Доспехи (джен)

За день до нового матча по квиддичу профессор Флитвик подошел к Гарриет и спросил ее, собирается ли она смотреть игру. Гарриет сказала «да» по двум причинам: во-первых, ей было страшно, а со страхом надлежит бороться. И, во-вторых, страх этот был иррациональным: на стадионе, полном студентов и учителей, ей грозила куда меньшая опасность, чем если бы она вновь решила остаться одна в пустом замке.

Осознание этого факта, однако, лишь притупляло страх, а не растворяло его полностью.

В этот раз директор Дамблдор пришел на игру. Помня о недавнем эпизоде с зеркалом Еиналеж, Гарриет бросила на него зловредно-высокомерный взгляд, но сердце ее чуть успокоилось. Она задумалась, делает ли ее лицемерной тот факт, что она злится на директора Дамблдора, но с удовольствием пользуется его защитой. Однако вскоре матч начался, и игроки так быстро летали и так проворно передавали друг другу мячи и отнимали их у противников, что это совершенно отвлекло ее от моральной дилеммы.

Ничего опасного в течение матча не произошло: кто бы ни напал на нее в прошлый раз, теперь его либо здесь не было, либо он не осмеливался повторить попытку своего омерзительного замысла. Что же до безопасности игроков, то хаффлпавцы были слишком мягкими и дружелюбными, чтобы грубо нарушать правила и травмировать кого-то, а гриффиндорцы, играя с хаффлпавцами, вынуждены были вести себя прилично. В общем, все было в мире и покое, кроме, разумеется, Драко Малфоя и Рона Уизли, которые, словно поднабравшись сил на рождественских каникулах, стали цапаться еще сильнее. Мальчишки устроили столь впечатляющую драку, что Гарриет разглядела ее даже со своей трибуны. Продлилась она, впрочем, недолго: вскоре показался профессор Снейп и разнял их, словно щенков, оттащив друг от друга за шивороты; сказал что-то, несомненно, очень грубое Рональду, а затем, когда мальчишки разошлись в разные стороны, свирепо посмотрел прямо на нее, будто чувствовал, что она наблюдает за ним. Черные глаза впились в Гарриет, как когти ястреба, и она сделала вид, что абсолютно увлечена игрой.

А затем был ужин: обычный — для рейвенкловцев, праздничный — для гриффиндорцев (их ловец поймал снитч через полчаса от начала игры), и утешительный — для проигравших хаффлпавцев и сочувствующих им слизеринцев (раздосадованных из-за победы факультета-соперника, на самом деле). Профессор Макгонагалл и директор Дамблдор выглядели радостными и довольными (ну, последний был таким почти всегда), декан Флитвик, видимо, старался подбодрить профессора Спраут (хотя она совсем не казалась грустной), а профессор Снейп… его не было. Это отчего-то расстроило Гарриет — печаль не сильная, но ощутимая, — как если бы ее любимая, отмеченная счастливым воспоминанием вещь сломалась, и не было заклинания, способного ее починить. Гарриет пробежалась взглядом по остальным учителям и почувствовала, как пульс забился в горле: Квирелла тоже не было.

Она ничего не знала: она не знала, был ли Квирелл замешан в чем-то плохом, или то, что Сириус поймал его на лжи насчет африканского тюрбана, и то, что в его присутствии у нее часто болел шрам — не значащая ничего важного и плохого вещь. Она не знала, почему отсутствуют профессор Снейп и Квирелл одновременно: у них какие-то общие дела или это совпадение? Она ничего не знала, и это ее тревожило.

В конце концов, подумала Гарриет, профессор Снейп может за себя постоять. Уж перед Квиреллом точно.

Все равно было тревожно.

* * *

Северус выскользнул из замка, закутавшись в мантию и надвинув капюшон, достаточно глубокий, чтобы скрыть лицо, — такой имелся у многих, кто бывал в местах, в которых не хотел оказаться замеченным, или проворачивал дела, которыми не желал пятнать себя перед другими. Сначала он шел быстро как мог, чтобы не вызвать ненужных подозрений, если кто-то, лишивший себя ужина, увидит его из окон замка; но едва показалась опушка леса, Северус перешел на бег, зная, что скрылся от глаз любого наблюдателя среди густо растущих деревьев.

Бежать было больнее, чем идти: старая рана все еще давала о себе знать. Возможно, если бы он тогда сразу пошел к Помфри, все обошлось бы легче, но он…

Северус оборвал эту мысль. Незачем теперь было сожалеть о последствиях своей гордости. Не было времени. Он должен был найти Квирелла раньше, чем тот исполнит свой замысел, каким бы тот ни был. Даже Дамблдор, полный светлых надежд и ожиданий, сейчас не предположил бы, что Квирелл собирается заняться чем-то безобидным в Запретном лесу. Только у Хагрида и него самого были невинные причины соваться в лес: что там делал Хагрид, Северус не знал и знать не хотел, но было ясно, что это связано с нежными чувствами полувеликана к разного рода зверушкам-чудищам; что же до него самого, то он периодически ходил в лес, чтобы самостоятельно собрать ингредиенты для капризных зелий.

А у Квирелла таких причин не было; более того, Северус видел, что Квирелл пытался уйти из замка незамеченным.

Он настиг Квирелла, когда тот был на темной поляне, окруженной стволами древних буков.

— А, коллега, — елейно окликнул его Северус, небрежно скидывая с головы капюшон. Квирелл вздрогнул и повернулся, якобы напуганный, но Северус этому не поверил: Квирелл не мог заметить его только сейчас. Тот должен был слышать звуки его шагов. — Мне вдруг захотелось побеседовать с вами. Надеюсь, вы не против, что в качестве места встречи я выбрал Запретный лес?

— ...Н-н-не знаю, п-почему вы ре-ре-решили в-встретиться именно здесь, С-с-северус?

Северус разозлился: Квирелл — в очередной раз — прикидывался идиотом. Он замечал, что Квирелл стал периодически появляться у Запретного коридора, и был уверен, что замечал бы это гораздо чаще, если бы не следил за девочкой.

Он сделал несколько шагов вперед, заставив Квирелла отступить к буковому стволу.

— О, я просто подумал, что это очень личный разговор, — произнес Северус, сменив тон на ледяной. — Ведь никто, кроме нас, не должен знать о философском камне — уж по крайней мере школьникам слышать наш разговор совсем ни к чему.

— Н-но о чем з-здесь раз-з-го-го-варивать? — Квирелл стал заикаться еще больше, чем обычно. — Я-я защ-щищаю к-камень, как и вы, к-как и д-дру-другие…

Северус сделал новый шаг вперед; Квирелл прижался спиной к дереву.

— Вы уже узнали, как пройти мимо трехголового зверя, выращенного Хагридом?

— Н-н-но, С-С-Северус...

— Вам не нужен такой враг, как я, Квиррелл, — угрожающе произнес Северус, делая последний шаг к Квиреллу, вторгаясь в его личное пространство.

— Я... Я н-не п-понимаю, о ч-чем в-вы...

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, — он пустил холодную иронию в свой голос. — Вы ошиваетесь у Запретного коридора по вполне ясным причинам, и, клянусь, от флакона сыворотки правды вашу глотку спасает лишь уверенность директора в вашей невинности; но уверенность может и пошатнуться, не так ли?

Северус возликовал, когда наконец поймал взгляд Квирелла, достаточно долгий, чтобы применить к тому легилименцию; обычно Квирелл сразу уводил глаза, изображая трусливую робость. Северус нанес удар быстрый и яростный, не заботясь о самочувствии Квирелла; ударил… и наткнулся на щит, крепкий и непроницаемый, словно поверхность замерзшего озера. Северус ударил со всей силы снова, но ледяная гладь даже не дрогнула.

Разъяренный, он уставился от Квирелла. Вот оно, еще одно свидетельство того, что тот лжет: владение окклюменцией позволяло иным волшебникам выстраивать новые личности внутри себя и показывать их другим, не вызывая подозрений.

Так он сам выжил на службе у Темного Лорда.

Северус навис над Квиреллом и низким, угрожающим голосом проговорил:

— Вы должны отдавать себе отчет, Квирелл, что как только правда выйдет наружу, вы пожалеете о том, что не сдались сразу. Настоятельно советую рассказать все прямо сейчас, ибо я выясню все насчет ваших фокусов. Я жду.

— Н-но я н-не... — запротестовал Квиррелл.

— Очень хорошо, — оборвал его Северус: ему надоела эта низкопробная постановка. — В ближайшее время мы снова встретимся — когда вы все обдумаете и наконец решите, на чьей вы стороне.

Он закутался в мантию, накинул на голову капюшон (теперь уже скорее ради тепла, чем из скрытности), повернулся и ушел. Успело стемнеть, но Северус был уверен: что бы Квирелл не задумал, тот уже не станет совершать свое злодейство даже под покровом ночи. Северус знал, что Квирелл тут, и, если что-то необычное произойдет в Запретном лесу, главный план Квирелла — кража философского камня — тотчас провалится.

Смысла идти на ужин в Большой зал уже не было (и не хотелось), и Северус отправился к себе.

* * *

Дождь капал на снег, и противный слякотный звук не прекращался ни на секунду. Белоснежный зимний пух, сворачиваясь в комки из-за дождя, мешался с землей и становился грязно-серым. С крыши башни непрерывными потоками лилась вода и бахала по выступающим рельефам замка.

— Ноябрь, декабрь, январь, — считала Гарриет, обратив невидящий взгляд в окно. — И вот теперь уже февраль. Это случилось, когда тролль попал в замок… это был Хэллоуин. Значит, больше трех месяцев.

В книге первой помощи, полученной от профессора Снейпа, информации, которая могла бы помочь ей понять ситуацию, не было (не исключено, что он специально дал ей такую книгу — или это голос ее собственной предусмотрительности, не его?). Она заглянула в библиотеку, чтобы найти ответ в других книгах по целительству. Отсек, на который ей указала мадам Пинс, к радости Гарриет, оказался большим, но искать в нем было трудно: море непонятных терминов, целые предложения и страницы, состоящие из непонятных терминов. Гарриет обдумывала идею задать вопрос мадам Помфри, но это было слишком рискованно: мадам Помфри могла догадаться, почему Гарриет интересуется этим, и тогда медведьма посоветует ей не лезть не в свое дело. Если бы опасность состояла только в этом, Гарриет, может, и решилась бы; но еще она боялась того, что мадам Помфри все расскажет профессору Снейпу, и тогда у Гарриет будут настоящие неприятности.

Тем более что профессор Снейп до сих пор держался с ней отстраненно и, к тому же, в последнее время стал раздражительнее и злее. К счастью, его гнев, видимо, никак не был связан с Гарриет, потому что пуще прежнего ругался он на всех.

Итак, вопрос: что же такого случилось с ногой профессора Снейпа в Хэллоуин, если он хромает до сих пор?

Ей хотелось как-нибудь помочь ему, хотя она и понимала, что если уж профессор Снейп не нашел пути излечить ногу раньше, то Гарриет тем более не сможет. Но все-таки ей казалось, что если она узнает, то что-нибудь да сможет.

— Мозг, ты странно работаешь, — мысленно сказала Гарриет мозгу.

— Я намного умнее тебя, — ответил мозг. — И вижу больше, и знаю больше. Забыла слова доктора Харт? То, что ты меня не понимаешь, не значит, что я странно работаю.

Размышляя о таинственной ране профессора Снейпа, она, разумеется, сразу вспомнила лужицу крови рядом с его ногой после поединка с троллем, и осторожно расспросила Майкла, который видел все от начала и до конца. Оказалось, что тролль и рыкнуть не успел, прежде чем профессор Снейп победил его, значит, ранение профессора было получено до того, как он столкнулся с троллем.

— Гарриет!

В спальню вошла Лиззи. Сегодня был выходной, и она надела светло-розовый свитер. На факультете ее называли розой — и в этом свитере, с ее голубыми глазами и светлыми волосами, девочка и впрямь была на нее похожа. Гарриет слышала, что один из мальчиков-второкурсников уже предлагал ей встречаться, но Лиззи отказала, а Энтони Голдштейн по какой-то причине после этого весь день ходил сияющий.

— Что, Элайза?

Гарриет нравилось звать однокурсницу и полным именем, и ласковым сокращением. Они оба были красивыми и подходили Турпин.

— Сидни собирается учить нас играть в покер. Ты с нами?

Гарриет фыркнула:

— Боюсь, я обязана согласиться, иначе пропущу все веселье.

— Так и есть, — Лиззи взяла Гарриет под руку, — даже не сомневайся.

«…даже не сомневайся» следовало перевести как «Сидни устроит настоящий балаган, но он будет смешным, ты же знаешь». Лиззи любила Сидни, наверное, так же сильно, как Гарриет любила Гермиону, хотя многие и считали дружбу первых странной: Лиззи и Сидни казались слишком разными. Лиззи была спокойна, мила и источала ауру безмятежности и дружелюбия; она происходила из интеллигентной семьи, что находило абсолютное отражение в ее манерах и поведении. Каждый, кто говорил с ней, был очарован ею. Сидни же напоминала бушующий ураган, ни на мгновение не затихающий: она была громкой, с удовольствием встревала в споры (и даже успела с кем-то подраться), любила рассказывать пошлые анекдоты и использовать бранные словечки. Ей никогда не сиделось на месте, она всегда что-то затевала и, как результат, исправно теряла баллы факультета. Но ее тоже все любили.

Ну, противоположности же притягиваются и все такое, да?

* * *

— Фул Хаус! — закричала Сидни и засмеялась так, будто она была капитаном пиратского судна, пустившего ко дну другой корабль, предварительно разграбив его. Так оно почти и было.

— Я не отдам тебе свои конфеты! — Майкл вскочил, разгоряченный. — Никто не отдавайте! Ты жульничала!

— Майкл, прими поражение, — сказала Сидни, собирая карты в одну колоду, — ты играл в первый раз, проиграть — совершенно нормально. Ты научишься как следует и, может быть, даже обыграешь Гарриет.

Она ласково посмотрела на Гарриет, будто просила не обижаться: они сыграли несколько партий, но Гарриет до сих пор путалась в правилах (она сегодня не выспалась, думая полночи о ране профессора). Гарриет полуобиженно, полушутливо швырнула конфетами в Сидни, а та лишь снова засмеялась.

— Поражение?! Две пятерки червей — это в каждой колоде так принято или только в твоей особенной, Сидни? — саркастично спросил Майкл, пальцем указывая на колоду, которую Фоссет вертела в руках.

— Майкл, тебе показалось, — с наглой ухмылкой отвечала Сидни. — Лиззи, скажи ему, что я бы так не сделала.

Элайза безмятежно наблюдала за их разборками, но, когда Сидни обратилась к ней, она лукаво улыбнулась и подняла бровь.

— Не вмешивай Лиззи, — сказал Энтони, — это нечестно. Давай ты просто разложишь всю колоду, и мы увидим, жульничала ты или нет.

— Давай! — Майклу эта идея пришлась по вкусу.

— Давай, — с абсолютным спокойствием согласилась Сидни, — хотя ваше недоверие, друзья мои, огорчает и оскорбляет меня до глубины души.

— Не заговаривай нам зубы, Фоссет. — На лице Майкла проступило предчувствие триумфальной победы. — Раскладывай.

Сидни пожала плечами и стала раскладывать колоду.

Когда она закончила, на столе лежала только одна пятерка червей. Больше карт в руках Сидни не было.

— Гони конфеты, — сказала Сидни; триумф победы исчез с лица Майкла, казалось, только чтобы переместиться на ее лицо.

Майкл, потоптавшись, с кислым видом отдал ей конфеты и, забрав с собой Терри и Энтони, ушел в мальчишескую спальню. Лиззи с нечитаемым выражением лица смотрела на Фоссет, а та невинно улыбалась ей в ответ. Падма, Гарриет и Гермиона переглянулись, но сказать было нечего.

— Гермиона, прогуляешься со мной? — предложила Гарриет. Во время игры ей пришла дельная мысль, и теперь она должна была попытаться привести ее в исполнение. Гермиона согласилась.

— Вы не против, я с вами? — присоединилась Падма. — Вообще я собираюсь навестить сестру.

— Я видела ее сегодня с Лавандой Браун, — сообщила Гермиона, когда они направились к выходу из гостиной. — Они что-то очень громко говорили про день красоты.

— О, нет, — вздохнула Падма, — если они решили устроить салон красоты в гриффиндорской башне, их оттуда не выкурить. Как думаете, Сидни жульничала? — спросила Падма, когда дверь за ними закрылась.

— Думаю, нет, — сказала Гермиона, — мы же проверили ее карты.

— Не знаю, — ответила Гарриет, — на месте Майкла, раз уж он действительно был так уверен, я бы и после проверки не успокоилась. Это же Сидни, — с улыбкой закончила она.

Девочки остановились перед волшебной лестницей.

— Возможно, однажды Сидни станет знаменитым карточным шулером. — Падма подмигнула. — Мне наверх.

— Нам вниз, — ответила за обеих Гарриет. — Если такой день действительно настанет, — когда мир узнает, что Сидни — карточный шулер... — Лестница с Падмой начала отлетать, и Гарриет пришлось крикнуть: — Пусть этот день настанет, когда она уже будет богатой!

Когда лестница вновь подлетела к ним, Гарриет тихо сказала:

— Нам на четвертый.

— Библиотека? — проницательно заметила Гермиона.

— Библиотека. Но сначала какое-нибудь место, где можно тихо поговорить.

Со стен четвертого этажа на них глазели любопытные портреты. Ха, еще бы: ученики идут к библиотеке в субботу.

На них просто не было синих галстуков, тогда бы портреты сразу заскучали.

Они отыскали пустующий кабинет и зашли. Гарриет закрыла двери только после того, как оглянулась по сторонам: проверяла, нет ли поблизости следящего за ней профессора Снейпа.

— Гермиона, — она шептала, потому что опасалась, что профессор Снейп может вдруг появиться и подслушать их. У него было такое свойство: неожиданно появляться из ниоткуда и пугать ее до чертиков. — Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, отвечай так же тихо.

Гермиона кивнула.

— Ты заметила, что профессор Снейп хромает уже несколько месяцев? — Гермиона кивнула еще раз. — Я хочу выяснить, как он так ранился, что магическая медицина долго не может излечить его.

— Гарри! — возмущенно зашептала Гермиона (по уровню громкости возмущенный шепот Гермионы можно было приравнять к ее обычному голосу). — Ты же сама говорила, что такие вещи не наше дело! Профессор Снейп точно не захочет, чтобы ты этим занималась, и он сильно рассердится, если узнает. И, Гарри, ты запретила нам продолжать наше расследование, хотя оно больше относилось к философскому камню, чем к дружбе мистера Фламеля и профессора Дамблдора, а теперь хочешь расследовать настолько личное дело профессора Снейпа!

Гарриет было нечего ответить на упрек Гермионы: такая непоследовательность выставляла ее лицемерной.

— Ты права, но… пожалуйста! — Ей не хотелось использовать этот аргумент, но он был у нее единственный: — Я помогала тебе с Фламелем.

Гермиона засомневалась, а Гарриет почувствовала себя засранкой. Ведь она не только… как это называется? Эмоциональный шантаж? Она не только прибегла к этой мерзкой штуке, но во время их расследования еще и помогала на самом-то деле не так хорошо, как могла.

Поэтому она выпалила:

— Если ты поможешь мне с профессором Снейпом, мы продолжим заниматься философским камнем.

Теперь Гарриет смотрела, как Гермиона начинает склоняться в ее сторону. Но у той еще были сомнения: это было видно по складке, что появилась на лбу, и по нижней губе, которую она задумчиво закусила.

— Гермиона, мы не будем делать какие-нибудь плохие вещи вроде слежки за профессором Снейпом или Дамблдором. — Гарриет чувствовала, что сейчас — тот момент, когда она должна убедить подругу, иначе, если она его упустит, другого шанса не представится. — Будем заниматься исследованиями в библиотеке и, может, поговорим с Хагридом.

— И как ты хочешь узнать, что произошло с профессором Снейпом, если не собираешься даже следить за ним? Книги… Наверняка существует огромное количество способов получить увечье, которое нельзя долго залечить.

— Да, я понимаю. Но я хочу хотя бы сузить круг поисков. А вдруг Хагрид знает? Профессор Снейп же поранился в замке. Раз уж Хагрид знает про философский камень, он может знать и про это.

— Ладно, Гарри. Сначала поищем в библиотеке, затем, если ничего не найдем, спросим у Хагрида. Мы не должны задавать ему слишком много вопросов, если в конце хотим узнать еще и про камень. Но потом даже не думай просить меня следить за кем-нибудь или что-то в этом роде!

Они вышли. За дверью никто не подслушивал, и юные заговорщицы прошли в библиотеку, чтобы потратить ближайшие пару часов в отсеке с книгами по целительству. У Гермионы был большой талант в пользовании оглавлениями и каталогами, и действовал он даже в отношении книжек, целые страницы которых состояли из непонятных терминов. И, когда Гермиона дала несколько подсказок Гарриет, которые были приняты последней с большим вниманием, дело пошло легче. Вскоре на пергаментах, раздобытых у мадам Пинс, стали появляться первые записи, а за ними следующие, следующие…

Вернувшись с Гермионой в гостиную, Гарриет упала в кресло (то, где Сидни с триумфом вскрыла свой Фул Хаус). Гермиона расположилась напротив нее.

— Скоро обед, — сказала Гермиона, взглянув на часы. — Уф-ф, я проголодалась! Слона бы съела.

Гарриет попыталась вслушаться в разговор Майкла, Энтони и Терри, вновь спустившихся в гостиную. Терри что-то рассказывал, а Майкл и Энтони время от времени подхихикивали.

— Ты как наши мальчишки, — ответила Гарриет, бросив эту затею: в гостиной было слишком шумно. — Они вечно голодные.

Гермиона фыркнула. Гарриет бездумно водила руками по сидению мягкого вельветового кресла. Вдруг она нащупала что-то очень тонкое между сидением и ручкой… просунула пальцы…

И извлекла на свет пятерку червей.

Брови Гермионы подпрыгнули. Гарриет крикнула:

— Майкл!

К несчастью для Сидни Фоссет, день, когда мир узнал, что она карточный шулер, наступил намного раньше, чем она на этом разбогатела.

* * *

В просторном светлом кабинете, где вначале из мебели были лишь два стула да две парты, за три месяца появились только несколько учебных манекенов, и на этом изменения кончились. Учитывая все те беспокойства, которым Северус подвергался ежедневно, это постоянство было ему приятно.

Девочка — одно из этих беспокойств — сидела перед ним и листала книжку — ту, которую он ей дал несколько недель назад. Она должна скоро ее закончить.

— А, профессор Снейп, добрый день, — мисс Поттер встала со своего стула, увидев, что он пришел. — Тут написано, что «Вулнера Санентур» — это заклинание для глубоких ран, — продолжила она, не дожидаясь его ответа, — но тут нет колдокартинки с движением палочки. Вы покажете?

— Мисс Поттер, — сказал Северус холодно (он теперь всегда разговаривал с ней холодно; но не так холодно, как он обычно со всеми разговаривал, а так, будто ничего не произошло). — Это заклинание помечается в конце вашего учебника как дополнительное, что означает, что оно не включено в вашу обязательную программу, поэтому там и нет колдокартинки.

Она сделала вид, что его козлиный ответ ее не тронул.

— Но, профессор, — ответила мисс Поттер, сохраняя видимость спокойствия, — это заклинание позволяет залечить глубокие раны, которые могут привести к смерти из-за обильной кровопотери…

— Спасибо, мисс Поттер, что просветили меня, — отозвался Северус насмешливо и увидел, как глаза ее вспыхнули раздражением, а потом она просто вздохнула, будто поняла, что борется с ветряной мельницей.

Так оно и было.

То ее поздравление что-то поменяло в отношении Северуса к ней и, вероятно, в нем самом. В глубине души он мог бы признаться, что ее поступок был ему…

Как мисс Поттер сказала? «Мне просто захотелось сделать что-то для вас… что-то приятное». В общем, ей удалось.

Но после того как девочка ушла, так и не стерев с щеки мазок шоколадного крема (а он не стал ей говорить), Северус почувствовал, что теперь ему нужно держаться от мисс Поттер подальше. Она подошла к нему слишком близко. Он шпион, он должен держать границы этой связи.

Девочка улыбалась ему, или приставала к нему с вопросами, или просто смотрела на него своими зелеными не-как-у-Лили глазами, выражая дружелюбие и расположение, а он отстранялся и ничего не мог с этим поделать, да и не хотел. Вот и сейчас, мисс Поттер осторожно пробовала расколоть лед, а он пытался удержать его крепким и нерушимым.

— Сэр, оно может оказаться мне полезным, — продолжала настаивать девочка.

— У вас пока не хватит на него сил, — ответил Северус, удерживая себя от воображения картин, в которых ей действительно могло бы понадобиться это заклинание, и сожалея о том, что слова его были правдой. Если бы он только мог, он запихнул бы в девочку столько навыков, сколько возможно. Так он и старался поступать, в общем-то.

Мисс Поттер не возмутилась, как это было первые несколько раз, когда он говорил ей подобные слова (так было со «Ступефаем», «Бомбардой» и многими прочими), но отнеслась к ним со спокойным смирением: понемногу она училась принимать ограниченность собственных способностей.

— Вы освоили заклинания жгута и бинтов, мисс Поттер? — спросил Северус.

— Жгут получается хорошо, а бинты кривые и виснут.

— Покажите, — приказал Северус, и один из манекенов, повинуясь его желанию, подлетел к ним.

Девочка посмотрела на него как на Мерлина; Северус решил проигнорировать это, даже не разбираясь, какое чувство вызвала в нем ее реакция.

Мисс Поттер уверенно наложила на плечо манекена жгут: он оказался действительно хорошим. Затем стала наколдовывать бинт (Северус сразу увидел ошибку), и тот повис кольцами на предплечье манекена, как ленивая змея свисает с ветви дерева.

— Вы неправильно держите руку, — сказал Северус и показал, как надо.

— Так неудобно, — пожаловалась мисс Поттер, попробовав новое положение руки.

— Так и скажете, когда кому-то, истекающему кровью, потребуется ваша помощь.

Девочка посмотрела на него взглядом «господи-ну-почему-вы-такой-вредный», но продолжила пытаться.

Вскоре у нее получилось бинтование, которое Северус назвал приемлемым.

— Если вы поранитесь, используйте эти заклинания и приложите все усилия к тому, чтобы как можно скорее получить квалифицированную помощь. В том числе воспользуйтесь медальоном.

— Да, сэр.

И снова она смотрит на него так, словно говорит: «Я уже знаю, что вы не такой злой, как хотите казаться. Я же видела». Северус притворился, что не заметил.

— Я дал вам задание написать список, в котором вы перечислите все возможные варианты использования обычных чар в бою. Жажду его увидеть.

Мисс Поттер подошла к своей сумке и достала из него пергамент (впечатляющей длины), молча вручила его Северусу, и он стал читать его.

— …направить противнику в лицо струю воды? — спустя какое-то время спросил он. — Вы уже владеете «Агуаменти»?

— Я собираюсь его выучить. К тому же с его помощью можно создать лед для раны, замораживать воду я уже умею.

Северус помолчал, будто раздумывая; но это была уловка.

— У меня есть сомнения, справитесь ли вы.

И вот оно — выражение упрямства и горделивого азарта на лице мисс Поттер. Когда Северус говорил: «Невозможно, чтобы вы с этим справились, мисс Поттер, у вас пока не хватит сил», она верила ему и отступала; когда же он выражал сомнение относительно ее способностей, для нее это становилось вызовом, к которому она немедленно приступала. Северус заметил это на второй месяц их занятий и эффективно пользовался своим наблюдением. Он был доволен, что заметил: пока ей удавалось побеждать.

— Я справлюсь, сэр, — сказала мисс Поттер тоном «и-вы-это-увидите».

Северус ухмыльнулся ей тем самым образом, который должен был выразить всю глубину и прочность его предполагаемого скептицизма (что лишь раззадорило ее), и продолжил урок.

* * *

Прошло две недели библиотечных поисков, постоянных (со стороны Гарриет) и периодических (со стороны Гермионы, приоритет которой располагался в области уроков, а не загадочного ранения профессора Снейпа). Обе заговорщицы пришли к одинаковому выводу.

— Поразительно, что магическая медицина может быстро исцелить почти любое повреждение, которое мог бы получить маггл, — шептала Гермиона так, чтобы мадам Пинс их не услышала.

— Да, — тоже шепотом ответила Гарриет, — это значит, что профессор Снейп не случайно поранился или что-то такое. Если обобщить весь мой список, то остаются только два варианта: либо его укусило какое-то создание, чей яд нелегко вывести, либо это очень темное проклятие.

Гермиона кивнула в знак согласия.

— Еще, возможно, были задеты нервы, — сказала она.

— Это лечится, — возразила Гарриет.

— Не всегда легко и быстро, — парировала Гермиона и притащила книгу, быстро открыв ее на нужной странице.

— Это одна из твоих штучек, которые мне больше всего понравились, — сообщила Гарриет, — указывать рядом с записью название книги, автора и страницу.

— Ой, да это ничего, — сказала Гермиона, но Гарриет видела, что та получила удовольствие от ее замечания.

Когда информация была проверена, последовал закономерный вопрос: «Что делать?»

— Я сомневаюсь, что кто-то проклял профессора Снейпа темным заклинанием на территории школы… — начала Гарриет, но Гермиона вдруг побелела.

— Гарриет… а что, если… что, если профессора Снейпа действительно кто-то проклял? Тот же человек, который…

Гарриет потрясенно уставилась на нее.

— Пытался меня убить, — закончила она за Гермиону.

Та кивнула, и глаза ее были широко раскрыты. Повисло молчание.

Тысяча вопросов закрутились у Гарриет в голове: если это был один и тот же человек, значит, он умудрился пройти в замок дважды? Но директор Дамблдор и преподаватели наверняка сделали что-то, чтобы предотвратить это… Значит, преступник настолько могущественен, что прошел даже после укрепления защит? Гарриет засомневалась: мог ли кто-то проникнуть в считающийся самым безопасным местом замок, который защитили еще сильнее? Но ведь это значило, что…

— Гарриет, — отвлекла ее Гермиона, — кто бы это ни был, директор Дамблдор считает, что в школе теперь безопасно, раз патруль убрали.

— Да, наверное. — Губы Гарриет шевелились, но сама она была полностью в мыслях. Гермиона отвлекла ее, и теперь она не могла вспомнить, к какому выводу двигалась.

— Ладно, — сказала она через какое-то время, так ни до чего и не додумавшись. — Мы пока все равно не можем проверить эту теорию. Как и теорию про нервы. Но, уверена, если профессора Снейпа укусила какая-нибудь опасная ядовитая тварь, обитающая в замке, Хагрид должен об этом знать.

Они посмотрели друг на друга и, словно этими взглядами все было сказано, синхронно поднялись, убрали свитки в сумки и направились в башню за теплыми мантиями.

— Мы теперь немножко как близнецы Уизли, — сказала Гарриет, когда они встали на платформу. Гермиона хихикнула.

* * *

Кексы Хагрида были такими же каменными, как и всегда, а чай — слишком горячим. Гарриет отлила немного чая в пустую кружку и направила «Агуаменти» на свою чашку: тоненькая, слабенькая струйка холодной воды полилась из кончика палочки, разбавляя кипяток.

— Как будто мальчик-младенец писает, — пробурчала она.

Это ничего, подумала Гарриет. Еще несколько недель тренировок, и она покажет профессору Снейпу что-нибудь, о чем он своим обычным холодным тоном будет вынужден отозваться: «Приемлемо».

Она потешила себя надеждой, что, может, тогда он (тон, профессор Снейп) потеплеет.

— И что ж, Гермиона, — пробасил Хагрид, продолжая разговор, — уже начала составлять план подготовки к экзаменам?

— Да. — Глаза Гермионы сверкнули. — Я хотела начать в апреле, но решила, что чем раньше, тем лучше. Учителя дадут много домашнего задания на пасхальные каникулы.

— Кстати о домашнем задании. — Гарриет почувствовала, что пора. — Мы тут изучали дополнительно всяких зверушек и наткнулись в книгах на ядовитых, это так интересно! Хагрид, а в замке есть какие-нибудь ядовитые создания?

— Да что ж ты, Гарриет, кто будет их в замке держать, — начал было Хагрид и вдруг запнулся; лицо его приобрело странное выражение, будто он понял, что сказал неправду, но не нарочно — словно он сам только что осознал истинное положение дел.

Гарриет пришла в голову идея — идея, полная риска, но что оставалось?

— Ну, если честно, мы с Гермионой уже все знаем, — сказала Гарриет, заставляя себя смотреть Хагриду в глаза. — Я так удивилась, когда узнала про этого зверя в замке…

Гермиона издала странный писк. Хагрид всплеснул руками, и огромная чашка, задетая им, полетела на пол.

— Что ж вы, девочки, лазили в Запретный коридор? Профессор Дамблдор это строго-настрого запретил!

Гарриет и Гермиона переглянулись.

— Ну, мы только одним глазком. — Голос Гарриет звучал неровно, но Хагрид, кажется, не обратил на это внимание.

— Даже не думайте лезть туда опять, — сурово произнес он, — у Пушка одна голова размером с каждую из вас, а всего их три… Чудо, что вы целы!

Гарриет была в смятении: три огромных головы размером с них…

— Э-э-э, Хагрид, это имя такое? — протянула Гермиона, которая, похоже, ощущала ту же растерянность, что и Гарриет.

— Ну, а как же еще, — ответил Хагрид, чуть потеплев.

— Странное имя для… кого-то настолько смертоносного, — отозвалась Гарриет, гадая, смогут ли они вытянуть еще информацию.

— Ну чего вы так, это ж моя собачка, — ответил Хагрид, полностью возвратившись к прежнему добродушному тону. — Купил ее у одного… э-э… парнишки, грека, мы с ним в прошлом году… ну… в баре познакомились, — пояснил Хагрид. — А потом я Пушка одолжил Дамблдору — чтоб…

— Цербер! — воскликнула Гермиона, перебив Хагрида.

И Гарриет, и Хагрид — оба, но по разным причинам — изумленно поглядели на нее.

— А, да, — нашлась Гарриет после нескольких мгновений неловкой тишины, — Хагрид, мы как увидели твою собачку, все пытались вспомнить, как она правильно называется. — Руки ее между тем теребили мантию от нервного напряжения. — Гермиона, ты молодец, что вспомнила.

Гермиона, кажется, разрывалась между стыдом от того, что чуть не провалила операцию, и облегчением, потому что операция все-таки была спасена.

— Эх, дети, — пробормотал Хагрид. Он вспомнил про кружку на полу и наконец поднял ее, даже не треснувшую. — Пушок хоть и крепко привязан, но все равно ух как опасен. Больше не лезьте к нему, ясно вам?

Гарриет и Гермиона энергично закивали головами.

* * *

В девичьей спальне первого курса Рейвенкло было тихо: Сидни, Лиззи и Падма уже наболтались и спали; Гарриет и Гермиона же не могли говорить в общей спальне о том, что их действительно интересовало, так что обе предпочли молчание.

Гарриет зло выдохнула: одна настойчивая идея завладела ее сознанием, и Гарриет не могла от нее отделаться.

— Гарриет, ты не спишь? — шепнула Гермиона.

— Не могу, — едва слышно отозвалась Гарриет. — Думаю о… ты знаешь.

— Я тоже. — Гермионина кровать скрипнула: та села на постели и поправляла подушку.

Идея терзала Гарриет, насмехалась над ней; Гарриет кричала той, что она глупая, безответственная и бессмысленная, но никак не могла ее побороть.

«Ты хочешь точно знать, что поранило профессора Снейпа, — сказала ей идея. — Ты хочешь видеть».

«Я видела, — отвечала Гарриет, — мы зашли с Гермионой в библиотеку, и в книгах были картинки».

«Ты хочешь видеть», — ухмылялась идея, предчувствуя скорую победу.

Профессор Снейп ее убьет. Он убьет ее, если узнает. Она уже старалась изо всех сил не думать о своем расследовании в его присутствии, потому что время от времени у нее появлялось странное и неприятное ощущение, что профессор Снейп может читать чужие мысли. Теперь ей придется изо всех сил не думать на одну мысль больше, когда он рядом.

Гарриет тихо встала, надела ботинки и, взяв мантию-невидимку, попыталась выскользнуть из спальни.

Ах, еще бы.

— Гарриет, ты куда? — тихо спросила Гермиона.

Гарриет не следовало этого говорить, точно не следовало; но она не хотела врать Гермионе.

— Я собираюсь посмотреть на цербера.

— Ты с ума сошла?!

Скрипнула кровать — на этот раз Падмы; Гарриет испугалась, что протестующий шепот Гермионы разбудил их однокурсницу, но та лишь перевернулась во сне поудобнее и не проснулась. Гарриет посмотрела на Гермиону, приложила палец к губам и все-таки выскользнула за дверь.

— А ну стой! — Гермиона нагнала ее в гостиной, на счастье Гарриет, уже пустой, и схватила за руку. Настенные часы показывали начало первого. — Гарриет Лилит Поттер, во имя факультета, на котором ты учишься, во имя всех тех качеств, благодаря которым ты здесь, одумайся! Что на тебя нашло? Если цербер укусил профессора Снейпа так, что он уже много месяцев хромает, от тебя, Гарриет, и мокрого места не останется!

Гарриет вздрогнула, осознав, что Гермиона права. И все равно она не могла одолеть свое желание — и уже не хотела.

— Любопытство — одна из черт, ценимых Ровеной Рейвенкло, — отозвалась Гарриет, осознавая, насколько ее аргумент идиотский.

— Гарри, ради бога! Если тебя не волнует то, что тебя съест огромный цербер, то подумай хотя бы о том, что тебя обязательно поймают и исключат!

— Гермиона, смотри, у меня есть мантия-невидимка! Никто не увидит меня, и пес тоже. И он на привязи, так что все в порядке. Я лишь взгляну и сразу уйду.

Гермиона уставилась на Гарриет, будто не могла понять, что происходит с ее подругой. Гарриет этого тоже не знала и дорого бы дала за ответ, потому что, судя по всему, у нее ехала крыша.

— Я расскажу профессору Флитвику!

Это был определенно жест отчаяния со стороны Гермионы. Гарриет пожала плечами.

— Ладно. Ты собираешься идти к нему прямо сейчас? Я успею спуститься на третий этаж и посмотреть. Завтра? Думаю, мой поступок достаточно рассердит декана, чтобы он снял баллы с собственного факультета.

На Гермиону было почти больно смотреть, но Гарриет заставила себя: это она была виновата в том, что Гермиону разрывали на части ее собственные убеждения.

— Ну, если ты такая дура, Гарриет Поттер, — наконец сказала Гермиона; все ее существо, казалось, полыхало злостью и решимостью, — я пойду с тобой.

Гарриет была ошеломлена и растеряна. Гермиона собирается грубо нарушать правила — бродить по школе ночью — ради нее. Гермиона собирается встретиться с огромной опасной зверюгой, пусть и крепко привязанной, — ради нее.

На мгновение она замешкалась и ощутила импульс остаться в башне, не рисковать Гермионой, но затем подавила голос совести и произнесла (чувствуя себя виноватой и заискивая):

— Ты лучшая подруга на свете.

— Ой, заткнись, — грубо ответила Гермиона, разве что не дымясь от гнева.

* * *

Папина мантия была достаточно широкой и длинной, чтобы скрывать их обеих от самой макушки до подошв ботинок. Они выбрались из гостиной, стараясь быть как можно тише, и спустились по неволшебной лестнице. Лунный свет, пробивающийся из окон, едва освещал им путь, так что они ступали почти во мраке, однако они не смели зажигать Люмос даже под мантией. Сердце Гарриет быстро билось, и она слышала, что дыхание Гермионы стало чаще.

После того как две невидимые пары ног прошли коридор заклинаний, Гарриет дотронулась до руки Гермионы, чтобы привлечь ее внимание, и одними губами сказала: «Стой». Они стали осматриваться в поисках нужной двери. Вокруг было очень-очень тихо, и, кажется, их никто не преследовал.

На самой первой перед ними двери висел железный замок. Они с Гермионой в который раз за этот длинный день переглянулись и пришли к одной мысли: это та дверь.

Когда они приблизились, Гарриет высунула кончик палочки наружу и наколдовала «Алохомору». Замок раскрылся, и Гарриет осторожно сняла его.

— Гарриет! — шепнула Гермиона. — Ты уверена?

Гарриет только кивнула, и они вместе вошли в комнату.

На полу лежал гигантский пес, заполнивший собой весь коридор от пола до потолка. При их с Гермионой прибытии (они были не совсем бесшумны) пес поднял все три головы и стал принюхиваться к незваным гостям, которых он не мог увидеть. Одна из голов зевнула, и с огромной — в смысле, действительно огромной — пасти веревками повисла слюна.

Ну, решила Гарриет, она увидела достаточно. Профессору Снейпу еще повезло: такая собачка могла отхватить ногу полностью.

Она посмотрела на Гермиону, лицо которой вытянулось от неизгладимого впечатления, производимого цербером, и вновь коснулась ее руки. «Идем», — беззвучно сказала Гарриет, и они медленно попятились назад.

Пес сохранял спокойствие и только принюхивался, уставившись всеми шестью глазами прямо на невидимых гостей. Едва дверь закрылась, Гермиона шумно выдохнула, а Гарриет, у которой дрожали руки, выронила замок.

— Как ты думаешь, он мог нас видеть? — прошептала Гермиона; ее злость, похоже, уже угасла или, во всяком случае, залегла на глубокое дно. — Он так пялился на нас, будто мог видеть!

Гарриет подобрала замок. Вдруг рядом проскрежетал противный голос Пивза:

— Так-так-так, кто это у нас тут, непослушные ученички?

Гермиона пискнула, и Пивз посмотрел именно туда, где они скрывались под мантией.

— А… заколдовали себя на невидимость… но это вам не поможет, хи-хи-хи. УЧЕНИКИ БРОДЯТ ПО ШКОЛЕ! — оглушительно заорал полтергейст. — УЧЕНИКИ БРОДЯТ ПО ШКОЛЕ, ОНИ СЕЙЧАС В КОРИДОРЕ ЗАКЛИНАНИЙ!

Сердце загрохотало в груди, словно готовилось выпрыгнуть, и стало почти больно; но Гарриет все еще держала замок в руках. Гермиона выглядела так, будто сейчас умрет от ужаса, и Гарриет ощущала себя так же, но она шепнула:

— Дай мне несколько секунд! Нужно обязательно запереть дверь!

Дрожащими руками она поставила замок на место (из-под мантии высунулись ее руки, но Пивз этого не заметил, потому что был увлечен собственными воплями) и тихо сказала: «Коллопортус». Замок закрылся, и Гарриет, проверяя, толкнула дверь, но та не поддалась.

И они рванули.

Бежать вместе под одной мантией оказалось не слишком-то удобно (Гарриет все время боялась наступить на подол и упасть — тогда мантия слетела бы с них обеих). Они на ходу пытались приспособиться к ритму друг друга.

Когда Гарриет и Гермиона добежали до конца Запретного коридора, из-за угла послышался голос Филча:

— Сейчас мы их поймаем, дорогая, уже близко.

Они прижались к стене и замерли.

Первой показалась миссис Норрис, за ней следовал Филч со старинной керосиновой лампой в руке. Гарриет втянула губы, Гермиона зажала себе рот ладонью. Филч прошаркал мимо, направляясь туда, где до сих пор голосил Пивз, но миссис Норрис остановилась, обнюхивая их ноги. Гарриет молилась, чтобы папина мантия-невидимка оказалась достаточно могущественной, чтобы спасти их от кошки завхоза.

— Миссис Норрис, милая, где ты? — донесся голос Филча.

Кошка, дернув ушами, оглядела пространство, где дрожали Гарриет с Гермионой, и, махнув хвостом, порысила к хозяину. Гермиона, должно быть, удержалась от нового вздоха облегчения только потому, что до сих пор зажимала себе рот ладонью.

Они побежали в гостиную, стараясь быть как можно тише. Издали была слышна ругань Филча, недовольного тем, что он упустил учеников.

— Я... тебе... говорила, — выдохнула Гермиона, держась обеими руками за грудь, когда они оказались в безопасности гостиной Рейвенкло. Здесь, несмотря на поздний час, было светло и горел камин. — Я... тебе... говорила.

Гарриет стащила с них мантию и сложила ее.

— И ты была права, — ответила Гарриет: Гермиона пошла ради нее на огромную уступку, так что ей теперь надлежало отдать Гермионе возможность быть правой. — Но мы живы, здоровы и не пойманы, так что все хорошо.

Гермиона тяжело дышала, но это не помешало ей бросить на Гарриет взгляд, полный укоризны. Гарриет постаралась придать своему лицу виноватый вид.

— Гермиона, пойдем в постель. Вдруг в таких случаях Филч или учителя проверяют гостиные.

Падма и Сидни спали беззвучно, Лиззи, которая накануне немного простудилась, чуть-чуть посапывала. Ее рука свесилась с кровати.

— Можно к тебе? — спросила Гарриет, и они забрались к Гермионе на кровать и легли под одеяло.

— Теперь ясно, зачем профессор Дамблдор одолжил Пушка у Хагрида, — прошептала Гермиона. — Хагрид говорил, что зачем-то одолжил Пушка директору, но я его перебила своим: «Цербер!».

Гарриет ощутила, как расслабляется; еще несколько часов назад это заставило ее как следует понервничать, а теперь вызывало нежно-насмешливую улыбку.

— Я все равно не поняла.

— Люк, Гарри! Пес сидел на люке. Он охраняет философский камень.

Гарриет вылупилась на подругу. Она была так увлечена наблюдением за тем, что поранило профессора Снейпа, что ничего больше не видела, а Гермиона заметила детали и уже сделала правильные выводы.

— Гермиона, ты знаешь, что я восхищаюсь тобой?

В тьме спальни не было видно, как та порозовела, но Гарриет была уверена, что так оно и было.

— Не подлизывайся, — ответила Гермиона. — Я все еще злюсь, между прочим.

— Я правда совершенно искренне, — честно сказала Гарриет и поцеловала ее в щеку.

Гермиона не оттолкнула Гарриет. Некоторое время они молчали.

— Гарри, как думаешь, зачем профессору Снейпу нужно было пытаться пройти мимо пса к философскому камню? Я, конечно, не считаю, что профессор пытался его украсть, но все это странно, тебе не кажется?

Неприятное чувство тронуло сердце Гарриет. Если рассматривать все именно таким образом, будто профессор Снейп пытался пройти мимо пса к философскому камню, это действительно выглядело странно. Но Гарриет никак, никак не могла поверить, что профессор Снейп готов совершить эту подлость. Профессор Снейп учил ее защищать себя и спасал ее…

— Я не верю, что профессор Снейп способен на такое, — твердо ответила она. — Мы не знаем точно, что там было, может, он вовсе не пытался пройти к камню. Может, он кормил пса, или давал ему зелье, если тот заболел, или цербер вырвался из комнаты, а профессор загнал его обратно и пострадал в схватке. Можно гадать бесконечно.

— Ох, да, Гарриет, а мне и не пришло в голову, потому что я все время думала о философском камне. — Гермиона дернулась, и прядь ее непослушных волос упала Гарриет на шею — стало щекотно. — Ну, теперь мы обе получили ответы на свои вопросы.

Гарриет улыбнулась и погладила Гермиону по волосам.

— Доброй ночи.

— И тебе, Гарриет.

Когда Гарриет уже лежала в своей кровати, будучи в тепле и безопасности, она думала об их приключении: о том, как они крались по ночному замку, окруженные храпящими портретами, как влезли в комнату к церберу, как она запирала замок, пока Пивз орал над ухом, как бежали по замку и замерли при появлении Филча и его кошки, а потом снова бежали.

Сердце билось как ненормальное, когда она проживала произошедшее снова и снова, но теперь это не пугало ее, а дарило радость и восторг. Ох, Гермиона бы такое не одобрила.

Но Сириусу точно понравится эта история.