Novice (джен)

Золотые листья в Запретном лесу, кружась, осыпались на траву, мокли под дождями и покрывались патиной. Лес было видно из окна. По стеклу ползли холодные медленные капли.

Библиотека, как никогда, была полна — даже в секцию механики долетали перешептывания и шорох страниц. Нэт отвел взгляд от серого неба и вернулся к тексту.

«Водоотталкивающие, ветрозащитные и прочие чары, охраняющие от нежелательных воздействий среды, являются классическим примером чар поглощения. Они применяют минимальные преобразования пространства, достаточно полно описываемые уравнениями Кларка и МакКохона. Исключение составляют только теплорегулирующие заклинания друидов Эйре, которое представляют собой ни что иное, как обыкновенные согревающие и охлаждающие заклятия со счетчиком, задающим колебания вектору силы...»

«Пять легких способов превратить свой сервиз в небьющийся». Страница от времени пожелтела, поколениями учеников практически зачитанная до дыр. Вместо диаграммы с указаниями амплитуд размаха палочки, оставался на ней неразборчивый клубок линий, попорченный чернильным пятном.

«Почему четвертый курс должен проходить эти чары именно теперь, когда мне нужен текст…»

Нэт раздраженно захлопнул книгу. Остальные экземпляры были давно разобраны старательными хаффлпаффцами, которые, несмотря на приближавшийся праздник, готовились к контрольной.

Он знал, что часа через полтора уже стемнеет, и выходить из замка будет поздно.

Две недели насмарку! Две недели упорного труда, две недели выкраиваемых из расписания часов… Нэтан вытащил из сумки сшитые в тетрадку пергаменты и записал на последней странице формулы. Как будто уравнение Кларка ему чем-то поможет. Да почти все домашние чары можно было описать этим уравнением.

— Что читаешь?

— Приличные люди здороваются, Энквист.

— Правда? Думала, мы уже здоровались сегодня, — рэйвенкловка вынырнула из-за стеллажа, и Нэт в который раз пожалел, что показал ей короткий проход до секции механики.

— А все-таки, что ты читаешь? Уиффлера? Хочешь наложить водоотталкивающе заклятие на мантию? Я слышала, Уизли попробовал, с нашего курса, теперь все за ним повторяют.

— Уизли тут совершенно не при чем, — буркнул Нэтан, закрывая тетрадь домашней работой по трансфигурации.

— Но ты читаешь точно ту же самую книгу, — заметила она. — Я вообще-то, думала, ты сегодня будешь варить, и хотела пойти с тобой.

Об этом Нэт тоже жалел. Ну, не о том, что из уютных подземелий пришлось, подальше от всевидящего Снейпа, перебраться на второй этаж, в заброшенный туалет, и, пожалуй, не о том, что пришлось одолжить котел. Нет. Но он посчитал, что котел без особых проблем можно одолжить у Энквист — в этом-то и была его ошибка.

Ей оказалось мало помощи с домашним заданием.

— Могли бы попробовать трезвящее зелье. Оно в следующей главе, наверняка мы будем варить его на уроке.

Две недели, в которые он не досыпал, чтобы успеть с заданиями, чтобы проводить долгие часы, наблюдая за медленно кипящим зельем. Две недели, которые Нэтан Баркер (втайне собой гордившийся и надеявшийся на признание), придумывал, как продлить срок годности обезболивающего и сохранить все положительные свойства — рядом вертелась нелепая девчонка и без конца задавала вопросы.

Своими комментариями она даже призрака, обитавшего в туалете, довела до истерики.

— Я понимаю, ты уже доварил, что ты там хотел… Кстати, ты так и не сказал, для чего оно тебе?

— Это… для друга.

Записка, спрятанная в карман, приятно грела ладонь, как может греть ладонь сухой пергамент. Кто-кто, а уж мистер Юнган знал толк в противопогодных чарах. Нэт вынул руку из кармана и подумал, что может, не глядя, прочесть письмо наизусть. Не то что оно было длинным, конечно.

— Для друга? — взгляд был недоверчивый, словно она хотела рассмеяться, но сдерживалась. — Вроде тех друзей, которым нужен был клей, чтобы приклеить миссис Норрис за хвост к директорскому креслу?

Можно подумать, это была его, Нэтана, вина, что настойку золотоглазки не отпускали в аптеках бесплатно! Кое-какие ингредиенты, он, конечно, заимствовал и у самой Энквист, попутно исправляя ее ошибки и «помогая готовиться к занятиям», но, увы, далеко не все. А отправить вместе с ответом небольшой подарок… Он был просто обязан.

Чувствовал себя обязанным, за ровный, дружелюбный тон писем, за подробные описания поисков и попутно — ответы на любые вопросы, которое он осмеливался задать. С тех пор как наступил октябрь, это было уже третье письмо. Казалось, скульптор принялся за дело всерьез — кто знает, может ему нечем было больше заняться, кроме как искать по всей Европе следы старшего Баркера?

Люди, которые помнили мастера Юлиана в Берлине, разъехались, кто куда. Только подумать, мистер Юнган был так любезен, что согласился поискать и их. Спрашивал у Нэта, как дела в школе. Добавил пару строк о книгах, которые смог купить или продать, и, похоже, был весьма удивлен просьбой указать, каким именно заклятьем вызван его недуг.

«Я бы знал, если бы лекарство существовало. Не стоит забивать этим голову.

Ты пишешь, что пробовал межвидовые трансформации? По-настоящему их можно считать удавшимися лишь тогда, когда экземпляр способен добывать пропитание и размножаться, трюк не из легких. У Мерсера, например, дан краткий обзор. А Гебер владел этой магией в совершенстве, но его “Катрены о превращениях” раздобыть еще сложнее, чем алхимические трактаты…»

Мерсера и «Метафизику преобразований» Нэт оставил на будущее, сам же засел за учебники по чарам. Зелье, которое он приготовил, не теряло своих свойств почти целый месяц, если хранилось в плотно закупоренной склянке; бутыль была для этой цели добыта из-под носа у Филча и стерилизована, но теперь нужно было позаботиться, чтобы она не разбилась в дороге.

Черт бы побрал этих хаффлпаффцев, этот «День всех святых» и эту контрольную работу.

— Хочешь, попрошу учебник у Кристин?

— Ты же видишь, что я занят, Энквист?

— Я попрошу учебник за четвертый курс у Кристин, а ты покажешь мне, как варить трезвящее зелье.

За окном становилось все мрачнее. Был еще целый вечер, чтобы отправить ответ.

— Кстати, в зал никого не пускают уже с обеда, наверняка украшают, — Энквист продолжала болтать, нарезая соломкой мясистые листья болотного жавельника, — а в «Пророке» напечатали о Поттерах статью.

— Держи нож ровнее, — Нэт на секунду оторвался от книги. Зелье в пузатой бутылке переливалось перламутром, отчего этикетка «Single Malt Ogden’s Finest» казалась несколько не к месту. Но бутылка была одна-единственная, и он хотел быть уверен, что наложит все заклятия правильно.

— По-моему, все эти летучие мышки на стенах смотрятся по-дурацки. Зато тыквенный пирог…

— Нож держи ровнее, ты же весь сок сейчас выдавишь.

— Ага… Вот так нормально? Про Поттеров написали статью и целую главу в «Расцвете и падении Темных искусств».

Лужи на полу заброшенного туалета никак не высыхали. Из вечно сломанного крана сочилась вода. Сюда никто не заходил, кроме них двоих — да и Энквист с радостью предпочла бы уютный класс на шестом, где старшие рэйвенкловцы ставили свои опыты под присмотром старост, если бы не Нэтан.

— А взвешивать кто будет?

— Но ты не взвешивал!

— Я и так знаю, сколько класть.

Он перехватил руку с ложкой порошка, прежде, чем было поздно. Весы, устроенные на краю раковины, укоризненно раскачивались.

— Отлично. Прекрасно, — прошипела Энквист, бросая порошок на чашу весов, — теперь ты доволен?

— Я же говорил, надо взвешивать. Три скрупула лишних. Ты вообще всегда перекладываешь. И огонь слишком сильный.

— Может, мне еще температуру измерить? И давление? И остаточную магию в котле? — Нэт почти вздрогнул, когда увидел, как она, не глядя, отсыпает с весов порошок обратно в банку, а остальное, с размаху, обрушивает в тихо бурлящую жидкость.

— Не помешало бы.

Зелье приняло положенный цвет, настороженно-серый, отливавший зеленью и синевой — это успокоило Энквист вполне. Она даже заулыбалась.

— Знаешь, теперь я хотя бы не боюсь, что все перепутаю, когда мы будем в подземелье.

— Да что ты? — он-то сам вовсе не испытывал подобной уверенности. С тех пор как заметил, что она горечавку кладет в основу вместо тысячелистника, совершенно убедив себя, что держит в руках тысячелистник.

То, что со стороны в ней можно было принять за любознательность и быстроту мысли, при ближайшем рассмотрении оборачивалось склонностью к авантюрам и нетерпением. Ей хотелось добраться до результата как можно скорее, желательно, минуя при этом промежуточные шаги. Дошло даже до того, что пришлось учить ее ставить котел и держать мешалку — она, оказывается, всегда делала это по-разному.

— Я, кажется, понимаю, в чем тут секрет, — хитро улыбнулась Энквист. Серая челка падала ей на лоб, глаза возбужденно блестели. — Почти, как приготовить хороший соус…

— Не вздумай сказать такое там, где профессор может тебя услышать, — серьезно предупредил Нэт. — Это, вообще-то, оскорбление.

— Но ведь правда! Брусничный соус приготовить ничуть не проще!

Он одарил ее взглядом, каким одаривают в книжных лавках случайных посетителей.

— Вот не надо щуриться. Ничего я при Снейпе такого не скажу. Кстати, он совсем странный стал, может, заболел? На уроке двух слов не выдавит.

Надо признать, тут она была права — чем ближе был конец октября, тем профессор становился угрюмее и бледнее. Теперь же, когда вся волшебная Британия готовилась справлять годовщину победы, на него и вовсе было боязно смотреть. Домашние задания по зельеварению превратились в совершенно неподъемные — каким-то чудом, не иначе, Снейп успевал их проверять, да еще и исписывал поля замечаниями. Вряд ли при этом он оставлял себе время на сон.

Нельзя сказать, что Нэтан его понимал, но ему и самому была неприятна предпраздничная суета. Слишком хорошо он еще помнил тот, прошлый Самайн и все, что за ним последовало.

-Готово! — провозгласила Энквист, переливая зелье во флакон. — Не знаешь тут никого, кому нужно трезвящее?

— После праздника, а не до него, Энквист.

— Точно. Я слышала, про старших гриффов и про тайные ходы в Хогсмид. Приносят в школу сливочное пиво и угощают всех у себя на факультете… Еще всякие запрещенные штучки из Зонко…

Подумаешь, невидаль. Сливочное пиво какое-то. Нэт бы поклялся, что Мор и МакКелби пронесут в школу кое-что покруче. Раз уж всех младших предупредили, что появляться в гостиной после ужина не стоит.

— У меня тоже готово, — вместо того, чтобы фыркнуть, ответил ей. — Нужно только выйти на улицу и проверить.

— Это ты сам, — Энквист рассеянно смотрела в котел, не зная, куда еще деть остатки. — Увидимся на празднике.

— Нож вымыть не забудь, в трехпроцентном растворе.

Он все равно был уверен, что она забудет.

Ничуть не гревшая мантия набирала воды, как губка, липли к лицу выбивавшиеся из хвоста пряди. Осенний холод врывался в легкие и заставлял сердце жадно вздрагивать от близости свободы, обещанной миру, который, похоже, вовсе ее не хотел. В долинах, затопленных туманом, все еще текла, замирая, почти летняя жизнь, а далеко с севера вечная зима тянула к Шотландии свои длинные пальцы.

— Кого это ты высматриваешь? — окликнул Хагрид, разворачивая рухнувшую сосну так, чтобы не перегораживала тропинку. Нэт, увязавшийся за ним в лес, невнятно пожал плечами. Уже дважды он отставал по пути, и дважды лесничий выкликал его имя.

Мантикора по имени Дэйзи обитала в пещере, недалеко от места, где в прошлом году Хагрид выхаживал раненного гиппогрифа. У нее была рыжая шкура, превосходно терявшаяся в осенних декорациях. Когда к ней долго не приходили, она пряталась в листьях и нападала на снарков и перепелок. Хагрид кормил ее цыплятами.

— Может, принести обрезков с кухни? Эльфы только рады будут, — намекал Нэт, наблюдая очередное совершаемое лесником бессердечное жертвоприношение: отчаянные хлопки коротких крыльев, оскаленную алую пропасть — все это сопровождалось утробным рычанием и беспомощными, жалостными куриными воплями. Отплевавшись от перьев, мантикора облизывалась, как кошка.

— Разве ж можно? Она живое любит, — умиленно бормотал великан, почесывая бороду. Наверняка, подпусти мантикора его к себе, заплетал бы ей гриву косами и украшал бы тепличными ромашками.

От холода грива у нее топорщилась, а из алой пасти вырывался пар. Нэт предпочитал держаться в стороне — трудно было сказать, долго ли еще удержит ее бревенчатый загон. Тайком от Хагрида даже накладывал двусторонний щит поверх забора, на что Дэйзи только обидно шипела.

— Тонкое существо... След нипочем не возьмешь, будь ты хоть трижды оборотень, — разглагольствовал тем временем Хагрид, словно всю жизнь только и делал, что выспрашивал у вервольфов, как они берут след. — На лапах есть у ней такая железа…

Нэт наблюдал издали, приглядываясь к лесу, к тропинкам, уходящим в глубину долины, туда, где, кроме кентавров и диких лисиц, не бывал никто.

Он ждал маленькую черную тень, пятнышко, мелькающее меж ветвей, бесшумного вестника, летящего в руки — но, до усталой в глазах рези всматриваясь в лесной сумрак, не находил ничего. Оставалось зябко дергать плечами.

— Говорят, в Индии мантикоры в два раза крупнее, и хвост толще.

Дэйзи презрительно повела своим почти человеческим носом, словно такое сравнение было ей неприятно. Нэт усмехнулся только, про себя. И без того к ней не подступишься, а дай ей хвост подлиннее и потолще… Разве что мечом отмахиваться. Ну, в Индии, наверняка, так и делали.

Профессор Сингх, единственный знакомый ему индус, утверждал, впрочем, что носит вовсе не меч, а кирпан. Хотя управлялся он с этим кирпаном точно, как с мечом: даже показал однажды, как заговоренной сталью отбивают проклятия — после чего, к немалому разочарованию, усадил весь класс на циновки и стал учить их дышать.

Вообще, многим казалось, что большую часть времени старик тратит на вещи, совершенно магам не нужные. Рассказывал он короткие притчи про молодых воинов, сбившихся с пути, про говорящих мудрых змей и про милосердных правителей. Мог потратить полтора часа на описание действия какого-то убийственного восточного проклятия, так и не назвав его имени, а потом добавить в конце — что «смерти бояться не нужно, она есть лишь возвращение к истокам и естественна, как воздух».

Нэтан, к собственному удивлению, слушал его с неослабным вниманием и ловил себя на том, что ждет уроков профессора Сингха, почти так же, как зелий, или как ждут глотка воды в разгар пыльного полудня. Теория? Теорию можно было почерпнуть и из книг. Не зря же он просиживал часами в библиотеке, вдыхая пыль, заставив томами стол и до ноющей боли в пальцах срисовывая на пергамент формулы и схемы.

Затянувшиеся его поиски никак не приводили к результату. Читал он статьи про болеутоляющие зелья, перерывал каталоги — и не находил ничего похожего на проклятия, от которых собственная магия причиняла бы магу боль. То есть, разумеется, все тридцать пять видов левитации или бытовые очищающие чары были описаны подробно — но продираться сквозь них к чему-то посложнее, вроде начальной колдомедицины…

Где-то глубоко, за замками, в Запретной секции, может, и дожидались пытливого юного ума пропыленные страницы Реестра заклятий, двадцатипятитомные «Магистерии» и столетней давности «Всеобщие собрания чар» — увы, открытые-то полки были заполнены книгами, где по-настоящему опасные вещи или не упоминались вовсе, или мелькали лишь в ссылках да примечаниях.

— Темнеет уже, — глубокомысленно заметил Хагрид, — тебе бы в замок…

— Да, поры бы.

— Завтра Билл обещался зайти, — добавил лесничий с открытой улыбкой. — Покажем ему Дэйзи, идет?

— Какой еще Билл?

— Билл Уизли. Говорит, интересно ему всякую тварь…

— Замечательно.

— Ты никак, обиделся?

Обратная дорога обратно до озера показалась в два раза длиннее.

— Вот и зря. Он, между прочим, о тебе хорошо говорит.

Нэт чувствовал, как, против воли, что-то в груди завязывается в тугой комок.

— Ага.

Еще с гриффиндорским отличником он не ходил вместе мантикору кормить.

— Я дальше сам, ладно? Вдоль озера?

— Это… — великан явно смутился, — не дело, обижаться-то. А завтра приходи.

— Как время будет, — выдавил Нэт, не оглядываясь.

— И с праздником тебя, Нэтан! — вдогонку прокричал Хагрид, сворачивая к хижине.

Лесная темнота облегченно выдохнула, наполняясь тишиной и смыслом. Нэт спустился к воде, над которой вытянула ветви толстая ива-плакальщица. У самого берега плавали листья, а на бархате черной коры скапливались мелкие капли. Озеро дышало. Медленно, тихо.

— Уизли. Конечно, с Уизли ему проще.

Его никто не слушал, да и голос звучал как-то глупо. В конце концов, пусть рыжего Билла в школе и любили, но все-таки у него, Нэтана, было то, чего гриффиндорцу никогда не видать.

Неразличимая тень сорвалась с ветки вниз, падая на плечо. Черным крылом мазнуло по щеке.

— Не промок?

Вороненок скосил на него глаз, но не издал ни звука. Даже не крикнул. Он, похоже, очень многое понимал без слов.

Нэт выудил из кармана бутыль, завернутую в пергамент. Привязал ее и записку к жилистой лапе.

— Знаю, что тяжелая. Потерпи.

Ножиком по пальцу. На холоде боли не чувствуешь, почти. Клюв жадно раскрыт и зоб ходит — вверх-вниз. Перья вновь наливаются блеском.

— Хватит с тебя.

Нэт проследил, как вороненок с силой поднимается выше, как вытягивает шею. Казалось, крылья увеличились и потемнели, он был теперь похож не на птенца, а на взрослую птицу. А потом он стал отдаляться, пока не превратился в черную точку — и черная точка не скрылась высоко в облаках.

— До встречи.

Было совсем темно, когда Нэт вернулся в замок.

В гостиной старшие сидели вокруг огня — и Нэтан продолжал слышать их разговор, потому что тоже не пошел на ужин. Многие не пошли.

Он знал, что устал, что хочет спать, но продолжал сидеть, рассеянно наблюдая за огнем, продолжал сжимать в кармане драгоценный пергамент, где — строка за строкой располагалось свидетельство его, Нэтана, существования в этом мире. Мысль о том, что кому-то его судьба может быть небезразлична, все еще была внове — и справедливо вызывала недоверие.

Но меньше всего ему хотелось тратить время на то, чтобы эту приятную иллюзию — собственной важности, исключительности и прочее — развенчать и растоптать. Мантия была высушена заклятием, ноги согревались чарами, а в рукавах можно было спрятать руки — и хотелось верить, а не сомневаться.

— Трэверс на континенте.

— Разве он не перевелся в Дурмстранг?

— Нашел работу в немецком министерстве. Написал, что будет заканчивать экстерном.

— Трэверс. Экстерном, — протянул Мор. — А ведь он единственный мог бы заменить меня в команде.

— Думаю, пора разводить огонь. И, Весп, нытье твое уже порядком достало.

— Кто будет читать? — в руках у семикурсника тяжелая книга, вряд ли когда-то бывавшая на полках школьной библиотеки.

— Нотт, кто еще?

— Нотт в зале.

— Вот ты бы не ныл, матч через неделю, а у команды нет капитана?

Переплет, кажется, кожаный, по краю выбиты руны — нет, совершенно точно Нэтан не видел этой книги раньше. МакКелби, присев на пол у камина, потушил желтое пламя и принялся высекать огнивом новую искру.

Светильники на стенах потеряли яркость, потом и вовсе погасли.

Остальные студенты молча наблюдали, как задымился трут, как неловкий, зеленоватый язычок огня прошелся танцем по щепке. В полумраке молодые лица, освещенные холодным пламенем, мало были похожи на человеческие.

— Все готово? — тихо спросил кто-то. Проход в гостиную открылся, пропуская припозднившихся первогодков, компанию с четвертого курса и старосту Нотта.

— Пусть младшие уходят.

— Слышали? — голос у Нотта хриплый, почти смешался с нараставшим в камине гулом. — Идите в спальни, — кивнул он первокурсникам.

— Мы же не малыши какие-то!

— Почему нам нельзя остаться?

Гостиная мало-помалу наполнялась: шестой курс, пятый, третий. Все равно оставались свободные места — слизеринцев было не так уж и много.

— Традиция, — терпеливо пояснил Эглсби. — Так что сгиньте, мелочь. И побыстрее, время уже.

— Почему-то какому-то Баркеру… — услышал Нэт недовольный голос. Он не знал этого мальчишку, со вздернутым носом и темными глазами.

— Второму курсу я бы тоже посоветовал, — палочка в руках у Оберона смотрела в сторону спален.

— Баркеру можно, — возразил Нотт. Нэтан поймал его усмешку. Он и сам не знал, захочет ли остаться. Горький зеленый дымок стал копиться в камине и оттуда тонкими прядями выползал на пол.

С другой стороны, здесь не было ни Рёдера, ни Хиндли, ни Кинштайна. Лучше в темноте и в дыму, чем слушать разговоры между приятелями, в круг которых он так и не оказался допущен.

— Мы все расскажем профессору, — продолжал возмущаться курносый.

— Давай, иди, пожалуйся.

— К слову о традициях, — тень МакКелби на полу доросла до кресла, — кто-нибудь пригласил декана?

— Но Слагс всегда отказывался.

— И хорошо, что отказывался.

— Это не значит, что Снейпа не надо было приглашать.

Гул пламени на мгновение перекрыл голоса.

— Как ты себе это представляешь? Письмо напишем? — кисло заметил кто-то. — К нему сейчас подойдешь...

Молчание у камина тянулось, пока Мор, наконец, не встал со своего места.

— Я схожу, — выдавил он.

Его провожали взглядами до выхода.

— Мор, наверное, думает, что ему уже терять нечего, — заметил тот, что держал книгу, — и напрасно.

Нэт не сводил взгляда с огня, набиравшего силу. Казалось, что в шуме звучат смех и знакомые слова. Ласковые слова, когда-то сказанные для него — пусть он их и не помнил.

«Ты не можешь знать наверняка, — шептал где-то в глубине разумный голос. — Это просто иллюзия, это ложь, их никогда не было…»

Но слова звенели, нежно, как песня, утешали и приносили покой. Мир становился глубже, приобретая, наконец, так недостававшего ему тепла; всего одной лишь доброй воли было для этого достаточно.

«А даже если это и правда, ты не должен… Она ведь жива. Она должна быть все еще жива…»

— Здравствуй, сын… — различал он сквозь гул.

«В эту ночь живые не говорят через пламя…»

Усилием разогнав морок, он вновь слышал только шум огня и видел — только скользивший по полу дым, да внимательные, бледные лица. Никто никому не улыбнулся ободряюще — каждый хранил свои тайны и свое одиночество про себя.

Молчание не нарушилось и тогда, когда проход в гостиную вновь был открыт. Появившийся на пороге Мор не сказал ни слова, просто прошел на свое место.

— Читай, Герард, — произнес кто-то, когда тонкий ковер дыма дотянулся, наконец, до гобеленов, укрывавших стены.

Нотт раскрыл книгу, устроившись у самого огня, но почему-то не начинал.

— Не надо… он сказал… не надо его ждать, — отозвался Мор.

Тут стена, вздрогнув, раздвинулась, впуская холодный воздух. Никто не нашелся, что сказать, когда, обведя тяжелым взглядом гостиную, декан дома Слизерин шагнул к ним из кромешной тьмы.

Кто-то из старших поднялся было, освобождая место ближе к огню — Снейп покачал головой и подошел к креслу, куда свет почти не добирался. Он покачал головой снова, когда Нотт протянул ему было книгу.

В напряженной тишине даже дыхания было не различить. Нэтан и сам был не уверен, что дышал. Шелест страницы застал его врасплох.

Нотт встретился глазами с каждым, словно ожидая подтверждения и разрешения начинать. Кто-то кивал, кто-то отводил взгляд. Нэт дернул головой. Он не мог знать, чем грозило ему волшебство этой ночи — и не хотел знать.

А потом, наконец, Нотт повернулся к профессору — тот медленно, словно и ему было трудно решиться, кивнул.

Слова на языке, древнем, как горы Шотландии, вплетались в гул пламени. Сливались с ним, усиливали его. Они росли, как растут деревья в лесу, медленно, но заполняя собой мир до горизонта, закрывая от тех, кто на земле, небо и облака.

Все четче слышал Нэт звавший его голос — закрыл ладонями уши, но не мог заставить себя подняться и уйти. Вряд ли он вообще был способен сдвинуться с места.

Не помнил, как слова заклинаний смолкли, потому что для него больше не было тишины. Чувствовал ли кто-нибудь еще — то, что чувствовал он?

Лицо профессора почти целиком спрятано в темноте, и видны только кисти, только вцепившиеся в подлокотники пальцы. Нэтан смотрел, не отрываясь, не зная, чего ждет — того ли, что смолкнут в голове голоса, или что дерево под этими пальцами загорится. Но дерево терпело, а голоса продолжали звучать.

И тогда он закрыл глаза, чтобы в тянувшем к нему руки дыму не видеть ничьих очертаний.