Доспехи (джен)

Дни до первого сентября пролетели так же быстро, как рассекают воздух квиддичисты на Кубке мира (за ними, на самом деле, можно уследить лишь при помощи омнинокля). Проверив багаж, Гарриет остановилась посреди своей комнаты. Она разглядывала ее, пытаясь запомнить каждый ее уголок, чтобы в дни разлуки бережно хранить в памяти каждую мелочь их с Сириусом дома и обращаться к этим воспоминаниям. Несмотря на предвкушение нового этапа в жизни, горящее ярким костром, тоска и грусть пробрались в душу, выгрызая в ней черную дорожку подобно жуку-короеду.

Она глянула в зеркало, чтобы убедиться, что чары, которым ее научил Сириус, скрывают шрам на лбу, и кивнула отражению. Взмахнула новой остролистовой палочкой с пером феникса, произнесла заклинание, и багаж взмыл в воздух. Когда она спустилась вниз, Сириус уже ожидал ее. Он крепко стиснул ее, а потом поцеловал в лоб.

Сириус не выглядел расстроенным, хотя Гарриет точно видела отражение собственной печали от будущей разлуки в его глазах. Сириус не собирался впадать в уныние, и Гарриет старалась тоже. У них будут переписка по совиной почте и разговоры через парные зеркала, а на Рождество она приедет домой.

Вчера они весь день провели вместе, разговаривая обо всем на свете. Он напомнил ей про тайные выходы, если ей с будущими друзьями захочется сбежать в Хогсмид («Главное — не попасться»), и кодовые фразы, если удача повернется к ней лицом и она случайно найдет пропавшую Карту мародеров. Они ели мороженое, обнимались, говорили на серьезные темы и шутили, а затем Сириус обратился Бродягой и устроил с ней игру, и Гарриет бросала палку и смеялась над ним.

Она ждала от Хогвартса только хорошее, и бесконечный оптимизм делал ее похожей на светящуюся лампочку. Сириус предупреждал ее, что не все могут отнестись к ней дружелюбно, но она не беспокоилась. Гарриет отправлялась в Хогвартс, закованная в самую могущественную из броней, ведь теперь она точно знала, что такое любовь.

Дверь в гостиную распахнулась, и вошел Ремус. Гарриет подбежала к нему и подпрыгнула, раскрывая объятия. Тот подхватил ее и обнял в ответ, с легкостью удерживая на весу. Затем она помахала Кричеру, скрючившемуся возле камина, и тот едва склонился — за год, что она пыталась наладить отношения со старым ворчливым домовиком, это было большее, чего она смогла добиться.

На вокзале Кингс-Кросс было людно.

— Я так и думала, что тут будет целая толпа магглов...

Гарриет повернулась, чтобы увидеть, как большое рыжеволосое семейство с бесчисленным количеством поклажи идет к волшебной платформе.

— О, Уизли здесь, — сказал Сириус. Гарриет заинтересованно глянула на семью с фамилией, звучавшей знакомо.

— Мам, а можно я тоже поеду? — пропищала девочка, лишь ненамного младше самой Гарриет, дергая мать за руку.

— Ты еще слишком мала, Джинни, так что успокойся. Ну что, Перси, ты иди первым.

Самый старший из братьев пошел к платформе. Гарриет вытянула голову, чтобы в самый первый раз увидеть это волшебство своими глазами; Сириус ей, конечно, все подробно объяснил, но слышать рассказ и видеть своими глазами — совершенно разные вещи.

Но своими глазами увидеть ничего не удалось: юношу загородили туристы. Гарриет досадливо вздохнула.

— Фред, ты следующий, — скомандовала пухлая женщина.

— Я не Фред, а Джордж, — ответил мальчик, к которому она обращалась. — Скажи мне честно, женщина, как ты можешь называть себя нашей матерью?

Гарриет ярко улыбнулась. Ей понравились эти дерзость и веселый тон.

— Джордж, дорогой, прости меня, — виновато произнесла женщина: она и впрямь расстроилась, что перепутала собственных сыновей.

— Я пошутил, — сказал мальчик, разбегаясь, — на самом деле я Фред.

Он скрылся в платформе; сразу за ним последовал Джордж, подмигнув матери.

Миссис Уизли с силой, будто выталкивая злость, выдохнула, и лицо ее приобрело выражение упрека, за которым она попыталась скрыть улыбку. Улыбка самой Гарриет стала еще ярче. Ее позабавили эти близнецы, а миссис Уизли показалась удивительно теплой.

Несмотря на то что через платформу прошло уже три человека, магглы вокруг совершенно не замечали, что творится рядом. Гарриет, хоть и знала, что так будет, все равно восхитилась.

— Гарри, пойдем, — сказал Сириус, и вскоре они оказались рядом с оставшимися Уизли. — Здравствуй, Молли.

Миссис Уизли удивилась неожиданной встрече и посмотрела на Сириуса несколько странно, но, быстро справившись с собой, приветливо ему улыбнулась.

— О, Сириус, как давно я тебе не видела! Доброе утро. Ремус. — Тот ответил на приветствие и кивнул ей. — А это, должно быть...

— Моя крестница Гарриет, — произнес Сириус. — Привет, дети. — Те вежливо поздоровались. — Нам стоит поторопиться.

— Конечно, конечно, — засуетилась миссис Уизли. Она, несомненно, поняла, кто стоит перед ней, потому как мельком бросила взгляд на чистый лоб Гарриет, но поскольку это было единственным, что выдало ее реакцию, Гарриет была благодарна за ее такт.

Сириус сделал приглашающий жест, и Уизли один за другим скрылись за каменной кладкой.

— Гарри, вперед, — подзадорил ее Сириус.

Гарриет, свободная от поклажи (все нес крестный), спокойным шагом пошла к платформе. Она подняла перед собой руку, и та беспрепятственно оказалась за барьером. Тогда Гарриет сделала еще несколько шагов и тут же, едва успев почувствовать слабое, доселе неизведанное прикосновение магии, оказалась на платформе 9 3/4.

Проводы были в самом разгаре: со всех сторон ее окружали школьники, которые прощались с родителями, скрипели тяжелые чемоданы и недовольно ухали переговаривающиеся между собой совы. Великолепный алый паровоз извергал клубы дыма, а надпись на табло гласила: «Хогвартс-экспресс. 11:00». Сияющая радость и восторг окутали Гарриет.

Мужчины еще раз по очереди крепко стиснули ее в объятиях, которые она стоически снесла, стараясь не думать о хрупкости своих ребер. В любом случае, она так любила (обнимать) этих двоих, что угроза перелома ничего для нее не значила. Гарриет взяла обоих за руки:

— Я постараюсь писать вам почаще, мальчики.

Сириус хохотнул, Ремус лишь добродушно улыбнулся Гарриной наглости.

— Непременно пиши, Гарри, и не забывай про зеркало.

— Иначе Бродяга начнет беспокоиться, и с него станется штурмовать старинный замок, — как бы себе под нос, но так, чтобы Сириус услышал, произнес Ремус.

Подхватив рукой клетку с Хедвиг (увидевший в магазине белоснежную полярную сову Сириус решил, что Гарриет обязательно должна ею владеть) и магией — сундук, она в последний раз попрощалась с мужчинами и отправилась к Хогвартс-экспрессу.

Первые вагоны уже были забиты школьниками. Они высовывались из окон, чтобы поговорить напоследок с родителями, или сражались за свободные места. Гарриет прошла почти в самый конец поезда, отыскав пустое купе. Она опустила сундук и поставила клетку на пол. Внезапно ей стало интересно, сможет ли она сама — без помощи магии — поднять чемодан на полку.

Когда груз упал (дважды) и Гарриет еле успела отскочить, чтобы он не придавил ей ногу (дважды), пришлось признать, какой она была самонадеянной. Гарриет уже потянулась за палочкой, когда в вагон заглянула рыжий мальчик.

— Помощь нужна? — спросил он. Это был один из близнецов Уизли.

Гарриет могла бы справиться и сама, но ее заинтересовали эти двое.

— Это было бы очень кстати, — улыбнулась она.

— Эй, Фред! Иди сюда и помоги мне!

«Значит, пришел мне на помощь Джордж, — подумала Гарриет. — Как бы их запомнить?»

В купе вошел Фред, и близнецы вдвоем подняли багаж на полку. Гарриет все это время не сводила с них глаз.

— Спасибо, Джордж, — поблагодарила Гарриет, глядя на него. Она перевела взгляд на другого брата. — Спасибо, Фред.

Глаза мальчишек синхронно расширились, а лица вытянулись. Гарриет залюбовалась этой похожестью.

— Как ты нас различаешь? — первое, что они спросили.

— И откуда ты нас знаешь? — а это был лишь второй вопрос.

— Я видела, как вы подшутили над своей мамой на платформе. Это было забавно, — ответила Гарриет и подмигнула им. — Кстати, меня зовут Гарриет.

— Рады, что ты оценила, малышка Гарриет, — откликнулся Джордж. — Но как ты нас различаешь?

Гарриет пожала плечами:

— Ты позвал брата по имени.

Близнецы переглянулись.

— О, — неопределенно хмыкнул Фред, — но она в любом случае единственная, кто различил нас в первую встречу.

— Это да, Фордж, — протянул Джордж — за это мы награждаем тебя титулом...

— ...Гарриет Первой от рода Различателей...

— …и Проницательных Наблюдателей, разгадавших величайшую загадку...

— …наших имен!

— О, месье, — Гарриет приложила руку к груди и сделала шутливый реверанс, — благодарю вас за эту честь.

Братья подмигнули ей, пожелали попасть в Гриффиндор и ни в коем случае — в Слизерин и смылись.

Довольная и развеселившаяся, Гарриет уселась на мягкую скамью. Хедвиг недовольно замахала крыльями.

— Что такое, детка? — Гарриет подошла к клетке и легонько побарабанила по прутьям пальцами. — Ты голодная?

Хедвиг лишь презрительно ухнула и раскрыла крылья.

— О, — огорченно произнесла Гарриет, — тебе не нравится там сидеть, да?

Сова снова ухнула, но уже по-другому — наверное, это можно было принять за знак совиного согласия.

— Хочешь, я отпущу тебя? Ты же найдешь дорогу в Хогвартс, да? — ласково проговорила Гарриет, пальцем проводя по перышкам совы.

Хедвиг еще раз ухнула, и Гарриет открыла клетку. Нежно клюнув хозяйку в палец на прощание, сова раскрыла крылья и выпорхнула в открытое окошко — и была такова. Гарриет чуть высунулась из окна, чтобы осмотреть платформу, но Сириус и Ремус уже дизаппарировали. Стараясь не обращать внимания на маленький грустный червячок внутри, Гарриет забросила клетку на полку и открыла свою книжку в том месте, где выясняется, что это мистер Дарси разлучил мисс Беннет и мистера Бингли. Ужасный высокомерный человек!

Примерно через десять минут после отправки поезда дверь в купе Гарриет приоткрылась, и в проеме показалась девочка со светлыми волосами. Выглядела она не старше Гарриет. Серо-голубые глаза смотрели с любопытством.

— Ты не против, если я приземлюсь здесь? Все остальные купе заняты.

Гарриет отложила книгу и улыбнулась.

— Конечно, присаживайся. Я Гарриет, — сообщила она, сознательно избегая упоминания фамилии.

— Меня зовут Элайза Турпин, но можешь звать меня Лайза или Лиззи, если хочешь.

— С удовольствием, Лайза. Куда собираешься, если не секрет?

Девочка с надеждой вздохнула:

— Я бы хотела попасть в Рейвенкло. Моя мама училась на нем, она, кстати, тоже полукровка, это от нее я научилась всяким маггловским словечкам. А вот папа — гриффиндорец, и, смотря на них, я иногда удивляюсь, как они смогли создать семью...

Все внутри Гарриет загорелось от осознания того, что с ней в купе едет девочка, которая тоже, как и она, хочет попасть в Рейвенкло.

Через несколько часов необременительной болтовни кто-то постучал в дверь купе. На пороге появился круглолицый мальчик, который выглядел так, словно собирался вот-вот расплакаться.

— Извините, — сказал мальчик, — вы тут не видели жабу?

— Нет, не видели. Как тебя зовут?

Мальчуган покраснел и замялся.

— Невилл… меня зовут Невилл Лонгботтом.

Девочки представились.

— Можешь не беспокоиться за свою жабу, Невилл, — сказала Элайза. — Домовики перенесут наши вещи из поезда в замок и заберут питомцев. Садись.

Напряженные плечи Невилла расслабились, по лицу пробежало облегчение, и он, не смея отказаться, присел напротив.

Едва он опустился на скамью, дверь снова приоткрылась, и на пороге появилась девочка с густыми каштановыми волосами, которая уже переоделась в школьную форму. Ее передние зубы были чуть крупнее, чем надо.

— Никто не видел жабу? О, Невилл, ты здесь! Почему ты сидишь здесь, ты уже нашел ее? Ты мог бы сказать мне!

Гарриет с большим любопытством разглядывала девочку. Несмотря на выступающие вперед верхние резцы и густую непослушную гриву, она, вне всякого сомнения, была милой. И хотя ее командный тон был раздражающим, в ней было что-то интригующее. Может, это оттого, что она сочла девочку милой?

Невилл тем временем снова потерялся. Казалось, он силится что-то сказать, но, сраженный повелительным, обвиняющим тоном собеседницы, не может произнести ни звука. Взглянув на Лайзу, Гарриет поняла, что та не намерена вмешиваться, но из-за короткого знакомства было непонятно, делает она это в силу воспитания, пренебрежения или по какой-либо еще причине. Невилл растерянно взглянул на Гарриет, и она ободряюще ему улыбнулась.

— Элайза сказала мне, что домовики заберут Тревора в замок, когда мы приедем, — неуверенно произнес тот. — Только что, — поспешно добавил он.

Девочка была не удовлетворена этим ответом, но внимание ее уже переключилось.

— Домовики? Кто это? — спросила она, присаживаясь рядом с Невиллом.

— Это существа, которые служат волшебникам, — так же неловко начал Невилл. — Они стирают, гладят, убирают, готовят пищу и выполняют поручения. В некоторых семьях волшебников они есть, в Хогвартсе — целое поселение, — уже увереннее, словно наконец почувствовав почву под ногами, закончил мальчик.

— Как интересно! Но я удивлена, что этого не было в истории Хогвартса, хотя я прочитала ее полностью. На самом деле, я выучила наизусть все наши учебники, — надеюсь, что этого будет достаточно для того, чтобы учиться лучше всех. — Лиззи издала непонятный звук, а Гарриет приподняла брови. — Кстати, меня зовут Гермиона Грейнджер, а вас?

У Гарриет в голове разорвалась петарда. Нет, не милая внешность была причиной ее противоречивого интереса.

Она видела Гермиону Грейнджер.

Гарриет наклонилась, делая вид, что поправляет мантию, чтобы дать себе несколько мгновений на овладение эмоциями.

Она видела ее постоянно.

Девочки снова по очереди представились.

Гарриет по-новому взглянула на девочку, пытаясь вспомнить что-нибудь конкретное, но ничего не шло в голову. Ее образ был рядом: образ маленькой девочки, какой она была сейчас, и образ взрослой девушки, какой она однажды станет, но ничего особенного, как назло, не вспоминалось.

Быстрая речь Гермионы Грейнджер создавала смешанное впечатление: с одной стороны, ее любовь к учебе и первенству граничила с маниакальной одержимостью, но с другой, энергия и амбициозность делали эту девочку похожей на живой фонтан, бьющий мощной струей из-под земли.

— Ты знаешь, вряд ли кто-то учил книги наизусть, — медленно проговорила Гарриет, справляясь с озарением, — но кроме теории есть еще и практика. Ты, должно быть, мечтаешь о Рейвенкло?

— Я кое-что разузнала, и хочется верить, что я буду в Гриффиндоре, — возбужденно затараторила Гермиона. — Похоже, это лучший вариант. Я слышала, что сам Дамблдор когда-то учился на этом факультете. Хотя попасть в Рейвенкло было бы неплохо.

— Мне не кажется, что Гриффиндор — лучший вариант, — возразила Гарриет. — Там не очень любят учиться, зато их факультет теряет больше всех баллов, потому что там традиционно учатся проказники. На Рейвенкло совсем по-другому, — специально добавив в голос мечтательности, заметила Гарриет. — Там подходящая атмосфера, чтобы отлично учиться, потому что все ученики ориентированы на это. И, знаешь, декан очень лояльный и всегда готов помочь, если ты хочешь самостоятельно узнать что-то новое.

Гарриет заметила, как в темно-ореховых глазах Гермионы появились сомнение и колебание. Затем они сменились выражением упрямства, и та произнесла:

— Ты уверена в этом? Профессор Макгонагалл — она сопровождала меня в Косой Переулок — декан факультета Гриффиндор, и она говорила, что на Гриффиндоре учатся только смелые и благородные студенты. Разве могут такие люди проказничать, словно дети малые?

Перед глазами Гарриет проплыли образы Гермионы Грейнджер: такой, какой она была сейчас, какой она будет, когда немного подрастет и какой станет, когда полностью вырастет, и Гарриет поняла: она играет не на победу в споре; она играет на судьбу.

— Ты права. Распределяющая шляпа отбирает на Гриффиндор тех, в ком есть эти качества. Однако на Гриффиндоре благородство соседствует с тщеславием, а смелость — с непоседливостью, поэтому да, проказничают.

Сомнение в глазах Гермионы возросло, но его пока не было достаточно, чтобы она изменила свое решение.

Гарриет вдохнула и выдохнула. Она пойдет ва-банк.

Она как бы невзначай потерла лоб и наклонилась к Гермионе.

— Знаешь, — понизила Гарриет голос интимно, — я была бы очень рада оказаться вместе с тобой на Рейвенкло. Надеюсь, — она протянула руку и положила ее поверх Гермиониной ладошки, — мы можем стать друзьями.

Гермиона вдруг лишилась всей своей уверенности и стала выглядеть растерянной.

— Ты... т-ты хочешь, чтобы мы…

Она резко втянула воздух и уставилась на лоб Гарриет.

— О боже! — воскликнула она. — Твой шрам... Это... ты Гарри Поттер?

Гарриет напустила на себя удивленный вид, а затем изобразила, что раздосадована.

— Чертов шрам, — проворчала она, — знаешь, я обычно его скрываю, потому что люди часто реагируют неадекватно, ну и потому что я же девочка... Видимо, заклинание слетело.

— Ты поэтому не назвала свою фамилию, — сказала Элайза. — В самом начале, когда мы знакомились, и потом, — она качнула головой в сторону Гермионы.

— Ну да, — согласилась Гарриет, — мне хотелось, чтобы другие общались со мной просто как с Гарриет, а не из-за всего этого. Я рада, что мы вроде как нашли общий язык с вами, хотя вы не знали, кто я.

Гермиона стала выглядеть еще более растерянной.

— Я читала о тебе, — наконец сказала та, — в «Современной истории магии», в «Развитии и упадке Темных искусств», и в «Величайших событиях волшебного мира в двадцатом веке».

Гарриет весело хмыкнула.

— Я тоже читала. Но, надеюсь, это ничего не изменит, и мы подружимся? — улыбнулась она.

— Д-да, да, конечно, — быстро сказала Гермиона и несмело улыбнулась. — Знаешь, я и так думала, что попасть на Рейвенкло было бы неплохо, а теперь мне это и вправду кажется хорошей идеей, — Гермиона так затараторила, что Гарриет едва разбирала смысл сказанного. — Кстати, в моей семье нет волшебников, я была так ужасно удивлена, когда получила письмо из Хогвартса, я имею в виду, приятно удивлена, ведь это лучшая школа волшебства в мире. Ах да, я думаю, мы уже скоро приедем, так что вам лучше переодеться. — К Гермионе возвращалась ее обычная манера говорить, но это уже не был тот начальственный тон, что в начале разговора.

Гарриет задалась вопросом, не совершила ли она только что ошибку: не купила ли себе дружбу?

Вдруг дверь в купе снова открылась. Внутрь вошли трое мальчишек: бледнолицый блондин с волосами еще более светлыми, чем у Лиззи, и два упитанных шатена позади него. Они напоминали его телохранителей. Блондин осмотрел купе.

— Вы не видели Гарриет Поттер? — спросил он. — Никто не знает, где она.

Гарриет переглянулась с остальными. Она едва удержала выражение «Видите? Началось».

— Это я, — спокойно сообщила Гарриет.

— В самом деле? — скептически протянул блондин, глядя на ее лоб. — Что-то не вижу шрама.

Гарриет натянула ухмылку, сдерживая раздражение.

— Тогда можешь попробовать поискать еще. Тебе не приходило в голову, что я, как юная девушка, прячу его?

— О, кхм. — Кажется, ему и впрямь не приходила в голову такая мысль. — В таком случае, это Крэбб, а это Гойл, — небрежно представил он их. — А я Малфой, Драко Малфой.

Гермиона недоуменно нахмурилась, а Невилл и Элайза улыбнулись, но, кажется, были слишком умны, чтобы смеяться над пафосной манерой Малфоя произносить свое имя.

Сириус рассказывал ей о Малфоях, и Гарриет сделала из его рассказов свои выводы. Пока мальчишка ей не слишком-то нравился, но Гарриет решила проявить дружелюбие.

— Рада знакомству, — улыбнулась она. — А это Элайза Турпин, Невилл Лонгботтом и Гермиона Грейнджер, — произнесла Гарриет. — Желаете присесть?

— Я слышал о фамилиях Турпин и Лонгботтом, но никогда — о Грейнджер. — Малфой повернулся к Гермионе. — Твои родители — магглы, не так ли? — спросил он, не скрывая презрения.

— Да, — настороженно ответила Гермиона, почувствовав перемену тона, — а что в этом такого?

Драко смерил ее презрительным взглядом, но не удостоил ответом. Повернулся к Гарриет.

— Знаешь, Поттер, скоро ты узнаешь, что в нашем мире одни волшебники выше других, и есть несколько династий волшебников, которые куда круче всех остальных. Тебе ни к чему дружить с теми, кто этого не достоин. Я помогу тебе во всем разобраться.

Что-то темное, злое, яростное поднялось в Гарриет, когда она услышала эти слова. Причина этих чувств крылась не только в том, что Малфой вел себя высокомерно, а его отношение к Гермионе было отвратительным, но и в том, что Малфой — всего лишь глупый мальчишка-одногодка — посмел ею командовать и учить ее. Гарриет ощутила физическое желание сбросить поводья, которые на нее попытался закинуть Малфой.

Она как раз выдумывала ответ поязвительнее, когда мысль ее споткнулась и побрела куда-то прочь... на дорогу, по которой Гарриет часто ступала, живя в одном доме с Петунией, — дорогу хитрости.

— Драко, — улыбнулась она, стараясь сделать это как можно естественнее, — ты не был бы так любезен выйти со мной из купе на минутку?

Малфой важно кивнул, и его громилы расступились. Они оказались в проходе наедине. Гарриет, подбирая слова, смотрела на пейзаж, проносившийся в окнах.

— Драко, — начала Гарриет, положив руку ему на плечо, — я благодарна тебе за заботу обо мне. Это очень мило с твоей стороны.

Малфой начал раздуваться от удовольствия быть таким великолепным.

— Несмотря на наше короткое знакомство, я не могла не заметить в тебе положительные черты, которым я симпатизирую, — продолжила Гарриет. — Однако мы воспитывались с тобой по-разному, и я не могу принять некоторые вещи, которые важны для таких домов, как твой. Я много времени провела вместе со своим крестным отцом Сириусом Блэкoм, и он достаточно рассказал мне о волшебном мире, так что, думаю, я уже имею о нем свое представление. Ты знаешь, Драко, моя мать была магглорожденной, и я глубоко люблю и уважаю ее за все то, что она сделала для меня. Поэтому я не могу питать неприязни к магглорожденным. Я надеюсь, что мы могли бы общаться с тобой, не затрагивая все эти темы. Я вижу в тебе благородство Блэков, которое, несомненно, досталось тебе от матери, и мне от всего сердца хочется верить, что твои любовь и уважение к ней помогут тебе понять меня.

Гарриет с коварным удовольствием наблюдала, какой ошеломляющий эффект ей удалось произвести на Малфоя своей речью. Она накормила его любезностями и комплиментами, а потом назвала мерзавца благородным и обратилась к лучшему, что в нем было, и теперь у него не было иного выхода, кроме как соответствовать этому представлению.

Надо отдать ему должное, он быстро собрался.

— Я... я понимаю тебя, Гарриет. Уверен, нет никаких препятствий для продолжения нашего знакомства.

Гарриет, сделав успешное выступление и избавившись от проблемы, ухмыльнулась.

— Чудесно! Вернемся внутрь?

Малфой посмотрел в прозрачную дверь купе, за которой сидела Гермиона. Он натянуто улыбнулся.

— Нам пора вернуться к себе. Еще раз рад знакомству, Гарриет.

Драко отозвал своих приятелей, и они ушли.

— Гарриет! Что ты сказала Малфою? — спросила ее Элайза, едва дверь закрылась.

— Объяснила ему свой взгляд на волшебный мир, — сдержанно сообщила она. — У вас не было проблем с этими двумя?

— Они просто молчали все то время, пока вас не было, — ответила Гермиона. — А почему Малфой так плохо отнесся к тому, что я магглорожденная?

Гарриет и Элайза переглянулись. Гарриет не знала, что сказать. Ей не хотелось портить Гермионе настроение в день поступления в Хогвартс.

— Он просто высокомерный засранец, — ответил Невилл, удивив всех этим резким выпадом, — думает, что раз он чистокровный, то лучше остальных. Но не переживай, Гермиона, далеко не все чистокровные так думают. Я так не думаю.

Гермиона улыбнулась, и атмосфера стала менее напряженной. Гарриет достала из сундука упаковку с волшебными сладостями.

— Вы уже пробовали новые сласти от Фортескью? Угощайтесь.

* * *

Утро первого сентября Северус Снейп встречал с отчаянием и безысходностью: невыносимые паршивцы сегодня снова наводнят замок и следующие десять месяцев будут пить его кровь, за что он будет щедро на них отыгрываться; и с малодушным облегчением от того, что до наступления этого неизбежного зла у него есть отсрочка в несколько часов.

Закрывшись в лаборатории, Северус занялся последней партией зелий для больничного крыла. Вот уже десять лет, как он завел себе привычку доваривать запасы для Помфри первого сентября, поскольку с приближением начала учебного года его настроение всегда стремительно ухудшалось, и в день Х раздражение от ожидания неизбежного достигало крещендо. Зельеварение помогало успокоить натянутые нервы.

В этот раз, однако, варка зелий не помогала, наоборот — привычные ритуалы, обыкновенно приводящие его в успокоение, сегодня раздражали своей рутинностью. «Я мог бы заняться чем-то более полезным, — говорил себе Северус, — чем варка Костероста для этих идиотов». «Мог бы, несомненно, — отвечал беспощадный голос в его голове, — если бы десять лет назад не совершил фатальную ошибку».

Северус отшвырнул черпак. Сегодняшнее первое сентября было немногим лучше Хэллоуина, который всякий раз ввергал его в состояние подавленности и горечи. Каждый Хэллоуин он страстно ненавидел не только как напоминание о произошедшем, но и за невозможность на весь день остаться одному, чтобы отгоревать свою боль. Расписание Северуса не двигалось в зависимости от его душевных переживаний, и уж тем более никуда не двигался этот проклятый праздничный пир, где беззаботные студенты (в такие моменты Северус испытывал к ним еще большую неприязнь) набивали животы, не беспокоясь, не зная, не вспоминая о том, что уже год, два, пять лет, девять нет Лили.

Сегодня ее дочь приезжает в Хогвартс. Северус благодарил небо, что она не похожа ни на одного из своих родителей, и одновременно пытался сохранить в тайне от самого себя, не допустить на границу сознания сожаление о том, что она так мало унаследовала от своей матери. «У Гарриет ее глаза», — сказал Дамблдор той ночью, но проклятый старик обманул его; сознательно или нет — не имеет значения. Может, ее глаза поменяли оттенок с возрастом, как это иногда бывает у детей, но тем горше было разочарование Северуса. Нет, он и не собирался пялиться на девочку, любуясь тем, что осталось от Лили…

Он оборвал себя. Эта мысль делала его слишком жалким.

В последние недели, разумеется, не обошлось без бесконечных упоминаний о будущей звезде Хогвартса, и Северус почти видел, как Минерва потирает руки, представляя мисс Поттер под своей кошачьей лапой. Эти разговоры щекотали Северусу нервы, вызывая в нем гнев: девчонка еще не приехала в Хогвартс, а уже заполучила всеобщее обожание, — и нечто, похожее на... смятение. Каждый раз, слыша упоминание о ней, он вспоминал ее испуганный взгляд, мягкий тон и то, как она выражала благодарность. Девочка не выглядела высокомерной или наглой, как Поттер... но он видел ее лишь один раз, верно? Наверняка все это проявится в ней, очутись она в чуть более комфортной обстановке, и уж тем более она потеряет голову, оказавшись среди своих почитателей и фанатов. Он зло выдохнул.

Северус мог бы, но никому не рассказал о встрече с мисс Поттер. Он знал наверняка, что эта история заинтересует Дамблдора, но директор вообще любил совать свой длинный нос в чужие дела. Впрочем, не ему говорить о длинном носе. Северус усмехнулся. Он решил сохранить это происшествие в тайне, сам толком не зная почему, — в конце концов, эта встреча не была чем-то стратегически важным.

Наконец пришло время подняться в Большой зал. Облачившись в свою единственную парадную черную мантию, приобретенную только ради праздничных пиров, и маску холодного спокойствия, Северус вышел из личных покоев.

Когда он подошел, все остальные профессора уже были на месте. Дамблдор, бросив на него внимательный взгляд (Северус ненавидел этот взгляд: почти каждый раз он чувствовал себя обнаженным под этим проявлением директорской проницательности), поприветствовал его:

— О, вижу, ты пришел, мой дорогой мальчик. Я был уверен, что ты не опоздаешь к началу Распределения.

Северус почувствовал тонкое различие между «началом Распределения» и «прибытием студентов» (а может, почувствовала его паранойя). Ничем не выдавая своего открытия, он тонко усмехнулся:

— Ну что вы, директор. Разве я могу хоть на мгновение лишить себя такого удовольствия, как лицезрение лиц студентов. Снова.

Дамблдор лучезарно улыбнулся, словно ядовитая реплика Северуса в самом деле заставила его почувствовать себя счастливым:

— Ну-ну, Северус. Думаю, что сегодня будет интересная церемония Распределения.

Нет, это была не паранойя. Северус скрипнул зубами. Ему захотелось воткнуть позолоченную вилку Дамблдору в глаз прямо через линзу его очков-половинок, но тот уже отвернулся к Минерве.

Спустя несколько минут послышался шум, который не оставалось определить никак иначе, кроме как прибытие нескольких сотен возбужденных и набравшихся за лето сил для новых пакостей детей. Вместе эти образчики карикатуры на взрослого человека производили шум, который спугнул бы и тролля, и Северус едва поморщился, окончательно прощаясь с благословенной летней тишиной.

Подумав о троллях, Северус бросил пренебрежительный взгляд на Квирелла, сидевшего рядом. Тот с идиотским выражением лица пялился в парадные двери Большого зала, и Северус, скривившись, отвернулся. Если только Дамблдор не подбирал кандидатуры на должность профессора ЗОТИ, надеясь когда-нибудь собрать коллекцию «самые убогие претенденты», то получалось у него отвратительно.

Наконец показались первые ученики, и вскоре они неуправляемыми бурными потоками стали заполнять столы факультетов. Северус внимательно осмотрел студентов своего факультета: они занимали места более организованно, чем остальные. И тем не менее все они еще оставались детьми, с которых периодически слетала маска холодной вежливости и ледяных манер, и они шутливо толкали друг друга локтями в бок, озорно улыбались или подмигивали и делали прочие глупости, срывающие с них застывшее выражение спокойного безразличия и выдающие их радость от встречи с факультетом. Слизеринцы привязывались к друг другу особой связью, — не так, как это делали простодушные хаффлпафцы или безудержные в своих чувствах гриффиндорцы, но все же привязывались, вопреки сомнению остальных факультетов в их способности к этому.

Взрыв хохота с гриффиндорского стола. Северусу не было нужды поворачивать голову, чтобы понять его источник: близнецы Уизли имели характерный для них одних синхронный смех, словно им не было достаточно внешней схожести или привычки заканчивать друг за друга предложения. Совсем скоро он будет слышать еще один голос в этом гриффиндорском смеховом клубке, и Северус пребывал в странном для него, нехарактерном смятении от того, что он не мог решить, как будет действовать этот смех на него. Обычные люди дают оценку своим чувствам после их непосредственного появления, но Северус, конечно, сделал себя исключением из правила: он легко мог убедить себя в том, что он испытывает то или иное чувство, еще до того, как оно появится. Окружающим сильно не везло из-за этой черты его характера, ведь Северус не был тем человеком, который ждет от мира чего-то хорошего.

Вдобавок Северус был упрямцем, упорно искавшим и потому находившим подтверждение своему мнению.

Минерва поднялась из-за стола и направилась к выходу из Зала. Северус проводил ее прямую спину взглядом.

Когда тяжелые двери Большого Зала наконец раскрылись, Минерва, подобно утке с выводком, повела за собой первокурсников. Хваткий взгляд Северуса сразу же выцепил в приближающейся кучке детей белобрысую макушку: Драко, приняв высокомерный и надменный вид, вышагивал по залу, будто Хогвартс был его вотчиной, а позади него с туповатыми выражениями лиц шли Крэбб и Гойл. Северус, вспомнив темные дни своей молодости, когда по долгу службы перед Темным Лордом ему приходилось работать с их отцами, взмолился про себя, чтобы дети умом пошли в матерей. Бестолковые их взгляды, однако, оставляли мало надежды.

Дети остановились, и Минерва отошла в сторону. Наконец он разглядел мисс Поттер: та стояла в середине кучки остальных первокурсников и осматривала небесный потолок с нескрываемым восторгом. Северус на мгновение вспомнил, как двадцать лет назад он сам, будучи взъерошенным мальчишкой, не мог сдержать восторга, в первый раз увидев Небесный купол Большого зала. Он грезил о Хогвартсе с раннего детства, и вот теперь — оцените иронию — кажется, останется здесь навечно.

Булстроуд, Гойл, Гринграсс отправились на его факультет — все это было в высшей степени предсказуемо. Слизерин, который обычно не мог похвастаться большим пополнением, в этот раз обещал собрать щедрый урожай: многие из Ближнего круга и просто лояльные Темному Лорду чистокровные почему-то избрали именно 1980 год для появления наследника, несмотря на то что в это время пламя войны взмывало в самое небо, опаляя жаром всех, кому не посчастливилось оказаться рядом.

Крэб6 — зеленый галстук. Драко Малфой — задранный подбородок и нескончаемое самодовольство — в такие моменты этот ребенок раздражал Северуса более всего. Драко стремился всеми силами походить на Люциуса, но для этого ему не хватало спокойной уверенности, которая может быть рождена лишь жизненным опытом.

— СЛИЗЕРИН!

Шляпа едва коснулась светлой головы — от предсказуемости событий (его чертовой жизни за последние десять лет) почти сводило зубы.

Церемония продолжалась, и Северус внимательно всматривался в каждого ученика, вызываемого под Шляпу, чтобы запомнить его. Северус помнил каждого из своих учеников, пока они находились под сводами Хогвартса, и лишь после выпуска каждого курса он с радостью выбрасывал все ненужные имена и лица из памяти. Северус, безусловно, умел произвести впечатление на первогодку и без упоминания имени ребенка, но ему слишком нравилось выражение беспомощного удивления, когда он вылавливал нашкодившего засранца из толпы в первую же неделю и начинал выговор с обращения по фамилии.

— Поттер, Гарриет!

Вокруг поползли шепотки и реплики в полголоса, но та, кажется, их даже не заметила. Девочка пошла вперед, мягко рассекая поредевшую толпу детей. Секунды тянулись вечностью, но артефакт не торопился принимать решение. Мисс Поттер была напряжена от кончиков впившихся в табуретку пальцев до нахмуренных бровей и, казалось, о чем-то спорила со Шляпой.

Чем больше проходило времени, тем чаще и громче становились голоса в Большом зале — краем уха Северус услышал, как кто-то со стола Рейвенкло делает ставки. Происходящее не являлось чем-то выходящим из ряда вон: девочка не просидела под Шляпой еще и минуты, в то время как бывало, что распределение отдельного ученика могло занять до семи. Однако все вокруг ждали вердикта с нетерпением, и затягивающееся молчание Шляпы лишь подстегивало его. Северус видел, как Дамблдор подался вперед, едва девочку вызвали, и хотел было этому усмехнуться, но осекся, обнаружив себя в том же положении. Вдруг он заметил, что она смотрит в сторону слизеринского стола — не прямо, но совершенно точно в его направлении, и, кажется, даже не замечая этого, бросала на него очень хмурые и мятежные взгляды.

Это совпадение или...

Северуса ледяной молнией прошило предположение: а что, если их встреча что-то изменила? Что, если то, что он спас ее, повлияет на ее желания?

Глупый ребенок, ты не можешь совершить такую ошибку…

Молчание Шляпы продолжилось, и Северус сжал ножку кубка: если их встреча повлияла на ее выбор...

Ты не можешь, не должна отправляться ко мне, глупая...

* * *

Огромный зал был заставлен длиннющими факультетскими столами; узорчатые окна протянулись на стене от пола до иллюзорных звезд и луны, которая распространяла вокруг себя легкий свет; небесный потолок сиял тысячей свечей. Среди студентов в полном школьном облачении то здесь, то там мелькали отливающие серебром расплывчатые силуэты привидений.

Шляпа все вызывала и вызывала, а у Гарриет от волнения едва не отказывали ноги.

Она глянула на преподавательский стол и — ой, божечки-кошечки — наткнулась взглядом на профессора Снейпа. На нем была черная парадная мантия, но в сравнении с другими профессорами, которые разоделись в праздничные яркие цвета, он выглядел холодно и сдержанно. Из-под мантии проглядывали белоснежные рукава и воротник: он немного походил на священника.

Профессор Снейп выглядел суровым и хмурым: прямо как в Лютном переулке. Почему же он ей снился? Какую роль он сыграет в…

Профессор Снейп повернул голову в ее сторону, и Гарриет так резко отвернулась, что хрустнула шея. Уже через мгновение ей нестерпимо захотелось взглянуть еще раз…

не смотри отвернись не смотри отвернись отвернись кому говорят

Чтобы не пялиться на преподавательский стол, она поспешно задрала голову и стала разглядывать бархатный потолок.

— …Грейнджер, Гермиона!

Гарриет схватила девочку за ладонь и, на мгновение крепко сжав, отпустила. Та посмотрела на Гарриет, и она улыбнулась ей, вкладывая в эту улыбку всю ее надежду. Губы Гермионы нервно дернулись в ответ, и она отправилась к табурету.

Прошло порядка десяти секунд, когда Шляпа выкрикнула:

— РЕЙВЕНКЛО!

Гермиона, вне себя от радости, гордо зашагала к столу Рейвенкло.

Гарриет прикрыла глаза. Судьба продолжала раскручивать свое колесо.

Когда вызвали Невилла Лонгботтома, тот умудрился споткнуться и упасть, даже не дойдя до табурета. Шляпа серьезно задумалась, прежде чем выкрикнуть «ГРИФФИНДОР». Невилл, услышав свой вердикт, вскочил со стула и бросился к столу, за которым сидели ученики факультета, забыв снять Шляпу. Весь зал оглушительно захохотал, а спохватившийся Невилл развернулся и побежал обратно, чтобы вручить Шляпу следующему по списку.

Девочка с красивой лунной фамилией Мун... буква п... Патил Падма... ах, еще одна рейвенкловка! Патил Парвати...

— Поттер, Гарриет!

Гарриет усилием воли проигнорировала шепотки удивления, разнесшиеся по всему залу; она сделала глубокий вдох, а затем шагнула вперед.

Шляпа упала ей на глаза, и она поправила ее, не желая оставаться в темноте. Каждый из студентов подался вперед, чтобы получше разглядеть Гарриет. Она почувствовала странную смесь смущения и удовольствия... преступного удовольствия.

— Ага, — неожиданно прозвучал голос у нее в голове, и она вздрогнула, — значит, тщеславие нам не чуждо?

Гарриет разозлилась на себя. Она знала за собой эту слабость, и, хотя всячески пыталась с ней бороться, слабость никуда не уходила.

— Гм-м-м, непростой вопрос. Очень непростой. Вижу ум, талант и... мудрость… довольно много. Ты можешь быть смелой... есть хитрость и похвальное желание проявить себя, это тоже любопытно... Так куда мне тебя отправить?

Гарриет крепко вцепилась обеими руками в сиденье табурета.

— Я хочу в Рейвенкло. Отправьте меня туда, пожалуйста, — мысленно ответила Гарриет.

— B Рейвенкло? Что же, для этого есть задатки... Но что насчет Слизерина? Ты можешь стать великой, у тебя есть все для этого, а Слизерин поможет тебе достичь величия, это несомненно...

— Нет! — К Гарриет начала подступаться паника. Если она не успеет высказать свое мнение, до того, как Шляпа выкрикнет то слово... А еще тем сложнее было противостоять Шляпе, что какая-то ее часть хотела в Слизерин. Это был факультет амбиций и величия, а еще там был...

— Нет! — повторила она. — Рейвенкло — лучший вариант для меня. Там я..

— Будешь чувствовать себя умной? — хмыкнула Шляпа, вновь безжалостно обнаруживая тщеславие Гарриет.

— Буду на своем месте, — вздрогнув от проницательности Шляпы, ответила Гарриет. — Я не хочу быть там, где мне все время нужно быть осторожной. Если я когда-нибудь захочу величия, я достигну его и без Слизерина.

— Ты уже его хочешь, — спокойно сообщила Шляпа, и Гарриет растерялась. Она не... она не... Она просто хочет любви и успехов, вот и все.

Сириус принял ее желание стать рейвенкловкой, но видит небо, она не знает, что Сириус скажет ей, если Шляпа отправит ее в Слизерин.

— Это не дурное желание, Гарриет, — Шляпа вдруг заговорила мягче. — Дурно добиваться величия плохими путями.

Спорить со старинной Шляпой на глазах у сотен учеников и всех преподавателей не было легким делом, но это — то решение, которое повлияет на всю ее жизнь, и поэтому Гарриет не собиралась сдаваться.

— Рейвенкло, и только. Даже если ты отправишь меня куда-нибудь еще, я все равно переведусь на Рейвенкло, я знаю, что можно, — сказала она непримиримо, всеми силами пытаясь заставить Шляпу поверить в это.

Шляпа вздохнула.

— Ты сделала свой выбор. Надеюсь, ты не пожалеешь о нем. РЕЙВЕНКЛО!

Только когда вердикт был озвучен, Гарриет почувствовала, как сильно до того была натянута каждая ниточка в ее теле, и на мгновение удивилась, что все они не порвались от напряжения. На ватных ногах она спустилась с табурета, передав профессору Макгонагалл Шляпу, и пошла к своему, такому желанному, отвоеванному столу. Зал бурно аплодировал. Она справилась, она взяла судьбу в свои руки! Это осознание своей победы наконец открыло в ней спрятанную за напряжением радость, и Гарриет почувствовала себя самой счастливой девочкой на свете.

* * *

— РЕЙВЕНКЛО!!!

Зал взорвался аплодисментами, а Северус почувствовал, как вместе с некоторым удивлением (почему не Гриффиндор? Блэк, что же, обосрался с агитацией?) с него сходит жар, хотя в зале было уже немного прохладно.

Он отбросил от себя крохотный размытый лепесток эмоции, не приняв его за разочарование.

Девочка выдохнула с облегчением, передала Шляпу Макгонагалл, и лицо ее осветила радостнейшая из улыбок. Минерва казалась слегка разочарованной, но всерьез не подавала виду. Флитвик, едва не подпрыгивая на высоком стуле, хлопал и лопался от восторга. Дамблдор, откинувшись обратно в кресло, излучал привычное благодушие, словно и не надеялся на другой исход. Распределение продолжалось. Северус запоминал новые лица и имена.