Наследник Принца (гет)

Теперь я хорошо понимал, что чувствовала Гермиона под пытками ненормальной Пожирательницы. Наказания Кэрроу с тем, что я испытал, смотрелись мелкими несерьезными укусами.

Казалось, все потеряло свой смысл. Все яркие желания, светлые мечты, устремления и внутренние устои вдруг перестали иметь значение, а наружу вышло то, от чего хотелось скривиться от омерзения к самому себе: жуткая слабость, невыносимая беспомощность, всепоглощающий страх и безмерное унижение. Исказилось и восприятие времени — каждое крохотное мгновение растягивалось в мучительную бесконечность.

Темный Лорд знал толк в пытках.

При том, что их часть все равно доставалась Гарри. В этом я был абсолютно уверен — до меня доносились отголоски его чувств. Я даже уловил восхищенную мысль о Нарциссе, посмевшей солгать Волдеморту. Еще бурлила яркая ненависть к безумцу, но, скорее всего, она была нашей с Гарри общей.

Пытки настолько меня поглотили, что я не сразу понял, когда все закончилось. Ожидал очередного раунда, но вместо этого обнаружил себя сидящим у самого обычного костра с потрескивающими от жара ветками. Лес перестал быть черным, начав сереть в утренних сумерках. Пожирателей и Северуса не было, я оказался в одиночестве. Передо мной вновь возникла Лили и села рядом, подогнув колено.

Подозревая новый подвох, я с опасением посмотрел на нее и произнес:

— Неужели в этом заключалась моя помощь? Уверен, Гарри все равно бы справился. Он крепче, чем я.

— Порою даже маленькая песчинка перевешивает чашу весов, — ответила Лили. — Ты помог сохранить ему силы.

Сейчас Лили, к моему изумлению, походила на живую, и от нее больше не несло потусторонним холодом. Лицо наполнилось красками, а в глазах отражались всполохи пламени. Но и теперь она была мало похожа на маму. Отличалась не внешность — идентичная до последней черточки и морщинки, — а взгляд и еще что-то такое…

— Вы такая молодая! — наконец понял я.

Надень на нее школьную мантию, и она легко бы влилась в студенческую толпу, никак не выделяясь. Разве что красотой.

— Я была всего на три года тебя старше, — с грустью сказала Лили.

Действительно, совсем девчонка. Я не знал, что ответить на такую реплику. Но Лили, похоже, ответ не был нужен, она печалилась сама по себе. Подбросив ветку в костер, Лили повернула голову:

— Спасибо. Благодаря тебе осталось в живых много хороших людей. Мне легче покинуть этот мир, зная, что у Гарри будет поддержка любящих его взрослых.

— Вы про Сириуса? — я покачал головой. — Там не было моей заслуги, его вытащил домовик по приказу Вальбурги. А лечила Андромеда.

Лили засмеялась:

— Но ведь кто-то дал толчок, разве нет? Сириус оправился и, сражаясь рядом с Ремусом, отбил летящее в него смертельное заклятье, Грюм смог защитить свою ученицу, и малыш Тедди не лишился матери.

— Я вас слышал, — продолжил я спорить, — и без ваших подсказок ничего бы не вышло.

Никакого героизма я в себе не ощущал, наоборот, мучительно было осознавать, что все мои поступки диктовались чужой волей.

— Пусть с подсказкой, но ты делал то, что велело твое собственное сердце…

Она внезапно замолчала и к чему-то прислушалась. Потом светло улыбнулась.

— Мой мальчик справился. Все было не зря, и жертва моя не напрасна, — Лили оказалась еще ближе. — Прощай, больше я тебя не побеспокою. Но ты заслужил прощальный подарок. Подумай о доме. Хорошо вспомни, что потерял.

Глупая просьба. Мне не надо было вспоминать, ведь я об этом никогда не забывал.

Она снова коснулась моего лба, но в этот раз прикосновение не было обжигающе ледяным, а скорее прохладным и мягким. Да и от самой Лили шло легкое свечение.

А еще, прежде чем куда-то опять провалиться, я понял, что весь разговор происходил в моей голове…

* * *

Среди развалин, в которых можно было угадать когда-то добротный дом, копошились эксперты Отдела тайн. От авроров, стоящих в оцеплении по периметру, их отличали черные длинные плащи и незапоминающиеся лица. Хотя их и так было почти не видно под глубокими капюшонами. Установленные ограждения и палатка, в которой периодически пропадали невыразимцы, давали понять, что работа здесь идет не первый день.

За раскопками наблюдал стоящий на пригорке человек, до недавнего времени исполнявший обязанности главы Департамента магического законодательства, ныне же известный как самый жесткий министр Магии, железной рукой наводящий порядок в стране. К министру подошел еще один человек, очень на него похожий внешне, только гораздо моложе. Оба были одеты на магловский манер в костюмы-тройки с галстуками. Но накинутые на плечи дорогие мантии говорили, что они волшебники не из последних.

— Я же тебя просил, отец, предупреждал, — с болью и обидой в голосе сказал молодой.

— Авроры среагировали сразу, но не смогли пробиться сквозь купол, — возразил пожилой волшебник. — За твоего друга взялись очень серьезно. Но можешь утешиться. Принц похоронил под завалами не только себя, но и его Могущество Темного Лорда, — последние слова министра прозвучали с сарказмом. — Через два дня будет публичное сожжение.

— Я бы на твоем месте не торопился.

— Причина, Барти?

Вместо ответа молодой достал из недр мантии маленькую шкатулку и передал отцу. Едва Бартемиус Крауч-старший приоткрыл крышку, как у одного из невыразимцев запищал прибор. Невыразимец, вытащив палочку, начал оглядываться в поисках невидимой угрозы. Крауч тут же крышку захлопнул.

— Что это? — недовольно спросил он. — От вещи разит черной магией.

— Крестраж Темного Лорда.

— Та-ак. А теперь подробности, — отец впился пристальным взглядом в сына. — Меня очень интересует, каким образом эта мерзость оказалась у тебя.

— Эту мерзость перед своей смертью Регулус Блэк передал Северусу. Также свои записи — все, что он смог узнать о крестражах.

— Выходит, мальчишка Блэков раскусил своего хозяина и решил переметнуться? Почему мне говоришь об этом только сейчас, Барти?

— Потому что мы ни в чем не были уверены, были глупыми юнцами и связали себя несколькими обетами, — раздраженно отозвался младший. — Но это еще не все. Пока искали способ избавиться от артефакта, выяснили еще одну вещь.

— Что, еще один крестраж? — полушутя произнес министр.

— Несколько крестражей.

— Мне не до шуток, Барти, — резко посерьезнел Крауч.

— Мой друг погиб, какие могут быть шутки! — Барти-младший сунул в руки отцу свернутый пергамент. — Здесь наши расчеты и примерная схема расположения тайников. Понадобилось больше десяти лет, чтобы все выяснить.

Заинтересованный Крауч развернул бумагу. Бегло пробежав глазами написанное, выдал:

— А я-то все гадал, зачем ему убивать нейтралов, — он спрятал пергамент во внутренний карман пиджака, — где-то твой Принц наследил. Ты прав, если вы не ошиблись, то пока не найдем все куски души ублюдка, избавляться от тела не стоит.

— Отец, — Барти замялся, — я не уверен, что Волдеморта банально расплющило обломками, он был слишком сильным магом.

— Не веришь в таланты Принца? — усмехнулся Крауч.

— Именно потому, что верю. Хочу знать точно.

— Начну с того, что твой дружок баловался темной магией.

— Мы все баловались темной магией, — Барти закатил глаза. — Что он использовал?

— Кровавую магию жертвы, сын. Он разменял свою жизнь на смерть всех чужаков, вторгшихся в дом. Приборы до сих пор скрипят от эманаций. Это все?

— Да, — вздохнул Барти, — наверное.

— Я слышал, ты обращался к медиуму. Есть результат? Тело мальчика так и не нашли.

— Нет среди мертвых, и среди живых не ищи, — скривившись, процитировал Барти. — И все.

Крауч-старший понятливо покивал, понимая недовольство сына.

— Скажу больше, Отдел провел поиск с помощью крови его магловской тетки. И тоже глухо. Впрочем, на результат я не надеялся.

— Почему?

Крауч-старший насмешливо посмотрел на младшего:

— Видно, ты действительно темной магией только баловался, и на серьезное изучение твоего терпения не хватило.

— Отец!

— В кровавой жертвенной магии, сын, ключевое слово...

— Кровь! — воскликнул Барти. — Он дал сыну кровную защиту!

Но Крауч его осадил:

— Скорее всего, да, но это всего лишь предположение, не строй напрасных иллюзий...

Развалины и людей заволокло голубоватым туманом. Но он сразу начал рассеиваться, и взору открылась другая картина. Я вдруг стал ощущать себя и догадался: мне только что показали прошлое, теперь же передо мной предстал настоящий момент времени.

…Барти Крауч-младший сидел в одиночестве в кабинете и методично напивался. Его не смущало, что было раннее утро, видимо, повод был более чем весомый. Барти отличался от себя предыдущего: круги под глазами и много новых морщин рядом, глубокая складка между бровями.

Он отсалютовал бокалом колдографии в черной рамке, стоящей на столе:

— Вот и все, Северус. Мы нашли и собрали их все, — отец на колдографии кивнул, и дядя издал истеричный смешок, — ты бы видел, как папаня гавкался с гоблинами, когда требовал, чтобы они открыли сейф Лестрейнджей. — Затем настроение его резко поменялось, глаза заслезились. — Твою Моргану, Северус! Сегодня ночью эту тварь окончательно упокоили. Собрали всю его черную душонку и разом спалили Адским пламенем вместе с его замороженной тушкой! А тебя там не было!

Барти со злостью швырнул бокал в камин, но промазал. Бокал разбился о каменную кладку, расплескав остатки жидкости.

— Мерлин, как же мне погано.

Барти расстегнул верхние пуговицы на рубашке, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Я полупрозрачным силуэтом проявился в комнате и шагнул к креслу. Позвал шепотом:

— Дядя Барти.

Он встрепенулся, обвел мутным взглядом комнату. Увидел меня, и глаза его изумленно распахнулись.

— Хэдриан, ты!

Потянувшись ко мне, Барти чуть не рухнул на пол и вернулся в кресло — ноги его явно не держали. Я подошел ближе. Он хотел дотронуться до меня, но рука прошла насквозь.

— Как же так, Хэдриан? — с жалостью спросил он и покаялся: — Я тебя искал, но не смог найти. Скажи где, и я заберу твое тело.

— Нет-нет. Я жив.

— Жив! Мерлин! Так где ты? Я найду способ, чтобы до тебя добраться.

Я покачал головой:

— Это невозможно, дядя Барти. Так вышло. Не ищите больше. Но вы не переживайте, со мной все будет хорошо. Только у меня просьба.

— Все, что скажешь.

— Позаботьтесь о родителях.

— Но, Хэдриан, они же…

— Я помню. Но у меня никогда не будет возможности даже цветы положить, поэтому прошу вас.

— Конечно. Все сделаю. Можешь не беспокоиться, — тут он что-то во мне разглядел, — Хэдриан, ты повзрослел и ты… ранен?

Такого вопроса я не ожидал, видимо, и в нематериальном состоянии видок у меня был тот еще: ссадины, грязь, прорехи на одежде.

— Да так, повоевать чуть-чуть пришлось, но уже все нормально, — бодро ответил я и почувствовал, что меня начало утягивать. — Мне пора. Прощайте, дядя Барти. И спасибо вам. Я буду скучать.

— Я тоже, малыш. Я тоже.

Судя по тому, как дядя начал озираться, меня он больше не видел, но я был твердо уверен, что ему будет все равно гораздо легче. И он не воспримет нашу встречу как пьяный бред, а наверняка неоднократно просмотрит воспоминание в Омуте памяти. Зная его, я в этом не сомневался.

Мне тоже стало легче. Подарок Лили Поттер оказался поистине шикарен. Видение прошлого и встреча с дядей в настоящем сняли с души огромный груз неопределенности и успокоили — ненавистный враг повержен, и смерть отца не была напрасной. Я почувствовал свободу, хоть и приправленную горечью.

Мама… Если бы я тогда понял, что отец косвенно виноват в ее смерти, то наверняка бы возненавидел. Но не теперь, после его гибели и жертвы. Еще потому, что помнил его помертвевшие глаза и знал: отец сам каждое мгновение сгорал от ненависти к себе. Возможно, только забота обо мне его и держала, не давая окончательно обезуметь. В моей памяти о родителях не будет места злости, только светлая грусть и ностальгия.

Уверен, кровная защита была. Слова Лили о Любви, которая меня спасла, теперь я воспринимал именно так. А Северус, признавая меня своим сыном, ее усилил и на все эти годы превратился в моего хранителя. Парадоксально, но, находясь рядом с ним, я оказался недоступен для взора его хозяина…

Насколько легко я парил в призрачном теле, настолько же тяжело было пробуждение в физическом. Первый вздох оказался болезненным, грудь сдавило, и я начал задыхаться. Сквозь шум в ушах услышал:

— Респираре! Энервейт!

Тяжесть в груди исчезла, воздух наполнил легкие, и я с огромным наслаждением часто задышал. Меня приподняли, влили зелье, и стало совсем легко. Сначала ничего не получилось разглядеть — в глаза словно песок насыпали, — но, проморгавшись, понял, что лежу на полу, а надо мной навис Северус.

— Ты меня напугал, — сказал он.

— Прости, я не хотел, — натужно выговорил я. — Мне надо тебе кое-что рассказать.

Но получил категоричное:

— Как-нибудь потом.

Я опешил, но, повернув голову, заметил, что нас окружило достаточно много людей, и взгляд большинства не отличался доброжелательностью.

— Снейп, — чернокожий аврор, который мне запомнился по Гриммо, дернул палочкой.

— Кингсли, — донесся голос моего декана, — я говорил, что готов свидетельствовать…

— Позже, — с нажимом ответил аврор, — мы обязательно выслушаем всех.

Я запаниковал и схватился за Северуса:

— Что происходит?

— Мне надо идти, — он попытался убрать мою руку.

Я отрицательно помотал головой. Сил у меня, к сожалению, было катастрофически мало, но Северус, на мое счастье, не делал резких движений.

— Не трогал бы ты его, парень, — сказал другой аврор, переводя неприязненный взгляд с меня на Северуса, — к твоему… директору у нас разговор.

Его тон мне так не понравился, что я вызверился:

— А нормально объяснить язык отсохнет?

— Полегче!

— А ну помолчи-ка, — вперед вышел Грюм и костылем ткнул аврора в ногу.

Затем обратился ко мне и по-человечески объяснил, в чем, собственно, дело.

— Хэдриан, — устало сказал Северус, — успокойся.

Да он же совсем замученный. Они что, не видят?! Наверное, всем все равно.

— Подождите, — я посмотрел на Грюма. — Мистер Грюм, дайте мне всего минуту. У меня есть послание. Важное.

— Кингсли, — проскрипел Грюм и кашлянул, — думаю, минута у нас найдется.

Главный аврор озадаченно посмотрел на Грюма, согласился:

— Валяйте. Заинтриговали. Не ожидал от тебя, Аластор.

Я кое-как сел и зашарил рукой на шее. Пытки не прошли даром, и движения мои были неловкими и дергаными, как у эпилептика, и никак не получалось вытянуть шнурок наружу. И так будучи на взводе, я совсем разволновался. Хотел попросить помощи у Северуса, но подумал, что некоторые могут неправильно воспринять мои действия. Поэтому, максимально сосредоточившись, постарался справиться своими силами. Наконец я вытащил послание Дамблдора из зачарованного кошелька и передал Грюму, уточнив, что на нем иллюзия, и сказал какая именно. Грюм в свою очередь отдал бумагу Шеклболту. Северус, пристально за мной наблюдающий, с подозрением спросил:

— А мне ничего не хочешь объяснить?

Ответить я не успел, к моей радости, нас отвлекла Гермиона.

— Хэдриан! Ты очнулся!

Она, не обращая внимания ни на окружающих, ни на Северуса, упала на колени и крепко меня обняла. Одежда и волосы пахли гарью и пылью, но они не помешали мне с удовольствием вдохнуть ее родной, природный запах и жадно обнять в ответ.

— Я тоже безумно рад тебя видеть.

Из ее торопливого монолога я узнал, что Гермиона уже была тут, но потом, когда подошли авроры, она побежала искать Гарри. Гарри она не нашла, зато встретила Сириуса, который обещал его привести, так как знал, что Гарри собирался поговорить с Дамблдором. Пока она вываливала новости, я мельком посматривал на аврора, внимательно читающего текст. С каждой строчкой глаза его округлялись. Слова Гермионы он тем не менее не оставил без внимания:

— Ваше рвение заслуживает уважения, мисс Грейнджер, но вам не стоило беспокоиться. — Гермиона хотела возразить, но аврор предупреждающе выставил ладонь. — Разрешите, я зачитаю один документ, — и неожиданно, возведя очи горе, сказал: — Мерлин, чувствую себя кретином. Снейп, ты знал об этом?

Шеклболт потряс пергаментом. Северус нахмурился:

— Не имею ни малейшего понятия, что у тебя в руках.

— Значит, не один ты в дураках.

— Кингсли, не тяни книзла за яйца, — не выдержал Грюм.

Главный аврор хмыкнул:

— Слушайте и удивляйтесь. Сразу скажу — бумага подлинная. А это, — Шеклболт стал отстегивать с мантии свой значок, — чтобы не было сомнений.

Он приложил значок к пергаменту. Его значок не только показывал принадлежность человека к руководящему составу аврората, но и имел другие полезные функции. Пергамент окутали голубоватые всполохи и опали, оставив гербовую бумагу без изменений. Был бы документ ненастоящим, всполохи поменяли бы цвет на грязно-желтый и выявили подделку. И то это касалось только зачарованных пергаментов, простая бумага просто бы сгорела.

— Убедились? А теперь прошу тишины. Итак… — Шеклболт кашлянул и начал: — Я, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс», Верховный чародей Визенгамота, находясь в трезвом уме и твердой памяти, заявляю…

То, что читал Кингсли Шеклболт, я давно знал и чуть ли не выучил наизусть, поэтому сейчас особо не прислушивался, а наблюдал за окружающими. На лицах людей были шок и безмерное удивление. Но большее потрясение, наверное, испытал сам Северус. Вот так, с ходу обнародовать то, что он тщательно скрывал и во что бы никто не поверил…

Дамблдор последовательно описал и как нашел артефакт, и как пытался его обезвредить, подробно разъяснил механизм смертельного проклятья и какая участь ждала про́клятого.

— …Таким образом, — продолжал чтение Кингсли, — я попросил Северуса Снейпа дать клятву, чтобы он совершил Акт милосердия и лишил меня жизни, тем самым избавив от мучений. Спланированное нами, в нужный момент данное действие должно поспособствовать завоеванию Северусом Снейпом доверия Того-кого-нельзя-называть, именуемого Волдемортом, или Темным Лордом, и имеющего настоящее имя — Том Марволо Риддл…

В какой-то момент я перестал прислушиваться — перед глазами поплыло и начало подташнивать. Мне стало так хреново, что я просто-напросто прильнул к Северусу и положил голову ему на плечо. Не на Гермиону же было заваливаться, в самом деле? Пластаться на полу тоже показалось не комильфо. Северус никак не отреагировал. Возможно, был до сих пор под впечатлением от того, что слышал.

Представляю, как мы выглядели со стороны: студент, по своей воле навалившийся на грозного и ужасного директора, сам директор, индифферентный к такой наглости, а с другой стороны — Гермиона, с которой мы держались за руки. Сидим кучкой на обломках мебели. Идиллия. Я вдобавок еще и задремать умудрился.

— Хэдриан.

Мою ладонь чуть сжали. Сонливость мигом слетела, но ощущения были получше. Тошнить, по крайней мере, перестало. Народу прибавилось, стоял гул, Шеклболт сворачивал пергамент. Я повернулся к Гермионе.

— Хэдриан, скажи, а почему Дамблдор оставил послание тебе?

Вот вроде спросила тихо, но после ее слов люди разом замолкли и с любопытством уставились на меня.

— Действительно, — задумчиво потянул Шеклболт, — мне тоже интересно, почему Альбус назначил поверенным простого студента, а не кого-то из персонала школы.

Реплику аврора бурно поддержала Макгонагалл. Видно было, что женщина близко к сердцу приняла недоверие бывшего директора. Шелкболт попросил ее успокоиться, затем с прищуром окинул нас таким взглядом, что я невольно поежился. Да уж, чувствуется аврорская хватка.

— Есть что сказать?

Я вздохнул и посмотрел на Северуса. Он предупреждающе мотнул головой, как бы говоря, что не сто́ит.

— Но почему? — недоуменно спросил я, и у меня вырвался нервный смешок. — Все равно же засветились, — и, немного робея, добавил: — В конце концов, я хочу гордиться, что у меня такой отец.

— Балабол, — буркнул Северус.

— Н-да, — почесал макушку Шеклболт. Учитывая его бритую голову, выглядело забавно. — Удивили вы меня.

Грюм хекнул.

— Что-то такое я и подозревал, — и в излюбленном жесте наставил палец на Северуса: — Знаешь, Снейп. Ты, конечно, тот еще ублюдочный сукин сын, и я тебя по-прежнему терпеть не могу. Но одну хорошую вещь ты в жизни сделал. Парень у тебя получился что надо.

Ничуть не обидевшись, Северус проворчал:

— Гриффиндор по нему плачет. От умиления.

— Лишь бы не Азкабан, — хохотнул Грюм.

Мы с Северусом одновременно переглянулись и хмыкнули — похоже, обоим вспомнился один и тот же случай в бытность мою шестикурсником. Грюм пробормотал что-то о нашей похожести, потом обратился ко мне:

— В авроры пойдешь? Ты способный малый.

— Я в целители хотел, — улыбнулся я.

— Так еще лучше! — Грюм обрадовался. — Целители в Аврорате тоже нужны. Особенно такие бойкие.

Я невольно задумался. В колдомедицине меня больше всего интересовали боевые проклятия и поражения темной магией, которые часто бывает важно определить по горячим следам, и аврорат в этом отношении мог дать хорошую практику. А в Мунго, насколько я знал, новички долго находятся на низовых должностях и мало что видят. В общем, привлекательный вариант.

— Безнадежен, — качнул головой Северус.

Грюм опять хохотнул, снова посмотрел на меня и благодушно произнес:

— Подумай. Мне кажется, для тебя это в самый раз.

Он развернулся и поковылял вглубь зала. Отошли и авроры, только главный напоследок сказал Северусу:

— Часть вопросов отпала, но разговор у нас еще будет. Имей в виду.

Северус кивнул:

— Я не отказываюсь, Кингсли.

Северус тоже засобирался. Прежде чем встать, вдруг очень тихо, что услышал его только я, произнес:

— Двадцать девятое июля. Конец седьмого месяца.

— При чем тут это? — не понял я.

— Да так, — он сморгнул, как будто избавляясь от непрошенной мысли, — вспомнил кое-что.

И пошел в сторону разговаривающих профессоров, среди которых особенно выделялась Макгонагалл, что-то эмоционально доказывающая Спраут. Я недоуменно посмотрел Северусу вслед, так и не сообразив, с какого боку тут мой день рождения. Но затем решил не заморачиваться и, мысленно отмахнувшись от странной фразы, наклонился к Гермионе:

— Хочу кое в чем признаться и открыть тебе одну тайну.

— Да? — с улыбкой заинтересовалась она.

Я зашептал ей в ухо:

— Теперь могу рассказать, кто такой Принц-полукровка и чьи записи ты мне когда-то показывала.

Гермиона засмеялась и ткнула меня в бок:

— Я догадываюсь, о ком ты. Это твой… — она стрельнула глазками в сторону Северуса, — папа, да?

— Ага.

— Умеешь ты удивлять, Принц, — рядом плюхнулся Джерард.

За ним подтянулись Майкл и, как ни странно, Малфой.

— Я тоже не отказался бы задать тебе несколько вопросов, — ухмыльнулся Драко.

— Не факт, что отвечу, — отзеркалил я ему ухмылку.

— Да ладно, Хэд, — Джерард поерзал от нетерпения, да и остальные, похоже, тоже, — расскажи хоть что-нибудь!

— Хорошо, — я улыбнулся и кивнул, — спрашивайте.

Даже гадать не надо, какой вопрос будет первым. И точно:

— Так это правда? — у Джерарда азартно заблестели глаза. — Снейп — твой отец?..

…Оказывается, это так здорово, когда не надо притворяться. Безусловно, я не собирался открывать тайну своего происхождения, ни к чему остальным знать, кто я и откуда. Но одно то, что я спокойно мог теперь говорить о семье и доме, окутывало меня ощущением дичайшего восторга.

— Ты! — подлетел запыхавшийся Гарри и замахал руками. — У меня нет слов! Ты и Снейп! Ты мне все расскажешь!

Вид его был настолько обескураженный, что ребята не удержались от смеха, даже Малфой. Мой рот тоже растянулся в широкую улыбку.

Ох, Гарри, возможно, когда-нибудь тебе единственному я расскажу гораздо больше, чем остальным.

Хотя нет, есть еще один человек.

Покосился на Гермиону. Если она согласится связать со мной жизнь, то я обязан буду сказать ей правду, иначе просто не смогу.

— А ведь матушка мне прямо говорила, чей ты сын, — к нашей компании подошел хромающий Сириус. С левой рукой на перевязи, всклокоченный, усталый, но очень довольный. Он притянул Гарри к себе и отпускать, видно, не собирался. Гарри обнял его в ответ. — А я не понимал, думал — бредит.

— Тоже мне новость, ты никогда не отличался сообразительностью, разве что твердолобостью, — иронично прозвучало от бесшумно возникшего Северуса.

— Снейп без гадостей — не Снейп, — закатил глаза Сириус.

Гарри фыркнул, остальные заулыбались. Северус протянул мне флакон:

— Как ты?

— Нормально, — опорожнив склянку, ответил я.

— Отдыхай, а потом… — Северус посмотрел на Гермиону, потом снова на меня, — жду в лаборатории. Зелий не хватает, и мне нужны будут помощники.

Мы с Гермионой переглянулись и кивнули.

— Профессор, я с вами! — вскочил Малфой.

— Не возражаю.

Постепенно все успокаивались. То там, то тут можно было увидеть отдыхающих или спящих волшебников. Трудились колдомедики. Флитвик и Спраут организовали эльфов, и те занялись едой.

Иногда я ловил любопытные взгляды знакомых и незнакомых людей, но дышалось мне легко и свободно.

Интриги, секреты, тайные игры… Великий Мерлин! Это реально утомляет!

А еще я ни капельки не лгал, когда говорил, кем хочу гордиться. Открыто и не таясь.