Мир рухнет в полдень (гет)

Оно обрушилось резко, смело обжигающей ударной волной и так же быстро исчезло, оставив после себя липкое ощущение неизбежности. Мир колыхнулся, будто потянулся, проснувшись после долгого сна, и неспешно поднялся с постели, а Викки осталась сидеть, припечатанная к нему намертво. В голове ее расцветали красные и черные вспышки, от грохота закладывало уши, а пальцы мелко подрагивали, будто кожа и в самом деле ощущала удушающий жар. Звезда вспыхнула и погасла, сжавшись до крохотной точки, и сгустилась вокруг нее бескрайняя чернота.

— Виктория? — полыхнул на границе сознания голос Ванды. — С тобой все в порядке?

Алое пятно перед ней дернулось, задвоилось и исчезло всего на мгновение, после этого разрастаясь до огромных размеров. Новорожденная черная дыра была далеко настолько, что Викки два могла достать до нее кончиками протянутых пальцев, а Ванда нависала прямо перед глазами. Рыжие волосы ее заслонили обзор, а от вспышек алой магии звенело в ушах. Викки дернулась, возвращаясь обратно, склонила голову набок и тряхнула собственными волосами, сбрасывая липкое ощущение смерти. У ее смерти были белые волосы и золотое безумство в глазах, а рыжая голубоглазая Ванда походила скорее на ее собственное нелепое отражение. Она была здесь, прямо посреди этого чертова мира, совершенно непохожего на тот, который должен считаться ее, и Викки в упор глядела на ее лицо, покрытое липкой испариной. Еще один человек наблюдал за ними исподтишка, сложив на груди руки, а камень бесконечности в нелепой бесполезной оправе манил и сверкал провалами и возможностями. Где-то на дальнем конце вселенной началась бойня, и у Викки осталось всего несколько дней, чтобы окончательно свыкнуться с собственным планом.

— Я в порядке, — Викки махнула рукой, окончательно фокусируя взгляд на Ванде.

Хотелось добавить «насколько это возможно», но Викки прикусила губу. Часы ее начали обратный отсчет, и предстояло сделать еще хотя бы самую малость. Ванда умела читать ее мысли, это Викки отчетливо помнила, однако ведьма эта не была бы собой, если бы растрепала хоть что-нибудь. Чародею с камнем бесконечности на груди Викки не могла доверять, потому что собиралась этот камень забрать, и оттого предчувствие неизбежного подступало к горлу кислым привкусом тошноты. Умереть Викки ни капельки не боялась, считала, что так будет решительно лучше, и все равно в ушах оглушающе громко забился надсадным грохотом собственных вздох.

— За исключением? — Ванда склонила голову набок и пытливо сощурилась. — Я подключу Пьетро, если ты мне не расскажешь.

— А то ты не знаешь, — слишком поспешно хмыкнула Викки, — ведьма, прочь из моей головы.

Она обернулась на чародея и дернулась, едва отрывая взгляд от зеленого камня. В висках билось желание поскорее закончить, раз уж все наконец началось, и Викки бездумно следовала ему, просчитывая следующие ходы.

— Я хочу знать, — чародей шагнул ближе, и Викки поежилась под его испытующим взглядом, — можно ли тебе доверять. Пока вижу только, что ты запуталась в собственных планах.

Прозвучало обидно, и Викки фыркнула, закидывая ногу на ногу. Алое марево еще окончательно не исчезло, лежало мутной пленкой будто поверх ее взгляда, и сквозь него Викки пристально глядела на проклятый камень. Их оставалось всего лишь два на весь мир, и оба были от Викки в поразительной близости. Можно было протянуть руку и ухватить, и тогда все бы разом закончилось, вот только Викки считала подобное решение слишком уж легким. С собой она собиралась утянуть не только себя, и оттого губы невольно растягивались в хищной усмешке. Она могла сделать это из благодарности миру, так похожему на ее собственный, или просто из прихоти, Викки пока не решила, однако необходимость завершись начатую игру душила и щипала в носу.

— Если ты тоже отражение Ванды, — продолжил чародей, и Викки скривилась, — мы видели одну во время тренировок, и перспективы не радужные.

На самом деле это не Викки была отражением Ванды, а вовсе наоборот, но кого волновало ее праведное возмущение? Совершенно очевидно, что никого, потому что недовольную гримасу чародей и ведьма проигнорировали, так что Викки пришлось выругаться себе под нос в полный голос.

— Это вы про ту, которая сошла с ума и создала себе выдуманных детей, а потом решила забрать настоящих у себя же из параллельного измерения? — Викки склонила голову набок, отслеживая изменения на лице чародея. — Простите, я немного подглядывала.

Находиться в компании двоих магов было до одури неуютно, потому что постоянное ощущение, будто Ванда копается в ее голове, преследовало Викки на каждом вздохе. И от этого, наверное, или может быть потому, что дурацкие шестеренки наконец-то завращались быстрее, Викки отчаянно хотелось задеть кого-нибудь еще так, чтобы выбитой из колеи выглядела не только она сама. Густая черная злость мешалась в груди с отвратительным страхом, Викки жмурилась, всматриваясь во все разом, и все чаще взгляд ее возвращался на Землю. У этой планеты, кажется, вовсе не было шансов, и потому тревога расползалась по ней подобно вечерним сумеркам. Одновременно хотелось бросить все и сделать столько всего еще, что голова у Викки кружилась, а сердце колотилось в висках, и вся решимость ее, выкованная материнским безумием, испарялась золотистым дымком.

— Кого-то напоминает, не правда ли? — чародей склонился совсем низко, и оттого камень бесконечности качнулся у самого носа.

Тошнота подступила к горлу внезапно, что-то на грани сознания снова грохнуло и разрушилось, и Викки выдохнула сквозь сжатые зубы. Отчего-то рассказывать никому не хотелось, пусть даже так у нее будет больше шансов спастись, и Викки продолжала упрямо молчать. Ванда склонила голову набок и недовольно поджала тонкие губы, и Викки вдруг показалось, что вся она целиком сделалась алой. Сила камня полыхнула в ней, зашевелилась, протянув к Викки тонкие руки, и она отшатнулась, исчезая и вновь появляясь. Когда-то Тони высказал дурацкую мысль, что Викки — это и есть вся вселенная, просто воплощенная из мелких осколков космической пыли, и тогда это казалось ужасно смешным. Однако, Викки и вправду была везде, могла исчезнуть и появиться в то же мгновение, и оттого целостность ее «я» стремительно разрушалась.

Алый застил глаза плотной пеленой, и Викки дернулась, пытаясь вывернуться из ловушки, однако капкан уже захлопнулся, переломав лодыжку к чертовой матери. Викки снова стала всем и везде, лишилась физического воплощения, и такая, рассыпанная на миллионы кусочков, будто и вовсе исчезла. Все навалилось на нее разом: пустота и наполненность, страх и спокойствие, смерть и зарождение жизни. Белый и черный смешались, окрасили руки красным, и Викки рвано вздохнула, выныривая. Перед глазами болтались ее собственные рыжие кудри, волосы Ванды свисали тугими волнами, и багровое марево казалось оглушающе бесконечным. Мир рухнул и восстал за мгновение, и теперь Викки должна была признаться, покаяться, точно на исповеди, иначе существо ее снова станет разом всем миром.

— Я тебя ненавижу, — каркнула Викки, перекатывая на языке металлический привкус крови.

— Я тебя тоже, — серьезно кивнула Ванда, распрямляясь.

Образ ее, слишком красный для обыкновенного человека, исчез в стороне, и Викки увидела собственное отражение. Изломанное, будто разрезанное на кусочки, оно занимало собой все пространство вокруг, складывалось в нелепые лица и силуэты и снова распадалось на кривые осколки. Викки шарила взглядом по сотням себя, но никак не могла найти настоящую — Викторию Санрайз Леншерр, перешедшую дважды через границу миров. Откуда-то из стекла на нее смотрела и Ванда, вся алая, точно самая настоящая ведьма, и Викки скривилась от отвращения.

— Это зеркальное измерение, — пояснил чародей, поймав ее растерянный взгляд, — мир внутри мира. Выбраться отсюда без моего позволения невозможно.

Он солгал, Викки видела это по напряженному взгляду, но все равно лениво кивнула. Исчезнуть она не могла, будто мир ее и впрямь сузился до собственных отражений в разбитом вдребезги зеркале, и оттого вдруг стало решительно все равно. Эти двое хотели получить от нее ответы на собственные дурацкие вопросы, вот только Викки при всем желании не могла бы их дать. Она больше не была везде, сузилась до крохотной точки между бровей, распалась на миллионы осколков и все равно продолжала существовать. Золото тянулось невидимой нитью, связывая их между собой, и все ее отражения чувствовали его. Ванда тоже чувствовала, сколько бы ни сопротивлялась незримому кукловоду, и оттого лицо ее обращалось в белую посмертную маску.

В какой момент они остались вдвоем, Викки не уловила, вздрогнула, когда Ванда приблизилась к ней вплотную, так что стало жарко от ее дыхания на лице, и ухмыльнулась. Что-то в ее голове наверняка сломалось, лопнуло переливающимся мыльным пузырем, и теперь все эти отражения, рассыпанные вокруг, тоже не имели значения. Их было много, куда больше, чем Викки могла представить, так что рябило в глазах от обилия рыжего, а она сама старательно смотрела в прозрачные глаза Ванды, будто так тоже могла научиться читать ее мысли.

Игра в гляделки продолжалась, потому что терять Викки все равно было нечего. Она попалась в ловушку, оказалась заперта по прихоти чертова колдуна, который в самом деле не собирался так просто ее отпускать, в окружении всех этих бесчисленных отражений, от которых двоилось в глазах. Первый крупный толчок уже случился, и останавливаться было поздно, но отчего-то все равно было самую капельку страшно. Браслет с Сандэй был неисправен и только бесполезно болтался на запястье, но Викки все равно казалось, будто голос ее вот-вот вспыхнет прямо у нее в голове. Здесь, внутри этого дурацкого измерения, слышно было разве что шорох дыхания и стук сердца, отдающиеся звоном и гулом в ушах, а еще Ванду — такую же живую, как Викки. Их было двое на один испоганенный мир, и оттого тот шатался и рушился под натиском алого и золотого.

— Я просто пытаюсь понять, — выдохнула Ванда, нарушая звенящую тишину, — что именно происходит в твоей голове.

Викки склонила голову набок и уселась на несуществующий пол, поджимая под себя ноги. Ванда вдруг показалась ей почти такой же, как Вижен, старающийся понять мотивы людей, и оттого улыбка сама по себе растянулась на губах. Захотелось ответить так же, как Тони, но вместо этого Викки прикусила губу и махнула рукой, приглашая Ванду опуститься до ее уровня.

— А я-то все жду, когда ты мне что-нибудь объяснишь, — хохотнула Викки, склоняя голову набок и откидываясь на локтях, — ты ведь проводила инспекцию.

— Вот именно! — рявкнула Ванда, ударяя себя по колену. — Я видела твои мысли, и там…

— Там? — поторопила Викки, когда Ванда на мгновение замолчала.

Сверху на нее смотрело еще одно отражение — высокая девица в свадебном платье, — и Викки тщательно высматривала каждый изъян драпировки на ее многослойной юбке. Выглядело не очень, и Викки даже засомневалось, что стоило брать то платье с пышной юбкой и кружевом, когда Ванда, разозлившись собственным мыслям, всплеснула руками и рыкнула.

— Тебя слишком много! — она махнула рукой, обводя все отражения разом, и Викки хмыкнула, переводя взгляд ей за спину. — все они как будто существуют лишь для тебя! Как будто весь мир в принципе вертится только вокруг тебя!

Было совершенно очевидно понятно, о чем она говорит, однако Викки не собиралась помогать Ванде формулировать мысль. Вместо этого она снова фыркнула, разглядывая двоих детей на одном из осколков, и вытянула вперед ноги.

— Чародей ведь сказал, что это твои отражения.

Щекотка веселья вспыхнула в горле, и Викки фыркнула, глядя на скривившееся лицо Ванды. Искры тягучего золота мерцали в глазах Ванды, переливаясь солнечными бликами на глади прозрачного озера, и Викки следила за ними, пытаясь понять, куда они исчезают. Если приглядеться, вокруг была целая сеть из желтого золота, трепещущая от любого движения. Она простиралась так же, как изломанные отражения — сверху, снизу и по всем сторонам, но не смыкалась, уходила куда-то вдаль, будто тлела неуловимыми искорками. Викки следила за ней одними глазами, откинувшись на локтях, пока Ванда, кажется, окончательно закипала. Она была беспомощна против этой паучьей сети, Викки почти видела тонкие нити, опутывающие ее запястья, но все еще трепыхалась, взмахивая крыльями. Они обе застряли здесь, потому что Ванда на самом деле тоже была одним из ее отражений, вот только Викки давно смирилась и плыла по течению, а алая ведьма пылала пламенем гнева.

— Я знаю, что он сказал, — со вздохом сказала Ванда, отбрасывая с плеча рыжие волосы, — но в то же время я — тоже часть этой системы, мой мир вращается вокруг тебя. Они все существуют только ради тебя, как будто неудачные копии или терракотовая армия, замурованная в земле. Я стану собой, только когда ты умрешь, но если ты умрешь, я тоже умру, и тогда мир совсем прекратится.

— Ты хочешь знать, как победить мою мать, — резюмировала Викки, и Ванда хмуро кивнула.

Им нельзя было говорить так открыто, даже если в этом проклятом измерении были свои правила, потому что все вокруг было опутано нитями. Бесконечные осколки, кривые отражения ее собственной жизни мелькали вокруг, и золото солнечных лучиков мелькало в их серо-голубых глазах. Все они были почти одинаковыми, похожими, как капли воды в озере, и Викки жадно разглядывала их, запоминая истории. Любой из этих миров мог стать ее собственным, и тогда Викки отодвинула бы на второй план свое отражение, заняла ее место и продолжила жить, как ни в чем не бывало. В любом из них, где не было Ванды Максимофф, которую невозможно было так просто отодвинуть на второй план, и чародея Стивена Стрэнджа, который так яростно следил за целостностью материи. Было ли случайностью то, что она оказалась именно здесь, Викки не знала, только хваталась обеими руками изо всех сил, не собираясь ни за что отпускать.

— Я надеялась, ты мне расскажешь, — хмыкнула Викки, рывком поднимаясь.

Зеркальные отражения зашевелились быстрее, жизнь на них замерла и будто пустилась в пляс, и Викки растянула губы в улыбке. Ей, пожалуй, нравилось смотреть на варианты себя, в некоторых мирах даже был некто, похожий на Тони, но все это было не то. Битое стекло впивалось в кожу и проходило насквозь, а Викки ступала по нему и ступала, оставляя после себя кровавую полосу. Она хотела жить, в кои-то веки побыть немного собой и наконец сыграть свадьбу, к которой активно готовилась уже несколько месяцев. Кольцо с голубоватым бриллиантом блестело на ее пальце, завораживающе переливаясь гладью высокого неба, а не спокойного озера, и Викки собиралась рухнуть в него, несмотря на беснующийся в груди страх высоты.

— Вижен сказал мне попросить помощи, — Викки обернулась на Ванду, и та вздрогнула и вздернула подбородок, — я попрошу тебя, когда мне это понадобится.

Одними губами она прошептала «пожалуйста», и Ванда широко распахнула глаза. В один короткий шажок она подошла близко-близко, так что Викки снова почувствовала ее дыхание на лице, и опустила руку ей на плечо. Ладонь ее оказалась приятно теплой и мягкой, и вместе с ее прикосновением зеркальный мир рухнул, вдруг распрямившись и сделавшись стеклянным ничего под ногами.

* * *

Грохот раздался прямо над ухом, и Викки дернулась, уворачиваясь, однако это едва ли хоть сколько-нибудь помогло. Клубы пыли накрыли ее с головой, снова громыхнуло, и смешались еще десятки звуков. Кто-то кричал, скрипели ломающиеся перекрытия, визжала сигнализация на разбитой машине, и во всем этом, кажется, невозможно было услышать свой собственный голос. Викки, кажется, тоже кричала, пытаясь сориентироваться в какофонии звуков и расстилающейся пыли; браслет с Сандэй по-прежнему не работал, а взять еще один из мастерской Тони она совсем не подумала. Перед глазами мелькали картинки, было слишком много всего, и оттого голова кружилась, а колени подкашивались. Сосредоточиться на чем-то одном, кажется, было решительно невозможно, и Викки слепо шарила глазами в поисках красно-золотого костюма. Она потратила бесконечное время на бессмысленный разговор с Вандой, однако ведьму винить в этом не стоило. Викки ни капли не сомневалась, что инициатором ее заключения был именно чародей, и вот ему-то хотелось если не выцарапать к черту глаза, то уж наставить парочку синяков. Впрочем, с синяками справлялись и без нее, и Викки осталось лишь удивляться стойкости чародея, когда один из подручных Таноса силком запихнул его в корабль.

Им нужен был камень, билось в висках, а чародей так просто его не отдаст, так что у Викки было еще немного времени. Кроме того, оставался еще и Вижен, однако на него отчего-то не было ни капли надежды. Машина, пусть и наделенная самосознанием, не могла бороться за свою жизнь, так что в конце концов Вижен должен был стать обыкновенной грудой металла на свалке. Не то чтобы Викки на самом деле так уж сильно его недолюбливала, но все-таки Вижен являлся машиной, а машины в свое время практически уничтожили расу мутантов, так что подсознательные ужас и ненависть оказалось вытравить не так просто. В конце концов, Викки даже убила Тони Старка из своего мира, и теперь окружающий грохот странно ощущался омерзительным хрустом под пальцами.

— Мисс Виктория! — знакомый голос окликнул ее, а в следующее мгновение Викки едва не сбили на землю.

Совсем рядом рухнула, не выдержав, часть стены, и Викки, отвлекшись на оклик, определенно попала бы под завал, если бы ее не дернули, протащив по асфальту. Нечто черно-красное мелькнуло перед глазами, шипящий выдох ударил в ухо, и Викки инстинктивно вывернулась, оказываясь на безопасном расстоянии. Питер, которого она разглядела секунду спустя, громко выругался и принялся вращать головой, совершенно обескураженный ее выходкой. Он был одет в плотный костюм, который для него сделал Тони, но все равно отчего-то походил на испуганную букашку. Викки даже хихикнула и уже хотела бы высказать что-нибудь колкое, но вовремя заметила приближающегося Тони. Костюм его был местами помят и испачкан грязью, но никаких серьезных повреждений Викки не видела, и оттого облегченный вздох сам собой вырвался изо рта.

— Они забрали колдуна, — шлем раскрылся, и Тони цепким взглядом прошелся по лицу Викки, — я пойду за ним, а ты присмотри за мальчишкой.

Отчего-то захотелось броситься Тони на шею, но Викки сдержалась и лишь серьезно кивнула. Оба они проследили за чародеем, окончательно исчезающим в нутре чужого космического корабля и, не сговариваясь, рванули в разные стороны. Викки ухватила Питера за руку, потянула на себя, пытаясь исчезнуть, но не смогла. Она никогда не брала с собой «пассажиров», однако отчего-то надеялась, что получится. Не получилось, и, подавив разочарованный вздох, Викки просто-напросто потащила упирающегося мальчишку прочь. Сандэй с ней не было, так что связаться с Тони не получалось, но все равно она верила каждому его слову. Хотела верить, потому что Танос должен был сдержать обещание, что бы в конце концов ни случилось, а Викки пока следовало сосредоточиться на собственном плане. Ей нужны были проклятые камни, а для того все они должны были оказаться как минимум в одном месте, а как максимум — в перчатке Таноса, чтобы у Викки появился хотя бы один-единственный шанс.

Никто не понимал, что именно происходит, и оттого шансов, кажется, было несколько больше, но Викки все равно не питала иллюзий. Глаза слезились от пыли, а от криков по телу расползались мурашки, и Викки шагала вперед, минуя обвалы зданий и дыры в асфальте. Это была только малая часть разрушений, на которые она готова была пойти, потому что жертвовать в итоге предстояло куда как большим, чем безопасность простых горожан.

— Мисс Виктория! — Питер дернул ее за руку, заставляя остановиться. — Пустите меня, я тоже пойду.

Силы в нем было много, однако она держала достаточно крепко, чтобы на запястье остались лиловые синяки. Остановившись, Викки мазнула по Питеру хмурым взглядом, тряхнула головой, отгоняя назойливый звон, и склонила голову набок. Тони сказал ей о нем позаботиться, и Викки собиралась запереть Питера в башне и заодно забрать новую Сандэй, но было что-то такое жгуче упрямое в этом мальчишке, что заставляло его безоговорочно слушать. Впрочем, перед Викки все еще был побитый подросток, ввязывающийся в драку с куда более опасным противником, и от собственной самоуверенной глупости она хотела защитить хотя бы его.

— Тони будет злиться, если ты пострадаешь, — фыркнула она, пытаясь напустить в голос сердитости.

Сама она отчего-то готова была позволить этому мальчику все, если только в итоге он останется жив. Он был дорог Тони, и за все то время, что Викки за ним незримо присматривала, она успела до ужаса привязаться. Питер был неловким и страшно упертым, и Викки готова была поклясться, что ни одно ее слово не заставит его развернуться.

— Вы ведь его невеста, это не будет всерьез, — Питер хихикнул, и Викки крепче ухватилась за его запястье, — а я как-нибудь переживу.

Неловкая уверенность, которая сквозила в голосе Питера, заставила Викки вздрогнуть и разжать пальцы. Она порывисто отшатнулась, испугавшись накативших на мгновение чувств, и сжала губы в тонкую линию. Отступать было поздно, но Вижен был прав — в этом мире слишком много людей, которые будут о ней горевать.

— Вы перенимаете друг у друга не самые лучшие качества, — каркнула Викки, окончательно убирая руку и отступая назад, — если подставишься, будешь цветочной девочкой на нашей свадьбе.

В ответ Питер, распахнув руки, порывисто обнял ее, а Викки едва удержалась, чтобы в страхе не отшатнуться. Питер был теплым даже сквозь костюм, и это тепло оглушило, навалилось на Викки жгучей волной и едва не выбило из колеи. Она покачнулась, когда Питер отступил, неловко хихикнув и махнув ей рукой, и выдохнула сквозь сжатые зубы. Глаза слезились от пыли, так что удаляющуюся фигурку было едва ли видно, но Викки все равно следила за ней, пока громада космического корабля не скрылась из поля зрения. Затем исчезла и Викки, распалась на миллионы осколков, смешалась с космической пылью и собралась снова, воскреснув.

Она думала, что верить Таносу на самом деле совершенно не стоило, но все равно верила, потому что иного выбора не было. Обещание, которое он дал, билось в ушах слепой уверенностью в неуязвимости Тони, и оттого Викки могла так просто его отпустить. Страх, впрочем, все равно разливался в груди густой нефтяной лужей, и в какой-то момент Викки даже показалось, будто все это было совершенно неважно. Она готова была терпеть материнскую опеку до самой смерти, лишь бы только не пришлось ничем жертвовать, но в то же время Викки до одури желала хотя бы раз принять решение самостоятельно. Может быть, это было ее детское упрямство, с которым она когда-то давно отмахивалась от материнской опеки, а может быть — то самое странное покалывание в груди, возникающее каждый раз, когда Викки шла наперекор ее воле.

— Я даже не исключаю тот факт, что все идет по ее очередному сценарию, — Викки пожала плечами, засовывая руки в карманы.

Башня встретила ее опустением и темнотой, а еще — видом Нью-Йорка, кое-где охваченного пожарами. Там уже собирались скорая, полиция и пожарные, кружили в небе вездесущие журналисты, а толпы людей, бросившихся врассыпную, постепенно стягивались, возвращая трагедии собственное любопытство. Викки старалась не думать, сколько людей пострадало, потому что сопутствующий ущерб всегда проходил где-то мимо, но все равно не могла оторвать от разрушенных домов пристальный взгляд.

— Думаешь, ей могли понадобиться камни? — Ванда появилась прямо у нее за спиной, спрыгнула с рук Пьетро и хлопнула в ладоши. — В таком случае нам всем крышка.

Звонкий смех Пьетро рассыпался эхом по пустующему помещению, и Викки хихикнула, подхватывая его веселье. Она не была уверена, посвятила ли Ванда брата во все детали, но отчего-то думала, что при любом раскладе будет лучше. В конце концов, это же был Пьетро Максимофф, до самого конца остающийся на их стороне, и, пусть его имя самую капельку отличалось, Викки все равно видела в нем собственного старшего брата.

Они пришли в башню, чтобы подготовить последний камень, не договариваясь, и потому снова казалось, будто вокруг растянулись золотистые нити. Викки, впрочем, было уже решительно все равно — отступать все равно было поздно. Даже реши она бросить все, Танос уже собрал камни, кроме того, что у Вижена, и следующим этапом его грандиозного плана определенно была катастрофа. Викки помнила, что он вроде бы беспокоился за нехватку ресурсов, но едва ли это было главным стимулом Таноса. Черная дыра за его правым плечом разрасталась с каждым днем все сильнее, тянула свои мрачные щупальца, поглощая тусклый искусственный свет, и самое его естество погрязло в ней, почти утонуло, оставаясь видимым лишь в собственном отражении.

— Даже если так, — Викки пожала плечами, разворачиваясь и сталкиваясь с прозрачным взглядом, — это единственный шанс. Ее влияние велико, но даже оно не сможет тягаться с силой камней бесконечности.

Заходящее солнце ярко освещало гостиную, окрашивало белые стены рыжим и рассыпалось по многочисленным стеклянным поверхностям. Лучики его бликовали, целовали щеки и нос и путались в волосах, и Викки следила за ними, выискивала блики холодного золота в теплом рыжем и желтом. Странная паранойя, обострившаяся, возведенная почти в абсолют, приказывала сосредоточиться и бесконечно оглядываться по сторонам, пока сама Викки желала расслабиться. В одной из комнат было джакузи с видом на город, в гостиной — массивный бар с разнообразием алкоголя, и можно было сделать единственный шаг, чтобы забыться, и пусть хоть весь мир рухнет ей на голову.

— Не могу решить, ты звучишь, как героиня или злодейка, — задумчиво протянул Пьетро, и это все равно было слишком быстро для речи нормального человека, — но если мы строим козни против твоей мертвой матушки — а это даже звучит очень жутко — я выбираю второе. Злодеи, типа, не скованы всякой моралью, а мораль, знаешь ли, мне уже надоела.

Пьетро продолжал тараторить без остановки, кружа между Вандой и Викки, и голос его то взлетал, то становился зловещим и низким. Он высказывал каждую мысль, рождающуюся у него в голове, и Викки ему даже немного завидовала. С самого детства ее мысли знали мама и дядя Чарли, а теперь добавилась Ванда, которая запросто копалась в ее голове, и Викки готова была поспорить, что научилась думать о чем угодно, кроме собственных мыслей. Это было несложно, сродни детскому шифру из игр про детективов, и быстро входило в привычку, но все равно не могло полностью скрыть помыслы от телепатов, и в какой-то момент Викки догадалась, что может хватать и тянуть на себя. Раз она могла быть везде, ничто не мешало ей становиться кем-то другим, влезать в его шкуру и подсовывать мысли. Мама, наверное, делала так же, выбирая то будущее, что ей интересно, и оттого густая обида поднималась к горлу — слишком легко было понимать, что все вокруг было ее масштабной игрой в куклы. В детстве, думала Викки, мама делала это неосознанно, но потом ограничения, наложенные дядей Чарли, окончательно спали, и она стала манипулировать миром совершенно сознательно. Звучало жутко, и у Викки до сих пор ползли мурашки по коже, но все равно отчего-то бессознательно чудилось, будто в чужой мягкой руке нет ничего криминального. В мягкости этой руки, впрочем, Викки иногда сомневалась, однако старалась об этом не думать, потому что мама все еще оставалась ее самой любимой мамой, пусть и казалась иногда страшным чудовищем.

— Стивен отдаст ему камень, — шепнула Ванда Викки на ухо, стараясь не прерывать болтающего без умолку Пьетро, — он мне доверяет.

Наверное, недоверчивый взгляд Викки был слишком красноречив, и потому Ванда закатила глаза, поясняя собственную убежденность. Викки в ответ хмыкнула, вглядываясь в ее лицо, совсем такое же, как ее собственное. Было в Ванде теперь нечто такое возвышенно отвратительное, отчего крутило живот и сводило пальцы, но Викки никак не могла разобрать, что именно в ней изменилось. Ванда и до того никогда не сутулилась, но теперь ее плечи казались более острыми и самую чуточку вздернутыми, а взгляд не сверкал исподлобья алыми искрами. Ванда смотрела на Викки прямо и пристально, все еще копаясь в ее голове, и глаза ее переливались, точно водная гладь, освещенная солнцем.

— Он тебе нравится, — поправила Викки, широко ухмыльнувшись.

Ванда дернулась, глаза ее ярко сверкнули алым, и Викки будто в ледяную воду головой окунули. Она раскрыла рот, хватая воздух, зашипела и вцепилась в рыжие волосы. Перед глазами противно поплыло, алое вспыхнуло золотом и погасло, что-то отвратительно лопнуло, а затем прекратилось. Едва не начавшуюся драку остановил Пьетро, отцепивший руки Викки и потянувший Ванду назад, и следом за ним в помещение вплыл, шагая прямо над полом, Вижен. В то мгновение время, кажется, замерло, замерцало и затряслось застывшим желе, а затем мира и впрямь не осталось. Лопнул мыльный пузырь, вспыхнул белый искусственный свет, и Викки провернула на пальце помолвочное кольцо. Она глядела на него краем глаза, пока другим присматривала за Тони, и все-таки взгляд ее прикипел к ярко-желтому камню во лбу искусственного человека. Он весь светился золотом, будто вокруг смыкался плотный кокон паучихи-вдовы, и Викки почти наяву видела, как ее собственные тонкие пальцы вырывают камень из искусственной плоти. Вижен стол перед ней послушной машиной, рожденной слишком порочно, чтобы заиметь собственную волю, и было в его гладком спокойном лице нечто такое, отчего сердце испуганно трепыхалось.

Им не нужен был сигнал для начала, потому что все они знали мысли друг друга, и оттого замершее время, встрепенувшись, рвануло вперед. Вспыхнуло алым прямо перед глазами, солнце окончательно закатилось за горизонт, мазнув на прощание теплом по щеке, и Викки вновь сделалась всем. Объятия ее распахнулись, охватывая весь мир, и все стало таким маленьким и незначительным, точно крохотная пылинка на лацкане пиджака. Мгновения хватило, чтобы собраться обратно, схлопнуться в одну точку и самой стать песчинкой, и тогда Викки отдернула пальцы. Неживые глаза смотрели на нее без всяческих чувств, а Викки все равно видела в них сожаление, ласку и капельку осуждения, и оттого противно тянуло под ложечкой. Камень разума шлепнулся ей под ноги, а затем Вижен, покачав головой, нагнулся и вернул его на законное место. В бесстрастном лице его отражались эмоции Викки, но ни капельки его собственных, и отчего-то страшно хотелось перед ним извиниться. Они с Вандой только что убили его, разобрали на атомы и вернули обратно как ни в чем не бывало, и Вижен продолжал улыбаться своей ненастоящей улыбкой, ни капли не походя на настоящего человека.

— Я говорил об этом, — монотонно проговорил он, проводя по поблескивающему во лбу камню кончиками пальцев, — когда советовал тебе обратиться за помощью.

Ничего, кажется, совершенно не изменилось, только снаружи стало совсем темно, и оттого панорамные окна наполнились их отражениями. Викки видела себя будто со стороны, зависшую в чернеющей пустоте сумерек, и та другая она улыбалась спокойной, легкой улыбкой. Все в любом случае шло по чьему-нибудь плану, ее или матери, потому что вся ее жизнь шла кадрами затянутой драмы, в которой солнце рассыпалось веснушками по лицу и грело макушку с неизведанной высоты. Пожалуй, именно этого Викки никогда не боялась, однако сейчас ее обуял отчаянный ужас — вдруг все дороги, по которым она прошла, были ненастоящими. Вдруг ненастоящей была ее любовь к Тони или, чего хуже — обратное чувство. Что, если Викки оставалась запертой в снежном шаре на полке и стояла на месте в то время, пока ненастоящий снег плавно опускался к ее ногам. Что, если сама Викки оставалась ненастоящей, игрушечной куколкой, пока все в мире шло своим чередом.

Ей не нужно было объясняться ни перед кем из присутствующих, потому что все они и так знали всю ее подноготную, однако Викки все равно хотела оправдаться. Как маленький ребенок перед строгой матерью, она раскрывала и закрывала рот, и весь мир, кажется, и в самом деле был против нее, даже если она и впрямь была его центром. Земля вращалась вокруг солнца, такого огромного и такого горячего, что человек не в силах представить, а Викки оставалась крохотным солнечным лучиком на стекле, скользящим наискосок. Она видела собственное отражение в стекле, и волосы ее казались окрашены кровью. В темноте наступающей ночи было слишком много красного и горячего, а мир перед ее глазами рассыпался и складывался вновь по кусочкам, с каждым разом теряя какую-то свою незримую часть. Викки до ужаса хотела услышать собственные объяснения, однако голос ее пропал, смешавшись с наступающей темнотой, и оставалось только надеяться на вездесущую Ванду, точно знающую, что именно творилось в ее голове.

— Бессмысленно бороться с тем, чего ты не знаешь, — теплые руки Ванды легли Викки на плечи, будто укрывая от целого мира, — даже если ничего не получится, что-нибудь из этого выйдет. Хотя я не хочу умирать.

Хохотнув, она пожала плечами так беззаботно, будто не говорила только что о собственной смерти. На мгновение Викки снова увидела сотни собственных отражений, будто запасных веток сценария, по которым она не пошла, и в горле поднялась кислая тошнота. Почти все они были счастливы так или иначе, каждая их история заканчивалась хорошо, словно сотни сказок, слепленных воедино. В детстве Викки куда больше любила книги о приключениях, чем о любви, но вот поглядите-ка, ее собственные истории были почти одинаковыми — всего лишь за несколькими исключениями. Та Ванда Максимофф, нашедшая силу путешествовать сквозь измерения, запечатала тебя сама, и в этом тоже была воля матери. Их было много настолько, что невозможно охватить одним взглядом, но Викки все равно зачем-то запомнила всех — будто в том был хоть какой-нибудь прок. Все они были запасными нарядами, неудавшимися копиями оригинала, и Викки, говоря откровенно, была не уверена, что сама была настоящей. У нее была любимая мама по прозвищу Судьба, которая умерла, когда Викки было пятнадцать, и с тех пор висящее над головой солнце неуклонно клонилось к закату.

— Я попрошу тебя о помощи, когда она мне понадобится, — вместо ответа выдохнула Викки, закрепляя данную клятву.

Бессмысленное обещание повисло в воздухе отражением ламп на стекле, и Викки сощурилась, провожая глазами очередной вертолет. Включать новости не хотелось, потому что было совершенно очевидно, что говорили в них об очередных пришельцах и Мстителях, и Викки продолжила слепо пялиться в собственное отражение. Так они с Вандой были похожи, точно две капли воды, и оттого чудилось, будто это просто оптическая иллюзия, и на самом деле она одна.

— Я буду ждать, — выдохнула Ванда ей в ухо, поманила Вижена пальцем и исчезла вместе с ним в алой вспышке.

Пьетро продолжал мелькать вокруг, а потом, сделав вид, будто в самом деле может устать, плюхнулся на диван и сложил на груди руки. Он продолжал болтать без умолку обо всякой ерунде, однако Викки никак не могла сосредоточиться на его словах. Она уселась рядом, закинула ногу на ногу, положила даже голову на плечо Пьетро, но все равно осталась слишком сосредоточена на собственных мыслях. Викки думала об обещании, которое стребовала с Таноса, приглядывала за ним и Тони одновременно и чувствовала, как медленно в животе поднимается перемешанная с сомнениями злоба. Викки сомневалась в каждом своем сказанном слове, выискивала пляшущих под ногами солнечных зайчиков и видела только огромное солнце, висящее посреди космической пустоты.

В своем настоящем мире она свернула тому Тони Старку шею слишком легко, почти не задумываясь, и теперь сомневалась, почувствует ли вообще что-нибудь, если этот Тони, готовый сделать ее своей женой, тоже умрет. В груди противно тянуло, Викки крутанула помолвочное кольцо и огладила его пальцем, сомневаясь уже не только в искренности собственных чувств. Она подошла слишком близко, чтобы теперь отступать, однако куда проще было, казалось, бросить все и вернуться к придуманной мамой счастливой истории.