Исполнить обещанное (гет)

Дорогая, сядем рядом,

Поглядим в глаза друг другу.

Я хочу под кротким взглядом

Слушать чувственную вьюгу.

(Сергей Есенин)

Получив письмо Изабеллы, Нарцисса покачала головой, потом перечитала его снова, и отправилась искать Рабастана — они с Антонином Долоховым недавно как раз вернулись из Германии.

В комнате, которую занимал Басти, она его не нашла — видимо, уже выспался, и куда-то ушел. Темный Лорд велел ему немного отдохнуть, а вечером отправляться на площадь Гриммо — Булстроуд, который сегодня должен был дежурить, на рассвете нарвался на отряд авроров, не признавших власть Темного Лорда и перешедших на нелегальное положение, и теперь находился при смерти. Вообще, Ближний круг за последнее время понес ощутимые потери — только одна операция "Семь Поттеров" унесла жизни пятерых, Трэверс и Рудольфус Лестрейндж тяжело ранены, а ведь, похоже, все только начиналось...

Рабастан нашелся во дворе, где показывал Драко какие-то трюки на метле — Нарцисса вспомнила, что во время учебы в школе Лестрейндж-младший играл в команде охотником, и играл прекрасно. Как же давно это было...

Увидев Нарциссу, он спустился, слез с метлы и подошел к ней, приглаживая рукой взлохмаченные волосы.

— Басти, — произнесла она, оглядев его с головы до ног — сейчас он показался ей так похожим на озорного мальчишку, каким был когда-то. Да и Драко заметно оживился. — Ты к жене не собираешься?

— Собираюсь, — кивнул он. — А что такое? — он встревожился, и она поспешила его успокоить.

— С ней все в порядке. Она мне написала.

— Я к ней завтра пойду. Сегодня вечером я на Гриммо должен быть, с Яксли. Будем Поттера караулить, вдруг он там объявится... А что Изабелла пишет?

Нарцисса кратко пересказала ему содержание письма. Басти слушал, и все больше хмурился.

— Почему Яксли мне ничего не сказал? Где он, не знаешь?

— Не знаю, — Нарцисса пожала плечами. — К вечеру он точно будет, вы же с ним идете на дежурство, тогда и спросишь. Но ведь все обошлось, она дома, и мистера МакДугалла уже освободили. И она очень по тебе скучает, а ты ей даже не писал все это время. Она твоего ребенка носит, а ты о ней забываешь. Разве так можно?

Она укоризненно посмотрела на Басти.

— Я не забываю, Цисси. Всего несколько дней... И что хорошего я мог ей написать? Сама ведь знаешь... — он помрачнел.

— Видишь ли, ты ее беспокоить не хочешь, но она в любом случае будет беспокоиться.

— Цисси, я пойду к ней завтра, обязательно. Так уж получилось...

Яксли явился ближе к вечеру. Оказалось, что письмо Изабеллы он не видел, потому что в дни, предшествующие перевороту, был загружен свыше всякой меры.

— Вообще, разбор почты, — пояснил он, — входит в обязанности моего секретаря, который подобные жалобы на необоснованные аресты и произвол органов правопорядка откладывал в отдельную стопку, чтобы потом с ними разобраться. Да ведь и без того, — добавил Яксли, приосанившись, — только за несколько последних дней были освобождены десятки арестованных при прежнем министре.

А теперь на Яксли возложена еще и обязанность общего руководства работой по выявлению воровства магии. Да, комиссию возглавляет мадам Амбридж, а материалы для нее готовит Ранкорн, но координирует их действия не кто иной, как Яксли.

На дежурстве Корбан без умолку говорил о делах в Министерстве, главным образом о том, как сотрудники Министерства проявляют похвальную бдительность, выявляя затаившихся грязнокровок и предателей, и сигнализируя Ранкорну, о комиссии, которая сейчас работает без выходных. Потом ни с того ни с сего стал расспрашивать о семье Лестрейндж, и почему-то о Долохове. Басти слушал вполуха и отвечал в основном междометиями. "Вот зануда... — думал он. — Интересно, он о чем-нибудь другом, кроме работы, когда-нибудь говорит? Хотя, он же в Азкабане не сидел, да и в первую войну особо не высовывался, а сейчас хочет свое рвение показать". Наконец он не выдержал и спросил:

— Корбан, по-моему, от некоторых чистокровных вреда куда как больше... Кстати, вам не приходило в голову, что недобросовестные люди через вашу комиссию могут и личные счеты сводить? Не говоря о том, что это — новое поле для коррупции? Думаете, нельзя купить справку из архива о чистокровных предках?

— Ну что вы, Рабастан... Не ожидал, что вы будете рассуждать в духе Джагсона. А что касается... я и сам всегда готов пойти навстречу ценному сотруднику, и даже закрою глаза на...э-э-э... некоторые вещи (1). Но эта проверка выявит наиболее лояльных...

И он снова пустился в длинные рассуждения о том, как следует поощрять тех, кто вовремя сообщает о разного рода нарушениях. У Басти, которого и без того клонило в сон, уже начала болеть голова и нервно задергалась левая щека — тик, приобретенный в Азкабане, иногда напоминал о себе, — и он вознес хвалу Мерлину и всем Богам, когда утром наконец явились Амикус Кэрроу и Торфинн Роули, чтобы их сменить. Ни Поттера, ни кого-либо другого, входящего в дом или выходящего из него, они в ту ночь так и не увидели. "Наверное, мальчишка все-таки сбежал", — подумал Басти.

После дежурства он заглянул в Малфой-мэнор — умыться, побриться и вообще привести себя в порядок. Когда он уже вышел из замка, чтобы отправиться в Лондон, его догнала Нарцисса. В руках у нее была какая-то круглая коробочка, перевязанная золотистой ленточкой.

— Басти, передашь Изабелле от меня. Это пирог с черникой и сливочным сыром, очень вкусный... Лугнасад уже прошел, но все равно...

Басти кивнул и, взяв подарок Нарциссы, аппарировал к дому МакДугаллов. Позвонив в дверь, он подумал, что ни разу еще не приходил сюда днем.

Открыла ему сама Изабелла — и он, как всегда, когда видел свою жену после долгого отсутствия, поразился — как она красива... Но тут же заметил ее бледность, глаза, огромные из-за похудевшего лица, дрожащие губы. Она вскрикнула и бросилась к нему, стукнула его кулачком в грудь два раза, и заплакала, бессильно уронив голову ему на плечо:

— Почему ты так долго не приходил? И не написал даже...

Он перехватил руки жены, все еще сжатые в кулачки, поцеловал их, чувствуя себя безмерно виноватым, но прощенным и счастливым. И прошептал ей на ухо:

— Прости, моя хорошая... Я не мог раньше, так уж вышло...

Наконец-то он держал ее в объятиях, теплую, податливую, и такую родную, такую свою — его собственную, только ему принадлежащую... И пахло от нее теплом, чистотой и чем-то вкусным. Рабастан ласково провел рукой по ее груди и животу, и по охватившей ее легкой дрожи, по вырвавшемуся у нее стону понял, как она ждала его, как истосковалась по нему... А у нее и на самом деле утихла тревога и унялась мучительно сжимающая сердце тоска, стоило ей только ощутить его рядом. Она некоторое время так и стояла в прихожей, прильнув к нему всем телом и тихо не то смеясь, не то всхлипывая от радости.

— Изабел, — наконец произнес он, оторвавшись от нее. — Это тебе от Цисси...

Он протянул ей коробку, она непонимающе на нее посмотрела, потом улыбнулась, благодарно кивнув, передала коробку появившемуся эльфу и шепнула Рабастану:

— Пойдем...

Он пошел следом за ней на кухню, где мистер и миссис МакДугалл пили чай — видно, только что позавтракали. Констанция тут же разрезала пирог, присланный Нарциссой, а Изабелла принялась варить кофе. Рабастан поздоровался с тестем за руку, поцеловал руку теще и, хоть уже завтракал, но принял приглашение сесть за стол. Снова появился эльф, поставил перед гостем яичницу с ветчиной, блюдо с горячими только что испеченными булочками, сливки, масло и сыр — и, поклонившись, исчез.

Мистер МакДугалл отправился на службу, его жена вышла из кухни вслед за ним. Изабелла уже успокоилась, ее глаза засветились мягким светом, на губах дрожала улыбка.

— Басти, что с Руди случилось? Как он сейчас?

Рабастан рассказал жене о погоне, о том, как ранили Рудольфуса, как долго не могли определить, что с ним и как ему помочь, и наконец, как они с Долоховым отвезли брата в Германию.

— Хоть бы Руди там вылечили, — тихо сказала Изабелла.

— Вылечат, — уверенно кивнул он. — Кстати, нужно будет зайти в Гринготтс, перевести деньги... Давно я там не был. Вообще давно по Диагон-аллее свободно не ходил... — усмехнулся Басти, отодвигая опустевшую чашку.

Вновь возникший домовой эльф, увидев, что молодая хозяйка с супругом встали из-за стола, начал проворно убирать посуду. А Изабелла, взяв мужа за руку, повела его по коридору в свою комнату.

Оставшись наконец с ним наедине, она обняла его и, пряча лицо на его груди, спросила:

— Басти... ты любишь меня?

— Конечно, — не задумываясь, ответил он. — А почему ты спрашиваешь, милая?

Она посмотрела на него.

— Ну... ты ведь женился, чтобы обзавестись ребенком. Наследником...

Он, сев на кровать, посадил ее к себе на колени.

— Вообще-то люди обычно для того и женятся, чтобы иметь детей, — с мягкой усмешкой сказал он ей таким тоном, каким обычно малышам объясняют прописные истины. И добавил уже серьезно: — Я тебя люблю, Изабел. Если бы ты знала, как мне не хочется уходить от тебя...

Продолжая говорить, Рабастан расстегивал пуговицы ее пеньюара, открывая пышную бело-розовую грудь, с потемневшими сосками, похожими на спелые ягоды. Он осторожно прикоснулся губами сначала к одной, потом к другой. Изабелла прерывисто вздохнула и прижала его голову к своей груди, ее пальцы запутались в его волосах.

Басти взял жену на руки и уложил на кровать, она подвинулась, чтобы он мог лечь рядом. Снимая мантию, он вдруг на мгновение замер, словно пораженный какой-то внезапной мыслью, и спросил:

— Изабел... а тебе вообще-то можно? Я только что об этом подумал...

— Конечно, можно... Я бы сказала тебе, если нет, — она застенчиво улыбнулась и притянула его к себе.

Потом, глядя на лежащую рядом жену, Басти подумал, что на всю жизнь запомнит это утро, комнату, залитую ярким солнцем, разрумянившиеся щеки Изабеллы, ее глаза — они сейчас казались темными и глубокими, как речные омуты — и зайчиков, играющих в ее белокурых волосах, на зеленой шелковой ткани пеньюара и на ее коже, еще нежнее, чем шелк... И у него почему-то сжалось сердце, когда он понял, что и сегодняшний день — тоже пройдет, станет невозвратным прошлым.

Но это было мимолетное чувство, и оно прошло без следа. Изабелла, склонившись над ним, пальчиком вырисовывала на его груди какие-то неведомые иероглифы, а он чувствовал, что у него закрываются глаза и он сам как будто куда-то уплывает, но ничего не мог с этим поделать.

— Басти, — вдруг сказала она, — а почему тебя так назвали? Что значит твое имя? Я давно хотела тебя спросить.

— Мое имя... — он открыл глаза, — мне его дал нарицатель — как и Руди — по обычаю (2). То есть, сначала было — Растабан, это звезда, Бета Дракона. Но она несчастливая... Нарицатель так и сказал, что я под несчастливой звездой родился. А мама тогда провела какие-то расчеты и поменяла порядок букв. Сказала, что должно помочь.

— Ой, — вздрогнула Изабелла. — Я не хочу к нарицателям обращаться... Давай не будем, а имя малышу сами придумаем?

— Давай, — улыбнулся он и снова закрыл глаза.

Через несколько минут она, увидев, что он спит, осторожно встала, стараясь не разбудить его, застегнула пеньюар и укрыла Рабастана пледом. Потом вынула из шкафчика несколько детских распашонок, которые они с мамой уже успели сшить вчера, и, сев у окна, начала вышивать белыми с серебром нитками защитные руны. Сначала тихо, нараспев проговаривала заклинание, а уже потом протыкала ткань иголкой с нитью.

Примечания:

(1) В 7 книге Яксли выговаривает Рону (который под обороткой в образе сотрудника отдела магического хозяйства Кроткотта), что если его жена попала на комиссию по магглорожденным, то Кроткотт тем более должен постараться, если не хочет усугубить положение своей жены. Можно сделать вывод, что Яксли был склонен закрыть глаза на происхождение тех, кто мог ему угодить или быть полезен.

(2) Нарицатель — волшебник, который дает имя новорожденному и предсказывает судьбу (Поттермор). С именами братьев Лестрейнджей вопрос интересный, поэтому я и предполагаю, что имена им дал нарицатель. Рабастан — действительно очень напоминает искаженное название звезды Растабан, которая считается несчастливой. Рудольфус (или Родольфус) — это христианизированный вариант древнегерманского имени Рудольф.