Под куполом (гет)

Гермиона

Гермиона судорожно дергает ключ зажигания. Фары, включившись на мгновение, прорезывают плотный туман и тут же гаснут. Она переглядывается с Малфоем, который, задрав рукав пальто, почесывает обнаженный участок руки, и тот сразу покрывается волдырями. Туман действительно ядовит, и бундимуны чувствовали это. Нужно попробовать завести машину, иначе они так и останутся в самом эпицентре. И Гермиона, глубоко выдохнув, спокойно и напористо поворачивает ключ. Машина фырчит, но все-таки заводится, и на приборной панели разом загораются значки. Гермиона сразу ищет метку уровня топлива. Отец всегда говорил, что сперва нужно убедиться, что у тебя достаточно бензина, чтобы отправляться в путь.

Стрелочка замирает на уровне чуть ниже половины бака.

Отец также говорил, что метки могут врать.

— Попробуем доехать до Питерборо? — неуверенно предлагает Малфой, недоверчиво переводя взгляд с нее на руль и обратно. — Оно вообще сможет поехать?

— Очень далеко не уедем, — Гермиона пытается прикинуть, на какое расстояние им хватит половины бака. — Думаю, наш предел — двести пятьдесят миль или чуть больше. Не думаю, что мы встретим заправки с бензином. Наверняка уже все украли.

Малфой что-то отвечает, но Гермиона полностью сосредотачивается на машине. К счастью, им попался автомат — на механике они бы никогда в жизни не уехали. Она вцепляется в руль и поворачивает его в сторону шоссе, а потом осторожно нажимает на педаль. Машину тут же дергает, и краем глаза Гермиона замечает бледное лицо Малфоя. Как тяжело жить только в мире магглов или только волшебном: обязательно что-то упустишь. По ее мнению, полукровкам повезло больше всех!

Первые минут пятнадцать их болтает по дороге, и Гермиона радуется, что кроме них на ней больше никого нет. В конце концов она занимает положенную полосу и слегка расслабляется, не превышая скорость в тридцать миль. Лучше тащиться, чем врезаться в дерево или столб.

Малфой смотрит на нее с плохо скрываемым восхищением. Она сама точно так же смотрела на Рона, когда он делал то, на что, казалось, был неспособен.

— Прекрати, — произносит она тихо. — Я отвратительно вожу, уже наехала на сплошную, выскочила на встречную полосу и создала с десяток аварийных ситуаций.

— Главное, что ты едешь, Грейнджер, — отвечает он сдержанно. — Плевать, хорошо или плохо. Думаю, твой отец бы гордился тобой. В таком-то тумане. На чужой машине. Это тебе не Уизли с Поттером на летающей развалюхе с собственными мозгами.

Гермиона краснеет, надеясь, что Малфой этого не заметит. Ей приходится снять варежки, чтобы лучше держать руль, и теперь ее руки тоже покрыты чешущимися волдырями.

— Поверь мне, гной бубонтюбера был гораздо хуже, — замечает она, когда Малфой, морщась от боли, рассматривает красную кожу. — Как только выедем из зоны тумана, я достану мазь. Прихватила на всякий случай, и надо же…

Малфой недовольно хмурится.

— Что за история с гноем бубонтюбера?

— Скитер написала статью, что я разбиваю Гарри сердце, уйдя от него к Виктору, а его поклонница решила, что я обнаглела, и захотела мне об этом сказать через письмо, полное гноя, — Гермиона немножко прибавляет газ. — Самое ужасное, что из-за этого я написала контрольную по чарам на три балла ниже, чем могла бы, потому что у меня болели руки.

Малфой несколько секунд кривит губы, глядя в окно, за которым плывет желтый туман, потом, не выдержав, громко смеется. Гермиона смотрит на него сердито и чуть не улетает в канаву.

— Мерлин святой, — Малфой откидывается на сидение насколько позволяет прозрачный пузырь, продолжая смеяться. — Вы с Поттером — парочка? Ничего глупее в жизни не слышал. А Крам? Он же только и умеет, что держаться на метле с каменным лицом и ловить снитчи. Но все было бы не так смешно, не умудрись ты увлечься Уизли…

— Малфой!

— А вот гной бубонтюбера — это отвратительно, — Малфой становится серьезным. — Мне кажется, я помню эту статью. Там еще Паркинсон авторитетно заявляла, что ты варишь любовное зелье, чтобы привораживать парней.

Гермиона фыркает.

— Каждый вечер тренируюсь.

— Любопытно, чем сейчас занимается Скитер, — Малфой с интересом нажимает на какую-то кнопку на торпеде, и салон заполняет звук неработающего радио. — Это что за чертовщина?

Гермиона не успевает ответить, потому что они наконец выныривают из тумана как из мутной желтоватой воды, и видимость сразу улучшается. Постепенно сгущаются сумерки, и с неба начинают падать крупные мокрые снежинки. Они решают свернуть на обочину и немного передохнуть.

— Грейнджер, я еще ни разу не пожалел, что пришел за помощью к тебе, — Малфой разминает шею, когда Гермиона освобождает их от пузыря. — Я не могу представить себе другого человека, который умел бы столько же, сколько ты.

Она не отвечает. Если бы они были в школе, она бы решила, что он подлизывается с какой-то целью, но сейчас, посреди пустого шоссе, бегущего в никуда, его серые глаза совершенно серьезны и искренни. От этого ей становится неуютно. Приходится признать, что Малфой умеет поднимать настроение, умеет брать инициативу на себя, терпеть трудности и защищаться. И это все — положительные качества. Его уголек спасения собственной души постепенно разгорается.

— Спасибо, — отвечает она тихо, направляя палочку внутрь сумочки. — Приятно, когда тебя ценят, а не воспринимают как должное. Акцио, мазь!

Они с наслаждением размазывают липкую белую субстанцию по поврежденным участкам кожи. Гермиона с сожалением думает, что захватила всего один тюбик, а ведь такой туман может встретиться им еще не раз. Можно, конечно, попробовать сделать свою собственную, но для этого нужны специальные ингредиенты, а в Косой переулок уже не заглянешь.

Решив не тратить газовые баллончики, они собирают немного веток и хвороста и разводят огонь, чтобы поджарить хлеб и ветчину. На вечер Гермиона думает сварить рис и добавить туда овощи. Нужно хоть где-нибудь раздобыть нормальное мясо, но, скорее всего, не удастся. Только если охотиться, но кто знает, можно ли сейчас есть животных.

Проехав еще несколько миль, они замечают вдали сетчатый забор, преграждающий дальнейший путь, и несколько человек с ружьями наперевес. На груди у них висят противогазы.

— Ни в коем случае не говорим про магию и откуда мы. Врем по твоему сценарию: мы едем к твоей тетке в Йорк из Барнета, — быстро произносит Малфой, приглаживая волосы. — И мы встречаемся, поэтому едем вместе. Бисерная сумочка у тебя где?

— Под рукой, но я успею запихать ее в носок, — Гермиона глушит двигатель и быстро расстегивает сапог, наблюдая, как к ним направляются два рослых мужчины. — Кинжал у тебя?

Малфой сосредоточенно кивает, и они оба выходят из машины.

— Откуда и куда? — мужчина повыше наставляет на них ружье. — И с какой целью? Машина ваша?

— Нет, — Малфой снова заговаривает первым. — Нашли по дороге, пытаясь скрыться от тумана. Направляемся в Йорк, там живет тетка моей девушки.

Мужчина качает головой, глядя на машину.

— Много у вас в баке?

— Треть осталась, — отвечает Гермиона спокойно. — Вероятно, вы знаете, где можно заправиться?

Мужчина опускает ружье и отрицательно мотает головой.

— Увы. Ближайшая заправка с оставшимся топливом далеко. А вы не встречали группу уродов? Семь парней, предводитель — темный рослый подонок. Они украли у нас часть урожая и порезали двух женщин.

— Видели их мельком, когда шли по тропе параллельно дороге, — Малфой врет, потому что пришлось бы пояснять, как они вдвоем расправились с семью бандитами. — Они тащили какие-то мешки.

Мужчина зло топает ногой.

— Уроды! Я Сэм, — представляется он и указывает на напарника: — Это Майкл. У забора — Джон и Джош. Не переживайте, ребята, мы не обидим. Вижу по глазам, что вы готовы к самому худшему. Поверьте, худшее ждет вас еще впереди, а мы здесь как раз помогаем тем, кто попал в беду или нуждается в передышке. Пойдемте со мной, а парни останутся сторожить въезд. Машину можете бросить прямо тут, до Йорка вы на ней все равно не доедете.

Гермиона, искоса взглянув на Малфоя, идет вслед за Сэмом по узкой глиняной тропинке, бегущей по полю с пожухлой травой. Шоссе остается за спиной, и Гермиона чувствует, что Малфою хочется свериться с картой, но он не решается доставать ее при незнакомце. Они пересекают поле с сиротливыми загонами для скота и выходят на не слишком широкую асфальтовую дорогу. По сторонам тянутся типичные для небольших английских городков дома, выкрашенные в серый или бежевый цвет. Окна плотно занавешены, и на улицах — никого. Пройдя по извилистой дороге, они пересекают мост над рекой Нен и уже входят в историческую часть Питерборо.

— Туман идет, — Том кивает на густую желтую массу, плывущую к ним с мутной реки. — У вас есть защитные костюмы и противогазы? Нет? Мы обеспечим.

— Насколько опасен туман? — влажный ветер ударяет ей в лицо, и Гермиона вдыхает эту зимнюю влагу.

— Смертельно. Один-два вдоха — и ты труп. А мы и так подвержены туманам: город-то на бывших Фенских болотах стоит.

Гермиона бросает взгляд на Малфоя. А ведь она вспомнила это чертово заклинание пузыря только под самый конец, хотя сама предлагала его Гарри перед Турниром трех волшебников. Едва не погибли, получается.

Старая часть города приходится Гермионе по вкусу: двухэтажные дома из светлого камня, старинные ворота и собор, без которого не обходится практически ни один городок, имевший какое-то значение в прошлом страны.

Сэм гордо машет в сторону готического портала:

— Один из самых древних, строительство началось в двенадцатом веке. Кстати, здесь хранятся останки Екатерины Арагонской, если вы о ней знаете. У вас еще будет время осмотреть здание: все новички останавливаются внутри, там обустроена больница и приют для путешественников. В дома, даже пустые, мы не пускаем, научены горьким опытом воровства…

Вслед за Сэмом они заходят в собор с бокового входа. Внутри царят сумерки, пахнет ладаном, свечами и тем сыроватым запахом камня, который существует только в подобных сооружениях. Сэм передает их старушке в монашеской одежде и, махнув рукой, уходит. Им выдают защитные костюмы и показывают загороженное ширмами место у западного входа, где можно переночевать и перекусить.

Гермиона садится на узкую жесткую кровать и устало выдыхает. Малфой напротив нее снимает пальто, ботинки и вытягивается на кровати, заложив руки за голову. Он долго рассматривает собор, скользя взглядом по колоннам в центральном нефе, а Гермиона успевает сходить за ужином и ставит на маленький столик поднос с дымящимся супом и двумя кусочками хлеба. Старушка, разумеется, пообещала вечерний чай.

— Маме бы понравилось, — Малфой неохотно садится и берет в руки миску. Потом осторожно нюхает суп. — Она обожает готику.

Гермиона смотрит на него исподлобья, увлеченно поглощая жидкую похлебку. После этой поездки на машине у нее почти не остается сил.

— Твоя мама спасла Гарри жизнь, — произносит она тихо. — И еще она красивая женщина. Больше я ничего о ней не знаю, но, думаю, она очень сильно тебя любит.

Малфой поднимает глаза.

— А я оставил ее.

— У тебя не было выхода. И твой отец…

— Он болен, — перебивает Малфой и снова утыкается взглядом в миску. — И не сможет ее защитить. У них нет палочек. Боюсь, он вообще умрет, пока мы тут разбираемся с гоблинами.

Гермиона ерзает на кровати. Она все еще недостаточно хорошо знает его нынешнего, чтобы подобрать нужные слова утешения или одобрения, а неправильные прозвучат глупо. Малфой замечает ее терзания и кривит губы.

— Брось, Грейнджер, слова все равно пусты и не помогут.

— Я просто хочу сказать, что мне жаль твоих родителей, и я надеюсь, что мы сможем все исправить, — она слегка смущается, но не отводит глаз от его лица. — Честное слово, Малфой.

Не ответив, он ставит пустую миску на стол и снова устало растягивается на кровати. Гермиона относит посуду обратно старой монашке, а потом некоторое время рассматривает собор, и по коже почему-то бегут мурашки. Тихо, умиротворяюще и величественно. Здесь пережидали войны и эпидемии, здесь прощали, просили и просят от самого сердца. И Гермиона тоже просит — у кого-то неведомого — чтобы им повезло.

— Потрясающе, — произносит она, заглядевшись на потолок так, что у нее затекает шея.

— Такой потолок называется веерный, — Малфой внезапно оказывается у нее за спиной. — Один из самых изящных. Мама говорит, что они, в основном, встречаются только в Англии, но она не так много путешествовала и поэтому может ошибаться.

Они блуждают по собору вдвоем: Малфой негромко рассказывает то, что знает, а Гермиона внимательно слушает, потому что никогда не увлекалась архитектурой и теперь жалеет, что не уделила этому хоть немного времени. Но слушать Малфоя ей нравится: он уверен в том, о чем говорит, и явно увлечен своей темой. Рон бы сейчас только закатил глаза и заявил, что от этих знаний у него сводит живот.

— Гробница Екатерины Арагонской, — читает Гермиона шепотом, и ее шепот уносится высоко под своды здания. — Несчастная женщина, которая постоянно молила о любви, а ее выкинули за ненадобностью лишь потому, что она не могла родить мальчика. Если бы Генрих только знал, что это и его вина!

Малфой пожимает плечами.

— Выпрашивать любовь — заведомо провальное дело, Грейнджер. На ее месте нужно было уйти с гордо поднятой головой и наплевать на этого Генриха. Все эти мечты о том, что кто-то может тебя полюбить за что-то — полная чушь. Любовь или есть, или нет. Ни за что и ни по какой причине.

Они ложатся довольно рано, выпив ароматный чай, и почти сразу засыпают, слушая тишину, иногда прерываемую шепотом и гулким звуком шагов. Гермионе кажется, что она давно не чувствовала себя настолько спокойно и защищенно.

Драко

Когда Драко просыпается, Грейнджер, конечно, уже нет на месте. Часы показывают девять утра, и собор снова полон самых разных звуков и запахов. Он медленно одевается и идет на звук звенящей посуды. Грейнджер сидит за одним из длинных столов наподобие тех, что стояли у них в Хогвартсе, и разговаривает с русым парнем в защитном костюме зеленого цвета. Драко молча берет у монашки тарелку с овсяной кашей и садится рядом с Грейнджер на жесткую скамью.

— Мы с Майклом говорили о местном режиме, — Грейнджер выглядит заинтересованной. — Оказывается, их коммуна поделена на разные виды труда. Дети помогают по мелким делам и много учатся, женщины ведут основное хозяйство, а мужчины занимаются животными и охраной. Все получают равные порции еды и живут в равных условиях, и самое интересное — эти правила работают.

— Великолепно, — выдавливает Драко, погружая чуть гнутую алюминиевую ложку в густую кашу, которая выглядит не особенно аппетитно.

Только Грейнджер, конечно, может радоваться всякой ерунде вроде равных правил в идеальной среде. Впрочем, стоит ли удивляться, если вспомнить ее попытки основать Г.А.В.Н.Э, куда даже Поттер с Уизли побоялись вступать?

— Увидимся вечером, — Майкл широко улыбается, и Грейнджер приветливо улыбается в ответ.

— Он к тебе клеится, — изрекает Драко, мрачно пробуя кашу на вкус и морщась. — Какая гадость.

— Не выдумывай, — Грейнджер, разумеется, сразу отрицает очевидное. — Мы просто разговаривали, и, кстати, в полдень нас ждет Сэм. Они обещали придумать способ отправить нас в Йорк.

— У них все женщины страшные и усталые, потому что пашут в своем восхитительном равенстве с утра до ночи, — Драко делает еще одну попытку поесть, но тут же отставляет тарелку. — А тут появляешься ты: красивая и слегка утомленная вождением автомобиля.

Грейнджер резко задирает голову и смотрит на своды собора.

— Жду, когда на меня обрушится небо, — язвительно замечает она. — Услышать от тебя, что я красивая. Вот, кажется, вижу, как откалываются камни…

Драко молча поднимается из-за стола, держа тарелку с недоеденной кашей, и Грейнджер остается за спиной. Да, пожалуй, она права: он и сам не ожидал от себя таких слов. С другой стороны, он не соврал. Думая о том, как отвратительно выглядит он сам в этом старом свитере и брюках, Драко тяжело выдыхает. Однажды, может быть, все вернется на свои места.

Они выходят на улицу, надев защитные костюмы и держа в руках противогазы. Грейнджер долго показывала, как правильно их надевать, и ее волосы, и так привычно растрепанные, теперь торчат во все стороны пушистой копной.

Городок кипит жизнью: дети, с раннего утра ушедшие в школу, теперь возвращаются и сразу бегут помогать взрослым. Кто-то подметает дорожки, кто-то бежит с горой грязного белья. Женщины трудятся в основном в теплицах и на кухнях, некоторые из них тоже носят военную форму, потому что мужчин как всегда меньше. Драко с трудом уговаривает Грейнджер не увлекаться бесполезной помощью.

— Ты видел, сколько у них дел? Электричества нет, воду приходится таскать из источника…

— Грейнджер, наша задача — вернуть миру все блага, а не помогать ему выживать в дерьмовых условиях, — Драко шагает по мокрой дороге по направлению к дому Сэма. — А то, что они живут так мирно — так это ненадолго. Пока что всех устраивает равенство и тяжелый труд, а потом кому-нибудь обязательно захочется отдохнуть. Идеальных систем не существует.

Грейнджер сердито пожимает плечами, потому что ей хочется верить в обратное, и это нормально. Мечта дает надежду, но стоит все же отделять мечту от иллюзий. Ему самому удалось это не с первого раза, не говоря о последствиях…

Сэм и Джош уже ждут их, разложив на столе несколько карт. Рядом с ними Драко чувствует себя так, словно ему не восемнадцать, а тринадцать. Они выглядят очень взрослыми, хотя на самом деле им не больше двадцати пяти, но форма и оружие придают куда более солидный и воинственный вид, чем его старый свитер и потертые брюки.

— Завтра мы отправляемся в Йорк за припасами на вагонетке, она двигается на угле, а его пока достаточно, и как раз готовы взять вас с собой, — Джош показывает на карте станцию в Йорке, куда они прибудут. — Путь не очень далекий, всего часа три, но по дороге могут случиться разные вещи, предсказать их заранее невозможно. Туман сводит с ума животных и людей. В прошлый раз мы видели ходячего мертвеца….

Сэм машет на него рукой.

— Нет никаких ходячих мертвецов, Джош. Вам с Дином просто показалось. Вагонетка отправится утром, в семь часов. Пойдет?

Драко кивает одновременно с Грейнджер. То, что им предлагают — если, конечно, здесь нет подвоха — идеальное решение. Своим ходом они бы добирались явно дольше.

— И приходите сегодня на танцы, — кричит им вдогонку Сэм, когда они уже выходят за двери. — Вторая улица направо от собора, дом с белым львом на фасаде.

Драко на ходу разглядывает противогаз: вот он, современный шлем, современная маска чумного доктора, безобразная и безликая, как и изменившееся человечество. От соборов — к коробкам из блоков и стекла, от доспехов и роскошных платьев — к одинаковым костюмам и коротким юбкам. Скудно и скучно.

Грейнджер тащит его в библиотеку, которая расположена в здании рядом с собором, тоже в готическом стиле. Книжные стеллажи убегают вдаль, и здесь даже мадам Пинс почувствовала бы себя счастливой. Драко бродит среди них, читая названия книг. Сколько труда — и для чего? Чтобы мир захватили гоблины. Или кто-нибудь еще. Наверное, поэтому нужно жить настоящим, а не строить бессмысленные теории.

— Я подумала, что ты никогда не читал маггловскую литературу, — Грейнджер находит его около секции истории. — И прихватила несколько самых лучших книг с собой.

— То есть украла.

— Позаимствовала, — она упрямо трясет головой. — Я расписалась в формуляре, что верну эти книги через два месяца. В конце концов, их здесь никто не читает, стеллажи в самом конце вообще затянуты паутиной. А нам как-нибудь придется коротать вечера. Боюсь, их будет много.

Драко поджимает губы. Как она беззастенчиво берет то, что ей нужно, обещая вернуть, хотя сама прекрасно понимает, что они вряд ли еще раз попадут в Питерборо. С другой стороны, она права: люди почти не читают сейчас, когда на кону стоит выживание. Там, за сетчатым забором тебя пытаются убить или подонок, или туман, или стая докси. Кому придет в голову читать Шекспира?

Он сам ни на какие танцы, разумеется, не собирается. Но Грейнджер предлагает пойти, чтобы немного отвлечься, и, по ее мнению, не прийти значит проявить неуважение к приглашающим. Драко наотрез отказывается, и Грейнджер, прихорошившись, уходит одна.

Он некоторое время бродит по собору, внимательно разглядывая витражи, своды и средневековую скульптуру, потом переводит взгляд на наручные часы: Грейнджер ушла полчаса назад, и ему становится неспокойно. Одернув свитер и расчесав волосы старым гребнем, который на прощание сунула ему в карман мать, Драко выходит из собора и торопливо идет по мощенной булыжником улочке. Дом с белым львом на фасаде оказывается сразу за углом: типичный английский домик, какие строили в шестнадцатом веке.

Грейнджер он находит не сразу, проталкиваясь через толпу веселящихся людей. Веселье в этом мире кажется ему невозможным и неестественным, и улыбающиеся лица выглядят для него уродливыми гримасами. Грейнджер стоит около барной стойки, нерешительно сжимая в руках бокал с вином.

— Что, присоединимся? — Майкл, который, разумеется, не отлипает от нее, указывает широкой ладонью на танцующих. Драко не нравятся его блестящие глаза.

— Она со мной, — Драко выдавливает из себя вежливый тон вместе с улыбкой и протягивает Грейнджер руку.

Она тут же смущается и переводит взгляд с него на Майкла и обратно. И все-таки кладет свою ладонь на его, позволяя увести себя в толпу. Музыка меняется с веселой на медленную и романтичную, и Драко выжидающе смотрит на Грейнджер. Та невозмутимо кладет руки на его плечи, и они оба чувствуют на себе пристальный взгляд разочарованного Майкла.

— Не давай мужчинам ложных надежд, — замечает Драко тихо, когда они плавно двигаются под музыку. — Особенно когда ты одна.

— Я не одна, — отвечает она тихо, и он с интересом вглядывается в ее карие глаза. — Я с тобой, а ты хорошо вживаешься в роль моего парня. Я бы поверила.

Драко хмыкает. Его руки лежат на ее тонкой талии, спрятанной под плотным вязаным свитером, и он чувствует аромат ландыша на ее волосах. Да, пожалуй, из всех женщин здесь Грейнджер — самая привлекательная. Драко вспоминает, как они танцевали с Паркинсон на Святочном балу. У нее была чудовищная малиновая мантия, губы накрашены такой же малиновой помадой, но он все-таки умудрился ее поцеловать, и весь оставшийся вечер она была невероятно горда собой. Поцеловаться с Малфоем, невиданно жалкое достижение.

— Тоже вспоминаешь Святочный бал? — спрашивает она шепотом.

— Да.

— Я тогда пришла с Крамом. Рон ужасно взбесился и все испортил. Помню, как я потом рыдала и не могла уснуть, — Грейнджер вздыхает. — У него есть дурацкая привычка ляпнуть что-нибудь не подумав.

— Видимо, от осознания, что он тебя недостоин, — Драко кривит губы. — Ему бы обратить внимание на какую-нибудь Патил или Браун. О боже, умер мой пушистик! Предсказания сбываются!

Грейнджер явно собирается рассердиться, но невольно смеется над его тоном, передразнивающим Браун.

— Не припомню предмета, который был бы глупее Прорицаний, — Драко вспоминает сладкий запах, витавший в классе профессора Трелони, и Грейнджер согласно кивает. — Хочешь передохнуть?

Она опускает руки и неуверенно поводит плечом. Драко кажется, что она расстроена, как и он — из-за этой музыки и наигранного веселья. Но наигранно оно только для них двоих, собирающихся двигаться дальше, потому что остальные иначе не могут: тянущаяся рутина обязана прерываться любой радостью, даже лживой.

Они возвращаются в собор, и Драко начинает скучать по палатке. Там всегда был горячий душ и собственная кухонька, а здесь лишь душевая — для мужчин и женщин — без кабинок. Он специально дожидается полуночи, чтобы на всякий случай не пересечься с еще одним новеньким, прибывшим утром.

— Малфой, — шепот Грейнджер в темноте заставляет его вздрогнуть. — Я рада, что ты пришел на танцы.

Не сразу, но он отвечает вопросом:

— Почему?

— Я хотела прийти лишь из вежливости, — голос у нее искренний. — Женщины смотрели на меня с неприкрытой неприязнью, Майкл — так, словно я пришла к нему на свидание. Я уже думала, как бы поскорее от него отвязаться, и тут появился ты.

Драко вешает полотенце на стальную спинку кровати.

— Они тут все делают вид, словно знают нас, с кем бы я ни говорила, но это неправда, и там, в баре, я так остро почувствовала себя чужой и одинокой, — у нее дрожит голос. — Подумать только, мы сбежали всего девять дней назад! Как будто целая вечность прошла. И мне показалось, словно я на мгновение потеряла себя. А когда ты пришел, вдруг стало спокойнее.

Драко забирается под одеяло и поворачивается к очертаниям ее лица в темноте.

— Мы должны держаться вместе, Грейнджер. Во всяком случае, я знаю о тебе практически все. Например, что Флитвик поставил тебе сто двадцать баллов из ста возможных. Это до сих пор не дает мне покоя.

Грейнджер тихо смеется, и он прислушивается к ее смеху. Они еще немного разговаривают про первый год в Хогвартсе, обмениваясь впечатлениями о самых первых уроках, и Драко на несколько счастливых мгновений погружается в прошлое, где он еще мог все изменить легко и просто, а не через боль и кровь.

Но люди практически всегда учатся на своих ошибках.

Гермиона

Ей снится Гарри, окруженный каменными стенами. Гермиона никогда не была в Азкабане, но ей кажется, что это именно тюрьма. Гарри смотрит на нее так, словно видит перед собой и пытается что-то рассказать, но его рот только открывается и закрывается — а слов она не слышит. Потом в лицо будто ударяет темная морская вода, и Гермионе снится, что она действительно задыхается.

Она вскрикивает и просыпается, резко садясь на кровати. Вокруг нее — все тот же собор и та же темнота с запахом ладана.

— Грейнджер, что случилось? — в голосе Малфоя звучит неподдельное беспокойство.

Выдохнув, Гермиона отзывается:

— Кошмар приснился — про Гарри. Словно он в Азкабане, и вокруг вода, холодная вода. Больше всего я боюсь, что это окажется правдой.

— Поттер, конечно, великий волшебник, — в голосе Малфоя звучит сарказм, — в арсенале у которого три заклинания с обезоруживающим во главе, но сомневаюсь, что он может посылать тебе сообщения через такое расстояние и притом во сне. Это просто кошмар, Грейнджер.

Она прикрывает глаза, откидываясь обратно на подушку.

— Ты прав. Крестражи уничтожены, да и мы с Гарри никак не связаны…

— Крестражи?

Гермиона до рассвета рассказывает Малфою о крестражах и Дарах Смерти, одновременно успокаиваясь. Малфой слушает внимательно, не перебивая, и только на моменте с Бузинной палочкой громко усмехается:

— И Поттер вот так просто положил ее обратно в гробницу? Чудеса.

Гермиона не отвечает, прокручивая в голове воспоминания о первых днях после Битвы за Хогвартс. Им казалось, что ничего не изменилось, а изменилось абсолютно все. И все с этим согласились и с энтузиазмом принялись жить в дивном новом мире. Какое-то время и ее устраивал тот суровый строй, который ввели якобы для всеобщей безопасности. Но ведь некоторых сотрудников Министерства явно держат под заклинаниями, а если вспомнить Кингсли… Во главе страны стоят марионетки, и все им верят. Впрочем, в войну происходило то же самое.

Утром она с трудом открывает глаза. Малфой уже собирает вещи, переодевшись, и Гермиона несколько секунд наблюдает за ним. Каким уверенным в себе он показался ей вчера. Пришел и протянул ей руку, не став задираться с Майклом, как это обязательно бы сделал Рон. Рон всегда подсознательно не уверен в себе, несмотря на все бахвальство: слова Скитер о том, что он «в тени друга», еще сидят где-то глубоко внутри него, и требуются время и собственная взрослая жизнь, чтобы осознать самого себя. У Малфоя такой проблемы нет. Ему не на кого оглядываться.

Маленькая железнодорожная станция расположена совсем недалеко: они проходят по главной улице Питерборо, оставляя собор позади, и выходят на обычную дорогу с круговыми перекрестками. Вагонетка уже ждет их, прицепленная к паровозу, фыркающему дымом. Гермиона первая забирается по ступеням внутрь, Малфой следует за ней, держась за перила. Машинистом выступает Сэм; Джон и Джош занимают боковые места, и крошечный поезд трогается со станции, постепенно набирая скорость. За грязным окном мелькают одинокие дома с разбитыми стеклами и брошенные авто с открытыми дверцами. Людей — нет. Только одинокое стадо диких кабанов, ищущих еду.

— Заметил примерно, где они? Можно подстрелить, — Джош оглядывается в поисках карты.

— Да они через пять минут уже ускачут, — машет рукой Джон, открывая книгу с замусоленными страницами. — Расслабься. Нам еще часа два трястись.

Йорк встречает их красотой старинного вокзала и уже ставшей привычной тишиной. Попрощавшись с парнями, Гермиона с Малфоем идут вперед, ориентируясь на указатели. Поплутав по безлюдным улицам, они останавливаются у торгового центра, чтобы свериться с картой, и Гермиона пихает Малфоя локтем.

— Что?

— Магазин одежды, — она кивает на витрину. — Еще не полностью разграбленный. Может быть, присмотрим что-нибудь для себя? Впереди зима, пара лишних свитеров и курток не помешает. Правда, денег у меня на них нет, но они нам действительно нужны, в отличие от большинства мародеров.

Малфой смотрит на нее с сомнением, потом согласно кивает и первым заходит в здание через сломанные двери. Они завороженно ходят среди пыльных вешалок и полок, разглядывая уцелевшие товары. Потом расходятся: Гермиона идет в женский отдел, Малфой — в мужской. Она набирает все, что, на ее взгляд, может пригодиться, на всякий случай прихватив два красивых платья.

Однажды зима должна закончиться.

Малфой ждет ее у кассы, где они договорились встретиться, в новом шоколадном свитере и темно-коричневых зимних брюках, которые ему вполне идут. Он даже выглядит иначе, но как именно, Гермиона не успевает заметить. Что-то мелькает в его серых глазах и исчезает.

— Чувствую себя вором, — сообщает он вскользь.

— Я тоже, — Гермиона неуверенно переступает с ноги на ногу. — Может быть, посмотрим, что осталось в супермаркете? Конечно, все самое нужное уже утащили. Но нам рано или поздно придется пополнять запасы еды.

Они проходят по пустынным коридорам мимо разбитых витрин остальных магазинов. Люди унесли все, что могли, включая технику, хотя электричества здесь давно нет. В обувном остались только летние босоножки и туфли на каблуках, но они с Малфоем все-таки умудряются найти по паре уродливых запасных ботинок.

В супермаркете совсем темно, и им приходится прошептать «Люмос!», чтобы хоть как-то сориентироваться среди почти пустых полок. Все, что им достается — это несколько банок консервированных овощей, две пачки риса, пачка спагетти, закатившаяся под прилавок банка соли и несколько батончиков мюсли. Но Гермиона считает, что и этого достаточно.

Малфой вдруг спотыкается о разбитую винную бутылку и громко чертыхается. И где-то вдалеке вдруг раздается знакомое жужжание.

— Докси! — Гермиона панически оглядывается по сторонам. — Бежим!

Жужжание нарастает и, пока они бегут к замершему эскалатору, практически догоняет их на ступенях.

— Они какие-то бешеные! — Малфой посылает несколько заклинаний в самую гущу облака из докси, но те разлетаются в стороны от луча. — Нужно быстро что-то решать, Грейнджер!

— Попробуем найти другой магазин и запечатать дверь, — от бега у нее колет в боку, и волосы лезут в рот. — Другого выхода нет!

Они стремительно выбегают из здания, но докси не отстают, кружась над ними как обезумевшие осы. Гермиона лихорадочно озирается на бегу, но все витрины и стекла как назло оказываются разбитыми.

— Магическая сетка! — вдруг спохватывается она. — Нужно накинуть ее, и докси окажутся в ловушке!

— Я не знаю этого заклинания, — Малфой трясет головой. — Вспомнишь?

— Без книги — нет... — Гермиона отчаянно пытается вспомнить то слово, что было написано на пятой странице общего справочника Гуссокл. — Я не могу знать все на свете!

Они заворачивают за угол, отбиваясь от докси, и, заметив едущий по противоположной стороне улицы старый автобус, машут руками.

— Ребята, сюда! — из окна притормозившего автобуса выглядывает седая женщина. — Быстрее!

Малфой снова пропускает Гермиону вперед, подталкивая внутрь медленно движущегося автобуса, и она, уже поднявшись на верхнюю ступеньку, вдруг слышит его резкий вдох. Обернувшись, она тут же отшвыривает заклинанием докси, впившегося Малфою в шею. Малфой, мгновенно побледнев и пошатнувшись, почти выпадает обратно на мокрый асфальт, и Гермиона из последних сил втаскивает его внутрь, схватив за запястье.

Они оба падают на жесткий пол салона, и автобус тут же устремляется вперед, яростно громыхая.