Закон противоположностей, или психология счастья (джен)

И они идут — вчетвером: Нарцисса, конечно, с ними.

Дом Мальсиберов — это именно дом, очень старый и неоднократно перестроенный — стоит в глубине небольшой бухты в Дорсете, знаменитым своими пляжами и тёплым морем. Как утверждает Ойген, римские его предки обосновались тут прежде норманн, пленённые красотой скал и дивными пляжами. Воздух здесь наполнен запахом цветущего вереска, а с бухты в город врывается морской соленый и свежий ветер, наполняющий паруса и приносящий с собой крики чаек.

Аппарируют они в холл.

Ойген оглядывается, глубоко-глубоко вздыхает — и говорит негромко:

— Я дома.

Ставни распахиваются, освещая помещение неярким светом дождливого английского дня. Раздаётся быстрое шлёпанье ног — и перед стоящими в холле людьми возникают четверо эльфов, завёрнутых в белую ткань.

— Привет! — радостно говорит им Ойген и опускается на колени как раз в тот момент, когда те оказываются рядом с ним. Дальше происходит, на взгляд Малфоев, невероятное: они… обнимаются. Мальсибер ласково треплет их ушки и шепчет: — Я очень соскучился и заберу вас с собой — мы теперь живём далеко-далеко! Там всё по-другому, но вы привыкнете.

— Мерлин, — бормочет Люциус, — куда я попал? Он всегда был таким? — спрашивает он непонятно кого. — Или это в Штатах так принято?

— Понятия не имею, — говорит Снейп. — Лично у нас там пока эльфов нет.

— Мне кажется, это очень трогательно, Люци, — шёпотом говорит Нарцисса.

— А мне кажется, это странно, — тоже шепчет он, но весело, а не возмущённо. — Интересно, нас позвали сюда пронаблюдать сию трогательную сцену, или с какой-то более практичной целью?

— Более! — отзывается Мальсибер, который отлично всё это слышит. — Вас позвали сложить библиотеку — потому что она немаленькая, сколько я помню. Пойдёмте! — он поднимается с колен и отряхивается. — А ты сноб, — говорит он Люциусу. — Они же ждали меня все три года. И соскучились, — говорит он с едва заметным упрёком.

— Это эльфы, — мягко напоминает тот. — Они должны ждать и соскучиваться, это в их природе.

— Мы бы тоже скучали и ждали, если бы знали, что ты живой, — ласково говорит ему Нарцисса.

— Но мы не эльфы, — добавляет её муж — и вся четвёрка смеётся.

— А жаль, — тут же шутит Ойген, вызывай второй взрыв смеха.

Он просит — именно просит, а не требует — эльфов собраться и забрать все ценные и важны вещи и принести в холл, а потом ведёт своих спутников в библиотеку, предупредив:

— Там очень разные книги… и не только книги. Там чего только нет, на самом-то деле… будьте поаккуратнее. Мы, конечно, не самая тёмномагическая семья в Британии — но дряни тут всяческой предостаточно. Сортировать и соблюдать порядок не обязательно — потом разберёмся, давайте хотя бы просто всё запакуем. Зачаровать больше одной книги… и не книги за раз не выйдет — так что работы много.

Её действительно много. Библиотека огромна — не такая большая, конечно, как у тех же Малфоев, но им четверым хватает и этого. К вечеру они не собирают и половины — а уже совершенно без сил.

— Всё! — в какой-то момент говорит Мальсибер. — Давайте на сегодня закончим. Я очень надеюсь, что эльфы нас накормят чем-нибудь… и мне точно придётся остаться здесь ночевать. Я был бы счастлив, если бы вы, — не слишком уверенно говорит он — Нарцисса перебивает:

— Мы с радостью тоже останемся. И, я надеюсь, Драко к нам присоединиться, когда вернётся — я ему написала перед уходом.

Конечно, Ойген просто обязан провести ночь в своём доме — и, разумеется, никто из них не собирается ни расставаться, ни просто оставлять здесь его одного.

— Спасибо, — он целует пыльную руку Нарциссы, даже не обтерев — та качает головой и гладит его тоже посеревшие от пыли волосы.

Ужин их действительно уже ждёт: столовая выглядит совершенно жилой, стол накрыт фамильным фарфором — изысканно белым — и серебром и украшен жимолостью, в изобилии растущей вокруг дома.

— Интересно, — говорит Ойген, вертя в пальцах веточку, — приживётся там у нас жимолость? Климат, наверное, подойдёт… но почва же совершенно другая. Надо будет попробовать, когда будет настоящий дом.

— А что ты, кстати, сделаешь с тем домом, в котором вы живёте сейчас? — спрашивает его Люциус.

Малфои за столом все, втроём: Драко присоединяется к ним в самом начале ужина.

— Ну а что с ним делать, — удивляется он. — Продаст, наверное?

— Я не собираюсь продавать наш нынешний дом, — говорит Ойген. — Если б его продать — можно было бы уже, пожалуй, начинать строиться… хотя всё равно вряд ли, конечно.

— А что ты собираешься с ним делать? — удивляется Северус, а Малфой согласно кивает:

— Конечно, незачем без нужды избавляться от недвижимости. Это же лучшее вложение! Пожалуй, даже выгоднее золота, если дом приличный.

— Это не вложение, — улыбается Ойген. — Хотя дом приличный. Я собираюсь его подарить. Вернее, передать в собственность по поддельному завещанию. Но если он тебе нравится, и ты хочешь оставить его себе, — говорит он Снейпу, — то разумеется, я просто тогда куплю какой-то другой и…

— Кому?! — невежливо обрывает его тот — Малфои — ни один — разумеется, подобного себе не позволяют, но видно, что им тоже очень хочется знать ответ.

— Миссис Тамарис, — улыбается Мальсибер.

— Что-то знакомое, — задумчиво говорит Снейп.

— Конечно, знакомое, — кивает Ойген. — Помнишь людей, любезно одолживших нам тела для путешествия? Мать с сыном?

— Да-а, — изумлённо говорит он — и на лицах Малфоев видно не меньшее удивление.

— Ну вот… что вы все так на меня смотрите? — в свою очередь, удивляется Мальсибер. — Неужели не понимаете?

— Откровенно говоря, нет, — отвечает за всех Люциус. — Ты не мог бы нам объяснить? Раз уж сказал?

— Ну… это обычная благодарность, — легко отвечает он. — Вольно или нет, но они помогли нам — и я хочу их отблагодарить. Что тут странного?

— Тебе не кажется, что это несколько слишком? — мягко интересуется Люциус. — Дело, конечно, твоё, но дом — это… весьма дорогой подарок.

— А сколько, ты полагаешь, стоит наша свобода? — так же мягко спрашивает его Ойген. — Сколько бы ты отдал за свою, Люциус? — добавляет он… и смеётся, стирая вдруг повеявший над столом холод. — Это не так уж и много, если подумать, — весело говорит он. — К тому же, я как-то получил дивное предсказание — и с тех пор, как ему следую, мне и вправду всегда везёт. А оно предписывает быть благодарным и щедрым, — весело добавляет он. — Наконец, она небогата, растит сына одна… тот как раз вот-вот станет подростком — ему нужна приличная школа, а в нашем районе как раз есть такая. С хорошей, кстати, бейсбольной командой — я полагаю, его туда возьмут. Пусть делом займётся, а то знаем мы, что бывает с юными и энергичными балбесами, — он снова смеётся. Неловкость замята — но память о его словах остаётся, и позже, оставшись один, Малфой много будет думать над ними, и вообще над этим его поступком.

Снейпу, пожалуй, проще:

— Я хочу поучаствовать, — говорит он, подумав. — И верну тебе половину суммы за дом. Сколько ты за него заплатил?

— Я не помню, — отмахивается тот. — Давай дома посмотрим? Я скажу, — обещает он — и переводит разговор на другую тему.

Позже, однако, когда все расходятся по своим спальням, Ойген приходит к Снейпу — тот почти ждёт его и не ложится, догадываясь, что на новом месте товарищ его просто так не уснёт.

— Не спишь? — заглядывает Мальсибер к нему в дверь.

— Тебя жду, — вполне честно отвечает он.

— Ты тоже полагаешь, что это слишком? — спрашивает Мальсибер, входя и устраиваясь в кресле в своей любимейшей позе: поперёк, перекинув ноги черед одну ручку и опершись спиной о другу, а боком привалившись к собственно спинке.

— Ты про дом? — они проговорили весь вечер почти обо всём на свете, но Северус достаточно хорошо знает друга, чтобы правильно его понимать в таких случаях. Тот и вправду кивает. — Ну, — задумчиво говорит он. — Во-первых, это исключительно твоё дело.

— Я знаю, — мягко кивает Мальсибер. — Ответь мне, пожалуйста.

— А во-вторых, я же сказал, что поучаствую. Как думаешь, почему?

— Кто тебя знает, — улыбается Ойген.

— Мне казалось, что ты, — насмешливо замечает Северус. — Я ошибся?

— Да нет, — он улыбается снова и вздыхает.

— Они не понимают — и не поймут. И слава Мерлину, — помолчав, говорит Снейп. — Чтобы понять — некоторые вещи нужно попросту пережить.

— Он ведь не злой и не жадный, — говорит медленно Ойген.

— Люциус? — тот кивает. — Нет, конечно. Но его не было в том ангаре, и в Париже не было тоже. Да и в Азкабане никто из нас пятнадцать лет не сидел — кроме тебя. Поэтому ему странно — что это твоё решение, что обнимание с эльфами… его всегда было, кому ждать.

— Родители умерли через пару лет после того, как я сел, — говорит тихо Мальсибер.

— Ты знал?

— Знал. Это мне сообщили, — горько говорит он. — Хотя новостей обычно туда не приносят. Они умерли, потому что я был в тюрьме — как они полагали, навечно… они думали, что для нас всё закончилось.

— И винили себя, — после паузы всё-таки говорит Северус.

— Да, винили, — печально соглашается Ойген. — Хотя зря… меня же не принуждал никто. Впрочем, я понимаю…

Они умолкают. Мальсибер выглядит грустным и словно бы постаревшим — то ли это место так на него действует, то ли сырая погода, то ли просто прошлое внезапно вернулось и напомнило о себе — но он непривычно печален и словно закрыт ото всех, и даже сидит, обхватив сам себя за плечи.

— Замёрз? — спрашивает его Снейп. Получив ответный кивок, накладывает на него согревающие чары, а потом и закутывает в плед — тот лежит в изножье кровати — причём руками, а не при помощи чар. Мальсибер зябко передёргивает плечами и благодарно кивает снова. Потом говорит:

— Ты меня извини… сам не пойму, почему вдруг так грустно… ведь всё хорошо. Я очень хотел вернуться сюда… и очень хотел их увидеть. И забрать всё хотел… и вот…

— Так бывает, когда все желания вдруг исполняются, — с непривычной в нём мягкостью говорит Северус. — И когда неожиданно возвращаешься в прошлое… Ты ведь давно забыл это всё — там, у нас, сейчас всё другое… а по родителям ты ведь даже и не отгоревал толком: полагаю, в Азкабане было не до того, а потом и подавно. Портреты остались?

— Да, — еле слышно отзывается Ойген. — Я говорил с ними сейчас… они мне очень обрадовались. Я… скучаю, — его голос срывается, и он отворачивается, пряча слёзы.

Снейп молчит: утешать он не умеет. Умеет как раз Люциус да сам Ойген — но первый тут будет сейчас неуместен, а второй сам в этом нуждается, потому Северус просто садится рядом и осторожно касается плеча Мальсибера. Тот не оборачивается, но накрывает его руку своей — холодной — и так и сидит, горько и тихо плача и пряча лицо в спинке кресла.