль, тут же вскочил на ноги. Пошатываясь и плохо понимая, что сейчас реально, а что нет, он бросился к окну, щурясь от яркого солнца, бросающего блики на такой же ослепительно-белый снег, выпавший ночью.

Гермиона.

Одной рукой он схватил палочку, другой — пальто из шкафа, попутно наступив на обломок бокальной ножки, и, наплевав на то, увидят его маглы или нет, трансгрессировал прямо из номера на улицу, где находился дом Грейнджеров.

Он плюхнулся в сугроб посреди детской площадки, и несколько игравших в снежки малышей обалдело уставились на непрошеного гостя, прилетевшего словно с неба.

— Мама, мама, это Санта? — закричал кто-то из них.

Тео выбрался из сугроба, наспех отряхиваясь и мысленно матеря самого себя за тупую опрометчивость.

Ещё бы на голову кому-нибудь свалился, идиот, вообще было бы прекрасно.

Он уже собирался исчезнуть с площадки, пока его чудесного падения не заметил никто из взрослых, как вдруг один мальчик ухватил его за рукав пальто и требовательно пропищал:

— Санта, а где же мои подарки?

Тео недовольно скрипнул зубами, но взял себя в руки и постарался ответить как можно дружелюбнее:

— Я немного ошибся дымоходом, дружище. А подарки были вчера, разве нет?

И пока мальчик не сообразил, что на это ответить, псевдо-Санта перепрыгнул через забор, отгораживающий площадку от дороги, и скрылся в неизвестном направлении.

Я должен её увидеть. Я должен знать, что с ней всё хорошо.

Тео шёл так быстро, что едва успевал смотреть на номера домов; в голове всё смешалось, и он никак не мог понять, был ли этот кошмар сном или...

— Не думала, что ты начнёшь преследовать меня уже с третьего дня каникул.

Он резко затормозил и обернулся, пряча улыбку облегчения. Гермиона стояла перед ним, целая и невредимая.

— Размечталась, Грейнджер, — хмыкнул Тео, чувствуя, как всё внутри заполняется теплом от осознания того, что с ней всё в порядке. — К тому же, сегодня не третий день каникул, а четвёртый. Ты что, так поражена моим рождественским подарком, что разучилась считать?

Она глубоко вдохнула, пытаясь сохранить самообладание, и ответила ему ровным голосом:

— За подарок спасибо. Но, может, ты скажешь, что всё-таки привело тебя в район, сплошь населённый маглами?

— Ну, не «сплошь»... — он сделал паузу, заставляя Гермиону посмотреть ему в глаза в ожидании продолжения, и добавил: — Здесь живёт одна хорошенькая волшебница.

Тут гриффиндорка уже не смогла притворяться и вся вспыхнула, а Тео, усмехнувшись, ощупал её жадным взглядом с головы до ног.

Чёрт подери, как же я завидую снежинкам, которые так нахально ложатся на твою дурацкую вязаную шапку, твои волосы, лицо, ресницы, губы...

Как же я хочу прижать тебя к себе и трансгрессировать куда подальше от этих маглов...

— Родители уже выходят, — вдруг сказала Гермиона, оборачиваясь на домик в конце улицы. Двое людей, мужчина и женщина, спускались по лестнице.

Она снова повернулась к Нотту.

— Если тебе больше нечего сказать, то я должна идти.

— Ну почему же нечего? Я не прочь познакомиться с твоими родителями, — заявил он, глядя поверх головы Гермионы на спускающихся по ступенькам мистера и миссис Грейнджер и не давая их дочери никакой возможности возразить. — Мне ещё не приходилось общаться с маглами тет-а-тет. Надо же когда-нибудь попробовать.

— Вот ещё! — мгновенно взвилась Гермиона, плохо отдавая себе отчёт, почему так реагирует — что, в конце концов, криминального в знакомстве родителей с этим человеком?

Что такого? Да ничего, не будь это Теодор Нотт, преисполненный самоуверенности слизеринец, циничный скептик, насмехающийся над всем и всеми вокруг, считающий себя богом, а остальных чернью, этот наглец, который смеет вот так запросто являться чуть ли не на порог моего дома!..

Она закусила губу, дрожа от негодования, а Тео, наблюдавший за ней всё это время, расплылся в торжествующей улыбке. Боковым зрением он видел, как родители Гермионы приближаются к ним, и теперь, выправив осанку и приняв самый скромный вид, на какой был способен, смотрел на чету Грейнджер с вежливым интересом.

— Тебе бы в цирке работать, — процедила Гермиона сквозь зубы, теребя замочек своего пуховика и явно нервничая.

Тео, не меняя выражения лица, ответил ей с той же язвительностью:

— Больше всего меня забавляет, в качестве кого ты меня им представишь. Однокурсник? Партнёр по танцам? Мужчина твоей мечты?

— Иди ты к Мерлину! — огрызнулась она.

— А ты больше похожа на маму, — невозмутимо продолжал он.

— Я ненавижу тебя, Нотт, — прошипела Гермиона так тихо, чтобы её услышал только он: мама с папой были совсем близко.

— Я знаю, детка, — самодовольно отозвался Тео и с учтивой улыбкой повернулся к родителям Гермионы. — Добрый день, мистер и миссис Грейнджер. Позвольте представиться: я Теодор Нотт, близкий знакомый Гермионы.

— Добрый день! — радушно откликнулись они; похоже, их подкупил обходительный тон и приветливость этого молодого человека. Гермиона же едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. — Ты учишься на одном факультете с нашей дочерью?

— Нет... — начала было Гермиона, но Тео и тут решил проявить самостоятельность.

— Нет, я на Слизерине, — ответил он, но, поймав суровый взгляд Гермионы, поправился: — В общем, я на другом факультете. Но это совсем не мешает нам общаться. Мы даже вместе ходили на Рождественский бал.

Дэвид и Шарлотта недоумённо переглянулись, а Гермиона одними губами прошептала Нотту что-то вроде «Ты у меня получишь!».

— Ты же говорила, что ходила на бал с Дином Томасом... — растерялась мама.

— Сначала я танцевала с Дином, а потом с ним, — еле выдавила Гермиона, кивая в сторону Нотта. — Слушайте, может, пойдём?

— Теодор, ты не... — начал папа, но тот автоматически поправил его:

— Можно просто Тео, сэр.

— Хорошо, Тео, не хочешь прогуляться с нами? Мы идём за подарками. Всю неделю сплошные походы по гостям, — вздохнул он.

— С удовольствием, — ответил Тео, убедительно изображая восторг, и все вчетвером они двинулись дальше по улице.

Тео буквально слышал, как Гермиона скрипит зубами с досады, не в силах что-либо сделать, а она, помимо этого, бросала на него такие гневные взгляды, что, казалось, вот-вот прожжёт его насквозь.

Мерлинова борода, что вообще происходит? Он совсем обнаглел! И родители с ним как шёлковые, будто заколдованные...

А вдруг правда? Попробую проверить. Боже, приходится доставать волшебную палочку посреди многолюдной улицы... Подумать только, я рискую вылетом из школы из-за какого-то хама!

Финита!

Ничего. А если попробовать...

Приори Инкантатем!

Хм, значит, обошёлся без магии. Тогда что это — природное обаяние?

Они свернули на узкий тротуар, где рядом могли уместиться только три человека. Тео, нарочно пропустив родителей Гермионы вперёд, поравнялся с ней и, дождавшись, пока Дэвид и Шарлотта удалятся на достаточное расстояние, сказал с привычной ухмылкой:

— Грейнджер, ты порой такая глупышка. Неужели ты думала, что я наслал на них Империус?

— Кто тебя знает, — едко откликнулась она, пряча палочку поглубже в сумку. — Лучше скажи прямо, что тебе нужно.

— Я же сказал: хочу пообщаться с маглами, — ответил Тео и, не дав Гермионе и слова вставить, быстрым шагом догнал родителей и продолжил прерванную беседу:

— Ваша дочь так много о вас рассказывала, что я просто не мог не познакомиться с вами. Понимаете, я из семьи чистокровных волшебников, и мир маглов был для меня совершенно закрыт, поэтому мне всегда было интересно...

Гермиона даже не дослушала, что он там приплёл — так жутко она злилась. Ей приходилось изо всех сил держать себя в руках, чтобы сию секунду не кинуться на этого выскочку, возомнившего о себе невесть что.

Вот врёт! Сочинитель... Я ни слова ему о них не говорила!

Она так сильно сжала кулак, что ногти впились в ладонь, и вдруг её осенило.

Стоп. Я ведь могу поймать его на этом. Что ж, Нотт, посмотрим, как ты выкрутишься.

— Слушай, Тео, — решительно вмешалась она, прервав его длинное, полное выдумки повествование, — я что-то подзабыла, что именно рассказывала тебе. Может, я упустила что-то важное...

Она хитро смотрела на Тео, уже предвкушая момент, когда наконец-то поставит его в глупое положение. Но он и бровью не повёл, вновь поворачиваясь к её родителям, а на самом деле обращаясь к ней.

— Ну как же! Про вашу занимательную профессию — вы ведь дантисты, правда? Как вас, мистер Грейнджер, однажды укусил пациент, и на палец пришлось наложить десять швов. Как вы путешествуете: летом по Европе, а зимой катаетесь на лыжах здесь, в Британии. И даже как Гермиона вернула вам память после того, как...

— Достаточно, — резко прервала его Гермиона, опасно сверкая глазами. Они как раз подошли ко входу в огромный супермаркет. — Я вспомнила, спасибо. Мам, пап, попрощайтесь здесь. Как-то невежливо получается — не успели встретить человека, а уже тащим его за собой в магазин.

Она бросила на Тео предупреждающий взгляд, а он в ответ посмотрел на неё с насмешливым любопытством.

— Почему, я вовсе не против.

Проклятье, Грейнджер, какая же ты прелесть! Бесишься, злишься и при этом не знаешь, куда деться. Не будь тут твоих родителей, ты бы без церемоний бросилась на меня.

Но я укрощу тебя, моя львица. Будешь послушной кошечкой.

— Но и прощаться на полпути тоже невежливо, — вмешался мистер Грейнджер, которому, похоже, очень понравилось общение с «близким знакомым» дочери.

— Ладно, тогда вы идите, — сказала Гермиона родителям, испепеляя Нотта очередным уничтожающим взглядом. — Я ещё немного поговорю с Нот... с Тео и догоню вас.

— Приятно было познакомиться, — Тео галантно поцеловал руку Шарлотты и крепко пожал протянутую ладонь Дэвида.

— Нам тоже, — ответил мистер Грейнджер, открывая перед женой дверь магазина. — Гермиона, мы будем в торговом зале.

— Хорошо!

Едва они скрылись за стеклянной витриной, как Гермиона вцепилась Нотту в воротник пальто.

— Ты подмял под себя половину школы, чтобы добраться до меня, но, видимо, тебе этого мало! Теперь ты решил действовать через моих родителей?!

— Грейнджер, угомонись, — он легко и аккуратно сбросил её руки и потянул за собой в тихий неприметный переулок через дорогу. — Я всего лишь был самим собой. И, как видишь, твои родители сразу это оценили. В отличие от тебя.

— Самим собой? Не смеши меня, я знаю, какой ты!

— Уверена?

— Ты, расчётливый хитрец, околдовал их своей фальшивой улыбочкой и лживой любезностью и думаешь, что тебе всё просто так с рук сойдёт!

— С чего ты взяла, что фальшивой?

— Я уже сказала: я знаю, какой ты на самом деле!

Тео вдруг схватил Гермиону за запястья и притянул к себе так резко, что её шапка сбилась набок, зацепившись помпоном за капюшон куртки.

— Твою ж мать, Грейнджер... Ты никогда не задумывалась, что мне, может быть, хочется вернуть своих родителей? Хочется поболтать с ними о всякой чепухе, начиная с любимой музыки и заканчивая оценками по зельеварению? Хочется дарить и получать подарки, сидеть вечерами у камина, встречать Рождество, в конце концов!

В это мгновение в карих глазах мелькнула вспышка такого искреннего сострадания, что Тео ослабил хватку на тонких запястьях.

Ты же всё прекрасно понимаешь, только всё время забываешь. Я сирота, как и ваш расчудесный Поттер, и, блять, я стал таковым по той же причине, что и он.

— Прости, я не думала, что для тебя это всё ещё важно... — неуверенно ответила она, глядя прямо в его тёмные глаза. — Ну, эти праздники, подарки...

— Я слишком рано стал взрослеть и, похоже, так и не успел в полной мере ощутить всего очарования беззаботного детства, — мрачно сказал он и будто случайно коснулся её густых волос, не давая ей натянуть шапку обратно.

Гермиона взглянула на него уже с улыбкой.

— Ты напрашиваешься ко мне в гости?

— Больно надо, — отмахнулся Тео. — Обойдёшься без меня.

— А если бы у меня в гостях ты столкнулся с моими друзьями? — не уступала Гермиона.

— Это должно волновать тебя, а не меня. Я-то буду только счастлив, если все они уяснят, что ты моя. Ну а если серьёзно — насколько я знаю, Поттер свалил со своей Уизли в какую-то глушь. Лавгуд, скорее всего, опять отправится с папочкой искать поющих рыб или что-то в этом роде. Гринграсс занята свадьбой. Томас не явится, это сто процентов, а если явится, ему не поздоровится, — Нотт треснул кулаком по каменной стене, делая вид, что не замечает, как нахмурилась Гермиона. — Я до сих пор на него зуб точу. Кто ещё остался? А, Уизли-который-брат, похоже, слишком занят своим магазином.

Гермиона всё-таки надела шапку и поправила сумку на плече.

— Ладно, мне пора идти. Потом расскажешь, откуда узнал про швы на папином пальце.

— Здесь всё очень просто, — Тео пожал плечами с безразличным видом, хотя на самом деле его встревожила реакция Гермионы на упоминание об этом рыжем недоноске. — Клуб Слизней. Забини всегда в подробностях рассказывал Малфою, как проходят ваши званые вечера.

Он спокойно наблюдал, как она в нерешительности топчется на месте, но стоило ей сделать шаг в сторону, одним рывком схватил её за руку, возвращая обратно, к себе.

— Люди вообще порой говорят много лишнего. И я, похоже, зря напомнил тебе про Уизли.

— Нет, — неожиданно твёрдо возразила Гермиона. — Не зря.

Тео посмотрел на неё так, словно хотел заглянуть в самую глубину души.

— Не шути со мной, Грейнджер, — сказал он хрипло, почти с угрозой. — Если этот рыжий только посмеет подкатить к тебе...

— Между нами давно всё закончилось, ещё летом, — ответила Гермиона, смело встречая его взгляд. — Можешь не беспокоиться.

Тео усмехнулся, вновь ощущая, как волна тепла побежала по застывшим в напряжении венам.

— Если мне и стоит беспокоиться, то только за здоровье Уизли, — сказал он.

— Прошу тебя, не трогай его.

— Не будет к тебе лезть — не трону.

Гермиона покачала головой.

— Мы не видимся по нескольку месяцев. И он ни разу мне не написал.

Тео прищурился, пытаясь по лицу Гермионы прочесть то, что творилось у неё внутри.

— Даже не думай переживать из-за него. Я уже говорил: надо быть идиотом, чтобы упустить такую девушку.

Щёки Гермионы вспыхнули обжигающим румянцем.

Ты не умеешь делать комплименты, Тео. Или не хочешь. Любое твоё хорошее слово сопровождается подколом или насмешкой.

Как же с тобой тяжело.

Как же меня это привлекает.

— Пойдём, Грейнджер, нечего так долго торчать на морозе, — сказал он, беря её за руку. — Блин, твои чёртовы варежки...

— Почему это «чёртовы»?

— Они мне мешают.

Гермиона слегка опешила.

— Ты же только что сказал, что на морозе...

— Проехали, Грейнджер. Иди к родителям; они, наверное, тебя потеряли.

— Я не маленькая девочка, — фыркнула она, высвобождая руку.

— Как сказать, — Тео скептически поджал губы, смахивая несуществующие пылинки с полы пальто и глядя на своё размытое отражение в витрине магазина. — Ах да, чуть не забыл. У меня есть одно задание, которое ты должна будешь выполнить к нашей следующей встрече.

— Какое ещё задание? — проворчала Гермиона, хотя внутри у неё всё затрепетало от одного только обещания следующей встречи.

— Ого, сколько недовольства! — съехидничал Тео. — Ты же любишь задания, не так ли, мисс староста?

— Говори уже! — не утерпела Гермиона.

— Да всё то же самое. Вспомни хоть что-нибудь о структуре Отдела тайн и расположении комнат. А я на досуге подумаю о том, как нам незаметно туда пробраться. После обсудим и найдём лучший вариант.

Он ещё раз взглянул на отражение в витрине, поправил и без того идеально повязанный шарф и, кивнув Гермионе в знак прощания, развернулся на каблуках и зашагал вверх по улице, изо всех сил заставляя себя не оборачиваться на неё, оставшуюся в полной растерянности.

— Эта встреча будет на свадьбе? — прошептала Гермиона сама себе, глядя ему вслед.

Он скрылся за углом дома, и она вздохнула. Пульс сразу пришёл в норму, сердце забилось в обычном ритме, но на душе было как никогда одиноко.

Рядом с ним кошмар. Невыносимый кошмар. Но без него...

И, чтобы избежать признания самой себе в том, что не может больше существовать без этого человека, обрушившегося на неё сегодня как снег на голову, Гермиона дёрнула дверь магазина и окунулась в толпу маглов, суетящихся в праздничной лихорадке.