Доспехи (джен)

Легкие горели, и едва зажившая нога снова разнылась. Комната с его, Северуса, испытанием… Осталось совсем немного…

Только бы успеть… Только бы успеть…

Дверь из зала с зеркалом Еиналеж вдруг распахнулась — Северус вмерз в землю. Появилась… появилась мисс Поттер… живая! — он задохнулся от облегчения, — она мчалась, ничего не видя на своем пути, и так и врезалась в Северуса со всей силы. Столкновение едва не сбило их обоих с ног, и он непроизвольно обхватил ее руками. Мисс Поттер с коротким изумлением уставилась на него, а затем и на ее лице отразилось такое облегчение, что через мгновение она выглядела готовой заплакать.

— Там был Волдеморт, — выпалила она, — он был духом и улетел куда-то через потолок, а Квирелл — Волдеморт жил у него в затылке! — валяется там, — она махнула рукой на дверь, — я его усыпила и связала.

И все-таки расплакалась.

Северус, с палочкой наготове, не сводя глаз с двери, из которой появилась мисс Поттер, держал девочку в своих руках, пока она слезами выплескивала ужас, страх и потрясение, — все, через что она прошла, пока он сидел наверху, черкал бестолковые работы и самонадеянно думал, будто проследил, что она в безопасности. Северус чувствовал, как крепко она впилась пальцами в ткань мантии на его спине, и сам мертвой хваткой держал ее; если бы она не справилась сама, он бы не успел, не успел бы, и тогда…

Мисс Поттер громко всхлипнула, напоминая Северусу, что она справилась, справилась сама, и теперь стоит здесь на своих ногах. Ему кольнуло сердце.

Шли минуты. Она стала затихать и вдруг чихнула. Мисс Поттер отстранилась от него, достала носовой платок, вытерла лицо и шумно высморкалась. Окинула его изучающим взглядом.

— Профессор, вы что, были на стройке? Мне ваша пыль в нос попала.

Северус осмотрел себя: он и впрямь с головы до пят был в пыли.

— Каменные шахматы, — коротко пояснил он, очищая себя чарами. — Мне пришлось разрушить их, чтобы добраться до вас.

Пока он пытался разрушить их по отдельности, чертовы фигуры восстанавливались, едва он отводил палочку, так что ему пришлось взорвать все разом, прикрывшись щитом. Грохот еще не утих, когда Северус промчался сквозь поднявшееся облако пыли, такое густое, что его горло, кажется, теперь было заполнено этой дрянью.

— Это все-таки были вы! — воскликнула мисс Поттер, оживившись. — Я слышала, я знала, что это вы, — протараторила она взволнованно, — как раз, когда… а… неважно.

Он сделал на этом мысленную заметку и внимательно оглядел ее: на щеке виднелась свежая ссадина, а школьной мантии, перепачканной в пыли, рваной тут и там, недоставало куска подола, явно обгоревшего. Мисс Поттер откинула со лба растрепанные волосы, и ему открылся ее шрам — шрам в виде молнии, о котором знали все, но который он прежде никогда не видел. Северус не мог отвести от него глаз, и вместе с тем кожу щекотало от желания так и сделать. Видеть эту отметину казалось слишком… интимным. Мисс Поттер обыкновенно скрывала ее, а теперь не смогла, и он увидел то, чего видеть был не должен, хотя и чувствовал, будто у него есть на это какое-то право.

Она заметила, на что он пялится.

— Квирелл вырубил меня, дважды, и еще мне было так страшно, наверное, я потеряла контроль над иллюзией… — сказала мисс Поттер и вмиг ужасно встревожилась, задергала его за рукав: — Профессор, мы должны пойти к Квиреллу, а то он проснется и сбросит мои заклинания.

Двуликий урод подождет. После того, как Темный Лорд покинул его тело, Квирелл должен быть при смерти. Если он и сможет проползти хотя бы несколько футов, чтобы выбраться из зала, то Северус выдворит мисс Поттер отсюда и сделает с ублюдком то, что тот заслуживает.

— Он всегда такой воспаленный? — нахмурился Северус, не сдвинувшись с места. Шрам мисс Поттер выглядел не так, как должны выглядеть старые шрамы. Хотя он ничего не знал о шрамах от убивающего проклятия.

— Квирелл! — воскликнула мисс Поттер. Схватив Северуса за руку, она потащила его (попыталась) к двери впереди.

Однако.

— Мисс Поттер, — сказал Северус спокойно, — Квирелл не сдвинется с места. Теперь, после того как Темный Лорд покинул его тело, он крайне слаб.

Она несколько мгновений глядела на него огромными тревожными глазищами, а затем, видимо, решившись поверить ему, отпустила его руку. Огляделась на дверь, прислушалась к тишине. Вновь повернувшись к Северусу, наконец ощупала свой шрам и покачала головой.

— Нет. Это из-за Волдеморта. Ну, Квирелл схватил меня, и шрам капец как заболел.

Северус схватил девочку за плечи и принялся вновь осматривать ее:

— Вы ранены?

— Немножко, — бодро сообщила мисс Поттер и сморщилась, потирая ссадину на щеке. — Сэр, а если он… если Волдеморт сейчас вернется? — спросила она, сжимаясь в его хватке.

— Не вернется, — твердо сказал Северус, не отпуская ее плеч: ему все казалось, что мисс Поттер скрывает от него ужасную рану.

Он не смог бы придумать ничего более унизительного для Темного Лорда, чем то, что уже с тем случилось: быть вновь побежденным ребенком, которого не смог убить десять лет назад, и снова оказаться в этой промежуточной форме между чем-то телесным и духом.

— Не называйте его по имени, мисс Поттер.

Девочка недоверчиво взглянула на него.

— А как еще? Сами-знаете-кто и тот-кого-нельзя-называть звучит слишком… слишком много чести так его звать.

Северус вспомнил, каким чудовищным мог быть Темный Лорд, сколько ужасающего могущества и безжалостности в нем было, и на миг прикрыл глаза. Дамблдор был единственным человеком, которого Северус считал достойным называть Темного Лорда по имени, ведь тот явно опасался директора. Но теперь мисс Поттер — одиннадцатилетняя мисс Поттер — в одиночку справилась и с ним (пусть даже в нынешнем его состоянии), и с его приспешником. Разве это не давало ей право звать его не только по имени, но и вообще как ей захочется?

— Не называйте его так при мне.

Мисс Поттер одарила его странным взглядом, но смолчала. После прошлого инцидента с легилименцией Северус не рискнул залезть ей в голову.

— Пойдемте к Квиреллу! — повторила девочка.

Больше не было причин медлить, так что Северус задвинул ее себе за спину и пошел впереди с палочкой наготове.

— Не приближайтесь, — приказал Северус, когда они вошли в зал из его сна. Квирелл валялся на полу, его лицо и руки были сильно обожжены: красная, местами обугленная кожа, а кое-где уже вздулись пузыри. Запах жареной плоти расходился от него тошнотворной вонью. Квирелл не двигался. И не дышал. Северус присел возле него и попытался нащупать пульс: ничего. С возрастающей уверенностью он бросил в Квирелла заклинание целителей.

Тот был мертв.

Северус обернулся к мисс Поттер, которая застыла за его спиной: глаза ее блестели, а взгляд был полон отвращения и ужаса.

— Что с ним? — дрожащим тонким голосом спросила она. — Когда я его оставила, он выглядел не так плохо. Он ведь просто спит, да? Он был в сознании, и я его усыпила, но он выглядел лучше, а сейчас он выглядит так плохо, но он же ведь просто без сознания, да?

Северус медленно встал и, призвав все свои навыки лжи и обмана, солгал настолько хорошо, насколько умел, насколько человек вообще был на это способен:

— Да, мисс Поттер, он спит. Идемте.

Хватит с нее на сегодня потрясений. Скажи он ей правду, и она, охваченная детским эгоцентризмом, непременно бы стала обвинять себя в его смерти, и неизвестно, каких трудов ему бы стоило переубедить ее, что Квирелл сдох, потому что умирал уже много месяцев, а когда Темный Лорд покинул его, тот был обречен. Ожоги Квирелла выглядели мерзко, но они явно были недостаточно серьезными, чтобы взрослый волшебник погиб от них. Через несколько минут или часов после того, как Темный Лорд оставил его тело, Квирелла неминуемо бы ждала мучительная кончина. На самом деле, усыпив Квирелла, мисс Поттер подарила ему эвтаназию, легкую смерть; смерть, которой он не заслуживал.

— Профессор, — начала мисс Поттер подавленно; глаза ее все еще были широко раскрыты, и взор прикован к доселе невиданному для нее отвратительному зрелищу. — Разве не безопаснее будет взять его с собой? А если он все-таки очнется и сбежит… Мой Петрификус он в первый раз сбросил.

В первый раз?.. Сделав еще одну мысленную заметку, Северус заслонил своим телом голову Квирелла так, чтобы девочка ее не видела, и послушно замахал палочкой, имитируя сдерживающие чары.

— Он не сбежит, мисс Поттер, я обещаю. Скоро ему окажут колдомедицинскую помощью. Идемте.

И она — о чудо! — послушалась.

* * *

Они вернулись в комнату, где появлялась огненная стена, но в этот раз пламя почему-то не вспыхнуло (как и в прошлый, когда она влетела в профессора Снейпа, внезапно поняла Гарриет). Теперь, когда Волдеморт улетел, Квирелл был надежно заколдован, а рядом с ней шел профессор Снейп, Гарриет почувствовала себя достаточно безопасно и спокойно, чтобы ее любопытство вернулось к ней, и она завертела головой.

— Профессор, а как нужно было проходить это испытание? Я развеяла огонь Агуаменти и проскочила…

— Что вы сделали? — перебил ее профессор Снейп.

И Гарриет стала рассказывать всю историю с самого начала.

Когда она закончила, профессор молчал, застыв: выражение его лица было жестким, но его взгляд впился в нее с таким странным выражением… ну, какая-то странная смесь ужаса и… боли, может? Она не поняла. Видеть это выражение на лице профессора Снейпа казалось таким странным, так это было неуютно… Будто она увидела что-то чересчур личное, нечто, что он не захотел бы ей показывать. Она не решилась его торопить, вместо этого отвернулась и подошла к столу. Взяла со стола пергамент и с удивлением обнаружила на нем стихи.

— Предполагалось, что это испытание задержит того, кто попытается попасть в следующую комнату, — донесся у нее из-за плеча его странный, надтреснутый голос, когда она дошла до последней строчки.

Окинув взглядом разнокалиберные сосуды, Гарриет поняла:

— Профессор, это вы придумали это испытание?

Он кивнул.

— А стихи? Кто их написал?

— Тоже я.

Гарриет изумленно уставилась на него. Профессор Снейп и стихи?.. Погодите-ка… профессор Снейп и стихи?!

До сих пор она даже не задумывалась, что у него есть какие-то увлечения помимо зелий и защиты от темных искусств, а теперь он открылся ей с такой стороны, что она потеряла дар речи. Сколько еще она о нем не знает? Или точнее, насколько мало она знает о нем?

— Это же очень трудно! Я пыталась, еще когда жила… на Тисовой, но, по-моему, выходило ужасно.

Профессор Снейп ухмыльнулся, но это выглядело так, будто он едва нашел силы для ухмылки.

— Для многих вещей одной старательности мало, мисс Поттер. Нужны способности.

Гарриет согласно кивнула, а затем вообразила, как профессор Снейп, вернувшись к себе в покои после учебного дня, садится на тот бурый диванчик и начинает писать стихи, в порыве вдохновения пачкая чернилами бледную щеку. Интересно, про что он пишет? Про жизнь? Про природу? Про любовь?

— Я не пишу стихи, — насмешливо сказал профессор Снейп.

Она возмущенно уставилась на него, но он произнес:

— Не нужно применять легилименцию, чтобы узнать ваши мысли, мисс Поттер. Они написаны у вас на лице.

Вот зараза. Гарриет отвернулась от него, чтобы он больше ничего не прочел по ее лицу, физиогномист этакий.

А может, он втихаря все-таки пишет стихи? Просто постеснялся в этом признаться? Может, профессор думает, что это не сходится с его репутацией ужаса подземелий?

— Идемте, — прервал поток ее мыслей профессор Снейп, и она виновато встрепенулась, отчаянно надеясь, что эти мысли он с ее лица не прочел. — Скоро здесь будет директор.

Когда они вошли в комнату со все еще бессознательным троллем, Гарриет осознала, что от страха в первый раз не заметила, насколько смрадным он был. Тогда от вони она лишь скривилась, но теперь запах казался настолько омерзительным, что она зажала нос рукой, чтобы ее не стошнило.

Профессор Снейп неожиданно направил на нее палочку, и ее голова оказалась в причудливом прозрачном пузыре, а тошнотворная вонь сразу пропала. Профессор Снейп наколдовал себе такой же, и они спокойно двинулись дальше.

Гарриет украдкой бросила на него впечатленный взгляд: как же много он умеет!

В комнате с уже восстановившимися шахматными фигурами Гарриет закуталась в мантию-невидимку, а профессор Снейп, следуя примеру Гарриет (от чего она втайне наполнилась гордостью) заколдовал себя на невидимость, и фигуры не пытались преградить им путь. Когда они добрались до помещения с птичками, оказалось, что это были вовсе не птички, а летающие ключи.

— По замыслу, вор должен был поймать ключ, чтобы пройти в следующую комнату, — расщедрился на объяснения профессор Снейп, когда она задрала голову, чтобы хорошенько их рассмотреть.

— Но, сэр, разве это… не только это испытание, а вообще все предыдущие, разве они не слишком простые для кого-то, кто хочет украсть Философский камень?

— Да.

И больше ничего не сказал. Гарриет расценила это как призыв подумать самостоятельно.

Следующее помещение было всюду увито дьявольскими силками, но профессор Снейп с легкостью разогнал их шаром света. Затем он наколдовал лестницы, чтобы подняться к странному отверстию на потолке, и сказал Гарриет лезть вперед. Карабкаясь, Гарриет наконец поняла:

— Квирелл не мог справиться с зеркалом! Это и была настоящая ловушка, а все остальное должно было лишь задержать его, как комната со стихами, да?

— Десять баллов Рейвенкло, мисс Поттер.

Взобравшаяся уже до четверти лестницы Гарриет чуть не оступилась. Профессор Снейп, оставшийся снизу, мгновенно выбросил руки, чтобы поймать ее, но она удержалась.

Ошарашенная, она обернулась к профессору, который все еще держал руки так, будто готовился поймать целого бегемота, и тупо уставилась на него.

До того он никогда не присуждал ей баллы, а только с удовольствием их снимал. Даже на их секретных занятиях, когда она быстро справлялась с новым заклинанием или придумывала хитрую ловушку, профессор Снейп мог лишь отпустить скупую похвалу (так нечасто, что каждый раз был почти праздником). Гарриет, впрочем, не жаловалась. Эти скупые похвалы весили больше, чем все на свете баллы.

Но теперь эти десять очков, которые профессор Снейп дал ей, отозвались в Гарриет как нечто чрезвычайно важное.

Она заставила себя отвернуться и продолжать карабкаться по веревочной лестнице. Ближе к потолку послышались звуки арфы и… храп… кого-то, несомненно, такого же огромного, как бегемот, которого собирался ловить профессор Снейп.

— Стойте! — глухо крикнул он, когда до верха ей оставалось не меньше пяти футов.

Он наколдовал еще одну лестницу рядом и проворно вскарабкался вверх, ненароком задев Гарриет — ее лестница закачалась, — и пролез в дыру на потолке. Вскоре его напряженное лицо, наполовину скрытое свисавшими черными прядями, показалось сверху. Он прошептал:

— Поднимайтесь осторожно и не произносите ни звука. Вы поняли?

Ее озарила еще одна внезапная догадка: получается, они добрались до самого верха, до… цербера в комнате на третьем этаже? У-ух. Ведь это именно оно, это адское чудовище, прокусило ногу профессора Снейпа так, что тот хромал полгода. Гарриет поежилась, но, глянув на своего профессора, вернула себе решительность и стала докарабкиваться наверх.

Профессор Снейп схватил ее, когда она по плечи высунулась из люка. Он поднял ее за подмышки и оттащил так быстро, что она даже не успела оглянуться на цербера. Перед ними распахнулась дверь, и профессор Снейп вытащил Гарриет в коридор, все еще держа ее за подмышки, так что ее носочки не доставали пола.

— Северус… Гарриет.

Прямо перед ними, немного удивленный и обеспокоенный, стоял директор Дамблдор.

Лишь плотно захлопнув дверь ногой, профессор Снейп наконец поставил Гарриет на пол.

* * *

Гарриет проснулась с ощущением того, что абсолютно и полностью выспалась: это было следствием сонного зелья мадам Помфри. Она не хотела принимать его, но мадам Помфри была непреклонна, настаивая, что иначе Гарриет не уснет. Гарриет вообще не собиралась идти в больничное крыло, но профессор Снейп был еще более непреклонным, чем мадам Помфри. Спорить с ним было все равно что спорить с ослом.

Она зажмурилась, когда воспоминания нахлынули на нее мрачным калейдоскопом: как Квирелл похитил ее и как она сбежала от него; как она увидела Волдеморта на затылке Квирелла и как они дрались с Квиреллом не на жизнь, а на смерть. Его вопли, которые она не хотела слышать в своей голове, и тошнотворная вонь жженого мяса, которую она теперь хотела навсегда забыть. Затем ей стал вспоминаться профессор Снейп: как он стиснул ее, когда она выбежала из комнаты с зеркалом и врезалась в него; как схватил ее, когда она вылезала из люка, и оттащил прочь от дремавшего цербера.

Вдруг откуда-то сверху раздалось покашливание, и Гарриет мгновенно открыла глаза.

У ее больничной койки сидел улыбающийся Альбус Дамблдор. Гарриет ощутила острое недовольство и еще какое-то странное стеснение… ну, словно ее прервали на чем-то, что совсем не касается других.

— Добрый день, Гарриет, — произнес Дамблдор.

Буркнув ответное приветствие, Гарриет приподнялась на локтях и огляделась. Столик рядом с ее кроватью был завален сладостями и открытками, а в его центре стояла ваза с маленькими фиолетовыми цветками.

— Знаки внимания от твоих друзей и поклонников, — пояснил Дамблдор, поймав ее взгляд. — То, что произошло в подземелье между тобой и профессором Квиреллом — это строжайший секрет, и потому нет ничего удивительного в том, что его знает вся школа.

— А от кого цветы?

— О, это моя работа, дорогая, — Дамблдор довольно улыбнулся. — Я счел, что ирисы подойдут больше всего.

— Мне нравится, спасибо, — вежливо сказала Гарриет, сознание которой едва тронула догадка, что это значило что-то особенное. Петуния заставляла ее учить язык цветов, чтобы она помогала ей составлять букеты для всяких важных шишек с работы Вернона и их жен, но цветов и значений всегда было так много, что они путались у нее в голове (даже не говоря о том, что Гарриет как могла саботировала эту флористику). Она так ничего и не запомнила, кроме асфоделей.

— Я рад это слышать, — мягко ответил директор.

Гарриет потянулась к цветам, чтобы скрыть свои чувства. Она недолюбливала Дамблдора и не доверяла ему с того дня, когда он пришел в их с Сириусом дом и едва не разлучил их. Вдобавок она не забыла историю с зеркалом Еиналеж.

Но при этом каждый раз, когда она встречалась с Дамблдором, его любезность и доброта, казалось, могли сгладить любой острый угол, лишая Гарриет возможности быть с ним по-настоящему дерзкой или грубой. Дамблдор был воспитан лучше всех людей, которых она когда-либо знала, и это производило на нее совершенно неотразимое впечатление. У него была теплая улыбка, а мерцающие глаза казались по-настоящему добрыми. А еще от него исходили несокрушимая уверенность и сила, и против этой силы нельзя было выступить, как нельзя было не пожелать в нее завернуться, согреться под ее успокаивающими крыльями.

Все это создавало у Гарриет такое двойственное впечатление о Дамблдоре, что ей хотелось либо всецело ему поверить, либо полностью его оттолкнуть, только бы не мучаться этой двойственностью. Даже ее отношение к профессору Снейпу было гораздо проще: порой он сильно расстраивал ее или, наоборот, доводил до белого каления, а иногда после встреч с ним Гарриет хотелось прыгать, петь и танцевать. Но одно всегда было неизменно: она знала, что профессор Снейп заботится о ней и защищает ее. А с Дамблдором ничего не было настолько же ясно. Он казался добрым и располагающим, и все же Гарриет не могла отказаться от своего недоверия к нему. К тому же она почти ничего о нем не знала, и его мотивы были для Гарриет расплывчатыми и загадочными, словно пролетающий сквозь руки сизый туман.

— Тебе, наверное, захочется узнать, что произошло после того, как ты оказалась здесь? — спросил он, когда Гарриет перестала притворяться, будто любуется ирисами и вдыхает их аромат.

На самом деле, они действительно были красивыми и приятно пахли.

— Да. Квирелла арестовали?

— О, боюсь, моя дорогая, его постигла иная участь, — сказал Дамблдор. Гарриет обратила внимание на то, что он не одернул ее за неучтивое упоминание преподавателя. — Профессор Квирелл скончался.

Гарриет ощутила шок и странную, маленькую печаль. Почему печаль, откуда она? Ее не должно было быть. Квирелл ведь пытался ее убить и служил Волдеморту. Но даже после того, как Гарриет это подумала, комок печали никуда не пропал.

И тут ее охватил ужас. Профессор Снейп же сказал, что Квирелла будут лечить… Но он умер... Это... Это?..

— Гарриет, ты здесь ни при чем, — мягко произнес Дамблдор, и она совсем не удивилась, что он понял, о чем она думает. — Позволив Лорду Волдеморту завладеть своим телом, профессор Квирелл день ото дня медленно усыхал. Он убивал единорогов в Запретном лесу и пил их кровь, чтобы продлить себе жизнь. У него оставалось не так много времени, а когда Лорд Волдеморт покинул его, профессор Квирелл был обречен. Он скончался вскоре после того, как дух Тома улетел. То, что ты сделала, защищая свою жизнь, не имеет к его смерти никакого отношения.

У Гарриет вырвался шумный вздох облегчения, и она уставилась в стену напротив. Все равно все это было ужасно. Интересно, Волдеморт сказал Квиреллу, что с ним станется, когда Волдеморт вылетит из него?

С совершенной уверенностью Гарриет вдруг поняла, что нет. И ее проняло от мысли: если он столь безжалостен даже к своим союзникам… Что же это за человек?

Она повела плечами, пытаясь сбросить с себя нервную дрожь.

— А что касается камня, то он теперь уничтожен, — между тем сообщил директор. — Том не сможет им воспользоваться.

Гарриет заполнило изумленное негодование: как можно было уничтожить этот камень? Впрочем, то, что Волдеморт никогда не сможет воспользоваться им, было лучшей новостью за последние дни. И она помешала ему… помешала ему вернуться и убить ее и ее любимых. Ее заполнила любовь к Сириусу, Ремусу, Гермионе, заполнили теплые чувства к профессору Снейпу, близнецам Уизли, девочкам из ее комнаты и ребятам с ее курса. Они все точно будут живы. Гарриет справилась.

Ей показалось неприличным, как много гордости за себя она почувствовала.

И все же… Гарриет не была глупой, чтобы думать, будто опасность развеялась навсегда.

— Но теперь, — медленно протянула она, вовсе не желая говорить об этом, думать об этом, — теперь Волдеморт будет искать другой способ вернуть себе силы, верно?

— Да, Гарриет, — согласился Дамблдор. — Он все еще где-то здесь, возможно, ищет новое тело, в которое мог бы вселиться… Так как он не является живым существом в полном смысле этого слова, его нельзя убить. Он бросил Квиррелла умирать — ведь он безжалостен не только к врагам, но и к союзникам.

Гарриет изумилась, насколько то, что сказал директор, было похоже на ее собственную мысль.

— Однако ты не должна огорчаться, Гарриет, — продолжал Дамблдор. — Пусть ты всего лишь на какое-то время отдалила его приход к власти, но в следующий раз найдется кто-то другой, кто будет готов сразиться с ним. И это несмотря на то, что наша борьба против него кажется заранее проигранной. А если его возвращение будет отодвигаться все дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать.

Гарриет помолчала, пытаясь справиться с тревогой. Наконец она задала вопрос, ответ на который ей очень нужно было услышать:

— Директор Дамблдор, вы видите будущее?

Он удивленно взглянул на нее:

— Почему ты так решила, Гарриет?

Она постаралась изгнать из головы все о собственном предвидении. Вдруг и он тоже умеет читать мысли? Боже, как она устала от этих легилиментов.

— Когда мы встретились в комнате с зеркалом Еиналеж после Рождества, помните? Тогда вы сказали что-то вроде: «Когда ты в следующий раз увидишь это зеркало, то будешь готова».

Дамблдор улыбнулся и пропустил бороду сквозь пальцы.

— Я нахожусь в том возрасте и том состоянии ума, когда я действительно способен предугадывать будущее. Но, боюсь, это не имеет отношения к искусству, которым занимается наша неповторимая профессор Трелони — учитель прорицаний.

— Вы не видите будущее… но вы способны понять, что случится, благодаря размышлениям и опыту?

— Именно это я и хотел сказать, — лучисто улыбнулся Дамблдор и потянулся к пакетику «Берти Боттс» на столике. — А теперь достаточно вопросов. Я предлагаю тебе заняться этими сладостями. О! Драже на любой вкус «Берти Боттс»! В юности мне не повезло: я съел конфету со вкусом рвоты, и боюсь, что с тех пор я несколько утратил к ним интерес. Но вот эта конфетка кажется мне вполне безобидной, как ты считаешь?

Дамблдор закинул в рот золотисто-коричневую карамельку. И тут же поперхнулся.

— Не повезло! — выдавил он. — Вкус ушной серы, не самый приятный на свете, ты не находишь?

Гарриет развеселилась, но еще одна мысль назойливо стучалась в дверь ее сознания.

— Профессор, я хочу задать еще один вопрос, — твердо сказала она. Она должна сделать это, даже если директор дал ей понять, что больше не хочет отвечать на вопросы. — Но как вы могли предугадать, что я вновь увижу то зеркало? Квирелл, судя по всему, и не собирался похищать меня, я случайно попалась ему.

Дамблдор не торопился отвечать: он наколдовал себе стакан воды и запил ею противный вкус драже. Или, может быть, тянул время и скрывал эмоции так же, как она сама с его ирисами.

— В жизни есть испытания, которые нам суждено пройти, Гарриет, — серьезно сказал он. — Большинству из нас неведомо то, что с нами произойдет, но порой линия судьбы прочерчивается столь ярко, что не увидеть ее невозможно. Я не могу сказать тебе большего, Гарриет, пока ты не подрастешь. Однажды, когда ты будешь готова, ты узнаешь.

Дамблдор в последний раз улыбнулся и ушел. Гарриет осталась сидеть на больничной койке в растерянности: она-то точно верила в судьбу, потому что у нее были ее сны, но откуда было Дамблдору знать ее будущее, если он не владел даром предвидения?

Она потянулась к «Берти Боттс» и задумчиво сунула в рот конфету.

* * *

Ирис — символ мужества, доблести, достоинства

* * *

С самого опасного в жизни Гарриет приключения минуло несколько дней. Большой зал, когда они с Гермионой добрались до него, был уже полностью заполнен. Едва они заняли свои привычные места за столом Рейвенкло, словно из ниоткуда появился Дамблдор, и все разговоры, будто по Силенцио, стихли.

— Сейчас, как я понимаю, мы должны определить, кто выиграл соревнование между факультетами, — начал он. — Начнем с конца. Четвертое место занял факультет Хаффлпафф, у них триста пятьдесят два очка. Третье — Гриффиндор, четыреста двенадцать очков. На втором месте Слизерин — четыреста семьдесят два очка. А на первом — Рейвенкло — четыреста восемьдесят очков. Таким образом, поздравляю факультет Рейвенкло с победой!

Дамблдор хлопнул в ладоши. На стене за преподавательским столом и с потолка между факультетскими столами свесились огромные полотна со знаменем Рейвенкло: бронзовый орел раскрыл крылья на фоне синего неба.

Стол Рейвенкло взорвался громкими криками и аплодисментами. Теперь, когда нависающий над Гарриет дамоклов меч исчез, она успокоилась и легко присоединилась к веселью сокурсников, еще более счастливая быть частью общей радости. Она посмотрела на Гермиону, ликовавшую рядом с ней, и усмехнулась. Разумеется, Рейвенкло победил. Как мог не победить факультет, на котором была Гермиона Грейнджер?

— Наконец-то, мы давно это заслужили! — подпрыгивала Пенелопа, от радости схватив сидевшего рядом с ней третьекурсника в охапку. — Слизерин выигрывал шесть лет подряд, на чуть-чуть опережая нас, но теперь мы взяли свое!

Гарриет взглянула на слизеринский стол: они, как и полагалось, держали лица, хотя по младшим было заметно, что они раздосадованы проигрышем. Наверное, это обидно — упустить победу из-за восьми очков.

И тут кое-что вспыхнуло в ее памяти, и она непроизвольно посмотрела на то место, где должен был сидеть профессор Снейп: он глядел прямо на нее. По его лицу невозможно было ничего прочитать, но Гарриет была уверена, что он уже вспомнил, как начислил ей десять баллов в тот день, и теперь его факультет проиграл.

Радость победы заметно померкла.

* * *

Утром того дня, когда Северусу полагалось вздохнуть с облегчением по поводу того, что маленькие несносные негодяи покидали школу на блаженных два месяца, он ожидал посетителя. Какая-то его часть сопротивлялась тому, что он позвал мисс Поттер в свои личные покои, но говорить с ней в его комнатах было безопаснее, чем в кабинете. И она, к тому же, уже сунула свой нос в его личное пространство.

И неважно, что Северус сам ее тогда привел. Мисс Поттер была виновна в том, что слишком часто попадала в неприятности. Его передернуло от мысли, из каких злоключений ему придется вытаскивать мисс Поттер, когда она повзрослеет. Чем старше ученик, тем больше неприятностей он может доставить — это Северус усвоил на своем опыте. Если бы только было можно, чтобы этот ребенок не взрослел.

Ребенок постучал — пунктуально, как и всегда. Северус открыл дверь перед пустым пространством, подождал несколько мгновений, чтобы мисс Поттер успела юркнуть внутрь — он почувствовал, как она слегка задела его, — и тихо закрыл дверь.

Мисс Поттер сдернула с себя мантию-невидимку: на ней было праздничное сиреневое платье, которое она даже не потрудилась скрыть школьной робой. Это платье напомнило ему то, в котором она была, когда он впервые увидел ее в Лютном переулке. Северус бы вовсе не удивился, если бы узнал, что из того платьица она уже выросла. Когда через пару месяцев мисс Поттер вернется в школу, ему придется привыкать к тому, как она изменится за эти восемь недель.

— Вы все еще должны носить школьную форму, мисс Поттер, — сказал Северус, просто чтобы повредничать.

Он не разглядел на ее личике следов, какие обычно сопровождают вину и потрясение. Значит, Дамблдор сделал все правильно.

— Я обязательно надену мантию, сэр, когда буду идти к поезду, — ответила она якобы с послушанием, но Северус точно расслышал в нем оттенок иронии.

— И снимете, как только окажетесь в нем.

Мисс Поттер мгновение выглядела изумленной, а затем рассердилась:

— Так вы все-таки читаете мои мысли?!

Он ухмыльнулся, получив ожидаемую сатисфакцию.

— Мисс Поттер, вы столь часто спрашиваете меня об этом, что мое желание прямо так и поступить становится все настойчивее. У меня почти не осталось сомнений в том, что в вашей голове есть нечто, что мне стоит увидеть.

Она явно испугалась, но вместо того, чтобы увести глаза, упрямо вскинулась и поглядела прямо на него:

— А вот и нет! Просто вы постоянно угадываете то, что я думаю. Сэр.

Северус снисходительно усмехнулся.

— Это называется проницательность.

И опыт. Он до смерти насмотрелся на безмозглых модниц, которые стремятся скинуть школьную форму, едва у них появляется для этого возможность. Однажды на выходных он оштрафовал хаффлпаффку, чья юбка была настолько коротка, что ее легче было принять за пояс. Мерлин, пусть мисс Поттер будет воспитана лучше.

Северус прошел в гостиную, его маленькая гостья поспешила за ним. Он указал ей на диван и уселся сам.

— Это, — Северус взял с журнального столика стопку исписанной им бумаги и протянул ее мисс Поттер — она бережно взяла ее, — план ваших дополнительных занятий на лето. Если вам это неизвестно: в доме, где живет хотя бы один взрослый волшебник, невозможно отследить магию несовершеннолетних, так что вы сможете колдовать.

Девочка широко раскрыла глаза, очевидно, уже представляя открывающиеся перед ней перспективы, и Северус поспешил продолжить:

— Но не стоит хвастаться этим перед другими или пытаться злоупотребить возможностью. Вы будете практиковаться в заклинаниях строго под присмотром вашего опекуна, — сказал он, скривившись на последних словах.

Блэк был худшей кандидатурой, чтобы контролировать обучение девочки, но это было лучше, чем ничего. Северус на это надеялся.

Где-то на краю его сознания вновь забултыхалась мысль о том, что мисс Поттер — лишь ребенок, которому в течение учебного года полагается учиться, а летом — бездельничать, но он не мог допустить, чтобы бесценные восемь недель девочка потратила впустую. Возможно, те знания, которые он так отчаянно стремился в нее впихнуть, однажды спасут мисс Поттер жизнь, и тогда цена в детские каникулы окупится. Он заставил умолкнуть ту свою часть, которая все равно смотрела на него укоризненным взглядом.

— Возьмите и это, — Северус протянул ей ничем не примечательный, строгий дневник в черной обложке. На столике остался такой же, его близнец.

Мисс Поттер приняла дневник, открыла, пролистнула страницы: те были совершенно пусты.

— Это парные дневники, — пояснил он, взяв со столика свой экземпляр и помахав им. — Вы будете писать в своем дневнике еженедельные отчеты о проделанной работе, и то, что вы напишете, отобразится в моем. Я напишу ответ в своем блокноте, и вы увидите его в вашем.

— Ух ты. — Мисс Поттер прижала дневник к себе. — Спасибо.

Северус взглянул на нее, думая, что сказать напоследок.

— Если вы не будете выполнять план работы или солжете мне в отчете, последствия будут для вас крайне неприятными.

Это было не тем, что робко выклевывалось из глубин его души, но было настолько для Северуса типичным, что он решил, что именно это он и хотел сказать.

— Почему вы так говорите, профессор? — последовал подавленный ответ; мисс Поттер смотрела с обидой и грустью.

Северус смешался: угрозы были частью его обычных воспитательных методов, и он был уверен, что мисс Поттер должна была понимать это и что она давно к этому привыкла.

— Вы злитесь, да? — тем временем спросила она. — Что ваш факультет проиграл. Вы дали мне десять очков в тот день.

Она застала его врасплох. Северус не думал, что мисс Поттер придет в голову сопоставить два этих события, и уж тем более он не думал, что она станет размышлять над тем, как относится к этому он. Сам он сразу осознал всю иронию случившегося: он всегда удерживал себя от того, чтобы наградить мисс Поттер баллами, даже когда она по-настоящему удивляла его. Он сделал исключение лишь для того раза, и это стоило его факультету победы.

— Вы эгоцентричны, мисс Поттер, — возразил Северус. — Эти десять баллов ничего бы не значили, если бы не усилия всех ваших коллег с факультета.

Он так не считал, но и сказать того, что думал, не мог: что должен был бы злиться, что это было в самой его природе — мелочной и несправедливой, — но не злился по причинам, неясным ему самому.

Глаза мисс Поттер округлились, будто она не поверила, что он так взял и не нагрубил ей за собственный промах (Северус ее не винил). Затем она погрузилась в задумчивость.

Северус видел эту задумчивость много раз, когда мисс Поттер пустым взглядом обращалась в точку в пространстве и не слышала его, когда он что-то ей говорил, не отзывалась на его оклики. Со временем Северус приучился не мешать ей, а спокойно ждать, когда мисс Поттер развернет и рассмотрит все мысли, которые у нее появились. После этой своей задумчивости она часто высказывала стоящие внимания замечания.

— Я рада, что вы не злитесь, — наконец сказала мисс Поттер.

Северус ждал продолжения, но девочка больше ничего не говорила. Даже если она и надумала что-то еще, делиться с ним она явно не собиралась.

— Вы заслужили намного больше, — вдруг вырвалось у него, и мисс Поттер поглядела на него неверяще. — Вы… справились со всем сами, — добавил Северус, чтобы как-то оправдаться и заставить исчезнуть то неловкое чувство, что появилось у него внутри.

Мисс Поттер улыбнулась:

— У меня был ужасно придирчивый профессор.

Улыбка не тронула его губы. Северус испытывал жгучее, досадливое разочарование в себе: свою миссию он явно провалил.

— Мне жаль, что я не смог вас защитить.

Вот, он сказал это, насильно протолкнул слова через глотку. Северусу хотелось, чтобы мисс Поттер озвучила его собственные мысли: что он подвел ее, что ничем не помог и был абсолютно бесполезен; что учил ее быть всегда настороже, но сам потерпел в этом провал, — и тем самым и добила его, и принесла облегчение наказанием, которого он жаждал.

Мисс Поттер поглядела на него своими большими, оленьими глазами. Затем покачала головой, и ее голос звонким колокольчиком разрезал тишину:

— Вы спасли меня, профессор. Всему, что помогло мне, меня научили вы.

Мисс Поттер смотрела на него открытым, лучистым взглядом. Северус должен был сказать ей, что не заслуживает ни этих слов, ни ее благодарности, что она, ребенок, не должна была справляться одна, и то, что ей все-таки пришлось — его вина.

Какая-то крохотная часть его потянулась к этой благодарности, к теплу и расположенности, но Северус задавил ее. Ни на что из этого он не имел права. Он хотел об этом сказать, но словно онемел.

— Сэр, вообще-то, есть кое-что, о чем я хотела спросить…

Пока Северус боролся с собой, мисс Поттер полностью переменилась: будто она была встревожена какой-то мыслью и набиралась решительности, чтобы ее озвучить.

Северус знал, что это не к добру. Но он не мог ничего выдавить из себя и потому просто кивнул.

— Тогда я вызвала вас… в смысле, я не могла еще к кому-то обратиться за помощью, и вы сказали, чтобы я так и делала, когда окажусь в опасности…

Мисс Поттер нерешительно на него посмотрела, словно спрашивая, можно ли ей продолжать; Северус ответил терпеливым взглядом.

— В общем, там же был Волде… Темный Лорд.

Северус поджал губы: слышать, как мисс Поттер называет его Темным Лордом, было отвратительно противоестественно. Это от него она научилась называть его так, и теперь он должен был отучить ее. Только Пожиратели смерти звали его подобным образом, и кто-то может неправильно понять мисс Поттер, если услышит.

— И я сказала это в камень, специально сказала, чтобы вы знали, что он там, в смысле, не только ради того, чтобы вы знали, что со мной случилось, но чтобы вы знали, кто со мной и… Профессор, я надеялась, что вы не придете, что вы пришлете кого-нибудь вместо себя, потому что, если бы вы застали его, получилось бы, что я вас убила!

Чем больше девочка говорила, тем сильнее Северусом овладевало недоумение.

— Мисс Поттер, для таких случаев я и дал вам связной камень. Что значит «убила бы вас»?

Теперь она бросила на него полный отчаяния взгляд. Мисс Поттер все никак не могла проговорить то, что вертелось на кончике ее языка.

— Я имею ввиду, это же Темный Лорд… то есть… я… я знаю, что вы шпион.

Мир вокруг обрел странную нереальность: будто он смотрел на все сквозь мутноватое стекло. Мисс Поттер, испуганная, нервная и такая же мутная, как и все остальное, теребила платье, ожидая, что он ей ответит. Но Северус не был в силах что-либо предпринять или сказать.

Когда мисс Поттер окончательно измяла юбку, чувства стали возвращаться к нему, и вернулись они со столь разящей силой, что мисс Поттер лучше было бы сбежать, улететь, испариться; но она продолжала сидеть здесь, на его старом буром диванчике, нетерпеливо ждущая ответа. И Северусу захотелось вышвырнуть ее из своего кабинета и наорать на нее, а может, сначала наорать, а потом вышвырнуть — в какой очередности, он точно не знал; но знал наверняка, что близок к тому, чтобы сделать что-то, о чем затем пожалеет. Ему захотелось встряхнуть ее за нескончаемое упрямство, за то, что девчонка не знала, где стоит остановиться и куда нельзя совать свой любопытный нос; за то, что теперь она знала то, что Северус предпочел бы от нее скрывать как можно дольше. То, что предпочел бы, но не смел забыть о себе.

Его охватили стыд и ненависть к себе. Только что он был наставником и защитником в глазах дочери Лили, а теперь был низвергнут до ублюдка, некогда занявшего место подле Темного Лорда, дабы помогать ему в осуществлении его кровавых, отвратительных замыслов, чтобы найти пристанище для собственных злобы и ненависти, чтобы забыть о том, насколько он жалок и убог, прикрывшись алым одеялом власти. Только что он был низвергнут до ублюдка, который служил тому, кто убил ее родителей. А она ведь даже не знает, что это он…

— Да, мисс Поттер, — произнес он наконец неровным, надтреснувшим голосом и вместе с тем ощутил, как против воли на его лице натягивается странно самодовольная, мерзкая ухмылка, — я шпион и Пожиратель смерти.

Она отпрянула, будто испугавшись; но страх этот был не той природы, что заставил бы ее сбежать, а такой, будто она заподозрила у него опасное помешательство: страх напополам с оторопью.

— Почему вы говорите так? — пронзительно спросила мисс Поттер; зеленые глазищи на детском личике выдавали смятение. — Дамблдор сказал, что теперь вы Пожиратель смерти не больше, чем он сам.

Холодный камин напротив них вспыхнул ярким пламенем, язык которого ударился о камень сверху. Дров в камине не было, но огонь шумел свирепо.

Зачем, почему? Зачем он рассказал ей?

— И когда Дамблдор просветил вас на мой счет, мисс Поттер? — прошипел Северус; ярость от предательства не давала ему взять себя в руки.

— Директор ничего мне не говорил, — неожиданно сообщила она, сжавшись, и ярость Северуса, как язык пламени в камине, натолкнулась на преграду и отступила. — Я прочитала в старой газете, ну, в статье про суд Киркорова.

— Каркарова, — автоматически поправил Северус.

Он вспомнил тот день, когда мисс Поттер пришла к нему после самого первого их урока, когда он вел себя как полный скот и обидел ее, чтобы оттолкнуть от себя.

«Это потому что вы не хотите, чтобы все знали, что вы не... не злой человек?»

Значит, она знала уже тогда?

Он взглянул на нее, ожидая увидеть отвращение или презрение, но их не было. Даже страх, появившийся из-за его вспышки, теперь оставил ее. Она была взволнована, да, но не испытывала к нему видимого отвращения или ненависти. И это казалось ему неправильным.

Она еще не знала, что это он…

— Нам нужно что-то сделать с этим, — робко сказала мисс Поттер, не замечая, не зная, что овладевало Северусом. — Директор сказал, что мне удалось на какое-то время отдалить приход Темного Лорда к власти, и еще сказал, что, если его возвращение будет отодвигаться все дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать. Но вам не кажется, это слишком, ну… что это слишком хорошо, чтобы быть правдой? Я пытаюсь сказать, наверное, он будет еще пытаться… навредить мне… и, если я буду звать вас на помощь, и вы придете, он поймет, что вы его предали, и… вдруг он однажды все-таки вернется? Я не могу так поступить с вами! И он умеет читать мысли! Он читал мои даже в этом своем состоянии на затылке Квирелла! Я изо всех сил старалась не думать о вас, но, боюсь, он все равно все узнал!

Глаза мисс Поттер наполнились слезами, и она закрыла лицо руками.

Северус безмолвствовал. То, чего он боялся, вероятно, уже случилось: Темный Лорд понял, что Северус его предал, и, когда тот вернется, ему поможет только капсула с ядом. Он знал, что учить мисс Поттер — самоубийственная, слабоумная затея, и теперь ему предстоит пожинать плоды собственных решений.

Однако это помогло ребенку Лили выжить. Так разве это не то, чего он жаждал — искупления? Искупления вины даже ценой собственной жизни.

Возможно, он еще сможет извернуться и спастись: он давно уже придумал себе оправдания. Но даже если он раскрыт, то это того стоило: дочь Лили цела, и он приложит все усилия к тому, чтобы так было и дальше.

— Не плачьте, мисс Поттер, — ровно сказал Северус. — Это не ваше решение и не ваша ответственность. Когда я соглашался обучать вас и вручал вам медальон, я осознавал все возможные риски и последствия. Возможно, то, чего вы боитесь, не случилось. Я разберусь со всем, это не ваше дело.

Она подняла на Северуса ошарашенные покрасневшие глаза, а потом зарыдала еще горше.

Право слово, он того не стоит.

Пламя в камине утихло, мисс Поттер тоже. И в кого она такая эмоциональная? Лили обладала ярким, горячим темпераментом, но так легко в слезы не ударялась, и уж тем более осел Поттер таким не был.

С другой стороны, разве у мисс Поттер не куда больше причин для слез, чем было в ее возрасте у Лили?

Они посидели в тишине. Стрелка часов медленно переползала вперед. Ей было пора отправляться на поезд.

— Вы разберетесь? — переспросила она тихонько. — Как? Вы собираетесь вернуться к нему? Он поверит вам? Как вы собираетесь это сделать?

Северус вздохнул.

— Мисс Поттер, это не ваше дело, — повторил он. — Я разберусь.

Она явно ему не верила: кажется, она уже воображала, как рыдает над его искалеченным телом, обвиняя во всем себя.

Мерлин, ему так захотелось применить Обливиэйт.

— Я уже лгал ему, — стараясь быть самой убедительностью, произнес Северус. — Множество раз. Еще один не будет так уж сильно отличаться от предыдущих, — заявил он уверенно, изгоняя из головы воспоминания о пытках, которым Темный Лорд подвергал предателей и свидетелем которых Северусу не посчастливилось быть. На такие случаи Темный Лорд всегда собирал как можно больше Пожирателей смерти, чтобы они смотрели — в назидание.

Не успев понять, что произошло, Северус почувствовал тонкие руки на своей шее — прямо как когда он согласился учить ее много месяцев назад. Только в этот раз мисс Поттер совершенно не спешила отпускать его: она вцепилась в него мертвой хваткой, и то, что он не сделал ни единого движения ей навстречу, никак ее не смущало.

— Я не хочу, чтобы … я не хочу, чтобы вы… не хочу, чтобы вы умерли.

И теперь Северус медленно, как во сне, поднял одну руку и положил ее на спину мисс Поттер. Вторую он сжал в кулаке.

— Я не умру, мисс Поттер.

Она отстранилась от него, чтобы поглядеть ему в глаза, будто проверяя искренность его обещания; руки ее все еще сжимали его плечи.

— Обещаете, профессор?

Только идиоты дают такие обещания.

— Обещаю.

Она еще раз посмотрела ему в глаза, чтобы убедиться в честности Северуса и твердости его обещания; кивнула наконец — не то ему, не то себе — и окончательно отстранилась.

Ему вдруг перестало хотеться, чтобы девочка ушла.

— А знаете, сэр… я еще кое-что вспомнила.

Северус мысленно наложил на себя Аваду: сейчас она добьет его. Томимый безысходностью, он протянул:

— Да?

— Зимой, вы знаете, все играли во дворе в снежки, и близнецы Уизли тоже. Так вот, сэр, однажды они рассказали мне, как… в общем, они заколдовали снежки и швыряли их в затылок Квиреллу.

Северус остолбенел. А потом неудержимо, истерически расхохотался.

Мисс Поттер улыбалась, глядя на него; ее заплаканные глаза вновь приобретали свой обычный вид: становились лучистыми и сияющими. И глядя на эту перемену, Северус ощутил несуразный и необычайный прилив надежды и уверенности: словно все те ужасные вещи, о которых они говорили сегодня, вовсе не были столь ужасными, как ему казалось; его собственная гибель уже не представлялась ему такой неизбежной, как минуты назад; и само его будущее, их будущее: его, мисс Поттер, и тех, кого он знал, — что оно было немного светлее, чем он привык о нем думать.

— Мне пора идти, профессор, — глянув на часы, с видимым сожалением сказала мисс Поттер.

Ошеломленный всеми теми чувствами, что он испытал за этот разговор, выбитый из колеи контрастом пережитых эмоций Северус поднялся вместе с ней:

— Приложите все усилия к тому, чтобы выполнить мои задания. Я, правда, сомневаюсь, что вы справитесь с призывом огня, — притворяясь, что полностью вернул себе самообладание, нарочито небрежно протянул он, — но можете попробовать.

В ее глазах, еще опухших, вспыхнул тот самый бунт, и Северус понял: к своему возвращению в Хогвартс мисс Поттер будет способна спалить дотла небольшой сарай.

— Уверена, что справлюсь, — нахально заявила она, вытерев нос рукавом. Затем мисс Поттер исчезла под мантией-невидимкой.

Через несколько секунд послышался звук закрывшейся двери. Северус сгорбился на диване, глубоко вздохнул и спрятал лицо в ладонях.

* * *

Хогвартс-экспресс быстро приближался к платформе 9¾, а Гарриет листала большой красный альбом. Его подарил Хагрид, ненарочно предотвратив ее побег из Больничного крыла: Гарриет уже надевала туфли, когда услышала тяжелую поступь, и ей пришлось наскоро запихнуть обувь под кровать, а самой завернуться в одеяло, чтобы не было видно, что она стянула больничную пижаму и переоделась в обычные вещи. Гарриет как могла ругала про себя неожиданного визитера, но, когда Хагрид вручил ей альбом с фотографиями ее родителей, которые целый день доставал у всех, кто мог в этом помочь, ее раздражение и досада мгновенно отступили. Гарриет не смогла толком поблагодарить Хагрида из-за вставшего в горле кома, но он и без слов все понял.

Она закрыла альбом и бережно положила его в сундук поверх черного матового дневника.

— Гарриет, непременно пиши мне, — сказала Гермиона, выглядывая в окно: они уже въехали на вокзал. — Мы должны как-нибудь увидеться до начала учебного года. Может быть, в начале августа? Вместе купим учебники к сентябрю.

— Конечно, — улыбнулась Гарриет.

Она тоже выглянула в окошко: издали виднелась высокая фигура Сириуса, а рядом с ним, несомненно, был Ремус.

Тоска по случаю отбытия из Хогвартса и расставания с отдельными его обитателями развеялась, как тучки, уступающие место солнцу. Она дома. Она с семьей.